Художник

Б. А. ГЛУХОВЦЕВ

Издание второе, дополненное, переработанное

(С) Книжное издательство «Эльбрус», 1976 г.(С) Книжное издательство «Эльбрус», 1979 г., с изменениями.

ДОРОГИ К МОСКВЕ

Была середина бурного и кровавого шестнадцатого столетия...В незадолго до этого открытой Америке испанцы огнеми мечом утверждали свое владычество, разрушаядревнюю культуру инков и ацтеков. Жестокие гражданскиеи религиозные войны и восстания крестьян сотрясалиЕвропу. Все новые государства Азии и Северной Африкиподпадали под иго турецких захватчиков, в рукахкоторых находилась и Юго-Восточная Европа. Ищадобычи, щупальца османских султанов протягивались вседальше на север и восток.

В этом беспокойном мире жила и Русь, стойко перено-сившая все войны и потрясения, выпадавшие на ее долю вто тревожное время. А на Северном Кавказе, за тысячи верстот Москвы, вели неравную борьбу за свободу черкесы икабардинцы, называемые русскими издревле жителямистраны «Черкас пятигорских». Много горя познали

в своей многовековой истории эти народы: Батыево на-шествие, монголо-татарское иго и разорительный набегсреднеазиатского эмира Тимура, как смерч, прошедшего поКавказу и Югу России.Не успели в небытие уйти одни завоеватели, претендовавшиена мировое господство, а земли адыгов* уже топтал новыйвраг, облагая их непосильной данью, отбивая табунылошадей и гурты скота, сжигая поселения, угоняя в рабствотысячи мужчин, женщин, детей.Крымское ханство, зависимое от громадной и сильнойТурецкой империи, раскинувшейся от Гибралтара довосточного Средиземноморья, с конца XV века стало по-стоянной грозой для черкесов и кабардинцев . В это жевремя недалеко от их земель, в устье Дона, подняласьмощная турецкая крепость Азов, а на Таманском полуост-рове, тогда территории адыгов, захватчики воздвигли своифорпосты - Тамань и Темрюк, защищенные высокимикаменными стенами с пушками.Походы объединенных турецко-крымских войск на Кабардуи Черкесию стали почти ежегодными. Русские летописиупоминают об их нашествиях на земли «пятигорских черкас»в 1545, 1547, 1552, 1553 годах. Но они сообщали только окрупных вторжениях, молва о которых докатывалась доМосквы. Тогда и сами завоеватели - турецкий султан икрымский хан спешили хвастливо уведомить союзникови соседей о своих победах, о тысячах взятых ими пленных иубитых, о богатствах, добытых в чужих землях.Набеги же многочисленных отрядов, возглавляемыхханскими наследниками, различными пашами и беями, былистоль часты, что просто не поддавались никакому учету.Смерть, пепелища, горе и запустение оставляли они послесебя в Кабарде и Черкесии.Вначале крымские татары и турки ограничивалисьлишь грабежом и взятием пленных. Потом их устрем-ления пошли дальше: покорить адыгов, отуречить их исделать послушным орудием в своей захватнической поли-тике на Кавказе. Земли Черкесии и Кабарды, простирав-шиеся от низовьев реки Кубани и гор Центрального Кав-

*Адыги - самоназвание родственных народов —кабардинцев, черкесов и адыгейцев.

каза до реки Сунжи, впадающей в Терек, привлекали нетолько своим богатством, но еще и тем, что занималиважное стратегическое положение на Северном Кавказе.Именно это и стало к середине шестнадцатого столетияглавным для Турции и Крыма.

Турецкие султаны Сулейман I, Селим II и крымскийхан Девлет-Гирей, укрепляя связи со своим сторонникомшамхалом Тарковским — владетелем Кумыкского ханствав Дагестане, надеялись навсегда встать твердой пятой наСеверном Кавказе. Кроме того, через Кабарду турки икрымцы направляли свои войска в восточное Закав-казье, где то и дело возникали их войны с Персией -сильной и влиятельной соперницей в захватнической по-литике. И постоянной помехой в их планах было сопро-тивление, оказываемое врагам кабардинцами и черкесами.Но, разобщенные на целый ряд зачастую враждовавшихмежду собой княжеств, они не могли вести организован-ную, объединенную борьбу. Междоусобицы ослаблялиКабарду, силы народа растрачивались в братоубийствен-ных, кровопролитных войнах. «...Упадок народа и междо-усобия князей, — писал в «Истории адыгейского народа» всороковых годах прошлого века первый историк и про-светитель кабардинского народа Шора Ногмов, — многоспособствовали успехам врагов наших. Сами князья былипричиной бедствий своей родины; спор за право владенияникогда не прекращался. Не находя достаточно сил вземле своей, они призывали чуждые племена и под пред-логом, что отыскивают законное достояние, предавалисвою землю на разграбление иноплеменникам».

Об этом же, более чем за двести лет до Ногмова, сви-детельствовал католический монах итальянец д'Асколи,префект доминиканской миссии города Кафы в Крыму,хорошо осведомленный о событиях на Северном Кавказе:«...Хан отправляется туда... когда какой-нибудь знатныйчеркес позовет его на помощь, дабы мстить врагу своему,другому могучему князю... Чиркасия разделена междумногими владельцами... они... склонны к междоусобицам... ипостоянно воюют.

...Хан более чем охотно идет к позвавшему владельцу...Правду говорят, что, когда двое ссорятся, третий радуется,иначе татарину было бы мало выгоды от черкесов...

тем более, что они очень воинственны и у них густейшиелеса и крутые горы».На черкесов и кабардинцев нападали турки и крымцы,шамхал Тарковский, астраханские татары и ногайскиеплемена. Со всех сторон угрожал им враг, они задыхалисьв его окружении. Казалось, нет спасения и остаетсяединственный выход — стать рабами Турции и Крыма.Уже покорились захватчикам некоторые князья — одни всилу своей слабости, другие, став на путь предательства;все глубже проникал в народ ислам - религия завоевателей,тонко и хитро распространяемая ими на Северном Кавказе.В Константинополе и Бахчисарае* в установлении здесьмусульманства видели один из путей покорения Кабарды.«Магометанское духовенство, — читаем мы в «Истории»Шоры Ногмова, - спешило воспользоваться тягостнымположением кабардинцев, дабы обратить их к исламизму, нещадя при этом ни обещаний, ни подарков. Уже близка быламинута решительного перелома, с наступлением коего,вероятно, исчезла бы и политическая самобытностьКабарды».В непрерывных войнах с турками и крымцами гиблитысячи черкесов и кабардинцев. Все меньше оставалосьу них сил для борьбы, все туже затягивалась вокруг нихпетля рабства.Но в Черкесии и Кабарде были люди, уже давно обратившиесвой взор на север, туда, где лежала Русь — страна,способная не только противостоять Турции и Крыму, но изащитить от них другие народы. На Северном Кавказезнали об этом. И вот в 1552 году, в то время, когда войско,возглавляемое царем Иваном IV, двинулось для покорениявраждебного Казанского ханства, грабившего землиРоссии и закрывавшего пути по Волге в Сибирь и наВосток, в Москву отправилось первое посольство отчеркесов и кабардинцев.Русские летописи XVI века, сберегаемые в Государственномисторическом музее, и посольские документыЦентрального государственного архива древних актов до-

* Константинополь — бывшая столица Византии, с 1453 г.столица Турции; Бахчисарай — столица Крымского ханства.

несли до нас сведения о связях России с Кабардой иЧеркесией.В Историческом музее хранится и Никоновская летопись,составленная четыреста лет назад. Откроем ее тяжелый,сделанный из досок и обшитый кожей переплет. Под нимлисты, заполненные полууставом — почерком шестнадцатогостолетия.Листаем страницы... Годы, события, люди всплывают изглубины веков и проходят перед нами. На Руси в ту порусчет времени велся «от сотворения мира», как это былопринято и в Византии, поэтому летосчисление перевалилоуже за семитысячную цифру.Год за годом ведет нас история по своим извилистым итернистым тропам. Летописец аккуратно констатирует: 7038год (1530-й по нашему календарю) — рождение князяИвана IV, 7055-й (1547) — народное восстание в Москве ипоход турецко-крымских войск на Кабарду, 7061-й (1552)— взятие Казани и приезд в Москву первых послов сСеверного Кавказа.В октябре 1552 года колокольным звоном всех церквей исоборов Москва возвестила о взятии Казани, а менеемесяца спустя белокаменная столица Руси встретила по-сланников из далекой «Черкасской земли». В те ноябрь-ские дни москвитяне впервые увидели на своих улицахлюдей страны «Черкас пятигорских».Иван IV принимал гостей в Грановитой палате Кремля,служившей для приемов иностранцев, заседаний и тор-жественных обедов. По обычаю того времени, послы,

прежде чем сказать свое слово, преподнесли ему дары —кольчугу со шлемом, саблю, дорогое конское снаряжение,яркий восточный наряд из персидской парчовой ткани.Царь и бояре вслушивались в чужой и незнакомый дотолегортанный говор, вникали в смысл переводимых толмачамиречей, всматривались в суровые и мужественные лицачужеземцев, проделавших путь в две тысячи верст*.Послы, представлявшие свои княжеские владения в Черкесиии Кабарде, говорили о том, что турки и крымцы разоряют ихземли, опустошают поселения, угоняют в

* Верста - мера длины, равная 1,06 километра.

В те далекие ноябрьские дни 1552 года в Москве впервые увидели посланцевстраны «Черкас пятигорских»

рабство юношей и мужчин, забирают в гаремы женщин идевушек. Князья «били челом», и старший из нихМашуко Кануков обратился к царю Ивану Васильевичус просьбой принять их земли со всем населением в под-данство могущественной Руси и защитить от захватчиков. Врусских источниках середины XVI века нет описания того,как выглядели в глазах москвичей гости с Кавказа. Обэтом мы можем судить по запискам итальянскогопутешественника конца XV века Джорджио Интериано, по-бывавшего тогда и на Северном Кавказе: «...Их верхняяодежда — плащ из войлока... носится на одном плече,оставляя на свободе правую руку; на голове вой-лочная шапка, острая, будто голова сахара. Под плащомони носят кольчугу, опускающуюся от пояса складкамина староримский лад; сапоги и штиблеты, надевающиесяодни на другие, очень красивы и халат с рукавами изхолста. Ходят они в длинных усах и постоянно носят ссобой огниво в красивой кожаной мошне, вышитой ихженами, также бреют голову, оставляя на макушкедлинный чуб...

С давних пор была известна во многих странахотвага черкесских и кабардинских воинов. «Взимнее время, когда море замерзнет», они ходилипоходами в Крым до Кафы,— свидетельствовал в XVвеке итальянец Интериано. — «...Горстка черкесовобращает в бегство целую толпу скифов [татар],так как черкесы гораздо проворнее и лучшевооружены, лошади у них лучше, да и сами онивыказывают больше храбрости»

...Татары и турки зовут их черкесами, а на их собст-венном наречии имя им адиге... [Черкесы] народ красивыйи стройный...»

На Руси, в странах Европы и Востока издавна знали оботваге и удали кабардинских и черкесских воинов. Ониславились мужеством, искусной ездой на лошадях,умением владеть саблей и меткостью в стрельбе излука. «Каждый день они бьются с татарами, которымиокружены со всех сторон», - писал Интериано. Поэтомумужчины их «спят всегда с броней, либо кольчугой подголовами, с оружием при себе, как бы внезапно им нислучилось подняться, первое их дело надеть панцирь».Итальянский монах Джиованни Лука, проехавший весьСеверный Кавказ и узнавший жизнь его народов, всвоем «Описании Черного моря и Татарии», составленном вначале XVII века, также отметил: «...Постоянноебеспокойство, которое причиняют... [адыгам] татары иногайцы, приучило их очень к войне и сделало из нихлучших наездников в этих странах. Они мечут стрелывперед

и назад и ловко действуют шашкой. Голову защищают оникольчатым шишаком, покрывающим лицо. Оружием длянападения, кроме лука, служат им копья и дротики... Влесу один черкес обратит в бегство 20 татар...»Рассказывая об адыгах, их воинском мастерстве и удали,Джорджио Интериано указывал в своих записках, что«...в Каире между мамелюками и эмирами, которые большейчастью набираются из них, попадаются рослые люди».Итальянец не случайно вспомнил мамлюков. С XI века такназывалась отборная гвардия египетских султанов,формируемая из мальчиков-рабов («мамлюк» по-арабскираб), вывозимых первоначально из тюркских земель, апозже с Кавказа. В XIV—XVI веках их доставляли восновном из «Черкасской земли». Мамлюки стали лучшимивоинами Северной Африки и Ближнего Востока. В 1382году мамлюки черкесского происхождения, захватившие вЕгипте власть, основали свою династию, правившую доначала шестнадцатого столетия. Ее султанам и эмирампришлось вести тяжелую борьбу с турками, приступившимик завоеванию южного и восточного побережья Средиземногоморя. Последний эмир этой династии Туман-бей пал в борьбес ними.Оторванные в раннем детстве от отчизны, черкесы-мамлюки,защищая свою новую родину — Египет и Сирию, сражалисьс тем же противником, что и их близкие далеко на Кавказе.Первые послы адыгов в Москву Машуко Кануков и Алклыч(Иван) Езбозлуков находились в России довольно долго —девять месяцев, побывав за это время в крепостях и назаставах южной и западной границ государства.В начале июля 1553 года лазутчики донесли из Крыма вМоскву, что хан Девлет-Гирей готовит войско для похода нарусские земли. По приказу царя спешно собирается рать избояр, детей боярских*, дворян и посадских людей.Постоянной армии в то время на Руси не существовало,формировалась она только в случае военных действий.

* Дети боярские — служилые люди из провинциального дво-рянства.

В состав одного из полков вошли и послы со своимилюдьми. Отряд, прибывший вместе с ними с СеверногоКавказа, видимо, насчитывал несколько сот человек. Это ипонятно, ведь тогда не отправлялись в далекий путьиначе, как с внушительной охраной, — слишком многобыло кругом врагов.Иван IV разделил армию на две части — одна стала уСерпухова, а основная, во главе с ним, заняла оборону уКоломны по берегам Оки. Здесь в русских полках и на-ходились вместе с астраханскими и казанскими татарамикабардинцы и черкесы.Рать ждала врага, готовясь дать ему отпор. День и ночьвсматривались в сторону юга дозорные, высланные задесятки километров вперед.Минуло более месяца. В середине августа к царю доставили«языков» — нескольких пленных татар, уцелевших отнебольшого разведывательного отряда, подошедшего кМценску и уничтоженного здесь ратниками князяГоренского. От них и стало известно, что Девлет-Гирей наэтот раз, изменив свои планы, не пошел в поход на рус-ские окраинные земли, а «ходил на Черкасы».Оставив на Оке небольшие заставы, Иван IV распустилвойско, а «черкасских князей отпустил по их челобитию вЧеркасы». Уезжая на родину, послы дали государю клятвуверно, не жалея жизни, служить России, и выполнять егоуказания — «куда их пошлет на службу, туда им ходити».Вместе с ними на Северный Кавказ отправился русскийдипломат дьяк Посольского приказа Андрей ФедоровичЩепотьев с двумя сотнями конных воинов. Он получилнаказ на месте узнать об обстановке и положении дел -«правды их видети», выяснить силы, стоявшие засближение с Русью.Около двух месяцев надо было тогда добираться отМосквы до берегов Терека. И все это время людей сопро-вождали трудности и подстерегали опасности: на их путипростирались широкие реки, дремучие леса, бескрайниедикие степи. В степях становилось особенно тревожно:здесь уже находилась зона действия неприятеля, ипутникам очень часто приходилось отбиваться от турок,крым-

цев, их союзников ногайцев, «промышлявших» в поискахдобычи.

Почти два года пробыл на Северном Кавказе АндрейЩепотьев. Он видел разоренные турками и крымцами по-селения, слезы матерей, потерявших своих детей, горевдов, мужья которых пали в неравных битвах за свободу.Щепотьев сумел встретиться и познакомиться не только стеми, кто стоял за дружбу и союз с Россией, но и с еепротивниками, принявшими сторону Турции и Крыма.Одни князья принимали его с радостью, другие сдержанноили даже враждебно. Да это и понятно, ведь не для всехрусский посланник был желанным человеком . Но затотам, где дьяка Посольского приказа встречали дружелюбно,он во всей полноте познал радушие кабардинцев ичеркесов, их готовность отдать для гостя все самое лучшее,готовность не только его принять, накормить и дать кров,но и защитить от врага, даже ценой собственной жизни.

«Вообще у них в обычае гостеприимство и с величай-шим радушием принимать каждого , отмечал еще вXV веке в повествовании «Быт и страна зихов, именуемыхчеркесами» итальянец Интериано. - ...Гостя они именуют«конак»... По уходе гостя хозяин провожает конака-чужестранца до другого гостеприимного крова, охраняет егои, если потребуется, то отдаст за него жизнь как самыйпреданный [друг]».

А уже знакомый нам доминиканский монах д'Асколитак писал о гостеприимстве адыгов: «...Чиркасы оченьвежливы в обращении... Они любят принимать приезжих всвоих домах, так что если случится гость, будь то знатныйили купец, то хозяин оказывает ему всякую ласку и почести.Его дочери, будь они самые благородные и красивыедевушки, не только не прячутся от гостя, но целуют ему рукуи заботятся о чистке его платья. .. Лишь он [гость]пустится в путь по Чиркасии... обыкновенно же хозяин даетгостю охрану...»

И вот тогда, в 1553—1555 годах, сердца кабардинцев ичеркесов раскрывались перед русскими кунаками, какиздавна называли на Кавказе друзей-побратимов . Дляних резали лучших баранов и откормленных телят, прино-сили с охоты оленей и туров , косуль и диких свиней , в

быстрых горных реках ловили форель. Все это жарилось,варилось и парилось там, где останавливались москвитяне. Ав огромных глиняных кувшинах бродила буза из пшена смедом и ячменное пиво. Тогда, во время торжественныхвстреч, русский дипломат и узнал старинный застольныйгорский обычай. Как самому уважаемому гостю, хозяинпира - тамада подносил ему на золоченом блюде головублагородного оленя или тура и подавал рог, наполненныйискрящимся сано, любимым напитком легендарных нартскихбогатырей. Секрет его приготовления в то время еще зналинекоторые старики.

В честь русских посланцев устраивались конные со-стязания - молодые джигиты показывали виртуозноеискусство верховой езды, демонстрируя завидную удаль иловкость, проводились стрельбы из луков и борьба силачей.Потом начинались танцы. Под звуки флейт, скрипок ибубнов проплывали стройные, изящные, с царственнойосанкой девушки, взлетали вверх, кружились в стре-мительной, зажигательной пляске с кинжалами и саблямив руках горячие, темпераментные мужчины.

Андрей Щепотьев побывал на берегах Кубани и Терека,Баксана и Малки, хорошо узнал людей Черкесии и Кабарды,их землю и, может быть, стал первым русским, научившимсяговорить с адыгами на их родном языке без помощипереводчиков - толмачей. И как жаль, что он не оставилнам описаний своего путешествия по Северному Кавказу,того, что видел, кого встречал, ограничившись лишьофициальным донесением в Посольский приказ. А ведьАндрей Федорович, первый русский посланник к черкесами кабардинцам, мог бы рассказать о них многое, так же какэто сделали, к примеру, итальянец Джиованни Лука ифранцуз Жан Тавернье в семнадцатом столетии.«...Страна Черкесов тянется на 26 дней пути... Говорят онипо-черкесски и по-турецки. Одни из них магометане, другиеследуют греческому обряду... Деревни их расположены всамых густых лесах. Они окружают их сплетенными одно сдругими деревьями, чтобы таким образом затруднить въездтатарской коннице. Черкесы часто с последней сражаются,так как не проходит года, в который бы татары... непроизвели на их страну какого-

нибудь набега...», — писал Лука,очевидец событий на СеверномКавказе.Крупный французский коммерсантТавернье не был в адыгских землях,а рассказал о них в своей книге«Шесть путешествий в Турцию,Персию, Индию в течение сорокалет...» по сведениям, собранным встранах Ближнего Востока, где хорошознали о черкесах и кабардинцах:«...Черкесия представляет собойкрасивую и хорошую страну с оченьразнообразными видами. В нейвстречаются равнины, леса, холмы игоры, откуда берут свое началомножество источников... В этой страневстречаются всевозможные цветы и вособенности прекрасные тюльпаны... Почва настолькоплодородна, что плоды прекрасно вызревают в изобилии,не требуя особого труда; у них нет других садов, кромеполей, покрытых дикими вишнями, яблонями, орешником,грушевыми и другими фруктовыми деревьями. Их главноебогатство заключается в стадах, в особенности впрекрасных лошадях, очень сходных с испанскими. Ониимеют, кроме того, большое количество коз и овец, шерстькоторых так же хороша, как и получаемая в Испании...

Эти народы, как и в Грузии, обладают здоровой кровью, вособенности женщины, которые чрезвычайно красивы,оч ен ь х ор ошо сл ож ены и и м еют св ежи й вид д о45—50 лет...»

Но, как и повсюду, не идиллической была жизнь наэтой прекрасной и благодатной земле. Князья и их уз-дени* в большинстве своем не думали об интересах родиныи народа, вели паразитический образ жизни, нещадноугнетая своих подданных, грабя их и соседей. «Те лица,которые считаются у них знатью, — находим мы уТавернье, - по целым дням ничего не делают... Вечеромони выезжают... назначая друг другу свидание, и,собравшись в количестве 30—40 человек, совершают на-

* Уздени (уорки) — кабардинские и черкесские дворяне, нес-шие военную службу при князе.

«Подданные... составляют часть наследства...», они,как рабы князей или знати, захваченные во времявойны, писал о кабардинских крестьянах в XVIII векероссийский академик Паллас, больше всего страдалина протяжении столетий и от беспрерывныхвражеских набегов

беги. Они совершают эти набеги как в своей стране, так ив соседних областях... и возвращаются со скотом и рабами...Все крестьяне являются рабами правителя той местности, гдеони живут...»

За время пребывания на Северном Кавказе посолЩепотьев познал и оценил дружбу тех кабардинцев ичеркесов, которые с надеждой смотрели на Москву. Не разего ратникам приходилось совместно с ними вступать всхватки с крымцами, нападавшими на поселения, отбивать уних пленных и стада скота. Огнестрельное оружие —пищали — русских «воинских людей» заставляло тогдамногих любителей грабежа и разбоя обходить сторонойпосольский отряд и места, где он останавливался.Дьяк Щепотьев вернулся в Москву в августе 1555 года. Сним прибыла группа черкесских и кабардинских князей воглаве с Сибоко Кансауковым. И вновь в Грановитой палатеКремля зазвучала речь адыгов. Андрей Федорович сампереводил Ивану IV слова своих кавказских сотоварищей,так радушно принимавших его в Кабарде и Черкесии. Онизаявили, что вместе со своими женами и детьми готовы «вовеки» служить России и бороться с ее врагами. Тогда,подтверждая их слова, дьяк

Посольского приказа рассказал царю и членам Боярскойдумы, как много людей в «Черкасах пятигорских далиправду всей землею» быть верными союзу с Русью и какони надеются на это в своей борьбе с захватчиками.

Москва обещала адыгским князьям военную помощь изащиту от крымского хана. В это время здесь уже знали отом, что в Крыму собрано войско, готовое со дня на деньвыступить походом на Черкесию и Кабарду. Иван IV срочнонаправил в южные степи тринадцатитысячный полкбоярина Ивана Васильевича Шереметева, чтобы он попыталсяраньше, чем выступят татары, дойти до Перекопскогоперешейка, перекрыть его, встретить там армию Девлет-Гирея и, вступив в бой, заставить ее отказаться от набегана земли адыгов. Но воевода не успел — крымскиеразведывательные группы, шнырявшие по степи, заметилидвижение русской рати на юг и, не жалея ни себя, низагнанных коней, бросились в ставку хана и предупредили его.Шестьдесят тысяч конных и пеших татар вырвались изКрыма и вместо Северного Кавказа ринулись к русскимземлям.

Как позже писал в грамоте Девлет-Гирей, он намечал«идти было ему на черкасы, и учинилися ему вести, чтоцарь и великий князь послал рать свою на Крым, и онпошел навстречу»*.

Шереметев спешно дал знать об этом в Москву. А темвременем, оказавшись обойденным крымцами, полк очутилсяв глубоком тылу врага и, повернув на север, пошел по егоследам. Тогда русские воины и захватили громадный обоз стысячами коней и верблюдов, взяли пленных, сообщивших,что Девлет-Гирей идет на Тулу. Но в конце августа, недойдя до нее, он вдруг повернул назад и стал уходить наюг: ему донесли, что навстречу уже идет рать во главе сцарем Иваном. Силы ее превосходили ханские. И,отказавшись от похода на Русь, Гирей вновь решил идти наКабарду и Черкесию.

В 150 километрах южнее Тулы среди лесов, холмов иоврагов Судьбищенского поля отряд Шереметева прегра-

* Летописный и документальный текст в книге дается в со-временном написании.

дил путь врагу. К этому времени в его рядах, после того какчасть воинов отправилась в свои города с богатой добычей,оставалось десять тысяч человек.

В первый день ожесточенного боя, когда крымцы, волназа волной накатывались на русский лагерь, огражденныйсотнями телег и завалами из деревьев, московские ратникимужественно дрались с их превосходящими силами. Огнемпищалей, саблями и стрелами они успешно отбивали атакитатар, разгромив три передовых полка, и даже захватилибунчук — знак власти одного из ханских беев.

Утром следующего дня им удалось перейти в наступлениеи продвинуться к холму, на котором стоял шатер Девлет-Гирея. Казалось , еще рывок - и заслон турецких янычарбудет сломлен, но в самый разгар битвы вражеская пуля,выпущенная из аркебузы*, пробила кольчугу воеводы ИванаШереметева, и он, тяжело раненный, упал с коня.

Потеряв командующего, ратники на какое-то времясмешались, а когда с флангов ударила конница хана, импришлось отойти. Под тучами стрел и ружейным огнем,теряя убитых и раненых, они отступили к лесу на южнойстороне поля. После полудня в строю осталось околошести тысяч человек. Воеводы Басманов и Сидоров собралиих вокруг себя в обороне.

Сражение разгорелось с новой силой. Разъяренныйупорством русских, Девлет-Гирей снова и снова бросалпротив них конницу и пеших лучников, но безрезультатно.Московские воины дрались геройски и умирали, не отходя нина шаг.

И как раз в это время подошла армия царя Ивана IV.Дать ей бой хан уже был не в силах . Задержанный наэтом рубеже, потерявший тысячи убитых и раненых, ли-шившийся всего обоза и табунов, он с чрезвычайной по-спешностью двинулся в сторону Крыма, чтобы заперекопскими валами спастись от полного поражения.

В Судьбищенской битве погибло триста двадцать детейбоярских и несколько тысяч простых русских мужиков -пахарей, гончаров, кузнецов, оторванных от своих семей

* Аркебуза — фитильное ружье типа пищали.

и ставших воинами. Навсегда остались лежать в братскихмогилах павшие ратники. Но в далекой и неведомой дляних «Черкасской земле» в тот год не взметались пожара-ми поселения и посевы, не гибли под татарскими сабля-ми мужчины, не лили слез вдовы и матери, а степи неоглашались стоном угоняемых на чужбину пленников....Русское правительство придавало большое значениесвоим новым кавказским союзникам. Отправляя через месяцпосле битвы с татарами своего посла к польскому королюСигизмунду II Августу, поддерживавшему дружескиеотношения с Крымом, оно предписало ему сообщитьполякам о приезде в Москву «черкасских князей пяти-горских», изъявивших желание принять подданствоРоссии и давших обязательство выделять в год по однойтысяче отборных коней-аргамаков, а в случае войныявляться на службу с двадцатитысячным войском. Цифрыэти, конечно же, завышены, но такое преувеличение вы-зывалось дипломатической необходимостью в тех сложныхотношениях между государствами, когда сила и мощь ре-шали все.В конце сентября 1556 года произошло важное событие —стрельцы и казаки взяли Астрахань, ставшую с тоговремени основным ключевым пунктом в связях России сСеверным Кавказом и в первую очередь с Кабардой.Весь путь по Волге находился отныне в руках Москвы.Декабрьским днем, через три месяца после паденияАстраханского ханства, в столицу пришло донесение рус-ского посла в Крыму князя Загряжского. Он сообщал,что минувшей осенью отряды «черкас пятигорских», воз-главляемые князьями Сибоко, приезжавшим в Москву спрошлогодним посольством, и Тоздруем, захватили и раз-рушили турецкие крепости Тамань и Темрюк. Известиеэто при царском дворе было воспринято с радостью, исразу же Иван IV отрядил на Северный Кавказ послов споздравлениями и подарками.Позже стали известны и подробности той дерзкой и смелойоперации. Темной октябрьской ночью, воспользовавшисьревом урагана и грохотом морских волн, несколько тысяччеркесов и кабардинцев подобрались к крепостям

Темрюк и Тамань, поднялись по их отвесным стенам и,уничтожив охрану, ворвались внутрь. Утром они уже былихозяевами этих укреплений. Больше недели отбивалисьджигиты от турок и крымцев, пытавшихся вернуть своибастионы. Когда же врагу удалось, наконец, через проломыпрорваться в крепости, их защитники вынуждены былиотступить. Сбросив в море пушки, взорвав погреба спорохом, они ушли из горевших Темрюка и Тамани. Своейотважной вылазкой адыги помогли русским людям, так какотвлекли на себя силы турок и крымских татар, которыемогли быть брошены в тот момент к Астрахани...Наступил 1557 год. В июне москвитяне вновь встречали наулицах своего города ставших уже знакомыми для нихчеркесов и кабардинцев. Целый отряд их прибыл тогда вМоскву на русскую службу. Предводительствовали имзнакомые нам по первому и второму посольствам князьяМашуко Кануков и герой взятия Темрюка и ТаманиСибоко Кансауков. С ними находился и кабардинскиймурза Татар, служивший до этого у крымского хана,женатого на его сестре — «царя Давлет-Гирея большаяцарица сестра его родная и дочь Тарзатык-мурзы»*. Попути на Русь, следуя через Приазовье и низовья Дона, отряднапал на улусы кочевавшей здесь Малой Ногайской орды,союзницы Крыма, и, захватив в плен одного из мурз,доставил его в Москву...

* * *

«...Того же года, месяца июля, прислали из Астрахани[воевода] Иван Черемисинов да Михайло Колупаев ВаськуВражского с черкасским мурзою Канклычем Кануковым, апришел он от братии от кабардинских князей черкасскихот Темрюка да от Тазрюта-князя бить челом, чтоб ихгосударь пожаловал, велел им себе служить и в подданствеих учинил, а... астраханским воеводам велел помощьучинить... на недругов... и приказал бы астраханскимвоеводам беречь их со всех сторон».

* Мурза — так русские летописи и документы часто называюткнязей и феодалов Кабарды, Черкесии, Дагестана, Ногайскойорды и Крыма.

Так донесла до нас Никоновская летопись сообщение оприезде в Москву официального посольства непосредственноиз самой Кабарды. На этот раз его направил главный князьКабардинской земли Темрюк Идаров совместно со своимсторонником Тазрютом.

Канклыча Канукова и его людей разместили в домахнедалеко от Кремля. Отныне на протяжении более ста пя-тидесяти лет здесь будут останавливаться и жить при-езжавшие в Москву кабардинцы и черкесы. Как память отом времени дошли до наших дней названия двух переулков— Большой и Малый Черкасский.

В оставшиеся до приема у царя несколько дней, да ипосле, Канклыч и его уздени осматривали Москву, бродилипо ее улицам, встречались с москвитянами. Их многоепоражало в этом городе, но особенно его размеры,многолюдность и кипение жизни. Это и понятно: ведьтогда русская столица уже насчитывала в окружности болеедвадцати километров, а в ней проживало около ста тысяччеловек.

...Через повисший над глубоким рвом мост, главныеФроловские, ныне Спасские, ворота кавалькада кабардинскихвсадников, сопровождаемая русскими воеводами, въехала вдревнюю резиденцию великих московских князей. В лучахсолнца ярко блестели золотые купола величественныхкремлевских соборов, от них до Боровицких ворот тянулсягромадный царский дворец - «палаты каменны»,украшенные замысловатой резьбой и фигурами львов иединорогов. Неподалеку стоял двор патриарха и зданияприказов, высились деревянные терема с яркими расписнымишатровыми верхами. И повсюду люди -стрельцы сбердышами и пищалями, бояре, дьяки, многочисленныедворцовые слуги. Таким увидели и запомнили Кремльудивленные посланцы Темрюка.

По тому времени это была первоклассная крепость свысокими стенами и башнями, окруженная глубокимрвом с водой, вооруженная десятками пушек разного ка-либра, жерла которых грозно смотрели из бойниц.

Посол мурза Канунов увидел Ивана IV и стоявшихсправа и слева от него близких бояр в Золотой Грановитойпалате, недавно отстроенной итальянскими мастерами.

В торжественной тишине семеро стольников* приняли укабардинцев и поднесли к царскому месту богатые дары,привезенные Ивану Васильевичу от князя Темрюка: знаменитыедоспехи — «черкасские пансыри», сабли и кинжалы издамасской стали, ковры азиатские, золотые восточные кубки игромадные турьи, рога, оправленные в серебро и золото сдрагоценными камнями.

Посольский дьяк Андрей Щепотьев, выступавший толмачом,перевел царю речь Канклыча: «Главный князь КабардыТемрюк Идаров прислал к тебе, государь, мурзу своего сдарами, бьет челом и просит принять кабардинский народ, сего лесами и реками, горами и равнинами, в подданство Русии охранять его от недругов со всех сторон...»

С того памятного июля 1557 года Кабарда добровольновошла в состав Русского государства, встав под его защиту ипокровительство и избежав турецко-крымского порабощения.

Это сказалось и на дальнейшей судьбе соседнего скабардинцами мужественного и трудолюбивого балкарскогонарода, извечно живущего в горных ущельях ЦентральногоКавказа...

* * *

Князь Темрюк - умный и дальновидный политик, способныйвоеначальник, возглавлявший борьбу кабардинского народапротив турок и всех их сторонников, сумел, как никто до него,понять и оценить необходимость союза с могущественнойРоссией.

Темрюк был старшим сыном Идара, праправнукомродоначальника кабардинских князей - Инала, который,согласно народным преданиям, пришел в Кабарду из Египта.Если это действительно так, то Инал мог быть одним изхрабрых мамлюков, вернувшихся с чужбины на свою родину.Поддерживаемый родными братьями -Ельбузду, Желеготом,Камбулатом и двоюродным братом Елбузлуко, Темрюк стал вначале пятидесятых годов XVI века главным княземКабарды. Он использовал свое

* Придворный чин, степенью ниже боярина.

влияние, а часто и силу, усмиряя непокорных феодалов,чтобы противостоять врагам и добиться сближения сРоссией. Конечно, не без его участия посылались в Москву ипервые посольства.

Имя Темрюка и его авторитет в то время были широкоизвестны не только среди кабардинцев и черкесов, но и запределами Северного Кавказа. Сближения и дружбы с нимискали владетельные фамилии даже других народов — онсостоял в родстве с союзниками Москвы астраханскимцаревичем Бекбулатом и сыном князя Большой Ногайскойорды Тинехматом, за которых выдал замуж своих дочерей.

В сознании и памяти кабардинского народа имя Тем-рюка вот уже несколько веков овеяно легендами и ска-заниями. «Душа его пылала желанием прославить себявоинскими подвигами и возобновить древнюю славу адыг-ского народа... — рассказывается о нем в одном из сказаний.— Он давно уже приготовился к перенесению воинскихтрудов. Он презирал удовольствия роскоши, никогда неимел палатки и спал под открытым небом на войлоке, апод голову клал седло. Он питался конским мясом и самжарил его на углях. Каков был предводитель, таково было ивойско. Гекуоки* сохранили для потомства еще однупрекрасную черту его характера: князь Темрюк Идаров нехотел пользоваться выгодами нечаянного нападения, новсегда заранее объявлял войну своим неприятелям. Онпосылал сказать им: «Иду на вас».

В эти времена варварства гордый Темрюк наблюдалсправедливость и законы рыцарской чести своего народа».До наших дней в народных преданиях и песнях кабардинцевсохранилась память о той эпохе. Еще и теперь живетпоговорка: «Тхаго царь-Иван хот туа» - «Присяга, котораядана перед царем Иваном». А мудрые старики помнят ипередают из поколения в поколение песни и легенды оТемрюке, направившем посольство в Москву иоградившем Кабарду от захвата Турцией и Крымом:

...Семь месяцев трудных сидел ты в седле,Доспехи надев боевые.

*Гекуоки — гегуако (джэгуак1уэ) — народные певцы-сказители

Ты благо принес кабардинской земле,Открыл нам просторы России.

Хуара-скакун ускоряет свой бег,

А всадник отважен и строен,

Горячие стрелы ты сыплешь, как снег,Темрюк, предводитель и воин.

Кабарда вошла в состав Русского государства на правахсоюзника со всеми вытекавшими отсюда обязательствами.Кабардинцам, вместе с русскими и другими народами,населявшими великую страну, предстояло вести совместнуюборьбу с общим врагом, участвовать в ближних и дальнихпоходах, радоваться победам и переживать неудачи. Апотом, через столетия, всем народам России ещепредстояло подняться на священную войну с царскимсамодержавном и сообща уничтожить его. Но к этомувел очень долгий и сложный путь.

Пока же шел шестнадцатый век и обретали полныйсмысл и подлинное значение слова клятвы, данной сынамиадыгской земли в Москве: «...служити до конца своей жизни ,куда их государь пошлет на службу, туда и ходити».

Специальные книги Разрядного приказа, ведавшеговоенными делами России, летописные источники, состав-ленные во второй половине XVI века и позже, дают наммного сведений об участии кабардинцев и черкесов в по-ходах русской армии. Вот, например, одна из докумен-тальных записей за январь 1558 года, свидетельствующая овоинской службе посла Темрюка - Канукова: «...Того жемесяца царь и великий князь отпустил на крымские улусыкнязя Дмитрия Ивановича Вишневецкого, да с нимчеркасского мурзу кабардинского Канклыча Кануковагосударь отпустил в Кабарду в Черкасы, а велел им[кабардинцам], собрався, идти всем к князю Дмитрию же напомощь. А отпущен в Черкасы на Казань да на Астраханьсудном, а из Черкас им идти ратью [к Вишневецкому] мимоАзова».

В начале января 1558 года Россия начала войну сЛивонским орденом за выход к Балтийскому морю ивоз-

вращение исконных русских земель, захваченных немецкими«псами-рыцарями» три столетия назад. Сорокатысячнаяармия, в которой вместе с русскими людьми находилиськазанские татары , кабардинцы , черкесы , мордва ичуваши, перешла западную границу и стала успешнопродвигаться вперед, занимая села и города Ливонии . Вто же время, чтобы обезопасить страну от возможного набегакрымцев с юга , Иван IV отправил в заслон на Днепрнесколько тысяч стрельцов и казаков под началом воеводыДмитрия Вишневецкого. Как раз тогда украинские казакивысадились на днепровском острове Хортица, ставшемвпоследствии центром знаменитой Запорожской Сечи,укрепились на нем и отсюда стали нападать на крымскиекочевья. Полк Вишневецкого, не теряя времени, ушел наУкраину.

Одновременно в Кабарду отправился мурза КанклычКануков, получивший в Москве приказ собрать отряд ка-бардинцев, выйти с ним на Днепр и соединиться с послан-ными туда воинами. Пять месяцев прожил он в России, счестью выполнив свою важную дипломатическую миссию.Теперь посол Темрюка вез на родину известие и грамоту обуспешном завершении переговоров с московскимправительством. Из своего отряда в полтораста человек,прибывшего с ним из Кабарды, сотню всадников он на-правил в русскую армию, сражавшуюся в Ливонии. СамКанклыч с оставшимися людьми, сопровождаемый выде-ленной в Москве почетной стражей, держал путь наКазань.

Тройки сильных, гривастых коней быстро несли саникабардинского мурзы и его свиты мимо редких сел и городов,через занесенные снегом глухие леса, по льду замерзших реки озер. Лишь на несколько дней путникам пришлосьзадержаться в одном из монастырей, пережидаяразыгравшийся буран.

В середине февраля перед ними раскрыла свои воротаКазань. Отсюда предстояло двигаться на Астрахань, до-браться до которой в эту пору можно было только насанях. Снегопады в ту зиму выдались настолько частые иобильные, что земля от Казани на юг, где уже не встречалосьни поселений, ни дорог, оказалась укрытой белым плотнымпокрывалом двухметровой толщины. Канклыч

Казань. Через этот город лежал путь по Волге с Северного Кавказа кМоскве. Отсюда не раз отправлялись и в Кабарду отряды русских ратниковдля борьбы с ее врагами. С рисунка XVII века

спешил и, несмотря на советы переждать зиму, двинулсядальше. Проваливаясь по брюхо в снег, обдирая до кровиоб острый снежный наст ноги, измученные и взмыленныекони с трудом продвигались вперед по снежной целине.Потом от бескормицы начался их падеж. Пробившись поснегу две сотни верст и видя невозможность дальнейшегопути, посол решил вернуться в Казань.

Валил снег, кружилась метель, и приходилось ждать.И вдруг в середине марта, на удивление всем, наступиланеожиданная оттепель, пошли теплые дожди. Через не-сколько дней земля освободилась от своего зимнего по-крова, а вскоре вскрылась ото льда и Волга.

На стругах*, снаряженных казанским воеводой,Канклыч поплыл к Астрахани. Вот почему русскийлетописец, несмотря на то, что посол выехал из Москвы вянваре, подчеркивает в летописи — кабардинский мурзабыл «отпущен в Черкасы на Казань да на Астрахань судном».Пока он добирался до Астраханской крепости, а потомдо Кабарды, русские гонцы везли царские грамоты в По-волжье к князю Большой Ногайской орды Измаилу, сынкоторого приходился зятем Темрюку. Этот давний сто-

* Струг — старинное речное деревянное судно.

ронник и друг России тоже должен был выделить своихвоинов для отправки на Украину с отрядом кабардинцев.Только в начале июня привел своих конников на берегДнепра Канклыч Кануков. Несколько тысяч кабардинцев иногайцев прошли нелегкий путь по открытым степям, черезкочевья Малой Ногайской орды, мимо турецкой крепостиАзов, по крымским улусам. Острые сабли, меткие стрелы ибыстрые кони помогли им преодолеть все преграды ипрепятствия.Вскоре объединенное войско двинулось из Приднепровья кворотам Крыма — Перекопу. Оказывая яростное со-противление, татары все же не могли противостоятьмощной и организованной воинской силе и стали поспешноуходить из степей за перекопские валы. Преследуяотступавших, захватив богатую добычу, полк подошел кПерекопскому перешейку и остановился. Воеводы Виш-невецкий, Заболоцкий и мурза Кануков со своими силами, нетакими уж значительными, не решились на прорыв в глубьтерритории Крыма. Но в подобном рейде и не былонеобходимости — отряд выполнил свою основную задачу,нанеся крымцам большой урон. Простояв еще полмесяца уПерекопа, он ушел на Днепр.До конца года у Девлет-Гирея отпало всякое желаниенападать не только на Россию, но и на Кабарду...В то же время русская армия вела успешные боевые действияв Ливонии. В мае 1558 года под ее ударами пала крепостьНарва, а в июле был взят Дерпт. При его штурме отличилиськабардинцы и черкесы, участвовавшие в разгроме немецкойконницы, пытавшейся совершить вылазку из осажденногогорода.Осенью, готовя силы для нового удара, Иван IV приказалвоеводам собраться к крепости Ринген. Сюда двинулисьрусские полки из Ракоборского замка, Вышгорода, Дерпта. ИзПскова к месту сбора выступили кабардинцы и черкесы воглаве с князьями Машуко Кануковым и СибокоКансауковым, названными после принятия ими крещенияИваном Машуко и Василием Сибоко.Войско шло к Рингену тремя полками — большим,передовым и сторожевым. «А черкасским князьям,—читаем в летописи, — [царь] велел быть в передовом жеполку, а велел воеводам съезжаться в передовой полк

Дерпт. При взятии русскими войсками этой ливонской крепости отличилиськабардинские и черкесские воины. С рисунка XVI века

к князю Ивану Маашику Черкасскому». Следом за нимив Ливонию двигались, как это было принято в русскойармии, еще два полка — левой и правой руки. Таким современ Ивана IV стало деление русской армии во времябоевых действий. Если же в походе участвовал сам царь, то кпяти полкам присоединялась еще в качестве особого отрядацарская дружина.

В январе собранная рать двинулась по орденским землями, разгромив рыцарей под Тирзеном, прошла до самогоморя. Храбрость и отвагу проявили в тех боях сыны Кабардыи Черкесии, сражавшиеся в далекой от Кавказа Прибалтике.Там остались могилы многих из них. Шла война, убитых вбоях никто не оплакивал — ведь рядом с ними не было нижен, ни матерей. В последний путь их провожали толькотоварищи по оружию — земляки и московские ратники.

Султан турецкий и хан крымский, лишившись своихсоюзников в Казани и Астрахани и зная о все болеекрепнувших постоянных связях России с Кабардой, вэти годы не предпринимали крупных походов против ка-бардинцев. Сильнее стал их беспокоить в это время своими

набегами близкий северокавказский сосед — шамхалТарковский из Дагестана. Его отряды, состоявшие напо-ловину из турецких и крымских наемников, наведывались вКабарду по нескольку раз на год.

Тогда в ответ на просьбу Темрюка Москва и далауказание астраханскому воеводе Ивану Черемисиновупомочь кабардинцам и наказать шамхала за чинимые имграбежи и насилия. В июне 1560 года из Астрахани вышлов Каспийское море около сотни стругов с тысячным отрядомстрельцов, казаков и командой пушкарей с легкимипушками. Хорошая погода и спокойное море бла-гоприятствовали плаванию, и через полмесяца эскадраЧеремисинова подошла к столице шамхала — Тарки.Прямо со стругов пушки дали по городу несколько залпов,потом весь отряд высадился на берег. Не встретивсопротивления, воины вскоре вошли в Тарки. Оказалось,что, боясь расплаты, шамхал и его наемники бежали вгоры, оставив столицу на милость победителей...

* * *Четыре столетия назад, в грозное и далекое от нас

время, началось становление дружбы и братства народовРоссии и Северного Кавказа. Их скрепляли не только

договоры царя и князей, самое главное — их роднила кровьпростых людей — русских, кабардинцев, черкесов,

пролитая в сражениях против общих врагов в степяхПриднепровья и Придонья, на равнинах России и

Прибалтики, в предгорьях Кавказа.

ПРИ ДВОРЕ ИВАНАГРОЗНОГО

1558 год (7067 «от сотворения мира»). Октябрь... «Того жемесяца приехали из Черкас к царю и великому князю[Ивану] княжьи дети большого князя из Кабарды ТемрюкаБулгерук-мурза да Салтан-мурза бить челом, чтобы ихгосударь жаловал своих подданных и оборонил отшамхалъского государя...

И царь и великий князь Салтану-мурзе по их челобитиювелел жить у себя на дворе и крестить его велел, инарекли ему имя князь Михаиле, и велел государь егограмоте учити...»

Это самое первое упоминание летописи об известном врусской истории князе Михаиле Темрюковиче Черкасском.Приехав в Москву вместе со старшим братом Булгайруком*,он был по просьбе своего отца Темрюка крещен в

* В некоторых русских источниках Булгайрук именуетсяБеберюком.

православную веру и навсегда остался в России, оказавшисьвскоре в самой гуще событий, происходивших в царствованиеИвана IV. Булгайрук же, получив в Москве обещание оприсылке в Кабарду военной помощи, вскоре отбыл народину.

В 70-х годах XVI века в Москве по велению царяИвана была составлена история Руси — Лицевой лето-писный свод. Многотомная летопись, дошедшая до нашихдней, написана четким полууставом на отличной королевскойбумаге, привезенной из Франции. На ее страницах помещенонесколько тысяч цветных миниатюр-иллюстраций,отображающих историю страны, жизнь и быт всех слоевобщества того времени. Двадцать одна из них рассказывает освязях России с Кабардой и Черкесией - о приезде вМоскву их послов, об оказании им военной помощи.

В числе миниатюр Лицевого свода есть одна, интереснаядля нас, посвященная сыну Темрюка — Салтану.Выполненная, как и все, в характерной для средневековьяиконописной манере, она тем не менее важна как источникпо ранней биографии Темрюковича и как одно из двухизвестных нам его изображений.

Композиционно миниатюра состоит из трех частей.Первая показывает приезд Салтана с братом в Москву иих встречу с царем Иваном IV. Сын Темрюка предстает переднами безбородым, довольно маленького, по сравнению сокружающими его бородатыми людьми, роста. Вероятно, такхудожник хотел подчеркнуть его молодость, хотя, судя повсему, ему тогда должно было быть уже не менеевосемнадцати - двадцати лет. Рядом с ним мы видим ещеодного безбородого человека. Это другой сын Темрюка —Булгайрук, как видно, намного старше Салтана.Затем следует сцена крещения. Полураздетый Салтан стоит вреке на фоне кремлевских стен. На берегу священник сраскрытой церковной книгой в руках, нарекающий молодогокабардинца его новым, русским именем — Михаил. Рядом сосвященнослужителем художник тщательно вырисовалбородатых мужчин: ведь в допетровской Руси бороду носиливсе — молодые и старые, она являлась гордостью каждогоуважающего себя человека , и сбривать ее категорическизапрещалось.

Третья часть миниатюры, конечно, самая примечательная, она отом, как «велел государь его грамоте учити». Грамотей-монахпередает Михаилу лист бумаги с начертанными на нем буквамирусской азбуки А, Б ,В, Г - аз, буки, веди, глаголь.Михаил Темрюкович, без всякого сомнения, стал первымчеловеком из Кабарды, получившим образование в Москве. Икто знает, быть может, ему посчастливилось бывать и взнаменитой «Либерее» - богатейшей библиотеке Ивана IV,привезенной в Россию его бабкой, племянницей последнеговизантийского императора принцессой Софьей Палеолог. Вбиблиотеке хранилось восемьсот редчайших фолиантов взолотых переплетах, написанных авторами Древнего Рима иДревней Греции, Персии и Египта. О «Либерее» знали в странахЕвропы и Востока, так как в то время нигде уже не осталосьтакого богатейшего собрания книг и манускриптов. Но доступ вхранилище имел лишь очень ограниченный круг лиц, те, комуИван особенно доверял. Он знал, что этим уникальнымрукописям нет цены ни в золоте, ни в бриллиантах. Квеличайшему сожалению, после смерти царя вся библиотекабесследно исчезла. Поиски ее, продолжающиеся более двухсотлет вплоть до наших дней, пока не дали никаких результатов.

* * *

7 августа 1560 года скончалась жена царя Ивана ВасильевичаАнастасия Романовна. Женившись в семнадцать лет, он втридцать стал вдовцом. Без матери остались двое сыновей:шестилетний Иван и трехлетний Федор. Кончину своей жены,тяжело болевшей около десяти месяцев, царь, которого уже в этупору начинает преследовать мания заговоров, связывал с ееотравлением и «злым чародейством», исходящими отприближенных бояр и дворян. На их головы обрушились первыерепрессии, ссылки, казни. И долго еще потом, спустя годы, Иванбудет пользоваться этим и подобными ему предлогами дляуничтожения людей, необоснованно обвиненных в изменах изаговорах.

На похоронах Анастасии царь плакал как ребенок, а потом,тяжело переживая утрату, отказывался от пищи, проводилдни и ночи в изнурительных молениях. Через неделю, боясь,как бы он не лишился рассудка, к нему пришли бояре воглаве с митрополитом Макарием. Видя, как безутешен вгоре Иван, они просили его оставить скорбь о покойнойцарице и подумать о новой женитьбе.

Поначалу царь и слышать об этом не хотел и не сразувнял уговорам своих вельмож. Через два дня, 16 августа, вприсутствии высшего духовенства и Боярской думы онзаявил, что никак не думал сейчас о женитьбе и толькообращение к нему митрополита да забота о своемгосударстве и малолетних детях заставляют его согласитьсяна новый брак. Но невесту ему должны теперь найти не наРуси, а «в иных землях». Это значило, что новую женитьбуон связывал прежде всего с политическими целями.

В конце августа Иван IV отправил посольство вПольшу к королю польскому и великому князю литов-скому Сигизмунду II Августу. Последний, став союзникоми покровителем Ливонского ордена, теперь тоже находился всостоянии войны с Россией. Царь решил свататься за однуиз его сестер — старшую Анну или младшую Екатерину,на усмотрение посла окольничего* Федора Сукина.«Идучи дорогой и до Вильны, — напутствовал его Иван, -распытывать для себя накрепко про сестер короля, прокоролевен, скольких лет меньшая Екатерина и скольких летдругая, Анна, и каковы ростом, и сколь которая в теле, икакова обычаем [характером]... Которая будет лучше, отой говорить от имени царя... А будет большая королевнахоть и добра в ту же пору, как меньшая, и больше будетдвадцати пяти лет и ему о ней не говорить, а говорить оменьшей. А разведывать того накрепко, чтобы была небольна и не суха телом...» Как видно из всего этого, хотьдело было в политическом расчете, а в новом браке царьвсе же хотел иметь жену юную, красивую и пригожую.

Второе посольство направилось в Швецию к королюГуставу, третье — в Кабарду. Послам Федору Василь-

* Окольничий — придворный чин выше стольника.

евичу Вокшерину и подьячему Семену Мякинину быловелено, как указывает летописец, «у черкасских князейдочерей смотрети и привезти их к Москве».

Сватовство в Польше окончилось неудачей. Корользапросил за свою младшую сестру красавицу Екатерину(на нее пал выбор царского окольничего, и портрет ее онпривез в Москву царю) слишком большую цену -древние русские города Новгород, Смоленск, Псков иЧерниговскую область. Об этом, конечно, не могло быть иречи.

Из Швеции послы тоже вернулись ни с чем. Они при-несли весть о том, что король Густав скончался, в странетраур и наследник престола Эрик в такой обстановке осватовстве вести переговоры отказался. Но главное издесь было в том, что Швеция, захватившая ряд городовЛивонского ордена - бывшие русские территории, фак-тически находилась в состоянии войны с Россией и уступатьей новые земли не собиралась.

А о судьбе посольства Вокшерина, направленного вКабарду, все еще не было никаких известий. И тогда, вфеврале 1561 года, Иван IV отправляет окольничегоСукина, уже ездившего сватом в Польшу, «смотрети» до-черей западночеркесского князя Василия Сибоко, к томувремени вернувшегося из России на родину. Но добратьсядо него царскому посланнику не удалось - в том краю ужегосподствовали турки и крымские татары, восполь-зовавшиеся тем, что русские, занятые затянувшейся войнойс Ливонским орденом, не смогли оказать черкесам помощи вих борьбе с захватчиками. С тех пор они попадают взависимость от Турции и Крыма, и их связи с Москвойнадолго обрываются.

Прошло десять долгих месяцев с того времени, какотбыли в Кабарду с деликатным поручением царя ФедорВокшерин и Семен Мякинин. И вот наконец 15 июня1561 года послы торжественно появились в Москве сневестой для Ивана IV.

«...Того же лета июня в 15 день, в воскресенье, приехала вМоскву из Пятигорских черкас кабардинского князяТемрюкова Айдаровича дочь княжна Кученей... А скняжною приехали к царю и великому князю брат ее

Темрюков княжий сын Доманук-мурза да Бекбулат-царевич...а за Бекбулатом Темрюкова же княжия дочь Алтынчач-царица. А Бекбулат-царевич приехал с сыном Саин-царевичем, приехали государю служити. А встречал княжнуна Волге Иван Андреевич Бутурлин и к Москве с неюприехал... и поставили княжну в городе старом уРизположенских ворот на Игнатьеве дворе Вишнякова...»

Да , так все и было в тот летний июньский день 7069года «от сотворения мира». Сопровождаемая воеводойБутурлиным, послами Вокшериным и Мякининым, старшимбратом Домонуко, астраханскими царевичами Бекбулатом ималолетним Саин-Булатом — зятем и внуком Темрюка, вМоскву приехала его дочь княжна Кученей*. В свиту еевходило около полутора тысяч кабардинских всадников,астраханских татар, ногайцев и казаков.

Пути-дороги, начавшиеся с берегов Терека в Кабарде,первоначально привели Кученей в Астрахань. Оттуда, вверхпо Волге, отплыла она с целым караваном стругов наКазань, а через Нижний Новгород и Владимир проследовалав русскую столицу.

Необычайный кортеж въехал в Москву. Величественновышагивали нагруженные дарами верблюды, горделивоизгибали шеи горячие кабардинские скакуны, с трудомсдерживаемые своими всадниками, нетерпеливо рвалисьвперед породистые жеребцы-аргамаки — полсотни ихТемрюк послал в подарок царю. Строгие костюмы горцев-кабардинцев, пестрое одеяние степняков-татар и ногайцев,тусклый блеск кольчуг и щитов, золоченые шлемы воена-чальников и их белые бунчуки, красной кожи колчаны иналучники - все это проплывало перед глазами изумленныхмосквитян, вышедших на улицы и площади городавзглянуть на приехавших чужеземцев. А впереди всегошествия в окружении русских послов, воеводы, брата иастраханских царевичей следовала Кученей, находившаяся ввосточном шатровом паланкине, установленном на верблюде.С удивлением вглядывалась она из-за тяжелых бархатныхзанавесок в громадный и загадочный город.

* Гуашаней (Гуащэней) — так звучит это имя по-кабардински. В русских источниках дочь Темрюка зоветсяКученей.

Уставшей от долгого и утомительного пути княжне,ее брату и их близким людям воевода Бутурлин отвелхоромы стольника Вишнякова вблизи Кремля. Охранудома несли кабардинские уздени и русские стрельцы.

С братьями Михаилом, уже жившим в Москве околотрех лет, и Домонуко Кученей удалось еще несколькораз побывать на улицах Москвы. Все поражало ее в этомгромадном городе: грозный Кремль с его уходящими внебо башнями и девятиглавый красавец храм ВасилияБлаженного, поставленный в честь взятия Казани, гро-мадные часы на Фроловской башне и солидные бородатыебояре, одетые, несмотря на летнее тепло, в высокие собольишапки и длиннополые парадные меховые шубы, теремасказочной красоты и сотни высоких каменных церквей,выделявшихся на фоне деревянных зданий. Необычнымказалось ей и многолюдье русской столицы.

Прошло несколько дней, и Иван IV «княжне черкасскойвелел быти на своем дворе» в Кремле. Смотрины проходили вверхних палатах царского дворца. С небольшой группойприближенных царь вошел в зал, где находилась девушка,привезенная из Кабарды. Он еще не видел ее и не знал,станет ли она его невестой.

Кученей предстала перед ним в национальном кабар-динском наряде: в платье из темно-красного шелка,украшенном нагрудником с золотыми застежками, широкимирасшитыми нарукавниками и поясом из галунной тесьмыс массивными позолоченными пряжками филиграннойработы. Голову ее венчала коронообразная шапочка смеховой оторочкой. Она казалась выше ростом, оттого чтобыла в особой обуви на деревянных подставках, носимойзнатными кабардинками в торжественных случаях.

Робея и прикрывая в смущении платком лицо, стоялаюная княжна под цепким и любопытным взглядом Ивана.Конечно, она чувствовала себя тогда стесненно и неувереннона глазах у этого широкоплечего, бородатого человека, вдорогом бархатном кафтане с оплечьем из драгоценныхкамней....Летом 1963 года специальная комиссия, состоявшая изархеологов, антропологов и медиков, вскрыла гробницу

Ивана IV, находящуюся в Архангельском соборе москов-ского Кремля. Известный советский антрополог, скульптори историк Михаил Михайлович Герасимов, ныне ужепокойный, воссоздал по сохранившимся скелету и черепуоблик царя.

Рост его достигал более 180 сантиметров, он имел хо-рошее сложение, отлично развитую мускулатуру и обла-дал большой физической силой — ведь с юношеских летзанимался охотой и сам, один на один, ходил с рогатинойна медведя, любил тяготы и трудности военных походов,отлично владел саблей и луком.

Густые, темно-каштановые волосы обрамляли мужест-венное лицо, В свои тридцать один год, когда его впервыеувидела Кученей, Иван был интересным и привлекатель-ным мужчиной.

Современник царя англичанин Джером Горсей отме-чал: «Он был хорош собой, стройно сложен, с высокимлбом, пронзительным голосом... остроумен». С этим опи-санием перекликается свидетельство другого иностранца —Даниила Принца: «Он очень высокого роста. Тело имеетполное, силен... большие глаза его постоянно бегают и всенаблюдают самым тщательным образом. Борода у негорыжая с небольшим оттенком черноты, довольно длиннаяи густая».

...Иван Васильевич долго и внимательно рассматривалдевушку... Вначале суровые и настороженные, его глазазаискрились, а потом он широко и по-доброму улыбнулся.И Кученей уже не боялась этого большого и сильногочеловека, для встречи с которым ее и привезли в Москву.

Он всматривался в прекрасное лицо дочери Темрюкаи все больше убеждался в верности слов, сказанных емустарыми боярскими вдовами -- бабками и мамками, при-ставленными к княжне. Осмотрев ее всю, как того требовалдавний обычай, они доложили, что Кученей «государю будетпригожа красотой, здоровьем и чистотой».

Она была не похожа на русоволосых с голубыми исерыми глазами, чуть вздернутыми носами дочерей Рос-сии. Черные волосы, ниспадавшие двумя толстыми косамина грудь, смугловатое с нежной кожей и тонким оваломлицо, темно-карие, с прекрасным восточным разрезомглаза, прямой нос -- ведь как раз таких женщин и видел

царь на миниатюрах старинныхвосточных книг в своей библиотеке —«Либерее».

Иван вслушивался в ее голос, пытаясьпонять смысл и значение незнакомых слов,а решение уже пришло — емуприглянулась юная дочь Кабарды. Он«смотрел ее и полюбил» — так запишетлетописец в свой рассказ об этих царскихсмотринах.

В воскресенье, 6 июля, в дворцовомБлаговещенском соборе протопоп АндрейБлаговещенский объявил собравшимсябоярам и духовенству, что Кученейготовится к обряду крещения и будетнаречена Марией «во имя святой Марии

Магдалины». В тот же день царь назвал ее своей невестой ипо древнему русскому ритуалу вручил своей суженойкольцо и платок, унизанный жемчугом. КученейТемрюковна официально стала царской невестой.

Какой же была эта юная княжна, младшая дочь Тем-рюка, волей судьбы заброшенная далеко от родных мест взагадочную и чужую для нее страну Московию, язык инравы которой ей предстояло отныне познать?

Летописи скудно сообщают о ней и ее жизни в России.Известный историк Николай Михайлович Карамзин в«Истории государства Российского», выпущенной в началеXIX века, называл Марию «прелестной дочерью Темрюка».О ее красоте писал в своей «Истории России с древнейшихвремен» в середине прошлого столетия и профессор СергейМихайлович Соловьев.

Иван IV, умный и широко образованный для своеговремени человек, знакомый с историей и литературой, немог не слышать и не знать о красоте черкешенок и кабар-динок. Во времена средневековья они особо высоко ценилисьна невольничьих рынках Азии и Востока. Турецкие султаны,крымские ханы, персидские шахи и их феодалы старалисьзаполучить в свои гаремы девушек страны «Черкаспятигорских», отдавая им предпочтение перед всеми другими.Те, кому довелось бывать в Черкесии и Кабарде, приезжая вМоскву, привозили сюда рассказы об этих землях, ихобитателях и, конечно же, о красавицах-женщинах...Описание их красоты и прелести, оставленное нам людьмиразных национальностей и воззрений, мощно поистиненазвать песней во славу адыгской женщины.

Издавна широко была известна кра сотакабардинских и черкесских женщин. Увидев дочькнязя Темрюка, прелестную Кученей, Иван IV«смотрел ее и полюбил»

Еще в X веке арабский географ и путешественник Абу-ль-Хасан Али аль-Масуди, побывав на Кавказе и восторгаяськрасотой черкешенок, писал в своей книге «Луга золота ирудники драгоценных камней»: «Из описанных нами племеннет ни одного в этих странах народа, в котором можно былобы встретить тип с более светлой кожей и светлым цветомлица и более красивых... женщин. Ни у одного народа нетстана более стройного, талии более тонкой, бедер и тазаболее выдающихся и форм более красивых, чем у этогонарода. Женщины их славятся мягкостью своегообращения. Они носят румскую парчу, пурпур и иные видышелковых материй, затканных золотом».

Географа и историка эпохи итальянского ВозрожденияДжорджио Интериано, побывавшего в этом крае пятьстолетий спустя, восхитил вид купавшихся в реке девушек:среди них «можно видеть большое число красивых, снежнойбелизны созданий».

«Женщины у них обыкновенно хорошо сложены, ми-ловидны лицом, белотелы и краснощеки, волосы черныекак смоль, в двух длинных крученых локонах свисают собеих сторон; ходят они с открытым лицом. Они общительныи любезны», — отмечал в тридцатых годах XVIIстолетия немецкий ученый, магистр философии и дипломатАдам Олеарий.

«Пятигорские женщины очень целомудренны... Счи-тают, что среди них можно встретить красивейших людейв мире...», — свидетельствовал по рассказам, собраннымв странах Ближнего Востока, известный французскийнегоциант XVII века Жан Тавернье.

«У женщин... белоснежная кожа и красивые, как бынакрашенные щеки, приветливые, красивые и милые лица,так что в них можно влюбиться, — вторит ему голланд-ский путешественник и дипломат Ян Стрейс, познакомив-шийся с кабардинцами в шестидесятых годах того же сто-летия. — Они большей частью хорошо сложены. Их бровии волосы черные как уголь... Они ходят с непокрытымилицами, на голове носят красивые двойные черные ша-почки, обшитые красным полотном, что весьма к нимидет...»

«Их женщины обычно самые красивые на всем Кав-казе»,— признавал в начале XIX века русский акаде-мик, немец по национальности, Генрих Клапрот, побы-вавший во время своих путешествий и в Кабарде.

Венгерский ученый Янош Бессе, предпринявшийбольшое путешествие по Кавказу, Крыму, Грузии, Арме-нии и Малой Азии, в 1829 году побывал и в Нальчике.В его книге, вышедшей позже в Париже, мы находим такиестроки, посвященные кабардинкам: «...Они красивы, уних легкие и тонкие фигуры, красивейшие в мире глаза,брови красивого рисунка и длинные ресницы».

Не устоял перед их чарами и генерал-лейтенант рус-ской армии Иван Федорович Бларамберг, офицер Гене-рального штаба при Отдельном Кавказском корпусе:«Женщины у них самые красивые на всем Кавказе ивсегда пользовались такой репутацией. У них черные глаза,они шатенки, у них греческий нос и маленький рот. Укабардинских женщин кожа на лице белая с легкимналетом кармина. Если к этому добавить стройную и гиб-кую фигуру и маленькие ножки, можно получить пред-ставление об образчике черкесской красоты...»

* * *

...И вот летом 1561 года Москва узнала, что в Кремленаходится кабардинская княжна, ставшая царской не-вестой. В старину рано выдавали девушек замуж. В че-тырнадцать-пятнадцать лет они уже становились невестамии женами. Так было в России, в странах Европы, и темболее на Кавказе и Востоке, где девушки формировалисьраньше, чем на севере. А это значит, что княжна в тупору, когда ее «смотрел и полюбил» царь Иван, имела отроду не более пятнадцати-шестнадцати лет. Иначекрасавицу Кученей, дочь князя Темрюка, уже выдавшегозамуж двух своих дочерей в другие земли, обязательно бысосватали другие.20 июля Кученей крестили в кремлевском Успенском

соборе — с времен Ивана IV место коронации всех рус-ских царей. Крестил ее сам митрополит российскийМакарий. В то же время совсем рядом, в Архангельскомсоборе, где покоится прах великих князей — предковцаря, в его присутствии служили торжественный молебен.После завершения обряда крещения Иван Васильевич, пообычаю, преподнес Марии золотой крест-складень, а ца-ревичи Иван и Федор вручили своей будущей мачехекресты, украшенные алмазами и жемчугом.Начались приготовления к свадьбе. В подземных клетяхБлаговещенского собора, где находилась царская со-кровищница, подбирались для невесты украшения - ве-нец, оправленный жемчугом и сапфирами, рубиновоеожерелье, золотые с яхонтом серьги, запястья, усыпанныеалмазами, нитки жемчуга. Мамки и бабки шили Марииподвенечное платье из бухарской парчи, лучшие дворцо-вые сапожники срочно делали для нее красные сафьяновыесапожки на высоких каблуках.Со всех концов Руси стали стекаться к Москве воза,доверху груженные всевозможными припасами для сва-дебного стола. Из Белоозера, через Ярославль, в специаль-ных «прорезных стругах» везли живую рыбу; Астраханьприслала осетровые и севрюжьи балыки и тогда уже сла-вившуюся на всю Европу зернистую икру; в дубовыхбочках, привезенных из Рязани, Мурома и Вязьмы, са-харился душистый мед, идущий для приготовлениядоброй, хмельной медовухи, известной на Руси еще современ князя Владимира и былинного Ильи Муромца. Ря-занские, муромские и ростовские охотники свозили вКремль свою добычу — лосей и оленей, тетеревов, дикихуток и зайцев, лебедей и журавлей, складываемых до по-ры в глубоких ледовых погребах царского двора. А изних выкатывались бочонки с заграничными винами мно-голетней выдержки.Все это обилие съестных припасов и питья предназначалосьдля сотен гостей — русских, кабардинцев, астраханскихтатар, ногайцев и всех тех, кому доведется познать насвадебном пиру Ивана и Марии славное российскоехлебосольство.А города Углич и Тверь, Мордовская и Черемисская землиотправляли в Москву десятки пудов воска для изготовлениясвечей, расход которых в дни торжеств особенноувеличивался. Две из них, каждая весом по три пуда,

согласно древнему русскому поверью, играли особую рольв свадебном обряде. При их свете новобрачным подавали «насчастье» специально приготовленную кашу.21 августа москвичи проснулись от переливчатого звонавсех пяти тысяч колоколов многочисленных церквей исоборов столицы. Перезвон стоял такой, что, как писалииностранные современники, «люди не могли в разговореслышать друг друга».«Того же лета августа в 21 день... в четверг, царь ивеликий князь Иван Васильевич всея Руси женился вторымбраком, а взял за себя кабардинского из Черкас Темрюка-князя Айдаровича дочь, нареченную во святом крещениицаревну Марию, а венчал его в соборной и апостольскойцеркви Успения... Макарий, митрополит всея Руси. Нарадости же его тогда были брат его князь ЮрийВасильевич да князь Володимер Андреевич* и бояре ивельможи многие».В Государственной Оружейной палате МосковскогоКремля среди многих ее сокровищ есть вещь, связаннаяс событиями, о которых ведется рассказ. Это золотое блюдо,подаренное Иваном Марии в день их свадьбы. Украшенноерастительным орнаментом и гербом Руси, оно имеет покругу надпись: «Лета семь тысяч шестьдесят девятого божиеймилостью благочестивого царя и великого князя ИванаВасильевича всея Руси зделано блюдо благоверной царицы ивеликой княгини Марии». Изготовленное изтрехкилограммового куска золота, свадебное блюдо МарииТемрюковны считается одним из шедевров, сделанныхрусскими мастерами золотого дела. В старинном свадебномобряде на Руси блюда-подносы играли определенную роль: наних обычно жених преподносил невесте головной убор —кику, а потом во время торжественного

* Владимир Андреевич Старицкий — двоюродный брат ИванаIV.

застолья они служили для подачи молодым особых ку-шаний.

Описания самой свадьбы ни русские летописи, ни со-временники до нас не донесли. Но известен рассказ свидетелятех дней. Антоний Дженкинсон, английский купец имореплаватель, летом 1561 года приплыл к берегам Белогоморя для налаживания торговых связей с Россией. «...Явыехал... к Москве, куда прибыл 20 же августа, — пишет онв своих записках. — Я немедленно известил секретаря егоцарского величества о моем приезде с письмом королевскоговысочества к царю, и тот доложил об этом царю. Однако еговеличество, будучи очень занят делами и готовясь вступить вбрак с одной знатной черкешенкой магометанской веры,издал приказ, чтобы ни один иностранец — посланник илииной — не появлялся перед ним в течение некотороговремени, с дальнейшим строжайшим подтверждением, чтобыв течение трех дней, пока будут праздновать торжества,городские ворота были заперты и чтоб ни одининостранец и ни один местный житель (за исключениемприближенных царя) не выходил из своего двора во времяпразднеств... Причина такого распоряжения до сего дняостается неизвестной.

6 следующего месяца сентября царь дал большой пир, ккоторому приглашены были все посланники и иностранцы,выдающиеся по занимаемому положению и имеющие дела справительством; я был в числе приглашенных».

Оказавшись в Москве через десять лет после этих со-бытий, другой англичанин — купец Джером Горсей,пользуясь лишь дошедшими до него рассказами, прошедшимичерез десятки уст и, видимо, настолько фантастическими, чтоон сам в них не верил, указывал в своем сочинении:«...Иоанн женился на одной черкесской княжне...Празднование этой свадьбы было дотоле странное иотзывалось язычеством, что трудно поверить, чтобы оносовершалось на самом деле».Всенародных, массовых торжеств по случаю свадьбы, какэто делалось издавна, в Москве не устраивалось. Царь уже вто время все больше страшился заговоров и чародейства.Патологическая мнительность и безмерная подозрительностьобострялись в нем с каждым годом. Вскоре

ему будут постоянно не давать покоя мысли об изменах,замышляемых против него. Все чаще стали приходить кцарю приступы необузданного гнева, в порыве которого онмог собственными руками убить человека. В недалекомбудущем все это вызовет смерть многих тысяч людей, на-веты, аресты, ссылки и все то, что даст русскому народуправо прибавить к имени Ивана прозвище Грозный.

Отрицательные и страшные качества в этом великом итрагическом человеке, столь противоречивом в своих делахи поступках, сочетались с недюжинным умом госу-дарственного деятеля и дальновидного политика, талант-ливого публициста и способного военачальника.

* * *

Окончилась свадьба, в другие страны разъезжалисьприсутствовавшие на торжествах русские послы. В Посоль-ском приказе им всем было дано указание: там, за гра-ницей, на вопрос о второй женитьбе Ивана отвечать,что, когда умерла Анастасия и царь искал себе новуюжену, «сказали ему — у большого князя Черкасского, уТемрюка, дочь, что его государскому обычаю пригожа; ицарь и великий князь послал за ней и смотрел ее. И онаего государскому обычаю пригодилась, и государь взял ееза себя, а Темрюка князя и землю Черкасскую пожаловал— велел им служить себе».

Все это означало, что отныне связи России с Кабардойеще более укрепятся и на Кавказе возрастут значение ироль Кабардинской земли и ее главного князя Темрюка —тестя могущественного русского царя.

Говоря о второй женитьбе Ивана IV, русский исследо-ватель начала XIX века Семен Броневский так оценилэто событие в своей книге «Новейшие географические иисторические известия о Кавказе»: «Сей поступок, был лион следствием пристрастия или политических вычетов,произвел по тогдашним обстоятельствам весьма выгодноедля России сближение горских народов, наипаче кабар-динцев, которые в походах царя Ивана на Лифляндию,Польшу, против крымских татар отправляли службу нарядус российскими войсками и храбростью им свойственноюмного способствовали его победам».

Антоний Дженкинсон, будучи вскоре после свадьбыпроездом в Персию в Шемахе, встретился там с послан-ником грузинского царя, рассказавшим ему о бедствияхсвоей страны, опустошаемой турками и персами. Англичанинтогда не только поддержал стремление грузин послатьпослов в Москву и просить там помощи, но и указал им путьтуда — «через страну черкесов, пользуясь благоволениемТемрюка, короля названных черкесов, на дочери которогоцарь недавно женился».

...1 сентября в России наступил новый — 7070 год.Вплоть до введения Петром I европейского календарярусские люди жили и отсчитывали время по византий-скому летосчислению. Новый год по нему начинался ссентября, со времени окончания полевых работ.

Еще в Кремле продолжались новогодние празднества исвадебные приемы для именитых гостей, а в Кабарду ужеотправилось царское посольство, с которым отбыл народину и брат Марии Домонуко. Послы Иван БорисовичФедцов и Никита Григорьевич Казаринов везли Темрюку иего жене специальную грамоту с золотой государевойпечатью, бережно уложенную в золотой ларец,помещенный в небольшой деревянный рундук. Так полагалосьиздавна на Руси перевозить важные дипломатическиедокументы. В грамоте говорилось о том, что царь ивеликий князь всея Руси Иван Васильевич шлет им «своюрадость... что... дочерь их взял за себя». А вместе с этимпосланием он передавал Темрюку и всему его семействуподарки — шубы куньих и собольих мехов, наряды изперсидского и венецианского бархата, золотые исеребряные кубки, азиатские ковры.

Судя по всему, Иван очень радовался тогда счастливымпеременам в своей жизни и хотел, чтобы эту радостьразделили с ним и родные его новой жены, жившие далекоот Москвы, на Кавказе.О дальнейшей жизни Марии летописцы сообщают мало. Восновном это сведения о ее выездах на богомолье вподмосковные и владимирские монастыри, что было обычными обязательным явлением в ту пору. Женщины тогда велизатворнический образ жизни, резко ограниченный домом,своим двором и церковью. Это касалось всех сословийрусского общества того времени, но особенно строгособлюдалось в кругах аристократии и при царском дворе.

В «Домострое» — кодексе правил жизни на Руси вXVI—XVII веках, например, так говорилось о жене: онадолжна быть «добра, и трудолюбива, и молчалива». Жен-щина, если не занята молитвами, обязана постоянно зани-маться работой — простая домашним хозяйством, а знатнаярукоделием: «Всегда бы жена без рукоделия сама ни на часне была, разве немощна [больна]». Исключения в этомслучае не делалось даже для цариц.

Конечно, поначалу Марии приходилось очень труднобез знания русского языка, нравов и обычаев новой длянее страны и новых людей, с которыми ей приходилосьтеперь общаться и жить. Все здесь для нее было совер-шенно иное, чем там, на берегах Терека, в доме отца,где прошло ее детство и наступила юность, так круто из-менившая судьбу девушки.

Все свое время, подобно другим русским царицам, онапроводила в покоях кремлевского дворца, находясь с утра идо вечера в обществе большой свиты из старых боярынь икнягинь. Каждая из них имела определенные обязанностипо отношению к Марии: одни одевали ее после сна ираздевали перед сном, другие подавали пищу, третьикормили и поили, четвертые занимались с ней рукоделием,пятые ходили на прогулки и в дворцовую церковь намолитвы, шестые стелили и убирали постель. Этиприставленные к ней мамки учили ее и русскому языку.Все было строго распланировано и разграничено в жизницарицы, редко общавшейся с другими людьми, кроме своихродственников. Все дни походили один на другой. И, конечно,в такой обстановке даже выезды на богомолье, совершаемыеМарией в закрытых от постороннего глаза возках летом исанях зимой, стали для нее развлечением: ей удавалосьповидать новые места и побывать в других городах.

Женитьба царя на женщине с Кавказа, который дляпростого русского человека являлся далеким Востоком,оставила след в народных песнях России. В разных ееконцах — от Архангельска до Ростова и от Смоленска доСибири — еще в начале нашего века бытовали прошедшиечерез столетия песни-сказания. В них нашли отражение и

события времен Ивана Грозного, в частности его второйбрак.

К этому времени в памяти народа уже не сохранилосьсведений о том, что задолго до Ивана IV древнерусскиекнязья брали себе жен не только в странах Европы, но иу соседних половецких ханов. А летописцы XII—XIII вековсвидетельствуют, что сыновья великих князей киевскогоВладимира Мономаха и владимирского Юрия Долгорукого -Ярополк и Всеволод Большое Гнездо, как и князьчерниговский Мстислав, были женаты на кавказских«ясских княжнах».

Все это было уже забыто, прошло ведь столько веков истолько событий. Поэтому, когда дед Грозного Иван IIIженился на чужеземке — племяннице византийского им-ператора Софье Палеолог, этот его шаг вызвал всевоз-можные толки. Тем более теперь, когда через год послесмерти любимой жены Ивана IV Анастасии в Москвупривезена была новая невеста, на этот раз даже другойверы — молодая «босурманка, купавна татарская», в народевозникло множество всевозможных предположений идомыслов. Говорили, что царь Иван Васильевич потомутак быстро забыл свою некогда горячо любимую супругу,что его околдовала и очаровала своей невиданной красотойМария. В одной из песен сочинители вложили в устаумирающей и как бы предчувствующей этот брак царицыАнастасии такие слова:

Когда я, царица, преставлюся, Неженись ты, царь, в той... Литве Натой ли Марье Темрюковне, На тойкупаве татарское, Хотя есть у неемного приданого.

Царица просит мужа не жениться после ее смерти начужеземке «в той Литве», что в ту пору на Руси, наравне статарскими Золотой Ордой и Крымом, означало чужие землии все иноземное. Но, несмотря на это, песни не настроенывраждебно или же как-то неуважительно к Марии. Все ихбезымянные авторы величали ее «царицей благоверною» ипостоянно подчеркивали ее красоту, называя «купавной»или «супавной». И, конечно же, говорится далее в песнях,

Иван, увидев княжну, зачарованный, сразу же забывает опросьбе своей покойной супруги и женится на МарииТемрюковне:

Берет он, царь-государь, не у себя в каменной Москве,А берет он, царь-государь, в той Золотой Орде.У того Темрюка-царя, Темрюка Степановича,Он Марию Темрюковну, сестру Мастрюкову,Купаву крымскую, царицу благоверную...Он здравствует, царь-государь, у себя в каменной Москве,

В палатах белокаменных,В возлюбленной крестовой своей, —

Пир навеселе, повел столы на радостях. И всекнязи, бояри, могучие богатыри И гостизваные, пятьсот донских казаков

Пьют, едят, потешаются,Зелено вино кушают,Белу лебедь рушают.

...Мария стала женой царя Ивана IV. И так случилось,что именно в шестидесятые годы, годы их совместной жизни,усилятся жестокость и все злые наклонности Грозного, особопроявившиеся в период опричнины. Народная молва, рядлетописей, русские историки XIX века Н. М. Карамзин, С. М.Соловьев, немец Гельмольт в «Истории человечества» инекоторые другие исследователи все это зло припишутвлиянию Марии. В одном из старинных источников онаназывается «на злые дела падущая». В другом - хронографе«О браках царя Иоанна Васильевича» — сказано: «В лето7069 августа 21 обрачился царь вторично на МарииФедоровне Черкасской Горской... туги нравные и зелолютые...» (крутой нравом и очень злой).

Но все дело в ином. Известный русский психиатр, ректорВаршавского и профессор Казанского университетов ПавелИванович Ковалевский в своей книге «Иоанн Грозный иего душевное состояние», вышедшей в дореволюционноевремя, пришел к определенному выводу, что после тридцатилет Иван IV заболевает тяжелой формой психическогорасстройства — паранойей. Результатом этого и стали у негопочти постоянными навязчивые мысли

о мнимых заговорах и преследованиях врагами. Современ-ники писали, что в тоскливых взорах бояр царю виделосьпредательство, в их молчании ему чудились угрозы иукоры. Царя преследовал страх быть отравленным. Пищу ивино он принимал только из рук своих приближенныхАфанасия Вяземского и Федора Басманова, которых потомобвинил в колдовстве и казнил.

Мания величия, ставшая одним из проявлений болезни,привела к тому, что, борясь с подлинными и мнимымиврагами - «изменами и крамолой», Грозный обрушился нарусский народ с необузданной и невиданной жестокостью,подавляя любое, часто кажущееся ему несогласие с егомнением. Казня князей, воевод и бояр, Иван расправлялся нетолько с ними и их семьями, но и с тысячамипринадлежавших им крестьян и дворовых людей.

* * *

Ровно через год после свадьбы в Москву вернулосьпосольство, отправленное Иваном IV в Кабарду с из-вестием о его женитьбе на Кученей-Марии. Донести этувесть и дары царя до Темрюка довелось одному Казаринову,так как Федцов во время плавания по Волге тяжело заболели остался в Астрахани. Грозный в то время как разготовил очередной поход на Литву и находился с войскамив Можайске. Туда и прибыл 8 сентября 1562 года с докладомо поездке Никита Казаринов. Он привез известие, чтоТемрюк с великой радостью воспринял женитьбу Ивана наего дочери и клятвенно подтвердил свое неизменноерешение - до конца жизни быть верным союзу с Россией.Молва же о том, что московский царь стал зятем главногокнязя Кабарды, произвела там очень сильное впечатление, ипод воздействием этого некоторые князья - сторонникиКрыма прекратили междоусобную борьбу.Полмесяца спустя из Москвы уехал на Северный Кавказпосол Григорий Плещеев. Ему надлежало собрать в Казании Астрахани пятьсот стрельцов, отправиться с ними кТемрюку, жить в его владениях, оберегать от врагов иходить с ним в походы против его противников.3 ноября отряд доплыл по Волге до Астраханской крепости,где посланник Грозного неожиданно встретился с Темрюкоми его сыном Домонуко. Выяснилось, что они как раз и

приехали сюда к воеводе за помощью против «своихнедругов» - местных князей, снова поднявших среди ка-бардинцев смуты и раздоры.Присоединив к стрельцам казаков, пополнив запасы пороха ипуль для пищалей, Плещеев и стрелецкий голова ГригорийВражский спешно повели рать в Кабарду. 6 декабря ТемрюкИдарович пришел с союзниками в свои владения и выступилс ними на крымского сторонника князя ПшеапшокаКайтукова, земли которого лежали по Малке и Баксану.Одиннадцать дней понадобилось объединенным силам сынаИдара и Плещеева для усмирения опасного противника,грабившего вместе с крымцами Кабарду.Московская летопись, сообщая об этом факте, дает на своихстраницах и отдельную миниатюру. Все в той жеиконописной манере на ней показан царь, отправляющийПлещеева в Кабарду. В следующих ее частях мы видимТемрюка с сыном у воеводы астраханского, а затем на фонекавказских гор — русских ратников с развевающимся стягом,пришедших на помощь кабардинцам. Во главе их одетый вдоспехи Григорий Плещеев, обнимающий Темрюка Идарова.

* * *

Женившись на Марии, Грозный приблизил к себе ее брата, асвоего шурина князя Михаила Темрюковича, жившего вМоскве с 1558 года. На следующий год он уже был «в деле» скрымцами на южных границах Руси. И, как доносил царювоевода Вишневецкий, князь со своими воинами «истребилконский отряд».В ноябре 1562 года Иван повел свое войско на штурммощной польско-литовской крепости Полоцк, за которойоткрывался путь к столице Литвы — Вильно. В походепринимал участие и Михаил, находясь в это время в составепочетной стражи — рынд. Обычно в торжественных случаяхкаждый из стражников нес определенную часть вооруженияцаря. Брату его жены доверялся «большой государевыйсаадак» — налучник и колчан со стрелами.

15 февраля 1563 года, после двадцатидневного штурма,Полоцк пал. В Москву с известием об этой важной победеспешно был послан гонец. Царь «отпустил тогда к Москве свестью к... Макарию митрополиту всея Руси и к царице ивеликой княгине Марии и к детям своим, к царевичуИвану и к царевичу Феодору, и к брату своему к князюЮрию Васильевичу князя Михаила Темрюковича Черкас-ского». В битве за Полоцк молодой князь показал себяотважным воином. И направление его в Москву с вестью опобеде было, конечно, наградой за ратную удаль. Грозныйнаказал передать детям и жене дорогие подарки, амитрополиту рассказать о взятии крепости и «проситиему от государя», чтобы глава русской церкви в честьважной победы над противником велел служить молебныпо всем церквам и монастырям страны.

Падение Полоцка крайне обеспокоило польского ко-роля, и он предложил царю временно прекратить боевыедействия. В конце февраля, заключив с Польшей и Литвойперемирие на шесть месяцев, Иван IV отбыл в Москву.По пути, в селе Торонтовом, его встретили бояре, ехавшиек нему с поздравлениями от Марии и сыновей: «А отцарицы его и великой княгини Марии приезжал ко государюкнязь Иван Большой Гагин и здоровал ему, государю, отцарицы его и великой княгини потому же, что ему,государю, вотчину его город Полоцк бог в руки поручил».

А в яркое воскресное весеннее утро 21 марта, ужеподъезжая к столице, увидел Иван Васильевич бояринаВасилия Траханиотова, спешившего к нему с радостнойвестью — «с тем, что царю и великому князю родилсясын царевич Василий, сей первый царевич от царицы ивеликой княгини Марии Черкасской». Сын, названный Ва-силием, родился 2 марта. Об этом же писал в грамоте икнязь Михаил, поздравлявший своего высокого родственникас еще одним наследником. Рядом с подписью брата МарияТемрюковна поставила свою печать, которой онапользовалась для особо важных сообщений мужу во времяего частых отъездов. Оттиск ее дошел до наших дней. Назолотом перстне выгравирован русский герб — двуглавыйорел и вокруг него надпись: «Царицы и великой княгиниМарьи печать».

В полдень 21 марта Грозный прибыл в Москву. Какгероя взятия Полоцка его торжественно встречали наАрбате бояре, духовенство и ликующие москвичи. Царьспешился и до самого Кремля шел пешком.

Радостным поднялся он в покои к Марии, троекратноцеремонно расцеловал ее, крепко обнял. Мамки, пристав-ленные кормить новорожденного, тут же поднесли и по-казали ему двадцатидневного сына Василия, закутанного вомножество шелковых пеленок и бархатных одеялец.

Ивану вообще везло на сыновей, правда, первый -Дмитрий, родившийся на пятом году их жизни с Анастасией,умер, даже не достигнув года. Два других — Иван иФедор. Василий стал четвертым. А потом, почти черездвадцать лет, последняя жена Ивана Мария Нагая родитему пятого сына — Дмитрия.

Совсем недолго довелось Марии быть матерью. Вскоремальчик заболел. Не помогли ни лекари, ни знахарки. 6мая, спустя два месяца после рождения, внук Темрюкаскончался. Его похоронили в царской усыпальницеАрхангельском соборе.

Судя по известным источникам это единственный ре-бенок, родившийся у Ивана Васильевича и МарииТемрюковны за все годы их совместной жизни*.

Через четыре дня после смерти сына Грозный уехал изМосквы «в объезд» по своим дворовым селам и монастырям.26 мая он вернулся в Кремль и в тот же день выехал вТроице-Сергиев монастырь, куда за день до этогоотправилась на моление опечаленная потерей ребенка Мария.До начала июля царь с женой и сыном Иваном находился вАлександровой слободе, куда часто выезжал и раньше для«своих утех государевых» — на пиры и охоту. Затем онипобывали в Суздале, Ростове Великом, снова вернулись вТроице-Сергиевскую лавру, а 20 июля были уже в Москве.

* Русский ученый и путешественник, академик П. П. Семенов-Тян-Шанский, увлекавшийся также историей, высказал предположение,что в Троицком соборе Александровой слободы, существующем ипоныне, захоронены две малолетние дочери Марин Темрюковны иИвана IV, родившиеся позже. Подтверждения этому найти пока неудалось.

Ведя военные действия против Ливонского ордена, рус-ское правительство не забывало и о Кабарде: туда по-прежнему направлялись послы с отрядами стрельцов, везяТемрюку «государево жалование», оказывалась ему по-стоянная поддержка в борьбе с противниками.

В те годы в Москве проживало уже много кабардинцеви черкесов, вовлеченных в события, происходившие в России.Немец Генрих Штаден, хорошо знавший обстановку тоговремени, писал в своих записках о Московии: «...Большаячасть иноземцев на Москве теперь немцы, черкасскиетатары и литовцы... Иноземец — кем бы он ни был —волен в своей вере...» В воспоминаниях итальянцаДжиованни Тедальди об этом же сказано: «...В Московииесть люди, умеющие говорить по-черкасски, а черкасский язык— особенный, своеобразный».

А англичанин Джером Горсей, явно преувеличивавшийчисло кабардинцев, находившихся на службе у Грозного,отдавал должное их широко известным воинским досто-инствам: «...Иоанн усилился не только завоеванием царствКазанского и Астраханского, не только пленением могучихгосударей и военачальников, но и его второй брак доставилему непреодолимую силу татар [кабардинцев], отважныхвоинов...»

* * *

Наступил 1564 год. В январе русская армия потерпелатяжелое поражение от польско-литовских войск гетманаРадзивилла недалеко от города Орши на реке Улле. Вэтой неудачной битве участвовал и Михаил Темрюкович.Командующий армией Шуйский был убит, много ратниковпопало в плен. Это послужило поводом для новых репрессийИвана IV против воевод, бояр и близко стоявших к нимлюдей. В августе, находясь в опале и чувствуя приближениерасправы, на сторону Литвы перешел известный русскийполководец Андрей Курбский — один из организатороввзятия Казани, Дерпта и Полоцка. Его примеру последовалинекоторые другие бояре и служилые люди. Напряжение встране нарастало.

Рассказывая о драматических событиях того года —поражениях, изменах, казнях, летопись сообщает и о та-

ком, казалось бы, малозначительном факте: «Того же летаапреля в 18 день загорелся за Неглинною на Воздвиженскойулице князя Семена Палесского двор, и загорелась церковьвеликомученика Дмитрия, да двор князя МихайлаТемрюковича и иных, всего девять дворов». Фактдействительно не выдающийся, но для нас это свидетельствоинтересно тем, что здесь упоминается имя Михаила иуказывается месторасположение его усадьбы — вблизиКремля за рекой Неглинной, между нынешними улицамиГерцена и Калинина.

В Москве, почти сплошь застроенной деревяннымизданиями, стоило загореться лишь одному из них, какогонь немедленно перебрасывался на другие и охватывалдесятки, а нередко и сотни домов. Пожары тогда случалисьчасто и приносили с собой большие бедствия, порой неменьше, чем вражеские нашествия. Вот почему летописцыотмечают их в своих хрониках как события, тожезаслуживающие внимания истории.

Вскоре после апрельского пожара Михаил Темрюковичзаново отстроил сгоревшую усадьбу. А осенью здесьсостоялось брачное торжество. Сам Иван IV сосватал шуринуневесту — пятнадцатилетнюю дочь боярина ВасилияМихайловича Юрьева, двоюродного брата своей первойжены Анастасии, и пышно отпраздновал их свадьбу. Иконечно, ни князь Михаил, ни кто другой не могли ещезнать того, что всего через несколько месяцев эта усадьбастанет мрачным и зловещим местом обитания царя.Летом Грозный предпринял новое наступление на Великоекняжество Литовское, в то же время написав Курбскомуответ на его послание, в котором тот оправдывал своюизмену деспотизмом и жестокостью царя. Снимая с себя винуза репрессии, Иван обвинял во всем бояр. Он заявил о«божественном» происхождении своей власти,неограниченном праве самодержца и монарха, не под-властного никакой критике и никаким упрекам и вольногораспоряжаться жизнью и судьбой подданных по собст-венному усмотрению: «Мы своих холопов жаловать иказнить вольны». Тем самым оправдывались все действияжестокого деспота, все казни и ссылки, творимые от именибога и «данной» им власти.

В летописях снова и снова встречаем мы известия овыездах Ивана и Марии на богомолье. Так было и в июле,когда армия двинулась на Литву. Царь не возглавил ее, ив то время, когда воины сражались и гибли в бою, он лишьмолился за них в Троице-Сергиевом монастыре и соборахПереславля-Залесского да пировал и охотился в своихдворцовых угодьях.

Наступление на Литву провалилось. Страна, лишеннаяопалами многих видных военачальников, все более ощу-щала последствия массовых репрессий.

В сентябре Иван вновь уехал с семьей в «объезд» набогомолье. В это время и ударили по Руси с запада литовцыс поляками, а с юга к Москве двинулся крымский хан,нарушивший соглашение о перемирии. 2 октября татарыподошли к Рязани. Казалось, никто их не сдержит и путь настолицу открыт. Положение спасли служилые дворяне,близкие люди Грозного — Алексей Басманов и его сынФедор, находившиеся в ту пору в своих рязанских по-местьях. Ценой огромных усилий они сумели собрать рать исовершенно неожиданно напали на крымцев, беспечнограбивших земли Рязани. Девлет-Гирей поспешно ушел наюг в степи.

Царь в эти дни был с Марией в Суздале. Узнав о на-беге, он отправил жену в Александрову слободу, а сам, сгруппой верных людей, стремясь спасти положение, бро-сился к Москве, прибыв туда, когда опасность уже мино-вала. На следующий день, 7 октября, Иван послал гонцовсообщить супруге, чтобы она возвращалась в Кремль.С Марией вернулись и его сыновья.

И вновь военное поражение на западе и нашествиекрымцев, едва не прорвавшихся к Москве, повлекли засобой казни, бегство воевод и бояр за границу. Напря-женная обстановка в столице все более накалялась.

3 декабря, в воскресенье, Грозный с царицей Марией идетьми, окруженный надежными людьми — Алексеем,видным воеводой, и Федором Басмановыми, княземАфанасием Вяземским, Михаилом Салтыковым, бояриномВасилием Юрьевым и князем Михаилом Темрюковичем, сотрядом телохранителей покинул Москву. Из Кремля в тотдень вывезли всю царскую казну, одежды, иконы.

Вместе с царем столицу оставили преданные ему бояре идворяне со своими семьями.

«Большой царский поезд» двинулся в Александровуслободу*, лежавшую в двух днях пути от Москвы. Отнынена целых семнадцать лет она затмит столицу и станет почтипостоянной резиденцией Ивана IV — «особым дворомгосударевым». Никто в Москве, кроме нескольких самыхблизких царю людей, не знал, куда он направился. Все этохранилось в строжайшей тайне. Только через месяц,обосновавшись в слободе — «кровопийственном городе»,Иван отправил митрополиту свое знаменитое послание,объясняя свой отъезд изменами бояр, воевод и приказныхлюдей. В то же время, обращаясь к простому московскомулюду, он писал, что «на них он не гневается и опале их неподвергает». На деле все окажется иначе — головы потомполетят и с тех и с других, с правых и виноватых.

Делегация бояр и духовенства, явившаяся в слободу,упросила царя возвратиться в столицу. 5 января 1565 годаон дал согласие и сообщил, что для борьбы с «из-менниками и ослушниками», на которых будет «опалыкласть, а иных казнить», он учреждает опричнину.

Грозный вернулся в Москву. Все происшедшее с нимв последнее время настолько изменило его облик, что людис недоумением и страхом смотрели на царя — лицо егоизбороздили глубокие морщины, с головы и лица со-вершенно выпали волосы. И еще более частыми и дикимистали у него приступы бешеного гнева.

«В лето 7073... за грехи наши возъярился царь ИванВасильевич на все православие: по злых людей советуВасилия Юрьева** да Алексея Басманова и иных такихже учинил опришнину, разделение земли и городам; а самцарь... и все с ним ходили и ездили в черном платье ибыла в миру великая ненависть на царя и кровопролитияи казни учинилися многие», — со скорбью и болью напи-шет летописец о введении в том году «опришнины».

Именно как большое зло, принесшее с собой «крово-

* Бывшая Александрова слобода в наши дни — город Алек-сандров Владимирской области.** Василий Михайлович Юрьев — тесть Михаила Темрюковича.

пролитие и казни», воспринял русский народ опричнину,учрежденную царем для борьбы со своими противникамивнутри страны. Россия отныне разделялась на опричные(царские) и земские земли, управляемые двумя Боярскимидумами. На две части соответственно делилась и Москва.

Из тысячи отборнейших и преданных дворян и детейбоярских царь создал особый отряд - «государев двор», своюличную гвардию, призванную искоренять измену и крамолу.Одетые в темную одежду, опричники привязывали к крупусвоих лошадей собачьи головы и метлы, символизирующиесобачью преданность царю и очищение государства от«изменников и ослушников».

Политические противники Ивана, которых оказалосьнемало, группировались тогда вокруг трех центров оппо-зиции: двоюродного брата царя, последнего удельногокнязя Владимира Старицкого (на него делали ставкуопределенные боярские круги, мечтавшие посадить его напрестол вместо Грозного), Новгорода, еще сохранявшегонекоторую автономию от других городов России, а такжецеркви, владевшей третью всех земель в стране. Введениеопричнины, конечно, диктовалось борьбой с этими последнимиоплотами феодальной вольности, но осуществлялась онакровавыми методами, впрочем очень характерными дляэпохи средневековья.

Цена человеческой жизни была тогда совершенноиной, чем в наши дни, — к оценке ее подходили с другимикритериями. Те, в чьих руках находилась власть и сила, незадумывались и не заботились о принципах гуманности иморали, уничтожая десятки тысяч людей. Достаточно хотябы вспомнить массовые казни и реки крови временперсидских завоеваний, Древнего Рима, восточныхдеспотий и религиозных войн Европы. Бессчетное числожизней унесло с собой монголо-татарское нашествие на Русьи завоевание европейцами Америки.

Хотя, к сожалению, и в наш просвещенный XX век всееще находятся убийцы, на совести которых сотни тысяч идаже миллионы погибших и замученных...

Жестокость, особенно в пору опричнины, уживалась вГрозном с фанатичной религиозностью. В Александровой

слободе он создал особый монашеский клан из трехсотопричников, взяв на себя роль игумена. Все члены его на-зывали друг друга «братьями». В рядах их находилисьвсе, на кого царь тогда опирался: Афанасий Вяземский —келарь, Малюта Скуратов — пономарь, отец и сын Бас-мановы, Михаил Темрюкович, Григорий Грязной, буду-щий царь Борис Годунов и даже юный царевич Иван.Дважды в день — утром и вечером, одетые в черные мо-нашеские рясы, под которыми носились длинные острыекинжалы, с острозаточенными посохами в руках, они со-бирались на моление. Иван IV сам вел службу, пел псалмыи усердно отбивал земные поклоны. Но после молитв отханжеского смирения не оставалось и следа: на смену емуприходили насилия, грабежи и дикие оргии, устраиваемыеопричной «братией»...

Современники и ряд русских летописных источниковXVI—XVII веков да и некоторые дореволюционные исто-рики идею создания опричнины прямо приписывали Ми-хаилу Черкасскому и его сестре Марии, которой в товремя было, по-видимому, лет двадцать.

Авантюрист, опричник Генрих Штаден, рассказывая оРоссии тех лет, писал в своих записках: «...Так управлялиони [русские] при всех прежних уже умерших великихкнязьях... Так же повелось и при нынешнем великом князе,пока не взял он себе в жены княжну, дочь [Штаденошибается: сестру] Михаила Темрюковича из Черкасскойземли. Она-то и подала великому князю совет, чтобыотобрал он для себя из своего народа 500 стрелков ищедро пожаловал их одеждой и деньгами, и чтобы по-вседневно и днем и ночью они ездили за ним и охранялиего. С этого и начал великий князь Иван Васильевичвсея Руси и отобрал из своего народа, а также из ино-земцев особый, избранный отряд. И так устроил опричныхи земских».

Интересно в связи с этим и свидетельство «Морозовскоголетописца», донесшего до нас известие о событиях начала1565 года, когда царь вернулся из Александровой слободы вМоскву искоренять врагов: «...В лето 7073 государь царь ивеликий князь Иоанн Васильевич учинил опришнину, изграда и из двора своего перевезся жить за Неглинную ина Воздвиженскую улицу на двор князя

Михаила Темрюковича и велел на том дворе хоромы ставитьцарские и ограду учинить и все строения новые ставить,город и двор свой...»

Значит, вернувшись на время в столицу и приезжаясюда позже, Грозный, опасаясь жить в Кремле, поселился вдоме своего ближайшего родственника, брата жены —Михаила, пользовавшегося у него безграничным доверием. Иименно на его дворе стали строить московский опричныйдворец царя, окруженный высокими каменными стенами иглубокими рвами, с подземными ходами, ведущими в Кремльи к Москве-реке.

Князь Михаил, человек, несомненно, умный и способный,находившийся в центре всех событий, судя по всему,действительно являлся одним из главных инициаторов соз-дания опричнины. Об этом говорит и тот факт, что он сразуже занял в ней видное положение, а позже стал главно-командующим опричным войском.

Могла ли Мария в той мере, какую ей приписывают,влиять на Ивана IV в деле учреждения новых порядков?Вряд ли. Ведь она была совсем еще молодой, не умуд-ренной ни жизнью, ни тем более опытом политическойборьбы и придворных интриг, как всем этим обладали,например, современницы дочери Темрюка - королеваанглийская Елизавета Тюдор, шотландка Мария Стюарт,претендовавшая на престол Англии и окончившая своюжизнь на плахе, королева Франции Екатерина Медичи,организатор массовой резни гугенотов в Варфоломеевскуюночь.

Но, выросшая в атмосфере постоянной тревоги иугроз — у ее отца имелось много врагов, Мария прекраснознала, что такое опасность и как необходима постояннаяпредосторожность. И, находясь теперь в Москве, видянервного и взвинченного, жившего в постоянном напря-жении и ожидании заговоров мужа, она, как и ее братМихаил, конечно, говорила ему о необходимости созданияособой отборной стражи из преданнейших людей, подобнотому, как это было у Темрюка в Кабарде. Видимо, всетак и происходило: царица хотела обезопасить жизньИвана и свою от возможных, непредвиденных случаев.И это вполне понятно. Но ее мнение не могло статьрешающим.

У Грозного были и другие советчики, близкие емулюди, о которых уже говорилось, наделенные всеми темикачествами, которых недоставало молодой царице. Их слово,а главное мнительность царя, чрезвычайно обостренное внем чувство жестокости и породили опричнину в тойуродливой и страшной форме, какой она обрушилась наРусь.

Год введения опричнины, как и последующие за ним,ознаменовались новыми массовыми казнями и ссылками«за великие изменные дела». Летели головы с виноватых ибезвинных, тысячи людей ссылались на север — в острогии монастыри. Обрушивая свой гнев на вельмож, Грозныйи его опричники расправлялись не только с ними и ихсемьями, они грабили и жгли села и поместья, топталиконями и убивали тысячи простых тружеников землирусской. В одном только Новгороде, который опричнаягвардия царя громила в начале 1570 года, погибло около40 тысяч человек.

Приходила в запустение страна. Разграбленные стоялигорода и села. Голод, холера и чума косили людей. Пе-чальным последствием этого стали и поражения, то и делонаносимые русской армии польско-литовскими войсками.

Уже искоренены были в стране последние остаткифеодальной вольности, а опричники все еще продолжалибесчинствовать, сотрясая Русь своим разбойничьим кли-чем «Гойда!». Долго потом, и через столетия, русские людибудут с содроганием вспоминать о тех годах и событиях, вкоторые судьба вовлекла и детей кабардинского князяТемрюка — Марию и Михаила.

...Впрочем, не надо думать, что только в России про-исходили столь жестокие проявления монаршей власти.Все средневековье как в Европе, так и в Азии отмеченокрайним изуверством и деспотизмом «земных владык» поотношению к зависимым от них людям. Вот лишь несколькопримеров из жизни Англии того же самого шестнадцатогостолетия, очень красноречиво говорящих о нравах, царившихпри королевском дворе.

Генрих VIII, пожалуй, не менее Грозного известныймногочисленными казнями своих приближенных, безвсяких угрызений совести отправил на плаху и нескольких

своих молодых жен. А семидесятишестилетнего епископаФишера, протестовавшего против вторичного брака короляпри живой супруге, казнили по его приказу. Голову старогочеловека выставили в Лондоне на копье для всеобщегообозрения, а через две недели сняли и бросили в Темзу.

Выдающийся английский мыслитель-гуманист, философи государственный деятель Томас Мор, автор книги «...Онаилучшем устройстве государства и о новом островеУтопии», изложивший в ней план идеального устройстваобщества, являясь лордом-канцлером Генриха VIII, отказалсяпризнать власть короля «наивысшей властью». Разгневанныймонарх приказал заключить его в зловещий замок Тауэр. Втечение года бывшего канцлера подвергали всевозможнымизощренным пыткам, потом казнили. Голову же Мора,прежде чем выставить по традиции в центре Лондона накопье для устрашения народа, обварили в кипятке.

Такими, и тысячами им подобных, проявлениями же-стокости и варварства, совершаемыми по воле царей икоролей, оставили по себе в истории мрачную память временасредневековья.

* * *

«В лето 7074-го (1565 год) царь государь и великийкнязь Иван Васильевич всея Руси приехал на Вологду свеликою княгинею Марией и с царевичами и ездил смотретьсам на Вож-озеро на остров, и там ему не полюбилось, ивелел на Вологду сваи возить. И на ту же весну, без себя,велел город заложить каменный...» В тот год Мария,вместе с Иваном, присутствовала при закладке города нареке Вологде. Снова она сюда приехала с мужем летом 1569-го.

Бровьми союзна,телом изобильна,

млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни низка,

власы имея черны,велики...

Это прекрасное, вдохновенное описание женской пре-лести, обаяния и красоты, взятое из старинного русскогохронографа, думается, можно в полной мере отнести и кМарии Темрюковне. Совсем девочкой покорила она своейпригожестью царя Ивана, а теперь, в конце шестидесятыхгодов, когда ей было около двадцати пяти, красота ее, или,как говорили в старину на Руси, «лепота», расцвелаеще больше.

Итак, летом 1569 года Мария вновь оказалась с Грознымдалеко на севере - в Вологде. Холодное дождливое лето влесных чащобах, болотистые испарения и постояннаясырость в переездах пагубно отразились на ее здоровье. В

начале августа царица тяжело заболела и слегла. Это былопохоже на простуду, но скорее всего молодую, цветущуюженщину свалила скоротечная чахотка, оченьраспространенный в прошлом недуг.

Как раз в те дни Ивану IV сообщили об очередном«заговоре», готовившемся якобы в Новгороде в пользуПольши и Литвы. Оставив жену на попечении верногоопричника Федора Басманова, царь срочно отправился вМоскву готовить карательную экспедицию.

Через два дня, исполняя наказ Грозного, Басманов повезцарицу в Александрову слободу, а до нее более 300 ки-лометров через леса, реки, болота. То и дело приходилосьостанавливаться: Мария тяжело переносила долгий итрудный переезд. Охваченная жаром, она впадала в за-бытье, бредила. Но как только приходила в себя, Басмановснова устремлялся вперед, боясь не довезти царицу живой.Мария таяла на глазах. Везли ее уже почти без остановок.Только в конце месяца Басманов смог привезти дочь

Темрюка в слободу, где уже находился царь, извещенныйгонцами о тяжелом состоянии жены.

День и ночь не отходили от нее Иван, брат Михаил,личный царский врач голландец Арнольд Линзей, гото-вивший все новые и новые снадобья. Лечила Марию инемка Катерина Шиллинг, известная в Москве какискусная врачевательница. Еще во время болезни первойсупруги царя Анастасии, он, прослышав об этой женщине,жившей в городе Дерпте, послал за ней гонцов. Ее привезлив Москву, и, как рассказывает в своих записках Шта-

ден, «...великий князь щедро одарил платьем эту женщинуи сказал ей: «Если ты поможешь моей царице, мыпожалуем тебя на всю жизнь половиной доходов с Юрь-евского уезда в Лифляндии». И великая княгиня просила:«Ты же можешь помочь мне. Помоги мне!» И, хотя она несмогла ничем помочь Анастасии, вскоре умершей, Катерину спочетом отвезли обратно в Дерпт. А потом, когда вскоре

Вознесенский девичий монастырь МосковскогоКремля. Со времен Дмитрия Донского на еготерритории хоронили великих княгинь и цариц.Здесь была погребена и Мария Темрюковна.С рисунка XIX века

Перстневая печать Марии Темрюковны

расселяли ливонцев по русским городам, Иван IV приказалпривезти Шиллинг в Москву. Здесь ей выделилидобротный дом, где она и жила несколько лет. Ее услугамипользовались болевшие родственницы царя, боярские,княжеские жены и дочери. И вот теперь Грозный вновьпризвал Катерину Шиллинг на помощь, на этот раз прося ужео спасении второй жены.

Но ни старания и усилия лекарей, ни заговоры от кол-довства и порчи вещих старцев, ни молитвы священников обисцелении не помогали умиравшей женщине. Она ненадолгоприходила в сознание, потом снова теряла его и в бредувсе время что-то говорила и шептала на родном —кабардинском языке, особенно часто повторяя слово «нана».То в затуманенном, горячечном сознании Марии являласьее мать, ее нана, с которой она рассталась

восемь лет назад и с которой ей уже никогда не было суж-дено встретиться. Царица медленно угасала.

В новогоднюю ночь 1 сентября 7078 года под утро онаскончалась. В Москве и во всех городах России объявилитраур, в церквах и соборах служили панихиды, раздавалимилостыню многочисленным нищим. Иван Грозный вносилв монастыри вклады «на помин души» так рано умершейцарицы. Тогда он и передал в Троице-Сергиевскую лаврузолотое блюдо, подаренное им Марии в день их свадьбы.Поминали царицу и приближенные Ивана IV. Во вкладнойкниге московского Симонова монастыря сохранилась записьо том, что 11 октября 1569 года на помин «по душе царицыМарии Темрюковны бояре из опричнины князь ВасилийИванович Темкин-Ростовский да Иван Яковлевич Чеботовприслали с Власом Реутовым ковш серебряной».

В полдень 1 сентября Михаил Темрюкович, Алексей иФедор Басмановы, Афанасий Вяземский, Борис Годунов,Глинский, Милославский и Бельский вынесли из царскихпокоев покрытый шелковыми материями — аксамитом иобъярью гроб с телом Марии и установили его на погре-бальный возок. Траурный кортеж двинулся в Москву.

3 сентября в пять часов пополудни, после отпеванияумершей в Благовещенском соборе Кремля, состоялись еепохороны. Идя за гробом, царь не рыдал, как девять летназад, когда скончалась его первая супруга. Он стал заэто время другим... И только непомерная бледность окаме-невшего, еще более угрюмого лица да мрачный тяжелыйвзгляд воспаленных от бессонницы глаз выдавали горе, да-вившее Ивана.

Марию Темрюковну погребли в Вознесенском девичьеммонастыре, находившемся тогда у Фроловских (нынеСпасских) ворот Кремля. Его основала еще в 1387 годужена Дмитрия Донского Евдокия. И с тех пор в собореэтого монастыря хоронили великих княгинь московских, апотом и русских цариц, вплоть до перенесения столицыРоссии в Петербург в начале XVIII века.

В 1928 году во время работ по расчистке и переплани-ровке территории Кремля монастырь снесли, а усыпальницы- каменные саркофаги княжеских и царских жен перенесли изахоронили в подвале палаты, пристроенной в 1801 году к

Архангельскому собору.

* * *

...Время необратимо. Никогда не вернутся люди, жившиедо нас, не произойдут вновь события, участниками исвидетелями которых они были. Но все же история наминогда дает возможность перебросить в прошлое мостки. Итогда, «пройдя по ним», мы можем силой нашего воображениявстретить тех, кто давно ушел от нас, стал тенями ипрахом.

Так думал я ясным июльским днем несколько лет томуназад, когда стоял перед массивной, обитой железомдверью палаты Архангельского собора. Научный работниккремлевских музеев В. Сизов снял тяжелый замок и рас-пахнул ее, пропуская в прошлое меня и моего товарища -сотрудника Института русского языка АН СССР А.Орешникова.

Крутой каменной лестницей уходим вниз, в подзе-мелье. Выложенные из кирпича стены, сводчатые потолки,неяркий свет лампочек и мертвая тишина, прерываемаялишь негромким рассказом Сизова, — все это настраиваетна определенное состояние.

В подземной палате гробницы женщин, умерших многовеков назад. Когда-то они жили, радовались и печалились,любили и ненавидели. У них были разные судьбы, онижили в разные эпохи, отдаленные друг от друга десяткамии сотнями лет. Но все они потом оказались рядом...

Мы медленно вчитывались в витиеватую старославян-скую вязь, выбитую на могильных плитах. В той не-

обычной обстановке мне пришли на память строки поэтаБунина:

Молчат гробницы, мумии и кости, —Лишь слову жизнь дана:Из древней тьмы на мировом погостеЗвучат лишь письмена.

Да, сквозь даль вековую в подземелье звучали имена,знакомые нам со школьных лет по учебникам истории.Здесь они воспринимались особенно — ведь те, кто ихносил, лежали прямо перед нами под тяжелыми каменныминадгробьями: прабабка Грозного - Мария Ярославна ибабка — византийская принцесса Софья Палеолог, матьИвана IV - хитрая и властная Елена Глинская и перваяего жена, так и не забытая им до конца дней, АнастасияРомановна.

А вот и то, к чему мы шли, - гробница МарииТемрюковны. На каменной плите сохранилась надпись,выбитая в сентябре 1569 года: «Лета 7078 сентября 1 дняв семы час ночи преставися благоверного царя и великогокнязя Ивана Васильевича всеа Руси благоверная царицавеликая княгиня Марья». Исчисление времени сутоквелось тогда иначе, чем у нас. Часы дня считались отвосхода солнца до его захода, а ночи — от захода до первыхсолнечных лучей. 1 сентября заход солнца приходится наначало восьмого, а это значит, что Мария умерла в третьемчасу ночи.

Мы вышли из мрачного подземелья и с облегчениемвздохнули, снова оказавшись в нашем двадцатом веке. По-прежнему ярко светило солнце и доносился шум Москвы,а мимо нас проходили толпы туристов, осматривавшихпамятники древнего Кремля. И, конечно, вряд ли кто из нихзнал подробности событий, происходивших здесь четыревека назад.

Потом мы зашли в Архангельский собор, где покоитсяпрах Грозного и пяти его сыновей, одного из них — Иванаотец убил в припадке ярости, а последнего — девятилет-него Дмитрия зарезали враги в борьбе за престол.

С фресок Успенского собора на нас смотрели строгие ликирусских князей и «святых угодников» — безмолвныесвидетели венчания Ивана и Марии 21 августа 1561 года.

А в рядом стоящем Благовещенском соборе у икон кистизнаменитого русского художника Андрея Рублева кабар-динке Кученей дали имя Мария.

В тот день побывал я и в Грановитой палате, где когда-то проходил свадебный пир. Казалось, что откуда-то изглубины стен глухим эхом все еще доносятся отзвукиторжества, некогда происходившего в этом зале, и звучатзаздравные возгласы в честь молодых...

Так в один день в стенах Кремля оказалось возможнымсовершить путешествие в прошлое и «пройти» по важней-шим вехам жизненного пути Марии Темрюковны - от ееприезда в Москву до кончины.

* * *

Смерть Марии, как и первой жены, царь связал сотравлением. «Казалось, что Мария, — писал Карамзин,— завещала ему превзойти самого себя в лютыхубийствах». Снова казни и ссылки обрушились на бояр,князей, дворян и их челядь.

Подозрение пало и на двоюродного брата царя — Вла-димира Старицкого. 9 сентября 1569 года, через пять днейпосле похорон Марии, царь заставил его, двух его мало-летних детей, жену и старуху-мать, постриженную в мо-нахини, выпить яд.

В октябре 1571 года Иван женился в третий раз. ВАлександрову слободу со всей Руси свезли более 1500 де-вушек для выбора невесты. Из них царь и взял себе вжены семнадцатилетнюю дочь новгородского купцакрасавицу Марфу Собакину. Еще до свадьбы она заболелаи стала «сохнуть», а спустя полмесяца после бракосочетанияумерла. Когда на следующий год Грозный вновь надумалжениться, он обратился к высшему духовенству,собравшемуся в Успенском соборе, за позволением: ведь позаконам православной церкви вступать в брак разрешалосьтолько три раза, и то в исключительных случаях. «Злые людичародейством извели первую супругу мою Анастасию, -говорил Иван. - Вторая, княжна Черкасская, также былаотравлена и в муках, в терзаниях отошла к господу. Яждал немало времени и решился на третий брак... нозависть, вражда погубили Марфу... еще

в невестах она лишилась здравия и через две недели суп-ружества преставилась девою. В отчаянии, в горести яхотел посвятить себя житию иноческому, но, видя опятьжалкую младость сыновей* и государство в бедствиях,дерзнул на четвертый брак...»

Духовный собор, вняв просьбе царя, вынужден былотступиться от всех законов и догм и дать ему, в видеисключения, разрешение на четвертый брак. Женившись вапреле 1572 года на дворянской дочери Анне Колтовской,он разошелся с ней через три года и отправил ее вмонастырь. Месяца не прошло после этого, а у Ивана уженовая, пятая, супруга — Анна Васильчикова. Грозный,явно переступив через все понятия не только религиознойзаконности, но и человеческой морали, больше неиспрашивал соизволения у церкви. И менее чем через год,пополнив Тихвинский монастырь еще одной монахиней,взял в Александрову слободу новую женщину, вдову —Василису Мелентьеву, которую летописцы не называлиженой, а унизительно «женищем», так как с ней он дажене венчался. Шестой законной супругой царя с 1580 годастанет Мария Нагая.

После смерти Марии Темрюковны враги Ивана IV рас-пустили слухи, что царица отравлена им самим. Одна изхроник того времени «Пискаревский летописец», со-ставленная в кругах, враждебных царю, описывая событияконца шестидесятых годов, сообщает, что Иван «...тогдаже опоил [отравил] царицу Марью Черкаскову».

* Ивану в это время было 18 лет, Федору — 15.

Это единственное свидетельство такого характера во всехрусских источниках. Но даже летопись, обвинившаяГрозного в смерти жены, буквально через несколько страницговорит следующее: «Того же года преставися [умерла]царица Марья Черкаска».

Некоторые русские песни, вероятно, родившиеся вкраях, где Иван IV и его опричники оставили после себякровавый след, тоже говорят о нем, как об убийце своейжены:

Брал царь свою Марью ТемрюковнуИ вел ее в далече чисто поле,Стрелял ей в ретиво сердце,Тут ей и славу поют.

Но здесь, конечно же, дело в том, что люди, слагавшиетакие песни уже после кончины Грозного, после всех техдраматических событий, думали, и, на их взгляд, с полнымоснованием, что человек, убивший своего сына, известныйдеспотизмом и жестокостью, мог погубить и Марию, темболее, что после нее у царя было еще несколько жен имножество наложниц.

Совсем уже невероятную трактовку событий, связанныхс Марией Темрюковной, дает англичанин Джером Горсей,проживший в Москве целых восемнадцать лет (с 1572 года) инаписавший свои «Записки о Московии» по возвращении народину. Странным кажется, как мог этот человек, являвшийсядоверенным лицом Ивана IV в его дипломатическихсношениях с королевой Англии Елизаветой, прекраснознавший жизнь двора, так исказить факты (намеренно или позабывчивости?): «...В это время [речь идет о 1571 годе иженитьбе царя на Марфе Собакиной] Иоанн развелся сосвоей женой черкешенкой, постриг ее в монахини,отправил в монастырь...» и «выбрал себе в жены из многихсвоих» подданных дочь купца из Новгорода.

* * *

О Михаиле Темрюковиче, человеке крайне интересной итрагической судьбы, сохранились самые противоречивыесведения. Он участник взятия Полоцка, битвы c польско-литовскими войсками на реке Улле, а в 1568 и

1570 годах во время походов на крымских татар «стоялуже первым» — был главным воеводой больших полковрусской армии. В 1567 году Михаил получил от Грозноговысокий боярский сан.

Михаил Темрюкович являлся членом опричной Бояр-ской думы и постоянно участвовал в ее заседаниях. Нопо своему положению князь ставился в ней выше других ипри перечислении в думных списках того времени егоимя называлось всегда впереди всех других бояр. Из до-шедших до нас документов известен и такой факт, гово-рящий об участии сына Темрюка в важных государственныхделах России. В 1570 году, когда в Москве решался вопросо создании Полоцкого рубежа — кордона для защитызападных русских земель от польско-литовских набегов,Михаил принял в его осуществлении самое деятельноеучастие.

Влияние Михаила Темрюковича при дворе Грозногои в России было огромным. Недаром даже спустя многиегоды после его смерти в народе говорили, что «князьМихайло Темрюкович Черкасский был человек великойи временной* и управы на него добиться немочно». Шуринцаря получил в свое владение громадные земельныеугодья - вотчины вокруг города Гороховца по рекамОке и Клязьме в нынешней Владимирской области.

Безусловно, что Михаил, поднявшись на одну из выс-ших ступеней в Русском государстве, стал верным сто-ронником и активным проводником политики Ивана Гроз-ного. Он, ближайший сподвижник и родственник царя, ине мог быть тогда иным. Безусловно и то, что Михаил ни вкоей мере не являлся выразителем интересов своей родины -Кабарды и своего народа, стремившегося к сближению сРоссией. Он оторвался от них, а в новом своем отечествестал таким же, каким был Иван и окружавшие его люди -близкие друзья и сподвижники князя по опричнине. Михаилшел путем своих современников и соратников и нес на себеполностью груз того времени во всех его великих итрагических проявлениях. «Князь Михайло Темрюкович,суровый азиатец, то знатнейший

* Временной — временщик; человек, по воле сильного по-кровителя оказавшийся на время у власти.

воевода, то гнуснейший палач, осыпаемый милостями иругательствами, многократно обогащенный и многократнолишаемый всего в забаву царю», — писал о нем знатокрусской истории Н. М. Карамзин.

В книге «Сказание Альберта Шлихтинга», уроженцаПомерании, прослужившего с 1564 по 1571 год переводчикому врача Ивана IV и поэтому, надо думать, хорошо знавшегообстановку и события того времени, рассказано об одной изказней, в которых по приказу Грозного принимал участие иМихаил.

Немец Шлихтинг и итальянец Гваньини, каждый порознь,рассказали, что Иван IV оказывал своему шурину всяческоерасположение. Он одаривал его дорогими подарками иденьгами, но бывало в порывах ярости, вызываемой поройлюбым пустячным проступком или неосторожным словом,подвергал Михаила довольно жестоким «шуткам», впрочем,вполне в духе времени. Ко всем входам в его домпривязывались дикие медведи, никому не позволявшие нивыходить из дома, ни входить в него по нескольку дней.Случалось, что, когда заканчивались припасы, люди Михаилаи он сам голодали. Грозный, по свидетельству этих жеиностранцев, даже несколько раз отбирал у брата своейжены все его богатства, в другой раз восполнял их в гораздобольшем размере.

А однажды, писали Шлихтинг и Гваньини, один излюдей Михаила повздорил с царским возницей и побилего. Когда дело об этой ссоре дошло до царя, он велелсвоим опричникам повесить на воротах двора князя трехчеловек из его свиты. И царский шурин, выходя из своегодома или входя в него, две недели видел их трупы и нагибался,чтобы пройти под ними.

Подобное отношение царя к Михаилу не считалосьтогда из ряда вон выходящим явлением. Так относилсяГрозный ко всем своим сановникам, независимо от ихрангов. Он был царем с властью, «данной ему от бога», авсе остальные — его слугами, холопами, жизнь и судьбакоторых целиком зависела от воли монарха. По его образуи подобию вели себя и остальные феодалы, помыкавшиетеми, кто зависел от них. Точно таким же образомстроились отношения власть имущих и их подданных вовсех странах Европы, Азии и Ближнего Востока.

После измывательств, не кончавшихся казнями, ИванГрозный щедро осыпал золотом своих вельмож, вскорезабывавших об унижениях, утратах и огорчениях. Их ждалиновые царские пиры и охота, совместные с ним походы икровавые опричные «забавы».

Один из иностранцев — Гофф, бывший в ту пору вМоскве, оставил нам такой рассказ: «...Со своим шурином,князем Михаилом Темрюковичем Черкасским, на сестрекоторого сам был женат, царь поступил таким образом.Женив его на дочери богатого и всеми уважаемого ВасилияМихайловича, он, спустя известное время, приказал [убить]молодую шестнадцатилетнюю жену вместе с полугодовалымребенком».

Поверить в подобное просто невозможно. При всемсвоем садизме, Грозный, думается, не мог поступить такимобразом со столь близким ему человеком. Ведь случисьподобное, Михаил, без всякого сомнения, не простил быэтого Ивану — он, конечно, не поднял бы на него руки,но мог просто уйти к его недругам за рубеж или вернутьсяна Кавказ.

Видимо, какая-то трагедия действительно и про-изошла с князем, так как в «Родословной кабардинскихкнязей и мурз», составленной в Москве в первой половинеXVII века, говорится: «...Князь Михайло на Москве умербездетен». Его жену и ребенка скорее всего убили личныевраги - тогда они имелись у каждого. А Гофф, пользуясьнепроверенными слухами, мог вполне намеренно приписатьэто зверство Ивану Грозному, на совести которого и безтого было много загубленных жизней. Иностранцу же этоскорее всего понадобилось для того, чтобы более колоритнорассказать в своих записках, вышедших в Западной Европе,о диких нравах и варварстве «российских азиатов»,«московских скифов», которые по образу и подобиюдолжны быть такими же, как и их царь. Предвзятое инеобъективное отношение к России проявлялось уже и вту пору со стороны некоторых европейцев, закрывавшихглаза на то, что в Западной Европе в то же самое времяпод мечами феодалов и топором палача, на виселицах икострах инквизиции ежегодно гибли десятки тысяч людей.Из источников известно, что во второй половине ше-

стидесятых годов у Михаила Темрюковича произошлакрупная ссора с влиятельным приказным дьяком из оп-ричнины Василием Щелкаловым. О причине их кон-фликта сказать сейчас ничего невозможно. Но отношениямежду ними стали настолько враждебными, что несколькораз дело доходило до открытых вооруженных столкновений ,а верный человек князя Михаила подьячий УланАйгустов «доводил лихие дела» на Щелкалова. Тот, в своюочередь, действуя совместно с братом Андреем, отвечалцарскому шурину всевозможными интригами и нападками.

Вполне возможно, что гибель жены и ребенка князямогла быть как-то связана с этой многолетней враждоймежду двумя опричниками - людьми, привыкшими неостанавливаться ни перед чем. На такое предположениекосвенно указывает и такой факт: во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря есть запись о том , что в 1568 годуВасилий и Андрей Щелкаловы «дали сельцо Настасьино с 12деревнями в Переславском уезде». Для того времени этоочень большой дар. А вот почему вдруг так расщедрилисьбратья, в книге не сказано, хотя причина этого, какправило, всегда указывалась - «на помин души», «воздравие», «за избавление от опасности» и по другимповодам. Щелкаловы почему-то скрыли причину своеговклада в монастырь. А не было ли это вызваностремлением братьев «замолить» свои грехи и в данномслучае - убийство из мести близких князя МихаилаТемрюковича?..

Весной 1571 года крымский хан Девлет-Гирей собралгромадные силы и двинулся к Москве. Грозный, узнав обэтом 15 мая в Александровой слободе, срочным порядкомнаправился к Серпухову, навстречу татарам. Но опричноевойско, которое там собралось, оказалось столь ма-лочисленным, что царь буквально бежал назад мимоМосквы в слободу, оттуда в Ярославль, а затем в РостовВеликий. В полдень 24 мая Девлет-Гирей подошел кМоскве и поджег ее . К утру следующего дня толькоКремль высился на холме, весь же город превратился вдымящееся пепелище. «И людей погорело многое мно-жество, им же нет числа, — писал летописец. — И Москва-река мертвых не пронесла, а хоронить их некому». Сгорел

и опричный двор Ивана IV. Десятки тысяч москвичей погиблии попали в плен в тот день. Такого погрома Россия не зналауже давно — со времен Тохтамыша.

Когда крымцы оставили Москву и дошли уже до Сер-пухова, вслед им бросился с собранным полком главноко-мандующий опричным войском Михаил Темрюкович. Нобыло уже поздно. Татары безнаказанными ушли в степи,уводя с собой тысячи плененных мужчин и женщин, которыхждали невольничьи рынки в Кафе и Константинополе.Гонцы Грозного вскоре передали князю Михаилу его приказнемедля возвращаться в Александрову слободу.

«Постигшее его великое несчастье поразило и ужаснулоИоанна... Тотчас по уходе неприятеля царь, распустив войско,не сделавшее за него ни одного удара по неприятелю, пытал,терзал и мучил многих из воевод и главных военачальников;некоторых казнил, конфисковав их имущество и земли», —так сообщит о событиях, последовавших за набегом крымскихтатар, в своих «Записках о Московии» английский купецДжером Горсей.

А немец Генрих Штаден, хорошо знавший попавших вопалу опричных военачальников, так как сам служил подих командованием, называет имена многих из них: «Великийкнязь принялся расправляться с начальными людьми изопричнины. Князь Афанасий Вяземский умер в посадеГородецком в железных оковах, Алексей [Басманов] и егосын... были убиты... Князь Михаил сын [Темрюка] изЧеркасской земли, шурин великого князя, стрельцами былнасмерть зарублен топорами и алебардами, князь ВасилийТемкин был утоплен, Иван Зобатый был убит... КнязьАндрей Овцын — повешен в опричнине на Арбатскойулице... Стрелецкий голова Курака Унковский был убит испущен под лед. Григорий Грязнов был убит, а его сынМикита сожжен...»

Так в июне 1571 года после набега крымцев на Москвупогиб Михаил Темрюкович. Царь по-своему любил бывшегошурина за ум, храбрость и преданность. Можно со всейуверенностью сказать, что Черкасский был одним из самыхверных ему людей. Грозный это прекрасно знал, не раз вэтом убеждался. И теперь сын Темрюка казнен.Но вот что странно: уже вскоре царь станет отрицать, чторасправа совершена по его приказу, а потом посмерт-

но вообще снимет с князя вину. Как же это объяснить? Ачто если причиной казни Михаила стал не только прорывтатар к Москве, а что-то и другое, на взгляд Грозного, ещеболее отягчающее вину близкого ему человека? А как жесвязать с этим последующую через некоторое времяреабилитацию? Не значит ли это, что то главное, в чемкнязь обвинялся, не подтвердилось?

Вопросы... Вопросы... Но на них, мне кажется, дажеспустя четыре века, можно дать ответ. Иван IV особенножестоко расправлялся с теми, на кого падало подозрение в«изменных делах». Пощады таким людям не было, как небыло никогда и прощения после смерти. Как это ниудивительно, но, судя по всему, именно обвинение в изменеи предъявил Грозный Михаилу Темрюковичу в том июне1571 года... Страшное обвинение, особенно когда ононесправедливо.

Царь, как теперь все это представляется, поддался про-вокации, ловко подстроенной врагами его самого и Михаила,так как со смертью Черкасского связывались далеко идущиековарные планы — разрыв союза России и Кабарды.Замешаны в этой драматической истории были, очевидно,крымцы, поляки, иностранцы, жившие в Москве, вероятно, вкакой-то степени, правда из других соображений, и личныепротивники сына Темрюка братья Щелкаловы.

Провокация с целью бросить тень на Михаила и под-вести его под топор палача готовилась тщательно и давно.Как можно судить по «Ливонской хронике», уже около1568 года в Москве стало известно от лазутчиков*, при-шедших из Польши, что некоторые родственники царя иего приближенные готовятся перейти на сторонуСигизмунда II. Одним из них назывался князь МихаилТемрюкович. Тогда многих из тех, на кого пало подозрение визмене, казнили или сослали на север. Но шурина царя этоне коснулось: значит, в то время Иван сумел распознатьзамыслы недругов.

А потом пришел семьдесят первый год и с ним страшное,опустошительное разорение Москвы, смерть и плен

* Лазутчик — разведчик, который вел тайные наблюдения втылу противника.

десятков тысяч людей. Вот тогда-то и стали распространятьсяв Москве и Александровой слободе упорные слухи, чтовместе с крымскими татарами в набеге на Русь и ее столицуучаствовал главный князь Кабарды Темрюк. Враг нашелсамое подходящее время, чтобы нанести верный удар поцарю и разжечь его болезненную мнительность: поражениепроизошло в результате измены — на стороне крымцевбывший тесть, а сын его сделал все, чтобы не была собранаармия, и противник прошел к Москве. Все укладывалось вэту схему просто и логично.

В русских источниках нет сведений об участии Темрюкав походе крымцев, но зато довольно много и подробноговорит об этом вестфалец Генрих Штаден в своем описанииМосковии и документе, предназначенном им специально дляимператора «Священной Римской империи» Рудольфа II*.Читаешь сочинения бывшего опричника и все большеприходишь к мысли, что этот авантюрист, жестокий понатуре и беспринципный человек, к тому же озлобленныйна Ивана IV, и стал одним из активных участниковразработки и проведения в жизнь провокации по обвинениюТемрюка Идарова и его сына в измене: когда «подоспелвеликий голод и чума... - писал Штаден, - - крымский царь ипошел к Москве с Темрюком из Черкасской земли —свойственником великого князя...» И далее через несколькостраниц: «...Из Черкасской земли великий князь взял себе вжены дочь князя Михаила Темрюковича. Этот также был скрымским царем, когда тот жег Москву».

Штаден, в 1576 году тайно уехав из России, вскоресоставил для императора Рудольфа II план оккупацииМосковии и превращения ее в провинцию «СвященнойРимской империи»: «План, как предупредить желаниекрымского царя с помощью и поддержкой султана, ногаеви князя Михаила из Черкасской земли завоевать русскуюземлю, великого князя с двумя его сыновьями плен-

* «Священная Римская империя» — империя, существовавшая с962 по 1806 год и включавшая в себя Германию, часть Италии,Чехию, Бургундию, Нидерланды и другие земли. Проводилаагрессивную политику по отношению к славянам и соседним народам.

никами увести... и захватить великую казну». Из этогопоразительного документа, составленного еще в 1579 году, застолетия до Наполеона и гитлеровских захватчиков,разработавших план «Барбаросса», видно, как давно вы-нашивались на Западе бредовые идеи покорения России иприобретения «жизненного пространства» на ее территории .Ясно и другое : автор его — ярый враг Руси и Ивана IV,человек коварный и хитрый, искусно маскировавшийся ипроживший в Московии двенадцать лет, шесть из них состояв опричнине. Он делал все, чтобы вбить клин в отношениямежду Грозным и родом Темрюковичей, чтобы представитькабардинцев на стороне врагов Москвы. Это была тонкая ихитросплетенная игра, направлявшаяся кем-то сверху. А то,что Штаден то и дело путает, называя Темрюка Михаилом,дела не меняло. Главное в другом: оперируя их именами,хотя к тому времени ни того, ни другого уже давно не было вживых, он стремился создать мнение, что у Польши, Швециии «Священной Римской империи» есть на Северном Кавказеверный союзник, хотя на деле все обстояло иначе.

«...[Крымский царь] имеет помощь еще свойственникавеликого князя из Черкасской земли, - говорилось вштаденском плане, — ибо великий князь бесчестно обо-шелся с его дочерью, а его сына князя Михаила убил...Когда крымский царь жег Москву и опустошал Рязанскуюземлю... тогда же был с крымским царем и свойственниквеликого князя князь Михаил из Черкасской земли сомногими тысячами конных».

И еще раз фигурирует Михаил Темрюкович в этомдокументе (спустя восемь лет после своей смерти) какживой человек и реальный враг Русского государства:«Шведский король вместе с лифляндцами воюет с великимкнязем... и это на пользу крымскому царю. Но я это ни вочто не ставлю. Причина: [и без этого] крымский царьимеет достаточную помощь от турецкого султана, ногайскихтатар, князя Михаила из Черкасской земли, казанских иастраханских татар и короля польского...»

Долгой оказалась жизнь этой провокации, начавшейся вдраматические для Руси весенние дни 1571 года, когда позлым наветам к татарскому походу и грабежам крымцевприписали Темрюка, умершего за несколько месяцев до

этого, когда Грозный обвинил в измене и казнил одногоиз ближайших к себе людей — князя Михаила.

Только после московской трагедии, когда опричная армия,разложившаяся в грабежах и насилиях, не смогла сдержатьи отбить татар, прорвавшихся к столице, царь понял - времяопричнины миновало. За свое позорное поражение, засожженную Москву он казнил почти всех ее руководителейвместе с командующим Михаилом Темрюковичем. «Выбылбоярин в 7080 году», - кратко сказано о его кончине всписке думных бояр.

В 1572 году опричнина была ликвидирована.В конце своей жизни, будучи физически и нравственно

разбитым, неизлечимо больным человеком, чувствуяприближение смерти и боясь расплаты за грехи на «томсвете», Иван разослал по монастырям и церквам спискиказненных по его указам людей. Они составлялись самимцарем, вспомнившим теперь о поминовении погибших, чтобыло необходимым ритуалом по тогдашним «христиан-ским» понятиям. Вместе со списками рассылались деньги,иконы и вещи — меха, наряды, золотая и серебряная посуда,доспехи, скопившиеся в царской казне за годы репрессий.

В общем синодике* упоминается 3300 человек, около2060 из них безымянные. Это простые русские люди —мужчины, женщины, дети, имен которых никто не знал ине пытался узнать: «Им же имена сам ты, господи, знаешь,подай им вечную память!» Составленный спустя многиегоды после казней, список вобрал в себя лишь очень малоечисло погибших из многих десятков тысяч изрубленныхсаблями и мечами, утопленных и заживо сожженных.«Избиенные в опришнину, а поют по них панихиду... Помяни,господи, души усопших рабов своих и рабынь, убиенныхкнязей и княгинь и всех православных христиан мужскогопола и женского, и коих имена и не написаны», — такначинался синодик опальных царя Ивана Грозного, в смертикоторых он считал повинным лично себя.

* Синодик — список имен умерших для поминовения вцеркви.

Печать Михаила Темрюковича Черкасского с егоизображением

В числе более чем 1200 имен казненныхбояр и воевод, дворян, детей боярских иприказных дьяков в нем назван и«Черкасский князь Михайло Темрюкович».

* * *

Среди оттисков старинных русских печатей,сохранившихся в Центральном государственном архиведревних актов, есть один, донесший до нас единственноеподлинное изображение Михаила Темрюковича. Незадолгодо своей смерти, в начале 1571 года, князь купил селоОлферово. Под купчею, на документе, составленном направо владения этим поселением, он и поставил своюперстневую печать. Мы отчетливо видим на ней профильбородатого мужчины в шапке, крупный с заметнойгорбинкой нос, упрямо выдвинутый вперед волевойподбородок. Облик явно нерусского типа. Да, конечно же,на печати именно он — князь Михаил Темрюкович, бли-жайший сподвижник и родственник царя ИванаВасильевича Грозного, человек, проживший бурную и тактрагически окончившуюся жизнь.

МАМСТРЮК ТЕМРЮКОВИЧ

У главного князя Кабарды Темрюка Идарова было семеродетей — четверо сыновей и трое дочерей. Домонукоприезжал в Москву в 1561 году, сопровождая свою сеструКученей, невесту Ивана Грозного, Булгайрук побывал врусской ст олиц е в 1558 году, прося защиты отшамхала Тарковского.Вместе с ним приехал тогда и младший брат Салтан, на-званный после крещения Михаилом и оставшийся вРоссии.

Старшая дочь Темрюка Алтынчач — «Золотоволосая»была замужем за сторонником Москвы, астраханским ца-ревичем Бекбулатом. Средняя Малхуруб стала женойТинехмата, сына князя Большой Ногайской орды Измаила,находившегося в союзнических отношениях с Россией *. Вдревних русских архивах сохранились ее письма своеймладшей сестре Марии Темрюковне, в которых ногайскаякнягиня называет ее «гошевной» — царицей, а царя ИванаIV своим зятем.* Кочевья Большой Ногайской орды располагались на левом берегуВолги в среднем и нижнем ее течении вплоть до реки Яика(Урала).

Грозный со своей стороны поддерживал родственныеотношения со свояченицей. Летопись сообщает, что 6 июня1565 года он отправил послов к князю Тинехмату, стоявшемув то время уже во главе Большой Ногайской орды, и к егомурзам. В то же время специальный посланник -ВасилийВышеславов был послан с письмом и дорогими подарками«к Тинехматовой княгине Черкасской к Малхуруб-княгине».

Видимо, такие близкие отношения и дали возможностьТинехмату пользоваться книгами из царской библиотеки.Об этом можно судить по одному из наказов послу МихаилуСунгулову, ездившему в Ногаи после Вышеславова: «ЕслиТинехмат-князь спросит посла об обещанном царемзнаменитом сочинении персидского ученого Казвини«Аджейибу-ль Махлукат» [«Чудеса природы»], ответить: «Го-сударь наш ту книгу в казне своей искать велел и доискатьсяее не могли».

Летописец отметил и другое, более важное событие, про-исшедшее летом 1565 года:

«...Того же месяца июня в 17 день приехал из Черкас кМоскве Мастрюк-князь Темрюкович. И царь и великий князьвелел ему за собой ехать в Александрову слободу. И челомударил царю и великому князю Мастрюк... от отца своего отТемрюка-князя, что Темрюку-князю пришли многиепритеснения от черкас и ему [они] непослушны во всем. Игосударь бы пожаловал, послал свою рать в Черкасы и отнепослушных его велел оборонить».

Брат Марии Мамстрюк пробыл в России всего три месяца,но так случилось, что этот его приезд, первый и последнийпри жизни Ивана IV, оставил след в памяти русского народаи главным образом в целом ряде его песен и сказаний,героем которых является шурин царский «Мастрюк-Кастрюк». В одних из них говорится, что Иван берет себе женуу брата ее «Мастрюка», в других — что он входил в свадебныйпоезд и сопровождал Марию в Москву. Царь взял тогда «впровожатые за ней триста татаринов, четыреста бухаринов,пятьсот черкашенинов и любимого шурина МастрюкаТемрюковича».

Уже здесь Мамстрюк назван любимым шурином. Этоподчеркивается почти во всех песнях и сказаниях. Каквидно, по душе пришелся Ивану IV брат его жены Марии,поразивший царя своим ростом, силой и удалью:

Ой ты гой ecи, черкасский князь,Велик ростом уродился ты. Златом,серебром украсился.

Так описывает его русская песня, перекликаясь с доку-ментальным источником. «А Мамстрюк, - читаем мы в

«Родословной кабардинских князей и мурз», - добр былсобою гораздо и дороден, и боялись его многие в Кабарде».

Вот и гости к царю съехалися,Все князья-бояре, люди ратные,Да боярских детей до полутораста,Да посадских людей четыреста,Одного гостя нет как нет —Удальца-бойца, славна витязя,Самого князя Черкасского,Мамстрюка ли Ермолаича.Загремело на дворе государевом,Как приехал давно жданный гость,Князь Черкасский — Мамстрюк ЕрмолаичС храброю своей, со дружиною,Со своею молодою княгинею.

Здесь речь идет о приезде Мамстрюка вместе с Марией насвадьбу. В некоторых же других вариантах песни говорится отом, что шурин приехал в Москву не сразу, и указываетсяпочти точная дата его приезда - через три года послеженитьбы Ивана. И вот «гость милый, шурин родимый»Мамстрюк, приехав к своему зятю царю Ивану, попадает напраздник. В одном случае это свадьба, в другом пир,устроенный в его честь.О знаменитых царских пирах, даваемых в Москве, зналався Европа. Ни один из иноземных послов, побывавших вРоссии, не уезжал отсюда, не познав русского хлебосольства.На удивление иностранцам, на таких обедах присутствовалополторы-две тысячи человек, а количество блюд, подаваемыхна стол, превышало сотню. Чтобы только представить себеих разнообразие и обилие, до-

статочно привести лишь некоторые из кушаний, названиякоторых оставили в своих записках пораженные совре-менники.

На длинных дубовых столах стояли жареные лебеди,цапли и журавли, рябчики со сливами, «куря бескосные»,тетерева с шафраном, зайцы, зажаренные в лапше с гречем,петухи с имбирем, гуси, начиненные сарацинским пшеном*,индейки, жаренные на вертеле, лосиные ребра и мозги,баранье плечико, начиненное яйцами, буженина, лебяжьишейки с шафраном и даже... «караси с бараниной».

К мясным блюдам подавались и рыбные: икра черная икрасная, белорыбица, чрево осетрины, лососья спинка,сельди, свежезапеченные в тесте, караси с пшеном, белужина«ветряная» в рассоле, щучина живоприсоленная, головыщучьи в шафране.

Не менее сотни разновидностей насчитывали сладости,подаваемые гостям на десерт.

Не было отказа и в хмельном «питии». Пили тради-ционные русские напитки — тминную, анисовую и коричнуюводку, брагу, меды, пиво и заграничные виноградные вина —французские, испанские, немецкие — «романею»,«мушкатель», «кинарею», «мальвазию». «А на иной день,когда бывают праздники, — читаем мы в источнике, —выпивают... вина с 400 и с 500 ведер, пива и меду тысячи подве и по три ведер и больше...»

И вот представим себе, что такой пир в разгаре. При-сутствует на нем и Мамстрюк, и сидит он на почетномместе в красном углу. Все гости веселятся.

Пьют-едят, потешаются,Зелено вино кушают, белу лебедь рушают,Один гость не пьет, не ест, не кушает,Белу лебедь не рушает.Уж тот же гость Кастрюк-Мастрюк,Кастрюк-Мастрюк Темрюкович,Молодой черкашенин.Он и просит у царя борцов,Что борцов — удалых молодцов.

* Сарацинским пшеном в старину называли рис.

Борьба в то время являлась одним из любимейших на-родных развлечений. Кулачные бои, парные или групповые,проходившие на улицах и площадях городов и селенийРуси, всегда привлекали к себе множество людей. В Кабардес древнейших времен устраивалась борьба силачей,воспитывавшая в мужчинах силу и ловкость. Поэтому и неслучайно, что заскучавший вдруг на пиру Мамстрюк решилпоразмяться в молодецкой схватке и потешить царя и царицуборьбой: «Я уже семь городов прошел, по себе бойца ненашел». И тогда Грозный приказывает брату своей первойжены Никите Романовичу найти борцов, достойных гостя.

После долгих поисков их наконец находят в опричномгороде — в Александровой слободе. Песни называют дваимени русских борцов — Мишка Борисович и Потаня.Прежде всего они просят у царя разрешения на поединок сгостем — «ведь он шурин царский» и чтобы Иван их невинил в том, что они сойдутся в схватке с братом его жены.Грозный дает согласие на поединок...

Русский борец выходит на круг. Увидев его,

Скачет прямо МастрюкИз места большова, из угла переднева,Через столы белодубовы, через яства сахарныя,

через питья медвяные,Левой ногой задел за столы белодубовы,

Повалил он тридцать столов Да прибил триста гостей:Живы — да негодны, на карачках ползают

по палате белокаменной. Топохвальба Мастрюку, Мастрюку Темрюковичу.

Мамстрюк вступает в схватку с бойцом, «борьба его»ученая, борьба черкасская». Удальцы борются «колесом» и «сноска». И хотя после долгого и трудного поединка шуринцаря, как говорится в песнях, оказывается побежденным, всеостаются довольны состязанием и тем, как «потешили» царя игостей борцы, показавшие отменную ловкость, богатырскуюсилу и упорство.Происходило ли все это так в действительности, ска-

зать сейчас невозможно, но так уж донесли рассказ о техсобытиях старинные песни, сложенные еще во времена ИванаГрозного.

* * *

Осенним днем конца сентября 1565 года, простившись с царем иМарией, с которыми он уже больше никогда не встретится,торжественно провожаемый братом Михаилом и боярами,Мамстрюк Темрюкович покинул Москву. Вместе с ним,погрузившись на струги, отправились в дальний путь стрельцы иказаки дьяка Матвея Ржевского, посланные Иваном в помощьТемрюку. Двадцать пять дней понадобилось им, чтобы понеспокойным водам Москвы-реки, Оки и Волги доплыть доКазани. В начале ноября караван судов взял курс на Астрахань.Рано пришедшая в тот год зима принесла с собой большиеснегопады и морозы. С каждым днем плыть по Волгестановилось все труднее - шуга и льдины все крепче сжималикорабли и воздвигали на их пути снежно-ледовые заторы. Поутрам, прежде чем сняться с якоря, людям приходилось баграмии топорами сбивать с бортов намерзший лед. К 20 ноябряМамстрюк и Ржевский добрались до Девичьих гор —возвышенности на правом берегу Волги у Жигулей, преодолевлишь треть пути. Дальше плыть было невозможно: река доАстрахани покрылась сплошным льдом. Оставалось одно - статьздесь на зимовку и дожидаться весны.В то же время конный отряд воеводы Ивана Дашкова,направленный в Кабарду одновременно со стрельцами иказаками Ржевского, двигался до Астрахани сушей. Осенняяраспутица и скованные первым предательским льдом реки,длинные морозные ночи у бивуачных костров, безлюдьезаснеженных лесов и полей, нехватка продовольствия и кормадля лошадей, огромные волчьи стаи, идущие по пятам людей, -все это пришлось вынести русским воинам на долгом и трудномпути к устью. Волги. Только в середине января вступили они вАстрахань и стояли там до конца марта, ожидая прибытиястругов, зимовавших у Девичьих гор.В апреле отряды Ржевского и Дашкова ужо были в Кабарде ипомогали Темрюку усмирять восставших против негокабардинских князей во главе с союзником Крыма и МалойНогайской орды Пшеапшоко Кайтуковым.

Поздней осенью «воинские люди» вернулись в Россию,но буквально вслед за ними, 22 декабря, в Москву вновь

приехал сын Темрюка, на этот раз Домонуко, с тревожнымизвестием: в Кабарде опять неспокойно, крымцы ссоюзниками грабят ее землю, а их пособники местныекнязья сеют смуту. От имени отца он обратился к Ивану спросьбой построить на берегу Терека, у слияния его с рекойСунжей, крепость для защиты кабардинцев от врагов.

Спустя полтора месяца, 2 февраля 1567 года, из Москвыдвинулся сначала в Казань, а оттуда с весной по Волге наСеверный Кавказ русский отряд «для городовова дела» подкомандованием князя Андрея Семеновича Бабичева иПетра Протасьева, состоявший из полутора тысячстрельцов и казаков, вооруженных пищалями и пушками. Сними возвращался на родину и Домонуко Темрюкович.

К осени на правом берегу Терека, недалеко от впаденияв него реки Сунжи, там, где издавна проходила переправа наосновном северокавказском пути, связывавшем побережьяКаспийского и Черного морей, поднялась русская крепость.Ее гарнизон, вооруженный пищалями и пушками, надежнозащищал теперь границы кабардинских земель с востокаот набегов шамхальских отрядов из Дагестана иперекрывал дорогу, по которой турки и крымцы совершалисвои переходы из Прикубанья в Закавказье.

Московская летопись не только рассказала об этомважном событии, но и проиллюстрировала сообщение двумякрасочными миниатюрами. На первой из них группавсадников во главе с Домонуко направляется со стороныгор — из Кабарды в Москву. Вот он уже на приеме уИвана IV излагает просьбу отца о постройке крепости. Издесь же художник дает ее набросок, желая, видимо, по-казать, как все это себе представляли Темрюк и его сы-новья. На второй миниатюре продолжение рассказа о«городовом деле» на реке Сунже. В верхней ее части царь,сидящий на троне, дает наказ стоящим перед ним Бабичевуи Протасьеву перед их отправкой в дальний путь на Кавказ.Затем мы видим русских ратников с пушками накораблях, плывущих по бурным волжским волнам к Аст-рахани, а потом встречаем этих же служилых людей с то-порами в руках, строящих на обрывистом берегу реки дере-вянный острог* с высокими стенами и башнями.

* Острог (от слова «строгать») — деревянное укрепление вРусском государстве XIV— XVIII вв.

Возведение крепости по просьбе Темрюка у впаденияСунжи в Терек говорит о том, что именно в этом районенаходились владения Темрюковичей и здесь проходилавосточная граница Кабарды. В ином случае укрепление иего гарнизон никак не могли защитить от опасности еенарод. При тех возможностях передвижения московскимвоинам с их обозами и тяжелыми пушками потребовалосьбы не менее трех дней, чтобы добраться от Сунжи досовременной Малой Кабарды, лежащей в излучине правогоберега реки Терек. Будь это так и тогда, сооружение крепости,находившейся так далеко от земель Темрюка, теряло бывсякий смысл как для него, так и для русскогоправительства. То, что в средние века кабардинцы жили врайоне Сунжи, подтверждают и довольно многочисленныекурганные могильники их предков — «захоронениякабардинского типа», найденные археологами в этихместах. Кабардинские поселения у слияния Терека иСунжи существовали вплоть до XVIII века.

В Турции и Крыму некоторое время еще не знали опостройке острога. Султан Селим II, самонадеянно счи-тавший народы Северного Кавказа, в их числе кабардинцеви черкесов, своими данниками, шлет в Крым к Девлет-Гиреюочередное послание с требованием доставить ему вКонстантинополь «черкасских ребят и девок чистых 300человек». И только в конце сентября в Бахчисарае забилитревогу. Три крымских царевича повели на Кабарду войско, ав Москву направились послы разгневанного хана и повезлиграмоту с требованием снести Терскую крепость. В октябре сподобным посланием, угрожая новыми нашествиями,обратился к Ивану IV и наследник престола Магомет-Гирей,который так зарвался, что категорически потребовал от негоотказаться от Казани и Астрахани в пользу Крыма.Нападение крымских татар на Кабарду было отбито. АГрозный, отвергая притязания Турции! и Крыма наПоволжье, в то же время дипломатически «отписал» в Бах-чисарай, что город на Тереке он поставил исключительно попросьбе Темрюка, на дочери которого женился и которому далобещание оберегать его от всех врагов и враждебных емуместных князей.

И вот тогда в Константинополе созрел план похода наРоссию, чтобы силой оружия вернуть под свое влияниеКазань и Астрахань, а вместе с тем захватить и Кабарду.

В мае 1569 года восьмидесятитысячное турецко-крымское войско, сосредоточенное на берегу Азовского

моря, двинулось на север сушей и по реке на 150галерах. От крепости Азов оно поднялось по Дону к егоизлучине — «переволоке», близко подходившей к Волге. Здесьтурецкий паша Касим и хан Девлет-Гирей попыталисьпрорыть канал, чтобы соединить две реки и провести черезнего корабли с тяжелой артиллерией, вооружением иприпасами. Эта попытка не привела к желаемым результатам— при тех возможностях потребовались бы долгие годы дляосуществления подобного замысла. И тогда, взяв с собойлишь 12 легких пушек, враг вышел к Волге и на судах,предоставленных ногайцами, направился к Астрахани. Нопоход окончился неудачей и полным крахомнеприятельского войска. Осенью Касим-паша и Девлет-Гирейначали отступление от Астрахани «с великою печалью исрамостью своею». Уходили они безводными,полупустынными бурунными степями севернее Терека.Дорогу бегства устилали тела их воинов, умерших отжажды, голода и болезней. Поверженный враг спешил назапад, направляясь к Азову, откуда начал свой так бес-славно окончившийся поход. И на всем пути отступленияднем и ночью их преследовали кабардинцы и черкесы.Они подстерегали турок и татар в засадах, налетали наних подобно урагану, обрушивая на их головы удары сабельи тучи стрел.

* * *

В один из июльских дней следующего, 1570 года вМоскву пришло сообщение из Крыма, встревожившееИвана Грозного и его шурина Михаила Темрюковича.

Русский посол в Бахчисарае Афанасий Нагой писал, чтокрымский царевич Адил-Гирей ходил весной в набег наземли черкесов, лежавшие вблизи Кабарды. На помощьсвоим собратьям пришел тогда с отрядом воинов князьТемрюк. Во время жестокого сражения с татарами онбыл тяжело ранен и вынесен с поля боя верными узденями.А сыновья его Мамстрюк и Булгайрук в той неудачнойбитве взяты Адил-Гиреем в плен и увезены в Крым.«Доблестный князь Темрюк готов разить общего врага, —говорится в кабардинском предании. — Возгорелась сечажестокая и стрелы крымские летят в Темрюка, подобнозимнему инею, убеляющему поля и деревья. Но однароковая стрела отыскала путь для пронзения храброго князя,и так глубока была рана, что трудно было стрелу вынуть.

Пришел к нам из далекой страны, из-за моря черезперешеек, воитель грозный с несметными силами и взял

крепость нашу.Пытались крепко крымцы перейти Ахупс и совершенно

сбить наших: плохо без Темрюка храброго, но нашиотстояли... И герой из героев Темрюк только вздохнул отжестокой раны...»

Через несколько месяцев он сумел вновь подняться наноги, но ненадолго. Вскоре его свалила болезнь — след-ствие многих старых и новых ран, полученных им в битвахс врагами своего народа. Силы Темрюка подорвало и пленениекрымцами его сыновей.

В начале 1571 года он скончался. Смерть его оплакивалвесь кабардинский народ. Тело Темрюка по старому обычаюуложили в колоду, выдолбленную из ствола дуба, а рядом сним положили его боевую саблю, лук со стрелами и кресалос кремнем. Боевые доспехи князя — кольчуга, шлем и щитперешли по наследству к Домонуко Тем-рюковичу. Изчетырех сыновей только он один присутствовал на похоронахотца: двое находились в крымской неволе, а третий несслужбу в далекой Москве.

Где-то там, на левом берегу Сунжи или в районеМалгобека, может быть, еще и теперь стоит курган, подкоторым покоится прах славного сына Кабарды ТемрюкаИдарова.

...А Москва продолжала вести напряженные диплома-тические переговоры с Турцией по поводу Терской кре-пости. Селим II требовал снести ее и открыть дорогучерез Северный Кавказ, заявляя, что «...князья... кабардин-ской земли искони, вечно наши бывали, а ныне в кабар-динской земле город поставлен». В ответ русское прави-тельство приводило прежнюю мотивировку постройки Тер-ского городка: поставлен он по «челобитью» тестя ИванаГрозного князя Темрюка, чтобы ему «от своих недруговжити бесстрашно». «А та земля, — дипломатично разъ-яснял в Константинополе русский посол Иван Новосильцев,доказывая необоснованность турецких притязаний на землиСеверного Кавказа, — исстари была от Кабарды отТемрюкова юрта*, по Терке по реке и до моря его,Темрюкова, и [здесь он] зверя бил и рыбу ловил».

Отношения с Турцией и Крымом все более обостря-лись. Но, несмотря на это, Иван IV, тревожась за судьбусыновей Темрюка, братьев его к тому времени уже покойнойжены, отправляет в Крым посольство со специальнымпосланием хану Девлет-Гирею, написанным по нормам иправилам дипломатической переписки того времени:

* Юрт — феодальное владение.

«Божией милостью великого государя царя и великогокнязя Ивана Васильевича всея Руси Великой Орды вели-кому царю, брату моему Девлет-Гирею царю.

Слух до нас дошел, [что] слуги нашего, кабардинскогокнязя Темрюка, попали сыну твоему царевичу Адил-Гиреюв руки Темрюковы княжьи два сына Мамстрюк да Беберюк[Булгайрук]. И ты б для любви Темрюковых княжьихдетей Мамстрюка да Беберюка к нам отпустил с моимпослом с Афанасием Нагим... а у нас чего попросишь, и мытебе не откажем...»

Послав грамоту с дарами хану, как это было тогдапринято, царь отправил послание с подарками и его главнойжене — кабардинке «большой царице Аишеатме Салтане» (понекоторым сведениям родственнице Темрюковичей). «А мы,помня свою царицу и великую княгиню Марию, — писалон ей, — и после ее смерти родных ее беречь и жаловать ивпредь готовы».

Через двадцать дней, в начале января 1571-го, дьякиПосольского приказа снарядили в Бахчисарай нового гонца— Богдана Шапкина. Ему наказывалось передатьпленным сыновьям Темрюка «поклон» от Ивана IV, спра-виться от его имени об их здоровье, вручить им царскуюграмоту с подарками и выяснить возможность их вы-купа.

А отношения России с Константинополем и Бахчиса-раем с каждым месяцем становились все напряженнее.Угроза войны с Турцией, которую пришлось бы вестиодновременно со столь затянувшейся Ливонской войной,все же заставила русское правительство в конце марта отдатьраспоряжение о сносе Терской крепости и открытии«османовской» дороги через Северный Кавказ. Пока этоизвестие шло с послами до Турции и Крыма, к Москве вапреле ринулись татарские полчища...

В крымской столице Бахчисарае даже в эту труднуюдля Руси пору продолжались переговоры о братьях Марии.10 апреля посол Афанасий Нагой и гонец из Москвы БогданШапкин отправили в крымский город Мангуп, где находилсяв плену Булгайрук, своих людей с подарками для него отцаря и «поклоном государевым». В тот же день онивстретились в Бахчисарае с Мамстрюком.

Татары привели его к русским дипломатам под стражей,закованного в цепи. В изорванной одежде, сильнопохудевший, с осунувшимся и обросшим черно-седой бо-родой лицом, предстал он перед москвичами. Не такимпомнили его посланники Ивана IV, встречавшиеся с нимшесть лет назад в Александровой слободе на царском пиру.Год мучительного и унизительного крымского плена наложилна князя тяжелый отпечаток - враги держали его вподземной темнице, боясь, что он совершит побег. Ведь подуху своему он оставался тем же удалым и бесстрашнымчеловеком. Долгие месяцы пребывания в мрачных, глубокихи постоянно сырых казематах ханской цитадели Чуфут-Кале,находившейся на каменистом плато вблизи Бахчисарая, несломили сына Темрюка. Можно только представить себерадость его при встрече с людьми, прибывшими от Грозного.Это значило, что в Москве помнят о нем и деньосвобождения наступит.

Шапкин передал Мамстрюку грамоту и подарки -шубу беличью, соболью шапку, атласный кафтан, сапоги исообщил, что государь ведет с Девлет-Гиреем переговоры овыкупе братьев.

Мамстрюк рассказал ему, что крымский хан требовал усвоего сына его выдачи, чтобы убить, но царевич Адил-Гирейне отдал, а подарил казанскому мурзе Ахмамет-Улану.Нагой и Шапкин узнали, что к пленному князю приезжал изКабарды от его отца и матери доверенный человек,сообщивший, что они готовы отправить в Крым любойвыкуп за своих сыновей. Мамстрюк и передал с ним народину известие, что казанец Ахмамет-Улан требует за его

свободу «сорок человек ясыря* черкасского, ребят и девокчистых», коня-аргамака в полном снаряжении, доспехи ибогатую одежду, оцененные в 5000 золотых. С этим выкупоми ждал он из Кабарды свою мать с братом Домонуко. Но всвязи с набегом крымцев на Русь и последовавшей передэтим смертью Темрюка, о которой его сын еще не знал,приехать в Бахчисарай они не смогли.

Люди же Ахмамет-Улана, сопровождавшие пленного,заявили послам, что Мамстрюка они могли бы обменять надвух сыновей их господина, находившихся в русском плену.Когда же Нагой и Шапкин ответили, что вести переговоры отом не уполномочены, татары запросили за сына Темрюка8000 золотых и снова увели его в казематы Чуфут-Кале.

На следующий день в резиденцию москвичей приехалгонец царевича Адил-Гирея, пленившего братьев, и сооб-щил, что цена выкупа за одного Мамстрюка отныне будет10 000 золотых, но если за него дадут семь тысяч и деньгивручат здесь же, в Крыму, князя отпустят.

Послы предложили царевичу, как им было приказаноИваном IV, за каждого из братьев «в первом слове» по500 рублей , в «другом» — по 1000 и окончательно —по 1500. По тому времени это очень большая сумма: лучшийизумруд или яхонт стоили шестьдесят рублей, двадцатьрублей платили за чистокровного восточного скакуна и засамую лучшую соболью или горностаевую шубу, трирубля—за бочонок пороха, за бочку апельсинов, два—за бочку английской сельди, рубль — за аршин** загра-ничного бархата и атласа, за пятнадцать пудов ржи и забыка. От пятидесяти до четырехсот рублей стоило село снесколькими деревнями.

От Адил-Гирея сразу же последовал ответ, что менеечем за семь тысяч Мамстрюка не отдадут и деньги должныбыть отданы за него на месте, в Крыму. Так высоко оценилитатары стоимость выкупа за Мамстрюка Темрюковича. И это,конечно, не случайно: они очень хорошо знали, каков этотчеловек. За брата его они просили го-

* Ясырь — пленник, невольник.** Русская мера длины, равная 0,71 метра.

раздо меньше. Послы отправили гонца в Москву, извещаяИвана о цене свободы сыновей Темрюка.

Прошло два месяца с того памятного мая 1571 года,когда крымцы сожгли русскую столицу. В пепелище стоялаМосква, тысячи ее погибших жителей уже покоились вбратских могилах. Вволю пограбивши, татары вернулись вКрым, казнен уже был со своими соратниками по опричнинеМихаил Темрюкович. В Бахчисарай отправился новыйрусский гонец Севрюк Клавшов. В Посольском приказе емубыло велено выяснить, где в настоящее время находятсяМамстрюк с Булгайруком, и узнать у самого хана Девлет-Гирея, каким же будет окончательный выкуп за них.

Иван Грозный, ценя установившиеся дружеские отно-шения с Кабардой и родом Темрюковичей и стремясь вы-купить из плена сыновей Темрюка, старался скрыть, что ихбрат Михаил казнен по его приказу. К этому времени царьуже располагал верными сведениями о том, что главногокнязя Кабарды нет в живых, слухи о его участии впоходе крымцев на Москву ложные и Михаил Темрюковичнапрасно обвинен, им в «великих изменных делах». Поэтомув наказе Клавшову говорилось, что если кто-то в Крымуспросит его «про князя Михаила Черкасского, где нынекнязь Михайло», то всем давать такой ответ: «...КнязьМихайло Черкасский был в полку с царевыми и великогокнязя воеводами и в царев приход ехал из полка в полк ипогиб безвестно, и ныне неизвестно про него, где погиб. А ктомолвит, что его царь и великий князь велел убить, тоСеврюку говорить — то говорят ложно, не ведая, а государьего убивать не велевал. За что государю его убивать?Государь и братьев его, не желая в плену и нужде[оставлять], велел за них выкуп великий послу своему дать.И не жалуя Темрюка-князя и детей его, за что было государюих выкупать?».

На этом сведения о переговорах русского правительствас татарами о выкупе сыновей Темрюка в документахобрываются. Известий об этом в источниках нет, как нет ио связях России с Кабардой в период между летом 1571и апрелем 1578 года. В то время, после смерти Темрюка,Кабарда временно попадает в зависимость от Турции иКрыма.

* * *В России обстановка вновь осложнилась. Земля ее была

разорена опричниками, войной с Польшей и Ливонией,набегами Крыма. И опять для борьбы со своими против-никами Грозный прибег к репрессиям. Осенью 1575 года встране снова, на этот раз менее чем на год, частично былавосстановлена опричнина.

Царь «отказался» от престола, взял себе опричный«государев удел» и стал именоваться «Иваном Москов-ским». Титул же «великого князя всея Руси» он передалкасимовскому хану — сыну астраханского царевичаБекбулата и дочери Темрюка Алтынчач («Золотоволосой») —Саин-Булату, именно по этому случаю крещенному и на-званному Симеоном. Он жил в России с сентября 1561 года,куда приехал вместе с отцом, сопровождая свою теткуКученей - Марию, ставшую царской женой. Отец его,Бекбулат, через некоторое время был поставлен ИваномIV во главе Касимовского ханства, находившегося по берегамОки южнее Мурома. Это удельное владение татарских ханов,вассалов Руси, существовало с середины XV века до 1681года. После смерти Бекбулата ему наследовал его сын Саин-Булат, ставший с осени 1575-го формально великим княземвсея Руси.

Иван Грозный уже много лет хорошо знал этого человека,встречаясь с ним во время поездок в Касимов и при своихдворах в Москве и Александровой слободе, где молодой хандовольно часто бывал и жил по нескольку месяцев. Вместе сцарем Саин-Булат охотился в муромских н подмосковныхлесах, отличаясь удалью и метким глазом, что особеннонравилось в нем Ивану. По сведениям некоторыхсовременников, он считался любимцем царя. И поэтому,видимо, не случайно выбор его пал в тот год именно наСаин-Булата. «А бояр он [царь Иван] взял немногих, всеостальные были у Симеона. А как приезжал к великомукнязю Симеону, то садился далеко от него, как и бояре,тогда как князь великий Симеон садился на царскоеместо», — пишет летописец.Внук Темрюка, Симеон Бекбулатович, волей Ивана IVоказался на русском престоле. Но он был лишь подставнымлицом, «калифом на час», в большой политической игре:через него и от его имени Грозный правил страной

и проводил в жизнь свою политику борьбы с недовольствомв кругах боярства, дворянства и духовенства, вызванным егожестокостью, безграничной самодержавной властью инеудачами во внешней и внутренней политике.

С лета следующего года Иван вновь уже именовалсебя «царем всея Руси», а низложенного Симеона, посвидетельству современников, человека безобидного и бес-хитростного, отправил на княжение в Тверь. С пышнымтитулом «великого князя» он жил там до 1596 года, когдабыл ослеплен по приказу Бориса Годунова, готовившегосебе почву для восхождения на российский престол. Бывшийопричник боялся, что его противники могут сделать ставку наСимеона — племянника второй жены Грозного.

...Семь долгих лет не встречала Москва на своих улицахкабардинских посланцев. И все это время в Кабардехозяйничали и грабили ее народ турки и крымцы. В на-ступившем 1578 году, когда вновь возобновилась войнамежду Турцией и Персией, ведущаяся из-за Закавказья,новый султан Османской империи Мурад III бросилбольшую часть своих войск, оккупировавших СеверныйКавказ, против персов. Тогда, собравшись с силами, ка-бардинцы сумели изгнать со своей земли оставшихся тамзахватчиков и до подхода новых карательных отрядовврага спешно снарядили в столицу Руси послов за по-мощью. Сами выдержать новый натиск турок и крымцевони бы не смогли. За немедленное возобновление связей сМосквой выступили Темрюковичи и среди них князьМамстрюк.

Он вырвался из татарского плена . Как это произошло икогда, сказать трудно, но, видимо, все же после долгих инастойчивых стараний посланцам Ивана Грозного удалосьего выкупить. И потом до конца своей жизни МамстрюкТемрюкович останется верным союзником и другом русскихлюдей. А брат его Булгайрук, скорее всего, на родину невернулся: он умер или погиб в плену, так как вдокументах и летописях имени его больше не встречается.

Послы прибыли в Москву в апреле. На этот раз ихвозглавлял новый главный князь Кабарды, родной братТемрюка - Камбулат. Он и поведал на приеме у Грозного обольших бедах и страданиях, что пришлось пере-

жить кабардинцам за эти трудные семь лет. Подтвердивверность союзу с Русским государством, Идарович просилзащитить его народ от врагов, восстановить крепость наТереке и прислать туда «воеводу своего и людей с огневымбоем».

В конце апреля на Северный Кавказ отправился отрядстрельцов и «плотников для городовова дела» подкомандованием воеводы Луки Новосильцева. С русскимиратными людьми возвращался в Кабарду и князь Камбулат,которому в Москве вручили жалованную грамоту с золотойпечатью, подтверждавшую его главенство среди другихкабардинских князей. Он вез с собой и царское посланиесвоему племяннику Мамстрюку.

...Россия все еще вела тяжелую Ливонскую войну.Каждый поход, оканчивавшийся удачей или поражением,приносил с собой потери воинов, а это требовало все новыхпополнений для армии. И в ответ на отправку стрельцов наберега Терека царь предлагал Мамстрюку прийти к немуна службу с тремя сотнями всадников - до наступлениязаморозков он должен добраться из Астрахани в городТемников, находившийся близ Рязани.

Отношения Грозного с сыном Темрюка и в дальнейшемоставались очень хорошими, а это, конечно же, говорит отом, что Мамстрюк выполнил тогда поручение царя. Князьсобрал людей и двинулся с ними к Астрахани, но пришелтуда почти без лошадей, павших в дороге от эпидемиисапа. Следовать к Темникову, до которого было почтиполторы тысячи верст, отряд не мог, и астраханский воеводаотправил его обратно в Кабарду.Пока Мамстрюк добирался до устья Волги и возвращался народину, на Сунже заново отстраивалась Терская крепость. Кначалу зимы она была готова, но простояла только два года.Под нажимом Турции укрепление вновь пришлось снести, агарнизон вывести в Астрахань. Но на берегах буйного Терека,по Сунженскому хребту, уже стояли станицы терскихказаков, вольных русских людей, бежавших в дальние краяот произвола помещиков и царских властей. Как и их соседи -кабардинцы, они теперь постоянно нападали на крымцев итурок, проходивших через Сунженский «перевоз» наВосточный Кавказ или возвращавшихся оттуда в низовьяКубани...

* * *

В марте 1584-го, пятидесяти трех лет от роду, ИванГрозный умер. Престол занял его сын Федор...

4 января 1588 года (двадцать три года спустя послесвоего первого визита), в Москву приехал Мамстрюк.Многое изменилось здесь с тех пор, почти не осталось людей ,которых он знал, — одни из них сложили свои головы наплахе или умерли в ссылках, другие погибли в боях,скончались от старости.

Через полмесяца Мамстрюк и его двоюродный братКуденет Камбулатович были приняты в Золотой Грановитойпалате Федором Ивановичем - его Темрюкович помнил ещевосьмилетним ребенком: «...И Мамстрюк-князь даКуденет-мурза государю били челом, чтобы их пожаловал,взял под свою царскую руку и держал их... в обороне отнедругов... И велел бы государь для их обороны оттурского султана и от крымского царя на Тереке городпоставить. А они государю будут служить всякие его го-сударевы службы. А к другому государю к крымскому, и ктурскому, и к шамхальскому, и к другим не пристанут, абудут жить в государевом Терском городе переменяясь...»

Правительство Федора, вскоре записавшее в офи-циальный титул страны на правах вошедших в Русскоемногонациональное государство «Кабардинскую землю,черкасских и горских князей», обещало помогать кабар-динцам в их борьбе с врагами, как это делалось и приИване IV. В начале того же года воеводам во главе сАндреем Хворостининым было дано указание возвестина берегах Терека два укрепления.

После царского приема послы и их уздени , подавней установившейся традиции, жаловались подарками.В источниках Посольского приказа сказано, что князьМамстрюк получил пятьдесят рублей деньгами и шубу со-болью, его брат Куденет тридцать рублей с шубой, а ос-тальные тридцать пять человек их свиты по три-четырерубля и по «сукну доброму» на кафтаны.

25 июля, за несколько дней до отъезда, Мамстрюк,Куденет и все сопровождавшие их уздени от имени глав-ного князя Кабарды - Камбулата дали шертную запись— клятву «по своей вере по мусульманскому закону»служить верой и правдой России и сражаться против

Герб Кабардинской земли

ее врагов. В этом документе от имени участников посольстваговорилось, что князья Камбулат, Мамстрюк, Домону-ко, всеих братья, племянники и дети отныне, сменяя друг друга,будут жить в новой Терской крепости и участвовать с еевоеводами в походах на «недруга на всякого заодно».

Через несколько месяцев близ устья Терека стрельцы ислужилые люди построили для защиты Кабарды свостока крепость Терки, просуществовавшую в том районедо 20-х годов XVIII века. Центром укрепления сталдеревянный кремль, сооруженный из громадных сосновыхбревен, с восемью башнями по углам и четырьмя над во-ротами. Внутри его находились воеводский двор, приказнаяизба, дома служилых гарнизонных людей, две церкви ипороховой погреб с несколькими сотнями ядер. Крепостьнадежно охраняли пушки, установленные на стенах ибашнях кремля.

Вскоре было восстановлено укрепление и на берегу Сунжиу ее впадения в Терек, называвшееся отныне Сунженскимострогом.

* * *Весна 1589 года принесла с собой смерть Камбулата

Идарова и последовавшие вслед за этим новые расприкнязей и набеги шамхала. И опять, как это было уже нераз в грозные для родины времена, Темрюковичи ищутподдержки у России. Мамстрюк и Домонуко, их двою-родные братья, дети Камбулата — Очекан, Куденет иХакяго отправили в Москву за подмогой трех узденей.А в октябре из Терского города в помощь им были посланы750 воинов «огневова боя» с казачьим головой

Александром Полтевым. Вместе с «черкасской ратью» ониразгромили тогда сторонника Крыма и зятя шахмала —князя Шолоха Тапсарукова. Его владения находились направом берегу Терека, близ осетинских земель, и перекрывалипуть, издревле ведущий с Северного Кавказа черезДарьяльское ущелье в Грузию.

По окончании похода казачий голова Полтев писал вграмоте кахетинскому царю Александру, присягнувшему задва года да этого на верность России: «...И я пришел сгосударевыми людьми с огневым боем, а со мною черкасскаярать... и дорогу к тебе очистил и твоих послов изКабарды к тебе отпустил. И в той войне я обмер лошадьми,и тебе бы государю пожаловать меня, прислать [лошадей], начем было бы против ваших недругов сидеть; да пожаловатьбы тебе меня саблею. А то дело, а моя служба общая свашей...»

...В Терском городе вместе с русскими ратными людьмижили теперь, сменяя друг друга, и кабардинские князья сузденями, подчеркивая своим пребыванием здесь верностьРоссии. Первыми, с лета 1589 года, в крепости находилисьплемянник Темрюка Хакяго Камбулатович, узденьМамстрюка — его аталык* Елтюк и сын «почтенного человека»Анзорова — Адарук. В октябре в Терском городе проживал исам Мамстрюк Темрюкович. Когда же через месяц вкрепость приехал сын нового главного князя Кабарды ЯнсохаКайтукина, он возвратился в свои владения.

И снова Мамстрюк собирает кабардинцев для военногопохода. В грамоте, полученной им из Москвы, говорилось,что для участия в войне со Швецией он должен прислать вШацкий городок пятьдесят лучших своих воинов, каждого сдвумя лошадьми и в полном военном снаряжении.

Послание это было отправлено летом, а осенью астра-ханский воевода получил новое указание. В нем говорилось,что поход на шведов не состоится, так как король

* Кабардинские князья отдавали своих детей на воспитание вчужие семьи — низшие по своему положению. Воспитатели-аталыки становились очень близкими людьми к княжескимсемьям.

их во всем «исправился». Вот почему кабардинский отряд,к этому времени уже находившийся в Астрахани, возвра-тился на родину.

Вскоре с Мамстрюком произошел случай, характери-зующий его как типичного горца, честного и неверолом-ного человека, свято соблюдавшего закон гостеприимства.Терские казаки сообщили в Сунженский острог, что князьпринимал у себя в поселении проезжавшего мимо турецкогогонца с его свитой. Узнав об этом, встревоженный главагарнизона спешно отправил к Темрюковичу нарочного заобъяснением всего происшедшего. Мамстрюк сам приехалв острог, чтобы рассеять сомнения и опасения воеводы.Он объяснил, что турок, которых сопровождали уздени егонедруга — князя Шолоха, никто в гости не приглашал.Застигнутые в пути морозной метельной ночью, ониприехали в его селение и попросили крова. А так как подревнему кабардинскому обычаю никто, под угрозойпозора и проклятия, не имел права отказать в этом дажеврагу своему, гонец и его люди остались ночевать уМамстрюка, пользуясь всеми правами гостей и находясьпод защитой хозяина. Но, как только утром они выехали вполе, сын Темрюка снарядил за ними погоню. В проис-шедшем столкновении его люди отбили у турок десять ко-ней, но потеряли при этом убитым одного узденя.

Тогда же Мамстрюк Темрюкович, подчеркивая своюверность союзу с Россией, заявил находившимся здесьмосковским послам: «Не ем и не пью, а все промышляюгосударевым делом и день и ночь, чтоб всех горских кня-зей привести под его... руку»,что означало «привести» ихк дружбе с Москвой.

Лучшим доказательством Верности этого человека своемусоюзническому долгу стала вся его жизнь. И сыновей своихон воспитает в таком же духе — ставить превыше всегодружбу с Россией. Как свидетельствуют «Родословныекабардинских князей и мурз XVII века» и «Российскаяродословная книга» за 1855 год, у Мамстрюка былошестеро сыновей и дочь. О старших — Актулуме иШаралпе сведений в источниках нет, средних сыновейКаншова и Гужа отец пошлет на службу в Москву, гдеони и останутся. Пятый — Аликай участвовал в битвах сврагами Кабарды и погиб в 1622 году в бою с крымским

сторонником князем Шолохом, сражаясь в одном строю срусскими стрельцами воеводы Вельяминова. Младший -Кайтука тоже слыл храбрым воином. Во время одной изстычек с татарами, вырываясь из окружения, он утонул вКубани. Ни один из сыновей Мамстрюка потомства послесебя не оставил, «все бездетны» — сказано в родословных.В то жестокое, наполненное междоусобной борьбой иубийствами время это могло говорить только об одном —большинство из них, в том числе и старшие Актулум иШаралп, погибли, не успев обзавестись семьями.

Дочь Мамстрюка Каншовха стала женой мурзы Инармасаиз кабардинского рода Кайтуковых — Казыевых, с которым уТемрюковичей всегда были очень сложные взаимоотношения,часто переходившие в открытую вражду. Мужа ее убьют в1615 году ногайцы во время набега на казыевские владения.Оставшись одна, Каншовха Мамстрюковна уехала к своимдальним родственникам в Черкесию. «А ныне она вЧеркасах в Кеморгах*», — говорится в родословной,составленной в начале 40-х годов XVII столетия.

В марте 1590 года Мамстрюк Темрюкович снова впоходе: вместе с московскими ратниками идет на шамхалаТарковского. А вскоре воинское счастье опять изменило ему— во время ответного набега неприятельских отрядов наКабарду князь попал в плен и его увезли в Дагестан.Несмотря на все старания шамхала заставить Мамстрюкаперейти к нему, он и на этот раз остался верен своимубеждениям и клятве, данной в Москве. Через несколькомесяцев ему удалось бежать, а оказавшись на родине,Темрюкович сразу же направил в Россию с известием обэтом двух узденей, отплывших по Волге из Астрахани поднадежной охраной, данной местным воеводой. В июле онивернулись обратно, привезя Мамстрюку грамоту от русскогоправительства и тридцать шесть кольчуг, полученных в дари частично закупленных в Разрядном приказе.

Обращаясь к «Мамстрюку княж Темрюкову сыну ка-

* Кемиргой — западноадыгейское племя и занимаемая им тер-ритория.

бардинскому» от имени царя, согласно тогдашним дипло-матическим нормам, дьяки Посольского приказа писали, чтов Москве известно о его пленении шамхалом, о том, как вневоле, терпя «всякую нужду», он не изменил Руси и вереней, «помня отца своего Темрюка-князя». Далее в грамотеговорилось о том, что из Терской крепости вскоре выступятна шамхала воеводы «и ты бы Мамстрюк-князь, ныне намсовершенную службу показал, с братьями своими и сплемянниками шли на шемхальского с нашими терскимивоеводами... и ему свою недружбу отомстили...» и чтобы тот«был вперед... с вами, черкасскими князьями, вместе».

Поход состоялся в августе. В нем приняли участие икабардинцы, возглавляемые Мамстрюком. Результатомсовместной военной экспедиции стало занятие устья рекиСулак (Койсу), впадающей в Каспийское море южнееТерека. Два года спустя русские служилые люди поставилиздесь на земле шамхала Койсинский острог, ставший наСеверном Кавказе еще одним форпостом в борьбе противТурции, Крыма и их союзников.

В начале девяностых годов Мамстрюку Темрюковичубыло около шестидесяти лет, но он по-прежнему оставалсяфизически крепким и выносливым, участвовал во многихбоях и так же умело владел саблей и луком. К слову егоприслушивались в Кабарде, где он, вот уже несколькодесятилетий, пользовался громадным авторитетом и вли-янием у своих друзей и союзников, а многочисленныевраги опасались его.

...Уходил в прошлое бурный и кровавый XVI век.Протурецки настроенные кабардинские князья вновьподняли мятеж и свергли главного князя Кабарды, мос-ковского союзника Янсоха Кайтукина. Несколько лет про-должалась ожесточенная междоусобная борьба между фе-одалами за главенство. Все это и привело в конце концов кразделению кабардинской земли на Большую Кабарду,лежащую западнее Терека, и Малую, расположеннуювосточнее его. В наши дни это чисто условное деление,происшедшее в смутные времена средневековья, воспри-нимается нами лишь как географическое название терри-тории современной Кабарды.Самое активное участие в той борьбе принял и Мамстрюк,которого его сторонники выдвигали на главное княжение.Сына Темрюка поддерживало и русское правительство,прислав ему жалованную грамоту с золотой печатью сподтверждением его старшинства. «Княжествомкабардинским пожаловал его государь, а в Кабарде кня-жества ему не дано было», — свидетельствует документ.Это значит, что главным князем утвердиться Мамстрюку не

удалось.Около 1600 года Мамстрюк и его брат Домонуко были

предательски убиты давним врагом рода Темрюковичейкнязем Казыем — сыном Пшеапшока Кайтукова, пригла-сившим их для переговоров в свои владения в БольшойКабарде. «А Домануку да Мамстрюку убили Казы-мурза сбратией, зазвав к себе меда пити и продержав их у себядва дня скованными, и на третий день убили... А Мамстрюкдобр был собою гораздо и дороден, и боялись его многие вКабарде, от зависти его и убили», - так донесла до нас этопоследнее печальное известие о судьбе братьев Михаила иМарии «Родословная кабардинских князей и мурз».

Потомства по линии Домонуко, как и Мамстрюка, неосталось: из четырех его сыновей двое погибли; пали всхватке с вражебными князьями и два его внука.

После вероломного убийства сыновей Темрюка Казыйограбил их земли в Малой Кабарде, а часть населениявместе со своими подданными увел за Кубань к крымцам.Через несколько лет он вернется в Кабарду и даже вы-нужден будет принять русское подданство, дав клятву наверность, что не помешает его родственникам вскоре женарушить ее. Казый Пшеапшоков, постоянно сеявший смутыи раздоры, запятнавший себя кровью Мамстрюка иДомонуко, погиб в 1615 году в результате междоусобнойборьбы с Хорошаем Шолоховым, призвавшим себе на помощьногайцев и заманившим своего противника в ловушку,подобно тому, как это сделал когда-то он сам сТемрюковичами. Тогда же был убит и зять Мамстрюка!Инармас*.

* * *

Мы видели Мамстрюка Темрюковича в разные периодыего жизни и в различных ситуациях. Он герой русских

сказаний, удалой боец, живой, горячий кавказец изакаленный в битвах военачальник, политик и дипломат.И, наконец, это сильный, волевой человек, не сломленный

ни пленениями, ни невзгодами, которых встречалосьнемало на его тернистом жизненном пути. Таким был сынкнязя Темрюка Мамстрюк, сделавший много доброго

для своей родины — Кабарды и для ее народа в тодалекое трудное время.

* Инармас приходился Казыю двоюродным братом. К убийствусвоего тестя он отношения не имел.

ТЕМРЮКОВИЧИ

Со смертью Мамстрюка, Домонуко и их дяди Камбулата связимежду Русью и Кабардой, ставшие уже прочными, непрекратились. В Москву по-прежнему выезжали на службукабардинцы родственники Темрюка Идарова со своимивоинами. Многие из них нашли там вторую родину и, связавс ней всю жизнь, остались навсегда. По стопам своихотцов, дедов ж прадедов шли и их потомки, передавая изпоколения в поколение завет верности новому отечеству.

В истории России известны три родственные междусобой ветви князей Черкасских, ведущие свое происхож-дение от Темрюка и его родных братьев Камбулата иЖелегота. «...Черкасские, уроженцы сурового Кавказа, -говорится в «Российском родословном сборнике», - выезжалив Россию в разные времена, вступали в брак с дочерьмирусских князей и бояр... и в знатнейших чинах ознаменовалисебя доблестями и заслугами , стяжали имени своемублистательное место в русских летописях».

С конца XVII века родство между потомками Чер-касских было утрачено. Составитель «Российского родо-словного сборника» Петр Долгорукий еще в 1841 годуписал об отсутствии «всяких положительных и досто-верных доказательств о взаимном родстве этих различныхлиний». В результате и станут возможными браки междудальними родственниками этой фамилии.

И только в 1855 году, выпустив в свет новую четы-рехтомную «Российскую родословную книгу», Долгорукий ,разыскав в архивах старинные генеалогии , стал вестипоколенную роспись всех трех ветвей Черкасских от князяИдара и его сыновей — Темрюка, Камбулата, Желегота.

Из этого кабардинского рода вышел целый ряд воена-чальников и государственных деятелей, оставивших за-метный след в истории России на протяжении с XVI поXIX век. У многих из них интересные судьбы, богатаясобытиями жизнь, нередко со взлетами и падениями. И,вспоминая теперь об этих людях, мы отдаем прежде всегодолжное их заслугам на поле боя за свободу и независимостьРоссии и Кабарды, их деятельности на государственномпоприще для блага страны, ибо «гордиться славой своихпредков не только можно, но и должно», как сказалАлександр Сергеевич Пушкин.

Я далек от мысли, чтобы идеализировать Черкасских: уних были недостатки и ошибки, поступки, достойныепорицания, а порой осуждения. Ведь все эти люди яв-лялись выразителями интересов и идей своего класса -«власть имущих» и своей эпохи, их судьбы и жизни прони-заны ее силовыми линиями, психологией и воззрением. Всеэто необходимо иметь в виду, чтобы понять и объяснитьмногие поступки и побудительные мотивы действийТемрюковичей.

Но, учитывая сказанное, мы увидим, что в жизни ихарактерах большинства из них есть то, что всегда близкои дорого нам, - любовь к родине и готовность защищать ееот врагов.И далее в книге я хочу коснуться судеб некоторых женщиниз рода Черкасских. Одни из них просто любопытны какдополнительные штрихи к описываемым событиям иэпохе, к характеристикам людей, другие же - действительноинтересны.

* * *

Основателем первой ветви Черкасских стал Темрюк,судьба детей которого нам уже хорошо известна. Достойноеместо рядом со своим дедом занимает его внук, сынМамстрюка, - Каншов, выехавший в Москву на службу вдевяностых годах XVI века и названный там после крещенияДмитрием.

Впервые имя его встречается в русских документахпри Борисе Годунове — Дмитрий носит звание стольника,что в служебной иерархии того времени связано собслуживанием царя и его гостей во время торжественныхтрапез. Людей этой категории, назначаемых обычно изродовитых семей, ставили воеводами, посылали спосольствами в другие страны.

В трудное время начала семнадцатого столетия -«смуты и московского разорения», когда Русскому госу-дарству пришлось пережить нашествие двух Лжедмитриеви польских захватчиков, Дмитрий Мамстрюкович,недовольный, как и многие тогда, боярским царем Васи-лием Шуйским, «отъехал» в Тушинский лагерь кЛжедмитрию II. Однако после смерти самозванца,зарезанного в декабре 1610 года касимовским татарином,он порвал с его окружением и ушел из Калуги, тогдашнегоместопребывания лжецаревича.

Что и как привело Черкасского в лагерь врагов Руси,почему он оказался, хотя и временно, в стане ее непри-ятелей?.. Прежде всего это можно связать с его непри-язнью к Шуйскому - интригану и лицемеру. Но вполне

вероятно и то, что князь мог верить в Лжедмитрия, как вдействительного сына Грозного. В таком случае и симпатииДмитрия оказались на стороне этого человека: ведь дедего Темрюк и отец Мамстрюк верно служили Ивану IV.Следуя этой семейной традиции, их отпрыск становитсявоеводой «царевича Дмитрия Ивановича», каковым онказался первое время не только ему. Разобраться вобстановке того смутного времени сложно было даже русскимбоярам и дворянам, а кабардинцу Дмитрию Мамстрюковичуи тем более: к тому времени он еще не успел полностьюврасти в их среду и не всегда мог правильно оценитьситуацию и сориентироваться в ней. Во всяком случае, одноможно с уверенностью сказать, что не корыстныесоображения привели внука Темрюка к авантюристуЛжедмитрию II, а только заблуждение, которое он вскореискупит на поле боя с оружием в руках.

Храбрый и способный воевода Дмитрий Черкасскийуже в 1612 году становится одним из ближайших спо-движников князя Дмитрия Михайловича Пожарского, воз-главлявшего второе русское ополчение, собранное дляборьбы с польскими интервентами и лжедмитриевцами. Вавгусте он участвовал в боях за освобождение Москвы отврага и показал себя умелым военачальником.

Командуя затем полком, Мамстрюкович отбивает указаков-лжедмитриевцев город Углич и один из их фор-постов — Антониевский монастырь.

При новом царе Михаиле Романове, как свидетельствует«Русский биографический словарь» за 1905 год (многотомноеиздание, осуществленное в дореволюционное время),«Дмитрий Мамстрюкович был одним из виднейших боевыхвоевод во время продолжительной и ожесточенной борьбыМосквы с Польшей и Литвой». Вся его жизнь - этонепрерывная воинская служба и государственнаядеятельность.

...Москве и Руси все еще угрожали поляки, банды ишайки всевозможных авантюристов, оставшихся от сто-ронников Лжедмитрия и удерживавших в своих руках многиегорода и села, разоренные и опустошенные ими. Народстонал от затянувшейся смуты, от набегов захватчиков играбителей.В 1613 году стольники воеводы Дмитрий Черкасский иМихаил Бутурлин во главе крупного отряда ратныхлюдей освободили от польско-литовских войск Вязьму иДорогобуж. При взятии Калуги внуку Темрюка удалосьпленить там «царицу» Марину Мнишек с трехлетним сыном- «ворёнком Ивашкой». Эта польская авантюристка сталаженой Лжедмитрия I, затем Лжедмитрия II, а после егосмерти — казачьего атамана Ивана Заруцкого, сделав на

него последнюю ставку в своих далеко идущих планах.Единственной целью ее жизни являлся русский престол, вборьбе за который она не брезговала никакими средствами.Но, несмотря на все старания этой тщеславной ивластолюбивой женщины, втянувшейся в опасную поли-тическую игру с восемнадцати лет, в 1603 году, когда еевпервые увидел и полюбил Лжедмитрий I, мечтам ее несуждено было осуществиться.

Захваченная в Калуге Дмитрием Мамстрюковичем,Марина Мнишек, знавшая его еще как воеводу своеговторого мужа, пыталась даже теперь разными посуламисклонить князя на свою сторону, но напрасно. Под усиленнымконвоем, в специальном закрытом возке, «царицу» с сыномповезли в Москву. Однако в пути их отбили у охранысторонники Марины. Соединившись с отрядом атаманаЗаруцкого, Мнишек ушла вместе с ним и несколькимитысячами казаков на юг, к Астрахани, надеясь получитьтам поддержку персидского шаха.

...Значительным успехом русских войск стало взятиекрепости Белой, севернее Смоленска, где несколько месяцевсопротивлялся крупный польско-литовский гарнизон . В техбоях «товарищ» Дмитрия воевода Бутурлин был тяжелоранен, и князь сам руководил осадой и успешнымштурмом города. В августе крепость Белая пала. Засвою «Бельскую службу» Черкасский удостаивается«золотого» — получает в награду особый знак.

Уже в то время на Руси существовал обычай награждатьотличившихся в боях воевод, наряду с кубками, оружием,шубами, кафтанами и поместьями, также жалованными«золотыми», предвосхитившими введенные Петром I орденаи медали. Специальные знаки устанавливались и длявоинов. Английский посол при дворе Федора ИвановичаФлетчер писал в книге «О государстве русском», изданной вЛондоне в 1591 году: «Тому, кто отличится храбростью преддругими... царь посылает золотой с изображением святогоГеоргия на коне, который носят на рукавах или шапке, и этопочитается самою большою почестью, какую только можнополучить за какую бы то ни было услугу».

Для начальствующего состава выдавались награды до-стоинством от 10 до одной четверти «золотых», междукоторыми лежала дистанция в четырнадцать степеней.Основная масса ратников - стрельцы, казаки, пушкари,

засечная (пограничная стража) — получала за боевые от-личия золоченые «денги», в то время как дворяне, детибоярские, казачьи атаманы, есаулы награждались золотыми«денгами», называемыми по месту чеканки «московками»или «новгородками».

Награждение военачальников - воевод производилосьперечеканенными золотыми монетами - «португалами»,«корабельниками», «угорскими», ввозимыми из-за границы.В денежное обращение они не поступали. Самой высокойи редкой наградой считался «португал» — в 10«золотых»; его мог получить только великий князь и заисключительные заслуги воевода. На втором месте стоялзнак в 6 «золотых» - «корабельник»; награждение имсчиталось очень большой честью. За ним следовало ещедвенадцать категорий знаков, называемых в зависимости отсодержания в них золота.

Дмитрий Мамстрюкович за «Бельскую службу» былнагражден знаком в 6 «золотых», как записано об этом вРаздаточной книге Разрядного приказа, ведавшего военнымиделами России.

После взятия Белой Черкасский с новым «товарищем»воеводой Троекуровым получил приказ идти к Смоленску. Втом же августе 1613-го они приступили к осаде города,продолжавшейся более года. Но ввиду недостатка силотбить его у войск Сигизмунда III не смогли.

Осенью 1618 года, когда польский королевич Владислав,претендовавший на российский престол, двинулся с армией кМоскве, Дмитрий, возглавляя один из полков, сражалсяпротив него в Можайске. Пользуясь численнымпревосходством, враги окружили русских. Положениескладывалось очень тяжелое, московская рать несла большиепотери, а Мамстрюкович был ранен. Только прибывший напомощь отряд разорвал кольцо окружения. Поредевшие полкиотошли к Москве и, соединившись с другими силами, отбилиприступ Владислава на столицу. Потеряв множествоубитыми, королевич отступил к Смоленску.

Рана князя оказалась тяжелой . Некоторое время вбоях он не участвовал, а потом, в декабре, и вообще на-ступило «замирение» - Русь и Речь Посполита* заклю-

* Речь Посполита — старинное название Польши.

чили перемирие сроком на четырнадцать с полови-ной лет.

6 января 1619 года Дмитрий Мамстрюкович за своивоинские заслуги получил звание боярина и вскоре сталглавой приказа Казанского дворца, учреждения, ведавшеговсеми восточными областями Русского государства, что,по нашим понятиям, равнозначно званию министра. Болеедесяти лет находился он на этом важном посту.

Когда же военные действия с Польшей начались вновь,правительство осенью 1633 года поставило его главнымвоеводой войска, предназначенного идти к Смоленску навыручку окруженной под городом рати Шеина. С деся-титысячным полком Дмитрий вышел из Можайска назапад. Уже в пути он узнал, что начались мирные пере-говоры с королем Владиславом, и Шеин смог отойти снемногочисленными остатками армии к Дорогобужу.

Позже Черкасский был послан первым воеводой наУкраину — для охраны русских границ от крымцев. Вы-полнял он и дипломатические поручения. Так, в начале1630 года ему поручают «быть в ответе» с посламиШвеции.

Известно, что князь был женат на Елене Зюзиной;брак их оказался бездетным. Умер Дмитрий Мамстрюковичв глубокой старости в 1651 году, «оставив по себе память,— по свидетельству «Российского родословного сборника», —полководца искусного и отважного».

В одно время с ним в России находился и его младшийбрат Гуж-мурза, получивший в Москве имя Владимира. Онем известно только то, что он служил воеводой. Потомствапосле него тоже не осталось.

Со смертью Дмитрия и Владимира линия прямых по-томков Темрюка Идарова прервалась.

* * *Еще в 1578 году главный князь Кабарды Камбулат,

родной брат Темрюка, приезжавший в Москву с посоль-ством, просил Ивана IV оставить на «государевойслужбе» прибывшего вместе с ним сына Хорошая. С техпор, названный после обряда крещения Борисом, он и жил вРоссии. От Бориса Камбулатовича, двоюродного брата

Марии Темрюковны, пошла на Руси вторая ветвь гене-алогического древа рода Черкасских.

Сын Камбулата сразу же занял видное место при двореИвана Грозного. Это был уже опытный воин, участникбоев и походов. Через четыре года после своего приезда вМоскву князь был направлен на запад Руси — в Новгородвоеводой большого полка, собранного для защиты от шведов.

Он нес «береговую» службу и на южных рубежахРусского государства - на засечной черте в Серпухове,оберегая ее от набегов татар. Весной 1591 года БорисЧеркасский был послан в Тулу первым воеводой большогополка. Тогда, в июне, он проявил организаторские спо-собности и показал личную храбрость при отражении новогопохода крымцев на Москву. 150000 татар и их союзниковпрорвались через пограничные заслоны и вышли наподступы к столице. Казалось, трагедия, случившаясядвадцать лет назад, снова повторится. Хану Казы-Гирею ужевиделся захваченный и гибнущий в огне пожаров город, возынаграбленного добра и тысячи русских, уводимых им вполон и рабство. Но на этот раз планы захватчиков несбылись — к Москве спешно подходили русские полки.

Борис Камбулатович был первым воеводой сторожевогополка в войске князя Федора Мстиславского, занявшего в тедни оборону южнее Москвы у Данилова монастыря. 5 июняратники внезапно обрушились на подошедших татар, смялиих и заставили отступать. Казы-Гирей понял, что надоуходить, пока по нему не ударили основные Силы московскойармии.

Крымцы стали откатыватьсй назад — на юг, пресле-дуемые полками воеводы Мстиславского. Со своими во-инами устремился вперед и Черкасский, дошедший тогда доСерпухова, где и остался на пограничной линии до осени.Вместе с другими отличившимися в боях воеводами онполучил награду - «золотой корабельник», который вручилему приехавший из Москвы стольник Иван Юрьев.Не раз еще в дальнейшем придется Борису Камбулатовичусталкиваться в кровавых схватках с крымцами ишведами, и всегда он выходил победителем, проявляя

отменную храбрость и искусство в управлении полками. Заним прочно утвердилась репутация опытного военачальника,одного из самых авторитетных и известных в стране.Англичанин Флетчер в книге «О государстве русском»,рассказывая подробно о жизни, быте, нравах и вооруженныхсилах Руси, указывал: «Большим воеводой или генераломбывает теперь, обыкновенно, в случае войны, один изследующих четырех: князь Федор Иванович Мстиславский,князь Иван Михайлович Глинский, Черкасский [БорисКамбулатович] и Трубецкой. Все они знатны родом».

Занимая высокое положение, Черкасский участвовал взаседаниях Боярской думы, присутствовал на посольскихприемах в Грановитой палате Кремля. Так, известно, что 22мая 1597 года Борис Камбулатович «сидел среди бояр» на«большой лавке» во время встречи цесарского посланникабургграфа Авраама Донавского.

Он был женат на Марфе Романовой — племянницепервой жены Ивана Грозного и сестре влиятельнейшегобоярина Федора Никитича, впоследствии патриархаФиларета.

Когда в 1598 году царем стал Борис Годунов, отношениямежду ним и князем Черкасским поначалу складывалисьхорошо, среди знатнейших бояр того времени БорисКамбулатович значился в числе первых. Но вскоре на братьевРомановых обрушился гнев нового государя: он знал, что ихрод претендует на престол и считает его недостойным носитьшапку Мономаха — древний символ власти великих русскихкнязей. Их обвинят «в злоумышлении на жизнь царя»,заключат в темницу, подвергнут пыткам и отправят вссылку в отдаленные места, а самого опасного из них —Федора постригут в монахи под именем Филарета.

Вместе с Романовыми в опале оказался их родственник исторонник Борис Черкасский. Несмотря на преклонныйвозраст, заслуги в ратных делах и боярский сан, князядержали «на цепи и в железах», жестоко пытали надыбе*, а через несколько месяцев вместе с женой Марфой

* Дыба — в старину орудие пытки, на котором растягивалитело наказуемого.

Никитичной, дочерьми Ириной и Ксенией сослали в се-верный край на Белоозеро. Силы его окончательно былиподорваны. Старый, сломленный пытками и невзгодами,«терпя тесноту и нужду», он скончался в апреле1601 года.

Сын Бориса Черкасского — стольник Иван, как иотец, подвергся преследованиям в связи с делом Романовых.И это несмотря на то, что при избрании Годунова нацарство он поставил свою подпись за него в соборномопределении. Ему тоже пришлось побывать в ссылке насевере. По приговору, вынесенному в июне 1601 года, он, каки его дядья Иван и Василий Никитичи Романовы, лишалсявсех своих поместий и высылался «в Сибирь на житие».Однако уже на пути в Сибирь нарочный от Годунова вручилприставу, сопровождавшему Ивана, указ остановиться с нимна Вятке в Малмыже и там ждать дальнейших распоряжений.

Через год царь разрешил Черкасскому вернуться вМоскву. Но служить своему недругу, повинному не только вслучившемся с ним, но и в смерти отца, Иван Борисович нестал. Он тихо и уединенно жил в своем подмосковном именииОстанкине.

...В октябре 1604 года на западных границах Русскогогосударства появился ставленник польской шляхтыЛжедмитрий I, выдававший себя за сына Ивана ГрозногоДмитрия, погибшего за тринадцать лет до этого при оченьзагадочных обстоятельствах. Большинство современниковсвязали его смерть с Борисом Годуновым, прокладывавшимсебе дорогу к престолу. Самозванец, с помощью которогопольские и литовские магнаты надеялись присоединить к себечасть русских земель и подчинить Россию своему влиянию,все ближе подходил к Москве, и царские воеводы один задругим переходили на его сторону. Летом 1605 года, послевнезапной и тяжелой кончины Годунова, Лжедмитрийвступил в русскую столицу.Иван Борисович был в ту пору одним из тех, кто зналподлинное лицо авантюриста. Им являлся сын боярский,бывший монах Григорий Отрепьев, ранее служивший уего отца и поэтому часто бывавший и в доме сына. «И отсына его князя Ивана Борисовича честь приобретал и тояради вины на него царь Борис негодовал», — говорит

об этом «Сказание и повесть еже содеяся в царствующем

граде Москве и о растриге Гришке Отрепьеве и о похож-дении его».

Вскоре после ареста и ссылки своих покровителей Чер-касских, не имевших никакого отношения к тому, кемстанет Отрепьев, Григорий убежал в Польшу и тамвыдал себя за сына Ивана IV. В официальной пра-вительственной версии самозванец именовался «Гришкой,сыном Отрепьевым», который «был в холопах у бояр уНикитиных детей Романовича и у князя Бориса Черкасскогои, заворовався, постригся в чернецы».

Лжедмитрий, уже идя с польским войском к Москве,послал тайных гонцов к Ивану Борисовичу для установ-ления с ним связи, призывая его на свою сторону. Не-навидя Годунова, сводя с ним счеты за смерть отца, уни-жение и муки, причиненные как ему, так и всем его родным,Черкасский дал согласие поддержать лжецаревича, хотяпрекрасно знал, с кем имеет дело.

В благодарность за это Лжедмитрий, заняв Москву,сразу же приказал перенести прах его отца БорисаКамбулатовича из Белоозера в столицу. Останки племянникаТемрюка торжественно погребли в Новоспасском мона-стыре, ставшем с того времени местом родового захоронениякнязей Черкасских.

Но уже вскоре Иван понял, как ошибся, поддавшисьчувству мести Годунову и поставив личные обиды вышеинтересов родины. Он отходит от авантюриста и сноваудаляется в свое имение. Лжедмитрий сразу же скомпро-метировал себя в глазах русских людей, и разделять от-ветственность, за все его «деяния» князь не желал. Этотставленник Речи Посполитой наводнил Москву поляками ииностранными наемниками, грабившими местных жителей,оскорблявшими их жен и дочерей. Он смотрел на Россию какна свою вотчину и щедро раздавал шляхте* земли и золотоиз оскудевшей казны. И, конечно, Иван Борисович понимал,что ему с лжецаревичем не по пути. Слишком разными былидва этих человека, и совершенно по-разному смотрели онина Россию и на свое участие в ее судьбах. Лжедмитриювсе было безразлично, и он

* Шляхта — польское дворянство.

хотел лишь одного — править в ней и жить в свое удо-вольствие. А Черкасский мыслил иначе: он не мог оста-ваться равнодушным к тому, как иноземцы цинично по-пирали все самое святое и прежде всего честь Руси, вкоторой он обрел родину.

Участь самозванца была предрешена . На рассвете17 мая 1606 года, когда в Москве уже бушевало пламянародного восстания, двести бояр и дворян ворвались вКремль, изрубили саблями охрану «царя» и убили его са-мого. История донесла до нас лишь несколько имен изэтих двухсот человек, но, возможно, в их рядах находился втот день и Иван Борисович, который вскоре вступит вборьбу с Лжедмитрием II.

Через год, летом 1607 года, на политическую арену изРечи Посполитой вышел новый самозванец — якобыспасшийся «царевич Дмитрий». На этот раз Черкасскийотважно сражался с отрядами Лжедмитрия II, командуяодним из трех полков, собранных по приказу царя Шуй-ского и спешно направленных навстречу противнику.

Несколько позже, в бою у Владимира, находясь ввойске воеводы Ивана Куракина, он попадет в плен кполякам и их сторонникам, но совершит побег и сновабудет бороться с ними. Вместе со своим троюродным братомДмитрием Мамстрюковичем Иван станет участникомосвобождения Москвы от интервентов в августе 1612 года.

Осенью 1618-го, когда Москве угрожал королевичВладислав, князь сражался на ее подступах и своимидействиями против вражеских отрядов способствовал провалупланов польской шляхты. Потом, командуя полком, воеводагромил неприятеля в северных областях страны.

В документах Разрядного приказа до нас дошли записио награждениях в первые годы правления МихаилаФедоровича. В них содержатся сведения и об Иване Бо-рисовиче. В ноябре 1618 года полк под его командованиемразгромил крупный отряд поляков у села Ильинского, а вдекабре царь приказал отправить «ко князю ИвануБорисовичу Черкасскому с товарищи, и к стольникам, и кголовам, и к дворянам, и к детям боярским, и ко всякимслужилым ратным людям» награды. Среди них одна была вшесть «золотых» (по значимости стояла на второмместе), две - в два «золотых» (на восьмом),пятнадцать - в «ползолотых» (на двенадцатом) и 2000 зо-лотых «московок». Высший из присланных наградных знаковполучил тогда Черкасский. Вторично он удостоился такойже награды в марте 1619-го за преследование и уничтожениевражеских войск в Белозерском уезде иблиз Устюжны.

Интересно отметить, что в период с июня 1613 по март

1619 года из 620 награжденных воевод и других воена-чальников только боярин Василий Морозов «за осадноесидение» в Пскове получил высшую степень отличия - в10 «золотых» и за это же время лишь один человек -Черкасский - был награжден двумя знаками в 6 «золо-тых», что, конечно, говорит о его больших ратных заслу-гах.

После всех тех военных событий боярин Иван Борисович,как это видно из документов — актов и дворцовых разрядов,полностью посвятил себя государственной службе,возглавляя важнейшие приказы — Стрелецкий и Ино-земный, Казенного Двора и Большой Казны. С 1633 годапосле смерти отца царя Михаила Романова и своего дяди -всесильного и властного патриарха Филарета, фактическиуправлявшего государством, он становится главойрусского правительства и остается у власти вплоть досвоей смерти.А когда весной 1638 года в Москве получили известиео том, что в скором времени следует ожидать набега крымцевна столицу, царь 1 апреля дал наказ князю Ивану«быть на своей береговой службе в Туле для приходакрымских и ногайских людей». Тогда он был назначен самымглавным воеводой главнокомандующим всеймосковской рати. Войско простояло на Оке до осени, нопротивник, предупрежденный об ожидавших его крупныхрусских силах, выступить в поход не решился. 17сентября «князь Иван Борисович с товарищи» вернулся

в Москву.Как глава Иноземного приказа он многократно велпереговоры с представителями других стран, отдавая все жекакое-то предпочтение, видимо, восточным, связанным втой или иной мере с его родиной - Кавказом. В мае 1625года Черкасский принимал персидского посла - это первоеупоминание в источниках о его дипломатических

Герб рода Черкасских и горских князей

встречах. Последнее - относится к февралю 1634-го, когдабоярин Иван Борисович был «в ответе» с послом Турции.Секретарь голштинского посольства Адам Олеарий,побывавший в Москве в 30-х годах XVII столетия, встре-чавшийся с Черкасским и написавший по возвращении вГерманию книгу «Описание путешествия в Московию ичерез Московию в Персию и обратно», представляет его всвоем сочинении умным и образованным для своего временичеловеком - «знатнейшим государственным советником» и«великим вельможей при великокняжеском дворе».Довольно ярко характеризует этого человека такойфакт, рассказанный Олеарием. Однажды к князю Ивануобратился за помощью голландский врач Квирин, служив-ший при царском дворе. У него хранился в комнате ске-лет, необходимый для медицинских целей. Как-то, когдаврач играл на лютне, к нему в окно заглянули нескольколюбопытных зевак. И им вдруг показалось, что скелеттанцует под ее мелодию. Собравшаяся вскоре толпа об-винила Квирина в колдовстве и грозила сжечь его. Ис-пуганный голландец срочно направил своего друга кИвану Борисовичу с просьбой о защите, который объяснилвысокопоставленному боярину, что скелет нужен врачукак анатомическое пособие и это принято в Европе, а чтокасается танца, то кости могли просто качнуться отзалетевших в комнату порывов ветра , и никакой магииздесь нет. И к чести Черкасского надо сказать, что онбыстро разобрался во всем и отвел обвинение в колдовстве— «после этого приговор был отменен».

Но вместе с тем этот человек являлся и крупным фео-далом, владельцем двадцати тысяч десятин земельныхугодий и более пятнадцати тысяч зависимых от негокрестьян. Как говорится во втором томе «Истории СССР»(двенадцатитомное издание), в 1636—1637 годах толькочетыре боярина и среди них Иван Борисович Черкасскийи Дмитрий Михайлович Пожарский (освободитель Москвыот поляков) владели от одной до трех тысяч крестьянскихдворов, пожалованных им царем - «хозяином земли рус-ской». «На Москве князь [Черкасский] был самым богатымчеловеком, - читаем мы в «Русском биографическомсловаре», - обыкновенно он выставлял для торжественныхвстреч послов 50 «даточных людей» в цветных кафтанах;очень немногие могли выставить столько же, а между тембыли случаи, когда он выставлял и 100 человек...» Да, онбыл очень богат, но богатства эти наживались не толькодарами из царской казны, но и тяжким трудом и потомзависимых от него людей.

Иван Черкасский приходился двоюродным братом царюМихаилу и, как указывают источники, принимал самоеактивное участие в выборе для него невест - первой МарииДолгорукой, умершей в 1625 году, и второй - ЕвдокииСтрешневой. А во время больших праздников емунеоднократно поручалось возлагать на голоду своегородственника знаменитую шапку Мономаха. Но все этотолько любопытные детали, и, конечно, не за родство смонархом и близость к нему, а за его ратную и Государст-венную службу вспоминаем мы об этом человеке, всмат-риваемся в его жизнь, размышляем о судьбе.

Иван Борисович был женат на кабардинке, имени еене сохранилось. Невесту привезли ему родственники изКабарды. Видевший жену князя в Москве в 1636 годуАдам Олеарий с восторгом отзывался о ней: его «супругаочень красивая лицом» и «от природы прекрасная жен-щина».

Умер Черкасский весной 1642 года, наследников у негоне осталось. Все богатства, многочисленные имения с зем-лями и крестьянами перешли к детям его сестры Ирины*,бывшей замужем за боярином Федором Шереметевым, ктроюродному брату Дмитрию Мамстрюковичу изначительной частью к двоюродному — ЯковуКуденетовичу.

* * *

Уже взрослым человеком в возрасте не менее два-дцати лет приехал в Москву «служить государеву службу»Урусхан-мурза — сын главного князя Кабарды КуденетаКамбулатовича, скончавшегося около 1621 года. По ге-неалогическому древу Черкасских молодой князь, являлсявнучатым племянником Темрюка.

После смерти отца, скорее всего по его завещанию, ипоехал на Русь Урусхан, где уже издавна жили его родст-

* Ирина Борисовна умерла в 1616 г.

венники — один из них двоюродный брат Иван Бори-сович.

В марте 1624 года молодого человека крестили и на-звали Яковом в честь того, что обряд крещения совершалигумен монастыря, носящего имя Якова Богоявленского.Крестным отцом его стал боярин Иван Никитич Романов,родной дядя Ивана Борисовича Черкасского.

Тогда же Яков Куденетович получил чин стольника.И началась его придворная служба, как и у равных емупо чину, «а всего стольников в ту пору было до пятисот».Но то, что он приходился родственником высокопостав-ленных лиц, сразу же выделило его из числа других. Черезгод после принятия крещения и получения стольничьегочина, мы видим уже Якова на дипломатических приемах: 17мая 1625-го «при отпуске персидского посольства князь ЯковКуденетович Черкасский сидел в меньшей Золотой палатесреди стольников на первом месте». И дальше висточниках сохранились сведения о том, какого родаслужбу доводилось ему нести на протяжении еще многихлет:

«...5 февраля 1626 года князь Яков Черкасский сиделна жениховом месте во время бракосочетания царя МихаилаФедоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой доприхода его самого; в феврале и 17 мая 1631 года сиделпервым стольником в меньшей Золотой палате, когда го-сударь принимал шведского посла Антона Монира ;21 марта 1635 года первым «перед государем пить носил»во время торжественного обеда в честь отъезжавших ли-товских послов Песочинского и Сапеги; 19 мая того жегода - на таком же обеде в честь персидского посла«пить носил»; 28 января 1643 и 28 января 1644 годов«вина наряжал» на обедах в честь датского королевичаВальдемара...»

Так шли годы, и ни разу за все это время Яков Куде-нетович не был в действующей армии. Казалось, что таки придется ему всю жизнь провести при дворе по граж-данской части, и прежде всего по дипломатической, в ре-зультате чего Черкасский мог дослужиться до руководителяИноземного приказа. Правда, дважды — в сорок первом исорок пятом годах царь посылал его «на береговуюслужбу» в Тулу воеводой, но все это продолжалось вобщей сложности несколько месяцев. И никто не предпо-лагал, да и сам Яков, конечно, не думал, что предназна-чение его совершенно в ином, что наступит время, и внем откроются способности военачальника и полководца— именно то , чем и оставит он о себе память вистории.

При новом царе Алексее Михайловиче в его жизни и

судьбе наступили большие изменения. 15 сентября1645 года Черкасского срочно отозвали из Тулы в Москву,28-го он присутствовал на торжествах коронации и какстольник «вино наряжал на государевом столе», а 29-гоуже получил боярское звание.

Человек незаурядного ума, имевший солидный опыт вгосударственных делах, хорошо разбиравшийся во внут-ренней и внешней обстановке, Яков Куденетович вошел всамое ближайшее окружение Алексея. И почти сразу жестал противником его воспитателя — «дядьки» боярина Бо-риса Морозова, беспринципного, алчного, жестокого и вла-столюбивого человека, пользовавшегося неограниченнымвлиянием на молодого царя. Произвол, вымогательство ипродажность процветали в дворцовой среде, а народ об-лагался все новыми непосильными налогами.«Морозовщина» наносила большой вред России, так какцарский воспитатель зачастую брал на себя право решатьважнейшие государственные и военные дела , неразбираясь в них. Все это приводило к ослаблению страны.

Одним из тех, кто придерживался передовых по тому временивзглядов и открыто выступал против Морозова, был ЯковЧеркасский, которого современники называли честным инеподкупным человеком. Он пользовался авторитетом и упростых людей. В результате противоборства он оказалсяотправленным из Москвы на воеводство в один из северныхгородков. И только после восстания в начале июня 1648 года,когда возмущенные произволом и лихоимством москвичиказнили наиболее ненавистных бояр, а сам Морозов едваспасся от смерти, бежав в дальний монастырь , ЯковКуденетович смог вернуться в Москву.12 июня он уже стал во главе правительства. Но продержатьсяу кормила власти ему довелось всего четыре месяца: воктябре царь возвратил Морозова в столицу. По егонастоянию, Яков был отстранен от всякой службы.Подписи Черкасского не было даже под СоборнымУложением - новым сводом российских законов, принятымЗемским собором в январе 1649 года, а это могло значитьтолько одно — князя устранили от участия в нем.

И только через несколько месяцев он снова оказалсяпризванным ко двору. «Тишайший» царь Алексей, на дележестокий и деспотичный человек, который всегда восторгалсяличностью Ивана Грозного, являвшегося для него образцомправителя, все же понимал, что без способных людей ему необойтись. Вскоре Якова Куденетовича назначили главойСтрелецкого приказа, несколько позже - Иноземного.

В феврале 1650-го из-за нехватки хлеба и невиданновысоких цен на него у купцов восстал Псков. Попыткаусмирить город силой окончилась безуспешно. Летом вМоскве решался сложный вопрос: как быть, послать тудакарательную армию или же вступить в переговоры с мя-тежным городом. И здесь опять столкнулись Морозов иЧеркасский. Царский фаворит настаивал на самых реши-тельных мерах для подавления псковитян, а князь Яков,умный политик и дальновидный человек, выступая вместе сбоярином Никитой Романовым, предлагал вступить с ними впереговоры, чтобы избежать лишней крови. Их поддержалтогда и патриарх Никон, готовивший почву для своихреформ. В Псков снарядили послов.

1 октября 1653 года Земский собор, собравшийся вМоскве, в ответ на обращение гетмана Богдана Хмельницкоговынес решение принять Украину в состав Российскогогосударства и начать войну с Польшей за украинские ирусские земли. «Польская война, начавшаяся в 1654году,— говорится в «Русском биографическом словаре»,—дала возможность князю Якову Куденетовичу выказатьтакое искусство в ратном деле, что его причисляют к самымвыдающимся полководцам царствования АлексеяМихайловича».

В середине мая 100-тысячное русское войско выступилоиз районов Великих Лук, Брянска и Вязьмы к границамРечи Посполитой. Яков Куденетович состоял первымвоеводой большого полка в группировке, двигавшейся состороны Москвы в направлении Смоленска. Этот древнийрусский город находился в руках поляков еще со «смут-ного времени».

Дорогобужский гарнизон сдался почти без боя, и ужев конце июня полки подошли к Смоленску. Но штурмо-вать его воеводы не решились - с о стороны Орши имугрожал гетман Великого княжества Литовского ЯнушРадзивилл с пятнадцатитысячным отборным войском. Посведениям лазутчиков, он уже готовился выступить напомощь смоленскому гарнизону.

По приказу царя и главнокомандующего боярина Васи-лия Шереметева под Оршу спешно направляются боль-шой и сторожевой полки во главе с князем Яковом. В«товарищи» ему дали воевод Темкина-Ростовского, Стреш-нева, Хворостинина и князя Никиту Одоевского. В егоподчинение вошла и тысяча запорожских казаков, при-сланных атаманом Иваном Золотаренко.

Радзивилл, предупрежденный о движении московскойрати, попытался задержать ее и 2 августа внезапным ноч-ным нападением нанес значительный урон русским. Ноэто не спасло его: умело отбив атаку польской конницы,Черкасский, преследуя врага, буквально на его плечах вы-шел через день к Орше и взял город.

Литовский гетман откатывался к югу — ему было уже не дооказания помощи Смоленску. Полки Якова Куденетовичазахватили город Копысь, а 7 августа столкнулись с армиейРадзивилла под Шкловом и нанесли ей сокрушительный удар.Польско-литовское войско в этом сражении потерпело полноепоражение, а его остатки бежали на запад.

Победа, одержанная воинами Черкасского под Шкловом,стоила очень многого. Через две недели после этого палСмоленск. А воевода получил новый приказ: «промышлятьнад Шкловом, Быховом и другими литовскими городами»,еще удерживаемыми противником, а затем двинуться наДубровну.

12 октября, после почти двухмесячной трудной осады, ратькнязя Якова вступила в Дубровнинскую крепость, захвативважный опорный пункт врага.Осенью в боевых действиях наступило некоторое затишье.Армия пополнялась людьми, оружием и боеприпасами. Но в еетылу наносил стране урон другой, еще более страшный враг, чемтот, с которым она сражалась: на Россию обрушилась эпидемиячумы, «моровое поветрие», уносившее десятки тысяч жителейгородов и сел. Черкасский в то осеннее затишье даже не смогпоехать к себе домой: он знал, что его московский дворопустошен. Из 533 служивших ему людей чума унесла 423.Жена же его Евдокия Семеновна, урожденная княжна Прозоров-ская, сыновья Михаил, Иван и дочь Евдокия выехали из столицыв одно из поместий.Яков Куденетович оставался в Смоленске, зная из писем царя,что весной начнется новое наступление на Речь Посполиту, иготовил к нему свой большой полк, по-прежнему являясь в немпервым воеводой.В кампании пятьдесят пятого года главный удар наносился настолицу княжества Литовского — Вильно. Наступление велось внескольких направлениях. На главном с большим полком иприданными ему силами, в которых находилось несколькотысяч запорожцев атамана Ивана Золотаренко, продвигалсяЧеркасский. Фактически он и командовал армией в этот период,хотя формально главой ее значился царь Алексей.Возглавляемые князем войска 29 июля разбили близ Вильнокрупные силы противника под командованием гетманаРадзивилла и Гансевского и в тот же день взяли столицу Литвы,а в августе — города Ковно и Гродно.Слава искусного военачальника уже прочно утвердилась заЯковом Куденетовичем, и тем же летом царь дает ему приказготовиться к походу на Варшаву, намеченному на следующийгод.Но планы военных действий пришлось тогда пересмотреть, иуже весной 1656-го армия начала боевые действия протившведов. Король Швеции Карл X стал захватывать польскиеземли и территории, отвоеванные русскими у Речи Посполитой,в то же время пытаясь посеять раскол на Украине и привлечь еена свою сторону. От имени рос-

сийского правительства Черкасский заявил протест швед-скому генералу Делагарди , но миром дело не кончилось.И в начале лета Яков Куденетович повел главные силыармии из Смоленска на Динабург и Ригу, захваченные ранеешведами.

В июле и августе рать под его началом овладела с боямикрепостями Динабург и Кукенойс и приступила к осадеРиги. Около двух месяцев велись за нее безуспешные бои,так как многочисленный гарнизон постоянно получал помощьс моря. Противник, скрытно собравшись с силами, нанес ударпо русскому войску. В результате больших потерь ,растянутости коммуникаций , затруднявшей подвозбоеприпасов для осадной артиллерии, начавшихся болезней иосенних холодов Якову Куденетовичу пришлось отступитьиз-под Риги.

Через семь лет, когда после перемирия возобновятсябоевые действия с Речью Посполитой, отважному воеводевновь доведется повести войско в бой. Летом 1663 года всражениях под Мглином и Кричевом он нанесет громадныйурон польскому войску, возглавляемому королем ЯномКазимиром, но упустит тогда возможность полностьюокружить и пленить ослабленную вражескую армию,успевшую уйти от полного поражения. Здесь, конечно,сказался просчет военачальника, задержавшегося с полкамиу Смоленска и особенно у Болхова. За «Болховскую стойку»царь «сделает выговор Якову». А князь Юрий Долгорукий,уже давно завидовавший военным успехам и славеЧеркасского, мечтавший занять место первого воеводы,даже попытался тогда обвинить его в измене. Однако вМоскве никто не поверил его заявлениям, понимая, чтоподобное совершенно немыслимо.

А через несколько месяцев полководца постигла неудача,хотя ничто не предвещало ее. В январе шестьдесятчетвертого года Черкасский и воевода Прозоровский стоялина Днепре, сдерживая польско-литовское войско подСмоленском. Туда в это время приехало русское посольствово главе с известным дипломатом Ординым-Нащокинымдля переговоров о мире с Речью Посполитой . В те дникнязю Якову привезли послание от царя Алексея,выражавшего недовольство его действиями в прошломгоду и ставившего перед ним новую задачу:«...Можно бы-

ло бы ему, за божию помощью, с польским королем миручинить, если бы он на королевских людей наступал всемилюдьми и обозом, и над всеми промышлял: всегда за такимпромыслом конец войне бывает...»

В то же время царь тайно сообщал Юрию Долгору-кому, недругу Якова Куденетовича, метившему на егоместо: «Князю Якову Черкасскому послано выговорить запрежнее его стояние без промысла, если он впредь будетделать так же, то великий государь изволит [ему] идти вВязьму, а на место князя Черкасского воеводою бытьукажет ему, князю Юрию Алексеевичу...»

Переговоры, в которых участвовал и князь Яков, велисьочень вяло. Поляки всячески их тормозили, выдвигаянеприемлемые для русской стороны условия. И тогда,исполняя приказ царя, чтобы сделать шляхту болеесговорчивой, он перешел с тридцатитысячным войском внаступление. Внезапности удара не получилось, так каквраг был готов к нему. Русская армия понесла большиепотери и отступила. Черкасского срочно отозвали в Москвудля объяснений и якобы для назначения на новую должность.В армию он больше не вернулся.

Его место - воеводы большого полка и фактическиглавнокомандующего занял Долгорукий, ставший всегочерез несколько лет главным душителем восстания СтепанаРазина. А получив новое назначение, он сразу же попыталсяпоказать царю свое «полководческое мастерство», бросиврать на поляков. Но наступление провалилось.

Стремясь укрепить свой пошатнувшийся у двора ав-торитет, Юрий Долгорукий решил еще раз обвинить ЯковаКуденетовича в том, что он «изменивши делами» «сгубилцарское войско». Но для этого нужны были факты, ивоевода посылает своего верного человека к одному изчленов московского посольства подьячему ГригориюКотошихину с предложением, чтобы тот за солидное воз-награждение сфабриковал подложное, «наветное», письмо наЧеркасского. Дипломат отказался, но не из благородныхпобуждений. Он не мог дать вовлечь себя в интриги, ибо велв то время другую, тайную игру...Это он, Григорий Котошихин, подьячий Посольского приказа,давний агент Речи Посполитой и Швеции, вы-

дал полякам планы русских воевод, это он на протяженииуже нескольких лет снабжал врагов России секретнойинформацией. «Мой тайный корреспондент, от которого явсегда получаю ценные сведения, - писал шведский резидентв Москве Эберс своему королю 26 января 1664 года, — посланотсюда к князю Якову Куденетовичу Черкасскому и,вероятно, будет некоторое время отсутствовать... Это былобы для меня очень прискорбно, потому что найти в скоромвремени равноценное лицо мне будет очень трудно».

А в одной из посольских книг того времени есть такая, обочень многом говорящая запись: «...В прошлом во 172 [1664]Гришка [Котошихин] своровал, изменил, отъехал в Польшу. Абыл он в полках бояр и воевод князя Якова КуденетовичаЧеркасского с товарищи».

Последние годы жизни князь Яков, этот один из са-мых богатых в России людей, крупный магнат - владелецмногих вотчин, десятков тысяч десятин земли и допятидесяти тысяч зависимых крестьян, прожил, окруженныйпочетом, в тишине и покое, изредка появляясь при дворе.Сказывался уже и возраст. Он умер от сердечного приступа вразгар московского лета — 8 июля 1666 года. Черкасскогопохоронили в Новоспасском монастыре рядом с егородственниками Борисом Камбулатовичем, ДмитриемМамстрюковичем и Иваном Борисовичем.

* * *

В 1661 —1662 годах в Москве находилось посольствоимператора «Священной Римской империи» Леопольда,прибывшее для переговоров с царем Алексеем Михайло-вичем. В его состав входил и член императорского советабарон Август Мейерберг, издавший на родине книгу опутешествии в Москву с большим количеством интерес-нейших иллюстраций. На двух из них есть изображениеЯкова Куденетовича. На одном рисунке мы видим его напервой аудиенции, данной царем в Грановитой палатепосольству императора Леопольда. Князь стоит с обна-женной головой у тронного места . На нем длинныйкафтан со стоячим воротником, в правой руке высокаябоярская шапка. Над ним цифра «2», а в примечании под

этим номером зн ачится : «Боя рин Яков Куден етовичЧеркасский». Здесь же изображены и другие высоко-поставленные сановники двора, обозначенные соответст-венно другими, менее значимыми номерами.

На другой иллюстрации - «Торжественный выезд ве-ликого князя в день его тезоименитства * в церковьсв. Алексея» на запятках царских саней стоят два самыхвлиятельных человека тех лет - бояре Яков Черкасский иИлья Милославский, тесть Алексея Михайловича.

Наибольший интерес, конечно, представляет второйрисунок. Здесь Мейерберг, безусловно, наиболее точнопередал облик Якова Куденетовича. И об этом, преждевсего, говорит то, что мы видим перед собой уже пожилогочеловека с усами, небольшой бородкой и совершенно лысойголовой. На его лице сразу же бросается в глаза оченьвысокий и круто уходящий вверх лоб — свидетельствонезаурядного ума этого человека.

В 1821 году Платон Бекетов издал в Москве книгу«Собрание портретов россиян, знаменитых по своим деяниямвоинским и гражданским, по учености, сочинениям,дарованиям, или коих имена по чему другому сделалисьизвестными свету...» И вот здесь наряду со многими дру-гими изображениями «россиян знаменитых» есть ипортрет, под которым стоит подпись «Князь ЯковКуденетович Черкасский, боярин и большого полкувоевода». На нас смотрит большелобый, смуглый мужчина сбородкой и усами. Черные глаза его широко раскрыты, лицомужественное, волевое. Одет он в дорогую, судя поукрашениям, кольчугу с особой металлической пластиной, накоторой выбит российский герб.

Портрет этот написан не при жизни Черкасского, апозже — в XVIII веке. Но, видимо, художник пользовалсякакими-то неизвестными нам рисунками, более ранними,чем у Мейерберга, и здесь перед нами Яков Куденетовичпредстает в более молодом возрасте.

Сыну Якова Куденетовича - Михаилу и его внукам,так же как и некоторым другим представителям рода Чер-касских, довелось быть причастными к эпохе и преобра-

* Именины высокопоставленного лица.

зованиям Петра I — этого «действительно великого чело-века», по выражению Фридриха Энгельса.

Михаил Яковлевич в 1680 году был назначен стольникомк восьмилетнему Петру. Он не только служил царевичу придворцовых трапезах, но и часто сопровождал его

время поездок в подмосковные села и усадьбы. Это общениес мальчиком, а потом и юношей, которому предстояло внедалеком будущем стать преобразователем страны,сыграло главную роль во всей дальнейшей жизни и судьбесына Якова Куденетовича.

Несколько лет он пробудет на воеводстве в Новгороде,бывшем тогда пограничным со Швецией городом,— «дляобороны Свейского рубежа». Петр I, уважавший этоговерного, исполнительного человека, даст ему званиебоярина, а в начале марта 1697 года перед своим отъездом с«великим посольством» за границу сообщит Михаилу Яков-левичу о том, что назначает его воеводой в Тобольск. Дол-жность эта была очень трудная: предстояло управлятьгромадным краем, раскинувшимся на тысячи и тысячи ки-лометров, куда порой еще и не ступала нога человека.Необозримые просторы земли сибирской еще только пред-стояло осваивать россиянам.

Воевода Черкасский, в «товарищи» которому дали егостаршего сына Петра, со всей энергией и рвением принялсяза порученное дело. В Сибири при нем начались изысканияруд, строительство железоплавильных и орудийных заводов.

Русская армия, заново создаваемая Петром I после пораженияот шведов под Нарвой, стала получать отсюда - с«Каменских железных заводов на Верхотурьи», как и солонецких, тульских, уральских, новые орудия, отливав-шиеся уже строго по «чертежам» и установленным калибрам.Начальник Приказа артиллерии Андрей Виниус в 1702году писал царю: «С Москвы я в путь сей дался июля 28и, проехав через казанские пределы зело дальни-ми и трудными местами, достиг в Сибирь нажелезные заводы, что построил князь МихаилоЯковлевич на реке

Таким увидел Якова Куденетовича в день приема послов баронМейерберг

Каменке...» В этом же письме он с похвалой отзывался оЧеркасском и его деятельности.

Сын Михаила Яковлевича Петр стал верным помощ-ником отца. Но прожил он в Сибири всего четыре года иумер совсем молодым, навсегда оставшись в тобольскойземле.

В сентябре 1702-го в «товарищи» Михаилу Яковлевичубыл прислан его младший сын двадцатидвухлетний стольникАлексей, находившийся до этого на дворцовой службе. ДелаЧеркасских в Сибири шли довольно успешно: армиярегулярно получала отсюда в большом количествевооружение и боеприпасы , в казну поступали золото сприисков и дорогие меха - война со шведами требовалаоружия и денег. Алексей под руководством отца проявилсебя сразу же умелым организатором и учредил в ТобольскеБронную слободу для мастерового люда, работавшего навоенные нужды. В Сибири строились кирпичные заводы, вгородах началось возведение «каменных» зданий.

Высокую похвалу деятельности воеводы тобольского иего помощников дал в своем послании в 1703 году Петр I- «...за прилежное и неусыпное исполнение государственныхдел, приумножение денежных доходов и хлебных запасов,улучшение состояния сибирских жителей, беспристрастное ибескорыстное управление, учреждение железных заводовдля отливки пушек, мортир, гаубиц и бомб, за делание вТобольске фузей*, тесаков и других орудий, необходимых кобороне не только Сибирского, но и Московского и прочихгосударств, подвластных великому государю, также заотыскание в Сибири селитры...»

Как известно, Петр прекрасно разбирался в людях ипохвалой ради красного словца и «высокого рода» своихвоевод и чиновников не разбрасывался. Так что оценка,данная им службе Михаила Яковлевича, ведь это к немупрежде всего относилось послание, и его сыновей - «то-варищей», значила тогда очень многое.

* Фузея — новое ружье со штыком и ударно-кремневымзамком.

* * *О том, как Петр I награждал за заслуги и наказывалвиновных за невыполнение его приказов, несмотря на ихвысокие чины, звания и происхождение, примеров в исто-рии много. Здесь кстати вспомнить один такой случай.

У дочери тобольского воеводы Михаила ЧеркасскогоПрасковьи и ее мужа Василия Петровича Шереметевабыл сын (родной племянник генерал-фельдмаршалаБориса Шереметева).

Царь в марте 1709 года «указал» отправить группумолодых людей, в том числе и двадцатилетнего Шере-метева, в Англию «изучать науки». Но родители решилисрочно его женить, чтобы освободить от поездки - посылалитолько холостых. Прослышав об этом, Петр запретилустраивать свадьбу, но супруги Шереметевы и князьФедор Ромодановский (отец невесты) поступили по-своему.

Василий младший женился на Ирине Ромодановской.Разгневанный за неисполнение его приказа, царь пред-писал адмиралу Апраксину: «...Того ради сына его тот-час отправить в надлежащий путь и более недели не:давай сроку, а его, Василия [отца] за ту вину, отняв чин,пошли на работу городовую; а жену его — в прядильныйдом, а дворы московские и загородные вели запечатать.И чтоб прямо работали так, как и простые...»

Сына срочно отправили в Англию, оставив в слезахмолодую жену, а родителей - на работы . Три месяцаотец рыл землю и забивал сваи на строительстве укреп-лений под Москвой - ожидали нападения шведов , амать — Прасковья Михайловна, урожденная княжнаЧеркасская, дочь тобольского воеводы, трудилась в ка-торжных условиях от зари и до зари в обществе арестан-ток в «прядильном доме».

Потом, посчитав, что вину свою они искупили, Петрпростил их.

* * *Черкасские пробудут на воеводстве в Тобольске до 1710года. Вскоре после возвращения Михаил Яковлевич умрет , асын его — Алексей продолжит службу под началом ПетраI, и на всю жизнь сохранит самые светлые чувства ивоспоминания о нем, гордясь близостью к такой личности.

Алексей Михайлович благодаря знатности своего родадаже породнился с царем, женившись в семьсот пятом годуна его двоюродной сестре Агриппине Львовне Нарышкиной,болезненной и очень впечатлительной девушке.

Он мечтал, чтобы сын его носил такое же имя, как и

высокий покровитель. Петром Алексей назовет своего пер-венца, вскоре умершего. Всего несколько месяцев прожил имладший Петр Алексеевич. «Умерла в младенчестве» дочьЕкатерина. В 1709-м скончалась и жена Черкасского.

На следующий год тридцатилетний Алексей Михайловичсочетался браком с пятнадцатилетней княжной МариейТрубецкой, внучкой кабардинца Григория Сунчалеевича, изтого же рода Темрюковичей , что и сам жених. По сутидела он приходился пятиюродным дядей своей жене, но обэтом родстве в то время уже никто не помнил. Какотмечали современники, Мария Юрьевна Черкасская«блистала своей красотой», на знаменитых ассамблеях—балах, «даваемых при дворе Петра Великого».

А служба князя Алексея меж тем продолжалась .24 января 1714 года вышел царский указ о назначенииего начальником городовой канцелярии новой столицыРоссии - Санкт-Петербурга, куда всего несколько месяцевназад переехали из Москвы двор, правительствующий Сенат,дипломатический корпус. На берегах Невы предстоялосоздать один из красивейших городов Европы -«русскуюсеверную Пальмиру». Черкасский, ставший со следующегогода и оберкомиссаром Петербурга, получив от Петраподробнейшие инструкции - «пункты о постройкестроений», многое сделал для организации строительства встолице. Как видно из «Русского биографического словаря»,он руководил осушением болот и возведениемПетропавловской крепости, госпиталя и школы длягардемаринов - морских курсантов, строительствомкирпичных заводов и знаменитых дворцов - шедевровотечественной архитектуры Петергофского, Екатери-нинского, Монплезира.Известно, что Петр I, хорошо относившийся к Алексею иценивший его, «иногда запросто заезжал к нему обедать».А весной 1719-го он издал новый указ о назначенииЧеркасского сибирским губернатором. В это время всюстрану уже разделили на восемь губерний, одной из них,самой обширной по территории , являлась та, в которой ипредстояло около пяти лет губернаторствовать внукуЯкова Куденетовича.Обеспокоенный ответственностью, возлагаемой на него, темболее, что перед этим в столицу из Сибири доставили подстражей бывшего губернатора Гагарина, снятого иарестованного за вопиющее казнокрадство и полнейшеезапущение дел, он попытался отказаться от этого поста. Вписьме к Петру князь писал, что «за велику напастьприемлет отлучение» от него. В ответ царь заявил: «надлежитВам без оскорбления сие учинить». И далее объяснял: онпосылает Черкасского в Сибирь «для двух причин: первое,

что Вы там были и знаете, другое, что вскоре сыскать другогонадежного в такую отдаленную сторону не мог...»Вернулся он из Сибири в Москву в ноябре 1724 года итяжело заболел. В Петербург попал только в конце января,получив потрясшую его весть, - Петр I умер.Екатерина I произвела его в тайные советники* и назначиласенатором, одновременно поручив вместе с Остерманомведать «комиссией о коммерции».Алексей Михайлович, очень осторожный и осмотрительныйчеловек, старавшийся всю свою жизнь ни с кем необострять отношений и умевший в то сложное времяпереворотов, интриг и смены правителей ладить со всемидворцовыми партиями, оставался на высоких постах приПетре II, Анне Иоанновне, младенце Иване VI и его матери-регентше Анне Леопольдовне.В правление императрицы Анны Иоанновны Черкасский,действительный тайный советник, кавалер высшихроссийских орденов — Андрея Первозванного и Алек-сандра Невского, становится одним из трех членов прави-тельственного кабинета и играет заметную роль в выра-ботке внешней политики государства. В это время ипозже он подписал договор «о взаимной дружбе и тор-говле» с Англией, торговую конвенцию с Данией, согла-шение с Пруссией. При нем в сентябре 1739 года былзаключен договор с Молдавией о принятии ее в составРоссии, оживилась торговля с Бухарой и Хивой, веласьрусско-турецкая война, одной из основных причин которойстала Кабарда - к захвату ее земель по-прежнему стремиласьОсманская империя.Вскоре Алексей Михайлович получил звание великогоканцлера. Дочь Петра I Елизавета, пришедшая к власти врезультате нового дворцового переворота в ночь на 25ноября 1741 года, очень благосклонно отнеслась к Чер-касскому, зная о его службе при ее отце. Она простилаего за сотрудничество с фаворитом Анны ИоанновныБироном (вины его в «деле Бирона» «генеральный суд»не нашел) и поручила ведение всех иностранных делРоссии.

* По «Табеля о рангах», введенной Петром I в 1722 г., всеофицерские и гражданские чины составляли служебную лестницуиз 14 классов. Чин тайного советника относился к III классу иприравнивался к генерал-лейтенанту (генерал-поручику), а чиндействительного тайного советника (II класс) — к званию полногогенерала.

Ему было шестьдесят два года, когда 4 ноября 1742-гоон умер от апоплексического удара - третьего на протяжениипоследних лет жизни.

О внешнем облике этого человека мы можем судитьпо картине известного художника XVIII века ИванаАргунова*, являвшегося крепостным Черкасского.

* * *

Великому канцлеру принадлежали семьдесят тысячкрестьян, огромные площади земли, десятки сел и дере-вень. Он обладал к тому же «массой золота и бриллиан-тов». Громадное состояние перешло к Черкасскому понаследству от деда Якова Куденетовича, многое прибавил кнему он сам, получая от правителей «за службу» земли скрестьянами. После смерти Алексея Михайловича един-ственной его наследницей осталась дочь Варвара, родившаяся11 сентября 1711 года от второй жены - Марии Трубецкой.

Правнучка Якова Куденетовича, самая богатая невестаРоссии, «отличалась красотой, любезностью и ловкостью вобращении». Множество женихов пытались обратить на себяее внимание — «искали руки княжны, как Ясон** золотойовцы, ради богатой шкуры». Но ее отец и мать отвергаливсех, считая их неравными для дочери. Императрица АннаИоанновна еще в 1731 году, когда Варваре было двадцать,сватала ее за своего обер-гофмейстера придворного красавцаграфа Левенвольде. Но Алексей Михайлович, вынужденныйсогласиться на помолвку, все обставил так, что через двамесяца жених отказался от дальнейших притязаний стать егозятем.

Пытался обратить внимание княжны на себя и сынмолдавского господаря, писатель и дипломат Антиох Кан-темир, живший с детства в России, а затем находившийсядо конца жизни на дипломатической службе в Лондоне иПариже. Но Черкасская, «гордая своей красотой», отверглаего, как и многих других.

* Портрет А. М. Черкасского работы И. П. Аргунова находитсяв подмосковном музее-усадьбе Кусково.

** Ясон — мифический герой, возглавивший поход аргонавтов зазолотым руном.

Вспыливший Кантемир написал о ней колкие стихи. Вответ на это его сестра Мария, дружившая с Варварой иназвавшая ее «тигрицей» за недоступность, в апреле 1733-го писала брату: «...Не обижайте тигрицы своимистихотворениями; она милая особа, которую я люблю;тигрица умная, достойная девушка; зная, что вы любите ее,я сама предана ей и молю бога, чтобы она, теперешняя мояприятельница, сделалась в будущем моей невесткой...»

И только в январе 1743 года тридцатидвухлетняя ВарвараАлексеевна, камер-фрейлина елизаветинского двора, выйдетзамуж за сына петровского фельдмаршала, молодогогенерала графа Петра Борисовича Шереметева. В качествесвоего приданого она принесет ему все богатства, земли итысячи крепостных, среди которых находилась и семьяталантливых русских художников и зодчих Аргуновых.

К Шереметеву перешли и двадцать четыре вотчины извладений Алексея Михайловича. В числе их подмосковнаяусадьба Останкино, которой издавна владели Черкасские игде не раз гостили Петр I и его дочь Елизавета.В Государственном Русском музее Ленинграда хранитсяпортрет Варвары Алексеевны Шереметевой, урожденнойЧеркасской, написанный в 1763 году знаменитымживописцем Алексеем Антроповым. Это парадный портрет.Мы видим красивую, уже немолодую женщину. На головемодный тогда гладкий белый парик. Спокойное лицо срумянцем на щеках и удивительно черные выразительныеглаза - глаза ее кабардинских предков - под по-лукружиями высоко поднятых темных бровей. На Вар-варе темно-зеленое с золотой отделкой платье, на которомпламенеет красная орденская лента и переливаетсяалмазами звезда ордена св. Екатерины*. Вот так и выгля-дела в жизни эта «кавалерственная дама», правнучкаЯкова Куденетовича, скончавшаяся осенью 1767 года.Сын ее - Николай Шереметев, либеральничавшийдворцовый вельможа с университетским образованием,большой любитель музыки, построил в Останкине дворецсо знаменитым на всю Россию оперным театром струппой из крепостных актеров. Останкинский дворецсохранился и по наши дни. Это теперь музей, прекрасныйпамятник архитектуры и образец великолепного творенияталантливых русских художников и архитекторов,вышедших из крепостных крестьян.

* Орден св. Екатерины, или «Освобождения», учрежден Петром I впамять успешного возвращения русской армии из Прутского походав 1711 г. Орденом награждались «особы женского пола».

ИЗ РОДА ЧЕРКАССКИХ

После гибели Мамстрюка и Домонуко Темрюковичей(около 1600 года) их двоюродный брат КуденетКамбулатович* и племянник Сунчалей нашли от враговспасение в русском гарнизоне Терской крепости.

С того времени Сунчалей Канклычевич, внук родногобрата Темрюка—Желегота, и остался там, обосновавшисьсо своими людьми в «черкасской» слободе, выросшей рядомс Терками. Уже тогда, около четырех веков назад, сталиселиться и жить рядом русские и кабардинцы, установивмежду собой добрососедские отношения и обороняясь отобщих врагов. Кабардинская слобода у Терского городаразрасталась за счет прибывавших из Кабарды людей.Рядом с ней в то же время возникло и поселение ингушей— «окочан».

Вместе с терскими воеводами Сунчалей принимал уча-стие в борьбе против сторонника Лжедмитрия II, казачьегоатамана Заруцкого, объединившегося с Мариной Мнишек,которая бежала из-под стражи после ее пленения ДмитриемМамстрюковичем. Попав в Астрахань, они безуспешнопытались связаться со служилыми людьми Терскойкрепости и кабардинцами, чтобы привлечь их на своюсторону. Под ударами стрелецкого отряда и конниковСунчалея Заруцкий с Мнишек оказались на Яике, где ихвскоре захватили посланные в погоню из Астраханиратники.

Пленников привезли в Москву. Ивана Заруцкого казнили,посадив на кол, малолетнего сына Марины Мнишек повесили,а сама она, заключенная в крепостную башню, вскоре умерлапри загадочных обстоятельствах.

С 1615 года Сунчалей Канклычевич стал носить титул«князь над окочаны и над черкасы» — их отныне считалислужилыми людьми Терской крепости. В дальнейшемему наследовали два сына и внук.

* Куденет Камбулатович с 1616 по 1621 год былглавным князем Кабарды.

В 1636-м Адам Олеарий в составе голштинского посольстваплыл на корабле из Москвы в Каспийское море, держа путь вПерсию. В Казани немцы встретили персидские икабардинские караваны судов, направлявшиеся из столицы кАстрахани. С ними следовал и князь Муцал - сын Сунчалея.Как раз в то лето, после смерти брата Шолоха, упавшего снеобъезженной лошади и разбившегося, он получил вМоскве наследственный титул и возвращался в город Терки.

Спустя полтора месяца, уже будучи в Астрахани,голштинские послы принимали Муцала на своемкорабле. «... Князь прибыл в сопровождении 40 лиц, -читаем мы в книге Олеария «Путешествие в Московию ичерез Московию в Персию и обратно», - при нем былдругой мурза и великокняжеский посланник АлексейСавинович*. Сам он [Муцал] был в дорогом русском платье,вышитом золотом и жемчугом. Это был высокий ростом,крепкий, видный господин, с лицом белым и приятным и сдлинными, черными как смоль волосами; ему было лет 28,он был весел и красноречив. Когда он вступил на корабль,сначала протрубили трубачи, потом выстрелили из трехпушек, а во время угощения в каюте послов играламузыка. Драбанты, лакеи и солдаты стояли в порядке и соружием... При отъезде его опять дан был салют из пушеки мушкетов».

Во время этой встречи иностранцы узнали, что Муцалявляется племянником влиятельного при русском дворекнязя Ивана Борисовича Черкасского, и вот теперь, по-бывав в Москве, он стал наследником «ленного владе-ния»** и пожалован там драгоценными подарками и бо-гатыми одеждами. Один из братьев Муцала уже нес службупри московском дворе, а сестра его — Увжугта былапросватана за персидского шаха, и доверенные людипоследнего, прибывшие в Терский город, где жило се-мейство Сунчалеевичей, готовили ее к отъезду в Персию.

* А. С. Романчуков — русский посол в Персии.** Земельное владение, предоставленное царем феодалу наопределенных условиях.

Потом, прибыв в Терки, голштинцы вновь встретилисьс Муцалом Сунчалеевичем, пригласившим их к себе вгости. «Князь Муцал, — рассказывает Олеарий, — принялнас любезно, перед своим дворцом, и провел нас к материсвоей в большой, выстроенный из глины зал, четыре стеныкоторого были полны сводчатых ниш, где частью стояликрасиво убранные и уложенные шелковыми одеяламикровати, частью же лежали разные вытканные и шитыепестрыми шелками и золотом платки... Колонны внутридома были обвешаны многими красивыми саблями, лу-ками и стрелами.

Старая княгиня, высокая осанистая матрона лет 45—50по имени Бикэ [русские документы называют ее Желегоша],сидела на стуле в длинном, черном, подбитом соболямикафтане... По правую сторону ее помещались три еесына, из них два были в простых крестьянских одеждах инакинутых войлочных плащах...

Тем временем... открылась дверь в комнату, в которойможно было видеть много женщин . Впереди всех стоялаее дочь, выдававшаяся замуж за шаха персидского, ба-рышня лет 16-ти, прекрасной белизны и чистоты лица, счерными как смоль волосами, свисавшими сзади крученымилоконами...»

Во внешнем облике мужчин-кабардинцев Олеарий от-метил, что они «большей частью крепкого сложения... у

них длинные, черные... волосы, от лба через темя вплоть дозатылка они дают себе выбривать полоску шириной с дюйм*,помимо того, они у себя вверху, на макушке (как мы виделиу Муцала), дают свисать вниз небольшой, изящносплетенной косе... Язык их общий с другими татарами, ипочти все умеют говорить по-русски».

Голштинец оставил нам и описание крепости Терки. Вдлину она имела около 620 метров, в ширину — до 250. Ееокружали деревянные стены с башнями, на которых былиустановлены пушки, как известно, до сорока. Гарнизонкрепости состоял из 2000 человек под командованиемвоеводы и полковника. В Терском городе находились триканцелярии, каждой из них подчинялись по пятисотстрельцов. Полтысячи человек имел под своим началомкнязь Муцал, его люди в случае необходимости должныбыли действовать вместе с русскими ратниками.

...Десять лет спустя, в начале 1646 года, для похода на

* Дюйм равен 2,54 сантиметра.

крымцев и ногайцев, все еще совершавших постоянныенабеги на Кабарду и южные земли Руси, был сформированполк под командованием воеводы Семена Пожарского, князяМуцала Черкасского и московского дворянина ЖданаКондырева. В отряд Муцала Сунчалеевича входили ратныелюди из Терской крепости, жившие здесь кабардинцы иокочане, конные стрельцы из Астрахани и терские казаки.

В июне донские казаки и воины Муцала попыталисьштурмом взять крепость Азов. Под губительным огнемтурецких пушек, засыпаемые стрелами и пулями из пи-щалей, они несколько раз бросались на приступ крепостныхстен, но вынуждены были снова и снова отходить.

Не взяв Азова, полк отошел на юг и стал громить но-гайские и крымские улусы*. На рассвете 6 июля подойдя креке Ее, отряд Муцала, следовавший первым, столкнулся сдесятитысячным вражеским войском крымского царевичаНиэт-Гирея и вступил с ним в неравный бой — «и учинилон, князь Муцал, с ними бой».

Услышав шум жестокой битвы, на помощь к немубросились донские казаки атамана Осипа Петрова . Вскорев сражение вступили и главные русские силы, возглавляемыеПожарским и Кондыревым. «И бились, государь, мы с ними сутра и до вечера, - писал в донесении в Посольский приказатаман Петров, - и кровопролитие, государь, у нас с ними быловеликое... С кошу* их мы сбили и многих людей побили иязыков у них побрали... И на том, государь, бою князя СеменаРомановича Пожарского ранили из лука, да письменного головуЯкова Хрущова ранили, да и наших, государь, казаков и князьМуцаловых узденей и терских казаков многих переранили, иконей у нас наповал многих же побили».

* Улус — феодальное владение кочевых тюркских народов.

* Кош — кочевой стан.

Крымский царевич потерпел поражение и бежал состатками войск. В руки победителей попала богатая до-быча: вражеские обозы, несколько тысяч коров и овец.Трофеи, по обычаю, распределили среди всех воинов. Вплен было захвачено около семи тысяч крымцев и ногайцев.Завершив с победой поход, отряд Муцала возвратился вродные места на Терек.

* * *

Известным военачальником стал сын Муцала —Каспулат, оставивший заметный след в событиях 60-х -начала 80-х годов XVII столетия, происходивших на Се-верном Кавказе, в Крыму и на Украине.

В Москву впервые он приехал в 1648 году вместе сотцом, который хотел заранее представить его двору каксвоего будущего наследника. В Посольских книгах сохра-нилась запись их приема Алексеем Михайловичем. Утром22 апреля к дому, где остановились Муцал и его сын, спе-циально для них были поданы из царской конюшни осед-ланные кони с чепраками из кизилбашских (персидских)ковров.

В сопровождении трех подьячих и узденей они въехаличерез Фроловские (Спасские) ворота в Кремль и спешилисьу Посольских палат. «А как Муцал Черкасский вошел впалату, и дьяки его приветствовали. И спросил их думныйдьяк Назарий Чистой о здоровье и велел им сесть... А какгосударь велел князю Муцалу и сыну его идти к себе, и сними пристав шел из Посольской палаты мимо [собора]Архангела площадью, да вверх среднею лестницей. Алошади, которые он привел к государю, вели перед ним ккрыльцу и поставили их у мостков .

А государь царь и великий князь Алексей Михайловичвсея Руси в то время сидел в Золотой палате... А как князьМуцал и сын его Каспулат-мурза вошли к государю впалаты, и явил их государю думный дьяк Назарий».

«И били ему челом» отец с сыном со своими подарками— четырьмя жеребцами-аргамаками, тремя иноходцами,двумя кобылами с жеребятами, двумя турецкими пищалями идвумя луками. Так того требовал дипломатический этикет.А в ответ от имени царя дьяк Назарий

Чистой сказал, что за верную службу они оба жалуютсядвумя серебряными позолоченными кубками, атласными,расшитыми золотом шубами на соболях, лисьими шапками,восемьюдесятью соболями и восемьюдесятью рублямиденег. «Жалованье» от казны выдали и всем прибывшим сними в Москву узденям. А в заключение церемонии , поустановившейся традиции , отцу и сыну преподнесли отАлексея Михайловича по два ковша, доверху наполненных«красными и белыми хмельными медами...»

Еще в 1590 году по просьбе Мамстрюка Темрюковичарусские служилые люди поставили у впадения Сунжи вТерек крепость. Она простояла шестнадцать лет, а потомбыла оставлена гарнизоном, переведенным в Терки. Всередине XVII века, в связи с попытками персидского шахаусилить свое влияние на Северном Кавказе и рас-пространить его от Дагестана на другие народы этогокрая, снова встал вопрос о строительстве острога на томже самом месте, очень выгодном по своему стратегиче-скому положению. И в начале 1651-го из Терской кре-пости были отправлены на старое городище двести стрель-цов, возглавляемых стрелецким головой СергеемПротопоповым. К лету на крутом терском берегу вновьподнялся острог.

А уже в октябре персидские отряды, объединившисьс союзными им кумыкскими мурзами во главе с шамхаломТарковским, двинулись по направлению к новомуукреплению, чтобы взять его и уничтожить. Первоначальноони прошли по владениям князя Муцала Сунчалеевича наТереке, «и многих людей побили, и узденей многихпереранили, и конские и животинные всякие стада иверблюдов взяли, и в полон улусных людей, жен и детейпоймали».

Муцал, с сыновьями Каспулатом и Кантемиром, воглаве кабардинского отряда в 500 человек, зависимых отнего татар и присоединившихся нескольких сот терскихказаков укрепленным лагерем стал у стен острога, чтобыдать бой неприятелю и не пропустить его дальше по«османовской» дороге в Кабарду.

25 октября персидско-шамхальское войско, перешедшеев трех местах на западный берег реки Сунжи, пошло

приступом на острог, откуда открыли огонь из пушек и пи-щалей. С гиком и дикими криками, сопровождаемыми дляустрашения грохотом барабанов, звуками дудок и рогов,вражеская пехота и конница бросились к валам и дере-вянным стенам лагеря, где стояли в обороне воины МуцалаСунчалеевича. Целую неделю вместе с небольшим русскимгарнизоном они мужественно отбивали многочисленные атакиперсов и шамхальцев, многие из которых остались лежать наберегах Терека и Сунжи. Среди убитых оказался и роднойбрат шамхала Амархат-мурза.

И только 1 ноября, когда из Терской крепости пришел напомощь крупный отряд стрельцов, персидско-шамхальскоевойско стало в беспорядке отходить. С трудом, потеряв оченьмногих утонувшими, оно переправилось на правый берегСунжи и потянулось назад на восток, преследуемоеконными кабардинцами, казаками и стрельцами.

Вот тогда при обороне Сунженского острога и получилсвое первое боевое крещение Каспулат Муцалович, сражаясьв одном ряду с русскими ратниками против общих недругов.Через десять лет после тех событий, в 1661 году, когда умеротец, он стал князем всех проживавших в районе Терскойкрепости кабардинцев и окочан. «Самого главноготеперешнего князя, резиденция которого в городе Терки ,зовут Казбулат Мусалиевич, - напишет позже в книге«Шесть путешествий в Турцию, Персию, Индию в течениесорока лет...» француз Тавернье. А ведь он никогда не былна Кавказе и сообщал сведения о кабардинцах и черкесах порассказам, собранным в странах Ближнего Востока. Значит,там знали об отважном Каспулате. «В мое времянаходившийся в городе принц, князь Булат, был в союзе сцарским величеством», - укажет голландец Стрейс,встречавшийся с ним в 1668 году в Терках. Упоминал онем в своей книге, вышедшей в 1692 году в Нидерландах,Витсен: «...Булат, князь у черкесов , живущих недалеко отКаспийского моря».

Каспулат прожил жизнь, наполненную походами исражениями. Он много раз ходил вместе с союзнымиМоскве калмыцкими тайшами* на крымцев и не раз — на

* Тайша — калмыцкий феодал.

ногайцев, беспокоивших своими набегами его земли на бе-регах Терека. Не все попадало в документы, и многиефакты его жизни и боевой службы до нас не дошли .

Осенью 1673 года отряд узденей КаспулатаМуцаловича, по его приказу, «промышлял» совместно скалмыками под Азовом, где «многих крымских людей побилии в полон поймали... и отпущено отбитого русского полонамужского и женского пола 50 человек». А в это время самкнязь с тайшой Аюкой находился в походе на ногайскогомурзу Каракасая. Они нанесли ему значительный урон,надолго отбив охоту нападать на терские земли,

В июне 1674-го астраханский воевода прислал в Теркик Каспулату Черкасскому гонца со спешным известием, чтоего вызывает в Москву царь Алексей. Полмесяца спустя воглаве отряда из ста пятидесяти человек он отбыл изАстрахани к русской столице. А через несколько дней наподходе к Царицынской крепости, стоявшей на берегуВолги, его встретили посланцы из Москвы с государевойграмотой. Толмач Алексей Герасимов перевел послание иобъявил, что царь велел ему идти со своими людьми и скалмыками на крымские улусы и на крепость Азов.

Не мешкая, князь отправился к калмыкам, кочевавшимна восточном берегу Волги, и встретился там со своимдавним испытанным товарищем по сражениям. Аюкой,сообщив ему о предстоящем совместном походе. 7000 своихвоинов дал тогда кабардинскому воеводе тайша , снабдивкаждого из них двумя-тремя конями.

Под Царицыном в течение десяти дней полк перепра-вился на западный берег Волги и отсюда двинулся двумяотрядами к Крыму. Один из них в составе двух тысячкалмыков Каспулат направил прямо к Перекопу. Основнуюже часть полка он повел степями к Дону, выслав нарочныхк донским казакам с известием, что по приказу из Москвыидет «для промысла на Азов» и вскоре прибудет к ним.

Атаман Корнило Яковлев выслал навстречу Каспулатуконную сотню, которая встретила его на берегу Маныча исопровождала в дальнейшем пути.

28 августа полк подошел к Черкасскому казачьему го-родку и остановился на левом берегу Дона . А через не-

сколько часов атаман Яковлев уже радушно принималкнязя в своем курене*. Тогда они и обговорили план сов-местного похода на Азов, для участия в котором быловыделено 3000 казаков и стрельцов под командованиемстрелецкого полковника Григория Косагова.

Казаки и стрельцы отправились вниз по Дону насудах, а Каспулат Черкасский пошел с кабардинцами икалмыками к Азову берегом реки. На Семенов день, 1 сен-тября, в двадцати верстах от Азовской крепости ратьвстретилась с турецко-крымскими отрядами и ударила поним. Бой продолжался целый день. Одним из героев егобыл Каспулат Муцалович. «И на том бою азовских жителейи новоприбывших крымских людей побили многих и стадаконские и скотские отогнали, - сообщалось об этом походев Посольский приказ. - И черкасской породы полонянников 6человек отбили, да взяли в полон... неприятельских людеймногих».

Весной 1675 года, примирив в своих владениях неко-торых узденей, пытавшихся перейти на сторону крымскогохана, князь вновь выехал по вызову в Москву. ПодъячийПосольского приказа Лев Паюсов , сопровождавший его отКазани , писал по начальству о том , что 30 мая в шестомчасу дня он отбыл из Владимира и идет «с поспешанием» кМоскве.

Будучи во Владимире, Черкасский обратился к подьячемус необычной, поразившей того просьбой. Еще от своегоотца Муцала он слышал, что в этом городе хранится«железный самострельный лук» со стрелами, принадлежавшийкогда-то русским великим князьям. И вот теперь, находясьздесь, он очень бы хотел увидеть это оружие. Паюсовотправился к местному воеводе, сообщив ему о желаниикабардинского князя, а тот направил подьячего воВладимирский собор, где находились те священныереликвии. Но оказалось, что лук незадолго до этого от-правили по распоряжению царя в Москву, а на местеостались лишь стрелы. Их, как заявил соборный протопоп,Каспулат может посмотреть и даже несколько взять себе. «Ион , князь Каспулат, те стрелы смотря и удивляясь,

* Курень — название жилища у казаков.

взял себе гнездо» (то есть 10 штук), - писал об этом вПосольский приказ подьячий.

6 июня Каспулат прибыл в Москву. Князя принялибоярин и наместник серпуховский Артамон СергеевичМатвеев и думный дьяк Григорий Богданов. От них Кас-пулат и узнал, что в Москву его вызвали для организациинового похода на крымские улусы, намечаемого на сен-тябрь. Как опытный военачальник, прекрасно знавшийусловия, в которых ему предстояло вести боевые действия,и хорошо знакомый с тактикой и возможностями татар, онтогда предложил свои сроки похода: «два времени: 1-евесной, когда вода вскроется, а трава еще не вырастет, и вто время в Крыму великая во всем нужда и над ними[татарами] промысел чинить удобно; 2-е время зимой вдекабре, перед рождеством, когда бывают морозы великие итопкие места, где переходить в тепло нельзя, замерзнут, а вКрыму тогда бывает великая нужда, кони их от стужиочень худы и сопротивляться им будет не на чем».

Боярин Матвеев внимательно выслушал КаспулатаМуцаловича и сказал, что доложит царю о его соображенияхна этот счет, чтобы в будущем «промысел» планироватьименно в один из указанных им сроков. Сейчас же емунеобходимо срочно готовиться к уже намеченному походуна Крым, сформировав полк из русских служилых людей ,кабардинцев и калмыков. На вопрос Каспулата, куда емуидти на этот раз - под Азов или же на крымские земли,Матвеев ответил: «...ему князю Каспулату идти войной накрымские юрты». Тогда же он узнал, что основные силы татарво главе с ханом Мурат-Гиреем находятся наПравобережной Украине и воюют в Подолии с поляками.А это значило, что для похода на Крым сейчас самое удобноевремя. Князь должен был собраться со своими людьми вЦарицыне и оттуда выступить в путь. «А с Царицына доАзова, - говорил Черкасский воеводе Матвееву, - поспетьможно за 11 дней, а в Крым, не занимая азовских мест, за25 дней».

23 августа полк Каспулата двинулся по направлению кКрымскому полуострову. В его составе насчитывалось 750человек: девяносто шесть кабардинцев, астраханскиестрельцы с тремя полковыми пушками, к каждой изкоторых ядер и пороха на сто выстрелов, терские казаки,

астраханские татары и окочане из Терской слободы. Людейна месте сбора оказалось гораздо больше, но Черкасскийотобрал в поход только самых здоровых, да и то лишьтех, у кого имелось в строю два-три коня, чтобы какможно быстрее продвигаться вперед.

Вскоре к нему присоединились нагнавшие его сто кал-мыков во главе с Мазан-батыром. На этот раз тайшаАюка, занятый вспыхнувшей междоусобной борьбой, невыделил обещанных нескольких тысяч всадников.

12 сентября, уже будучи на украинских землях, полкостановился на ночевку в урочище Молочные Воды .Крымские улусы лежали совсем рядом, и Каспулат, чтобыне обнаружить себя раньше времени и напасть на нихвнезапно, вел людей с большими предосторожностями.Но утром стало известно, что ночью из лагеря сбежал ктатарам, уведя с собой трех коней, толмач-кумычанинКурманко.

Опасаясь теперь за успех похода и судьбу своего ма-лочисленного воинства, воевода спешно отправился вЗапорожскую Сечь, находившуюся недалеко от местарасположения полка. Каспулата Муцаловича принял ле-гендарный атаман Иван Серко, наводивший со своимимолодцами страх на Крым и доходивший с ними на быст-роходных казачьих лодках — «чайках» до самого Констан-тинополя. Подпись этого человека стояла под знаменитымпосланием запорожских казаков турецкому султануМагомету IV, потребовавшему, чтобы Сечь сдалась ему.Запорожцы ответили «брату солнца и луны, внуку инаместнику божьему» хлестким письмом, высмеяв и без-жалостно изругав самоуверенного султана: «Ти, султан,шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ исамого Люцифера* секретарь. Який же ти в черта лицарь,коли не можешь ...на ежа сесть. Не будешь ти, сукинусину, синов христианских под собой мати; твоего вийсками не боимся, землею и водою будем битися с тобою...»Дальше все шло в таком же духе, с еще более крепкимивыражениями.

* Люцифер - в христианской мифологии сатана, повелитель ада.

Каспулат обратился к Серко с призывом поддержатьего в походе на Крым. Атаман ответил князю, что с пре-великой радостью выделит ему в помощь десять казачьихсотен. Он не мог отказать себе в удовольствии дать своиммолодцам возможность «промышлять» в Крыму и снова,уже в который раз, погромить своих давних и извечныхврагов - крымцев, союзников «шайтана турецкого»Магомета IV.

В ночь на 23 сентября полк Черкасского с тысячьюзапорожцев начал переход через гнилое Сивашское море, ина рассвете они вступили на крымскую землю. ДонесениеКаспулата Муцаловича в Посольский приказ раскрываеттеперь перед нами события тех дней:

«...И крымские люди, проведав про наш... приход, по-ставили в Крыму на двух заставах ратных людей... Мы,слуги твои, с ратными [нашими] людьми те две заставысбили, и татар побили, и бунчук и шатры взяли. Икрымские улусы воевали, жгли и секли и в полон брали. Иповоевав в крымских улусах, пошли назад со всемитвоими, великого государя, ратными людьми.

И как пришли к Перекопу... 3 султана крымских скрымскими ратными людьми пришли на нас... и мы бойим дали и побили. Да на том же бою взяли Батыр-мурзуда татарина раненого, и татарин от ран на дороге умер.Да на том же бою мой, Каспулатов, уздень Сетей убит...»

27 сентября люди Муцаловича и казаки вернулись вЗапорожскую Сечь, где победителям, возвратившимсяпосле лихого набега с богатой добычей, была устроенарадостная встреча, сопровождавшаяся стрельбой из пушек игрохотом литавр. А князя Черкасского приветствовал ипригласил к себе в курень сам кошевой атаман ИванСерко: приглянулся ему храбрый и удалой кабардинскийвоевода.

Через два дня Каспулат ушел с полком по направлениюк Царицыну, уводя татарского феодала Батыр-мурзу сдругими крымскими пленниками, с тем чтобы потомполучить за них выкуп или обменять на томившихся вКрыму соотечественников.

С известием об успешном завершении похода и с до-рогими трофеями в Москву отбыли отправленные княземгонцы — его аталык Сибок Эльмурзин, стрелецкий сотникГригорий Званьский и атаман терских казаков Федор Ки-риллов. Вернувшись потом в Терки, они привезлиКаспулату Муцаловичу из столицы за доблесть «в крымскойслужбе» шапку бархатную с золоченым верхом, кафтанбархатный па соболях с золотыми, унизанными жемчугомнашивками.

Летом 1676 года нашествием турецко-крымских войскна Левобережную Украину началась война между Россиейи Турцией , самая первая в истории этих стран . В этовремя Черкасский и получил новый приказ: выступить сзаново собранным отрядом к Киеву для обороны города иоказания помощи Запорожскому Войску. Возглавляемый им ивоеводой Кузьмой Козловым четырехтысячный полк,сформированный из русских стрельцов, кабардинцев,калмыков, ногайцев, астраханских и терских татар, сражалсяс турецкими янычарами и крымской конницей подКиевом, у Запорожья, Чигирина и Чугуева.В то время Каспулат выступил и как дипломат. Осенью1678 года, после неудач под Чигирином, безуспешныхпопыток привлечь к войне с Турцией Австрию и Польшу,оставшись в одиночестве, русское правительство сталоизыскивать пути для начала мирных переговоров с султаномчерез Крым. Учитывая известность и авторитет КаспулатаМуцаловича на Северном Кавказе и, судя по всему, еголичное знакомство с крымским ханом, в Москве решаютдействовать через него. В конце ноября в Терки приехалподьячий Разрядного приказа Михаил Томилов, которыйпередал Черкасскому от начальника Разрядного приказабоярина Михаила Долгорукого «указ», чтобы онвыделил «для государева дела» трех верных узденей инаправил в Бахчисарай со своим «челобитьем» к хану «дляпромышления о мире». Но все должно выглядеть поканеофициально, так, будто это исходит от него самого иявляется его личной инициативой - выступить по-средником между Москвой , с одной стороны , Крымом иКонстантинополем — с другой. От того, какой окажетсяреакция на «предложение» князя, зависели дальнейшиепути к мирным переговорам.

Дело это было весьма сложным и ответственным.Каспулат отобрал из своего окружения трех человек воглаве с Илимом, дав им необходимые наставления — ведьони ехали во враждебный Крым с важной дипломати-ческой миссией. В послании, переданном с ними хану Мурат-Гирею, Каспулат писал о необходимости «смириться» и жить«в дружбе и братстве».

Вскоре, когда Черкасский находился в окрестностяхТерской крепости, на него было совершено покушение.Злоумышленника, ранившего его кинжалом, тут жесхватили. Им оказался «горский Мурзабек Куденетов»,действовавший по наущению Хота-мурзы Тлеспердеева,активного участника похода на Крым в составе полкаМуцаловича в семьдесят пятом году. Что же послужилопричиной — личная ссора или же действия по заданиюврагов, замышлявших убийство князя, — пытались вы-яснить в Терской приказной избе, где велось следствие поэтому делу. Худшие предположения тогда не подтвердились -- умысла недругов не нашли. Произошла обычная ссора.Видимо, в чем-то чувствовал свою вину и Каспулат, так как,когда Хота-мурза запросил «мировую», он согласилсяпомириться с ним, тем более, что им не раз приходилосьвместе ходить на крымцев и прикрывать друг друга вбоях. На следующий год Тлеспердеев вошел с двадцатьюсвоими узденями в состав нового полка Черкасского. Но ктознает, не вспыхнула ли в будущем ссора снова и так ли ужбыл искренен Хота-мурза, когда в Терской приказнойизбе «бил челом» князю о примирении?...А война на Украине продолжалась. Русская армия вместес украинскими отрядами и Войском Запорожским велатяжелую и упорную борьбу с турками и крымцами. Вмарте 1679 года гетман Украины Иван Самойлович

посылает в Москву войскового старшину Ивана Мазепу,чтобы договориться о новых боевых действиях.

Мазепа, хорошо знавший Каспулата по совместномуучастию в боях, высоко ценивший его храбрость и способ-ности военачальника, просит вновь направить полк Чер-касского для защиты украинских земель. Так выясняетсяеще один любопытный штрих из биографии КаспулатаМуцаловича: оказывается, он был близко знаком с темсамым печально знаменитым своим предательством Мазе-пой. Менее чем через десять лет тот станет гетманомУкраины, а в 1708-м, во время нашествия шведов на Рос-сию, перейдет на их сторону. После разгрома вражескоговойска под Полтавой он сумеет уйти вместе с королемКарлом XII и горсткой своих людей в Турцию, где вскореумрет.

Летом того же 1679 года князь - уже на украинскихземлях в районе Харькова, где под его командование по-ступили стрелецкий генерал Григорий Косагов, князьЯков Барятинский и харьковский полковник. А 5 августав степях за Чугуевом, на берегах реки Береклейки объ-единенная рать, возглавляемая Каспулатом Муцаловичем,разбила многотысячный отряд крымских татар и многихиз них захватила в плен.

Месяц спустя, с приостановлением боевых действий,последовал указ о роспуске его войска и возвращении народину в Терский город. Уходили в родные места и кал-мыцкие союзники.

В Терках Черкасский получил ответное посланиекрымского хана - «от царя, ханова величества Мурат-Гиреяпочтенному князю Каспулату благополучное позд-

равление». Мурат-Гирей, которому война обошлась вомного тысяч жизней его подданных, что ослабило Крымскоеханство, соглашался на переговоры, но с условием,продиктованным ему султаном Турции, чтобы «московскийкороль от казаков и от Киева руку отнял и нам... султановувеличеству, отдал».

Ярый враг Каспулата - крымский хан, которому он напротяжении многих лет доставил массу неприятностей инанес большой урон, считается с умом и большим авто-ритетом этого человека, воина, а теперь и дипломата,взявшего на себя трудную роль посредника между вою-ющими странами. Подтверждением этого служат слова изпослания Мурат-Гирея: «...Ты ж, князь Каспулат, знай:если меж двух государств какой-то человек хочет говорить ипомирить их и такое дело на себя взять, то не малыйчеловек, а в том деле великий человек... И ты за то, чтотого государства великий человек эти речи наши на себявзял и если меж обоими государствами мир учинится, и тоот тебя познается».

В ноябре гетман Самойлович вновь обратился черезсвоих посланников к русскому правительству с просьбойприслать на Украину отряд Каспулата для охраны важныхпереправ через Днепр у Киева и Переяславля. Так высокооценивали украинцы помощь, оказываемую им в борьбе засвободу полком под командованием Каспулата Муцаловича.И уже в марте 1680 года из Москвы в Терки вновь везутграмоту с приказом собрать людей и выступить с ними наберега Днепра.

Но поход князя в тот год не состоялся. В апреле пришлановая грамота из Посольского приказа с указанием оставатьсяему в Терском городе для его обороны, на случай прихода«неприятельских людей», потому что в то время почтивесь гарнизон крепости отправили на войну.

Неся службу на Тереке, вдали от боевых действий,проводившихся на Украине, Черкасский снова выступил вроли дипломата. 25 августа он встретился в урочищеСаскул, недалеко от Терской крепости, с крымским по-сланником Батырша-мурзой, направленным к нему ханомМурат-Гиреем. Как сообщал он вскоре в Посольскийприказ, татарин сказал ему на переговорах: турецкийсултан писал хану в Бахчисарай, чтобы он послал его из

Крыма в Терки для переговоров с доверенным лицомрусского правительства Каспулатом и через него бы передалв Москву, «чтобы великий государь изволил с турскимсултаном и с крымским ханом быть в мире и дружбе».

В мае 1681 года русское посольство в Бахчисарае послетрудных переговоров подписало утвержденный султаноммирный договор с Крымом на двадцать лет. Левобереж-ную Украину и Киев, за которые и велась эта пятилетняявойна, Турция признавала перешедшими к Русскому го-сударству. И в том, что переговоры состоялись и таким,образом завершились, немалая заслуга принадлежалаКаспулату Муцаловичу.

Последнее упоминание об этом человеке в русских ис-точниках встречается в грамоте царя Федора, посланнойКаспулату в январе 1681 года, в то время, когда еще шлавойна. Ему вновь предписывалось отправиться по веснес полком из кабардинских и калмыцких всадников, тер-ских и астраханских ратных людей к Царицыну, где егоуже ждал с войском воевода Лука Пущин. Той веснойкнязь в последний раз пришел на Волгу и в последнийраз встречался со своим старым другом калмыцкимтайшой Аюкой. Но полкам выступить не пришлось - вБахчисарае было заключено перемирие.

Летом Каспулат Муцалович вернулся в Терский город, издесь, всего через несколько месяцев, глубокой осеньютого же года жизнь его оборвалась. Как это случилось -умер ли он своей смертью или был убит врагами, - не-известно. В документах сведений об этом нет.

Историк В. А. Потто в своей книге «Два века тер-ского казачества», вышедшей в 1912 году, писал, что исын Каспулата Адиль-Гирей проявил себя храбрым вои-ном. Он не раз совместно с русскими стрельцами и каза-ками участвовал в боевых действиях. Так было и в1701 году, когда на гребенскую станицу Щедринскую напалкумыкский князь Муртазали с «разбойной шайкойраскольников и изменников Костьки Иванова». В те дниАдиль-Гирей Каспулатович находился вместе с казаками.Он организовал оборону и , зная о нападении заранее,

послал за подмогой. Подоспевшие на помощь казаки недали врагу захватить «Щедринский городок».

Адиль-Гирей в ту пору стал активным сторонникомПетра I на Тереке.

* * *

Два младших брата Муцала — родные дяди КаспулатаЖелегот и Сунчалей в разное время выехали из Терскойкрепости в Россию, оставшись там жить.

Желегот — Федор имел звание стольника. Умер он в1631 году «молод, бездетен», как значится в «Родословной».

Довольно интересной оказалась жизнь Сунчалея. Покрещении , принятом в 1642-м , названный Григорием,он получил чин стольника и несколько лет служил придворе.

Через три года Григорий Сунчалеевич женился накняжне Прасковье Одоевской. Идея сватовства исходила отее деда боярина Федора Ивановича Шереметева, мужа ктому времени давно уже покойной Ирины БорисовныЧеркасской, родной сестры известного князя Ивана . Такимобразом, вновь соприкоснулись в браке две ветвиТемрюковичей , идущие от Камбулата и Желегота . Незнал и не ведал Григорий, что доводится четвероюроднымдядей своей юной жены.

В «Дворцовых разрядах» есть сведения о его участии впоходах царя против поляков и шведов . Год он пробыл вАстрахани «воеводой у горских черкас и астраханскихтатар».

В начале 1657-го князь Черкасский был произведен вбояре и вскоре направлен в Астрахань первым воеводой. Наэтом посту Григорий Сунчалеевич показал себя энергичным,умелым человеком, защищая здесь интересы России, служапосредником правительства в связях с кабардинцами,калмыками и другими народами, обитавшими на СеверномКавказе и в Поволжье. Благодаря его стараниям дали«шертную запись» - клятву на верность союзу с Москвойкалмыцкие тайши и среди них уже хорошо нам известныйАюка - друг Каспулата. За эту деятельность воевода былнагражден «золотым», знак отличия привез ему от именицаря князь Хованский.

При Григории Сунчалеевиче из Москвы в Астраханьприсылали на обучение к кабардинским оружейникам,слава о которых была широко известна, «служилых ли-товских ребят»: «для учения дела булатных и сабельныхполос и для учения панцырному делу». А в столицу позапросу Оружейной палаты была отправлена группа«черкас панцырного дела самых добрых мастеров, да бу-латного дела сварщиков». Войны с Польшей, Швецией,Крымом требовали много оружия и доспехов.

Несколько лет Черкасский находился на воеводстве вЦарицыне, посылая отсюда ратников с их горскими и кал-мыцкими союзниками в крымские земли. В конце шести-десятых годов он вернулся в Москву, но сведений о егодальнейшей службе не имеется. До нас дошло интересноесвидетельство о нем, данное его современником: «КнязьГригорий Сунчалеевич был истый горец, искавший случаяпоказать телесную силу, лихой наездник, умевший укро-щать самых диких коней, страстный любитель лошадей,которыми были наполнены его конюшни, более сострада-тельный к животным, чем к людям». Что ж, этот человекбыл вполне в духе своего времени: суровый феодал, но,когда надо, и благожелательный, о чем еще будет ска-зано, любитель рискованных забав и развлечений, а вместесо всем этим умный и деятельный воевода.

Удивительно складываются человеческие судьбы: не-которым родичам Григория довелось служить при Петре I,он же увидел его еще в люльке, только что появившимсяна свет. 22 января 1671 года Черкасский присутствовал насвадьбе - царь Алексей женился вторым браком наНаталье Нарышкиной. На торжестве князь исполнял однуиз почетных ролей. 30 мая следующего года Наталья Ки-рилловна родила сына, в честь которого до самой ночиразносился радостный звон всех московских колоколов.Через четыре дня состоялись крестины, младенца назвалиПетром - Петром I. На это знаменательное торжество былприглашен и Григорий Сунчалеевич. «Был за столом Угосударя по случаю крещения царевича Петра Алек-сеевича», — говорит источник.

Прошло всего четыре месяца, и 14 октября Черкасский былубит у себя в имении по одной версии своим же узденем, подругой — «неизвестно кем». Никаких подробностей обобстоятельствах его гибели в документах нет.

У Григория Сунчалеевича осталось двое детей - сын Данил идочь Елена, родившаяся незадолго до его смерти.

* * *

Елена выйдет замуж, проживет много лет, родит шестерыхдетей. Но главное не в этом — праправнучатая племянницаТемрюка станет у начала рода, из которого через столетиевыйдет человек, занявший достойное место в историинашей страны. И снова, уже в который раз, удивляешьсятому, как переплетаются судьбы человеческие и жизни, какувлекательно узнавать об этом, идя по тропам истории.Елена Григорьевна Черкасская стала женой князя ЮрияЮрьевича Трубецкого, известного своими заслугами приПетре I. Их дочь Мария выйдет замуж за АлексеяМихайловича Черкасского, вторая, Прасковья, — за ПетраСеменовича Салтыкова, прославившего себя на поляхсражений, ставшего генерал-фельдмаршалом*, выдающимсярусским полководцем.И вот что интересно, оказывается, княжна ПрасковьяТрубецкая-Салтыкова писала стихи. В русском лите-ратуроведении первой четверти XVIII века говорится оней, как об авторе «нескольких лучших любовных песентого времени». Ее стихи «Ох, свет мой горький» и «Како нелишатися веселия мне ныне» стали очень популярнымипеснями, их пели в течение всего восемнадцатого столетия.Прасковья Трубецкая хорошо знала писателя АнтиохаКантемира, близко стояла к этой семье, так как еедвоюродная сестра была замужем за его отцом.Один из четверых сыновей Елены Григорьевны — Никита,друг Антиоха Кантемира и не менее известного писателяМихаила Хераскова, при Елизавете Петровне получилзвание генерал-фельдмаршала.Внук Черкасской — Сергей Никитич, участник многих войн,дослужился до генерал-поручика, а сын его Петр,

* Звание генерал-фельдмаршала введено в 1699 г. Петром I. Всегов России было 64 генерал-фельдмаршала.

имел чин действительного тайного советника, служил навысоких государственных постах.29 августа 1790 года у Дарьи Александровны и ПетраСергеевича Трубецких родился сын Сергей — праправнукЕлены Григорьевны Черкасской.Князь Сергей Трубецкой, герой войны 1812 года, участникзаграничного похода, награжденный за доблесть многимиорденами, полковник лейб-гвардии Преображенского полкастал одним из создателей и руководителей тайныхобществ, из которых вышли декабристы.После подавления восстания 14 декабря 1825 года,следствия и суда, направляемого Николаем I, «заговор-щиков» разделили на 11 разрядов в зависимости от сте-пени их вины. Сергей Петрович проходил по первому -вчисле 31 человека он был приговорен к смертной казни«через отсечение головы». Утверждая приговор, «сми-лостивившийся» царь пятерым декабристам, поставленным«вне разрядов», четвертование заменил повешением, аосужденных на обезглавливание «указал» сослать на вечнуюкаторгу в Сибирь. В день произнесения приговораТрубецкого вместе с товарищами вывели на эшафот. Сорвавс него мундир с наградами и бросив тут же в костер, надего головой переломили шпагу. Символическая казньсвершилась.«Государственного преступника» - «каторжного князя» вчисле первых в конце июля 1826 года отправили закованногов кандалы на сибирские рудники. Он пробыл в Сибиритридцать лет, вначале на каторге, потом на поселении. «...Яубежден, что если бы я не испытал жестокой превратностисудьбы и шел бы без препятствий блестящим путем, мнепредстоявшим, - писал Трубецкой в «Записках»,написанных после возвращения из ссылки и изданныхпосле его смерти, — то со временем... утратил бы истинноесвое достоинство человека. Ныне же я благословляюдесницу... проведшую меня по терновому пути... ипоказавшую мне, в чем заключается истинное достоинствочеловека и цель человеческой жизни...»Сразу же после отправки декабристов на каторгу жена СергеяПетровича Екатерина Ивановна, урожденная графиняЛаваль, отказавшись от всего, самой первой из женщинустремилась к мужу, считая, что ее место рядом с ним.Это о ней так взволнованно и проникновенно рассказал впоэме «Русские женщины» Некрасов.В Сибири у Трубецких родилось четверо детей - сын, умершийв детском возрасте, и трое дочерей.

Осенью 1857 года Сергей Трубецкой вернулся из Сибири,поселился в Киеве. Три года спустя он скончался вМоскве.

* * *

В 1670—1671 годах Поволжье охватило народное восстаниепод предводительством донского казака Степана Разина. Иинтересно, что с этими событиями оказались связанныминекоторые из Черкасских. Они не были, конечно, на стороневосставших, потому что являлись представителями другогомира, против которого и выступали разинцы, но тем не менеев документах, отражающих это большое в истории Россиисобытие, фигурируют их имена.

Один из них, юный Андрей Черкасский, оказался за-хваченным Разиным в Астрахани и выдавался им за«царевича Алексея», умершего в январе 1670 года.Восставшие тогда еще верили в «доброго царя», обманы-ваемого «плохими - худыми изменниками» боярами. Вотпочему в волжской флотилии разинцев на одном из стругов,обитом красным бархатом, и содержался человек,выдаваемый за спасенного от «изменников бояр» царевича.В то же время на другом, черном, судне якобы находился кэтому времени уже опальный патриарх Никон— «батюшка»,содержавшийся в те годы в одном из дальних северныхмонастырей.Неизвестно, сколь долго пришлось молодому кабардинцуиграть роль «царевича», но то, что он делал это насильно,спасло потом ему жизнь, когда жесточайшим образомказнились все, кто оказался причастным к восстанию.Андрей тоже находился под следствием, но после«распросных речей» его освободили.Кто же был этот Черкасский? Судя по «Российскойродословной книге», в то время существовало два Андрея,по возрасту подходивших к выдаваемому за «царевичаАлексея». Один из них—сын видного воеводы МихаилаАлегуковича, племянника Григория Сунчалеевича. О немизвестно, что с 1676 года он «ходил» в стольниках Петра Iи умер в 1701-м.Второй «претендент» на место «царевича» - князь АндрейКамбулатович Черкасский, который тогда тоже имелстольничий чин, но служил у царя Ивана Алексеевича,родного брата Петра (совместно они правили до 1696года). К сожалению, родство его проследить не удалось.

Кто же из двух названных Андреев находился у восставшихза «царевича», установить сейчас, видимо, невозможно.В правление Алексея Михайловича в России был созданПриказ тайных дел, ведавший раскрытием преступленийпротив «государева имени, крамолы и изменных дел». Этозловещее учреждение - тайная царская полиция - сталоместом пыток и казней всех, кого подозревали даже в

малейшем неуважении к монаршей особе и к его имени. Втайном приказе допрашивали, истязали и Степана Разина.Сам царь составил в те дни для своих дьяков списоквопросов, на которые крестьянский вождь должен былответить. Их десять, но два из них касались уже знакомыхнам лиц - Григория Сунчалеевича и его племянникаКаспулата Муцаловича.

Четвертым в списке стоял такой вопрос: «Для чегоЧеркасского вичил? По какой от него к себе милости?»Царь знал, что, выступая перед казачьим кругом, Разин,называя всех бояр, воевод и дьяков изменниками и злодеями,лишь о двух из них — князьях Григории Сунчалеевиче иИване Воротынском - говорил с уважением и называл их «свичем», по имени-отчеству, «как-де они [донские казаки]бывают в Москве в станицах, и их-де они кормят и поят».

Григорий, выросший по соседству с терскими казаками,а потом и будучи воеводой в Астрахани и Царицыне, кудачасто приезжали молодцы с Терека и Дона, всегдаподдерживал с ними хорошие отношения, находил общийязык, продавал им оружие и даже принимал их в своемдоме в Москве. Но то, что Разин вспоминал о нем одоб-рительно именно в дни восстания, насторожило царя,заподозрившего Черкасского в том, что он мог помогать«законоотступникам — воровским людям».

Бывшим астраханским воеводой заинтересовались вТайном приказе, и все это могло для него плохо кончиться.Несколько раз вызывал его «для распросу» сам начальникдьяк Дементий Башмаков, пользовавшийся неограниченнымиправами. Григорий Сунчалеевич тогда оправдался, да иРазин ничего компрометирующего о нем на допросах несказал.

Девятый вопрос царя звучал так: «О Каспулате, гдеон?» Оказывается, Степан Тимофеевич Разин и КаспулатМуцалович довольно хорошо знали друг друга . Еще в1661 году они вместе ездили к калмыкам и договаривались сих тайшами о походе на крымские владения. Встречаться имдоводилось и позже. В 1668 году Разин встал во главевосставших донских казаков и направился с ними настругах в Каспийское море, чтобы «попромышлять» на егокавказском берегу и в Персии. Пройдя Астрахань, казацкаявольница подплыла к устью Терека, недалеко от которогостояла Терская крепость, и отсюда их атаман направилЧеркасскому «прелестную грамоту» с просьбой помочь емупродовольствием, вином, свинцом и порохом.

Помог ли Разину тогда его бывший соратник,неизвестно. Но вместе им было уже не по пути , да это ипонятно -слишком разными дорогами шли они по жизни иразными были их судьбы.А когда крестьянское восстание было подавлено мятежный

вождь его уже находился в застенках Приказа тайных дел,выяснилось, что Каспулат Муцалович куда-то исчез, инекоторое время о его судьбе в Москве ничего не знали.Задавая вопрос «Где он?», царь надеялся, что Разин могчто-либо знать о нем.Но вскоре князь объявился. Возможно, какое-то время он

находился в Кабарде, не известив о своем отъезде воеводуТерской крепости, или же, что скорее всего, ходил походом нанеприятелей. Тогда, не зная, куда он делся, встревоженныйглава Терки и сообщил в Москву об исчезновенииЧеркасского, подозревая, что его могли убить разинцы,даже не предполагавшие о давнем знакомстве их атаманаи Каспулата.

* * *

Оставил по себе память в русской истории родной племянникГригория Сунчалеевича и двоюродный брат Каспулатабоярин Михаил Алегукович, приехавший с Терека наслужбу в Москву. Женой его была внучка князя ДмитрияПожарского. В декабре 1674 года он был назначен новгородскимвоеводой, а через пять лет, во время войны с Турцией иКрымом за Украину, шел во главе большого полка вКиев, чтобы совместно с Михаилом Долгоруким укрепитьего и обезопасить от нападения врага. Летом того жесемьдесят девятого года Михаил Алегукович разбил турецко-крымское войско на подступах к этому древнерусскомугороду и отбросил с большими потерями. Некоторое время он находился па посту казанского воеводы. На протяжении веков государственные и военныедолжности в России занимали бояре и князья не по своимделовым качествам, уму и заслугам, а по родовитости. Ичасто на высоких постах оказывались люди, неспособныевести дело, за которое брались. А отступление от этогоправила приводило к жестоким ссорам и кровавой враждемежду именитыми царедворцами, кичившимися заслугамисвоих предков, но зачастую не имевшими никакихсобственных. Только Иван Грозный позволял себе пре-небрегать правилами местничества, но все последующиецари строго их придерживались. Это наносило большойвред и урон государству, так как в результате оказывалось,что умные и даровитые люди, не блиставшие своимсверхаристократическим происхождением, не могли за-нимать должностей, соответствующих их способностям изнаниям. Местническая лестница раз и навсегдаопределяла порядок — кто за кем следует по «роду» и на

какой должности должен быть.В январе 1682 года местничество, наконец, было уп-

разднено. И Михаил Алегукович находился среди техреально мыслящих и дальновидных военных и государст-венных деятелей России, кто выступал за его отмену. Такбыло навсегда уничтожено, по словам современника,«братоненавистное и любовь отгоняющее местничество».

В период борьбы Петра I со своей сестрой Софьей запрестол Михаил Черкасский, верный сторонник молодогоцаря, стал одним из тех, кто превратил «потешные» ба-тальоны, созданные для игр в войны, в регулярные полкисовременного строя. Именно эти полки - Семеновский иПреображенский, ставшие первыми частями новой русскойармии, помогли Петру утвердить власть. С тех пор, и доконца своей жизни князь Михаил стоял очень близко кнему.

России крайне необходимо было выйти на просторыЧерного моря, чтобы обезопасить государство с юга и ус-пешно противостоять Османской империи в Крыму. Но дляэтого нужен был флот. Собирая силы для второго азовскогопохода, Петр приказал строить корабли не только за счетказны; согласно его указу, изданному в 1696 году, 52судна предписывалось построить на свои средства боярам,дворянам, духовенству и посадским людям. Как видно изкниги «Письма и бумаги императора Петра Великого»,среди всех кораблей царь отметил «...З корабляИзбрантовы, Прозоровского и Черкасского, что наилучшееот всех кумпанских кораблей».В начале марта 1697 года в Европу отправилось возглавляемоецарем «великое посольство», одной из главных целей которогобыло укрепление связей с союзниками против турок. В егосостав вошло до 250 человек, и вот что интересно - Петрвзял тогда с собой и представителей некоторых народов,населявших Россию, чтобы показать иноземцам, насколькоогромна его страна и кто в ней. проживает. «Инородцы»,одетые в свои национальные костюмы, выглядели в глазахевропейцев очень экзотично. Оказывается, что тогда спосольством отправились за границу и несколько черкесов -кабардинцев; их, по всей вероятности, подобрал МихаилАлегукович из своего

окружения. Поразительно то, чем они занимались при по-сещении царем столиц других стран: не стрельбой илиборьбой, не джигитовкой или сабельной дуэлью, а... тан-цами. «Черкесы много забавляются танцами и умеюточень красиво танцевать,— писал в книге Николай Витсен, вто время бургомистр столицы Нидерландов Амстердама, -в тысяча шестьсот девяносто восьмом году, когда я былприглашен в Амстердаме к столу его величеством ПетромАлексеевичем и удостоился царской чести по случаюбольшой победы, одержанной войсками его величества надтурками и татарами около устья Дона, тогда я видел, кактанцевали двое из этих людей [черкесы] почти полтора часа.Невозможно описать прыжки и быстрые изгибы тела,которые они делали; они исполняли танцем исполнениесмертной казни, отрубанье головы, рук и ног, что на деледолжно было само по себе иметь отвратительный вид; однакокрасивые прыжки, выгибанья и тысяча быстрых движенийтела под звуки инструмента придавали танцу ипредставлению приятность...»

После подавления стрелецкого мятежа летом 1698 года,ставившего целью свержение Петра I, все еще находившегосяс посольством в Европе, приостановление начатых им встране реформ и возведение на царствование Софьи,Черкасский стал одним из главных помощников царя врасследовании «дела о стрелецком бунте».

Насколько высоко ценил и уважал Петр своего близкогосподвижника, говорит и такой любопытный факт. Посвидетельству историка С. М. Соловьева, приводимом им в«Истории России с древнейших времен», когда царьвернулся из-за границы в Москву и вскоре велел боярам идворянам сбривать бороды, чтобы они своим обличьемпоходили на европейцев, то оставил их лишь у двух че-ловек — у самых почитаемых «стариков Тихона Ни-китича Стрешнева и князя Михаила Алегуковича Чер-касского».

В документах того времени сохранилась перепискаПетра с Черкасским. Михаил Алегукович неоднократнопосылал ему поздравления с одержанными над шведамипобедами, к примеру, в связи со взятием Дерпта: «...КнязьМихаило Черкасский... о сей настоящей победе вас... позд-равляю и желаю, дабы и впредь та же всесильная десни-

ца божия вашему величеству над сим и над прочиминеприятелями победу и благосчастливое одоление даро-вала...». Писал ему не раз и Петр.

Уезжая по делам из Москвы, царь неоднократно оставлялего своим доверенным лицом. «Воеводе быть князю МихаилуАлегуковичу, а товарищей прибрать ему по воле своей,кого и сколько захочет... правительствующим людям бытьвсем для совету с ним», - говорится в его распоряжении от 25апреля 1707 года, когда ожидалось нападение войск КарлаXII на столицу.

В последние годы жизни, находясь при дворе, окру-женный особым вниманием Петра I, Черкасский в делахуже не участвовал. «Он отличался степенностью, приличнойего пожилым летам, - находим мы в «Дневнике»современника Георга Корба,— ...и своей честностью...заслужил всеобщую любовь».

По одним сведениям Михаил Алегукович умер в1712 году, по другим — в 1721-м. В «Российской родо-словной книге» Петра Долгорукого указана последняядата, взятая им из книги «...О Новоспасском монастыре»,где дано описание надгробных плит захороненных здесьлиц, среди которых много Черкасских.

Об этом монастыре рассказывалось и в книге НиколаяПисарева «Утро в Новоспасском», вышедшей в Москве в1841 году. В ней дата кончины Михаила указана тожеболее поздняя: «Провидение вознаградило Черкасского...он дожил до славы великого сына Наталии, встречалПетра, шествовавшего с полей Полтавских, и умер, слушаязалпы Нейштадского мира!»*

В исторических источниках сохранились сведения и оматери Михаила - Тауке Салтанбековне, жене АлегукиСунчалеевича, жившей в Терской крепости. Эта умнаяженщина пользовалась известностью и уважением нетолько у себя на родине, о ней знали в Москве — отсюдане раз к ней обращались с поручениями. Как видно, иее просьбы здесь исполнялись. Об этом можно судить нописьму, отправленному «на Москву» в конце 1689 года.«От княгини Тауки Салтанбековны сыну моему князю

* Ништадтский мир заключен в 1721 г. после долгой войнымежду Россией и Швецией.

Михаилу Алегуковичу благословение. Буди, свет мой,здрав на многие лета со всем своим благодатным и пра-ведным домом, - писала она. - А про меня захочешь ведать,и я в Терке, декабря в 15 день дал бог жива...» Сообщая осебе, княгиня просила сына походатайствовать «передгосударем» о переводе на новое место терского дьякаКиприана Уланова, обратившегося к ней за содействием.

В следующем году Таука оказала помощь московскомудворянину Басову, посланному с правительственной гра-мотой к казакам-раскольникам, ушедшим на земли шам-хала Тарковского и оттуда совершавшим разбойничьи на-падения на терцев. Узнав о приезде посланника, беглыеказаки сообщили, что убьют его, если он попытается про-никнуть к ним. И угроза эта не была просто словами дляострастки: за несколько месяцев до этого они зарубилинасмерть стрелецкого голову, приехавшего к ним с посланиемиз Москвы.

Таука Салтанбековна с помощью своих людей - ка-бардинцев из Терской крепости помогла Басову встретитьсяс раскольниками и поговорить с их атаманом. Зная, чтопосланник находится под ее покровительством, а ссориться свлиятельной и сильной княгиней никто не хотел, казаки нетронули Басова, но и на его уговоры вернуться на Донответили категорическим отказом.

Своей разбойной жизни донцы не оставили и по-прежнемуто и дело нападали с отрядами шамхала на русские икабардинские поселения у Терека. Однажды верные людидонесли княгине Тауке, что те большим скопищем готовятсянапасть на Терский город. Она немедля сообщила об этом вАстрахань, откуда срочно прибыл стрельцов голова ДенисСербин. 21 сентября 1692 года он уже известил астраханскоговоеводу, что «воровские казаки-раскольники сообща»разгромлены отрядом, собранным им на месте из кабардинцев— людей княгини Тауки и привлеченных ею окочан.

* * *

Сложной оказалась жизнь внука Михаила Алегуковича- Александра Андреевича. Судьба его с взлетами и резкимипадениями была очень характерна для эпохи

дворцовых переворотов, происходивших в России в пер-вой половине XVIII столетия.

Начал он службу в петровской армии с юных лет и в1718 году, двадцати лет от роду, получил чин гвардии ка-питана, что приравнивалось к званию армейского полков-ника. Позже Черкасский был переведен на службу во дво-рец в звании камергера. С приходом к власти АнныИоанновны его произвели в действительные статские совет-ники*.

Молодой, привлекательной наружности и неглупый,прекрасно ориентировавшийся в дворцовой обстановке,Александр довольно быстро стал продвигаться и награжданской службе, обратив на себя внимание самой им-ператрицы. Окружавшие его люди уже предсказывали емубольшое будущее. Но вскоре в его жизни все вдруг не-ожиданно изменилось.

В правление Анны Иоанновны всеми делами придворе вершил ее фаворит - курляндский немец, грубый иневежественный человек. Он увидел в князе АлександреЧеркасском деятеля, способного со временем отодвинутьего самого. И чтобы избавиться от возможного соперника,временщик в январе 1732 года удаляет его в почетнуюссылку — губернатором Смоленска.

Вскоре по приезде на новое место князь, увлекшисьшестнадцатилетней красавицей-полькой Анной Корсак,дочерью родовитого смоленского шляхтича, женится наней.Пост, на котором оказался теперь Черкасский, имелбольшое значение, так как город находился вблизи границыс Речью Посполитой, а с ней у России то и дело возникалиосложнения. Став смоленским губернатором, АлександрАндреевич не раз встречался с польскими дипломатами идоверенными лицами короля Августа II, участвовал всоставе русских делегаций с ними в переговорах. Онхорошо разбирался в делах Речи Посполитой . 1 февраля1733 года Август II умер, и началась борьба за «польскоенаследство». На престол Польши претендовали два человека— одного из них поддерживали Рос-

* Этот высокий гражданский чин относился к IV классу иприравнивался к званию генерал-майора.

сия и Австрия, другого - Франция. Когда верх сталаодерживать противная сторона, российское правительствопослало в Речь Посполиту войска, и королем был про-возглашен Август Саксонский. Но борьба за «польскоенаследство» еще продолжалась.

Войска шли за границу через Смоленск, туда жепоступали в первую очередь и все донесения об обстановке,о продвижении русских полков, действиях неприятеля. 15октября 1733 года кабинет-министры правительства АнныИоанновны, уже несколько дней не имевшие никакихизвестий о положении дел в Польше, спешно с нарочнымнаправили в Смоленск письмо князю Черкасскому:

«Государь наш, князь Александр Андреевич!...Ее императорскому величеству весьма необходимо

частые и непрестанные иметь известия, в которых местахмарширующие в Польше российские войска находятся икакие дела там происходят; того ради, через кого воз-можно, изволите, ваше сиятельство, об этом сообщать... вкоторых местах как кавалерия и инфантерия*, так инерегулярные части под чьими командами маршируют, ив пути не имели ли какого препятствия, также в Литве иПольше нет ли каких собраний, и какие намеренияпротивной стороны имеются, - и о том... рапортоватьпочасту.

И так пребываем вашего сиятельства покорные слугикабинет-министры Андрей Остерман,

князь Алексей Черкасский».

Но, видимо, не всегда вовремя и в точности исполнял приказыиз Петербурга молодой губернатор, считая себя обиженнымза отлучение от дворца. Об этом говорит и то, что на негооднажды даже наложили «штраф за неприсылку рапортов».В это время в Петербурге и правительстве все сильнеестановится засилье курляндцев из окружения Бирона, встране усиливается произвол с многочисленными арестами,казнями и пытками за малейшее подозрение в неуваже-

* Инфантерия — пехотные части.

нии к императрице, ее фавориту и их иноземному окруже-нию. Процветали шпионаж и доносы. Среди военных и гра-жданских чинов росло недовольство этим положением. Вчисле таких людей был и Александр Андреевич, неосто-рожно высказавший кому-то вслух свои мысли.

Хмурым декабрьским днем 1733 года в Смоленск при-были из Петербурга агенты зловещей Тайной канцеляриис ордером на арест губернатора. В наглухо закрытой ка-рете его доставили в столицу. Как оказалось , поводомдля этого послужил донос бывшего камер-пажа Красно-Милашевича, выгнанного со службы за воровство и пьян-ство. В Тайной канцелярии Черкасскому было предъяв-лено обвинение в государственной измене, осужденииимператрицы Анны и Бирона, в симпатиях к республи-канскому, по тогдашним понятиям, строю Польши с вы-борностью королей на съездах шляхты, в осуждениивведения войск на ее территорию и в заговоре с цельювозведения на престол внука Петра I голштинского принцаКарла-Петра-Ульриха, того самого, которого в 1761 годупровозгласят императором Петром III. С ним князьАндрей был знаком и состоял в переписке. Принц Карл-Петр даже несколько раз предлагал ему приехать наслужбу в Голштинию. Вместе с бывшим камер-пажем винугубернатора доказывали его шурин шляхтич СеменКорсак, поручик Аршеневский и управляющий домомАлександра Пребышевский.Князя жестоко пытали. В истязаниях принимал участиесам глава Тайной канцелярии, «одна из самыхгнуснейших фигур в истории XVIII века» - Ушаков . Врезультате бывший губернатор сознался даже в том, чегоне было на самом деле, — ведь в обвинениях, предъявленныхему, многое не соответствовало действительности.В конце марта тридцать четвертого года следственнаякомиссия вынесла решение - «князь Черкасский достоинсмертной казни» за то, что, «забыв страх божий, присяжнуюсвою должность... зело тяжкие и наиважнейшиеизменнические и возмутительные умыслы бессовестноимел и оные в действо производить искал», с зарубежнымилицами «изменническую корреспонденцию и пересылкусодержал». А еще он обвинялся «во многих предер-

зостях и непристойных словах» по отношению к императрицеи герцогу курляндскому Бирону и за разговоры о том , что«теперь в России честным людям жить нельзя, ктополучше, те пропадают очень скоро...»

Как видим, все, вмененное Александру Андреевичу ввину, было столь тяжким, что мысленно он уже прощался сжизнью, выпросив у властей дозволение в последний разповидаться с детьми и женой Анной Ивановной, сохра-нившей ему верность в столь тяжкие для него дни. Всговоре со своим братом она не участвовала . Супругаприехала к нему с двумя сыновьями - одному недавноисполнился год, а другому было всего несколько месяцев,родился он уже после ареста отца. Черкасский простился сженой и детьми.

А 16 ноября императрица издала манифест. В немговорилось, что Александр Андреев сын Черкасский за всеподлежит смертной казни, но «по природному своемумилосердию» она указывает от казни его «освободить»,но, лишив всех прав, званий, чинов, конфисковав всеимущество и состояние, отправить «злоумышленника» навечное поселение в Жиганское зимовье, находившееся наберегу реки Лены далеко севернее Якутска . А жить емутам под самым строгим караулом - «не допуская к немуникого».

Под усиленной охраной, в цепях бывшего губернатораотвезли в Якутию, где он и должен был провести всюсвою жизнь. В Жиганске его заключили в тюрьму в «самомкрепком аресте» (к нему не допускали даже священника).

В таких тяжких условиях — лютые сибирские морозызимой и тяжелые, смрадные болотные испарения летом,когда на людей набрасывались мириады кровососущегогнуса, - провел Черкасский пять лет, хлебнув в полноймере горькую чашу испытаний, выпавших на его долю.

А в конце 1739 года доносчик Красно-Милашевич,приговоренный за совершенное им преступление к смертнойказни, на исповеди сознался, что во многом «возвел навет»на смоленского губернатора по причине своей любви к«девице Анне Корсак», отдавшей предпочтение не ему, аЧеркасскому. И что будто бы князь из-за ревности к нейвыслал его из Смоленска.

В указе Сената от 25 февраля 1740 года , еще прижизни Анны Иоанновны, говорилось о помиловании бывшегогубернатора и что императрица «для нынешнего мирноготоржества в вине его простила и указала из Сибири егоосвободить». Жить Черкасскому предписывалось в деревнях,возвращаемых ему, но без права выезда.

Он вернулся сорокадвухлетним, еще крепким и несломленным тяжкой ссылкой человеком, встретился сженой, ждавшей его все это время, и стал жить в своихимениях.

Умерла Анна Иоанновна, свергли и отправили в ссылкуненавистного Бирона. У власти стала дочь ПетраЕлизавета, с особым вниманием относившаяся ко всем,кто служил под началом ее отца. Через несколько днейимператрица во дворце принимала Александра Андреевича.Она увидела высокого, статного, еще молодого, но белогокак лунь мужчину в гвардейском мундире петровскихвремен. Здесь же, в приемном зале, Елизавета объявила,что князь Черкасский восстанавливается во всех правах,производится в звание генерал-поручика и награждаетсяорденом Александра Невского, вторым по значимости вРоссии, учрежденным Петром I в честь победы над шве-дами. Участником этой войны был и Александр.

Он стал выполнять дипломатические поручения пра-вительства в европейских странах и несколько лет провел ссемьей в Вене. Но годы тяжелой сибирской ссылки непрошли бесследно. Александра Андреевича начали одо-левать болезни, и он вернулся в Петербург, получив чинтайного советника.

Черкасский скончался 1 февраля 1749 года. Жена егоАнна Ивановна пережила мужа более чем на тридцатьлет. Оставшись с малолетними детьми, она вскоре уехала сними в Вену, где ее хорошо знали при императорскомдворе. Там она и прожила долгие годы.

После возвращения Александра из Сибири у Черкас-ских родилось еще четверо детей . Самая младшая изних - дочь Варвара, правнучка Михаила Алегуковича,выйдет замуж за Николая Никитича Трубецкого, внукаЕлены Григорьевны Черкасской.

Муж Варвары Александровны, действительный тайныйсоветник, занимался и литературой. Он был хорошознаком с Николаем Ивановичем Новиковым, писателем, жур-налистом, просветителем, известным своим «вольнодумст-вом», обличением крепостного права и произвола

помещиков. Вместе с ним и Иваном Тургеневым - писате-лем, будущим директором Московского университета,Трубецкой стал видным членом общества «мартинистов»,близкого к масонству. Это религиозно-мистическое движение,проникшее в Россию из Европы, призывало людей к«нравственному самосовершенствованию» и объединению«на началах братской любви». Угрозы для строя в масон-ских ложах не было. Но Екатерина II запретила их. Ведь вних проповедовалось равенство людей всех сословий. И, хотяони объединяли только людей высшего круга, императрицаусмотрела во всем этом тяжкую крамолу и посягательство наустои власти.

Новиков, по ее приказу, без суда был отправлен вШлиссельбургскую крепость, наказание понесли и другиеблизкие к нему люди. Николай Трубецкой был высланпод строгий надзор полиции в глухую деревню Воронежскойгубернии без права выезда, где и находился четыре года, досмерти Екатерины II. Вместе с ним в ссылку отправиласьжена Варвара Александровна. «Привыкнув к роскошнойжизни, рожденная в Вене, где она вращалась в высшемкругу, она твердо переносила все несчастия и бедствияссылки. Будучи лишена всего состояния, благодаряосуждению князя, она ни разу не пожалела о прошлом ивполне довольствовалась небольшой пенсией, уделяемой ей имужу его родными»- так характеризовали эту женщинузнавшие ее люди.

* * *

Другой внук Михаила Алегуковича и двоюродныйбрат Александра Андреевича - Петр Борисович началсвою службу в армии тоже при Петре I.

В войне с Турцией, начавшейся в 1735 году, он уча-ствовал в звании полковника. Следующей весной три-дцатипятитысячная армия под командованием фельдмар-шала Миниха выступила в поход на Крым и шла по тем жесамым местам, где шестьдесят лет тому назад проходил сконниками Каспулат Муцалович. В ее составекомандиром драгунского полка находился Петр Черкасский,

даже не знавший о том, что идет по следам своего лихоготроюродного дяди, наводившего когда-то ужас накрымцев.

Прорвавшись через Перекоп, русские полки и корпусаустремились в глубь полуострова и в июне захватилистолицу Гиреев — Бахчисарай. Во главе отряда кавалерииполковник Черкасский вступил в горящий город и, вы-тесняя из узких уличек ожесточенно сражавшихся татар,пробился к брошенному ханом Селямет-Гиреем дворцу.Последним очагом сопротивления в Хан-Сарае стала соборнаямечеть, где засело более четырехсот турецких янычар итатар, не желавших сдаваться и отвечавших бранью ишквалом ружейного огня на все предложения о капитуляции.Но вскоре, когда подошедшие на помощь драгунамгренадеры забросали противника гранатами и мечетьзагорелась, осажденные с обнаженными саблями иятаганами ринулись на прорыв. Со шпагой в руке ПетрБорисович бросился навстречу врагу, увлекая за собойсражавшихся в пешем строю кавалеристов и пехотинцев. Наплощади перед мечетью в смертельной схватке сплелисьрусские, татары, турки. Стоны и крики ярости, звон сабель,грохот пистолетных и ружейных выстрелов, крики «ура!» и«алла!» стояли над объятым пламенем и окутаннымдымом ханским дворцом.

Через час с противником было покончено, и бой затих.Лишь несколько взятых в плен татар стояли перед побе-дителями, остальные усеяли своими телами мечетнуюплощадь. Среди убитых во множестве виднелись синие изеленые, залитые кровью мундиры драгун и гренадер.

Еще не остывший от горячки ожесточенного боя,Черкасский осматривал с офицерами своего полка знаме-нитый, полный тайн ханский дворец, состоявший из многихсотен комнат, украшенных в восточном стиле коврами,цветной мозаикой, витиеватой резьбой по камню и дереву,сплетенной в сложные геометрические фигуры и арабскиенадписи. Побывали русские воины и в самой сокровеннойчасти Хан-Сарая - гареме, сокрытом до этого под страхомсмерти от всякого постороннего глаза. Но сейчас в егосемидесяти трех комнатах было тихо, безлюдно, и в

живописных, выложенных белым мрамором бассейнах неплескались под звуки услаждающей слух музыки ханскиежены и наложницы-одалиски, которых у Селямет-Гирея,как и у всех крымских правителей, имелось множество, исреди них захваченные во время набегов или купленные наневольничьих рынках черкешенки, кабардинки, грузинки.Перед самым падением Бахчисарая всех обитательницгарема успели вывезти в Кафу, куда отошли и оставшиесяпосле боев татарские войска.

А вскоре полковник во главе драгун шел на штурмкрепости Гёзлев (Евпатория). Тогда в ожесточенном боюда улицах города он был тяжело ранен ударом ятагана вединоборстве с группой янычар.

Но успешное наступление, героизм русских солдат иофицеров сводились на нет неуверенными действиямикомандующего, вдруг отдавшего приказ об отходе изКрыма к Днепру. Он опасался, что возвращавшиеся посленабега на Закавказье основные силы крымских татар, на-правлявшиеся теперь к Перекопу, могут запереть войско вКрыму и уничтожить его. Требовалось срочно занять весьполуостров, и это спасло бы положение и закрепило победу,но армия уже начала поспешное отступление.

В начавшуюся сильную жару полки и дивизии отхо-дили безводными северокрымскими степями, терпя острыйнедостаток в продовольствии и фураже. А ведь с ниминаходилось несколько тысяч раненых, испытывавшихневыносимые мучения при переездах по бездорожью, безводы, под палящими лучами жгучего солнца. Смертностьсреди них была огромной, как и вообще тогда после всехсражений. Полковые лекари не могли оказывать помощьбольшинству тяжелораненых при тогдашнем уровнемедицинских знаний и возможностях лечения в полевыхусловиях. Все эти муки вынес в те дни и Петр Борисович,оставшийся в живых лишь благодаря неустанному уходуверных драгун.

А следующим летом Черкасский вновь в боях. Армиявторично пошла на Крым. И князь Петр, теперь уже взвании бригадира*, командуя тремя полками, опять шел потем же местам. Российские дивизии и корпуса перешлиночной порой гнилой Сиваш и оказались в тылу врага заПерекопским перешейком. Сбив его передовые заставы, ониустремились на юг к Бахчисараю. А в степи на их пути вомногих местах лежали выжженные солнцем иотполированные жгучими ветрами человеческие и конскиекостяки да возвышались сотни надмогильных, холмиков. Этобыли еще ясно видимые следы прошлогоднего наступления иотхода армии.

В двух крупных сражениях ханское войско понеслотяжелый урон. Но основная часть его полчищ сохраниласьи через три дня вместе с высадившимися с моря туркамивыступила навстречу русским. Армия, развернутая настепных просторах Крыма, оказалась в очень невыгодныхусловиях перед намного превосходящими силами неприятеля.К тому же из-за жары, безводья и отсутствия корма началсяпадеж коней, что могло крайне плачевно для неезакончиться. И снова отход на север, к Днепру.

В тяжелых арьергардных боях два полка драгун и полкгренадер, возглавляемые бригадиром Черкасским, с трудомсдерживали напор турок и крымцев, чтобы дать кор-

* Бригадир - в русской армии военный чин рангом вышеполковника, упраздненный Павлом I в конце XVIII в.

пусам возможность отвести все обозы, артиллерию имногочисленных раненых. Несколько дней, не слезая сседла, провел Петр Борисович в непрерывных тяжелыхсхватках с врагом. Под ним убило трех коней, треуголкасто была прострелена, а на синем поле кавалерийскогомундира ржавыми пятнами проступала запекшаяся кровь отпулевых и сабельных ранений. Правда, на этот раз ониоказались не столь тяжелыми, что и дало ему возможностьостаться в строю и выполнить поставленную перед нимзадачу.

При Елизавете Петровне Черкасский был произведен вгенерал-майоры и награжден орденом Александра Невского.В сентябре 1753 года он стал генерал-поручиком,одновременно ему было дано звание конной гвардии под-полковника, в то время как императрица считалась гвар-дейским полковником. Тогда же Елизавета своим указомназначила Петра Борисовича губернатором Москвы.

В конце 1761 года дочь Петра умирает и престол за-нимает его внук - голштинский принц Карл-Петр-Ульрих,провозглашенный императором Петром III. Новый правительРоссии, ограниченный и невоспитанный человек, любительвыпивок и карточной игры, волей случая оказался во главевеликой страны. Он считал своим кумиром битого русскойармией короля Пруссии Фридриха II и стал вводить ввойсках прусские порядки и плацпарадную муштру, азаключив мир с ним, свел на нет все блистательные победыРоссии в Семилетней войне.

Многие патриотически настроенные военные в ту порууходили из армии, не желая принимать унизительных«нововведений». Несмотря на то, что Петр III присвоилЧеркасскому звание генерал-аншефа*, он тоже подаст вотставку.

Вскоре голштинца свергли. Но Петр Борисович ужене смог вернуться на службу - все чаще давали знать осебе многочисленные раны. Последние годы старый за-служенный генерал, участник многих сражений жил всвоем имении, где в августе 1768 года и скончался. Женат

* Генерал-аншеф — полное генеральское звание, введённоеПетром I. В 1797—1798 гг. заменено званием генерала рода войск.

он был на графине Екатерине Петровне Апраксиной -дочери известного деятеля эпохи Петра I, сенатора, пре-зидента юстиц-коллегии.

* * *

От петровского сподвижника - Михаила Алегуковича велсвое происхождение и Владимир Александрович Черкасский,праправнук генерал-поручика Александра Андреевича,сосланного когда-то в Сибирь.

У отставного гвардейского офицера Александра Алек-сандровича* и его жены Варвары Семеновны, живших вЧернском уезде Тульской губернии, было четверо сыновей— Константин, Евгений, Ипполит, Владимир и дочь Софья.

В 1840 году шестнадцатилетний Владимир поступил наюридический факультет Московского университета, проявивраннюю зрелость ума и самостоятельность суждений.

В сорок четвертом, оканчивая университет, он былнагражден серебряной медалью за свою работу «Очеркистории сельского сословия в России». Черкасский готовилсебя к научной работе. Планы эти не осуществились - онобратил свои познания и целеустремленность в другомнаправлении. Как отмечали современники, «по своему уму иобразованию князь мог бы составить себе блистательнуюкарьеру. Но подобное честолюбие не пленяло его». ДругВладимира Александровича известный в то времяпублицист и писатель Иван Сергеевич Аксаков писал о нем:«...честолюбие князя Черкасского было несколько иногоразряда: честолюбие — силы, себя сознающей и ищущейразвернуться во всю свою ширь».

В сороковые-пятидесятые годы он посвятил себя при-стальному изучению положения крестьян в России и вы-работке всевозможных проектов их освобождения от по-зорной крепостной зависимости. По свидетельству «Со-ветской исторической энциклопедии», Черкасский «стоял налиберальных позициях, являясь сторонником наделениякрестьян землей».

* Он скончался около 1834 г.

После женитьбы в 1850 году на Екатерине АлексеевнеВасильчиковой он часто бывал и по нескольку месяцевжил в Москве, став своим человеком в знаменитом салонеЕлагиной, где собирались для бесед и жарких споров пи-сатели, журналисты, философы, общественные деятели.

Здесь Владимир Александрович встречался с братьямиКиреевскими - философом Иваном и собирателем русскогофольклора Петром, историком-просветителем профессоромМосковского университета Тимофеем Грановским, поэтом,публицистом и основателем общества славянофиловАлексеем Хомяковым, писателями и общественнымидеятелями братьями Иваном и Константином Аксаковыми- сыновьями известного писателя Сергея ТимофеевичаАксакова.

Эти люди стояли за реформы в стране, за отменукрепостного права, правда, «сверху», со стороны прави-тельства. Ведь почти все они, как и Черкасский, оставалисьпрежде всего буржуазными либералами, но роль их вобщественной жизни того времени была очень значительной.

Там же, в елагинском салоне, Владимир познакомился сГоголем.

В период, предшествовавший реформе по отмене кре-постного права, Черкасскому и его либеральным проектамнаделения крестьян землей пришлось выдержать мно-жество нападок и оскорблений со стороны реакционныхпомещиков, пытавшихся даже поставить вопрос о его ис-ключении из числа дворян Тульской губернии. «Меняаристократы ругают ужасно, - писал он в одном из писем,- так что я браним со всех сторон. Впрочем, мне всеравно...»

Резкий, язвительный в спорах со своими противниками,блестяще подготовленный и эрудированный, ВладимирАлександрович умел отстаивать собственное мнение идоказывать правильность своих взглядов и позиций. У негопоявилось много врагов и недоброжелателей . В «Русскомбиографическом словаре» мы читаем: «...князь, хотя все ещев маленьких чинах, является... не только по роду, но и поположению видною особой, влиятельным лицом, любимымгостем общества. Колкий, блестящий ум,

бойкий спор, остроумная находчивость и всем доступнаялюбезность обращения очаровывали всех везде, где бы он нипоявлялся. Он читал массу книг, долго за полночь,преимущественно французских и немецких... углублялся вгазеты, делал визиты и очень много сидел, чем повредил своездоровье».

В 1859 году товарищ министра внутренних дел РоссииНиколай Алексеевич Милютин, фактический руководительработ по подготовке реформы по отмене крепостного права,пригласил Черкасского, в то время члена Тульскогогубернского комитета по устройству быта крестьян, и егодруга и единомышленника, историка, публициста ЮрияФедоровича Самарина в Петербург. Он предложил им войти всостав членов-экспертов Редакционных комиссий,готовивших окончательный проект закона по освобождениюкрестьян. В пятом томе «Истории СССР» (издания 1968 года)говорится, что в их работе в противовес крепостническимточкам зрения возобладало влияние «более прогрессивныхдеятелей реформы», «особенно крупную роль сыграли приэтом либерально настроенные славянофилы Ю. Ф. Самарин иВ. А. Черкасский».

Несколько лет после этого Владимир Александрович на-ходился в должности главного директора правительственнойкомиссии внутренних и духовных дел Царства Польского,занимаясь и здесь крестьянским вопросом. В концешестидесятых годов он занял пост московского городскогоголовы, став активным участником проведения городскойреформы в России. В 1870-м Черкасский на имя Алек-сандра II направил адрес с предложением дальнейшейлиберализации духовной и общественной жизни в стране, номинистр внутренних дел отказался представить документцарю, заявив, что написан он «в неуместной и неприличнойформе». Городской голова подал прошение об отставке.Внешне это был человек среднего роста, склонный к некоторойполноте, темноволосый, с удивительно проницательными,искрящимися за стеклами очков глазами, носивший густыечерные усы, должные, как видно, скрадывать его крупныйпородистый нос. Внутренне же, образованнейший ивсесторонне развитый, Черкасский был близок с писателемИваном Сергеевичем Тургеневым,

врачом Николаем Ивановичем Пироговым, композитором ипианистом Антоном Рубинштейном, поэтом Яковом По-лонским, историками и общественными деятелями Кон-стантином Кавелиным и Борисом Чичериным. Им онродствен по духу, складу ума и воззрениям.Владимира Александровича интересовали политическиепроблемы. Он опубликовал на страницах журнала«Русская беседа» целый ряд содержательных статей овнешней политике России, Англии, Франции, Турции,уделяя особое внимание «турецкому вопросу», а значит, исвободе от многовекового османского ига народов Болгарии,Югославии, Румынии, Греции.

В семидесятых годах Черкасский побывал в Италии иФранции. С сожалением и разочарованием писал он изФлоренции Юрию Самарину: «...Я убедился... что я длясвета отяжелел, что в мире людская память меня покинуладаже в кругу моих прежних присных; что сам я утратилспособность и случай сближения с более молодымпоколением. Остается примириться с этим положением,научиться оставаться чуждым тому движению -разумному или неразумному, которое совершается вокругтебя, и доживать свой век, как можно скорее». В это времяему было пятьдесят два года.

Но рано еще хоронил себя «этот государственный иобщественный деятель», по оценке советских историческихизданий. Ему еще предстояло проявить себя на новомблагородном поприще.

В апреле 1877 года Россия начала войну с Турцией заосвобождение братских славянских народов Балканскогополуострова от ига Османской империи. Владимир Алек-сандрович, и ранее проявлявший большой интерес и со-чувствие к борьбе болгар и югославских народов за своюсвободу, не мог остаться в стороне. Он обратился к военномуминистру Дмитрию Алексеевичу Милютину, высоко-образованному генералу, с просьбой дать ему возможность«быть при гошпиталях армии». Зная об уме, организаторскихспособностях, деловитости и честности Черкасского,Милютин предложил ему должность уполномоченного придействующей армии от Центрального управления обществаКрасного Креста России. На него возлагалась задача всемивозможными средствами помогать укомплектованиюгоспиталей медицинским персоналом, способствовать раз-мещению многочисленных сумм, поступавших от Славянскихкомитетов солидарности на излечение раненых и больныхвоинов и в помощь болгарам.А вскоре военным министром он был назначен на оченьважный и ответственный пост заведующего гражданскойчастью при главнокомандующем русской армией вБолгарии. Черкасскому поручалось создание Временного

гражданского управления на освобождаемой от турокболгарской территории.

Из Петербурга он сначала отправился в Кишинев вглавную квартиру командования, а через несколько месяцев— в город Тырново, где и разместил свою немногочисленнуюканцелярию гражданской части. Необходимо былопредпринимать срочные меры по налаживанию нормальнойжизни болгар, вынесших столько ужасов во времяосманского господства, да кроме того, в результате военныхдействий сотни тысяч их оказались без крова и куска хлеба— отступавшие турецкие войска сжигали селения,уничтожали запасы продовольствия.

Заведующий гражданской частью вместе с небольшимштатом и привлеченными болгарами создает временныезаконы для управления на освобожденной территории, вкоторых давался «широкий простор самоуправлению го-родскому, сельскому и земскому» применительно «к по-требностям болгарской автономии». Конечно, тогда что-топринималось наспех, не все могло быть приемлемым,встречались ошибочные идеи, но в главном гуманный иблагородный труд Черкасского имел большое значение.

В то время, когда русские солдаты совместно с бол-гарскими ополченцами геройски сражались под Плевной, наШипке и в других местах Болгарии, Владимир Алек-сандрович все свои силы отдавал тому, чтобы наладитьжизнь в тылу — организовать лечение больных и раненых,разместить и обеспечить питанием болгарских беженцев.Гражданская часть создавала приюты для детей истариков, открывала женские мастерские. То там, то здесьвспыхивали очаги эпидемии тифа, и их надо было немедленногасить.

Черкасский постоянно находился в разъездах, выполняяеще задание по сбору запасов продовольствия армии, дляперевозки которого создает, по просьбе командования,транспортные команды из болгар.

Он принимал деятельное участие в организации дружинболгарского ополчения. По его предложению в тылусоздавались из местного населения отряды для охраныпорядка.

Владимир Александрович по роду своей многостороннейдеятельности встречался с популярными в армии ге-

нералами Скобелевым, Гурко, Столетовым, Драгомировым.Может быть, кто-то из них, подарив ему кинжал, и посо-ветовал в той обстановке сменить штатское платье начеркеску с папахой, чтобы выглядеть должным образом,согласно своему положению при ставке главнокомандующего.И он, по сути дела ставший тогда военным, с полнымправом облачился в черкеску, принятую в России какформа казачьих частей, любимую многими офицерами и вдругих родах войск*.

...Там, в Болгарии, Черкасский вновь встретился с ба-ронессой Юлией Вревской (молодой вдовой генерала, по-гибшего на Кавказской войне). Впервые его познакомили сней в 1876 году в Париже на вечере, устроенном знаменитойпевицей Полиной Виардо, где присутствовали ее друг ИванСергеевич Тургенев и Виктор Гюго. Среди гостейнаходилась и баронесса, придворная дама, считавшаяся однойиз первых красавиц Петербурга, но выгодно отличавшаяся отбольшинства женщин своего круга умом и серьезностью .Владимир Александрович запомнил ее и заметил, как несводили с нее восторженных глаз Тургенев и Гюго.

Затем они увиделись в Кишиневе в апреле семьдесятседьмого года, куда Вревская приехала со свитой Алек-сандра II, прибывшего для объявления войскам Дунайскойармии о начале боевых действий против Турции. ТогдаЮлия Петровна и рассказала Черкасскому, что решиластать сестрой милосердия и отправиться на фронт вБолгарию. Он хорошо понимал это стремление, но, конечноже, не знал, что очень большую роль в том сыграло еечувство к болгарскому патриоту Стефану Грозеву.

Из Кишинева Вревская отправила письмо Тургеневу вПариж, известив о своем намерении, а также о том, что вМолдавии при главной квартире командования находитсяего «приятель Черкасский».

Вернувшись в Петербург, Юлия получила ответ отИвана Сергеевича: «...Желаю, чтобы подвиг Ваш не ока-зался непосильным для Вас и чтобы это не сказалось на

* Черкасский в это время имел чин действительного статскогосоветника, совпадающий со званием генерал-майора.

Вашем здоровье. Приехать в Кишинев к своему приятелюЧеркасскому? Нет... Я хотел бы верить, что эта ужаснаявойна не будет продолжительной. Но едва ли можно на-деяться на ее скорый конец...»

Слякотной, дождливой осенью встретит ее Черкасскийна болгарской земле в одном из госпиталей среди крови,раненых и мертвых. И он низко склонит свою голову передэтой женщиной, одетой в скромное платье сестры ми-лосердия. С того дня Владимир Александрович будетпостоянно интересоваться, где Вревская и что с ней.

В главной квартире заведующий гражданской частьюне всегда находил понимание и помощь. И здесь появилисьу него недоброжелатели. Бездарные военные, зара-батывавшие себе чины, невзлюбили его за прямоту, неза-висимость и резкость суждений при отстаивании своихтребований, касавшихся нужд армии и болгарского на-селения.

Из Москвы в конце 1877 года жена ему писала, чтоего девяностолетняя мать очень «хочет увидеть передсмертью своего Володеньку». Все хуже становилось у негосо здоровьем, вконец подорванным в последние месяцы, ковсему добавилась еще и малярия. Черкасский стал поду-мывать об отпуске и поездке домой, «к себе в Чернышев-ский переулок».

10 декабря, после многомесячной осады, пала Плевна.Русская армия в разгар зимы двинулась через Балканскийхребет в южную Болгарию. Ни о каком отпуске, конечно,он думать уже не мог: его ждали новые освобожденныеболгарские города и села, где предстояло наводить по-рядок.

Вместе с наступавшими полками Владимир Александ-рович идет через горы пешком, пробираясь по глубокому, попояс, снегу, стараясь держаться из последних сил иподбадривая других. 1-е января 1878 года он встретил впути. В южной Болгарии, как и на севере страны, пред-стояло все начинать сначала.

В Адрианополе у него обострилась малярия. Врачисоветуют ему серьезно лечиться, но Черкасский отказы-вается - слишком много у него дел. «Дел — гибель, неуспеваешь за ними, - писал он 31 января брату Евге-

нию*, самому близкому тогда для него, кроме жены иматери, человеку, — истомился страшно, состарился ипохудел. Думаю, когда-то господь сжалится надо мною идаст мне увидеть свою семью и свой дом...»

Через день, 2 февраля, ему исполнилось пятьдесятчетыре года. Лежа в постели из-за плохого самочувствия,Владимир Александрович занимался делами, принимал сдокладами, читал и диктовал письма. Прошла еще неделя.7 февраля он узнал горькую, поразившую его весть: влазарете, расположенном в селе Бяла на правом флангефронта, умерла от сыпного тифа сестра милосердия ба-ронесса Юлия Вревская. К вечеру ему стало хуже —врачи высказали мнение, что произошло легкое крово-излияние. Ему предписали строжайший покой.

Но тяжелобольным, вопреки всем предостережениям,князь выезжает поездом в Сан-Стефано к главнокомандую-щему великому князю Николаю Николаевичу с проектом«учреждения высшего управления Болгарии».

Он прибыл в городок, лежащий под Константинополем(Стамбулом). Русские войска остановились вблизи столицыОсманской империи после демаршей Англии. В Сан-Стефановсе готовилось для начала переговоров о подписании мирногодоговора между Россией и Турцией, признавшей правосвободы для Болгарии.

Главнокомандующий, занятый смотром полков дляпарада, не принял его в тот день. Встретились они 18 фев-раля . Черкасский , с трудом держась на ногах, доложило всех своих планах и проектах. Вернувшись к себе, он ещенесколько часов занимался бумагами, внося коррективы вдоклады, а вечером потерял сознание. Когда пришел в себя,говорить уже не мог — отнялся язык. В половине шестогоутра 19 февраля (3 марта по новому стилю), в деньподписания Сан-Стефанского мирного договора, ВладимирАлександрович скончался.

Гроб с телом Черкасского в сопровождении почетногоэскорта офицеров был перенесен на пароход, отплывавший вОдессу, а оттуда перевезен в Москву. 15 марта в церкви

* К тому времени уже не было в живых Ипполита — офицера,погибшего в Чечне, Константина и Софьи, скончавшихся впятидесятых годах. Детей у В. А. Черкасского не было.

Московского университета, давшего ему путь в самосто-ятельную жизнь, состоялось отпевание покойного. В тотже день его похоронили в Даниловом монастыре рядом смогилами близких ему людей - Гоголя*, Самарина, Хо-мякова.

«На русских костях стала Болгария... и во главе вновьсозижденного гражданского строя лег сам строитель —князь В. А. Черкасский...», — писал с болью в те дни егодруг писатель, вице-председатель Московского славянскогокомитета Иван Сергеевич Аксаков.

«...Черкасский отличался вообще теми качествами ипороками, которые свойственны людям дела, — говори-лось в сообщении о его смерти, напечатанном в одной изгазет России, - людям, призванным судьбой изменять иисправлять закоренелый строй современных им обществ».

...200 тысяч солдат и офицеров — убитыми, замерз-шими, умершими от болезней и ранеными - потеряларусская армия в боях за освобождение Болгарии от ос-манского ига . И думается, что среди тех, кто пал там,по праву должно стоять и имя Владимира Черкасского,скончавшегося на своем посту вдали от родины.

Зная, как бережно хранят в Болгарии память об осво-бодителях, я не раз спрашивал себя, помнят ли болгарыоб этом человеке. И однажды, найдя адрес Национальноговоенно-исторического музея в Софии, написал тудаписьмо. Прошло два месяца, и вот почта принесла мнеответ:

«Уважаемый другарю Опрышко!

В ответ на Ваше письмо Вы уведомляетесь, что На-циональный военно-исторический музей не располагаетдокументами о деятельности В. А. Черкасского. В нашеммузее хранится его кинжал.

Данные о деятельности известного у нас ВладимираАлександровича Черкасского находятся в следующихкнигах и описаниях болгарских и русских авторов [далеедается список из одиннадцати названий книг и статей]...

* В тридцатые годы нашего времени прах Н. В. Гоголя былперенесен на Новодевичье кладбище.

Значительный архивный материал Временного русскогоуправления хранится в фонде «Восточная Румелия» вНародной библиотеке «Ив. Вазов» в городе Пловдиве...

Вследствие преступного отношения бывшей монархо-фашистской власти было уничтожено в свое время многоисторических документов и архив Временного русскогоуправления (одна часть от того, который ныне хранится вСССР).

Вот те сведения и исторические материалы, которыемы можем сообщить в связи с деятельностью В. А. Чер-касского.

Начальник Национального военно-историческогомузея полковник, доцент Ст. Пенков.

26.10.1978 г.»

* * *

Судьбы людские... Поистине не перестаешь удивлятьсяих многообразию и несхожести, тому, как много вобралиони в себя от эпох, веков и событий, через которыепроходили. И снова я вспоминаю слова Константина Ми-хайловича Симонова: «История - это не только концепциии даты. История — это люди, это характеры, этобесчисленные необыкновенные происшествия и необы-чайные подробности. История - это удивительная цепьсобытий...»

И вот мой рассказ еще об одном представителе изкабардинского рода Черкасских. Повествование пойдетне о военачальнике, прославившем себя на поле боя, ине о государственном деятеле, а о женщине, чье имя вписанов историю русского оперного искусства.

Мария Черкасская родилась в 1876 году в Петербурге (седьмоепоколение от Михаила Алегуковича и пятое от московскогогубернатора генерал-аншефа Петра Борисовича). ВладимирАлександрович, умерший в Болгарии , и ее отецприходились один другому пятиюродными братьями. Вшестнадцать лет она стала воспитанницей Смольногоинститута благородных девиц. И, конечно, ее родители, ужене имевшие никаких состояний и богатств , но помня освоем княжеском происхождении, предполагали, что дочь их,получив хорошее воспитание и усвоив светские

манеры, выйдет замуж за высокородного военного или чи-новника и заживет жизнью женщин своего круга.Но все сложилось иначе: последняя княжна Черкасская (как тутне вспомнить, что и первую, за три с половиной века до этого,звали тоже Марией) избрала себе в жизни совершенно инойпуть. Преступив сословные предрассудки и представления, онастала артисткой.Выступая в Смольном институте в дни торжеств, Мариявыделялась среди его воспитанниц своим красивым имелодичным голосом. Услышав ее однажды, главный дирижер-капельмейстер петербургского Мариинского театра*композитор Эдуард Францевич Направник предложил ейвыступить на одном из вокальных конкурсов, проводимыхдля пополнения оперной труппы способными молодымипевцами.

Преподаватели и музыканты настойчиво говорили — еепризвание в пении. Но решиться на это было трудно, да иродители категорически высказались против. В 1896-мЧеркасская окончила институт благородных девиц. Теперьона — невеста на выданье из родовитой семьи, с велико-светскими манерами и образованием. Уже были и выгодныепредложения на замужество, и надо решать, как поступить:выходить ли замуж или же все-таки попытаться...

И она решилась: осенью девяносто седьмого года Марияприняла участие в вокальном конкурсе в Мариинском театреи оказалась одной из лучших. Дирекция пригласила ее научебу с выплатой стипендии. Так Черкасская сталаобучаться оперному искусству в стенах ведущего театраРоссии, где выступали известные мастера русской оперы.Педагогами ее были Медея Фигнер, Евгения Мравина иМария Славина. Они видели, что их ученица действительноспособна и ее ждет путь на большую сцену. Да и самаМария Борисовна ни о чем другом думать уже не могла —пение стало для нее главным в жизни.

28 апреля 1900 года состоялся дебют Черкасской вМариинском театре, где ей сразу же поручили выступить введущей партии — Татьяны в опере Чайковского «ЕвгенийОнегин».

* Ныне Ленинградский академический театр оперы и балетаимени С. М. Кирова.

Дирекция театра заключила с ней первый контракт «с 1сентября 1900 года по 1 сентября 1903 года в качестве певицысопрано на первые и вторые партии в операх».

На театральных афишах Петербурга среди артистов -исполнителей главных ролей в операх теперь стояло и ее,несколько измененное, как тогда было принято, имя -Марианна Черкасская. А через год певицу направили патри месяца в Италию «для профессионального усовершен-ствования» — ведь итальянская оперная школа тогда счи-талась лучшей в мире.Выступая в Мариинском театре, Мария хорошо зналаглавного дирижера Эдуарда Направника, считая его своим«крестным отцом», — это он когда-то дал ей совет идти насцену. В его опере «Дубровский» Черкасская исполнялароль Маши Троекуровой. Добрым ее знакомым стал и дру-гой чех, известный певец (бас) Йосеф, или, как все его зва-ли. Осип Осипович Палечек. До приезда в Россию в 1870 годуон являлся ведущим артистом Пражского театра и со-ратником создателя чешской оперы Бедржиха Сметаны.В Мариинском театре Палечек пел с успехом, позже онстал режиссером и педагогом. Большинство опер, шедших вто время на сцене театра, ставились им - «заведующимсценической постановкой опер».

Марию Борисовну знакомят с его сыном - НиколаемПалечеком, чиновником одного из учреждений, носившимневысокое звание коллежского асессора. Молодой человекоказался образованным, приятным в общении, вниматель-ным и добрым. И когда в 1903 году он сделал предложениекняжне Черкасской (о своем титуле никогда не напо-минавшей, да для театра это и не имело значения - длявсех ее товарищей по сцене она была прежде всего артист-кой, своим трудом зарабатывающей на жизнь), МарияБорисовна дала согласие. Летом состоялась их свадьба.

Потомок брата Темрюка кабардинца Желегота — Ма-рия стала женой чеха. У них родилось двое детей — сынв 1904-м, названный в честь отца Николаем, и дочь — в1905-м, ей дали имя Мария и родовую фамилию матери -Черкасская.

Через каждые два-три года дирекция театра возобнов-ляла контракты с Марией Борисовной. От сезона к сезону,от спектакля к спектаклю она все более совершенствовала«выразительность своего исполнения, причем звук голосаприобретал все большую полноту и силу». Артистка мно-го и упорно работала над собой и, как скажет критикСтарк, «не только над музыкальной стороной роли, доби-ваясь большей и большей яркости речи, все более и болеетонких оттенков, но и над драматической ее стороной, надчеткостью пластического образа».

Она исполняла ведущие партии в операх, выступление вкоторых под силу только большим мастерам. Черкасская -Татьяна в опере Чайковского «Евгений Онегин»,

Феврония — в «Сказании о невидимом граде Китеже идеве Февронии» Римского-Корсакова, француженка Ва-лентина, дочь графа-католика, полюбившая протестанта, в«Гугенотах» Мейербера, испанка Леонора, самоотверженнаяи отважная жена политического узника в опере «Фиделио»Бетховена, крепостная польская девушка с трагическойсудьбой в «Гальке» Монюшко, хитроумная французскаяграфиня Розина в «Свадьбе Фигаро» Моцарта... Творческийразмах ее был широк, певица замечательна во всех партиях, суспехом играя женщин разных эпох и народов.

О ней писала пресса, имя артистки уже вошло в «Боль-шую энциклопедию». Вот какая оценка давалась ей вдвадцатом томе, изданном в 1905 году в Петербурге:«Черкасская Мария, княжна, певица... состоит в опернойтруппе Мариинского театра, успешно исполняет партиилирического сопрано. Голос артистки мягок, звучен, выде-ляется обширностью диапазона, а пение художественнойфразировкой».

Ей довелось выступать на сцене театра с прославлен-ными оперными исполнителями Иваном Алчевским, Медеейи Николаем Фигнерами, Аделаидой Больска, Иваном Ер-шовым, Валентиной Кузой, Иоакимом Тартаковым. Да исама Мария Борисовна по праву занимает достойное месторядом с ними. Черкасская близко была знакома с ФедоромШаляпиным и Леонидом Собиновым.

Наиболее блистательно талант певицы проявился взнаменитой тетралогии немецкого композитора РихардаВагнера «Кольцо Нибелунга». Вначале она исполнялапартию Ортлинды, затем Зиглинды в «Валькирии». Вскореей была поручена трудная и очень сложная роль Брунгильдыкак в этой опере, так и в остальных частях «КольцаНибелунга». Мария Борисовна стала лучшей испол-нительницей этой партии в России , «причем передавалаэту трудную партию, — по свидетельству театрала-совре-менника, — блестяще в смысле звуковом и так же хо-рошо в отношении полноты драматической выразитель-ности».

Летом 1909 года ее пригласили на гастроли во всемирноизвестный итальянский театр «Ла Скала». В Милане, каки в Петербурге, Мария выступила в опере Вагнера

«Валькирия», исполнив роль дочери верховного бога Вотанадевы-воительницы валькирии Брунгильды. Как видно изписьма Черкасской , присланного в конце июня 1909года в Петербург, она стала «первой русской певицей,исполняющей партию Брунгильды в итальянских театрах».А вот что писал о ней знаток русской оперы, известныйтеатральный и литературный критик Эдуард Старк (Зиг-фрид) в своих воспоминаниях «Петербургская опера и еемастера», вышедших в 1940 году в издательстве «Искусст-во»:

«...На этом пути ей... удалось одержать блестящую побе-ду, и где же? — в Миланском театре «Scala», куда полу-чить приглашение было очень трудно, а выступить с успе-хом значило прибрести патент на звание европейской зна-менитости . Было это в декабре 1909 года, как раз воткрытие сезона. Мне случайно довелось присутствовать наэтом спектакле, и я живо помню, какое он оставил во мневпечатление... После этого за ней окончательно утверди-лась репутация специально вагнеровской певицы».

И снова она на петербургской сцене чарует своим го-лосом публику Мариинского театра, вмещавшего более по-лутора тысяч человек . Мария Борисовна выступалав операх Вагнера «Тангейзер», «Лоэнгрин», «Тристан иИзольда». Она успешно вела партии аристократки Лизыиз «Пиковой дамы» и украинской девушки Оксаны из«Черевичек» в операх Чайковского, сказочной нежнойСнегурочки Римского-Корсакова и дочери мельника Наташи,обманутой в любви и ставшей мстительной русалкой, вопере «Русалка» Даргомыжского.

Черкасская считалась одной из ведущих оперных пе-виц Петербурга.

Весной 1912 года группа видных артистов Мариинского иАлександрийского театров приказом по министерствуимператорского двора по случаю «тезоименитства» - дняименин императрицы Александры Федоровны была на-граждена особыми медалями. В списке «удостоенных»«золотой медали для ношения на шее на александровскойленте» значится «артистка оперной труппы МарианнаПалечек, по театру Черкасская». Как бы то ни было, но

это награждение, хоть и связанное с таким поводом, являетсясвидетельством ее больших заслуг на русской сцене.А вскоре пришла первая мировая война. Артисты знали, кактяжело на фронте воинам. Хотелось хоть чем-то помочь им. Ноконцертных бригад тогда не создавали. Можно было послать нафронт подарки. Правда, многие еще помнили тот курьезныйслучай, когда в русско-японскую войну солдатам отправили пораспоряжению царя «в дар» вагон иконок для «спасения ихжизней», а им нужны были винтовки и боеприпасы. АртистыПетрограда, как с 1914 года стала именоваться столица, решилисобрать деньги, закупить на них побольше махорки и отправитьее на фронт. Это там намного важнее, чем иконки, рассудилиони.В одном из ленинградских исторических архивов сохранилсядокумент — письмо, отправленное 13 ноября 1914 годазаведующим канцелярией Зимнего дворца графом Ростовцевымуправляющему конторой императорских театров Теляковскому.В нем говорилось «о пламенном желании артистов и артистокимператорских Петроградских театров сопровождатьотправляемую с офицером фельдъегерского корпуса на позициимахорку... и присутствовать при ее раздаче». И далее он сообщало том, что в Зимнем дворце решили, что «будет сопровождатьмахорку артистка Мария Борисовна Черкасская... причем М. Б.Черкасской будет непосредственно сообщено о времени отъездапоезда на этих днях». В Зимнем, как видно, вспомнили о еепроисхождении и о том, что в роду артистки значились военныеи даже генерал-аншеф.В июне 1916-го Черкасской исполнилось сорок лет. В тот деньна Мойке в доме 64, квартире 31, где она жила, собрались самыеблизкие. Один из друзей преподнес ей в подарок редкую книгу— «Русская геральдика». В ней находился и родовой гербЧеркасских. С удивлением рассматривала его Мария Борисовна,узнавая значение вложенной в него геральдической символики.Герб Черкасских утвержден в 1798 году. Основой его стал щит,разделенный на четыре части. В первой из них на красном полеизображен черкес, скачущий на белом коне и держащий направом плече копье - такими были

Родовой герб Черкасских . Утвержден в 1798году

ее далекие предки, выходцы из кабардинской земли Вовторой части - герб Кабарды, откуда через поколения веласвое происхождение и сама Мария. На голубом поле междутрех шестиконечных звезд положены крестообразно двестрелы остриями вверх, а на них поставлен красный щитокс серебряным полумесяцем. В третьей части -лев, стоящий назадних лапах и держащий в передних натянутый лук сострелой. Этот могучий зверь служил в гербах символомвласти, храбрости, силы. На четвертой -

переплелись две змеи, означающие предосторожность,мудрость, здоровье. Посредине «герба малый щиток, вкоем золотая держава» - знак того, что Черкасские велисвою генеалогию от знатных князей Кабарды. Щит сэмблемами покрывает мантия из горностаевого меха, надней - золотая корона , сверх которой надета красная чалмас белым пером, свидетельствующая о том, что этот родпроисходил «от мусульманских владетельных князей».

И как же не вязалась вся эта средневековая гераль-дическая символика, подчеркивающая воинскую доблесть,силу, могущество и власть, с наследницей этого старинногогерба — Марией Борисовной Черкасской, невысокой,элегантной и очень обаятельной женщиной с чернымиглазами и густой шапкой темно-каштановых волос... Да,все менялось и все уходило в прошлое.

В театральный сезон бурного и прекрасного семнадцатогогода артистка играла особенно часто роль донны Анны в опереДаргомыжского «Каменный гость». Тревога, передаваемаямузыкой заключительного акта, мрачной тенью надвигаласьна слушателей императорского Мариинского театра, вселяя вних беспокойство, неуверенность и как бы предчувствиегрозных событий и катастрофы, которая через несколькомесяцев действительно обрушится на старый, давноотживший мир, сметет его и откроет новый путь народамРоссии. Этот год стал последним в творческой жизниЧеркасской: тяжелая болезнь уже не позволила ейвернуться на сцену.

В третьем томе «Музыкальной энциклопедии» (вы-шедшей в 1976 году в Москве) в статье о Ленинградскомакадемическом театре оперы и балета Мария БорисовнаЧеркасская названа одним из «крупнейших мастеров опер-ного искусства» начала XX века.

* * *

Находясь на высоких военных и государственных постахРоссии, Тсмрюковичи, как и все их потомки, верно служилисвоей новой родине. Не щадя жизни, они отважносражались с врагами на поле брани, способствовали еепроцветанию и славе на государственном поприще. Тем

самым они прославляли и родину своих предков -Кабарду.

Мы, конечно, не забываем о том, что Черкасские яв-лялись представителями господствующего класса, бывшего

опорой существовавшего строя. Но мы знаем и о другихстраницах в биографиях многих из них, страницах славных иярких, вписанных в историю России и Кабарды. И это дает

нам право добрым словом вспоминать об этих людях.История - суровый и беспощадный судья. Она

предъявляет особый счет к деятелям прошлого. Именаодних преданы ею забвению и даже тяжкому осуждению,

имена же других, тех, чья жизнь и деятельность в целомотвечали интересам народа, страны, она оставляет в

своих анналах и доносит до нас.

ОТНЫНЕ ИМЕНОВАТЬЕКАТЕРИНОГРАДОМ

Города, как и люди, имеют свою особенную судьбу. Все оникогда-то рождаются, растут — бурно или медленно. Одни изних живут очень долго, становятся широко известными ипрославленными. Другие всю свою жизнь проводят скромнои незаметно, оставаясь в тени истории.Есть и третья категория городов. Достигнув когда-то своегозенита, они нисходят потом до положения тихих,провинциальных городков или даже селений. И в них почтиничто уже не напоминает о тех днях и событиях, которыепроисходили здесь столетия назад.Такую судьбу пережил в свое время Екатериноград —первый, официально провозглашенный город на территориинашего края. Не ищите его теперь на картах: он исчез с них сконца первой четверти прошлого века. Нет, его не постиглапечальная участь быть разрушенным или сожженным вовремя войн, его пощадили и стихийные бедствия. Просто вседело в том, что этот населенный

пункт исчез с карт как город, но остался до наших днейкак станица Екатериноградская Прохладненского районаКабардино-Балкарской АССР.

* * *В XVIII веке Турция и Крым все еще претендовали

на земли Северного Кавказа и прежде всего на Кабарду.Пользуясь тем, что России приходилось вести долгуювойну со Швецией, затем с Персией, Пруссией, да и с са-мой Османской империей, турки и татары продолжалитревожить кабардинцев своими опустошительными набе-гами. В то же время и в Кабарде было неспокойно: по-прежнему вели между собой борьбу князья, разобщенные надва лагеря: сторонников России, с одной стороны, Кон-стантинополя и Бахчисарая — с другой. На поддержку по-следних и надеялись турки, планируя новый поход на ка-бардинские земли.

Уже в начале 1774 года в штаб-квартире Кавказскогокорпуса стало известно от лазутчиков, действовавших наЧерноморском побережье, что в крепости Суджук-Кале*высадился турецкий десант во главе с крымским ханомДевлет-Гиреем, не так давно бежавшим под напором рус-ских штыков из Бахчисарая в Константинополь.

А по весне пятнадцатитысячное войско, состоявшее изтурок, крымских татар и присоединившихся к ним некото-рых закубанских черкесов, двинулось на Кабарду. Онишли с уверенностью в своей безнаказанности и с надеж-дой, что их ждут трофеи, многочисленные пленники и,конечно же, среди них красавицы-кабардинки, которыепополнят собой гаремы османского султана и хана, ихвизирей, пашей и многочисленных мурз.

Девлет-Гирей ожидал, что российское правительство,занятое с 1768 года войной с Турцией, отвело большуючасть своих войск с Северного Кавказа для переброскитуда , где шли бои . Он уже предвкушал заранее легкиепобеды и триумфальное возвращение в Крым, надеясь, чтовсе это поможет ему поддержать основательно пошат-нувшийся под ударами русской армии ханский трон.

* Крепость Суджук-Кале находилась на месте города Ново-российска.

Но Девлет-Гирей ошибся в своих расчетах. Команду-ющий Кавказским корпусом генерал-поручик Медем, пре-дупрежденный заранее разведчиками о пути движениявражеского войска, выступил ему навстречу из Моздок-ской крепости*.Четырехтысячный русский отряд стал лагерем у редута«Беш-тамак», возведенного еще в 1758 году на левом бе-регу реки Малки, в нескольких километрах от ее впаденияв Терек. Небольшое укрепление находилось в степном уро-чище Беш-тамак, что по-тюркски означает «Устье пятирек», так как в этом районе сливаются Терек, Малка,Баксан, Чегем и Черек.В ночь на 3 июня к генерал-поручику прискакали навзмыленных конях нарочные от патрулей , несущих встепи дозорную службу, и доложили, что к редуту при-ближаются турки. Почти одновременно с ними с той жетревожной вестью прибыл в русский лагерь кабардинскийуздень Касаев с восемьюдесятью всадниками. Оставшисьздесь с отрядом, он на следующий день принял участие всражении.Медем знал: Девлет-Гирей наверняка поведет своихголоворезов к переправам на реке Малке, чтобы отсюдарастечься отдельными отрядами по Большой и МалойКабарде. А в этом случае он обязательно выйдет на редут«Беш-тамак» и его лагерь, потому что именно здесь самыеудобные броды, которыми извечно пользовались какместные народы, так и все, кто приходил в этот край.Той же ночью два егерских и два конных полка донскихказаков, при поддержке пятнадцати орудий, заняли позициина пути к переправам. И, как только заалел восток и надземлей стало подниматься солнце, егеря и донцы нанесливнезапный удар из засад по подходившим к реке турецко-крымским силам.Стремительное нападение с флангов конницы и пехоты, а сфронта губительный огонь артиллерии ошеломили врага исмешали его ряды. Все попытки Девлет-Гирея организоватьотпор русским егерям и кавалеристам и опрокинуть ихсвоими превосходящими силами не увенчались успехом.Потеряв в течение пяти часов более двух

* Моздокская крепость основана в 1763 г.

тысяч убитыми и множество ранеными, ханское воинствопобежало в панике в степь, бросая обозы , захваченныепо пути табуны лошадей, гурты скота и пленных.

Только через три недели захватчики, отступившие врайон Пятигорья, наконец пришли в себя после пораженияу редута «Беш-тамак». Некоторое время они «промышляли»,грабя кабардинские селения в том районе, а затем,разделившись, отправились в набег. Один отряд двинулся кМоздоку и терским казачьим станицам, откуда вскоревынужден был с большими потерями убраться и поспешноотступить назад к Суджук-Кале. А вторая, основная, частьханского войска стала углубляться в Большую Кабарду,оставляя после себя мертвую, выжженную землю,разрушенные селения, сотни трупов. Но совсем недолгоубивал и грабил кабардинцев Девлет-Гирей. Ш е д ш и е п оег о сл ед а м в са д н и к и К а са ев а , уз н а в о направлениидвижения неприятеля, вовремя предупредили генерал-поручика Медема. Подняв полки, он бросился следом заханом.

В середине августа наседавший на противника русскийотряд прижал его к горам и заставил углубиться вБаксанское ущелье. Турки и татары, отбиваясь, уходиливверх берегом реки, надеясь отсидеться в горах до лучшихвремен, а в случае необходимости уйти отсюда вПятигорье и затем в степи. Но утром 27 августа русскиеполки настигли остановившееся на ночь лагерем войскоДевлет-Гирея.

...У слияния рек Баксана и Гунделена есть довольнообширное поле, ставшее в тот день местом боя. Началсяон обстрелом ханского лагеря из артиллерии. Грохотвыстрелов, сотрясая окрестные горы, гулким эхом отда-вался в ущельях. Ядра, бомбы, картечь наносили вра-жескому войску громадный урон. В лагере начались по-жары — пылали шатры военачальников, стали взрыватьсязапасы пороха. А потом в атаку со штыками наперевесбросились егеря, вперед устремились конные донцы, умелоорудуя длинными казачьими пиками и саблями.

К вечеру ханское войско было наголову разбито. Ты-сячи мертвых и раненых, в большинстве турки и татары,павшие кони, груды брошенного награбленного добра, са-

мое различное оружие, полуобгоревшие поваленные шат-ры усеивали поле боя на берегах Баксана и Гунделена.Многие из захватчиков, надеявшихся на победоносныйпоход, оказались в плену. Сам же Девлет-Гирей с немно-гими оставшимися с ним янычарами бежал в Пятигорье,а оттуда, почти не останавливаясь, загоняя коней, - кберегам Черного моря, чтобы вновь уплыть в Турцию.Таким жестоким поражением закончилось последнеетурецко-крымское нашествие на Кабарду. И снова, в ко-торый уже раз, на помощь ей пришел русский солдат.

Летом 1774 года подписанием Кючук-Кайнарджийскогомирного договора окончилась шестилетняя русско-турецкаявойна. Турция после ряда тяжелых поражений на всехфронтах вынуждена была наконец примириться с выходомРоссии к Черному морю и отказаться от притязаний наКабарду. Но и после этого ее агентура еще долго велаздесь свою подрывную деятельность, не оставляя надеждына присоединение кабардинской земли к Османскойимперии.

* * *В 1777 году, когда еще окончательно не миновалаугроза новых нападений со стороны турок и крымцев, наКавказе началось возведение десяти крепостей и целогоряда редутов, протянувшихся от Азовского моря до Моз-дока. Вся эта система укреплений стала известна как«Кавказская линия». В том году поднялись крепости Ге-оргиевская, Марьинская, Павловская и Андреевская.11 сентября 1777 года на месте редута «Беш-тамак», гденезадолго до этого произошло сражение русских полков стурецко-крымским войском, солдаты Кабардинскогоегерского батальона заложили Екатерининскую крепость(в 35 верстах от Моздока). В плане она представляла со-бой пятиугольник, образованный двухметровым землянымвалом, с десятью бастионами для пушек, обращеннымина все четыре страны света. Перед насыпью — двухмет-ровой ширины ров. С трех сторон — с севера, востока изапада — крепость окружал второй вал , отстоявший отпервого на двадцать метров. Он был сделан на случайвозможной осады, чтобы дать отпор неприятелю с первойлинии обороны, а при необходимости потом отойти на ос-

новную, вторую. С южной стороны крепость, отстоявшаяот реки Малки всего на сотню с небольшим метров, былазащищена ее высоким обрывистым берегом.

В Екатерининскую крепость вели трое ворот: глав-ные - «Северные», с восточной стороны - «Дагестанские»(через них выходила дорога по направлению к Моздоку идальше на восток к берегам Каспийского моря), с юга -небольшие - «Водяные», выводившие к реке, кудасолдаты ходили за водой. Через ров к двум из них -«Северным» и «Дагестанским» были переброшены дере-вянные мосты, рассчитанные для проезда военной фуры*и кареты. Все входы день и ночь охранялись караулами,располагавшимися в специальных помещениях - корде-гардиях, построенных внутри укрепления у каждых ворот.Неусыпно несли свою службу и часовые, постоянно вы-ставляемые на бастионах.

Крепость была сравнительно небольшой — до 200 мет-ров в длину и от 170 до 255 в ширину, в зависимостиот размера пяти ее сторон. Внутри под защитой пушек,валов и рвов находились дом коменданта, две казармы,пороховой погреб с запасом пороха, ядер и бомб, трицейхгауза для хранения военного снаряжения и прови-анта и, конечно, обязательная для того времени церковь.Первый гарнизон крепости составлял Кабардинский егер-ский батальон.

Той же осенью рядом с сооружаемыми крепостямивозникли одноименные станицы. В них по указу Екате-рины II поселили волжских казаков, принимавших актив-ное участие в недавнем восстании Емельяна Пугачева.Это для них явилось но сути дела ссылкой и наказанием.

Волжцы получили приказ выступить в Моздок еще вто время, когда крепости только стали возводиться, а наместо Екатерининской доставлялись строительные мате-риалы. 6 августа 1777 года 550 всадников двинулись по-ходной колонной с обозами к берегам Терека, направляяськ новой, неизвестной и полной опасностей жизни. Уходилитолько мужчины. Женщинам, детям и старикам предстоялоперебраться на Кавказ позже, когда для этого будутсозданы на необжитых местах подходящие условия.

* Фура — длинная крытая повозка.

Двадцать пять дней продвигались казачьи сотни наюг безводными, пустынными степями под палящимилучами летнего солнца. И только 31 августа добрались онидо урочища Маджары на реке Куме. Люди устали от труд-ного и долгого пути, кони, отощавшие от скудного корма,вовсе идти дальше не могли, а без коня казак как без рук.Две недели волжцы стояли лагерем в урочище, набираясьсил и откармливая лошадей на сочных прикумских тра-вах.

В середине сентября, получив приказ астраханскогогенерала Якоби, которому в то время подчинялись и рус-ские войска на Кавказе, казаки снова выступили в путь,направлялись прямо к урочищу Беш-тамак. Там их ужеждали солдаты Кабардинского егерского батальона, при-ступившие к возведению Екатерининского укрепления.Здесь всех распределили постанично (по сто человек)на жительство при каждой из строящихся крепостей -Екатерининской, Марьинской, Георгиевской, Павловской иАндреевской. Все пять сотен составили Волгский ка-зачий полк. Штаб-квартира его находилась в станицеЕкатерининской, где поселились в основном бывшие жи-тели села Дубовки из-под Царицына.

Казаки жили в землянках и в наспех сколоченных до-мишках. Вместе с егерями не покладая рук они рыли рвыи насыпали валы, строили бастионы и крепостные соору-жения, несли сторожевую службу. На первых порах имбыло крайне тяжело. Оставив на родине вместе с семьямивсе хозяйство, они кое-как перебивались на скудных ка-зенных харчах. Только к следующей осени, когда поспеливысеянные ими хлеба и подрос скот, казаки зажили луч-ше. Постепенно с Волги стали прибывать казачьи семьипоследние из них приехали на новые места только весной1780 года. К этому времени поселенцы обжились, обза-велись хозяйством и уже довольно крепко стояли наногах.

Так рядом с крепостью образовалась и Екатерининскаястаница, населенная простыми русскими тружениками,занятыми хлебопашеством, скотоводством, а позже и ви-ноградарством. В то время в ней насчитывалось 900 жителей,включая все взрослое население и детей. Первым екате-рининским атаманом и станичным начальником стал

опытный и боевой волжский казак майор ВасилийЛучкин, получивший через несколько лет чин полковника иназначенный командиром Волгского полка. Его вернымипомощниками были есаул Леонтий Венеровский и сотникИван Атарщиков.

Жизнь в крепости , да и в станице, шла так же , как иповсюду на линии: мирные дни чередовались с боямипротив крымских сторонников и отражением набегов аб-реков — любителей грабежа и легкой наживы. Нередко имудавалось заскочить к станичникам, угнать их стада, взять вплен жен и дочерей. И тогда, отбив нападение, коменданткрепости и атаман снаряжали отряд в погоню за ними.В октябре 1782 года на Северный Кавказ приехал генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин, назначенныйкомандующим Кавказским корпусом. Он приходился род-ственником всесильному фавориту Екатерины II, полко-водцу и государственному деятелю светлейшему князюГригорию Потемкину.Тридцатидевятилетнего генерала Павла Потемкина,награжденного за храбрость в последней русско-турецкойвойне орденами Георгия 4-й и 3-й степеней, знали в Рос-сии и как писателя, поэта и переводчика . Его «Поэмана победы, одержанные российскою армиею над турец-кими войсками», увидела свет еще в 1770 году, а вследза ней вышли из печати драмы «Россы в Архипелаге» и«Торжество дружбы». Потемкин первым в России перевел нарусский язык сочинения французских энциклопедистов-просветителей - Руссо «Новая Элоиза» и «О начале иосновании неравенства между людьми», философскуюповесть Вольтера «Магомет».Но в то же время он известен и как один из активныхучастников подавления Пугачевского восстания. Интересното, что потом на основании материалов следственнойкомиссии генерал, задолго до других историков, напишетработу «История Пугачева». Конечно, все события в ней,да и образ Емельяна Пугачева, подавались в искаженномвиде, с классовых дворянских позиций.Новый командующий Кавказским корпусом первоначальноизбрал своей штаб-квартирой Георгиевскую крепость. Вней июльским днем 1783 года он и принял пол-

номочных представителей восточногрузинского царяИраклия П. От имени русского правительства Потемкинподписал с ними трактат о принятии Грузии под покро-вительство России и обещал ей помощь в борьбе с много-численными врагами.

Грузия лежала за высоким труднопроходимым Кавказ-ским хребтом. И единственно возможный тогда путь тудапроходил по Дарьяльскому ущелью, через горы и пере-валы. Пройти же узкими тропами, проложенными людьми поскалам и крутым склонам, военные отряды с артиллерией итяжелыми грузами не могли.Грузины ждали помощи. И тем же летом Потемкин направилв Дарьяльское ущелье полторы тысячи солдат длястроительства пути в Закавказье. В трудных условияхвысокогорья, столь непривычного тогда для русского че-ловека, они сумели за три месяца — с августа по октябрь— проложить через хребет колесную дорогу (позднее, послевхождения Грузии в состав России, она была окончательнодостроена и вскоре названа Военно-Грузинской).

Павел Потемкин отправился осматривать дорогу, какобычно, в коляске, запряженной восемью лошадьми. 7 сен-тября 1783 года в рапорте князю Потемкину он писал,что проехал там, где раньше человек не мог пройти «безежеминутной опасности низвергнуться в пропасть».

Весной следующего года, когда дорога открылась отснежных заносов, в Закавказье были отправлены два ба-тальона солдат с четырьмя орудиями под командованиемполковника Бурнашева. Насколько трудным и опаснымоставался тот путь через горы, говорит то, что от Влади-кавказской крепости, поставленной в 1784 году у входа вущелье Дарьяла, до Тифлиса добирались тогда более чем замесяц.

С открытием дороги в Грузию стала приобретать особоезначение Екатерининская крепость, так как Потемкинприказал именно отсюда отсчитывать ее начало. Все, ктоследовал за Кавказский хребет, отправлялись туда толькоиз этого пункта. Если человек ехал из России, он проезжалчерез Ставропольскую и Георгиевскую крепости, а изЕкатерининской направлялся через «Дагестанские ворота» вМоздок, оттуда - к Владикавказу и далее в Дарьяльскоеущелье.

В Центральном государственном архиве древних актовхранится приказ генерал-поручика Павла Потемкина от19 сентября 1783 года о переименовании крепости Екате-рининской: «Крепость Екатерининскую отныне рекомендуюименовать во всех доходящих рапортах и прочих текущихделах Екатериноградом». Значит, даже в ту пору, когдадорога в Закавказье только еще прокладывалась,командующий Кавказским корпусом, а вместе с тем и ли-нией, уже строил планы превратить этот пункт в своюглавную квартиру.

1783 год стал знаменателен тем, что тогда, с присое-динением к России Крыма (названного Таврией), пере-стало, наконец, существовать Крымское ханство. Толькотеперь прекратились набеги крымских татар, грабившихпочти три века земли Кабарды и России. В честь славныхпобед русской армии над турками, крымцами и в памятьоткрытия дороги в Грузию генерал Потемкин приказалпоставить в Екатеринограде особый памятник -Триумфальную арку.

2 февраля 1784 года Павел Сергеевич Потемкин былназначен генерал-губернатором саратовским и кавказ-ским, оставаясь одновременно начальником Кавказскогокорпуса и линии. Через месяц он стал и во главе Кубан-ского корпуса, которым до него командовал А. В. Суворов.Отныне под его управлением находилась громадная тер-ритория от Азовского до Каспийского моря.Деятельный генерал-губернатор в том же году составилпроект создания Кавказского наместничества. Он мыслилпровести целый ряд реформ и мероприятий в областиуправления, политики, экономики и культуры, которыебы способствовали в какой-то степени сближению народовСеверного Кавказа и России. Конечно, все это делалосьдля более успешной колонизации и освоения царизмомздешних мест. Тогда же, именно в этих целях, Потемкинсоставил «Краткое описание о кабардинских народах». Надесяти рукописных листах в нем сообщались важнейшиесведения и выводы о кабардинцах - их истории, местахрасселения, быте, обычаях и верованиях. Это описание По-темкина можно с полным правом считать одной из пер-вых историко-этнографических работ о Кабарде. Чтобыпредставить себе этот довольно интересный труд, доста-точно ознакомиться хотя бы с некоторыми выдержкамииз него:

«Приложив всевозможное старание познать нравыи состояние всех народов в Кавказских горах и вокругоных обитающих, не пропустил я ничего, что только могломне подать об них познание, и, собрав разные сведения, пообъявлениям наилучших людей, нахожу достойным опи-сать кабардинцев, яко главнейших между всеми народами,занимающими все пространство земли, лежащей у по-дошвы Кавказских гор, между Каспийским и Чернымморем.

Кабардинцы разделяются на два рода, а именно: наБольшую и Малую Кабарду...

...Издревле князья... каждый имеет от себя больше илименьше зависимых, которых называют они своимиподданными. Князь может взять у своего подданного всеего достояние... может, наконец, отнять его дочь и жену...

...Рыцарство есть предмет славы каждого, и роскошьеще не вкралась в сердце сего народа. Золото и сереброставят они ни во что или за весьма малое, напротив тоговсякие доспехи и оружие ставят за драгоценное.

...При рождении младенца не погружают его в воду, нооставляют на воздухе одни сутки, без всякого призрения; попрошествии года подают ему оружие и что-нибудьскудельное, и если он примет первое, то отцы и все се-мейство празднуют. При воспитании приучают их бытьсмелу, бодру, живу и проворну. По прошествии семи летучат владеть конем, стрелять из лука и ружья...

...Старость лет между ними, так как и у спартан*, вкрайнем почтении, и никакой молодой человек передстариком ни малейшей невежливости сделать не дерзает...

* Спартанцы — жители древнегреческого спартанского царства,известные мужеством, стойкостью и пренебрежением к роскоши.

...Всякий раз, когда бывает свадьба, собираются всежители того селения, где оную совершают, и тут употребляютони все наряды, какие только кто по состоянию имеет,холостые надевают все свои доспехи, девушки — лучшиеплатья; молодые люди все - рыцарские ухватки изъявляют, ипроворством ознаменовавшийся заслуживает похвалу отстариков и имеет право плясать с той девкой, с которойпожелает...

...Старость лет между ними, так как и у спартан*, вкрайнем почтении, и никакой молодой человек передстариком ни малейшей невежливости сделать не дерзает...

...Всякий раз, когда бывает свадьба, собираются всежители того селения, где оную совершают, и тут употребляютони все наряды, какие только кто по состоянию имеет,холостые надевают все свои доспехи, девушки — лучшиеплатья; молодые люди все - рыцарские ухватки изъявляют, ипроворством ознаменовавшийся заслуживает похвалу отстариков и имеет право плясать с той девкой, с которойпожелает...

...Описывая кабардинский народ, подаю понятие обовсех народах, живущих в горах у подошвы Кавказскихгор».

Свой проект и «Краткое описание о кабардинских на-родах» генерал-губернатор в том же году представил вПетербурге князю Потемкину, а через него Екатерине II.

5 мая 1785 года своим указом Сенату Екатерина учредилаКавказское наместничество, состоявшее из двух областей —Кавказской и Астраханской. Первая из них делилась на шестьуездов: Екатериноградский, Кизлярский, Моздокский,Георгиевский, Александровский и Ставропольский. Отныневсе эти крепости, кроме бывшей Екатерининской,становились уездными городами. Астраханская областьделилась на четыре уезда.

Наместником Кавказа был назначен генерал-поручикПавел Потемкин, а главным центром наместничестваобъявлен Екатериноград, возведенный в ранг губернскогогорода.

Пока генерал оставался в столице, утрясая все своидела и развлекаясь на дворцовых балах, его адъютантыуже скакали на Кавказ, неся весть о переменах и о новомгубернском центре. И вскоре на территорииЕкатериноградской крепости началось строительстводвухэтажного здания роскошного наместнического дворца,а за крепостными пределами стали возводиться несколькодесятков кирпичных и деревянных зданий для гражданскихучреждений, воинских штабов и размещения многочислен-ных чиновников.

30 сентября Потемкин прибыл из Петербурга вГеоргиевск, а 9 декабря со всем наместническимправлением, штабом Кавказского корпуса и линии переехалв Екатериноград — столицу громадного Кавказского края.

Итак, Потемкин стал наместником, сосредоточив в своихруках все военное и гражданское управление. Такоезвание и права получали только люди, пользовавшиесяособым доверием при царском дворе. Даже сам выезд на-местника за пределы города , обязательно в сопровожде-нии отряда кавалерии, многих адъютантов и офицеров,должен был теперь подчеркивать его величие как высо-кого представителя императрицы.

В конце 1785 года на месте главных «Северных ворот»Екатериноградской крепости уже возвышалась громададвенадцатиметровой Триумфальной арки, возведенной изкамня и кирпича. Автор ее остался неизвестен. Сооруженаона в стиле модного в ту пору русского классицизма. На еефасаде, со стороны парадного подъезда, слева и справа отширокой арки установлены по две колонны ,древнеримского типа. Выше карниза на аттике красоваласьнадпись: «Дорога в Грузию», составленная из полуметровыхмедных букв.

Вообще триумфальные арки стали возводить еще вДревнем Риме для увековечения полководцев-победи-телей и важных событий . Обычно они ставились привъезде в город, на мостах, главных улицах или большихдорогах.

В России подобные памятники появились при Петре I.Первая арка была поставлена в Москве в 1696 году, поеловозвращения царя из Азова, отбитого у турок. Семь три-умфальных «ворот» поднялись в русской столице послепобеды над шведами под Полтавой в 1709 году, а шестьпять лет спустя в Петербурге в честь морских побед наБалтийском море.

Сооружались они и позже, но до наших дней по всейстране дошло лишь несколько. В их числе значится и Три-умфальная арка в станице Екатериноградской, внесенная всписки архитектурных памятников всесоюзного значения.

Монументальные Триумфальные «ворота» вЕкатеринограде стали символом центра края.Торжественное открытие наместничества намечалось вЕкатеринограде на 17 января 1786 года. Подготовка к немуначалась заранее. Уже 6 января наместник кавказскийгенерал-поручик Потемкин издал приказ:

«На все дни, доколе последует торжественное открытиенаместничества, делать наряд караулу к наместническомудому 20 человек конных с литаврами и 60 пехоты сзнаменем, которых и сменять ежедневно. При всяких воротахпоставить пикеты, при станице пикет. По ночам делатьпешие патрули и конные разъезды в крепости изнаходящихся команд под ведомством правящего долж-ность коменданта подполковника Полторацкого, для чегоподполковник Келлен делает разъездам наряд; в станицепикет состоит в команде городничего».

Для участия в церемонии и параде в честь этого события вгород из близлежащих крепостей были вызваны дваказачьих полка, а также двухсотенные команды отнескольких пеших и конных полков.Утром, в день открытия наместничества, когда трубачипротрубили в крепости побудку, из двенадцати пушек подкомандованием линейного подпоручика артиллерии Попковабыл произведен первый салют сто одним выстрелом. Когда жесмолкла пальба, над окутанным пороховым дымомЕкатериноградом разнеслись торжественные марши. Втечение целого часа играли трубачи и литаврщики

Астраханского драгунского полка, поднявшиеся, по при-казу Потемкина, на верхнюю площадку Триумфальнойарки — «Каменных ворот».

Под звуки музыки воинские команды занимали свои местана крепостном плацу и прилегавшей к Триумфальной аркеплощади за чертой вала. Первыми встали солдатыКабардинского егерского батальона, возводившие почтидевять лет назад местную крепость. Рядом с ними — ротыСеленгинского, Кабардинского, Казанского пехотных и эс-кадроны Астраханского, Моздокского, Таганрогского дра-гунских полков. В почетном строю заняли места Екате-риноградская сотня и два казачьих полка - Уральский иКутенникова.Прозвучала команда старшего штаб-офицера по крепостиполковника Гротельгема, и все замерли. В этот момент изнаместнического дворца вышел генерал Павел СергеевичПотемкин при всех регалиях, при шпаге с золотым, укра-шенным бриллиантами эфесом. Он молодцевато вскочилна поданного ему коня и направился к церкви в сопро-вождении своего помощника генерал-майора Шемякина,губернатора Екатеринограда Жукова, командующих уча-стками Кавказской линии генералов Леонтьева, Левашова,Ржевского, комендантов ряда крепостей и группы кабар-динских князей, приглашенных на празднество. В церкви,где в тогдашних условиях обязательно полагалось «освя-щать» все начинания, священник, размахивая дымящимсякадилом, провозглашал густым басом «многие лета го-сударыне императрице, вновь учрежденному наместниче-ству и губернскому граду, нареченному во имя святой Ека-терины».

Над Екатериноградом вновь прогремел салют из стаодного выстрела, и Потемкин появился перед трехтысяч-ным воинским строем. Помимо пышной свиты, его окру-жал теперь почетный конвой, назначенный им лично надни торжеств,— впереди него следовали 12 казаков, позади— 36 драгун. При стечении всех обитателей нового города,в присутствии его гарнизона, прибывших из другихкрепостей воинов, множества чиновников, приехавших дляработы, был торжественно оглашен указ Екатерины II оботкрытии Кавказского наместничества, после чего пушкипросалютовали в третий раз. Потом перед наместником,

генералами и комендантами крепостей торжественныммаршем полковник Гротельгем провел егерские и грена-дерские роты, эскадроны драгун и казачьи сотни.

* * *Город, еще недавно бывший обыкновенной небольшой

крепостью, каких немало насчитывалось на Кавказской ли-нии, стал теперь неузнаваем как своим внешним видом,так и количеством людей — гражданских и военных, бук-вально заполнявших его маленькие улочки и площади.Ведь, по сути дела, Екатериноград даже в пору своегорасцвета продолжал состоять из территорий крепости,станицы и слободки отставных солдат, объединенных вгубернский центр.

При учреждении Кавказского наместничества прави-тельство издало указ, целью которого было привлечь в этидалекие края чиновников из России. В нем говорилось,что здесь для них устанавливаются льготы, предоставляющиеим право на производство в чин коллежского асессора безобязательного соответствующего экзамена. Это-то и привелотогда сюда очень многих людей, жаждавших званиячиновника VIII класса, дававшего им согласно «Табели орангах» права личного дворянства.

Один из документов Центрального государственногоархива древних актов - «Перечень государственных уч-реждений губернского города Екатеринограда», составленныйв 1787 году для отправки в Петербург, позволяет нампредставить, какая масса коллежских асессоров и регист-раторов, титулярных советников и других чиновниковпоявилась в губернском городе и была занята службой вовсех его палатах и присутственных местах. Вот эти уч-реждения (причем здесь названы лишь гражданские),размещавшиеся в ту пору в Екатеринограде: Наместническоеправление, Палата уголовного суда, Казенная палата,Совестный суд, Верхний земский суд (1-й департамент, 2-й департамент), Губернский магистрат (1-й департамент, 2-йдепартамент), Верхняя расправа (1-й департамент, 2-йдепартамент), Нижний земский суд, Городской магистрат,Нижняя расправа.

В Екатеринограде решались все дела по управлениюгромадной территорией и установлению взаимоотношений

с местными народами. Сюда спешили фельдъегеря с указамиимператрицы и Военной коллегии, а отсюда курьерыразвозили приказы наместника во все подвластные емугорода, крепости, станицы и редуты, к кабардинским ичеркесским князьям, значившимся на русской службе.

24 мая 1786 года в столицу Кавказского наместничестваприехало посольство от шамхала Тарковского - Бамата дляобъявления его решения о вхождении в состав Российскогогосударства. «В роскошных каретах, сопровождаемыеблестящим эскортом из линейных казаков, послы проехалипрямо во дворец, где было уже приготовлено все, чтобыослепить их пышностью, окружавшей наместника ,—рассказывает русский военный историк В. А. Потто вкниге «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах,легендах и биографиях».— Шествие их открывалцеремониймейстер со своими ассистентами; за ним следовалмаршал и, наконец, послы, которых почтительноподдерживали под руки наши офицеры.

Миновав длинную амфиладу комнат, процессия вступила взалу, посреди которой величественно возвышалсяимператорский трон. При ступенях трона на богатом креслесидел наместник.

Выслушав сидя приветственную речь от лица Бамата, онвстал со своего места и указал рукой на большой портретимператрицы. Послы громко и внятно произнесли присягуот лица своего владетеля. 50 пушечных выстрелов, музыка игрохот барабанов возвестили городу о принятии шамхала врусское подданство...».

Деятельность Павла Потемкина на Кавказе, его договоры сГрузией и Дагестаном, прокладка дороги в Закавказье,ведение дел в Кабарде и успешная борьба с турецкойагентурой высоко оценивались в Петербурге. Екатеринанаградила его орденом Владимира I степени и «брил-лиантовой» табакеркой со своим портретом.По свидетельству современников, царский наместник

был настоящим вельможей екатерининских времен: высо-комерным и заносчивым, делавшим все, чтобы блеснутьсвоим богатством, аристократизмом и близостью ко двору. Онокружил себя многочисленной свитой из офицеров ичиновников, давал в Екатеринограде роскошные балы ипраздники с иллюминацией и фейерверками. «Горскиекнязья лучших фамилий всегда толпились около него сосвоими уорками и узденями. Потемкин ласкал этих пред-ставителей черкесской аристократии, дарил и покупал ихзолотом», — писал Потто.В основу своей деятельности на Кавказе этот типичныйпредставитель царской администрации положил принципдревнеримских императоров-завоевателей -«разделяй ивластвуй». Демагогическими заявлениями, подкупами,провокациями и силой он проводил в жизнь политикуцарского правительства.В 1786 году случилось событие, которое десять лет спустядало повод новому императору Павлу I, не любившемулюдей, бывших опорой его матери, возбудить противПотемкина следствие по обвинению его в соучастии вубийстве и ограблении.Тем летом из Персии бежал спасавшийся от преследованийсвоего брата шаха Ага-Мохаммед-Хана принц Идаст-Хан.Уходя от погони, он привел свой корабль к устью Терека испешно отправил гонцов в Кизляр просить помощи у егокоменданта. Бригадир Вишняков направил вниз по рекенесколько лодок с солдатами. Но они, взойдя на персидскийкорабль, набросились с саблями и ружьями на команду,перебили ее и захватили все богатства принца. Самого жеИдаст-Хана убили, а труп бросили в море. Наместник же нетолько не наказал грабителей и убийц, но даже и несообщил о случившемся в Петербург, как видно, боясь, чтоэто отразится на его карьере. Там узнали обо всем отдругих лиц, но постарались происшествие замять и непредавать огласке. А о дальнейшей судьбе сокровищ принцатак никто ничего и не узнал — все оказалось покрытоглубокой тайной.Потемкин оставался в Екатеринограде до сентября 1787года. Потом, когда началась новая русско-турецкая война,его вызвали в Петербург и направили в Дунайскую армию,где он командовал одним из корпусов. На Кавказ

он больше не вернулся, хотя до 1791 года продолжал но-сить звание наместника, слал туда приказы и получал от-туда донесения о ходе дел.Командуя восьмитысячным отрядом, генерал-поручикпроявил отвагу при взятии крепости Измаил в декабре1790 года. Во главе полка фанагорийских гренадер он од-ним из первых ворвался в крепость, за что был отмеченорденом Георгия 2-й степени. В «Росписи награжденных»за Измаил первым в списке стоял «генерал граф Суворов-Рымникский», вторым — генерал-поручик Потемкин.Позже он получил звание генерал-аншефа и графскийтитул.В 1796 году, вскоре после смерти Екатерины II, бывшийнаместник Кавказа приехал на отдых в свой московскийдворец. И сюда через несколько дней совершенно не-ожиданно для него из Петербурга пришло сообщение обучреждении Павлом I следствия против него по делу обубийстве персидского принца Идаст-Хана. В тот же деньон скончался от сердечного приступа....Отъезжая на фронт, Потемкин оставил в Екатериноградесвоим заместителем по гражданским делам губернатораКавказской губернии статского советника Алексеева, агенерал-поручика Текели назначил командующим Кав-казским корпусом и начальником укреплений Кавказскойлинии.Надо признать, что расположение центра Кавказского края вЕкатеринограде было крайне неудобным, так как городнаходился далеко в степи. Он стал губернским лишьблагодаря Потемкину, который, желая польстить Екате-рине, переименовал Екатерининскую крепость вЕкатериноград, а затем предложил сделать его столицей всегокрая. Вот почему пройдет всего год после отъезда наместни-ка, и генерал Текели перенесет штаб корпуса и Кавказ-ской линии в Георгиевск (расположенный в 60 километрахна северо-запад от слияния Малки с Тереком).А 30 апреля 1790 года последовал указ Екатерины II оперенесении правления Кавказским краем, вместе со всемипалатами, судами и департаментами, из Екатеринограда вАстрахань. Отныне город терял ранг губернского ипереводился в разряд уездных.Опустели губернаторский дворец, многочисленные зда-

ния учреждений и дома чиновников. Оставшись без ухода,они стали постепенно приходить в ветхость и разру-шаться.

В 1802-м, когда новым центром Кавказской губерниистал Георгиевск, Екатериноград был переведен в списокзаштатных городов. На таком положении он остается втечение двадцати лет, а в 1822 году преобразуется встаницу.

* * *

В 1826 году постановлением Сената путь в Грузию,идущий из Екатериноградской в Моздок, а оттуда - воВладикавказ, значительно сокращался. Старая дорога изМоздокской крепости была заброшена. Новый путь изЕкатериноградской начинался теперь после выхода изкрепостных «Водяных ворот» у переправы на правый бе-рег Малки. Первоначально она осуществлялась на пароме, ав тридцатые годы здесь был возведен деревянный мост.Дорога шла прямо на юг по левобережью Терека. Для ееохраны были построены укрепления и редуты -Пришибский, Котляревское, Александровское, Урухский,станицы Змейская и Ардонская. На правой сторонеМалки, у паромной переправы, а затем и у моста,находились центральный карантин и таможенная застава,проводившие надзор за перевозкой грузов и перегономскота по почтовому тракту и Военно-Грузинской дороге, атакже из Кабарды в русские города и крепости на линии.В сороковых годах в Екатериноградской открылся меновойдвор для торговли с кабардинцами , которые часто бывали ина известных станичных ярмарках, куда съезжались сосвоими товарами жители многих окрестных населенныхпунктов.

С 1824 года Екатериноградская, приписанная до этогопочти шестьдесят лет к Волгскому казачьему полку, былапереведена в новый, только что сформированный Горскийполк. Штаб его располагался здесь же, в станице. В то жевремя на се территории находились батальон пехоты ивоенный госпиталь. Вскоре в Екатериноградскойразместилась и походная канцелярия атамана Кавказскоголинейного казачьего войска. «...Линейные казаки поль-

зовались вполне заслуженною славою удальства и храбро-сти, — писал о них современник. — На конях горских по-род, в красивом горском костюме, линейные казаки многоезаняли от горцев: джигитовку, удальство...»

Казаки-екатериноградцы участвовали во многих войнахи схватках, которыми так насыщена была жизнь тог-дашнего служивого человека. В 1829 году сотня, возглав-ляемая есаулом Лучкиным, сражалась в рядах Горскогополка на турецком фронте у Карса и Эрзерума . Через де-сять лет станичники штурмовали шамилевскую крепостьАхульго. Они громили турецких башибузуков на Кавказ-ском фронте в Восточной войне 1853—1856 и в русско-турецкой 1877—1878 годов, находясь в составе Горско-Моздокского казачьего полка. Из их рядов вышло немалохрабрых бойцов, таких, как полковник Яков Кулаков,майор Александр Кудрявцев, есаул Степан Нырков.В архиве Терского казачьего войска в городе Владикавказееще в конце прошлого века хранился послужной списокурядника станицы Екатериноградской Козьмы ИвановичаПастухова - яркое свидетельство отваги и трудной боевойжизни этого простого человека. Даже одно лишьперечисление всех событий, в которых ему довелосьучаствовать, является своеобразной летописью его подвигов:

«...1781 год — начал службу в Волгском полку.1786 год - отправлен с бумагами генерал-поручикаПотемкина курьером в Москву к генералам Нарышкину иВоронцову.1787 год — ходил в отряде генерала Потемкина за Кубань натурок.1788 год — в отряде генерала Текели осаждал турецкуюкрепость Анапу.1789 год - в отряде генерал-майора Булгакова ходилза Кубань.1789 год — в отряде генерал-поручика Бибикова осаждалАнапу и получил серебряную медаль «За верность».1791 год — при новом штурме Анапы ранен пулей в правуюногу и от генерал-поручика Гудовича получил похвальныйаттестат и произведен в урядники.1796 год — в отряде генерал-аншефа графа Зубоваучаствовал в походе на персов, брал Дербент и Баку.1801 год — по болезни вышел в отставку».

Из документов известно, что Козьма Пастухов был ещежив в 1837 году, когда ему насчитывалось восемьдесятдва года...

* * *

В Екатериноградской бывали замечательные люди Рос-сии, оставившие о себе память в этой казачьей станице.

...Много раз приезжал сюда будущий декабрист Алек-сандр Иванович Якубович, переведенный в 1818 году изгвардии в драгунский полк на Кавказ за нашумевшуютогда дуэль с Александром Грибоедовым. Причиной ссорыпослужил поединок Шереметева и Завадовского, стреляв-шихся из-за девятнадцатилетней танцовщицы - балериныАвдотьи Истоминой, образ которой запечатлен Пушкинымв «Евгении Онегине».

Якубович пробыл на Кавказе до 1824 года. Жизнь егов этом крае, наполненная приключениями, бесстрашие,удаль породили вокруг него много рассказов. Он поль-зовался большим уважением не только у русских офице-ров, казаков и солдат, но и у кабардинцев, среди которыхимел много друзей-кунаков. Историк В. А. Потто, пре-красный знаток жизни Кавказа того времени, писал, чтоЯкубович не отличался от своих горских друзей «ни одеж-дой, ни вооружением, ни искусством в наездничестве. Вего характере было что-то загадочное, дерзкая удаль егобыла так поразительна, что храбрейшие джигиты Кабардыи Черкесии удивлялись ему».О его рыцарском благородстве и честности ходилилегенды. Известен случай, когда в плен к казакам попаламолодая кабардинка, жена одного из мятежных князей.Александр Иванович защитил честь женщины - он самохранял ночью ее шатер, оберегая княгиню от нескромныхглаз и возможных посягателей, а затем отвез ее к мужу.В посвященном Якубовичу стихотворении, написанном в1823 году в Кисловодске и опубликованном спустя двагода в газете «Московский телеграф», о нем было сказано:

Кавказских рыцарей краса,Пустыни просвещенный житель!Ты ни одним врагам гроза, -Судьбы самой ты победитель.

В ноябре 1825 года, менее чем за месяц до восстания

декабристов, в петербургском альманахе «Северная пчела»появились «Отрывки о Кавказе. Из походных записок»,подписанные инициалами «А. Я.». Рассказ оказалсянастолько интересным и ярким, что Пушкин в письме кАлександру Бестужеву восторженно отзывался: «...Кто писало горцах в «Пчеле»? Вот поэзия! Не Якубович ли, героймоего воображения? Когда я вру с женщинами, я уверяю, чтос ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова,хоронил Шереметева... В нем много, в самом деле,романтизма. Жаль, что я не встретился с ним в Кабарде —поэма моя* была бы лучше».

Автором «Отрывков о Кавказе» действительно являлсяЯкубович. Двадцать семь дней спустя после их опубли-кования он станет участником восстания декабристов.После его разгрома Александра Ивановича «за умышление нацареубийство» приговорили к смертной казни, замененнойпожизненной сибирской каторгой. Вместе со многимитоварищами он окажется на Нерчинских рудниках. Там, вСибири, через двадцать лет, уже живя на поселении, он иумрет.

В 1835 году декабрист Александр Бестужев, бывшийгвардейский офицер, отправленный после сибирской ка-торги на Кавказ рядовым, писал брату Николаю и просилпередать Якубовичу, что в кавказских горах все еще живапамять о нем: «...Линейцы — молодцы: все очень помнятАлександра Ивановича; черкесы тоже. Но все те, которым онкланялся, кроме Атажука, или умерли, или убиты».Николай I, лично ведший следствие по делу декабристов,запретил Якубовичу вести всякую переписку. И все же,несмотря на это, сохранилось одно его письмо АлександруБестужеву, посланное из Сибири на Кавказ, в котором онписал о себе от третьего лица, давая писателю темы дляроманов и повестей из кавказских событий, в том числепроисходивших в Кабарде: «...Братоубийство князя Рослам-бека Мисостова; адъютант Потемкина, человекобразованный, - злодей, убийца; ступив на родную землю:угрызение совести и раздел крови между убийцами, - вотканва для целого романа. Неукротимый Тау-Султан и Ханука.Смерть первого от руки его брата Магомета Атажукина,красота жены, Атажукиной, которая шила когда-тоЯкубовичу черевички...»

* А. С. Пушкин имел в виду поэму «Кавказский пленник».

Служа в Кабарде, Якубович много слышал об ИзмаилеАтажукине, полковнике русской армии, награжденном попредставлению Суворова за храбрость при штурме турецкойкрепости Измаил орденом Георгия 4-й степени. «Измаил Бей»удостоился этой высокой награды 25 марта 1791 года и стал820-м кавалером этого высокого знака доблести в русскойармии. Он погиб в Кабарде в 1812 году, за шесть лет доприезда сюда Александра Ивановича. Возможно, убийцейстал его двоюродный брат полковник Росламбек Мисостов,занявший сторону противников России, верным другомкоторой Измаил Атажукин оставался всегда. На этоуказывает и Якубович в письме к Бестужеву. Это былинтереснейший для своего времени человек. Доктормедицины Л.-Р. Стегман, побывавший в 1809 году наКавказе, писал в своем «Журнале путешествия»: «ВМоздоке я познакомился с кабардинским князем АджаИзмаил-беем. Он полковник в российской службе, кавалергеоргиевского ордена и получает пенсион. Привер-женность его к своему отечеству, в котором он имеет ещевладения, кажется, нимало не изменилась в течение дол-гого отсутствия; он состоит в тесном с оным общении.Жена его и сын живут там; последний воспитывается уодного кабардинского дворянина. [Измаил] ...говорит по-русски и по-французски, ростом высок, красив собою иобходится как образованный светский человек».

Атажукин неоднократно бывал в Екатериноградской,начиная с 1785 года, когда юношей уезжал из нее в Пе-тербург для получения образования и европейского вос-питания.

II Александр Якубович, много наслышавшийся о немв свою бытность в Кабарде, советовал Бестужеву взять темуо нем для повести. Он, конечно, тогда еще не знал, чтоЛермонтов уже создал поэму «Измаил-бей».

...В конце 1825 года в станице Екатериноградской болеедвух месяцев прожил Александр Сергеевич Грибоедов,служивший в ту пору чиновником для дипломатическихпоручений при ставке главнокомандующего ОтдельнымКавказским корпусом генерала Ермолова.

С 4 по 13 октября он находился в укреплении КаменныйМост на Малке* и, полный полученных здесь впечатлений,начал писать стихотворение «Дележ добычи». В письмеАлександру Бестужеву, написанном месяц спустя, 22ноября, в станице Екатернноградской, Грибоедов такговорил об этом: «...На Малке я начал что-то поэтическое,по крайней мере самому очень нравилось, обстоятельства

* Ныне селение Каменномостское в Кабардино-Балкарии.

прервали, остыл, но при первой благоприятной переменеснова завьюсь в эфир».

Из Каменного Моста Александр Сергеевич уехал вНальчикскую крепость и провел в ней несколько дней. А 27октября, вместе с отрядом генерала Вельяминова, онприехал в Екатериноградскую и остановился надолго встанице, чтобы встретиться здесь с Ермоловым, которыйпосле похода в Чечню должен был возвращаться в своюставку в Тифлисе.

27 ноября Грибоедов пишет из Екатериноградской своемуобщему с Пушкиным другу поэту Вильгельму КарловичуКюхельбекеру: «Здесь многие или лучше сказать все о тебевспоминают: Вельяминов, с которым я до сих пор слонялся поверхней Кабарде, Коцебу 2-й, Цебриков, Талызин, Устимович,Павлов etc., etc., и даже старик наш [генерал Ермолов],несмотря на прежнюю вашу ссору, расспрашивал о тебе сбольшим участием...»*. Через семнадцать дней после того,как было написано это письмо, Кюхельбекер, как и офицерлейб-гвардии драгунского полка Александр Бестужев,выйдет в рядах декабристов на Сенатскую площадьПетербурга.

В начале января 1826 года Грибоедов выехал по вызовуглавнокомандующего в крепость Грозную и там узнал овосстании декабристов, среди которых находились многиеего друзья. По приказу из Петербурга он был арестован.Правда, заранее предупрежденный генералом Ермоловым,Александр Сергеевич успел уничтожить «опасные» для негобумаги. Под конвоем жандармов он проследовал черезЕкатериноградскую в Петербург.

До начала июня автора комедии «Горе от ума» содер-жали под арестом и следствием. Прямых улик о его связяхс восставшими не нашли, а потом с вмешательствомродственника — влиятельного генерала Паскевича егоосвободили.

Грибоедову довелось быть в Екатериноградской и весной1828 года. Как раз тогда, после окончания русско-персидской войны, его назначили министром-резидентом

* С 1821 г. Кюхельбекер некоторое время служил в Тифлисе приштабе Ермолова. Из-за ссоры с его племянником вернулся в Россию.Проездом бывал в Екатериноградской.

(послом) в Персию и он направлялся в Тегеран. Там 30 ян-варя следующего года Александр Сергеевич погиб, рас-терзанный толпой фанатиков-мусульман, спровоцирован-ных английской разведкой. Его тело опознали лишь посведенному пальцу руки, простреленной когда-то на дуэлиЯкубовичем...Когда в 1828 году началась война с Турцией, Пушкин,находившийся под надзором жандармов, решил поехать вкавказскую армию, несмотря на категорическое «внуше-ние», сделанное ему шефом III отделения Бенкендорфом.В конце апреля 1829 года Александр Сергеевич приехалв Москву, где уже знали о трагической гибели Грибоедова.В одном из домов, куда он был приглашен на ужин,Пушкин разговорился с юной Катей Булгаковой, доче-рью московского почт-директора. Узнав о том, куда едетсидящий перед ней человек, она, искренне обеспокоеннаясудьбой поэта, вдруг стала его просить: «Ах, не ездите!Там убили Грибоедова!». А Пушкин с грустью и вызовомсудьбе ответил девушке: «Будьте покойны, сударыня, не-ужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичей?Будет и одного!»1 мая он выехал почтовым трактом из Москвы на Кавказ.Через Елец, Воронеж, Новочеркасск, Ставрополь Пушкинприбыл 15 мая в Георгиевск. «На другой день мы...прибыли в Екатериноград — бывший некогда наместническимгородом, — напишет он через несколько лет в повести«Путешествие в Арзрум». - С Екатеринограда начинаетсяВоенная Грузинская дорога, почтовый тракт прекращается.Нанимают лошадей до Владикавказа. Дается конвой казачийи пехотный и одна пушка. Почта отправляется два раза внеделю, и приезжие к ней присоединяются: это называетсяоказией.Почта пришла на другой день. На третье утро в девятьчасов мы были готовы отправиться в путь. На сборномместе соединился весь караван, состоящий из пятисотчеловек или около. Пробили в барабан. Мы тронулись...»

В сентябре Александр Сергеевич возвращался тем же путем стурецкого фронта и вновь прикоснулся к землеекатериноградской.

...Проездом в Грузию бывал в станице и писатель-де-кабрист, друг Грибоедова, бывший штабс-капитан гвар-дейского полка Александр Александрович Бестужев. Этоему 22 ноября 1825 года написал письмо изЕкатериноградской Грибоедов и к нему обращался из СибириЯкубович.

В начале 1829 года его перевели из Якутского острогона Кавказ в солдаты. В двадцатых числах июля он уженаходился в Екатериноградской. Отсюда Бестужев напра-вился в Тифлис, затем служил в Дагестане, а пять летспустя снова проехал через станицу, направляясь на За-падный Кавказ, где вскоре и погиб под Адлером в бою сгорцами. Тогда он объездил весь Северный Кавказ, бывалв Кабарде. Отсюда послал он поклон Якубовичу от князяМагомета Атажукина, жена которого шила когда-то ему«черевички».

В России стали тогда широко известны романтическиеповести, рассказы и очерки Бестужева на кавказские темы:«Аммалат-бек», «Мулла-Нур», «Красное покрывало»,«Рассказ офицера, бывшего в плену у горцев». Но своейфамилией подписывать сочинения он не мог — ведь онзначился как государственный преступник. Тогда Бестужеви взял себе псевдоним — Марлинский.

...В 1837 году за стихи на смерть Пушкина царь ссы-лает на Кавказ поручика Михаила Лермонтова. В октябре,направляясь с Западного Кавказа в Тифлис и остановив-шись в Ставрополе, он встретился с декабристами, следо-вавшими под конвоем с сибирской каторги в кавказскиеполки. Среди них был и бывший князь Александр Одоевский- автор ответа декабристов на послание Пушкина «Воглубине сибирских руд храните гордое терпенье», человек,высказавший прекрасные, вещие слова: «...наш скорбныйтруд не пропадет; из искры возгорится пламя».

10 октября подружившиеся Лермонтов и Одоевскийотправились вместе из Ставрополя по тракту к Екатери-ноградской, где прождали несколько дней «оказии» длядальнейшего следования во Владикавказ.

Два года спустя Александр Иванович умрет от маляриина Западном Кавказе.

Сведения о посещении Михаилом Юрьевичем Лермон-товым Екатериноградской , куда он приезжал и позже,

находим мы в журнале «Отечественные записки» за1843 год, где опубликована статья «Я. А-в» «Заметки на пу-ти из Москвы в Закавказский край». Автор писал, что встанице поэт познакомился с кабардинкой — женой полко-вого учителя, Верой Ивановной, в доме которой останав-ливались «все путешественники, начиная с главноуправ-ляющего до последнего прапорщика... Вера Ивановна лич-но знала Лермонтова, который часто останавливался у нее.Замечая его насмешливый характер, она прочила ему тра-гический конец. ...От природы словоохотливая и любопыт-ная, она знает все, что делается не только в наших та-мошних переулках, но даже у горцев... Родом кабардинка,знаменитая Вера Ивановна... лет за 12 перед сим былавзята в плен одним казаком».Ее крестили в православную веру, и вскоре она стала женойполкового учителя. «Вере Ивановне 25 лет. Она говоритпо-русски, как русская, очень недурна собой, прекрасныечерные глаза ее сияют умом...»...Довелось побывать в Екатериноградской и Льву Ни-колаевичу Толстому.В мае 1851 года двадцатитрехлетний Толстой приехал ксвоему старшему брату Николаю, служившему в то времяартиллерийским офицером на Кавказе и квартировавшему сосвоей частью в казачьей станице Старогладков-ской наТереке у границы с Чечней. Вместе с ним Лев Николаевич нераз принимал участие в военных экспедициях, а затем,увлекшись службой, стал хлопотать о своем зачислении вармию. Но вопрос этот мог решить только командующийартиллерией Кавказского корпуса. И Толстой решил ехатьза назначением в Тифлис.

25 октября он выехал с братом Николаем изСтарогладковской, и на третий день пути они прибыли вЕкатериноградскую, откуда начинался «путь в Грузию».Стояла дождливая осенняя погода, колеса их коляскиутопали в непролазной грязи. И станица, затянутая пе-леной мелкого нудного дождя, показалась тогда ему оченьнеприглядной и серой, несмотря на величественную Три-умфальную арку, под которой они проехали. Лев Никола-евич с любопытством осмотрел этот памятник екатери-нинских времен.

Когда бывшая столица Кавказского края осталась по-

зади, коляска въехала на длинный 180-метровый деревян-ный мост, построенный через Малку. Оказавшись на пра-вом берегу реки, братья направились по дороге к Влади-кавказу и Тифлису, проезжая через кабардинскую землюи укрепления Пришибское, Александровское, Урухское.

Возвращался Толстой в Старогладковскую в должностифейерверкера 4-го класса (унтер-офицера артиллерии), и11 января 1852 года снова побывал в Екатериноградской.Потом ему довелось еще долго прожить среди терскихказаков, встречаться с кунаками-чеченцами, участвоватьв походах против войск Шамиля и еще четырежды, вовремя поездок на воды в Пятигорск и обратно, проехатьпо екатериноградским улицам.

В начале 1854-го были наконец получены документы опроизводстве Льва Николаевича в офицеры с переводомв Дунайскую армию. 19 января, навсегда покидая Кавказ,он выехал из Старогладковской, а 21-го в последний разпроследовал через Екатериноградскую, направляясь кВалахию на русско-турецкий фронт.

Общение великого писателя с терцами, прекрасное зна-ние их быта, полной опасностей и удали жизни позволилиему потом так красочно и неповторимо описать все это вповести «Казаки». Он писал, что казаки, живя среди кав-казских народов, «перероднились с ними и усвоили себеобычаи, образ жизни и нравы горцев». А жизнь горцев,их борьба за свободу дали ему тему для повести «Хаджи-Мурат».

Через полгода после отъезда с Кавказа Толстой запи-сал в дневнике: «Я начинаю любить Кавказ, хотя посмерт-ной, но сильной любовью. Действительно хорош этот крайдикий, в котором так странно и поэтически соединяютсядве самые противоположные вещи - война и свобода».Уже на склоне лет всемирно известный писатель, по сло-вам его биографа, «с радостью вспоминал это время, счи-тая его одним из самых лучших периодов жизни».

* * *

Екатериноградская, бывшая некогда первым губерн-ским городом всего Кавказа, осталась теперь лишь нача-лом 286-верстной «дороги в Грузию», как приказал на-

чертать на Триумфальных воротах генерал Потемкин. Ксередине XIX века здесь почти ничто, кроме пришедших вполную ветхость наместнических зданий да арки, все также горделиво возвышавшейся над станицей, не напоминалоо прежних временах.

Новый наместник Кавказа Воронцов, проследовавший в1845 году через Екатериноградскую в свою тифлисскуюрезиденцию, приказал подремонтировать арку. Так как отпрежней потемкинской надписи оставалось всего лишьнесколько букв, на ее место установили три чугунныеплиты. На средней, самой большой, значилось: «Построеныв царствование Екатерины II», на левой — «Построеныпопечением генерал-губернатора Потемкина», на правой -«Возобновлены главнокомандующим Кавказским краемМихаилом Семеновичем Воронцовым в 1847 году».

Три года спустя в станице поднялся высокий пятиглавыйвойсковой собор. Еще в 1786-м Екатерина II «по-жертвовала» на его строительство сорок тысяч рублей.Тогда в Екатериноград привезли от нее и серебрянуюдоску с длинной надписью, призванной увековечить это«благодеяние великия государыни императрицы ЕкатериныАлексеевны». Успели произвести только торжественнуюзакладку. Потом уехал Потемкин, а вскоре город опустел, ио соборе как-то забыли, вполне обходясь для «общения» сбогом деревянной церковью. В 1837 году в Екатериноградскойпобывал Николай I, совершавший поездку в Тифлис. Онзаинтересовался судьбой денег, выделенных когда-то егобабкой на постройку храма. Слово его было законом, ивсе сорок тысяч вскоре отыскались в Астраханскойдуховной консистории... В соборе долгие годы хранилосьзнамя Горского казачьего полка, сделанное из голубогошелка с вытканной золотой надписью «За турецкую войнув 1828—1829 годах».Еще в начале нашего века вблизи собора высились дватяжелых чугунных надгробных памятника. Надпись напервом из них гласила: «Генерал-майор Иван ФедотовичУшаков, первый шеф Вологодского мушкетерского полка.Скончался 8 августа 1808 года в лагере при Екатериноградена 48 году жизни...». И здесь же: «Очаков, Измаил, Прага»,— места, где довелось генералу сражаться подкомандованием Суворова. Второй памятник стоял

на месте погребения наказного атамана Кавказского линей-ного казачьего войска генерал-майора Феликса АнтоновичаКруковского, смертельно раненного в 1852 году в Чечне изавещавшего похоронить его в Екатериноградской.С конца 50-х годов XIX века, когда дорога в Грузиюперестала проходить через Екатериноградскую, из неевыехали военные учреждения, штабы, госпиталь. С тех порстаница с былой славой столицы Кавказского края осталась встороне от больших путей, от бурного течения жизни.

В станице находился только дисциплинарный батальон, кудасолдат направляли за провинности. Караульную службу при

нем несли три роты 84-го пехотного Ширванского полка.В «Настольном словаре, для справок», изданном в 1864

году в Петербурге, писалось: «Екатериноградскаястаница, иначе Екатериноград, Кавказского линейного

войска... на левом берегу реки Малки, с 2260 жителей,которые занимаются большей частью хлебопашеством исадоводством. 2 ярмарки, Триумфальные ворота... П. С.Потемкиным в 1785 году назван Екатериноградом и

назначен главным городом Кавказского наместничества».

ПЕРВОПРОХОДЦЫНад всем Кавказом высится седоглавый Эльбрус. Когда-то онбыл грозным огнедышащим вулканом, а потом затих ипокрылся толстым ледовым панцирем. За сотни километров,с равнин Кубани и Ставрополья, виден в ясную погоду егобелоснежный, как бы парящий высоко над землей купол.

Величественный и неповторимый вид этой горы, ееподнебесная высота и недосягаемость издревле породиливокруг Эльбруса множество легенд и сказаний.У народов Кавказа его вершина почиталась обиталищембогов и духов. Кабардинцы издавна называют ЭльбрусОшхамахо — гора счастья, и в старину считали, чтодостаточно посмотреть в ту сторону, произнести свои же-лания, и они исполнятся. Балкарцы и карачаевцы, живущиеу самого подножия кавказского исполина, зовут егоМинги-Тау — подобный тысяче гор. Уже академикКлапрот в своей книге «Путешествие по Кавказу и Грузии,предпринятое в 1807—1808 годах», рассказывая об этихнародах, писал: «Они живут рассеянно... у подно-

жия Эльбруса, называемого ими «Минги-тав»... До подно-

жия Минги-тава, или Эльбруса, только пятнадцать верст,которые можно преодолеть за полдня, но его вершинанедосягаема».

У иранцев эта гора издавна известна как Джин-пади-шах — царь джиннов. Грузины называют Эльбрус Ялбузи- «снежная грива». Интересно, что русские, селившиеся наСеверном Кавказе с XVI века, дали великану своеназвание - Шат-гора (вероятно, оттого, что своим видом этавершина издали действительно напоминает шатер).Подтверждение этому мы находим в сочинении голландцаНиколая Витсена, прожившего несколько лет в России вшестидесятых годах XVII столетия и собравшего здесьдовольно подробные сведения как об этой стране, так и оКавказе, Крыме, Персии. «...Пятигорье означает пятьвершин, — читаем в его книге, —эта область состоит изпяти очень высоких больших гор, находящихся в пятистахмилях от Каспийского моря...» Но в той же области есть«горы еще выше, чем в Пятигорье, - это Снееснагор[Снежная гора] и Шатгора, которые... покрыты снегом».Названия эти голландский дипломат узнал в России, так каксам на Кавказе не был.

О «Шат-горе» - Эльбрусе писал Лермонтов. Под такимнаименованием эта гора была известна в дореволюционноевремя и у терских казаков.

Две с половиной тысячи лет назад, в V веке до нашейэры, древнегреческий драматург Эсхил написал трагедию«Прикованный Прометей». В ней он рассказал о героестаринных мифов титане Прометее, восставшем противбогов и похитившем у них огонь для людей. Разъяренныевластители небес и земли приговорили его к вечным му-кам. Сам Зевс-громовержец приковал Прометея цепью кскале на самой высокой горе Кавказа, пробил ему грудькопьем и приказал царю птиц — орлу клевать печень бо-гоборца . За ночь она отрастала, а днем хищная птицавновь пожирала ее. В таких муках прошли тысячелетия;ведь титаны, как и боги, согласно мифам, были бессмертны.И только знаменитый Геракл, посмевший взойти на этугору, убил орла и освободил Прометея, совершив тем самымодин из двенадцати своих подвигов.

Древнегреческие мифы нашли свое отражение даже в

первом гербе Кавказской области, утвержденном в октябре1828 года. Основой эмблемы был щит, разделенный на двеполовины. В верхней его части помещался орел, сидящий«на вершине горы Кавказа» (видимо, имелся в видуЭльбрус). В левой лапе он держал «венок лавровый», вправой — «перуны» (молнии). «Под ногами его лежатрасторженные цепи древнего Прометея». В нижней частищита изображен «горный воинственный житель Кавказа,скачущий на коне... он стреляет из лука по их древнемуобычаю. Вдали видны снеговые верхи Кавказских гор». ВКавказскую область входили в ту пору Кабарда иБалкария.

Перекликаясь с греческими мифами о Прометее, адыг-ские нартские сказания повествуют о похитителе огняСосруко. Местные легенды рассказывают и о великанах,прикованных на Эльбрусе:

«На снеговой вершине Эльбруса целые тысячелетиялежит громадный камень - скала. На нем сидит старик сдлинной до ног бородой. Все тело его сгорбленное, дряхлое,обросло седыми волосами. На руках и ногах вырослидлинные ногти, похожие на когти орла. Его прекрасныеглаза, когда он бодрствует, горят, как угли. Его шею да-вит тяжелая огромная цепь, его руки, ноги и тело скованыцепями. С далекой древности он сидит на скале, прико-ванный за то, что хотел свергнуть великого бога. Никтоиз людей не может видеть страдальца. Все смельчаки по-гибали. От сильных страданий старик впал в тяжелое оце-пенение. Иногда он пробуждается от сна и спрашиваетсвоих сторожей: растет ли на земле камыш и родятся лиягнята. Великану суждено томиться до тех пор, пока бу-дет расти на земле камыш и родиться будут ягнята.Когда стражи отвечают ему, что еще на земле есть камыши ягнята, он с отчаянием рвет на себе тяжелые оковы;земля дрожит от его усилий, звук цепей родит гром и мол-нию в горах, тяжелое дыхание узника несется по ущельям исклонам гор порывистым ураганом, стоны вызываютподземный гул, а из слез образуется быстрый горный ру-чей, который сбегает к подножию Эльбруса».

Очень долго в народе считали, что простые, смертные людине могут взойти на самую высокую гору Кавказа. Толькобогам и подвластным им духам доступна его вер-

Герб Кавказской области. Утвержден в 1828 году

шина, подпирающая собой небо. Сильные ураганы и бури,крепчайшие морозы, способные превратить человека в лед,снегопады и слепящие метели, удары молний и громаобрушатся на каждого, кто дерзнет вступить на склоныОшхамахо — Минги-Тау.

Великие переселения народов и нашествия завоевателей,войны и гибель государств, восстания и борьбу народов засвободу, звон горских кинжалов и грохот пушечнойканонады, ружейные выстрелы и звуки военной трубы - всеэто видел и слышал Эльбрус — молчаливый свидетельмногих событий истории. Уходили столетия, а все такой жегордой и не покоренной человеком оставалась эта гора,ставшая символом всего Кавказа.

...Два коренных народа извечно живут на земле Кабар-дино-Балкарии. И как будто сама природа, создавая Эль-брус, позаботилась о том, чтобы увенчать его главудвумя вершинами - восточной — высотой в 5621 метр изападной — в 5642 метра . Так случится, что одну из нихпокорит кабардинец, на другую — взойдет балкарец.

В 1829 году, один из героев войны с Наполеоном, генералот кавалерии Георгий Арсеньевич Эмануэль, бывший в товремя командующим войсками Кавказской линии,организовал экспедицию в район Эльбруса. По заданиюПетербургской академии наук в ее состав вошли геофизикакадемик Купфер, физик Ленц, ботаник Мейер, зоологМенетрие. Генерал включил в группу ученых геологаВансовича и в качестве художника архитектора КавказскихМинеральных вод Бернардацци. Уже в пути к экспедицииприсоединился венгерский ученый Янош Бессе,приехавший в то время на Северный Кавказ с

целью отыскания на его территории следов пребываниявенгров.

26 июня Эмануэль и ученые под охраной солдат и ка-заков Хоперского полка выступили изКонстантиногорской крепости, как до 1830 года называлсяПятигорск, и направились в сторону Эльбруса. Экспедициюсопровождали кабардинцы, балкарцы и карачаевцы.

8 июля отряд достиг верховьев реки Малки у северныхсклонов Эльбруса и стал здесь лагерем. Ученые занималисьизучением высокогорной природы, а потом настал день,когда люди впервые пошли на штурм высочайшей горыКавказа . И повели их вверх, в заоблачные выси, туда,где еще не ступала нога человека, местные жители —горцы из окрестных селений, проявившие тогда настоящеемужество. Они решились подняться на Минги-Тау -Ошхамахо, вопреки всем бытовавшим в народе поверьям,согласно которым, всякого, кто поднимется на еговершины, ждет неминуемая гибель.

22 июля 1829 года в 11 часов дня на восточную вер-шину Эльбруса поднялся один из проводников экспедициикабардинец Киллар Хаширов, ставший первым покорителемэтой горы. Генерал Эмануэль, наблюдавший за

восхождением в сильную подзорную трубу, приказал от-метить это большое событие барабанным боем и ружей-ным салютом.

Ученые, бывшие в составе экспедиции, за те немногиедни пребывания у Эльбруса и на его склонах провелипервые интересные исследования этого района, его геологии,растительного и животного мира, произвели инстру-ментальную съемку и метеорологические наблюдения.Но главным результатом похода , как отметил в своемрапорте командующему Кавказским корпусом генерал откавалерии Эмануэль, было покорение Эльбруса — то, чтона его вершину поднялся «кабардинец Хилар», «показавпервую возможность быть на высочайшей из гор в Европе,почитавшейся доныне неприступной...»*

Янош Бессе, занимавшийся историей происхождениявенгров, считал, что балкарцы и карачаевцы «происходятот мадьярского корня», и поэтому проявлял к ним особыйинтерес. Познакомившись с сопровождавшими экспедициюбалкарцами и карачаевцами, венгерский ученый писал оних в книге «Путешествие в Крым, на Кавказ, в Грузию,Армению, Малую Азию и в Константинополь в 1829 и1830 годах», вышедшей спустя несколько лет в Париже:

«...Все эти люди были чисто одеты на черкесский ма-нер, в костюмы, которые были переняты не только всемижителями Кавказа, но также и казачьими офицерами налинии. Они превосходно держались в седле и лихо пра-вили своими лошадьми, можно сказать не только лихо,но и с изяществом; они очень ловки и прекрасныестрелки.

Эти люди отличаются прекрасной осанкой, вырази-тельными чертами лица, приятной внешностью и гибкостьюстана. Я заметил, что в этом отношении никакая другаянация не похожа так на венгров... Они показывают доста-точно много ума, легко воспринимают принесенные извнеискусства, и их, кажется, трудно чем-либо поразить...»

В составе экспедиции во главе группы балкарцев, при-

* В середине XIX века в составе Черноморского флота находилсяпароход, названный в честь горы Эльбрус «Эльборусом». В 1854—1855гг., во время Крымской войны, его экипаж вел борьбу свражескими судами, а после затопления русскими своих ко-раблей геройски оборонял Севастополь.

ехавших из Баксанского ущелья, где лежало селениеУрусбиево (Оруспие, по словам Бессе), находился «стар-шина уруспиевцев... Мурза-Хул*, которого все русскиеназывают «князь», бодрый и крепкий старик, несмотря насвой почтенный возраст». Он и поведал венгру оченьзаинтересовавшую того легенду о мадьярском князе, «слы-шанную из уст своего отца и многих старейшин своегоплемени, пересказывавших ее всякий раз, когда речь за-ходила о их предках мадьярах».

Рассказ Мирза-Кула Урусбиева поразил Бессе, таккак, на его взгляд, подтверждал теорию о происхождениинекоторых северокавказских народов от венгров: «Мурза-Хул вел свой рассказ с легкостью и живостью, очаровавшейслушателей. Что касается меня, то я затруднился бы передатьте ощущения, которые породил во мне рассказ князя,ставшего с того момента объектом моего пристальноговнимания. Этот приятный старик не покидал нас до самогоЭльбруса».

И в дальнейшем пути венгерский ученый, проникшийсябольшим уважением к этому интересному человеку, не разбеседовал с ним о прошлом, внимательно присматривался кнему и его спутникам , находя в них (по его мнению) всебольше и больше черт, сходных с народом «мадьяр,живущих в Венгрии, тип лица которых не мог стереться,несмотря на минувшие девять веков после их переселения вЕвропу».

Мирза-Кул и вывел экспедицию к самому подножиюМинги-Тау, куда пришлось добираться по труднопрохо-димым высокогорным местам, оставив внизу, в лагере,пушки и тяжелые грузы. «...Мы медленно шли вперед,шаг за шагом, - вспоминал Янош Бессе, - Мурза-Хул шелвпереди колонны, за ним генерал Эмануэль и я. Через каждыедесять шагов мы должны были останавливаться, чтобынабрать воздуха в легкие. Мурза-Хул, любезный старик ,время от времени кричал нам ободряющие слова».

После покорения Эльбруса Эмануэль выступил с от-рядом в Карачай. Там и простился венгр с балкарскимдругом — старшиной урусбиевцев, поразившим его своим

* Мирза-Кул.

знанием старины и очень многих преданий . Мирза-Кул, писал в книге Бессе, «чтобы оставить МНР какой-нибудь подарок... снял с груди шнурок, на котором виселаочень красивая, выделанная серебряными нитями коро-бочка. Горцы постоянно имеют такие при себе и хранят вних жир, чтобы смазывать оружие для предохранения отвлаги и ржавчины. Давая коробочку мне, он сказал, чтоона сделана его женой. Я взял этот подарок, как символдружбы, и храню его и сейчас...»

Весьма интересно то, что венгерский ученый и путе-шественник даже попытался объяснить название «Эльбрус»,исходя из мадьярского языка - «эльборуст, леборути», чтоозначает «ты падаешь ниц», имеется в виду преклонениеперед этой горой — исполином Кавказа.

Яношу Бессе еще раз доведется встретиться с Мирза-Кулом Урусбиевым, на этот раз в Константиногорскойкрепости на банкете - «большом обеде», который давал 3августа того же 1829 года генерал Эмануэль. «Помимогенералов на службе в Константиногорске и гостей егопревосходительства во время экспедиции на Эльбрус, наэтом банкете, весьма примечательном разнообразием ко-стюмов и языков», присутствовал и «Мурза-Хул, старшинауруспиевцев из племени мадьяров». Среди гостей находилисьтакже представители кабардинцев, черкесов, ногайцев,абазинцев. «Это было редкостное зрелище видеть столькоразнообразных костюмов вперемешку с богатыми мундирамирусских генералов и французскими костюмами...»

* * *

Верхний Баксан, лежащий в верховьях Баксанскогоущелья, известен нам сейчас как место, от которого фак-тически начинается граница расположения альпинистскихлагерей и туристических баз Приэльбрусья, этого прекрас-ного уголка Кавказа. И немногие теперь, кроме старожилови историков, знают, что до 1920-х годов это небольшоебалкарское селение называлось Урусбиево, по имени жившейздесь семьи местных владетелей-таубиев. Отсюда был родоми Мирза-Кул, участник экспедиции генерала Эмануэля.

После 1829 года пройдет почти сорок лет, прежде чем

на Эльбрус вновь пойдут пытливые и мужественные люди.Но основным путем для большинства станет теперь Бак-санское ущелье, а отправным пунктом - селение Урусбиево.

Альпинистские восхождения на Эльбрус начались сшестидесятых годов прошлого века. И первых горовосхо-дителей на штурм легендарной горы повел Ахия Соттаев,ставший знаменитым горным проводником.

В июле 1868 года из далекой Британии в Приэльбрусьеприехали члены королевского альпийского клуба ДугласФрешфильд, Адольф Мур, Коминс Теккер с проводником-швейцарцем Франсуа Девуассу. За плечами у каждогоиз них были многие покоренные вершины Альп. А темлетом, отправившись из Ирана, они побывали на Арарате,первыми поднялись на Казбек. Потом в Сванетии англичанебезуспешно пытались взойти на Ушбу и через перевалДонгуз-Орун вышли в Баксанское ущелье для штурмаЭльбруса. Но опытные альпинисты оказались бессильныперед этой горой: их устрашили необозримые, пересеченныесотнями глубоких трещин ледовые поля.

Тогда сын Мирза-Кула - Исмаил Урусбиев и предложилиностранцам в проводники жителя селения Кызыл-Кёз(Красный глаз) Ахию Соттаева, прекрасно знавшего горы,исходившего все тропы, хребты и перевалы в том районе впоисках дичи. Вместе с ним иностранцев сопровождал ДачиДоттуев. В своей книге «Центральный Кавказ и Баксан»,выпущенной через год в Лондоне, Фрешфильд отозвался оних, как об «очень опытных и смелых охотниках, которымбыло доступно все в окрестных вершинах БольшогоКавказа».

Прежде чем пойти на Эльбрус, Фрешфильд с помощьюСоттаева исследовал ледники Большой и Малый Азау инанес их на карту.

29 июля Ахия и Дачи, вооруженные длинными шестами сострыми металлическими наконечниками и железными«кошками» для хождения по льду, повели иностранцев наМинги-Тау. По ущелью реки Терскол группа дошла довысоты около 3000 метров и остановилась на ночлег вблизикоша балкарских пастухов. На следующий день поднялисьна Терскольский хребет и по его гребню

вышли в район нынешней «Ледовой базы», откуда уже на-чинаются снежно-ледовые склоны Эльбруса.

В два часа ночи 31 июля, привязавшись к одной веревке,с ледорубами в руках альпинисты выступили к вершине. Импришлось идти одним, без проводников, которые ночевали вскалах несколько ниже их лагеря. На призывные крикиангличан они не отозвались. И тогда, подумав, чтобалкарцы ушли вниз, Фрешфильд решил подниматься безних. Вскоре он провалился в глубокую трещину и осталсяжив только благодаря удержавшей его веревке. С трудомтоварищи вытащили Дугласа из ледовой пропасти . Иснова в путь - но снежному нолю, но теперь, прежде чемсделать шаг, им приходилось ощупывать ледорубом каждыйего метр. Множество трещин, усиливавшийся мороз иначавшийся сильный встречный ветер очень затруднялиподъем. Вскоре альпинисты стали сильно мерзнуть, и имивсе более овладевало состояние «ледяного отчаяния».

Взошедшее солнце облегчения людям не принесло. Итогда у них возникло сомнение - смогут ли они идтидальше.

К восьми часам утра горовосходители поднялись кскалам на высоту свыше 4800 метров. К этому времени утроих, в том числе у Фрешфильда, оказались отморожен-ными пальцы рук и ног. Решение о возвращении былоуже почти принято. И как раз в эти минуты показалисьАхия и Дачи, быстро поднимавшиеся по направлению котчаявшимся восходителям.

Оказалось, что морозной ночью они спустились понижеи, завернувшись в свои шубы, уснули так крепко, что неуслышали криков англичан. Проснувшись, стали искатьих, а потом пошли вверх по следам. Приход проводниковподнял настроение Фрешфильда и его спутников — эторешило судьбу восхождения, которое, без всякого сомнения,без них было бы обречено на неудачу. Он сам это признаетв книге: «Я сказал: «Если носильщики [проводники] пойдут,и я с ними». «Если один пойдет, то и все пойдем», - добавилМур. Решение было принято, и мы снова обратили нашивзоры к горе. С этого момента холод, хотя и суровый,перестал быть мучительным».

Соттаев шел впереди группы, Доттуев следовал замыкающим.«Они показали себя лучшими ходоками, каких только намприходилось встречать», - скажет о них ДугласФрешфильд.

В 10 часов 40 минут 31 июля 1868 года Ахия вступил навосточную вершину Минги-Тау. За ним поднялись иостальные. Иностранцы, всего лишь три часа назад уже неверившие в то, что окажутся здесь, отметили своевосхождение громкими радостными криками «в честьгоры, которая при помощи ветра и холода» вела с нимиупорную борьбу. Альпинисты пробыли на Эльбрусе всегодвадцать пять минут, но картина, увиденная с него, на-всегда осталась в их памяти.«На восток от нас открывалась панорама Главного хребтадо самого Казбека. Ни одной группы гор я не видывал,которая имела бы такой чудный вид, — писал в книгеФрешфильд. - Вид, который представляют Пен-

нинские Альпы с вершины Монблана, не так красив, какКоштан-Тау и соседние с Эльбрусом вершины.

Кавказские горы гораздо красивее, их пики остроконечнее, апропасти, разделяющие вершины друг от друга, производиливпечатление неизмеримой глубины - этого в такой степения никогда не замечал в Альпийских горах».

От вершины вниз до конца ледовых полей Соттаевдовел альпинистов за четыре часа. Пока те отдыхали, онспустился с Дачи в Терскол и рассказал своим землякамо благополучном восхождении на «обиталище духов» Минги-Тау. Когда же Фрешфильд и трое его спутников оказалисьвнизу, в долине Баксана, собравшиеся там балкарцы, ненадеявшиеся увидеть их живыми, встретили иностранцевочень приветливо. На радостях англичане и швейцарец по-братски расцеловались с каждым из них.

«Пришли энглизы, — рассказывается в балкарскойлегенде, родившейся после этого восхождения, — взялидвух проводников и взобрались на самую вершину Эль-бруса. Долго они смотрели оттуда во все стороны, все что-тоизмеряли и, наконец, насыпали из камней небольшой курганв знак своего там пребывания. Спустившись с вершины,они прибыли благополучно в аул Урусбиева . Тут всех их

засыпали вопросами, не видели ли они прикованного кскалам старика. Рассмеялись энглизы! Никого они там невидели; впрочем, скалу с родником они видели, но воды имне удалось испить. Да и пить-то ее нельзя. Достать водуможно, но пить из родника Эльбруса воспретил самМагомет...»

Тяжелое восхождение на Эльбрус завершилось успешнолишь благодаря Соттаеву и Доттуеву. Но Фрешфильд,который, несомненно, знал из опубликованных русскихисточников о восхождении Киллара, славу первовосходи-теля припишет себе. Эта неправдоподобная версия будетжить довольно долго, а на Западе еще и теперь некоторыеисторики альпинизма продолжают считать иностранцевпервыми покорителями Эльбруса.

На восточной вершине люди побывали уже дважды.Оставалась непокоренной западная - более высокая исложная для восхождения. Прошло еще шесть лет. Летом1874 года в Баксанское ущелье прибыла новая группаальпинистов-англичан: путешественник и географ Ф. Грове,Н. Уоккер, Ф. Гардинер и соратник Фрешфильда повосхождению Мур. Их сопровождал альпийский провод-ник швейцарец Кнубель.

До приезда сюда они уже побывали в Дарьяльскомущелье. Приехав в Кабарду, горовосходители посетилиБезенгийское ущелье, из него перешли в Чегемское, откудачерез Актопракский перевал и селение Озроково (нынеБылым) вышли в долину Баксана.

В Лондоне Грове уже знал от Фрешфильда об Ахие.Оказавшись в Урусбиеве, он сразу же пригласил его впроводники.

16 июля 1874 года в одиннадцать часов утра балкарецСоттаев, англичане Грове, Уоккер, Гардинер и швейцарец.Кнубель первыми взошли на западную вершину Эль-бруса. В тот день после недавних больших снегопадов стоялаотличная погода. Но восходители тяжело перенесли подъем— сказались резкий перепад высоты, недостаток кислорода иглубокий снег на склонах горы. Только личный примерАхии, идущего без устали вперед, помог путешественникамсобраться с силами и достичь желанной вершины.Восхищенный Соттаевым, Грове посвятил ему в своейкниге «Холодный Кавказ» такие строки:

«Этот замечательный охотник деревни Урусбиево, повсей вероятности, более других успел ознакомиться с окру-жающими долинами и горами... Худощавый, крепкий исильный, он, по-видимому, совершенно свободно поднималсяпо склонам гор, тогда как в действительности путь его былнастолько труден, что обыкновенный человек едва ли всостоянии был следовать за ним, он же в случае нужды, не

убавляя шага, мог совершить довольно большой переход.Зрение его было поразительно...»

Ахия Соттаев стал первым человеком, покорившим обевершины Эльбруса.Англичанин Грове напишет в книге о своих мыслях,пришедших к нему в те минуты, когда он стоял на высшейгоре Кавказа: «Находясь почти на границе между Европой иАзией, невольно приходила в голову мысль о сравнениидревних, уже отживших рас с могущественной,еще совершенно юной страной, громадная будущность которойтолько теперь начинает признаваться людьми...»Так покорился людям Эльбрус. И путь на него проложили сыныКабардино-Балкарии, ставшие первыми отечественнымиальпинистами.Адольф Мур в тот день в восхождении не участвовал. Оностался в лагере у начала ледника, поджидая двух русскихофицеров - Квитко и Варнова, поднимавшихся снизу. Наследующий день все трое вместе с Исмаилом Урусбиевым, егобратом Магометом и швейцарцем Кнубелем попытались взойтина Эльбрус по следам Ахии Соттаева. Но погода резкоиспортилась, разразился буран, пошел снег. На этот раз Муру,побывавшему в 1868 году на восточной вершине, пробиться кзападной не удалось. Отряд вернулся в долину Баксана.Не следует удивляться тому, что в числе первых восходителейна Кавказе, кроме местных проводников, были толькоиностранцы. К тому времени в Западной Европе уже имелсягромадный альпинистский опыт. Достаточно сказать, чтоЛондонский альпийский клуб был основан еще в 1857 году.Вслед за ним образовались Австрийский, Итальянский,Швейцарский и Немецкий.В нашей же стране Русское горное общество было учрежденотолько в 1901 году. Оно объединило в своих рядах всехлюбителей гор. И лишь через два года в Пятигорске возниклоКавказское горное общество.Ветерану гор Ахие довелось встретиться с ДугласомФрешфильдом еще раз, спустя девятнадцать лет. К этомувремени это был человек с мировым именем. На счету егозначились десятки покоренных вершин в Альпах, Гималаях и вгорах Африки. За свои альпинистские заслуги и географическиеизыскания он был удостоен королевой Викторией почетноготитула сэра и стал президентом Британского альпийского клуба.Фрешфильд снова приехал на Кавказ со швейцарцем ФрансуаДевуассу и венгром Морицем Дечи в 1887 году, совершив сними ряд восхождений на горы с южной стороны Главного

хребта. Из Сванетии через перевал Донгуз-Орун они перешлиБаксанское ущелье и несколько дней находились на отдыхе вУрусбиеве. Тогда сэр Дуглас и подарил Соттаеву в память об ихдавнем совместном походе на Эльбрус свою подзорную трубу.Старый проводник больше не поднимался на Минги-Тау, новсе еще ходил в горы на охоту. И во время своей последнейвстречи с Фрешфильдом Ахия принес ему в подарок тура,убитого специально для него и его друзей — Девуассу, скоторым он поднимался на Эльбрус еще в 1868 году, и Дечи,побывавшего в Урусбиеве несколько лет назад.

Когда гости уезжали, он провожал их верхом до самыхледников ущелья Адыр-Су. Отсюда альпинисты направ-лялись в Чегемское ущелье через один из труднейших пе-ревалов высотой более 4000 метров, названный позже поправу первовосхождения именем Фрешфильда. Пойти сними Ахия уже не мог — силы были не те. Он долго стоял исмотрел вслед трем мужчинам, направлявшимся в белоебезмолвие снегов и ледников, смотрел так, как будто с ниминавсегда уходила его молодость...

* * *

Внук Ахии, кандидат педагогических наук, балкарскийфилолог Адильгери Хажимусаевич Соттаев рассказывалмне о своем деде:

«Я хорошо его помню, хотя и был тогда маленькиммальчишкой. До конца дней своих он оставался бодрым иэнергичным. Ахия славился как большой охотник, ведь не-даром англичанин Грове отметил в книге, что зрение у негобыло великолепным.

Еще и после его смерти у нас в семье хранилась под-зорная труба, подаренная ему Фрешфильдом, «кошки», спомощью которых он ходил по ледникам Эльбруса, и ки-зиловая палка — с ней дед бродил по горам. На ней было1574 зарубки — это цифра убитых им за свою жизнь горныхкозлов и серн, но он никогда не стрелял козлят.

Ахия еще был к тому же умелым рыболовом - оченьискусно ловил форель. В Балкарии его даже многие зналикак Чабакчы, что значит «рыболов». Знал он много народныхпреданий и легенд. Сын Исмаила Урусбиева Сафар-Али,опубликовавший в прошлом веке «Сказания о нартскихбогатырях у татар-горцев», как нас тогда называли, ссылаетсяи на Чабакчы Соттаева, у которого он записал некоторые изних.

Дед мой Ахия всегда оставался жизнелюбивым человеком,но об одном случае вспоминал всегда с огорчением. Ведяна Эльбрус Грове, он нес бурдюк с айраном, надеясь выпитьего вместе с гостями на вершине. Но сделать этого не смог,потому что напиток замерз и превратился в лед. Деда этоочень огорчило, так как он считал, что айран придает людямсилу и бодрость. И только спустившись в Терскол, он исам вволю напился и угостил иностранцев. Вообще Ахиябыл очень общительным человеком, относившимсяодинаково по-доброму к людям разных национальностей,среди которых имел много друзей и знакомых - русских,англичан, швейцарцев, венгров, итальянцев, немцев,австрийцев, всех тех, кто побывал в Урусбиеве и наЭльбрусе при его жизни. Дружил он и со своими близкимисоседями - кабардинцами и сванами...»

Умер Ахия Соттаев в 1918 году. Адильгери Хажиму-саевич показал мне и старую пожелтевшую фотографию -дорогую семейную реликвию: на ней Ахия, высокий креп-кий старик с небольшой бородкой и зоркими глазами,рядом с ним его жена (скончалась она через несколько

дней после смерти мужа).Адильгери Соттаев дважды по следам своего деда

(кстати, у Ахии было 45 внуков и внучек) ходил на Эль-брус — в 1936 и 1960 годах.

...По дороге в Приэльбрусье, недалеко от селения ВерхнийБаксан (бывшее Урусбиево), в наши дни возведенмемориальный комплекс в честь первых покорителей Эль-бруса — Киллара Хаширова и Ахии Соттаева. Их скульп-туры, установленные на высоких постаментах, встречаютотныне всех, кто проходит и проезжает к Ошхамахо —Минги-Тау, к вершинам и перевалам ЦентральногоКавказа, туда, куда шли когда-то первопроходцы,открывая неизведанные пути,— «на высочайшую изгор» Кавказа, «почитавшуюся... неприступной».

У ГОСТЕПРИИМНЫХ

У Р У С Б И Е В Ц Е В

С середины прошлого века балкарское селение Урусбиевостало пунктом, где останавливались все горовосходители ипутешественники. Здесь они готовились к восхождению наЭльбрус, отсюда брали проводников и уходили на его штурм,научные изыскания или горные «прогулки» в этом районе.Один из первых русских путешественников, посетивший селоеще в 1848 году, оставил нам свои воспоминания «Поездка кюжному склону Эльбруса», опубликованные спустя год впетербургском журнале «Библиотека для чтения». Ксожалению, автор скрыл свое имя под сокращением «Г-д», даи почти все участники поездки названы лишь начальнымибуквами их фамилий.

В Кисловодске «Г-д» встретился с полковником Б., со-биравшимся в поездку для осмотра казачьих постов в горах,посещения карачаевцев и балкарцев, живших в верховьяхКубани, Уллу-Кама и Баксана, а главное - для отысканиякратчайшего пути из Хурзука в Урусбиево через перевалХотю-Тау.19 июля группа в составе автора статьи, двух полковников,карачаевского пристава, живописца Корродини и охранывыехала верхом на лошадях из Кисловодска в Карачай. ВХурзуке к ним присоединился «молодой, привлекательнойнаружности горец, сын уруспиевского старшины» ИсмаилУрусбиев, которому с того самого года и суждено было статьдругом всех путешественников, исследователей игоровосходителей, посещавших Приэльбрусье.

В конце дня 21 июля они подъехали к перевалу Хотю-Тау изаночевали у его подножия. Здесь еще никто не проходил,кроме местных жителей — карачаевцев и балкарцев. Путьчерез него являлся наиболее коротким из верховьев Кубанив Баксанское ущелье, но и очень сложным, так как напротяжении более пяти километров проходил по ледникамюго-западных склонов Эльбруса. Это громадное ледовое полеизрезано бесчисленным количеством глубоких трещин,особенно опасных в пору, когда они предательски прикрытысверху тонким слоем снега. Ступишь на такой снежныймостик, и вот вместе с человеком он обрушивается вниз, вбездонную ледовую пропасть.Рано утром карачаевские проводники и Исмаил Урусбиеввывели первых путешественников-европейцев на гребеньперевала Хотю-Тау высотой в 3546 метров. На лошадяхехать дальше было нельзя, и их отправили вниз. Переходчерез ледовое плато совершили с большим трудом по рыхлому,мокрому снегу, среди множества трещин, которые удалосьблагополучно миновать только благодаря опытнымпроводникам.Вечером путники вышли в верховья Баксанского ущелья, аночью их приветствовал в своем доме Исмаил, опередившийгруппу, пока она добиралась в Урусбиево из Терскола.«Салам алейкум! Хош кельды!» - «Мир вам! Добропожаловать!» - такими словами встретил первых своих гостейИсмаил Урусбиев и будет встречать потом еще многих напротяжении более сорока лет.«Прием отличный! - читаем в записках «Г-д», приятнопораженного гостеприимством и радушием балкарцев. -Чайный сервиз, такой изящный и полный, какой едва линайдется в западных губерниях у мелкопоместной

шляхты... Пилав, кебабы, похлебка и прочая еда уже раз-ложены по столикам к услугам жданных гостей».

Несколько дней прожили в Урусбиеве русские гости . Итогда полковник Б. и художник Корродини сделали целуюсерию интересных зарисовок села, его жителей, их домов ивнутреннего вида помещений. Насколько мне известно, осудьбе этих рисунков пока нет никаких сведений —разыскать их не удалось.

Возвратилась группа в Кисловодск через перевал Кыртык-Ауш (высотой более 3200 метров) и верховья Малки, гденаходилась Бабукова переправа и стоял казачий пикет.

Это была, пожалуй, первая и последняя попытка открытьпуть из верховьев Кубани в ущелье Баксана через перевалХотю-Тау. Больше им никто, кроме местных жителей, дореволюции не пользовался.

Так уже в 1849 году в литературе появился рассказ озатерянном в горах балкарском селении и об ИсмаилеУрусбиеве, который сыграл значительную роль в пред-стоявших походах на Эльбрус и в научных изысканиях,проводившихся в этом районе.

С 1853 года Исмаил носил звание прапорщика горскоймилиции, а в 1868-м получил чин подпоручика. И в этом жегоду он принимал у себя Дугласа Фрешфильда, совершившеговосхождение на Эльбрус. Перед своим отъездом, благодарныйза теплый прием и опытных проводников, предоставленныхУрусбиевым, англичанин подарил гостеприимному хозяинупереплетенную тетрадь с описанием своего путешествия наЭльбрус. Удивительную судьбу довелось ей пережить. Онапобывала в руках многих людей, оставивших в ней своиинтересные рассказы о пребывании в Приэльбрусье.

В 1894 году, когда тетрадь оказалась полностью запол-ненной, сын Исмаила - Науруз завел вторую. И в ней сталипоявляться страницы, исписанные на разных языкахлюдьми, приезжавшими в Урусбиево и верховья Баксанскогоущелья.

Эти тетради в твердых кожаных переплетах сталилетописью покорения Эльбруса и свидетельством посещениямаленького балкарского селения замечательными и

интересными людьми, многие из которых являются гор-достью нашей страны и известными деятелями зарубежнойнауки.

* * *

Одним из первых в конце шестидесятых годов вУрусбиеве побывал Густав Иванович Радде - русскийестествоиспытатель, путешественник и этнограф, участникмногих экспедиций по Сибири, Крыму, Кавказу и Турции.Во время пребывания в Баксанском ущелье он собралбогатейшие зоологические и ботанические коллекции. Егонаблюдения и собранные здесь материалы вошли всозданные им фундаментальные труды «Зоология (Кавказ)»,«Ботаника (Кавказ)», «Кавказский хребет».

«...На всем с лишком 70-верстном пространстве отаула Атажукина [ныне Заюково] до Урусбия дорога весьмахороша и удобна не только для верховой , но и для колеснойезды в небольшом экипаже, — писал в 1868 году в газете«Терские ведомости» Николай Грабовский, побывавший вПриэльбрусье. - Устройство ее, а также и восьми прочных идовольно широких мостов через реку Баксан принадлежитисключительной заботливости прапорщика ИсмаилаУрусбиева и вообще жителей ущелья, осознавших пользуудобного сообщения с плоскостью.

...Были уже довольно поздние сумерки, когда мы до-стигли цели нашей поездки - аул Урусбиева. Хороший нашзнакомый, у которого мы остановились, принял нас весьмарадушно. Очень удобно поместились мы в большой иопрятной кунацкой...»

Тогда же по Баксанскому ущелью проехали братьяНарышкины, изучавшие археологические памятники Кавказаи направлявшиеся через перевал Донгуз-Орун в Сванетию.Их сопровождал в поездке младший брат Исмаила -Магомет Урусбиев. В пути он останавливался с гостями усвоих знакомых и родственников, проживавших вАтажукине и «ауле Коркужан* на правом берегу Баксана»,где «сакли выстроены из хорошего соснового леса, растущего визобилии но склону окрестных гор».

* Аул Коркужан или Куркужан — ныне часть г. Тырныауза.

Вспоминая потом о встречах с балкарцами, один изНарышкиных рассказывал в своих записках, опубликованныхв «Известиях Русского археологического общества» за 1877год:

«...Перед отъездом моим из Урусбия я познакомился состаршим членом этого семейства Исмаилом, который об-разованием своим и понятиями резко отличается от своейсреды, несмотря на то, что дурно говорит по-русски...

...Надобно отдать справедливость... чем более жителиудалены от плоскости, тем радушнее бывает прием, оказы-ваемый ими чужестранцам...

Имея весьма редкие сношения с русскими, они[урусбиевцы] получают все для себя необходимое... из Закав-казья. Грузины доставляют им бумажные и шелковыематерии и разные мелочи и получают взамен вместо денегбурки и домашнего изделия сукна, которые славятся не-обыкновенной красотой и прочностью...

...Почти у всех есть отличное старинное оружие, сохра-няющееся из рода в род и имеющее в их глазах громаднуюценность. Мне приносили для показа шашки... которыеценились ими до 500 рублей... Свинец составляет большуюредкость; за несколько пуль я покупал прекрасные турьирога, так как многие жители — хорошие охотники, а туровпо окрестным горам довольно много.

...Внутреннее устройство саклей напоминает кабардинскоежилище, за исключением того, что все выстроено изотличного (строевого) соснового леса. Лошадей у жителейочень мало, они заменяются ослами и изредка мулами...»

В 1873 году в верховьях Баксанского ущелья и у под-ножия Эльбруса вел изыскания академик российскойАкадемии наук, крупный геолог Герман ВильгельмовичАбих, приезжавший сюда почти четверть века назад иисследовавший ледники Азау. Оказавшись здесь вновь, онотметил факт отступления и уменьшения глетчеров Эль-

бруса. Абих стал первым ученым, обстоятельно изу-чившим геологию Центрального Кавказа и написавшимодну из лучших работ в этой области — «Объяснение ге-ологического разреза северной покатости Кавказскогокрая от Эльбруса до Беш-тау...»

В следующем году в тетради Фрешфильда оставил свойавтограф английский географ и альпинист Грове, так от-зывавшийся о балкарцах в книге «Холодный Кавказ»:«...Народ этот замечательно красив, отличается хорошимздоровьем... способен на большой продолжительный труд»,«этот... народ, ведущий в своих уединенных долинах па-стушескую жизнь, обыкновенно отличается честностью,простотой и правдивостью».

От него впервые нам становится известно о том, что кэтому времени Исмаил Урусбиев построил в селе специ-альный дом — кунацкую, предназначенную для всех тех,кто приезжал в эти края. «По северную сторону Кавказскойцепи до сих пор нам не приходилось еще помещаться втаком хорошем доме, какой мы занимаем теперь. Онсостоял из двух комнат, в лучшей из них помещалась боль-шая низкая платформа из досок... на которой спать было,конечно, удобнее, чем на холодном полу. Здесь же нахо-дилась кровать... большой котел для кушания... треножныйжелезный подсвечник и маленький столик».

С искренней теплотой Грове писал о МагометеУрусбиеве, который сказал ему на прощание: «Если вывздумаете побывать здесь еще, то помните, что к вашимуслугам мой дом, которым вы можете пользоваться каксвоим, что во мне вы всегда встретите друга, а ясмотрю на вас, как на брата...»

А в тетради появлялись все новые и новые записи людей,пользовавшихся гостеприимством жителей аула Урусбиево.В июле 1881 года сюда приезжал изучать геологиюЭльбруса и его ледники известный географ и геолог,исследователь Урала и Тянь-Шаня, профессорПетербургского горного института, активный деятель Рус-ского географического общества Иван Васильевич Муш-кетов.Особенно тщательно он исследовал ледники Азау и вледза Абихом подтвердил, что в результате таяния длина ихс каждым годом уменьшается.

Тогда же ученый вместе с Исмаилом Урусбиевым игруппой местных жителей попытался подняться наЭльбрус. Им удалось дойти до высоты немногим более4000 метров - ввиду ухудшения погоды пришлось воз-вратиться назад.

В 1882 году в Урусбиеве гостил художник-демократНиколай Александрович Ярошенко, к тому времени ужесоздавший свои полные драматизма и благородства картины«Кочегар» и «Заключенный». Он являлся одним изруководителей товарищества передвижников, объединявшегодемократически настроенных художников-реалистов России,среди которых находились Репин, Левитан, Крамской,Суриков, Шишкин.

Тем летом Ярошенко совершил большую поездку поКавказу и, влюбленный в него, стал, по словам художест-венного и музыкального критика Владимира Стасова, ис-тинным «портретистом гор».

В архиве Николая Александровича среди его зарисовоксохранилась одна с такой надписью: «4 августа 82 г. Домкнязя Урусбиева в ауле Куркужан-Кашук». Видимо, там, внынешнем городе Тырныаузе, Ярошенко впервые встретилИсмаила Урусбиева. Знакомство это потом перешло вдружбу.

Живя в Урусбиеве, художник бродил вместе с ИсмаиломМирзакуловичем по горам, слушал его рассказы о прошлом,рисовал. Через несколько дней кунак-балкарец провожалрусского друга и его спутников через перевал Донгуз-Орун вСванетию. Встречались они и позже: Урусбиев не раз бывал вдоме Ярошенко - «Белой вилле» в Кисловодске.

В 1894 году Николай Александрович показал наXXII передвижной выставке в Москве новую картину«Песнь о былом», написанную явно под впечатлениемпоездки в Урусбиево. В облик князя, внимательно слу-шающего вместе с другими людьми народного певца-ска-зителя, несомненно, вложены черты Исмаила Урусбиева.Полотно, ныне хранящееся в Государственном Русскоммузее Ленинграда, привлекло к себе большое вниманиепередовой общественности, оно доносило до посетителейвыставки романтический дух и колорит жизни горцев, ихбыта, обычаев и характеров.

Ярошенко не поднимался на Эльбрус, но воспел эту гору всвоих поэтически возвышенных картинах - «У подножияЭльбруса» и «Шат-гора». Ряд своих работ художникпосвятил людям нашего края, среди них известные этюды«Старик-кабардинец», «Кабардинка», «Татарин кавказский»,«Татарка» (последние два посвящены балкарцам).

А на Эльбрус продолжали идти смелые и любознательные.В июле 1882 года на него пытался подняться русский генералПетрусевич. Спустя два года, 11 августа 1884 года, назападную вершину успешно взошли четыре человека —известный венгерский географ и альпинист Мориц Дечи,швейцарцы Бургнер, Руппен и проводник-балкарец МоллайТерболатов. Им пришлось подниматься по свежевыпавшемуснегу, а потом рубить ступени во льду. Достигли онивершины только вечером в снежную бурю, потратив наподъем около одиннадцати часов.

* * *1885 год стал для урусбиевцев, пожалуй, одним из самыхбогатых на гостей... Все началось с Кисловодска, гдеоказался по делам Исмаил Мирзакулович. Там его давнийдруг отставной полковник Д. О. Аглинцев познакомил счетырьмя русскими, приехавшими на Кавказ из Москвы иПетербурга.

Один из них - выдающийся композитор, пианист ипедагог, директор Московской консерватории, ученик идруг великого Чайковского Сергей Иванович Танеев.

Второй - видный историк, политический деятель июрист, профессор права Максим Максимович Ковалевский,лично знакомый с Марксом и его семьей. За два года доэтой поездки он уже побывал с этнографом ВсеволодомМиллером в Безенгийском, Чегемском и Баксанском (доБылыма) ущельях и вместе с ним выпустил работу «Вгорских обществах Кабарды», посвященную жизни, быту иобычаям балкарцев. Позже, после неоднократных поездокпо Кавказу, Ковалевский опубликует фундаментальнуюдвухтомную книгу «Закон и обычай на Кавказе» и работу«Поземельные и сословные отношения у горцев СеверногоКавказа». На его «Очерк происхождения и развития семьи исобственности», в который вошли и наблюдения над

правовыми и семейными отношениями горских народов,неоднократно ссылается Фридрих Энгельс в«Происхождении семьи, частной собственности и госу-дарства». До наших дней эти труды Ковалевского имеютнаучную значимость для исследователей.

Третий - виднейший деятель русского народничества,публицист, редактор журнала «Отечественные записки»Николай Константинович Михайловский. Он, по словам В.И. Ленина, «...был одним из лучших представителей ивыразителей взглядов русской буржуазной демократии впоследней трети прошлого века».

Четвертым в этой группе был довольно известный со-циолог и экономист того времени профессор Иван Ива-нович Иванюков. В марте 1883 года, когда умер КарлМаркс, он от имени прогрессивных преподавателей и сту-дентов Петровско-Разумовской сельскохозяйственной ака-демии послал в Лондон деньги на венок от русских де-мократов.

Все четверо собирались отправиться в экспедицию погорам Кавказа для изучения быта, обычаев, музыки егонародов. И когда Урусбиев узнал о цели их поездки и отом, что им предстоит переход через Кавказский хребет вСванетию, он пригласил их к себе и пообещал перевести черезперевал, заявив: «Кто выбьется из сил, того мы перенесемна бурках».«Могучая, как бы из железа скованная фигура ИсмаилаУрусбиева внушала нам бодрость и уверенность в успехепредприятия, — вспоминали в очерке «У подошвы Эльбруса»Иванюков и Ковалевский. — «Ваше путешествие начинаетсяпод счастливой звездой, — заметил Аглинцев, — лучшегопутеводителя трудно найти на всем Кавказе».

В память об этой встрече там же, в Кисловодске, Танеев,Ковалевский, Михайловский, Иванюков и Аглинцевсфотографировались вместе с Исмаилом. Один из ориги-налов снимка в наши дни хранится в Музее музыкальнойкультуры имени Глинки в Москве, а другой вплоть до1924 года находился в семье Урусбиевых. Дальнейшуюсудьбу его выяснить пока не удалось.

Перед отъездом в Баксанское ущелье, 19 июля 1885 года,Танеев писал в письме своему другу Ф. И. Маслову овпечатлении, произведенном на него Исмаилом: «...С намиедет владелец Урусбиевского аула, человек во многих от-ношениях замечательный, Исмаил Мирзакулович... лицо,знающее весь Кавказ, обычаи разных народов, музыкустаринную и новейшую (понятно, кавказскую), знающийисторию и географию, Бокля, Дарвина и т. п. При всемэтом грамоты не знает. Считается здесь первым знатокомкавказских преданий».

В тот же день композитор написал письмо Чайков-скому:

«Милый Петр Ильич!

Завтра выезжаю в путешествие, которое продолжитсядвадцать дней. Мы сделаем перевал через Кавказскийхребет близ Эльбруса, что представляет очень большиетрудности (Урусбиевский перевал), потом проедем вСванетию, сначала в княжескую, потом в вольную.

Писем не ждите, а пишите в Кутаис до востребования.Наше путешествие обставлено очень большими удобствами:нас провожает владелец перевала Исмаил Урусбиев. Лошадии проводники будут готовы...

Некогда писать подробнее. Пора спать, завтра утромвыезжаем...

До свидания. Искренне преданный ВамС. Танеев».

20 июля Танеев, Ковалевский, Иванюков, присоеди-нившиеся к ним англичане Емс и Смит и тифлисскийфотограф Д. И. Ермаков, которые следовали до ледникаАзау на южных склонах Эльбруса, отправились по горамиз Кисловодска в Урусбиево. К сожалению, Михайловскийзаболел и выехать не смог. Почетных гостей сопровождалИсмаил с несколькими своими родственниками. ВХасауте он задержался на день, а дальше с группой поехалего молочный брат карачаевец Азамат.

С перевала Кыртык-Ауш перед путешественникамиуже открылась величественная картина цепи Кавказскихгор и Эльбруса.

В селе Урусбиеве дорогих гостей встречал сам ИсмаилМирзакулович, поспевший сюда раньше них. И, как всегда,хозяин не жалел для друзей-кунаков сочных шашлыков измяса лучших баранов и молодых туров, наваристой,душистой шурпы, зажаренных на вертеле горных индеек— уларов и куропаток — кекликов.

Селение, где Танеев и его товарищи гостили четыредня, имело довольно необычный для горной местности вид:дома в нем были не из камня, как в большинстве балкарскихаулов, а из сосновых бревен, очень напоминая по типужилища на севере России. Из всех построек особовыделялась кунацкая, украшенная коврами и экзотиче-скими турьими рогами. В ту пору в селе проживало2200 человек и насчитывалось 294 двора.

Здесь, в Урусбиеве, Танеев, Ковалевский и Иванюковузнали подробно об Исмаиле. Один из его младших братьев -Хамзат, офицер, находился на военной службе. Старшийсын Науруз как раз в том году окончил Владикавказскоереальное училище, а младший Сафар-Али учился в

Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии вМоскве.

Исмаилу было 54 года*, но выглядел он гораздо мо-ложе. В составе депутации балкарского народа Исмаилоднажды побывал в Петербурге и Москве. Ездил часто вКисловодск, Пятигорск и Нальчик. Прилично владел русскимязыком. Читать и писать он мог только по-арабски. «...Тем неменее имеет весьма обстоятельные сведения по истории.Книги читают ему сыновья, когда приезжают в аул. Князь— отличный знаток народных преданий и легенд, и головаего кишит гипотезами о заселении Кавказаи об его прошлых судьбах. Память у князя феноменальная:однажды, беседуя с нами о русской литературе, он вдоказательство своей мысли цитировал несколько мест изДобролюбова», — писали об Исмаиле МирзакуловичеИванюков и Ковалевский в очерке «У подошвы Эльбруса», на-печатанном спустя год после путешествия в журнале«Вестник Европы».В Хасауте и здесь, в Урусбиеве, Сергей Иванович Тапеев синтересом наблюдал карачаевские и балкарские танцы,вслушивался в народные мелодии и напевы. А в один извечеров записал от Исмаила двадцать местных старинныхпесен.

«По словам горцев, он один из немногих знатоков старыхкавказских песен, мало-помалу исчезающих из памятинарода, — писал композитор в «Заметке о музыке горскихтатар», одной из первых в музыковедении записей балкарскихпесен. - Теперь почти не существует людей, которые могли быпеть их со словами. Мелодии этих песен князь играл на кобузе,подпевая при этом лишь второй, сопровождавший их, голос.

...Князь Урусбиев сообщил мне свои предположения овремени происхождения горских песен. Он делит их начетыре группы...».Тогда же Танеев и его спутники познакомились с сыномИсмаила Наурузом и с двумя другими гостями Урусбиевых -венграми - Дечи, поднявшимся в минувшем году наЭльбрус и теперь вновь приехавшим на Кавказ изучатьледники Эльбруса и Казбека, а также профессоромботаники Лойко, разыскивавшим в горах новые видылишайников.Наступил день отъезда из Урусбиева в Сванетию. На лошадяхдвинулись вверх по долине реки в сторону Эльбруса. Вгустом сосновом лесу переправились по зыбкому мосту черезбурный Баксан и въехали в ущелье Донгуз-Орун, ведущее кодноименному перевалу высотой 3200

* Этот возраст указывают Иванюков и Ковалевский. Но, судяпо всему, в то время И. Урусбиеву было не менее 60 лет.

метров. Проводником, в сопровождении сына Науруза,десятка своих земляков и сванов, шел сам Исмаил.

Вершину и склоны перевала заволакивали промозглыесерые тучи. Идя по рыхлому, выпавшему прошедшейночью снегу, путники часто проваливались в него то поколено, то даже по пояс, но, помогая друг другу, с каждымшагом приближались к перевальной точке. Вместе слюдьми поднимались вверх и лошади. Проводникам то идело приходилось вытаскивать их из снега, в которомживотные вязли буквально по самое брюхо.

Исмаил, Науруз и их помощники, шедшие впереди,ощупывали шестами каждый клочок крутого склона,отыскивая трещины. И вот настал момент, когда, через тритрудных часа подъема, раздался голос старшего Урусбиева:«Ура! Донгуз-Орун взят!» Далеко внизу в разрывах тучвиднелась Сванетия....Три года спустя, в 1888 году, сын Исмаила Науруз побывалв Москве и встретился с Танеевым, который повел его вБольшой театр на оперу «Евгений Онегин». Тогда жемладший Урусбиев познакомился с Чайковским.Науруз увиделся с Сергеем Ивановичем и в июне 1891года, когда тот лечился в Пятигорске. Урусбиев приехал кнему и прежде всего сообщил печальную весть о том, чтонесколько месяцев тому назад скончался его отецИсмаил Мирзакулович. Танеев искренне погоревал о нем,так как прекрасно помнил все доброе, связанное с этимчеловеком.Вскоре после взволновавшей его встречи, 21 июня,композитор писал из Пятигорска Чайковскому:«Милый друг мой Петр Ильич, не хочешь ли предпринятьвместе со мной восхитительную прогулку? Какую —сейчас объясню...Несколько дней назад я встретился с молодым княземУрусбиевым, Наурузом (ты его видел у меня в Москветри года назад), сыном того Урусбиева, теперь уже умершего,который провожал нас с Ковалевским и Иванюковым вСванетию. Науруз Исмаилович очень мне обрадовался и сталзвать к себе в аул погостить... Я с радостью принял этоприглашение, и мысль, что я опять увижу дивные местаоколо Эльбруса, до такой степени меня взволновала, что ядолго не мог уснуть ночью...Между прочим, решил тебе предложить сделать со мнойэту поездку... Молодой Науруз будет в восторге, если тыего посетишь. Когда он приехал в Москву три года назад,я повел его в «Онегина»... И музыка, и деко-

рации, и оркестр, и пение — все это произвело на негонеобыкновенно сильное впечатление, и он до сих порвспоминает об этом представлении. Я уверен, что впечат-ление, которое произведет на тебя его аул и путешествие,будет нисколько не слабее, чем то, которое испытал... горец,увидев «Онегина»... Я собираюсь выезжать 1 августа.Обдумай и решись!!!

Твой С. Танеев».

Дела помешали Чайковскому побывать вПриэльбрусье, не смог туда поехать в то лето и спешновызванный в Москву Танеев. Он долго жалел онесостоявшемся путешествии в Урусбиево и попал тудатолько в 1903 году, когда вновь приехал в Пятигорск налечение грязями.

28 июня Сергей Иванович вместе с племянником поехалв слободу Нальчик и там совершенно неожиданно встретилсяс Наурузом. Прямо оттуда они отправились на линейке вБаксанское ущелье. Два дня гость прожил в Урусбиеве.Потом Науруз повез его в ущелье Азау, где онипоселились в пастушьем коше и прожили несколько дней :«Спали на земле, ели шашлык руками, пили айран и т. п.Делали восхождение на ледник». С помощью местныхжителей Танеев сумел подняться по леднику Азау довысоты 3600 метров. Вся поездка в Баксанское ущельезаняла тогда десять дней. До конца своей жизни композиторпомнил о времени, проведенном в ауле Урусбиево иПриэльбрусье.

* * *

В 1886 году Исмаил Урусбиев познакомился с одним изкрупнейших этнографов России, неутомимым исследователемпо археологии и истории народов Центрального Кавказа,будущим академиком Всеволодом Федоровичем Миллером.В то время он производил археологические раскопки вБаксанском ущелье, занимался сбором материалов поистории балкарцев, их религиозным верованиям и обычаям.О своих интересных изысканиях и наблюдениях в БалкарииМиллер рассказал в работе «Археологические экскурсии вгорские общества Кабарды».

На Всеволода Федоровича, как и на Танеева, произвелибольшое впечатление встречи со знатоком стариныИсмаилом, его радушие к гостям и истинная заинтересо-ванность во всестороннем изучении его родного края, чемуон оказывал свое содействие и помощь.

Но при всех - своих достоинствах, душевной широте игостеприимстве Исмаил Урусбиев оставался представителемсвоего, господствующего сословия — таубиев. В его владениинаходилось несколько десятков тысяч десятин* земли, 200лошадей, 300 голов крупного рогатого скота, 1500 овец.Пользуясь безземельем балкарских крестьян, он сдавал имв аренду пахотные земли и забирал за это половину урожая,выращенного ими с таким трудом. Имел таубий доходы и зааренду своих пастбищ и продажу соснового леса изгромадного Баксанского урочища, незаконно отобранногоим у общества и присвоенного.

Платы же со своих гостей — горовосходителей и ис-следователей, останавливавшихся в Урусбиеве, Исмаилникогда не брал, следуя традициям кавказского гостепри-имства.

...В 9.20 утра 31 июля 1890 года на западную вершинуЭльбруса поднялся военный топограф Андрей ВасильевичПастухов в сопровождении трех рядовых Хоперского ка-зачьего полка. Это было первое восхождение на Эльбрус,предпринятое прежде всего с целью его картографическогоизучения. И осуществил его офицер военно-топографи-ческого отдела Кавказского военного округа, альпинист инеутомимый исследователь высочайших гор Кавказа, всегоза год до этого побывавший на Казбеке.

Восхождение Пастухова является одним из самых вы-дающихся примеров мужества в истории покоренияЭльбруса. Ему и его спутникам пришлось провести на ле-довых склонах горы пять ночевок. С тех пор группа скална высоте 4800 метров называется «Приютом Пасту-хова». Как во время подъема, так и в течение трех часовпребывания на вершине этот волевой человек проводилтопографическую съемку Эльбруса. Именно им были

* Десятина — старинная мера земельной площади, равная 1,1гектара.

вычерчены великолепные карты всего районаПриэльбрусья.

В тот раз Пастухову не удалось побывать в Урусбиеве,ставшем к тому времени признанным центромгоровосхождений на Кавказе, так как он вышел в Баксанскоеущелье из Сванетии, где вел топографическую съемкуместности. Утром 27 июля Андрей Васильевич с казакамиспустился с перевала Донгуз-Орун.

«...В 8 часов мы прибыли на хутор, находящийся нареке Терскол, на высоте 6944 фута, — рассказывал Пастуховв 1891 году в газете «Терские ведомости», — здесь мывстретили хозяев этого хутора урусбиевских татар [бал-карцев], занимавшихся покосом, они нас приняли оченьлюбезно».Шесть лет спустя после покорения Эльбруса, взойдя за этовремя на закавказские вершины Халаци, Арарат и Алагез,отважный топограф вновь пойдет на штурм его склонов. 22августа он выехал из Пятигорска вместе с петербургскимстудентом Воробьевым, а вечером 24-го уже был вУрусбиеве. Офицера-альпиниста радушно встретил Науруз,знакомый с ним по «Запискам Кавказского отдела Русскогогеографического общества», в одном из номеров которыхПастухов опубликовал свое сообщение о восхождении наЭльбрус в 1890 году. Узнав о том, что теперь АндрейВасильевич пойдет на восточную вершину, Урусбиев помогему взять в проводники и носильщики четверых местныхжителей, которым предстояло нести ящики стопографическими приборами.Подъем начали утром 26 августа из Терскола . Навысоте 4000 метров, после первой ночевки, двое носиль-щиков, почувствовавших себя плохо, дальше идти не смог-ли. А вскоре горная болезнь свалила Воробьева. Его спу-стили на бурке по снегу к ним.Вверх Пастухов пошел с Акашем Тиловым и ХаджиЗалихановым. Восхождение затягивалось из-за того, чтомного времени уходило на проводимые им по пути топо-графические работы и метеорологические наблюдения.Только на третий день дошли до места нынешнего «При-юта Пастухова». Здесь Хаджи стало плохо, и он тоже от-правился вниз.Пастухов и Тилов остались вдвоем. Вскоре началась метельс ураганным ветром. От его порывов люди с трудомудерживались на ногах. Крупные заледенелые снежинкибольно били в лицо, слепили глаза, а холодное дыхание буринасквозь пронизывало их одежду.

«Теперь надо мной было только небо да снеговая туча. Когдая приближался к высшей точке, надо мной раздалсясильный гром, похожий на треск выстрела, он был сухой,трескучий и отрывистый, — писал Пастухов, вспоминая о томнеимоверно тяжелом дне, 28 августа, когда он взошел навосточную вершину Эльбруса. — ...Буря дула со страшнойсилой и на все лады свистела и выла внутри воронки;поднявшийся в это время снег был мелкий, как пыль, исыпучий, как песок... Вдруг весь воздух вокруг менявспыхнул, и в то же мгновение раздался опять трескучийгром».

Но даже в таких сложных условиях он продолжал вестинаблюдения за температурой воздуха, снежным покровом,собирал образцы скальных пород Эльбруса.Возвращаясь с вершины вниз, Пастухов и Тилов заблудилисьв тумане и, оказавшись среди трещин, вынуждены былиостаться на высоте еще одну ночь. Только на следующий деньони спустились в Терскол.

Андрей Васильевич умер в 1899 году. Тогда ему еще небыло и сорока. Его похоронили в Пятигорске на горе Машук,откуда открывается чудесный вид на Эльбрус и горыЦентрального Кавказа.

...В Германии, Австрии, да и в нашей стране хорошоизвестно имя профессора Венского университета, географа,этнографа и альпиниста Готфрида Мерцбахера. В августе1891 года вместе с известным австрийским горовосходителемЛюдвигом Пуртчелером он приехал в Урусбиево. Отсюда онисовершили восхождение на Эльбрус и взошли на гору Донгуз-Орун-Чегет-Кара-Баши, нависшую над верховьямиБаксанского ущелья, напротив Эльбруса. А двенадцать летспустя Мерцбахер первым достигнет вершины знаменитогоХан-Тенгри на Тянь-Шане, определит его высоту иобследует южные склоны.

Перу этого немецкого ученого принадлежит интересная

работа «К этнографии обитателей Кавказских Альп», гдезначительное место уделено жизни балкарцев и вопросуих происхождения. Одним из первых он высказал предпо-ложение о той роли, которую могли сыграть в их форми-ровании обитатели южнорусских степей - половцы,продвинувшиеся в горы в XIII веке, после их разгромамонголо-татарами.

...По заданию Русского географического общества насклоны Эльбруса дважды поднимался с научной цельюэнтузиаст создания высокогорных метеорологических станцийН. В. Поггенполь. В очень трудных условиях непроглядногоснежного бурана пришлось ему совершать восхождение летом1898 года. Тогда Поггенполю и его верным помощникам ипроводникам Моллаю Терболатову, Аппаю Ахкобекову, ИссеКазакову и Хаджи Ахматову пришлось буквально ползти пооткрытому льду к седловине Эльбруса. К вершине никто изних тогда подняться не смог. Но и в этих суровыхусловиях ученый сумел наметить несколько пунктов дляустройства метеостанций. Однако мечтам его сбыться в товремя не было суждено.

...В 1894 году в ряде номеров газеты «Терские ведо-мости», выходившей во Владикавказе, была опубликованастатья под названием «Очерки из жизни горских татар».Автор ее доброжелательно рассказывал о балкарцах,узнав их близко в своих поездках по ущельям Балкарии(и Приэльбрусья). Вот некоторые из записей, что донесли донас пожелтевшие газетные страницы почти девяносто-летней давности:

«...Чувство дружбы, товарищества у горцев очень проч-но, хороший верный товарищ - тот же родной брат...

...Случаи убийства в горах также редки - горец при-бегает к оружию только в крайнем случае; случаев жегкогда он пускает оружие по пустому поводу... почти нельзянаблюдать в горах...

...Наружность горца... большей частью отличаетсястройностью, статностью фигуры, телодвижения горцабыстры, а манеры, особенно молодых девушек, не лишеныприродной грации.

...Горец-старик в 60 лет еще не кажется стариком — онбодр, силен и крепко держится на ногах, сделать в короткийпромежуток времени длинный переход по горным тропам идорогам, очень неудобным, для него ничего не значит...Старость не особенно сгорбливает его стан, и он частообходится без палки, обычного спутника дряхлых людей.Примеры долговечности горцев нередки — в любом горскомобществе и теперь можно встретить столетних старцев.Причины такого замечательного здоровья горцевзаключаются, надо полагать, в их общении с природой, всвежем, здоровом горном воздухе».

...Пришел двадцатый век - век, круто изменившийисторию человечества и прежде всего России и ее народов.Революционные события, потрясшие основы самодержавия,докатятся до гор Кабардино-Балкарии и всего СеверногоКавказа. Они увидят Зольское восстание кабардинскихкрестьян, основные события которого развернутся напастбищах севернее Эльбруса, и восстание балкарскойбедноты в Черекском ущелье. Потом в здешних горах будетбушевать пламя гражданской войны, когда горцы вместе срусским народом встанут на борьбу за свою свободу, зановую жизнь.

Все это придет через несколько лет. А пока, до началапервой мировой войны, в горы еще будут стремиться люди,жаждавшие общения с суровой природой.

...25 августа 1910 года Науруз Урусбиев устроил в своемдоме торжественный обед. Он чествовал двух швейцарцев —доктора Гука и инженера де Рома, впервые взошедших заодин день на обе вершины Эльбруса. Их вел тудапроводник Сеид Хаджиев. На торжестве присутствовалгеолог В. В. Дубянский, автор ряда интересных работ погеологии Приэльбрусья и лучших по тому временифотографий панорамы Главного Кавказского хребта свершины Эльбруса. Он побывал там со своим спутникомчерез два часа после швейцарцев.

...1911 год стал особо знаменательным для урусбиевцев— тогда у них побывал Сергей Миронович Киров.Скрываясь от полиции после раскрытия Томской под-польной типографии, он в 1909 году приехал в центрТерской области город Владикавказ (ныне Орджоникид-

зе) и остался в нем на несколько лет, ведя нелегальнуюпартийную работу.

Официально Киров являлся сотрудником редакции газеты«Терек», в которой выступал под псевдонимом С. М.Миронов. Он много бывал в те годы у осетин и ингушей,кабардинцев и чеченцев, проводя среди них революционнуюработу.

Киров стал известен тогда и как альпинист. Вступив вчлены Владикавказского горного клуба, этот занятый допредела человек поднимается на вершину Казбека. А годспустя он уже на пути к Эльбрусу..

25 июля 1911 года Киров (С. М. Миронов), сотрудникгазеты «Терек», бывший военный революционный моряк,приговоренный заочно военно-полевым судом к каторгеПавел Григорьевич Лучков и владикавказский присяжныйповеренный, уроженец Дагестана, Башир Далгат выехалижелезной дорогой из Владикавказа до станции Солдатская.Отсюда на лошадях направились в сторону гор и утром 27июля въехали в Урусбиево. В течение двух дней альпинисты(все трое являлись членами горного клуба) готовились в селек восхождению на Эльбрус. Как видно из корреспонденциив газете «Терек» от 9 августа 1911 года об этой экспедиции ,большую помощь оказал тогда Кирову и его друзьямНауруз Урусбиев, предоставивший им кунацкую,снабдивший бурками и провиантом. Он и порекомендовал имдвух проводников - Сеида Хаджиева и Джиджу Хаджиева ,первый из них уже был известен как опытный проводник,неоднократно ходивший на Эльбрус вместе со швейцарцами,немцами, австрийцами.Восхождение началось 29 июля с самых верховьевБаксанского ущелья, через «Старый Кругозор» и ледникАзау. В тот день к восходителям присоединился ветери-нарный врач В. В. Егоров. Заночевали на «Кругозоре», где ктому времени энтузиасты Русского горного обществапоставили небольшую каменную хижину. Утром 30 июлягоровосходители вступили на ледовые поля. Вначале хо-рошая, к полудню погода совершенно изменилась, и в двачаса пошел густой снег, за пеленой которого в десятиметрах ничего нельзя было рассмотреть. Путь становилсявсе труднее. Проводникам, шедшим впереди группы,пришлось тогда особенно потрудиться, прощупывая ше-

стами снежный наст. Они хорошо знали, что в такую погодуопасность провалиться в одну из бесчисленных трещин,пересекающих ледники Минги-Тау, особенно увеличивалась.

Не достигнув даже скал «Приюта одиннадцати» (в газетеони названы «Одиннадцатью юртами»), альпинистывынуждены были остановиться и, завернувшись в бурки,заночевать. К полуночи снегопад прошел, и над горами насовершенно чистом небе ярко засветились звезды. Вчетвертом часу утра проводники повели людей вверх.Шли налегке, оставив на бивуаке почти все: ведь там, нагромадных высотах, особенно становится чувствительнымкаждый лишний грамм веса.

Около десяти часов решили разбиться на две партии — потри человека. Киров и Лучков как наиболее опытные в горахпошли вперед с Сеидом Хаджиевым. Далгат и Егоров совторым проводником двигались следом за ними.В два часа пополудни 31 июля Сергей Миронович, еготоварищ и проводник взошли на восточную вершинуЭльбруса. Но здесь им «пришлось благодаря чрезвычайносильному ветру оставаться всего 19 минут. Отрезав надписина полотенце, туристы стали спускаться вниз». Полотенце, окотором идет речь в газете, оставили привязанным к ледорубуальпинист Лысенков и два его спутника, побывавшие здесьнесколько дней назад. А отрезали на нем надписи потому,что у альпинистов издавна сложилась традиция - вдоказательство своего восхождения брать с покоренныхвершин записки тех , кто побывал там раньше. Взамен —оставляли свои.Далгату и Егорову дойти до высшей точки не удалось из-за плохого самочувствия.

В девять часов вечера восходители спустились в Терскол, ана следующий день всех их снова гостеприимно встречалНауруз, знавший только то, что перед ним сотрудникиизвестной на Северном Кавказе газеты «Терек». 4 августаКиров и Лучков выехали на лошадях из Урусбиева вверх поущелью реки Кыртык. Миновав перевал, они вышли вверховья Малки и вечером 6 августа уже находились вКисловодске.

Пребывание на вершине Эльбруса, незабываемый вид с еговысоты глубоко и навсегда запали в душу СергеяМироновича. Через четыре месяца, находясь в томскойтюрьме, он писал своей невесте Марии Маркус:«Случайно взял Лермонтова, и почему-то он совершенноиным стал в моих глазах... Какова должна была быть силавоображения, наблюдательность и проникновенность учеловека, так высокохудожественно и образно описавшегоКавказ. Что если бы перед его взором раскинулась по-давляющая своим величием божественно спокойная, не-объятная панорама, которую приходилось видеть немногимсчастливцам, достигавшим вершины царствующего надгорами Кавказа — гиганта! Какие звуки услышал бы ху-дожник-гений среди этой мертвой тишины? Какие тайныприроды открыл бы его проникновенный взор?»Так в списке покорителей двуглавого кавказского великанапоявилось и имя Кирова, человека, вскоре сыгравшегогромадную роль в борьбе за установление Советской власти наСеверном Кавказе.В том году он близко познакомился с жителями гор -балкарцами и увез в душе доброе чувство к ним. Черезсемь лет, в марте 1918-го, Сергею Мироновичу вновь до-ведется встретиться с ними, но теперь в бурном круговоротенахлынувших революционных событий — на II съезденародов Терека, где была провозглашена Терская Советскаяреспублика. Среди его участников находились ипредставители Кабардино-Балкарии.

А когда 10 марта 1918 года несколько делегатов съездаво главе с Кировым отправились из Владикавказа дляпримирения осетин и ингушей, спровоцированныхконтрреволюционерами-националистами на вооруженноестолкновение, то рядом с русским другом горцев шел Султан-Хамид Калабеков, один из революционных руководителейбалкарской бедноты. С обеих сторон смолкла стрельба. Надполем, где еще несколько минут назад шел бой, повислатишина.

Парламентеры , посланные съездом народов Те-река, все ближе подходили к позициям враждующих сто-рон . Они были безоружны , как издавна полагалось втаких случаях. Но сильнее всех винтовок и револьверовстали для них тогда неистовая вера и убежденность вто, что именно они должны и смогут остановить брато-убийственное столкновение и примирить людей.

Группа парламентеров отчетливо виднелась на голом,местами прикрытом весенним талым снегом, всхолмленномполе. А над ними колыхался белый флаг - его высокоподнял Калабеков, едущий впереди на лошади. «Не стре-лять!» - раздался крик на русском, а за ним, как эхо, то жесамое прозвучало по-осетински и по-ингушски. «Нестрелять!» Простые крестьяне и скотоводы, стоявшие те-перь друг против друга с оружием в руках, уже понимали,что, ослепленные и введенные в заблуждение подстре-кательскими речами царских офицеров и фанатиков-мулл,они напрасно проливают кровь и подставляют свои головыпод пули. И, всматриваясь в приближавшихся к ним оде-тых в солдатские шинели, черкески и гражданские пальтолюдей, они знали, что с ними придет конец вражде, когдаможно будет вернуться в свои дома, к семье и вновь за-няться мирным трудом.

Над полем стояла тишина... И поэтому особенно от-четливо и резко, как удары грома, прозвучали в ней не-сколько винтовочных выстрелов. Стреляли в парламен-теров, чтобы убить их и не дать свершиться примирению.Киров и его товарищи услышали свист пуль, увидели рядомс собой на талом, осевшем снегу прочерченные имипунктиры. На землю, схватившись за грудь, падал с ло-шади Султан-Хамид...Сергей Миронович бросился к нему, приподнялКалабеков был убит, пуля попала ему в сердце, а рукаего все еще судорожно, мертвой хваткой сжимала пар-ламентерский флаг, на котором теперь ярко алела кровь.Крики гнева пронеслись среди осетин и ингушей -выстрелами врагов-провокаторов убит человек, направ-лявшийся к ним как друг...

Под тем окровавленным флагом и провел Киров переговоры спредставителями враждовавших сторон, завершив ихмиром и согласием. Но за это пришлось оплатить

дорогой ценой — смертью стойкого и отважного бойца ре-волюции.

Отдавая последние почести павшему на боевом постусыну балкарского народа, Киров снарядил отряд всадников,которые отвезли тело погибшего в его родной аул Думала вЧегемском ущелье.

Над могилой склонилось увенчанное черным траурнымкрепом красное знамя. Потом прогрохотал троекратныйружейный салют, отдавшийся стократным эхом в горах иущельях и докатившийся до Минги-Тау, названноголюдьми в далекую пору «горой счастья», хотя оно тогдабыло для простого человека таким же несбыточным ипризрачным, как и легенды о чудодейственных свойствахЭльбруса. И только взяв в руки оружие, горцы, как и всенароды нашей страны, вставшие под Красное знамя рево-люции, смогли наконец завоевать себе счастье, о которомвеками мечтали, наивно связывая его с самой высокой горойКавказа.

...И снова о «тетрадях Урусбиевых». «Эти тетради... яв-ляются драгоценной летописью и памятником продолжи-тельной полосы в истории альпинизма и исследования вы-сокогорного Кавказа и его обитателей, а помещенные вних записи ряда ученых, художников, писателей, альпи-нистов как русских, так и европейцев обрисовывают яркимии подчас художественными чертами отдельных видныхпредставителей культурной общественностидореволюционной России», - писал в 1929 году журнал«Революция и горец», издававшийся в Ростове.

Мы не знаем еще всех имен интересных людей, побы-вавших в Урусбиеве, потому что тетрадей нет в нашихруках. После смерти сыновей Исмаила - Науруза и Сафар-Али они находились у их родственников. Потом одну изних, которая велась с 1894 года, и ряд подлинных редкихснимков людей, посетивших Приэльбрусье и поднявшихся наЭльбрус, приобрел в конце двадцатых годов облполитпросветКабардино-Балкарской автономной области. Хранились они вЛенинском учебном городке Нальчика, затем были переданыв центральную библиотеку города.

Другая же тетрадь, дар Фрешфильда, оставалась в Урус-биеве, а потом, как выяснилось, была подарена областному

обществу краеведов, которое возглавлял основатель и первыйдиректор Кабардино-Балкарского краеведческого музея

Макар Иванович Ермоленко.Прошло много лет, была война, в пожарищах и руинах

остался после гитлеровской оккупации Нальчик. Тогда иисчезли тетради. Кто знает, быть может, их увез на Западодин из фашистских грабителей, узнавший цену тем запи-

сям,— ведь среди них многие сделаны рукой немецких иавстрийских альпинистов и ученых. Возможно, они по-

гибли и потеряны для нас навсегда. Но может быть и так,что кто-то спас их в черные дни вражеского нашествия итетради где-то лежат — ждут своего часа и своего

исследователя. Сам же факт посещения Урусбиева, теперьВерхнего Баксана, многими замечательными и инте-

ресными людьми достоин того, чтобы о нем знали ипомнили.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Дороги к Москве

При дворе Ивана Грозного

Мамстрюк Темрюкович

Темрюковичи

Из рода Черкасских

Отныне именовать Екатериноградом

Первопроходцы

У гостеприимных урусбиевцев

Олег Леонидович Опрышко

ПО ТРОПАМ ИСТОРИИ

Издание второе, дополненноеРедактор

Л. А. Лачинова

Художественный редактор

И. Г. АбрамовТехнический редактор

К. Б. ЖамбееваКорректор

В. А. Вымячкина

Наборщик

Л. М. СтрогановаВерстальщик

Н. Д. МанаенкоПечатники:

Л. В. Полякова Ж. М. КумышевПереплетчик

А. Н. Плотников