История военного дела: исследования и источники

Специальный выпуск I

РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА IVIVIVIV ГРОЗНОГО ГРОЗНОГО ГРОЗНОГО ГРОЗНОГО

Материалы научной дискуссии к 455Материалы научной дискуссии к 455Материалы научной дискуссии к 455Материалы научной дискуссии к 455----летию начала Ливонской войнылетию начала Ливонской войнылетию начала Ливонской войнылетию начала Ливонской войны

ЧАСТЬ II

ДИСКУССИЯ

Выпуск II

Санкт-Петербург

2013

ББК 63.3(0)5 УДК 94

Редакция журнала:

К.В. Нагорный

К.Л. Козюрёнок

Редакционная коллегия:

кандидат исторических наук О.В. Ковтунова

кандидат исторических наук А.Н. Лобин

кандидат исторических наук Д.Н. Меньшиков

кандидат исторических наук Е.И. Юркевич

История военного дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II. Дискуссия. Вып. II. [Электронный ресурс] <http://www.milhist.info/spec_1>

© www.milhist.info

© Селиверстов Д.А.

Селиверстов Д.А. К вопросу о службе "даточных людей" в войске Иоанна Васильевича Грозного (отклик на статью Молочникова А.М.)

Ссылка для размещения в Интернете:

http://www.milhist.info/2013/05/23/seliverstov

Ссылка для печатных изданий:

Селиверстов Д.А. К вопросу о службе "даточных людей" в войске Иоанна

Васильевича Грозного (отклик на статью Молочникова А.М.) [Электронный

ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2013. —

Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного:

материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II.

Дискуссия. Вып. II. – C. 73-93 <http://www.milhist.info/2013/05/23/seliverstov>

(23.05.2013)

www.milhist.info

2013

73

СЕЛИВЕРСТОВ Д.А.

К ВОПРОСУ О СЛУЖБЕ К ВОПРОСУ О СЛУЖБЕ К ВОПРОСУ О СЛУЖБЕ К ВОПРОСУ О СЛУЖБЕ «« ««ДАТОЧНЫХ ЛЮДЕЙДАТОЧНЫХ ЛЮДЕЙДАТОЧНЫХ ЛЮДЕЙДАТОЧНЫХ ЛЮДЕЙ »» »» В ВОЙСКЕ ИОАННА В ВОЙСКЕ ИОАННА В ВОЙСКЕ ИОАННА В ВОЙСКЕ ИОАННА

ВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГОВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГОВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГОВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГО

(ОТКЛИК НА СТАТЬЮ А.М. МОЛОЧНИКОВА)(ОТКЛИК НА СТАТЬЮ А.М. МОЛОЧНИКОВА)(ОТКЛИК НА СТАТЬЮ А.М. МОЛОЧНИКОВА)(ОТКЛИК НА СТАТЬЮ А.М. МОЛОЧНИКОВА)

статье «Даточные люди черносошных земель в войске Ивана

Грозного: лыжная и судовая рать» А.М. Молочников поднял очень

интересную и дискуссионную тему об участии «черного» ─ тяглого

населения Московского государства в военных предприятиях

середины XVI ─ начала XVII веков1. Исследователь привел также и более

ранние примеры использования так называемых «лыжных и судовых ратей»,

что, несомненно, правильно в контексте этой темы. В целом, работа очень

интересна, но вызывает некоторые вопросы, требующие уточнения.

Базовым источником для исследования в статье является выдержка из

«Записной книги» Полоцкого похода 1562/1563 г. о сборе «пеших людей»:

«А сентября 23 дня царь и великий князь приказал, а велел послати

голов детей боярских збирати пеших людей:

на Вятку — Меншика Истленьева, а велено ему собрати 500 человек да

25 человек пищалников, вполы прежнего наряду;

на Балахну — Молчана Семенова сына Миткова, а велено собрати з

Балахны 50 ч., с Юрьевца 60 ч., с Корякова и з Белогородья 50 ч., и всего ему

собрати 160 челов., а собрати вполы прежнего наряду;

на Кострому — Гаврила Левашова, а собрати ему 100 человек;

в Галич — Ивана Судокова, а велено собрати 100 ч.;

в Унжу, в Парфеньев и в Каликино — Василья Губина, а собрати ему

100 ч., вполы прежнего наряду;

в Шишкилево, и в Судан, и в Жехово, и в Верх-Костромьи — Тучко

Отяев, а собрати 100 ч., вполы прежнего наряду;

В

74

к Соли Галитцкой — Васка Шереметев сын Хлуденев, а собрати 60 ч.,

вполы прежнего наряду;

на Чюхлому и в окологородье — Иван Микитин сын Мясного, а собрати

ему 50 ч., вполы прежнего наряду.

И наказы им по государеву приказу даны, чтоб выбрали людей на конях

в саадацех, которые бы люди были собою добры и молоды и резвы, из луков и

из пищалей стреляти горазда, и на ртах ходити умели, и рты у них были у всех,

и наряду б у них было саадак или тул с луком и з стрелами, да рогатина или

сулица, да топорок»2.

Этим людям надлежало, во время похода, находиться в «Государевом

полку»:

«Да со царем же и великим князем будет из городов зборных людей:

с вятчаны Меншик Истленьев, с ним вятчан 500 ч. да 25 ч.

пищальников;

з Балахны, из Юрьевца, из Корякова, из Белогородья 160 ч., збирал их

Молчан Митков; да с Молчаном же будет из Галича 100 ч., збирал их Гриша

Литвинов; с Унжи, и с Парфеньева, и з Каликина 100 ч., а збирал их Василей

Губин; и всех будет с Молчаном 360 ч.;

костромич 100 ч., збирал их Гаврило Левашов, да з Гаврилом же будет

из Кишкилева, из Судая, из Жехова, из Верх-Костромья 70 ч., збирал их Тучко

Отяев; от Соли Галитцкой 60 ч., збирал их Васка Шереметев сын Хлуденев;

чюхломцов 50 ч., збирал их Иван Мясного; и всех будет с Гаврилом 280 ч.;

и всех тех людей 1165 ч.»3.

При первом же прочтении видно, что указ выполнен не совсем

полностью, вместо запланированных 1195 человек удалось собрать только

1165. Недобор оказался у сборщика Тучко Отяева, который вместо 100 человек

привел только 70. Причины этого в документе не указаны. Из полковой

росписи следует, что все «зборные люди» были разделены на три отряда, во

главе которых стояли те самые «головы дети боярские», которые их и

собирали. Отряды разновелики по численности. Наиболее крупный, Меншика

75

Исленьева, включал в себя вятчан ─ 525 человек. Другой, под головством

Молчана Миткова Семенова сына, состоял из нижегородцев и галичан ─ 360.

Третий, Гаврилы Левашова, был из костромичей и прочих ─ 280. В целом

поддерживался территориальный принцип, хотя несколько непонятно, почему

именно галичане оказались во втором подразделении. Но, видимо, у

командования были на это основания.

Данное деление подтверждается и ещё одной росписью «царева и

великого князя полку»: «С вятчаны быти Меншику Истленьеву; з балахонцы, с

юрьевцы, с коряковцы, с белогородчаны, з галичаны, с унжанцы, с

парфеньевцы, с каликинцы быти Молчану Миткову; с костромичи, со

шкилевцы, из Судая, из Жеховичи, и Верх-Костромья, и от Соли Галицкой, и с

чюхломцы быти Гаврилу Левашову»4.

Про действия этих отрядов непосредственно в ходе полоцкого взятия

сведений нет. Поэтому, на мой взгляд, делать далеко идущие выводы об

«особенности» их службы и именовать «особым соединением русской армии»

несколько преждевременно. В самом наказе о сборе на первом месте написано:

«чтоб выбрали людей на конях в саадацех (выделено нами. ─ Д.С.)». Это, с

одной стороны, противоречит понятию «пешие люди», но, с другой, вполне

объяснимо, если принять версию, что данная категория ратников передвигалась

верхом, а билась в пешем строю. Следующим требованием было: «из луков и из

пищалей (выделено нами. ─ Д.С.) стреляти горазда». Нам кажется, что

относить умение владеть огнестрельным оружием исключительно к вятским

пищальникам, которых было всего 25 из 1165 человек, несколько опрометчиво.

Только на третьем месте условие: «и на ртах ходити умели (выделено нами. ─

Д.С.), и рты у них были у всех». То есть «лыжную службу» можно считать

далеко не главной.

Также не совсем понятно, на каком основании можно считать этих

ратников, «из городов (выделено нами. ─ Д.С.) зборных людей» ─

«черносошными крестьянами»? Вятка ─ по тем временам весьма крупный

город, со своими пригородами и погостами. Галич, Кострома – тоже. Если про

76

Вятку и можно утверждать, что там «преобладало не поместное, а черносошное

землевладение», то про Кострому, Галич и нижегородские земли, из которых

набиралась большая часть ратников, такого сказать нельзя.

К примеру, в том же Полоцком разряде в полку левой руки указано:

«А з боярином и воеводою со князем Иваном Ивановичем Пронским

детей боярских костромич дворовых и городовых 430 ч., …

А з боярином со князем Дмитреем Ивановичем Немого детей боярских

… костромич 315 ч.; …

А з боярином с Ываном Василевичем Шереметевым детей боярских

нижегородцев 350 ч., …»5.

В сторожевом полку:

«А з боярином с Ываном Михайловичем Воронцовым детей боярских…

галичан дворовых и городовых 250 ч. …»6.

Как видим, костромских детей боярских было намного больше, чем

«зборных людей» из тех же краев, соответственно и землевладение там

преобладало именно «поместное». Следовательно, видимых оснований

причислять «из городов зборных людей» к «черносошным крестьянам» ─ нет.

Для более полного понимания процесса сбора таких ратников

необходимо рассмотреть сходный по содержанию документ, дошедший до

наших дней, хотя, к сожалению и не в полном объёме. Он именуется

«Разрядный и размётный списки, о сборе с Новгорода и Новгородских Пятин

ратных людей и пороха, по случаю похода Казанского» и его начальная часть

датируется сентябрём 1545 года. Автор статьи упомянул об этом документе, но

только применительно к набору пищальников. Однако содержание списка

намного шире. Он начинается со слов: «Лета 7054 Сентября прислал Государь

Князь Великий грамоту, а велел нарядити с Новагорода и с пригородов, с белых

с нетяглых дворов, с 1111 дворов 370 человек, с трех дворов по человеку, да с

тяглых 8013 дворов 1603 человека, с пяти дворов по человеку, и всего нарядити

с белых и с тяглых дворов, с 9124 дворов, 1973 человека на конех. Да с

Ноугородцких же посадов, и с пригородов с посадов, и с рядов, и с погостов,

77

нарядити 2000 человек пищалников, половина их 1000 человек на конех, а

другая половина 1000 человек пеших. А те бы пешие пищалники были в судех,

а суды им собе готовити собою; а у конных людей, и у пищалников у конных,

суды были же, в чем им корм и запас свой в Новгород в Нижний провадити; да

у тех же бы пищалников у конных и у пеших, у всякого человека, по пищали по

ручной; а на пищаль по 12 гривенок безменных зелья, да по 12 гривенок

безменных же свинцу на ядра; а на тех бы людех на всех на них однорядки, или

сермяги, крашены. А быти тем людем в Нижнем Новегороде на Вербное

Воскресенье, лета 7054»7.

Перед нами царский указ о сборе ратных людей для предполагаемого

похода на Казань весной 1546 г. Указ требовал подготовить к походу «1973

человека на конех», то есть конных ратников, и «2000 человек пищалников», то

есть людей вооруженных пищалями, из них половина верхом, половина ─

пеших. Набирать конных ратных людей указ предписывал со всех, и

привилегированных «белых нетяглых дворов», и облагаемых налогом

«черных» ─ «тяглых дворов». Разница состояла лишь в норме набора. С первых

предполагалось брать «с трех дворов по человеку», со вторых ─ «с пяти дворов

по человеку». Кроме того, все ратники должны были быть обеспечены судами и

кормовым припасом, а пищальники вдобавок порохом ─ «зельем» и свинцом

для пуль ─ «ядер». Для благолепия и красоты предписывалось всех одеть в

цветные кафтаны─однорядки или на худой конец крашеные сермяги. Набор

конных ратных людей напоминает псковскую мобилизацию 1500 г.: «И

псковичи не ослоушилися великих князеи Ивана Васильевича и Василия

Ивановича: князь псковскои Александръ Володимерович и посадники псковски

и бояре и весь Псков пороубившеся з десяти сох конь, а з сорока роублев конь и

человекъ в доспехе, а бобыли пеши люди, и поехаша конная рать, человек на

кони в доспехе на Литвоу князем великим в пособие»8. Происходило это ещё в

пору независимости, но и тогда конных ратников брали со всех жителей

согласно их доходам. А так как Псков долгое время считался «пригородом»

Новгорода (как впрочем, и Вятка), то и набор, в случае необходимости, у них

78

должен был быть идентичным. К середине XV века, в связи с техническим

прогрессом, появилась только новая повинность в виде пищальников.

Далее в Разрядном списке приводится результат переписки между

Москвой и Новгородом, согласно которой некоторым категориям населения

пришлось ещё раскошелиться на пищальников и зелье, а другие получили

послабление: «И Октября в 27 день прислал Государь Князь Великий грамоту,

а велел с белых с дворов с нетяглых со всех, и с гостиных дворов, нарядити с

двора по человеку, а с суконничих дворов с дву дворов по человеку, а с черных

дворов с 5 дворов по человеку; да с 20 дворов пуд зелья, со всех дворов чей

двор нибуди; а зелье велено прислати на первом пути.

И Декабря в 29 день прислал Князь Великий грамоту, а велел с силных

людей, которые живут в черных дворех, и с середних людей, которые статочны

и прожитком добры, взяти по первой грамоте с 5 дворов по человеку, да сверх с

них с двора по человеку; а с пушкарей, и с пищалников, пищалного зелья имати

Государь Князь Великий не велел потому что им быти самим на Государеве

службе»9.

Как видим, наиболее тяжело пришлось «белым нетяглым» и купцам

«гостиных дворов», несколько легче «суконникам» (промышленникам или

купцам), а в «черных дворах» решили брать только с наиболее зажиточных.

Казенные пушкари и пищальники, сами обязанные службой, сначала

освободились от поставки «зелья», а несколько позже и «людей»: «Того же дни

(8 февраля) прислал Государь Князь Великий грамоту, что ему били челом

Ноугородские пушечники и пищалники 29 человек о том, что велено с белых

мест к Казани взяти с двора по человеку да по две гривенки зелья, и им дати с

двора по человеку да по две гривенки зелья дати немочно: и Государь их

пожаловал, с двора по человеку да и зелья имати с них не велел, а велел им

Государь готовитися под Казань своими головами; а с ними бы было наряду у

всякого человека по пищали по ручной, да по 12 гривенок безменных зелья, да

по 12 гривенок свинцу на ядра. И бояре и наместники, и дворетцкой, и дьяки,

приговорили, что с пищалников с Ноугородцких с казенных со всех, которые

79

живут на белых и на гостиных местех и на черных местех, конных людей и

зелей и ядер не имати, потому же что им всем итти на Государеву службу

своими головами; а гостем и старостам пищалницкие двори велено

вычитати»10.

Причем данная льгота распространялась на всех пушкарей и

пищальников, каким бы двором («белым», «гостиным» или «черным») они ни

владели. Получили послабление и дети боярские служащие Новгородскому

архиепископу: «И Генваря в 5 день прислал Князь Великий грамоту, что

пожаловал Архиепископа, с его детей боярских дворов, и с Софийских попов

дворов, и со всех его служилых людей дворов, которые живут в Чюдинцове

улице, опричь хрестьянских дворов людей, имати с двора по человеку не

велел»11.

Зато несколько обременили обычных представителей духовного

сословия: «Того же месяца Генваря в 9 день прислал Князь Великий грамоту, а

велел нарядити с ружных попов, с 6 попов по человеку, да две гривенки зелья, а

не с ружных с 10 попов человек, да две гривенки зелья; а диаконы, и дьяки, и

понамари, в проскурницы, пособляти им своим попом, с которыми они у

которые церкви живут, по церковному доходу»12.

Переписка продолжалась до весны, пока планы молодого царя не

поменялись, и не последовал указ: «Месяца Майя в 6 день прислал Государь

Князь Великий грамоту, а велел всех конных людей с дворов отставити; а с

которых дворов имано зелье по две гривенки с двора, и Государь то зелье велел

сметити и взвесити, сколко пуд того зелья; а вперед зелья с дворов имати не

велел, а велел имати с двадцати дворов за пуд зелья по 2 рубля и по 10 алтын, с

двора за две гривенки по 4 алтына без деньги; и с поповских дворов, и с

дьяконских, и с дьяковых, и понамаревых, и проскурницыных, Государь Князь

Великий зелья и денег имать не велел»13.

Таким образом, конных ратников распустили по домам, готовое зелье

положили про запас, а за недопоставленные огнеприпасы взяли деньгами.

Относительно пищальников указаний нет. Возможно, они оказались

80

востребованы летом 1546 г. в Коломне. Именно там произошел эпизод,

омрачивший начало правления юного Иоанна Васильевича: «Государю

великому князю выехавшу на прохлад поездити потешитися, и какъ бысть

государь за посадом, и начаша государю бити челомъ пищалники

Ноугородцкия, и ихъ было государь велел отослати человек с пятдесят. Они же

начаша посланником государьским сопротивитися, бити колпаки и грязью

шибати, а государь велел дворяном своимъ, которые за ним ехали, их отослати.

Они же начаша болма сопротивитися, и дворяне на них напустили. И какъ

примчали их к посаду, и пищалники все стали на бои и почали битися ослопы и

ис пищалеи стрелять, а дворяне из луковъ и саблями, и бысть бои великъ и

мертвых по пяти, пошти на обе стороны»14. Впрочем, безобразничать могли и

казенные новгородские пищальники, недовольные зимними событиями.

Во второй части документа находится так называемый «Разметной

список», в нём зафиксировано фактическое исполнение царского указа

(«Разряда»). В частности, непосредственно про Новгород сказано: «И нынеча с

Новагорода с Великого, с черных дворов и с гостиных с 4202 дворов, и с теми

дворы, на которых живут пушкари и пищалники, опричь пожарных дворов и

корчемных дворов и что в площадь отошло, взяти пищалников 1271 человек,

половина конных, а другая пеших. А конных людей с тех же с черных дворов, с

3919 дворов, опричь пушечниковых и пищалниковых и опричь пожарных и

корчемного двора, 784 человека, с пяти дворов по человеку; а с гостиных с

Сурожских, опричь пищалниковых дворов казенных и опричь корчемного

двора и что в площадь пошло, с 234 дворов, конных людей 234 человека; а с

белых дворов с не тяглых, опричь пищалницких дворов, с 213 дворов, конных

людей 213 человек, с двора по человеку. А зелья взяти, с Новагорода, с тех с

черных дворов, и с гостиных, и с белых, опричь пищалниковых и пожарных и

корчемных дворов и что в площадь отошло 218 пуд и 12 гривенок…

…А с церковных дворов, с поповых с ружных, с 54 дворов, конных

людей 9 человек, да зелья 18 гривенок, с 6 дворов человек да зелья 2 гривенки;

да им же в пособь диаконовы, и диаковы, и всего причту церковного. А с

81

черных дворов с поповых, с 104 дворов, конных людей 11 человек, да зелья 21

гривенка, с 10 попов человек да 2 гривенки зелья; да им же в пособъ дворы

диаконовы, и диаковы, и всего причту церковного. И всего зелья взяти, с попов

с ружных и с черных, пуд без гривенки»15.

Как видим, фактический набор производился со всех слоёв населения, и с

«белых», и с «чёрных», с некоторыми послаблениями согласно полученным

указам. Пищальников со всех собрали 1271 человека, половина конных, другая

─ пеших. Конных людей ─ 784 чел. с «черных дворов», 234 ─ с купцов

(«гостиных»), 213 ─ с «белых дворов», 9 ─ с духовенства, находившегося на

государевом содержании («ружных попов»), и 11 ─ с тех пастырей, что

кормились за счет паствы. Всего 1251 конный ратник.

Относительно огневых припасов сделана пометка: «И того зелья

подьячей Якуш Кудрявец с Новагорода взял зелья 163 пуда и 9 гривенок

больших, а не донял того зелья 55 пуд и 3 гривенок, и за то зелье взяти

деньгами, по Великого Князя грамоте, 126 рублей 22 алтына и пол 3 деньги; а

велено те деньги правити подьячему Якушу Кудрявцу: и тех денег у Кудрявца

взято 64 рубли и 2 деньги, да у Кудрявца же взято за зелье 33 рубли и 9

алтын…»16.

Столь же скрупулезно описаны результаты сбора по другим городам и

пригородам новгородской земли, по её погостам, рядам, деревням и

монастырским дворам. Сохранились сведения по Шелонской, Вотской и

Бежецкой пятинам. По Деревской данные дошли до нас не полностью, в связи с

обрывом списка, по Обонежской ─ отсутствуют. Из них явствует, что и там

набор осуществлялся со всех категорий населения, даже с бояр, помещиков,

своеземцев, не составляли исключения и дворы «нетяглые Великого Князя».

Для иллюстрации можно привести несколько выдержек из документа:

«В Русе в Старой тяглых дворов 1473 двора с полудвором: а людей с них

конных 294 человека, с 5 дворов по человеку; да пищалников 260 человек,

половина конных, а другая пеших; а зелья 70 пуд и пол 4 пуда и 7 гривенок

болших.

82

Да в Русе же 2 двора наместничих, да 2 писцовых, да двор десятнич, да 2

двора тиуновых, да 2 двора доводчиковых, да 3 двора монастырских Юрьева

монастыря да Хутыня да Островского, и тех всех 12 дворов; а людей с них

конных 12 человек, с двора по человеку, а зелья пол пуда и 4 гривенки

больших.

И всего зелья с Русы доправити 74 пуды и 11 гривенок болших.

Помечено: И того зелья подьячей Якуш Кудрявец взял в казну 27 пуд и

пол 16 гривенки; а за достал зелья за 46 пуд и за 30 и за пол 6 гривенки, по

Великого Князя грамоте, взяти денег 107 рубли и 28 алтын с полу денгою в

Московское число. И тех денег послан в Русу правити подьячей Якуш

Кудрявец; и подьячей Якуш те денги доправил, и в казну отдал сполна. На поле,

против сей пометы, тою же рукою: Взято.

Да в Русе же в Старой дворов церковных, ружных попов 5 дворов, а не

ружных 13 дворов; и дьяконовых, в дияковых, и пономаревых, и

проскурницыных, и звонцовых, 42 двора: и с тех с поповых дворов с ружных 2

человека конных, да зелья 4 гривенки болших; а дьяконовы, и дьяковы, и

пономаревы, н проскурницыны, и звонцовы дворы им в пособь. Помечено: И с

тех с церковных дворов, по Великого Князя грамот, зелья не имати.

Шелонская Пятина.

В Новой Русе, на Пшаге, тяглых 120 дворов: а людей с них конных 24

человека, да пищалников 22 человека, половина конных, а другая пеших; а не

тяглых 1 двор Великого Князя, а с него 1 человек конной; а зелья со всех

дворов, с тяглых и с не тяглым двором, 6 пуд и 2 гривенки болших.

А по Микитину писму Владыкина да подъячего Богдана Непоставова,

живущих тяглых 131 двор: а людей с них конных 26 человек, сход двор, да

пищалников 24 человека, половина конных а другая пеших, а не достало у них

двора, а зелья с них 6 пуд и 22 гривенки болших; да двор Великого Князя

нетяглой, а с него конной 1 человек, да зелья 2 гривенки болших; и всего зелья

взяти в Новой Русе, на Пшаге, 6 пуд и 24 гривенки болших.

83

Помета: Итого зелья подьячей Якуш Кудрявец взял в казну 6 пуд и 2

гривенки; а за досталь зелья за 22 гривенки, по Великого Князя грамоте, взяти

денег рубль и 9 алтын без денги в Московское число. И посланы правити Иван

Пустошкин да подьячей Посник Иванов: и те денги Иван и Постник в казну

заплатили. На поле: Взято.

Да на церковных местех 4 дворы поповых: а с них 1 человек конной, да

зелья 2 гривенки болших; а дьяконовых, и дьяковых, и пономаревых, и всех

людей церковных, 23 дворы им в пособъ; да попом же приданы в пособь 2

двора поповы в Свиноретцком погосте да в Опотцком погосте, да двор попов в

Мусетцком погосте, да двор попов в Михайловском погосте на Узе, да в

Дубровенском погосте попов двор.

Помечено: И с тех с поповых дворов, по Велиикого Князя грамоте, зелья

не имати.

А пустых дворов тяглых 71 двор, да дворищ пожарных 25»17.

«В городе в Кореле тяглых 188 дворов, да на Сванском Волочке тяглых

55 дворов, и всего 243 дворы; а людей конных 48 человек, да пищалников 44

человека, половина конных а другая пеших; а зелья с них 12 пуд и 6 гривенок

болших. А нетяглых в Кореле, Валамского монастыря и помещиковых и

воротниковых, 30 дворов; а людей с них конных 30 человек, с двора по

человеку, а зелья с них пол 2 пуда. И всего зелья взяти в Кореле, с тяглых

дворов и с нетяглых, пол 14 пуда и 6 гривенок болших, опричь церковных

поповых дворов.

Помечено: И за то зелье, по Великого Князя грамоте, взяти денег 51

рубль и 13 алтын с денгою на Московское число: и те денги заплатили в казну

Федор Кулибакин да Селянин Максимов подьячий. На поле: Взято.

А церковных поповых 3 дворы, да дьяконов, до двор дьявов, да двор

сторожов: и с них с поповых дворов 1 человек конной, да зелья 2 гривенки

болших; а дьяконовь двор и дьяков и сторож им в пособь, да попом же приняти

в пособь, в человека и в зелье, в Орешке с четырех дворов с поповых, да в

Ладоге с одного попова двора»18.

84

«Ряд в Дубне, и в Сумске и в трех деревнях, тяглых 33 двора.

Ряд Новинка, Марфинской Исаковы, пониже Велцы Сухие, тяглых 12

дворов.

Ряд Сухая Велца, Федоровской Остафьева Глухова, тяглых 15 дворов.

Ряд Креницы, у Ладожского озера, Федоровской Яковля Победицкого,

тяглых 27 дворов.

И в тех в 4 рядкех 83 дворы: а людей с них конных 17 человек, да

пищалников 16 человек половина конных а другая пеших, а зелья 4 пуды и 14

гривенок болших.

И по Гаврилову писму Муранова, в ряду в Дубне и в Сумске и в трех

деревнях живущих 35 дворов и с теми, с которых жилцы розошлися от

Казанского наряду: а людей с них конных 7 человек, а пищалников 6 человек,

половина конных я другая пеших, а зелья 2 пуда без четверти»19.

В целом, документ очень информативный по части мобилизационных

возможностей русского государства начала правления Ивана Грозного и

участии в этом различных слоёв населения. Думаю, что мобилизация для

Полоцкого похода происходила по похожему сценарию. Соответственно, и «из

городов зборные люди» вовсе не были представителями «черносошного

крестьянства», во всяком случае, они не хозяева тяглых дворов, которые

являлись «налогоплательщиками». В лучшем случае это их сыновья и

племянники, а по большей части наемники из «охочих людей», именовавшихся

тогда «казаками». Непонятно, почему в статье отрицается их существование во

времена Ивана Грозного. Согласно указной грамоте великого князя Василия

Ивановича на Вятку, в Слободской Верхний городок наместнику Ивану

Семенову сыну Караулову, от 24 ноября 1528 г., «пришлые казаки нетяглые» до

того допекли местных жителей, что они пожаловались на них и

потворствующего им наместника в Москву20.

Обилие в северных «черносошных» областях таких наймитов-казаков

подтверждают и таможенные грамоты середины XVI в. К примеру: «А брати

им в Каргополе тамга и дворовая пошлина и подъемная и казачья. Хто

85

каргополец, и турчасовец, и устмошанин, и мехрежанин, и поморянин придет

от моря от варниц в Турчасов с солью, лето в судех, а привезши ту соль, учнет

ее в Турчасове продавати, и им имати казаков у таможников, а пошлины

казачьи имати таможником, с продавца выносу из лодьи з двадцати пуд соли по

денге. А тех денег таможником имати на великого князя по полуденге, а по

полуденге давати казаком на наем…

А держати таможником в Каргополе и в Турчасове казаков по штидесят

человек или сколько им будет надобет. А оприч тех казаков, которые учнут у

таможников в Каргополе и в Турчасове переделывати, и инные сторонные

казаки опотай таможников, а таможников не доложа, и тех казаков таможники

наместничии приставам дают на поруки, да ставят их перед каргопольским

наместником. Да на кого в том таможники доведут, и они на том емлют

заповеди рубль, полтина имати на царя и великого князя, а полтина им отдавати

каргопольскому наместнику. А которые каргопольские казаки не похотят быти

у таможников, и таможником держати казаков белозерцев»21.

Из содержания таможенных грамот видно, что тамошние казаки не

были уже пришлыми. Они являлись местными уроженцами, но выпавшими из

«земской общины». Это неудивительно, так как обработанной «пахотной»

земли и охотничьих угодий, при высокой рождаемости, на всех не хватало.

Надел, вместе с «тяглом», обычно переходил по наследству старшему сыну, а

прочие «сыновья и племянники» оставались не у дел и были вынуждены искать

другие источники пропитания. Данный процесс происходил не только в

крестьянской и посадской среде, но также среди дворянства и детей боярских.

Однако, если «служилые по отечеству» могли рассчитывать на получение

поместья от Государя в силу своих наследственных прав «холопов

государевых», то люди, выпавшие из «тягла», должны были добиваться в

жизни всего сами. А вариантов было немного: либо наниматься на службу к

боярам, монастырям и богатым промышленникам, таким как Строгоновы, либо

к своим землякам в качестве «зборных людей», «посохи» и прочих.

86

Терминология наименования ратных людей «от земли» тогда ещё не устоялась,

и каждый дьяк мог записать их как угодно, но сущность от этого не менялась.

Относительно Строгоновых сохранилась жалованная грамота от 4

апреля 1558 г., в которой сказано: «И Григорий Строганов бил нам челом, и

хочет на том месте городок поставити, и на городе пушки и пищали учинити, и

пушкарей и пищальников и воротников устроити для бережения от ногайских

людей и иных орд, и около того места лес по речкам и до вершин и по озерам

сечи, и пашни росчистя пахати, и дворы ставити и людей называти

неписьменных и нетяглых…»22. Просьба Строгонова была удовлетворена, «на

городе пушки и пищали учинити, и пушкарей и пищальников и воротников

устроити собою (выделено нами. ─ Д.С.)», разрешено. Единственным

условием было «тяглых людей и писменных к себе не называти и не

приимати». То есть для колонизации новых территорий использовались те же

самые наймиты-казаки.

Совершенно на другом конце Московского государства, аналогичные

вооруженные формирования имелись у князя Ивана Федоровича

Мстиславского: «А преж сево у князя Ивана у Мстиславского было на Веневе

стрельцов сто человек. А ото князя Ивана ото Мстисловского шло тем

веневским стрельцом, трем человеком затинщиком да девяти человеком

десятником всего двунатцати человеком, по рублю денег человеку на год. А

рядовым стрельцом десятма человеком по двадцати по пяти алтын человеку, да

сороку осмии человеком по дватцати алтын человеку, да тритцатма человеком

по полтине человеку на год. Да им же всем сту человеком шло ото князя Ивана

ото Мстсловского хлебново оброку по осмии чети ржи, да по десяти чети овса,

да по пуду соли человеку на год»23. В Епифани князь Иван Федорович

содержал ещё больший гарнизон «людей по прибору». А именно, стрельцов

пеших: «А жалования от них шло ото князя Ивана Мстисловского десятником

десяти человеком по рублю денег человеку, а рядовым стрельцом осмидесяти

четырем человеком по двадцати алтын человеку, да хлеба десятникам и

рядовым стрельцом по десяти четвертей ржи, да по десяти четвертей овса да по

87

пуду соли человеку на год»24; стрельцов конных: «А оброку им ото князя Ивана

Мстисловского шло пятидесятнику Марку Иванову два рубля денег, да пяти

человеком десятником по рублю человеку, а рядовым стрелцом сороку пяти

человеком по двадцати по пяти алтын человеку на год, да десятником же и

рядовым стрелцом по десяти четий ржи, да по десяти четивертей овса да по

пуду соли человеку на год же. А срок их денежному оброку Петров день, а

хлебному оброку срок Покров Святые богородицы. Да к тому же денежному и

хлебному оброку дал им князь Иван Мстисловский дикого поля по осмии четей

человеку в поле, а в дву по тому ж. Да дикого же поля на сено по две десятины.

А хлебный оброк имати им было четыря годы от лета 7070 девятого до тех

мест, как они распашут дикое поле. А как минет четыре годы, и им хлебного

оброку не имати, а денежный оброк имати вперед по тому же. А служить было

им у князя Ивана у Мстисловского с пищальми на меринах»25.

Наиболее же многочисленным разрядом населения Епифани при князе

Иване Мстиславском стали казаки: «И всего на Епифани по обе стороны реки

Дону казачьих 8 слобод, а в них 5 церквей, да на церковной земле 15 дворов, да

7 дворов сотниковых, да казачьих 498 дворов, а людей в них 500 человек, да 12

дворов пусты, да под казачьи же дворы меж тех же казачьих дворов 190 мест

дворовых. И всего в тех казачьих слободах дворов и мест дворовых 700. Пашни

в поле добрые земли 5530 чети, да дикого поля, что дано им на пашню же 13055

чети, да церковные пашни 58 чети да дикого поля 92 чети, а в дву полях по

тому ж. Сена около поль, и по дубравам, и по дикому полю, и по верхом 79390

копен, да церковного сена 500 копен. А садилися те казаки у князя Ивана

Федоровича Мстисловского на лготе в 75 году (1567), а лготы им дал был князь

Иван на 10 лет»26.

Как видим, колонизация и северо-восточных, и южных земель

проходила одинаково, руками зазванных «неписьменных и нетяглых» людей,

называемых тогда казаками. Следует отметить, что в 50-х ─ 60-х гг. XVI в.

точно также колонизировались и Ливония, и Полоцкий повет Литовского

великого княжества, и восточные земли ─ завоеванные Казанское и

88

Астраханское ханства. Везде городское население по большей части состояло

из «стрельцов и казаков», которые в свою очередь набирались из добровольцев

─ «охочих людей». Главным условием было не иметь «тягла», то есть не быть

«налогоплательщиком»: «А писались, государь, мы: сын от отца, брат от брата,

племянник от дяди»27. Это хорошо прослеживается, например, по массиву

документов о строительстве города-крепости Ельца в 1592─1594 гг. Период,

конечно, уже после смерти царя Ивана Грозного, но принцип набора

«служилых людей по прибору», как мы видим, не изменился. К той поре он

просто окончательно оформился, и стал прерогативой только Великого

Государя, а стрельцы и казаки превратились в военное сословие.

Следует учесть, что эпоха правления царя Ивана Грозного была

временем коренных реформ в военном деле Московского государства. Главной

их целью являлось сосредоточение всей военной власти в руках царя. А во

время реформ терминология постоянно меняется и даже люди, ответственные

за составление документов, путаются, усложняя работу последующим

исследователям. Так, можно отметить именование командиров стрельцов

атаманами в кампании 1552 г.: «А стрельцовых отоманов Федор Дурасовъ да

Иван Черемисинов, да Григореи Жолобов»28. Наряду с ними перечисляются и

просто атаманы: Данила Чулков, Русин Ураков брат, Шеховас мурза, Нечай

Свищёв, Меньшик Кобзев и прочие. Казалось бы, что все эти атаманы должны

быть «казачьими», но тому же сыну боярскому Даниле Чулкову

предписывалось в кампанию 1560 г. в помощь ногайскому бию «дати в полк

стрелцов, сколько тебе (ногайскому бию) надобе»29. Его товарищ Ляпун

Филимонов, погибший в 1557 г., в Никоновской и прочих летописях назван

атаманом казачьим, а в Писцовой книге по Казани ─ стрелецким30. Создается

впечатление, что особой разницы между этими двумя категориями писцы и

дьяки в то время не видели. К слову, вышеупомянутый Ляпун Филимонов

отмечен в 1556 г. и как руководитель «лыжной рати»: «а Полем на ртахъ

послалъ на Волгу для Исмаиля и Астороханьского дела 500 человекъ казаковъ

атамана Ляпунка Филимонова31». Получается, что искусство лыжных походов

89

было знакомо не только жителям северных земель и поморам или казаки

Ляпуна Филимонова состояли как раз из них.

Казаков казанского похода князь Андрей Курбский именует

«левентами»32. По-видимому, это слово, написанное на поле рукописи, было

более понятно его польским читателям. Левентами же, точнее левендами, в

Османском государстве называли людей, которых набирали для войны и

прочих служб различные категории населения33. Одним словом ─ это

наёмники, или наймиты. На наш взгляд, окончательную точку в тождестве

«даточных людей» и «казаков» ставит Станислав Немоевский, бывший на

Москве в начале XVII в. и оставивший дневник с описанием военного

устройства Русского государства. В нём сказано: « Другие волости, в которых

крестьяне сидят на оброках, выставляют, согласно приказанию великого князя,

конницу. В бытность нашу, на войну с ворами от десяти вытей ставился один

казак, и ему платили по 7 рублей в месяц; другие ─ менее, как кто мог

нанять»34. В этой связи интересны жалобы псковских летописцев относительно

событий 1570 г.: «И бысть туга и скорбь в людях велия…повеле правити

посоху под наряд и мосты мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и

зелеиную руду збирати; и от того налогу и правежу вси людие новгородцы и

псковичи обнищаща и в посоху поидоша сами (выделено нами. ─ Д.С.)…»35. В

данном случае, печаль и горе летописца вызваны не собственно фактом

повеления участвовать в военных действиях, а тем, что в поход пришлось идти

самим добропорядочным гражданам, так как денег для найма «казаков» не

нашлось.

Судя по всему, к началу 1570-х гг. появился дефицит наёмников ─

«охочих людей» и стоимость их услуг сильно возросла. Все «братья, сыновья,

племянники», в ходе непрерывных войн, уже были прибраны в государевы

стрельцы и казаки. К 1580-м гг. положение ещё более усугубилось, воеводы и

головы начали переманивать служилых людей друг у друга. Об этом

свидетельствует «Пропускная грамота Тереху Ситникову, на провоз в

Астрахань хлебных запасов» от 15 марта 1582 года, в которой есть пункт

90

гласящий: «а кому будет до него или до его людей какое дело, ино их судят на

Москве бояре наши; и казаков бы есте с судов у них в стрелцы и в казаки не

имали»36.

В целом, складывается впечатление, что «посоха», «зборные люди» и

«казаки» начала правления царя Ивана Грозного ─ это одни и те же люди. Они

собирались за счет всех слоёв населения и поступали в царское войско. Там, по

итогам разбора, из наиболее подготовленных формировались части стрельцов,

из менее пригодных казачьи формирования, а оставшиеся шли на подсобные

работы «туры ставить и мосты мостить». На такую практику указывают,

например, документы об обороне Соловецкого монастыря в 1578 г.: «…и мы,

по тем вестем, послали в Соловецкой монастырь Михайла Озерова, а с ним

четыре человека пушкарей, десять человек стрелцов, да сто ручниц, да пять

затинных пищалей, да с Вологды две пищали полуторных да две девятипядных,

а к ним по двесте ядер да четыре человека пушкарей, а зелья ко всему наряду и

к пищалем и к ручницам сто пятнадцать пуд; а велели Михайлу, приехав на

Соловки, сделати острог около Соловецкого монастыря, поговоря с тобою

богомолцем нашим и со всею братиею, каков пригоже; а сделав острог и башни

велели ему по острогу и по башнем наряд изставити и людей по острогу и по

башнем и по воротам росписать, да прибрать девяносто человек в стрелцы да

пять человек в затинщики, а ручницы и затинные готовы»37. То есть, на

Соловки, в помощь к игумену, послали голову, несколько пушкарей, десяток

стрельцов и вооружение, остальных предложили набрать из местных жителей.

Возвращаясь к Полоцкому походу, хотелось бы обратить внимание на

то, что «зборные люди» отмечены только в Государевом полку. Во всех других

полках на их месте написаны казаки: в Большом полку ─ 1295 человек, в

Правой руке ─ 1009, в Передовом ─ 1046, в полку Левой руки ─ 605. Не совсем

понятно, почему В.М. Воробьев, в своей статье, на которую ссылается А.М.

Молочников, называет их «городовыми». В документе на принадлежность этих

казаков указаний нет. Они с таким же успехом могут быть ратными людьми,

собранными с городов и земель. Даже если принять, что это те казаки, которые

91

существовали в вотчине князя И.Ф. Мстиславского, и могли иметься у других

крупных бояр, то они официально должны были считаться «даточными» с их

вотчин. Таких даточных людей можно встретить в «Росписи русского войска,

посланного против самозванца в 1604 году». Там же указано, что часть из них с

конями отряжалась «под наряд»38.

В заключение хотелось бы привести цитату, показывающую отношение

крестьянства к оружию, как огнестрельному, так и холодному. «Деялося,

государь, сеи осени канун Михайлову дни в пятницу в поздой обед, прислал

Федор Новокщенов людей своих и хрестьян, кои в сей явке имяны писаны, и

иных многих людей в село Хрепелево, и приехав, село оступили, а сами стали

конюшонной двор манастырской грабить и болшой двор, а меня, Фторова, да

Тренку Гостева, да конюхов Лучку да Игошку с товарищи, и хрестьян, и

селчан, кои в сей явке имяны писаны, учали бить насмерть и стрелять из

луков и из рушниц, и колоть рогатинами, и саблями сечь и топорками

(выделено нами. ─ Д.С.)»39. Это безобразие творили осенью 1578 г. дворцовые

государевы крестьяне в Суздальском уезде. Как видим, их арсенал, состоявший

из луков, ручниц (пищалей), рогатин и топорков, полностью соответствует

вооружению «зборных людей» Полоцкого похода. Обращаться с этим оружием

крестьяне умели не хуже, чем жители Вятской земли. Возможно, они

готовились к Государеву походу в Ливонию 1579 г. (суздальцы упомянуты в

разрядной росписи приведенной автором в статье), а за неимением охотничьих

угодий решили потренироваться в соседнем монастыре?...

1 Молочников А.М. Даточные люди черносошных земель в войске Ивана

Грозного: лыжная и судовая рать [Электронный ресурс] // История военного

дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская

армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-

летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. Вып. II. – C. 203-226

<http://www.milhist.info/2013/04/10/molochnikov_1> (10.04.2013).

92

2 Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 // Русский

дипломатарий. ─ М., 2004. ─ Вып. 10. ─ С. 123. 3 Там же. ─ С. 125. 4 Там же. ─ С. 132. 5 Там же. ─ С. 127. 6 Там же. ─ С. 128. 7 Акты собранные в библиотеках и архивах Российской Империи

Археографической Экспедицией (далее ─ ААЭ). ─ СПб., 1836. ─ Т. I. ─ № 205.

С. 184. 8 Полное собрание русских летописей (далее ─ ПСРЛ). ─ М., 2003. ─ Т. V. Вып.

1. Псковские летописи. ─ С. 84. 9 ААЭ. ─ № 205. С. 184. 10 Там же. ─ С. 185. 11 Там же. ─ С. 184. 12 Там же. 13 Там же. ─ С. 185. 14 ПСРЛ. ─ М., 2009. ─ Т. XXIX. Александро-Невская летопись. ─ С. 147. 15 ААЭ. ─ № 205. С. 185. 16 Там же. 17 Там же. ─ С. 186─187. 18 Там же. ─ С. 190. 19 Там же. ─ С. 191. 20 Акты служилых землевладельцев XV ─ начала XVII века. ─ М., 2008. ─ Т.

IV. ─ № 172. С. 132. 21 Зимин А.А. К изучению таможенной реформы середины XVI века //

Исторический архив. ─ 1961. ─ № 6. ─ С. 130─131. 22 Миллер Г.Ф. История Сибири. ─ М., 2005. ─ Т. I. Приложения. ─ № 2. С. 325. 23 Города России XVI века. ─ М., 2002. ─ № 31. С. 316─317. 24 Там же. ─ С. 325.

93

25 Там же. ─ С. 326. 26 Там же. ─ С. 335. 27 Российская крепость на южных рубежах. Документы о строительстве Ельца,

заселении города и окрестностей в 1592─1594. ─ Елец, 2004. ─ № 33. С. 54. 28 ПСРЛ. ─ М., 2006. ─ Т. XXVI. Вологодско-Пермская летопись. ─ С. 325. 29 Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой (1551─1561 гг.). ─

Казань, 2006. ─ С. 317. 30 Список с писцовых книг по г. Казани с уездом. ─ Казань, 1877. ─ С. 39. 31 ПСРЛ. ─ М., 2000. ─ Т. XIII. Никоновская летопись. ─ С. 266. 32 Библиотека литературы Древней Руси. XVI век. ─ СПб., 2001. ─ Т. 11. ─ С.

328. 33 История происхождение законов янычарского корпуса. ─ М., 1987. ─ С. 125,

246. 34 Записки Станислава Немоевского (1606─1608). Рукопись Жолкевского. ─

Рязань, 2007. ─ С. 184. 35 ПСРЛ. ─ М., 2000. ─ Т. V. Вып. 2. Псковские летописи. ─ С. 261. 36 ААЭ. ─ № 314. С. 377. 37 Там же. ─ № 301. С. 367. 38 Станиславский А.Л. Труды по истории Государева двора в России XVI ─

XVII веков. ─ М., 2004. ─ С. 366─428. 39 Маштафаров А.В. Явочные челобитные 1568─1612 годов из архива

Суздальского Покровского девичьего монастыря // Русский дипломатарий. ─

М., 2003. ─ Вып. 9. ─ С. 278.