1878

Кровь по совести

345

С утра 31 марта 1878 г. у здания петербургского окружного суда наб-людалось небывалое оживление. Сановные господа и разряженныесветские дамы заполнили до отказа зал заседаний, простая публикатолпилась на улице. В этот день слушалось дело по обвинению дочерикапитана Веры Засулич в покушении на убийство петербургского гра-доначальника Федора Трепова.

С фактической стороны дело было совершенно ясно, и правитель-ство решило устроить показательный публичный процесс безо всякихопасений за его исход. Прокурор петербургской палаты Лопухин уве-рял министра юстиции Палена: «Это дело личной мести, и присяжныеее обвинят, как пить дадут».

Он ошибся. Преступление Засулич в глазах всей публики безус-ловно было «политическим», поскольку в Трепова она стреляла вовсене из «личной мести». Мотив покушения был «общественный». 13 ию-ля 1877 г. по распоряжению петербургского градоначальника былжестоко высечен розгами в доме предварительного заключения быв-ший студент Боголюбов за то, что при повторной встрече с Треповымне снял шапки. Помимо мелочности повода всех шокировала проти-возаконность треповского распоряжения, которое, однако, благосло-вил министр юстиции граф Пален (после общей отмены телесных на-казаний за дисциплинарные проступки 17 апреля 1863 г. они былисохранены только для крестьян по приговору волостных судов и длякаторжан, но приговор по делу Боголюбова еще не вступил в закон-ную силу, а порка подследственных не допускалась). В доме предва-рительного заключения едва не случился бунт возмущенных студен-тов, томившихся там после демонстрации у Казанского собора, где бу-дущий глава русских марксистов, а тогда юный студент Горногоинститута Георгий Плеханов, впервые поднял красное знамя с лозун-гом «Земля и воля». Среди прочих сидел там Николай Морозов, кото-рый и через много лет будет вспоминать с жаром, как давал самомусебе клятву: «За это надо отомстить, отомстить во что бы то ни стало.

346

...Я отомщу.,., ковда меня выпустят...» В обществе также сильно не-годовали, ожидали по меньшей мере монаршего внушения Трепову,но его не последовало (незаконнорожденный сын Николая I ФедорТрепов пользовался благоволением Александра II, который на другойдень после покушения заехал справиться о его здоровье).

Морозова опередили. 24 января 1878 г. Вера Засулич явилась вприемную градоначальника и выстрелила в него из револьвера. Цельее, как она объяснила суду, состояла в том, чтобы «обратить вниманиена это происшествие...» и «ценою собственной гибели, доказать, чтонельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человечес-кой личностью...»

Рана Трепова оказалась серьезной, он по состоянию здоровья немог явиться в суд и даже «подвергаться допросу на дому без явноговреда для здоровья», в подтверждение чего суду было предъявлено ме-дицинское свидетельство, выданное профессором Н.В. Склифосов-ским.

В обвинительном акте деяние Засулич было квалифицированокак покушение на умышленное убийство, за что статья 1454 Уложе-ния о наказаниях предусматривала лишение всех прав состояния иссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Но дело решалиприсяжные, приговор которых, как справедливо указывал министруюстиции председательствующий на процессе Анатолий Кони, «осно-вывается на многих неуловимых заранее соображениях». Однако и онбыл уверен — «здравый смысл присяжных подскажет им решениесправедливое и чуждое увлечений. Факт очевиден, и едва ли присяж-ные решатся отрицать его».

Обвиняемая и не пыталась отрицать намеренного покушения наубийство. На вопрос председательствующего, признает ли она себявиновной, Засулич ответила: «Я признаю, что стреляла в генералаТрепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, дляменя было безразлично».

И тем не менее присяжные после короткого совещания вынесливердикт о полной невиновности Засулич. Старшина едва успел выго-ворить «Не виновна» в ответ на первый, основной вопрос суда. Даль-нейшую речь его нельзя было расслышать за громкими криками «Бра-во! Ура! Молодцы!», истерическими рыданиями, бурными аплодис-ментами и топотом ног, которыми присутствовавшие выразили свойвосторг и полное одобрение решения присяжных. Публика с улицы

347

хлынула в зал. Защитника Засулич, присяжного поверенного Алекса-ндрова, принялись качать, а затем на руках вынесли на улицу и про-несли несколько кварталов.

Незадолго перед тем возникший революционный Союз «Земля иволя» выпустил по поводу оправдания Засулич прокламацию «К рус-скому обществу», где говорилось: «31 марта 1878 г. для России на-чался пролог той великой исторической драмы, которая называетсясудом народа над правительством.... В этот день разрыв русского об-щества с правительством выразился de facto в здании окружного судаоправдательным приговором присяжных и поведением публики, ап-лодировавшей приговору. Присяжные отказались обвинить ту, кото-рая решилась противопоставить насилию насилие».

Адвокат Александров в речи на процессе подчеркивал, что «физи-ономия государственных преступлений нередко весьма изменчива.То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня илизавтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести».31 марта 1878 г. русское добропорядочное, законопослушное, побольшей части либерально настроенное общество в лице жюри при-сяжных, состоявшего на процессе Засулич из чиновников и купцов,«по убеждению совести» признало террористический акт «подвигомгражданской доблести».

Оправдание Веры Засулич было по существу антиправительствен-ной демонстрацией. Таким образом русское общество за неимениемдругих средств выразило глубокое недовольство политикой прави-тельства, переходящего от реформ к реакции. Вместе с тем вердиктприсяжных имел громадное значение для внутренней борьбы в станерусских радикалов. С самого зарождения пореформенного революци-онного движения, известного под общим наименованием «народниче-ства», в нем ясно обнаружились два глубоко несходных течения. Исто-рическая литература советского времени, вслед за Лениным, выстро-ившим теорию трех этапов революционного движения в России, вспорах между участниками «разночинского этапа» видела только так-тические расхождения. На самом деле за разногласиями относительнохарактера грядущей революции и отношений интеллигенции и народапросматриваются два противоположных идеала будущего обществен-ного устройства. Оправдав Засулич, общество дало своеобразныйкарт-бланш одному из этих радикальных течений, ослабляя и отталки-вая на обочину общественной жизни другое.

348

«...Социализмом к свободе»

Петр Чаадаев в «Философических письмах» впервые сформулировалтезис, оказавший огромное влияние на всю последующую российскуюобщественную мысль. Открытие его заключалось в преимуществахрусской отсталости. Россия отстала от Европы, но именно «поэтомунам незачем бежать за другими... Мы пойдем вперед, и пойдем скореедругих, потому что пришли позднее их, потому что мы имеем весь ихопыт и весь труд веков, предшествовавших нам».

Русская революционная мысль вслед за европейской уже в 40-егг. XIX века усваивает идеал социализма. Один из первых русских по-литических эмигрантов Александр Герцен, выступая против евро-пейского буржуазного «мещанства», отвергая общество «ничем необуздываемого стяжания», видел в социализме новое евангелие. «По-разительное сходство современного состояния человечества с предше-ствующими Христу годами... — записывает Герцен в 1844 г. — В на-ше время социализм и коммунизм находятся совершенно в том же по-ложении, они предтечи нового мира общественного, в них рассеянносуществуют membra disjecta1 будущей великой формулы».

Но если в передовых странах Европы, испытавших все ужасыпервоначального капитализма, путь к социализму связывался сборьбой пролетариата, то для России открывалась возможность из-бежать «язвы пролетариатства» и мук, связанных со становлениемкапиталистических отношений. Отставшая Россия могла не толькодогнать, но и перегнать просвещенную Европу, срезав угол на новомисторическом повороте. Россия может и должна миновать капита-лизм, было бы странно, убеждал Герцен, «повторять теперь всюдлинную метаморфозу западной истории, зная вперед le secret de lacomedie2...».

Практическая возможность такого рывка связывалась с тем, что кмоменту европейского поворота в сторону социализма Россия сумеласохранить «свою незаметную скром!гую общину, т. е. владение сооб-ща землею, равенство всех без исключения членов общины, братскийраздел полей по числу работников и собственное мирское управлениесвоими делами».

'Разъединенныечлены (лат.).2Секрег Полишинеля, то есть тайна известная всем (франц.). Здесь — развязка.

349

Перспективы русской общины многим вовсе не казались блестя-щими. Другой эмигрант, ярый западник и теоретик анархизма Миха-ил Бакунин, упрекал Герцена и его друзей в том, что они «запнулисьза русскую избу, которая сама запнулась да и стоит века в китайскойнеподвижности», и иронически вопрошал: «почему эта община, от ко-торой вы ожидаете таких чудес в будущем, в продолжении 10 вековпрошедшего существования не произвела из себя ничего, кроме само-го печального или гнусного рабства?» Сам же, впрочем, и предлагалответ: «в ней нет свободы, а без свободы, вестимо, никакое общест-венное движение немыслимо».

Но для Герцена существующая община — хранительница социаль-ного равенства — не идеал, а только зародыш будущего общественно-го строя. Наличная русская община обладает чудовищным недостат-ком. Она сковывает индивидуальную свободу. Между тем идеал соци-ализма предполагает, с точки зрения Герцена, необходимость«сочетания личной независимости, без которой нет свободы, с обще-ственной тягой, с круговой порукой, без которых свобода делается од-ним из монополей собственника». В годовщину революции 1848 г.,выступая на митинге, организованном европейскими социалистами,Герцен так представлял возможность согласования «личной свободы смиром». Каждый член общины, утверждал Герцен, должен потребо-вать себе «все права, принадлежащие ему как особе, не утрачиваяпри том прав, которые он имеет как член общины».

На западе «выработаны свобода личности» и демократические нор-мы, но они доступны лишь меньшинству. В России есть община, ноона «поглощает личность». Задача революционного меньшинства, помысли Герцена, заключается в том, чтобы «снять их противуречие» —«сохранить независимость британца без людоедства» всеобщей жесто-кой конкуренции и «развить личность крестьянина без утраты общин-ного начала». И в разрешении этого противоречия — «вся мучительнаязадача нашего века, в этом-то и состоит весь социализм».

В развитых странах «безумно было бы начать переворот с уничто-жения свободных учреждений, потому что они на деле доступны толь-ко меньшинству; еще безумнее уничтожить общинное начало, к кото-рому стремится современный человек, за то, что оно не развило ещесвободной личности в России».

Запад и Россия утверждал Герцен, обращаясь к европейским со-циалистам, пойдут к одной цели, «но не по одной дороге — вы проле-тариатом к социализму, мы социализмом к свободе».

350

Предоставляя общинному быту развиться в результате свободно-го творчества свободного народа, Герцен решительно отказывалсярисовать сколько-нибудь определенные картины будущего общест-венного порядка. В детальных проектах тогдашних социалистов, вчастности у Фурье, его бесили «жалкие мелочи и подробности». «Вшироком и светлом фаланстере их тесновато», — писал он, — «наро-ды будут холодны, пока проповедь пойдет этим путем; но учения этивелики тем, что они возбудят, наконец, истинно народное слово, какевангелие».

Революция мыслилась в рамках этого направления исключитель-но как социальный переворот, совершенно не связанный с политичес-кими потрясениями. Именно поэтому Россия, где нет политическихсвобод, имеет преимущество перед Европой, где либералы будут вся-чески препятствовать социалистическому перевороту. В Европе, пи-сал Герцен, «либералы боятся потерять свободу — у нас нет свободы;они боятся правительственного вмешательства в дела промышленнос-ти — правительство у нас и так мешается во все; они боятся утратыличных прав — нам их еще надобно приобретать». Русским нечего те-рять и легче пойти сразу на социальный переворот.

Этот переворот связан с устранением общественных отношений исоциальных институтов, но ни в коем случае не предполагает уничто-жения людей, поставленных силою судьбы в эти отношения. Поубеждению Герцена «в социальных нелепостях современного бытаникто не виноват и никто не может быть казнен — с большей справед-ливостью, чем море, которое сек персидский царь», и следовательно«обрушивать ответственность за былое и современное на последнихпредставителей "прежней правды", делающейся "настоящей неправ-дой" , так же нелепо, как было нелепо и несправедливо казнить фран-цузских маркизов за то, что они не якобинцы...». «Мы убеждены, —писал Герцен в 1866 г., — что почин, что первые шаги нашего пере-ворота совершатся без кровавых потрясений».

Задача революционной интеллигенции, возвращающей долг наро-ду, из которого она вышла, заключается никак не в насилии над на-родными чаяниями и не в насильственном внедрении известного об-раза жизни. Редактор «Современника», самого «передового» журнала,рупора революционной демократии, Николай Чернышевский такжеверил, что к успеху ведет движение самих масс: «прочно только то

351

благо, которое не зависит от случайно являющихся личностей, а осно-вывается на... самостоятельной деятельности нации».

Но они отчетливо осознавали: нация не вполне готова к социально-му перевороту. Отсюда задача интеллигентного меньшинства — подго-товка крестьянства к восприятию ценностей социализма.

Герцену и Чернышевскому, людям высокой культуры, было не-возможно призывать к бунту непросвещенный народ, который этукультуру в ходе бунта уничтожит. Чернышевский в «Письмах без ад-реса» сетовал: «народ невежествен, исполнен грубых предрассудков ислепой ненависти ко всем отказавшимся от его диких привычек. Онне делает никакой разницы между людьми, носящими немецкоеплатье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не поща-дит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничто-жать всю нашу цивилизацию».

Герцен резко выступал против полного сокрушения старого по-рядка, к чему призывали некоторые горячие головы. «Старые студен-ты, жившие в отвлеченьях, они ушли от народа дальше, чем его зак-лятые враги, — ехидничал Герцен. — Поп и аристократ, полицейскийи купец, хозяин и солдат имеют больше прямых связей с массами,чем они. Оттого-то они и полагают возможным начать экономичес-кий переворот... с выжиганья дотла всего исторического поля, не до-гадываясь, что поле это с своими колосьями и плевелами составляетвсю непосредственную почву народа, всю его нравственную жизнь,всю его привычку и все его утешенье». Поэтому по мысли Герцена«новый водворяющийся порядок должен являться не только мечомрубящим, но и силой хранительной. Нанося удар по старому миру, онне только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оста-вить на свою судьбу все немешающее, разнообразное, своеобычное.Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту,который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую,которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только впропитании».

1 марта 1860 г. в издаваемом Герценом в Лондоне «Колоколе» бы-ло напечатано «Письмо из провинции». Автор письма, скрывшийсяпод псевдонимом «Русский человек» (есть основания полагать, что этобыл Добролюбов) призывал Герцена: «.. .наше положение ужасно, не-выносимо, и только топор может нас избавить, и ничто кроме топоране поможет! ... Другого спасения нет. Вы все сделали, что могли, что-

352

бы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пустьваш «Колокол» благовестит не к молебну, а звонит в набат! К топорузовите Русь».

«Призвавши к топору, — отвечал Герцен, — надобно овладеть дви-жением, надобно иметь организацию, надобно иметь план, силы и го-товность лечь костьми, не только схватившись за рукоятку, но схва-тив за лезвие, когда топор слишком расходится».

Попытки подтолкнуть, радикальными средствами ускорить про-цесс народного взросления только вредны. В 1866 г. после того как вцаря стрелял студент Дмитрий Каракозов, Герцен высказался вполнеопределенно: «Пуль нам не нужно... мы в полной силе идем большойдорогой... Остановить нас невозможно, можно только своротить с од-ной большой дороги на другую — с пути стройного развития на путьобщего восстания».

Сообразно этому идеалу будущего общества, совмещающего сво-боду и коллективизм, строилась и первая народническая организа-ция — «Земля и воля», возникшая весной 1862 г. Программа орга-низации лишь в самом общем виде предусматривала созыв Земско-го собора, которому на правах учредительного собрания предстоялоустановить «правление выборное по областям, с главным избран-ным сеймом в Петербурге или в Москве», отмену частной собствен-ности и «изменение городского и сельского быта в общины». Самаже организация представляла собой федерацию местных кружков, вкоторой Центральный комитет не обладал распорядительными, ко-мандными полномочиями, а играл исключительно координацион-ную роль.

Едва ли не главной задачей организации мыслилось предотвраще-ние кровопролития при грядущей народной революции. В первом но-мере издававшегося землевольцами листка «Свобода» сообщалось, что«организация наша составилась из людей непоколебимо убежденных,.. .что при неспособности правительства революция в России неизбеж-на, что она неминуемо разразится в восстании ограбленного и подав-ленного народа и что при жестокости и тупоумии правительства онаможет получить исполинские размеры кровавой драмы, если все, илипо крайней мере большинство, способное и честное, из образованныхклассов, не станет на сторону доведенного до восстания народа и необессилит тем самым окончательно правительства, лишив его какойбы то ни было пользы в диком упорстве».

353

В том же духе мыслил и Чернышевский, призывавший «барскихкрестьян» от имени их «доброжелателей»1 «покуда пора не пришла,...силу беречь, себя напрасно в беду не вводить, значит спокойствиесохранять и виду никакого не показывать. .. .А когда все готовы будут,значит везде поддержка подготовлена, ну, тогда и дело начинай. А дотой поры рукам воли не давай, смиренный вид имей, а сам промежсвоим братом мужиком толкуй да подговаривай его, чтобы дело в нас-тоящем виде понимал. А когда промеж вами единодушие будет... тог-да и легко будет волю добыть».

«...В руках нашего комитета»

Приготовление крестьян к социальному перевороту очевидно должнобыло занять длительное время. Такая тактика казалась проигрыш-ной весьма многим народникам начала 60-х годов. Дело было нестолько даже в революционном нетерпении молодежи, которая сос-тавляла костяк движения. Сторонники радикальных мер опасалисьупустить благоприятный момент для такого переворота, поскольку«развитие капитализма и все большее и большее проникновение в на-родную жизнь (благодаря протекторату и стараниям русского прави-тельства) разных язв буржуазной цивилизации угрожают разруше-нием общины и большим или меньшим искажением народного миро-созерцания».

Радикальное течение обнаружилось почти немедленно послекрестьянской реформы в «эпоху прокламаций». Первой ласточкойбыла прокламация «К молодому поколению», появившаяся осенью1861 г., она угрожала династии Романовых физическим уничтоже-нием, если та не проведет требуемых от нее реформ.

В наиболее ясной форме основные догматы этого направлениябыли представлены в прокламации «Молодая Россия», составленной впервой половине 1862 г. студентом физико-математического фа-культета Московского университета Петром Заичневским. Разделиввсю Россию на непримиримые «императорскую» и «революционную»

'Неопровержимых доказательств того, что прокламация, начинающаяся слова-ми «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», составлена Н.Г. Черны-шевским не существует, однако большинство исследователей на основании кос-венных данных склонны приписывать текст именно ему.

354

партии, Заичневский утверждал, что герценовский «Колокол» «не мо-жет служить не только полным выражением мнений революционнойпартии, но даже и отголоском их». «Близорукий ответ» Герцена «написьмо человека, говорившего, что пора начать бить в набат и приз-вать народ к восстанию, а не либеральничать», его надежда «на мир-ный переворот; его отвращение от кровавых действий, от крайнихмер, которыми одними можно только что-нибудь сделать, — оконча-тельно уронили журнал в глазах республиканской партии».

Составитель прокламации, ссылаясь на опыт европейских рево-люций, честно предупреждает, что представляемая им «революцион-ная партия» будет «последовательнее не только жалких революционе-ров 48 года, но и великих террористов 92 года», и не побоится «дляниспровержения современного порядка» «пролить втрое больше кро-ви, чем пролито Якобинцами в 90 годах». Призываемая Заичневскимреволюция, «революция кровавая и неумолимая, — революция, кото-рая должна изменить радикально все, все без исключения, основысовременного общества», должна одновременно привести и физичес-кому уничтожению — «погубить» — всех «сторонников нынешнего по-рядка».

Основные программные требования, заявленные в прокламации,состояли в «изменении современного деспотического правления в рес-публиканско-федеративный союз областей», причем «на сколько облас-тей распадется земля русская, какая губерния войдет в состав какой об-ласти, — этого мы не знаем: само народонаселение должно решить этотвопрос». Каждая область должна состоять «из земледельческих общин,все члены которых пользуются одинаковыми правами», причем «вся-кий человек должен непременно приписаться к той или другой общине:на его долю по распоряжению мира назначается известное количествоземли, от которой он, впрочем, может отказаться или отдать ее в наем.Ему предоставляется также полная свобода жить вне общины и зани-маться каким угодно ремеслом, только он обязан вносить за себя ту по-дать, какая назначается общиною».

Далее прокламация требовала «заведения общественных фабрик,управлять которыми должны лица, выбранные от общества, обязан-ные по истечении известного срока давать ему отчет»; и «заведенияобщественных лавок, в которых продавались бы товары по той цене,которой они действительно стоят, а не по той, которую заблагорассу-дится назначить торговцу для своего скорейшего обогащения». Вые-

355

тавлялись требования «общественного воспитания детей», «полногоосвобождения женщины», «уничтожения брака как явления в выс-шей степени безнравственного и немыслимого при полном равенствеполов, а следовательно и уничтожения семьи, препятствующей разви-тию человека».

Но исполнение всей этой демократической и гуманитарной частипрограммы отодвигалось в неопределенное будущее. А на первое вре-мя революционная партия «должна захватить диктатуру в свои руки ине останавливаться ни перед чем». Даже выборы в учредительное На-циональное собрание должны происходить «под влиянием» революци-онного «Правительства, которое тотчас же и позаботится, чтобы всостав его не вошли сторонники современного порядка».

Впрочем, учредительная роль этого Национального собрания тутже сводилась к нулю утверждением, что революционное правитель-ство сохраняет централизованный аппарат политической власти, что-бы с его помощью «ввести другие основания экономического и обще-ственного быта в наивозможио скорейшем времени».

Главными действующими силами революции назывались народвообще, затем отдельно крестьянство и старообрядцы в частности,«войско» и молодежь. В один прекрасный день эта сила с громкимкриком «Да здравствует социальная и демократическая республикаРусская!» должна была двинуться «на Зимний дворец истребить жи-вущих там». Допускалось, что истреблением императорской фами-лии дело и ограничится, но поскольку скорее всего «вся императорс-кая партия, как один человек, встанет за государя... мы издадимодин крик: «в топоры», и тогда... тогда бей императорскую партию,не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если этаподлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесныхпереулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревнями селам!»

Заичневский блефовал, никакой партии за ним не стояло. Устра-шающую прокламацию он сочинил, сидя под арестом в Тверской по-лицейской части в Москве за попытку пропаганды среди крестьян от-цовского имения на Орловщине, предпринятую в полном одиночест-ве. Готовая применить эти рецепты организация появилась позже.

Осенью 1868 г. среди бунтующих студентов Петербургского уни-верситета появился новый вольнослушатель — учитель закона Божияприходского училища Сергей Геннадьевич Нечаев, «худенький, не-

356

большого роста, нервный, вечно кусающий свои изъеденные до кровиногти молодой человек с горящими глазами и резкими жестами». Мо-лодой человек на сходках помалкивал, проблемы функционированиястуденческих касс взаимопомощи и кухмистерских мало его занима-ли. Он высматривал людей, подходящих для создания боевой револю-ционной организации.

Организация федеративного типа для замышляемой революции негодилась. Это должна была быть дисциплинированная армия, беспре-кословно подчиняющаяся своему вождю. Для придания себе авторите-та Нечаев пускался в мистификации. Он сочиняет записку товари-щам, будто его арестовали и везут в Петропавловскую крепость, тебросаются его разыскивать и выясняют, что в Петропавловке Нечаеванет. Через некоторое время он появляется уже в Москве и рассказыва-ет, что из крепости бежал. Взяв у товарища заграничный паспорт, онотправляется в Одессу и вскоре возвращается, рассказывая о новомсвоем аресте и побеге. В марте 1869 года Нечаев наконец уезжает вЕвропу и здесь сближается с лидерами русской революционной эмиг-рации Михаилом Бакуниным и Николаем Огаревым. Им он рассказы-вает о будто бы созданной им в России многочисленной организации«Народная расправа», издает вместе с Бакуниным брошюру «Народнаярасправа», где обрисовывает «Главные основы будущего общественно-го строя».

<*. ..Выход из существующего общественного порядка и об-новление жизни новыми началами может совершиться толь-ко путем сосредоточения всех средств для существованияобщественного в руках нашего КОМИТЕТА и объявлениемобязательной для всех физической работы.Комитет тотчас по низвержении существующих основ объ-являет все общественным достоянием и предлагает состав-ление артелей, объявляя при том таблицы, составленныезнающими людьми и указывающие, какие отрасли труда на-иболее необходимы в данной местности и какие обстоятель-ства могут мешать тому или другому разряду занятий.В течении известного числа дней, назначенных для переворо-та и неизбежно последующей за ним сумятицы, каждый ин-дивидуум должен примкнуть к той или иной рабочей артелипо собственному выбору, руководствуясь соображением с

357

своими силами и способностями. Все оставшиеся отдельнои не примкнувшие к рабочим группам без уважительных при-чин не имеют права доступа ни в общественные столовые,ни в общественные спальни, ни в какие-либо другие здания,предназначенные для удовлетворения разных потребностейработников-братьев, или заключающие в себе продукты иматериалы, запасы и орудия, предназначенные для всех чле-нов установившего рабочего общества; одним словом, непри-

-. мкнувшая без уважительных причин к артели личность ос-тается без средств к существованию.Для нее закрыты все дороги, все средства сообщения, оста-нется только один выход: или к труду или к смерти» (Рево-люционный радикализм в России: век девятнадцатый.Документальная публикация. М. : Археографическийцентр, 1997. С. 262).

Каждая артель должна была выбрать «из своей среды оценщика»,в обязанности которого входило «записывание суммы производитель-ности труда каждого, по мере накопления, а также и его потребле-ния». Из представителей артелей составлялась региональная «Конто-ра», надзирающая за деятельностью артелей, и непосредственно заве-дующая крупными «общественными работами», вроде рытья каналов.Надо всем возвышался Центральный комитет.

Войти в светлое царство нечаевского социализма суждено не всем.Еще до начала революции революционерам придется «истребить це-лую орду грабителей казны, подлых народных тиранов», а заодно «из-бавиться тем или иным путем от лжеучителей, доносчиков, предате-лей, грязнящих знамя истины». В сочиненном, по всей видимостивместе с Бакуниным, «катехизисе революционера» — организацион-ном наставлении для «Народной расправы» — с семинарским педантиз-мом российские подданные разбиваются на разряды, которым грозитнеминуемая смерть или времешю даруется жизнь в соответствии с ви-дами революционеров.

. Все это поганое общество должно быть раздробленона несколько категорий. Первая категория — неотлагаемоосужденных на смерть. Да будет составлен товарищест-вом список таких осужденных по порядку их относительной

358

зловредности для успеха революционного дела, так чтобыпредыдущие номера убрались прежде последующих.§16. При составлении такого списка и для установления вы-шереченного порядка должно руководствоваться отнюдь неличным злодейством человека, ни даже ненавистью, воз-буждаемой им в товариществе или в народе. Это злодей-ство и эта ненависть могут быть даже отчасти и времен-но полезными, способствуя к возбуждению народного бунта.Должно руководствоваться мерою пользы, которая должнапроизойти от его смерти для революционного дела. Итак,прежде всего должны быть уничтожены люди, особенновредные для революционной организации, и такие, внезапнаяи насильственная смерть которых может навести наиболь-ший страх на правительство и, лишив его умных и энерги-ческих деятелей, потрясти его силу.§17. Вторая категория должна состоять именно из тех лю-дей, которым даруют только временно жизнь, дабы они ря-дом зверских поступков довели народ до неотвратимогобунта.§ 18. К третьей категории принадлежит множество высо-копоставленных скотов или личностей, не отличающихсяни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положе-нию богатством, связями, влиянием и силою. Надо ихэксплуатировать всевозможными манерами и путями; опу-тать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, ихгрязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть,влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образомнеистощимой сокровищницею и сильною помощью для раз-ных революционных предприятий.§19. Четвертая категория состоит из государственныхчестолюбцев и либералов с разными оттенками. С нимиможно конспирировать по их программам, делая вид, чтослепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки,овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя, так чтоб возврат был для них невозможен, и их ру-ками мутить государство.§20. Пятая категория — доктринеры, конспираторы и рево-люционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге. Их

359

надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичныеголоволомные заявления, результатом которых будет бес-следная гибель большинства и настоящая революционная вы-работка немногих.§21. Шестая и важная категория — женщины, которыхдолжно разделить на три главных разряда.Одни — пустые, обессмысленные и бездушные, которымиможно пользоваться, как третьею и четвертою категори-ею мужчин.Другие — горячие, преданные, способные, но не наши, пото-му что не доработались еще до настоящего безфразного ифактического революционного понимания. Их должно упот-реблять, как мужчин пятой категории.Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвящен-ные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товари-щи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшеесокровище наше, без помощи которых нам обойтись невоз-можно» (Революционный радикализм в России: век де-вятнадцатый. Документальная публикация. М.: Архе-ографический центр, 1997).

Под революцией Нечаев понимал «не регламентированное движе-ние по западному классическому образу — движение, которое, всегдаостанавливаясь с уважением перед собственностью и перед традици-ями общественных порядков так называемой цивилизации и нрав-ственности». «Спасительной для народа, — утверждается в «Катехизи-се», — может быть только та революция, которая уничтожит в корневсякую государственность и истребит все государственные традиции,порядки и классы в России». Поэтому дело революционной организа-ции — «страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение».Соответственно революционеры должны прежде всего «соединиться стеми элементами народной жизни, которые со времени основаниямосковской государственной силы не переставали протестовать не насловах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с го-сударством: против дворянства, против чиновничества, против по-пов, против гильдейского мира и против кулака мироеда. ...С лихимразбойничьим миром, этим истинным и единственным революционе-ром в России».

360

Первая задача конспиративной революционной организации какраз и состояла в том, чтобы сплотить этот мир в «одну непобедимую,всесокрушающую силу». Методы такого сплочения были принципи-ально безнравственными. По словам Бакунина, Нечаев уверял его,что для создания революционной организации, «общества серьезногонеразрушимого, надо взять за основу политику Макиавелли и вполнеусвоить систему иезуитов».

Бакунин был готов помочь. Он выдал Нечаеву мандат за собствен-ной подписью, гласивший: «Податель сего есть один из представите-лей русского отдела Всемирного революционного союза, № 2771».Впечатляющий порядковый номер должен был уверить всякого, что«податель» принадлежит к могущественной организации. Мандат былмистификацией — во «Всемирном революционном союзе» состоялиедва полторы дюжины анархистов, сторонников Бакунина в I Интер-национале.

Бакунин же уговорил Огарева посвятить Нечаеву стихотворение«Студент», где повествовалось о молодом борце за свободу народа, ко-торый «жизнь окончил в этом мире в снежных каторгах Сибири».

Экипировавшись таким образом, Нечаев отправляется в Россию,где приступает к вербовке членов «Народной расправы» при помощишантажа и провокаций. Организация строилась по принципу, заим-ствованному из опыта французских «бешеных» (тайного общества, соз-данного в 1796 г. Гракхом Бабефом для организации восстания), —«пятерками». Только один из членов такой пятерки — «организатор»входил в вышестоящую, увенчивал эту иерархию таинственный и все-сильный Комитет. За несколько месяцев Нечаеву удалось привлечь подсвои знамена около семидесяти человек. Однако вскоре его мистифика-торские приемы вызвали протест студента Петровской земледельческойакадемии Ивана Иванова. Он отказался выполнить очередное распоря-жение Нечаева, настаивавшего, будто это воля Комитета. «Комитетвсегда решает точь-в-точь, как вы желаете», — отрезал Иванов Нечае-ву и объявил о выходе из организации.

Иванов был не только членом центрального московского кружка,но и пользовался в студенческой среде большим влиянием. АвторитетНечаева оказался под угрозой, которую он и поспешил ликвидиро-вать, одновременно «сцементировав кровью» организацию.

21 ноября 1869 г. в гроте Петровского парка на тихой, почти дач-ной окраине Москвы четверо членов «Народной расправы» убили

361

Иванова. В числе убийц был и почтенный отец семейства сорокалет-ний литератор Иван Прыжов, автор знаменитой «Истории кабаков вРоссии». Убивали, не умеючи, долго и мучительно, били камнями икулаками, пытались душить руками, и только когда Иванов пересталподавать признаки жизни, Нечаев вспомнил о лежащем у него в кар-мане револьвере и для верности выстрелил трупу в голову. Тело сбро-сили в пруд, где его на другой день обнаружила полиция, которая в те-чение нескольких недель выявила и арестовала всех членов организа-ции, но сам Нечаев успел бежать за границу.

Дело об убийстве Иванова слушалось летом 1871 г. — это былодин из первых судебных процессов, проводившихся гласно, в соотве-тствии с новыми судебными уставами. Подробности «нечаевщины»попали в газетные отчеты и произвели на публику ошеломляющеедействие. Ф.М. Достоевский в романе «Бесы», написанном под впе-чатлением этих отчетов, обобщил явление «нечаевщины» до общена-ционального бедствия — «бесовщины». Ему возражал Н.К. Михайло-вский, популярный критик демократического лагеря, утверждавший,что нечаевская «история» — «печальное, ошибочное и преступное иск-лючение». Этот взгляд всячески пропагандировали в советские време-на. Революционеры должны были представать в истории людьми «счистыми руками и горячим сердцем».

Между тем методы Нечаева вызвали отвращение отнюдь не у всехсовременников. Вера Фигнер, учившаяся в 1872 г. в Швейцарии, вмомент поимки Нечаева и выдачи его швейцарскими властями Россиикак уголовного преступника даже удивлялась, что «общественное мне-ние Швейцарии было настроено неблагоприятно для Нечаева» и «аги-тация, поднятая кружком цюрихских эмигрантов... в пользу Нечаева,успеха не имела». Только небольшая группа студентов, в том числе сер-бов, предприняла неудачную попытку «отбить» Нечаева на железнодо-рожном вокзале при отправке его в Россию.

Для многих современников только нечаевский образ действий иозначал собственно революционную борьбу. В.К. Дебогорий-Мокрие-вич, один из видных народовольцев, вспоминал о впечатлении, про-изведенном на него судебным процессом нечаевцев в 1871 г., когдасам он был студентом Киевского университета: «показания обвиняе-мого Успенского, оправдывавшего свое участив в убийстве студентаИванова тем соображением, что для спасения жизни двадцати чело-век всегда дозволительно убить одного, казались нам чрезвычайно ло-

362

гичными и доказательными. Рассуждая на эту тему, мы додумались допризнания принципа "цель оправдывает средства". Так мало-помалумы приблизились к революционному мировоззрению...»

Так что по справедливому замечанию одного из лучших знатоковэтой эпохи историка Б.П. Козьмина «нечаевское дело... предвосхища-ет в некоторых отношениях ту постановку революционного дела, ка-кую оно получило в следующее десятилетие». Однако эта «постановкареволюционного дела» утвердилась не вдруг. Спор между сторонника-ми бескровного социального переворота, совершаемого просвещен-ным народом, и апологетами революции, приводящей к власти груп-пу заговорщиков, которая уже при помощи государственного насилиянад большинством меняет социальный строй, не был завершен. Слож-ность заключалась в том, что народ представлял для обеих партий ве-личину совершенно неизвестную, наподобие «икса» в алгебраическомуравнении. Выбор той или иной модели революции во многом зависелот решения этого уравнения.

«Демократо-туристические странствования»

Естественным представлялся путь, намеченный Николаем Огаревым вписьме к друзьям еще в 1836 г.: «Снимите ваш фрак, наденьте серыйкафтан, вмешайтесь в толпу, страдайте с нею, пробудите в ней сочув-ствие, возвысьте ее; ее возвышение будет глас, трубный!..»

Подобные призывы идеологов, носителей высокой культуры, ис-торически связанной в России с дворянским сословием, вызвали весь-ма своеобразную реакцию в той среде, которая оказалась к ним наи-более восприимчивой — среде разночинной молодежи, сделавшейсяглавной опорой и главным поставщиком радикально-оппозиционныхсил в 1860—1880-е гг. По самому своему происхождению этот слойлюдей, вышедших из податных сословий и не получивших дворянс-ких прав, оказывался в культурном отношении маргинальным.Отстраняясь и часто презирая обычаи и культурный обиход социаль-ной группы, которую они покинули (как правило, это были бывшиемещане и поповичи), и поверхностно освоив высокую культуру, этилюди по недостатку образования не могли глубоко вникать в тонкоститеоретических рассуждений учителей социализма.

363

Господствующее умонастроение этой среды в начале 1860-х гг.противники называли «нигилизмом» (слово это вошло в широкийобиход после выхода в 1862 г. романа И.С. Тургенева «Отцы и де-ти», где разночинец был представлен фигурой Базарова). Нигилистыстремились не принимать безусловно на веру традиционные ценнос-ти и обычаи, поверяя их ценность наукой. Однако сама наука стано-вилась в силу культурных особенностей этой среды объектом веры.Научные гипотезы, вроде дарвиновской теории происхождения чело-века от приматов или теории немецкого естествоиспытателя Бюхне-ра о тождестве сознания и химических процессов в человеческом ор-ганизме, без подобающей критической оценки становились объектомверы.

Одновременно со стремлением к строгому знанию у разночинцевбыла сильна «потребность в религиозном построении». «С разных сто-рон, — вспоминал видный участник движения О.В. Аптекман, — мнеприходилось слышать такого рода суждения: мир утопает во зле инеправде; чтобы спасти его, недостаточна наука, бессильна филосо-фия; только религия — религия сердца может дать человечествусчастье». Смертельно больной Нечаев просил позвать к нему священ-ника для беседы и причастия — ему как извергу в этом отказали (кста-ти, умер он в 1882 г. 21 ноября, в годовщину убийства Иванова).Перед казнью, стоя на эшафоте, руководитель «Народной воли» Анд-рей Желябов поцеловал крест. Советские биографы террориста, утве-рждая, что «этот поцелуй предназначался для толпы, иначе эти тем-ные суеверные люди сочтут революционеров выродками», кажется,сильно упрощали действительность. Многие из народников видели су-щество христианского учения в том, чтобы «отдать всего себя на слу-жение другим», а «на этой почве уже нетрудно было усвоить и учениешестидесятых годов о долге перед народом, о необходимости запла-тить ему за все блага, полученные от рождения».

Воображаемый народ, носитель и хранитель общинного идеала,наделялся всеми мыслимыми достоинствами. Считалось, что «народсам укажет интеллигенту, желающему слиться с ним, что он долженделать и куда направить свои силы».

При таком настроении «хождение в народ» выходило за рамкипростой общественной кампании, становилось таинством приобщенияк предмету обожания. Крестьянство для народников этого начальногоэтапа было не просто силой в политической борьбе, оно было объектом

364

веры и поклонения. В.К. Дебогорий-Мокриевич сравнивал его с «та-инством евхаристии». Степняк-Кравчинский, деятельный участникдвижения, отмечал в своих воспоминаниях, что «тип пропагандистасемидесятых годов принадлежал к тем, которые выдвигаются скорейрелигиозными, чем революционными движениями». И соответственнодвижение интеллигенции в народ было «скорее каким-то крестовымпоходом, отличаясь вполне заразительным и всепоглощающим харак-тером религиозных движений. Люди стремились не только к достиже-нию определенных практических целей, но вместе с тем к удовлетво-рению глубокой потребности личного нравственного очищения».

Первые робкие попытки «хождения в народ» были предпринятыуже в начале 1860-х гг., когда многочисленные одиночки отправи-лись «узнавать настроения народа», собирать фольклор. Уже в 1857г. правительство заметило новое движение и специальным указомстрого запретило лицам, ходящим «по городам, посадам, селениям,ярмаркам, большим и торговым дорогам для собирания историчес-ких, статистических, этнографических и т. п. сведений» «делать лож-ные разглашения» и «распространять рассуждения и толки, предосу-дительные для правительства».

Большое влияние на молодежь произвели публиковавшиеся1868— 1869 гг. в газете «Неделя» отдельными выпусками «Историчес-кие письма» ссыльного профессора математики Петра Лаврова, в ко-торых он связывал прогресс в истории с деятельностью «критическимыслящих личностей», то есть интеллигенции. Главный тезис Лавро-ва заключался в том, что «всякое цивилизованное меньшинство, кото-рое не хотело быть цивилизующим в самом обширном смысле этогослова, несет ответственность за все страдания современников и пото-мства, которые оно могло устранить, если бы не ограничивалосьролью представителя и хранителя цивилизации, а взяло на себя и рольее двигателя». Как вспоминал О.В. Аптекман: «Книга овладела мною,как, скажу, св. Писание или Коран верующим: она... сулила мне спа-сение, праведную жизнь». Число молодых людей, стремящихся ксближению с народом, быстро росло.

В народ стремились народники обоих очерченных выше течений,преследуя разные цели. Как отмечал Михаил Бакунин, «после несча-стного исхода нечаевского предприятия» мнения относительно того, счем идти в народ, «чрезвычайно разделились; но из общей неурядицымыслей выделяются уже теперь два главные и противоположные нал-

365

равления. Одно — более миролюбивое и подготовительного свойства;другое — бунтовское и стремящееся прямо к организации народнойборьбы».

В 1874 г. стихийное движение приняло массовые размеры. Сиг-нал к этому подало само правительство. В 1870-е гг. в Цюрихе, кудаприезжали главным образом молодые женщины для получения выс-шего образования, путь к которому в России был для них закрыт, об-разовалась значительная русская колония. В этой среде идея возвра-щения долга народу быстро нашла питательную почву, и русская ко-лония в Цюрихе превратилась в единый оппозиционный клуб.Обеспокоенное этим обстоятельством российское правительство изда-ло указ, предписывающий всем русским слушателям Цюрихскогоуниверситета вернуться на родину до первого января 1874 г. подстрахом лишения российского подданства. Цюрихские студенты истудентки решили протестовать против правительственного распоря-жения весьма своеобразно — пойти в народ. Они составили наиболееэнергичный костяк движения 1874 г.

И вот городская недоучившаяся молодежь под видом фельдшерови оспопрививателей, ремесленников и крестьян, идущих на заработ-ки, двшгулась в деревню. Преимущественно в качестве районов дея-тельности она выбирала Дон, Поволжье и Урал, где, по мнению участ-ников «хождения», еще была жива память о крестьянских бунтах Ра-зина и Пугачева и где пропагандисты рассчитывали установить связи сдругими активными носителями народного «протеста» — разбойника-ми и религиозными сектантами. Запас печатных брошюр был невелик,и главной формой воздействия на крестьян была устная пропаганда.Разговоры затевали везде, где крестьяне соглашались слушать: в поле-вых станах, крестьянских избах, где находили ночлег, даже в кабаках.

Воображаемое народниками крестьянство в деревне не обнару-жилось, а реальный мужик, по словам Бакунина, оказался «свиньейбезнравственной и добродушной». Крестьянство встретило пропаган-дистов отнюдь не хлебом-солью. Мужики поразили интеллигентов«торгашеским духом», «отсутствием солидарности» и одновременно«отсутствием резких границ между эксплуататором и эксплуатируе-мым». «Пропагатору», доказывающему слушателям в «питейном заве-дении», что все люди должны быть равны, немедленно возражали: «неладно ты, брат, говоришь. Взгляни-ка на свою руку: на ней пять паль-цев, и все неравные». Практический разговор о малоземелье и пода-

366

тях, по воспоминаниям Аптекмана, крестья-не поддерживали охотно,«но стоило только пропагандисту перейти на почву социализма, каквсе совершенно изменялось. Не то чтобы его не хотели слушать... аслушали, как обыкновенно слушают занятную сказку: не любо — неслушай, а врать не мешай». Участников похода поразили «крайне низ-кий, почти первобытный уровень народных потребностей» и «несок-рушимый фатализм», не оставляющий «места индивидуальной и кол-лективной инициативе и ответственности...».

Полиция быстро выловила пропагандистов. Но это бы полбеды, бе-да заключалась в том, что народ не понял борцов за его права, а иных,приняв за турецких шпионов, сдал полиции. В 1874 г. под арестомоказались около 4000 человек. Но не эти потери были главным ударомпо движению. Тяжелее был крах идеи. Народник образца 1874г., нес-мотря на весь эстетический нигилизм и склонность к резанию лягу-шек, был чистым идеалистом. «Социализм был его верой, народ — егобожеством, — вспоминал С.М. Степняк-Кравчинский. — Невзирая навсю очевидность противного, он твердо верил, что не сегодня завтрапроизойдет революция, подобно тому как в средние века люди иногдаверили в приближение Страшного суда. Неумолимая действительностьнанесла жестокий удар этой восторженной вере, показавши ему егобога, каков он есть, а не каким он рисовался его воображению».

«Часть дезорганизаторская»

Народ оказался вовсе не таким «социалистом по инстинкту», как по-лагали. Его подготовка к социальной революции требовала интенсив-ной и длительной пропаганды, а также определенного уровня грамот-ности и образованности самого народа. Действенная пропаганда со-циалистического учения оказалась невозможна без политическихсвобод, к которым до тех пор российские народники были совершен-но равнодушны, поскольку стремились прямо к социальному переуст-ройству, мало интересовались политикой и даже считали излишнимидемократические институты, выработанные «мещанской» Европой.Еще менее помышляли они о политической революции с целью захва-та власти.

В программной речи на «процессе 50-ти» в марте 1877 г. одна изобвиняемых Софья Бардина говорила с полной искренностью: «Если

367

бы мы стремились произвести политический coup d'etat', то мы не такбы стали действовать; мы не пошли бы в народ, который еще нужноподготовлять да развивать, а стали бы искать и сплачивать недоволь-ные элементы между образованными классами. Это было бы целесо-образнее, но дело-то именно в том, что мы к такому coup d'etat вовсене стремимся...»

В результате массового «хождения в народ» значительная, и чтоважнее — наиболее энергичная часть народников пришла к заключе-нию, что без политических свобод ф никакая работа в деревне с цельюподготовки социального переворота невозможна.

Стремление к организационному сплочению возникает сразу жепосле разгрома 1874 г. В 1876 г. Марк Натансон собрал в одной ор-ганизации все рассеянные и дезорганизованные народнические силы(за что получил от товарищей прозвище «Иван Калита»). Так возник-ла вторая «Земля и воля». Организация объединяла в своих рядахпрактически все наличные оппозиционные силы, включавшие весьмаразнородные элементы.

Эта разнородность нашла яркое выражение в программных доку-ментах организации. С одной стороны, в них партия отрекается от на-мерения диктовать свою волю народу.

Конечный политический и экономический наш идеал — анар-хия и коллективизм.Но, признавая, с одной стороны, что партия может бытьвлиятельною и сильною только тогда, когда она опираетсяна народные требования и не насилует выработанного исто-рией экономического и политического народного идеала, а сдругой — что коронные черты характера русского народанастолько социалистичны, что если бы желания и стремле-ния народа были в данное время осуществлены, то это леглобы крепким фундаментом дальнейшего успешного хода соци-ального дела в России, мы суживаем наши требования до ре-ально осуществимых в ближайшем будущем, т. е. до народ-ных требований, каковы они есть в данную минуту. Мы ре-шаемся написать на своем знамени историческивыработанную формулу «земля и воля» (Программа обще-

1 Государственный переворот (франц.).

368

ства «Земля и воля* //Революционный радикализм вРоссии. М., 1997).

С другой стороны, партия усваивает главные принципы экстре-мистов нечаевского типа.

§ 9. Цель оправдывает средства.Примечание. Исключая тех случаев, когда употребленныесредства могут подрывать авторитет организации(Устав общества <3емля и воля». Дополненная редакция1876 г.).

Задачи партии подразделялись на две большие части. Во-первых,партия стремилась «помочь организоваться элементам недовольства внароде и слиться с существующими уже народными организациямиреволюционного характера, агитацией же усилить интенсивность это-го недовольства». Для чего предполагалось «организация уже готовыхреволюционеров, согласных действовать в духе нашей программы»;«сближение и даже слияние с враждебными правительству сектамирелигиозно-революционного характера, каковы, например, бегуны,неплательщики, штунда1»; «привлечение на свою сторону по време-нам появляющихся в разных местах разбойничьих шаек типа понизо-вой вольницы»; «заведение сношений и связей в центрах скопленияпромышленных рабочих».

Во-вторых, партия ставила перед собой цель «ослабить, расша-тать, т. е. дезорганизовать силу государства, без чего, по нашему мне-нию, не будет обеспечен успех никакого, даже самого широкого и хо-рошо задуманного, плана восстания». В этой «дезорганизаторскойчасти» предусматривалось заведение связей в армии и правитель-ственных учреждениях. Последним пунктом значилось: «системати-ческое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из прави-тельства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненави-стный нам порядок».

Строение организации на первых порах было вполне демократи-ческим. Руководящим центром общества служил «центральный», или

'Секты, считавшиеся по официальной тогдашней терминологии «особо вредны-

ми», члены которых не признавали над собой власти государства.

369

«основной кружок». Из состава этого петербургского кружка избира-лась «администрация» (или «комиссия» из трех-пяти человек, осуще-ствлявшая оперативную координацию кружков и отдельных револю-ционеров в провинции. Весной 1878 г. в составе «комиссии» выдели-лись «интеллигентская», «рабочая», «редакционная», «типографская»и «дезорганизаторская» группы.

Поначалу основные усилия партии были направлены на реализа-цию «организаторской части» программы, землевольцы пыталисьпродолжать пропаганду в деревне, организовав оседлые колонии ре-волюционеров в провинции. Но их деятельность была столь же безус-пешной, как и стихийное хождение. Постепенно в организации ук-репляется группа «политиков», считающих своей первоочередной за-дачей борьбу за политические свободы и подготовку политическогопереворота, предшествующего социальной революции.

«Дезорганизаторская» деятельность общества, направленная пер-воначально на самооборону, к началу 1878 г. приобретает самостоя-тельное значение. Логику этого перехода хорошо очертил в своих вос-поминаниях Степняк-Кравчинский: террористические акты, «вытекаяиз чувства мести, ...направлялись вначале на ближайших врагов —шпионов, и в разных частях России их было убито около полудюжины.Было, однако, несомненно, что эти первые попытки необходимо долж-ны были повести к дальнейшим. Уж если тратить время на убийствокакого-нибудь шпиона, то почему же оставлять безнаказанным жан-дарма, поощряющего его пгусное ремесло, или прокурора, которыйпользуется его донесениями для арестов, или, наконец, шефа жандар-мов, который руководит всем? А дальше приходилось подумать и о са-мом царе, властью которого действует вся эта орда».

Оправдание Веры Засулич послужило толчком, в результате кото-рого «этот переход, на который при иных условиях потребовались бы,может быть, годы, был совершен почти сразу». Дело Засулич «озари-ло» террор «ореолом самопожертвования и дало ему санкцию общест-венного признания».

Полемика между «деревенщиками», считавшими главной задачейпропаганду в деревне, и «политиками» после оправдания Засулич резкообостряется, причем победа достается «политикам». В начале 1879 г.энергичная группа «политиков» во главе с А.Д. Михайловым образует«Исполнительный комитет» и приступает к формированию хорошозаконспирированной террористической организации. В июне 1879 г.

370

«политики» провели сепаратный съезд в Липецке. Попытка вырабо-тать компромисс и сохранить единство организации, предпринятая наВоронежском съезде «Земли и воли» успеха не имела. Организацияокончательно распалась на две: пропагандистскую «Черный передел»,вскоре свернувшую свою деятельность в России и тихо почившую вэмиграции, и «Народную волю», вставшую на путь террора, един-ственного средства политической борьбы, доступного меньшинствупри отсутствии в стране политических свобод.

Отдельные террористические акты предпринимались революци-онерами-одиночками и ранее. Террор «Народной воли» приобретаеткачественно новые черты. Теракт перестает быть только местью иинструментом дезорганизации правительства. Он получает теорети-ческое оправдание и осознается в качестве важнейшего воспитую-щего средства. П.Н. Ткачев блестяще сформулировал это в своемжурнале «Набат»: «Революционный терроризм является... не тольконаиболее верным и практическим средством дезорганизовать суще-ствующее полицейско-бюрократическое государство», но и «един-ственным действительным средством нравственно переродить холо-па-верноподданного в человека-гражданина».

Сил для массированного террористического наступления навласть у народовольцев, разумеется, не было. Характерно, что в нача-ле 1881 г. организация решала, убить царя или освободить из Петро-павловской крепости Нечаева — на оба мероприятия ресурсов недос-тавало. Решено было, в конце концов, бросить все силы на организа-цию цареубийства, которое по мысли народовольцев должно быловызвать революциошшй взрыв по всей России.

После целой череды неудачных покушений 1 марта 1881 г. «ме-тальщики» Гриневицкий и Рысаков, действовавшие по командеСофьи Перовской, «привели в исполнение» смертный приговор, выне-сенный «Народной волей» Александру II еще в 1879 г.

Ожидаемого революционного взрыва, однако, не последовало.Единственной реакцией масс на покушение, среди организаторов ко-торого были евреи, стали еврейские погромы, мощной волной прока-тившиеся по южной России (полиция зарегистрировала 259 случа-ев ). «Народная воля» готова была приветствовать хотя бы и такое на-чало народного движения. В вышедшем осенью 1881 г. шестомномере листка «Народная Воля» по поводу погромов было сказанотолько, что «все внимание обороняющегося народа сосредоточено те-

371

перь на купцах, шинкарях, ростовщиках, словом на евреях, этойместной "буржуазии", поспешно и страстно, как нигде, обирающейрабочий люд». Разочаровывало только то, что движение захватилоисключительно города и только в черте еврейской оседлости.

Поднять на борьбу широкие массы крестьянства при помощи тер-рора не удавалось. Единственный удачный опыт подготовки народно-го восстания в деревне был связан с применением совершенно другихсредств: мистификации и обмана.

Зимой 1876 г. по деревням Чигиринского уезда Киевской губернииначал ходить молодой человек, представлявшийся Дмитрием Найдой.Выдавая себя за ходока от херсонских крестьян к царю, он легко заво-дил связи и знакомства с крестьянами, входил в доверие к ним. На са-мом деле молодого человека звали Яковом Стефановичем, он был од-ним из активных участников революционных кружков, и на свой страхи риск решился исполнить собственный план, по отзыву Степняка-Кравчинского, «поразительный по соединению смелости с бесстыд-ством, грандиозности и практичности — с полной беспринципностью».План этот состоял в том, чтоб поднять народ на восстание именем царя.

В конце 1876 г. «Найда» вернулся в Чигирин. На сей раз при нембыли важные бумаги — «утвержденная царем» «Высочайшая тайнаяграмота», устав крестьянского общества «Тайная дружина» и текст«Обряда святой присяги». В царской «грамоте», составленной Стефа-новичем и Львом Дейчем, царь сообщал крестьянам о своем бессилиипобороть сопротивление помещиков установлению истинной воли ипредписывал им объединяться в тайные общества для подготовки квосстанию против дворян для захвата всей земли. «Грамота» имелабольшой успех, крестьяне массами вступали в «Тайную дружину», ко-торая к середине 1877 г. насчитывала около трех тысяч человек подкомандой «атамана» — отставного унтер-офицера Олейника.

Заговор был раскрыт полицией, под суд угодило более 1000крестьян, получивших разные сроки наказания. Инициаторам уда-лось скрыться за границей. Степняк-Кравчинский, описывая эту афе-ру, утверждал, что «принцип стефановичевского плана — обман наро-да, хотя бы для его же блага, и поддержание гнусной царской леген-ды, хотя бы с революционными целями, — был безусловно отвергнутпартией и не имел ни одного подражателя». Но и ему приходилосьпризнать, что «энергия имеет непреодолимую обаятельность, в осо-бенности для русских, среди которых людей с энергией так мало».

372

Энергии малочисленных революционеров оказалось недостаточ-но, чтобы заставить власть пойти на созыв учредительного собрания.Одновременно окончательно развеялись надежды на массовое рево-люционное движение в желательном для народников направлении.Оставалось попробовать зайти с другого конца и, отказавшись отанархического идеала, по крайней мере на переходный период, попы-таться использовать для проведения социальной революции принуди-тельную мощь государства.

«Революционное государство»

Идея эта не была чужда и народовольцам. В проекте программы ис-полнительного комитета «Народной воли», составленном в конце1879 г., в разделе 5 — «Организация и совершение переворота» —указывалось: «Ввиду придавленности народа, ввиду того что прави-тельство частными усмирениями может очень долго сдерживать об-щее революционное движение, партия должна взять на себя починсамого переворота, а не дожидаться того момента, когда народ будетв состоянии обойтись без нее». Не публиковавшийся по тактическимсоображениям пункт 5 раздела «Д» программы Исполнительного ко-митета «Народной воли» прямо предусматривал организацию «загово-ра» и «переворота». О его «дворцовом» варианте рассуждал в 1881 г.член Комитета Л.А. Тихомиров: «При тогдашнем настроении общест-ва и офицеров, да еще при такой полиции положительно возможнобы было организовать дворцовый переворот». В 1882 г. офицеры,входившие в Воешгую организацию «Народной воли», обсуждали пла-ны захвата Кронштадта и ареста царской семьи на майском параде (вкрайнем случае предполагалось немедленное «истребление царя сосвитой»). При провозглашении Временного правительства в негопредлагалось привлечь высокопоставленных военных — например,популярного генерала, героя Шипки Михаила Драгомирова.

Некоторый свет на содержание не подлежащего опубликованиюраздела, по всей видимости, позволяет пролить составленная весной1880 г. народовольческая инструкция, озаглавленная «Подготови-тельная работа партии». Государственный переворот — подготови-тельная часть социальной революции — описывался там следующимобразом: «Искусно выполненная система террористических предпри-

373

ятий, одновременно уничтожающих 10—15 человек — столпов совре-менного правительства, приведет правительство в панику, лишит егоединства действий и в то же время возбудит народные массы, т. е. соз-даст удобный момент для нападения. Пользуясь этим моментом, зара-нее собранные боевые силы начинают восстание и пытаются овладетьглавнейшими правительственными учреждениями».

Первоначально народовольцы возвращаются к нечаевской заго-ворщицкой тактике действий ради созыва Учредительного собрания.Пока что они не намерены диктовать народу свою волю. Народоволь-ческая программа, напечатанная в № 3 журнала «Народная воля»,вышедшем 1 января 1880 г., гласила: «Мы полагаем, что народная во-ля была бы достаточно хорошо высказана и проведена Учредитель-ным собранием, избранным свободно, всеобщей подачей голосов, приинструкциях от избирателей. Это, конечно, далеко не идеальная фор-ма проявления народной воли, но единственно в настоящее времявозможная на практике, и мы считаем нужным поэтому остановить-ся именно на ней». Уже это свободно избранное учредительное собра-ние должно «пересмотреть все наши государственные и общественныеучреждения и перестроить их согласно инструкциям своих избирате-лей».

Проблема была в том, какие инструкции избиратели дадут своимдепутатам. Знакомство с крестьянами, состоявшееся в результатемногообразных «хождений», убедило народников, что эти инструкцииедва ли будут созвучны чаяниям революционеров. Оставалось сделатьследующий логический шаг и признать за партией меньшинства воз-можность ради построения светлого будущего отбросить идеалы не-просвещенного народа.

Этот шаг был сделан Петром Никитичем Ткачевым, начинавшимреволюционную карьеру в нечаевском кружке. Во второй половине1870-х гг. он широко пропагандировал свои идеи в издававшемся имза границей журнале «Набат», имевшем огромное влияние в револю-ционной среде. «Только обладая властью, — писал Ткачев, — меньши-нство может заставить большинство перестраивать свою жизнь сооб-разно... с идеалом наилучшего и наисправеддивейшего общежития».Однако неразумное большинство едва ли согласится без борьбы на ус-тановление непонятного «наисправедливейшего» строя. Поэтому ре-волюционерам не избежать применения революционного насилия вотношении самого этого трудящегося большинства (Ткачев был убеж-

374

ден, что все лица старше 25 лет безнадежно испорчены старым стро-ем, не смогут включиться в новый и подлежат уничтожению).

Уже в 1875 г. в статье «В чем должна состоять ближайшая прак-тически достижимая цель революции» Ткачев сформулировал этотважнейший тезис. «Ближайшая... цель революции, — писал он, —должна заключаться не в чем ином, как только в том, чтобы овладетьправительственною властью и превратить данное консервативное го-сударство в государство революционное». А вот собственно социаль-ная революция, доселе считавшаяся результатом массового действияосвобожденного народа, «осуществляется революционным государ-ством, которое... уничтожает консервативные и реакционные эле-менты общества, упраздняет все те учреждения, которые препятству-ют установлению равенства и братства; с другой — вводит в жизнь уч-реждения, благоприятствующие их развитию».

Деятельность ткачевского революционного государства должнабыла выразиться в «постепенном преобразовании современнойкрестьянской общины, основанной на принципе временного, частно-го владения, в общину — коммуну, основывающуюся на принципесовместного труда с использованием общих орудий производства»; в«экспроприации орудий производства, находящихся в частном владе-нии, и в передаче их в общее пользование»; «постепенном введениитаких общественных учреждений, которые бы исключали всякое пос-редничество при обмене продуктов и изменили бы принцип буржуаз-ной справедливости: око за око, зуб за зуб, услуга за услугу, — прин-ципам братской любви и солидарности»; «постепенном устранениифизического, умственного и нравственного неравенства между людь-ми при посредстве обязательной системы общественного, для всеходинакового, интегрального воспитании»; «уничтожении существую-щей семьи, основанной на принципе подчиненности женщин, рабствадетей и эгоистического произвола мужчин» и, наконец, — «в развитииобщинного самоуправления» и «постепенном ослаблении и упраздне-нии центральных функций государственной власти».

Программа Ткачева, в основных чертах сформировавшаяся уже в70-е гг., приобрела особенно широкую популярность в 1880-е гг., ког-да «Народная воля» была окончательно разгромлена и сошла со сце-ны, а менее кровожадные народники занялись просто культурной ра-ботой в народе. Против Ткачева резко выступили соратник МарксаЭнгельс и бывший народник, организатор «Черного передела» Плеха-

375

нов. Плеханов посвятил критике ткачевских взглядов большой разделполемической книги «Наши разногласия». Существо разногласийПлеханов видел в различном отношении к массам: как цели или сред-ству. Плеханов к этому времени уже был социал-демократом и крити-ковал тактику Ткачева, называя его бланкистом (от имени французс-кого теоретика и практика заговора Луи Огюста Бланки). С точкизрения первого (социал-демократа), писал он, — «РЕВОЛЮЦИЯимеет "особенно важное значение" ДЛЯ РАБОЧИХ; по мнению вто-рого, РАБОЧИЕ имеют, как мы знаем, особенно важное значениеДЛЯ РЕВОЛЮЦИИ. Социал-демократ хочет, чтобы рабочий САМСДЕЛАЛ свою революцию; бланкист требует, чтобы рабочий ПОД-ДЕРЖАЛ революцию, начатую и руководимую за него и от его именидругими, положим хоть гг. офицерами, если вообразить нечто вродезаговора декабристов».

Как замечал позднее внимательный наблюдатель и тонкий анали-тик Николай Бердяев: «Полемика Плеханова с Ткачевымпредставляет большой интерес, потому что она звучит совсем так, какбудто Плеханов полемизируег с Лениным и большевиками, в то времякак их еще не существовало... Плеханов, как потом все марксисты -меньшевики, не хочет признать особенных путей России ивозможность оригинальной революции в России. И в этом он,конечно, ошибся. Ткачев был более прав. Ткачев, подобно Ленину,строил теорию социалистической революции для России. Русскаяреволюция пршгуждена следовать не по западным образцам».

Сами большевики в начале своего правления отнюдь не стесня-лись родства с Ткачевым. В 1923 г. в журнале «Пролетарская рево-люция» видный большевик и второстепенный историк С.И. Мицкевичутверждал, что «русская революции в значительной мере произошлапо Ткачеву: путем захвата власти в заранее назначенный срок (25 ок-тября) революционной партией, организованной по принципу стро-гой централизации и дисциплины, и эта партия, захватив власть,действует во многом по тому методу, который рекомендовал Ткачев».Далее, перечислив основные преобразования, которые должно былоосуществить после переворота «революционное государство», авторвосклицал: «Как современны и близки нам все эти взгляды Ткачева! Инаш теперешний строй, не есть ли осуществление мечты Ткачева, чтореволюционная партия, захватив власть, будет править, опираясь на«Народную Думу». Его «Народная Дума» то же, что наши Советы». К

376

нему вскоре присоединился официальный глава большевистской ис-торической науки М.Н. Покровский, в пространной статье «Корнибольшевизма в русской почве» (1923) он прямо называл в ряду пред-теч большевизма Пестеля, «Молодую Россию» и Ткачева.

В борьбе двух вариантов «русского социализма» победа в конечномсчете досталась самому радикальному и в этом смысле наиболее «рус-скому». Между тем события могли принять совершенно иной оборот,если бы присяжные, судившие в марте 1878 г. Веру Засулич, не сос-кользнули, под влиянием оппозиционного настроения образованногообщества, с твердой почвы права на зыбкую почву справедливости.

Подробнее на эту тему:

Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России:

1783-1883 гг. М.: Мысль, 1986.

Пирумова Н.М. Александр Герцен: революционер, мыслитель, человек. М.:

Мысль, 1989.

Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публи-

кация. М.: Археографический центр, 1997.

Седов М.Г. Героический период революционного народничества. М.: Мысль, 1966.