московский ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РОССИЙСКАЯ УНИВЕРСИТЕТ им. М.В. ЛОМОНОСОВА АКАДЕМИЯ НАУК

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ

ОБЩЕСТВО МЕЛИЕВИСТОВ И ИСТОРИКОВ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ

MOSCOW LOMONOSOV STATE UNIVERSITY

FACULTY OF HISTORY

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES

INSTITUTE OF UNIVERSAL HISTORY

SOCIETY OF MEDIEVALISTS AND HISTORIANS OF EARLY MODERN PERIOD

^ Е Л ^

4 У ^

EMPIRES AND ETHNONATIONAL

STATES OF WESTERN EUROPE

in the Middle Ages and Early Modern

Period

MOSCOW NAUKA 2011

ИМПЕРИИ И ЭТНОНАЦИОНАЛЬНЫЕ

ГОСУДАРСТВА Б ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

в Средние века и раннее

Новое время

МОСКВА НАУКА 2011

УДК 94(4)«653» ББК 63.3(4)

И54

Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ)

проект № 10-01-ІбОЮд

Редакционная коллегия: H.A. Хачатурян (ответственный редактор и составитель),

М.А. Бойцов, О.В. Дмитриева, Т.П. Гусарова, И.И. Варьяш, Е.В. Калмыкова, О.С. Воскобойников,

И.Д. Вавочкина (ответственный секретарь)

Рецензенты: доктор исторических наук A.M. Брагина,

доктор исторических наук E.H. Кириллова

Империи и этнонациональные государства в Западной Ев­ропе в Средние века и раннее Новое время / [отв. ред. и сост. H.A. Хачатурян] ; Ин-т всеобщей истории РАН ; МГУ им. М.В. Ло­моносова. - М. : Наука, 2011. - 503 с. - ISBN 978-5-02-036714-2 (впер.).

Исследование посвящено высшим формам политических образований — империям и этнонациональным государствам. Их сопоставление в конкретно-историческом и теоретическом плане заметно раздвинуло горизонты темы. Новаторская историческая концепция Etat moderne отразила движение средне­вековой государственности от патримониальной монархии к публично-право­вому государству Нового времени. Проблема соотношения универсалистских и централизаторских тенденций в политических процессах государственного са­моопределения в разных регионах Западной Европы — от Англии и Испании до Священной Римской империи и от Франции и Габсбургской монархии до Вюр-темберга и Флоренции — исследовалась в рамках средневековой истории с апел­ляцией к политическому и правовому наследию Римской империи.

Для историков, преподавателей, студентов вузов и всех интересующихся политической историей.

П о с е т и «Академкнига»

ISBN 978-5-02-036714-2 © Институт всеобщей истории РАН, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 2011

© Хачатурян H.A., составление, 2011 © Коллектив авторов, 2011 © Редакционно-издателъское оформление.

Издательство «Наука», 2011

W

СОДЕРЖАНИЕ

Введение. Горизонты темы: типичность, преемственность и креа­тив политических форм в истории западноевропейского средне­вековья (Хачатурян H.A.) 5

I. Политическая организация пространства и народов в импер­ских образованиях: процессы интеграции и дезинтеграции 17 В.И. Уколова (НИУ Высшая школа экономики, МГИМО) Римская империя: поиски выхода из кризиса 19

СП. Карпов (МГУ) Доктрина императорской власти в Византии и ее судьба после 1204 г. 46

H.A. Хачатурян (МГУ) «Король — император в своем королевстве»... Политический универсализм и централизованные монархии 66

М.А. Бойцов (НИУ Высшая школа экономики, МГУ) Золотая Булла 1356 г.: империя как тело, виноградная лоза и «священное здание» 89

А.Ю. Прокопьев (СПбГУ) Габсбурги и Веттины в век религиозного раскола: механизм сохра­нения имперского единства 121

Т.П. Гусарова (МГУ) Проблемы интеграции в композитных монархиях раннего Нового времени (на примере монархии австрийских Габсбургов) 146

С.А. Прокопенко (Ульяновский гос. пед. ун-т) Современные дискуссии о содержании и этапах эволюции испан­ского абсолютизма в раннее Новое время 174

СЕ. Федоров (СПбГУ) «Restored to the Whole Empire & Name of Great Briteigne»: компози-тарная монархия и ее границы при первых Стюартах 202

О.В. Дмитриева (МГУ) Феномен трансатлантической империи и британские колониаль­ные предприятия в Северной Америке во второй половине XVI — начале XVII века 225

Содержание 501

II. От патримониальной государственности к публично-право­вой: формирование средневекового суверенитета и его институ-ционализация 247

А.Г. Глебов (Воронежский гос. ун-т) Центральные и местные органы власти в Англии в эпоху Альфреда Великого 249 Анхель Г. Гордо Молина (Университет христианского гуманизма, Чили) Уррака I Леонская и Тереза Португальская: империя, проблема юрисдикции и правящая династия в первой половине XII века (Пер. с исп. И.И. Варьяш) 274

H.A. Краснова (Ставропольский гос. ун-т) Подеста и Приорат: образы восприятия верховной власти в обществе Флоренции конца XIII —XIV века 289

CK. Цатурова (ИВИ РАН) Номинация ведомств и служб как стратегия формирования суве­ренитета королевской власти во Франции XIII — XV веков 308

Т.Н. Таценко (СПб ИИ РАН) Развитие центральных органов управления в немецких террито­риальных государствах XVI в. Герцогство Вюртембергское 338

III. Идеологические и правовые аспекты в жизни империй и этно-национальных государств: преемственность и обновление 377 П.П. Шкаренков (РГГУ) Империя и королевская власть в концепции христианского миро­порядка Григория Великого 379

H.H. Варьяш (МГУ) Имперская идея на Пиренейском полуострове и концепция импе­раторской власти в Семи Партидах Альфонсо Мудрого 410

И.Я. Эльфонд (Саратовский гос. ун-т) Проблема империи в политической теории флорентийского гума­ниста Леонардо Бруни 431

Е.В. Калмыкова (МГУ) Нужна ли английскому королю корона Священной Римской импе­рии? 448

A.A. Паламарчук (СПбГУ) Национальный дух или англоцентричная империя: особенности антикварного дискурса в британских композитах XVII века 474 Résumés 489

CONTENTS

Introduction. Horizons of the theme: typical nature, continuity and creativity of the political forms in Medieval Europe's history (N.A. Khachaturyan) 5

I. The Political Organisation of Space and Peoples in the Imperial Structures: Processes of Integration and Disintegration 17

V.L. Ukolova (HSE-University, MGIMO) The Roman Empire: In search f or a way out of crisis 19

S.P. Karpov (Moscow State University) Byzantine imperial theory and its destiny after 1204 46

N.A, Khatchaturyan (Moscow State University) «King as the emperor in his kingdom». Imperial universalism and centralized monarchies 66

M.A. Bojcov (HSE-University, Moscow State University) The Golden Bull of 1356: Empire as body, vine and «Sacred building» 89

A.Yu. Prokopiev (University of St. Petersburg) Habsburgs and Wettins in the age of religious split: a mechanism of imperial unity 121

T.P. Gusarova (Moscow State University) Problems of integration in composite monarchies of the early Modern period (based on the example of the Austrian Habsburgs) 146

S.A. Prokopenko (Ulyanovsk State Pedagogic University) Actual discussions about the essence and stages of evolution of the absolutism during early Modern Spain 174

S.E. Fyodorov (University of St. Petersburg) «Restored to the Whole Empire & Name of Great Briteigne» : the compo­site monarchy and its borders under the Early Stuarts 202

O.V. Dmitrieva (Moscow State University) Phenomenon of trans-Atlantic and British colonial projects in North America in the second half of 16 - beginning of 17th century 225

II. From Patrimonial to Public Statehood: Formation and Unstitutionalization of the Medieval Sovereignty 247

A.G. Glebov (University of Voronezh) Central and local authorities in England at the age of Alfred the Great 249

Contents 503

Angel G. Gordo Molina (Universidad Academia de Humanismo Cristiano Chile) Urraca I de León and Teresa de Portugal. Imperium, jurisdiction and lineage in the first half of 12th century (Transi, from Spanish by I. Variash) 274

I.A. Krasnova (University of Stavropol) The Podesta and the Priorato: Images of recognition of the supreme authority in a society of Florence at end of 13 — 14th century 289

S.K. Tsaturova (Russian Academy of Sciences) Departments and offices nomination in the strategy of sovereign royal power in France (13— 15th centuries) 308

T.N. Tatsenko (Russian Academy of Sciences) Formation of the central administration in the German territorial states of the 16th century. Duchy of Württemberg 338

III. Ideological and Legal Aspects in the Life of Empires and Ethno-National States: Continuity and Renovation 377

P.P. Shkarenkov (Russian State Humanitarian University) Empire and regal power in Gregory the Great's concept of christian world order 379

/./. Variash (Moscow State University) Imperial idea in the Iberian peninsula and the concept of imperialp power in «Siete Partidas» of Alfonso Χ 410 I. Y. Elfond (University of Saratov) The problem of empire in political theory of Florentine humanist Leonardo Bruni 431 E.V. Kalmykova (Moscow State University) Does the king of England need the crown of the Holy Roman Empire? 448 Palamarchuk A.A. (University of St. Petersburg) National pride or anglocentric empire? Antiquarian dicscourse in british composites in the 17th century 474 Resumes 489

СП. Карпов

ДОКТРИНА ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ В ВИЗАНТИИ

И ЕЕ СУДЬБА ПОСЛЕ 1204 г.

О природе и способах репрезентации императорской власти в Византии написаны тысячи страниц. Пожалуй, менее изученным остается исследование судьбы представлений о ней в кризисную эпоху после 1204 г. Но чтобы увидеть изменения и приспособ­ление образца к меняющимся реалиям, сравнить византийскую «модель» с западной, мы кратко охарактеризуем наиболее ти­пичные, закрепленные в византийской юридической традиции и общественной практике представления. Конечно, мне очевидны условности вычленения неких «констант» в изменчивом мире долгого и трудного существования Византии, приложения их к политическим реалиям разных столетий. Потому я остановлюсь лишь на нескольких основных кодифицированных или освящен­ных мнением авторитетных комментаторов «стереотипах» импе­раторской власти, опираясь при этом на уже достигнутое в науч­ной литературе1. Оставим в стороне представления об идеальном правителе, так называемые «княжеские зерцала»2, энкомии и псогосы государей, сосредоточившись больше на природе и ре­презентации самой власти.

Нигде лучше и четче, нежели в Дигестах Юстиниана, не го­ворится об источнике права и власти василевсов. Ссылаясь на римского юриста-экзегета рубежа II —III вв. Домиция Ульпиана, законодатель определяет: «Что угодно принцепсу имеет силу закона: поскольку народ посредством царского закона, относя­щегося к его власти, вверил ему всю свою власть и силу» (Quod principi placuit, legis habet vigorem: utpote cum lege regia, quae de imperio eius lata est, populus ei et in eum omne suum imperium et potestatem conférât) (D. 1.4. 1). Слово imperium, изначально озна­чающее «власть», «повеление», постепенно обретает значение державности. Но важна еще и ссылка на то, что сама эта власть делегирована принцепсу народом. Общее согласие подданных с монархом воплощалось в принципе омонии. Устанавливать же за-

Доктрина императорской власти в Византии 47

коны государь (так уже переосмысливается римский принцепс) может путем письма и подписи (per epistulam et subscriptionem), компетентного предписания (cognoscens decrevit), простого вы­сказывания (de plano interlocutus) или эдикта (D. 1.4. 1. 1). След­ствием этого является безусловное право государя награждать или налагать наказания (D. 1.4. 1.2).

Римская традиция, унаследованная всеми императорами, на­чиная с Константина Великого (324 — 337), рассматривала госуда­ря как неограниченного правителя, обладателя огромного потен­циала суверенных прав, но ни в коей мере не как собственника всей территории государства или его подданных. В том сущест­венное отличие Византии от монархий средневекового Востока, типа Арабского халифата или Османской империи. Отсутствие в Византии всеобщей государственной собственности на землю можно считать установленным, учитывая уважавшиеся в импе­рии нормы римского права3.

Православная традиция не допускала языческой мысли о том, что государь может быть богом. Но она подчеркивала идею «обожения», «мимесиса», подражания Богу в образе и деяни­ях государя4. Это отражалось в церемониале, включавшем и омовение ног нищим, подобно Христу, и в почитании фигуры василевса, именуемого не иначе как святой и изображаемого с нимбом. Император почитался при жизни прежде всего как носитель власти, полученной от Бога, как воплощение Логоса, идеи и образа богохранимой империи. При помощи ниспослан­ного ему дара божественной энергии (синергии) он правил в сакральном пространстве империи5. Но сама его персона была священна лишь как носительница этой власти. Диакон Агапит писал в VI в., обращаясь к императору Юстиниану I (527 — 565): «По существу тела василевс равен всякому человеку, а по власти же сана подобен Всевышнему Богу, и нет никого на земле выше него»6. Если Бог почитался как Пантократор, то император — как Космократор, повелитель обитаемого мира. Необходимые и по­стулируемые добродетели, набор которых менялся с течением времени7,былиидеальнымобразцом,почтивсегдадалекимотвопло-щения.

Теократическая концепция императорской власти подразу­мевала, что государь — исполнитель Божьего промысла, правит на благо подданных, сообразуясь с божественными установле­ниями, обычаями и римскими законами. При этом он осознает свою ответственность перед Богом за свой народ, испытывает постоянный страх Божий. Римская идея делегированности на-

48 СП. Карпов

родом власти императору уже в Кодексе Юстиниана заменяет­ся идеей получения власти государем непосредственно от Бога и осуществления ее промыслом и покровительством божествен­ной Троицы (например: CJ. I, passim). Именно этому постулату суждено будет закрепиться в политической теории Византии. Народ же будет рассматриваться как орудие воплощения этого промысла.

Постепенно в правление того или иного императора подчер­кивалась мысль о том, что царствующий автократор является «новым Константином» или «новым Юстинианом» и обладает особыми полномочиями не только в издании законов для государ­ства, но также в делах веры, являясь ее блюстителем и толкова­телем. Так считали не только осужденные позднее императоры-иконоборцы, но и вполне православные государи, как например, Константин IV (668 — 685).

Уже в Дигестах, со ссылкой на того же Ульпиана, указывает­ся, что император не подвластен законам (legibus solutus est — D. 1. 3. 31)8,f что, впрочем, относилось больше к его статусу, не­жели к личности. Ведь в том же законе сказано, например, что это исключение не распространяется на его супругу-августу. По отношению к императору законы сохраняли свою силу, хотя сам он по своей доброй воле подчинялся им (С. 1.14.1). Однако рескрипт государя, противоречащий закону, следуя Василикам, должен был быть отклонен (В. 2. 6. 9)9. Но постепенно, уже начи­ная с Юстиниана I, декларируемая с античности идея подчинен­ности императора закону начинает заменяться идеей, что импе­ратор есть воплощенный закон (νόμος έμψυχος)10. Он обладает особой привилегией, «икономией», позволяющей ему отменить действие какого-либо юридического правила или приостановить его исполнение во имя высших государственных интересов11 .

И все же сами императоры в своих новеллах подчеркивают правовое самоограничение, ставя, как Мануил I Комнин (1143 — 1180) или Андроник II (1282— 1328), обычай и право выше власти василевса, пусть и не ограниченной самим законом12.

Решающий поворот от домината к автократии произошел, как кажется, в VII в., когда император Ираклий вернулся к титу­лу василевса и к эллинистическим истокам вообще13. Дальней­ший путь развития, достигший пика при Македонской династии (867—1056), вел к возрождению бюрократической администра­тивной системы, сформировавшейся в империи в IV —VI вв., к созданию не иерархии вассальных отношений, но иерархии чи­нов и титулов придворной, государственной и военной служб.

Доктрина императорской власти в Византии 49

Такая же иерархия пронизывала и церковь. Византийская систе­ма потестарных отношений противостоит в VIII — XI вв. феодаль­ной патримонизации верховной власти, происходившей на За­паде, борется с этой тенденцией. Покровом и основанием этого служила идея универсализма.

Византийский универсализм достигает воистину космиче­ских масштабов. Только одна империя — империя ромеев — единственная законная и экуменистическая власть. Нет власти равной власти василевса ромеев, и все другие владыки подчине­ны ему. Поэтому договор империи с иностранным правителем мог быть лишь жалованием, привилегией. Исключение, когда до­говоры носили вынужденно равноправный характер, составляли лишь некоторые великие империи Востока, как например, Ха­лифат. Окружающий империю варварский мир — отторгнутые за грехи ромеев или населения тех мест части целого. Называя других государей (татарских ханов, короля франков или иных) василевсами, византийцы подразумевали их власть над опреде­ленными народами или территориями, но не над всей ойкуме­ной, в идеале подвластной только василевсу ромеев. Тем более это относилось к православным государствам, объединенным (опять-таки в теории, в идеале) в некий союз под эгидой автокра-тора ромеев, названный, пусть не совсем удачно, «Византийским содружеством наций» (The Byzantine Commonwealth)14. He очень удачно только потому, что в этом союзе вовсе не wealth (общее благосостояние) определяет суть, а идейное соединение в Боге, и роль этого идеального соединения усиливалась в годы ослаб­ления Византийского государства не авторитетом василевса, а омофором Церкви, в частности при таком деятельном патриар­хе, как Филофей Коккин (1353— 1354, 1364— 1376) и под воздей­ствием исихастских представлений. Преемник Филофея патри­арх Антоний IV (1389— 1390, 1391 — 1397) предостерегал великого князя Московского Василия Дмитриевича, когда тот запретил митрополиту поминать имя василевса (1393): «... Нет ничего хо­рошего, мой сын, в том, что ты бы сказал: "У нас есть Церковь, но нет царя", так как невозможно для христиан иметь Церковь и не иметь царя. Ведь Империя и Церковь составляют великое един­ство и сообщество, которые нельзя отделить одно от другого. ... Мой могущественный и святой самодержец, по милости Божь­ей, является православнейшим и правовернейшим, и защитни­ком и хранителем Церкви, и невозможно, чтобы архиерей не поминал его. Послушай же и главу апостолов Петра, говоряще­го в первом из соборных посланий: "Бога бойтесь, царя чтите".

4 Империи

50 СП. Карпов

Он не говорит "царей", для того чтобы не подразумевались те, кто именуются там и сям царями у разных народов, а Царь, то есть всемирный Царь»15. И это написано накануне или даже во время блокады турками Константинополя, почти на краю могилы империи, когда сам византийский император Мануил II Палеолог (1391 — 1425) уже признал себя фактическим вассалом турецкого султана. Отхода от имперской идеологии, от идей универсализма не было до самой гибели империи16.

В послании подчеркивается неразрывная связь империи и Церкви. При этом патриарх указывает на то, чем обеспечивается особая роль императора в Церкви: изначально (с Константина I) императоры утверждали и устанавливали христианское благоче­стие во всем населяемом мире. Именно они созывали вселенские соборы. Именно они обеспечивали выполнение канонов, регули­рующих всю жизнь христианина, и придавали им силу закона. Именно они воевали против ересей, вместе с синодами устанав­ливали порядок старшинства среди архиереев и разграничение епархий. Ни один государь не получает от Церкви такого посвя­щения, как император.

Итак, задачей императора была защита и распространение христианства. Императорская идея в Византии имела миссио­нерский характер. Христианизация народов рассматривалась не как миссия отдельных подвижников, хотя были и такие, но как миссия и задача всего государства и всей Церкви17. Потому тезис о слабости византийского миссионерства не кажется мне вполне убедительным18.

Мысль об исконном единстве интересов государства, веры, василевса и богоизбранного народа ромеев получило оформле­ние при императоре Льве VI (886 —912)19. А соотношение царства и священства было четко определено еще 6-й новеллой импера­тора Юстиниана, где сказано, что первому (sacerdotium) ввере­но управление делами божественными, а второму (imperium) — делами людскими (Nov. 6 рг.). Это управление осуществлялось в единстве и согласии. В изложении Льва Диакона император Иоанн Цимисхий (969 — 976) провозглашал: «Мне известны, одна­ко, две вАасти в сей жизни, в дольнем земном пространстве: свя­щенство и царство; одной из них создатель поручил заботиться о душах, а другой управлять телами людей, с тем чтобы ни одна из сторон не пострадала, но оставались они целыми и невредимы­ми»20. Еще ранее Константин I именовал архиереев епископами внутренних дел Церкви, а себя поставленным от Бога епископом дел внешних21.

Доктрина императорской власти в Византии 51

От идеи о единстве светской и духовной власти путь лежал к формулированию идеи симфонии, т.е. «созвучия» Империи и Церкви22, разрабатываемой уже с IV в.23 Разумеется, роль госуда­ря в Церкви была велика и в силу того, что любой клирик, вклю­чая и патриарха, являлся подданным василевса, который нередко использовал свои прерогативы для смещения первосвятителя или навязывания ему своей воли. С другой стороны, и Царь был ча­стью Церкви, зависимым от ее канонов и нередко также от воли ее предстоятелей. Патриарх Афанасий I (1289— 1293, 1303— 1309) определил симфонию так, что Церковь должна во всех богоугод­ных делах поддерживать власть императора и быть поддерживае­мой ею24.

Стремление к гармонии, которую так трудно было обрести в реальном мире тех лет, пронизывало миросознание византий­цев. Оно воплощалось в идее «таксиса», строго иерархизирован-ного порядка, подобного небесной иерархии. «Таксис» — это также согласованность государственной власти и православного вероисповедания25 , и здесь он переплетается с симфонией. Идея «таксиса» находила отражение и в придворном церемониале, и в построении литургического пространства — иеротопии26.

В представление о «таксисе» была имплицитно включена также упоминавшаяся идея о самодержавности императора, хра­нителя порядка и о подчиненности ему всех «чинов» империи. Тезис о неограниченном и вселенском характере власти госуда­ря оставался неизменным, как и идея о попечении императора над подданными, особенно над воинами, и поддержании благо­состояния имущих. «Имеющие состояния, да наслаждаются ими; не имеющим же ты даруй», — так сказано в речи Юстина II, об­ращенной к своему преемнику кесарю Тиверию (в изложении Феофилакта Симокатты)27.

Но при всей высоте и необъятности власти василевса, пре­стол не передавался автоматически по наследству от царствую­щего монарха его сыну или другому ближайшему родственни­ку — василевс избирался. С догматической точки зрения это избрание осуществлялось Богом через людей, из числа «лучших», жребием. Число и состав выборщиков не определялись законом. Со времен Римской империи это право принадлежало сенату и народу. В Византии, соответственно, синклиту и диму, но реаль­но избрание императора определяли армия, придворная знать, верхушка клира и иногда константинопольского дима. В разные годы соотношение и влиятельность этих сил менялись, а провоз­гласить имя государя и настаивать на его признании могла любая

52 СП. Карпов

из них. Но нараставшая феодализация общества, аристократиза-ция элиты28, представления о благородстве крови, окрепшие при Македонской династии, победившие при Комнинах и Палеоло-гах, привели к образованию устойчивых династий. Дополнитель­ным основанием для воцарения являлось рождение наследника в «порфире», в особых дворцовых палатах, занимаемых только царствующими государями29. «Багрянородный младенец» прохо­дил своеобразную церемонию его «усыновления» и наречения имени высшими чинами империи30. Но все же и тогда для обес­печения легитимной передачи власти государь короновал своего сына или другого родственника при своей жизни, обеспечивая и формальное соправительство, и последующее плавное наследо­вание престола. Вероятно, в конце XII столетия, когда, казалось, Комниновская династия уже укрепилась на троне, была сделана попытка через синод провести закон о престолонаследии, точнее легитимизировать присягу подданных прямым потомкам цар­ствующего монарха. Но она осталась лишь формой присяги и практически сразу же была нарушена, не получив оформления в виде номоса или канона31. Закона о передаче престола от отца к сыну, как на Западе, в Византии, как кажется, не существовало.

Избрание императора подкреплялось обрядом коронации. Сначала это была необязательная процедура, скорее военная демонстрация, с поднятием избранного на щите и возложением ему на голову золотого шейного обруча или воинского пояса, прообраза царской диадемы. Церковное венчание было дополне­нием к этой церемонии, когда епископ сотворял молитву и воз­лагал на уже избранного царскую хламиду и венец. Затем, с VII в., важнейшим становится обряд священного коронования, при­обретший литургический характер с IX в. Его важнейшим эле­ментом с XIII в. стало миропомазание, снимавшее с коронуемого все прежде совершенные грехи (чем отчасти и оправдывались победившие в борьбе за трон узурпаторы). Но он не повторялся вторично и не снимал грехи вновь совершаемые. При коронации подразумевалось обязательное признание народа и войска, сама она сопровождалась торжественными аккламациями и другими церемониальными действшшми32.

Смена императора происходила со смертью правителя или с его низвержением по Божьему промыслу, пути которого не­ведомы людскому разумению. Впрочем, политическая теория ранней Византии предусматривала возможность и даже необ­ходимость отречения василевса от трона при его биологическом старении33.

Доктрина императорской власти в Византии 53

Обязательным атрибутом империи было ее нахождение в Константинополе как богоизбранном граде, не запятнанном язы­ческим прошлым и хранимым Богородицей. По меткому замеча­нию исследовательницы, «Византия — и город, и империя од­новременно»34. Константинополь почитался театром ойкумены, оком и сердцем всей земли35. Вне его стен власть не была вполне легитимной, и утрата его ромеями в 1204 г. привела к острому кризису сознания и самой политической теории, о чем ниже.

* * *

Итак, несмотря на весь самодержавный характер власти византийского василевса, гражданское или, как мы бы теперь сказали, правовое, общество, почтение к закону существовали в Византии. Константин I установил, что любой человек может свободно обращаться к императору в защиту своих прав. Суды разных инстанций — от низшего до императорского, патриар­шего, синодального, суда «вселенских судей» — действовали на протяжении всего существования империи, и к ним могли обра­титься не только знатные и богатые, но и простые общинники36. О правовой культуре Византии свидетельствуют не только ве­ликие кодификаторские осуществления, такие как Кодекс Феодосия, Свод гражданского права Юстиниана, «Василики», «Пространный Прохирон», «Шестикнижие» Константина Ар-менопула, но и многочисленные подборки юридических источ­ников, комментариев юристов, судебных решений и трактатов. Апогеем канонического права стал труд фессалоникского иеро­монаха XIV в. Матфея Властаря «Алфавитная синтагма», пере­веденный затем (как и «Шестикнижие»), на многие славянские языки. По отношению к славянам и иным народам византийско­го круга империя позиционировала себя как источник всяческо­го благочестия и учительница законов. Об этом писал Иоанн VI Кантакузин (1347— 1354) великому князю Московскому Симео­ну Ивановичу Гордому (1347 г.)37.

Городской дим имел право высказывать одобрение или не­одобрение действий властей, включая государя, путем акклама­ций. Правда, широко распространенное в ранней Византии и практикуемое цирковыми «партиями» на ипподроме, это право позднее не применялось, но любое неудовольствие зачастую реа-лизовывалось в петициях императору и даже открытых выступ­лениях, вплоть до мятежа и восстания, особенно когда василевса обвиняли в «тирании». Легитимная власть государя и в теории радикально отличалась от «тирании», деспотизма, произвола.

54 СП. Карпов

Обвинение в этих грехах лишало государя легитимности, что подчеркивали многие византийские писатели и риторы.

Разумеется, в представлениях о природе власти и объеме ее прерогатив в византийском обществе не было полного согласия. Закон и политическая теория далеко отстояли от повседневной практики, и немало «богоподобных василевсов» свергалось и обвинялось в тирании или иных преступлениях. Изменялись в широком спектре и представления о качествах идеального монарха (в обширной палитре искомых добродетелей, как то филантропия, евергесия, миролюбие, добродетельность, щед­рость, милосердие, житейская мудрость, компетентность, лю­бовь к просвещению, воинские доблести и прочее). Но мы рас­сматриваем здесь образец, а не воплощение, которые всегда, а в Средние века особенно, далеко расходятся. Аристократическая оппозиция, образованная чиновная элита, военные и динаты подчас не только подвергали критике действия того или иного правителя, но и по-разному относились к разным концептам им­ператорской идеологии. И все же редко кто посягал на саму идею универсализма, избранничества империи, полноту власти госу-даря-автократора, его обязательную приверженность правосла­вию и римским законам.

Трагические для Византийской империи события IV кресто­вого похода обнажили долго развивавшиеся исподволь процессы децентрализации некогда великого государства38. Под сомнение была сначала поставлена вся традиционная система ценностей империи ромеев. О вине правителей и знати, о гибели империи, о падении Города, путеводителя православия и средоточии всякого блага, кровью сердца пишет переживший латинское завоевание Никита Хониат39.

Но в изменившихся условиях борьбы за выживание очень скоро различные элементы старой имперской доктрины стали использоваться новыми государственными образованиями (как греческими, так и латинскими) в их борьбе за гегемонию на Бал­канах и в Малой Азии, на островах Эгейского и Ионического морей. Борющиеся друг с другом за византийское наследство правители выступали под лозунгами возрождения единой уни­версальной ойкуменистической державы. Никейские Ласкари, трапезундские Великие Комнины, эпирские Ангелы Дуки Ком-нины возлагали на себя венцы императоров ромеев. Но возмож­но ли было оформление императорской власти как законной вла­сти византийских государей без обладания царственным градом, "театром ойкумены", сакральной столицей, которая, казалось, и

Доктрина императорской власти в Византии 55

дает монопольные права на такую власть? Сталкиваемся ли мы в XIII в. с изменением традиционных представлений о сути и при­роде императорской власти или же с их простым приспособле­нием к ситуации, когда «богоспасаемый град» Константинополь находился в латинском плену?

Немногие следы официальной идеологии греческих госу­дарств той эпохи сохранились в источниках. Одним из таких государств, возникших на осколках Византии в 1204 г., стала Трапезундская империя. Ее основателями являлись прямые по­томки старшей линии Комнинов (1081 — 1185), внуки Андрони­ка I (1183— 1185) Алексей и Давид, захватившие при поддержке родственницы, грузинской царицы Тамары, области Понта и Пафлагонии40 . Вероятно, еще с момента образования государ­ства старший из братьев Алексей I (1204— 1222) принял импера­торский титул, полностью калькировавший именование визан­тийских василевсов: «во Христе Боге верный царь и самодержец ромеев». Установлено, что еще до 1212 г., а возможно и до 1206 г., понтийские государи приняли эпоним ΜΕΓΑΣ ΚΟΜΝΗΝΟΣ (Ве­ликий Комнин)41. Трапезундские императоры считали себя (и не без основания) родовитей и никейских Ласкарей (также назы­вавших себя Комнинами), и эпирских Ангелов Дук Комнинов, ибо восходили непосредственно к основателю комниновского рода Алексею I (1081 — 1118), к стволу династии. Они считали себя единственно законными наследниками этой династии, что и подчеркивали в официальном именовании, в титуле. Позднее идея старшинства в роде, продолжения череды византийских государей, нашла полное воплощение в династической традиции Великих Комнинов — вплоть до заимствования имен константи­нопольских василевсов в определенной последовательности, в со­ответствии с древними пророчествами и преданиями42 . Идея пре­емства воплотилась и в литературе Трапезундской империи43, и в иконографии. На фресках, украшавших стены императорского дворца, изображались как трапезундские василевсы (Алексей I, Мануил I, Иоанн II, Алексей II), так и их константинопольские предки, включая императора Андроника I и его сына севасто-кратора Мануила, родителя основателей Понтийской державы. Галереи императорских портретов находились и в главнейших храмах Трапезунда44.

Прямое происхождение от византийских императоров ис­пользовалось Великими Комнинами и на первом этапе борьбы с Никеей за восстановление Византии в 1204— 1214 гг., и позднее, когда оно было усвоено как обязательное условие для государя

56 СП. Карпов

Трапезундской империи45. И не удивительно, что писатели, пред­ставлявшие лагерь противников трапезундских императоров (Никита Хониат, Георгий Акрополит, Николай Месарит и др.), также используют это обстоятельство, но уже в противополож­ных целях, попрекая Великих Комнинов родством с «тираном» Андроником I, обвиняя их в хвастовстве и в худшем случае даже именуя их, как Месарит, «ехидниным исчадьем»46. Более ней­тральным, но не менее типичным, выглядит противопоставление Димитрием Хоматианом истинного царя по доблести и по крови (Феодора Дуки Эпирского) неистинным правителям комнинов-ской крови (в число которых зачислялись и Великие Комнины)47. Все эти отклики из противоположного лагеря как бы сконцентри­рованы вокруг одного, наиболее болезненного и для никейских Ласкарей, и для эпирских Дук обстоятельства: более высокого происхождения и очевидной легитимности притязаний на трон понтийских правителей.

Идея династической преемственности (победившая в Ви­зантии с X —XII вв.) дополнялась идеей константинопольского происхождения монаршей власти Великих Комнинов. В хронике Михаила Панарета, отражавшей официальную версию истории государства и династии Великих Комнинов, с первых ж е строк говорится о том, что основатель империи Алексей I «вышел» (т.е. происходил) из Константинополя, хотя и прибыл с войсками из Ивирии48. Если после 1204 г. ромейский император не мог править в Константинополе, то василевсом признавался все же выходец из Царицы городов.

В Трапезундской империи стремились поддерживать при­дворный этикет, как в столице комниновской Византии. Трапе-зундские хрисовулы (дошедшие до нас с XIV в.), если сравнивать их с одновременными палеологовскими, выглядили архаичнее, следуя образцам XI —XII вв.49 Трапезундская табель о рангах (клеторологий) с незначительными отклонениями также соот­ветствовала византийским образцам XI —XII вв.50 Даже архитек­тура трапезундских церквей (приверженность типу купольной базилики) отмечена печатью нарочитого консерватизма51 .

С превращением Трапезунда в столицу империи в нем возво­дятся или реконструируются храмы, которые должны были сим­волизировать и освящать эту империю. Особое значение прида­вали постройке и украшению храма св. Софии. В то время как константинопольская София находилась в руках «латинян», тра­пезундская мыслилась ее аналогом и символом. Для нее выбрали место на возвышенном месте недалеко от моря, храм поставили

Доктрина императорской власти в Византии 57

на высокий подиум (уникальная черта в византийской архитек­туре), интерьер и наружные стены украшали лучшие мастера по особой своеобразной живописной программе52. Ктитором и строителем был император МануилІ (1238—1263), в правление которого были достигнуты немалые внешнеполитические успехи, раздвинуты границы империи. Местный хронист не случайно на­звал Мануила «искуснейшим и счастливейшим полководцем»53. Именно Мануил впервые добился признания его «Великим Ком-нином» со стороны константинопольского патриарха54. В 1214 — 1235 гг., по данным Э. Брайера, в Трапезунде полностью пе­рестраивается храм Богородицы Златоглавой (Хрисокефал). Он превращается в место коронации и погребения императоров, для чего в нем были устроены митаторий, галереи и амвон в цен­тре храма, что позволяло служить особую литургию при корона­ции василевса55. Широкое городское строительство, возведение нового пояса крепостных стен, новых храмов56, — все это долж­но было придать Трапезунду облик столицы.

Претензии Великих Комнинов на роль восстановителей Ви­зантийской империи оставались реальностью лишь в течение нескольких лет после падения Константинополя. Но именно в те годы, видимо, и складываются основные элементы официаль­ной идеологии Трапезундского государства. Усвоив именование Великих (старших в роде) Комнинов, константинопольских по характеру и природе власти василевсов, братья Алексей и Давид вступают в отчаянную борьбу с Феодором I Ласкарем. Борьба носила военный, идеологический и дипломатический характер57 . Стороны всячески пытались привлечь симпатии местного гре­ческого населения, выдвинуть популярные лозунги. От жителей городов, например Плусиады, в 1205 г. требовали присягу верно­сти, брали заложников58 . Но вот любопытный факт: полководец Давид, настойчиво стремившийся в 1204—1205 гг. прорваться к Пропонтиде, изображает на одной из своих печатей малоизвест­ного христианского святителя Елевферия. Смысл этого кроется, по мнению ряда исследователей, в символике имени святого — «Освободитель». Давид, утверждавший на других своих печатях и в надписях царственное происхождение от рода византийских Комнинов, возможно, указывал на смысл своей деятельности: восстановление империи59.

Очень скоро, в 1206 г., трапезундские правители были от­брошены к Пафлагонии и даже стали союзниками Латинской империи в борьбе с Ласкарем, но идея признания их власти как единственно законных василевсов ромеев возникала и позднее,

58 СП. Карпов

например в ходе борьбы против Лионской унии, когда трапе-зундский император возглавил один из очагов сопротивления униатству Михаила VIII Палеолога60.

Орудием этой борьбы выступал и церковный автономизм с первоначальным отрицанием власти находившегося в Никее пат-рирха, а затем утверждением самостоятельности трапезундской митрополии во внутреннем управлении и в поставлении еписко­пов61. Компромисс в церковных делах был достигнут в 1261 г., когда патриарх на практике признал широкую автономию трапе­зундской митрополии. Урегулирование же межгосударственных отношений Трапезундской империи с восстановленной Палео-логами Византией было достигнуто еще позднее, в 1282 г., после брака императора Иоанна II Великого Комнина и дочери Михаи­ла VIII Палеолога. Палеолог настойчиво добивался полной отме­ны императорского титулования Великих Комнинов, их подчи­нения верховной власти византийских государей, царствующих теперь уже в Константинополе. Понтийские правители не пошли на это, но согласились изменить форму своего титула: вместо «василевса и автократора ромеев» они стали именовать себя «ва-силевсами и автократорами всего Востока (Анатолии), Ивирии и Ператии»62. С универсалистской доктриной Великих Комнинов было покончено. Но они оставались, вопреки утверждению ви­зантийского историка Георгия Пахимера63, василевсами и по ти­тулу, и по характеру конституирования власти, превратившись в местную династию. Официальное признание за ними импера­торского титула со стороны Византии произошло, вероятно, в се­редине XIV в.64

Подведем некоторые итоги. Понтийский регионализм про­явился еще в конце XI в. В 1204 г. он реализовался в образова­нии независимого понтийского государства — Трапезундской империи, правители которой включились в безуспешную для них борьбу за восстановление Византийской империи. Она была проиграна из-за оторванности от основных ресурсов понтийской области, от социальной базы их власти — населения Понта, под­держивавшего прежде всего планы создания собственного госу­дарства, а не вхождения вновь в состав Византийской империи. После окончательного поражения в 1214 г. Великих Комнинов в борьбе с Никеей и сельджуками, утраты Пафлагонии и Синопа, Трапезундская империя фактически вышла из борьбы за «визан­тийское наследство». Однако победивший понтийский регио­нализм воспользовался арсеналом идей и представлений, полу­ченных из комниновской Византии. Традиционная имперская

Доктрина императорской власти в Византии 59

идеология стала основой политической системы Трапезундского государства, равно как и Никейского. Никакого пересмотра уни­версалистской доктрины по существу в первой половине XIII в. не происходило. Вместо реального Константинополя, временно, в силу обстоятельств выведенного за пределы державы ромеев, воссоздавался его идеальный образ на иной территории. А идей­ный кризис произошел как раз тогда, когда в византийском мире стало возможным признание существования нескольких импе­раторов, независимых друг от друга и правивших над ромеями, над разными областями некогда единой Византийской империи. Такие изменения в идеологии, произошедшие в середине — вто­рой половине XIV в., хотя и с запозданием, отражали политиче­ские реалии, столь противоречившие идеальным представлени­ям об универсалистском государстве. Случайно ли, что именно в то время усиливается влияние идей об ином, церковном универ­сализме, объединявшем православную ойкумену?

Борясь за византийское наследие, трапезундские Комнины, как и их никейские или эпирские соперники, поначалу исходи­ли из прежних универсалистских представлений, опирались на единую идейную традицию и решали одну и ту же задачу: каким образом оформить императорскую власть, не обладая «театром ойкумены», царственным градом, захваченным вообще неромей-ским правителем? Они выбрали в целом один и тот же вариант: создания «вторых» Константинополей в Никее, Трапезунде или даже в Тырново (ибо и болгарский царь принимал участие в воз­можной «реконкисте» и даже величал Тырново Царьградом)65. Никейские правители вскоре смогли опереться на авторитет все­ленского патриарха, что значительно усилило их позиции. Для трапезундских Комнинов один из главных аргументов в борьбе за симпатии греческого населения Малой Азии был ясен, и они сделали ставку на него: династическое преемство по прямой мужской линии от константинопольских Комнинов, незапятнан­ность родством с непопулярной и ответственной за катастрофу династией Ангелов, как Ласкари или Дуки. Как уже сказано, принимая такой ж е титул, как и византийские государи («NN во Христе Боге верный царь и автократор ромеев»), Алексей и Да­вид добавили к эпониму Комнин слово «Великий» для обозначе­ния старшинства своей ветви рода, своей генеалогической линии среди других претендентов66. Аргумент оппонентов о происхож­дении от «тирана» Андроника I не снимал легитимности династи­ческих притязаний Алексея и Давида, коль скоро сам династиче­ский принцип прочно укоренился в имперской идеологии.

60 СП. Карпов

Рассмотрение феноменов Никейской и Трапезундской импе­рий и Эпирского царства показывает один и тот же путь: исполь­зование региональных ресурсов для консолидации государства в кризисной обстановке. Затем, в случае удачи (Никея) — возврат ко всему арсеналу идей императорского универсализма, а :в слу­чае поражения в конкурентной борьбе (Трапезунд) — переход от реставраторских целей к легитимизации местной минимонар-хии, со своим святым патроном (св. Евгением) и с использовани­ем идейных арсеналов прошлого.

Отказ от универсализма не декларировался. Реальное изме­нение заключалось в окончательном торжестве принципа на­следования власти представителями единственной легитимной династии Великих Комнинов при аристократизации правящего класса, закреплении связи статуса его членов со службой госуда­рю67. Признавая святость Империи, великокомниновский Трапе­зунд и палеологовекая Византия опирались на разные династиче­ские ориентиры. В Константинополе подчеркивали родственные связи Палеологов и с Комнинами, и с Дуками, и с Ласкарями, и с самим Константином I. В Трапезунде искали преемство как от императоров Македонской династии68, так и особенно от прямых прародителей, константинопольских Комнинов. Идеи «свобод­ного», внединастийного избрания государя в XIII — XV вв. повсю­ду в византийском мире оказались не ко двору.

Основные труды, где детально рассмотрены эти проблемы: Hunger H. Reich der neuen Mitte. Der christliche Geist der byzantinischen Kultur. Graz; Wien; Köln, 1965; Guitton A. La civilisation Byzantine. P., 1974 (русс, пер.: ГийуА. Византийская цивилизация. Екатеринбург, 2005); Ahrwei­ler H. L'idéologie politique de l'Empire byzantin. P., 1975; Beck H.-G. Das byzantinische Jahrtausend. München, 1978; Kazhdan Α., Constable G. People and Power in Byzantium: an Introduction to Modern Byzantine Stud­ies. Wash. (D.C.), 1982; Культура Византии IV — первой половины VII в. M., 1984. С. 98 — 118; Культура Византии: вторая половина VII —XII в. М., 1989. С. 59 — 88; Культура Византии: XIII — первая половина XV в. М., 1991. С. 255-279; Nicol D. Byzantine Political Thought / / The Cam­bridge History of Medieval Political Thought. Cambridge, 1988. P. 51 -79 ; Pertusi A. Il pensiero politico bizantino / Ed. a cura di A. Carile. Bologna, 1990; Karayannopoulos LE. Η πολιτική θεωρία των Βυζαντινών. Thessalo­niki, 1988; Dagron G. Empereur et prêtre. Etudes sur le césaropapisme by­zantin. P., 1996 [русс, пер.: Дагрон Жильбер. Император и священник. Этюд о византийском «цезарепапизме» / Пер. и науч. ред. А.Е. Мусина, под общ. ред. И.П. Медведева. СПб., 2010]; Carile A. La sacralità rituale

Доктрина императорской власти в Византии 61

dei ΒΑΣΙΛΕΙΣ bizantini ' / / Adveniat regnum. La regalità sacra nell 'Euro­pa cr i s t iana / A cura di F. Cardini e M. Saltarelli. Genova, 2000. P. 65 — 117; Медведев И.П. Правовая культура Византийской империи. СПб., 2001; Сорочан СБ. Византия. Парадигмы быта, сознания и культуры. Харьков, 2011. С. 3 7 - 4 9 .

2 Вальденберг В.Е. История византийской политической литературы в связи с историей философских течений и законодательства. СПб., 2008; Hunger Η. Fürstenspiegel / / Idem. Die Hochsprachliche profane Li­teratur der Byzantiner. München, 1978. Bd. 1. S. 157 — 165; Schreiner P. Das Herrscherbild in der byzantinischen Literatur des 9. bis 11. Jahrhunderts / / Saeculum. 1984. Bd. 35. S. 132— 151; Чичуров И.С. Политическая идеоло­гия средневековья. Византия и Русь. М., 1990.

3 Упомянем уже отошедший в историю спор о природе собственности в Византии: Острогорский Г.А. Византийские писцовые книги / / BS. 1948. Т. ІХ/2. Р. 234 — 238; Он же. К истории иммунитета в Византии / / ВВ. 1958. Т. 13. С. 55- 106; Ostrogorsky G. Pour l'histoire de la féodalité byzantine. Bruxelles, 1954; Idem. Quelques problèmes de la paysannerie byzantine. Bruxelles, 1956; Каждая А.П. К вопросу об особенностях фео­дальной собственности Византии VIII —X вв. / / ВВ. 1956. Т. X. С. 48 — 65; Он же. Формы условной земельной собственности в Византии X —XII вв. / / XXV Международный конгресс востоковедов: докл. де­легации СССР. М., 1960; Он же. Деревня и город в Византии: IX —X вв. Очерки по истории византийского феодализма. М., 1960. С. 130, 139 — 152; Он же. О социальной природе византийского самодержавия / / На­роды Азии и Африки. 1966. № 6. С. 60 — 61; Он же. Социальный состав господствующего класса Византии XI —XII вв. М., 1974. С. 228 — 235; Kazhdan A. State, Feudal and Private Economy in Byzantium / / DOP. 1993. T. 47. P. 83— 100; Сюзюмов М.Я. К вопросу об особенностях генезиса и развития феодализма в Византии / / ВВ. 1960. Т. 17. С.З— 16; Он же. Византийские этюды. Екатеринбург, 2002. С.249 —258; Литаврин Г.Г. Проблема государственной собственности в Византии в X — XI вв. / / ВВ. 1973. Т. 35. С. 51 — 74; Он же. Византийское общество и государство в X — XI вв. Проблемы истории одного столетия: 976—1081. М., 1977. С. 4— 109; УдальцоваЗ.В., Осипова К.А. Отличительные черты феодаль­ных отношений в Византии (Постановка проблемы) / / ВВ. 1974. Т. 36. С. 15 — 20; Хвостова К.В. Особенности аграрно-правовых отношений в поздней Византии (XIV-XVвв . ) . М., 1968. С. 174-262 ; Она же. Со­циально-экономические процессы в Византии и их понимание визан­тийцами-современниками (XIV — XV вв.). М., 1992. С. 22 — 33; Она же. Византийская цивилизация как историческая парадигма. СПб., 2009. С. 2 0 - 4 5 .

4 «Тот, кто получил великую власть, должен по возможности подражать подателю власти»; «Получив по воле Бога царскую власть, подражай Ему добрыми делами»; «Василеве — господин над всеми, но вместе со всеми он раб Божий», — писал диакон Агапит в VI в. (Agapetos Diakonos. Der Fürstenspiegel für Kaiser Iustinianos / Erstmals kritisch

62 СП. Карпов

herausgegeben von Rudolf Riedinger. Athenai, 1995. 37. P. 50.1— 5; 45. Р. 5б .14 -18 ;б8 . Р. 7 2 . 7 - 8 .

5 Хвостова K.B. Византийская цивилизация... С. 44 — 45, 65 — 90. 6 Agapetos Diakonos. Der Fürstenspiegel, 21. P. 38.12— 14. 7 См.: Каждая А.П. Никита Хониат и его время. СПб., 2005. С. 111 — 114;

Чичуров И.С. Избранные труды. М , 2007. С. 6 5 - 1 2 9 . 8 См.: Simon D. Princeps legibus solutus. Die Stellung des byzantinischen

Kaisers zum G e s e t z / / Gedächnisschrift für W. Kunkel. Frankfurt, 1984. S. 4 4 9 - 4 9 2 .

9 Медведев И.П. Правовая культура... С. 59. 10 Steinwenter A. Nomos empsychos. Zur Geschichte einer politischen Theo­

r i e / / Anzeiger d. Österreich. Ak. d. Wiss. Phil.-Hist. Kl. 1946. Bd. 83. S. 2 5 0 - 2 6 8 .

11 Ср.: Дагрон Ж. Император и священник... С. 34. 12 Медведев И.П. Правовая культура... С. 65. 13 Rösch G. Ό ν ο μ α βασιλείας. Studien zur offiziellen Gebrauch der Kaisertitel

in spätantiker und frühbyzantinischer Zeit. Wien, 1978. S. 37 — 38. 14 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. Eastern Europe 500— 1453.

L., 1971 (русс, пер.: Оболенский Д.Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М , 1998).

15 Miklošich F., Müller J. Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana. Wien, 1862. (Далее: MM). T. 2, N 447. P. 188-192; DarrouzèsJ. Les reges­tes des Actes des patriarches de Constantinople. Vol. I, fase. 6: les regestes de 1377 à 1410. P., 1979. № 2931 (датировка сент.-окт. 1393 г.); Barker J.W. Manuel II Palaeologus (1391—1425). A Study in Late Byzantine Statesman­ship. New Brunswick, 1969. P. 105— ПО. Грамота патриарха Антония к великому князю Василию Дмитриевичу: РИБ. СПб., 1880. Т. VI, ч. 1. С. 265 —276; ГийуА. Византийская цивилизация... С. 124—126 (дати­ровка: 1394-1397).

16 См.: Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV—XVвв. СПб., 1997. С. 1 4 6 - 1 6 1 .

17 Оболенский Д.Д. Византийское содружество наций... 18 Иванов СИ. Византийское миссионерство. Можно ли сделать из «вар­

вара» христианина? М., 2003. 19 См.: Культура Византии. Т. 2. С. 7 5 - 7 6 . 20 Leonis Diaconi Caloensis. Historiae libri decem / Rec. C.B. Hasii. Bonnae,

1828. P. 101; Лев Диакон. История / Пер. M.M. Копыленко, ст. M.Я. Сю-зюмова, коммент. М.Я. Сюзюмова, С.А. Иванова, отв. ред. Г.Г. Литав-рин. М., 1988. С. 5Ś.

21 Eusebius Werke. Bd. 1: Über das Leben des Kaisers Kons tan t in / Ed. F. Winkelmann: 2 ed. IV. 24; P. 128.21-22; Евсевий Памфил. Ж и з н ь бла­женного василевса Константина: 2-е изд. М., 1998. С. 152.

22 Из моря работ по этой теме укажем некоторые, вышедшие в последнее время: Успенский Б.А. Царь и патриарх: харизма власти в России (ви­зантийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998; Андрее­ва A.A. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации: Латинский Запад и православный Восток. М., 2007; Заливалова А.Н.,

Доктрина императорской власти в Византии 63

Лебедева Г.Е. «Византийская симфония»: к истории становления кон­цепции / / Византийское государство в IV — XV вв. Центр и периферия: тез. докл. ХѴВсерос. науч. сессии византинистов (Барнаул, 29 мая — 2 июня 1998 г.) Барнаул, 1998. С. 8 3 - 9 1 ; Лебедева Г.Е., Митрофа­нов А.Ю. Юстиниановская «симфония властей» в контексте современ­ной историографии / / Проблемы славяноведения и медиевистики. СПб., 2009. С. 292 — 305; Ливенцева Т.В. Формирование византийской модели церковно-государственных отношений: симфония властей / / Мир Византии: мат. Международ, науч. семинара (Белгород, 27 — 28 ок­тября 2006г.). Белгород, 2007. С. 1 0 7 - 1 1 1 ; Синицына Н.В. Симфония священства и царства / / Мат. Международ, конф. «Христианство на пороге нового тысячелетия» (Москва, 20 —22 июня 2000 г.). 2000. Ч. 1. С. 6 4 - 6 9 . См.: Удальцова З.В. Церковные историки ранней Византии / / ВВ. 1982. Т. 43. С. 8. The Correspondence of Athanasius I. Patriarch of Constantinople. Letters to the Emperor Andronicus II, Members of the Imperial Family and the Officials / Ed. A.-M. Talbot. Wash.,1975. N 61. P. 136 .6 -7 . Чичуров И.С. Политическая идеология... С. 61. Лидов A.M. Иеротопия: Пространственные иконы и образы-парадиг­мы в византийской культуре. М., 2009; Новые Иерусалимы: иеротопия и иконография сакральных пространств / Под ред. А.М. Лидова. М., 2009. Theophylacti Simocattae Historiae / Ed. C. De Boor. Leipzig, 1887. P. 133.9—11; Феофилакш Симокатта. История. M., 1957. С. 84. См.: Kazhdan A. The Aristocracy and the Imperial Ideal / / The Byzantine Aristocracy IX to XIII Centuries / Ed. by Michael Angold. Oxford, 1984. P. 4 3 - 5 7 . Литаврин ГГ. Как жили византийцы. M., 1997. С. 54 — 55. Дагрон Ж. Император и священник... С. 69 —71. См.: PertusiA. Il pensiero politico bizantino / Ed. a cura di A. Carile. Bolo­gna, 1990. P. 1 8 3 - 1 8 5 ; Медведев И.П. Правовая культура... С. 4 3 - 5 7 . Острогорский Г.А. Эволюция византийского обряда коронования / / Византия, южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Искус­ство и культура: сб. ст. в честь В.Н. Лазарева. М., 1973. С. 33 — 42. См.: Досталова Р. Напряженность социальной обстановки в Ви­зантии V—VI вв. в отражении анонимного трактата «Περί πολιτικής επιστήμης» / / ВВ. 1991. T. 51. С. 50. Ahrweiler H. L'idéologie politique... P. 9. Fenster E. Laudes Constantinopolitanae. München, 1968. S. 328; Schrei­ner P. Costantinopoli. Metropoli da mille volti. Roma, 2009. Weiss G. Hohe Richter in Konstantinopel. Eustathios Rhomaios und sei­ne Kollegen / / JOB. 1973. Bd. 22. S. 117-144; Липшиц Е.Э. Право и суд в Византии в IV —VIII вв. Л., 1976; Она же. Законодательство и юрис­пруденция в Византии в IX —XI вв. Л., 1981; Литаврин Г.Г. Византий­ское общество и государство в X — XI вв. Проблемы истории одного столетия: 9 7 6 - 1 0 8 1 . М., 1977. С. 187-193 ; Гаген С.Я. Императорский

64 СП. Карпов

суд и судьи палеологовской Византии: 1261 — 1453: автореф. дисс... канд. юр. наук. Екатеринбург, 2007. ММ. 1. Р. 263; Dölger F. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches von 5 6 5 - 1 4 5 3 . 5 Teil: Regesten von 1341 - 1453: 2. Aufl. / Bearb. von P. Wirth. München, 1965. N 2928. Удальцова 3.B. Центробежные и центростремительные силы в визан­тийском мире (1071 — 1261) / / XVе Congr. Int. d 'Etudes Byzantines: rap­ports et co-rapports. Athènes, 1976; Каждая А.П. Центростремительные и центробежные силы в византийском мире (1081 — 1261 гг.) / / Ibid.; Hrochova V. Les villes byzantines aux 1 Ie— 13e siècles: phénomène centri­fuge ou centripète dans l'évolution de la société byzantine? / / Ibid.; Ka-rayannopoulos Ι. Κεντρύφυγοι και κεντρομόλοι δυνάμεις στον Βυζαντινό κόσμο / / Ibid.; Oikonomidès Ν. La décomposition de l'Empire Byzantin à la veille de 1204 et les origines de l'Empire de Nicée: à propos de la "Partitio Romaniae" / / Ibid.; Hoffmann J. Rudimente von Territorialstaaten im By­zantinischen Reich (1071 — 1210). München, 1974; Радић Р. Обласни гос­подари у Византији крајем XII и у првим децијами XIII века / / ЗРВИ. Београд. 1986. Т. ХХІѴ-ХХѴ. С. 151-289; Sawides A.G.C. Βυζαντινά στασιαστικά και αυτονομιστικά κινήματα στα Δωδεκάνησα και στη Μικρά Ασία 1189-C.1240 μ.Χ. Athenai, 1987; CheynetJ.-C. Pouvoir et contestations à Byzance (963-1210). P., 1990; Prinzing G. Das Byzantinische Kaisertum im Umbruch zwischen regionaler Aufspaltung und erneuter Zentrierung in den Jahren 1204— 1282 / / Legitimation und Funktion des Herrschers. Vom ägyptischen Pharao zum neuzeitlichen Diktator / Hrsg. v. R. Gund-lach, H.Weber. Stuttgart, 1992. S. 129 -183 . Nicetae Choniatae Historia / Rec. I.A. van Dieten. В.; NY., 1975. P. 5 7 6 -579. См. подробнее: Карпов СП. История Трапезундской империи. СПб., 2007. С. 8 4 - 1 1 1 . Карпов СП. У истоков политической идеологии Трапезундской импе­рии (О происхождении титула ΜΕΓΑΣ ΚΟΜΝΗΝΟΣ) / / В В . 1981.Т. 42. С. 1 0 1 - 1 0 5 . Shukurov R.M. AIMA: the Blood of the Grand Komnenoi / / Byzantine and Modern Greek Studies. 1995. T. 19. P. 161 - 181. См., например: Papadopoulos-Kerameus A.I. Ανάλεκτα Ίεροσολυμιτικής Σταχυολογίας. СПб., 1891. T. 1. P. 425 -426 ; Ανδρέου Λιβαδηνου Βίος και έργα / Ekd. Ο. Lampsides. Athenai, 1975. P. 106— 107, 112; Ό «εις Τραπε­ζούντα» Λόγος ταυ Βησσαρίωνος / Ekd. O. Lampsides / / Archeion Pontou. 1984. T. 39. P. 5 6 - 5 8 . Карпов СП. История Трапезундской империи...С. 450 — 451. Смм например: Oikonomidès N. The Chancery of the Grand Komnenoi: Imperial Tradition and Political Rea l i t y / / Archeion Pontou. 1978-1979. T. 35. P. 3 2 1 - 3 3 2 . См. подробнее: Карпов СП. Трапезундская империя в византийской исторической литературе Х Ш - Х Ѵ в в . / / ВВ. 1973. Т. 35. С. 154-164 . См. об этом: Priming G. Das Byzantinische Kaisertum... S. 149— 151.

Доктрина императорской власти в Византии 65

48 Μιχαήλ του Παναρέτου Περί των Μεγάλων Κομνηνών / Εκδ. Ο. Lampsi­des / / Archeion Pontou. 1958. T. 22. P. 61. 1—2. Интерпретацию текста см.: Карпов СП. От фемы Халдия — к империи Великих Комнинов / / АДСВ. 1982. С. 5 6 - 5 7 .

49 OikonomidesN. The Chancery... P. 298 -332 . 50Pseudo-Kodinos. Traité des offices/ Ed. Verpeaux J. P.f 1966. App. V.

P. 3 4 1 - 3 4 9 ; ср.: Oikonomides N. The Chancery... P. 3 1 1 - 3 1 3 ; Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. T. 1. P. 531, note 22.

51 Карпов СП. Культура Трапезундской империи / / Культура Византии. XIII - п е р в а я половина XV в. М.,1991. С. 8 7 - 8 9 .

52 Eastmond A. Art and Identity in Thirteenth-Century Byzantium. Hagia So­phia and the Empire of Trebizond. Aldershot, 2004.

53 Μιχαήλ του Παναρέτου... Ρ. 61.18— 19. 54 Карпов СП. История Трапезундской империи... С. 187 — 188. 55 ВгуегА. Une église "à la demande du client" à Trébizonde / / Proche-Orient

Chrétien. 1982. T. XXXII. P. 2 1 6 - 2 3 2 [ = Idem. Peoples and Settlement in Anatolia and the Caucasus. L., 1988. N V.]

56 Вгуег Α., Win field D. The Byzantine Monuments and Topography of the Pontos. Wash., 1985. T. 1. P. 178-250 .

57 См.: Карпов СП. История Трапезундской империи... С. 98— 107. 58 Nicetae Choniatae Historia... P. 6 4 0 - 6 4 1 . 59 См. подробнее: Карпов СП. История Трапезундской империи...

С. 1 0 8 - 1 1 1 . 60 Там же. С. 189 -193 . 61 Chrysanthos. Ή 'Εκκλησία Τραπεζοΰντος. Athenai, 1973. P. 175-179 ; Каг-

pozilos A. The Ecclesiastical Controversy between the Kingdom of Nicaea and the Principality of Epiros (1217 - 1233). Thessaloniki, 1973; Жаворон­ков П.И. Никейско-трапезуидские отношения в 1213—1223 гг. / / ВО. М., 1982. С. 183—190.; Карпов СП. Трапезунд и Константинополь в XIV в. / / ВВ. 1974. Т. 36. С. 8 3 - 8 4 .

62 Карпов СП. Трапезундская империя в византийской исторической литературе... С. 157-159; Oikonomides N. The Chancery... P. 3 2 1 - 3 3 0 .

63 Georges Pachymérès Relations h is tor iques / Ed. par A. Failler. P., 1984. T. 2. P. 6 5 3 - 6 5 9 .

64 Карпов СП. История Трапезундской империи... С. 200. 65 См. подробнее: Карпов СП. После 1204 г.: Трапезунд — второй Кон­

стантинополь? / / Рим, Константинополь, Москва: сравнительно-ис­торическое исследование центров идеологии и культуры до XVII в.: VI Международ, семинар ист. исследований «От Рима к Третьему Риму». Москва, 2 8 - 3 0 мая 1986. М., 1997. С. 1 3 5 - 143; Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневековой Болгарии в контексте визан-тийско-славянской общности IX —XV вв. Иваново, 2000. С. 139— 140.

66 См.: Карпов СП. У истоков политической идеологии...С.Ю1 — 105. 67 См.: Карпов СП. История Трапезундской империи...С. 166— 185. 68 Lampakis St. Μακεδόνικη δυναστεία και Μεγαλοκομνηνοί// Σύμμεικτα.

1989. Τ. 8. Σ. 3 1 9 - 3 3 4 .

5 Империи