ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО 1952-1957

Сакраменто, 2015

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ

Михаил Качан Вокруг Политехнического. Сакраменто. Create Space. 2015. -231 c.

ISBN-13 978-1507725085; ISBN-10 1507725086

Аннотация Его жизнь была непростой. Он поднимался и падал. Снова поднимался

и снова падал. Он получил в школе золотую медаль, но его отказывались принимать в институт. Он получил красный диплом в Институте, но его не хотели принимать на работу. Дважды ему пришлось по требованию партийных органов оставить любимое дело. Его исключали из комсомола и дважды из КПСС. И тем не менее, он состоялся. Как личность. Как учёный. Как менеджер высокого уровня. А теперь и как писатель. Потому что он никогда не сдавался и боролся до конца.

В книге «Вокруг Политехнического» рассказывается о его студенческих годах. В 50-х годах ХХ века. Его, окончившего школу с золотой медалью, не приняли на физико-механический факультет Ленинградского политехнического института, потому что он был евреем. Три с половиной года он проучился на механико-машиностроительном факультете, стал Молотовским стипендиатом, но после смерти Сталина и ХХ съезда КПСС сумел перейти на физико-механический факультет, сдав дополнительно 12 экзаменов и потеряв год обучения.

Его избрали вторым секретарём комитета комсомола института. Летом он работал на комсомольско-молодёжных стройках, осенью ездил на уборку урожая, участвовал в создании комсомольского патруля и рейдах по очистке города от вышедших по амнистии уголовников.

Он встретил свою судьбу, но, поддавшись уговорам матери, расстался с нею, к счастью ненадолго. Через год они решили соединить свои судьбы. Ещё через год у них родилась дочь. Они мыкались по городу, живя то в одной съёмной комнате, то в другой, а то и совместно с родителями всемером в одной комнате.

Ему пришлось встретиться и с предательством друга и с непониманием в Комитете комсомола, который исключил его из комсомола. Правда, решение не было утверждено.

Окончив институт с красным дипломом, он распределился в Новосибирский Академгородок, который только начинал строиться, и мечтал об открытиях в науке.

В Сталина и непогрешимость партии он уже не верил, но в то, что коммунизм – лучшее общество, верил по-прежнему.

@ Авторское издание (включая редактуру и корректуру) @ Ева Лебедева – Оформление обложки и титульного листа @ Издательская группа - Amazon.com.Inc. @ Издательство Create space, USA.

2

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО

Издание серии книг «Потомку о моей жизни» осуществлено при поддержке Клары и Владимира Штерн, которые выполнили первую вёрстку книг серии и отпечатали в типографии по нескольку экземпляров, что было для меня приятной неожиданностью. Если бы они это не сделали, вряд ли бы я приступил к изданию моих воспоминаний, которые я ранее, по мере написания, помещал в «Живом журнале» и на сайте «proza.ru». Моя сердечная благодарность им.

Оформила все книги (обложку и титульный лист) Ева Лебедева. Ей я также приношу искреннюю благодарность.

Отдельная благодарность моим читателям в «Живом журнале» и на сайте «proza.ru». если бы я не знал, что на этих сайтах у меня более 50 тысяч читателей, вряд ли бы я стал издавать свои воспоминания. Читатели этих интернет-изданий помогли мне не только утвердиться в решимости писать, но и в уточнении ряда событий, происходивших в мире, и в поиске информации о них.

Они же постоянно поддерживали меня в моих намерениях описывать не только личную жизнь, но и то, что происходило в мире, то, что не только оказывало на меня и мою жизнь определённое воздействие, но и меняло её и, в конечном итоге, кардинально изменило и мою жизнь, и моё мировоззрение.

Особая благодарность моей жене и другу, Любови Николаевне Качан. У нас с ней памяти разного сорта: у меня рациональная, у неё эмоциональная. Поэтому она помнит не события, а свою реакцию на них. Но это помогало мне восстановить и многие события.

Я благодарю также всех, кто уточнил отдельные детали моих воспоминаний, особенно помог восстановить правильные даты событий, давно ушедших в прошлое.

Мне помогли в этом также сохранившиеся архивы (к сожалению, неполные), газеты «Наука в Сибири», которая тогда называлась «За науку в Сибири». Прошедшие годы спрессовали память, и восстановление точного времени того или иного события было иногда для меня трудной задачей.

3


СЕРИЯ

ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ

воспоминания

Это третья книга серии

«ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ»

Ранее были опубликованы:

РАЗМЫШЛЕНИЯ (Пролог к моим воспоминаниям)

Кн.1. «УКРАДЕННОЕ ДЕТСТВО»

Кн.2. «ШКОЛА НА КИРОЧНОЙ»

4


Посвящаю серию книг «Потомку о моей жизни» моей любимой жене и большому другу Любови Николаевне Качан (в книгах - Любочка), с которой мы вместе живём уже почти 60 лет в атмосфере любви и взаимоуважения.

Она постоянно подпитывает меня эмоциональной, интеллектуальной и духовной пищей.

5


ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ

(ВОСПОМИНАНИЯ)

Кн.3


НА СНИМКЕ: Санкт-Петербургский Политехнический институт имени императора Петра Великого. Снимок сделан в 1902 году и взят из Википедии

6


Содержание

Стр. ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО

Введение.Учиться или веселиться ……………………….…….. 9

Глава 1.Иллюзии и миражи …………………………………... 13

Глава 2.Встреча с судьбой ……………………………………. 75

Глава 3.Комсомольская богиня ……………………………… 155

Глава 4.До свадьбы заживёт ……………………..…………… 165

Эпилог. Жизнь учит ……..…………………………/………… 227

Послесловие. Разговор с потомком …...……………………... 229

7


Книга «ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО» посвящается дяде Мише – Михаилу Иосифовичу Гинзбургу (1900-1960), старшему брату моей мамы.

У него была трудная жизнь. В 18 он сражался в Первой конной армии с белополяками. Дважды был в плену и дважды бежал. Был осуждён как польский шпион и попал в лагерь на Колыму, где за строптивость был брошен в барак к уголовникам. После пересмотра приговора и полной реабилитации строил Комсомольск-на-Амуре. Воевал. Жил работал в Москве. Его дочь, Наташу мы разыскали в Америке в 90-х.

Он был для меня примером в жизни. Сильный духом, бесконечно добрый, он бросался помочь, и делал это всегда, удивительным образом, вовремя. В других условиях он стал бы великим человеком.

Всегда буду помнить его рассказы о своей жизни. Его безмерное обаяние. Мужественное лицо с сабельным шрамом. Добрые лучистые глаза под мохнатыми бровями. Негромкий бархатный завораживающий голос.

Хочу, чтобы осталась память о нём.

8

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Введение

ВВЕДЕНИЕ

Мои студенческие годы прошли в Ленинградском политехническом институте.

Основанный в 1899 году, он до октябрьского переворота носил имя Императора Петра Великого, а после него и в то время, когда я в нём учился, вместо императора Петра, он носил имя большевистского всесоюзного старосты М.И. Калинина.

Теперь он называется – Санкт-Петербургским государственным Политехническим университетом.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Иосиф Бродский

Тот, кто с юности верует в собственный ум, Стал в погоне за истиной сух и угрюм. Притязающий с детства на знание жизни, Виноградом не став, превратился в изюм.

Омар Хайям Перевод Г. Плисецкого

9


Учиться или веселиться Да здравствует университет, Да здравствуют профессора!

Из Гаудеамуса

Грызите молодыми зубами гранит науки. Л.Д. Троцкий

Учиться, учиться и ещё раз учиться! В.И. Ленин

Эпиграфы, которые я здесь поместил отражали мои чувства и стремления в тот далёкий 1952 год, когда я поступал на физико-механический факультет Политехнического института.

Да, - я заранее боготворил всех моих будущих учителей и да, я собирался грызть молодыми зубами гранит науки.

Кстати, «грызть гранит науки» - было расхожим выражением, которое мне было тогда известно, а вот, что сказал эту фразу (с «молодыми зубами») Лев Троцкий, на IV съезде российского комсомола мне известно не было.

Один из главных вождей Октябрьской революции и руководителей советской России в период гражданской войны и до смерти Ленина, Лев Давидович Троцкий был объявлен врагом народа. Его последователи были названы Сталиным троцкистами и либо расстреляны, либо отправлены в лагеря, где впоследствии тоже были поголовно уничтожены. Имя Троцкого тогда можно было произносить только шёпотом.

В моё время цитата Троцкого не употреблялась, - на слуху была только цитата Ленина. Итак, «учиться, учиться и ещё раз учиться!»

Впрочем, студенческий гимн Гаудеамус предлагает и другой вариант времяпрепровождения студентов:

Итак, будем веселиться, пока мы молоды.

И даже указывает студентам юношам на объект веселья: Да здравствуют все девушки, изящные и красивые!

Да и другие студенческие песни указывали на весёлую, бесшабашную студенческую жизнь. Вот хотя бы эта:

От сессии до сессии живут студенты весело А сессия всего два раза в год

10

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Введение Или

А я различий не терплю, Вино и девушек люблю.

Признаться, поступая в Политехнический, я не знал ни одной студенческой песни, не был знаком мне и Гаудеамус. Впрочем, не прошло и пары месяцев, а я их уже распевал.

Сразу замечу, что я сразу понял, что тот студент, который буквально будет следовать совету «веселиться», долго студентом не пробудет. Об этом свидетельствовала ещё одна студенческая песня:

К ногам привязали ему интеграл, Эпюрами труп обернули, Прощальную речь замдекана сказал, И с первого курса спихнули.

Так что советам «веселиться» я следовал лишь изредка, - предпочитал «грызть гранит науки». Но оказалось, что были ещё и другие средства отвлечения от учёбы.

Одно из них – комсомольская работа. И я не миновал этой напасти. Правда, судьба сжалилась надо мной и выкинула из этой сферы обратно в простые студенты.

Другое – сначала вспыхнувшая любовь, а затем семейная жизнь с её ответственностью и обязанностями. И это я испытал, - и, слава богу, мы с моей женой Любочкой испытание выдержали, хотя это была дорога длиной 2.5 года. А в последний год нас уже было трое – и с рождением дочки трудности возросли многократно.

Но не буду пересказывать, даже кратко, содержание этой книги. Скажу только одно: Кн.3 ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО, а затем и Кн.4 ЛЮБА-ЛЮБОВЬ – прямое продолжение Кн.2 ШКОЛА НА КИРОЧНОЙ, и все события, описанные в этих двух книгах, происходили в промежуток времени, когда я учился в Ленинградском Политехническом институте.

Коротким этот период времени не назовёшь, - он охватывает голы с 1952 по 1959. Когда я поступал в политехнический институт, мне было 17, а когда окончил его – 24. Я проучился лишний год, когда переходил с механико-машиностроительного факультета на физико-механический. Мне пришлось с 4 курса вернуться на третий, да ещё сдавать 12 экзаменов, - столь существенной была разница в программах.

Представляю же я читателю эту книгу в возрасте 80 лет. Книга перед тобой. Читай потомок.

11

М.С. КАЧАН ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ

12

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1. Иллюзии и миражи

Глава 1

ИЛЛЮЗИИ И МИРАЖИ Иллюзии и миражи... И как без них нам жить? Скажи! Нам краски от мечты! Палитра... Возможность воспарить открыта.

Татьяна Муштакова Четверостишие взято с её сайта http://www.stihi.ru/2013/04/27/2052

На этом фото мне 18 лет.

Оно когда-то было вырезано и помещено в альбом, оттуда я его и взял.

На физмех и только на физмех! Шёл в комнату, попал в другую.

Смысл противоположный А.С. Грибоедову

За мной зашел мой школьный друг Миша Лесохин, и мы поехали на трамвае №32 в Ленинградский политехнический институт им. М.И. Калинина.

– Не забыл документы на золотую медаль, – спросил он меня.– Нет, конечно, – я улыбнулся. Медаль давала право на

поступление в Институт без экзаменов и даже без собеседования. – А Игорь подъедет? – спросил я.– Он просил его не ждать. Он еще не знает, когда поедет.Игорь Лопатин, как и Миша Лесохин, получил серебряную

медаль (им в РОНО не утвердили отличные оценки, поставленные школой, и они получили четверки по сочинению), и тоже хотел поступать на физико-механический факультет.

Мы все трое хотели работать впоследствии над проблемами ядерной энергии, «энергии будущего» (а вдруг именно нам посчастливится создать термояд?), а такая специальность в политехническом институте анонсировалась.

13

http://www.stihi.ru/2013/04/27/2052

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Михаил Иванович Калинин, чье имя было присвоено институту,

был Председателем Президиума Верховного Совета Союза ССР, должность равнозначная президенту. Но в Советском союзе Калинин не играл какой-либо значительной роли в управлении государством. Его почему-то называли Всесоюзным старостой и говорили, что он запросто общается с простым народом.

Почему его именем назвали знаменитый, с традициями институт, я не знаю. Наверное, «трудящиеся попросили». Тогда многое делалось якобы «по просьбе трудящихся». Вообще его имя на карту попадало часто. Областной центр Тверь, например, переименовали в г. Калинин. Впрочем, этот древний город уже снова Тверь.

Присоединенный к России после второй мировой войны старинный прусский город Кенигсберг до сих пор именуют Калининградом. Был Калининград и под Москвой. Он вначале назывался Подлипки, а теперь Королев.

– Остановка «Политехнический институт»; конечная, – сказал кондуктор, и мы вышли из трамвая.

Главный корпус Института был построен еще до революции 1917 года. Институт строился в парке «Сосновка», там же впоследствии были построены другие его корпуса и дома для профессорско-преподавательского состава. Довольно много деревьев сохранилось, и главный корпус утопал в зелени. Именно там и находилась Приемная комиссия.

Поднявшись на второй этаж по широкой парадной лестнице, мы увидели надпись: «Актовый зал» и рядом другую: «Приемная комиссия». Актовый зал был разгорожен какими-то временными перегородками для сотрудников, но все студенты попадали в одно большое помещение, где для них были поставлены столы и стулья, – там они заполняли документы на поступление. Заполнив их, каждый подходил к сотрудникам, принимавшим документы, сдавал, те проверяли и давали ему расписку в приеме документов.

Мы подошли к сотруднику и спросили: «Какие документы нужно заполнять медалистам?»

– А вы что – медалисты? – спросил он. – Что-то рановато для медалей, их еще не выдают. По крайней мере, к нам еще никто не приходил. Мы протянули свои аттестаты зрелости и документы о получении медалей.

Он взял наши документы, поднялся, обернулся к сотрудникам и громко сказал:

– Смотрите, первые медалисты пришли.

14

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Все сотрудники, бросив дела, подошли к нам и начали

рассматривать документы. Мы, абитуриенты, как называли поступающих, гордые и счастливые, стояли рядом и в мыслях уже были студентами и изучали ядерную физику.

Получив расписку в приеме документов, мы ушли и стали ждать извещения о приеме в Институт. Нам сказали, что недели через две мы такие извещения должны получить.

Время шло. Прошли две недели, – никаких извещений не было. Мы, трое медалистов, созванивались между собой. И вот, однажды, позвонив Игорю Лопатину, Миша Лесохин узнал, что тому извещение о зачислении на физмех уже пришло.

Миша сразу поехал в Политехнический Институт, рассчитывая тоже получить извещение о зачислении, но ему было «отказано в приеме из-за отсутствия вакантных мест». Он сразу забрал документы и поехал в Педагогический Институт им. А.И. Герцена. Сдав в приемную комиссию документы, он через несколько дней был зачислен студентом, – почему-то туда документы сдавали одни девочки, мальчики были на вес золота.

Моя эпопея была не столь проста. Узнав от Миши эту историю, я поехал в приемную комиссию на следующий же день, уже понимая, что меня, как и Мишу, не приняли на физико-механический факультет, но, в отличие от Миши, я хотел учиться в Политехническом, и только в Политехническом, пусть даже на другом факультете. И я решил побороться, поскольку чувствовал свою правоту и не мог не отреагировать на несправедливость.

Мне тоже вернули документы, не предложив мне ни один другой факультет и сформулировав отказ теми же словами, что и Лесохину. Логики в этом ответе, конечно, не было. Правила приема не предусматривали тогда для медалистов ни дополнительных экзаменов, ни собеседований, следовательно, оставался один критерий – время сдачи абитуриентом документов в приемную комиссию, т.е. простая очередность подачи документов.

Именно это я и сказал сотруднику, к которому я попал и которому выпало отказать мне в приеме. Он смутился и пошел советоваться с более опытным сотрудником. Тот отрекомендовался мне как член приемной комиссии и повторил формулировку отказа. Я повторил свои аргументы.

– Но я не могу Вам сказать ничего другого, потому что в Решении Приемной комиссии ничего иного нет. Не могу же я домысливать и говорить Вам то, чего нет в Решении.

– А чего нет в Решении? – спросил я. На этот раз смутился член приемной комиссии.

15

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – Да там и не должно быть ничего другого, – сказал он, –

секретарь Приемной комиссии готовит Решение и зачитывает фамилии абитуриентов, и формулировку решения. Члены приемной комиссии задают вопросы, если они у них есть, а потом голосуют. По Вашей кандидатуре вопросов не было, и голосовали единогласно. Медалистов много, число мест, выделенных под них, ограничено. Кому-то надо отказывать. Вот Вам и отказали.

– Значит Вы не руководствовались таким критерием как время подачи документов? – спросил я.

– Нет, мы даже не думали об этом. Готовить материалы – прерогатива Секретаря.

– А какая медаль имеет приоритет: золотая или серебряная? – Конечно, золотая, – не подумав, брякнул он. – А я знаю абитуриента, которого уже приняли с серебряной

медалью. Мне же с золотой отказали. Это был разговор в одни ворота. Я знал, почему мне отказали. Он

тоже знал, почему. Но у него не было аргументов, которыми он мог бы оперировать. Он мог только, как попка, повторять то, что записано в Решении Приемной комиссии.

Мне было стыдно и обидно одновременно. Я впервые столкнулся с государственным антисемитизмом. Хотя внешне все выглядело благопристойно. Ведь никто не сказал мне:

– Мы не принимаем тебя, потому что ты еврей, а, значит, неблагонадежный.

Нет, выдумали форму отказа: «В связи с отсутствием вакантных мест». Уж лучше бы была процентная норма, как в дореволюционное время. Это, по крайней мере, честнее.

Моя мечта рушилась. Я не имел права проситься на прием к Ректору Института. По правилам жаловаться на Решение приемной комиссии Института следовало в Центральную Приемную комиссию, которая находилась в Москве.

Я взял документы и приехал домой. Вечером состоялся семейный совет.

– Далась тебе твоя ядерная физика, – сказала мама, – как я тебя уговаривала стать врачом или на худой конец биологом!

– Поступай в Холодильный институт, который я закончил, – сказал папа. – Туда тебя примут без вопросов. Потом поезжай в Москву. Хотя, я думаю, у тебя вряд ли что-нибудь получится.

А дедушка только кряхтел и покашливал, но ничего не говорил. Я видел, как он переживает за меня.

16

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи В Институт Холодильной промышленности меня действительно

приняли без вопросов. Но я на этом не поставил точку. В Москве я остановился у дяди Миши, маминого брата. Он жил

в малюсенькой комнате метров 8-10 не больше в Столешниковом переулке. Я думаю, снимал. В этой комнате спали он с женой Верой, их маленькая дочка Наташа, которой тогда было года два. Там же заночевал и я.

На снимке, сделанном летом 1953 года: дядя Миша слева; рядом с ним его дочка Наташа, а справа мой дедушка, его отец.

Они меня встретили очень тепло и сердечно. Я им рассказал мою

историю с поступлением. – Не добьешься ты ничего, – сказал дядя Миша. – Тут только по-

другому можно что-либо сделать. Я попробую. А ты пока походи по инстанциям, поговори с ними. Тебе надо опыта набираться.

И я пошел набираться опыта. Сначала я поехал на Трубную площадь в Центральную приемную Комиссию, которая располагалась в угловом доме на первом этаже. Длинная очередь несчастливых абитуриентов начиналась, снаружи на улице, но продвигалась довольно быстро. Когда я попал внутрь помещения, я увидел, что принимает за барьером со стеклом всего один человек. Были написаны его фамилия, имя и отчество. Я запомнил его фамилию на всю жизнь – Сухоруков.

17

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – Изложите кратко Вашу претензию. – сказал он. Я изложил. – У Вас есть письменное заявление? – спросил он. У меня было. – Оставьте его. Мы Вам ответим». – сказал он. – Следующий. Я вышел из помещения. На душе было погано, как будто я

поговорил с бездушной машиной. – Зачем я поехал в Москву? – крутилось в голове. – А ты ожидал, что они будут разбираться? – сказал дядя Миша.

– У них десятки тысяч недовольных. Разбираться будут с единицами, за кем стоят крупные фигуры, которые могут повлиять. Остальных ждет отказ по формальным соображениям. Сходи еще в Министерство Высшего образования. Убедись.

Министерство размещалось на улице Жданова д.11. Небольшой красивый особняк. Маленький дворик перед входом в него, где стояло 5-6 автомобилей. Вход был свободный, и я с независимым видом прошел мимо вахтера. Изучив структуру по указателю, висевшему в коридоре первого этажа, я понял, что, прежде всего я должен обратиться в Главное Управление политехнических ВУЗов.

Я зашел в приемную, где, кроме секретаря, не было ни одного человека, и спросил, могу ли я поговорить с начальником Главного Управления. Секретарь, которая до этого ровным счетом ничего не делала, говорила со мной кокетливо и с большим удовольствием.

– Сейчас я спрошу (она произнесла имя-отчество Прокошкина, который был Начальником управления). Он Вас примет.

И, действительно, она вышла от начальника и сказала: «Заходите».

Начальник, очевидно, тоже откровенно скучал, потому что он подробно расспрашивал меня, как было дело, но, правда, не высказал своего мнения, сказав напоследок:

– Давайте заявление. Мы разберемся. Удовлетворенный вниманием, я вышел от Начальника, сел на

диванчик, стоящий в коридоре, и стал думать, что же я еще могу сделать.

– Разве что к Министру? – подумал я. Кабинет Министра Высшего образования профессора Столетова

тоже был доступен. Приемная была намного больше, в ней сидели две секретарши и тоже откровенно скучали.

– Что Вы хотели? – спросила меня одна из них. Я объяснил. – Министр по таким делам не принимает, – сказала она, –

обращайтесь в Центральную приемную комиссию. Для этого она и создана. Вы представляете, что бы здесь было, если бы все жалобщики пришли сюда. Нет, нет, не просите. Это невозможно.

18

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Грустный, я вышел во дворик и присел на какой-то каменный

поребрик, глядя, как люди входят и выходят из Министерства, как выезжают из дворика и вновь приезжают немногочисленные автомобили. Ко мне подошел, какой-то парень чуть постарше меня, и мы разговорились.

– А ты попробуй поймать Министра, когда он приезжает утром на работу. Вдруг он захочет тебя выслушать. – предложил он.

На следующее утро я приехал к 9 часам и начал караулить Министра. Я уже видел его автомобиль накануне, и знал, где он остановится и высадит Министра. Я продумал, где я должен в этот момент находиться, как оказаться около него, что и как успеть сказать.

Дальше я все себе представлял так. Я, такой симпатичный юноша, с такой доброй улыбкой, говорю

Министру, что я постараюсь изложить мой очень простой вопрос за одну минуту. Начинаю говорить самое важное:

– Я золотой медалист. Меня не приняли из-за отсутствия вакантных мест. Я не понимаю, как это может быть, здесь какая-то ошибка. Ведь медали вводили именно для того, чтобы отобрать лучших.

Затем повторяю ему мои два аргумента. Министр говорит мне: – Ну у нас за минуточку не получится. Пойдемте ко мне наверх. Там он кое-что уточняет. Возмущается такими порядками,

говорит секретарше, чтобы она приняла от меня заявление и, прощаясь за руку, говорит мне напоследок:

– Езжайте спокойно в Ленинград. Вас примут. И я все это очень четко сделал, когда Министр приехал. И

оказался рядом с ним. И очень непринуждённо, и доверительно начал разговор, поглядев ему прямо в глаза и улыбнувшись. Только я не смог сказать больше десяти слов. Он оборвал меня и со словами:

– Простите, мне некогда. Повернулся спиной и быстро вошел в здание, а меня, какой-то мужчина на входе не пустил за ним, встав передо мной и строго сказав:

– Нельзя. Я все же потом прошел в Министерство и в приемной Министра

оставил свое заявление. Вечером дядя Миша озабоченно сказал мне: – Я нашел путь. Тебя примут в Политехнический. – На физмех? – вскричал я. – Не знаю, на какой, – ответил дядя Миша, но возьмут. Он был очень серьезен.

19

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ - Большие деньги, – сказал он. – но пока не отдадим их, письма

не будет. Про письмо я понял, а вот про деньги – не сразу. Оказалось, что

нужно в обмен на письмо о приеме в Институт отдать три тысячи рублей. Это тогда были очень большие деньги.

На следующий день, дядя Миша ходил два или три раза на Центральный телеграф, благо он был рядом, звонил маме и еще куда-то, а вечером сказал мне:

– Деньги достал, завтра пойдем вместе, отдадим деньги и заберем письмо.

Часов в 12 дня мы с дядей Мишей пошли по ул. Горького, повернули на Тверской бульвар и встретили там невысокого неприметного человека.

–Ж. – представился он. Он назвал свои фамилию, имя и отчество полностью, фамилию я хорошо помню и сейчас, но приводить ее пока не хочу, а имя и отчество долго помнил, но сейчас уже забыл. А вот его лицо, хоть он был и неприметен, я запомнил на всю жизнь.

Мы пошли, гуляя, по Тверскому бульвару, и так прошли метров двести, а потом повернули обратно. Дядя Миша и Ж. о чем-то тихо разговаривали. Я деликатно шел рядом, но обрывки разговора слышал, у меня был тогда очень острый слух, не то, что сейчас.

Я понял, что дядя Миша требовал доказательств того, что меня действительно примут в Институт. Вдруг я приеду в институт с письмом, а там знать ничего не знают?

– Убедили, давайте письмо. – Давайте деньги, – сказал Ж. Они быстро обменялись конвертами. Ж. не стал проверять, правильная ли сумма в его конверте, а наш

конверт оказался запечатанным. Ж. начал меня инструктировать. Он сказал, к кому в кабинет мне лично пойти в Политехническом Институте и, оставшись в кабинете наедине, какие слова сказать. И только после этого отдать конверт. Потом я должен был сделать то, что этот человек скажет. Он назвал мне фамилию, имя и отчество этого человека и его должность. Фамилию, имя и отчество я хорошо помню, но приведу позднее – он работал в Политехническом институте заместителем директора по административно-хозяйственным вопросам. Впрочем, имя, отчество и фамилия были открыто написаны на конверте.

Самое интересное, что я тогда не понимал, что это взятка, а само это явление именуется коррупцией в системе высшего образования. Хотя я и догадывался, что происходит что-то постыдное, незаконное.

20

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи – Но ведь я имею право. Со мной поступили тоже постыдно и

незаконно, – я пытался оправдать себя, маму, дядю Мишу. И мне было неудобно, что мои родители и обожаемый мной легендарный герой моего детства дядя Миша пошли на это ради меня.

– Помалкивай об этом, – сказал мне дядя Миша. Никто и никогда не должен об этом узнать.

Я никогда и никому об этом не говорил. Я придумал историю про Министра, ту самую, которую описал выше. В этой истории, и Министр стал человечней, и я более везучим, но все было правдой только до того места, когда я начал разговор с Министром. Разговор был оборван им. А мог ли он вообще быть продолжен?

Сегодня я впервые рассказал, как все это было, Любочке. – Почему же ты мне никогда это не рассказывал, – спросила она. – Я дал слово никогда и никому не говорить об этом. Но сегодня,

только сегодня я решил, что могу рассказать и даже написать, как все было. Сегодня это уже никому не повредит. А мою репутацию в глазах моих потомков не испортит. В глазах тех, кто меня знал, надеюсь тоже. Но если это как-то меня умалит, – это уже не мое, а их дело. Не я придумал антисемитские правила приема в вузы страны. И не я вымогал взятку у нашей нищей семьи. Я пишу правду, мою правду.

Я приехал с конвертом домой, в Ленинград. Мама и папа с интересом оглядели его. Папа хмыкнул и ничего не сказал. Он ненавидел такие вещи. Сам никогда не давал взяток и никогда не принимал ни взяток, ни подношений. Я понял, что, давая согласие дяде Мише, мама поставила папу перед фактом. В случае чего, она брала все на себя.

А у меня была эйфория. Мне было все равно как поступать, лишь бы поступить.

– Я заслужил право на поступление туда, куда хочу. Мы боролись с несправедливостью. Мы ее победили, и неважно как.

Я ни секунды не сомневался, что все будет хорошо, и на следующий день начал с того, что поехал в Холодильный институт и забрал свои документы. Это было рискованно, но я тогда даже не думал об этом. С документами я сразу поехал в Политехнический институт. Я долго сидел в тесной приемной заместителя директора по административно-хозяйственной части, ожидая, пока он меня позовет. Он знал, что я жду, ему говорила секретарша, но в его кабинет постоянно входили и выходили люди.

Наконец, поток людей иссяк, секретарша тоже ушла домой. Он выглянул из-за двери кабинета, посмотрел на меня очень внимательно:

21

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – Заходи. Я зашел. Сказал слово. Давай конверт, – сказал он. Я отдал конверт. Он его вскрыл при мне, вынул оттуда какую-то

официальную бумагу и внимательно прочитал ее. – Завтра придешь в приемную комиссию и отдашь документы.

Они будут знать, что тебе можно сдать документы. Было то ли 30 августа, то ли даже 31, и документы уже не

принимали целый месяц. Я не задавал вопросов. В голове у меня сидела мысль:

– Заместитель директора Института! Как же это можно? Целая шайка! Наверняка, я не один такой, кто платит им деньги. Но и я тоже!

Но я опять себя успокоил: – Я только восстанавливаю справедливость. А, может быть, и они восстанавливали справедливость. Ограбить

евреев всегда считали за доблесть. Только вот никакого богатства или денег у нас не было, – мы были нищими.

В Приемной комиссии института, которая уже перебазировалась из Актового зала в какую-то маленькую комнату, был всего один сотрудник. Он с интересом посмотрел на меня, и, ничего не спросив, принял документы.

– Извещение пришлем по почте, – сказал он. – Так занятия уже начинаются, – напомнил я. – Ничего страшного, – ответил он. – Когда получите Извещение

о приёме, тогда придете. Это недолго. Только через пару недель я получил извещение, что с 1 сентября

я зачислен на первый курс механико-машиностроительного факультета Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина. Я, конечно, погоревал, что не на физико-механический, но я и этому был уже рад. Я понял, что физмех мне не светит ни в каком варианте.

За несколько дней до получения Извещения, к нам домой пришли один за другим три письма.

Первое было из Центральной приемной комиссии, это был ответ на мою жалобу:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы не были приняты в Институт за отсутствием вакантных мест.

Вторым пришло письмо из Главного Управления политехнических ВУЗов, - оно было подписано Прокошкиным:

22

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи – Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский

политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы не были приняты в Институт за отсутствием вакантных мест.

Наконец. за подписью Министра Столетова письмо сообщало: – Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский

политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы не были приняты в Институт за отсутствием вакантных мест.

Как видите, все три письма говорят одно и то же слово в слово. А в конце сентября, когда я уже ходил на занятия, нам домой

пришли один за другим еще три письма. Центральная приемная комиссия сообщала: – Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский

политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Следом пришло письмо из Главного Управления политехнических ВУЗов:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Наконец. за подписью Министра Столетова письмо сообщало: – Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский

политехнический институт им М.И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Во, как!

Трамвай в политехнический На самом деле студентов первого курса на уборку картофеля не

отправили, и я попал на занятия, когда заканчивалась вторая неделя. Теперь каждый день, шесть раз в неделю я утром шел из дома к

остановке трамвая №32 и, когда подходил трамвай, штурмом с толпою других желающих захватывал место для одной ноги на ступеньке вагона, а для одной руки – свободное место поручня. Другую ногу поставить было некуда, а во второй руке был портфель с книгами и тетрадками. Так и висел, пока трамвай шел к следующей остановке.

На каждой остановке приходилось отцепляться, потому что кто-нибудь выходил.

23

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Двери тогда в трамваях не закрывались автоматически, люди

выходили в любую дверь – какая ближе, так как приходилось с силой протискиваться между телами стоящих пассажиров. После того, как кто-нибудь выходил и внутри по идее должно было стать чуть свободнее, человек с подножки старался втиснуться поглубже в открытую дверь внутрь трамвая.

Это, кроме меня, пытался сделать каждый из деливших со мной место на подножке. Когда я ставил на нее вторую ногу и подтягивал портфель к животу, я уже считал себя счастливым. Дальше я уже забирался на следующую ступеньку – пол тамбура, при этом мое туловище вначале сильно отклонялось назад на улицу, но это было не страшно, потому что подпирали другие, отчаянно вцепившиеся в поручни. Еще усилие, и, наконец, я в тамбуре вагона. Там я обычно и оставался, стараясь достичь стенки трамвая и повернуться к ней лицом. Борьба за место продолжалась почти все 35-40 минут, что мы ехали до института. Только очутившись в тамбуре, я внимал призывам кондуктора заплатить за билет.

Иногда в этой толкучке вдруг оказывался контролер, притаившийся до времени и неожиданно заявлявший о своем существовании.

Он грозно предупреждал, что с каждого неплательщика взыщет штраф и действительно взыскивал. Часто контролер выволакивал из трамвая какого-нибудь бедолагу, не желавшего платить штраф или не имевшего на него денег, и начинал свистеть, в пронзительный свисток, призывая на помощь милиционера. Видимо, вдвоем они действительно взимали штраф на месте или доставляли несчастного нарушителя в отделение милиции. Слава богу, со мной такого не случилось ни разу за все семь лет моей учебы в институте.

Трамваи шли медленно. На поручнях дверей каждого вагона гроздьями висели люди, но на это никто не обращал внимания – привыкли. Эти люди, конечно не платили. Руки были заняты. Да никто и не требовал с них оплаты.

Иногда вагоновожатый видел в зеркало, что кто-то не зацепился за поручень или не сумел поставить ногу. Понимая, что этот неудачник рискует жизнью, вагоновожатый выходил и отрывал его от поручня или вытаскивал его застрявшую ногу с подножки, спасая ему жизнь, но оставляя без надежды уехать.

Хуже всего было на Литейном мосту. Если ты еще висел на поручне, держа на весу в другой руке тяжелый портфель, ты сильно рисковал жизнью. В теплую погоду еще ничего, но в холодную ....

24

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Это был смертельный номер! Перегон был длинный, с Невы дул

холодный ветер, а то еще и со снегом, да при сильном морозе. Рука замерзала, ее сводило судорогой, лицо жгло ветром с льдинистым снегом. И в мыслях было: «Только бы не отпустить поручень ...». А временами уже не было сил держаться за него, и только невероятным усилием воли заставляешь пальцы не разжиматься. Так было со мной несколько раз.

После первого раза я дал себе слово, что на Литейном мосту больше никогда не буду висеть на подножке, но слова сдержать не удалось. Наверное, такое было не со мной одним. Правда, я не видел, чтобы кто-нибудь отцеплялся на перегонах и падал. Но слышал, что такое бывало.

Иногда зацепиться на остановке на улице Некрасова не удавалось. Оценив толпу страждущих, я цеплялся за любой трамвай на две остановки. Доезжал до Литейного, а там, кроме 32-го, была еще девятка. Шансов зацепиться становилось в два раза больше.

Вечером ехать домой было проще: у Политехнического трамваи стояли полупустыми. Там было трамвайное кольцо, и можно было спокойно сесть на скамейку в трамвайном вагоне, открыть книжку и использовать время для чтения.

Сентябрь - начало занятий на первом курсе Я вошел в аудиторию, как в храм с благоговением. Если бы там

была тихая торжественная музыка, я бы не удивился. Но музыки не было. Светлое, высотой этажа в два-три помещение. Аудитория была большая – человек на двести. Ряды поднимались амфитеатром. Места уже заполнялись студентами. Я поднялся на одну только ступеньку и сел на первый ряд. Зрение у меня было острое, слух отличный, и не это было причиной того, что я занял первый ряд. Мне хотелось сидеть близко к доске, и чтобы ничего не мешало. Две огромные доски, покрытые линолеумом коричневого цвета, висели на стене. Перед ними стоял длинный стол, а рядом с ним маленькая трибунка.

Аудитория быстро заполнялась и, наконец, осталось совсем мало свободных мест. Раздался звонок, и вместе с ним вошел немолодой преподаватель. Вбежало еще несколько студентов, а среди них Володя Меркин и Арик Якубов. Они быстро сели на свободные места.

Преподаватель подошел к столу, положил на него портфель, взял в руки мел и посмотрел на нас.

– Здравствуйте, – сказал он низким спокойным голосом, – сегодня мы займёмся ...

25

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Так началась моя студенческая жизнь. Мне было почти 18 лет.

Мне страстно хотелось учиться, узнать больше о мире, в котором я живу, изучить все то, что знает современный человек, самому открыть что-то новое, неизведанное и очень-очень значимое и отдать это человечеству. Я чувствовал в себе силы сделать это, и теперь, когда все препятствия остались позади, как казалось мне, я могу полностью сосредоточиться на учебе и осуществить свою мечту.

Моя студенческая жизнь длилась долго – шесть с половиной лет. Она не была безоблачной, я жил отнюдь не в безвоздушном пространстве, да и в стране за это время произошло много событий, которые довольно сильно затрагивали меня. Так что, я вышел из стен института, избавившись от многих иллюзий, но, увы, далеко не от всех.

Моя 145-я группа Нас было 25 человек в 145 группе. Цифра 1 означала 1-й курс, 4

– механико-машиностроительный факультет, а 5 – специальность «Технология машиностроения и Металлорежущие станки и инструменты».

В эту же группу со мной попали Володя Меркин и Арик Якубов. Арик почти сразу стал дружить с Людой Механиковой, весьма умной, всепонимающей, не по годам женщиной (уже не девочкой по внешнему виду, как остальные), несколько полноватой, но привлекательной.

Эллочка Реброва, высокая и плотная курносая голубоглазая симпатичная девушка из Новгорода. Она, было видно, питала ко мне нежные чувства, но я не отвечал ей взаимностью.

Рафик Хасапетьян, спокойный, мудрый парень откуда-то с юга. Он был всегда рассудительным арбитром, когда это было необходимо. Он никогда не боялся сказать правду любому из нас, как бы эта правда ни была горька.

Люда Соколова, невысокая симпатичная женщина быстро вышла замуж, родила, но продолжала учиться.

Мила Новикова была очень миловидна и что-то в лице ее было такое притягивающее, что я посматривал на нее, мы даже как-то прогуливались вместе по моему приглашению, но не более того.

Лида Геллер сразу положила на меня глаз, я это видел, но я никаких поводов к сближению не давал.

Вместе с нами училась Виолетта, девушка из Болгарии, очень приятной внешности, тихая и улыбчивая (фамилии ее я сейчас не помню, может быть, Антонова?)

26

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Был в группе Осану Джелу из Румынии, горячий парень,

постоянно споривший с преподавателями. Три парня из Китая держались особняком, ходили в синих

френчах, напоминавших форму, и ни с кем не разговаривали. Им разрешалось разговаривать только в своем китайском землячестве.

Кое-кого упомяну потом. Некоторых сейчас не помню. Но группа была весьма дружна.

В первое время мы даже устраивали вечеринки перед праздниками. Перед первым Новым годом собрались на квартире у Лиды Геллер, она жила, кажется, на ул. Салтыкова-Щедрина или на ул. Петра Лаврова, недалеко от моей школы…

Утихомирились только ночью. Решили здесь же немного поспать. Лида попыталась прилечь рядом со мной, но я перешел в другое место.

Потом обычно собирались у Люды Механиковой, но приходили уже не все члены группы, а только половина. Может быть, иногда до двух третей.

Несколько человек жили в студенческом общежитии – Эллочка Реброва, Рафик Хасапетьян, Вася Шведов.

Большая часть общежитий института была на Флюговом переулке (в год моего поступления в ЛПИ она стала Кантемировской ул.). Оттуда до института было далеко, надо было ехать на трамвае. Но общежитие нашего факультета было близко – на Прибытковской ул. (в связи со строительством пр. Непокоренных эта улица исчезла с карты) – всего одна трамвайная остановка до института, правда, большая.

Пирожки с ливером и расписание Каждый день было три пары занятий. Занятия начинались в 10

часов утра. Через 45 минут звенел звонок, и мы отдыхали 15 минут. В 11 часов продолжение первой пары – еще 45 минут. Вторая пара начиналась в 12 часов, третья – в 2 часа дня. Иногда была в расписании и четвертая пара, – она начиналась в 4 часа дня.

После второй или третьей пары мы обычно перекусывали. В буфетах были сосиски, сметана, пирожки с ливером или капустой, а иногда даже рыба под маринадом. Обычно покупали сосиски или полстакана сметаны с хлебом, но чаще всего пару пирожков со стаканом томатного сока.

Все было очень дешево, но для здоровья вряд ли полезно. Впрочем, тогда о здоровье мало кто думал.

27

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Была и большая студенческая столовая, но она располагалась в

отдельном здании, и до нее было далеко идти. В 15 минут не уложиться. Я там бывал редко.

Математика - это красиво Первые две пары обычно были лекциями. Я с удовольствием

занимался математикой, лекции по которой читал и. о. профессора Гавра. Мне, кстати, было тогда очень непонятно, почему надо было писать и. о. Мне это казалось глупым, а для него – обидным.

Профессору Гавре было лет пятьдесят, впрочем, тогда я не мог правильно определять, сколько лет людям такого возраста. Другое дело возраст моих сверстников, – я сразу видел, кто моложе, а кто старше меня. Гавра ходил медленно и степенно, с некоторым усилием. Видно было, что у него болят ноги.

Он обходился без записей и исписывал формулами две большие доски в аудитории, сопровождая это спокойным методичным пояснением. Писать за ним лекции было очень удобно. Иногда он доставал из портфеля исписанные листочки, молча смотрел на них, потом клал их обратно в портфель и продолжал лекцию, как ни в чем ни бывало. Закончив, он победоносно смотрел на нас: «Видите, все получилось!»

Меня всегда привлекала в математике какая-то внутренняя красота, но, правда несколько смущало, что многое нужно было принимать на веру, а доказательств было мало. И упражнения по математике были нехитрыми, – тренировка, приобретение автоматизма.

Потом я узнал, что нам дают очень краткий курс математики, поскольку мы будем простыми инженерами, а им даже того, что дают, много. Вряд ли пригодится. Мне стало обидно.

Физику и химию не помню Физика и химия тоже были несложными, и сейчас я даже не

помню, кто читал нам лекции. Смутно помню и лабораторные работы по ним. Я разбирался во всех вопросах без проблем, но особого восторга у меня эти предметы не вызывали.

Я с удивлением обнаружил в буклете о Политехническом институте на фотографии Большой химической аудитории крупным планом нас с Володей Меркиным, сидящих в первом ряду. Совершенно не помню, когда это нас фотографировали.

28

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи

Металловедение Профессор Тимофей Алексеевич Лебедев читал нам курс

Металловедения. Он был заведующим кафедрой металловедения (1947-1978) и деканом нашего факультета. Я помню его более пожилым человеком и с бородой, чем на снимке, который мне удалось найти в интернете.

Некоторые работы Тимофея Алексеевича постоянно ругали в научной прессе. Но, разумеется, не в области металловедения, а тогда, когда он вторгался в область теории относительности. Вот, например:

"Вряд ли следует удивляться тому, что редактором книги оказался профессор Ленинградского политехнического института Т. А. Лебедев. Его нежелание признавать основы современной физики и упорное стремление вернуться к физическим воззрениям конца XIX века известны уже давно. Однако тот факт, что проф. Т. А. Лебедев счел возможным благословить выход в свет совершенно безграмотной в научном отношении книги, вообще ставит под сомнение его компетентность в области физики". И подписи - Ельяшевич М.А., Томильчик Л.М., Федоров Ф.И.

Это было написано в их рецензии на книгу А.К. Манеева "К критике обоснования теории относительности" // УФН. 1961. Т.74. Вып. 4. С.759.

Предмет «Металловедение» был хорошо поставлен. Лекции были великолепными, а в лаборатории я с удовольствием разглядывал ферритные, перлитные и еще бог весть какие структуры сталей, а также все, что только можно было посмотреть. Я и сейчас мог бы опознать многие структуры, так они мне врезались в память. Правда, мне всегда хотелось рассматривать их при еще большем увеличении, но это тогда было невозможно. А потом не пришлось.

Именно с института я испытываю интерес к строению металлов и любых других материалов. И, вообще, ко всему неживому.

К сожалению, строение живых тканей, тем более, размеров клетки или еще более маленьких, мне никогда не удалось досконально рассмотреть, хотя всегда хотелось.

Впоследствии, когда мне пришлось вплотную заниматься вопросами боевой эффективности осколочно-фугасных и кумулятивных снарядов, знания в области металловедения мне очень пригодились.

29


Мастерские На первом курсе все студенты нашего факультета в обязательном

порядке работали в учебных мастерских института. Сначала это была слесарная практика. Надо было своими руками из заготовки – штамповки или отливки – сделать готовую деталь.

Я постепенно овладел не только терминологией, но и навыками работы: размечал с помощью разметочного инструмента, опиливал заусенцы на деталях, зачищал поверхности деталей, точил инструмент, – было довольно много заданий, и я их усердно выполнял, понимая, что постигаю азы создания деталей, из которых сотворен сегодняшний мир.

Самым трудным заданием, как я помню, было вывести боковую плоскость на пассатижах с помощью напильника. Эта плоскость упорно не хотела становиться плоской, все время получались какие-то скругления, завалы, и мне пришлось с этим заданием помучиться. Тем не менее, и эту работу я выполнил на отлично.

Впоследствии, на втором курсе мы уже работали на металлорежущих станках – токарном, различного рода фрезерных, сверлильных, заточных. Программируемых станков (станков с ЧПУ) тогда не было в помине, все делалось вручную, и качество во многом зависело от искусства и опыта рабочего.

Обучали нас и технике пайки и сварки, приходилось варить даже тяжелые потолочные швы.

Мы научились покрывать металлы никелем, хромом, кадмием и другими покрытиями. Мне все это было интересно, и я занимался с удовольствием. Если честно, я не считаю учебу на первых курсах мехмаша потерянным временем. Всё, чему я там научился, мне в дальнейшей жизни пригодилось. И еще как!

Кого только не избирали В институте бурлила общественная жизнь. В каждой группе

назначили старосту. Преподаватель, входя на групповое занятие, как правило, спрашивал: «Староста, кого сегодня нет?» Старосты, вроде бы подчинялись учкому (ученическому комитету). Что он делал, понятия не имею. Но говорили, что он ответственен за успеваемость студентов. Не понимаю, как можно за это отвечать и перед кем.

Всех студентов приняли в профсоюз и в каждой группе выбрали профорга, в обязанности которого входило собирать членские взносы и, как нам объяснили, заботиться о нуждах студентов. И об их здоровье.

30

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Я тогда не понимал, что это за организация, но из газет знал, что

профсоюзы в других странах борются за повышение зарплаты, за улучшение условий труда, за сокращение рабочего дня, руководят забастовками. Что делать профсоюзам у нас в стране, я тоже не понимал, ведь у нас же была власть рабочих и крестьян. С кем же тогда профсоюзам бороться? С самим собой?

Наконец, избрали комсорга, который тоже должен был собирать членские взносы и проводить комсомольские собрания на злободневные политические темы. Потом начались выборы всех курсовых бюро – учкома, который работал со старостами, профбюро, которое работало с профоргами и комсомольского бюро, которое работало с комсоргами.

Меня избрали членом комсомольского бюро 1 курса мехмаша. А секретарем избрали парня года на три постарше меня из другой группы – Борю Зубарева. Он быстро вошел в роль и каждого, с кем разговаривал, постоянно учил, что и как ему следует делать.

Откуда он это все знал? Его поучения быстро всем надоели, и как только видели его лицо с волосами соломенного цвета, расчесанными на пробор, старались избежать его взгляда, чтобы он не подошел и не дал какого-нибудь поручения с назидательными напутствиями. Он, в общем-то, был неплохой парень, добрый и отзывчивый, временами, снимая очки, он глядел на тебя добрыми близорукими глазами, подкупая тебя искренностью, но его обстоятельность и убежденность в необходимости выполнить это «наиважнейшее» поручение именно так, как он объяснил, всем быстро приелись, и его многие стали считать просто занудой.

Комсомол я воспринимал, я же был в 9-м классе секретарем комсомольской организации школы и понимал, что и как надо делать на этой работе. Вот только не было у нас ничего героического.

Я завидовал комсомольцам 20-х годов, героям революции. Отважным и бесстрашным. А у нас были скучные будни и обыденные дела. Тем не менее, я старался все, что приходилось делать, – делать хорошо, и у меня получалось.

Культурная жизнь В актовом зале института раз в месяц читались лекции по музыке

замечательным музыковедом и блестящим лектором Леонидом Энтелисом. В первые два года учебы я бывал на его лекциях-концертах.

Помню лекцию о музыке Бетховена. Именно тогда Бетховен стал для меня великим.

Помню лекцию о Сен-Сансе с его пленяющей музыкой. 31

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Мало того, что Энтелис обладал великолепной эрудицией, он

покорял аудиторию своей страстностью, обаянием. Его слушали, буквально не дыша. На его лекциях большой актовый зал всегда был переполнен.

Шахматно-шашечные соревнования Политехнический институт участвовал в командных шахматно-

шашечных соревнованиях среди ленинградских вузов. Тренировал и составлял команду мастер спорта по шахматам Шамаев.

Мой первый разряд по шахматам оказался невостребованным, так как в политехническом институте за команду выступал один мастер, два или три кандидата в мастера, и очень сильные перворазрядники. Вообще, перворазрядников было сколько угодно.

Но в команду меня всё же взяли. Меня сажали играть в шашки, и чаще всего я выигрывал, потому что перворазрядников по шашкам среди студентов почти не было. Бывали, правда, случаи, когда кто-либо из основного состава команды не приходил, и меня просили сесть за шахматную доску. Я с удовольствием это делал и, как правило, выигрывал. Видимо, очень старался.

Володя Меркин был уже мастером спорта по шашкам, играл в крупных турнирах, вплоть до чемпионата СССР, правда без больших успехов, но считался сильным мастером.

За команду института он не играл никогда, потому что он состоял членом ДСО «Труд», а вузы были в ДСО «Буревестник». Переходить он не хотел по каким-то соображениям (ДСО расшифровывается как Добровольное Спортивное Общество).

Мы продолжали дружить. Я к нему домой заходил обычно по воскресеньям, и он сразу усаживал меня играть в стоклеточные шашки, показывал красивые комбинации, сильные дебютные начала. Фактически тренировал меня. Он был самым настоящим шашечным фанатиком в хорошем смысле этого слова, отдавая им все свое свободное и несвободное время. Я же смотрел на них как на игру ума, не более и не собирался тратить на них много времени. Мне больше нравились шахматы. Но и они у меня уже давно стали лишь одним из моих увлечений.

На первом курсе я принял участие сначала в личном чемпионате механико-машиностроительного факультета, где сыграл неплохо и вышел в следующий этап соревнований – турнир на звание чемпиона института. Там состав участников был очень сильный, и я занял место лишь в середине турнирной таблицы.

32

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи К этому времени у меня дома подобралась хорошая библиотечка

по шахматам. Если у меня выдавалась свободная минута, я с удовольствием открывал какую-нибудь шахматную книгу, например, Алехина «Мои лучшие партии» или 583 партии Чигорина (количество партий точно не помню, но было их больше пятисот) – и разбирал какую-нибудь из партий. Шахматная доска мне была не нужна, я и без нее понимал позиции и мог считать достаточно далеко, для этого двигать фигуры было не обязательно. Видимо, поэтому я на протяжении многих лет сохранял хорошую форму, играя в силу первого разряда.

На старших курсах, у меня уже не было времени уделять шахматам и шашкам много времени, и я больше не участвовал в соревнованиях, хотя шахматные книги оставались моими любимыми книгами многие годы.

Сейчас эти книги я оставил в нашей квартире в Ленинграде, и мне их нехватает. Я уже три года не ездил в Россию, они там стоят на полке, а я о них время от времени думаю. Очень хочется забрать их к себе. Получится ли?

ОМЛ У нас были лекции по предмету, который назывался «Основы

марксизма-ленинизма», сокращенно ОМЛ. Два раза в неделю два утренних часа были отданы этому

важнейшему, как тогда считалось, предмету. Считалось, что ОМЛ способствует выработке мировоззрения.

Читала лекции женщина средних лет отнюдь не захватывающе, а очень спокойно, даже сдержанно. Было скучно, но на эти лекции ходили все, так как составлялись списки отсутствующих, и могли быть неприятности, – вызов в деканат, например.

Семинарские занятия раз в неделю вел молодой преподаватель. Он дополнял лекционный материал, разъясняя некоторые вопросы, а также давал задания на дом, и в следующий раз необходимо было сделать на эти темы сообщения.

В конце сентября в газетах была опубликована новая работа И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Приведу начальные строки:

«Некоторые товарищи отрицают объективный характер законов науки, особенно законов политической экономии при социализме. Они отрицают, что законы политической экономии отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей.

33

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Они считают, что ввиду особой роли, предоставленной историей

Советскому государству, Советское государство, его руководители могут отменить существующие законы политической экономии, могут "сформировать" новые законы, "создать" новые законы.

Эти товарищи глубоко ошибаются. Они, как видно, смешивают законы науки, отражающие объективные процессы в природе или обществе, происходящие независимо от воли людей, с теми законами, которые издаются правительствами, создаются по воле людей и имеют лишь юридическую силу. Но их смешивать никак нельзя.

Марксизм понимает законы науки, – все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, – как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их, учитывать их в своих действиях, использовать их в интересах общества, но они не могут изменить или отменить их. Тем более, они не могут сформировать или создавать новые законы науки».

Мне нравилась ясность и простота изложения, которая всегда была присуща работам Сталина. Он раскладывал все по полочкам. Все было логично, все было разжевано и, казалось мне, что все те, кто думал иначе, повергнуты, посрамлены. Наконец-то, восторжествовала единственно правильная марксистская теория.

– Теперь, – думал я, – будут сняты все препятствия на пути строительства коммунистического общества. А то, что-то его приход затянулся.

И на лекциях, и на семинарских занятиях, нам не менее месяца рассказывали о новой замечательной работе вождя, о том, что она дает для строительства нового общества.

Но, если бы меня спросили после завершения этих занятий, так что же она даёт, я бы затруднился ответить.

XIX съезд КПСС В начале октября 1952 года состоялся XIX съезд КПСС.

Очередного съезда не было с 1939 года, но если война оправдывала его отсутствие, то семь послевоенных лет без съезда вызывали у многих недоумение. Помню, я не один раз спрашивал родителей об этом, пугая их своим вопросом, на который нельзя было ответить.

Но вот съезд состоялся и, конечно, привлек внимание всех. Доклад, правда, делал не Сталин, а Маленков, но Сталин все-таки выступил в конце съезда и сказал, как мне показалось (да и газеты меня в этом убеждали), очень важные слова.

34

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Он говорил о том, что коммунистические партии, правительства

стран народной демократии должны поднять знамена демократических свобод, национальной независимости и национального суверенитета, которые были выброшены за борт буржуазией.

Как смешно это сегодня звучит и как серьезно мы относились к этому тогда! В стране, поправшей демократию, расстрелявшей сотни тысяч людей, сославшей в лагеря и сгноившей там миллионы людей, говорить о демократии, о знамени демократических свобод, все равно, что играть в театре абсурда!

Но, пожалуй, что меня больше всего поразило, – так это изменение названия партии. ВКП(б) переименовали в КПСС – Коммунистическую партию Советского Союза. Моему уху слышать сочетание СС было не просто непривычно, – кощунственно. Для меня и вообще моего поколения СС означало фашизм, самое ругательное слово. Эсэсовец, – хуже оскорбления не было. Это слово было равнозначно кличке «палач».

– Как же можно было прилепить эти две буквы к имени коммунистической партии, – недоумевал я.

Мы изучали материалы XIX съезда КПСС на семинарских занятиях по ОМЛ – доклад Маленкова, задания на пятую пятилетку и, конечно, выступление великого вождя.

Испытание термоядерного устройства в США 1 ноября 1952 года на одном из атоллов Маршалловых островов

Соединенные Штаты испытали термоядерное устройство «Майк». «Майк» не был водородной бомбой, но он был ее прототипом, –

это была конструкция огромных размеров – с двухэтажный дом. Мощность его взрыва поражала воображение. Энергии при взрыве было выделено порядка 10 мегатонн, в 500 раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму. Поток нейтронов был настолько велик, что удалось открыть два новых элемента – эйнштейний и фермий.

Если отцом атомной бомбы считается Роберт Оппенгеймер, то отцом водородной был объявлен Эдвард Теллер, венгерский еврей, эмигрировавший в США в 1935 году.

В 1941 году он вошел в состав исследовательской группы по созданию атомной бомбы в Лос-Аламосской лаборатории. С 1954 Теллер – директор вновь организованной Ливерморской радиационной лаборатории им. Лоуренса при Калифорнийском университете. Он был руководителем программы по созданию водородной бомбы, именно это термоядерное устройство и было испытано на Маршалловых островах.

35

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Атомная бомба, которую американские ученые сделали в 1945

году, а советские – в 1949-м, построена на принципе освобождения колоссальной энергии при разделении тяжелых ядер урана или искусственного плутония. Термоядерная (водородная) бомба построена на другом принципе – энергия выделяется при слиянии тяжёлых изотопов водорода, дейтерия и трития.

Материалы на основе легких элементов не имеют критической массы, что было большой конструкционной сложностью в атомной бомбе. Кроме того, при синтезе дейтерия и трития выделяется в 4,2 раза больше энергии, чем при делении ядер такой же массы урана-235. Таким образом, водородная бомба – гораздо более мощное оружие, чем атомная бомба.

И США, и Советский Союз наращивали вооружения, стремились первыми создать оружие невиданной разрушительной силы. Мир жил в эпоху «холодной» войны, в США процветал маккартизм – так называли охоту на коммунистов и гонения на сочувствующих им. В СССР и «странах народной демократии» поднялась очередная волна «разоблачений» западных шпионов и врагов народа, причём ими оказывались руководители партий и правительств.

Но меня это тогда не настораживало.

О Теллере Справка с сайта http://lenta.ru/world/2003/09/10/teller/: Теллер родился в 1908 году в Будапеште в еврейской семье. Он

получил высшее физическое образование в Германии, затем вместе с группой ученых покинул эту страну из-за политики гитлеровского руководства по отношению к евреям. Он работал в нескольких европейских институтах, после чего в 1935 году эмигрировал с женой в США.

В 1942 году он стал работать над первым американским проектом по изучению атомной энергии "Manhattan Project". В рамках его он, в частности, принимал участие в создании первого атомного реактора и ядерных бомб, сброшенных в конце Второй мировой войны на японские города Хиросима и Нагасаки.

Теллер также принимал активное участие в разработке концепции национальной безопасности в условиях противостояния, в частности, с СССР и убедил президента США Гарри Трумэна в необходимости создания мощного ядерного оружия. Главной разработкой Теллера стала водородная бомба, испытания которой были проведены США в ноябре 1952 года в Тихом океане. Эта бомба была в 2500 раз мощнее бомб, сброшенных на Японию: подобное оружие никогда не применялось в условиях боевых действий.

36


Охота на ведьм в Чехословакии Мы узнали из газет, что в конце ноября 1952 года в Чехословакии

разоблачили группу высших деятелей компартии, которые придерживались проюгославских позиций. Наиболее известными из них были Генеральный Секретарь ЦК компартии Чехословакии Рудольф Сланский, министр иностранных дел Владо Клементис; заведующий международным отделом ЦК партии Бедржих Геминдер; главный редактор газеты "Руде право" Андре Симон; замминистра обороны Бедржих Райцин, а также другие деятели, занимавшие важные партийные и государственные посты, - в общей сложности 14 человек (тогда я не знал, что 11 из них были евреями).

Уже в начале декабря 11 человек повесили, а троих приговорили к пожизненному тюремному заключению.

В эти годы население восточноевропейских стран начало проявлять недовольство навязанными СССР коммунистическими режимами, в руководстве которых было немало евреев, которые в годы войны находились в Москве (многие работали в коминтерне): в частности, Рудольф Сланский и Бедржих Геминдер в Чехословакии, Матиаш Ракоши и Эрне Гере в Венгрии, Якуб Берман и Хиляри Минц в Польше, Анна Паукер и Иосиф Кишиневский в Румынии.

В первые послевоенные годы Сталин опирался на этих деятелей, противопоставляя их национал-коммунистам. Он исходил из того, что руководители-евреи не будут поддерживать националистические устремления населения этих стран. Однако по мере роста недовольства коммунистическими режимами Сталин решил использовать это недовольство и направить его в антисемитское русло, ссылаясь на то, что во всем виноваты партийные деятели еврейского происхождения.

В самом начале 50-х годов их все чаще снимают с ключевых постов. Так, например, в Румынии Анна Паукер, член Политбюро и секретарь ЦК КПР и с 1947 года министр иностранных дел, в мае 1952 года была выведена из состава ЦК, а в июле этого же года арестована.

Но то, что они были евреями, в СССР не афишировалось.

Эйзенхауэр стал президентом США На президентских выборах в США подавляющую победу

одерживает кандидат от республиканской партии Дуайт Эйзенхауэр.

37

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Советская пресса поддерживала демократа Эдлая Стивенсона.

Видимо, Сталин считал, что при нем США могут вернуться к политике демократа Рузвельта. А на республиканскую администрацию у Правительства СССР надежда была плохая.

Я хорошо знал имя Дуайта Эйзенхауэра, так как генерал командовал войсками союзников во второй мировой войне, и о нём довольно часто писали в газетах. В моих глазах он был крупным военачальником, и я питал к нему уважение. Но я почему-то не был уверен, что он справится с обязанностями Президента.

– Вот Рузвельт был замечательным президентом, – думал я, – тогда США и СССР были союзниками. А президент Трумэн, хоть и демократ, но сбросил атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки и начал холодную войну...

В Польше правительство возглавил коммунист В Польше была принята новая Конституция, и прошли первые

парламентские выборы, проведенные в соответствии с ней. Коммунисты и две другие партии выступили единым блоком. Причём распределение мест в сейме было ими заранее оговорено. Коммунисты получили в сейме большинство, и польский сейм избирает премьер-министром коммуниста Болеслава Берута.

Начертательная геометрия – стараюсь Нас должны были научить читать чертежи и делать их, без этого

нельзя спроектировать станки и машины. Первым предметом на этом пути была начертательная геометрия. Чертить меня научили в школе. Я делал это без удовольствия, но старательно. Теперь мне папа подарил большую готовальню с хорошими чертежными инструментами, и я быстро освоил их.

В течение семестра надо было сделать несколько эпюр, на которых цилиндры и конусы изображались в аксонометрии. Одни линии надо было вычерчивать тонко, другие – должны были быть толстыми. Сначала все вычерчивалось карандашом, потом обводилось тушью.

Теоретическая часть предмета не была для меня проблемой, – главное было вычертить. Причем так, чтобы работа имела приличный вид. Свои эпюры я сделал довольно быстро. Последнюю даже переделал, так как не был удовлетворен ее внешним видом.

Мои труды были оценены, - я получил оценки "отлично".

38


Расставание с первой влюблённостью Я консультировал по начертательной геометрии всех, кто ко мне

обращался. Поскольку работали мы в специальных чертежных залах, желающих проконсультироваться оказалось много. Я помогал с удовольствием, объясняя непонятные вопросы. Я разобрался во всем, и теперь терпеливо объяснял, стараясь рассказать так, чтобы каждый понял, что он делает. Единственно на что я не соглашался, это делать чертежи за кого-то. И все же мне пришлось их чертить.

За несколько дней до Нового года мне позвонила Имма Виленчик, моя первая любовь, причём неразделённая. Я не слышал ее голоса уже целый год. Я знал, что она поступила в Химико-фармацевтический институт, но я перестал посещать ее, потому что видел, что мне там делать нечего, – около нее постоянно находился ее друг.

Ее звонок, что-то всколыхнул во мне, и, когда она позвала меня зайти к ней домой, я с радостью согласился.

Дома у них все было так же, как и прежде. Старшая сестра Женя улыбнулась мне, как будто мы расстались только вчера и продолжала заниматься какими-то своими делами. Имма усадила меня за стол, напоила чаем и начала расспрашивать, где я и что я. Услышав, что я уже сдал все зачеты, включая начертательную геометрию, она грустно сказала, что у нее еще не сделана ни одна эпюра, потому что она не понимает этого предмета. Я предложил ей объяснить. Она сказала, что это придется делать с самого начала.

Я начал объяснять, но вскоре увидел, что она не только не понимает того, что я ей говорю, но даже и не слушает, меня. Она сказала, что не может сосредоточиться, и у нее нет выбора – ее отчислят из института, сделать эпюры она все равно не успеет.

Я, конечно, сразу понял, к чему она клонит. Она хотела, чтобы я сам предложил ей сделать эпюры за нее. Мне не хотелось этого делать, это было против моих правил, да и время должно было занять приличное. Оставались последние предновогодние дни, и у меня на эти дни было много планов. Но ведь это была Имма! Она нуждалась в помощи. Никто, кроме меня, ей не мог помочь. Видимо, не мог и ее друг, которого я сегодня не видел и о котором она сегодня не упоминала.

– А, может быть, этого друга уже нет? - подумал я. Правда, такого пылкого чувства, которое я тогда испытывал, у

меня уже нет. Осталось только легкое щемящее воспоминание. И сожаление, что она тогда выбрала его, а мне меня.

39

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ - Ладно, – подумал я, – в конце концов, не так уж много времени

я затрачу на эти эпюры. Время у меня есть. Сделаю. – Да, пожалуй, ты не успеешь разобраться в начертательной

геометрии и сделать эпюры. Если ты хочешь продолжать учиться в этом институте, единственный вариант, который решает эту задачу, – это сделать эпюры мне самому и объяснить тебе, что к чему, чтобы ты их сдала преподавателю.

Она обрадовалась моему предложению, видимо, другого она и не ожидала, и сразу деловито передала мне три задания, ни одно из которых она даже не пыталась начать делать. Я понял, что мне нужно уходить. И сразу ушел.

Все эпюры я сделал за два дня. Позвонил. Через 15 минут я был у Иммы. На этот раз, кроме Иммы, в комнате был и ее друг.

– Значит, он никуда не делся, – подумал я. Мне стало тоскливо, но я не подал виду. Я передал ей эпюры.

Развернув каждую, я кратко пояснил основные места, на которые может обратить внимание преподаватель. Не думаю, что она что-либо поняла.

Чай мне на этот раз не предложили. Я попрощался. Сказал, что, если ей будет нужна еще какая-то помощь, чтобы она звонила. И ушел. Больше я Имму никогда не видел, хотя впоследствии кое-что слышал о ней. Но это меня уже не волновало. Я понял, что это была не любовь, а влюблённость, ведь от любви вылечиться невозможно. А от своей первой влюблённости я излечился.

Первая экзаменационная сессия Как ни пугали меня тем, что отличники школы в институте учатся

средне, а то и вовсе плохо, я сдал вовремя все зачеты. Особого напряжения и не было.

Готовиться к экзаменам я решил в Юношеском зале Публичной библиотеки на Фонтанке. Дома было заниматься трудно, так как Аллочка постоянно упражнялась на фортепиано, – она обладала усидчивостью и упорством и готова была повторять каждый пассаж по 10 и 20 раз. А заниматься в Юношеском зале мне нравилось. Там так было уютно во мраке под лампой. Стояла абсолютная тишина, и всё, что было написано, сразу перетекало в голову.

Мои экзаменационные оценки были только отличными, и я получил повышенную стипендию, что было очень кстати для нашей семьи. На каникулы мама набрала заранее билеты на оперу и в драматические театры, и мы с ней ходили чуть не каждый день.

40


Хороша ли популярность? Начался второй семестр. На лекциях народу немного убавилось,

– действительно, первую сессию некоторые студенты сдать не сумели. И в нашей группе ушло 3 человека.

Занятия пошли своим чередом. Я при первой же возможности шел в библиотеку и работал там. А моя комсомольская работа требовала от меня внимания только в перерывах между лекциями. И каждый перерыв я с кем-нибудь разговаривал, или мы совещались. И всегда находились какие-то дела, о которых сегодня я не могу и вспомнить. Часто я и поесть не успевал, так был занят.

Мой авторитет среди студентов вырос. Меня избрали заместителем Бори Зубарева. В тот период говорили:

«Пойду спрошу у Миши Качана» или «Пойду посоветуюсь с Мишей Качаном».

Я внезапно оказался очень популярным человеком на потоке. Со мной время от времени советовался зам. декана, занимавшийся студентами первого курса, которого студенты боялись, как огня. А один раз меня пригласил на беседу по какому-то студенческому вопросу наш декан, профессор Лебедев, известный ученый-металловед. О чём была беседа, я не помню. В голове остался только сам факт.

Студенческая стипендия Я помню, что моя первая стипендия на мехмаше была 290 руб.

На физмехе стипендия была всегда выше – 395 руб. на первом курсе. Что эти сто рублей должны были стимулировать или компенсировать, я до сих пор не ведаю.

Наверное, просто отражали важность подготовки специалистов для ядерной физики. Но это мои соображения.

В гуманитарных ВУЗах стипендия была тогда еще ниже – 220 руб. И здесь размер стипендии, как я полагал, просто отражал взгляды власть предержащих на важность для страны получения тех или иных специалистов.

А, может быть, они думали, что лишние несколько десятков рублей привлекут более способных студентов в «нужные» отрасли. А, может быть, и привлекали, на самом деле? Я стремился на физмех не из-за стипендии, а потому что он выпускал студентов для работы в «горячих точках» науки. Размер стипендии лишь подчеркивал, как важно это для страны. И это тоже было для меня немаловажно, потому что я хотел заниматься значимым для страны делом.

41

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я помню, как я получил свою первую стипендию и всю до

последней копейки принес домой и отдал маме. А она заплакала.

Дело врачей 13 января 1953 года в газете «Правда» и других центральных

советских газетах вышло сообщение ТАСС под заголовком «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».

В этом сообщении утверждалось, что советские органы безопасности раскрыли террористическую деятельность группы врачей, которые «путем вредительского лечения» сократили жизнь «активным деятелям Советского Союза».

Сообщалось, что арестовано девять человек – профессора М.С. Вовси, М.Б. Коган, Б.Б. Коган, А.И. Фельдман, Я.Г. Этингер, А.М. Гринштейн, В.Н. Виноградов, П.И. Егоров, Г.И. Майоров. Подчёркивалось, что документальные данные, заключения медицинских экспертов и признания арестованных полностью подтвердили их вину.

Мы узнали из сообщения ТАСС, что арестованные врачи ставили ложные диагнозы, а потом неправильным лечением ускоряли смерть своих пациентов. В частности, говорилось, что ими было организовано отравление А.А. Жданова и А.С. Щербакова, а также предпринята попытка «вывести из строя» крупных советских военачальников – маршалов А.М. Василевского, И.С. Конева, Л.А. Говорова и др.

В сообщении ТАСС прямо говорилось о сионистском характере дела.

Главный пункт обвинения состоял в том, что «большинство участников террористической группы были куплены американской разведкой», в частности – завербованы международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной для ведения террористической и иной подрывной деятельности в ряде стран, в том числе и Советском Союзе.

У нас дома был полный траур. Дедушка говорил, что это начало конца. Мама и папа ходили мрачные. Они считали, что это сообщение только начало компании против советских евреев. Они даже говорили это в моём присутствии, чего раньше никогда себе не позволяли.

Активные «оперативно-следственные мероприятия» по «делу врачей» начались еще в 1952 году и велись органами МГБ под руководством подполковника М.Д. Рюмина. По Москве прокатилась волна арестов медиков, имевших отношение к «кремлевской» медицине.

42

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Тогда же руководство МГБ официально сформулировало

групповое «дело врачей», включив в общее производство материалы следствия по 37 арестованным.

Большинство обвиняемых были евреями. Сталин требовал максимальной разработки версии о сионистском характере заговора и о связях заговорщиков с иностранной разведкой. В октябре 1952 года он дал указания применять к арестованным врачам пытки.

Действительно, после выхода сообщения ТАСС о раскрытии заговора и аресте врачей в стране началась антиеврейская кампания. Сначала начали преследовать родственников, а потом и сослуживцев арестованных. По стране покатилась волна антисемитских настроений.

Шельмование евреев стало открытым и обрело общесоюзный характер – в советской прессе публиковалось большое количество фельетонов, посвященных разоблачению темных дел лиц с еврейскими именами. Появились карикатуры, я сам помню одну из них в журнале «Крокодил», который я постоянно смотрел. На этой карикатуре была изображена рука, которая держит за шкирку двух врачей в белых халатах с еврейскими физиономиями.

Начались массовые увольнения евреев с работы, прежде всего из медицинских учреждений - из медицинских институтов и больниц и поликлиник, даже если их ни в чём нельзя было заподозрить.

Нам было ясно, что газеты самым настоящим образом натравливают народ на евреев.

Из архива Александра Яковлева – «Дело врачей» Наверное, я мог бы и пересказать материал, опубликованный

архивом бывшего члена Президиума ЦК КПСС времён перестройки Александра Яковлева, но я считаю, что такие материалы надо читать в подлиннике. Этот документ довольно большой, но не привести его я не могу, поскольку в нём раскрывается «кухня» подготовки «дела врачей» на высшем уровне, включая личное участие Сталина. Вот почитайте здесь или зайдите на сайт «Альманах. Архив. ХХ век (http://www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-intro/55550):

«Дело врачей» вошло в историю как одна из многочисленных провокаций диктаторского режима Сталина, который сам инспирировал это «дело», использовав в качестве повода для начала его фабрикации письмо старшего следователя следственной части МГБ СССР по особо важным делам подполковника Рюмина. В этом письме, переданном Сталину 2 июля 1951 г. Г.М. Маленковым, содержались обвинения против министра государственной безопасности В.С. Абакумова.

43

http://www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-intro/55550

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Одно из них заключалось в том, что Абакумов якобы запретил

М.Д. Рюмину расследовать террористическую деятельность профессора-терапевта Я.Г. Этингера, арестованного 18 ноября 1950 г., хотя тот «признался», что, будучи консультантом Лечебно-санитарного управления Кремля, в 1945 г. «вредительским лечением» способствовал смерти секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова. Более того, Рюмин утверждал, что Абакумов распорядился содержать подследственного в заведомо опасных для здоровья условиях, чем умышленно довел его до смерти и, тем самым, «заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства».

4 июля Рюмин был вызван к Сталину, в кабинете которого в присутствии В.М. Молотова, Маленкова, Л.П. Берии, Н.А. Булганина состоялось нечто вроде его очной ставки с Абакумовым. Тем же днем оформляется решение о создании комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии и заведующего Отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК С.Д. Игнатьева, а также об отстранении Абакумова от обязанностей министра. 11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова Политбюро принимает постановление «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня в виде закрытого письма направляется руководству региональных органов партии и госбезопасности. Нет сомнений в том, что никто помимо Сталина не мог указать в этом постановлении на «безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства».

Подтверждением тому могут служить показания Игнатьева, данные сразу же после смерти Сталина, когда тот заявил, что при назначении его на должность министра государственной безопасности (вместо арестованного Абакумова) вождь потребовал принятия «решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой он давно убежден».

Теперь Рюмину, назначенному заместителем министра госбезопасности и начальником следственной части по особо важным делам, а также получившему регулярный доступ к Сталину, необходимо было представить доказательства злонамеренных козней кремлевских врачей против их высокопоставленных пациентов. Для этого в МГБ была создана специальная группа, которая начала проверку всего медицинского персонала, когда-либо работавшего в Лечсанупре Кремля.

44

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Одновременно начался пересмотр ранее возбужденных

уголовных дел, в том числе и на врача С.Е. Карпай, которую 16 июля арестовали как еврейскую националистку. На допросах Карпай решительно отрицала инкриминировавшееся ей заведомо неправильное диагностирование заболеваний и, тем самым, отодвинула на более поздний срок аресты других врачей.

Сталин постоянно подстегивал новое руководство МГБ. Зимой 1952 г. он сказал Игнатьеву, что, если тот «не вскроет террористов, американских агентов среди врачей, он будет там, где Абакумов». После столь явной угрозы машина следствия заработала на всю мощь.

Чтобы придать версии лечебного вредительства более или менее обоснованный с медицинской точки зрения характер, МГБ для составления положенных в таких случаях экспертных заключений привлекло группу медиков, в большинстве своем негласно сотрудничавших с органами. Одним из таких экспертов оказалась кардиолог Кремлевской больницы Л.Ф. Тимашук, которую Хрущев позднее, уже на ХХ съезде КПСС, обвинил чуть ли не в инициировании «дела врачей». [В разгар «дела врачей» она была награждена орденом Ленина. МК]

После того, как в конце сентября 1952 г., Игнатьев представил Сталину справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и т.д., где со всей определенностью утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова, начались аресты главных участников мифического «врачебного заговора».

Под стражу были взяты доктора Г.И. Майоров и А.Н. Федоров, а также профессор А.А. Бусалов, который руководил Лечсанупром Кремля до 1947 г.

В октябре на Лубянку забрали профессора П.И. Егорова, за полтора месяца до этого смещенного с поста начальника Лечсанупра. Арестовали и его жену, которую с помощью угроз заставили оговорить мужа. В ноябре там оказались профессора В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко, М.С. Вовси, Б.Б. Коган, а в декабре — профессора А.М. Гринштейн, А.И. Фельдман, Я.С. Темкин.

Тем не менее, Сталин был недоволен результатами следствия. Рюмину так и не удалось представить доказательства того, как Абакумов и якобы бывшие с ним заодно «еврейские националисты» в аппарате МГБ содействовали «еврейскому заговору». В итоге Рюмин 14 ноября 1952 г. без объяснения причин был отправлен рядовым сотрудником в Министерство госконтроля СССР.

45

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Возможно, с подачи Берии, новым начальником следственной

части по особо важным делам и руководителем следствия по «делу врачей» стал первый заместитель министра госбезопасности С.А. Гоглидзе. Сталин уполномочил Гоглидзе от имени «инстанции» передать следователям по особо важным делам, что в МГБ «нельзя работать в белых перчатках, оставаясь чистенькими». Одновременно он распорядился ознакомить арестованных врачей с официальным заявлением следствия, содержавшим обещание сохранения жизни в обмен на полное признание «всех преступлений».

Однако эта уловка, взятая из арсенала методов «большого террора», особого эффекта не имела. Не поддался на этот коварный прием и профессор Виноградов, протоколы допросов которого составили основу данной публикации. За это к нему применили «острые» методы допроса. Оказавшись на грани жизни и смерти, Виноградов уступил истязателям и подписал подготовленное ими «признание» в «шпионско-террористической деятельности».

Выкристаллизовалась следующая схема «заговора». Виноградова еще в конце 1936 г. завербовал брат Б.Б. Когана

«английский шпион» М.Б. Коган, который с 1934 г. работал в Лечсанупре как профессор-консультант. Утверждалось, что это «давнишний агент Интеллидженс сервис», выходец из «мелкобуржуазной» социалистической рабочей партии, был хорошо знаком с С.М. Михоэлсом, И.С. Фефером, Б.А. Шимелиовичем и другими руководителями Еврейского антифашистского комитета, лечил семью В.М. Молотова, являлся с 1944 г. личным врачом его жены, П.С. Жемчужиной.

После нескольких допросов с пристрастием Виноградов «сознался», что М.Б. Коган вплоть до своей смерти в ноябре 1951 г. требовал сообщать ему о состоянии здоровья и положении дел в семьях Сталина и других руководителей.

В последующие месяцы, согласно той же схеме следствия, функции «куратора» Виноградова по «секретному приказу из Лондона» были переданы директору клиники лечебного питания профессору М.И. Певзнеру. Тот, оказывается, выехав в начале 1930-х гг. в Карлсбад, попал в шпионские сети, которые искусно расставил его родственник, некий Мендель Берлин, выходец из России, получивший британское подданство.

Вскоре, согласно сценарию, в клинику к Певзнеру для непосредственного контроля над ним и как связника с резидентом английской разведки в Москве «внедряют» брата Менделя Берлина — советского гражданина, профессора медицины Л.Б. Берлина. И

46

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи вот этот последний, встретившись в декабре 1945 г. с сыном своего лондонского брата Исайей Берлиным, приехавшим в Москву в качестве второго секретаря посольства Великобритании, налаживает через него регулярную отправку секретной информации за границу. Начинает функционировать канал шпионской связи, обслуживающий следующую агентурную сеть: В.Н. Виноградов — М.Б. Берлин — М.И. Певзнер — Л.Б. Берлин. В 1951 г. в связи со смертью Когана Виноградов стал контактировать непосредственно с Певзнером. Это было-де тем более удобно, так как последний входил в состав редколлегии возглавлявшегося Виноградовым журнала «Терапевтический архив».

Чтобы подкрепить эту версию «фактами», 10 декабря 1952 г. в Москву из тайшетского лагеря возвратили Л.Б. Берлина, осужденного ранее как еврейского националиста. 14 декабря следователи К.А. Соколов и И.Ф. Пантелеев, обвинив его в сокрытии шпионской деятельности, заявили, что применят меры физического воздействия, если он не сознается в передаче полученных от Виноградова сведений своему племяннику Исайе в английское посольство.

Тем не менее, Берлин отказался возводить напраслину на себя и Виноградова. Для более основательной «обработки» его перевели в Лефортовскую тюрьму, где он предпринял несколько попыток самоубийства. После этого Берлина стали круглосуточно содержать в наручниках. В конце концов его удалось сломать, он «признался» в сотрудничестве с британской разведкой начиная с момента «вербовки» в 1936 г. и до ареста в 1952 г.

Помимо Виноградова, Берлина, Когана и Певзнера к агентуре английской разведки следствием были «приписаны» П.И. Егоров, Василенко, Бусалов и В.Ф. Зеленин. Последний, арестованный 25 января 1953 г., оказался даже двойным агентом, так как показал, что с 1925 г. и до начала Второй мировой войны верой и правдой служил германской разведке и получал шпионские задания через «еврейского националиста» профессора М.С. Вовси.

Когда столь абсурдное обвинение в шпионаже в пользу гитлеровской Германии следователь предъявил самому Вовси, тот с горечью заметил: «Вы сделали меня агентом двух разведок, не приписывайте хотя бы германскую — мой отец и семья брата были замучены фашистами в Двинске». На что последовал ответ: «Не спекулируйте кровью своих близких».

Поскольку Вовси приходился двоюродным братом Михоэлса, следователи, окрестив его «предводителем сионистов, окопавшихся в советской медицине», инкриминировали ему связь с американской

47

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ разведкой через родственника, трагически погибшего в начале 1948 года. [Как сейчас выяснено, Михоэлса убили по указанию Сталина. МК].

Начиная с 21 ноября, когда силы оставили профессора, он стал не читая, механически подписывать составленные следователями протоколы, в которых бездоказательно проводилась идея о руководящей и направляющей роли разведывательной службы США и международных сионистских организаций в формировании «заговора кремлевских врачей». Именно от этих «заокеанских хозяев» он, главный терапевт Министерства вооруженных сил СССР (был им до 1949 г.), лечивший Ф.И. Толбухина, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.М. Василевского, Г.И. Левченко, Я.Н. Федоренко и других советских военачальников, получил якобы задание вывести из строя командный состав Советской Армии. По воле следователей в ближайшие сообщники к Вовси попали профессора Б.Б. Коган и Я.С. Темкин.

Протоколы допросов направлялись на «ближнюю» дачу главного вдохновителя этого творчества. В них от имени Вовси и Когана утверждалось, что в июле 1952 г. они, будучи изгнанными из Кремлевской больницы, договорились направить усилия на умерщвление Сталина, Берии и Маленкова. В качестве исполнителя этого плана избрали Виноградова, продолжавшего работать в Лечсанупре Кремля. Однако этому замыслу не суждено было сбыться, так как «заговорщикам» не удалось договориться о деталях «операции». Тогда они стали готовиться к вооруженному нападению на правительственные автомашины в районе Арбата.

Сталин направил эти «признательные показания» Маленкову, Н.С. Хрущеву и другим членам бюро президиума ЦК КПСС, а 4 декабря 1952 г. вынес на рассмотрение президиума ЦК вопрос «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле».

Выступивший с докладом Гоглидзе возложил основную вину за якобы многолетнюю и безнаказанную деятельность «врачей-вредителей» на «потакавших» им Абакумова и бывшего начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, арестованного через несколько дней.

В принятом постановлении «О положении в МГБ» руководству органов госбезопасности предписывалось «поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний».

48

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи 9 января 1953 г. на заседании бюро президиума ЦК КПСС

обсуждался отредактированный Сталиным проект адресованного народу сообщения ТАСС «Арест группы врачей-вредителей». Сохранилась записка, отправленная А.Н. Поскребышевым руководителю агитпропа Н.А. Михайлову, которая свидетельствует о том, что вождь не только определил содержание будущего официального заявления по «делу врачей», но и дал указание, как разместить его в газетах.

Сообщение ТАСС и редакционные передовицы газеты опубликовали 13 января, и страна узнала о «врачах-террористах» — «агентах иностранных спецслужб, обезвреженных органами госбезопасности».

Под такой аккомпанемент МГБ активизировало «оперативно-следственные мероприятия» по «делу врачей». В январе — начале февраля по Москве прокатилась новая волна арестов, увеличившая число медиков, обитавших в камерах Лубянки. Под стражу взяли Зеленина, Э.М. Гельштейна, Я.Л. Рапопорта, Н.А. Шерешевского, М.Н. Егорова, Б.С. Преображенского, С.Е. Незлина и других врачей, имевших отношение к «кремлевской» медицине.

Тогда же руководство МГБ официально сформулировало групповое «дело врачей», включив в общее производство материалы следствия по 37 арестованным. Из них 28 были собственно врачами, а остальные — членами их семей.

Расширявшаяся день ото дня пропагандистская истерия вокруг «врачей-шпионов» вызвала двоякую реакцию в общественном сознании — агрессивность и желание расправиться с «убийцами в белых халатах», с одной стороны, и панический, животный страх перед ними — с другой.

Как вспоминал Л.М. Каганович, Сталин поручил агитпропу подготовить от имени наиболее известных в стране деятелей еврейского происхождения проект письма в редакцию «Правды». В 20-х числах января такой текст был готов, причем не только в машинописном исполнении, но и в виде газетного оттиска. В проекте проводилась четкая дифференциация между «еврейскими буржуазными националистами» и «честными еврейскими тружениками».

Первые — «жалкая кучка» «отщепенцев и выродков», «продавших свою душу и тело империалистам», объявлялись врагами, которых ждет суровая кара. А вторые — это подавляющее большинство еврейского населения, состоящее из «патриотов Советской Родины», строящих «вместе со всеми трудящимися Советского Союза» «свободную, радостную жизнь», преданных

49

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ делу коммунизма. Они, собственно, и призывались «активно бороться против еврейских буржуазных националистов, этих отъявленных врагов еврейских тружеников».

Поддержать обращение в «Правду» должны были 59 ученых, артистов, литераторов, конструкторов, врачей, военных, управленцев, а также рабочих и колхозников еврейского происхождения. Однако в ходе сбора их подписей произошел сбой: Каганович решительно выступил против того, чтобы его имя фигурировало в общем ряду, заявив Сталину, что он не еврейский общественный деятель, а член высшего руководства партии и государства. Коллизию эту разрешили быстро, предоставив Кагановичу копию письма, которую тот и подписал как персональное обращение в «Правду».

29 января Михайлов и главный редактор «Правды» Д.Т. Шепилов направили подготовленный текст Маленкову, а тот, в свою очередь, представил его Сталину. По тому, что 2 февраля на сопроводительной записке к письму появилась отметка об отправке его в архив, напрашивается вывод, что текст Сталину не понравился.

Составление следующего варианта письма было поручено Шепилову, слывшего среди интеллигенции либералом. О выполнении задания тот отчитался 20 февраля, когда передал Михайлову исправленный текст проекта письма в редакцию газеты «Правда». Это была уже не вульгарная агитка, а вежливое приглашение «вместе... поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев».

Преобразился и язык послания: исчезли «шпионские банды», «еврейские националисты», «англо-американские империалисты» (вместо них фигурировали «американские и английские миллиардеры и миллионеры», «зарвавшиеся еврейские империалисты»); «еврейские труженики» больше не призывались к повышению бдительности. Умиротворяющая направленность письма оттенялась призванной внушить оптимизм концовкой — пожеланием начать издание в Советском Союзе газеты, предназначенной для широких слоев еврейского населения в стране и за рубежом.

Обращение еврейской общественности в печати так и не появилось. Тем не менее, с полос «Правды» исчезла критика «еврейских буржуазных националистов» и их «заграничных хозяев».

[На самом деле статьи о «деле врачей-отравителей» появлялись в печати до середины марта. Это я хорошо помню.

50

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Некоторые связывают непоявление в «Правде» обращения 59

еврейских деятелей с письмом Сталину Ильи Эренбурга, которое я приведу чуть ниже. МК].

Окончание материала из Архива Александра Яковлева, относящегося к пересмотру 2дела врачей» после смерти Сталина, я помещу позже.

Документы, как указано на сайте, были подготовлены Г.В. Костырченко, российским историком, доктором исторических наук.

Письмо Ильи Эренбурга Сталину Письмо И.Г. Эренбурга И.В. Сталину Не позднее 29 января 1953 г.1 Дорогой Иосиф Виссарионович, Я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос,

который я не могу сам решить, представляется мне чрезвычайно важным.

Тов. Минц и Маринин сегодня ознакомили меня с проектом «Письма в редакцию газеты "Правда"» и предложили мне его подписать. Я считаю моим долгом изложить мои сомнения и попросить Вашего совета.

Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистской пропаганды, которая стремится обособить людей еврейского происхождения.

Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте «Письма» имеется определение «еврейский народ», которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет.

Особенно я озабочен влиянием такого «Письма в редакцию» на расширение и укрепление мирового движения за мир. Когда на различных комиссиях, пресс-конференциях и пр. ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше не существует еврейских школ или газет на еврейском языке, я отвечал, что после войны не осталось очагов бывшей «черты оседлости» и что новые поколения советских граждан еврейского происхождения не желают обособляться от народов, среди которых они живут.

51

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Опубликование «Письма», подписанного учеными, писателями,

композиторами и т.д., может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую ведут теперь сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.

С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр., нет понятия «еврей» как представитель некой национальности, слово «евреи» там означает религиозную принадлежность, и клеветники могут использовать «Письмо в редакцию» для своих низких целей.

Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить или насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине. Мне казалось, что для этого следует опубликовать статью или даже ряд статей, подписанных людьми еврейского происхождения, разъясняющих роль Палестины, американских буржуазных евреев и пр. С другой стороны, я считал, что разъяснение, исходящее от редакции «Правды» и подтверждающее преданность огромного большинства тружеников еврейского происхождения Советской Родине и русской культуре, может справиться с обособлением части евреев и с остатками антисемитизма. Мне казалось, что такого рода выступления могут сильно помешать зарубежным клеветникам и дать хорошие доводы нашим друзьям во всем мире.

Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы, и поэтому я осмелился написать Вам.

Речь идет о важном политическом акте, и я решаюсь просить Вас поручить одному из руководящих товарищей сообщить мне — желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись. Само собой разумеется, что если это может быть полезным для защиты Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу «Письмо в редакцию»

С глубоким уважением И. Эренбург Письмо, разумеется, содержит весьма спорные моменты,

например, «о еврейском народе» и ассимиляции евреев. Я абсолютно уверен, что Илья Эренбург ТАК не думал, а просто искал аргументы, которые могли бы убедить Сталина не публиковать обращение еврейских деятелей. Искал, - и, видимо, нашёл.

Смерть Сталина Я хорошо помню этот мартовский день. На улице было яркое

солнце. 52

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Мы узнали о смерти великого вождя, и уже было не до солнца и

не до занятий и вообще ни до чего ... Вместе со всеми в толпе студентов я вышел из какого-то

учебного корпуса и пошел в главный корпус института. Комок стоял в горле, и было невыносимо плохо.

– Как же жить дальше? Без него...!? Толпа уже представляла собой спрессованную живую массу.

Будучи частью этой массы, я влился в главный корпус. Иногда меня очень сильно сжимали со всех сторон и даже выжимали куда-то наверх, так что я не касался ногами земли.

Надо было подняться по широкой парадной лестнице на второй этаж и попасть в Актовой зал. Народу прибывало. Я застрял на лестнице между первым и вторым этажом. Тела людей еще плотнее прижимались друг к другу. Казалось, еще немного и затрещат кости. А ноги уже совсем не касались земли. Меня медленно тащило и несло по направлению к актовому залу, наконец, затащило, занесло в дверь и там остановило.

Все напряженно смотрели на сцену, а там стояли руководители института, члены парткома и комитета комсомола. Все слушали радио, а оно передавало сообщение о болезни и смерти Сталина и траурную музыку. Люди плакали, некоторые навзрыд. Никто не стеснялся своих слез, – ведь ушел из жизни близкий человек, как не плакать!

И не было, и не могло быть рядом никого, кто бы посмел сказать о нем худое слово. Все рядом со мной оплакивали Сталина. В такой атмосфере иначе и не могло быть. Иное было бы кощунственным.

Если бы нашелся такой человек, его бы сразу растерзали. Но это мои размышления сейчас. Тогда и мыслей таких не было. И быть не могло.

Сколько это продолжалось, не помню. Когда и как мы ушли, тоже не помню. Как добрался домой, – не помню.

Дедушка сказал: – Запомни этот день: умер великий человек. Он останется в

истории своими делами. И как всякий человек он творил и добро, и зло.

Тогда я не понял, о каком зле он говорил, но спрашивать не стал. Я думал, это просто очередная сентенция, которые дедушка любил изрекать. Может быть, это было из Талмуда, ведь он знал его наизусть?

Сейчас о послевоенном периоде работы Сталина и его участии в управлении страной пишут по-разному. Одни ругают, другие превозносят. Например, я прочитал такие строки:

53

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ «Физическая немощь, характерная для старения организма,

стремительно захватывала Сталина в послевоенные годы, особенно после 1949 г. И этот объективный факт нельзя сбрасывать со счета. Более того, мы должны его всемерно учитывать и понять, что и Сталин был отнюдь не машина, а человек, причем с весьма скромными физическими возможностями. Но жил он за счет своей воли, и пока мог, держал себя в руках. Когда же силы стали уходить, воспрепятствовать этому физиологическому процессу было просто невозможно.

И именно в этих условиях его контроль за партией, за государством, и его информированность насчет их состояния, резко изменились: он стал утрачивать контроль и, подобно Ленину, именно этот факт стал его крайне нервировать и беспокоить. И чем больше он нервничал, тем хуже становилось его физическое состояние. И в этом положении он стал острее не доверять окружающим. Просто не доверять никому и во всем, не имея прежней возможности, вместо негативного недоверия, взять под жесткий позитивный контроль всю информацию, поступающую наверх. Этого он просто не мог уже сделать физически, и это, разумеется, должно было вызвать внутренний взрыв. В приступе бессильного гнева у него произошло кровоизлияние в мозг – инсульт».

Мне кажется, это довольно утрированное мнение. Мне и сейчас кажется, что Сталин до конца держал в руках все нити управления страной и партией. Он собирался устранить своих ближайших помощников, Молотова, Берию, Кагановича, Ворошилова, Маленкова, но не успел.

Те, кого он хотел снять, после его смерти и взяли власть в свои руки. Маленков стал Председателем Совета Министров, Хрущев –секретарем ЦК КПСС, Молотов – министром иностранных дел, Берия – министром внутренних дел, в которое входило и бывшее министерство госбезопасности, Ворошилов – Председателем Президиума Верховного Совета. Все они вошли в Политбюро и поклялись, что не свернут со сталинского пути.

Как показала жизнь, новые вожди довольно быстро «свернули» со сталинского пути, правда, не очень удачно. После Сталина ни к одному вождю у меня не было сначала любви, потом почтения, и, наконец, доверия, и я не печалился, когда их отстраняли или когда они умирали.

Полина! Ты честная коммунистка! Страна прощалась со Сталиным несколько дней. Подавляющее

большинство людей прощалось как с отцом родным. 54

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи В колонный зал Дома союзов, где был установлен гроб с его

телом, люди шли сплошным нескончаемым потоком. Многие приехали в Москву специально, чтобы проститься с «великим вождем».

Было решено, что его положат в мавзолей рядом с Лениным. Траурную церемонию прощания со Сталиным слушала, затаив дыхание вся страна. На трибуне мавзолея стояли члены нового политбюро. Каждый из них выступал с речью.

Я внимательно слушал каждое выступление. Они демонстрировали монолитность рядов партии, ЦК, Политбюро. Когда начал говорить Берия, я внутренне ахнул. Он говорил с таким же акцентом, как Сталин. Грузинский акцент Сталина нам нравился. Сталин всегда говорил неторопливо, грамматически грамотно, но его акцент был неистребим. К нему привыкли, и он стал родным, своим.

Люди разных национальностей говорили по-русски со своим акцентом. Какой-то акцент казался смешным, например, армянский. Еврейский узнавался сразу. Латышский акцент был приятен. Я улавливал в речи даже практически неуловимый акцент. Диалекты тоже легко улавливались. Вологодское оканье распознавалось сразу. Москвичи слегка растягивали гласные. Ленинградца немного акали. Много было неправильных говоров. В некоторых местах говорили «шишнадцать», вместо «шестнадцать». В Сибири употребляли слово «лóжить», вместо «класть». Были украинизмы, легко было отличить белорусов. Жители Средней Азии неправильно употребляли род.

Сколько я себя помню, мне всегда нравились выступления Сталина, его отточенные фразы, умение просто говорить о сложных вещах, ставить задачи. Даже Владимир Маяковский написал, что он хочет, «... чтобы делал доклады Сталин».

Когда я услышал Берию, я подумал: – Может быть, он будет вместо Сталина? Ведь он стал Первым заместителем председателя Совета

Министров. Правда, я понимал, что первое лицо – Маленков. Хрущев же, хоть и стал Первым секретарем ЦК КПСС, все же был в это время не самым главным.

Но все равно, пока что никто из них не тянул на такого вождя, как Сталин. А вот после выступления Берии мне показалось, что он сможет стать таким, как Сталин. И всё из-за грузинского акцента.

В последние годы жизни Сталина Берия как политическая фигура был во многом оттеснён на второй план, и после войны он уже непосредственно не возглавлял органы внутренних дел и государственной безопасности.

55

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Но он был членом Политбюро и руководил очень крупными

проектами, например, созданием атомного оружия и ракетной техники.

В 1951—1952 годах новые руководители МВД и МГБ создали так называемое "мингрельское дело". Мингрелы живут в западных районах Грузии, и Берия по происхождению был мингрелом, хотя в его паспорте в графе национальность было написано «грузин». «Мингрельское дело» подорвало влияние Берии, и он боялся Сталина.

Берия не контролировал и не осуществлял и политические репрессии последних лет, в частности, дело Еврейского антифашистского комитета и "дело врачей". Тем не менее, после XIX съезда КПСС Берия был включён не только в расширенный Президиум ЦК КПСС, заменивший прежнее Политбюро, но и в созданную по предложению Сталина руководящую "пятёрку» Президиума. Другие члены Политбюро его откровенно побаивались.

Но каждый из них ненавидел Сталина и боялся его. И, надо признать, к этому были основания.

Приведу известный эпизод с женой Молотова Полиной Жемчужиной, которую Сталин распорядился отправить в ссылку в Кустанай «за связи с сионистскими организациями».

Больше трех лет жена Молотова Полина Жемчужина находилась в ссылке, но в январе 1953 года, после расстрела руководителей ЕАК, ее вернули в Москву для продолжения допросов. Они, как сейчас стало известно, сопровождались пытками. И вдруг Сталин умирает.

Вот как описывает Рой Медведев события тех дней: "День похорон Сталина 9 марта совпал с днем рождения

Молотова. Спускаясь с трибуны Мавзолея, Хрущев и Маленков все же поздравили его и спросили, что бы он хотел получить в подарок.

– Верните Полину, - сухо сказал Молотов и прошел мимо. Просьбу немедленно передали Берии. Последний, впрочем, и сам

понимал, что неразумно держать жену Молотова в заключении... В январе 1953 года она была включена в число участников

"сионистского заговора" вместе с группой еврейских врачей. Допросы ее с применением пыток прекратились только 1 или 2 марта. А 9 или 10 марта ее вызвали в кабинет Берии.

Вот её краткая одиссея: 29 января 1949 года Полина Жемчужина арестована. Через два месяца В.М. Молотов освобожден от должности

министра иностранных дел и потерял большую часть своего влияния. 29 декабря 1949 года Особым совещанием при МГБ СССР

Жемчужина приговорена к 5 годам ссылки в Кустанайскую область. 56

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи В январе 1953 года при подготовке к новому открытому процессу

Жемчужина арестована в ссылке и переведена в Москву. Там её допрашивают, пытаясь с помощью пыток получить от неё нужные показания.

2 марта 1953 года допросы Жемчужиной с применением пыток были прекращены.

5 марта года умер Сталин, и Молотов стал Первым заместителем Председателя Правительства СССР и Министром иностранных дел СССР.

9 марта года Сталин был похоронен. У Молотова в этот же день был день рождения.

10 марта Берия распорядился доставить Жемчужину к себе в кабинет. Жемчужина не знала о смерти Сталина и готовилась к худшему.

Когда её привели, Берия неожиданно вышел из-за стола, обнял её и воскликнул:

- Полина! Ты честная коммунистка! Жемчужина упала на пол, потеряв сознание. Ее привели в

чувство, дали переодеться и немного отдохнуть, а потом отвезли на дачу к Молотову в качестве подарка ко дню рождения.

Хороши шуточки!

Амнистия Амнистия была объявлена 27 марта 1953 года Указом за

подписью Ворошилова, который теперь выступал в непривычной для меня роли Председателя Президиума Верховного Совета, и была очень широкой. Амнистия касалась 1 184 264 человек – все, кто был приговорен к лишению свободы сроком менее, чем на пять лет, все, осужденные за должностные и экономические правонарушения, а также за злоупотребление властью, все беременные женщины и матери, имеющие детей младше десяти лет, все несовершеннолетние, а также все мужчины старше пятидесяти пяти и все женщины старше пятидесяти лет. Для других заключенных Указ предусматривал сокращение наполовину срока лишения свободы. В Указе оговаривалось, что амнистия не распространяется на тех, кто был осужден за «контрреволюционные преступления», хищения в особо крупных размерах, бандитизм и преднамеренное убийство.

То, что амнистия не давалась бандитам, убийцам и крупным ворам можно было понять. Но вот, относительно тех, кто совершил «контрреволюционные преступления», мы поняли, что «политические» пока домой не вернутся. «Враги народа» все еще остаются врагами.

57

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Были сняты паспортные ограничения для проживания

амнистированных в 340 городах страны. И поэтому эта амнистия впоследствии обернулась для жителей Ленинграда разгулом бандитизма в городе, продолжавшимся несколько лет.

Амнистия, как это ни странно, была объявлена по предложению Берии. Он направил в Президиум ЦК пространное письмо, где объяснил своим соратникам, что из 2 526 402 заключенных ГУЛАГа лишь 221 435 человек на самом деле являются «особо опасными государственными преступниками».

В подавляющем же большинстве заключенные не представляют для государства серьезной опасности (удивительно, не правда ли?! Зачем же их посадили?).

Как пишут сейчас, широкая амнистия была нужна, чтобы быстро разгрузить лагеря, обременительные и поглощающие много средств, но я думаю, что основная причина всё же была в другом: новые вожди сознавали, что огромное число заключенных ни в чем серьёзном не провинились. Выпустив их из лагерей, власти получали молчаливое одобрение народа, надеявшегося на перемены.

Итак, в результате амнистии половина из 2,5 миллионов советских зэков оказалась на свободе. При этом, вопреки расхожему мнению, подавляющее большинство амнистированных вовсе не были отпетыми уголовниками. Это были простые советские рабочие и крестьяне, попавшие под колеса послевоенного сталинского правосудия.

Уголовный срок при Сталине можно было получить за опоздание на работу, за кражу трех колосков в умиравшей от голода деревне. Причём дети с 12 лет несли равную со взрослыми уголовную ответственность.

Дома мы обсудили амнистию, порадовались, что многие невинно осужденные вернутся домой, ужаснулись тому, что выпустили огромное количество преступников и поняли, что соратники Сталина, пришедшие к власти, могут в любую минуту начать новые репрессии. Почему? Во-первых, не выпустили никого из политических и, во-вторых, освободили место в лагерях для новых политических.

Мы подумали, что именно для них освобождают лагеря.

«Дело врачей» прекращается, арестованных освобождают Я публикую окончание материала о «деле врачей» из архива

Александра Яковлева: После смерти Сталина процесс над врачами (даже закрытый)

был уже невозможен. 58

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Инициативу взял на себя Берия, который, став первым

заместителем председателя Совета Министров СССР и министром внутренних дел, уже 13 марта приказал специально созданной следственной группе пересмотреть «дело врачей».

Арестованным предложили изложить на бумаге претензии к следствию. Им дали понять, что новое руководство страны не сомневается в их невиновности и они должны помочь ему восстановить социалистическую законность. Все узники, ссылаясь на применение к ним физического и психологического насилия, отказались от прежних показаний, в которых обвиняли себя и своих коллег в тяжких преступлениях.

Получив доказательства фальсификации «дела врачей» и его полной юридической несостоятельности, Берия 31 марта утвердил постановление о прекращении уголовного преследования всех проходивших по нему подследственных. На следующий день он секретной запиской проинформировал об этом Маленкова, возложив ответственность за инспирирование и фальсификацию «дела» на Рюмина, а также обвинив бывшего министра госбезопасности Игнатьева в том, что тот «не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина...».

Одновременно Берия «счел необходимым» «всех... арестованных врачей и членов их семей полностью реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить». 3 апреля это предложение было утверждено Президиумом ЦК КПСС. Им же было принято решение о привлечении к «уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации… провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»11.

Вечером 3 апреля находившиеся в заключении «кремлевские врачи» были выпущены на свободу. Советские граждане узнали об этом из опубликованного 4 апреля «Сообщения Министерства внутренних дел СССР».

Сдал на ГТО Наступила весна. Занятия физкультурой перенесли на воздух. У

Политехнического института не было своего стадиона, и нас водили на близлежащий стадион какого-то предприятия. Выяснилось, что я неплохо бегаю дистанции от 400 м и выше. Причем у меня оказалась хорошая выносливость, то есть, я мог пробежать сначала 400 м, а потом спуртовать 100 м, потом снова бежать 400, потом снова 100 и т.д. Вот мне и давали такое задание, задавая темп бега на каждой дистанции.

59

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Мы начали сдавать нормативы на значок ГТО (Готов к Труду и

Обороне). Прыжок на заданную высоту у меня не получался. Его можно было заменить прыжком в воду с пятиметровой вышки. Я пошел в бассейн, прыгнул сначала с трехметрового трамплина, потом поднялся на вышку. Я стоял там довольно долго, но так и не решился спрыгнуть. Жаль, что меня никто не сбросил, как это практиковалось. Пришлось мне все же осваивать прыжок в высоту. Наконец, я прыгнул на высоту 120 см, и это решило вопрос.

Оставались лыжи. Надо было пройти 10 км, я вообще на лыжах ходил редко, а такую дистанцию не проходил никогда. С опасениями вышел на общий старт. Сначала бежали в толпе, потом вперед убежали те, кто ходил хорошо, и совсем отстали те, кто вообще не мог ходить. Нас, середнячков, оставалось человек 15. Так мы, подбадривая друг друга, и пришли все вместе, выполнив несложный норматив.

Значок ГТО II степени я получил и очень был горд. Занимаясь физической подготовкой, тренируясь, сдавая нормативы, я окреп и по своему физическому развитию не отставал от других. Недаром я и по физической культуре получил отличную отметку.

Преподаватель физкультуры Зинаида Михайловна Виноградова весной сказала мне:

– Давай позанимаемся спортивной ходьбой. Я думаю, у тебя получится.

И я начал заниматься в секции спортивной ходьбы, а Зинаида Михайловна стала моим тренером. К тренировкам я отнесся очень серьезно. Но кроме тренировок самостоятельно начал заниматься каждый день общей физической подготовкой, чего раньше никогда не делал. Это быстро пошло мне на пользу, – я и до этого был здоров и крепок телом, но тут я, почувствовал силу своего тела, уверенность в себе, и, если можно так выразиться, радость бытия, когда каждый миг жизни дарит тебе ощущение наполненности и счастья.

Первый курс позади Время пробежало быстро, наступило время весенней

экзаменационной сессии. Я уже не волновался, спокойно готовился в читальном зале Юношеской публичной библиотеки на Фонтанке и сдал все экзамены за первый курс на отлично.

Впереди было лето, и я предвкушал месяц отдыха, купание в речке, сбор грибов в лесу и много других удовольствий, которые бывают только летом и только на отдыхе.

Правда потом, в августе, у меня была первая производственная практика.

60


Комсомольская стройка на Оредежской ГЭС Комитет комсомола института набирал добровольцев на

строительство Оредежской ГЭС, маленькой гидроэлектростанции, которая строилась под Ленинградом в Оредежском районе. Я пошел узнать об условиях поездки, и мне рассказали, что на стройке нехватает рабочих, и летом работать будут только студенты.

Там возводилась плотина, и закладывалось само здание ГЭС. Электроэнергия крайне нужна окрестным колхозам, люди часто сидят без света. Но хотя это очень важная стройка и на нее выделены средства, вот уже несколько лет строительные работы почти не ведутся.

– Отсутствуют трудовые ресурсы, - сказали мне. Можно поехать на одну смену, а можно и на две.

– А как с оплатой за работу, – спросил я. – Они оплатят Комитету комсомола института, а с тобой

рассчитается Комитет. Я согласился поехать в июле и тут же написал заявление о приеме

на работу. Оредежская ГЭС была объявлена комсомольско-молодежной

стройкой, и я ехал туда с радостью. – Наконец-то я что-то сделаю для страны, думал я. Там будет

весело и интересно. Вокруг молодежь. Да и подзаработаю денег, тоже неплохо.

В моем кармане деньги всегда были только на один-два завтрака, да на проезд в трамвае. Мама не могла мне дать больше.

Через пару дней меня пригласили в штаб стройки. Там меня встретил высокий парень, который сказал, что он назначен комсоргом стройки, и тут же без обиняков предложил мне стать комендантом. Я понятия не имел об обязанностях коменданта, но Ипатов объяснил мне, что надо будет просто вместе с кладовщицей столовой получать продукты со склада ларька, а потом контролировать чтобы все продукты дошли до студентов.

- Но я никогда этим не занимался, - возразил я. - Не боги горшки обжигают, - ответил он, - поможем, в случае

чего. Против такого аргумента возразить мне было нечего, и я

согласился. Так у меня появилась Справка от комитета ВЛКСМ ЛПИ о том, что я назначен комендантом.

61


Весёлая жизнь на Оредежской ГЭС Получением продуктов и закладкой их в котел мне пришлось

заниматься в дополнение к моей основной работе бригадира землекопов.

День отъезда настал быстро. Нас погрузили в открытые грузовики, и мы с песнями отправились строить ГЭС.

Ехали мы долго. Нас предупредили, что еды в дороге не будет, а приедем мы поздно вечером, так что нужно взять с собой что-нибудь поесть. Дороги были плохие, сильно трясло, и песни вскоре смолкли.

Два раза водители делали остановки по часу, и мы спрыгивали из кузова и прохаживались, разминая ноги. Водители уходили в сторону магазина и приходили оттуда с довольным видом. Они явно принимали что-то горячительное.

К вечеру тряская, но проходимая дорога сменилась грязной проселочной дорогой, и машины, проваливаясь в ямы, буксовали. Приходилось выходить и толкать одну машину за другой. Наконец машины остановились. Была полная темнота. Нигде не было видно ни одной горевшей электрической лампочки. Нас никто не встречал, но сопровождавший нас работник штаба комсомольской стройки повел нас к палаткам.

– Пусть каждый возьмет 2-3 охапки сена, – сказал он. – Стожок недалеко от входа. С бельем будем разбираться завтра. С едой тоже.

Мы так и сделали. Спать на сене было хорошо. Мы так устали в дороге, что мгновенно уснули. Никаких снов я не видел. А рано утром меня разбудил шум автомобилей. Тут же кто-то закричал: «Па-адъём!!», и началась наша жизнь на комсомольско-молодежной стройке.

На следующее утро затарахтел генератор, и зажегся свет. Оказалось, что по соседству был барак, а в нём была оборудована столовая, сзади наших палаток оказались сколоченные наспех туалеты, каждый на три очка, и чуть дальше стояли коллективные рукомойники, куда назначенные дежурные натаскали из колодца воды.

Меня назначили бригадиром бригады землекопов. Главным человеком на стройке был прораб. Он давал указание комсоргу, который был и начальником штаба стройки. Тот – членам штаба, а они – бригадирам. Нам дали лопаты, мотыги, носилки и топор. И показали, откуда надо было брать грунт и куда его надо нести на носилках и ссыпать.

62

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Вскоре все набили мозоли. Тогда вспомнили, что нам забыли

выдать рукавицы. Выдали рукавицы, но кровавые мозоли напоминали нам несколько дней о нашей неопытности.

Рабочий день начинался рано утром сразу после легкого завтрака. И длился 10 часов с перерывом на обед. К ужину мы буквально падали от усталости. Даже есть не очень хотелось. Лечь. Только лечь и вытянуть ноги! Лечь и закрыть глаза. Но полежав немного, каждый приходил в себя, шел на ужин, а потом еще 2-3 часа каждый занимался, чем хотел – кто читал, кто шел трепаться к девочкам, а кто просто валялся на нарах. Мне, как бригадиру следовало отчитаться о выполненной работе и получить задание на завтра.

Мне же приходилось исполнять обязанности коменданта, т.е. идти в столовую, потом ехать иногда с кладовщицей, а иногда и одному в пристанское сельпо за продуктами. Теперь мне выдали удостоверение от управления строительства о том, что мне предоставлено право получения продуктов из ларька Пристанского сельпо (сельской потребительской кооперации). А после ужина я ещё должен был присутствовать при отпуске продуктов повару столовой.

На снимке: Справка выданная комитетом комсомола института, которая удостоверяет, что я являюсь комендантом стройки.

Через неделю жизнь вошла в ритм, к усталости мы привыкли, и теперь появилась стенгазета, штаб начал выпускать приказы с поощрениями и наказаниями, на нарах уже не валялись, а ходили группами или парочками в окружающий нас со всех сторон лес.

63

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В воскресенье мы отдыхали. Меня попросили провести сеанс

одновременной игры в шахматы. Я согласился, и парни начали подтягиваться с шахматами к расставленным прямо на воздухе столам. Кто-то спросил: «А в шашки можно?»

«Можно», – сказал я. Это обрадовало их. Расставили шахматные фигуры и шашки. Оказалось, что мне

предстояло дать сеанс одновременной игры десятерым шахматистам и десятерым шашистам. Признаться, поначалу было непросто переключаться с одной игры на другую, но вскоре я привык. Через часа два все было кончено. Я одержал двадцать побед. Впоследствии я еще два раза давал сеанс одновременной игры, и ни одной партии не проиграл. Но в двух случаях была зафиксирована ничья, и это вызвало бурную реакцию игроков и зрителей, стоявших за их спинами.

Наша бригада, кроме земляных работ, впоследствии занималась разгрузкой поступающего оборудования, грузила и разгружала автомобили. Нас постоянно хвалил штаб стройки, и мы были горды тем, что работаем самоотверженно, так, как по нашим понятиям и должны работать участники комсомольско-молодежной стройки.

Потом нам сказали, что через несколько дней нам надо будет дать концерт художественной самодеятельности в г. Оредеже. Мы подумали, что мы можем сделать. Оказалось, можем многое. Пели, плясали, я декламировал стихи. Были шуточные скетчи, сценки на темы нашей жизни. Мы сначала все это опробовали на своих, и всем очень понравилось.

Принимали нас в клубе Оредежа хорошо, видно было, что жителей города не балуют выступлениями в клубе, только кино там крутилось регулярно. На обратном пути одна машина с людьми задела встречную, передние колеса заклинило, и машина скатилась в кювет. С трудом поместились в оставшиеся две.

Ехали в кузове стоя. Набились, как сельди в бочке. Сесть было невозможно. В середину поставили девушек, а сами стояли по краям, крепко взявшись за руки. Когда дорога поворачивала, центробежными силами нас прижимало к бортам машины так, что дыхание перехватывало, деревянные борты трещали, а мы чуть не выпадали из машин. Чудом доехали до дома.

Месяц пролетел незаметно. Мы ждали последнего дня, приветственных слов и получения заработанных денег. Последний день наступил, приветственные слова были, а насчет заработанных денег нам сказали, что мы их получим по приезде в Ленинград в комитете комсомола.

64


На снимке? Второй слева –комсорг стройки Ипатов, справа я Домой ехали так же, на грузовиках, но песни пели дольше, и

вообще уже чувствовали себя бывалыми людьми, работягами, которые могут все, что угодно. Мы и на самом деле окрепли физически, загорели и обросли небольшими бородками.

А денег никаких мне так и не выдали. Сначала говорили, что они не пришли в Комитет комсомола, а потом всё забылось.

Дедушка умер В конце июня – начале июля, когда мы были на даче, без нас в

ленинградской квартире умер дедушка. Он съездил к своему старшему сыну Мише в Москву. Приехав обратно в Ленинград, он почувствовал себя плохо, куда-то ездил просить путевку в санаторий. Ему отказали. Он разволновался, приехал домой и вечером рассказывал об этом папе и Леве. Они успокаивали его, как могли. Потом он ушел к себе в комнату, и у него случился сердечный приступ, но рядом никого не было, и некому было ему помочь.

Мама знала, что он умер – папа ей написал, – но боялась мне сказать о его смерти, понимала, как я буду переживать. Только в Ленинграде, когда мы с папой зашли уже в свою комнату, он, увидев, что я удивлен тем, что дедушка нас не встречает, и поднялся, чтобы зайти к нему, сказал мне:

– Сядь, Миша. Я должен сообщить тебе печальную новость. Дедушки больше нет с нами. Он умер.

65

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ До меня не сразу дошел смысл этих слов. Это было невероятно: – Как нет? Как умер? Я молча встал и пошел в его комнату. Она была совершенно

пуста. Лева забрал все вещи и книги, в том числе книги на двух языках – древнееврейском и русском, которые дедушка хорошо знал, как, впрочем, и идиш, который был его родным языком. На русском языке дедушка говорил без акцента.

Дедушка в моей жизни занимал огромное место, и это место опустело навсегда. Я постоял в его пустой комнате. Мысленно поговорил с ним. Попрощался...

Книги и дедушкины вещи Лева распродал по дешевке, в том числе и те, которые дедушка хотел отдать мне. Лева отчаянно нуждался в деньгах, и все это знали. Я не стал его спрашивать, почему он забрал мои книги. Он, скорее всего, и не знал о том, что дедушка хотел отдать их мне. Впоследствии я не раз сожалел, что у меня нет дедушкиных книг. Никакой памяти, только две фотографии.

Как мне впоследствии его нехватало! И никто не мог занять его место в моей душе.

Берию сняли В июле 1953 года на Пленуме ЦК КПСС Берия был выведен из

состава Президиума и ЦК и исключён из партии. Информация об его смещении и аресте, появившаяся в советских газетах, вызвала большой общественный резонанс. Берию обвинили во всех грехах и злоупотреблениях 30-х годов, и в общественном сознании он стал тогда и остается до сих пор символом зла, тирании и государственного насилия. Впрочем, многие о нем так думали и раньше.

Между тем, как впоследствии мы узнали, в последние годы при Сталине он был отстранен от управления Министерством внутренних дел и Комитетом госбезопасности, и за послевоенные злодеяния (Мингрельское дело, дело Главного артиллерийского управления, Ленинградское дело и др.) ответственности не нес. Более того, приняв органы госбезопасности и внутренних дел после смерти Сталина, Берия проводил достаточно либеральную политику – была объявлена амнистия значительному числу заключенных, смягчился паспортный режим, лагеря были переданы в Министерство юстиции, начался пересмотр дел второй половины 1940-х годов – начала 1950-х, в частности, убийство Михоэлса, дело врачей, Мингрельское дело и других.

66

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Документы Президиума ЦК, опубликованные в последнее время,

говорят о том, что во внешней политике Берия после смерти Сталина выступал за либерализацию отношений со странами народной демократии, за объединение двух Германий, за восстановление отношений с Югославией.

Мы всего этого тогда не знали. Теперь причины его падения излагаются так:

«Усиление Берии, претензии его на наследство Сталина и отсутствие у него союзников в высшем партийном руководстве привели к его падению».

А вот как произошло отстранение Берии по официальной версии. 26 июня 1953 года во время заседания Президиума ЦК в

помещение вошла группа военных во главе с Маршалом Советского Союза Г.К. Жуковым. Этот сценарий был разработан Хрущевым, которому удалось привлечь на свою сторону ряд членов Президиума ЦК. Членам Президиума ЦК было объявлено, что Берия планирует осуществить государственный переворот и арестовать Президиум на премьере оперы «Декабристы».

Берия был арестован, вывезен из Кремля на автомобиле и содержался в заключении в бункере штаба Московского округа ПВО. В тот же день появился Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении Берии всех званий и наград.

В начале июля 1953 года на Пленуме ЦК КПСС он был формально выведен из состава Президиума и ЦК и исключён из партии. Только после этого - 10 июля 1953 года - информация об аресте и смещении Берии появилась в советских газетах.

У нас дома папа и мама вздохнули с облегчением. Они тоже считали Берию главным виновником и инициатором массовых арестов в 30-е годы. Мои родители полагали, что беззакония больше не будет, и были счастливы, что справедливость восторжествовала и возмездие свершилось. Они все еще верили, что коммунизм – будущее человечества.

И, вслед за ними, верил и я.

Соглашение о перемирии в Корее Война в Корее, продолжавшаяся три года, закончилась

незаметно в конце июля 1953 года. Хотя официально об окончании войны объявлено не было, мы знали, что военные действия уже давно не ведутся.

Вопрос о прекращении огня в Корее встал на повестку дня международной жизни практически с первых дней Корейской войны.

67

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Вначале этого потребовали США в Совете Безопасности, а

затем потребовал и Советский Союз, когда вмешательство Соединенных Штатов и войск ООН в гражданскую войну в Корее стало свершившимся фактом.

После поражения войск ООН в ноябре-декабре 1950 года и стабилизации военных действий вдоль 38-й параллели в Соединенных Штатах стали раздаваться голоса о необходимости поисков путей к установлению мира в Корее.

Советский представитель в ООН Я. Малик, выступая 23 июня 1951 г. в Нью-Йорке с речью по радио, предложил в качестве первого шага мирного урегулирования корейского конфликта приступить к переговорам о прекращении огня и перемирии.

США, которые к этому времени убедились в невозможности одержать победу военным путем, согласились на переговоры, которые продолжались почти два года.

И вот, наконец, 27 июня 1953 г. Соглашение о перемирии в Корее было подписано.

Некоторые считают, что Вторая мировая война кончилась именно теперь.

Итоги и уроки Корейской войны Война закончилась практически на тех же позициях вдоль 38-й

параллели, где она разразилась. Ни Северу, ни Югу не удалось с помощью кровопролитных сражений военным путем завершить «объединение родины» на своих условиях.

За каждой из воюющих сторон стояли великие державы, принадлежащие к различным социальным системам. Это означало, что первая послевоенная «проба сил» в локальном военном конфликте между ними никому не принесла политических дивидендов.

Соотношение сил на мировой арене сложилось таким образом, что ни одна из великих держав не располагала больше возможностью безнаказанно проводить в жизнь свои великодержавные замыслы.

К сожалению, этот исторический урок вскоре был забыт, и Соединенные Штаты ввязались в гражданскую войну во Вьетнаме, а Советский Союз вмешался во внутренние дела соседнего Афганистана. Печальные итоги этой политики общеизвестны.

«Ограниченная война» в Корее привела к огромным человеческим потерям всех вовлеченных в нее государств.

68

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи По официальным американским данным, в Корейской войне США

потеряли 54 246 человек убитыми и 103 284 человека ранеными. То есть за три года войны в Корее американцы потеряли убитыми больше (либо примерно столько же), чем они потеряли за четыре года своего участия во Второй Мировой войне.

Потери китайских частей, включая раненых, составили около 1 млн. человек.

Но самые страшные потери понес корейский народ: погибло 9 млн человек, их них 84% — мирные жители.

Что касается советских людей, то известно, что потери 4-го истребительного авиационного корпуса, участвовавшего в боевых действиях на Корейском полуострове, составили 120 летчиков (400 самолётов).

А из литературных источников, в том числе мемуарных, известно, что во время Корейской войны гибли наши советники, связисты, медработники, дипломаты и другие специалисты, оказывавшие помощь Северной Корее. Подробная информация об этих потерях еще не публиковалась.

Печальным итогом Корейской войны стало то, что резко усилились милитаристские тенденции во всем мире. Скачком выросли военные расходы, международная напряженность возросла до критических масштабов, и не только на Дальнем Востоке, но и в Европе, а также на Ближнем и Среднем Востоке.

По официальным данным американской статистики, с 1949 по 1953 г. военные ассигнования США выросли с 12,9 млрд. долл. (32,7% бюджета) до 50,4 млрд. (67,8% бюджета). Всего же за 1950–1953 гг. на военные цели было истрачено 130 млрд. долл., то есть, почти на 50 млрд. больше, чем в предшествующем четырехлетии. Численность вооруженных сил США за три года войны увеличилась на 2 млн. человек. К ее концу в американской армии находилось 3,6 млн. человек.

Таким образом, война в Корее стимулировала переход Соединенных Штатов на военное положение, перевод ее экономики на военные рельсы. Это привело к существенному росту военного потенциала США, которые во все большей мере стали опираться на военно-силовые методы разрешения международных проблем.

Конфликт на Корейском полуострове оказал самое непосредственное воздействие на всю глобальную систему международных отношений, способствовал активизации деятельности НАТО, что привело к усилению напряженности в Европе. «Холодная война» между Западом и Востоком, а точнее, — между США и СССР – достигла своего апогея.

69

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В этих условиях Советскому Союзу для сохранения военного

паритета также пришлось резко увеличить расходы на оборону. И это в то время, когда страна только-только стала выбираться из руин Второй мировой войны.

Но я не считал, что мы живём плохо. Другой жизни я просто не знал.

Производственная практика на Кировском заводе Наш курс собрался у проходной Кировского завода. Кировский

завод до революции назывался Путиловским, видимо, по фамилии его владельца, и уже тогда играл большую роль в индустрии, особенно в военной.

Во время войны немецкие танки достигали ворот завода, но все атаки немцев отбивались. Приходилось занимать оборону и самим рабочим. Завод же не останавливался ни на минуту, продолжая выпускать новые танки и ремонтировать подбитые, делать снаряды для пушек и многое другое. Вообще, его имя представлялось мне полулегендарным, и я с некоторым трепетом ожидал встречи с заводом.

Весь первый день нас оформляли, – мы заполнили анкеты, потом нас выписывали пропуска, получив их, а время было уже обеденное, мы пошли в рабочую столовую. Она была огромной и дешевой. Потом нас повели показывать некоторые цехи. Территория завода была огромной, цехов было много, и нас провели только по мартеновскому цеху, по чугунолитейному цеху, где отливали траки для тракторов и, вероятно, для танков, и цеху металлообработки.

Потом нам сказали, что мы должны описать эти три цеха в своем отчете и в конце практики сдать отчеты руководителю практики. Сейчас же каждый может самостоятельно устроиться на работу в тот цех, где требуются рабочие.

Я устроился в цех, где зачищали траки после отливки. Работа была грязная, зачистка производилась вручную, мы работали в масках и спецодежде, но въедливая пыль проникала в любые щелочки и складки одежды, и каждый вечер я долго отмывался в душе.

Так я и проработал весь август 1953 года. Денег я заработал немного, но появилось какое-то чувство уверенности в себе. Утром я входил в цех в толпе рабочих, вместе с ними обедал, а вечером по гудку выходил с проходной. Я даже втянулся в такую жизнь. Когда я уволился с временной работы, на которую был зачислен, пропуск с фотографией мне оставили на память.

70

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи Последние три дня перед началом учебы я трудился над отчетом.

Он у меня получился большим и обстоятельным, хотя я видел, что другие студенты обошлись двумя-тремя листками. Но я не умел делать кое-как.

В СССР испытали водородную бомбу Работу над водородной бомбой в СССР не затормозили ни

смерть Сталина, ни арест Берии. После испытаний американцами мощного термоядерного

устройства на атолле Элугелуб на создание водородной бомбы в СССР бросили все силы.

12 августа 1953 года на полигоне в Семипалатинске была испытана первая в мире водородная бомба (бомба, а не устройство). Это была очень мощная бомба – в двадцать раз мощнее первых атомных бомб в США и СССР.

Экологические последствия этого испытания оказались ужасающими. На долю первого взрыва приходится 82% стронция-90 и 75% цезия-137 за все время ядерных испытаний в Семипалатинске. Но тогда о радиоактивном заражении, как и вообще об экологии, никто не думал. Были и прямые жертвы.

Тебе, спасителю России… Недавно я прочитал в одной статье в интернете, что после

испытания этой бомбы Курчатов с глубоким поклоном обратился к 32-летнему академику Андрею Дмитриевичу Сахарову: "Тебе, спасителю России, спасибо!" А Сахарова называли впоследствии отцом водородной бомбы. Но имя его рассекретили только спустя много лет.

Молодой ученый, работавший в группе Зельдовича, Андрей Дмитриевич Сахаров придумал альтернативную схему водородной бомбы. Еще в 1949 году он предложил оригинальную идею так называемой «слойки», где в качестве эффективного ядерного материала использовался дешевый уран-238, который ранее, при производстве оружейного урана, рассматривался как мусор. Но оказалось, что если эти «отходы» бомбардируют нейтроны термоядерного синтеза, в 10 раз более энергоемкие, чем нейтроны деления, то уран-238 начинает делиться и стоимость получения необходимого термоядерного горючего во много раз уменьшается. Явление ионизационного сжатия термоядерного горючего, ставшее основой первой советской водородной бомбы, до сих пор называют «сахаризацией».

71

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ А.Д. Сахарова в 32 года избрали действительным членом

Академии наук СССР. Трижды правительство награждало его медалью героя Социалистического труда, в 1953 году ему присудили Государственную, а в 1956 – Ленинскую премию.

Впоследствии Сахаров активно выступал против испытаний ядерного оружия в атмосфере, в воде и на поверхности земли. Он был одним из инициаторов Московского международного договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах.

В начале 70х годов средства массовой информации в нашей стране по указанию Президиума ЦК КПСС начали массированную кампанию против А. Д. Сахарова. Его высказывания искажались, о нем и о его жене публиковались клеветнические материалы.

Несмотря на это, Сахаров продолжал свою общественную деятельность.

В 1975 году он написал книгу "О стране и мире". В том же году ему была присуждена Нобелевская премия мира. В нобелевской лекции "Мир, прогресс, права человека", излагая свои взгляды, он отметил, что "единственной гарантией мира на Земле может быть только соблюдение прав человека в каждой стране".

Бомба в жизни мне здорово помогла Работа над проектом водородной бомбы была существенно

ускорена, благодаря предложению Виталия Лазаревича Гинзбурга использовать в качестве горючего дейтерид лития.

Академик Гинзбург, лауреат Нобелевской премии по физике, выдающийся физик современности, вспоминает:

– «Бомба» в жизни мне здорово помогла. В то время я был обвинен в низкопоклонстве и космополитизме – преклонении перед зарубежной наукой. Думаю, мне вообще не сносить бы головы, но повезло – призвали делать оружие, важное для государства. И это несмотря на то, что жена по нелепейшему обвинению находилась в ссылке. Для Сталина, когда «прижимало», «мозги» были важнее идеологии. Впрочем, довольно скоро, опять же из-за жены, меня вывели из группы. Но главное, что борцы с космополитизмом от меня отстали.

А вот его оценка своего участия в проекте создания термоядерного оружия:

– Андрей Дмитриевич придумал конструкцию бомбы, так называемую «слойку», которая сжимает «горючее» и инициирует взрыв, а я – это самое «горючее».

72

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.1 Иллюзии и миражи И хотя уже после смерти Сталина за эту работу я

получил Государственную премию, но с научной точки зрения она все же не слишком высокого уровня. В общем, повезло.

Меня усиление военной мощи СССР очень радовало в те далекие годы. Я любил свою страну, гордился ее успехами, верил в будущее социалистического строя, не понимал, почему другие страны не видят его преимуществ, верил, что наша страна демократическая, что, как записано в нашей Конституции и как поется в песне: «Человек у нас имеет право на ученье, отдых и на труд!»

И я был убежден, что с каждым годом жить мы будем лучше и лучше. А напасть на нас и помешать нам построить коммунистическое общество империалисты теперь, когда мы обладаем таким мощным оружием, не посмеют.

В те далекие годы я знал, что ученые-физики работают над созданием мирной термоядерной реакции. Я очень хотел участвовать в создании термояда и боялся, что эта реакция будет открыта без меня. К сожалению, мне не довелось участвовать в этих работах – не допустили. Но реакция не создана и сегодня.

И у меня иногда мелькает мысль: «А вдруг именно меня нехватало в коллективе ученых, создававших термояд? Был бы я там, и термояд был бы создан на благо человечества». Нет, это не значит, что я такого высокого мнения о моих мозгах. Я знаю, есть и получше. Но всё же…

А теперь понадобились и средства доставки бомбы… Первая водородная бомба стимулировала бурное развитие

космонавтики. После ядерных испытаний ОКБ Королева получило задание разработать межконтинентальную баллистическую ракету для этого заряда. Именно эта ракета, названная «семеркой», вывела в космос первый искусственный спутник Земли, а еще через два года с ее помощью стартовал первый космонавт планеты Юрий Гагарин.

Дедушкину комнату нам не отдали Перед первым сентября с дачи приехали мама, Аллочка и

Боренька. Снова собралась наша семья, но раньше к нам приходил на обед, а иногда и на ужин дедушка. Теперь мы обедали без него, и это было непривычно.

Его комната стояла незапертая, и я спросил маму, кто теперь в ней будет жить. Оказалось, что эту комнату нам не отдают, потому что по документам мы к ней не имеем никакого отношения. У дедушки был отдельный лицевой счет.

73

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ За столом поговорили о том, как это несправедливо, ведь наша

семья из 5-и человек занимала комнату площадью всего 24 кв. м. Таким образом, на одного человека приходилось меньше 5 кв. метров.

Мама сказала, что по закону таким семьям должны давать жилплощадь в первую очередь, и для нас было бы очень неплохо получить эту 18-метровую комнату, в которой, кстати, мы раньше жили. Но нам навстречу не пошли, и как еще хлопотать, она не знает.

Так или иначе, в эту комнату вскоре въехала семья из 4-х человек – Евдокия Ильинична, добрая, хлопотливая, немолодая женщина и ее дочь с мужем и маленьким ребенком.

74

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2. Встреча с судьбой

Глава 2

ВСТРЕЧА С СУДЬБОЙ НА СНИМКЕ: Люба Качан в начале

1956 г. Она здесь нахмурилась, потому что в

фотографию она ехала в троллейбусе, и какой-то пьяный, зайдя в него и увидев её громко сказал, куражась: «Кудря-авая! Не всех вас ещё перебили … А все пассажиры промолчали.

А так она всегда была весёлой и улыбчивой.

Комсорг курса На втором курсе на отчетно-выборном комсомольском собрании

меня выбрали снова членом курсового бюро ВЛКСМ, а на заседании бюро – секретарем курсового бюро.

Признаться, мне было не по себе, но присутствовавший на заседании курсового бюро Коля Переломов, член партбюро факультета, студент 5 курса, бывший фронтовик, очень весомо сказал своим густым низким голосом:

– Будет трудно, поможем. Я горячо взялся за работу. Мы составили план, распределили

обязанности. Вспоминая сейчас то время, я с грустью могу констатировать, что времени на комсомольскую работу мы затрачивали очень много. Все время были чем-то заняты. На каждом перерыве кого-то искали и находили, давали комсомольские поручения, собирали членские взносы, кого-то «прорабатывали», объявляли взыскания, организовывали какие-то культпоходы и лекции, встречи и всякие мероприятия, посвященные всему, чему только можно посвятить.

Еженедельно после трех пар занятий курсовое бюро заседало, и это отнимало полтора-два часа. Еженедельно мне, как секретарю курсового бюро, приходилось присутствовать на заседании факультетского бюро комсомола, и это тоже занимало два, а то и три часа.

75

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Но учебных занятий я принципиально не пропускал, всегда

готовился к семинарам, по-прежнему пропадал в библиотеках – институтской и публичной, набирал книг по тем предметам, которые мне нравились, и читал их, как только выдавалась свободная минута.

Оглядываясь назад, вижу и позитивный момент. Я тогда научился быть четким в работе, составлять планы и реализовывать их и проверять выполнение. Мною тогда были подготовлены первые документы – решения, докладные записки, – я учился писать деловые письма, постигал азы организаторской работы. И, пожалуй, научился разговаривать с людьми. Спокойно и доброжелательно. Даже с теми, с кем не хотелось говорить. Спасибо тебе, комсомол.

Теормех и сопромат Теоретическая механика (теормех, как мы сокращенно называли

этот предмет) мне запомнилась. Ее читал доцент Смелков грамотно и просто. Она непроста для неискушенного студента, но Смелков умел подавать ее так, что неясных мест не оставалось. Мне этот предмет нравился своей стройностью и элегантностью. Я на всю жизнь сохранил приязнь к векторам, а впоследствии и тензорам и с удовольствием читал толстые книги, где использовался этот математический аппарат.

Профессор Ягн читал сопротивление материалов (сопромат). Он был высоким худощавым стариком с длинной бородой. Хотя

ему было за 60, он был очень быстр, порывист и к каждому, с кем говорил, был очень внимателен. Говорили, что он недавно женился на своей 19-летней домработнице, и у них родился ребеночек. Помню, это меня почему-то тогда потрясло, и я его зауважал еще больше.

Теормех и сопромат, которые мы изучали на первых двух курсах, мне нравились, хотя для многих они были камнем преткновения. Студенты говорили: «Сдашь сопромат – можешь жениться».

Работа в лаборатории на кафедре сопромата Ягн меня выделял из потока, на котором было не менее 200-250

студентов. Он предложил мне работать в лаборатории и даже дал какую-то тему для проведения исследований.

Работать надо было по ночам. Это было дежурство около работающих машин. В испытательной машине скручивались стальные образцы, а напряженное состояние в образцах записывалось с помощью датчиков.

76

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Каждые 15 минут надо было снимать показания приборов и

записывать их в журнал. Машины охлаждались водой, которая заполняла полость машины, и холодная вода постоянно в эту полость втекала, а тёплая из неё вытекала.

Вот здесь-то и было самое трудное. Надо было расход и поступление воды отрегулировать так, чтобы вытекало ровно столько же, сколько втекало. Если вытекало больше, машина начинала перегреваться и могла выйти из строя. Чтобы этого не случилось, при незначительном нагреве автоматика перекрывала сливной кран, полость быстро заполнялась водой, и вода выливалась на пол огромного помещения, где стояла эта установка.

Тот же эффект был, если вливалось больше воды, чем выливалось. Я ставил будильник на 15 минут, чтобы не пропустить время измерения, регулировал поступление и слив воды, а в оставшееся время готовился к занятиям или читал.

Потом наступала ночь, и очень хотелось спать. Я не ложился, но заснуть можно и сидя на стуле. Звонок будильника поднимал меня, я проводил измерения, делал записи в журнал, проверял воду и следующие 15 минут снова дремал. К сожалению, иногда, проснувшись, я обнаруживал, что вода переливается через край.

Когда это случилось в первый раз, я пришел в ужас. Лаборатория была огромных размеров – метров 200 квадратных, и вода равномерно стояла по всему полу на 3-5 сантиметров. Пришлось брать ведро и тряпку и собирать воду. Я провозился с этим не менее часа.

За время работы в лаборатории, а я регулярно каждую неделю ходил 1-2 раза на дежурство, еще пару раз мне пришлось собирать воду, несмотря на то, что я научился довольно точно регулировать поступление и слив воды.

Жуткое воспоминание о том, как я собирал воду на полу этой огромной лаборатории я сохранил на всю жизнь. Как вспомню, - так вздрогну!

Профессор Кузнецов, технология металлов Лекции и лектор по технологии металлов занимают особое место

в моей памяти. Профессор Николай Александрович Кузнецов (1891-1958), строгий, подтянутый с джентльменскими манерами немолодой человек вошел в аудиторию очень спокойно и деловито. Поздоровался с нами, оглядывая аудиторию внимательными глазами. Потом начал рассказывать.

77

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В аудиторию вошли двое опоздавших. Они хотели прошмыгнуть

в аудиторию, как это уже стало обычным, но были остановлены негромким восклицанием:

Выйдите и зайдите еще раз. Они вышли, постучали в дверь, и когда услышали «Войдите»,

зашли, встали у порога и стали смотреть на преподавателя. – Ну и что? – негромко спросил он. – Извините, – сказал один из студентов, – мы опоздали.

Разрешите сесть на место. – На первый раз разрешаю, – сказал профессор Кузнецов, – но

больше, пожалуйста, не опаздывайте. Через полчаса мы стали свидетелями еще одного события. У нас

на потоке появились пары – он и она. Обычно такие пары ходят и сидят вместе и порой никого не видят, кроме себя. Одна такая пара сидела на лекции Кузнецова. Они начали выяснять отношения, а может быть, просто разговаривать друг с другом, но делали это достаточно громко.

Кузнецов не выдержал. – Адам, – сказал он, – поди сюда. И посадил студента в первый

ряд с правой стороны. – И ты, Ева, тоже, – продолжил он. Студентку он посадил тоже в

первый ряд, но с левой стороны. Так тихо у нас в аудитории еще никогда не было. Никто так

«вольно» с нами не разговаривал. И, самое интересное, никто не посмел возразить, высказать возмущение, опротестовать. Все восприняли это, как должное.

Про Кузнецова говорили, что он был первым выборным начальником мартеновского цеха Кировского завода в 1918 году. Говорили с некоторым придыханием, – считалось, что это придавало ему весьма значительный вес и почет наравне с участниками штурма Зимнего и героями Гражданской войны.

На его лекциях больше никто никогда не разговаривал, было слышно даже жужжание случайно залетевшей мухи. Никто ни разу к нему на лекцию больше не опоздал. В то же время особой боязни не было. Мне нравился его предмет, я не пропустил ни одной его лекции, записывал все, что он говорил, очень подробно.

Берию казнили Незадолго до нового года в газетах появилось краткое сообщение

о суде над Берией и его ближайшими сотрудниками – В. Н. Меркуловым, Б. З. Кобуловым и др. Председательствовал на суде Маршал Советского Союза И. С. Конев.

78

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Берия был обвинен во всевозможных деяниях, не имевших

отношения к реальной деятельности Берии: шпионаж в пользу Великобритании, стремление к «ликвидации Советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановлению господства буржуазии».

Берию обвиняли в связях с «предателем Тито», в попытках объединить Германию в единое буржуазное государство, в проведении «неправильной» национальной политики, поскольку он выступал за бóльшую самостоятельность республик внутри Советского Союза. Припомнили ему и работу по заданию партии в разведке буржуазного Азербайджана и Грузии.

Ходило много слухов о сотнях женщин, изнасилованных Берией, которых ему доставляли в особняк. Но эти обвинения ему не предъявлялись.

Тем не менее, в сексуальной жизни бывшего главного чекиста копались тщательно. Леденящие душу рассказы о половых преступлениях Берии чередовались с сухими строчками протокола:

"…Нами обнаружены многочисленные письма от женщин интимно-пошлого содержания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчины-развратника…"

Сейчас-то понятно, почему пришлось придумывать для Берии всевозможные «провинности». Тогда в 1953 году за три года до ХХ съезда КПСС никто и заикнуться не смел о незаконных репрессиях второй половины 30-х годов, в которых Берия был активным и ревностным исполнителем. Не могли также его соратники по Политбюро выражать свои опасения по поводу его чрезмерного усиления после смерти Сталина.

Существует несколько версий дальнейшей судьбы Берии. Его сын Серго в своей книге отстаивает версию, согласно которой его отец вообще не был арестован на заседании Президиума ЦК КПСС, а был убит в результате специальной операции в своём особняке в центре Москвы.

Он пишет, что 26 июня 1953 г. он получил по телефону от знакомого сообщение о перестрелке у своего дома. Когда Серго приехал к особняку у площади Восстания, его туда не пустили, но он увидел разбитые окна в кабинете отца. он решил, что это были следы перестрелки между охранниками, защищавшими дом министра внутренних дел, и военными, которые пытались взять его штурмом.

Возможно, Берия был убит именно там и именно тогда.

79


Однако записки, подписанные Берией, адресованные им различным членам Президиума ЦК – Маленкову, Хрущёву и Ворошилову, в которых Берия отстаивает свою невиновность, признаёт свои внешнеполитические «ошибки» и жалуется на отсутствие нормального освещения и пенсне, датированы первыми числами июля 1953 г. Видимо, в это время Берия еще был жив.

23 декабря 1953 г. дело Берии и его ближайших помощников было рассмотрено специальным судебным присутствием Верховного суда СССР. Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и в тот же день расстреляны.

Тем не менее, когда открыли архивы, выяснилось, что в акте о расстреле 23 декабря Берия нет подписи врача, который должен был констатировать смерть. В документе же, касающемся смерти тех, кого судили и расстреляли в один день с Берия, врач расписался. Сохранился также акт о кремировании их тел, а акт о кремировании тела Берия отсутствует.

Открытые архивы констатируют: на пленуме ЦК (2 - 7 июля 1953 г.), который проходил в отсутствие Берии, члены Президиума, ещё недавно бывшие его соратниками по преступлениям, уличали Берия в том, что он «нервировал... товарища Сталина» (Хрущёв), был «чужим человеком, человеком антисоветского лагеря» (Молотов), «шпионил за членами Политбюро» (Булганин).

Информация о смещении и расстреле Берии вызвала огромный общественный резонанс. Многие люди были твердо уверены, а в этом нас и пытались убедить, что арестован главный тиран и виновник фальсификаций, приведших к гибели многих людей, хотя в официальном сообщении об этом не было сказано ни слова.

На смерть «сталинского наркома» народ откликнулся частушкой: "Берия, Берия - вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал

ему пинков". Мама и папа восприняли казнь Берии с каким-то чувством

облегчения. Они всё еще боялись, что вернутся прежние времена.

Зимние экзамены на втором курсе Все зачёты я получил своевременно, - их было много, причем

некоторые были весьма трудоёмкими. Но я справился, - теперь я уже довольно неплохо делал чертежи и в карандаше, и в туши. Мне всё время ставили пятёрки.

На экзаменах я чувствовал себя достаточно уверенно. За плечами уже были две экзаменационные сессии, которые я сдал на отлично, и приближающейся сессии я не боялся.

80

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Спокойно сдавая один предмет за другим, я получил все

отличные оценки. Учиться было легко. И я знал значительно больше, чем нам

давали наши преподаватели, читая дополнительно книги в читальном зале Юношеской библиотеки на Фонтанке.

Комсомольской работы все больше и больше После сессии и каникул ничего принципиально не изменилось.

Разве что я еще больше времени стал уделять комсомольской работе. Почему-то дел всё прибавлялось и прибавлялось. Мне теперь поручали какие-то проверки, рассмотрение писем, пришедших в Комитет комсомола и переданных в факультетское бюро, подготовку каких-то планов и отчетов об их выполнении. Я был аккуратен и исполнителен. Все делал своевременно и тщательно. Но эти дела требовали времени.

Когда я первый раз сказал, что я не сумею выполнить поручение в срок, потому что у меня лекция, поручающий мне комсомольский функционер сказал, что я должен сам решить, что важнее – комсомольское поручение или лекция, которую потом можно будет компенсировать прочтением учебника. Мне почему-то стало стыдно, и я не пошел на лекцию. Потом это стало повторяться.

Наступил, однако, момент, когда я понял, что я физически не могу один сделать всю работу. Кроме того, я заметил, что я выполняю работу, которую вполне могли бы сделать другие. Поскольку я был секретарем комсомольской организации второго курса мехмаша, и у меня были такие возможности, я стал перепоручать задания, которые мне давали. Это было непросто, так как многие отказывались от поручений, но все же у меня это стало получаться. На курсе было много выборного комсомольского актива – члены курсового бюро и комсорги групп, и я их использовал. Теперь я снова посещал лекции, и у меня появилось время для чтения технической литературы и даже для шахмат.

Это был хороший урок для меня. Да, я умел выполнять работу так, что она оценивалась высоко. Но это была оценка работы исполнителя. Теперь я сам поручал работу другим, я уже организовывал работу, и я старался, чтобы те, кому я поручаю, тоже выполняли ее вовремя и качественно. Если это получалось, я радовался. Я становился организатором. При этом оказалось, что я успевал сделать значительно большее количество дел, чем тогда, когда делал все один. Когда я осознал это, я был горд собой.

81

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ И все же, как много времени было потеряно мною впустую! То,

что тогда я считал очень важным, сегодня в моих глазах не стоит и копейки.

Занимаюсь спортивной ходьбой Растаял снег, подсох стадион, и занятия физической культурой

перенесли из зала на воздух. После разминки мы под руководством преподавателей бегали по дорожкам. Они проверяли нашу скорость на различных дистанциях – 100, 200, 400, 800, 1000, 3000 м ...

Я не умел быстро бегать спринтерские дистанции, но легко пробегал и 3, и 5 км. Я видел, что преподаватели не столько учат нас, как надо заниматься легкой атлетикой, сколько тестируют. Меня, например, снова попросили быстро, как сумею, пробежать 100 м, потом бежать те же 100 м медленно, потом снова спуртовать, потом опять медленно и так несколько раз. Я знал уже, что так тренируют выносливость. Год назад меня уже так проверяли. Только тогда я сначала пробегал 400 м, а потом спуртовал на 100. Я снова оказался выносливей других, и ко мне снова подошла Зинаида Михайловна Виноградова, тренер по легкой атлетике и предложила заниматься в секции спортивной ходьбы. Я согласился.

Мы начали тренировки. Я быстро освоил технику спортивной ходьбы. На вид смешная походка, когда человек движется словно утка, переваливаясь с одного бока на другой, она оказалась весьма быстрой. Но ни в коем случае нельзя было сбиваться на бег. Важно было не отрываться совсем от земли, ни на мгновение. Выбрасываешь вперед ногу и ставишь ее на пятку, переносишь тяжесть всего тела на эту ногу, и только в следующее мгновение другая нога отрывается от земли и стремительно движется вперед, чтобы встать впереди на пятку. Благодаря переносу тяжести тела, и создается впечатление вроде бы даже неуклюжего движения, когда кажется, что ты переваливаешься с боку на бок. На самом деле, ты чувствуешь себя очень уверенно, устойчиво и движешься весьма споро.

Вскоре я начал участвовать в соревнованиях по ходьбе на 10 км. Приходил не первым, но и не последним. Но каждый раз на 8-м километре у меня начинало темнеть в глазах. Мышцы рук закостеневали. Дыхание становилось судорожным, и я начинал хрипеть и стонать. Я продолжал двигаться вперед только неимоверным усилием воли. Зинаида Михайловна, конечно, замечала мое состояние. Она быстро пристраивалась рядом и на ходу пихала мне в рот кусочек сахара.

82

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Буквально через два-три мгновения все приходило в норму, у

меня появлялось «второе дыхание», и я шел вперед, как будто ничего не было.

Осенью я больше не пошел в секцию легкой атлетики, правда, меня и не приглашали туда. Зинаида Михайловна знала мой телефон, но не позвонила. Видимо, она решила, что выдающихся результатов я не добьюсь. Я какое-то время ждал звонка, и, если бы она позвонила, как это делала раньше, я бы, наверное, пришел.

Военная подготовка На втором курсе все студенты-мужчины занимались военной

подготовкой. Нас должны были подготовить артиллеристами-зенитчиками, командирами баз по ремонту зенитных орудий. Три учебных года, два раза в неделю по 4 часа мы занимались строевой подготовкой или изучали материальную часть зенитной артиллерии.

Нас учили стоять и двигаться в строю, уметь пользоваться винтовкой, автоматом и револьвером ТТ – разбирать и собирать их, разумеется, и чистить, ну и, конечно, стрелять.

Пушка, которую мы изучили вдоль и поперек, была 85-миллиметровая зенитная пушка. Это была основная пушка Советской армии времен второй мировой войны. Потом, говорят, почти все пушки отдали армии Северной Кореи, и они были там на вооружении и участвовали в боях. Кроме пушки мы изучали и снаряды к ней.

Пушка морально устарела, но других тогда еще не было. Ее предполагалось заменить 100-миллиметровой зенитной пушкой с прибором управления артиллерийским зенитным огнем (ПУАЗО), но, как нам объяснили, их в частях еще практически не было. Впоследствии мы изучили и ее. В военных лагерях летом 1956 года мы уже работали с этими пушками.

Преподавали нам майоры, подполковники и полковники – бывшие фронтовики, очень симпатичные люди в быту, которые относились к нам с должным уважением и подчеркнутой вежливостью. Правда, на военной кафедре были и другие люди – сержантский состав. Грубоватый и даже хамоватый народ.

Вот примеры их острот, оттачиваемых на не очень быстро соображающих студентах:

Сержант: Студент Шведов! Чем Вы будете протирать оптику этого прибора?

Студент Шведов: Спиртом, товарищ сержант. Сержант: А оптическую ось во-он того прибора?

83

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Студент Шведов: (отвечает не думая, по инерции): – Тоже

спиртом, товарищ сержант. Общее гы-ы-ы-ы-ы-ы. Или еще. Сержант: Студент Шведов! По какой траектории летит снаряд,

когда Вы стреляете из пушки? Студент Шведов: По баллистической, товарищ сержант. Сержант: Покажите на плакате. Вася Шведов находит плакат и показывает баллистическую

траекторию. Сержант: Значит, снаряд летит вот так (показывает на плакате

вычерченную там баллистическую траекторию)? Студент Шведов: Так точно, товарищ сержант. Сержант: Студент Шведов! Перед Вами ставится следующая

задача: Цель находится за углом этого дома. Как вы можете поразить её?

Сержант при этом показывает на плакате, что сверху цель поразить невозможно, и делает легкое движение руками, как бы чуть-чуть подсказывая, что нужно сделать.

Вася Шведов, улавливая это движение, сходу отвечает: – Положить пушку набок, товарищ сержант.

Громовой мужской хохот.

Сталинская стипендия уплыла из рук Уже три экзаменационные сессии я сдал на отлично, четвертой

тоже не боялся. Перед первым экзаменом, а это была математика, меня позвали в деканат и предложили заполнить анкету. Я взглянул на бумаги, которые передо мной положили, и радость нахлынула на меня, – меня собирались представить к Сталинской стипендии.

Сталинская стипендия была в два раза больше, чем моя повышенная стипендия, но главное, – я буду Сталинский стипендиат. Тогда это было очень почетно. Не знаю, сколько всего в институте было Сталинских стипендиатов, но думаю, что не больше десяти.

Я заполнил бумаги, и в тот, памятный мне день, получил по математике отлично. Экзамены шли своим чередом, и я получал одну отличную отметку за другой. Оставался последний предмет – Технология металлов.

У меня были замечательные лекции, – так подробно, как этот, я не записывал ни один предмет. Кроме того, я набрал в библиотеке кучу книг по Технологии металлов. Я изучил очень много такого, что профессор Кузнецов не давал на лекциях.

84

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Я готовился так тщательно вовсе не потому, что я хотел получить

Сталинскую стипендию. Я о ней и не думал. Мне очень хотелось, чтобы профессор Кузнецов похвалил меня. Мне нравились процессы получения металлов, и я изучил много технологических процессов и хорошо знал, что они дают, почему применяются и какие химические реакции в них протекают.

Ещё раз - на Оредежскую ГЭС Ипатов снова был назначен комсоргом Строительства

Оредежской ГЭС, и он позвал меня с собой. И на этот раз я поехал в июле. В этом году понадобилось больше рабочей силы, потому что фронт работ был шире.

Теперь я уже не работал бригадиром землекопов, просто потому что земляных работ почти не было. Одни ребята работали бетонщиками, другие делали опалубку для бетонных работ, третьи связывали арматуру или сваривали ее. Девушки работали вместе с парнями бетонщицами.

Ипатов попросил меня снова быть комендантом. Видно, понравилось, что я относился к обязанностям очень ответственно. Но времени я затрачивал больше, потому что за продуктами приходилось ездить раза два в неделю в районный центр – Оредеж, а это было довольно далеко – километров 7 по лесной разъезженной в ямах дороге, а потом ещё километров 30 по просёлочным дорогам. Я выезжал утром, а возвращался только к ужину.

В Оредеже приходилось получать продукты на 2-3 базах, и на каждой машины стояли в очереди, так что на получение продуктов уходил весь день. Но я не роптал.

Признаться, я с большим удовольствием работал бы вместе с ребятами, но к комсомольским поручениям я относился тогда трепетно и не считал возможным отказываться.

Вечером снова были песни у костра, а в выходные дни (по воскресеньям) я опять давал сеансы одновременной игры в шахматы и шашки, но в художественной самодеятельности на этот раз не участвовал.

Месяц пролетел, как один день.

Игналина. Первая встреча с Любочкой В Ленинграде, куда я вернулся со стройки, дома был один папа.

Утром он уходил на работу, а вечером был дома.

85

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я съездил в институт, но комитет комсомола был закрыт, и о

заработанных деньгах разговаривать было не с кем. И вообще в Ленинграде делать было нечего.

Через два дня я уехал к маме. Как оказалось, навстречу своей судьбе.

Приехал я в Игналину - это в Литве, - где мама в тот год снимала дачу, в самом начале августа 1954 года. Втроем с Аллочкой и Боренькой они жили в комнате в одной комнате небольшого дома на какой-то отдаленной от центра улице, и я понял, что надо куда-то уходить ночевать. В первую же ночь я спал не в доме, а на сеновале.

Проснувшись утром, я исследовал окрестности. Оказалось, что вблизи было какое-то небольшое озеро, но в нем почему-то не купались, хотя прямо к озерку подходил берег, заросший мягкой травой. Тем не менее, я залез в воду. Дно было илистым, а вода холодной. Немного поплавав, я вернулся домой, побыл с моими близкими часа два, рассказал им, о стройке и моих «подвигах».

Аллочка выросла за месяц, что я ее не видел, и стала совсем девушкой. Боренька глядел на меня влюбленными глазами, он был счастлив, что я приехал и теперь мы будем вместе.

А какой вкусный завтрак приготовила мама! Я за месяц питания в рабочей столовой ГЭС уже отвык от вкусной пищи, и теперь наслаждался маминой едой.

За разговорами время пролетело быстро. Вот уже и обед. Мама, видимо, готовилась к моему приезду, потому что это был праздничный обед. Она приготовила на первое замечательный мясной ароматный борщ, а на второе свои удивительные котлеты с жареной картошкой.

После обеда я пошел в Игналину посмотреть, что это за место. Аллочка показала мне, куда надо идти, и я пошел какими-то тропинками через пустыри, заросшие травой, мимо каких-то помещений барачного типа. Около одного из них была волейбольная площадка, и там играли две смешанные команды – большей частью, парни, но были и две-три девушки.

Играли неважно, сразу было видно, что это дачники. Я остановился и начал рассеянно смотреть на игру, переводя взгляд с одного игрока на другого. И вдруг, мое сердце застучало. Одна из девушек подавала мяч. Она подбросила мяч левой рукой, взмахнула правой и сильно ударила ею по мячу, сильно наклонившись влево и подняв при этом правую ногу, которую почему-то слегка поджала.

Мяч был пробит хорошо и сильно. Но я смотрел не на него, а на девушку. Красивое лицо, обрамленное черными волосами, показалось мне знакомым.

86

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Нет, я знал, что я эту девушку никогда не видел прежде, и все-

таки, она была мне знакома, было даже ощущение, что я ее хорошо знаю. Нет, не знаю, а знал. Знал когда-то, прежде. Я смотрел на эту девушку и понимал, что это не случайная встреча. Недаром мое сердце так стучит.

Я долго стоял и смотрел, как она играет, как комментирует каждый свой удар, как смеется над репликами парней, отпускающих шутки по поводу игры.

Партия кончилась, но я в перерыве не рискнул подойти и познакомиться. Но для себя решил, что я обязательно найду эту девушку. Я ушел, оглядываясь на нее, потом тропинка свернула, и я перестал ее видеть. Но образ этой девушки, подающей мяч и смешно поджимающей ногу, долго стоял у меня перед глазами. Он стоит и сейчас, через 53 года, когда я пишу эти строки.

Это была первая встреча с Любочкой. Нам было по 20 лет, и, как оказалось, все у нас было впереди – вся жизнь. Но до сих пор не понимаю, откуда возникло это чувство, что я ее хорошо и давно знаю. Чувство, что я знал ее раньше, а, увидев ее на волейбольной площадке, – просто узнал, – это для меня было очевидно. Но в каких уголках памяти был ее образ? Из каких глубин подсознания он выплыл? Я ведь не встречал ее раньше в своей жизни ...

Девочки из иняза Я ушёл с волейбольной площадки и пошел дальше в город.

Прошел по центральным улицам, посмотрел парк с круглой танцевальной площадкой и, наконец, дошел до железнодорожной станции, откуда предстояло через месяц отправляться домой. Мне нужно было взять билеты на всю семью, и это оказалось трудной задачей. Около билетной кассы стояла толпа дачников. Там предприимчивыми людьми была сформирована очередь на покупку билетов, и все должны были ежедневно приходить и отмечаться.

- Хорошенький отдых! - подумал я. Поезд формировался в Вильнюсе, и только после его отправления

оттуда сообщали, сколько осталось свободных мест. Заранее билеты не продавались. У меня мелькнула мысль, что надо уезжать не из Игналины, а из Вильнюса. Я подошел к кассе и выяснил, что на конец месяца из Игналины в Вильнюс и из Вильнюса в Ленинград билеты пока есть. Я их тут же и взял, т.к. деньги у меня с собой были. Это стоило немногим дороже, чем из Игналины в Ленинград.

Сбросив с плеч эту заботу, я почувствовал себя свободнее и еще раз внимательно оглядел толпу дачников вокруг человека, выкрикивавшего фамилии и номера.

87

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Из толпы выбрались три девицы и, увидев, что я праздно стою и

с интересом разглядываю участников переклички, подошли ко мне и заговорили. Они были студентками Ленинградского института иностранных языков, – иняза, как мы его называли, - они перешли, как и я, на третий курс. В Игналину приехали втроем отдохнуть. Но с обратными билетами туго. В очереди они далеко, и не уверены, что сумеют до 1 сентября вернуться в Ленинград.

Мы познакомились, и они пригласили меня прийти вечером на танцы, но не на ту танцплощадку, которая была в городском парке, а в клуб, который был недалеко от моего дома рядом с волейбольной площадкой.

–– Мы тут никого не знаем, – сказала Гертруда, она была выше ростом и, как мне показалось, слегка опекала двух других девочек, – будете нашим защитником. Согласны?

– Почему бы нет, – подумал я и согласился. – Вот и замечательно, - сказала та, что была пониже всех ростом,

весьма скромная девушка, с лица у нее не сходила добрая и очень привлекательная улыбка. Ее звали Женя.

– Проводите нас, - сказала третья, которую звали Элеонора. Пожалуй, она была самой красивой из всех троих. Они жили в том же месте, где и я, и домой мы пошли вместе.

Второй раз увидел Любочку Клуб оказался длинным бараком. Когда мы с девочками из иняза,

одетыми на этот раз весьма стильно, зашли внутрь помещения, оказалось, что там светло, играет танцевальная музыка. Публика танцует или сидит на скамейках вдоль стен. Мы прошли через весь зал и сели на скамейку у стены, так что нам были хорошо видны все вновь входящие. Заиграла музыка, многие пошли танцевать, но мы еще не освоились и остались сидеть. Потом девушек одну за другой пригласили танцевать, и я остался один сидеть на скамейке.

Внезапно сердце мое застучало. Я увидел, что в противоположной стороне зала сидит девушка с волейбольной площадки. Она была с симпатичной подружкой, совсем молоденькой девушкой, но я глядел только на волейболистку. Она принарядилась, и в таком виде выглядела еще привлекательнее. Я заметил, что она взглянула на меня, но виду не подала.

В это время танец кончился, музыка перестала играть, ко мне кавалеры подвели девушек из иняза, и они загородили волейболистку.

88

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Я хотел подойти, познакомиться с ней и пригласить ее на танец.

Но мы начали танцевать, девушки из иняза поочередно приглашали меня на танец. Я оглядывался, пытаясь увидеть девушку, но почему-то больше ни разу не увидел ее.

– Наверное ушла, – подумал я. – Надо было сразу подойти. Впоследствии Любочка рассказала мне, что она действительно

обратила на меня внимание, но, когда увидела меня с девушками из иняза, института, в котором девушки почему-то пользовались сомнительной репутацией, я для нее перестал существовать.

Неприятное столкновение на танцплощадке На танцах в тот же вечер я познакомился с двумя парнями, о

которых я хочу немного рассказать, т.к. в дальнейшем повествовании они сыграют определенную роль. Один из них – Семен, симпатичный высокий черноволосый парень, видимо, еврей, жил в Ленинграде, как оказалось, вблизи меня – на ул. Красной связи. Ему было лет 20. Другого все звали нахимовцем, и он на самом деле был очень молод – 17-18 лет, не больше, и, наверное, еще не закончил это училище. Имя его я напрочь забыл. Нахимовец стал моим постоянным спутником в Игналине. С Семеном я потом встречался лишь время от времени.

Танцплощадка в городском парке работала не каждый вечер, а только по пятницам, субботам и воскресеньям. В ближайший же день я пришел туда. Для любителей танцев было еще рановато, но музыка уже играла, и одна-две пары танцевали. Я осмотрел сидевших девушек. Среди них были довольно симпатичные. Парней вообще почти не было. Поэтому девушки сидели или танцевали друг с другом. Я пригласил одну из них, и мы станцевали. Я отвел девушку к месту, где я ее пригласил и остался стоять рядом. Мы танцевали с ней еще пару раз. Народу прибавлялось. Я увидел и нахимовца, и Семена. Они почему-то стеснялись приглашать незнакомых девушек и стояли недалеко от входа на танцплощадку.

К месту, куда я привел девушку, подошла группа парней. Я сразу увидел, что это местные парни, и на их физиономиях явно не было дружелюбия. Это была просто шпана. По-моему, среди них были даже школьники. Мы их называли малолетками. Но по жестокости они превосходили взрослых, и это тогда мы все знали. Они окружили меня, и я определил, что их было человек семь-восемь. Я, конечно, сразу понял, что мне несдобровать, и вряд ли они меня просто хотят ограбить. На виду у всех, на танцплощадке это не делалось.

– Неужели из-за девушки, – подумал я.

89

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Передо мной оказался парень примерно такого же роста, как я, с

живыми глазами. И смотрел он на меня без ненависти, а даже с каким-то интересом.

– Ты почему танцуешь с моей девушкой, – спросил он. – Я не знал, что это твоя девушка, – сказал я. Он повторил свой вопрос еще раз, как будто не слыша моего

ответа, а потом еще раз. Диалог был все равно в одни ворота. Он, будто я и не отвечал,

будто он и не слышит моих ответов, повторял, распаляя себя, что я танцевал с его девушкой и должен за это ответить.

– Пойдем выйдем, – наконец сказал он, совсем распалившись. – Все, теперь изобьют, – подумал я. Ответить, что не пойду, было нельзя. Это было бы, во-первых,

расценено, что я струсил, а, во-вторых, все равно меня бы приволокли на выбранное ими место.

Мы пошли. Я в тесном окружении шпаны. Вышли в парк, прошли еще 20 шагов и остановились. Шпана выстроилась в круг, на этот раз он был довольно большим. Внутри круга были мы двое – я и парень, с чьей девушкой я танцевал. Он сбросил куртку и остался в рубашке. За брюки был засунут какой-то нож, на который он положил правую руку.

– Наверное, финка, – подумал я. Здесь попахивало не просто избиением. Куртки на мне не было,

и я стоял глядя, что будет дальше. Вдруг сзади я услышал шепот: – Держись, не пропадем! Это был шепот нахимовца. Я не видел, как он оказался сзади

меня. Но мне стало не так одиноко. – Все равно побьют, – подумал я, но в это время в правую руку,

которую я держал сзади, нахимовец вложил что-то холодное. Я крепко сжал и слегка развел руки, чтобы посмотреть, что я держу в правой руке. Это оказался морской кортик. У него было длинное лезвие и в полутьме, куда достигали только лучи света фонарей с танцплощадки, оно поблескивало.

Увидев меня с таким грозным оружием, мой противник замолчал, и было ясно видно, что он не знал, что делать дальше. Видимо, по каким-то их правилам он должен был одолеть меня один на один. Но идти даже с финкой против морского кортика было безумием.

– А ты, я смотрю, парень, что надо, – внезапно сказал мой противник. Он шагнул ко мне и протянул руку.

–Давай знакомиться. Меня зовут Петька, а кличут Сороконожкой.

90

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Вот при каких обстоятельствах мы с ним познакомились. Потом

мне протянул руку и каждый из его ребят, назвав себя по имени. Петька почему-то начал питать ко мне симпатию. Приходил со

своей ватагой к моему дому. Мама косилась: – Что это еще за друг у тебя выискался? Я ему сказал сразу, что я в его команде ходить не буду. И он стал

приходить ко мне один. К нахимовцу Петька относился нормально, и мы иногда гуляли втроем, а Семена он почему-то терпеть не мог.

Пикник с начальником станции и прокурором Девочек из иняза я видел часто, но они, как правило были с

другими мужчинами, много старше меня, и мы практически не бывали вместе – и не гуляли, и не ходили на танцы. Но время от времени встречались и тепло здоровались. И вдруг, встретив меня в городе, они начали рассказывать о том, что у них с железнодорожными обратными билетами по-прежнему трудности, но они надеются вскоре разрешить их, так как познакомились с начальником станции, и он пригласил их в воскресенье на пикник. Сначала они отказывались, но потом он сказал, что пригласит с собой прокурора города, а они могут пригласить с собой друга.

– Так вот, – сказали они, – не согласишься ли ты поехать с нами на пикник. Мужчины берут катер и едут на нем на какой-то остров.

Вокруг Игналины было много озер, но я никогда не ездил к ним, и мне очень хотелось. Я дал согласие.

Утром мы с девочками в назначенное время были у парка в городе, где на двух автомобилях нас ждали начальник станции по фамилии Якутис и прокурор города, имя которого я уже не помню. Мы доехали до берега какого-то озера, где нас ждала моторная лодка.

Причалив к острову мы все разделись: мужчины – до плавок, девочки до купальных костюмов и выкупались, потому что светило солнце, и день был очень теплый.

Островок был небольшой и, кроме нас, на нем никого не было. Деревьев было мало, и они были очень низкими. И деревья, и кустарник росли прямо из песка. Затем мужчины расстелили скатерть в тенистом месте и разложили снедь, которую они с собой привезли. Там были различные деликатесы, а также разнообразная выпивка. С нее и начали.

Наливали один стакан за другим. Девочек уговаривали выпить все до дна и сразу наливали новую порцию. Девочки отказывались пить стаканами, и я сказал Якутису, что не надо заставлять их пить, если они не хотят.

91

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ После первого стакана водки мне налили стакан ликера. Я

попробовал его и понял, что пить его не буду. Оглянувшись на мужчин и увидев, что они на меня не смотрят, я выплеснул содержимое стакана назад, за себя. Тут же я ощутил на себе укоризненный взгляд прокурора:

– Ну, зачем же выливать? Такое добро... Почему-то я и сейчас помню этот взгляд и эти слова. Мне тогда

было не по себе. Это же был их ликер, и они угощали, а я распорядился этим ликером так нехорошо.

Трапеза продолжалась недолго, сначала поднялись и ушли за кусты Якутис с Элеонорой, следом за ними в другую сторону подались прокурор с Гертрудой. Мы же с Женей остались у скатерти-самобранки.

Вскоре до нас донеслось со стороны Якутиса и Элеоноры: – Ну давай сымем трусики. Через некоторое время просьба жалобно повторилась. Вскоре с другой стороны послышался голос прокурора: – Если бы я знал, что ты такая недотрога, я бы не поехал. Мы с

Женей рассмеялись, и я сказал ей: Не видать вам билетов. – Наверное, – вздохнула Женя. Мы с ней поцеловались, но это был целомудренный поцелуй, и

больше никаких попыток продолжить не было ни с моей, ни с ее стороны.

Вскоре слева и справа подошли обе пары. Мужчины были злы, а девочки на них не смотрели. Молча собрали оставшуюся снедь, сели в моторную лодку. Не было произнесено ни звука. Все же до городского парка они нас на автомобиле довезли.

Потом девочки все же достали билеты, но я не знаю, как. Может быть, Якутис сменил гнев на милость и помог им?

Знакомлюсь с Любочкой Судьба есть нечто такое, что движет всем и в то же время непознаваемое.

А. Ф. Лосев Последние дни августа. Начался отъезд отдыхающих. Поезд

приходил к вечеру, и примерно за час до его прихода, когда выяснялись, какие есть свободные места и в каком вагоне, касса начинала продавать билеты. Заканчивалась продажа иногда буквально с приходом поезда. Он стоял на станции 1-2 минуты.

92

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой За это время было необходимо с вещами добежать до нужного

вагона, забросить вещи на высокую площадку и вскочить на подножку. Если же учесть, что часто билеты продавались в какой-нибудь один вагон, и все провожающие, пытаясь одновременно забросить вещи нескольких уезжающих семей, толпились у единственной двери вагона, и была неимоверная давка, а в этой же давке те, кто уезжал, среди которых было много стариков и детей, пытались подняться в вагон по высоким ступенькам, – зрелище было не для слабонервных.

Время от времени раздавались истерические крики: –Я не могу подняться по ступенькам! или – Поищите мой чемодан, он, наверное, остался внизу! Отъезжающие бросались к тому, кто не мог подняться в вагон,

создавая еще большую давку. Чемодан после поисков внизу, в конце концов, находился наверху в вагоне. И все это столпотворение происходило в течение 1-2 минут.

Проводники, держа красные флажки, зорко смотрели, когда все вещи будут закинуты и все пассажиры окажутся наверху, и тогда меняли красные флажки на желтые. Это было сигналом для машиниста трогаться.

В эти августовские дни я приходил помогать знакомым грузиться практически ежедневно. Даже известную сноровку успел приобрести.

В тот памятный августовский день, мы с нахимовцем пришли провожать очередных знакомых – закидывать вещи и подсаживать стариков, поодаль стоял Петька Сороконожка со своей шпаной, они каждый день приходили к поезду и наблюдали за происходящим. Петька к этому времени стал моим другом и все время искал моего общества. Всё было, как обычно, как вдруг ...

Мое сердце чуть не остановилось. Оно вдруг громко стукнуло, потом стукнуло не в ритм еще раз, потом затрепетало, а потом снова начало стучать так громко, что мне показалось, его стук слышит вся станция. Среди группы провожающих я увидел ту самую девушку, которая играла в волейбол, а потом пришла на танцы.

Все эти дни я безуспешно пытался ее найти. Даже ребятам говорил, что ищу девушку, но не могу её встретить. Ее нигде не было, но я верил, что встречу ее и познакомлюсь.

Железнодорожная станция была одним из наиболее вероятных мест встречи. И вот я вижу ее.

93

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Она стоит вместе со своей юной подругой, которую я уже видел

на танцах, в окружении парней и девушек, и они смеются над чем-то. Им весело. Видно, что уезжает ее подруга, и провожают именно ее, а рядом с ней стоит Семен.

Почему Семен? – подумал я. После отхода поезда мы пошли за ней. – Ребята, эта та самая девушка, – говорю я нахимовцу и Петьке,

– мы пойдем провожать ее, сколько бы народу с ней ни пошло. Мне надо обязательно познакомиться с ней.

Домой она шла с Семеном. Провожающие ее ребята и девушки быстро разошлись, а мы пошли за ними по дороге, которая постепенно поднималась вверх, на холм. Она вела в сторону, противоположную моему дому.

– Вот где она живет, – думал я, – совсем не там, где я искал. Я видел, что девушка заметила, что их сопровождают две группы

парней. Семен оглядывался и наверняка нас узнал. Нахимовец и я шли на расстоянии 15-20 шагов за ними, а дальше за нами шел Петька и 3 человека из его шпаны. Мы с нахимовцем тихо разговаривали.

– Мне очень нравится эта девушка, – сказал нахимовец, – Мал ты еще, дружок, – подумал я, а вслух произнес: – Пора знакомиться. Мы окликнули Семена, и он подошел к нам. – Ты давно знаком с ней? – спросил я. – Как ее зовут? Познакомь

меня с ней. – Мне нравится другая девушка, которая сегодня уехала. Ее зовут

Нета. А эту девушку зовут Люба. Я ее просто провожаю домой. Пока мы разговаривали, Петька близко подошел к нам и, глядя на Семена, явно выражал свое неудовольствие его присутствием. Я знал, что он Семена на дух не переносит. Но мне было не до Петьки.

Мы с Семеном вдвоем подошли к девушке. – Вот Миша хочет с Вами познакомиться, сказал Семен каким-то

фальшивым голосом. – Миша, – представился я, – и не знал, что сказать еще. Только

глядел на Любу и не мог отвести глаз. А язык онемел. Только мы двинулись дальше, как нахимовец позвал нас с

Семеном. Мы отошли назад, а Люба осталась стоять одна. – Петька не хочет, чтобы Семен провожал Любу, – сказал

нахимовец. Я подошел к Петьке. – Почему? – спросил я. – Он плохой человек, – ответил Петька. – Если он не уйдет домой,

мы его будем бить.

94

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Я вернулся к Семену и передал ему Петькины слова. А от себя

добавил, что мы его в обиду не дадим, потому что Петька не должен диктовать, что кому делать.

– Нет, я пойду домой, – сказал Семен. – Люба – не моя девушка, я гулял с Нетой. Я провожал Любу только потому, что он была одна. Больше было некому. Он посмотрел на Любу, повернулся и пошел.

– Что происходит? – издали спросила Люба, видя, что Семен уходит.

– Мы с нахимовцем подошли к Любе. – Люба, он хочет с Вами познакомиться, сказал я. – А Семён

захотел почему-то пойти домой. Но Вы не волнуйтесь, мы Вас проводим.

Меня беспокоил Петька. Несмотря на то, что Семен сразу ушел, Петькина шпана все равно могла его побить. На всякий случай, я приостановился и дождался Петьку. Оказалось, что за Семеном никто не пошел. Он ушел, и больше я его вообще никогда в жизни не видел, ни в Игналине, ни в Ленинграде.

Я вернулся к Любе и нахимовцу. Люба выговаривала нахимовцу, что все это выглядит некрасиво, что мы решаем за нее, с кем ей ходить и с кем знакомиться. Я объяснил ей ситуацию. И сказал, что Петька считает Семена очень плохим человеком.

– Это ничего не меняет, – сказала Люба, – я сама могу решить, с кем мне ходить, а с кем не ходить.

В это время мы уже подошли к Любиному дому. Люба сказала «До-свидания», и исчезла в доме.

– Как-то все нехорошо, – подумал я. – Нет, так нельзя все оставлять.

Я замечал за собой, что в критические минуты, у меня появлялись и правильные мысли, и неожиданные решения.

Я повернулся к нахимовцу: – Иди с Петькой, сказал я. Мне тут надо сделать еще одно дело. Они ушли. Я выждал несколько минут и постучал в окно, где

зажегся свет. Люба открыло окно. Видно было, что она очень удивилась, увидев меня.

– Люба, – сказал я, – мы не поговорили. На завтра мы с моей младшей сестрой наметили какую-то краеведческую экскурсию. Пойдемте с нами.

Это был правильный шаг. Как впоследствии оказалось, Люба с удовольствием откликалась на все мероприятия. Она согласилась и теперь. Мы попрощались, и я ушел.

95


Первая прогулка - втроём Игналина, маленькое местечко, недавно ставшее городом,

находится в очень красивом месте. Красивых мест в окрестностях было много, и они манили своей прелестью. Правда, в те далекие годы туризма практически не существовало, а для дачников специально никто ничего не делал. Так что, это была первозданная, а не придуманная красота, на которую моя душа живо откликалась.

Имя Игналина связано с красивой легендой об Игнасе и Лине, так называют два кургана возле которых в 1866 году была проложена железная дорога и начал строиться город, окружённый озёрами и лесами.

В 50-х годах там, кроме маслозавода, другой промышленности не было, но был музей пчеловодства.

Впоследствии в 40 км от Игналины построили Игналинскую ГЭС, которую сегодня закрывают, поскольку она выработала свой ресурс, но поговаривают о строительстве другой АЭС, т.к. электроэнергии в округе нехватает.

Мы с Аллочкой зашли за Любой, и я их познакомил. Почему-то Аллочка обняла Любу и очень крепко поцеловала. Это вызвало удивление и у меня, и у Любы, но Люба не показала виду.

– Аллочка – уже большая девочка, ей 13 лет. Она все время тянется за мной, но я ее беру с собой редко. А тут вдруг взял, да еще познакомил со своей девушкой. Вот она и поцеловала Любу от избытка чувств, – думал я.

Прогулка удалось. Мы с Любой все время разговаривали. Неловкость, которую мы ощущали накануне во время нашего забавного знакомства, да и сегодня с утра, быстро прошла. Мы говорили и говорили, и не могли остановиться. Но вот, о чем, убей меня бог, не помню.

Пришло время возвращаться. Назавтра мы уезжали в Вильнюс, а из Вильнюса ехали обратно через Игналину в Ленинград. Как оказалось, Люба в Игналине должна была сесть на тот же поезд, которым мы ехали в Ленинград. Так получилось совершенно случайно, но я был этому очень рад. Правда, пока было неизвестно, в какой вагон она получит билеты. Но это уже были детали, которые меня не волновали.

А вот, случайно ли? Или всё же какая-то высшая сила настойчиво сводила нас?..

96

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой

Ночь между вагонами Мы подъезжали к Игналине. Я стоял в тамбуре вагона и

выглядывал из-за плеча проводницы, выискивая Любу. Я увидел ее с огромным букетом цветов в одной руке, из-за которого ее почти не было видно и мешком яблок – в другой. Рядом с ней был нахимовец.

– Наверное, это он принес ей цветы, – подумал я, но я был рад тому, что ее проводили и посадили на поезд. Меня ни она, ни нахимовец, ни Петька Сороконожка, стоявший на своем обычном месте около деревянного здания станции, не увидели, потому что посадка в наш вагон была сродни штурму, и мне пришлось уйти вглубь вагона.

Вагон, куда села Люба, был далеко не рядом с моим, но через пять минут я уже был рядом с ней. Она обрадовалась мне. Я пристроил ее вещи под нижнюю полку, и мы пошли разговаривать.

Поезд был битком забит людьми. Вагоны, в которых мы ехали, назывались комбинированными, или общими. В каждом отсеке с одной стороны, вдоль окна трое сидело на нижней полке и по одному на верхней и средней полках. С другой, большей стороны – открытом купе, - по трое сидели внизу, и четверо лежало на полках – средних и верхних. Еще 10 человек. А всего в каждом отсеке было 15 человек и таких отсеков было 14. 200 человек в вагоне. Люди стояли, сидели, лежали, и поговорить нам было негде, а так хотелось.

Мы вышли в тамбур, но и там стояли люди и курили. Тогда мы открыли вагонную дверь и вышли на переход между вагонами. Буфера были закрыты стальными листами, которые то наезжали при движении друг на друга, то чуть расходились. Было очень шумно. Но зато рядом с нами никто не стоял.

Ночь была теплая, мы говорили-говорили и не могли наговориться. Любочка рассказывала о себе, и я тоже. Изредка мы сторонились, пропуская людей, переходивших из вагона в вагон, и снова начинали говорить.

Между нами возникла какая-то внутренняя связь. Мы должны были рассказать друг другу всё о себе. И мы рассказывали, вспоминая мельчайшие подробности своей жизни. Жизни в Ленинграде до войны, жизни во время эвакуации в военные годы, учебу в школе, поступлении в институт, жизни в Ленинграде. К утру у меня было чувство, что мы, наконец, рассказали друг другу о себе все.

Было шумно, и приходилось напрягать голос, я осип, но не обращал на это внимания. Но мы были уже на ты, и я звал ее не иначе, как Любочкой.

97


Любочка сняла комнату в нашей квартире Люба жила у бабушки с дедушкой на Васильевском острове в

коммунальной квартире, но туда возвращалась семья ее тети, младшей их дочери. Пока ее муж служил в Советской группе войск в Германии, тетя Соня с двумя детьми, Лёней и Эллочкой жила там же, – теперь вся семья возвращалась.

Я вспомнил, что наша соседка по квартире на ул. Восстания Марьяша (Мария Абрамовна Молдавер) говорила, что с удовольствием сдала бы угол студентке, и сказал Любочке об этом.

На следующий день, Любочка приехала посмотреть, и ей подошло. Она немедленно переехала к Марьяше и стала жить в одной квартире с нашей семьей.

Потом надо мной подшучивали, что я быстро перевел Любочку поближе к себе для удобства. Мне было все-равно. Пусть шутят. Любочку этот угол тогда устраивал, хотя в ее распоряжении у Марьяши был только диван и краешек стола.

А я был счастлив. Любочка была теперь рядом. Я ее познакомил с мамой. Я видел, что Любочке мама понравилась, видел, что и она понравилась маме. Но когда Любочка ушла, мама, посмотрев на мое счастливое лицо, осторожно сказала:

А тебе не кажется, что она немного легкомысленна? – Ты была неправа тогда, мамочка. Не знаю, какого спутника

жизни ты хотела для меня. Думаю, что подходящей, с твоей точки зрения, женщины ты бы для своего сына никогда не нашла. А я тогда не ошибся. Да и не думал тогда об этом. Я просто без памяти влюбился в Любочку, и больше меня ничего не интересовало.

Так счастливо закончилось лето 1954-го.

Пишу через 54 года после встречи Я начал писать эти строки 5 января 2008 года в Калифорнии.

Сейчас полдень. На дворе дождь. Но с утра было солнце, и мы гуляли по Кроссвуду (дубовая роща, где мы живём).

На всех дорожках лежали обломанные ветки деревьев, иногда очень большие. Два-три небольших дерева сломало у самой земли, и они лежали – молчаливые свидетели вчерашней бури. По прогнозу и сегодня должен быть сильный ветер, но пока его еще нет. А дождь моросит, и солнца уже нет и в помине.

Любочка слушает по радио оперу Верди «Бал-маскарад» с Хворостовским, прямую трансляцию из Метрополитен-опера. Она это любит с детства. Слушать оперы и классическую музыку – ее любимое занятие.

98

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой Я ушел к себе в кабинет, потому что у меня в голове все время

вертелись события полувековой давности. Да, то, что я хочу написать, было уже больше полувека назад, в середине двадцатого века. Древность, скажет молодой читатель. Для меня же все эти события живы. Они спрятаны где-то глубоко в моей памяти и оживают, когда я вспоминаю те времена.

Учиться никогда не поздно Мы с Любочкой уже два с половиной года учимся в Сиерра

Колледже, и сейчас у нас зимние каникулы. Мы занимаемся, во-первых, английским языком – Любочка совершенствует его, а у меня дела обстоят похуже, – я плохо понимаю английскую речь, улавливаю лишь отдельные слова. Прогресс есть, конечно, но уж очень медленный. Возможно, это связано с тем, что я уже несколько лет плоховато слышу, а аппарат не ношу, – он не помогает. Дело не в громкости, а в том, что речь для меня невнятна.

Мы учимся для себя. Любочка изучает психологию и науки о человеке и человечестве (Human development), главным образом, о детях. Ей это нравится. За последние полвека наука о человеке сильно продвинулась, а нам это было неведомо. Любочке же с ее врожденной способностью к педагогике все это чрезвычайно интересно. Тем более, что многие вновь открытые положения совпадают с тем, к чему она пришла самостоятельно, когда преподавала детям в школе французский язык.

Я изучаю программирование на HTML и XML, создание вебсайтов и работу с цифровой фотографией. Это непросто для меня, но мне нравится, и я с большим интересом изучил такие современные программы, как Дримвьювер (Dreamviewer 8) и Фотошоп (Photoshop CS3) и другие программы компании Adobe.

К своему удивлению, я спокойно прочитываю на английском языке толстенные учебники, правда понимаю, что вряд ли, создание сайтов или улучшение фотографии станет моей деятельностью. Но для себя я это точно буду использовать. В предстоящем семестре я решил изучать, помимо английского, еще два предмета: создание вебсайтов и прикладное рисование и дизайн. Предполагаю, что будет довольно трудно. Но мне хочется, и это решает вопрос.

Нам уже по 80, и 60 лет с момента нашей встречи Я впервые издаю свои книги, поэтому перечитываю все тексты,

исправляю ошибки и сомнительного качества выражения, а порой и что-нибудь дописываю.

99

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Вот и сейчас, читая о том, как я учился в Сиерра колледже,

понимаю, что можно кое-что добавить к написанному. Я проучился в колледже 4 года. Получил три сертификата.

Каждый из них означает, что я овладел одной специальностью, и могу работать по ней как специалист. Но мне это не нужно: какая работа в 80 лет?

Я могу делать сайты, изучил все программы компании Adobe, могу делать видеофильмы, не говоря уже о создании презентаций. Многое могу и многое использую в своей работе над воспоминаниями, но, конечно, далеко не всё.

2 ноября мне исполнилось 80 лет, и в этот день мы с Любочкой отметили не только моё, но и её 80-летие. На празднике были все три наши внучки, а также правнучка Диана (ей 10 лет) и правнук Алек, которому только 5 месяцев от роду. Его мама Надя, наша средняя внучка, с мужем живут и работают в Лондоне.

Моё главное занятие сегодня – воспоминания. Я их записываю и помещаю на сайт «proza.ru». Удивительно, но за них меня приняли в российский союз писателей. Видимо, дело не только в том, как они написаны, но и в том, что их читает более 50 тысяч человек.

И Любочка пишет. Причём мне кажется, что она пишет лучше меня. Нет, не кажется: так оно и есть. Почти всё, что он написала, тоже можно прочесть на сайте «proza.ru».

У меня много планов. Я ещё очень много не написал из того, что задумал. Но думаю, чтобы это осуществить, нужно прожить ещё лет десять. А я и хочу и прожить, и написать.

Душа моя пела Я возвращаюсь к событиям, происшедшим в 1954 году,

счастливейшую пору моей жизни, когда я познакомился с Любочкой и полюбил ее с первого взгляда.

Мы жили тогда впятером в одной комнате – папа, мама, Аллочка, Боренька и я – в большой коммунальной квартире №2 по ул. Восстания д.37, а Любочка в той же квартире снимала угол у Марьяши в очень маленькой комнате, спала на диване, а занималась на уголке обеденного стола.

Каждый день, возвратившись из Института, я заходил к Любочке, Марьяша деликатно пересаживалась от стола на кровать за занавеску, но, я чувствовал, ловила каждое слово, сказанное мной или Любочкой. Но мне достаточно было просто смотреть на Любочку, чтобы уже быть счастливым.

100

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.2 Встреча с судьбой А занятия и в моем Институте, и в Любочкином шли полным

ходом. И требовали они массу времени. А кроме них, еще было много других дел. Но мы с Любочкой в тот год проводили много времени вместе. И я ощущал каждой частичкой моей души, что жизнь, которой я живу, «прекрасна и удивительна!» Душа моя пела!

101


102

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня

Глава 3

КОМСОМОЛЬСКАЯ БОГИНЯ

НА СНИМКЕ: Володя Меркин (справа) и я на уборке картофеля

На уборку урожая Собрали курс в поточной

аудитории и начали распределять, кто куда поедет на уборку картофеля. Все мы были направлены в один из районов Ленинградской области, но в разные колхозы и совхозы. Нам сказали явиться завтра утром в рабочей одежде и вообще одеться потеплее. Объявили, что пробудем мы там весь сентябрь.

Никто нашего согласия не спрашивал. Нас посылали на

уборку урожая по решению Ленинградского Обкома КПСС и Ленинградского обкома ВЛКСМ. Только больные могли не ехать, но нужно было принести освобождение по болезни, заверенное подписью врача и печатью поликлиники.

У меня поездка на картошку никаких неприятных эмоций не вызвала. Мне это даже нравилось. Я знал, что в Ленинградской области населения почти не осталось после войны, и убирать урожай некому. Между тем, необходимо было обеспечить город овощами и картофелем, чтобы зимой не завозить из других областей страны. В деревнях Ленинградской области было совершенно плачевное положение, я это увидел вскоре своими глазами.

Во время войны и сразу после нее многие сельские жители переселились в Ленинград. В Ленинграде было много свободного жилья, ведь во время блокады погибло очень много его жителей. Сколько точно, – неизвестно и сегодня. По одним данным от 650 до 850 тысяч, по другим свыше миллиона. Но вряд ли кто-нибудь из сельских жителей, ушедших в Ленинград, вернулся на село.

103

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Тому было две основные причины: Во-первых, сельскому жителю, работнику колхоза или совхоза,

трудно было получить паспорт, – его без разрешения председателя колхоза (директора совхоза) и председателя сельсовета получить было нельзя, т.е. крестьянин был фактически крепостным. Конечно, вырвавшись из этого крепостничества, сельский житель не желал закрепощаться вновь и оставался жить в город, где его паспортом никто не распоряжался.

Во-вторых, деревня при советской власти, особенно в Ленинградской области, жила впроголодь, а то и просто голодала. Коров обобществили, держать корову-кормилицу было трудно, так как крестьянин облагался высоким налогом, а кормить корову тоже было нечем, – надо было вымаливать у председателя колхоза право покосить где-нибудь на обочине траву, ведь вся земля принадлежала колхозу или совхозу. Заготовить корове на зиму корм было очень трудно.

Вообще с индивидуального подворья крестьянина, будь он даже членом колхоза «драли три шкуры» – молоком, яйцами и т.п. – многое нужно было сдавать государству. А в таком городе, как Ленинград, было нетрудно пойти работать, так как рабочей силы, сколько я помню, всегда нехватало. На зарплату же, худо-бедно, но прожить было можно.

Мы увидели бедную деревню с покосившимися домами, прохудившимися крышами. В части домов жили одни старики. Все, кто был помоложе, уже в деревне не жили. Другая часть домов была заколочена, там уже никто не жил. Кому же было работать в поле? Посеять рожь и пшеницу, посадить картофель можно было механизаторам, которые были собраны в специально созданные машинно-тракторные станции (МТС), а вот для того, чтобы убрать урожай, нужны были люди. Этими людьми каждый год были рабочие и служащие, которых привозили из города. Убирали урожай и мы, студенты.

Каждый год (кроме первого и последнего), пока я учился, я ездил на уборку урожая на месяц, а то и на полтора. Заканчивали уже с морозами, но все равно урожай собрать не успевали. И не потому, что он был обильным. Нет, он был весьма скуден, урожайность была крайне низкая. Просто засеяно было иного, но при сборе урожая было много ручного труда, и мы не успевали. И каждый раз мы задавали себе вопрос: «Почему не посадили на меньшей площади?»

104


В гареме нежился султан Нас поселили в большом сарае. Вход был посередине, слева за

занавеской были девочки, справа тоже за занавеской – мальчики. Вечером, когда нас привезли, мы улеглись на сене. Утром, побывав в наскоро сколоченных туалетах и помывшись из рукомойников на «20 сосков», мы построились и получили от председателя колхоза задание убрать огромное поле картофеля.

Нас покормили тут же на улице, где были сколочены столы и лавки. Покормили тушеной картошкой со свининой. Еда показалась нам очень вкусной. Нас потом здесь кормили постоянно этим блюдом два раза в день – утром и вечером. Обеда не было, – не носить же его в поле студентам. Но к картошке давали большой ломоть хлеба, и на стол ставили большие чайники или бачки с заваренным сладким чаем. Другой еды не было.

Должен сразу сказать, что мы старались. Не лодырничали, вносили какие-то элементы состязательности. Вначале, в первые пару лет часть студентов вставала на копку картофеля, другие подбирали, складывая его в большие корзины. Потом появились лошади с плугами, которые поднимали пласты земли с картофелем и переворачивали его, а мы все подбирали, иногда в дождь приходилось выковыривать картофель из пластов земли. Еще позже появились первые картофелекопалки, – стало легче подбирать, но качество уборки стало значительно ниже, поскольку картофелекопалки оставляли много картофеля в земле, - и, соответственно, урожаи, которые и так были невысоки, упали еще ниже.

Оплаты за труд нам не полагалось никакой. Нашим начальникам, а начальниками у нас были молодые преподаватели института, говорили, что они нас кормят, и еда стоит дороже, чем колхоз заработает на картофеле. Я тогда не понимал, да и сейчас не могу взять в толк, почему? То ли закупочные цены на картофель были крайне низкими, то ли еда, которую нам давали стоила так дорого.

Редкие колхозники, убиравшие другие культуры, получали за работу не деньги, а трудодни, потом на заработанные трудодни им выдавали пшеницу, рожь, тот же картофель, но никогда не давали денег. Колхозники нам жаловались постоянно, что оплата их трудодня просто нищенская.

Вечером, к темноте мы возвращались домой, в свой сарай. В первые несколько дней мы очень уставали, но потом молодость взяла свое, мы выпустили стенгазету со смешными картинками и шуточными стихами.

105

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Когда я был на третьем курсе, в сентябре 1954 года, мы тоже

убирали картошку и тоже жили в сарае. Мы уже научились не обращать внимания на бытовые условия и даже в сарае наводить некоторый уют.

Помню, мы привезли с собой ватманские листы бумаги, цветную тушь, краски и украсили помещение шуточными лозунгами типа: «Лучше переесть, чем недоспать!»

Перед занавеской на половину девочек повесили плакат: «Входя, – окультуривайся, выходя, – прими прежний вид». А перед входом на мужскую половину висел плакат: «Долой технику!», и все понимали, что употреблять нецензурные выражения не следует.

Без юмора там, на уборке урожая жить было нельзя, условия-то, в общем, были на грани невозможного.

Некоторые студенты любыми путями с помощью мам и пап доставала медицинские справки с освобождением от сельскохозяйственных работ. Я никогда не пытался достать такую справку и никогда не ныл. Мне нравилась такая лагерная жизнь. Хотя, когда просыпались мы, вылезать из-под одеял на холоднющий воздух очень не хотелось, идти умываться холодной водой к «20 соскам» – тоже. Дело ведь было в сентябре, и даже начало октября мы порой прихватывали.

У нас уже была гитара, и вечерами мы пели у костра под нее песни. Очень любили петь студенческие: «Султан», «Крамбамбули», «Раскинулся график по модулю пять», «В имении в Ясной Поляне», «Гаудеамус», «Там, где Крюков канал и Фонтанка-река», «В скучные минуты Бог создал институты», «Шекспир – в массы», «Коперник целый век трудился» и ряд других.

Вариантов каждой песни много, потому что их пело не одно поколение студентов, но я, естественно, запомнил лишь тот вариант, который пели мы, даже если есть варианты получше.

Уборка урожая уже подходила к концу, и однажды вечером, когда, мы, после ужина, как обычно, пели песни, к нам нагрянуло начальство – председатель колхоза, секретарь партбюро колхоза и еще человека три. Они присели рядом и сделали знак, чтобы мы продолжали петь. Потом сказали, что они приехали поблагодарить нас за хорошую работу и что они особо отметят студентов, которые трудились, лучше других. Они попросили наше студенческое начальство дать списки таких студентов. Потом они зашли в сарай посмотреть, как мы тут жили. У нас там был порядок, несмотря на то, что многие уже собирались ложиться спать, а некоторые студенты уже спали, – не все любили петь песни у костра.

106

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Гости обратили внимание на наши лозунги, а секретарь

партийного бюро их даже переписал. - Понравились, – подумал я. Оказалось, совсем другое. К Новому году в партком института

пришло письмо из колхоза, где мы работали. Но, вместо благодарности, пришел… донос. Председатель колхоза и секретарь партбюро обращались к руководству института и парткому с просьбой разобраться со студентами, которые работали у них в колхозе. В письме было написано, что мы пели песни, которые советским студентам петь нельзя, и в качестве примера приводился «Султан». Песню они пересказали примерно так:

«Султан нежился в гареме, папа римский мог пить вино, как воду, а студенты приравнивали себя к ним и утверждали, что они могут делать и то, и другое».

Все наши лозунги были в письме приведены и разобраны. Некоторые из них были признаны ими пошлыми – «Входя, – окультуривайся!», другие политически вредными и противоречащими политике партии: «Долой технику!».

Хорошо, что на дворе уже стоял 1955 год. Письмо из парткома было передано в Комитет комсомола, а секретарь комитета передал его мне, предварительно прочитав и посмеявшись.

Меня в том году избрали членом Комитета, а Витя Пушкарев был секретарем комитета комсомола, и он, будучи лет на 10 старше меня, прошедший войну, прекрасно понимал, чем грозило бы это письмо еще года два тому назад.

Я сохранил это письмо, как памятник ушедшей эпохи доносов и репрессий.

Меня порадовало, что эта эпоха осталась в прошлом.

Занятия на третьем курсе мехмаша Мы начали изучать предметы, без которых нельзя было стать

инженером-механиком – среди них чуть ли не центральное место занимала теория механизмов и машин.

Математики больше не было, видимо, нам было достаточно научиться брать производные, рассчитывать интегралы и разлагать функции в ряды.

Не было и физики. Я слушал лекции по новым предметам, и не понимал, нравятся

они мне или нет. На лекции и практические занятия, на лабораторные работы я ходил исправно, но никаких дополнительных книг я не читал. Они были просто не нужны.

107

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Постепенно я перестал даже ходить в библиотеку института, не

говоря уже о библиотеке на Фонтанке.

Меня избирают в комитет комсомола института Когда на отчётно-выборном комсомольском собрании института,

предложили мою кандидатуру в Комитет комсомола института, в душе у меня были сомнения, мое ли это дело. Но я не отказался, и меня избрали. А когда на первом заседании комитета комсомола секретарь комитета Витя Пушкарёв предложил мне отвечать за культурно-массовую и спортивно-оздоровительную работу, я просто опешил.

Я не был ни заядлым театралом, ни меломаном, имена композиторов, писателей, поэтов, драматургов, художников, скульпторов, разумеется, знал, но никогда серьезно искусством или литературой не увлекался. В общем, у меня были абсолютно верхушечные знания, и я это понимал.

Поговорить на тему я мог, а серьезных знаний не было. И спортсменом выдающимся я не был, хотя у меня были первые

разряды по шахматам и шашкам. Я честно сказал обо всём этом на заседании.

Мне ответили, что того, что я знаю, достаточно. Что мне предстоит чисто организационная работа. И сказали, что надо работать совместно с Профкомом, так как у них есть деньги, и они оплачивают все проводимые в институте культурно-массовые и спортивные мероприятия, да и организуют, как правило, все сами.

И меня избрали ответственным в Комитете комсомола за культурно-массовую и спортивную работу.

С Виктором Пушкаревым мне работалось легко. Он был всегда очень внимателен со мной, терпеливо выслушивал идеи, которые били из меня фонтаном, отбирая те, которые ему казались реальными. Но таким терпеливым и внимательным он был не только со мной, а со всеми. Всегда выслушивал до конца, не перебивая, а потом беседовал очень тихим голосом и очень доброжелательно.

Мы с Любочкой Избрание в Комитет комсомола не изменило сильно стиль моей

жизни, потому что не отнимало много времени. Я, по-прежнему, ходил на все лекции и практические занятия, не пропуская занятий. Но времени для самостоятельной работы стало меньше. Да и мысли все время были о Любочке. О ней я постоянно думал, но видел ее только вечерами и в воскресенье.

108

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Появляясь дома часов в семь, а то и восемь, я сразу заходил в

комнату Марьяши, где она жила. Марьяша деликатно вставала из-за стола, стоявшего перед окном, – там она обычно сидела слева, и деликатно удалялась на свою кровать, стоявшую слева в комнате. Справа за столом занималась Любочка. Она немедленно переставала заниматься, мы садились рядышком на диван, и у нас всегда были интересные темы для разговоров.

Сначала я помнил, что Марьяша ловит каждое наше слово, потом я забывал об этом, и уже не обращал на нее внимания. Наступало время, когда Марьяша должна была идти спать, и мне приходилось покидать эту комнату.

В хорошую погоду мы выходили на улицу и гуляли по вечерним улицам Ленинграда, пока окончательно не замерзали.

Воскресенье мы теперь проводили вместе. Иногда выбирались в театр. В клубы и Дворцы культуры на танцы не ходили. Я все больше и больше влюблялся в Любочку и видел, что она отвечает мне взаимностью. У нас были абсолютно целомудренные отношения, а все мои попытки пойти несколько дальше немедленно и решительно пресекались.

Папа Колчин Теория механизмов и машин (мы называли этот предмет ТММ) –

считалась очень важной для подготовки инженеров-механиков, читал ее для нас сам заведующий кафедрой ТММ профессор Колчин (1894-1975).

Николая Иоасафовича Колчина за глаза, любя, называли папой Колчиным. Высокий и полный, даже несколько пухлый, с детским выражением лица, он читал лекции несколько отстраненно, как будто для себя, не обращая никакого внимания на аудиторию. По-моему, он ни разу не посмотрел на студентов вообще и на какого-нибудь студента персонально.

Он поражал тщательностью изложения, обстоятельно объясняя каждый поднимаемый вопрос. Все было разжевано у него до последнего и разложено по полочкам. И на экзаменах ему надо было тоже объяснить все детали. Если студент чего-то упускал, следовал вопрос, и уйти от ответа было невозможно.

Курсовые работы по ТММ было легко делать, и у меня с ними проблем не было никаких. Особой любви у меня этот предмет не вызвал, но и неприятных чувств тоже не было. Когда мы прошли полный курс, я с удивлением обнаружил, что я запомнил абсолютно все – редкое чувство. Так у меня раньше бывало лишь с математикой.

109


Политэкономия капитализма Из других предметов запомнилась политэкономия капитализма.

Основ марксизма-ленинизма больше не было, вместо с них, мы изучали политэкономию капитализма, которая укладывалась, по крайней мере, для меня в формулу Маркса: Товар – Деньги – Товар. Она должна была дать нам понимание капитализма, как отжившего экономического строя с его частной собственностью и эксплуатацией человека человеком.

В нас вдалбливали это понятие, и даже сегодня мне не надо никуда заглядывать, чтобы написать его.

В Советском Союзе частной собственности не было. Личная была, а частная была «изжита». Все принадлежало народу. Правда, управляло этим государство. Да народ и государство для нас практически были синонимами, потому что фабрики и заводы были не народными, а государственными предприятиями.

Правда, тогда ещё (до 1956 года) существовала промысловая кооперация (промкооперация). В её системе было свыше 100 тысяч мастерских и других мелких промышленных предприятий. Там работали почти 2 миллиона человек. Эти предприятия давали почти 6% валовой продукции промышленности, например, до 40 % всей мебели, до 70 % всей металлической посуды, более трети верхнего трикотажа и почти все детские игрушки. В систему промкооперации входило 100 конструкторских бюро, 22 экспериментальные лаборатории и 2 научно-исследовательских института. Существовала и кооперативная торговля, которая могла заготавливать овощи, фрукты, семена подсолнечника и кое-какие другие сельхозпродукты. Никаких мелких лавочек и лавочников, никаких частных магазинов.

Мы должны были дома чего-то читать, что-то конспектировать, а в институте на групповых занятиях писать контрольные. Одну такую я запомнил, потому что со мной случилось впервые то, чего раньше никогда не было. Когда нам раздали вопросы для контрольной и я их прочел, оказалось, что я довольно смутно представляю себе, о чем надо писать. Видимо, у меня не было времени посмотреть материал, а, может быть, я просто забыл, что надо его просмотреть. Так или иначе, но я был совершенно не готов к этой контрольной. Впервые в жизни я испытал чувства, прежде мне неведомые: я не был готов к занятиям, я не знал материал, в моей голове было пусто, даже идей никаких не было, что я должен написать. Я силился хоть что-нибудь вспомнить, но, видимо, и вспоминать было нечего, – я ничего не мог выудить из своей памяти.

110

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня – Хорошо, – подумал я, – пусть я не помню, но тогда надо что-

нибудь придумать. Если кто-то ответил на эти вопросы, почему бы и мне не сообразить, каков должен быть ответ.

Но, по всей вероятности, я не был Марксом, и то, что я в конечном счете написал, оказалось неверным. Хорошо еще, что не крамольным! Так или иначе, но оказалось, что вся моя группа завалила эту контрольную. Только одна студентка, Соколова, которая всегда еле-еле училась, поскольку у нее был ребенок, получила свою троечку. По этому поводу я сочинил песенку про нее, где были такие слова:

Ты только одна, одна виновата, что в группе не полный завал.

Так что, хоть и редко, но бывали и со мной подобные эксцессы. Интересно, что в США Карла Маркса считают выдающимся

экономистом, и его теорию изучают в колледжах и университетах, правда, наряду с другими теориями.

Моя работа в комитете комсомола Все больше и больше втягивался я в повседневные дела комитета

комсомола. Помню, как я пришел первый раз в свои часы в комитет. – У каждого члена комитета должны быть часы, когда он после

занятий должен находиться в комитете и работать с комсомольцами, – объяснил нам Витя Пушкарев. – Два раза в неделю.

Я совершенно не представлял себе, как и с кем я должен «работать»: какие комсомольцы ко мне придут, какие вопросы мне зададут, какие проблемы передо мной поставят. Как, наконец, я буду их решать, если я ничего не знаю? Никто меня не инструктировал, прежнего члена комитета, ответственного за эту работу, я в глаза не видел, никаких «Дел» я не обнаружил. В первый же день я пришел с этими вопросами к Вите Пушкареву, но он мне ничем не мог помочь. Сказал только:

– Поговори с культоргами факультетов, там есть опытные комсомольцы, и познакомься с ответственным за эту работу в профкоме. Именно они всеми делами ворочают. А ты постепенно поймешь, что ты можешь и должен делать.

Именно этим я и занялся, Витя Пушкарёв всегда давал дельные советы: за две недели поговорил со всеми культоргами факультетов и познакомился с моим коллегой в студенческом Профкоме.

Вскоре я начал понимать, как и чем живет студент в политехе (так мы называли свой институт), какие проводятся музыкальные вечера, и кто их организует, какие читаются публичные лекции и на какие

111

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ темы, когда бывают вечера отдыха, где они проводятся и кто их организует, кто устраивает «культпоходы» в театры и как их надо заказывать, какие существуют кружки художественной самодеятельности и спортивные секции и многое-многое другое, кто и как организует спортивные соревнования.

Я понял, что культурно-массовая работа такого огромного ВУЗа, каким был ЛПИ (так мы тоже называли наш институт), должна во многом проводиться факультетами, и мне влезать в эту работу не следует, нужно только изучить ее, понять, где лучше, где хуже, и организовать обмен опытом, что я и начал делать с переменным успехом.

Общеинститутские мероприятия, которых все же было довольно много, действительно, организовывал либо профком, либо партком, и мне здесь надо было только участвовать в обсуждении планов и дополнительно оповещать комсомольцев факультетов о них, а весьма часто и организовывать «явку» их на непопулярные идеологические «мероприятия», которые организовывал Партком, типа лекций на тему: «СССР – страна победившего социализма!» А партком за явку комсомольцев спрашивал именно меня. Явку он расценивал как показатель политической зрелости комсомола.

В спортивных делах мне вообще нечего было поначалу делать, – там всеми делами руководил Спортклуб «Политехник», и моя помощь им нужна была только в привлечении комсомольцев к различным массовым мероприятиям, которые проводились время от времени в виде кампаний, например, «Все на лыжи!», «Каждому комсомольцу – значок ГТО!». ГТО был комплексом спортивных нормативов, который было необходимо выполнить каждому студенту, если он, конечно, не был больным или инвалидом. На втором курсе я тоже получил значок ГТО второй степени, а вот нормативы на первую степень оказались мне не по зубам.

Эрик Кремень и Юрий Ройтберг На институтских вечерах выступала наша художественная

самодеятельность. Я никогда не ходил ни в один кружок, но не потому что считал, что у меня нет никаких талантов. Напротив, я полагал (еще со школы), что мог бы быть чтецом-декламатором, потому что определенные стихи я читаю неплохо. Просто я считал, что это потеря времени.

А вот участвовать в постановке спектаклей мне никогда не хотелось. Петь же я никогда не умел.

112

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Но я всегда с большим пиететом относился к участникам этих

кружков и студий. Именно они всегда выступали на факультетских и институтских студенческих вечерах. Оплачивал труд их педагогов и стоимость реквизита студенческий профком.

Здания клуба в институте не было, все вечера проводились в Актовом зале, в Главном корпусе.

Часто вначале мы должны были выслушать какой-нибудь доклад, например, об очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Он длился минут сорок, а то и больше. Преподаватели, служащие и студенты, составляющие т.н. актив, вынуждены были «слушать» этот доклад, хотя на самом деле, кто дремал, кто был погружен в свои мысли. Конечно, новогодние вечера обходились без официальной части. Но концертная часть вечера была всегда.

Политехнический институт в те годы славился своими конферансье. Ими были студенты старшего курса какого-то (не помню какого) факультета Кремень и Ройтберг. Мне кажется, они сами писали себе репризы, причем они всегда были злободневны и вызывали бурные аплодисменты у зрителей. Репризы не могли быть и не были антисоветскими, но они так тонко критиковали нашу действительность, что придраться было не к чему.

Я познакомился с ними, и иногда прибегал к их советам, когда трудно было принять какое-нибудь решение. Чего-чего, а здравого смысла у них было много. На всю жизнь остались они в моей памяти, молодые, высокие, красивые ребята, талантливые артисты.

Недавно нашедший меня Марк Лабок, когда-то учившийся в 183 школе классом раньше меня сообщил мне, что он знал Юрия Ройтберга и Эрика Кремня:

«Мы стали друзьями с авторами студенческого обозрения ЛПИ "Липовый сок" - Юрой Ройтбергом и Зориком Кремнем. Юра женился, стал Аксеновым (по фамилии жены), окончил режиссерский факультет Театрального института и ушел в искусство. Одно время он был вторым режиссером в БДТ у Товстоногова, потом стал главным режиссером Театра комедии имени Н.П. Акимова».

А вот, что Марк Лабок написал в очерке История создания песни «Наш сосед». Он указал мне, что это написано на сайте народной артистки СССР Эдиты Пьехи: http://www.edyta-piecha.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1023:

"... Именно в Ленинграде пятидесятых годов, сразу после смерти Сталина, еще за три года до «оттепели» появились первые в стране

113

http://www.edyta-piecha.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1023

http://www.edyta-piecha.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1023

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ сатирические студенческие спектакли и обозрения - прообраз будущего КВН, такие, как «На Лоцманской, 3» (Институт водного транспорта, авторы - В. Розенцвейг и Б. Ройтман), «Липовый сок» (Политехнический институт им. Калинина, авторы - З. Кремень и Ю. Ройтберг), «По этажам ВМИ» (Военно-механический институт, авторы - А. Кац и О. Томсинский), «Мы из ЛИИЖТа» (авторы - М. Лабок и Л. Буланов) и, наконец, первый в стране спектакль-мюзикл «Весна в ЛЭТИ», снятый Ленинградской студией телевидения и показанный на весь Советский Союз".

Вернусь к Политехническому институту. В концертах, которые проводились в актовом зале Института, принимали участие пианисты, скрипачи, танцоры с высоким уровнем подготовки. Да и сами концерты были срежиссированы всегда весьма добротно. Комитет комсомола к этому не имел отношения, – все это были клубные кадры, оплачиваемые профкомом и частично институтом. Председателем профкома тогда был Шлыков, высокий худой парень лет двадцати восьми, очень деловой и вечно чем-то озабоченный.

А вот культорга профкома совсем не помню. Мне кажется, он ничего не решал, потому что по всем вопросам я обращался к Шлыкову. А, может быть, такой был стиль его работы?

После лекции и выступлений самодеятельных коллективов стулья отодвигались к стенам, и начинались танцы, на которые иногда приглашался какой-нибудь недорогой коллектив музыкантов из 3-4 человек.

Джаза тогда все еще не было, поэтому ни фокстрота, ни танго не было и в помине. Я научился кое-как примитивно танцевать бальные танцы, а вот вальсировал с удовольствием, правда, только в одну сторону.

Новогодний вечер На Новогодний вечер я пригласил Любочку. На этот вечер

пришли и ее друзья, вежливые, хорошие, спокойные ребята, с которыми она меня решила познакомить. Один из них Леша Давыдов был весьма красив, в нем было что-то цыганское.

Они все, как оказалось, тоже учились в Политехническом, причем даже на мехмаше, но на старших курсах – Володя Вайсбург, Саша Интриллигатор (вот это фамилия!), Муля (а вот его фамилию я не помню), Леша Давыдов. Я видел, что они внимательно изучают меня, стараясь не подать виду, и о чем-то переговариваются между собой. Мне это было все равно. У меня не было комплексов, и я не нервничал и не ревновал Любочку тогда ни к кому. Наоборот, я оценил ее компанию.

114

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня – Мне понравились эти ребята, – сказал я Любочке, когда мы

ехали домой на трамвае.

Наступил 1955 год. Конформизм и любовь Я уже привык к тому, что год начинается с экзаменационной

сессии. Как ни странно, но в зимнюю сессию в январе 1955 года, когда я подналёг на предметы, у меня были только отличные отметки. Мне как-то было очень легко и просто, хотя я не мог теперь сказать, что я что-то изучал с большим интересом. Я слушал лекции и читал учебники и мне не хотелось прочитать что-либо еще по этим вопросам. Просто слушал, читал и запоминал. И иногда злился на себя, мне казалось, что я трачу время попусту, изучая то, что мне не нравится.

Оглядываясь назад, сегодня я вижу, каким я был конформистом. Да, это точно, был им. А вот почему я им стал? Почему продолжал изучать нелюбимые предметы и даже сдавать экзамены по ним на отлично?

Теперь я думаю, что я понимал тогда, что изменить ничего было нельзя. Только хуже себе мог бы сделать. Так и учился, как бы по инерции.

Но если я раньше и жил по инерции, то теперь у меня в жизни появилось и заняло почти всю мою душу, что-то новое и очень важное для меня, – заняло и уже никогда не уходило: свет, который озарил мою жизнь, тепло, которое грело душу, магнит, который постоянно ее притягивал – моя Любовь. Вот это было самое главное в моей тогдашней и, как оказалось, всей последующей жизни.

Почему я написал «заняло почти всю мою душу»? Да потому что работа в комитете комсомола мне тоже грела душу. Мне нравилось продумывать вопросы. Нравилось придумывать что-то новое. Нравилось организовывать какое-нибудь дело так, чтобы всё предусмотреть, чтобы быть гарантированным от срыва. Нравилось знакомиться с новыми людьми. Нравилось беседовать и советоваться. Нравилось анализировать недостатки и ошибки. Нравилось принимать решения. Я не отдавал себе в этом отчета, но сегодня я понимаю, что именно тогда получили толчок и начали развиваться дремавшие во мне задатки менеджера.

Строю стадион Политехнического Между общежитиями института на Прибытковской улице и

парком Сосновка был большой пустырь. Он удивил меня еще тогда, когда я в первый раз на трамвае приехал в институт сдавать

115

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ документы. Потом мне объяснили, что здесь будет построен спортивный комплекс, но на него нет денег.

Став членом комитета комсомола, ответственным не только за культурно-массовую, но и за спортивную работу, я попросил в административно-хозяйственной части какую-нибудь документацию на этот комплекс.

К моему удивлению какой-то эскизный проект действительно был. Я долго смотрел его, перебирая детали проекта, понял, что в центре будет стадион с небольшими трибунами, и вдруг у меня возникло совершенно фантастическое желание, во что бы то ни стало начать строительство стадиона. Я понимал, что своими руками студенты полностью стадион не построят, но ведь есть работы, которые мы, строившие Оредежскую ГЭС, можем выполнить.

Может быть, тогда, когда мы начнем, – подумал я, – нам начнут выделять деньги. Как же так, такой крупный институт, – и полное отсутствие спортивной базы.

С этой идеей я пришел к Виктору Пушкареву. Он посомневался, но все же сказал: «Попробуй». Я еще решил сходить в партком к тому члену парткома, с которым наиболее часто контактировал по разным вопросам. Выслушав меня, он сказал:

– Мешать не будем. С чего мы должны начать? Это было, на мой взгляд, очень важно.

Было совершенно ясно, что никаких зданий мы построить не можем. И тут ко мне пришла еще одна мысль, – надо спланировать площадь под стадионом, чтобы она приобрела такой вид, как в проекте. А в проекте была предусмотрена обваловка по всему периметру стадиона.

– Да, – подумал я, – если это сделать, все будут видеть очертания стадиона, это можно будет сфотографировать и объявить, что студенты, не дождавшись выделения средств, решили строить стадион своими силами. Об этом можно будет написать в газете, рассказать по радио. Словом, ректору будет проще добиваться выделения хоть каких-нибудь средств, чтобы начать строительство официально. Теперь мне было ясно, что и кому я могу все это изложить.

Я пошел к заместителю директора по административно-хозяйственной работе Б.П. Бельтихину. Со времени моего поступления в институт, мы с ним ни по каким вопросам не сталкивались. Да и сейчас я бы с удовольствием избежал встречи с ним. Но никакой робости или какого-либо неудобства я не испытывал. Я попросился к нему на прием, и практически сразу был принят.

116

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня – Узнал или не узнал? – подумал я, здороваясь и представляясь.

В глазах его что-то промелькнуло, но внешне черты его лица остались спокойными. Он не показал, что мы уже встречались.

– Узнал! – решил я. – Как же он теперь будет себя со мной вести? У меня было важное с моей точки зрения дело, но мне,

одновременно, была очень интересна и сама ситуация. Взяточник через два года видит не просто свидетеля своего преступления, а фактически самого взяткодателя. А он, этот взяткодатель, еще оказался сейчас членом комитета комсомола. Вряд ли душа Б.П. Бельтихина была спокойна в этот момент. Наверняка он думал: «Зачем он ко мне пришел? Что будет просить?»

Я сел за приставной столик и коротко изложил свою идею. Сказал и о позиции комитета комсомола и парткома. И попросил выделить бульдозер для обваловки и создать бригаду студентов из 3-5 человек, которая бы помогала бульдозеристу, но имела переменный состав, бригада работала бы 2-3 дня, а потом бы менялась, чтобы не помешало занятиям.

Бельтихин с минуту обдумывал, глядя на меня маленькими глазками. Его одутловатое лицо за эту минуту сменило несколько выражений. Я видел, что ему очень хочется отказать, но он отбросил эту мысль.

Наконец, он принял решение. – Выделю, – не сказал, – буркнул он. – Хорошо, – сказал я, – вот мой телефон. Ни он, ни я не сделали попытки подать руку - ни когда

здоровались, ни когда прощались. Через неделю на пустыре уже работал бульдозер. Нашлись и

студенты из числа отчисленных, которые работали с бульдозером.

Знакомство с Марленом Нахапетовым Марлен Нахапетов вошел в мою жизнь как-то незаметно. Точно

не помню, на каком он учился факультете, но совершенно точно помню, что он не был комсомольским активистом. Ему почему-то нравилось то, что мы называем культурно-массовой работой. Он нашел меня и объявил, что он хочет мне помогать. И после этого я впоследствии видел его чуть не каждый день. Он находил меня и изъявлял желание помочь: то куда-то пойти, то чего-то передать. Это было вначале.

Потом я стал давать ему возможность выполнить самостоятельно какую-нибудь часть работы. Он старательно делал ее. Со временем он стал незаменимым, и я был рад, что у меня появился такой хороший помощник.

117

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Часто мы вместе бывали на мероприятиях, и он всегда был

скромен и отменно вежлив. Мне уже казалось, что наша работа, наша приязнь друг к другу переросла в дружбу. Да и он мне давал понять, как он ценит мое отношение к нему.

Правда, сам он никогда ничего не придумывал. Фантазировал и фонтанировал идеями я, а он смотрел на меня восхищенными глазами, и я, глядя на него, ощущая его поддержку, чувствовал себя еще уверенней, во мне возникало чувство убежденности в правильности решений, которые я предлагаю, пожалуй, даже непогрешимости, хотя, скорее всего, это было не так.

Заседания комитета комсомола Раз в 2 недели, а случалось и каждую неделю, мы заседали.

Много было «дежурных» вопросов. Мы принимали какие-то постановления и решения, которые готовились членами комитета, ответственными за какой-либо участок работы.

Перед рассмотрением любого факультетского вопроса на заседании комитета специально назначенная комиссия изучала эту работу, обнаруживала достижения и недостатки, и все это излагалось в соответствующей справке или проекте решения, в его констатирующей части.

После доклада секретаря факультетских бюро и содоклада председателя комиссии члены комитета задавали им вопросы, потом выступали – хвалили или ругали, вносили какие-нибудь предложения, часто весьма радикальные.

Потом подводил итоги Витя Пушкарев, и рассматривался проект решения, заготовленный заранее. Здесь на заседании он лишь чуть уточнялся. Там изобиловали формулировки: «... поднять», «... повысить», «... усилить», «... укрепить».

Я тогда считал, что такие заседания очень важны, потому что «обращают внимание» и «заостряют» важные вопросы. И я был горд поначалу, что принимаю участие в рассмотрении таких важных вопросов. Потом я понял, что к этим решениям после того, как они приняты, уже никто и никогда не обращается. Может, еще проверка и обсуждение полезны, но вот решения, какими бы они ни были толковыми, прекращают свое действие в момент их принятия.

Персональное дело преподавателя Персональные дела комсомольцев не были редкостью. Каждый

проступок вначале рассматривался на комсомольском собрании студенческой группы, потом – на комсомольском курсовом бюро, –

118

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня потом на факультетском бюро. Если там выносился выговор с занесением в личное дело комсомольца (учетную карточку) или если комсомольца исключали из ВЛКСМ, что случалось очень редко, тогда дело выносилось на комитет комсомола института, а затем и на заседание Сталинского райкома комсомола. В те годы (с 1952 года) район был Сталинским, потом, уже в 1962 году, ему вернули прежнее название – Выборгский.

У преподавателей и сотрудников комсомольская организация не делилась по факультетам, во главе её было бюро на правах факультетского. Эта организация тоже подчинялись нашему комитету комсомола. Обычно оттуда персональные дела не поступали, но однажды появилось и оттуда «Персональное дело Талалаева» (фамилию я намеренно исказил).

Суть его была такова. Молодой преподаватель (ему было 27 лет) был женат, но он не сошелся характером с женой и покинул ее. Детей у них не было. Он оставил ей все вещи и квартиру, где они жили, но какие-то его личные вещи в квартире еще оставались. Однажды он зашел за какой-то вещью, и жена уговорила его поужинать. Они выпили, и он остался у нее ночевать. Но утром он ушел и не захотел к ней вернуться. Тогда жена написала письмо в комсомольскую организацию Политехнического института, где Талалаев работал преподавателем, с просьбой вернуть мужа в семью.

Да, тогда возвращали в семью мужей с помощью комсомольской или партийной организации, которые довольно нетерпимо относились к распаду семейных отношений. Это называлось моральным разложением, даже если никакой другой женщины в жизни мужчины не было.

На собрании комсомольской организации преподавателей и сотрудников Талалаева исключили из комсомола. Более того, была принята рекомендация ректорату уволить его с работы, потому что он подаёт плохой пример молодым комсомольцам-студентам. Теперь нам предстояло либо утвердить это решение, либо смягчить его.

Замечу, что это был уже 1955 год. Еще 2-3 года назад никто бы и не задумался над этим вопросом. Исключили бы из комсомола и прогнали бы из института в два счета. Но время после смерти Сталина текло, и некоторые нормы жизни, казавшиеся незыблемыми, начали меняться.

Мы задумывались, а почему мужчина или женщина не могут разлюбить и разойтись по-доброму. Правда, говорили об этом с осторожностью, потому что приверженцев прежних взглядов было еще очень много, пожалуй, даже большинство, но, тем не менее, не молчали – говорили и сомневались.

119

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Вот и теперь кто-то из членов комитета комсомола подал голос: – И в чем усматривается его моральное разложение? Это был

вопрос секретарю бюро комсомольской организации преподавателей и сотрудников, который представлял это дело.

– Ну, я же читал формулировку, – сказал он. – Вот тут сказано: за развал семьи и моральное разложение.

– Не понял, – сказал дотошный член комитета, – развал семьи – это одно, но как можно наказывать людей за то, что у них не сложилась семья, что они больше не любят друг друга, или, по крайней мере, один не любит другого. И это не моральное разложение, это беда, которая пришла в семью. А в чем все-таки усматривается моральное разложение?

Теперь встает другой член комитета и говорит: – Я тоже считаю, что распад семьи нельзя отождествлять с

моральным разложением, но вот я считаю, что Талалаев проявил моральную неустойчивость, когда, выпивши, согласился заночевать с нелюбимой супругой.

А потом встает третий член комитета и произносит совершенно крамольные в тот период слова:

– А я считаю, что основу семьи – любовь – не возвращают с помощью комсомольской организации, и это будет совершенно аморально, если мужчина, не любя женщину, будет жить с ней как муж с женой. И мы не можем подталкивать Талалаева к совершению аморальных поступков. А именно это нам и предлагают сделать.

Насколько я помню, Талалаеву все же объявили выговор за аморальный поступок. Так был расценено то, что он остался ночевать. Я помню, как он в отчаянии говорил:

– Ведь я же выпил, понимаете? Я почти ничего не помню. Он получил выговор без занесения в личное дело, и с этот

выговор не надо было утверждать в райкоме. И не было в решении требования к Талалаеву вернуться в семью, как это зачастую, бывало раньше. И не ставили мы вопроса об его увольнении.

Первым, дотошным членом комитета, был я.

345 группа Когда я начал учиться на первом курсе мехмаша наша группа

получила номер 145. Первая цифра означала курс. Вторая – факультет. Третья – номер специальности: 1 – первый курс, 4- механико-машиностроительный факультет, 5 – технология машиностроения, металлорежущие станки и инструмент. На втором курсе группа автоматически получала номер 245, на 3-ем – 345 и т.д.

120

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Иногда в начале учебного года в группе появлялись новые

студенты, они переходили к нам, меняя специализацию. Иногда и от нас кто-то переходил на другую специальность.

Теперь в нашей группе учился один китаец и один румын. Имя китайца я не помню, он держался особняком и в разговоры не вступал, хотя в это время мы еще пели: «Русский с китайцем – братья навек!» и «Сталин и Мао слушают нас!»

Китайцев в Политехе училось много, но все были одеты в какую-то синюю форму, ходили своими стайками, и с остальными студентами, как правило, не разговаривали. Видимо, их инструкциями это запрещалось. У них была своя организация – землячество, где они часто бывали на собраниях. Учились они хорошо, с утра до позднего вечера корпели над учебниками, а на вечера не ходили. Иногда мы обращались в землячество с просьбой выделить кого-нибудь, чтобы выступить на каком-то нашем собрании, и они выделяли какого-нибудь одного китайца, который, с трудом произнося русские слова, читал по бумажке речь, восхвалявшую их великого «кормчего» Мао Цзе Дуна и дружбу двух великих народов китайского и советского.

Совсем по-другому вел себя румын Осану Джелу. Он нормально общался с нами. Любил сачкануть и пропустить лекцию-другую. Влюблялся в девушек, правда любовь его была недолгой. Никто его так строго не контролировал, как китайцев. Учился он средне, и с трудом сдавал зачеты и допускался к экзаменационной сессии.

В соседней группе помню, по-прежнему, училась болгарка Виолетта. Я уже писал о ней раньше. Фамилии её я так и не вспомнил. Кажется, - Антонова. Она была приветливой девушкой, повсюду ходила с нашими девчатами, с которыми была очень дружна. Она училась хорошо, все делала вовремя, аккуратно, занятий не пропускала.

Олев Кург На 3-м курсе в нашей группе появился эстонец Олев Кург.

Эстонцы для нас были своими, ведь Эстония была советской республикой. Олев из всех студентов группы совершенно явно выделил меня, и мы много времени проводили вместе. Он говорил по-русски с сильным акцентом, но понимал практически все. Аккуратно ходил на лекции. Изучал предметы досконально, так что усваивал не начетнически, а на всю жизнь. Был он невысок ростом, коренаст. Нравился девушкам. Но все его многочисленные романы были на стороне, вне института. Да и романами их можно было назвать с большой натяжкой.

121

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Он выбирал для знакомства женщин попроще. Какое-то не очень

продолжительное время жил с женщиной, пока не уходил к другой. Расставался он с каждой легко, без скандалов и слез.

Он не был комсомольцем, что в те времена было удивительным. Никогда не участвовал в наших диспутах на политические темы, избегая любой политики. Но было видно, что у него есть какие-то определенные взгляды на жизнь, на события, которые происходят в стране и в мире. От моих вопросов о его семье, его жизни до Политеха он всегда уходил. И сейчас, вспоминая его, я не могу припомнить, чтобы он рассказывал мне о своих детских или школьных годах, о своих родителях.

НА СНИМКЕ: Мы сидим у доски объявлений Политехнического

института: Слева Олев Кург, справа Володя Меркин, а в центре я. Мы с Олевом приходили к нам домой, и мама его принимала, как

моего друга. Он часто у нас обедал или ужинал. Когда мы с Любочкой гуляли по Ленинграду, Олев часто бывал с нами. Мы разговаривали на разные темы, но темы, но и они никогда не были связаны с Эстонией или текущей политикой.

На следующем СНИМКЕ: мы втроём весной 1955 года

находимся в Петергофе (тогда он назывался Петродворцом):

122


Совершенно не помню, кто нас фотографировал тогда. Но, выходит, нас было четверо на этой прогулке. И абсолютно не помню, чему я тогда так радовался.

Володя Меркин и Арик Якубов Володя Меркин и Арик Якубов, по-прежнему, были моими

друзьями. К Володе я часто заходил в выходные дни. Мне нравилась спокойная уютная атмосфера в их доме. Володя сразу расставлял шашки, и мы играли одну партию за другой, когда в русские шашки, но все чаще в международные – стоклеточные. Володя уже был мастером спорта по шашкам, постоянно играя в различных турнирах, а я в это время уже нигде не играл, ни за институтскую команду, ни в спортивном обществе.

У Володи часто бывал Арик Якубов, и когда мы играли, он просто занимался какими-то другими делами, не мешая нам.

Володя дружил, по-прежнему, с Таней Матюшиной. Впоследствии он и женился на ней. Арик же близко сошелся с Людой Механиковой, студенткой нашей же группы, которая жила одна, и была весьма самостоятельной, даже, скажем, независимой особой. Она обладала острым умом и языком, внешне была привлекательной женщиной, хотя и сильно располневшей, что создавало резкий контраст с субтильным невысокого роста Ариком. Было видно, что время от времени они ссорились, но не на людях. Затем они вновь появлялись вместе, и Арик носил её сумку с учебниками.

123


Мамины братья и сёстры

НА СНИМКЕ конца 40-х годов: Моя мама Зинаида Иосифовна Гинзбург

Написав фразу, стоящую в

заголовке, я задумался. Каждый это делал по-своему и с разной частотой. Они и были все разные. У каждого была своя жизнь, были свои интересы в жизни. Анне, Лёве и Рахили было уже за сорок. А дяде Мише, Лизе и Золе уже за пятьдесят. Но как-то так получилось, что все они приходили в моей маме, которой было в эту пору 49 лет. После смерти их родителей мама фактически стала для всех, кроме дяди Миши, старшей сестрой. Не по возрасту, - Лиза и Золя были

немного старше мамы, - а по зрелости, по мудрости, что ли. Дядя Миша же всегда оставался старшим братом, и для мамы тоже, но он был далеко, а мама - рядом.

Дядя Миша, по-прежнему, жил в Москве и, кажется приезжал в Ленинград всего один-два раза. Приехав, он обычно проводил у нас полдня. Тогда на обед собирались все братья и сёстры. Какими бы делами ни были заняты. Все они смотрели на дядю Мишу с обожанием. Его приезд был для них большим праздником.

НА СНИМКЕ начала 50-х: Дядя

Миша с дочерью Наташей Лёва жил в соседней комнате. Он заглядывал в нашу комнату

обычно утром, перед уходом на работу. Он с мамой перебрасывался несколькими фразами, и он убегал. Он как был в моём раннем детстве метеором, как сказал о нём тогда папа, так им и остался. Но жизнь у него не задалась. Роза, его жена, всё время устраивала ему дома скандалы. Иногда их приходилось моей маме разрешать.

124

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня У меня до сих пор в ушах стоят истошные крики, которые

доносились из их комнаты. Иногда на время скандала они вталкивали свою дочку к нам в комнату, а потом скандал продолжался с ещё большей силой. Кричала Роза. Кричала её мать Евгения Моисеевна. Что делал в это время Лёва я не знаю. Мама его жалела. Мне она говорила, что они скандалят потому, что он мало зарабатывает.

У Лёвы не было высшего образования, и он работал в каких-то кооперативных мастерских на Невском проспекте, где ремонтировали радиоаппаратуру. Он и нам приносил какие-то радиоприёмники-мастодонты, а потом вечерами приходил к нам и ловил «Голос Америки». Тогда эту станцию, как и английскую «Би-Би-Си», глушили, но сквозь шум и треск всё же можно было различить «вражеские голоса». Мама смотрела на Лёву с неодобрением. Её неодобрение было не потому, что Лёва слушал запрещённые передачи, а потому, что он это делал при мне.

Поскольку приёмник стоял у нас в комнате, иногда и я, когда никого дома не было пытался поймать «Голос Америки» или «Би-Би-Си». Мама, застав однажды меня за этим занятием, попросила больше этого не делать. Но я все равно в последующем ловил эти волны, потому что мне было интересно, что они говорят о тех событиях, которые я уже знал из газет.

Снимков Лёвы и его дочери Ирочки у меня нет. Я не догадался их взять у Ирочки, когда она ещё была жива и жила в Бордо (Франция). Теперь её уже нет, она умерла от рака. В Париже живёт её дочь Алёна и её внучка.

НА СНИМКЕ конца 40-х годов Зиновий (Золя) Иосифович Гинзбург. Снимка его сына Владика у меня нет.

Золя заходил нечасто. Иногда с

виолончелью. Тогда он садился куда-нибудь подальше от всех, что в нашей комнате было весьма затруднительно, и играл на ней. Ему не нужно было слушателей, он уходил в себя, и мне казалось, что он рыдал вместе с виолончелью.

Золя жил, что называется, за углом, - на ул. Красной связи. Квартира была коммунальной, коридор был сильно захламлён, как, впрочем, и его комната.

125

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Примерно в 1955 году (за точность не ручаюсь) Золя привёл к нам

познакомиться женщину то ли из Молдавии, то ли с Западной Украины, говорившую по-русски с сильным украинско-еврейским акцентом. Она была уже не первой молодости, полновата, но довольно миловидна.

- Аня, - представил её Золя. И начал рассказывать, как они встретились и как она ему нравится.

Вскоре они поженились, и через некоторое время у них родился сын. Мальчика все называли Владиком, и его полное имя я так и не знаю. Я его пару раз видел ребёнком, а потом не видел ни разу. Жизнь Ани с Золей протекала со скандалами. Не помню уже по какому поводу. Аня лет через десять умерла от рака, и Золя воспитывал сына самостоятельно. А у мамы он консультировался, как ему поступать в том или ином случае, потому что мальчик был трудный. С отцом не ладил. А вот к маме моей относился с уважением, и даже когда вырос с ней единственной из всех его родственников поддерживал отношения.

Рахиль с мамой дружила и забегала к ней чуть ли не каждый день, - одна или вместе с дочерью Шурочкой. В это время ей было уже лет восемь-девять. Она ходила в ту же школу на Кирочной, где и я учился. Туда же начал ходить и мой брат Боренька.

НА СНИМКЕ 60-х годов: Три сестры. Анна Иосифовна Телент (слева), Рахиль Иосифовна Цирульникова (в центре) и моя мама – Зинаида Иосифовна Гинзбург.

126

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Не помню ни одного случая, чтобы Натан, муж Рахили, заходил

к нам. Не приходил он и на торжества по поводу моего дня рождения, когда обычно приходили все родные. Мама всегда справляла его. Не знаю, приглашала она родных или они приходили сами. Наверное, всё-таки приглашала.

Рахиль, когда прибегала, всегда оказывалась очень голодной, а у мамы всегда находились котлеты с жареной картошкой. Котлеты Рахиль очень любила и каждый раз удивлялась, что они у мамы оказывались. А картошку мама специально жарила для неё.

Они были как подружки. Но почему-то иногда мама сердилась на Рахиль, да так, что переставала с ней разговаривать. Но проходило время, и Рахиль снова начинала бывать у нас ежедневно.

Аня заходила к нам тоже очень часто, - чаще одна, иногда со своим мужем Борей Цыпкиным. На наши праздники Аня приносила с собой аккордеон, на котором научилась играть. Она и играла у нас на нём песни, которые сёстры пели хором, или просто весёлую музыку. А Боря, тихий и скромный начинал со мной разговоры о политике и происходящих событиях. Он был глуховат, носил за ухом аппарат, но все равно слышал плохо и просил говорить погромче. Лиза терпеть не могла Анину игру, и уходила на кухню, а Аня не обращала на неё внимания и продолжала играть. К Лизе она относилась плохо.

НА СНИМКЕ: Елизавета

Иосифовна Гинзбург А вот о Лизе следует

рассказать отдельно. Она больше не вышла замуж и воспитывала дочь Киру, которую родила, едва её, умирающую от голода, переправили из Ленинграда по «дороге жизни», по льду Ладожского озера в 1942 году. Кире было уже 12 лет, и она приходила вместе с Лизой.

Где сейчас Кира, фамилия которой было Троицкая, я не

знаю. Она вышла замуж за голландца и уехала в конце 80-х из Ленинграда вместе с ним.

127

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В это же время её взрослая дочь Ира тоже вышла замуж за

иностранца, и тоже уехала из Ленинграда в неизвестном мне направлении. Так что я ничего о них не слышал уже более 30 лет.

Но вернусь к разговору о Лизе. Она преподавала вокал в каком-то Дворце культуры и сохраняла форму как пианистка. Чаще всего она приходила с Кирой и тогда садилась за наше фортепиано и играла почти всегда Шопена и Листа. Это был её репертуар. Играла она блестяще. Не знаю, выступала ли она как пианистка на концертах в своём дворце культуры, но считаю, что со своей техникой и звучанием, могла бы выступать на любых площадках.

А Любочка однажды после её исполнения Шопена даже заплакала и, застеснявшись, ушла к себе в комнату. Мама бросилась за ней успокаивать.

Если Аня переставала играть на аккордеоне, Лиза садилась за фортепиано и тоже начинала играть мелодии популярных песен. Все сёстры с удовольствие пели под её аккомпанемент. Любочка тоже пела вместе со всеми. Как-то Лиза, считавшая Любочку очень музыкальной, сказала:

- Эх, если бы Любочке ко всем её данным ещё бы и голос! На что мама немедленно ответила её: - Ну вот, возьми и поставь! Иногда Лиза приходила со своими певцами. Некоторые из них

испортили себе голоса, учась в консерватории. Лиза возвращала им голос, учила как его надо «вытаскивать», чтобы он лился свободно и мощно.

Эти молодые люди пели у нас. И как пели! Какие были прекрасные теноры и замечательные сопрано. Лиза не просто ставила голос. Он обрастал таким удивительным тембром, казался таким живым, волнующим, необыкновенным, окрашенным такими чувствами, каких я не слышал в театре у профессионалов.

Австрия стала нейтральной До мая 1955 г. в Австрии находились войска союзников –

советские, американские и английские. Части Советской армии вступили с боями на территорию Австрии еще в 1944 г. Мой отец тоже закончил войну в Вене. Там он и демобилизовался.

Теперь в мае 1955 г. Австрия стала единым нейтральным самостоятельным государством, из которого после подписания мирного договора были выведены оккупационные войска. Признаться, это меня удивило. Это был первый случай, когда советские войска уходили с территории, которую они захватили.

Я подумал тогда: «Сталин бы этого не допустил”. 128


Молотовская стипендия Мне хватало времени и учиться, и гулять. Весну 1955 года я

вспоминаю, как счастливое и спокойное время. Я вовремя получил все зачеты, и на отлично сдал все экзамены.

Как и год назад, меня позвали перед первым экзаменом в деканат и предложили заполнить анкету, но уже не на сталинскую стипендию, а на Молотовскую.

Сталинскую стипендию не давали, если у соискателя была хоть одна четверка на экзаменах, а Молотовскую давали даже с двумя. Размер ее был меньше, но рублей на 100 больше чем размер повышенной стипендии. Она была тоже престижной, но менее престижной, чем сталинская.

Я заполнил анкету. Мне было приятно, что меня не забыли, но большой радости не было. Хотя и деньги были далеко не лишними.

Сдал все весенние экзамены за 3-й курс я на отлично, и с сентября 1955 года я начал получать стипендию им. Молотова.

Любочка и её подруга Марина Любочка к экзаменам готовилась дома. Очень часто вместе со

своей подругой Мариной. Та была красивой и весьма импозантной женщиной. Слегка с горбинкой нос, яркая, даже броская внешность, выразительное лицо – все в ней привлекало внимание. Она была замужем, и у нее уже было двое детей. В общем, она держалась с Любочкой, да и со мной, как опытная дама, многое повидавшая на своем веку, но не чуждая поразвлечься еще.

Когда Любочка ей сказала, что я никогда не получал троек, а четверка для меня была провалом, Марина долго смеялась, до слез.

– Миша, – говорила она, давясь от смеха, – и Вы не знаете, что такое получить двойку? И не знаете, что чувствует человек, получая двойку?

Марина мне представлялась легко доступной женщиной, с которой можно провести какое-то время, но не более того. Не человек, с которым можно выстроить серьезные отношения. Мне казалось, что и на Любочку она может оказать влияние своей легкомысленностью, а, может быть, и «простотой нравов», и внутренне я не одобрял их дружбы, хотя внешне не показывал виду.

Я не знаю, на какие темы она разговаривала с Любочкой и какой была польза их совместных занятий, но я избегал заходить к Любочке в комнату, если знал, что там находится Марина. Мне казалось, что это не та подруга, какая Любочке нужна, что она не может научить Любочку ничему хорошему.

129

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Сейчас-то я понимаю, каким моралистом я был. Но скрывать это

не буду. Как говорят: «Из песни слов не выкинешь». Что было, - то было.

Расставание на лето с Любочкой С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них. И каждый раз навек прощайтесь. И каждый раз навек прощайтесь. И каждый раз навек прощайтесь. Когда уходите на миг.

Александр Кочетков Настало лето. Я решил, что, как обычно, на один месяц поеду с

мамой на дачу, а на другой на комсомольско-молодежную стройку – на Оредежскую ГЭС. Мы с Любочкой ничего не говорили о нашем будущем, но все шло к тому, чтобы нам создать семью и начать совместную жизнь. Я любил Любочку, и видел, что и она ко мне неравнодушна, хотя никогда не говорила мне об этом. Но разве надо об этом говорить.

Мама моя относилась к Любочке очень хорошо, хотя очень настороженно воспринимала мои планы, на которые я ей иногда намекал.

Изредка она бросала реплики такого рода: – Сначала надо закончить учебу и чего-то достичь в жизни. И я понимал, что она, в общем-то, в чем-то права. Но это была ее

правда. Мне же казалось, что есть здесь и другая, моя, где бы мы были вместе с Любочкой.

Любочке предстояла практика в Риге, а после нее поездка к родителям. Ее отца – Николая Исааковича, майора, служившего морским пограничником на Сахалине, в это время направили на учебу, и эти курсы находились в 90 км от Харькова в какой-то дыре, где даже электричества не было.

Но ни Люба, ни я насчёт дыры и электричества не знали.

Подготовка к поездке на Оредежскую ГЭС Я решил и в этом году поехать на строительство Оредежской

ГЭС.

130

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Я уже был как бы ветеран. А как же! В позапрошлом году целую

смену работал там бригадиром, а в прошлом - комендантом и заместителем комсорга отряда. Теперь я был включен в штаб стройки и участвовал в подготовке смены. Мне досталась работа по набору добровольцев. Объявления о стройке висели во всех корпусах института, и ребята приходили в комитет комсомола, где оставляли заявления с просьбой записать их на стройку.

На эту стройку никого не приходилось уговаривать ехать. Желающих было много. И дело, вероятно, было не в том, что это комсомольско-молодежная стройка, а в том, что молодежи там просто было хорошо. Да, работа была трудная, и ее было много, да, бытовые условия были плохими, но они были у всех одинаковые, и все относились к условиям труда и жизни с юмором.

Я повторю один из разговоров (кажется, я об этом уже писал раньше), который у меня состоялся с мамой одного из студентов. Она пришла в Комитет комсомола узнать об условиях, в которых будет жить и работать её сын. Я её без утайки всё рассказал, а уходя, она спросила мою фамилию. Когда я назвал фамилию, она вернулась, с интересом посмотрела на меня и спросила:

- А Эмму Абрамовну Качан Вы знаете? - Это сестра моего отца, - ответил я. - Не могли бы Вы дать мне её номер телефона? - Она погибла в войну. - Как жалко! Моего мальчика я рожала у неё под гипнозом. Так я узнал, что моя тётя Эмма владела гипнозом и использовала

его при родах для обезболивания. Признаться, мне было приятно, что память о ней жива. Придя домой, я рассказал об этом разговоре отцу. Он обожал свою старшую сестру.

Участвуя в обсуждении в штабе стройки основных вопросов работы и жизни студентов, я увидел, абсолютную незаинтересованность, можно даже сказать, наплевательское отношение руководителей стройки (строителей) к обеспечению её техникой, материалами, постельным бельем, продуктами питания и ещё очень-очень многим.

Список необходимого включал огромное количество предметов. Надо было получить фонды (документ, дающий право на получение), а потом, как тогда говорили, реализовать эти фонды, т.е. получить по этому документу реальные предметы. Я впервые познакомился с этой системой и был поражен ее неуклюжестью и незаинтересованностью людей, отвечающих за решение этих вопросов.

131

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Люди, к которым нас направляли, улыбались, обещали, называли

сроки и ... мало что исполнялось. Только настойчивость комсомольцев нашего штаба, помощь комитета комсомола института, горкома и обкома комсомола, которых мы постоянно привлекали к решению хозяйственных и даже технических вопросов, помогли получить большую часть того, что было запланировано.

Так я впервые встретился с системой материально-технического снабжения, увидел воочию, как решаются в стране вопросы организации труда и обеспечиваются бытовые условия работников.

С предложением к Исааку Осиповичу Дунаевскому Я договорился с Витей Пушкаревым о командировке в Москву, –

у меня было, как я считал, очень важное дело. В моем кармане лежали стихи, написанные еще год назад одним из студентов, о Политехническом институте и студентах-политехниках.

Многие студенты писали стихи, правда, хороших было мало. А эти были весьма неплохими, так и виделся в них текст гимна политехников, или марша, или чего-то в этом роде. Они нравились всем, кому я их показывал. В них была любовь к институту, сдержанная гордость, там было чуть студенческой удали, юмора, а вот не было ни излишнего пафоса, ни ура-патриотизма.

Мне очень хотелось, чтобы эти стихи были положены на музыку, и у меня сразу возникла идея, попросить написать музыку к этим стихам знаменитого и любимого мной композитора Исаака Осиповича Дунаевского.

Я понимал, что встретиться с ним будет непросто, но какая-то зацепка у меня была. Мне дали номер телефона его родного брата Семена Осиповича.

Он был музыкальным руководителем ансамбля песни и танца Центрального Дома детей железнодорожников, им же и созданного еще в 1935 году. К слову, он руководил им и был дирижером более 40 лет.

Я составил письмо Исааку Осиповичу от Комитета комсомола с просьбой написать музыку к этим словам и рассчитывал на содействие Семена Осиповича в организации встречи со знаменитым композитором.

В последних числах июня, сразу после экзаменов я приехал в Москву и остановился у моего двоюродного брата Миши Качана.

Мне удалось встретиться Семеном Осиповичем и поговорить с ним.

132

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Интересной и содержательной была та часть нашего разговора,

где он расспрашивал о культурно-массовой работе в Политехническом институте. Попросил меня рассказать обо всем, что мы делали очень подробно. И сам много рассказывал.

Конечно, он не мог никуда пригласить меня, потому что в конце июня уже ничего не функционировало – абсолютно все либо были в отпуске, либо уходили через день-два. Удивительно, что он задержался в Москве, поскольку Детский хор, которым он руководил, уже тоже был на каникулах.

А вот главная часть разговора получилась совсем не такой, на какую я рассчитывал. Он отнесся к моей просьбе весьма скептически.

– Не думаю, что Исаак Осипович возьмется за этот гимн, - сказал он. – у него так много неотложных дел. Он работает с раннего утра до позднего вечера. Я, конечно, расскажу ему о вашей просьбе и попробую передать стихи, но не уверен, что у него будет время даже просто прочесть их.

Я так и не узнал, передал он стихи своему брату или нет, потому что уже в июле 1955 г. Исаак Осипович Дунаевский внезапно скончался.

Англия выводит свои войска из зоны Суэцкого канала Англия по Соглашению 1954 года постепенно выводила свои

войска из зоны Суэцкого канала, поскольку она обязалась вывести их в течение 20 месяцев. У неё было право в течение 7 лет пользоваться Суэцкой базой и «реактивировать» её в случае нападения какой-либо страны на Египет, а также на другие арабские государства или Турцию.

Насер хочет построить Ассуанскую плотину Переговоры Египта с Западными странами о финансировании

строительства Ассуанской плотины на Ниле заканчиваются безрезультатно. Запад не хочет давать Египту деньги на её строительство.

Тогда Насер обращается к СССР, и ему выделяют кредиты. Вскоре начинается проектирование, а затем и строительство Ассуанской плотины.

Сближение Египта с СССР продолжается.

133


На границах арабских стран с Израилем было неспокойно После войны за независимость 1948-1949, которую вёл Израиль

с арабскими странами, на границах Израиля и оккупированных Египтом (сектор Газа) и Иорданией (Западный берег реки Иордан и восточный Иерусалим) территорий Палестины ежегодно происходили тысячи нарушений границы с арабской стороны. И не просто нарушений.

Начальник генштаба Израиля Моше Даян так описывает эту ситуацию:

«…Израиль не знал покоя от террористов. Банды арабских инфильтрантов, обученные и вооруженные арабскими правительствами, проникали в страну, убивали мирных жителей, устанавливали мины, подрывали водокачки и столбы линий электропередач.

Египет (из оккупированного им сектора Газа), Сирия и Иордания (оккупировавшая Западный берег реки Иордан и Восточный Иерусалим) фактически вели партизанскую войну против Израиля, хотя не признавали этого открыто».

На Ближнем Востоке напряжение не спадало. Арабские лазутчики-террористы с территории Египта, Сирии и Иордании проникали на территорию Израиля, убивая мирных жителей.

Проход для израильских судов, выходящих из Акабского залива через Тиранский пролив в Индийский океан, был закрыт Египтом ещё с 1951 года, который установил береговую артиллерию на выходе из Тиранского пролива.

Насер, придя к власти, запретил пролет израильских самолетов над акваторией, примыкающей к египетской территории и ввел фактически блокаду Акабского залива для всех судов, следующих в Израиль. Проход израильских судов по Суэцкому каналу был также запрещен.

Дача в Щорсе В июле я с мамой, Аллочкой и Боренькой поехали на дачу на

Украину. С нами поехали и Рахиль с Шурочкой. Там мы сначала сняли комнаты в одном доме, но вскоре сестры поссорились, и Рахиль сняла другую комнату.

Поездка в Щорс запомнилась мне, тем, что там не было никаких ярких событий. Но зато я хорошо помню речку Снов, в которой я постоянно плавал и железнодорожный мост через неё, помню дом-музей Щорса, и длинные разговоры с мамой.

134

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Дом, в котором родился «легендарный герой гражданской

войны» Николай Щорс, в честь которого и был переименован город Сновск, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Щорс был еще из моего довоенного детства. Вот песня, которая меня всегда волновала:

Шел отряд по берегу, Шел издалека. Шел под Красным знаменем Командир полка. Голова обвязана, Кровь на рукаве, След кровавый стелется По сырой траве. Хлопцы, чьи Вы будете? Кто вас в бой ведет? Кто под Красным знаменем Раненый идет? Мы сыны батрацкие, Мы за новый мир, Щорс идет под знаменем, Красный командир.

Это теперь я знаю, что он был просто бандит, такой же как Махно и многие другие, но была команда сделать из него героя, красного командира, потому что нужно было создать ореол героизма для гражданской войны, – и сделали. И город Сновск переименовали в Щорс. И домик, где он родился, нашли. Я читал мемориальную табличку на этом домике, но не зашел во внутрь, Мне было уже неинтересно, и тогда, в 1955 году уже не хотелось: «В цьому будiнку народивься и вiрис легендарьнiй герой громадяньской войны Микола Осипич Щорс.» (я прошу прощения у знающих украинский язык за возможные ошибки).

Помню речушку, в которой я каждый день подолгу плавал. Она была мелка, хотя пойма реки была весьма большой. Так что, наверное, был период времени, когда она широко разливалась, но в июле вода еле текла. Через речку на большой высоте шел длинный железнодорожный мост. Мне рассказывали, что с него люди иногда зачем-то прыгали в реку, и практически всегда разбивались о камни, ломали себе шейные позвонки, потому что достаточной глубины не было нигде. Но при мне никто не прыгал, и я тогда подумал, что это просто прыжки с моста – просто чьи-то фантазии.

135


Разговоры с мамой Я лежал на берегу реки, загорал, плавал, читал, думал то об

одном, то о другом, но все время о Любочке. О нашей предстоящей встрече.

Никаких полезных дел у меня не было, кроме помощи маме, конечно. У меня было постоянное занятие – ходить с ней на базар и в лавку за керосином. И, пожалуй, все.

Мне было скучно, такой отдых был не по мне, а тут еще мама все время заводила разговор о Любочке, о том, что у меня большое будущее, что мне никак нельзя сейчас жениться, потому что я сломаю это свое будущее.

Я говорил, что я справлюсь, что Любочка скоро заканчивает и будет работать, а у меня Молотовская стипендия. Что мы не будем жить вместе с ними в одной комнате, а будем снимать, и у нас хватит средств на это.

– Да, – говорила мама, – вот и я о том же. Вместо того, чтобы учиться, ты должен будешь работать, чтобы заработать на квартиру и на пропитание. Ты будешь хвататься за любую работу, и ничего хорошего из этого не получится. Я не говорю тебе, чтобы ты вообще не женился. Но я считаю, что нужно сначала окончить институт, встать на ноги, чего-то достичь в жизни.

– Будет ли ждать меня Любочка? – думал я. Не потеряю ли я ее? Вон сколько парней вокруг нее увивается. Ей ведь 21. Как она отнесется к такому предложению?

– А ты уверен, что любишь ее? А ты уверен, что она любит тебя. Она ведь такая легкомысленная (мама действительно считала Любочку в ту пору легкомысленной, хотя Любочка никогда не была такой. Она была веселой, ее легко было рассмешить, но ни в коем случае не легкомысленной). Может быть, надо расстаться, ну хотя бы на год и проверить свои чувства?

Я не хотел расставаться с Любочкой даже на день. Я возражал, спорил, доказывал, но мама моя обладала даром убеждения, а я ее любил. Нет, не любил, я ее обожал. Но эти разговоры с мамой повторялись ежедневно. И я уже не мог просто так отмахнуться от ее слов. Хотя я в жизни часто пренебрегал её советами и делал многое по-своему, видимо, ежедневное промывание мозгов делало свое черное дело. Я этого не хотел, но её слова сидели у меня в голове, как заноза: «расстаться на год и проверить свои чувства».

Я вернулся в конце июля в Ленинград и меня сразу подхватила и унесла от моих мыслей подготовка к поездке на Оредежскую ГЭС, которая в этом году почему-то была особенно трудной.

136


Комендант на строительстве Оредежской ГЭС Весь август я был снова на Оредежской ГЭС. Приехали мы, как

всегда, затемно, разместились в палатках. Утром я сразу осмотрел стройку. Хотя я не был здесь целый год,

плотина поднялась незначительно, и я увидел, что работы, по-прежнему, будут вестись почти на дне котлована. И опять почти вручную.

Но моя голова была занята другим, – меня опять назначили комендантом, но работы прибавилось, - я должен был отвечать не только за снабжение столовой продуктами, но и за обеспечение стройки – инструментом, спецодеждой, постельными принадлежностями, и еще множеством предметов всевозможных наименований, от ложек и вилок до умывальников. Хотя все это продумывалось заранее, на месте оказалось «виднее», и я потратил довольно много дней, чтобы дополучить или даже докупить необходимое.

Но львиную долю времени я тратил, добывая питание. Каждое утро, с утра пораньше я выезжал на полуторке (так назывался тогда грузовой автомобиль, вмещающий 1,5 тонны груза). Водитель, которого все звали Петро, обычно пьяный с вечера, садился за руль грузовика и мечтал лишь об одном – опохмелиться. Его мечта выполнялась достаточно быстро. Как только мы подъезжали к первому же населенному пункту (километров 10 от строительства), он заходил в магазин, брал четвертинку и опрокидывал ее в рот. Руки у него переставали трястись, и дальше мы спокойно доезжали до Оредежа.

В этом небольшом городе нам надо было отовариться (так говорили, когда надо было получить товары по фондам) минимум на трех базах.

Никто там не торопился. Кладовщица медленно взвешивала продукты, записывая их в фактуру, и надо было внимательно следить и за весами, и за записью, потому что при любом недосмотре оказывался либо недовес, либо появлялась запись, намного превышавшая взвешенный продукт. А бывало, что тебе записывали один продукт, а выдавали другой, либо испорченный, либо более дешевый.

Я быстро завоевал репутацию дотошного получателя, и, если вначале, меня пытались одурачить, то вскоре попытки обмануть меня прекратились. При первой же случае обвеса, я потребовал составить Акт и настоял на своем. И не уехал с продуктами, пока не перевесил все продукты и не зафиксировал все недовесы.

137

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ С этим Актом я поехал в Райисполком, а затем, видя, что в

райисполкоме мной не хотят заниматься, и в Райком партии. Секретарь райкома выслушал меня, а я использовал в разговоре красивые слова о патриотической инициативе студентов, строившей ГЭС, – и обещал принять меры.

Я не знаю, какие меры были приняты, – все кладовщики и начальники до конца работали на своих местах, и я видел по их лицам, что они, как и раньше готовы обвешивать и обмеривать, но со мной они были подчеркнуто щепетильны, взвешивали и подсчитывали все тщательно.

Мяса мы не получали вовсе, масла и вообще жиров было очень мало, свежих овощей пока не было, – в общем, рацион был скуден, несмотря на выделенные фонды, и я понимал, что на этих базах я ничего хорошего не достану, и мои товарищи нормальной пищи не получат. И вот тут произошел эпизод, который впоследствии был описан в нашей стенгазете под заголовком: «Качан привез барана».

Но, прежде, чем я о нем расскажу, я продолжу рассказ о ежедневных поездках за продуктами.

Получив продукты на трех базах, мы двигались в обратный путь. К этому моменту Петро успевал сбегать в магазин за водкой еще минимум пару раз. Тем не менее, машину он вел достаточно прилично даже в таком состоянии.

Дороги от Оредежа до ГЭС были в основном проселочными, но подсыпались систематически щебенкой и песком. Их довольно быстро разбивали машины, и приходилось объезжать возникавшие ямки. Так что ехали мы не быстро. Кроме того, очень редко, но все же иногда встречалась милиция (Госавтоинспекцию тогда еще не создали), следившая, чтобы водители в пьяном виде не ездили.

В последней деревне перед сверткой на дорогу к Оредежской ГЭС, по которой нам предстояло проехать еще 7 км, Петро оживлялся и у последнего магазина обязательно останавливался. Теперь он покупал здесь пол-литра. Сев за руль, он раскупоривал бутылку, поднимал голову, широко открывал рот и вставлял в него горлышко бутылки. Ему не надо было трудиться, проглатывая огненную жидкость, – водка сама пробулькивала прямо в горло. Бутылка опорожнялась за один присест. Он заводил машину, проезжал с 2-3 км, а потом засыпал. Его уже больше ничего не интересовало.

Меня такая ситуация, конечно, не устраивала. Петро мне не подчинялся, – он числился на стройке. На мои требования, просьбы, мольбы не пить, пока не приедем, он просто не отвечал, глядя на меня своими тусклыми, ничего не выражающими глазами.

138

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Совсем другими были эти глаза, когда он был трезв, но тогда он

мучился, у него болела голова, и в глазах было страдание. Других оттенков не было. Трезвый, – значит, болит голова. А у пьяного не болит, ¬– и это замечательно, правда хочется спать. И он немедленно засыпал.

Видя, что он засыпает, я требовал от него остановиться и поставить автомобиль на тормоз. Чаще всего он так и делал, иногда, правда, не успевал, и я не понимаю, как нам удавалось оставаться на проезжей части дороги.

После этого я вылезал из машины и передвигал Петро на место пассажира. Чаще всего он и не сопротивлялся, хотя иногда пытался возразить: «Низ-зя!»

Я садился за руль и очень медленно вел машину. Лесная дорога была ужасной, – грязь и колдобины, которые нужно было объезжать, т.к. в них можно было засесть. Тогда я еще совсем не имел никаких навыков вождения. В первый же день это плохо кончилось. Дорога шла вниз на маленький мостик, но, чтобы заехать на него, надо было повернуть влево. Это оказалось тогда для моих навыков вождения непреодолимым, и машина почему-то поехала у меня прямо. Я съехал с дороги в болото, заглох, и там и остался со спящим водителем. До стройки оставалось километра три, и я пошел за подмогой. Приехав на бульдозере, мы вытащили машину, а Петро так и не проснулся.

В дальнейшем я этот участок пути проезжал без происшествий.

Качан привёз барана Тяжелая физическая работа без мяса (сейчас бы сказали: «без

белков) – это почти невозможно. И, тем не менее, так оно и было. Нам совсем не давали мяса. Нам не давали и фондов на мясо, а все мои попытки решить этот вопрос в партийных и советских органах Оредежского района ни к чему не приводили. Мяса в районе не было.

Это было одно из чудес советской системы. В колхозах и совхозах было много коров, свиней и овец. Они регулярно забивались, но мясо их отправлялось в Ленинград или Москву. Никто не имел права продавать его в своем районе.

Если бы кто-то разрешил это сделать, последствия для него были бы самыми печальными. Снятие с работы было бы самым легким наказанием. Могли бы и под суд отдать.

Вот и получалось, что, требуя мясо, я бился головой о стенку. Тогда я стал звонить в Ленинградский Обком комсомола. Там на летний период был создан отдел комсомольско-молодежных строек.

139

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я знал, что не имею права обращаться через голову Сталинского

райкома ВЛКСМ в Обком, но меня вроде как оправдывал летний период, когда многие были в отпусках, и «чрезвычайный» характер вопроса.

Для того, чтобы понять до конца, как трудно было туда звонить, надо представить себе уровень связи в середине ХХ века, да еще в ленинградской деревне. Я бы ниоткуда и не дозвонился, если бы мне не разрешили звонить из райкома КПСС.

Секретарь райкома нехотя позволил мне сделать «пару звонков», надеясь, видимо, что я все равно никуда не дозвонюсь. Но я дозвонился. И я убедил находившегося в обкоме ВЛКСМ комсомольского работника, что наши студенты «падают от усталости». Что без мяса они не смогут «выполнить задание партии и правительства и построить Оредежскую ГЭС» (такими красивыми словами я говорил).

Нас на стройке было 120 человек и, в конечном итоге, нам выделили фонды по 100 г мяса баранины на человека, и это было всего 12 кг, т.е. мясо одного барана. Я переспросил его:

– На каждый день? – Нет, – ответил он. – Всего. – Ты понимаешь, что это насмешка? – Больше не дают. Бери хоть это. На меня смотрели сочувственно и в райкоме партии, и в

райисполкоме, но они были удивлены даже тем, что вообще что-то выделили, и не наложили на район дополнительной контрибуции.

Секретарь райкома тут же позвонил председателю какого-то колхоза и рассказал обо мне и о фондах на 12 кг баранины, которые я получил.

– Отпусти ему сегодня, – сказал он, – он сейчас к тебе подъедет. Через час я был в правлении этого колхоза и познакомился с

молодым и симпатичным председателем. Потом мы вместе с ним поехали на какой-то луг, где паслись

овцы и бараны. Он самолично выбрал крупного барана и сказал: – Будет больше, – все-равно получишь. Что такое один баран на

120 человек? Барана быстро зарезали, вырезали у него печень и сразу ее

поджарили. На столе появилась бутылка водки, и мы с председателем выпили за мою настойчивость, и за мой успех, а потом и за его успех, и уже не помню за что еще, закусив жареной бараньей печенкой.

К вечеру я возвращался с бараном на стройку.

140

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Уже вся стройка знала, что Качан везет барана, и по этому поводу

было ликование. Студенты на протяжении недели следили за всеми перипетиями моей борьбы за «Мясо для строителей Оредежской ГЭС!» И вот теперь Победа!

На следующий день повар сварил все мясо. Был накрыт праздничный стол. Мясо было разрезано на куски и положено в какую-то кашу, так что каша тушилась вместе с ним.

Когда эту кашу с бараниной разложили по тарелкам, пахло бараниной, но самой баранины мало где было видно: лишь кое-где виднелись какие-то вкрапления мяса.

Через несколько минут хохотал весь обеденный зал. Я же еще до обеда предусмотрительно скрылся из виду.

На следующий день вышла стенгазета, и я прочитал остроумную статью под огромным заголовком: «Качан привез барана!»

Жаль, что эта стенгазета не сохранилась.

Морально я был готов к временному расставанию Я вернулся в конце августа в Ленинград, и мама, вернувшаяся с

дачи, возобновила разговоры со мной о необходимости расстаться с Любочкой, чтобы проверить свои чувства.

Все во мне кричало, что этого не следует делать, но почему-то доминировала мысль о необходимости расставания.

– Ведь это же временно, – думал я. И тут же другая мысль: – А зачем? Кому это надо? Я понимал, что ни Любочке, ни мне это не надо. Маме зачем-то

надо. Но она ведь желает нам добра. Считает временное расставание очень важным для нашего (нет, не нашего, моего!) блага. Но мое благо совсем не в этом. Мне ничего проверять не надо!

Все эти мысли постоянно крутились у меня в мозгу друг за другом. А как сказать Любочке об этом. Она же ничего не поймет! Это же какой-то абсурд.

И я решил, что не надо ничего говорить Любочке о проверке чувств, а надо просто расстаться.

Да, просто расстаться. И пусть это будет моя инициатива. И пусть это будет не очень понятно Любочке. Как непонятно мне, даже после всех разговоров с мамой. Я понимал, что я делаю какой-то совершенно дурацкий шаг, и непонятно с какой целью, и в то же время уже зачем-то решился на него.

Мне тогда казалось, что я сумею в любой момент вернуться обратно, что Любочка будет любить всю жизнь только меня.

141

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Увы, я чуть не разрушил всю мою жизнь. Я перечитал то, что

сейчас написал. Путано и без всякой логики. Но примерно такой же абсурд был у меня тогда в мыслях.

Ах, мама, мама! Как же ты была неправа тогда...

Расставание с Любочкой Любочка запаздывала к началу занятий, и я уже расслабился. Но

в один из первых дней сентября ЭТО все же произошло, причём совершенно неожиданно для меня.

Утром я стоял на трамвайной остановке с портфелем в руках. Накрапывал мелкий дождик – обычная ленинградская погода.

К остановке подходил мой трамвай номер 32, и я подошел к месту, где должна была оказаться задняя площадка первого вагона, чтобы сразу вскочить в вагон. И в это время меня окликнула Любочка.

Я не видел, когда и откуда она подошла, но я сразу оглянулся, увидел ее, и чувство радости от того, что я вижу ее, пронзило меня. Я выбрался из кучки людей, которые вместе со мной пытались запрыгнуть в вагон, и оказался рядом с ней. Она тоже светилась радостью встречи. Мы поцеловались.

– Что же мне делать? Еще минута, и я уже не сумею сказать ей то, что задумал.

– Когда ты приехала? Только что? – я начал задавать глупые вопросы, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. – Нет, нельзя сейчас на остановке трамвая об этом говорить.

Я видел, что Любочка явно ждала, что я сейчас заброшу мой институт, и мы куда-нибудь пойдем вместе. И мне смертельно этого хотелось. Даже не разговаривать, а просто быть рядом с ней.

– Не делай этого, – сказал мне какой-то гнусный внутренний голос. – Ты же решил расстаться с ней. Если ты сейчас пойдешь с ней, у тебя не хватит сил сказать ей об этом.

В это время я увидел, что к остановке подходит еще один трамвай №32. Так бывало часто. То ждешь трамвая по 15-20 минут, то они приходят друг за другом.

– Ну, хорошо, – сказал я решительно. Мне очень нужно сейчас в институт, и я не могу не поехать. Я очень рад, что увидел тебя, что ты приехала и уже здесь. Вечером поговорим. Я увидел, как вмиг потускнело ее лицо, и сердце мое пронзило болью.

– Что же я делаю, идиот? Я же ее так люблю! Зачем же я ее обижаю?!

Я вскочил на подножку и помахал ей рукой. Мне показалось, что ее сотрясают рыдания. Она отвернулась.

142

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Трамвай тронулся, а я подавил желание спрыгнуть с него. А надо

было. Сколько раз я потом мысленно спрыгивал с трамвая и возвращался к Любочке!

Не живу Первое, что я сделал, приехав в институт, – пошел в профком к

председателю. Именно студенческий профком (был еще и профком преподавателей и сотрудников) распределял места в общежития. Да и вообще он заправлял там всеми делами.

Я хорошо знал председателя Шлычкова, и я обратился к нему с просьбой дать мне место в общежитии. Разумеется, в общежитии мехмаша на Прибытковской ул.

Я сказал ему, что наши мероприятия заканчиваются поздно, а домой мне ехать далеко, – и это мешает мне работать. Он отнесся с пониманием к моей просьбе и написал мне записку. По этой записке уже через 10 минут мне выдали направление.

Общежитие тогда получить было совсем непросто. Жителю Ленинграда – просто невозможно. Но для меня было немедленно сделано исключение. Да я и не сомневался, что так и будет.

После утреннего неразговора с Любочкой я не представлял себе, как я вернусь под родительский кров и буду жить в одной квартире с Любочкой. Мое сердце было сплошной кровоточащей раной.

Самым разумным было бы извиниться перед Любочкой и как можно скорее. Но я себе не представлял, как я буду объяснять то, что произошло.

Голова шла кругом. Мысли вращались в голове тоже по кругу – я десятки и сотни раз вспоминал ее радостное лицо, когда она окликнула меня и ее поникший взгляд, когда она осталась на остановке. Все слова, которые были произнесены тогда, врезались мне в память, и они перекатывались в голове, как булыжники.

Меня не было, – я был раздавлен своим поступком и последствием того, что я сотворил. Я ненавидел себя за то, что я совершил. За то, что я поступил по-садистски по отношению к человеку, которого безумно люблю.

- Какая проверка чувств?! Зачем?! Кому это надо?! Сегодня, через 53 года, когда я пишу эти строки, мое сердце

разрывается от нахлынувших чувств, а стыд переполняет меня. Стыд и ощущение огромной невосполнимой потери.

Я не вернулся домой в тот вечер, а ушел в общежитие. Я позвонил маме и постарался, чтобы мой голос не дрожал. Телефон в нашей квартире стоял в коридоре, и я явственно почувствовал, нет, увидел, как изменилось лицо моей мамы, когда она услышала, что я не

143

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ вернусь домой. Я не хотел огорчать маму и сказал ей буквально

то же самое, что и председателю профкома, но мама все поняла с полуслова. Она всхлипнула, и я подумал:

– Ну вот, еще одному любимому человеку сделал плохо! – Я зайду на-днях, мамочка, возьму кое-какие книжки и вещи. Ты

не волнуйся, мне здесь будет хорошо. Ты представь, у меня прибавится два часа каждый день, – представляешь, как много я сумею сделать дополнительно.

Голос у меня был наигранно бодрый, но я был уверен, что мама знает причину моего ухода из дома. Она меня не спросила об этом, а я тоже ничего ей не сказал.

Телефон в общежитии стоял на столе у вахтера, на первом этаже напротив входной двери в этот шестиэтажный корпус. За мной уже стояли в очередь три студента, и я сказал маме, что не могу больше разговаривать, а она, видимо, по доносившимся голосам студентов, довольно громко разговаривавшим рядом со мной, поняла, что разговора не получится.

Я поднялся к себе в комнату на третий этаж и лег на койку поверх одеяла.

В комнате, кроме меня, было еще три студента с нашего, третьего курса мехмаша. Один из них был женат, но жена жила у своих родителей, а он жил в общежитии.

У нас были в общежитии комнаты для семейных студентов, но, чтобы получить такую комнату, надо было иметь еще и ребенка, долго стоять в очереди на ее получение (до двух лет) и надо было удовлетворять еще каким-то критериям, – вести общественную работу и т.п.

Этот парень тоже лежал на кровати, поджидая жену. Вскоре она пришла, а следом пришли и остальные двое. Молодая парочка немного посидела на его кровати, прижавшись друг к другу, возбуждаясь так, что, казалось, комната наэлектризовалась, и я уже хотел уйти, но они внезапно вскочили и убежали.

Ко мне в комнату, видимо, прослышав о моем переселении в общежитие, пришли двое студентов из моей группы, которых я знал с первого дня учебы в институте – Эллочка Реброва, крупная девушка с голубыми добрыми глазами, и Рафик Хасапетьян, очень спокойный, рассудительный парень. Он сразу заметил, что я не в себе, но в силу врожденного такта не пытался меня ни о чем выспрашивать. Но и так было ясно, что, если я ушел из дома, значит что-то не в порядке. Он знал Любочку, потому что дружил с девочкой из химфарминститута, да еще и с Любочкиного курса – Любой Давыдовой.

144

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Потом Рафик ушел и вернулся с бутылкой вина. Мы выпили, но

вот о чем говорили, я совершенно не помню. Может, за жизнь, а, может о пустяках.

Ничего не помню. Да и слышал ли я эти разговоры? Эллочка тоже пригубила стакан, но в основном молчала и слушала. И смотрела на меня печальными синими глазами.

А Рафик все время что-то говорил, и я только помню, что его голос то поднимался, то опускался. Так и прошел вечер. Если бы не они, я бы, наверное, в тот вечер сошел с ума.

Поехали на картошку

НА СНИМКЕ: Студенты 445 группы мехмаша на уборке картофеля. На крыльце в погожий осенний день в первом ряду сидят: справа третья – Лида Динецкая, справа вторая – Элла Реброва; во втором ряду: третий справа – Витя Гофеншефер, второй справа – Витя Потехин. Фамилии и имена остальных, увы, забыл.

А на следующий день нам объявили, что занятий не будет, – едем убирать картофель в Ленинградской области.

Я уже привык к тому, что ежегодно в сентябре мы месяц, а то и больше проводим в селе. Я позвонил маме, попросил собрать одежду потеплее и сапоги с шерстяными носками в мой потасканный рюкзачок. Заехал домой и быстро попрощался. А на следующее утро из общежития пошел к месту сбора.

145


Разговор состоялся С картошки я приехал к маме. Мама меня встретила радостно. Мы поцеловались с Аллочкой, а Боренька просто не отходил от

меня, все время улыбался мне и предлагал сыграть в шахматы, что я, в конечном счете и сделал.

Я уже собрался уезжать в общежитие, когда к нам в комнату зашла Любочка. С того момента, когда я покинул ее на трамвайной остановке прошло больше месяца. За это время я ни разу не позвонил ей, хотя собирался это сделать тысячу раз. Она вошла, и сердце мое прыгнуло, а душу защемило, и меня бросило навстречу ей, но, к сожалению, только мысленно. А внешне ...

Внешне я не шевельнулся. Только посмотрел на нее и сказал – Здравствуй. Но, по-моему, и это слово я не произнес, потому что у меня

перехватило горло. Любочка присела к столу. Мама деликатно вышла, забрав с собой и Бореньку. – Так ты теперь живешь в общежитии? – Да. Разговор не клеился, и Любочка сразу заговорила о встрече на

трамвайной остановке. – Как ты мог уехать? Я выслушал о себе, все, что она думала. Я молчал и не перебивал.

Любые ее слова обо мне были заслуженны. А если бы она знала всю правду?

Правда была еще хуже. Но я решил не говорить, почему я тогда уехал. Да и не было у меня подходящих слов. И обижать ее дополнительно я не хотел. Мне не было оправдания.

С каждым словом, с каждой минутой моего молчания я терял Любочку и понимал это. Может быть, надо было повиниться? Просить прощения? Броситься к ее ногам? Почему-то я не мог этого сделать.

Я и сегодня не уверен, что Любочка простила бы меня тогда. Должно было пройти время, чтобы все забылось. Или не забылось, такое не забывается, а хотя бы потускнело.

Но вот прошло уже более полувека, а Любочка и сегодня помнит о той обиде. Она оставила в ее душе кровавый рубец на всю жизнь, и виной тому только я.....

Мы расстались, как чужие. Замечу, что этот эпизод Любочка помнит по-своему. Не так, как

я написал. Как я сейчас понимаю, это естественно.

146


Насер покупает оружие у СССР 31 августа 1955 года президент Египта Гамаль Абдель Насер

заявил: «Египет принял решение направить своих героев, учеников

фараона и сынов ислама, и они будут очищать землю Палестины … Не будет мира на границе с Израилем, потому что мы требуем

мести, а месть — это смерть Израиля». В сентябре 1955 года Египет закупил в Чехословакии 230 танков,

100 самоходных орудий, 200 бронетранспортеров, около полутысячи орудий, 200 самолетов (в том числе 128 реактивных), несколько эсминцев, катеров и подводных лодок. Это была техника советского производства, и она тогда превосходила западную, которой был вооружен Израиль.

Разумеется, и численное превосходство тоже было на стороне Египта.

В октябре 1955 года было создано объединенное военное командование Сирии и Египта, а через год к нему присоединилась Иордания.

Снова избирают в комитет комсомола Института Меня снова избрали в комитет комсомола Института, но на этот

раз меня рекомендовали уже заместителем секретаря по оргработе. По-моему, моя должность называлась тогда официально – 2-й секретарь комитета комсомола, потому что комитет комсомола института получил статус райкома ВЛКСМ. Первым секретарем комитета ВЛКСМ стал Веня Извеков, а Витю Пушкарева избрали первым секретарем Сталинского райкома комсомола.

Я стал правой рукой 1-го секретаря. Моя обязанность была – подбор людей на все комсомольские должности на факультетах, и работа с ними, прием в комсомол, все персональные дела, подготовка заседаний Комитета комсомола и многое другое.

Неожиданно для себя я стал крупной комсомольской шишкой. Меня приглашали на заседания к ректору и его заместителям, в партком, в профком, сажали в Президиум всех собраний, выдвинули и избрали членом пленумов Сталинского райкома и Ленинградского горкома ВЛКСМ.

Мое мнение выслушивали и, как я заметил, с ним считались. Ко мне начала стекаться масса информации, которую я жадно поглощал, впитывал ...и мотал себе на ус. Я стал осторожнее в своих суждениях. Оказалось, что во многих случаях лучше промолчать, чем высказываться.

147

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В ноябре мне исполнился 21 год, я был достаточно красноречив

и отнюдь не косноязычен. Ребятам нравилось, как я выступал на собраниях и заседаниях, и мой авторитет постоянно рос.

С Веней Извековым у меня постепенно сложились хорошие, даже теплые отношения.

Ему было около 30 лет, он носил выпуклые очки, через которые глядели его добрые глаза, и его взгляд располагал к доверию. У него были принципы в жизни, но он не был ортодоксом, и считал, что перемены неизбежны.

Веня учился на 5 курсе металлургического факультета, жил в общежитии на Флюговом переулке, и я частенько бывал у него в комнате.

По работе мне приходилось часто заходить в райком, и каждый раз я заглядывал к Вите Пушкареву. Он всегда был рад мне, и мы подолгу говорили обо всем, что нас волновало.

А тогда в 1955 году комсомол, наконец, проснулся, студенты захотели получить ответы на многие вопросы и, прежде всего, на вопрос, почему в комсомоле стало скучно, неинтересно, формально.

Мы не хотели больше жить, как прежде, но мы и не знали, как можно по-другому. И об этом начали говорить на всех собраниях. Предлагали какие-то решения. Спорили до хрипоты. И ждали, что же нам скажут наши старшие товарищи. А старшие товарищи тоже не знали, что сказать, и пока молчали.

На четвертом курсе мехмаша Работы в комитете комсомола было очень много. Теперь с утра я

уже шел не на лекции, а в комитет комсомола. И стоило мне только показаться в комитете, как дверь в мой кабинет уже не закрывалась. Постоянно кто-нибудь входил с вопросом, и нужно было проявить усилие, чтобы бросить всё и пойти на лекции.

Сначала я такое усилие проявлял, и уходил на вторую пару лекций. Но бывало, что я не мог прервать разговор, и приходилось пропускать вторую пару. Потом я начал пропускать и лабораторные работы, и семинарские занятия.

Во второй половине дня надо было делать довольно сложные курсовые проекты, а я, вместо этого, оставался в комитете и занимался какими-то делами, которые казались мне очень важными.

Часто так и было, например, надо было налаживать работу комсомольского патруля, о чём речь впереди, или готовить материалы к очередному заседанию комитета комсомола, или беседовать с секретарями факультетских бюро, а эти беседы никогда не были короткими.

148

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Мне всё же нравилась работа в комитете, я чувствовал, что нужен

людям, что приношу пользу. И теперь я стал использовать малейший повод, чтобы не пойти на занятия.

Не могу сказать, чтобы это сильно радовало меня. Я понимал, что я поступил в институт не для того, чтобы заниматься общественной работой, а для того, чтобы получить специальные знания.

Но мне нравилось заниматься делами в комитете комсомола и совсем перестало нравиться то, что преподавали.

Время от времени я спохватывался и пытался наверстать пропущенное. Мне это вначале удавалось, потом уже перестало получаться, и, получая зачет за лабораторную работу, например, я чувствовал, что она не оставила во мне никакого следа. На следующий день я уже не помнил, что делал накануне. Если раньше я понимал все, что говорили преподаватели, объясняя новый материал, то теперь, пропустив пару лекций, я смотрел на доску, где преподаватель писал какие-то формулы или что-то рисовал, как баран на новые ворота, ничего не понимая.

Я глядел на ребят и девочек и видел, что даже троечники теперь знают больше, чем я. Иногда даже термины, произносимые преподавателем, были мне неизвестны. Я расстраивался, хотя старался не показать виду, что я не понимаю.

И, забегая вперёд, скажу, что я очень удивился, когда в апреле следующего года, меня наградили Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ за активную общественную работу и успешную учёбу именно за этот период моей жизни, - 1-й семестр 4-го курса мехмаша.

В воскресенье я иногда уединялся в читальном зале библиотеки или в комнате общежития и читал учебники, чтобы подогнать свои знания. Я нервничал и дергался. Мне казалось, что вся жизнь пошла наперекосяк. Главные ценности, которые у меня были в жизни, отступили на второй план, а на первый выступило то, о чем я раньше никогда и не думал. Иногда ложась спать, я пытался подвести итог закончившемуся дню. Но ничего интересного и серьезного не находил.

В течение дня было много разговоров, но эти разговоры мне лично ничего не давали. Занятия опять были пропущены, – а, значит, я ничего не получил. А занятия, на которых я бывал, тоже мало чего давали, потому что я почти ничего не понимал и почти ничего не запоминал.

- В общем, – думал я, – еще один день прошел впустую. Надо что-то делать.

149


Вечеринки у Люды Механиковой Арик Якубов настолько сблизился с Людой Механиковой, что

они теперь всегда были вместе. Арик, как и раньше, носил ее портфель, появлялись на занятиях

они одновременно и уходили в одном направлении. Они выглядели вместе довольно-таки странной парой. Худенький, невысокий подтянутый и элегантный Арик и полная, чуть даже расплывшаяся Люда, немного повыше ростом Арика. Но взгляд ее выдавал незаурядный ум и тонкое понимание жизни и окружающих нас людей. Она даже обладала определенным магнетизмом, и, если бы захотела, около неё была бы толпа поклонников.

Люда была весьма независимой женщиной. Она жила одна в двухкомнатной квартире, где я иногда бывал раньше с Ариком и Володей, которые проводили с ней много времени. Возможно, что и я бы был все время вместе с ними, но у меня свободного времени практически не было.

Но теперь все праздники в нашей группе мы отмечали в ее квартире. Это было удобно, поскольку никого из родителей там не было. Гостиная была довольно большой и в нее помещались все желающие попраздновать из нашей группы. Любой из нас мог бы и пригласить кого угодно, но приглашенные бывали нечасто, – нам и так было хорошо. Пили в нашей группе много, но не напивались до бесчувствия. А отношение к девочкам было теплое и, я бы сказал, бережное.

А Люда была гостеприимной хозяйкой, хотя, мне кажется, она по уровню превосходила всех девочек нашей группы, но старалась этого не показать. Училась же она средне. Ее не интересовали ни машины, ни механизмы. Попала она сюда случайно, но продолжала учиться и легко переходила с одного курса на другой.

После окончания института и моего отъезда в Академгородок я больше не встречал ни Арика, ни Люды и совершенно не знаю, каков был их жизненный путь.

Впрочем, они, как мне кажется, мною тоже не интересовались.

Амнистия и её последствия Вскоре после смерти Сталина, 28 марта 1953 года газета

«Правда» объявила об амнистии. В считанные недели лагеря и тюрьмы покинули 1 млн. 200 тыс. заключенных, или около половины всех заключенных лагерей и исправительных колоний.

150

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Большинство из них были либо мелкими правонарушителями,

осужденными за незначительные кражи, либо рядовыми гражданами, оказавшимися жертвами одного из бесчисленных репрессивных законов, которые предусматривали наказания практически в любой сфере деятельности, начиная с «самовольного ухода с рабочего места» и кончая «нарушением паспортного режима».

Эту амнистию называли «ворошиловской», потому что Ворошилов был теперь Председателем Президиума Верховного Совета СССР, и именно он подписывал Указ «Об амнистии».

Амнистии подлежали все, кто был приговорен к лишению свободы сроком менее, чем на пять лет; все осужденные за должностные и экономические правонарушения, за злоупотребление властью, а также беременные женщины и матери, имеющие детей младше десяти лет, несовершеннолетние, мужчины старше пятидесяти пяти и женщины старше пятидесяти лет.

Указ об амнистии предусматривал сокращение наполовину срока лишения свободы для всех остальных заключенных, кроме тех, кто был осужден за «контрреволюционные преступления», хищения в особо крупных размерах, бандитизм и преднамеренное убийство.

Как видите, амнистии не подлежали «политические» заключенные, а также бандиты и убийцы. С «политическими» разбирались еще несколько лет, они начали выходить на волю только в 1955-1956 гг., а бандиты и крупные воры довольно легко сбегали на волю, когда очень хотели.

Среди амнистированных оказалось большое число воров и грабителей, и крупные города захлестнула волна преступности. Эта волна не обошла стороной и Ленинград. На улицах стало невозможно ходить, из рук женщин вырывали сумочки, срывали головные уборы. Карманники промышляли в трамваях, автобусах, троллейбусах и просто на улице в толпе.

Все это делалось на глазах у людей, нагло, даже днем. Вечером же на улицу было просто выйти опасно. Даже Невский проспект стал местом, где по вечерам грабили и даже убивали.

Квартиры обворовывались и днем, и ночью. Жить стало невозможно, поножовщина и грабеж стали обычным явлением. Милиция явно не справлялась с нарушителями закона. И городские власти обратились к Обкому и Горкому комсомола, а те решили, что спасти положение могут комсомольцы – рабочая молодежь и студенты.

151


Я начальник штаба комсомольского патруля В комитет комсомола института пришел комиссар милиции III

ранга, симпатичный человек средних лет. Мы созвали по его просьбе актив, и он обрисовал нам ситуацию, сложившуюся в Ленинграде после амнистии.

Нам дали Невский проспект от Московского вокзала до Дворцовой площади, и надо было в субботу и воскресенье организовать вечернее патрулирование проспекта.

На заседании Комитета комсомола меня назначили начальником штаба этого рейда, и было решено, что я подберу комсомольцев в штабы на факультетах для организации комсомольского патруля и предложу общую схему патрулирования.

Одновременно комитет комсомола утвердил Киселева (имя я забыл) начальником постоянного Штаба комсомольского патруля. Его послали куда-то на учебу, и я его в работе больше практически не видел. Может быть, он занимался другими предприятиями и учреждениями и, наверное, занимался успешно, потому что, когда через год награждали орденами и медалями за создание и успешную работу комсомольского патруля, его единственного наградили орденом Ленина.

На следующем заседании комитета я предложил общую схему работу патруля. Весь Невский проспект от Московского вокзала до Дворцовой площади разбивался на 12 участков. За каждый участок отвечал свой штаб, членов штаба выделяло факультетское бюро комсомола. Мы предварительно поработали с милицией, и они подсказали нам адреса домоуправлений, которые и предоставлялись на время рейда штабам.

Общую координацию осуществлял главный штаб, который располагался в помещении Куйбышевского райкома комсомола на углу Невского проспекта и Фонтанки (на той же стороне, что и кинотеатр Титан).

Этот дом, некогда бывший центром литературной жизни дореволюционного Петербурга, был снесён в 2011 году без достаточно веских оснований. Правда, говорят, что его облик будет восстановлен.

Наш главный штаб формировался комитетом комсомола института, при нем были созданы оперативные группы. Я был назначен начальником главного штаба. Все мои предложения по работе комсомольского патруля были одобрены. Было внесено много других предложений, и часть из них тоже была принята.

152

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Мы знали, что многие бандиты вооружены ножами, возможно, у

кого-то могло быть и огнестрельное оружие. У нас же никакого оружия не было и быть не могло. Мы же были только общественностью. Это накладывало на нашу работу дополнительные требования. Ребята для безопасности должны были ходить минимум по трое, каждая тройка обязательно должна была видеть, по крайней мере, еще одну тройку, а те, в свою очередь, еще одну.

Патруль не должен был самостоятельно разбираться с нарушителями. Их следовало доставлять в штаб как можно скорее и, желательно, не силой. Всякие разборки на улице были запрещены. Впрочем, тогда слова «разборка» не существовало. Вместо него говорили «разбирательство», «драка», «с применением силы» и т.п.

Подготовка к патрулированию. Теперь нам предстояло в кратчайшие сроки провести большую

работу. Мы нашли ребят, которые хотели изучить боевые искусства и, прежде всего, самбо. И здесь нам помогла милиция. Десятки, если не сотни студентов начали тренироваться у опытных тренеров. Важно было научиться боевым приемам, чтобы можно было быстро обезвредить вооруженного ножом или пистолетом бандита. Я тоже прошел краткий практический курс и научился защищаться и обезвреживать нападавшего.

Для патрулирования Невского проспекта мы сформировали главный штаб и 12 штабов. Они, в свою очередь, начали формировать оперативные группы и тройки. Стал вырисовываться общий состав патруля. Примерно 25-30% его состава были подготовленные в большей или меньшей степени комсомольцы. Остальные выходили на патрулирование на субботу или воскресенье добровольно. Некоторые соглашались патрулировать оба дня. Причем почти половина патрулировавших были студентками.

К ноябрю все было готово, и мы стали ждать первого дня работы. На заседании комитета комсомола я отчитался о подготовке, мне задали много вопросов, и всю проделанную работу одобрили.

"Чистим" Невский проспект Свыше тысячи студентов вышли в первый день на

патрулирование. И сразу из штабов начали поступать донесения о стычках студентов с бандитами и ворами. Помещения Штабов начали заполняться задержанными. Составлялись протоколы, и большую часть задержанных увозила милиция.

153

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Мы, члены Главного штаба посетили все штабы, обсуждая все

возникавшие вопросы и принимая интуитивные решения. Никаких особых прав у нас не было. Мы даже задерживать не имели права, и бандиты это понимали лучше нас. Поэтому все задержания оформлял потом в штабе прикрепленный милиционер. Он же решал, что делать с задержанным дальше, вызывал спецмашину, которую называли «Черный ворон», или «Воронок». Она доставляла задержанных в отделение милиции, а студенты выступали свидетелями.

В первый день никаких серьезных происшествий не было. По-видимому, бандиты, привыкшие к своей безнаказанности и терроризировавшие жителей города, были ошарашены внезапностью отпора и той решительностью, с которой студенты начали задерживать нарушителей, мало интересуясь законностью задержания.

Но на следующий день в штабе, располагавшемся неподалеку от Главного штаба во дворе дома на Литейном проспекте произошло ЧП. Туда доставили троих бандитов, которые вели себя в Штабе нагло, задирая работавших там студентов, постоянно матерились, временами срываясь с места, чтобы вырваться из помещения. Хотя помещение было небольшим, там собралось человек 15 студентов, в основном из оперативного отряда, хорошо владевшие приемами боевого самбо. И в это время в помещение ворвались с улицы человек семь бандитов, чтобы освободить задержанных.

Завязалась драка. Численное преимущество было за студентами. Бандиты драться умели, но обученные студенты превосходили их в умении обезвреживать нападавших. Несмотря на то, что кое-кто из нападавших выхватил ножи, студенты быстро обезвредили их и связали.

Когда я примчался в штаб, борьба была кончена. Все бандиты были связаны и все они сидели или даже лежали на полу. Милиционер составлял рапорт, а начальник штаба пытался составить список задержанных, доставая из карманов бандитов удостоверения и паспорта. Раненых и избитых среди студентов не было. А вот бандиты красовались синяками и кровоподтеками. Вскоре всех увезли.

В последующем таких происшествий больше не было. После этой потасовки бандиты стали нас бояться. Обстановка на Невском проспекте резко изменилась в лучшую сторону. Нас хвалили. Жители города благодарили нас за то, что мы успешно чистим город.

154


В главном штабе на Невском Главный штаб выполнял в основном координирующую и

организующую деятельность, а также помогал штабам в сложных случаях, когда они не знали, как поступить с задержанным или, когда было необходимо объясниться с кем-либо, выступившим в защиту какого-нибудь бандита, прикинувшегося мирным жителем.

Это бывало часто, когда при задержании они начинали апеллировать к публике, стараясь вызвать жалость к себе, а нас представить бандитами, задержавшими ни за что, ни про что его, несчастного прохожего, который просто шел мимо, а тут к нему пристали какие-то «фраера».

Но патруль-то видел, что этот несчастный, только что, работая в паре с другим, вытащил бумажник у мужчины. В момент задержания бумажника у вора в руках уже не было, Т.к. он успел его передать своему сообщнику, и он думал, что выйдет сухим из воды.

Сразу находились сочувствующие, которые призывали студентов отпустить его, а некоторые из окруживших были его сообщниками, и они пытались организовать толчею и оттеснить студентов от вора. Студенты, уже приобретшие опыт, понимали это. Поэтому в таких случаях им на помощь быстро подходило подкрепление, а вскоре уже приводили и второго грабителя с бумажником, который он еще не успел выпотрошить и выбросить.

Нам, работавшим в Главном штабе, вменили обязанность еще и борьбу с проститутками. Должен сказать, что законов о борьбе с проституцией не было. Почему-то считалось, что она в СССР искоренена. Нет проституции, – нет и законов. Поэтому милиция проституток задерживать не имела права. Тем более предъявлять им какие-либо обвинения или каким-либо образом наказывать. Даже штрафы не были предусмотрены. А проституция, конечно, была, и все знали это. За два с половиной - три рубля на Невском проспекте можно было получить эти услуги в любом подъезде.

У нас в оперативном отряде Главного штаба были студенты и студентки, которых милиция обучила, как доставлять проституток и тех мужчин, которые хотели воспользоваться их услугами прямо в главный штаб.

Подъезд с ул. Рубинштейна был темен и неприметен. Студент, договорившийся с проституткой, или студентка, «согласившаяся» на предложение клиента, заходили в этот подъезд и поднимались на третий этаж. Дверь с площадки этого этажа вела сразу в ярко освещенный большой зал, где располагался штаб. Для проституток и их клиентуры это была полная неожиданность.

155

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Их записывали, проверяли правильность данных ими сведений.

Если они работали, писали письма на работу о том, чем они занимаются.

Для мужчин это было совершенно неприемлемо. Они были солидными, респектабельными людьми, поэтому умоляли нас не писать им на работу.

А женщинам было все равно. Почти все они нигде не работали и занимались проституцией не потому, что им нехватало на жизнь, а, как говорят, «из любви к искусству». По крайней мере, так они говорили. Но надо сказать, эта «древняя профессия» была весьма прибыльна. Многие из них были весьма привлекательны, хорошо одеты. Явно не дно общества.

Они и со студентами пытались заигрывать. Лично мне пришлось разговаривать и составлять протоколы на двух из них. Одна работала продавщицей в буфете, она говорила об одинокой жизни и отсутствии радостей.

Другая была совсем молоденькая, – ей было всего 16 лет. Она даже гордилась тем, что с ней любой мужчина становится половым гигантом, и заявляла, что она другой жизни не знает и не желает знать. У нее были родители, и они, по ее словам, давно с этим смирились, и никак на ее решение повлиять не могут.

Обычно составив бумаги, мы их отпускали. Вскоре некоторых приводили снова.

Я впервые столкнулся с проституцией и понял, что не хочу заниматься борьбой с ней и больше ни разу не садился заполнять протокол и объясняться с проститутками и их мужской клиентурой, которую мне к тому же еще и немного жалко было.

В Удельном парке Мы патрулировали Невский проспект по субботам и

воскресеньям недели четыре, а ближе к зиме нас сняли с него и послали патрулировать Удельный парк.

Я участвовал в патрулировании парка только самый первый раз, когда надо было все организовать – штаб, схему патрулирования, связь с милицией и т.п.

Огромных размеров парк был пуст. Люди боялись заходить туда даже днем. Внутри парка полными хозяевами были шайки бандитов, и между ними все время возникали стычки за какое-то там влияние, что меня совсем не интересовало.

Первое патрулирование прошло спокойно. Нас никто не провоцировал, и мы ходили тройками по пустынным дорожкам парка по установленным маршрутам.

156

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Было скучно, с темнотой зажглись фонари, но ничего не

происходило, и мы с радостью пошли домой, когда пришло время завершения патрулирования.

На следующий день я попросил Веню Извекова освободить меня от этой работы, поскольку я запустил свои текущие дела, которые с меня никто не снимал.

Я порекомендовал на свое место сразу несколько человек на выбор, и все кандидатуры были достойные. Подумав, Веня согласился, и больше я участия в патрулировании не принимал.

Через месяц я узнал, что вскоре бандиты пытались отвоевать свою территорию, и начались стычки между ними и студентами. В общей сложности были задержаны десятки преступников, но, к сожалению, не обошлось без потерь, – одного студента бандиты зарезали.

Никто не понял, как и когда это произошло, как он оказался в парке в одиночестве, но его труп нашли на дорожке. Тем не менее, патрулирование еще продолжалось какое-то время, пока парк не стал снова безопасным местом для жителей района.

Награждение Через год, зимой 1956-1957 года, когда я уже не был членом

комитета комсомола, более того, был исключен из комсомола (исключение не было утверждено райкомом ВЛКСМ), награждали за активную работу по патрулированию города орденами и медалями. Руководитель комсомольского патруля института Киселев (кажется, его звали Саша) был награжден орденом Ленина, многие студенты-комсомольцы получили ордена и медали.

Меня не вспомнили. А, может быть, сознательно не внесли в списки представляемых к награде. А, может быть, включили в списки, а потом вычеркнули ... со мной впоследствии бывало и такое.

Я этим никогда не интересовался. Хотя все же какие-то награды потом получал.

Встреча с грабителями Я довольно часто вечерами заходил к Вене Извекову в

общежитие. Он жил в одном из корпусов на Флюговом пер. Там можно было спокойно поговорить с ним обо всех делах, чего совершенно не представлялось возможным сделать в комитете комсомола, где всегда была толпа народа и Веня говорил с несколькими людьми одновременно.

157

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Как-то раз я засиделся у него допоздна, потом заторопился, боясь

опоздать на последний трамвай, – мне нужно было ехать к себе на Прибытковскую, а пешком это было весьма далеко, – хватило бы на пару часов идти.

Стояла осень со снегом и слякотью. Я решил не идти на Лесной пр. к остановке трамвая, потому что это было в обратном направлении, а пошел по темной улице сзади корпусов общежития, которая вела к Кушелевке (кажется, ул. Харченко). Там трамвай поворачивал с 1-го Муринского пр. налево под железнодорожный мост и всегда ехал медленно. Двери в трамваях тогда еще автоматически не закрывались, и я рассчитывал запрыгнуть на ходу на подножку трамвая. Собственно, я это проделывал не раз, это была обычная практика. Многие студенты из общежития на Флюговом пер. только так и садились утром на трамвай.

Пока я шел вдоль корпусов, было относительно светло, кое-где горели фонари. Потом пошел забор. Стало темнее. Только снег белел около фонаря. Там у забора стояли парень с девушкой и обнимались. Я был одет в костюм, а сверху на мне было теплое зимнее пальто, которое я не застегнул, поскольку мне было довольно жарко, и оно было нараспашку. В руках я держал портфель с документами комитета комсомола.

Еще не дойдя до столба, я увидел вторую парочку у забора, а когда я приблизился к столбу, первая пара перестала обниматься, и парень направился ко мне. Девушка тоже начала медленно идти в мою сторону. Я взглянул назад. Парень из второй пары шел за мной.

Сколько мыслей в одно мгновение пронеслось в голове! Мне уже ясно было, что это грабители, а мне, естественно, не хотелось быть ограбленным. Кроме того, как правило, у каждого был нож, и пырнуть ножом в случае сопротивления им ничего не стоило. А могли пырнуть и просто так для развлечения, тем более с ними были подруги.

В последнее мгновение я еще раз оценил обстановку. Парень впереди протянул свои руки ко мне и взял меня двумя

руками за запястья. Девушка тоже подошла близко, и я явственно увидел ее заинтересованные глаза, с любопытством ожидавшие дальнейшего действия. Идущий сзади парень ускорил шаги, но все же был еще не рядом, а шагах в десяти.

А дальше я уже все делал автоматически, как учили нас на занятиях. Когда он сомкнул свои руки у меня на запястьях вытянутых вперед рук, рукава моего пальто задрались и открылись часы, которые мне подарил папа.

– Не отдам, – мелькнула мысль. – Получай. 158

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня В тот же момент моя правая нога сильно ударила его в пах. Нас

учили бить стремительно, очень сильно, и «по месту», иначе не будет эффекта. Я так и сделал. Это было отработано.

Эффект был немедленный. Парень согнулся в три погибели, а потом завалился на бок. Я не стал ждать, пока подойдет второй, а побежал, благо 1-й Муринский пр. был уже недалеко. И как раз шел трамвай, на который я и запрыгнул. Это было легко, потому что на повороте под железнодорожным мостом трамвай шёл медленно. Теперь я посмотрел назад. Второй парень не побежал за мной, он и две их подруги стояли над первым, который все еще корчился от боли.

В СССР испытана сверхмощная водородная бомба В ноябре 1955 года в СССР впервые было проведено испытание

водородной бомбы, сброшенной с самолета Ту-16. В США сброс водородной бомбы состоялся лишь 21 мая 1956

года. История создания водородной бомбы связана с ошибками и

жертвами. Оказалось, что первая бомба Андрея Сахарова – тоже тупиковый путь, и больше она не испытывалась.

После испытания, обернувшегося жертвами среди мирного населения, академик Тамм потребовал от коллег отказаться от всех прежних идей, даже от национальной гордости – «слойки» и найти принципиально новый путь:

– Все, что мы делали до сих пор, никому не нужно. Мы безработные. Я уверен, что через несколько месяцев мы достигнем цели.

Американцы 1 марта 1954-го у атолла Бикини подорвали заряд неслыханной мощности – 15 мегатонн. В его основу была положена идея Теллера и Улама о сжатии термоядерного узла не механической энергией и нейтронным потоком, а излучением первого взрыва, так называемого инициатора.

Советские физики весной 1954 года тоже пришли к идее взрывного инициатора. Авторство идеи принадлежит академикам Зельдовичу и Сахарову.

22 ноября 1955 года самолёт Ту-16 сбросил над Семипалатинским полигоном бомбу проектной мощности 3,6 мегатонны. Во время этих испытаний тоже были погибшие, радиус разрушений достиг 350 км, пострадал Семипалатинск.

Впереди была гонка ядерных вооружений. Но в 1955 году стало ясно, что СССР достиг ядерного паритета с США.

159

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ А от советского народа жертвы и разрушения при этих

испытаниях скрыли.

Отменен приговор членам ЕАК И еще одно событие произошло 22 ноября 1955 года – был

отменен приговор членам Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК). Все они были расстреляны еще в августе 1952 года, но об этом никому не было известно. Только у родственников, которые пытались передать заключенным посылки, их перестали принимать.

А вскоре, в январе 1953 года, сослали в деревню Тасеево Красноярского края и родственников.

Чтобы не быть голословным приведу фамилии. Тогда сослали: – вдову и дочь начальника Совинформбюро Лозовского, – вдову и сына с женой писателя Бергельсона, – вдову историка и профсоюзного деятеля Юзефовича, – вдову и двух детей врача Шимелиовича, – вдову, сына и дочь поэта Маркиша, его сестру и племянника. – вдову актера Зускина и его дочь, – вдову поэта Квитко, – вдову поэта Гофштейна и их троих детей, – мать редактора Теумина, его брата с женой, – вдову журналиста Тальми. Лишь после реабилитации расстрелянных членов ЕАК их

сосланные родные смогли вернуться в свои дома.

Проекты и зачёты Жизнь моя в этом семестре была совершенно иной, чем прежде.

Я засиживался до позднего вечера в комитете комсомола. Я не пропускал ни одного вечера отдыха, которые устраивались то одним факультетом, то другим, и я оставался на танцы, чего я прежде никогда не делал.

Выбирал какую-нибудь девушку и провожал ее до дома. Целовался, если она позволяла, но новых встреч ни одной не назначал. После этого приходил домой в общежитие и ложился спать.

Комсомольская работа в этом семестре занимала все мое время. Я сидел либо в своем кабинете, либо в кабинете первого секретаря Вени Извекова, и не было ни секунды свободной. Все обсуждения, разговоры, – абсолютно все дела мне казались самыми важными делами на свете. Поэтому я теперь уже спокойно пропускал лекции, лабораторные и практические занятия.

160

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Но мне не дали никаких поблажек в сдаче проектов, зачетов и

экзаменов. И когда наступило время зачетов, Веня сказал мне: – Ты должен быть примером и в учебе. Иди и сдавай. Я ахнул. Хорошенькое дело – «сдавай». А если я ничего не знаю?! Зачетная сессия наступила быстро и неожиданно. Я перестал

ходить в комитет комсомола, да там сейчас и делать было нечего, и погрузился в учёбу. Буквально чудом я успел сделать все лабораторные работы, выполнить и сдать проекты и получить все зачеты. Удивительным было то, что я, по-прежнему, получал отличные оценки.

Я не просто чувствовал, я знал, я был уверен, что я ничего не запоминаю, что я этих предметов не буду знать.

Мне не нравились предметы, которые мы изучали. Они были очень важны для подготовки инженера–механика по специальности «Технология машиностроения – Металлорежущие станки и инструменты», но я уже понял, что я не буду и не хочу быть ни инженером-технологом, ни инженером-конструктором. Я не хотел заниматься ни металлорежущими станками, ни изучать скучную, как мне казалось тогда, технологию машиностроения.

Лихорадочно готовясь к зачетам, а потом и к экзаменам, я просто пользовался своей памятью. Не долговременной, при которой запоминаешь надолго, если не навсегда, а короткой, когда после зачета или экзамена через несколько дней ты уже ничего не помнишь.

Кстати, я оказался неправ. Во-первых, впоследствии оказалось, что я многое запомнил. Во-вторых, многое из того, что я тогда изучил, мне в жизни пригодилось, в частности, технология машиностроения. Впоследствии мне, например, пришлось разрабатывать технологию производства ракет и снарядов, а потом читать лекции по технологии их производства.

В учебном плане этого семестра из общих курсов много времени уделялось теплотехнике. Помимо лекций, там был большой курсовой проект. Надо было рассчитать и спроектировать паровую турбину.

Я приступил к выполнению этого проекта буквально за неделю до сдачи.

Я сидел в чертежном зале, обложившись книгами, пытаясь разобраться в том, что надо было познавать в течение трех месяцев. При всей моей нелюбви к тому, что я читал, и к черчению особенно, я разобрался и сделал проект. С трудом в последний день я сдал его и даже защитил на отлично. Но какой ценой! Я был совершенно вымотан.

161

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Как в тумане, я выполнял одно задание за другим, ходил вместе

с группой сдавать зачеты. Хорошо, что на зачетах редко ставилась оценка – отметку ставили, когда зачет назывался дифференцированным.

Я получал свои «зачтено», а на дифзачётах «отлично», но не испытывал никакого удовлетворения. Мне было как будто бы все равно. У меня не было никакого желания читать техническую литературу, рекомендованную лекторами. Может быть, потому, что я почти не ходил на лекции, а, может быть, и потому, что я не читал учебников, а лабораторные работы делал формально, поэзия, которую я чувствовал раньше в каждом предмете, куда-то ушла.

Я все же иногда приходил в комитет комсомола. К приходу экзаменационной сессии его помещения совсем опустели. Туда никто не приходил, и я с грустью смотрел на пустые комнаты, еще недавно заполненные толпой комсомольцев.

Зимняя сессия - последняя на мехмаше Сразу после зачетов пошли экзамены, и я их сдавал один за

другим и тоже почему-то на отлично. Так было, пока не наступило время экзамена по теплотехнике. И

вот тут-то я поплыл. Причем на каком-то пустяковом вопросе. Это было закономерно. Я безусловно не знал этого курса на отлично. И все же получив «хорошо», я расстроился. Я все-таки уже начал надеяться, что сдам сессию на отлично.

Итог – одна четверка, вторая за всё прошедшее время учебы в Политехническом. Четверку мне никак нельзя было получать, если я хотел сохранить стипендию им. Молотова.

– Правда, подумал я, – одна четверка, полученная на экзамене, не обязательно должна привести к снятию с меня этой стипендии. Но потом мелькнула другая мысль:

– А зачем мне нужна Молотовская стипендия? Зачем мне деньги, если Любочки все равно нет рядом.

Опять кольнуло сердце.

Мысли о переводе на физмех Я все еще не решался попросить о переводе меня на физико-

механический факультет, взвешивал все плюсы и минусы. Минусов было много. Факультет, по-прежнему, был секретным,

и я боялся, что меня не переведут. Евреев туда не брали, как и раньше.

162

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.3 Комсомольская богиня Но и плюсы были. Главное, – время уже было все–таки другое. У

меня было высокое положение в комсомольской иерархии, – все-таки второе лицо в институтском комитете. Я понимал, что просто так мне не откажут. И учился я хорошо, я же был Молотовским стипендиатом.

Я знал многих студентов с этого факультета по работе в комсомоле – секретаря факультетского бюро Володю Назаренко, в частности. У нас с ним были хорошие отношения, но я понимал, что его голос в этих вопросах весит мало.

Я знал, что деканом факультета был ученый-математик Георгий Иустинович Джанелидзе, и студенты о нем отзывались очень хорошо.

И мысли о переходе на физмех всё чаще посещали меня.

Расстрельные списки Сталина Сегодня мне стыдно, что я именовался Молотовским

стипендиатом, – Молотов был не только жертвой (я писал о том, что Сталин отправил в ссылку его жену Полину Жемчужину), но и одним из палачей Сталинского режима.

В тридцатые годы действовал «списочный» механизм осуждения. Расстрельные списки были рассекречены в 1998 г. На сайте Мемориала об этом можно прочесть более подробно: http://stalin.memo.ru/images/intro.htm .

В Политбюро утверждались списки лиц, чьи (чаще всего расстрельные) приговоры должна была потом оформлять Военная Коллегия Верховного Суда. За 1936-1938 годы Сталин и другие члены Политбюро рассмотрели и подписали 383 списка, представленные тогдашним наркомом внутренних дел Ежовым и прокурором Вышинским. Просмотр и утверждение пофамильных списков с заранее намеченной мерой наказания осуществлял сам Сталин. Формальных решений Политбюро по спискам не принималось, их роль выполняли резолюции "за" и подписи на самих списках.

Наиболее активно работали со списками Сталин и Молотов, причем лидировал Молотов – им завизировано 372 списка. Резолюции "за" и подписи Сталина сохранились на 357 списках. Каганович подписал 188, Ворошилов – 185, Жданов – 176. После утверждения таких списков, как правило, дела уже не рассматривались в Военной Коллегии Верховного Суда, а людей просто расстреливали. Таким образом, подписи Сталина и его ближайших соратников имели силу окончательного приговора.

163

http://stalin.memo.ru/images/intro.htm

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Реальное число людей в этих списках было, по подсчетам

общества "Мемориал" в период "Большого террора", – 43 768. За 1940 год обнаружено два списка – от 16 января – на 457

человек и от 6 сентября – на 537 человек. Представляли их Сталину Берия, сменивший Ежова на посту

наркома, и тот же Вышинский. Берия в сопроводительной записке к одному из списков сообщил о том, что НКВД считает необходимым передать их дела в Военную коллегию Верховного суда для рассмотрения, причем 346 человек следует приговорить к ВМН (высшей мере наказания – расстрелу), а 111 – на сроки не менее 15 лет.

Просим Вашей санкции, - завершал записку Берия. Среди 346 человек, которых должны были расстрелять, были

Исаак Бабель, Михаил Кольцов, Надежда Бухарина-Лукина, Всеволод Мейерхольд.

Решение было принято Политбюро уже на следующий день – 17 января. Причем, предложение Берия приняли без каких-либо поправок и изменений. Сегодня кое-кто пытается обелить Берию. Ни его, ни палачей из Политбюро обелить невозможно.

Убийцы! События моей жизни, которые я только что вспомнил и записал,

отстояли от последних двух расстрельных списков всего на 15 лет.

На распутье Я расстаюсь с моим читателем, досмотревшим книгу до этого

места, в момент тяжёлой депрессии. Я мучился от неопределённости. У меня было два, как мне казалось, неразрешимых вопроса: отношения с Любочкой и учёба. Разные вопросы и решать их следовало по-разному.

И причины их возникновения были разными. В том, что у нас произошло, виноват был я сам. Надо было слушать только себя, своё сердце. Я никого не винил в том, что случилось, - я злился на самого себя. И я понимал, что разрешить эту проблему одним разговором нельзя.

Если, вообще, возможно. Я всё время мыслями возвращался к Любочке: надо было

решаться и делать какие-то шаги. Но какие? А по второму вопросу – переходу на физико-механический

факультет - нужно было решаться сразу сделать один решительный шаг. Если это возможно.

Я с родителями не советовался ни по второму, ни, тем более, по первому вопросу. Решения надо было принимать мне и только мне.

164

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт

Глава 4

ДО СВАДЬБЫ ЗАЖИВЁТ

Переход на физико-механический факультет Не позволяй душе лениться! Чтоб в ступе воду не толочь, Душа обязана трудиться И день, и ночь, и день, и ночь! Она рабыня и царица, Она работница и дочь, Она обязана трудиться И день, и ночь, и день, и ночь!

Николай Заболоцкий В феврале 1956 г. я перевелся на физико-механический

факультет. Вот как это было. В конце концов я послушался совета Володи Назаренко и пошел

к декану физмеха Джанелидзе. Он внимательно меня выслушал. Когда я рассказывал ему кратко свою историю поступления в институт, было видно, что он понимает больше, чем я говорю.

165


Да, я это увидел по его лицу. Я понял, что он не только понимает, но и сочувствует. Это вселило в меня некоторые надежды на переход, но холодный душ ожидал меня с другой стороны, и это было неожиданно..

Джанелидзе хорошо знал, какая большая разница в программах на физмехе и мехмаше. Он поручил своему заместителю посмотреть эту разницу и определиться, какие предметы мне нужно досдавать.

Я вначале и не понимал, что это так серьезно. После сверки учебных планов оказалось, что я могу перейти только на третий курс и то при условии, что я дополнительно сдам 12 экзаменов. О четвертом курсе, на котором я сейчас учился, не могло быть и речи. Джанелидзе, к которому мы с замдекана снова зашли, испытующе посмотрел на меня.

– Подумайте, – сказал он. – очень непросто. У него был грузинский акцент, который мне нравился. Мне

трудно сказать сейчас, сколько ему было лет. Тогда он казался мне почти стариком, но вряд ли ему было больше пятидесяти.

– Если решитесь, скажите об этом в нашем деканате. Вам выдадут направления на сдачу экзаменов.

Я чуть подумал и положил перед ним заявление о переходе, которое я заранее написал. Он молча его подписал.

Я сам всё решил и сам всё сделал. Родители мои действия не одобрили. Правда, они и не были категорически против. Да это и было бесполезно. Я уже всё сделал и не собирался отступать.

Появился приказ ректора института о моем переводе с механико-машиностроительного на физико-механический факультет, с 4-го курса на 3-й. И было там еще одно слово – условно, что означало - в случае успешной сдачи 12 экзаменов до 1 октября 1956 г.

Я расписался, что ознакомлен, и стал (условно) студентом 3-го курса физмеха. Через неделю я получил направления на экзамены.

Молотовскую стипендию с меня сняли, – оказывается, она была закреплена за факультетом. Из общежития мехмаша я выехал и вновь поселился дома.

С первого дня нового семестра я пошел в группу на физмехе. Только тогда я понял, что меня перевели не на специальность «Ядерная физика», о которой мечтал, а на специальность «Динамика и прочность машин». Я понял, что проситься на «ядерную физику» и теперь бессмысленно, и смирился.

И ещё одно сразу обрушилось на меня: я понимал далеко не всё, о чём нам рассказывали на лекции. Моего мехмашевского багажа нехватало, особенно математического. Теперь я на практике убедился в том, что разница в программах была огромной.

166


ХХ съезд КПСС Ты к людям нынешним не очень сердцем льни, Подальше от людей быть лучше в наши дни. Глаза своей души открой на самых близких, - Увидишь с ужасом: тебе враги они.

Омар Хайям, перевод Осипа Румера Съезды в Советском Союзе проводились нечасто. ХVIII – был в

1939 году, XIX – в 1952-м, но вот теперь, в 1956 созвали съезд вовремя - через 4 года. Этот съезд - ХХ съезд КПСС - войдёт в историю.

Съезд заслушивал отчетные доклады, и мы выслушали доклад Хрущева, который был Первым секретарем ЦК КПСС, потом был доклад Булганина, он был Председателем Совета Министров, – о директивах к 6-му пятилетнему плану развития народного хозяйства. Потом выбрали Центральные органы партии.

Но в последний день съезда, а это было 25 февраля, совершенно неожиданно для всех Хрущев выступил с докладом «О культе личности Сталина и его последствиях». Доклад был секретным, в газетах он не публиковался, и мы узнали о нем не сразу, хотя какие-то слухи поползли. Сначала узнали в парткоме, а от комсомольских функционеров, каковыми мы являлись, они такие вопросы не скрывали. Но знали пока мало.

– Будет письмо ЦК, – сказали там. Тогда и узнаем все подробно. Первый после смерти Сталина съезд партии состоял из двух

неравных и различных по характеру частей. Первая часть мало чем отличалась от предыдущих партийных

форумов. В ее рамках обсуждались отчеты центральных органов партии и основные параметры 6-го пятилетнего плана.

Неординарной была лишь речь члена Политбюро А.И. Микояна, который резко раскритиковал сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)» и отрицательно оценил литературу по истории Октябрьской революции, Гражданской войны и советского государства. По свидетельству другого члена семьи Микоянов, авиационного конструктора и делегата съезда Артема Микояна зал воспринял выступление брата негативно.

О второй части съезда - Письме ЦК КПСС - разговор особый. Мы не сразу узнали, что была эта часть, поскольку они были засекречены, и газеты об этом не писали. Хотя для всех нас именно эта часть оказалась самой важной.

167


Снова стал жить дома Се, стою у двери и стучу...

Откровение Иоанна Богослова 3:14-2 Во всё хорошее я верю, Мечту о счастье не унять, Иисус Христос стоит пред дверью И просит в дом Его принять.

Сергей Иванов В феврале 1956 я снова стал жить дома. Была веская причина,

почему это было необходимо. Двенадцать предметов, которые я должен был досдать, висели надо мной, как дамоклов меч: математический анализ, аналитическая и дифференциальная геометрия, дифференциальные уравнения, две части гидроаэромеханики и уже не помню, какие еще. Декан физмех факультета профессор Джанелидзе считал, что это будет очень трудно и, скорее всего, невозможно. Я же готов был на все, лишь бы перейти на физико-механический факультет. Мне казалось, что, если я не перейду, моя жизнь сложится несчастливо, потому что я всю жизнь буду заниматься нелюбимым делом.

Вечером в общежитии мехмаша заниматься было невозможно. А как будет в общежитии физмеха, мне еще предстояло переезжать.

– С кем там в одной комнате мне придется жить? Я на физмехе никого не знаю. Будет ли у меня возможность работать над книгами?

В конце концов, я понял, что лучше вернуться домой, здесь, хоть и в одной комнате, но можно будет и ночью посидеть, поработать. ...

Я перечитал написанное здесь и понял, что не привел главной причины моего возвращения домой – меня неудержимо тянуло к Любочке. Я думал о ней постоянно. И я совершенно не понимал, почему я расстался с ней. Я пытался вспомнить причину, и не мог вспомнить.

Я теперь четко осознавал, что это было не мое решение, а моя слабость. Я поддался влиянию моей мамы. Но я ее ни в чем не обвинял. Я понимал, она думала, что так будет лучше для меня, а я ей поверил. А вот этого я не должен был делать. Я должен был жить своим умом. Я понимал, что я натворил что-то ужасное.

Как-то мама мне сказала: – У Любочки кто-то есть.

168

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт И у меня кольнуло в сердце. Мне почему-то раньше казалось, что

Любочка так сильно любит меня, что будет ждать, пока я не одумаюсь и не вернусь к ней. А теперь оказалось, что это не так.

– Сумею ли я вернуть ее любовь? И как это сделать? – Надо вернуться домой. Надо чаще видеть ее. А как это сделать,

когда к моей учебе на новом факультете и моей общественной работе, отнимавшей массу времени теперь еще добавилась сдача 12 экзаменов по предметам, где я, что называется, «ни в зуб ногой»?

Уже в феврале с началом занятий в новом семестре на новом факультете я снова стал жить дома.

Откуда такая уверенность в себе? Между тем, начались занятия на третьем курсе. Никаких

поточных лекций на 200 или даже на 100 человек здесь не было. Была одна группа около 25 студентов, в которой я должен был находиться весь день, - лекции, практические занятия, лабораторные работы, – и так шесть или восемь часов в день (три или четыре пары)

И я ходил на лекции, практические занятия, делал лабораторные работы, стараясь не пропускать занятий, но это плохо получалось, потому что комсомольская работа отнимала, по-прежнему, уйму времени, и иногда я уходил с занятий и с грустью смотрел на пропуски в тетрадях, где я записывал лекции.

Я и так из того, что нам читали на лекциях, многого не понимал, потому что пробелы в знаниях на первых двух курсах были значительными. Восполнить же их можно было только, досдав 12 предметов. Получался какой-то порочный круг, разрубить который можно было только одним путем, – заниматься с группой и заниматься дома или в библиотеке. Заниматься и сдавать. Но, кроме этих 12 предметов, я должен был сдать еще и весеннюю сессию. Я должен был выполнить свое обещание декану физмеха, а времени у меня не было совершенно. И я должен был прийти в хорошей форме к весенней сессии.

Я не понимал, как я это все успею. Но, откровенно говоря, я был уверен, что все успею и все сделаю. Я даже мысли не допускал, что провалюсь на чем-либо. И откуда такая уверенность в себе, в своих возможностях?

А куда я попал? Я хотел заниматься термоядом, но меня направили в группу,

ведущей кафедрой которой была кафедра «Динамики и прочности машин».

169

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ К своему огромному удивлению я оказался на кафедре с таким

странным для меня названием. я даже не знал, что на физико-механическом факультете такая кафедра есть.

– Что это такое? Какая динамика? Какая прочность? Почему машин? А сюда ли я хотел, переходя на физмех, теряя год учебы, досдавая 12 предметов? Конечно, не сюда! Я думал, что буду заниматься ядерной физикой и в будущем создавать «термояд», управляемую термоядерную реакцию.

Я был глубоко разочарован, но даже сказать об этом никому не мог. Я прокручивал в голове варианты и не находил выхода.

– Обратно на мехмаш? Нет, это стыдно. Снова пойти к Джанелидзе? Но мы с ним на эту тему даже не говорили, и он ничего не обещал.

– Выходит, – думал я, – на ядерную физику евреев по-прежнему не берут. Наверное, туда нужна более секретная форма допуска.

Я тогда уже разбирался, какие бывают формы допуска к секретным работам, хотя и не всё понимал. Это чуть позже мне объяснили, что третья форма допуска, которую я получил, – самая слабенькая.

- А на ядерную физику нужна, вероятно, вторая, сказал мне кто-то в первые дни, когда я заметался в лёгкой панике.

Но это все были мои или чьи-то предположения. На самом деле, в одном подъезде длинного корпуса физмеха на нашем этаже, куда мы, студенты, заходили по специальному пропуску, учились студенты только двух кафедр, гидроаэродинамики и нашей. Других студентов физмеха я так никогда в коридорах факультета и не увидел. То ли они были изолированы от нас, то ли мы от них. Как было на 1-2 курсах, я не знаю, потому что тогда на этом факультете не учился, а вот с 3-го курса только наши две кафедры и контактировали друг с другом.

Анатолий Исаакович Лурье Профессор А.И. Лурье - автор фундаментальных трудов по

теоретической и аналитической механике, теории колебаний, операционному исчислению и теории автоматического регулирования, теории оболочек, линейной и нелинейной теории упругости.

Лекции по теории упругости нам читал профессор Анатолий Исаакович Лурье. В небольшую аудиторию, где размещалась наша группа, еще незнакомая мне, скромно зашел невысокий пожилой человек с землистым цветом лица и начал читать лекцию, записывая на длинной доске формулы неописуемой длины.

170

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Голос у него был глухой, что называется, прокуренный. И

действительно, в перерывах он беспрерывно курил. Он не представлялся, и я понял, что ребята его знали и раньше. Я

же его раньше никогда не видел, но мне сказали, что это заведующий кафедрой профессор Анатолий Исаакович Лурье. У меня мелькнула мысль: «Еврей, конечно. Так же, как и Лойцянский, заведующий соседней кафедры гидроаэродинамики.

– Выходит, – подумал я, – преподавать еврею можно, а учиться нельзя. Почему?

Я записывал формулы и пытался записать слова, которыми он сопровождал их. Он предупредил, что учебников пока нет. Анатолий Исаакович читал свой оригинальный курс, так что этот курс был уникален.

Анатолий Исаакович Лурье был крупным ученым в области механики и замечательным человеком. Впоследствии его избрали членом-корреспондентом АН СССР, а вот академиком не избрали, хотя он был, безусловно, достоин того. Кстати, по замечательному учебнику «Теоретическая механика», написанному им вместе с Лойцянским, училось не одно поколение студентов.

Я слушал и смотрел, но мало чего понимал. Видимо, математический аппарат, который использовался в теории упругости, изучался студентами физмеха раньше. Это был один из пробелов, который мне предстояло стереть, сдав 12 предметов. Я начал понимать, что на мехмаше была другая «высшая математика», попроще.

Анатолий Исаакович произвел на меня такое сильное впечатление, что я сразу раздумал пробовать переходить на другую специальность, и остался здесь, у него на кафедре.

Студенты нашей группы Я быстро перезнакомился со студентами группы. Я не помню,

сколько в группе было тогда студентов. Наверное, человек 20-25 и только три девочки – Валерия Шпак, Римма Семенова и Таня Девяткова. А из парней я мало кого сегодня помню. Среди всех выделялся Володя Пальмов, серьезный, вдумчивый студент, державшийся несколько отчужденно от всех. Было ощущение, что он, кроме науки, ничем не интересуется. Впрочем, я его близко не знал, хотя попытки завязать более близкие отношения предпринимал.

171

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я решил посмотреть в интернете, и сразу нашел его.

Обрадовался. Он заведует сейчас именно этой кафедрой, доктор физ.-мат. наук, профессор. Я написал ему короткое письмо и послал по электронной почте. Он не ответил.

– Наверное, режимные правила действуют и теперь, а ведь я живу в США.

Игорь Шевченко был живой, юморной парень, и, казалось, вот-вот – и мы подружимся. Но в последний момент он вдруг «выставлял стенку», и отдалялся, блюдя дистанцию. Оба они – и Володя и Игорь были отличниками, но было видно, что знания Володи – более глубокие, а Игоря – верхушечные.

Я сразу обратил внимание на Валерию Шпак. Невысокого роста с овальным лицом, красивыми глубокими глазами, небольшим носиком и длиннющей толстой русой косой, она, безусловно, была красива. Характер у нее был мягкий, спокойный. Нет, я не влюбился в нее, но мне хотелось постоять рядом с ней, поговорить, и я начал подходить к ней на перерывах, заговаривать на разные темы.

Саша Иванов и Римма Семенова были всегда вместе. Вскоре они поженились. Римма была веселой и улыбчивой, Саша был всегда серьезен, более скован и обладал небольшими способностями, явно не хватая с неба звезд. Римма училась намного лучше.

В группе студентов кафедры гидроаэродинамики я познакомился с Валерой Кедринским, и мы часто разговаривали с ним в перерывах. Он учился на физмехе с самого начала и рассказывал мне по моей просьбе о предметах, которые они изучали, и преподавателях, которые читали им лекции. Это для меня была весьма ценная информация, потому что именно этим преподавателям мне предстояло в ближайшее время сдавать экзамены за прошедшие курсы. Валера был компанейским разговорчивым парнем, но дальше разговоров в перерывах между лекциями наши отношения с ним не пошли.

Сдаю восемь экзаменов из двенадцати Я составил расписание экзаменов так, чтобы сдать, по крайней

мере, половину весной. А вторую половину экзаменов деканат разрешил мне сдать осенью.

Работу в комитете комсомола никто с меня не снимал. Её было по-прежнему много, но теперь, когда у меня появилась цель в жизни, я составил строгое расписание и теперь в первой половине дня там не появлялся, а был на занятиях (правда, не всегда, иногда Веня Извеков извлекал меня с занятий, - он звонил на кафедру).

172

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт После занятий я появлялся в комитете, и старался закруглить все

дела за час-полтора. После этого немедленно ехал домой и готовился дома к экзаменам допоздна.

Кроме того, я решил попросить у ректора разрешение на свободное посещение занятий, чтобы не было замечаний в случае моего отсутствия на занятиях.

Уже в марте я засел за учебники. Для подготовки я выработал такую тактику. Сначала я договаривался с преподавателем о дате сдачи экзамена. За неделю до него я начинал по вечерам готовиться. Я брал учебник или два, по которым можно было готовить предмет. У меня была программа и прошлогодние билеты. Каждый вечер я, приехав домой, сидел за учебником.

Я знал, сколько часов я могу потратить на изучение той или иной главы. Я все расписывал заранее. К воскресенью у меня все было готово по разу, и весь день в воскресенье я повторял весь курс. Обычно я просил преподавателя назначить экзамен на вторую половину дня в понедельник, после занятий. Я успевал еще раз перелистать учебник и свои записи.

Сдав за март-апрель в таком темпе восемь экзаменов (причем все на отлично), я теперь должен был за май наверстать то, что пропустил в этом семестре. Ведь во время лекций я, во-первых, многое недопонимал, а, во-вторых, все же пропустил достаточно много занятий.

Но теперь, после сдачи восьми экзаменов, я уже понимал практически все, о чем говорилось на лекциях. Я, ведь, сдал всю математику – математический анализ, аналитическую и дифференциальную геометрию, теорию функций комплексного переменного, векторное и тензорное исчисление, дифференциальные уравнения и уравнения математической физики.

А пропускал занятия я еще и потому, что я, по-прежнему, был членом комитета комсомола и даже не просто членом комитета, а вторым секретарем комитета ВЛКСМ. И я делал все, чтобы ни в комитете комсомола, ни в парткоме, ни у кого даже мысли не возникло, что я уделяю общественной работе теперь значительно меньше времени, чем раньше. Дел в комитете было у меня, как всегда, невпроворот, но я научился так организовывать свое время, что дела шли хорошо. Веня Извеков был мною доволен, а мой авторитет среди комсомольского актива был высок.

В парткоме, где появились довольно молодые люди, среди которых выделялись преподаватели общественных наук, читавшие свои курсы по-новому, совсем не так, как раньше, ко мне тоже относились, как мне казалось, с уважением.

173


ХХ съезд КПСС в нашей жизни Мы не сразу поняли, чем стал для нас ХХ съезд КПСС. Мы привыкли жить в мире, где славили имя Сталина,

превозносились свершения социализма, передового общественного социалистического строя, «имеющего неоспоримые преимущества перед старым загнивающим строем – капитализмом». Все, что делали и провозглашали «вожди пролетариата Ленин и Сталин не могло подвергаться и тени сомнению. Если кто-либо сомневался вслух, – он бесследно исчезал, доносчиков всегда было много.

Но вот Сталин умер, и что-то изменилось в нашем мире. Не сильно, но эти изменения мы почувствовали.

Вначале Маленков, Берия, Молотов и Хрущев обещали, что «мы и дальше пойдем по пути, начертанному нам великими вождями Лениным и Сталиным». Потом сняли и расстреляли Берию, которому приписывали аресты и расстрелы невинных людей. Нигде об этом не говорили и не писали, но народ вздохнул чуть свободнее. Постепенно начали появляться статьи в газетах, где высказывались мысли, еще недавно считавшиеся запретными. Нет, это были еще даже не мысли, а так, намеки. Но мы уже давно читали не то, что написано, а что угадывалось между строк. И все-таки, это еще была эпоха Сталина.

И вдруг на ХХ съезде КПСС Первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев сказал, что Сталин совершал ошибки, да еще какие! Созданный Сталиным культ его личности, необоснованные репрессии тысяч невинных людей, включая некоторых руководителей партии и правительства, произвели на нас совершенно ошарашивающее впечатление.

Но не буду говорить обо всех, хотя я думаю, что многие думали так же, как и я. Я словно проснулся от какого-то сна. Прошло какое-то время, не очень большое, и я многое переосмыслил. Но, наверное, не так, как думали руководители КПСС, когда выносили на съезд доклад о культе личности Сталина. Они не понимали, что «выпустили джина из бутылки», и загнать его обратно будет трудно, если вообще возможно. Поскольку съезд и его последствия оказали на меня такое воздействие, расскажу о нем чуть более подробно.

Главные события, сделавшие съезд знаменитым, произошли в последний день его работы, 25 февраля 1956. Это было закрытое заседание, на котором отсутствовали приглашенные на съезд гости – представители зарубежных коммунистических партий.

В секретном докладе Хрущева была сказана доля правды о преступлениях второй половины 1930-х – начала 1950-х годов, вина за которые возлагалась на Сталина.

174

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Один из героев «перестройки», очевидец доклада, а в

последующем секретарь ЦК КПСС А.Н. Яковлев впоследствии вспоминал:

«В зале стояла глубокая тишина. Неслышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга – то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха. Шок был невообразимо глубоким».

После окончания выступления Н.А. Булганин, который был председателем на этом заседании, предложил прений по докладу не открывать и вопросов не задавать.

Делегаты приняли два постановления. Одним они одобряли положения доклада, другим – решили разослать его партийным организациям без опубликования в открытой печати.

Вскоре с текстом доклада ознакомили всех членов партии, а также комсомольский актив, зачитав его на партийных собраниях.

Дошло оно и до нашего Политехнического института. Партком решил прочитать доклад на факультетских партсобраниях, где присутствовал и комсомольский актив – преподаватели, сотрудники и студенты. В актовом зале института, где проходили эти партсобрания, каждый раз набивалось свыше 1000 человек. Зал был на 1000 мест, но подставляли дополнительно стулья, люди стояли вдоль стен. Пропускали в зал членов партии по партбилету, а приглашенных – по списку.

Письмо ЦК с докладом Хрущева слушали в полном молчании. Никакого обсуждения, естественно, не было. Расходились притихшие, молчаливые, избегая смотреть друг на друга.

Жуткое было действо. Жуткое и необычное. Для большинства людей первая реакция – не может быть!

Письмо ЦК КПСС Так получилось, что я попал на самое первое собрание в мае 1956

г. и начал слушать письмо, сидя в президиуме собрания. Кто-то из членов парткома начал читать письмо, запинаясь и постоянно сбиваясь. Он поправлялся, путал ударения, слова. Слушать его было тяжело.

Секретарь парткома, проводивший собрание, остановил читавшего, почему-то подозвал меня и попросил продолжать. Я взял в руки маленькую брошюрку с печатным текстом в красной обложке и начал читать с места, которое мне указали. Я читал легко, с выражением, делая небольшие паузы между фразами, смысловыми оборотами, стараясь читать таким же тоном, как говорили дикторы по радио или телевизору.

175

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Когда меня хотели сменить на другого, полагая, что я устал, из

зала закричали: – Пусть читает дальше. Так я и прочел письмо до конца. Секретарь парткома попросил меня читать письмо и на

следующем партсобрании, и я прочел его от начала и до конца. Кажется, на седьмом по счету собрании у меня внезапно перехватило горло, и я уже не мог больше читать. Правда, через 2-3 дня голос вернулся. Прочитав письмо 7 раз подряд, я почти знал его наизусть.

Я был потрясен содержанием письма. Оно врезалось в мою память на всю жизнь. Оказалось, что Сталин был преступником.

– А все его соратники? Тоже преступники? – думал я. – Они же всё видели и всё знали. И все нынешние члены Президиума ЦК? И сам Хрущев, соратник Сталина? А «враги народа» выходит вовсе не были врагами?

Да-а, тут было над чем подумать! Мои папа и мама тоже слушали письмо в своих

парторганизациях: – Все они одним миром мазаны, – сказал папа. – но ты все же

помалкивай. Я не думаю, что после этого письма все круто изменится.

– Будь осторожен, Мишенька, – сказала моя мама. – Я не уверена, что теперь стало возможным всё говорить вслух.

– Кроме того, все может измениться в один день, – добавил папа. – Неизвестно, кто завтра встанет у власти.

Их поколение было запугано насмерть. Кроме того, в докладе Н. Хрущева не было упомянуто ни убийство Соломона Михоэлса, ни расстрел руководителей Еврейского антифашистского комитета, ни компания борьбы с “космополитами“. А поколение моих родителей, как я уже писал, умело читать не только то, что написано, но и то, что не написано.

Доклад Хрущева был послан руководителям коммунистических и рабочих партий мира. С одного из экземпляров текста в Польше сняли копию, которая попала на Запад. В июне 1956 доклад впервые появился в печати в США. Его неоднократно передавали то ли по «Голосу Америки», то ли по «Радио Свобода», и, несмотря на то, что передачи этих радиостанций постоянно глушили, все же их можно было послушать.

176


Доклад Хрущёва впервые был опубликован в СССР лишь с наступлением перестройки, в 1989 году

Рассмотрение на съезде вопроса о культе личности не являлось личной заслугой Хрущева, как это писал в своих мемуарах он сам.

Отношение к эпохе, когда у руководства партией и страной был Сталин, начало обсуждаться в партийно-государственной верхушке задолго до ХХ съезда КПСС, когда начался процесс реабилитации жертв сталинских репрессий. Начиная с 1954 года и до съезда, Президиум ЦК утвердил сотни реабилитационных решений.

Однако В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович и, в какой-то степени, Г.М. Маленков, более других работавшие со Сталиным и, безусловно, причастные к преступлениям, предвидели, что публичное осуждение произвола Сталина может дискредитировать их, поставит вопрос об их личной ответственности. Они боялись также, демократизации общества и восстановления свободомыслия.

Несколько заседаний Президиума ЦК (5 ноября и 31 декабря 1955, 1 и 9 февраля 1956) прошли бурно, но большинство Президиума ЦК поддержало Хрущева. А.И. Микоян, участвовавший в этих обсуждениях, позднее писал, что «...о репрессиях лучше было рассказать самим руководителям партии и не ждать, когда за это возьмется кто-либо другой».

31 декабря 1955 Президиум ЦК КПСС образовал комиссию во главе с секретарем ЦК П.Н. Поспеловым для выяснения судеб членов ЦК партии, избранного на ХVII съезде ВКП(б). Итоги ее работы Президиум ЦК рассмотрел 9 февраля 1956. Тогда же было решено включить в повестку ХХ съезда КПСС вопрос о культе личности Сталина. Докладчиком утвердили Хрущева.

Проект секретного доклада подготовили П.Н. Поспелов и А.Б. Аристов, положив в его основу результаты работы комиссии. Затем над текстом доклада трудились сам Хрущев со своими помощниками и Д.Т. Шепилов. Текст читали и вносили в него замечания все члены Президиума и секретари ЦК КПСС. Таким образом, доклад отражал мнение большинства Президиума ЦК.

Опасения Молотова, Ворошилова, Кагановича и Маленкова подтвердились. Масштабы и глубина поднявшейся в стране критики Сталина и всего сталинизма оказались куда больше, чем ожидали Хрущев и его сторонники. Уже через месяц Президиум ЦК решил ограничить критические выступления коммунистов.

177

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В Постановлении от 30 июня 1956 «О преодолении культа

личности и его последствий» критическое отношение к Сталину сформулировано гораздо осторожнее и менее остро, чем в докладе на съезде.

Мои родители оказались правы. Тем не менее, началась, и мы это почувствовали, либерализация общественно-политической жизни страны, – так называемая оттепель.

Оттепель Повесть Ильи Эренбурга «Оттепель» появилась еще в 1954 году,

ранее ХХ съезда КПСС. В ней все события происходят на фоне суровой зимы, после которой наступает потепление.

Оттаивает не только природа, но и человеческие души, становятся теплее отношения между людьми.

Я недавно перечитал ее и увидел лишь намеки на критику сталинского режима, а надежды на какие-либо перемены можно было только почувствовать между строк. Тем не менее, тогда эта повесть казалась необычно смелой, и слово "оттепель" стало символом целой эпохи – послесталинского хрущевского периода.

Эта повесть была, пожалуй, первой в ряду подобных материалов, появившихся в этот период.

Не подумайте, пожалуйста, что таких выступлений было очень много. Их можно буквально по пальцам перечесть. Я приведу здесь те, которые мне запомнились. Может быть, я чего-то и кого-то упустил, но я не историк и не литературовед. Я пишу только то, что происходило со мной. То, что сам читал и что оставило след в моей душе и формировало меня как личность.

Я взахлеб прочитал роман "Не хлебом единым" Владимира Дудинцева, когда он вышел в 1956 г., и он потряс меня.

Этот роман сразу стал широко известен. Его повсюду обсуждали, и эти обсуждения часто выливались в резкую критику существующего положения в стране. Одновременно началась и травля Дудинцева. Его «прорабатывали» в писательских организациях всех уровней, ругали в газетах, вызывали на допрос в КГБ. К его соседям вламывались «неизвестные» молодые люди. Дудинцева перестали печатать.

Не знаю, что еще было издано к весне 1956 г. Возможно только первый выпуск альманаха "Литературная Москва", который составляли Вениамин Каверин, Маргарита Алигер и Эммануил Казакевич. Но он не стал сенсацией, хотя и понравился своими материалами.

178


Новые государства в Северной Африке Франции пришлось предоставить независимость Тунису и

Марокко. В Алжире, французские войска вели безуспешную войну с повстанческой армией, борющейся за независимость.

В газетах писали о праве народов на самоопределении и распаде колониальной системы. Писали

Отношения с Любочкой восстанавливаются После того, как я снова стал жить в родительской квартире, я стал

нередко видеть Любочку. Она часто заходила к маме, и я видел, что у них установились теплые, даже дружеские отношения.

Было видно, что Любочка высоко ценит мамино мнение по всевозможного рода житейским вопросам, которые меня, в общем-то, интересовали мало. Им же, маме и Любочке, надо было докопаться до сути, понять скрытые пружины и психологические тонкости отношений между людьми.

Я увидел, что и мама совершенно по-другому относится к Любочке. Она систематически приглашала ее на воскресный обед, когда собиралась вся наша семья, и Любочка приходила практически всегда.

Хотя у меня совершенно не было времени из-за ежедневной подготовки к экзаменам, и вся моя жизнь была расписана буквально по минутам, я все же приглашал Любочку погулять по прекрасным ленинградским набережным, и мы говорили обо всем, что волновало ее и меня, – на любые темы, они, действительно, были любые, но за одним исключением, – эти темы не касались наших отношений. Это было табу.

В тот день, когда я сдавал очередной экзамен, я мог расслабиться. Новый предмет я не начинал готовить, и вечер у меня был свободен. Медленно прогуливаясь вдоль Невы, и беседуя на разные темы, мы волей-неволей касались своего душевного состояния. Я в этот период был увлечен Валерией Шпак, моей новой сокурсницей. Правда, я чувствовал, что это была не любовь, а скорее просто увлечение.

В первое время Валерия позволяла за собой ухаживать и охотно приходила на свидания, которые я ей назначал. Но после того, как я был приглашен на обед в их семью и познакомился с ее родителями, ее отношение ко мне изменилось в худшую сторону. Она стала избегать меня, отказывалась от встреч, говорила, что занята.

179

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я понимал, что я не понравился ее родителям. Понимал и почему.

Они, видимо относились к той категории людей, которые не хотели иметь еврея мужем дочери. Я это почувствовал кожей, когда был у них на обеде.

К слову сказать, я был далек от матримониальных планов с Валерией. Мое чувство к ней так и не проснулось. Так что мы расстались без сожаления.

Были в этот период у меня и другие мимолетные увлечения, но нехватка времени и, возможно, присутствие в моей жизни Любочки, пусть даже и почти чужой в это время, не позволили этим встречам перерасти во что-либо более серьезное.

А наши разговоры с Любочкой становились все откровеннее и все теплее...

Продолжаю работать в комитете комсомола института

НА СНИМКЕ: обмен комсомольских билетов. Я (справа) проверяю работу технических работников, оформлявших комсомольские билеты

Приходилось много работать с бумагами в моём кабинете в

комитете комсомола и много беседовать с комсомольскими лидерами факультетов, кроме я ходил и почти на все факультетские комсомольские собрания.

180

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Выступал. Что-то такое говорил. Мне аплодировали. Уже не

помню, по какой причине. Но, наверное, что-то умное сказал. То, что понравилось молодежи. Просто так аплодировать в это время не стали бы. Уже не было тогда дежурных аплодисментов, которыми сопровождали здравицы в честь «любимой партии и правительства».

В комсомоле тогда на самом верху - в ЦК ВЛКСМ шла какая-то реорганизация комсомола и обменивали членские билеты. У меня даже сохранилась фотография с этого мероприятия.

Допустил непоправимую ошибку Как-то мне принесли из факультетского бюро персональное дело

Игоря Виноградского, студента физмех факультета. Я Игоря немного знал, но он был более близок к Володе Меркину и Арику Якубову, с которыми я продолжал поддерживать дружеские отношения, хотя видел их не столь часто, как раньше.

Я пролистал дело. Какая-то женщина написала на Игоря жалобу, потому что он сначала жил с ней, а потом бросил. В общем-то, это была обычная житейская история, но Игоря она не красила, потому что, кроме того, что на всеобщее обозрение был выставлен ворох грязного белья, рассерженная женщина приводила примеры того, как Игорь обращался с ней и какие оскорбительные выражения употреблял в их скандалах. Более того, в подтверждение своих слов она приложила письмо Игоря к ней, где он употреблял совершенно недопустимы оскорбительные выражения.

Мне следовало подумать, давать делу ход или нет, и свою точку зрения изложить Вене Извекову, решение которого было окончательным. В факультетском бюро мнения разделились. Любителей покопаться в грязном белье все еще было достаточно много, хотя уже были комсомольцы, не считающие возможным вмешиваться в личную жизнь людей.

Прежде, чем решить этот вопрос, я решил поговорить с самим Игорем Виноградским.

Игорь Виноградский не был мне ни другом, ни приятелем. Но я знал, что с Меркиным и Якубовым они, хоть и не дружили, но виделись довольно часто, по крайней мере, я встречал его у Володи дома несколько раз.

Его координат я не знал, поэтому позвонил Володе Меркину, и на следующий день ко мне в комитет после занятий зашли Меркин, Якубов и Виноградский. Они застали меня уже выходящим вместе с Марленом Нахапетовым из кабинета, – я спешил домой.

181

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Марлен Нахапетов тоже остался. Он, был членом комитета

комсомола по культурно-массовой работе, оргработа и персональные дела его совершенно не касались, но, как обычно, он был рядом со мной.

Я дал Виноградскому почитать письмо, чтобы посмотреть его реакцию.

– Странно, – сказал он, – я не помню, чтобы я писал это письмо. Можно я почитаю его более внимательно.

Он сидел и читал жалобу и письмо, делая какие-то выписки, а я поглядывал на часы, т.к. очень торопился.

Володя, видя мое нетерпение, спросил, могу ли я дать Игорю это письмо, чтобы он более внимательно прочитал его дома. Завтра же это письмо снова будет у меня. Я подумал, посмотрел на Нахапетова. Он пожал плечами, как бы соглашаясь, – почему бы не дать? Это было против правил, но ведь я имел дело с друзьями!

– Ты иди, сказал я Марлену, я еще немного задержусь, а потом поеду с ребятами.

Он ушел, а я все еще раздумывал, – дать Виноградскому письмо на время или задержаться на полчаса в Комитете комсомола. Нахапетов ушёл.

– Хорошо, сказал я. Принесешь мне его в Комитет сразу после занятий.

На следующий день, Виноградский принес письмо. Я зашел с жалобой к Вене Извекову, сообщил ему точку зрения факультетского бюро, рассказал о реакции Виноградского, но о том, что давал ему документы домой не сказал, считая это несущественным. Веня решил дать делу ход и передал материалы снова в факультетское бюро.

Предстояла длительная процедура рассмотрения: групповое комсомольское собрание – курсовое бюро ВЛКСМ – комсомольское собрание курса, факультетское бюро ВЛКСМ, – Комитет комсомола института, бюро райкома комсомола. Последние две инстанции должны были быть, если бы Виноградского исключали из комсомола или объявляли ему выговор с занесением в учетную карточку.

Я описываю этот эпизод столь подробно, потому что он имел для меня тяжелые последствия, о которых будет написано чуть позже.

Весенняя сессия на физмехе В мае я взялся за текущие предметы, переписывал пропущенные

лекции, выяснял непонятые вопросы и к началу весенней сессии уже был во всеоружии.

182

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Теперь весь математический аппарат, используемый в теории

упругости и других предметах, был мне знаком, потому что я уже сдал все математические дисциплины. И не просто сдал, – я в них досконально разобрался и запомнил.

Все-таки, наверное, у меня была склонность к математике. Но еще больше мне нравилось применение математики к физике и инженерным дисциплинам. На мой взгляд, к решениям можно было применить такие слова, как изящные, красивые. Когда удавалось получить точное решение какой-либо системы дифференциальных уравнений, их называли именами тех ученых, которые эти решения находились, и это казалось мне правильным.

– Придет время, и я тоже найду точное решение какой-нибудь трудной задачи, – мечтал я.

Сессию я сдал без особого напряжения, и по всем предметам получил, к удивлению преподавателей, и студентов моей группы, отличные оценки.

Удивились и в деканате физико-механического факультета. Они тоже не ожидали от меня такой прыти. Сдать на отлично 8 предметов в течение семестра и еще 6 в сессию. Я думаю, это был рекорд. Жаль, что такие рекорды не фиксируются. Зато родители восприняли это как должное.

– Я и не сомневалась в тебе, – сказала мама. – Молодец, сынок, – подал свою реплику и папа. А Любочки в это время в Ленинграде не было. Она сдала

последние в институте экзамены в мае, и в июне была на преддипломной практике в Москве. Я писал ей письма, – она отвечала. И я снова был счастлив.

Насер снова стал президентом Египта В июне в Египте прошли президентские выборы. Они были

безальтернативными. За Насера проголосовало более трёх четвертей принявших участие в голосовании

Египет пытается выгнать Англию из зоны Суэцкого канала Незадолго до полной эвакуации, в июне 1956 г. Египет объявляет

о том, что концессия компании "Суэцкий канал" на эксплуатацию Суэцкого канала после истечения срока договора продлена не будет. Тем не менее, в начале июня 1956 эвакуация английских войск из зоны Суэца была завершена. Тем самым Англия лишилась всех военно-стратегических позиций в Египте.

183

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Разумеется, это решение Египта сильно обеспокоило Англию и

Францию, основных держателей акций компании «Суэцкий канал».

Египет национализировал Суэцкий канал В конце июля Насер объявляет о национализации Суэцкого

канала и своим указом ликвидирует компанию "Суэцкий канал". В ответ на это Великобритания, Франция и США пытаются оказать на Египет финансовое воздействие, а вскоре собирают конференцию 25 стран, которая призывает установить над Суэцким каналом контроль ООН.

Израиль принимает решение Летом 1956 года в Израиле пришли к выводу, что спасти его

может только превентивный удар. Теперь оставалось только ждать благоприятного момента.

Он наступил в июле, когда Насер национализировал Суэцкий канал и ввёл египетские войска в зону канала, а Великобритания и Франция, пострадавшие при национализации, стали готовить военную интервенцию против Египта, намереваясь восстановить права своих акционеров.

Лето 1956 года - поездка в Москву Еще зимой у меня возникло желание организовать поездку

группы студентов в Москву, чтобы познакомиться со столицей, ее памятными местами, музеями, побывать в театрах. Дело было новое, таких поездок раньше не было, и мне пришлось все организовывать от начала и до конца.

Я позвонил в комитет комсомола Московского Энергетического института и договорился, что можно будет остановиться в их студенческом общежитии. С железнодорожными билетами было несложно, а с билетами в театры – еще проще. Желающих поехать в Москву было много, но мы отбирали комсомольских активистов, рассматривая эту поездку как поощрение за активную общественную работу.

Мы приехали на поезде в Москву, поселились в общежитии. Все было прекрасно. Я ходил вместе со всеми на экскурсии по Москве, день провел в Третьяковской галерее, еще день – в Музее изобразительного искусства им. Пушкина. Послушал оперу «Иван Сусанин» в Большом театре. Сусаниным был замечательный бас Михайлов.

184

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт У меня хватило времени посетить моих родных. Я был в гостях у

дяди Миши и его жены Веры. Его дочка Наташа уже подросла и училась в школе. Летом обычно Вера с Наташей жили на даче у Муры, бывшей жены маминого брата Золи. В воскресенье мы все туда поехали, и я познакомился с Мурой, ее матерью Амбой (так ее все звали), и двумя моими двоюродными сестрами Леной, старше меня на два года и Татой, моей ровесницей.

Амба бурно выразила восторг по моему поводу и все время спрашивала меня про что-то, что я делал и что она говорила, когда мне было года два-три, когда они жили в Ленинграде. Но я ничего не помнил и только улыбался ей в ответ на ее воспоминания.

Побывал я и у моего двоюродного брата Миши Качана на Краснопресненской ул. У него подросли две прелестные дочки – Аллочка и Иринка. Миша со своей женой Геней устроили ужин, куда пришла также ее сестра Бетя с мужем. Миша работал в каком-то научно-исследовательском институте главным специалистом, и был доволен работой, но жаловался на постоянную боль в ноге, последствия ранения на фронте.

Всё было замечательно до телефонного звонка. Вахтер общежития передал мне, что кто-то звонил из Ленинграда и оставил номер телефона. Когда я позвонил, оказалось, что звонила Эмма Повзикова.

Эмму я знал еще со времен школы. Она училась в соседней школе, была отличницей, слыла весьма тонким интеллектуальным человеком. Хорошо знала стихи и литературу, как классиков, так и современных писателей. Но поступила она почему-то, как и я, на мехмаш. Она училась в другой группе, общественной работой не занималась, и я с ней контактировал на уровне «здравствуй-до свидания». На вечеринках, которые устраивала Люда Механикова, она тоже никогда не бывала, на институтских вечерах я ее тоже никогда не видел. Может быть, она стеснялась, потому что она покашливала в платок, а руки у нее всегда были потные. Мне казалось, что она постоянно недомогает.

Так вот, Эмма Повзикова позвонила мне и рассказала, что она услышала о том, что у меня какие-то неприятности, связанные с Игорем Виноградским. Что, якобы, я о чем-то сговорился с ним и отдал ему жалобу на него одной женщины, к которой она приложила его письмо к ней с угрозами в ее адрес. А когда в доказательство его недостойного поведения ему на собрании предъявили это его письмо, он от него отказался, сказав, что он это письмо не писал. Стали проверять, и оказалось, что почерк действительно не его.

185

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Но в факультетском бюро была копия, переписанная раньше с

письма, когда жалоба только поступила. И между письмом и копией есть некоторые расхождения в словах. Поэтому в факультетском бюро решили, что я дал Виноградскому письмо, чтобы оно было переписано другим человеком, и тогда он сможет от него отказаться. Так бы и было, если бы письмо было переписано более тщательно. Теперь, - говорила Эмма, - в комитете комсомола собираются разбираться с тобой, а Виноградского уже исключили из комсомола.

Я не стал спрашивать, как она все это узнала и почему именно она звонит мне. Я подумал, что это идет от Володи Меркина, который сам звонить не захотел. И почему-то позвонил Эмме. И я первым делом ему и позвонил. Он ведь тоже участвовал при моей встрече с Виноградским и видел, зачем я дал ему это письмо. Именно он с Ариком Якубовым и привели ко мне Виноградского.

Володя подтвердил, что все обстоит именно так, как рассказала Эмма. Только Виноградского пока не исключили, потому что кворум не собрать, а то собрание, где его разбирали и где он заявил, что письмо не им написано, было не закончено. Они хотят выяснить, как обстоят дела на самом деле и собираются продолжить, когда всё станет ясно.

– Приезжай, не приезжай, – сказал он, – все равно все разъехались. До осени никто разбираться не будет.

Меня никто официально из комитета комсомола не вызвал, даже Веня Извеков не позвонил, хотя знал, как меня можно найти. И я остался с группой до конца поездки. Я делал вид, что все в порядке, и сохранял внешне спокойный вид, но на душе у меня «кошки скребли». Я понимал, что выглядит вся эта история скверно, но ведь никакого умысла у меня не было, а была дурацкая наивность и неоправданная доверчивость. А уж сговора точно не было, и это могут все присутствовавшие – Меркин, Якубов, Нахапетов, да и сам Виноградский – подтвердить.

Письма Любочке Я уже писал, что, несмотря на нехватку времени из-за экзаменов,

мы с Любочкой много и подолгу гуляли по улицам и набережным Ленинграда, разговаривая на любые темы, избегая, правда, говорить о чувствах. Как-то незаметно наши разговоры становились все более и более откровенными, и Любочка стала слегка касаться ее взаимоотношений с мужчиной, с которым она познакомилась летом 1955 года в Харькове. Его звали Валерием, он окончил то ли школу милиции, то ли какой-то институт, готовивший милиционеров, и я для себя уже его иначе и не называл, как «милиционер».

186

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Не знаю, как далеко зашли их отношения, я об этом никогда не

спрашивал, но, мне тогда показалось, что Любочка строила какие-то планы на свою жизнь с ним. Сейчас же Любочка говорит, что отношения были чисто романтические.

В начале мая я заметил какое-то беспокойство в ее поведении. Оказалось, что от Валерия перестали приходить письма. Он по распределению уехал работать в Курск и вскоре перестал писать.

Когда по скупым фразам, услышанным мною, я понял, что Валерий как бы пропал, я стал говорить Любочке, что только я – ее надежный друг, который не способен так вот просто бросить человека и по сути предать его. О Валерии Любочка не хотела вообще говорить, те более, что тем для разговора было у нас много. Я так соскучился по ней за время разлуки, что не мог наговориться. Правда, она, пожалуй, говорила еще больше. Собеседник она была замечательный.

Подходило время ее преддипломной практики, и декан факультета предложил ей практику на какой-то фармзавод в Курске, зная, что там у нее «жених». Любочка категорически отказалась от этого предложения, попросив послать ее в Москву.

В июне она была на практике на заводе в Москве, а в августе поехала к родителям в Батуми, сделав остановку в Харькове. Там жила мать Валерия, и Любочка узнала от нее, что Валерий на ком-то женился.

Конечно, это было для Любочки ударом, но, вероятно, она была к чему-либо подобному готова. Хоть он был поэтом, красивым парнем и у него был бархатный голос, я не уверен, что Любочка его любила. Впрочем, судить мне об этом трудно, Любочка никогда не характеризовала Валерия в разговорах со мной как человека, и тем более не говорила о чувствах.

Родители Любочки в это время жили на Зеленом мысу, рядом с Батумским ботаническим садом на высоком берегу, по сути на горе. Далеко внизу плескалось море, рядом огромный тенистый сад, недалеко танцплощадка, – все условия для того, чтобы пережить горечь расставания с человеком, которого еще недавно считал другом, и который совершил предательство.

То ли Любочка мне все это рассказала, то ли я угадал или почувствовал ее состояние, сегодня я уже не помню, но в июле и августе я писал ей письма, в которых пылко описывал ей свои дружеские чувства (только дружеские) и находил искренние слова утешения. Ответные письма позволяли мне на что-то надеяться...

187


Сражение в шахматы с майором Штерном Остаток июля я провел дома. Папа был днем на работе. Мама с

Аллочкой и Боренькой где-то, как всегда в это время, были на даче, а мне нужно было скоротать недели две до военных лагерей. Вернувшись в Ленинград из Москвы, я уже вообще никого не застал.

Была жара, и я ходил дома в одних трусах. Делать ничего не хотелось и выходить из дома тоже. У меня были учебники, по которым я готовился к предстоящим в сентябре четырем экзаменам.

Я их потихоньку почитывал. Я все понимал сразу, и материал легко запоминался. Только его было очень много, особенно толстым был учебник по гидроаэромеханике, ч.2. Но и он был нетруден. Когда мне надоедало, я открывал какую-нибудь шахматную книжку, разбирал партии, не расставляя шахмат. Они мне были не нужны, я и так все себе ясно представлял. Самой любимой книгой была «500 партий Чигорина». Мне очень нравился его стиль игры. Когда-то в школьные годы я мечтал играть так, как играл он.

В нашей большой коммунальной квартире летом было пусто. Стояла жара, и я сидел за столом в одних трусах. Когда раздался звонок в дверь, я удивился – кто бы это мог быть? – и открывать так в трусах и пошел.

В Венгрии сменился глава компартии В июле 1956 года народные волнения привели к тому, что

пленум ЦК Венгерской партии труда (коммунисты) отправил в отставку генерального секретаря Матиаса Ракоши. Новым генеральным секретарём ВПТ (не без консультаций с компартией СССР) стал его ближайший соратник Эрнё Герё. Новый руководитель был малоавторитетен, - он не пользовался поддержкой даже среди членов ЦК.

О волнениях в Венгрии наши газеты ничего не писали, но какие-то слухи ходили. Источником их были, видимо, те, кто слушал «Голос Америки»

Конфликт в военном лагере

Обычно военные лагеря для студентов Политехнического прох В СССР одили после 4-го курса, но при переходе на физмех военная кафедра сохранила мне военную специальность, которую дают студентам мехмаша – ремонт матчасти зенитной артиллерии. Из нас готовили офицеров для руководства ПАРМами – полковыми артиллерийскими мастерскими.

188

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Меня направили в лагерь вместе с моим прежним курсом

мехмаша. Я оказался в одной роте с Меркиным, Якубовым и другими моими бывшими однокурсниками.

Нас привезли в Ольгино, – там находился учебный военный городок, – и разместили в палатках повзводно. Раздали военную форму, и мы стали рядовыми, у всех были солдатские погоны со скрещенными пушками. Выдали и кирзовые сапоги с обмотками. Сержант показал нам, как правильно носить форму, обматывать ноги, чтобы не натереть их. Потом нас стали муштровать – маршировать, поворачиваться по команде, носить винтовки, приставлять их к ноге, вскидывать на плечо и многое-многое другое.

Сержант, невысокий, внешне хлипкий молодой, но с большим самомнением срочник, постоянно, каждую минуту был с нами, и ни одно наше движение от его взгляда не ускользало. По любому поводу он делал каждому из нас замечания. Они не делались «со зла», но даже сказанные бесстрастным тоном очень быстро надоели.

Утром в 6 утра раздавалось: «Па-адъём». Это кричал сержант противным громким голосом. Кто-нибудь из нас потихоньку, чтобы он не услышал, бормотал: «Подождем». Но через секунду все вскакивали, натягивали брюки, надевали сапоги и выскакивали из палаток на построение.

На импровизированном плацу (просто дорожка вдоль наших палаток, уже стояли сержант и старшина. Старшиной был спокойный, даже флегматичный татарин, никогда не бросающий слов на ветер. Он был добр и, как потом оказалось, справедлив, но внешне строг.

Выстроив нас, сержант командовал «Смирно» и докладывал старшине, что все солдаты построены для проведения утренней физзарядки, старшина здоровался с нами, командовал «Вольно», и мы несколько минут бегали вокруг палаток и делали физические упражнения. Потом бежали к рукомойникам умываться. Снова бегом бежали к палаткам одеть гимнастерки. И опять строились около палаток. Все делалось бегом, потому что времени нам давалось очень мало.

Теперь сержант строем вел нас в столовую. Метров за 100 до столовой он командовал: «Запевай». Запевал было двое Леня Полюдов и я. По каким признакам сержант нас выделил, я не знаю.

189

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Если у Полюдова был достаточно звонкий и довольно приятный

голос, то у меня, как мне казалось, кроме громкости в голосе более ничего не было. Правда, я не фальшивил, как многие, но про себя я называл свой голос козлиным.

Тем не менее, мы вдвоем запевали, а припев подхватывала вся рота. Мы должны были петь очень слаженно, потому что, если кто-то выбивался из хора, сержант останавливал песню, а вместе с ней и роту и начинал распекать сбившегося солдата. Так мы и стояли перед столовой, невзирая на то, что нас ждала еда и «текли слюнки» от голода.

Это чувство голода в течение целого месяца мы чувствовали постоянно. На завтрак мы ели какую-то кашу и толстый кусок хлеба, сверху лежал кусочек масла. Сладкий чай завершал завтрак. Никто не наедался, но добавки не было.

После столовой нас вели на настоящий плац, и мы стояли в строю, ожидая командира роты. Приходил старший лейтенант, здоровался с нами, после чего начиналась муштра. Ходить в строю, чеканить шаг, поворачиваться на ходу налево, направо и кругом. Без винтовки и с винтовкой. Все это называлось строевой подготовкой.

Была еще стрелковая подготовка. Мы стреляли из винтовки и пистолета по мишеням.

Стрелял я неплохо. Помню при зачетной стрельбе из пистолета по мишени из трех выстрелов я выбил 27 очков из 30. А из винтовки лежа поразил все мишени, которые имели вид человеческого силуэта и показывались буквально на 2-3 секунды.

Была еще полоса препятствий, которую надо было «преодолеть» с винтовкой, – пробежать, проползти, вскарабкаться на второй этаж по стенке, спрыгнуть, перепрыгнуть через ров с водой, пробежать по бревну, лежа выстрелить и попасть в мишень, – и все это сделать за какое-то весьма короткое время, так что любое падение или сбой приводили к потере времени и плохой оценке. Для меня тогда все это было делом несложным.

Один раз мы были на марше. В общей сложности мы прошли с оружием и вещмешками километров сорок с одним привалом. Потом переночевали в лесу на ветках, которые тут же нарубили. Обед (или ужин), нам привезли, и мы, поев, повалились на эти ветки, укрылись шинелями, которые всю дорогу несли в скатках через плечо и мгновенно уснули.

Но главная наша задача на сборах – была освоить матчасть 120-мм зенитной пушки и стрельбу из нее. Это была новая пушка, которая пришла на смену 85-мм зенитной пушке, главного зенитного артиллерийского оружия в отечественной войне.

190

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Мы именно эту пушку изучали на занятиях в институте, но нам

сказали, что теперь их на вооружении у армии почти не осталось, так как их передали корейцам, и во время войны между Северной и Южной Кореей их «перемолотили».

Теперь ей на смену пришла новая, более совершенная пушка, которая может стрелять на недосягаемую прежде высоту – более 20 км. Каждая пушка в батарее автоматически наводится с помощью ПУАЗО – прибор управления артиллерийско-зенитным огнем – на цель, вследствие чего вероятность попадания возрастает.

На занятиях мы собирали и разбирали учебные пушки, заучивали названия деталей и последовательность разборки и сборки. Изучали возможные отказы и методы их устранения. Пушка нам нравилась. Потом мы тренировались в учебной стрельбе из нее. Каждому из нас присвоили номер расчета, и мы были, кто наводчик, кто стрелок, кто подносчик. – потом мы менялись номерами.

Мы изучили также ПУАЗО и научились им пользоваться. Вскоре мы представляли собой несколько слаженных боевых расчетов, и на учебных стрельбах показывали неплохие результаты.

Однажды ночью нас подняли по тревоге. Мы заняли боевые позиции, я был у ПУАЗО.

Командир роты, он же командовал нашей батареей объяснил нам, что американские самолеты-разведчики летают в небе нашей страны на высоте порядка 20 км, но у нас мало 122-мм пушек, и мы их не можем сбить, т.к. они еще ни разу не были в зоне поражения. Вот и теперь нам сообщили, что к нашей зоне приближается такой самолет, и, если он залетит в зону, мы должны будем его сбить.

Мы поняли, что это не учебная тревога, а боевая. Вскоре последовала команда приготовиться. Орудия были заряжены боевыми снарядами. Нам сообщили примерные координаты, и наш оптический дальномер поймал цель, я начал вести его по планшету, но он все еще был вне нашей зоны. Координаты цели начали вводиться в вычислительное устройство, а на орудия непрерывно и синхронно передавались исходные данные – упрежденный азимут, угол возвышения и параметр установки взрывателя.

Мы ждали, когда самолет войдет в зону поражения, и видели, что ждать оставалось недолго. Но перед самой границей зоны самолет резко отвернул в сторону и начал уходить. Мы досадовали. Оставалось совсем немного, и мы могли отличиться и сбить самолет противника. Не получилось. Вскоре был дан отбой.

191


К сожалению, другого случая нам не представилось. Недовольство нашим сержантом нарастало. Его беспрерывные

мелочные придирки буквально к каждому из нас, изводили нас. Кроме того, он теперь не ограничивался замечаниями, а начал наказывать. Мы, конечно тоже были не сахар. Не раз перемахивали через забор и исчезали на полчаса, а то и час из нашего лагеря. Сержант замечал отлучку, но доказать, что кто-то покинул лагерь, не мог. Он требовал признания, но в ответ получал издевательские утверждения типа «Был в туалете. Страдаю животом». А за это не накажешь. Постепенно наш сержант начал звереть. Кризис настал, когда он одного из таких самовольщиков лишил обеда.

– У тебя все-равно живот болит, – сказал он. – Попостись. Этого ребята вынести не могли. Посягательство на желудок было

самым суровым наказанием. А когда сержант увидел, что наказанного втихомолку накормили дежурные по кухне, а одним из них в тот день был я, и именно я принес ему еду, он рассвирепел и сказал, что он представит меня к отбытию трех суток на гауптвахте. Видимо, сам он такое наказание назначить не мог.

Понурые, мы шли из столовой. Меня он от дежурства освободил, назначив кого-то другого. Настроение у всех было плохое, и вдруг мы слышим: «Запевай».

Какое там запевай? Говорить, – и то не хотелось. Я не стал запевать. Леня Полюдов тоже не открыл рта. Снова слышим: «Запевай!» И снова ни я, ни Леня не стали запевать.

– Качан, запевай! – его голос стал истеричным. Прямого приказания командира ослушаться нельзя, – я начал что-то такое запевать довольно слабым голосом, не соблюдая ритма. Никто не подхватил из ребят, – и я умолк.

Еще истеричнее: – Полюдов, запевай! Полюдов запел примерно так же, как я. И

опять песня не была подхвачена. Наступило молчание. Слышался только звук наших шагов. И вдруг:

– Стой!! Мы встали. Новая команда: – Ложись!! Мы выполнили приказ и легли в пыль на дорогу: – Встать! Поднялись: – Ложись!! Легли. – Встать!! Встали. И так еще несколько раз. – Запевай! Никто не запел. – Качан, запевай! Полюдов запевай!

192

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Запели, но опять никто не поддержал. Снова: –Ложись!! И снова: – Встать!! Ничего не помогло ему. Мы, что называется, закусили удила. Но

этим не кончилось. Когда мы пришли к палатке, он вызвал меня из строя и, указав на большую кучу камней потребовал, чтобы я перенес их на другое место в двадцати метрах от кучи. Ребята ушли на занятия, а я, обливаясь потом, все таскал и таскал камни. Когда же я их перетаскал на новое место, сержант тут же появился и велел мне таскать их обратно.

– Это издевательство, – сказал я. – Ах ты еще разговаривать. – Не буду таскать обратно. Делайте, что хотите. Он пошел со мной к старшине. Как сержант ему объяснял мой

проступок, я не слышал, но о камнях старшина меня не спросил. Он задал мне вопрос, почему я самовольно накормил солдата, когда его лишили обеда. Естественно, я сказал, что я не слышал ничего о том, что его лишили. Просто увидел, что он не ест и подумал, что ему не хватило. Старшина усмехнулся и отправил сержанта со мной на гауптвахту.

Это была маленькая комната, в которую меня заперли. Окно было зарешечено и выходило к забору, так что я кроме забора ничего не мог видеть. В комнате стояли узкая металлическая кровать и табурет.

– На кровать садиться запрещается, – сказал мне дежурный по гауптвахте.

Я начал вспоминать, на сколько суток меня посадили. – Кажется, сержант говорил на трое суток. Ничего, как-нибудь

переживу, – подумал я. Дверь открылась через два часа. На пороге стоял сержант. – Пойдем, – сказал он. И повел меня в учебный класс. – Наверное, командир роты не утвердил мое наказание, –

подумал я. – Мне нехорошо, но каково сержанту? И действительно, мое появление в классе вызвало бурю веселья

у ребят и насмешки в адрес сержанта. Все были довольны, что наказание мне было отменено.

Все это настолько врезалось мне в память, что я помню свои чувства и сегодня через 52 года, в августе 2008 года, когда я пишу эти строки. Меня унижали, но я сохранил свое человеческое достоинство и горжусь этим.

193

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Конечно, военные лагеря студентов – это не лагеря заключенных.

Там за непослушание могли сгноить, избить и убить, а здесь вряд ли могли себе позволить что-то подобное. Наверное, у них были достаточно жесткие инструкции относительно нас, студентов. Но я подумал, что если бы я был просто солдат, со мной бы расправились, как хотели.

Наступила пора сдачи экзаменов. Я все сдал на отлично. Осталось только сдать экзамен по уставам Вооруженных сил. Их надо было вызубрить. А вот этого я не умел. Память у меня была хорошая, но какая-то особая. Если я понимал, я помнил все, а в уставах понимать не надо было. Надо было отбарабанить слово в слово то, что там написано.

Все ребята сдали уставы с первого раза и получили хорошие отметки, а у меня не пошло. Первый раз мне поставили двойку. Причем, заслуженную, – это я понимал, и претензий ни к кому у меня не было. Второй раз, после того, как я несколько часов сидел и пытался зубрить, моя голова уже совсем ничего не варила, и преподаватель снова поставил мне 2. Это уже был скандал. Они не могли выпустить студента из учебного лагеря с двойкой по уставам. Со мной поговорил командир, спросил, что со мной происходит, ведь я отличник, у меня по всем предметам только пятерки. Может быть, я делаю это специально. Но видя мое неподдельное отчаяние, он сказал:

– Хорошо, иди еще поготовься, будешь сдавать комиссии. Я «поготовился» и с трудом сдал на тройку.

Это мне впоследствии стоило двух воинских званий. Если бы я получил по уставам пятерку, у меня по военным дисциплинам за все годы обучения были бы только отличные оценки, и мне присвоили бы звание старшего лейтенанта, вместо обычно присваиваемого звания лейтенанта. Теперь же из-за тройки по уставам мне было присвоено звание младшего лейтенанта.

Я давно уже снят с военного учета по возрасту. Вот мой военный билет. Его надо было сдавать, но он почему-то у меня сохранился. Обычно время от времени офицеров запаса вызывали на сборы, немного доучивали или переучивали. Меня тоже вызывали и тоже переучивали на ракетчика. После этого нам присваивались новые воинские звания. Обычно такие военнослужащие запаса становились в конце концов капитанами, я же дорос только до звания старшего лейтенанта. К счастью, мне это никогда не помешало. В военных действиях я никогда не участвовал, а в мирное время никто этим не интересовался.

194

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Когда до конца лагерей оставалось всего три дня, со мной

произошел еще один забавный случай. Мы сдавали практическую сборку и разборку затвора 122-мм зенитной пушки, и я уже разобрал затвор, а потом быстро собрал его, получив отличную оценку. Теперь мне надо было снова разобрать затвор, поставив все детали на учебный стенд.

Среди деталей, которые надо было поднимать и ставить на место, был так называемый клин, весом более 70 кг. Видимо, я подустал, но такие тяжести я вообще поднимал с большим трудом. Силачом я никогда не был.

Я приподнял клин двумя руками и вытащил его вверх из затвора, потом держа навесу перенес его ближе к себе и стал потихоньку опускать на пол. В какой-то момент мои мускулы не выдержали, и я опустил клин прямо на большой палец ноги. И не просто опустил, я его практически уронил, хоть и с небольшой высоты.

Хотя на ногах были сапоги, я сразу почувствовал боль и быстро снял сапог. Палец был как палец, но он быстро начал синеть. Меня отправили в военный госпиталь, который был в Ленинграде. Там осмотрели, сделали лубок из гипса и отпустили. Из поликлиники я пошел в одном сапоге, другой я нес в руке.

Поскольку машина, которая меня привезла, уже ушла, я отправился домой. Дома вечером был только папа, так что в солдатской форме видел меня из всех родных только он.

Поздно вечером я поехал на трамвае на Финляндский вокзал, на пригородном поезде доехал до Ольгино, а потом, хромая, держа один сапог подмышкой, пришел со станции Ольгино в лагерь.

Здесь мне ребята со слов нашего сержанта, рассказали, что в одном из лагерей, где студенты тоже изучали 122 мм зенитную пушку, произошло ЧП. Автомобильная колонна с пушками переезжала с одного полигона на другой. Ствол пушки, прицепленной к автомобилю-тягачу, в транспортном положении расположен горизонтально и в аккурат на уровне пассажира следующего автомобиля. А водителями в армии были очень неопытные солдаты. В колонне автомобили часто притормаживают, и, видимо, неопытный водитель второй машины прозевал момент торможения машины, идущей перед ним. Ствол пушки выдавил стекло кабины и раздавил студента-пассажира. Ребята сказали, что, когда сержант это рассказывал, он был явно доволен, что этот случай произошел не у них, а в соседней части.

Через два дня, сдав солдатскую форму и одевшись в гражданскую одежду, я вернулся из лагеря домой. Так закончилось лето 1956 года.

195


Сентябрь 1956 - опять картошка Придя в институт, я обнаружил, что нас опять посылают убирать

картошку. Причем меня почему-то посылают не с моей группой на физмехе, а со старой мехмашевской группой. Теперь она была уже на пятом курсе, я же на физмехе был на 4-м.

Нас разместили в селе Воскресенском Гатчинского района. Мы спали в каком-то неотапливаемом доме на полу, вповалку, на соломе, прикрытой какими-то застиранными простынями, и укрывались разлезающимися от старости одеялами. Девочки спали в соседней комнате в таких же условиях. Утром нам приносили еду – обычно тушеную картошку со свининой, хлеб и чай. Днем обеда не было. А вечером уже затемно, когда мы приходили с работы, получали точно такую же еду.

Работать пришлось от зари до зари. По мокрому полю шли картофелекопалки и вываливали картошку из земли на поверхность. Человек шесть с корзинами шло за каждой, подбирая картофель, очищая его от налипшей земли и складывая его в корзину. А когда корзина заполнялась, высыпали картофель в кучку на землю. Так и шли, оставляя за собой кучки мокрого и грязного картофеля.

Как правило, всегда моросил дождь, мы промокали, картофель не высыхал. В общем, было «весело».

Памятная пора - осенние проблемы Мои мысли вертелись вокруг трех проблем, стоявших передо

мной осенью 1956 года. Первая проблема и основная была трудной, но успешно шла к завершению. За лето мои отношения с Любочкой, благодаря переписке, вступили в новую фазу. Я видел, что наша дружба возобновилась, и надеялся, что Любочка питает ко мне и иные чувства, хотя о них в письмах не было сказано ни слова. Она уже была в Ленинграде, и, когда я вернулся с картошки, и мы встретились, я увидел, что она рада встрече со мной. А уж как я был счастлив! ...

Второй проблемой была досдача четырех экзаменов. Тогда и только тогда я закреплялся на физмехе. Это была непростая задача, – по составленному мною расписанию я должен был сдавать по одному экзамену в неделю, как и раньше. В связи с картофельной эпопеей мне продлили срок сдачи до 1 ноября. Среди предметов были достаточно трудные, вобравшие в себя огромный материал, например, гидроаэромеханика, часть 2-я. Первую часть ее я сдал весной, но это были семечки по сравнению со 2-й частью.

196

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Помню, надо было еще сдавать Теорию переменного тока.

Страшно мне не было. Я почему-то был уверен, что все будет в порядке.

А третья проблема нависла надо мной, как дамоклов меч, – дело Виноградского. Я надеялся доказать, что я не совершил ничего предосудительного.

Началось - разговор с Извековым Вот с этой, третьей проблемы – дела Виноградского, – я и начал,

придя в комитет комсомола института. Собственно, не я начал, все было решено еще до моего прихода. В приемной комитета никого не было. Дверь моего кабинета, как и кабинета первого секретаря – Вени Извекова, выходила в маленькую среднюю комнатку-приемную. Она была открыта, и я, раздевшись в своем кабинете, зашел к Вене. Он был один. Я поздоровался с ним, он кивнул, но не поднялся мне навстречу и не протянул руки. Мое сердце сжалось.

– Видимо, – подумал я, дела обстоят хуже, чем я думал. – Наверное, уже принято какое-то предварительное решение.

Так и оказалось. Веня сказал мне, что я, сговорившись с Виноградским, отдал ему жалобу на него, и это серьезное нарушение комсомольской дисциплины. Как руководитель комсомольской организации, я совершил крупный проступок и буду за это отвечать. Заседание комитета назначено на середину октября, а меня от обязанностей члена комитета пока отстранили.

Я выслушал все это внешне спокойно, но сердце билось совершенно бешено, а кровь то ли прилила к голове, то ли, наоборот, отлила от головы. По крайней мере, что-то с головой случилось, – я это чувствовал.

Веня замолчал. Я молча смотрел на него, ожидая, что он еще скажет. Но он больше ничего не говорил. Он не спрашивал меня, действительно ли я отдал жалобу Виноградскому. Он это утверждал. Понять бы мне тогда, почему он говорил так уверенно, я бы не сделал следующей ошибки. Но я не понял. Я только увидел, что Веня не ждет от меня никаких объяснений. У него уже сложилось мнение о моей виновности, и меня ждет простая формальность – разбор на заседании комитета комсомола и наказание, причем весьма серьезное.

Я встал и пристально посмотрел на Веню. Его глаза за толстыми линзами очков тоже смотрели на меня, но в них я не увидел присущей им доброты. Они были бесстрастны. Его взгляд был как бы отстраненным. Он со мной уже распрощался.

197

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – Я ни в чем не виноват, – сказал я и увидел легкую досаду на его

лице. Он мне не верил и не хотел даже выслушать мои объяснения. – Выслушать, по крайней мере, мог бы, – подумал я. В этот

момент я бы рассказал все, как было. Я бы рассказал, как и почему я отдал ему письмо и, может быть, нашел бы слова, чтобы объяснить, что никакого сговора не было.

Но я видел, что Вене мои объяснения не нужны. Я понял, что мне нужно уйти, –Веня не хочет со мной ни о чем говорить. Я повернулся и ушел. На душе было пакостно.

Продолжаю сдавать 12 экзаменов Но теперь у меня стало больше времени для подготовки к

экзаменам. С утра были лекции и лабораторные работы, и я их теперь не пропускал, так как не надо было убегать в комитет комсомола. И теперь не надо было больше идти в комитет комсомола после учебы, и можно было либо оставаться в библиотеке, либо идти домой.

Я избегал любых встреч с друзьями, не соглашался ни на какие предложения «пойти встряхнуться». Кроме Любочки, которая вернулась в самом начале сентября и появилась в нашей коммунальной квартире как ясное солнышко, я больше ни с кем не проводил ни одной минуты.

Опять каждую неделю я сдавал по экзамену, и до заседания Комитета комсомола успел сдать на отлично два из четырех. Но я постоянно думал о предстоящем разбирательстве, и это отравляло мне всю жизнь.

Совет перед заседанием комитета День заседания Комитета комсомола был назначен, и Марлен

Нахапетов сообщил мне дату заседания с разбором персонального дела Виноградского. Я понимал, что все предрешено, но формулировка внушала мне некоторую надежду, – все-таки не персонального дела Качана.

Из всего комитета мне звонил иногда только Нахапетов. Он подолгу со мной разговаривал, и я, вроде бы, чувствовал его поддержку. Я не знал, будут ли приглашены другие участники моей злосчастной беседы с Виноградским, – Меркин и Якубов, –, когда я отдал ему жалобу и его письмо. Я подумал, что неплохо бы нам собраться, чтобы говорить всем одно и то же, не допуская расхождений.

Мы встретились в квартире Володи Меркина, кроме нас с Володей, был Марлен Нахапетов и Арик Якубов.

198

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Разговор о Виноградском вообще не шел. Я знал, что он от всего

отказывается. Несмотря на то, что все ребята были уверены, что письмо было переписано другим почерком, Игорь твердо стоял на своей версии.

Она заключалась в следующем. Он письма у меня не брал, следовательно, ничего не переписывал, оно написано не им, а другим человеком.

Для меня его позиция создала значительные трудности морального порядка. Мне, по идее, можно было сказать правду и повиниться, сказав, что письмо я ему передавал, но тогда я, конечно, сильно подводил Игоря, выставляя его вруном. Но, наверное, я в этой ситуации в какой-то степени реабилитировал себя. Ведь Марлен, Володя и Арик могли подтвердить, что никакого сговора не было. Я и подумать тогда не мог, что Игорь решит совершить подлог. Самое главное, что я именно так и собирался рассказать на заседании комитета о том, как всё было. Правда и только правда.

– Да-а, – сказал Володя, – для Игоря – это гроб. – Его не только выгонят из комсомола, но и исключат из института.

Зная порядки в комитете, я тоже в этом не сомневался. Но мог ли я сказать иное?

Арик поддержал Володю: – Тебя из института исключать не будут, а его исключат

обязательно. – Как же это будет выглядеть? – спросил я, – каждому ясно, что

письмо переписано, оно отличается от первоначального. – Хотя с таким же основанием можно утверждать, что письмо

подлинное, а ошибки возникли при переписке ребятами в факультетском бюро. Вероятность та же.

Марлен молчал. Он тоже присутствовал, когда я встречался с Виноградским, и знал, как было дело. Он смотрел то на меня, то на Володю, то на Арика и не проронил ни слова. Почему-то я в нем был уверен.

– Марлен – такой верный друг, что подтвердит любые мои слова, – был уверен я.

Мы еще долго разговаривали, взвешивая обе позиции. Теперь и Марлен принимал участие в общей беседе.

Как-то постепенно все склонялись ко второму варианту. Мне казалось, что это общее мнение. Я чувствовал себя не очень уютно, – ведь мне предстояло врать, но меня убеждали, что в данной ситуации – это наилучший вариант. На том и порешили. Расходились поздно вечером, понурые, но все же с надеждой, что все обойдется.

199


Заседание комитета Я сидел в приемной комитета, пока в кабинете Вени шло

заседание. Это было непривычно, – никогда раньше мне не приходилось ждать вызова. Кроме меня, в приемной больше никого не было. Виноградского не вызвали. Не вызвали ни Володю Меркина, ни Арика Якубова. Только Марлен Нахапетов, который был членом комитета, был внутри, – и это грело душу.

– Все-таки, хоть одно дружеское плечо будет подставлено мне там, – думал я.

Я сидел и ждал, а там внутри что-то обсуждали и никак не могли закончить. Наконец, меня вызвали. Предложили стул в конце длинного стола, по бокам которого сидели члены комитета. Веня Извеков сидел с противоположного торца. Марлен был где-то в середине, и его лица я не видел.

Веня встал и изложил существо моего персонального дела. Он в двух словах рассказал о моральном облике Виноградского и его безобразном отношении к пожаловавшейся женщине, а затем сказал, что сегодня комитет комсомола разбирает не моральный облик Виноградского, а совершенно недопустимый проступок Второго секретаря комитета комсомола института Михаила Качана, который вступил в сговор с Виноградским с целью выгородить его, освободить от ответственности за свое поведение.

– Передача жалобы человеку, на которого жалуются – совершенно недопустимый проступок для комсомольского руководителя такого ранга. Предлагаю, прежде всего, выслушать Качана.

Я встал и почему-то абсолютно успокоился, хотя еще за минуту до этого был как в лихорадке. Все члены комитета глядели на меня, только взгляда Марлена я не обнаружил, – он сидел, не повернувшись лицом ко мне, опустив голову к столу. А как мне нужен был его сочувственный, поддерживающий взгляд.

– Я не понимаю, о чем сказал наш секретарь комитета, – сказал я, – я не передавал никакого письма Виноградскому. – Да, я приглашал его на беседу, как я делаю обычно со всеми комсомольцами, персональные дела которых разбираются на комитете. Вы знаете, что я обычно докладываю о них на заседаниях, и должен, наряду с изложением позиции факультета, высказать и свое мнение. Поэтому мне странно слышать здесь такие слова, как «сговор» из уст нашего секретаря комитета.

На секунду повисло молчание. Потом все заговорили одновременно, и я услышал отдельные восклицания такого рода:

200

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт – Вот видите, он отказывается! – Я же говорил, что он будет именно так защищаться! – Он неправильно повел себя... – Его позиция неприемлема для нас... Я понял, что они предварительно обсуждали мое возможное

поведение, мою возможную позицию, что такой мой ответ предполагался.

Откуда они взяли, что я буду это говорить, – подумал я. – Они даже предварительно обсудили, что они будут делать, если я буду держаться этой позиции.

Но самое главное было даже не в этом. Среди голосов я выделил голос Марлена, а среди лиц его лицо. Он выкрикивал:

– Я же говорил, что он будет так защищаться! Молнией сверкнула мысль: Марлен меня предал. Он все

рассказал – не только то, что я в его присутствии передал письмо Виноградскому, но и о нашей встрече два дня назад на квартире у Меркина.

И я совершенно неожиданно для себя абсолютно успокоился. Теперь я понял, почему Извеков меня сразу отстранил от моих обязанностей в комитете, – Марлен ему не просто рассказал все, что он видел, он наверняка еще и приукрасил свой рассказ подробностями, которых, может быть, и не было.

Извеков восстановил порядок и предложил задать мне вопросы. Первый вопрос был – передавал ли я Виноградскому жалобу и письмо. Я ответил, что да, в присутствии моих друзей Меркина и Якубова и члена Комитета Нахапетова я разговаривал с Виноградским. Письмо и жалоба показались мне путаными и противоречивыми, и я дал Виноградскому их почитать. Он с Меркиным и Якубовым читали их полчаса, а потом отдали мне обратно.

– Вряд ли за это время он успел письмо переписать. – Но я не видел, чтобы они читали это письмо, – выкрикнул

Нахапетов. – Естественно, сказал я, – ты к этому времени уже успел уйти

домой. Это была правда. Марлен действительно ушел домой чуть раньше.

– Но ты тоже собирался уйти, – сказал Марлен. – Верно, но я задержался минут на 15, пока они читали письмо. – Но тебя же Виноградский просил дать письмо домой, а ты

торопился, и я видел, что ты готов был дать ему это письмо. – это был, как бы, вопрос ко мне.

201

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – А ты, Марлен, не должен был вообще слушать наш разговор, –

ведь ты занимаешься культурно-массовой работой и к персональным делам не имеешь никакого отношения. Ты вообще не должен был прислушиваться к нашей беседе. Вот видишь, ты неправильно понял тот разговор. А теперь даешь неверную информацию.

Тогда мне был задан второй вопрос: – Собирались ли вы с Меркиным и Якубовым перед заседанием

Комитета и если да, то что обсуждали? – Да-а, Марлен рассказал все, – подумал я. Идея мгновенно

пришла мне в голову. – Собирались, – сказал я. - С Меркиным, Якубовым и

Нахапетовым. Я уже слышал от Вени Извекова формулировку «сговор», когда

с ним разговаривал после лета, и мы обсуждали эту тему. – Но не для того, чтобы сговориться, – продолжал я. Никакого

сговора, на самом деле, не было. Виноградский мне не друг, не брат и не сват. Зачем мне его выгораживать? Меркину и Якубову, которые были вместе со мной и Нахапетовым, Виноградский – тоже не друг, а просто знакомый. Ни у них, ни у меня и в мыслях не было помогать Виноградскому каким-либо нечестным путем. Мы просто вспоминали, как все это было, и, кстати, Марлен присутствовал при этом разговоре. Он может подтвердить.

– Был сговор, – закричал, почти завизжал Нахапетов. Они договорились между собой не признаваться, что письмо было передано Виноградскому.

– Если бы я действительно о чем-то сговорился с Виноградским, – сегодняшнее поведение Нахапетова можно было бы расценить как предательство по отношению ко мне. Но сговора не было, я это категорически отвергаю. И мне остается только подумать, почему Нахапетов придумал свою версию о сговоре, с какой целью Нахапетов это делает. По-моему, он решил меня утопить, но вот зачем, с какой целью – это мне не ясно. Он выступает здесь как «честный» человек, решивший вывести на чистую воду Качана, вступившего в сговор с аморальным человеком с целью освободить его от ответственности, а на самом деле Нахапетов просто лгун и карьерист, который пытается сделать карьеру на костях своего товарища.

Я, разумеется, не помню своего выступления дословно. Но я хорошо помню его смысл. Я всегда помнил все свои аргументы и позеленевшее лицо предателя. Он завизжал, голос его срывался:

– Я говорю правду. Я не лгу-у-у. – Лжешь, – спокойно сказал я. Далеко пойдешь, Марлен!

202

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Они все равно исключили меня из комсомола, хотя половину

членов комитета я убедил. Решающее слово было за Веней, потому что голоса разделились поровну. А Веня принял сторону тех, кто верил Марлену, а не мне. Но доказательств у них никаких не было. Они не собирались никого больше вызывать и не хотели ничего выяснять. Проще было исключить меня и поставить на этом точку, чем не исключать и ждать упреков от парткома.

Теперь же следовало дождаться утверждения райкома. Постановление о моем исключении и освобождении от моих комсомольских обязанностей нигде не было опубликовано. На бюро райкома комсомола меня никогда не вызвали. И я никогда не узнал, какое окончательное решение принял комитет комсомола института. Ведь мне даже не объявили простого выговора с занесением в учетную карточку.

Возможно, здесь сыграл свою роль Витя Пушкарев, к которому я пошел на следующий день. Я ему твердо изложил свою версию, и сказал, что все, что говорил Нахапетов голословно и не выдерживает никакой критики. Фактов у него никаких нет, а Меркин и Якубов могут подтвердить мои слова.

НА СНИМКЕ: Справа первый секретарь Сталинского райкома комсомола Виктор Пушкарёв вручает новый комсомольский билет секретарю факультетского бюро ВЛКСМ (физмех) Нестеренко.

203

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ – Нахапетов был моим другом, - сказал я, - но оказался подлым

человеком, карьеристом и клеветником. Витя Пушкарев всегда относился ко мне лучше, чем Веня

Извеков, и, в отличие от Вени, верил мне. Хотя, я думаю, он понял больше, чем я сказал.

– Будешь внештатным инструктором райкома, – сказал он и сразу дал мне поручение.

Я его быстро выполнил. Тогда он дал другое. И его я выполнил без промедления. Потом он включил меня в комиссию по обмену комсомольских билетов. А потом я вообще отошел от общественной работы. Жизнь закрутила меня и понесла совсем по другим дорогам.

Кто как выглядит в этом эпизоде На самом деле, по очень большому счету Марлена Нахапетова

кое-кто может назвать кристально честным человеком, а меня лжецом. Его борцом за правду, а меня вруном и демагогом.

Только не думайте, что я не размышлял и до, и после заседания комитета, как мне поступить и что говорить. И, поверьте, мне проще было говорить правду, всё, как было, ничего не скрывая.

Почему же я поступил с точностью до наоборот? Почему соврал? Более того, перед заседанием комитета комсомола между мной, Меркиным и Якубовым, действительно, был сговор.

Думаете, решающую роль в моем поступке сыграли слова Якубова о том, что Виноградского исключат не только из комсомола, но и из института? Вряд ли. Но все же запомнилось. Виноградский не был моим другом, и я ничем не был ему обязан. А его отношения с женщиной и его письмо к ней были мне противны. Я его не жалел.

Тогда, возможно, я хотел покрасоваться перед моими друзьями – Меркиным и Якубовым? Да нет, мне это не нужно было. Если бы я не отдал письмо, они бы меня не осудили. И если бы я сказал на заседании Комитета комсомола правду, что я отдал письмо, тоже бы не имели ко мне претензий. Мало ли, о чем разговаривали и договорились. Не им отвечать, а мне. Весь спрос был с меня, и мне надо было принимать решение. Они, кстати, не сообщили мне о намерениях Виноградского переписать письмо. А он, как мне кажется, задумал это сделать сразу. Я просто этого не понял. А Меркин и Якубов, возможно, даже знали об этом. Фактически они, не предупредив, подставили меня. И я об этом думал тогда и понимал, что они по отношению ко мне выглядят отнюдь не как друзья.

204

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Мое первое решение – сказать на заседании комитета комсомола,

что я не отдавал письма, решало вопрос о моей невиновности в случае, если бы Марлен Нахапетов не был в курсе, что я письмо все-таки отдал, - об этом говорилось на нашей встрече у Меркина.

До этого он не знал, отдал я Виноградскому письмо или нет. Возможно, предполагал. Но это было только предположение.

После того, как Нахапетов узнал, что я письмо отдал посмотреть, он предал меня. Он просто выслуживался. Для меня его поведение было доносом. Подлым доносом. Когда я понял, что он донёс, желание наказать доносчика перевесило даже чувство самосохранения. И не просто доносчика, а друга, который стал доносчиком. Поэтому я и не стал признаваться ни в чем, а попытался выставить его подлецом, каким он, собственно, и был.

И для меня моральное удовлетворение после того, как я всё это высказал ему в глаза на заседании комитета комсомола, было выше правды, было важнее моего наказания. Я и сегодня считаю его подлецом и подонком. И сегодня я ни о чем не жалею.

Сдал все 12 экзаменов К исходу октября и сдал всё - все 12 экзаменов. Все экзамены сдал

на отлично. Меня поздравили дома, поздравили в деканате. А я зашел к Георгию Иустиновичу Джанелидзе и сказал ему, что

я выполнил все требования, которые предъявил мне деканат. Он выслушал меня, посмотрел на мои оценки, и я увидел в его

лице удивление и какое-то другое чувство, которое я расценил, как удовлетворение, что он не ошибся во мне.

Теперь я был зачислен студентом физмеха без всяких условий. Я чувствовал себя победителем. Прекрасное чувство!

Профессор Ю. В. Долголенко Я не помню, когда еще у меня было столько свободного времени.

В Комитет комсомола ходить не нужно. На факультеты тоже не нужно ходить. Собрания посещать не надо. В первое время было как-то непривычно. Я никому не нужен, да и мне ни до кого дела нет.

Теперь я посещал все лекции и все лабораторные работы. Теперь я читал дополнительную литературу, выискивая ее в библиотеке, и готовился к занятиям. Ребята в группе удивленно посматривали на меня, – в прошлом семестре меня часто не было на занятиях, а тут вдруг я объявился. Но все же за октябрь я кое-какие предметы подзапустил.

205

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ В этом семестре нам читали большой курс «Теория

автоматического регулирования и управления движением». Лекции читал профессор Долголенко. Читал вроде бы понятно,

но, во-первых, как-то очень абстрактно, а, во-вторых, объем материала был просто огромен.

Кроме того, он у меня в голове как-то не очень укладывался. Со всеми другими предметами проблем не было. Я набрал в библиотеке и даже купил в магазине кучу книг по автоматическому регулированию и начал читать их одну за другой, но это еще больше меня запутало, потому что в каждой книге был свой подход.

Наверное, этот предмет занимал у меня больше всего времени. И у меня не осталось цельного впечатления от него, хотя он был вторым профильным (первым была теория упругости).

Если бы сейчас меня спросили, каким этот курс уложился у меня в памяти, я бы сказал, что это был полный сумбур. Хотя, пожалуй, я бы покривил душой. Это ведь была стройная теория и, я бы сказал, отдельные решения были получены весьма изящно. По крайней мере многое в нем мне нравилось. Но, повторяю, цельной картинки у меня в голове не сложилось.

А с Любочкой я счастлив Это был счастливейший период в моей жизни. Несмотря на

сильную занятость, и она, и я стремились пораньше домой и немедленно встречались, а встретившись, немедленно уходили на улицу, где мы оставались вдвоем, и никто нам не мог помешать. Мы говорили и не могли наговориться.

Любочка мне очень коротко рассказала о своей поездке в Харьков.

Конечно, разговор с матерью Валерия потряс ее. Оказывается, у Валерия была связь с другой женщиной, и женился он вынужденно. Она даже в кошмарном сне представить себе не могла, что такое может случиться с ней. Обида на Валерия был огромной. Обида и горечь, как она могла ошибиться в человеке. Ей трудно было уйти от этих мыслей, а наше гуляние, наши разговоры на любые темы, которые были неисчерпаемы, постепенно вытесняли из ее памяти чувство обиды и горечи.

Недавно я спросил Любочку, собиралась ли она выйти за Валерия замуж, и она ответила отрицательно. Ей нравился Валерий, как поэт, как человек романтического склада. И внешне он был красив. И ухаживать он умел – цветы, стихи о любви. Но это была не любовь. И был один момент, который Любочку насторожил - в стихотворении, которое он посвятил ей, была фраза:

206

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт - И, хотя ты не нашего племени,…. И тогда она поняла, что замуж за него она не выйдет. Гуляя в октябре по улицам и набережным Ленинграда, мы не

сказали друг другу ни слова о наших чувствах и не строили никаких планов на будущее. Мы просто разговаривали.

Моей маме наши прогулки не нравились. Она пыталась заводить со мной разговоры на эту тему, но я от них уходил:

– Я один раз послушался твоего совета, мамочка, но ничего хорошего из этого не вышло. А с Любочкой я счастлив.

Венгерские события Венгерские события стали для меня совершенно неожиданными.

Я тогда, по-прежнему, считал, что в социалистическом лагере все довольны и счастливы, и переход стран народной демократии в статус союзных республик дело недалекого будущего.

И вдруг! Сначала в газетах была опубликована информация о массовых волнениях. Потом о вводе советских танков на улицы Будапешта. Потом об их уходе с улиц. Потом к власти пришло правительство Имре Надя, и наконец, начались казни коммунистов и сотрудников госбезопасности.

Восставшие по сути захватили власть в стране, и Имре Надь расторг Варшавский военный договор и обратился за помощью к Западу.

В начале ноября под руководством маршалов Конева и Жукова Советское правительство провело военную операцию. Для участия в ней в Венгрию было переброшено одиннадцать советских сухопутных дивизий, несколько авиационных соединений, а также части воздушно-десантных войск. За неделю вооруженное восстание было разгромлено на всей территории Венгрии. Советская армия потеряла убитыми 720 солдат и офицеров. К власти было приведено просоветское правительство во главе с Яношем Кадаром. А еще через полтора года Имре Надь был повешен.

Тогда из страны эмигрировали 200 тысяч венгров. В разгар венгерских событий возник так называемый Суэцкий

кризис.

Секретная встреча

22 октября 1956 года в Севре (Франция) состоялась секретная встреча Израиля, Франции и Англии. Об этой встрече тогда, конечно, ничего не было известно. О ней узнали только тогда, когда были раскрыты документы по истечении срока давности.

207

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Во встрече участвовали: с израильской стороны — премьер-

министр Бен-Гурион, начальник генштаба Моше Даян и генеральный директор министерства обороны Шимон Перес; с французской стороны — министр обороны Морис Буржес-Монури, министр иностранных дел Христиан Пино и начальник генштаба Морис Шалль; с британской стороны — секретарь по иностранным делам (министр) Селвин Ллойд и его помощник сэр Патрик Дин.

Переговоры длились 48 часов и закончились подписанием секретного протокола. Согласно разработанному плану, Израиль должен был атаковать Египет, а Англия и Франция вслед за этим должны были вторгнуться в зону Суэцкого канала, объясняя свои действия «защитой канала и необходимостью разделить враждующие стороны». По настоянию израильской делегации, опасавшейся невыполнения обязательств со стороны своих союзников, договор был составлен в письменном виде, подписан и передан каждой из сторон.

Суэцкий кризис В конце октября Израиль, а вслед за ним Англия и Франция

начали военные действия против Египта. Израиль быстро захватил сектор Газа и Синайский полуостров, а англо-французские войска высадили десант в Порт-Саиде.

«Синайская кампания началась 29 октября 1956г. в 17:00 – именно в это время 16 военно-транспортных самолётов "Дакота" израильских ВВС под прикрытием 10 истребителей "Метеор" и 6 истребителей "Ураган" высадили парашютный десант (890-й воздушно-десантный батальон) близ перевала Митле на Синайском полуострове. Десантники заблокировали вражеские войска, которые были уничтожены при подходе основных сил.

Вторжение возглавила 202-ая бригада под командованием полковника А. Шарона.

За ней в прорыв пошли танковые и пехотные соединения. <…> (А. Шульман http://www.jewniverse.ru/biher/AShulman/49.htm ).

Дальше события развивались следующим образом. Через 4 дня, когда войска Израиля вышли к Суэцкому каналу,

Великобритания и Франция направляют Египту и Израилю ультиматум с требованием отвести свои войска от Суэцкого какала на 16 километров. Израиль подчиняется, а Египет отклоняет ультиматум.

Тогда британские и французские самолеты начинают бомбить египетские аэродромы, а США прекращают оказание помощи Израилю.

208

http://www.jewniverse.ru/biher/AShulman/49.htm

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Уже 1 ноября чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН

обсуждает Суэцкий кризис, США критикуют военную операцию и Израиля, и Великобритании, и Франции. Генеральная Ассамблея ООН принимает резолюцию с требованием прекратить огонь.

Великобритания и Франция сообщают о своей готовности прекратить военные действия на Ближнем Востоке, если войска ООН обеспечат мир в этом регионе, и Генеральная Ассамблея ООН принимает решение о посылке на Ближний Восток войск ООН.

Тем не менее, война не прекращается. 5 ноября израильские танки вышли на берег Суэцкого канала», и якобы для защиты Суэцкого канала британский воздушный десант высаживается в Порт-Саиде, у северного входа в Суэцкий канал.

Египет разгромлен, и только тогда Великобритания и Франция соглашаются прекратить военные действия в Египте, но при этом Великобритания заявила о том, что выведет свои войска только после прибытия вооруженных сил ООН.

15 ноября в Египет прибывают вооруженные силы ООН и в начале декабря Великобритания и Франция начинают эвакуацию своих войск из Египта. Вывод их войск завершается 22 декабря.

Вывод войск Израиля с Синайского полуострова затягивается ещё на месяц, но сохраняет свое присутствие в секторе Газа. Сектор Газа, ранее оккупированный Египтом, ему не возвращается.

В конце декабря начинается расчистка Суэцкого канала, финансируемая ООН.

Египет же официально аннулирует Соглашение с Англией 1954 года.

СССР, занятый подавлением восстания в Венгрии, ограничился осуждением агрессии против Египта. Вновь избранный президент США Дуайт Эйзенхауэр огласил «доктрину Эйзенхауэра» о защите политической независимость государств на Ближнем Востоке.

Разумеется, СССР был в этом конфликте на стороне Египта и против «интервентов». Интересно, что это был редчайший случай, когда официальные позиции СССР и США совпали. США тогда активно вмешались в события, препятствуя англо-французским действиям в зоне канала.

Тогда я почувствовал раздвоение своих симпатий. С одной стороны, я был за Советский Союз и Египет против «империалистов», а с другой стороны, мне было приятно, что Израиль приобрел такую мощь, сумев захватить значительные территории, разбив хорошо оснащенные египетские войска. А главное, он разблокировал Аккадский пролив и по итогам войны реализовал право прохода своих судов по Суэцкому каналу.

209

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Мне было также приятно, что был разбит миф о том, что евреи

трусы, что евреи не умеют воевать, что во время войны они "отсиживались в Ташкенте". Я-то знал, что это не так. Мой отец был храбрым человеком и отличным воином, прошедшим всю отечественную войну, начав младшим лейтенантом, командиром пулеметного взвода, а закончив майором. Был ранен и контужен. Представляете, как ему было горько слышать: "Они сражались за Ташкент".

- Вот теперь Израиль показал, как умеют воевать евреи, - злорадно думал я. Правда, о своих симпатиях к Израилю я помалкивал.

Генерал Эйзенхауэр – президент США На президентских выборах в США победу одерживает

республиканец Дуайт Эйзенхауэр, набравший 457 голосов выборщиков против 73 голосов у демократа Эдлая Стивенсона. Избиратели отдают за Эйзенхауэра 35575420 голосов и за Стивенсона - 26033066.

В СССР, как я помню, ставку делали на демократа Эдлая Стивенсона.

Фидель Кастро начинает партизанскую войну на Кубе 2 декабря 1956 года Фидель Кастро со своими сторонниками

высаживается на Кубе. Вначале он терпит неудачу, но части его отряда удаётся уйти в горы, о они начинают партизанскую войну за свержение правительства Батисты.

Советская литература после венгерских событий Материалы второго выпуска альманаха "Литературная Москва",

который, как и первый, составляли Вениамин Каверин, Маргарита Алигер и Эммануил Казакевич, были раскритикованы партийными идеологами.

Из записки Отдела культуры ЦК КПСС "О некоторых вопросах развития современной советской

литературы" от 27 июля 1956 года. "В последнее время, как реакция на лакировку действительности,

сложилась у некоторых писателей и деятелей искусства стремление изображать, прежде всего, "горькую правду", привлекать внимание к трудности и неустроенности быта, к тяжелым лишениям и общим обидам невинно пострадавших.

210

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Подобные тенденции появились, например, в выпущенном

недавно сборнике "Литературная Москва", где ряд авторов рисует прежде всего, теневые стороны нашей жизни, прибегая для этого подчас к нарочитым ситуациям (рассказы С. Антонова, стихи Рождественского и Алигер)

Подписи: Замзав. Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюриков Зав. сектором Отдела В. Иванов Инструктор И. Черноуцан. В 1957 году 19 мая партийные руководители встречались с

деятелями культуры. Владимир Тендряков вспоминает, как обрушился на М. Алигер, активно поддерживающую альманах "Литературная Москва", Н.С. Хрущев.

- Вы-идеологический диверсант. Отрыжка капиталистического запада!

Ошеломленная Алигер отбивалась: - Я же коммунистка. Член партии. - Лжете! Не верю таким коммунистам! Там, на встрече А.Т. Твардовский защищал ее от нападок

Хрущева. (Знамя,1989 г. Дневники А. Твардовского) Особенно сильно был раскритикован рассказ А.Я. Яшина

“Рычаги”. В рассказе было описано явление, которое Джордж Оруэлл

назвал “двоемыслием” (в те годы мы понятия не имели об Оруэлле, – его книга «1984», вышедшая в Англии в 1949 г., была запрещена в СССР). Яшин вряд ли читал тогда Оруэлла, хотя, сейчас пишут, что отдельные экземпляры его книги уже ходили по рукам, правда, еще на английском языке, а не в “самиздатских” переводах.

Но и без Оруэлла Яшин прекрасно знал, что такое “двоемыслие”, – оно пропитывало всю советскую жизнь. В “Рычагах” оно было описано совершенно великолепно, что и вызвало ярость блюстителей советской идеологии.

В 1962 году критическую оценку вызвал и очерк Яшина "Вологодская свадьба", опубликованная в "Новом мире". Но это позже.

Время в конце 1956 года было уже другим. После того, как советские танки подавили венгерское восстание, общественная атмосфера стала намного более суровой. Альманах “Литературная Москва” был не только разгромлен, но фактически закрыт, хотя некоторое время редколлегию водили за нос обещаниями разрешить издание третьего сборника.

211

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ На обсуждении альманаха в Союзе писателей редколлегия

обязательно должна была “признать свои ошибки”. Казакевичу и Алигер, членам партии, пришлось что-то “признать”, хотя они сделали это в общей форме и достаточно туманно. Эммануил Генрихович Казакевич говорил Каверину, что у него было большое искушение – запеть, выйдя на трибуну, “Расцветали яблони и груши”.

Каверин же не был членом партии, и признавать ошибки не желал. Со свойственным ему оптимизмом он считал, что “Литературную Москву” удастся отстоять. На обсуждении он решительно защищал альманах. Но очередной выпуск альманаха так и не вышел.

Позднее напечатали "Братья и сестры" Федора Абрамова, "Тишина" Юрия Бондарева, книги Виктора Некрасова, Даниила Гранина, Юрия Трифонова, Василия Аксенова, Юрия Домбровского, Анатолия Гладилина, Александра Твардовского, Евгения Евтушенко, Виктора Розова.

Через семь лет после «Оттепели» были напечатаны "Тарусские страницы".

За их выпуск директор Калужского книжного издательства А. Сладков получил строгий выговор, главный редактор издательства Р. Левит был освобожден от занимаемой должности, секретарю Калужского обкома КПСС по идеологии А. Сургакову было поставлено на вид. Более строгие меры, запланированные Бюро ЦК КПСС по РСФСР, где были рассмотрены материалы сборника, были отменены Н.С. Хрущевым после того, как у него на приеме побывал Паустовский).

Еще через год Твардовский, будучи редактором журнала «Новый мир» опубликовал повесть Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича".

Пожалуй, Илья Эренбург не только начал, но и завершил период «оттепели»: его мемуары "Люди, годы, жизнь" выходили отдельными томами по подписке (1961-1965 г.). Я сразу прочитывал каждый том, как только он появлялся. Они буквально потрясли меня. Такое я не знал и не думал, что оно может быть.

Эренбург вообще-то писал очень взвешенно. Многое не договаривал, и я понимал, где и что он умалчивает, был воспитан так, что умел читать «между строк». Если бы он написал открытым текстом все, что думает, его бы не напечатали. Кто-кто, а уж Эренбург это знал. Даже когда он писал завуалированно, Твардовский в «Новом мире» задумывался – печатать - не печатать. И были случаи, когда отдельные главы в печать не пропускал.

212

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Но Эренбург, которого все знали, как мастера компромиссов, в

своих воспоминаниях хотел быть честным. Он и написал честно, этим меня потряс, и я ему поверил. Наверное, он потряс не только меня.

Мы с Любочкой решили связать наши судьбы И всюду звук, и всюду свет, И всем мирам одно начало, И ничего в природе нет, Что бы любовью не дышало.

А.К. Толстой

Наше гуляние по набережным Ленинграда слишком долго продолжаться не могло. Я любил Любочку, тянулся к ней, но решительных слов все не произносил. Любочка видела, конечно, что я не решаюсь сделать ей предложение, но до поры до времени не ускоряла событий. Иногда мы оставались наедине в комнате, где она жила у Марьяши, на несколько минут. Я в эти скоротечные минуты обнимал ее и страстно целовал. Это было все, что мне дозволялось.

Более смелые попытки решительно пресекались, – я встречал немедленно вытянутую руку.

Близилась зима. Гулять вечерами становилось все холодней, но это не было для нас препятствием. И не было минуты, чтобы мы затруднились в продолжении разговора, в обсуждении той или иной коллизии. Интересно то, что, как правило, наши взгляды совпадали. Мы думали одинаково. Я рассуждал и приходил к определенному выводу разумом. Любочка находила то же решение интуитивным путем. Да-да, то же решение. Это было удивительно. Нам не приходилось уступать друг другу. Уступать было не в чем.

И вот наступил какой-то день в конце ноября, когда во время очередной прогулки были произнесены все слова.

Когда мы вышли из дома, я сразу понял, что сегодня необычный вечер. Любочка взяла разговор в свои руки и постепенно привела его к тому, что я начал говорить о наших отношениях, скорее даже, о моем отношении к ней. А если проще, я просто сказал ей о своей любви и о том, что очень хочу, чтобы мы были вместе. И Любочка сказала, что и она этого хочет.

Так состоялось признание в любви и предложение жить вместе.

События стремительно развиваются А дальше события начали стремительно развиваться. Я на

следующий день поговорил с мамой. Она, конечно, была против.

213

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Она не была против Любочки, хотя все еще считала ее

легкомысленной. Мама была неправа, – Любочка не была легкомысленной. Она была серьезным, вдумчивым, интересным человеком, хотя внешне производила впечатление легкомысленной. Была легка на подъем – на танцы, в театр, в кино, даже в ущерб учебе. Учеба в химфарминституте никогда не была важна для нее.

Мама любила с ней разговаривать, вообще привечала ее. Она только не хотела, чтобы Любочка стала моей женой. Впрочем, она была бы против любой женщины, потому что это отвлекло бы меня, как она думала, от карьеры крупного ученого, каковым она меня себе представляла.

Так вот, мама была против. Я был готов к этому и сказал, что мы снимем квартиру или

комнату и будем жить отдельно. Мы жили впятером в комнате 24 кв.м. Аллочке тогда было пятнадцать с половиной лет, Бореньке – восемь. И, конечно привести туда молодую жену было невозможно.

Мое заявление о том, что я буду снимать квартиру, было практически нереализуемым.

Жилье тогда в стране не строилось вообще. Снять комнату, а, тем более, квартиру было невозможно, потому что никто не сдавал. По крайней мере, я никогда не слышал то время, чтобы кто-то сдавал.

Мама знала об этом и думала, что мне не удастся снять жилье, поэтому она сразу успокоилась и почему-то решила, что наша женитьба – дело нескорое.

Мама опять ошиблась. Нам повезло. Лева, мамин брат, как раз знал, что на Обводном канале недалеко от Лиговского проспекта сдается однокомнатная квартира, причем недорого. Так что, должно хватить даже наших с Любочкой студенческих стипендий, тем более, что у меня она была, по моим понятиям, вполне приличная. Во-первых, она была на физмехе выше, чем на других факультетах, и уж конечно в химфарме, а во-вторых, я же сдал на все пятерки, и моя повышенная стипендия возросла еще на сотню рублей.

Поскольку пригласить в ЗАГС маму и папу не удалось, мы с Любочкой зашли в ЗАГС вдвоем (ЗАГС – бюро, где регистрировали браки называлось «Запись Актов Гражданского Состояния», – надо же такое придумать!). Я уже не помню, появились ли тогда дворцы бракосочетания. Возможно, что один уже был, кажется на набережной Невы, но туда была огромная очередь, месяца на два-три, а мы ждать не хотели.

Перед походом в ЗАГС мы рассказали о предстоящей женитьбе в наших студенческих группах, и они решили устроить нам комсомольскую свадьбу.

214

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Через пару дней стало известно, что ребята сняли кафе на

проспекте Маркса и, сбросившись, оплатили его аренду, а также выпивку и закуску. Они все организовали сами, – мы с Любочкой не имели к этому никакого отношения, – нас пригласили. Признаться, нам было не до организации свадьбы. Других дел хватало.

Я снял квартиру. Не помню, чтобы встречался с хозяином, по-моему, все делал Лева. Я ему только деньги отдал – всю мою стипендию и даже что-то еще наскреб. А потом 1 декабря мы с Любочкой поехали смотреть квартиру. Там мы впервые оказались без свидетелей и бросились друг другу в объятья. Оба, как оказалось, были совершенно неопытны, несмотря на то, что каждому из нас было по 22 года.

Регистрация брака – мама всё ещё против Три дня перед регистрацией брака Любочка провела в больнице.

Мы скрывали от всех, где она вынуждена была провести эти дни, но ко дню регистрации брака она уже была здорова.

Мы приехали в ЗАГС на ул. Петра Лаврова утром 4-го декабря одни, мама отказалась ехать с нами, – она еще рассчитывала воздействовать на меня и отложить женитьбу.

Свидетелей нам дали в ЗАГСЕ, деньги на регистрацию, рубля три, у меня случайно оказались в кармане, других препятствий не было (предварительную подачу заявлений ввели позднее), и наш брак зарегистрировали.

Заведующая казенно поздравила нас. Свадебный марш Мендельсона тогда не играли, – все было очень буднично, но душа пела. Любочка стала моей женой. Моя мечта сбылась. Я поглядывал на нее. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива со мной.

Мы поехали к моим родителям на ул. Восстания, – мама все же предупредила меня, чтобы после ЗАГСА мы заехали к ним, а не на Обводный канал. К нашему приходу, мама накрыла стол. На столе стояли цветы. Собралась наша семья, мама, папа, Аллочка и Боренька. И нас, наконец-то, тепло поздравили.

Правда, и тут мама не обошлась без напутствий Любочке, как она должна содействовать мне в моем росте. Любочка промолчала. Я тем более не стал пререкаться.

Комсомольская свадьба в кафе Вечером в тот же день была сыграна студенческая свадьба. У

меня сохранился пригласительный билет на нее. Размножали пригласительные билеты тогда фотоспособом.

215

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я не помню, кто делал билет и размножал его, кто-то из ребят в

группе. На свадьбе были все мои друзья из двух студенческих групп – мехмаша и физмеха – Олев Кург, Володя Меркин, Арик Якубов, пришел Миша Лесохин. Пришли девочки и из студенческой группы Любочки. Не знаю, как Любочка, а я был, как в тумане. Помню тосты, тосты, ... Поздравления, пожелания.... Объятия, поцелуи... Многократное – «Горько!» Вальс с невестой... И ни с чем неизмеримое счастье.

Моя мама, хоть, по-прежнему, была против нашего брака, но на студенческую свадьбу 4 декабря в молодежное кафе она все же приехала. Выступала. И даже пожелала нам любви и счастья. На следующий день она решила устроить торжественный обед, строго наказав нам не опаздывать.

Первая брачная ночь К ночи мы на такси поехали домой из кафе на Пр. Маркса на

Обводный канал. В квартире было холодно и неуютно. Поэтому я первым делом

затопил печку. Дрова я завез заранее, а накануне натаскал дров наверх, на 4-й этаж, где была наша квартира.

Дом был старый, потолки были высокие – метра три с половиной, и на четвертый этаж надо было идти и идти. Но тогда для меня это не было проблемой, – я взлетал, даже с дровами.

Слава богу, газ тогда в Ленинграде уже был, но вот центрального отопления не было, к печкам мы привыкли.

Маленькая квартирка наша быстро согрелась. Мы были друг с другом, и нам было хорошо. Потом к середине ночи Любочка стала подремывать, а мне пришлось подбросить в печку дров. Спать совершенно не хотелось. Усталости не было никакой. Я решил почитать учебник по Теории автоматического регулирования. За него я постоянно брался, – в любую свободную минуту.

Потом я понял, что Любочка проснулась, и уже было не до учебника. Так и прошла ночь и следующие полдня. Любовь, печка, легкий недолгий сон, учебник, и снова любовь, печка и далее по кругу.

Часов в 11 утра, я закрыл задвижку у печки, посмотрел внимательно на оставшиеся угли, даже поворошил их кочергой. Мне показалось, что угли сгорели, хотя некоторые из них еще были раскалены. Хотелось сохранить подольше жар, и я закрыл задвижку. Потом мы немного поспали.

Вдруг я проснулся и сразу встал. Мне что-то почудилось, голова была тяжелая, а на душе тревожно.

216

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Я вышел на кухню и плеснул себе холодной воды в лицо.

Вернулся в комнату и сел за стол. Потом взглянул на кровать, где все еще спала Любочка, и что-то мне в ее позе не понравилось. Я подошел и посмотрел на ее лицо. Оно было мраморно-белое. Мгновенно мелькнула мысль: «Ей плохо!» Я попытался ее разбудить, – она не просыпалась. Тогда я поднял ее и поставил на ноги, – Любочка бессильно повисла на мне, глаза ее были закрыты, а голова болталась. Она была без сознания.

– Мы угорели, – понял я. И начал вытаскивать ее из комнаты на кухню. Смочил ей лицо холодной водой. Любочка пришла в себя, и я видел, как ей плохо. Потом ее вырвало, и она снова потеряла сознание.

Я одел ее, принес пальто и тоже надел на нее. Потом вытащил ее на лестницу, подумав, что угарный газ мог быть и на кухне, а на лестнице его точно нет, и там Любочка придет в себя. Выглянула из-за соседней двери соседка, посмотрела и немедленно спряталась обратно.

Я подумал, что надо бы доставить Любочку в какую-нибудь поликлинику, чтобы оказать медицинскую помощь. Мои познания дальше «свежего воздуха» не распространялись.

Любочка снова очнулась, ее снова вырвало, и я, поставив ее на ноги, начал постепенно спускаться с ней по лестнице. Это было непросто, она все время теряла сознание и обвисала, а я торопился, хотелось быстрее выйти на улицу, где, как мне казалось, могли бы помочь прохожие.

Но когда мы выбрались со двора на набережную Обводного канала, прохожих почему-то не оказалось, было совершенно пустынно. Любочку опять начало рвать. Один, другой раз ... Просто выворачивало наружу ...

Я посмотрел на нее, и мне показалось, что она выглядит немного получше. Уже не было такого мертвенного цвета лица. Мы прошли (правильнее, я отволок) по набережной в сторону Лиговского проспекта метров сто, оставалось еще примерно столько же, но потом до трамвайной остановки было еще далеко. А на такси я и не надеялся. Они тогда были редки. И вдруг, на стенке в подворотне я прочел «Медпункт». Мы пошли по стрелке и, какое счастье, дверь медпункта была открыта.

Весь медпункт был – одна комната. Я ни до того, ни после медпунктов в Ленинграде не видел. Видимо, этот был создан специально для нас. Я втащил Любочку в комнату, и к ней подошел медицинский работник. Я пишу так, потому что не знаю, кем была эта женщина – врачом, фельдшером или медицинской сестрой.

217

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ Я торопливо сказал ей, что мы угорели, и она потерла

Любочкины виски нашатырем, а потом сунула смоченную ватку ей под нос. Помогло. Любочка, на самом деле, очнулась. Она лежала на кушетке, постепенно приходя в себя. Я тоже понюхал ватку и потер себе виски, поняв теперь, что мне тоже невыносимо плохо. Правда, рвоты у меня не было.

Мы пробыли в медпункте час, а, может, и два, потому что, когда вышли из него, было уже темно. Правда, в начале декабря в Ленинграде темнеет рано, но мы понимали, что на обед к маме мы безнадежно опоздали. Тем не менее, мы решили поехать. Любочка уже передвигалась самостоятельно, но опиралась на меня. И шли до остановки трамвая мы довольно медленно. Такси, как и ожидалось, не попадалось. Мы сели в полупустой трамвай и вскоре были на ул. Восстания.

Только теперь, сидя в холодном пустом трамвае, я вдруг понял, что мог потерять Любочку. Какое счастье, что я проснулся! Я содрогнулся от мысли, что мог бы и не проснуться.

А что, если Карлом Марксом будет Любочка? Кроме нашей семьи, в комнате был Лева и Аня, мамины брат и

сестра, видимо, они были приглашены на обед. Мама встретила нас упреком:

– А я уже посылала за вами Леву, он вернулся, не найдя вас. –Да сказал Лева. Я позвонил соседке и спросил, не видела ли она

из этой квартиры молодого человека и девушку. А соседка сказала: «Да, валялась тут какая-то».

– Так что случилось? – спросила мама. Только теперь, увидев наши бледно-зеленые лица, мама поняла,

что мы «немножечко» не в себе. Я коротко рассказал, но, может быть, слишком коротко, а, может быть, мама была занята своими мыслями и предстоящим обедом, потому что на нее это не произвело никакого впечатления.

Лева сказал, что он успел съездить на трамвае туда и обратно, так что после ухода из дома мы где-то долго пробыли. Я ответил, что мы были в медпункте, но я видел, что этот ответ не показалось ни ему, ни маме убедительным. Нам, признаться, было все равно.

Аня смотрела на нас, на маму и молчала. Я сказал, что сейчас мы чувствуем себя получше, и мы начали садиться за стол.

Папа тоже все время молчал. Так же молча он достал бутылку кубинского рома и поставил на стол. Я никогда раньше не видел кубинский ром, так что, для меня он был заморской диковинкой.

218

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Папа налил мне треть стакана рома. Я понюхал его, – запах был

приятный. Взял бутылку в руки и посмотрел, какова крепость. Оказалось, 60о. Я вздохнул. Голова была как чугунная, и я подумал, что не сумею проглотить даже каплю рома.

Мама произнесла тост, суть которого заключалась в том, что мне уготовано великое будущее, и моя жена должна быть рядом со мной и делать все, чтобы облегчить мне этот путь. Мама привела в пример Карла Маркса и его жену Женни, которая всецело посвятила свою жизнь мужу.

Анна, молчавшая большую часть времени, вдруг подала реплику: – Ну, Зиночка, а что, если Карлом Марксом будет Любочка? По-моему, Люба осталась ей благодарна на всю жизнь за эту

реплику. Мама же на секунду смешалась. А мне было все равно. Но реплика была смешная. Я не принимал близко к сердцу мамины слова, но мне ее стало жалко. Я-то знал, что не буду Карлом Марксом.

После обеда, который стал ужином, мы вернулись в свою квартиру.

Все форточки были открыты. Квартира не просто проветрилась, а выстудилась. Пришлось затопить печку. На этот раз я тщательно проверил, догорели ли все угли, не дотлевают ли они синим пламенем.

Наш медовый месяц Мы были с Любочкой вдвоем, и нам было хорошо. Сразу после

занятий я мчался домой или к каким-либо Любочкиным родным, куда Люба приезжала самостоятельно, и я перезнакомился со всеми. Иногда мы отправлялись в кино, иногда в театр. Я ни от чего не отказывался. Мне с Любочкой всюду было хорошо.

До домашних занятий или занятий в Публичной библиотеке руки уже не доходили, но ранним утром я вскакивал и быстро просматривал необходимый материал к занятиям. Конечно, этого было недостаточно, но я и виду не подавал. Любочка, летала, прыгала, пела, – а мне было очень хорошо.

Между прочим, в это время у нее заканчивался последний в институте учебный семестр, и в июне следующего года предстояла защита дипломного проекта. Во второй половине декабря навалились учебные дела и на нее, и теперь, приезжая домой, я заставал Любочкину подругу Марину, с которой они вместе готовились к зачетам. Да и я постепенно начал плотно сидеть за учебниками.

219


Еще одна свадьба Дней за пять до Нового года приехали из Батуми Любочкины

родители. – Свадьба, которая состоялась без нас, не считается, ¬– сказал ее отец, Николай Исаакович. Вторую свадьбу назначили на 31 декабря, и Любочкин дядя Марк (брат ее матери, Берты Абрамовны) предложил провести ее в их комнате.

Сорокаметровая комната была заполнена людьми до отказа. На свадьбе было шестьдесят человек. Пришла родня Николая Исааковича и Берты Абрамовны, мамины братья и сестры с детьми, папина сестра Сара с мужем и еще какие-то папины родственники – брат и сестра Беба и Фина, которых я не видел ни до этого события, ни после, хотя имена их в разговорах иногда произносились. Двенадцатилетняя Шурочка, дочь Рахили и наш Боренька рассказывали, что они помнят, как сидели под столом и пили лимонад. – «Самое яркое впечатление детства», – сказала Шурочка.

Угощение было отменное, ведь готовила практически всё жена дяди Марка тетя Ира, а она была хозяйкой и кулинаркой замечательной.

Опять были тосты, кричали «Горько!», и мы целовались напоказ, чтобы понравилось публике. Это было уже совсем не то, что на первой свадьбе, когда я целовал Любочку с трепетом.

По-моему, свадьбой все, включая Любочкиных родителей, остались довольны. Нам надарили свадебных подарков, среди них столь необходимую нам столовую и чайную посуду, несколько хрустальных ваз, столовые и чайные приборы, скатерти и много других необходимых и не очень необходимых вещей. Так что, мы сразу стали «богачами». Все эти вещи свезли на Обводный, но большинством вещей там пользоваться было трудно, даже положить было негде ввиду жуткой тесноты и отсутствия шкафа и буфета или даже просто горки. Они там так и лежали запакованными.

Повышенной стипендии больше нет Весь день 1 января прошел, как в тумане, а утром 2-го был

экзамен по «Теории автоматического регулирования», и я просидел всю ночь, готовясь к нему. Пятерку мне получить не удалось, – на каком-то вопросе я поплыл.

Это была моя первая и последняя четверка на физико-механическом факультете, и из-за нее и лишился столь нужной мне повышенной стипендии. Полгода я получал на 100 руб. меньше. Но долгов по учебе у меня больше не было.

220

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Все экзамены я сдал и теперь уже с полным правом именовался

студентом четвертого курса физико-механического факультета. 1956-й год был для меня неимоверно трудным испытанием в

жизни, но он же наградил меня на всю мою жизнь. Я обрел спутника жизни, любимого человека. Мне было только 22. Вся жизнь была впереди.

Начался январь 1967 года. Любочкины родители вскоре уехали домой в Батуми, а я в январе один за другим продолжал сдавать экзамены. Четверка по «Теории автоматического регулирования» огорчила меня, но не выбила из колеи. Все остальные экзамены я сдал на пятерки. Для меня наступили каникулы, а для Любочки, наоборот, наступили «суровые будни». Ее направили на завод «Салолин» для подготовки дипломного проекта, и она приходила домой, пропахшая совершенно мерзким запахом меркоптана.

Нам было хорошо в квартире на Обводном. За короткое время мы ее обжили, и эта квартира стала нашим домом – первым «своим» домом в нашей жизни.

Февраль-май 1957 года - лекции Лурье Начался новый семестр. Теперь я вообще не пропускал занятий.

Мне очень нравились неторопливые и насыщенные лекции Анатолия Исааковича Лурье, который влюбил меня в механику, а особенно в теорию упругости. Насыщенные аппаратом тензорного исчисления, его лекции были красивы, изящны и доказательны. Многие решения принадлежали лично ему, и я восхищался его умом, проницательностью, его видением природы явления.

Я знал, что он постоянно работает над очередной книгой, причем он не писал книгу по уже готовому материалу, который надо просто изложить. Нет, Анатолий Исаакович решал новые задачи и излагал их в книге, которую писал. Иногда у меня возникало чувство, что то, что он нам только что изложил на лекции, было сделано им буквально вчера. Он обладал блестящими знаниями по математике и механике и стремился передать эти знания нам, своим студентам.

И как человек он мне нравился все больше и больше. Всегда спокойный, ровный, я никогда не видел его рассерженным. Не видел, чтобы он кого-то отчитывал. Я не помню, чтобы он хотя бы раз сделал замечание кому-нибудь во время лекции. Он был увлечен тем, что писал мелом на двух длинных досках во всю стену, иногда на мгновение задумывался, оценивал написанное. Говорил:

– Да-да, именно так... И продолжал писать дальше. На нас он не смотрел, но я видел,

что он видит каждого из нас. И помнил он тоже каждого. 221


Теория и эксперимент У нас был специальный курс «Теория эксперимента», а потом

была большая серия лабораторных работ. На них мы учились современным измерительным методам, применяемым при исследовании напряжений и деформаций, в частности, тензометрии. Илья Борисович Баргер, очень колоритная фигура, море обаяния и желания помочь, научил нас планировать эксперимент и правильно обрабатывать полученные результаты.

Мне нравилось и то, и другое: и теоретические решения, основанные на применении уравнений математической физики, и эксперимент, красоту которого я понял теперь и оценил.

Создан общий рынок В конце марта шесть европейских стран - Бельгия, Франция,

Западная Германия, Италия, Люксембург и Нидерланды ("шестерка") подписывают римский Договор о Европейском экономическом сообществе (ЕЭС), или Общем рынке.

Одновременно подписывается и второй римский Договор о Европейском сообществе по атомной энергии (ЕВРАТОМ).

Суэцкий канал открыт для судоходства В конце марта открывается Суэцкий канал – сначала для морских

судов малого водоизмещения, а вскоре и для прохода судов максимального водоизмещения.

СССР предлагает прекратить испытания ядерного оружия В начале мая СССР обращается к США и Великобритании с

предложением прекратить ядерные испытания. И США, и Англия не идут навстречу. Англия проводит в

центральном районе Тихого океана испытания своей первой водородной бомбы мощностью около 1 мегатонны.

Молодые и счастливые живем на Обводном канале На набережной Обводного канала мы прожили полгода. Нам было хорошо друг с другом. Утром мы нежно прощались, и

я уезжал в Политехнический, а Любочка – на завод «Салолин» или в свой институт.

Вечером дома мы вдвоем с Любочкой занимались какими-либо домашними хлопотами, но я умудрялся выкроить время и позаниматься или что-либо почитать.

222

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Раза два в неделю мы куда-нибудь ходили, чаще всего к родным.

Любочка назначала место встречи, и я после занятий встречал ее где-либо на улице. Потом мы вместе отправлялись навестить ее или моих родных.

Мы всё делали вместе. И продукты в магазинах или на рынке покупали вместе. Рядом с нашим домом магазинов не было, и мы покупали еду в знакомых нам магазинах на ул. Восстания или на Невском проспекте. В то время мы часто покупали и ели консервированную кукурузу. Спасибо Хрущеву. Он некоторое время назад объявил, что нужно ее повсеместно сажать, и тогда мы решим зерновую проблему, а заодно и мясомолочную. По-моему, проблему не решили, но кукуруза в банках появилась. Мы ее нагревали и ели с маслом. Кукуруза с маслом нам очень нравилась.

Евреи смеялись сами над собой. Те, у которых русский язык не был родным, иногда картавили (неправильно произносили звук «р») слово «кукуруза» правильно выговорить не могли. Анекдот того времени:

– Что Вы сделали для развития кукурузоводства в стране? – Пока ничего. Осваиваем произношение. И у меня, и у Любочки русский язык был безупречен. И говорим

мы на литературном языке и пишем грамотно. Русский язык всегда был и остается нашим родным и любимым языком.

Перед праздниками мы ходили на вечера в Институт или на вечеринки к кому-нибудь домой. Помню, один раз мы шли по улице где-то на Васильевском острове с Любочкиными однокурсницами. Искали чью-то квартиру, но твердо адрес не знали – ни номера дома, ни номера квартиры. Мне это район вообще не был знаком, а девушку, к которой мы шли, я раньше никогда не видел. Искали долго и не могли найти. Все уже отчаялись и не знали, что делать.

Вдруг я встрепенулся и сказал: – Постойте здесь, пожалуйста, я сейчас приду. Я куда-то пошел,

куда меня повела интуиция или не знаю, что еще, зашел в какой-то дом, позвонил в какую-то квартиру, и это оказалась именно та квартира, куда мы шли.

Все были потрясены. Никто не понимал, как я мог найти. Я тоже ни понимал. Но со мной иногда такое бывало.

Выставка Пабло Пикассо в Эрмитаже В декабре из Москвы приехала и открылась в Эрмитаже выставка

картин Пабло Пикассо. Вряд ли можно представить себе, чтобы до ХХ съезда в СССР была открыта выставка художника-абстракциониста, хотя всем было известно, что Пикассо коммунист

223

M.С. КАЧАН. ПОТОМКУ О МОЕЙ ЖИЗНИ и что он создал Голубя Мира, а также знаменитую картину «Герника».

Герника – это город в Испании, который в период гражданской войны, в апреле 1937 года разбомбила нацистская авиация. Она просто-напросто сравняла его с землей, 2000 его жителей из 6000 остались под развалинами.

Пикассо написал монументальное полотно: 3 с половиной метра в высоту и почти 8 метров в длину. Картина – это сцены смерти, насилия, зверства, страдания и беспомощности:

– Страшное обвинение фашизму и Франко, – говорила Долорес Ибаррури, народная героиня Испании того периода.

Илья Эренбург, открывая выставку в Москве, сказал: – Мы ждали этой выставки 25 лет, подождите еще 25 минут. Выставка вызвала ожесточенные дискуссии. В книге отзывов,

испещренной всевозможными записями, мы с Любочкой увидели, например, такую: «Я смотрела, смотрела картины Пикассо и совсем опикасела».

Мы тогда тоже впервые видели работы художника авангардиста, и молча ходили от картины к картине, вглядываясь в каждую и пытаясь понять мысль художника. Совершенно непривычными были образы женщин со смещенными чертами лица, глазами, смотревшими на вас из неожиданных мест. На нас тогда обрушился поток новой информации, к которой мы абсолютно не были готовы. Мы были ошеломлены. Была в картинах Пикассо необыкновенная сила, воздействующая на еще не пробужденные глубины сознания и подсознания. Потрясенные увиденным, мы покинули выставку, и еще долго увиденное нами время от времени всплывало в памяти.

Потом мы узнали, что ленинградские комсомольцы хотели организовать дискуссию по картинам Пикассо. Власти не нашли ничего лучшего чем разогнать молодежь, вызвав целый батальон милиции.

У нас будет ребенок – Наверное, ты что-нибудь съела не то, – сказал я, когда Любочку

начало тошнить. Тошнота не проходила, наоборот усилилась. Иногда ее рвало.

Любочка быстро поняла, что это неспроста. Я понял, только когда мне объяснили.

Ребенок не планировался, но я был счастлив. У нас никогда не было желания избавиться от ребенка, хотя мы понимали, что жить нам будет трудно.

224

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Гл.4 До свадьбы заживёт Впрочем, трудности уже начались. Любочке надо было делать

диплом, а делать она не могла. Я, чем мог, помогал ей, делал какие-то чертежи, вот где пригодились мои знания, приобретенные на мехмаше.

Мы рассказали моей маме. Мама была удивительным человеком. Она сразу приняла это как должное, только сказала:

Да, будет трудно, да уж как-нибудь...

225


226

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Эпилог

ЭПИЛОГ

Жизнь учит Я не буду в эпилоге подводить итоги или делать выводы. Тем

более, что к весне 1957 года ни я, ни Любочка пока не завершили свою учёбу. Любочка, правда, уже заканчивала институт. Я же, потеряв год при переходе на физмех, учился только на 4-м курсе.

Мне предстояло закончить 4-й курс, потом 5-й, пройти преддипломную практику и написать дипломный проект. Надо было учиться ещё более двух лет.

О том, что было, я уже не думал. Учёба на мехмаше, комсомольская работа, комсомольско-молодёжные стройки, комсомольский патруль, исключение комитетом из комсомола, предательство друга, несправедливость, потеря ориентиров, расставание с любимой по собственной дурости, - всё было позади. Было много хорошего, но, боже, сколько я наделал ошибок!

- Нет, всё же небо было ко мне милостиво, - думал я. – Ведь всё для меня закончилось хорошо. Я с Любочкой, и на физмех перешёл, и из комсомола меня не исключили.

Жизнь учит, и ещё как!

227


228

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО Послесловие

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Разговор с потомком Мы остановились с тобой, мой потомок, весной 1957 года. Это

было счастливое время для меня, ведь Любочка была со мной, - сбылись мои мечты. Но это было и трудное время, ведь на меня легла ответственность за неё. А я хорошо помнил мамины слова о том, что сначала надо встать на ноги, а потом жениться. Я же в материальном плане крепко на ногах не стоял: жилья у меня не было, а жили мы на две студенческих стипендии. К тому же, получив четвёрку на экзаменах, я лишился повышенной стипендии, а Любочку я попросил сказать родителям, чтобы они перестали посылать ей деньги, которые она ежемесячно получала от них.

На те средства, которые у нас были, шиковать не будешь. Какое там шиковать, - мы считали каждую копейку. И, тем не менее, я не помню, чтобы в Любочкиных глазах хоть раз мелькнуло какое-нибудь неудовольствие или чтобы она как-то огорчилась этим.

Все неудобства, которые мы испытывали, мы считали временными и были уверены, что в недалёком будущем всё образуется. Вот закончим учиться, - и всё наладится.

Молодость живёт надеждой, и она сильнее всех трудностей, встречающихся на жизненном пути. Не надо только им поддаваться. Их надо преодолевать и оставлять позади. Но, главное, верить в себя.

До сих пор я, потомок, рассказывал только о себе, но теперь, когда Любочка вошла в мою жизнь, я решил, что ты должен кое-что узнать о её жизни.

Вот этому и будет посвящена первая часть следующей книги. Во второй части ты познакомишься с её родными. В третьей же части ты прочтёшь о первых двух годах нашей

совместной жизни в Ленинграде. Трудном, но счастливом времени. Мы любили друг друга, у нас родилась дочка, и мы принимали жизнь такой, какой она была.

Мы просто жили.

229


Авторское издание

Предварительная вёрстка: Клара и Владимир Штерн Окончательная вёрстка - автор Дизайн титульного листа и обложки: Ева Лебедева Издательство “Create Space” Тел. 1-916-722-2589 Отпечатано в типографии “Create Space”

230


Книга 3. Вокруг Политехнического

Другие книги автора из серии «Потомку о моей жизни»

Книга 1. Украденное детство. Книга 2. Школа на Кирочной. Книга 4. Люба-Любовь

Книги пока не изданы, но их можно прочесть на “proza.ru”

Книга 5. Мой Академгородок (1959-1960). Книга 6. Мой Академгородок. (1961-1962). Книга 7. Мой Академгородок. (1963-1964). Книга 8. Мой Академгородок. (1965). Книга 9. Мой Академгородок. (1966). Книга 10. Мой Академгородок. (1967).

Книги задуманы, но пока не написаны:

Книга 11. Мой Академгородок. (1968). Книга 12. Пик деятельности (в Институте прикладной физики,

1967-1975). Книга 13 Еще один всплеск деятельности (в НЭТИ – НГТУ, 1976-

1992). Книга 14. Перестройка – смена ориентиров (1988-1991). Книга 15. В Нью-Йорке: всё заново (1992-2004). Книга 16. В Калифорнии – сухой остаток (2004-…2014).

Названия ненаписанных и неизданных книг могут быть изменены автором.

231

ВОКРУГ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО

Documents