Новый средний класс как агент социальных изменений:

обзор социологических подходов

Феномен, вызвавший интерес к проблеме «нового

среднего класса» в социологии, состоял в значительных

изменениях в структуре занятости развитых капиталистических

стран. Начиная с первых десятилетий двадцатого века,

отмечается устойчивое снижение численности работников

физического труда (главным образом, традиционного

промышленного пролетариата) и рост «белых воротничков»,

ведущий, в конечном счете, к их преобладанию в структуре

занятости. Еще в 1950-х гг. американский леворадикальный

социолог Ч.Р. Миллс дал классическое описание «белых

воротничков» в США. По его мнению, сдвиги в структуре

занятости и рост численности «белых воротничков» были

обусловлены внутренней логикой развития индустриальных

обществ – логикой рационализации и экспансии

капиталистического производства, приводящей к появлению

новых функций, связанных с применением профессиональных

знаний и управлением; расширением сферы обращения и

маркетинга, банковского дела, страхования и сферы услуг и др.

Термин «новый средний класс» Миллс использовал для того,

Текст доклада, представленного на международной научной конференции

«Рабочий класс: кто он и где он», Институт экономики РАН, Москва,

Россия, 2006.

1

чтобы отличить «белые воротнички» от традиционного

среднего класса мелких собственников (в марксистской

терминологии – мелкой буржуазии) (Mills, 1956:63-76). Так же

как мелкая буржуазия, новый средний класс занимает

промежуточное положение между рабочим классом и

буржуазией по таким показателям, как характер и содержание

труда, доход, статус и доступ к властным или организационным

ресурсам. Однако, термин «новый средний класс» можно

использовать только условно, так как подходы к

концептуализации места новых средних слоев в классовой

структуре позднего капитализма могут существенно отличаться

друг от друга.

Уже простой численный рост этих слоев в западных

обществах поставил вопрос о долгосрочных политических

последствиях этого феномена – изменении политического

пространства капиталистических стран, которое долгое время

структурировалось, прежде всего, борьбой труда

(промышленного пролетариата) и капитала. Разочарование

многих левых интеллектуалов в революционном потенциале

рабочего класса стимулировало поиски нового потенциального

агента прогрессивных изменений. На роль такого агента

некоторые «новые левые» теоретики выдвинули новый средний

класс или отдельные его группы. Основания для такого

оптимизма давало появление в 1950-х гг. и последующий рост

так называемых новых общественных движений (НОД) и тот

2

факт, что среди сторонников НОД группы нового среднего

класса представлены в гораздо большей степени, чем рабочие и

другие социальные группы.

К НОД относят «новые левые», экологические, женские,

антивоенные движения, движения сексуальных меньшинств и

др. Можно добавить к этому списку современные движения,

направленные против капиталистической глобализации или

отдельных ее аспектов, например, движение за списание долгов

«третьего мира». По мнению многих социологов, НОД

представляют собой принципиально новый тип политического

действия (Здравомыслова,1993:111-115). Радикальный

потенциал и новизну НОД связывают с лежащими в их основе

ценностями, оппозиционными тем, что доминируют в

индустриальном капиталистическом обществе (личностная

автономия и самореализация, участие, гармония с природой и

т.д.); организационными формами (децентрализация,

самоуправление, горизонтальные связи активистов); и

неконвенциональными - т.е. не встроенными в политические

институты либеральной демократии - формами политического

участия (прямое действие, осуществляемое в обход

официальной партийной политики или институтов

парламентаризма).

Рост НОД, многие из которых приняли в конце 1960-х гг.

довольно радикальные формы, их отличие от «старой»

политики рабочего класса и особенности социальной базы

3

нашли осмысление в так называемых теориях «нового класса».

Леворадикальный французский социолог А. Турен в своей

книге «Майское движение», написанной вскоре после майских

июньских событий 1968 г. во Франции, утверждал, что эти

события явились индикатором нового классового антагонизма,

который приходит на смену старому антагонизму буржуазии и

пролетариата (Touraine, 1971). Это антагонизм технократии

больших бюрократизированных институтов

«постиндустриального общества» и нового класса

высококвалифицированных специалистов. Предметом нового

классового антагонизма становится не перераспределительная

справедливость, а требование личностной автономии и

преодоление отчуждения, присущего иерархичным структурам

постиндустриального общества (большие корпорации и

институты разросшегося современного государства).

Соответственно, на первый план в проблематике НОД выходят

антиавторитаризм и требование всесторонней эмансипации, не

ограниченное вопросами социально-экономического равенства.

Схожую концепцию «нового класса» развивал также

американский социолог А. Гоулднер. По мнению Гоулднера,

гуманитарная и техническая интеллигенция обладает

культурным капиталом в виде специальных знаний, умений и

навыков, придающих ей определенную степень независимости

от правящих классов. Относительная автономия, культурный

капитал этого «нового класса», включающего и социологов

4

типа Турена и Гоулднера, дают ему возможность развивать

«культуру критического дискурса». В рамках критического

дискурса «новый класс» способен возвысится над

корпоративными или классовыми интересами и поставить

проблемы, касающиеся интересов всего общества. Подобно

лишенному собственности пролетариату в схеме Маркса, новый

класс Гоулднера, теперь уже как носитель независимого,

компетентного и критического взгляда на социум, способен

выдвигать проекты социальных преобразований, отвечающие

универсальным, т.е. общечеловеческим интересам.

Политический вес нового класса, его способность реализовать

освободительный проект обусловлены его относительной

автономией и позицией в ключевых институтах современного

капиталистического общества. Гоулднер особо выделяет то, что

он называет культурной индустрией (масс-медиа, система

образования): по его мнению, деятельность культурной

индустрии, опорой которой является новый класс,

интеллектуалы способны переподчинить целям социальной

эмансипации. На основе данных рассуждений, Гоулднер делает

вывод о том, что «новый класс - самая прогрессивная сила в

современном обществе, которая является движущей силой

любой формы человеческой эмансипации, какая только

возможна в обозримом будущем» (Gouldner, 1979:88).

Не все левые социологи (в том числе упомянутый выше

Миллс) разделяли оптимизм Турена и Гоулднера по поводу

5

политического потенциала нового среднего класса. Тем не

менее, тезис о радикальном потенциале тех или иных групп

нового среднего класса (ср. «восстание среднего класса» Б.

Кагарлицкого (2003) в той или иной форме неизменно

фигурирует в дискуссиях о будущем освободительного проекта.

В этой связи нелишне будет обратить внимание на опыт

исследования проблемы нового среднего класса, накопленный в

академической социологии. Предлагаемый ниже обзор

социологических подходов включает 1) эмпирические

исследования социального состава НОД; 2) теоретические

анализы Никоса Пуланзаса и Джона Голдторпа, ведущих

представителей, соответственно, неомарксистского и

неовеберианского направлений в традиции классового анализа.

Если первые ставили задачу выяснить, можно ли связать

генезис и характер НОД с классовой принадлежностью их

участников, то Пуланзас и Голдторп, исходя из разных

теоретических позиций, пытались концептуализировать место

новых средних слоев в классовой структуре современного

капиталистического общества и спрогнозировать их поведение

на политической сцене.

Одно из первых исследований социального состава НОД

провел британский социолог Ф. Паркин (Parkin, 1968).

Объектом его исследования было движение за ядерное

6

разоружение в Великобритании в конце 50-х начале 60-х годов. 1 По данным Паркина, 83 процента активистов этого движения

составляли высококвалифицированные специалисты,

руководители и другие «белые воротнички», и всего лишь 12

процентов – работники физического труда (17)

Паркин определил следующие особенности «радикализма

среднего класса», отличающие его от рабочего движения.

Участие в движении носит экспрессивный характер, а не

инструментальный. Это означает, что мотивация активистов

основывается, главным образом, на эмоциональном

удовлетворении от выражения персональных ценностей в

действии. Отсутствует единая идеологическая доктрина. В

центре проблематики движений подобного рода вопросы не

экономического (материального), а морального плана. У

участников движения, принадлежащих к среднему классу,

слабо выражена классовая идентичность (40-53). Как в 1968 г.

утверждал Паркин, западные общества вступили в такую фазу

своего развития, когда классовый протест рабочих

нейтрализуется посредством рутинных процедур переговоров и

соглашений между работниками и работодателями при

посредничестве профсоюзов и государства. Поэтому

1 Движение за ядерное разоружение, как и движения против войны во

Вьетнаме, послужило в Британии отправным пунктом для «нового левого»

движения в конце 1960-х годов.

7

преобладающей формой политического протеста, по его

мнению, становится радикализм среднего класса (57).2

Впрочем, речь не идет здесь о форме и содержании

политического действия, которые специфичны для нового

среднего класса в целом. Еще Ч.Р. Миллс отмечал, что не

существует и вряд ли может существовать организованное

политическое движение нового среднего класса, основанное на

общих убеждениях, опыте и интересах, так как этот класс

крайне неоднороден, а конкурентная среда иерархических

организаций, в которых заняты «белые воротнички»

препятствует его консолидации. «В структуре власти общества,

- писал Миллс, - «белые воротнички» зависимые переменные.

Оценки их политических тенденций должны основываться на

более масштабных предсказаниях относительно характера и

результата борьбы бизнеса и труда» (Mills, 1956:351).

(Утверждение, напоминающее классический марксистский

тезис о том, что мелкая буржуазия в ситуации противостояния

класса буржуазии и рабочего класса занимает сторону того или

другого, не являясь при этом самостоятельной политической

силой).

В ходе более подробного изучения социального состава

антиядерного движения Паркин обнаружил, что среди

2 Вывод, опровергнутый накалом «традиционной» классовой борьбы в

конце 1960-х начале 70-х гг. в таких европейских странах, как Франция,

Италия, Великобритания и др.

8

сторонников движения преобладают высокообразованные

люди, занятые в творческих профессиях и социальном

обеспечении (социальные работники, архитекторы, художники,

журналисты, ученые и т.п.), и в гораздо меньшей степени

представлены лица, занятые в сфере бизнеса и коммерции,

которые составляли большинство нового среднего класса в то

время (Parkin, 1968: 179-181).

Одно из возможных объяснений этого факта предлагается

теорией статусной неопределенности. Согласно этой теории,

неудовлетворенность статус-кво со стороны лиц, занятых в

сфере социального и культурного обслуживания, вытекает из

разрыва между их высоким образовательным статусом и

связанными с ним высокими ожиданиями и относительно

низкими (по сравнению с «белыми воротничками» в бизнесе и

коммерции) доходами, обусловленными рыночной оценкой их

функций в современном обществе. Это вкупе с тем

обстоятельством, что жизненные шансы «белых воротничков»

связаны с системой образования и не зависят от фактора

собственности, может обуславливать их оппозиционное

отношение к социальным структурам капиталистического

общества. Ситуация статусной неопределенности может

сопровождаться психологическим комплексом, названным

Миллсом «статусной паникой» (Mills, 1956:254-58). Статусная

паника включает чувство неуверенности и потребность

защитить и утвердить свой статус в культурном потреблении

9

(например, потреблении «качественной литературы») или

посредством политического действия. Заметим, что статусная

неопределенность может также рассматриваться, как фактор,

толкающий средние классы не только к левой политике, но и к

авторитаризму и правому экстремизму (Silkunen, 1992:112).

Паркин, однако, склонялся к другому объяснению

особенностей социального состава антиядерного движения:

«Концентрация радикалов в сфере социального обеспечения и

творческих профессиях лучше объясняется не статусной

неопределенностью, а профессиональной самоселекцией

радикалов, которые стремятся избежать прямой занятости в

капиталистических экономических институтах» (188). Другими

словами, радикалы из среднего класса избирательны в своем

выборе типа и места занятости. Работа в частном бизнесе

требует от «белых воротничков» большей личностной

вовлеченности в исполнении служебных обязанностей

(например, самоидентификации с корпорацией), чем от

рабочих; подразумевает принятие этических установок мира

бизнеса, а следовательно, такую работу трудно совмещать с

политическими ценностями и убеждениями, которые радикалы

уже разделяют. Сфера же культуры и социального обеспечения

представляет собой более благоприятную среду для людей с

радикальными (гуманистическими, антиматериалистическими и

т.д.) ценностями и убеждениями.

10

Таким образом, уже у Паркина классовая принадлежность

участников радикальных движений превращается из

независимой в зависимую переменную, а понятие «средний

класс» - в чисто описательную, а не объяснительную

категорию. Более того, современные исследователи НОД ставят

вопрос о том, значима ли вообще переменная «класс» для

объяснения генезиса и характера этих движений.

Возникновение НОД можно объяснить другим факторами, не

связанными с классовой ситуацией их участников. Среди этих

факторов чаще всего называются: сдвиг от материалистических

к постматериалистическим ценностям, который

предположительно произошел в послевоенной Западной Европе

и был вызван ростом материального благополучия (Ingleheart,

1977); либерализующий эффект распространения образования;

ослабление традиционных (семейных, религиозных, классовых)

связей в обществах высокого модерна (или постмодерна);

включение женщин в политическую жизнь; и др.

Тем не менее, некоторые исследователи, которые позднее

пришли к сходным с результатами исследования Паркина

данным о социальном составе НОД, все же склонны искать

структурные основы нового радикализма в формировании

«нового класса» и новом классовом антагонизме. В

исследовании Котгроува более половины участников

экологического движения составили социальные работники,

преподаватели, врачи и т.д. (Cotgrove, 1983). По мнению

11

социолога, эти группы составили основу «нового класса» с

выраженной антисистемной идеологией, ставящей под

сомнение существенные аспекты рыночно-капиталистического

порядка. Общим признаком для этих групп является занятость в

непроизводительном секторе, на периферии институтов и

процессов индустриальных капиталистических обществ, где на

первый план выходят неэкономические цели. Определяемая

отношением к производственному процессу «периферийная»

классовая позиция этих групп обуславливает требования

прямого политического участия, социального равенства и

отрицание рыночных ценностей достижения, риска,

экономического роста. «Ключ к объяснению столкновения

систем ценностей и социальных парадигм, - отмечал Котгроув, -

отчасти следует искать в отношении индивидов к рыночным

или внерыночным подсистемам общества» (96). Экологическое

движение, по мнению Котгроува, является выражением

интересов «нового класса», антагонистичных по отношению к

интересам тех сегментов нового среднего класса, которые

прямо вовлечены в рыночные сектора экономики.

Сходной позиции придерживался швейцарский социолог Х.

Кризи, с тем отличием, что новый классовый антагонизм в его

версии теории «нового класса» имеет место как в частных, так

и в общественных (государственных) секторах. Определение

удельного веса «классовой переменной» в детерминации

поддержки и участия в НОД было специальной целью его

12

репрезентативного для взрослого населения Нидерландов

исследования (Kriesie, 1989). По мнению Кризи, основное

разделение внутри нового среднего класса проходит по линии

«технократы – специалисты». Различие между этими группами

основано на доступе к организационным ресурсам. К

технократам Кризи относит административный и коммерческий

персонал, технических специалистов, работников силовых и

оборонных ведомств, к специалистам - занятых в таких

областях, как социальная работа, медицина, образование,

искусство, журналистика. Между ними, по его мнению,

существует коренная противоположность интересов: если

технократы частных предприятий и государственных

бюрократических организаций пытаются управлять своими

организациями наиболее эффективным образом и

заинтересованы в их укреплении, то специалисты стремятся

защитить свою относительную автономию и автономию своих

клиентов от вмешательства «техноструктуры». Результаты

исследования Кризи показали отсутствие единства в

политических позициях внутри нового среднего класса, в

котором отчетливо выделяется сегмент из специалистов,

занятых в сфере социальных и культурных услуг. Эта группа

отличается от других групп среднего класса более

либеральными или радикальными установками (1093).

Классовый состав внешней поддержки НОД (т.е., лиц,

симпатизирующих, но не участвующих в НОД) повторяет

13

классовый состав населения в целом, однако их активные

участники и лидеры принадлежат по большей части к

указанному сегменту нового среднего класса. Причем, сектор

(государственный или частный) занятости, как выяснилось, не

играет большой роли (1101-102). Это позволяет Кризи сделать

следующий вывод: «Борьба новых общественных движений за

индивидуальную автономию и против новых неявных рисков

может быть, по крайней мере, отчасти объяснена, как борьба

нового класса против технократов, исполняющих императивы

системы, и против непредсказуемых последствий их властных

решений» (1111). Как утверждает Кризи, эмпирические данные

показывают, что мобилизационный потенциал НОД не

исчерпан, как это предполагается в культурных и

конъюнктурных объяснениях генезиса НОД, поскольку имеет

структурную основу в формировании нового классового

антагонизма.

Однако исследования подобного рода едва ли могут

служить окончательным подтверждением тезиса о том, что

НОД является специфичной для отдельных групп нового

среднего класса, формой коллективного действия, вытекающей

из особенностей их классовой ситуации. Тот же Кризи

признает, что принадлежность к «новому классу» - не

единственный фактор мобилизации в НОД, и что эмпирические

данные показывают влияние таких факторов, как ценностный

сдвиг в послевоенной Европе и распространение образования

14

(1112). Применение традиционного классового анализа,

построенного по схеме «классовая ситуация - классовый

интерес – коллективное действие», вообще затруднительно для

анализа НОД. НОД не артикулируют узкие классовые интересы

и не основаны на классовой идентичности; проблемы, которые

в них поднимаются, привлекают внимание и поддержку самых

широких слоев населения. Преобладание в НОД социальных

групп, относимых к «новому классу», может быть объяснено

факторами, вытекающими из указанной еще Паркиным

потребности в самовыражении и поддержании своей

идентичности (не обусловленной классовой ситуацией), а также

особенностями персонального опыта представителей этих

групп, которые могут быть связаны с профессией,

содержательными особенностями образования, бюджета

времени и др.

Кроме того, сам по себе факт доминирования нового

среднего класса или отдельных его групп в НОД вовсе не

свидетельствует о его особой «прогрессивности» - он может

быть отражением общего доминирования среднего класса во

всех формах политического процесса, включая традиционную

партийную политику (в том числе в лейбористских и социал-

демократических партиях). Новый средний класс может быть

вовлечен в движения консервативного и правого толка в той же

степени, что и в прогрессивные: например, европейские «новые

15

правые» получали поддержку из профессиональной

академической среды (Savage et al.,1995:207)

Можно также поставить вопрос об эффектах радикализма

среднего класса в более широком социальном контексте. В

какой степени НОД, каждое из которых фокусируется на

ограниченном круге проблем, представляют реальную угрозу

социальным структурам капиталистического общества? Как

отмечал Паркин, «вследствие того, что недовольство

фокусируется, главным образом, на проблемах морального

плана, решение которых обычно не влечет серьезного

переустройства основных институтов, движения среднего

класса в некотором смысле способны уклониться от того, чтобы

прямо оспаривать легитимность существующих социальных

структур» (Parkin, 1968:51). В своем исследовании он

установил, что хотя радикалы из среднего класса

поддерживают, как правило, партии левой ориентации, они в

гораздо меньшей степени, чем рабочие, озабочены вопросами

редистрибутивной справедливости (комплекс социально-

экономических вопросов, связанных с перераспределением

доходов в масштабе всего общества). Паркин видел в этом

своеобразный механизм разрешения возможной напряженности

между относительно высокой социальной позицией радикалов

из среднего класса и их радикальными взглядами.

По-видимому, более полную картину «радикализма

среднего класса» и его смысла может составить качественное

16

исследование ментальности нового среднего класса (то есть

неотрефлектированных повседневных диспозиций, которые

трудно зафиксировать в стандартизованных опросах), подобное

тому, что провел финский социолог Sulkunen (1992). Следуя

взглядам Миллса, Сулкунен утверждает, что новый средний

класс скорее всего не способен когда-нибудь сформироваться в

целостную общность и стать самостоятельным субъектом

исторических изменений. Новый средний класс как

разнородное множество групп - продукт и главный носитель

тенденции универсализации наемного труда (подавляющее

большинство населения в развитых странах составляют люди,

работающие по найму) и роста индивидуалистической

ментальности в позднекапиталистическом обществе с

характерной для него фрагментацией стабильных классовых

солидарностей и связей. Участие нового среднего класса в НОД

является не выражением его классовых интересов, а скорее

проявлением индивидуалистической ментальности и

вытекающей из нее фрагментарности данной группы. Сулкунен

изучал ментальность нового среднего класса через анализ

повседневной речи посетителей баров в Хельсинки

(семиотический анализ того, что и как говорится людьми,

позволяет получить информацию об их ментальности). Анализ

структуры высказываний по поводу государственной политики,

касающейся распространения алкогольной продукции, показал,

что антиавторитаризм нового среднего класса сосуществует в

17

его ментальности с представлением о собственном культурном

превосходстве над «другими»: детьми, рабочим классом и

иностранцами, а также с восприятием власти как безличной и

непоколебимой. «Новый средний класс, - пишет Сулкунен, -

вполне может породить радикализм в своих рядах, но он также

может быть лояльным по отношению к иерархиям, как те люди,

которых мы изучали. Средний класс может терпеть присутствие

власти в своей жизни; власть начинает восприниматься как

угроза только в том случае, если лишает реальных деятелей,

«нас», права реализовывать наиболее ценные способности:

разумное суждение и свободную волю... По отношению к

социальным иерархиям и власти вообще новый средний класс,

по-видимому, намного легче настраивается в направлении

лояльности, чем непокорности. Однако, в одном отношении он,

безусловно, антиавторитарен. Мятеж возникнет сразу же, как

только он почувствует, что власть системы затрагивает

сердцевину его идентичности в качестве суверенных

индивидов, автономных и компетентных взрослых» (127).

Такие же взвешенные или даже пессимистические

суждения по поводу потенциальной прогрессивной роли нового

среднего класса исходят от неовеберианской и

неомарксистской традиции классового анализа. В этой

традиции проделана интенсивная аналитическая работа по

определению места групп, занимающих промежуточное

положение между трудом и капиталом, в социальной структуре

18

современного капиталистического общества. Определяя

классовые позиции новых средних слоев на основе различных

теоретических подходов, неовеберианские и неомарксистские

авторы пытаются спрогнозировать характер и направление их

коллективного действия.

Обращение греческого марксистского социолога Пуланзаса

к проблематике средних классов было вызвано потребностью

определения правильной стратегии рабочего класса и его

политических организаций в классовой борьбе (Poulantzas,

1977). Как утверждал Пуланзас, в структуре современного

капиталистического общества существует класс «новой мелкой

буржуазии», позиция которого несводима ни к интересам

буржуазии, ни к интересам пролетариата. Развивая концепцию

новой мелкой буржуазии, он стремился опровергнуть

следующие точки зрения: (1) новые средние слои является

частью буржуазии; (2) разделяются на две подгруппы, одна из

которых относится к буржуазии, а другая в процессе

пролетаризации стала неотличимой от рабочего класса; (3)

являются «промежуточными слоями», не имеющими классовой

определенности (позиция французской компартии). Последняя

позиция и тезис о пролетаризации «белых воротничков» и

основанная на этих представлениях еврокоммунистическая

стратегия альянсов со средними слоями, по мнению Пуланзаса,

несет в себе опасность серьезного искажения революционной

19

политики классовых организаций пролетариата под влиянием

специфических классовых интересов новой мелкой буржуазии.

Следуя логике школы «структурного марксизма», Пуланзас

выделяет объективные «места» в социальной структуре,

определяемые тройственной детерминацией: а)

производственными отношениями эксплуатации и

общественным разделением труда; б) отношениями

идеологического и в) политического господства/подчинения.

Соответственно,

1. На экономическом уровне, новая мелкая буржуазия

отличается от буржуазии, поскольку не владеет средствами

производства, и не принадлежит к рабочему классу, поскольку

занята непроизводительным трудом.

2. На политическом уровне, новая мелкая буржуазия

вовлечена в управление и надзор за производительным трудом

и, таким образом, является передаточным звеном в

осуществлении политического господства над рабочим классом

в интересах буржуазии.

3. На идеологическом уровне новая мелкая буржуазия

воспроизводит противоположность умственного/ физического

труда. Монополизация профессионального знания средними

слоями (через образовательные сертификаты и разного рода

идеологические ритуалы), с одной стороны, устанавливает ее

идеологическое превосходство над рабочим классом, но с

другой стороны, она сама находится в подчиненном положении

20

по отношению к буржуазии, так как это знание

фрагментировано (узкие специализации) и подчинено

требованиям капиталистического производства.

Особенности классовой ситуации новой мелкой буржуазии

определяют неустойчивый характер позиции этого класса в

центральном для буржуазного общества конфликте труда и

капитала: с одной стороны, они объясняют известную

оппозиционность по отношению к капитализму, но, с другой,

обуславливают классовый интерес в росте монополистического

капитала и экспансии государства. Это обстоятельство, по

мнению Пуланзаса, следует учитывать при разработке

стратегии классовых альянсов в борьбе за социализм.

В неовеберианской теории «класса служащих» тезис о

новых средних слоях, как потенциальном агенте прогрессивных

изменениях, также не находит подтверждения. Более того,

Джон Голдторп утверждает, что класс служащих является по

своей сути консервативным классом, заинтересованным в

сохранении капиталистического строя. (Goldthorpe, 1982).

Термином «класс служащих», заимствованным у представителя

австромарксизма Карла Рённера, Голдторп обозначает особый

класс, состоящий из специалистов, администраторов и

менеджеров, работающих по найму в частных и

государственных организациях (167-169). По критериям

выделения классов, принятым в веберианской традиции -

рыночная ситуация (размер заработка, безопасность

21

экономического положения, возможности продвижения по

службе, пенсионное обеспечение и т.д.) и трудовая ситуация

(степень автономии в работе, властные полномочия, условия и

содержание труда) - класс служащих находится в лучшем

положении, чем другие наемные работники, в том числе «белые

воротнички», занятые рутинным умственным трудом. По

мнению Голдторпа, это объясняется особым отношением класса

служащих к работодателям, а именно: отношением доверия

(168). Работодатели (в классовой схеме Голдторпа отсутствует

отдельный класс капиталистов) делегируют - в определенном

смысле вынуждены делегировать - властные полномочия или

полагаются на экспертные знания служащих, те же в свою

очередь принимают на себя моральные обязательства по

выполнению своих профессиональных функций наилучшим

образом в интересах работодателей - в обмен на гарантии

высоких вознаграждений и лучших условий труда. Группы,

составляющие класс служащих, выполняют сильно

различающиеся функции в системе общественного разделения

труда, однако своеобразные контрактные отношения,

основанные на доверии между работником и работодателем,

являются тем, что объединяет, с одной стороны, менеджеров и

администраторов, а с другой, специалистов. На этой основе, как

предсказывал Голдторп в 1982 г., будет происходить

формирование единого класса служащих, его консолидация в

саморекрутирующуюся общность с общим самосознанием,

22

образом жизни, горизонтальными связями внутри своего

класса, политическими и идеологическими убеждениями (172-

179). Проявления радикализма среди потенциального класса

служащих Голдторп объяснял особенностями рекрутирования

класса служащих в послевоенной Европе. А именно, тем

обстоятельством, что значительная часть этого класса являлась

выходцами из рабочего класса. Однако особенности классовой

ситуации класса служащих позволяют ожидать, что, когда этот

класс окончательно консолидируется, он будет играть

консервативную или даже - в ситуациях кризиса - реакционную

роль в современных обществах: «Хотя класс служащих

представляет собой класс наемных работников, являющихся в

некотором смысле подчиненными, занимаемые ими рабочие

места, по общему мнению, дают важные преимущества в плане

внутренних и внешних вознаграждений. Они выполняют свои

трудовые задачи и роли со значительной степенью автономии и

свободы действий; кроме того, по условиям занятости они

обладают решающими преимуществами по сравнению с

другими категориями работников... С этой точки зрения, класс

служащих оказывается существенно заинтересованным в

сохранении статус-кво, и для надежд, возлагаемых марксистами

на альянс рабочего класса и класса служащих или теоретиками

нового класса на его радикальный потенциал, имеется мало

структурных оснований» (180).

23

Как видим, социологическое обсуждение «радикализма»

нового среднего класса не дает твердых оснований для

оптимизма тех левых теоретиков, которые рассматривают этот

класс в качестве потенциального агента революционных

преобразований. Эмпирические данные о социальном составе

участников новых общественных движений не позволяют

уверенно вывести характер этих движений из структурной

позиции нового среднего класса или отдельных его групп.

Кроме того, остается открытым вопрос о смысле и пределах

радикализма нового среднего класса. С другой стороны,

аналитическое исследование позиций новых средних слоев в

классовой структуре позднего капитализма подводит к выводу,

что «новая мелкая буржуазия» Пуланзаса или «класс

служащих» Голдторпа едва ли когда-нибудь будут представлять

собой серьезную самостоятельную силу, подрывающую

стабильность буржуазного социального порядка.

На наш взгляд, более взвешенный подход к возможной

роли средних классов в борьбе за социализм побуждает

вернуться к «старой» проблематике классовых альянсов,

обсуждавшейся марксистами вроде Пуланзаса в 70-х годах

прошлого века. В рамках этой проблематики рабочему классу

по-прежнему отводится роль гегемона в процессе

социалистической революции, но сам этот процесс немыслим

без союза с другими классами капиталистического общества на

основе программы демократического социализма. Разумеется,

24

проблему классовых альянсов следует серьезно

переформулировать для современных условий, в которых она

уже не может обсуждаться преимущественно в национальных

рамках. Капиталистическая глобализация, характеризующаяся

новым мировым разделением труда, деиндустриализацией

развитых стран и перемещением промышленных производств в

страны глобального Юга, ставит вопрос о глобализации поля

классовой борьбы и даже самого понятия «класс». Как должны

строиться классовые альянсы за социализм и демократию в этих

новых условиях? Ответ на этот вопрос требует серьезной

теоретической работы, которую не заменят откровения о

появлении на исторической сцене очередного «нового

революционного субъекта».

Литература.

Здравомыслова Е.А.(1993) Парадигмы западной социологии

общественных движений. С.-Пб.: Наука.

Кагарлицкий Б.Ю. (2003) Восстание среднего класса. М.:

Ультра Культура.

Cotgrove S.(1982) Catostrophe or cornucopia:The environment,

politics and the future. Chichister: Jouk Willey and sons.

25

Inglehart R. (1977) The silent revolution. Princeton,New

York:Princeton University Press.

Goldthorpe J.(1982) On the service class, its formation and

future in: Giddens A., Mackenzie G.(eds) Social class and division

of labour. Cambridge: Cambridge Un-ty Press, 162-185.

Gouldner A.(1979) The future of the intellectuals and the rise of

new class.London:Macmillan.

Kriesie H.(1989) ‘New social movements and rhe new class in

the Netherlands’ in American journal of sociology. 94(5): 1078-

1116.

Mills C.W.(1956) White collar:The american middle classes.

London: Oxford Un-ty Press.

Parkin F. (1968) Middle class radicalism. Manchester:

Manchester Un-ty Press.

Poulantzas N.( 1977) The new petty bourgeosie in: Hunt (ed)

Class and class structure. London: Lawrence and Wishart, 113-124.

26

Savage M., Barlow J., Dickens P. and Fielding T.(1995)

Property, bureacracy and culture. Middle-class formation in modern

Britain. London: Routledge.

Sulkunen P.(1992) The european new middle class.

Individuality and tribalism in mass society. Aldershot: Avebury.

Touraine A. (1971) May movement: revolt and reform. New

York: Random House.

27