газета Российского социалистического движения

май 2012

События последних недель в Астрахани – не в меньшей степени, чем победная забастовка на калужском «Бентелере» или результаты вы-боров в Ярославле, подтвердили потребность всего нашего общества, а не только столиц, в демократических переменах. Усталость от коррупции, экономического и политического бесправия, вранья центральных и регио-нальных СМИ нашла выход в беспрецедентно массовых по меркам российской провинции выступлениях. Случилось то, чего, по сути, так и не произошло на Болотной. Политический и социальный протест нашли друг друга. На-сколько прочным окажется это единство?

Катализатором народных выступлений стало объявление Олегом Шеиным голодовки протеста против массовых фальсификаций на выборах мэра города. Однако причина их – в растущем день ото дня социальном недовольстве. Этот рост отмечается статистикой, фиксирующей за первые два месяца 2012 года рекордное с 1990-х годов количество забастовок и трудовых конфликтов.

Уровень жизни россиян стремительно падает, несмотря на все попытки «додержать» его до ина-угурации, а перспективы послевыборного перио-да не сулят трудящимся ничего хорошего. То, что в Астрахани – городе, известном крепкими тра-дициями профсоюзной и социально-протестной активности – случился подобный взрыв, вполне логично. Закономерным является и то, что весьма умеренные политические требования протестую-щих, увязанные с негативной экономической обстановкой в регионе, стали шоком как для мест-ных, так и для федеральных властей. Забастовка водителей маршруток напугала местные власти не меньше голодовки Шеина. Соединение массовых уличных мобилизаций, забастовочной борьбы и политического лидерства – вот что представляет реальную угрозу правящему режиму.

Тем не менее, самого факта недовольства, пусть даже массового, недостаточно для того, чтобы устранить причину, его породившую. На поли-тическом поле пока отсутствует сила, способная взять на себя ответственность за радикальное

преобразование общества. Внутри «Справедли-вой России», партии, органично вписывающейся в современный политический истеблишмент, честный реформист Олег Шеин является редким исключением. Астраханцам, желающим видеть Шеина на посту мэра, еще предстоит осознать, что проблемы их города напрямую связаны с общероссийскими и не имеют решения на локальном уровне. Предположим, проводятся перевыборы и Шеин побеждает. Сложно пред-ставить себе, каким образом он сможет изме-нить ситуацию в городе к лучшему, используя механизмы насквозь прогнившего и коррумпиро-ванного буржуазного государства, в окружении враждебных к нему кланов силовиков и чинов-ников. Руководителей, выбранных против воли правящего класса, обычно стараются всячески зажимать на федеральном уровне, а страдать от этого будут, в первую очередь, рядовые гражда-не. Мэрство Шеина – в лучшем случае – было бы такой же яркой политической демонстрацией, как его голодовка.

Безусловной победой является уже то, что те-перь у жителей Астрахани есть позитивный опыт массовой мобилизации, ощущение вовлеченности в политику. Накапливая подобный опыт, трудя-щиеся по всей стране будут приходить к мысли о том, что при невозможности менять свою жизнь при текущих правилах игры насущной необходи-мостью становится изменение самих этих правил. Рано или поздно от скандирования лозунга «Мы здесь власть!» придётся переходить к реализа-ции его на практике. И нам, социалистам, надо стремиться придать организационную и идейную

форму нарождающемуся в России движению тру-дящихся и малоимущих. Идея преимущества инте-ресов общества над частными интересами прямо вытекает из объективных реалий жизни рабочих «Бентелера», учителей Ярославля или же со-циальщиков Астрахани. Эту – социалистическую – идею надо нести в массы, выводить из практики и применять на практике. Мы должны участвовать в социальных движениях не только как помощники и попутчики, но прежде всего как организаторы и лидеры. Именно такой пример дает нам полити-ческая биография Олега Шеина. Но в отличие от него мы не станем мириться с отсутствием в Рос-сии политической силы нового типа. Мы обязаны создать ее! Именно в этом состоит отличие между честным реформизмом Олега Шеина и подлинно социалистической политикой.

Полноценная левая партия может возник-нуть лишь на почве сильного и полнокровного рабочего движения. Астрахань является еще одним доказательством того, что такое движение возможно, что люди не так инертны, какими их многие хотели бы представить. Что они готовы к реальной борьбе, несмотря на все угрозы со стороны правящей элиты. Левым предстоит упорная работа с подобными движениями по всей стране. Нельзя сидеть сложа руки, ожидая, «где в следующий раз рванёт». От того, как мы, левые, профсоюзники и социальщики, справимся с этой задачей, будет зависеть, станет ли Астрахань последним отголоском «Болотной» или пред-вестником нового, более глубокого и мощного, социального подъема.

Российское социалистическое движение

Российская школа:углубление распадас. 4-5

«Борьба против эксплуатации женщин может стать мотором социальных изменений в целом»с. 7

Дмитрий Кожнев: «Важно связать

теорию с непосредственным

опытом людей»с. 3

Алек

санд

р И

вано

в

Астрахань: последний окоп или передовой рубеж?

anticapitalist.ru

Невидимаяпроблемаc. 6

2 май 2012

Символом антикоррупционной борьбы в России является, без сомнения, Алексей На-вальный. Знаменитый блогер стал не только популярнейшим лидером движения «белых ленточек», но и его самым влиятельным идео-логом. Лозунги против «жуликов и воров», требования «честных выборов» и «чест-ной власти» доминировали в декабрьско-мартовских протестах. Проект «РосПил» – отечественное подобие Wikileaks – оказал громадное воздействие на общественное мне-ние. Однако сколь бы убедительны ни были его разоблачения, «программа» Навального, опубликованная 1 марта в газете «Ведомо-сти», поражает своей беспомощностью и демагогичностью.

Социальная справедливость по Навальному

Итак, что же представляет собой коррупция по Навальному? Банальное воровство, причиной которого является бесчестность чиновников, этих паразитов на теле «свободного рынка». «Мой ответ прост, – пишет блогер, – Борьба с коррупцией и есть моя экономическая про-грамма… Лозунг «Не врать и не воровать» – не риторическое восклицание, а суть политических преобразований». Речь здесь идет о том, чтобы освободить российский капитализм от бюрокра-тических извращений: бизнес сам по себе хорош, а вот государство, облагающее его «коррупци-онным налогом» – плохое. Надо лишь преподать чиновникам урок евангельской нравственности – «Не врать и не воровать».

В глазах Навального путинский режим прови-нился отнюдь не тем, что он коммерциализирует образование и медицину, уничтожает трудовые права и социальные гарантии, отдает на откуп коммерсантам систему ЖКХ, землю и природ-ные ресурсы. «Сколько бы Кремль ни предлагал стостраничных программ структурных реформ, – пишет блогер, – ни одна из них не будет реализована по причине того, что вся система власти искривлена беззаконием и коррупцией». Грабительский характер путинских реформ – не в том, что они направлены против трудящихся, которых обирают работодатели, управляющие компании и прочие «эффективные менеджеры», а в том, что «в путинской России миллиардерами людей делает не талант и трудолюбие, а членство в правильном дачном кооперативе». «Талант-ливые и трудолюбивые» коммерсанты вроде Навального оттеснены от кормушки родственни-ками и кумовьями самих чиновников – вот где «неравенство доходов и возможностей», вот где вопиющая несправедливость, а вовсе не в бес-правии и нищете масс.

Антикоррупционный блицкриг или надувательство?

Какие же меры предлагает основатель «РосПи-ла» для искоренения коррупции? Мы уже знаем, что его рецепт отличается простотой и реализ-мом. Это «главная и фактически единственная структурная реформа, которую можно начинать хоть завтра и которая является ключевым услови-ем для старта других реформ. Для этой реформы не нужно ничего, кроме политической воли. Она не требует больших денег. Она популярна у на-селения. Это та сфера, где 20% усилий принесут 80% результата». После такой рекламы читатель вправе ожидать чего-то поистине сногсшиба-тельного. Однако практические рекомендации блогера на удивление лаконичны и, скорее, создают впечатление, что гора родила мышь: «формирование из совершенно новых людей (по принципу меритократии) органов и структур со значительными полномочиями, которые они будут применять без оглядки на политическую ситуацию».

Меритократия, как известно, власть достойных, избранных, привилегированной интеллектуаль-ной элиты. Что общего это имеет с «честными выборами» и гражданским обществом? Где автор собирается искать «совершенно новых людей»,

независимых от существующей власти и «по-литической ситуации»? Кто и как наделит этих сверхчеловеков чрезвычайными полномочиями? И, главное, как избежать коррупционного пере-рождения этих новых опричников? Ответов на эти вопросы Навальный нам не дает. В данном пассаже, как и во всей «программе», нет ничего, кроме раздутого самомнения амбициозного вы-скочки: «Вручите мне («совершенно новому че-ловеку», представителю талантливых, трудолюби-вых, волевых) диктаторскую власть, инвестируйте в меня средства, и я в два счета отучу Россию врать и воровать». Подобные, импонирующие обывателям, речи произносили многие попули-сты правого толка, начиная от Адольфа Гитлера и заканчивая Владимиром Жириновским с почти идентичным риторике Навального лозунгом: «Не врать и не бояться».

«Земли обетованные»

В качестве положительных примеров победы над коррупцией Навальный приводит Италию, Грузию, Гонконг и, особенно, Сингапур. Заме-чательные примеры, нечего сказать! Италия, которую многие годы потрясают коррупционные и сексуальные скандалы, связанные с именем премьер-министра Сильвио Берлускони – бога-тейшего человека страны, старого друга Путина, уступающего по продолжительности пребывания у власти только Бенито Муссолини. Итальянцы, наверное, зашлись бы в гомерическом хохоте, узнав о том, что политик, сделавший себе имя на борьбе против коррупции, выставляет их политическую систему как пример честности и прозрачности.

Грузия Михаила Саакашвили давно объявле-на российскими либеральными публицистами героическим форпостом западной цивилизации на постсоветском пространстве. Подобные славосло-вия отражают лишь последовательный антидемо-кратизм российских правых. Достаточно сказать, что неолиберальные реформы в Грузии привели фактически к полной ликвидации трудовых прав, а также уничтожению значительной доли промыш-ленности и сельского хозяйства. Так, по дей-

ствующему законодательству работодатель может уволить работника без объяснения причин. И это притом, что уровень безработицы в Грузии состав-ляет от 17 % по данным официальной статистики до 70 % по данным опросов (http://www.rabkor.ru/authored/12548.html). Залогом привлекатель-ности Грузии для иностранного капитала является дешевизна и бесправие рабочей силы, жесткое подавление профсоюзного движения, как это было во время забастовки на металлургическом заводе «Геркулес» в августе 2011 года. Что каса-ется хваленой грузинской полиции, то хороший комментарий к мифу о ее «неподкупности» дает Борис Кагарлицкий: «Зачем полицейским брать взятки с нищего населения, если на их жалова-ние и так уходит огромная часть национального бюджета. В Грузии 300 долларов считается очень хорошей зарплатой, а доходы учителя колеблются между 50 и 70 долларами в месяц. Полицейский офицер, не слишком утруждая себя, получает две тысячи баксов, начальник участка – 8 тысяч. Такая полиция не только не будет брать взятки, но не будет и церемониться с гражданами, выполняя любой приказ тех, кто ей платит. Высокооплачи-ваемая и надежная охрана для правящего класса».

То же самое можно сказать и о других обе-тованных землях г-на Навального. Например, «честное государство» Сингапур характеризуется

международными правозащитными организа-циями как репрессивный и расистский режим, в широких масштабах практикующий заключение без суда, смертную казнь и телесные наказания.

Если таков общественный идеал Навального, то вовсе не удивительны его симпатии к неона-цистам. Удивительно другое, а именно – легко-верие людей, видящих в прохоровых и навальных альтернативу Путину и «Единой России».

Борьба с коррупцией – борьба против власти денег

Буржуазные критики путинского режима считают несправедливым не то, что государство, правящее от имени всех граждан, становится орудием бо-гатого меньшинства нации, а то, что внутри этого богатого меньшинства собственность и власть распределяются «неправильно». При этом нас пытаются убедить, что обеспечение равного до-ступа всех заинтересованных лиц к эксплуатации населения принесет счастье тем, кого эксплуати-руют. «Коррупция – это не абстракция, – пишет Навальный, – Она в буквальном смысле залезает в карман каждого из нас. Взятки за согласова-ние проектов, выделение земли, подключение

к электричеству и газу делают квадратный метр жилья недоступным даже для людей с высокими зарплатами. Коррупционная прибавка к себесто-имости, исчисляемая десятками процентов, есть в купленной вами куртке, и в пакете молока, и в мешке картошки». Итак, коррупция увеличивает издержки производства. Устранение этого бре-мени, вероятно, увеличило бы прибыль многих коммерсантов (впрочем, не стоит забывать и о тех выгодах, которые крупный бизнес приоб-ретает посредством взяток). Но приведет ли все это к снижению цен на жилье, куртки, молоко и картошку? Сильно сомневаюсь.

Почему, например, действующая в России ре-грессивная шкала налогообложения, при которой гражданин, зарабатывающий 10 млн. в месяц отдает государству лишь 0,1% своих доходов не делает дешевле гречку и молоко? Снижение официальных налогов для богатых не улучшает рацион трудящихся, а упразднение неофициаль-ного коррупционного налога улучшит?

Почему при уровне зарплат, несравнимых ни с одной из развитых стран, россияне вынуждены тратить на продукты питания в среднем 30% от своего заработка, в то время как англичане – 8.6, немцы – 9.8, финны – 12%? Если возможность меньше платить чиновникам должна привести к снижению цен, то отчего возможность меньше

платить рабочим к этому не приводит?Подлинная борьба с коррупцией заключается в

том, чтобы, во-первых, максимально ограничить, а в идеале – устранить привилегии частных капи-талистов: взять в общественную собственность и поставить под народный контроль ресурсы, круп-ную промышленность, банки, транспорт. Пока экономикой правят частные интересы, коррупция будет не случайным отклонением от естественно-го хода вещей, а основным принципом функцио-нирования социума.

Во-вторых, необходимо бороться за последова-тельную демократизацию политического строя. Для трудящегося нет особой разницы, избивает ли его продажный полицейский, выполняющий заказ отдельного чиновника-буржуя или «не-подкупный» полицейский, действующий именем антинародного закона. Депутаты и чиновники должны зависеть от своих избирателей, а не от взяткодателей и партнеров по бизнесу. Соли-дарность рабочих и малоимущих против власти денег, борьба за новое, честное общество – таков социалистический ответ на простые шарлатан-ские рецепты Алексея Навального.Иван Овсянников / Российское социалистическое

движение – Петербург

«Простые ответы» Алексея Навального

3май 2012

Рабочие калужского завода «Бентелер» называют его «папой» прошедшей недавно забастовки; власти считают «экстремистом», работодатели – заносят в черные списки. С членом совета Межрегионального профсоюза работников автопрома, активистом Россий-ского социалистического движения Дмитрием Кожневым беседуют Иван Овсянников и Борис Кагарлицкий.

И.О.: Дима, после забастовки на «Бентелере» твое имя у всех на устах. Но ты ведь участво-вал в рабочем движении задолго до того, как стал профсоюзным организатором в Калуге…Д.К.: Первый опыт содействия рабочей борь-бе был у меня в Твери, в 2005-м. Тогда я был членом группы «Революционная альтернатива». Мы устроили своего товарища в трамвайно-троллейбусное управление, а сами занимались внешней агитацией. Пробирались на территорию и распространяли листовки. Закончилось это плачевно. Мы попали в засаду, организованную службой безопасности. Так я, будучи офицером вооруженных сил, оказался на нарах.И.О.: Что тебе предъявили?Д.К.: Мне предъявили незаконное хранение оружия. Прокуратура требовала три года. Суд дал год, хотя для такого рода дел заключение – во-обще нонсенс. Приговор был шит белыми нитка-ми, что дало мне основание направить жалобу в Европейский суд по правам человека.И.О.: Сколько времени ты провел в тюрьме?Д.К.: Полгода. Я добился, что часть срока мне все-таки скостили. Сидел в такой статусной тюрьме, как Бутырка. Испытывал даже элемент гордости, а чтобы мозги не засохли, писал бумаги юридические, и для себя, и для сокамер-ников. Вообще, благодаря участию в процессе я получил много ценных навыков. Мне попался адвокат, который не столько делал что-то за меня, сколько учил. В дальнейшем мне это очень пригодилось.И.О.: Что было после твоего освобождения?Д.К.: Я пошел на тверской завод «Центросвар-маш» учеником токаря-карусельщика и, посколь-ку у меня было высшее техническое образование, освоил профессию очень быстро. И попытался создать там профсоюз.И.О.: Этот опыт был неудачным?Д.К.: Одна из главных наших ошибок на «Цен-тросваре» была в том, что мы воспринимали профсоюз не как организованных людей, а как некую формальную структуру. Была иллюзия, что если мы напишем правильную бумагу, законы сразу начнут исполняться. Эта ошибка уни-чтожила профсоюз. Попытки добиться соблюде-ния прав рабочих через те структуры, которые, казалось бы, должны эти права защищать – в первую очередь прокуратуру и трудинспекцию – оборачивались против нас. Так, вместо того чтобы проводить проверку фактов, указанных в наших жалобах, прокуратура стала вместе с ра-ботодателем давить наш профсоюз: допрашивать членов, проверять уставные документы, и в итоге заявила, что профсоюз незаконен. В результате я был уволен, а мои товарищи на заводе подвер-глись гонениям.И.О. Отличаются ли рабочие старых предпри-ятий типа «Центросвара» от тех, что работа-ют на новых заводах, вроде «Фолькса» или «Бентелера»?Д.К.: Типаж, безусловно, разный. На «Центросва-ре» действовал принцип негативного отбора. Ра-ботали в основном пожилые, много алкоголиков. Причем пили не водку, а разведенный стеклоочи-ститель – 50 рублей за литр. Политика руковод-ства состояла в том, чтобы держать таких людей на производстве. Ведь люди, которые пьют на

работе, постоянно на крючке! Они никогда не будут возмущаться по поводу низких зарплат и тем более – создавать профсоюз.И.О.: А как же пресловутая производитель-ность труда?Капиталисты заинтересованы в получении максимальной прибыли. Но прибыль можно по-лучить разными способами. Зачастую владельцы предприятий выжимают все, что только можно из производственных фондов, доставшихся в наследство от СССР, не вкладывая ни копейки в техническое перевооружение. Зато экономят на рабочей силе. Поэтому говорить, что частная собственность – спасение, это лукавство. Все постсоветские пред-приятия давно в частных руках…На «Центросваре» был участок, где зимой образовывался сугроб, потому что в окнах не хватало стекол. В цеху постоянно была нулевая или минусовая температура. На перерывах мы грелись в подсобке, прижавшись спиной к батарее, в ватниках. Руки примерзали к оборудованию. Вода лилась с крыши, капая на высоковольтные шкафы. Периодически что-то замыкало.В последний месяц моей работы на «Центросваре» был случай, когда под вальцовочные катки затянуло челове-ка. Это катки, которыми прокатывается лист металла. Поскольку оборудование старое, вышло так, что один рабочий поставил лист и начал прыгать на нем, чтобы металл пошел под катки. У него затянуло ноги и раскатало под диаметр 2 миллиметра… Кнопка блокировки не работала. Жуткая смерть… И.О.: Как ты оказался в Калуге?Д.К.: Поскольку организацию на «Цен-тросвармаше» разгромили, я остался без работы, и ни одно из предприятий Твери меня, из-за моей известности, не брало. Тогда профсоюз предложил мне работу органайзера. Я согласился. По-началу в Калуге я испытал культурный шок. Я увидел огромное количество молодых, вменяемых людей. Когда мы раздавали листовки, люди по ним звонили, интересовались, вступали в профсоюз.И.О.: Что вы писали в листовках?Д.К.: Мы рассказывали о классовых интересах рабочих, необходимости борьбы, функциях профсоюза.И.О.: Т. е. делали акцент не только на чисто производственных проблемах, но и на миро-воззренческих вещах?Д.К.: Я считаю, что воспитывать мировоззрение очень важно. Производственные проблемы – это частности. Люди должны видеть общую картину, тогда они будут способны что-то менять.И.О.: Но ведь бытует такой прагматичный подход к профсоюзной деятельности: профсо-юз – что-то идущее «от живота», и не стоит привносить политику в профсоюзное дело…Д.К.: Политика тоже идет «от живота». На самом деле профсоюз не дает позитивных улучшений прямо здесь и сейчас. Это работа на перспективу. Трудная, тяжелая борьба.И.О.: Люди приходят в профсоюз, чтобы по-лучить больше денег или чтобы бороться за справедливость?Д.К.: Справедливость и «больше денег» – это взаимосвязанные вещи. Маленькая зарплата – это несправедливость. Мы пытаемся воспитать в людях чувство рабочей гордости. Ведь рабочий – это человек, который производит все материаль-ные блага. Он не попрошайка, которого кормит

босс – всё наоборот.И.О. Первым успешным опытом профсоюзной борьбы в Калуге был «Фольксваген», где год назад МПРА удалось добиться внушительных успехов. Почему администрация пошла на уступки?Д.К.: Когда мы начали работать на «Фольксва-гене», в профсоюзе было около 400 человек, из которых лишь около десятка – активисты. До моего приезда были локальные итальянские забастовки, остановки работы во время жары. Например, бригада сварщиков отказалась работать из-за отсутствия спецодежды, которая предохраняла бы руки от ожогов. Постепенно люди входили во вкус. Недовольство росло. Профсоюз вел активную агитацию за повышение зарплаты и включение премий в оклад, иниции-ровал коллективный трудовой спор. Вместо этого рабочим дали подачку в виде бутылочки пепси-колы и пирожного. Это вызвало возмущение. Все эти подачки люди решили собрать и отнести в офис. В кузовном цеху подошли к делу более радикально. Пирожные полетели в «аквариум», где сидят мастера. Потом мы провели массовые сменные собрания перед предприятием. Запахло забастовкой. В итоге оклад в течение года повы-сился на 40%. Правда, работодатель тоже себя не обидел, серьезно увеличив план. Успех на «Фоль-

ксвагене» стал примером для других заводов, и в частности – для «Бентелера»…Б.К.: Расскажи, как формировались твои взгляды? Почему именно левые, а не другие?Д.К.: В левом движении я с 1994 года. Первона-чально примкнул к организациям сталинистского толка, потому что других в то время в Твери не было. Пожалуй, большое влияние на меня оказал Панарин, член ВКП (б) Нины Андреевой, бывший военный летчик, который устроился на железную дорогу, работал машинистом. Именно он объ-яснил мне важность классовой борьбы и низовой организации рабочих.И.О.: А что тебя отвратило потом от сталиниз-ма?Д.К.: Много книжек читать начал…Б.К.: Какие книги?Д.К.: Прежде всего, конечно, работы Троцкого. Особенно «Преданная революция». В 2002 году, на марше «Антикапитализм», мне в руки попала газета «Левый авангард». Это была первая левая газета, рассчитанная на адекватную молодежь. Большинство коммунистических газет в то время были выдержаны в традициях брежневской эпо-хи. Полгазеты обычно посвящалось восхвалениям какого-нибудь Ким Ир Сена. Другая половина

– былинам про революционных борцов и героев Великой отечественной.И.О.: Но твой армейский опыт, казалось бы, должен был толкать к национал-патриотизму… Д.К.: Я никогда не был националистом. К этим ве-щам у меня всегда было отношение критическое, как и к религии.И.О.: Как сочетается марксизм с опытом совре-менной рабочей борьбы. Он ему адекватен?Д.К.: Чем больше я работаю организатором, тем больше у меня укрепляется уверенность, что марксизм – единственное адекватное осмыс-ление повседневности рабочего при капита-лизме. Но об одном и том же можно говорить по-разному. Если говорить о марксизме в форме академической лекции, реакция будет нулевая. Важно связать теорию с непосредственным опытом людей. Многие рабочие на интуитивном уровне понимают то, о чем говорит марксизм. Порой такое интуитивное понимание нужно лишь как алмаз, немножко огранить.И.О. Иногда, читая либеральную прессу, начинает казаться, что рабочего класса нет. Трудовые отношения выглядят как «черный ящик». Что в нем происходит – непонятно.Д.К.: Непонятно, неинтересно и неважно. Те, кто говорят, что рабочего класса нет, пытаются

вытолкнуть огромную категорию людей, объективно заинтере-сованных в социалистических преобразованиях, из сферы публичной дискуссии. Меня очень умиляет, когда главы крупных компаний говорят о демократии. Любое частное предприятие, не-важно, большое или маленькое, представляет собой диктаторское, полицейское государство, где у работников нет самых элементар-ных прав.И.О.: Когда смотришь на фото-графии и видео с забастовки на «Бентелере», кажется, что все это было где-то за рубежом, а не в России. Как происходит скачок от обывателя к активи-сту?Д.К.: Это действительно какое-то волшебство. Мы много работали в этом направлении – прово-дили тренинги, смотрели записи забастовок в других странах, чтобы люди прониклись этим духом. Смотрели кадры с «Форда», латиноамериканских забастовок, столкновений рабочих с полици-ей в Южной Корее. Проводили собрания, общались. Было важно, чтобы люди почувствовали себя вместе, почувствовали свою силу, впитали эту культуру. И вот, в один прекрасный день… страх отступил на второй планБК: В фильме о забастовке на «Бентелере» есть такой мо-мент, когда две тетки унылыми голосами долго объясняют ра-

бочим, что не надо протестовать, а надо пойти под двери директора и там скулить…ДК: Самое интересное, что это не просто тетки, это чиновницы министерства труда Калужской области, представители государства. Когда мы выложили это видео в интернет, сразу появилось много постов от нашистов, призывающих граждан отмечать его как спам.БК. Самое смешное в этом видео, что чинов-ницы выглядят совершенно нестрашно. Они выглядят попросту глупо.ДК: На самом деле, чтобы король стал голым, люди должны почувствовать силу и получить знания. Перед этим мы проводили тренинги на тему: что можно и что нельзя. Выпустили памятку участникам забастовки, где с цитатами из законов разъяснили, какие у них есть права. После этого им, естественно, было смешно, когда чинуши в дорогих костюмах, с золотыми часами, приходили их уговаривать. На их фоне я выглядел своим парнем.И.О.: Можно сказать, что забастовка на «Бентелере» стала для рабочих политической азбукой?ДК: Да, люди увидели на деле, что представляет собой буржуазная власть. Прочувствовали это.

Дмитрий Кожнев: «Важно связать теорию с непосредственным опытом людей»

4 май 2012

Не секрет, что в России давно уже нет никако-го «единого образовательного пространства». Минобразования по-прежнему утверждает единые программы, учебные планы и посо-бия, проводит стандартизированную атте-стацию в виде ЕГЭ, но это единообразие – не более чем тонкая поверхность, под которой кроется множество совершенно разнородных пластов.

Формальный «результат» вместо настоящего образования

Способ подготовки выпускника к итоговой атте-стации и даже реальный способ её прохождения, характер учебного и воспитательного процесса имеет не только региональную специфику, но даже различается в школах разного статуса одного города. И это вовсе не то прекрасное разнообразие, которое необходимо для свободы и творчества. Это разнообразие печально, а по-рой даже и отвратительно.

Единое образовательное пространство в России было разрушено тогда, когда уровень фи-нансирования школ стал определяться главным образом возможностями региона. Вступивший в силу в 2005 году ФЗ-122 положил начало нынешнему этапу «модернизации российского образования». Федеральная власть неустанно подчёркивает, что её отношение к образованию изменилось, что теперь образование финансиру-

ется уже не по «остаточному принципу», как при Ельцине, а является одним из «национальных приоритетов». Это радующее многих педагогов изменение, произошедшее после принятия ФЗ-122, на практике оборачивается лишь углублени-ем распада отечественной школы на множество совершенно самодостаточных и очень неравных образовательных систем, лишь формально и чи-сто внешне объединённых общими регламентами Минобразования.

Когда-то в каждой советской школе висел лозунг «Учись учиться!», и это был не просто лозунг. При всех недостатках советской школы она имела по крайней мере одно совершенно неоспоримое достоинство – важным элементом её педагогической концепции было постоянное акцентирование не на формальном результате, выражаемом оценкой или набором сведений, которыми обладает ученик на момент написания контрольной или сдачи экзамена, а на развитии способности к поиску ответов на вопросы. Что в математике, что в истории главным считался не правильный ответ, а путь поиска этого ответа, оценить который можно лишь кропотливой и су-губо индивидуализированной работой педагога по проверке черновиков, детальным беседам на устном экзамене, внимательному чтению и обсуждению курсовых и дипломных работ.

Официально принятый в качестве основопола-гающего, этот принцип конечно же не мог быть в полной мере реализован в той несовершенной,

бюрократизированной государственной системе, а потому педагоги массово тяготели к инако-мыслию и активно боролись за изменение не только системы образования, но и вообще всей политической системы советского общества, надеясь, что свобода повысит эффективность образования.

Если советская педагогика тяготела к форми-рованию слишком творческих для тех реалий людей, то сейчас, когда, казалось бы, сама жизнь требует умения находить ответы самостоятельно, ни на кого не надеясь, массовое образование становится всё более формализированным. И ЕГЭ тут далеко не единственный источник про-блем.

Низкие зарплаты и чрезмерная загруженность преподавателей вузов не позволяют им серьёзно заниматься научным руководством дипломни-ков и даже аспирантов, а потому подготовка к защите дипломных и диссертационных работ сводится к консультациям, как сделать при-емлемый с точки зрения формальных требова-ний продукт. Та же нищета большинства вузов приводит к тому, что в результате неизбежной смены поколений в высшей школе и вузовской науке оказываются как правило наименее талантливые, самые конформистски настроенные выпускники, которым в реальной экономической жизни попросту не найти себе никакого достой-ного занятия.

Эта тенденция, охватившая российское об-разование, находит своё оправдание в рыночной идеологии, выражаясь в лозунге «работы на результат», причём результат математически и бюрократически измеримый, наглядный, который можно легко переводить в денежный эквивалент и обратно.

Остались ещё отдельные эксцентрики, которых возмущает существование «холодных» докторов наук. «Холодный доктор» – это не негативное, а вполне нейтральное определение. Это человек,

имеющий докторскую степень, который при этом даже не читал собственной диссертации, в луч-шем случае (далеко не всегда) он прочёл вслух перед диссертационным советом написанный другими людьми текст на защите диссертации – и всё. И тут неизвестно, что более престижно – нанять пару десятков реальных профессоров, ко-торые тебе и диссертацию напишут, и документы все оформят, и защиту красиво проведут, либо же 10 лет трудиться и нищенствовать ради полу-чения незначительной прибавки «за степень», а потом вот так обслуживать «уважаемых людей». Главное – результат. Если есть такая степень – значит человек уважаемый: либо умный, либо богатый, либо авторитетный, либо со связями необходимыми, а как оно всё там было на самом деле – ну не так уж сейчас это и важно.

Точно так же, очень по разному получают аттестаты зрелости наши выпускники школ. Кому-то повезло родиться в правильной семье, и он учился в хорошей (как правило, московской) школе, где работают правильные учителя, где дети нацелены действительно на поиск знаний, а потому выполнить тестовые задания итоговой аттестации для такого ребёнка – задача вполне посильная. Кто-то учится в средненькой школе, где учителям не до творческой педагогики, а лишь бы на ЕГЭ «натаскать». Кому-то не повезло совсем, и он ЕГЭ либо не сдал, либо сдал лишь благодаря самостоятельным трудам (чаще всего по методике «самонатаскивания»). Ну а кто-то обошёлся и без самоистязаний учебных, а просто получил необходимые ответы, потому что в этом заинтересованы родители, руководство школы, местные чиновники системы образования.

Так что при такой схожести результатов мы ви-дим совсем разные школы, разные образователь-ные модели, формируемые совершенно разными организационными и финансовыми условиями существования этих школ.

Российская школа:углубление распада

5май 2012

Государственная образовательная политика:критика и практика

Государственная политика в сфере образо-вания породила в педагогическом сообществе две диаметральные точки зрения. Выразители мнения большинства работников образования требуют, чтобы системе образования дали нор-мальное финансирование и чтобы от неё отстали со всякими там реформами. Но есть и влиятель-ное меньшинство, представляемое руководством элитных школ и вузов, дающих действительно качественное образование, и меньшинство это реформы приветствует, бесконечно цитируя выводы известного исследования агентства МакКинси, согласно которым нет линейной за-висимости между уровнем зарплаты педагога и качеством образования. При этом, цитировать «парадоксы МакКинси» любят как раз пред-ставители тех учреждений, где с зарплатами на общем фоне всё относительно благополучно.

Первые считают, что государство должно пла-тить много и всем, и тогда результаты не заставят себя ждать, а вторые, что главное – результат, а государственное финансирование должно рас-пределяться с учётом поощрения тех, кто какие результаты показывает. И позиции «левых», и позиции «либералов», очевидно, имеют в данном случае свои сильные и слабые стороны.

Требовать от государства повышения уровня финансирования, и при этом возврата к полней-шей бесконтрольности 90-х годов, по меньшей мере, наивно. Та самая «свобода», которая была дарована школам и вузам при Ельцине, была оборотной стороной политики «финансирования по остаточному принципу» – денег не платили, а потому ничего и не требовали. Восстановление той модели при увеличении объёмов финан-сирования никаких позитивных результатов не даст. Можно понять и трудно осудить работника системы образования, который безо всякого энтузиазма, формально подходит к выполнению своих обязанностей, когда он получает зарплату в $100 в месяц. Но такой работник не станет более добросовестным, не воспылает педагоги-ческим энтузиазмом лишь оттого, что зарплата его вырастет в 20 раз. Такого не происходит, а происходит разве что следующее: поскольку эта работа становится более конкурентной и в случае чего при более высокой зарплате такому работнику проще найти замену, он будет стремиться по-другому выстраивать отношения с руководством, проявлять больше лояльности, охотней соглашаться на абсурдные бюрократи-ческие нововведения, которые на деле требуют лишь бумажной отчётности, но не меняют харак-тера самого педагогического процесса. А потому, при том что финансирование системы образо-вания безусловно должно быть увеличено, она всё-таки требует серьёзных реформ, но далеко не таких, каких хотят «либералы».

«Лидеры образования» хотели бы, чтобы госу-дарственная политика в финансировании школы развивалась в духе точечных «нацпроектов» конца 2000-х, когда государство поддерживало грантами «лучших» (которые, как правило, и без того были побогаче прочих), закрепляя тем самым разделение школ и вузов на «хорошие» и «плохие», создавая систему неравенства образо-вательных возможностей, субсидируя богатых за счёт бедных.

Именно так дела обстояли в системе образо-вания лужковской Москвы, где очень хорошие школы с интерактивными досками, соляными пещерами и зимними садами, с раздутыми штата-ми педагогических и непедагогических работни-ков соседствовали со школами-трущобами, где обваливались потолки, а учителя сами вынуж-дены были мыть полы и красить окна, поскольку бюджет учреждения не позволял нанять техни-ческий персонал. И с точки зрения либеральной всё было справедливо: вот хорошая школа, у неё выпускники поступают в хорошие вузы, трудоу-страиваются неплохо, создают попечительские советы, обеспечивают внебюджетные посту-пления, да и контингент учеников и родителей соответствующий подбирается – ей надо больше денег дать, а вот другая школа, где дети ми-грантов в основном, которые, конечно же, куда менее успешно учатся, и у которых жизнь не так успешно складывается по окончании школы – ей так много денег не надо.

Разумеется, качество педагогического процес-

са в таких учреждениях сильно различалось. И вот бы предположить, что в школе для мигрантов наверное всё-таки надо как-то усилить штаты, дополнительно психологов завести, открыть кур-сы, факультативы, а «элитные» дети в общем-то и без того нормально устроятся – нет, действовал принцип прямо противоположный. Лидеры были обеспечены всем необходимым для дальнейшего развития и процветания, а аутсайдеры обречены отставать всё дальше и дальше.

Собянинская реформа, проведение которой обосновывалось в том числе необходимостью покончить с волюнтаризмом в распределении бюджетных средств между школами, по сути мало что изменила – ведь если объём финанси-рования зависит только от количества обу-чающихся, то значит, неблагополучная школа в любом случае будет получать меньше, чем благополучная. При этом перевод на полную хозяйственную самостоятельность означает, что никаких дополнительных ассигнований из управления образования на ремонт потолков и замену унитазов не будет – дали тебе по нормативу, и если не хватает, то выкручивайся как хочешь – собирай с родителей, открывай платные курсы и т.д. Так что «справедливость» тут чисто бюрократическая, формальная, на деле же мы видим продолжение той же логики рас-пада единого образовательного пространства, социальной сегрегации, т.е. приведения школы в полное соответствие с общественной ситуацией.

И та же история на федеральном уровне. Путин уже полтора года выступает в роли такого «со-циально ответственного» чиновника, требует повышения зарплат бюджетников – и повышение происходит. Но только происходит оно у всех по-разному. Объявленные Путиным меры по повышению зарплат в образовании сводятся к увязыванию среднего дохода педагога со средней зарплатой по региону. Т.е. если регионы у нас разные, разброс уровня доходов и следовательно качества жизни в них существенный, то и у ра-ботников образования, выполняющих в общем-то одни и те же обязанности, разная оплата, и не только в школах, которые находятся в ведении местных властей, но и в федеральных вузах, фи-нансирование которых вроде бы по определению не должно увязываться с экономической ситуа-цией в регионе. Такой подход наводит на мысль о том, что целью очередной кампании прави-тельства является вовсе не повышение качества образования, а что-то совершенно иное.

Педагог в новое путинское президентство

Новое президентство Путина было встречено буржуазией и подконтрольными ей негосудар-ственными СМИ не просто без энтузиазма, ско-рей наоборот – либералы предприняли попытку не допустить второго цикла путинского прези-дентства. И эта попытка, совершенно неожидан-но даже для её инициаторов, вызвала давно не-виданное воодушевление и довольно массовую поддержку в самых разных слоях населения, отнюдь не только либерально настроенных.

Широкая кампания, которая началась в прессе задолго до выборов, спровоцировала власть на попытку сыграть на опережение, начав кор-ректировку социально-экономического курса. Не только госаппарат, но и огромную армию «бюджетников» Путин попытался и до сих пор пытается сделать главной опорой своей власти. Именно этому слою была адресована большая часть предвыборных заявлений и именно на него была возложена ответственность за «правиль-ное» проведение выборов.

Ещё совсем недавно в основной массе оппо-зиционное учительство теперь стало столь же массово ходить на митинги в поддержку режима, и именно учителя чаще всего привлекались к организации самих выборов, как думских, так и президентских. Это поведение вполне понятно: оппозиция требует каких-то «перемен», которы-ми и так уж объелись, а власть обещает вполне реальное, осязаемое увеличение зарплаты. А что в результате этого увеличения нищий и голодный курганский или брянский учитель останется ну если не голодным, то полуголодным, и всё равно нищим, хотя, вероятно, не самым нищим в Кургане или Брянске, а потому в этих регионах образование не станет таким, как в относительно благополучных регионах – эта проблема при решении сиюминутных политических задач на повестку дня не ставится.

Этот последовательно реализуемый прави-тельством подход обрекает массовое, народное отечественное образование на весьма печальное будущее. Да, останутся хорошие, образцовые школы и вузы, попасть работать или учиться в которые можно будет только в результате серьёзного конкурсного отбора. Но подавляю-щее большинство образовательных учреждений окончательно превратятся в социальные и даже этнические гетто, пребывание в которых неуют-но, бессмысленно и губительно для здоровья, интеллекта и дальнейшей профессиональной

траектории. Вместо цели Просвещения, ради которой великими педагогами прошлого и соз-давалось массовое образование, ему уготована роль лишь коллектора для детей и подростков, «чтобы по улицам не слонялись».

Педагогу швырнули подачку, заставив служить режиму, который по-прежнему плюёт в народное образование, чтобы превратить в «крайнего» в случае эпизодических разоблачений фаль-сификаций на выборах, чтобы изолировать от общества и сделать ещё более беззащитным. Смириться с этим, принять навязанные правила и дальше функционировать в этой системе, тайно презирая себя, и именно в этом презрении нахо-дя в себе силы работать на сохранение системы – этого хочет от нас власть.

Но если мы хотим, чтоб наша отечественная школа действительно изменилась, нам неизбеж-но придётся ломать существующий политический режим и экономический уклад. Государство и бизнес делают из нас послушных исполнителей – и обрекают нас на формирование такой же позиции у наших учеников.

Новая школа, ориентированная не на удо-влетворение запросов государства и бизнеса, а на творческое развитие свободной личности, школа свободы и равных возможностей может существовать только в принципиально иных финансово-организационных условиях, когда цели образования определяются не «заказчи-ком», а педагогическим сообществом совместно с родителями и самими детьми. Существующие ныне в крупных городах островки действительно качественного и гуманистического образова-ния не могут быть доступны лишь «избранным» детям – напротив, их опыт следует не только сохранять, но и широко внедрять в массовую школу, что требует существенного увеличения и справедливого распределения выделяемых на образование ресурсов.

Тот искренний порыв к переменам, стремление к свободе и справедливости, который проявили российские граждане минувшей зимой, внушает большой оптимизм, демонстрирует, что борьба возможна, и успех её не столь фантастичен, как когда-то многим казалось. Возрождение отече-ственного образования на базе обновлённого демократичного и социалистического общества может и должно стать одной из мобилизующих целей этой борьбы.

Сергей Козловский/ Российское социалистическое движение – Москва

6 май 2012

Домашнее насилие – проблема, принявшая катастрофические масштабы: каждый год в России от рук своих мужей погибает 14 тыс. женщин. Долг левых – бороться со всеми формами угнетения, в том числе варварскими патриархальными практиками, этой оборотной стороной «дикого» капитализма. Мы публи-куем интервью с Оксаной Замойской (Санкт-Петербург) – феминисткой, волонтером Кризисного центра для женщин и активисткой Российского социалистического движения.

– Оксана, расскажи о том, чем занимается Кризисный центр в Питере.

– В первую очередь он работает с жертвами домашнего насилия. Однако кроме чисто право-защитной и психологической помощи постра-давшим нам приходится работать и в информа-ционном поле. Потому что проблема насилия над женщинами окружена массой стереотипов. Например, в программе «Пусть говорят» Андрея Малахова была история тринадцатилетней девоч-ки из маленького городка, которая стала жертвой группового изнасилования. И вот сидит девочка, сидит ее мама. И ей задают вопрос: «Что же вы так плохо воспитали свою дочь?»

– То есть часть общества воспринимает эти случаи просто как «клубничку», а с другой стороны, есть тенденция обвинять жертву?

– Да. Люди не анализируют это. Часто тема попросту замалчивается. Например, все знают об убийствах в станице Кущевской, но мало кто слышал о происходивших там массовых изна-силованиях. Об этом писала Елена Костюченко из «Новой газеты». Люди из банды Цапков открыто приходили в Медучилище, где учились девушки 13-19 лет, в общежитие, и уводили очередную жертву. И все молчали об этом. Это было в по-рядке вещей.

– Но все-таки Кущевка – экстремальный слу-чай, феодальное поместье. Как обстоят дела в Петербурге?

– Невозможно отследить все случаи, связанные с сексуальным насилием и насилием в семье. Во-первых, если жертва приходит в полицию, она уже там сталкивается с давлением. Обычно ее убеждают не подавать заявление. Так бывает в 95 % случаев.

Это происходит потому, что такие случаи трудно и неприятно расследовать. Играют роль и сексистские стереотипы. Ей будут говорить, что это безнадежное дело: «Ты лучше забудь. Иди, помойся, постирай одежду…» Или начнутся обви-нения: «Сама виновата». Это типичная реакция.

Во-вторых, фактически отсутствует система опо-вещения полиции о случаях изнасилования. Если человек обращается в «травму», автоматически идет звонок в полицию. Если приходит к гинеко-логу – звонка нет. Все спускается на тормозах, остается на бытовом уровне.

Еще сложнее с домашним насилием. Речь идет о побоях, истязаниях, угрозах. Скажем, сотрясение мозга квалифицируется как причинение вреда средней степени тяжести. Это – дело частного обвинения. То есть жертва должна сама собирать все улики, свидетельства, справки. Сама должна писать заявление и нести не в полицию, а миро-вым судьям.

Допусти, муж в очередной раз бьет жену, ей удалось сбежать или запереться в туалете. Она вызывает полицию. Полиция говорит: «Будут тру-пы, вызывайте». И формально они правы. Дела частного обвинения – вне компетенции полиции.

Статистику по таким случаям сложно получить, но на одной из пресс-конференций представи-тель МВД все-таки произнес заветные цифры: 3 тысячи заявлений в год, и только 33 обвинитель-ных заключения.

Почему так мало?

А дело в том, что задача мирового судьи – зами-рить стороны. Удачный исход дела – примирение. Они говорят женщине: «Ты что, хочешь судимости отцу своих детей?» По сути, это система массово-

го сокрытия фактов.Есть еще и такой аспект: само судебное раз-

бирательство является травмирующим фактором. Если дело дошло до суда, избитая женщина вынуждена рассказывать, какой рукой ударил ее муж, что он при этом говорил и так далее. В том же зале находится насильник, который отрицает все ее слова. Свойство человеческой памяти та-ково, что жертва насилия очень многое забывает. Память о произошедшем возвращается посте-пенно. Один раз она может рассказывать одну историю, потом другую. Это часто преподносится как ложь, сочинительство.

Не только жертва говорит о насилии, но и сам насильник. И часто он оказывается в более выигрышной ситуации. К тому же он получает государственного защитника, а жертва – нет.

– Существует ли какая-то система помощи жертвам насилия?

– В Питере есть один кризисный центр и государственные убежища. Это квартиры, куда жертва насилия может временно переехать. Но в Петербурге такие убежища – только на 60 мест. Кроме того, там очень высокий порог попадания. Надо в течение дней десяти собирать различные справки.

– Можно ли как-то изменить эту ситуацию?

– Есть стереотипы, что семейные проблемы – это частное дело, и вмешиваться не надо. Но это не так. Мы пытаемся лоббировать закон об охран-ных мерах, направленных на разделение жертвы и насильника. Во многих странах такие законы действуют, например, в Швеции.

– Как это работает?

– Допустим, мужчина и женщина ссорятся, он угрожает ей. Приезжают специально подготов-ленные люди, социальные работники, умеющие распознавать ситуацию. Они разводят супругов по разным комнатам, оценивают, насколько острая ситуация, выясняют, чувствует ли женщина себя в безопасности, хочет ли она остаться здесь или поехать в убежище. Ей может быть предо-ставлена психологическая или юридическая помощь.

– А где гарантия, что насилие не повторится?

– Существует такой механизм досудебной за-щиты, как охранные ордера. Агрессору запреща-ется приближаться к жертве в течение какого-то времени. Если он нарушает этот запрет, его дело тут же поступает в суд. Выдается послесудебное предписание на больший срок. Если агрессор снова его нарушает, его задерживают и предла-гают на выбор: курс психологической коррекции или арест.

Как общественное мнение воспринимает про-блематику домашнего насилия?

Приведу случай из жизни. Как-то раз мы шли с психологом из кризисного центра и увидели сцену: ссорится парочка, мужчина нависает над женщиной, хватает ее за руки, оскорбляет. Женщина в слезах. Мы вмешались. Он пытается ударить меня, а потом тащит женщину в метро. Мы просим охранников помочь нам. Они отвечают: «Ну, наверное, это его девушка… это их личное дело»…

А как околоцерковная аудитория реагирует на эту тему?

Очень противоречиво. Во-первых, утверждается, что это придуманная проблема. То есть 10-15 тыс. женщин, убитых интимными партнерами, в год – их нет. Это пропаганда Госдепа. А во-вторых, виновны обе стороны. Когда муж сломал жене пару ребер, он обычно может предоставить пару синяков в подтверждение того, что он тоже стал жертвой насилия. При этом не учитываются, ска-жем, габариты жертвы и агрессора, кто сильнее может ударить.

Тут консерваторы сразу становятся сторонни-ками равенства полов?

Они говорят, что все уравновешено, что это та-кая гармония, инь и ян. Считается, что традицион-ная семья – это огромная ценность, которую надо сохранить во что бы то ни стало. Даже ценой жизни женщины или детей.

А без насилия семья уже не будет традици-онной?

Ну, это же «Домострой»: «Да убоится жена отца и мужа своего». Проблема еще и в том, что на официальном уровне женщина почти всегда рассматривается в контексте семьи. Женщина вне семьи не существует, и никаких самостоятель-ных потребностей у нее нет. Это такой красивый патриархальный принцип: «Мир – дом мужчины, дом – мир женщины». Консервативные деятели вроде Елены Мизулиной в своих речах тоже гово-рят: «Если в семье все хорошо, значит и у женщин все хорошо».

Что, на твой взгляд, заставляет таких жен-щин, как Елена Мизулина, лоббировать откро-венно антиженские инициативы?

Ответ на этот вопрос она формулирует очень просто: «Я православная». Остальное – неваж-но. «Справедливая Россия», в которой состоит Мизулина, входит в Социнтерн. И на официальные запросы оттуда руководство партии отвечает: «Да, мы за гендерное равенство, но мы уважаем личное мнение депутата Мизулиной»…

Есть ли у проблемы домашнего насилия со-циальное измерение, насколько это связано с уровнем достатка, образования?

Существует стереотип, что домашнее насилие – удел маргинальных слоев населения. Но, скажем, примеры Кристины Орбакайте, Валерии, певицы Жасмин показывают, что это далеко не так. Я думаю, что это своеобразная попытка рациона-лизации насилия. Многие женщины пытаются дистанцироваться от насилия, убеждая себя: мой мужчина образованный, умный, интеллигентный, он меня никогда не ударит. С другой стороны, так называемые успешные женщины обычно стыдятся рассказывать о своих проблемах. В кризисном центре есть история женщины-юриста, которая в течение десяти лет скрывала, что муж ее бьет.

Бытует убеждение: с нормальными людьми насилие не происходит. Это общая установка. Так затыкают рот жертвам. Проблема становится невидимой.

Насколько нынешнее российское государ-ство готово обсуждать проблемы домашнего насилия?

Обращаясь к женщинам, Путин любит го-ворить: «Ваша главная функция – повышать демографию». Но он забывает о количестве убитых женщин, которые уже никого не родят. У нас демографические проблемы вешаются на женщин, которые не хотят рожать в коммуналках, где живет по три-четыре поколения, когда нет бесплатной медицины, бесплатного образования. Они, а не государство, виноваты в том, что «Рос-сия вымирает» и «скоро нас захватят китайцы».

Идея Путина – в том, чтобы загнать женщину в семью и заставить ее рожать детей. Но эти меры в современном обществе просто не работают.

Некоторые левые, наверное, скажут, что темы, связанные с семьей, гендерными про-блемами, не имеют отношения к капитализму и классовой борьбе. Что ты об этом думаешь?

Конечно, имеют. Например, женщине бывает сложнее устроиться на работу, так как работода-телям невыгодно, если она беременеет и уходит в декретный отпуск. Если женщина уже родила, ей также нередко отказывают: дети часто болеют, и мать должна за ними ухаживать. При этом четко прописанного понятия дискриминации в законе нет, и доказать ее очень трудно. С другой сторо-ны, во многих странах взять отпуск по уходу за ребенком может и женщина, и мужчина.

Женщина в семье выполняет массу бесплатного труда, который никак не возмещается обществом. Идет политика, явно направленная на воссозда-ние патриархальной семьи. И это оборотная сторона упразднения социального государства.

Еще Энгельс писал: «Работник – раб капита-листа, но у него могут быть свои личные рабы». Для того, чтобы уничтожить капитализм, нужны совсем другие семейные ценности.

Невидимая проблема

Женское движение сыграло особую роль в Арабских революциях 2011 года. Мы публику-ем перевод интервью с Ахлем Белхадж, пред-седательницей Тунисской ассоциации женщин за демократию.

– Что можно сказать о дискриминации, кото-рой подвергаются женщины в Тунисе? Какова ситуация сейчас?

– По сравнению с остальным арабским миром положение женщин в Тунисе довольно специ-фично. Они рано начали пользоваться преимуще-ствами прогрессивных законов. Так, в 1956 году Гражданский кодекс запретил многоженство и легализовал разводы. В 1964 году были разре-шены аборты – гораздо раньше, чем во Франции. В 1957 году женщины получили право голоса, на 15 лет раньше, чем женщины в Швейцарии. Тунисские власти часто использовали женский вопрос для демонстрации своей демократично-сти и прогрессивности, установив что-то вроде «государственного феминизма».

Однако сильное неравенство, о котором те же власти никогда не говорили, было закреплено в тунисских законах, особенно на уровне семьи. В патриархальном духе муж, «глава семьи», об-ладает гораздо большими правами в воспитании детей. Женщины считаются главами семьи в ис-ключительных случаях. Более того, законодатель-ство о наследовании остается важной областью, где женщины явным образом дискриминируются: закон требует, чтобы они получали вдвое меньше наследства, чем мужчины. Мы считаем это непри-емлемым. Кроме того, несмотря на законодатель-ство, судьи иногда принимают решения, руковод-ствуясь сексистскими стереотипами.

В социальном плане, особенно среди рабо-тающего населения, наблюдается феминизация бедности. Как и во всем мире, в Тунисе доля без-работицы гораздо выше среди женщин. Им труд-нее найти работу. Без работы остается огромное количество женщин с высшим образованием. Несмотря на равенство, закрепленное в ТК, жен-щины меньше получают и имеют меньше шансов на продвижение по службе. Женский труд чаще маргинализован. Неустойчивая занятость затра-гивает в основном женщин, особенно домохозяек и тех, кто работет через агентства занятости. В этих областях эксплуатация наиболее сильная.

Это основные проявления дискриминации жен-щин, но, разумеется, есть и другие, в том числе в политической жизни. Женщины по-прежнему мало представлены на руководящих постах. Не только на высоких должностях в министерствах, но и в организациях гражданского общества.

Это же касается и профсоюзов: в декабре 2011 года на съезде UGTT, крупнейшего тунисского профсоюза, в Национальный совет как всегда не было избрано ни одной женщины, хотя более 40% членов профсоюза – женщины. На средних руководящих должностях в UGTT доля женщин также крайне низкая. Здесь предстоит большая работа по достижению гендерного равенства.

– Какую роль сыграли женщины в революции?

– Тунисские женщины участвовали в рево-люции на всех этапах, не только в период с 17 декабря по 14 января. Они участвовали в под-готовке революции, особенно в профсоюзной борьбе, ведь в отраслях с наибольшей эксплуата-цией доля женщин самая высокая. Так, в начале 2000-х после заключения Торгового соглашения в легкой промышленности (где занято особенно много женщин) именно они начали социальную борьбу – забастовки, оккупации.

Последняя волна демонстраций женщин, показавшая их высокий боевой дух, помогла провести Тунисский социальный форум. Жен-щины участвовали в борьбе за права человека, распространяя культуру оппозиции режиму Бен Али. Они говорили о репрессиях и коррупции, они боролись за демократию, свободу и женские права. Протестное движение в горнодобываю-щем регионе страны 2008 года, ставшее важным этапом на пути к революции, было инициировано женщинами. Матери тех молодых людей, которые не могли найти работу, заняли улицы в Гафсе и

обеспечили ежедневное сопротивление.

В декабре 2010 года и январе 2011 – об этом многи писали в СМИ – женщины были на улицах, размещали информацию в блогах, участвовали в конфронтациях, во всех проявлениях революции. В событиях того времени их участие как граждан было равным с мужчинами.

– Какие изменения произошли после сверже-ния Бен Али? Какими вы видите перспективы на будущее?

– К сожалению, после революции положение стало даже тяжелее. Конечно, было впечатление, что мощное участие женщин в революции при-ведет к большему равенству, даст больше прав женщинам в Тунисе. Женщины, активно уча-ствовавшие в событиях, ожидали очень скорых изменений в законодательстве. И эти требования были связаны с разделением религии и политики как необходимым условием подлинного равно-правия. Ведь мы ничего не добьемся, пока зако-ны продолжают ссылаться на нормы шариата.

Борьба за большее участие женщин в по-литической жизни продолжилась. Наконец, исторический закон был принят большинством делегатов Высшего совета реализации задач революции. Это дало возможность даже самым обездоленным женщинам участвовать в выборах, присутствовать на публичных собраниях и воз-вращаться домой поздно вечером! Конечно, это повлияет на изменение отношения к женщинам, но, вероятно, в более долгосрочной перспективе. А сейчас женщины составляют лишь чуть более 25% депутатов конституционной ассамблеи, в то время как большинство принадлежит «ЭнНахде» [исламистской партии].

Но в отношении юридического и социального равенства женщин в целом по стране все совсем неочевидно. Сегодня политики готовы говорить о больших достижениях женщин, но никто уже

не готов всерьез обсуждать дальнейшее совер-шенствование законодательства. Например, нашу ассоциацию также активно призывают сосредо-точиться лишь на защите достигнутого, тогда как мы 20 лет беспрерывно вели борьбу за реальное равенство, особенно в семье. Подобные призывы особенно усилились после вхождения «ЭнНахды» в правительство.

Столкнувшись с наступлением «ЭнНахды», важ-но по крайней мере защищать наши завоевания, чтобы не дать реакции шанса отыграть ситуацию назад ни по одному из направлений. Уже сейчас не только крайние фундаменталисты, особен-но салафиты, но и «ЭнНахда» активно говорят о многоженстве, праве усыновления и даже «хилафа» (исламском обычае), которые серьезно ущемляют права женщин.

В отношении права на работу и феминизации бедности, о которой я уже говорила, положение по-прежнему тяжелое. Сегодня мы самые бедные, лишенные собственности, наиболее подвержен-ные эксплуатации. Более того, все громче звучат заявления о том, что женщины отбирают работу у молодых мужчин и вообще должны сидеть дома. Лучшим ответом на эти угрозы является высокая активность женщин, прекрасно организованных и готовых дать решительной отпор реакции в любом виде. Можно уверенно сказать, что борьба против эксплуатации женщин и мужского господ-ства является принципиальным фактором для социальных изменений в целом.

Мы можем добиться успеха в Тунисе только че-рез создание прямой связи между борьбой про-тив неравенства на всех уровнях – гендерном, социальном, экономическом и региональном. Мы смотрим в будущее с оптимизмом, потому что люди продолжают сохраняют активность и огромный интерес к переменам в общественной жизни, которые происходят сегодня.

Перевод Ильи Матвеева, Ильи Будрайтскиса/Российское социалистическое движение – Москва

«Борьба против эксплуатации женщин может стать мотором социальных изменений в целом»

7май 2012

Контакт с нами: gazetasocialist@gmail.com

Приложение к газете «Узнай Правду».Учредитель, издатель и главный редактор — Шеповалов А.В. Адрес издателя и редакции: 152300, Ярославская обл., г. Тутаев, Комсомольская, 52, 58. Свидетельство о регистрации СМИ — ПИ № ТУ160096 от 15.01.2010, выдано УФС по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.

Тираж 3000 экземпляров.

Российскоесоциалистическоедвижение

anticapitalist.ru

8 май 2012

Активист РСД Александр Иванов побывал в бунтующем городе. Мы публикуем его репор-таж о протестах.

Несколько недель назад о голодовке в Астраха-ни слышали лишь единицы, даже в самом городе это было чем-то «обыденным». Горожане вроде как смирились с навязанным мэром-жуликом Столяровым и продолжили жить дальше. Такое ощущение было и до 14 апреля, но в этот день все изменилось.

Что произошло? 4 марта в Астрахани вместе с выборами президента страны проходили выборы мэра города. Именно они вызвали протесты общественности. По официальным данным, Миха-ил Столяров («Единая Россия») выиграл выборы, набрав 60% голосов, а за Олега Шеина («Справед-ливая Россия») проголосовало лишь 30% избира-телей. Однако данные экзит-поллов показывали совершенно другую картину –выиграл Шеин. ЦИК, естественно, признал выборы действитель-ными. Не добившись справедливости, Шеин и его

товарищи начали 16 марта бессрочную голодов-ку. Спустя месяц голодовки, сопровождавшейся настоящей информационной блокадой, прорвать которую стоило больших трудов, ЦИК предо-ставил видеозаписи с избирательных участков. Когда смотришь эти ролики, возникает чувство отвращения – как вообще можно было провести такие выборы?

В воздухе витало ощущение неопределенно-сти, обывательщины и полнейшей аморфности. Скромный лагерь протеста на площади Кирова тихо противостоял полиции, которая днем и ночью блюла спокойствие режима. Немногочис-ленные астраханцы, а также активисты из других регионов проводили митинги и культурные ме-роприятия. На что полиция реагировала странно, выборочно. На надувных матрасах находиться можно, а при попытке установить шатер – его окружили и сломали. Для размещения прибываю-щих попытались установить палатки, что сильно испугало полицию – заставили убрать.

Но стоило только попасть в штаб, где прохо-дила голодовка, как впечатление кардинально менялось. Несмотря на проблемы координации, работа улучшалась с каждой минутой. Размеще-ние приехавших, уличная агитация, проведение акций, работа со СМИ. Тишина наступала лишь на пару часов ночью.

Во многом прорыву информационной блокады способствовал приезд большого числа блогеров, которые принялись масштабно освещать происхо-дящее в Астрахани. СМИ окрестили это «москов-ским десантом», а митинг в поддержку действую-

щего мэра был просто пропитан ненавистью к желающим проявить солидарность с Шеиным. За все время голодовки, а она длилась более месяца, астраханские журналисты не проявили интереса и даже не заикнулись о происходящем, не считая упоминаний вскользь, что «голодают там какие-то дебоширы». Вот она, «свобода слова», и кому она принадлежит...

В пятницу 13 апреля город взбудоражила за-бастовка водителей маршруток. Причиной стал «конкурс», по итогам которого ряд маршрутов начали обслуживать волжские автобусы. Есте-ственно, фирма, которой принадлежит автобус-ный парк, находится в Волгограде, а работают водители-волжане. Это значит, что все налоги, все заработанное в Астрахани уходит в бюджет другого города. Но это лишь часть беды: води-тели, работавшие на линиях прежде, остаются без работы, у них просто отозвали лицензию на перевозки по их маршрутам. И все – крутитесь как хотите. Да и как содержать инфраструктуру, если бюджет и без того дырявый?

Все это вылилось в стихийную забастовку на площадке возле центрального стадиона. Власти с помощью ДПС препятствовали проезду марш-руток, задерживали и выписывали надуманные штрафы. Это лишь еще больше всех разозлило. К середине дня на площадке собралось порядка 40 машин и около ста человек. Приехал мэр и по-мощник губернатора, которые пытались разбить водителей на две группы, кормили обещаниями провести повторный конкурс – просто пытались обмануть и не допустить участия водителей в

протестах. Ближе к вечеру уладили проблемы с ДПС и разрешили колонной проследовать к площади Кирова. На стоянке возле Кремля (это недалеко от площади) количество маршруток как минимум удвоилось, а на самой площади начался стихийный митинг со свободным микрофоном, где каждый желающий мог высказаться. Там же про-шло совещание о дальнейших действиях, на ко-тором решили добиваться полной отмены итогов «конкурса» и возвращения работы астраханским водителям.

Суббота, 14 апреля. Этот день уже сравнили с событиями в Москве 5 декабря, когда на улицы вышли десятки тысяч недовольных итогами выборов. Нечто похожее было и в Астрахани. Лживые федеральные СМИ врали о численности митинга. Собираться начали с обеда возле штаба, потом переместились в Братский сад. И уже там было около полутора тысяч человек. Нам же рассказали про 800-1000 человек, 300 из которых – «залетные дебоширы». После митингующие переместились на площадь Ленина, где собралось, по разным оценкам, 5-6 тыс. человек. В толпе только и говорили: «Астрахань восстала!», «На-сколько нужно было довести людей, чтобы они просто требовали честных выборов?!», «Такого в Астрахани не было никогда». Участвовали люди всех возрастов, но подавляющее большинство – 20-40-летние. Протест становится моложе, это может только радовать.

Окончанием послужило шествие от площади до штаба. Митинг, концерт. Пламенные речи, призы-вы бороться до конца. И действительно, огром-ный всплеск активности населения – неожидан-ный. Можно считать это скромным успехом, но в действительности это подтвердило в очередной раз: политическая жизнь страны постепенно смещается в регионы. Регионы больше всего страдают – высокий уровень безработицы, вывоз сырья, разрушающаяся инфраструктура и прочие прелести жизни в постсоветской России.

Митинг закончился и встал вопрос – что даль-ше? Дальше работы еще больше. Протест нужно развивать, донести информацию о происходящем до каждого человека, не только в Астрахани, но и во всем мире. По всей стране прошли акции со-лидарности, в штаб постоянно приходили письма поддержки.

Поездка в Москву для просмотра «кино» дала результаты. Председатель ЦИКа Чуров публично заявил о нарушениях на 129 участках из 203. Но первым ответом власти стали репрессии на улице – нападения на одиночные пикеты, по-стоянные провокации и задержания активистов. Это не помешало проведению митинга 21 апреля, поставившего точку в активном противостоянии. Теперь судьбу выборов решит суд.

Голодовка закончилась. Основная задача выполнена. Суд начал рассматривать дело о нару-шениях, доказательств более чем достаточно. Что будет дальше – неизвестно. Шеин рассчитывает за счет накопленного протестного потенциала повлиять на адекватность судебного процес-са; насколько это возможно, станет ясно уже в ближайшие недели. Чуров же, заявляя о наруше-ниях, ссылается именно на суд, который и должен вынести решение о признании или отмене резуль-татов выборов.

Не имея серьезной победы – отставки мэра, – мы получили опыт и веру в себя. Не будь такой широкой кампании, поддержки астраханцев и всероссийской солидарности – ничего бы не по-лучилось. А ведь до этого прокуратура говорила о нарушениях лишь на пяти участках...

Александр Иванов / Российское социалистическое движение-Москва

Урок Астрахани

Алек

санд

р И

вано

в