Дело №10 Григорий Паско

П Р Е Д И С Л О В И Е

Главным принципом первых девяти “Дел” в книжной серии “Дела СМИ” Фонда защиты гласности было максимальное насыщение публикации важнейшими процессуальными и иными документами: исковыми заявлениями, кассационными жалобами, обращениями и протоколами, экспертизами и судебными решениями - всем тем, что может использовать читатель, попав в схожую ситуацию, чем окажется способен подкрепить свои доводы, на что сослаться в судебном заседании.

Книга “Григорий Пасько против ФСБ” построена иначе. Если все книги этой серии, ранее напечатанные нами, были нацелены на то, чтобы дать читателю возможность научиться, то в юбилейном “Деле №10” мы сознательно делаем попытку научить. Готовиться к информационным сражениям можно по картам и документам баталий, уже ставших историей, но ведь не менее актуальны и воинские наставления и уставы сегодняшнего дня, без знания которых легко растеряться, сделать неверный шаг, который может оказаться роковым для исхода кампании, или не сделать чего-то важного, существенно облегчающего положение, или способствующего достижению успеха.

И еще одно различие: во всех предыдущих “Делах” мы не только декларировали объективность подхода, мы тщательнейшим образом изгоняли эмоции, сочувствие, симпатии и прочие внепроцессуальные сантименты.

“Нынче - иначе”, - как сказал поэт. Григорий Пасько - автор первого, составитель и комментатор второго раздела печатаемой нами книги, излагает свое “Верую!” со страстью и односторонностью, которая всегда присуща любой страсти. Как ответственный редактор, я с согласия Григория Михайловича убрал из его изложения словесные крайности, но истинный пафос - он не в словах, он в смыслах. А смысл этого, почти что проповеднического текста, обращенного к коллегам, в том, что и вас могут арестовать по ложному обвинению, продержать в тюрьме полтора года, и для того, чтобы появился шанс опровергнуть ложные обвинения и выйти в конце концов на свободу, вы должны знать, что делать и как себя вести: при обыске, на допросе, в камере, на суде...

Дело Григория Пасько не окончено. Переквалификация статьи обвинения с “измены Родине” на “превышение служебных полномочий” не устроила ни обвинение, ни защиту - и те и другие апеллировали к Военной коллегии Верховного суда, и новое рассмотрение дела состоится вскоре после выхода этой книги в свет. Поэтому Григорий имеет право быть предвзятым: в нашем отечестве, несмотря на безусловное поражение обвинения во владивостокском процессе, возможно все. Даже то, что собственным опытом Пасько придется воспользоваться еще раз.

Второй раздел - публикации и комментарии. Необходимо было напомнить читателям последовательность событий - от ареста до освобождения в зале суда. Интересно было проследить эту последовательность в ее отражении на газетных страницах. Разумеется, далеко не все публикации вошли в этот раздел. Во-первых, Григорию показались более важными публикации владивостокской прессы. Архивом фонда, где собран целый том вырезок из федеральных газет, Пасько почти не воспользовался. И слава богу, потому что в большей части этих публикаций речь шла не о фактах, а о трактовке и перетрактовке слухов и мнений. Я уж не говорю о значительной части публикаций, где источник сведений был слишком явственен, ибо надежно скрыт.

Пасько уже был на свободе, когда в зале приемов ИТАР-ТАСС журналистская общественность встречалась с группой редакторов европейских газет. Такие встречи - помесь торжественного обеда и семинара - сопровождается выступлениями приглашенных спикеров. В качестве одного из произносителей речей был там и я. Такая форма общения выработана вечно озабоченными экономией времени американцами, и зараза эта привилась не только в Европе, но и в нашей Азиопе или Евразии - как вам будет угодно.

Я говорил о прямом воздействии спецслужб на информационное поле и, в частности, приводил примеры из освещения в СМИ, свеженького в тот час, дела Пасько. Как ни странно, кое-кто из жующих меня услышал. В том числе - из руководителей ТАСС.

- И вы рискнете назвать имена тех, кто, с вашей точки зрения, вбрасывает непроверенную информацию, склеванную с руки спецслужб? - спросили меня. Я рискнул назвать в том числе имя

корреспондента ТАСС во Владивостоке, которая все лживые обвинения в адрес сидящего в тюрьме Пасько воспроизводила, не утруждая себя проверкой их хотя бы на уровне здравого смысла.

Рассказываю об этом, чтобы плавно перейти к представлению третьего раздела книги: как организовать международную кампанию протеста против произвола.

Одной из составных частей организации такой кампании служит принцип непрерывного повторения ограниченного круга истин, скажем: Карфаген должен быть разрушен. Или: спецслужбы не имеют права совать нос в журналистику. Или: Пасько нужно немедленно изменить меру пресечения. Словом, рискуя прослыть городским сумасшедшим, надо изо дня в день разным людям во всевозможных обстоятельствах втемяшивать в мозги набор очевидных лично для вас истин. Так что в ТАССе я выступил скорее по инерции - Григорий, как я уже сказал, был к тому времени на свободе.

Пособие по проведению международных акций - это тоже новация для наших изданий. Раньше мы занимались технологиями мониторинга, взаимодействия СМИ и правозащитных организаций, доступа к информации и т.д. Все это вместе дало нам некоторый опыт, который мы и реализовали в книге “Григорий Пасько против ФСБ”.

Раздел написан человеком, чья неуступчивость в борьбе за судьбу другого человека - занудная и изобретательная, - была главной пружиной, заводившей наш “Общественный комитет в защиту Пасько”. Наум Ним - главный редактор журнала “Индекс-Досье на цензуру”, литератор, бывший диссидент и сиделец, сполна познавший на собственной шкуре и всевластие спецслужб, и силу безгласности. В этом разделе (поскольку Ним, как литератор, придерживается принципа равновесия в ущерб подробному перечислению) допущен серьезный просчет, который я обязан восполнить.

Все, что мы сделали, не могло бы случиться, если бы не бескорыстная помощь десятков людей, чьи имена автор текста оставил за кадром. В России - это эколог Андрей Кубанин, посвятивший последние месяцы своей жизни борьбе за освобождение Григория; это, помимо членов Общественного комитета, его волонтеры - Елена Ознобкина, Наталья Малыхина, Мария Симонова, Эрнест Черный. Это все четыре адвоката - защитники Григория на процессе во Владивостоке: Ярослав Герин, Олег Котляров, Анатолий Пышкин, Иван Римкунас. Это Карен Нерсисян - изгнанный из процесса за умение задавать слишком прямые, неудобные для подготовленных свидетелей вопросы. Это югославка Гордана Янкович и литовец Альгис Липштас, болгарка Марианна Кацарова и голландец Дидерик Лохман, американец Рональд Ковен и швейцарка Тереза Ольбрих - каждый из них по-своему способствовал торжеству справедливости, пусть пока не окончательному.

И последнее. В книге нет нашего обычного раздела - “Приложения”. Документы процесса Г.Пасько по-прежнему считаются секретными, но если у кого-то возникнет охота познакомиться с той их частью, которая рассекретилась за эти два года, пожалуйте на сайт www.index.org.ru, где размещено дело Пасько в полном виде. То же относится и к письмам, и обращениям в международные организации. Они там же, в файле “ОКЗП” - Общественный комитет защиты Пасько.

Но читая эту книгу или посещая сайт в Интернете, пожалуйста, помните: “Дело Пасько” еще не итог. И пусть юридическая логика, весь здравый смысл вопиют о его полной невиновности, реалии сегодняшней нашей жизни не позволяют считать его дело благополучно законченным. Поэтому будьте бдительны, дорогой читатель, и да минует вас чаша сия.

А.К. Симонов

Дело №10 - Григорий Пасько против ФСБ

Оглавление

mailto:[email protected]

Правозащитники-экологи Григорий Пасько (слева), Александр Никитин (в центре)и адвокат Юрий Шмидт в Фонде Защиты Гласности

ПРЕДИСЛОВИЕ Часть I. Григорий Пасько Когда вас посадят Часть II. День за днем на газетных страницах Часть III. Наум Ним Гамбит Пасько

Часть I

Григорий ПАСЬКО

КОГДА ВАС ПОСАДЯТ

С чего все начиналось? Скорее всего, с того момента, когда, будучи офицером, журналистом газеты Тихоокеанского флота, я отказался от сотрудничества с особым отделом ТОФ. Мне предложили сотрудничать в 1986 году, недвусмысленно сказав, что у меня, журналиста, очень много на флоте “информаторов”. Помнится, я даже поправил особиста: не “информаторов”, а военкоров, на что тот лишь ухмыльнулся. Я по наивности своей думал, что отказ мой останется незамеченным органами: я ведь аргументировал, что каждый должен заниматься своим делом. Увы, увы...

Потом были и другие случаи, другие отказы... И настали, как мне показалось, другие времена: перестройка, новые законы. В их числе вышел и Закон “О средствах массовой информации”, который не делал разницы между военными журналистами и гражданскими и которым я стал руководствоваться в своей практике. Мне особенно понравилась статья закона о недопустимости цензуры (продублированная, кстати, и в Конституции России).

Между тем цензура была в военной прессе, есть она и сейчас. И никому, похоже, дела нет, что вот уже который год в армии плюют на Конституцию, выражая к ней демонстративное презрение тем, что регулярно обновляют приказы и директивы о существовании военной цензуры.

Цензор, фамилию его не называю - слишком много чести, всячески препятствовал мне в выполнении моего профессионального долга, втихаря (это их излюбленный метод!) вычеркивая абзацы в моих статьях и отсылая доносы в местное КГБ и в Москву.

Не то чтобы я не обращал внимания, нет. Обращал и даже принимал меры: усиленно изучал законы. И чем больше я их изучал, тем рельефней становился цинизм цензорско-гэбэшной братии. Но я был в трусливом коллективе бывших политработников, волею случая ставших военными журналистами, и потому остался один на один с госаппаратом репрессивных сталинских органов, так называемых спецорганов.

Осенью 1997 года я в очередной раз по заданию командующего флотом (собственно, план командировки был утвержден предыдущим командующим, и нынешнему нужно было только не мешать) отправился в Японию для сбора информации о захоронениях русских моряков. На таможне у меня попросили показать документы. Я показал. Мне сказали, что они секретны. Я сказал, что только экспертиза может сделать заключение об этом. У меня отобрали силой документы, абсолютно при этом проигнорировав наличие видеопленок, фотопленок, фото- и видеоаппаратуры. Личный обыск, естественно, тоже не проводился. Все это дало мне основания считать, что нужен был некий повод, какие угодно документы. Если бы документов не было, они бы их подбросили.

Меня, журналиста, офицера, у которого только что отобрали якобы секретные документы, то есть уличенного в попытке совершения уголовного преступления - государственной измены или, по меньшей мере, попытки разглашения государственной тайны, как ни в чем не бывало отпускают в Японию. Видимо, гэбэшники были на сто процентов уверены в том, что я вернусь обратно.

В Токио я рассказал о случившемся на таможне сотруднику российского посольства, генералу, кадровому разведчику. Он сказал: “Тебя подставили”.

Возвращаясь во Владивосток, я ждал дальнейших неприятностей и был к ним готов. Но когда меня арестовали прямо в аэропорту, обвинили в государственной измене и бросили в тюрьму, я понял, что противостояние будет жестким и жестоким, не на жизнь, а насмерть.

Это проверено на личном опыте: в таких обстоятельствах ни в коем случае нельзя ничего говорить ни следователю ФСБ, ни прокурору, если он вдруг нарисуется сам, ни неизвестному вам адвокату, ни знакомому человеку (в моем случае это был офицер, которого я знал как корабельного, а он оказался гэбэшником)...

Абсолютное молчание до прихода адвоката, которого знаешь и которому доверяешь. И, разумеется, никаких объяснительных записок, никаких подписей и прочее. Можно сразу попросить Уголовный и Уголовно-процессуальный кодекс и демонстративно начать обновлять в памяти нужные статьи.

Разумеется, не всякому журналисту навесят “госизмену”. Но алгоритм поведения должен быть одинаков: никаких слов, никакого сотрудничества с органами. Советуясь с адвокатом, помните: ваш разговор наверняка прослушивается, поэтому используйте записки, мимику и жесты, шепот. В камере, куда тебя определят (сначала это будет изолятор временного содержания - ИВС), в десяти случаях из десяти тебя будет поджидать наседка - стукачок. Вычисляется наседка быстро, но отделаться от наседок не удастся до конца тюремного заключения.

В следственном изоляторе тебе будет полегче: там устоявшийся ритм скотской жизни: вода, баланда, туалет (танк) в углу, а не параша... Здесь я бы посоветовал не тратить много сил на борьбу и выяснение отношений с дубаками - персоналом тюрьмы. Силы нужны (и нервы) для борьбы именно с ГБ. Поэтому с дубаками лучше научиться сосуществовать мирно. (Но ни в коем случае не заискивать перед ними.)

Вначале тебя каждый день будут водить или возить на допросы. Лучше всего весь период предварительного следствия молчать, не отвечать ни на один вопрос следователя. (Я молчал полгода и заговорил только в суде.) Подписывать протоколы тоже не рекомендую, даже если в них будет записано, что вы отказались отвечать на вопросы. Постарайтесь полностью, насколько это возможно, игнорировать присутствие следаков. Конечно, игнорировать дубаков и саму тюрьму не удастся. Но и там можно жить и выживать. (См. Г. Пасько, “Пряник” - журнал “Знамя” №10, 1999 г.)

Журналисту сам Бог велел обратиться за помощью к собратьям по перу. Конечно, сделать это будет непросто. Но здесь на помощь придут собратья по заключению: уголовнички - народ сообразительный. Мне, к примеру, помогли забросить на волю малявку с обращением к журналистам, и это обращение было опубликовано в одной из газет. Настройся на то, что среди коллег вдруг обнаружится прорва завербованных фээсбэшниками лиц: эти первыми предадут тебя и в своих газетах пригвоздят к позорному столбу за “измену Родине”. Плюнь и разотри. Страна стукачей, чего ты хочешь? Конечно, сидеть сиднем не надо.

Наберись мужества и надейся на помощь. Она обязательно придет. У тебя есть возможность писать и большое преимущество перед остальными - ты ЖУРНАЛИСТ! Поэтому ты не только можешь - ты обязан писать. Писанина - это твой шанс спастись. Переиграть государственный репрессивный аппарат КГБ-ФСБ можно только умом, доскональным знанием законов, ИХ законов, которые ОНИ понаписали для себя, а судят по ним нас. Во-первых, законов ОНИ не знают. Во-вторых, законы эти - что дышло... Нужно научиться поворачивать, хотя и написаны они для тоталитарного государства.

Рекомендую каждый (именно каждый) день писать куда-нибудь жалобы, ходатайства и заявления. Я на этом собаку съел. Я писал президенту, генеральному прокурору, главному военному прокурору, прокурору флота, края, города, во всевозможные и абсолютно бесполезные комитеты по защите прав граждан, в газеты и общественные организации, Патриарху Всея Руси и Жириновскому, в совет Федерации и Госдуму, премьер-министру и президенту США... Пиши. Пишущий что-нибудь обязательно обрящет, по меньшей мере - литературный опыт. Ну а там, глядишь, кто-нибудь и откликнется.

В моем случае откликнулись очень хорошие организации - Международная амнистия, Русский ПЕН-клуб, Фонд защиты гласности, Хьюман райтс вотч и другие. Все они без исключения имеют огромный опыт организации помощи попавшим в гэбэшные жернова писателям и журналистам, во всех работают потрясающие люди. Пользуясь случаем, назову некоторых из них: Международная амнистия - Мариана Кацарова, Хьюман райтс вотч - Дитерих Лохман и Александр Петров, Русский ПЕН-клуб - Александр Ткаченко и Андрей Битов, Фонд защиты гласности - Алексей и Мария Симоновы. Эти люди, объединившись, создали комитет по защите журналиста. В комитет, кроме названных, вошли редактор журнала “Досье на цензуру” Наум Ним, адвокат Карен Нерсисян, журналист Александр Мисаилов и другие. (Оговорюсь особо: Союз журналистов России отсиделся то ли в кустах, то ли в засаде.) Этот комитет развернул деятельность весьма полезную и небезуспешную. Позже я понял, что эффективность их усилий была бы весомее, если бы им навстречу шли редакторы столичных газет и журналов: многие заняли позицию Союза журналистов России.

Если тебя назовут преступником, необязательно шпионом, то приготовься к тому, что найдется какая-нибудь скотина и обязательно опубликует мнение, что так оно и есть: ты - преступник. Презумпция невиновности для таких борзописцев, питающихся, как правило, из рук МВД-ФСБ-прокуратуры, не более чем пустой звук. Поэтому не грузись, не переживай и думай о том, что рано или поздно (скорее всего, поздно) правда восторжествует.

Будь готов к тому, что следаки не дадут тебе спокойного житья ни в период предварительного следствия, ни на этапе ознакомления с материалами уголовного дела, ни тогда, когда дело будет уже в суде. Приведу несколько примеров из своего опыта.

Почти все письма-обращения, которые я писал президенту, генпрокурору и другим адресатам, оседали в ФСБ. Об этом надо помнить для того, чтобы не писать в них лишнего, в противном случае все это будет использовано против тебя же и ляжет в материалы предварительного следствия. Некоторые ходатайства и заявления все же доходили до адресатов, и я даже получал ответы. Вот типичная цепочка такой переписки (довольно продолжительной - около полугода). Я жалуюсь генеральному прокурору на незаконные действия прокурора флота. Генпрокурор отвечает, что ему сообщила Главная военная прокуратура, а той, в свою очередь, прокуратура флота о том, что в моем деле нарушений законности не выявлено. То есть, по сути, мне ответил тот, на кого я жаловался. Почти все очные ставки со свидетелями проходили с нарушениями требований Уголовно-процессуального кодекса (УПК). И опять же-таки этого не замечал надзирающий прокурор. Более того, в моем деле с самого начала, выражаясь шершавым языком Уголовного кодекса, была видна преступная связь следователя ФСБ и прокурора флота, вследствие чего стало возможным дальнейшее преследование заведомо невиновного лица, то есть меня.

Кому-то в Главной военной прокуратуре или центральном аппарате ФСБ не понравилось мое молчание. Они прислали важняка - следователя по особо важным вопросам. Первая его фраза мне: “Ничего. И не такие давали показания...” За те три месяца, что он промучился со мной, так ни на один его вопрос я и не ответил. Что и всем рекомендую, тем более что статья 50 Конституции РФ разрешает это. Следак прибегал к откровенным подлостям. Например, во время очной ставки он мог запросто сказать свидетелю: “Пасько продавал японцам секретные материалы, а вы ему в этом помогали...” После чего запуганный свидетель готов был наговорить что угодно не только на меня, но и на себя. Естественно, ни одной очной ставки с настоящими свидетелями проведено не было: с бывшим командующим, а ныне главкомом ВМФ России, с послом России в Японии, с генеральным консулом и другими. Я писал очередные ходатайства о допросе того или другого свидетеля, но все до единого (около сотни) были проигнорированы следователем. Если по-честному и по закону, то следователя моего надо бы давно уже привлечь к уголовной

ответственности - за незаконное возбуждение уголовного дела в отношении заведомо невиновного лица, за незаконное задержание, заключение и содержание под стражей, за фальсификацию доказательств и другие совершенные им в сговоре с прокурором преступления. Однако буквально накануне написания этих строк я узнал, что эта мразь получила очередное звание. Другими словами, жизнь подсказывает, что только Нюрнбергский процесс над КГБ-ФСБ сможет хоть в какой-то мере изменить эту организацию. Пока же они остаются государством в государстве. И не просто остаются, но плодят из своего преступного чрева откровенных подонков.

Конечно, относиться к тебе будут предельно плохо во всем: в допросах, кормежке, условиях содержания. Будут брать на измор, на нервное истощение. Будут лгать: мол, адвокаты не ходят, потому что отказались. Главное - сжать крепко зубы и не верить им ни в чем, ни на йоту. Запомни - они твои враги, враги твоего народа и твоего государства. Если победишь ты, победит - пусть ненадолго, пусть ненамного - и твой замученный произволом народ.

Внимательно читая законы, не воспринимай их буквально: в нашей стране эти законы не действуют, а применяются так, как это выгодно правящей клике и обслуживающим ее цепным псам вроде МВД и ФСБ. Конечно, поначалу ты будешь возмущаться: как же так, вот ведь ясно написано, что “не допускается использование доказательств, полученных с нарушением закона”. Успокойся, береги нервишки, ибо в нашей стране допустимо ВСЕ. Радуйся, что тебя не пристрелили при попытке к бегству или нападению на сотрудника чекистских органов.

Еще ОНИ используют заключения своих гэбэшных экспертов. Будь готов к тому, что самую невинную бумажку из твоего журналистского архива признают совершенно секретной, что ампула с глюкозой вдруг окажется ампулой с промедолом, зубной порошок - кокаином и т.д. Поэтому не уставай писать ходатайства о проведении все новых и новых экспертиз, независимых (есть ли такие?) и межведомственных. Все эти жалобы и ходатайства помечай в специальной тетради, и пусть то же самое делает адвокат. Потом сверишь эти записи с тем, что имеется в материалах дела, когда тебе дадут знакомиться с ними в порядке выполнения требований статьи 201 УПК РСФСР.

Во время предварительного следствия, когда не будешь отвечать на вопросы, тебе будут давать - просто так, для ознакомления - протоколы твоих допросов. В них специально будут искажены факты. Причем искажены настолько, что тебе захочется их исправить, приведя конкретные факты и конкретных свидетелей. Помни: враги твои только и ждут этого. Им нужно, чтобы ты начал говорить, и уж тогда они постараются тебя засыпать на неточностях, несовпадениях, начнут допрашивать новых свидетелей. Скорее всего, твои показания станут поводом для продления срока предварительного следствия.

Постарайся всякий раз настраивать себя на... юмор. Не скрою, это непросто. Но... у меня иногда получалось. Скажем, загляни, не подписывая, в протокол допроса, найди там орфографическую или стилистическую ошибку и всласть поиздевайся над тупым важняком. “Мой” написал как-то в протоколе слово “превуалируют”. Я его буквально достал, часто к месту и не к месту употребляя это слово. А поскольку подобных словечек он писал немало, то поводов для веселья хватало. Еще об очных ставках. Их у меня было около двадцати. Это значит, что двадцать перепуганных насмерть офицеров флота отвечали на вопросы следователя в моем присутствии. Здесь постарайся не упустить возможность самому задавать вопросы (при этом отвечать на чьи-либо ты не обязан). Смело задавай вопросы свидетелям и проконтролируй затем, чтобы все они вошли в протокол. Любой отказ в чем-либо со стороны следака, прокурора обжалуй непременно в вышестоящие инстанции - вплоть до президента. Ни одно ИХ деяние не оставляй без внимания. Уже во время суда я неоднократно убеждался в том, что очень правильно поступал, когда обжаловал все отказы в удовлетворении моих ходатайств. (Правда, судье было наплевать на то, что следствие велось с дикими нарушениями УПК. Но скоро будет очередное судебное заседание по моему делу - в Верховном суде. И, возможно, “верховные” судьи не будут такими тупыми и упрямыми, как судья флотский, и увидят то, что лежит на поверхности: отсутствие в моих действиях журналиста не только состава, но и события преступления.)

Всякую минуту используй для изучения законов. Кроме рекомендованных УК и УПК посоветую законы “О милиции”, “О прокуратуре”, “О статусе судей”, “Об оперативно-розыскной деятельности”, “О Федеральной службе безопасности”, “О государственной тайне”. Желательно читать их с комментариями к ним. Также желательно перечитывать бюллетени Верховного суда РФ, иную юридическую литературу. Это необходимо для грамотного написания жалоб и ходатайств. Я ничуть не умаляю роли адвокатов. Но запомни: лучший твой адвокат - это ты сам.

Чекисты, как, впрочем, и иные “мусора”, любят выдавать желаемое за действительное. Например, наличие в твоей квартире визитной карточки иностранца они непременно выдадут за шпионскую связь; бутафорское удостоверение ветерана ВЧК-КГБ - за подделку документов и желание скрыться по ним от правосудия; статью в твою поддержку - за оказание давления на суд и следствие. Они хитры, циничны, изворотливы. Они нарушают законы на каждом шагу. У них - сила государственного аппарата. Поэтому ты и твои защитники (если вы действительно желаете победить и если вы действительно чисты перед законом) должны тоже использовать “и в хвост, и в гриву” законы. Только уподобившись во многом беспредельщикам от государства, можно победить их. Увы, такова реальность сегодняшнего дня, а все эти ИХ россказни о “диктатуре закона”... Это для нас, которых ОНИ за лохов держат и за быдло считают, диктатура.

Постоянно анализируй “свое” дело. Не грузись им, как “Боинг” бомбами, а именно думай - как над шахматной задачей. Не стесняйся спрашивать у бывалых зэков о чем-то, если видишь аналогию. Я, например, заставлял одного зэка по нескольку раз рассказывать эпизод из его уголовного дела, который затем долго рассматривался в суде и явился поводом для отмены приговора. Помни: следаки и судьи - тоже люди, они пользуются теми же законами, что доступны и для изучения, и для собственной защиты. Так почему ты решил, что ты тупее их? Не бойся их заранее.

К суду готовься заблаговременно. Заведи тетрадку и вписывай в нее вопросы конкретным свидетелям по каждому эпизоду твоей “деляны” - уголовного дела. Порой один своевременный и точный вопрос стоит многих страниц обвинительного заключения.

Возможно, до основного суда состоится судебное заседание по твоей жалобе об изменении меры пресечения. Вряд ли суд решит вопрос в твою пользу: в нашей стране судьи, как правило, прислушиваются к мнению ФСБ, а не закона. Однако и здесь надо быть готовым к подлостям. Так, например, в ситуации со мной судья Владивостокского гарнизона, человек безусловно трусливый, для обоснования своего решения не выпускать меня из тюрьмы использовал гэбэшное подметное письмо какого-то агента Бэка, который на каком-то рынке от кого-то слышал, будто я, выйдя на волю до суда, скроюсь “на Украину через Белоруссию”. Ложь была очевидной, вопиющей, наглой и циничной. Разумеется, военный суд Владивостокского гарнизона поверил ей, а не фактам. Эти и другие эпизоды направлены на одно: сломить твою волю и нарушить психику. Поэтому к подобным судам по изменению меры пресечения относись как к развлечению, разнообразию в нудной тюремной жизни.

Хорошо бы использовать своего рода памятку по организации действий общественного комитета в твою защиту. Такую памятку надо написать (что мы по мере сил и делаем). На мой взгляд, в общественный комитет обязательно должна входить непредвзятая газета. (Хотя сейчас в России все труднее найти СМИ, неподконтрольное ФСБ.) Эта газета должна регулярно сообщать информацию о ходе предварительного следствия по твоему делу, о следственных действиях, о нарушениях закона гэбэшниками, прокурорами, судьями, врачами-психиатрами (это еще то наследие сталинских времен!). Только пристальное внимание общественности к произволу КГБ и судей может свести этот произвол к минимуму. Все эти так называемые правоохранительные и спецорганы боятся гласности, как тараканы света. Они боятся, что люди увидят всю их ненужность, их наплевательское отношение к законам. Конечно, они всячески будут пытаться запретить публикации о твоем деле в прессе, передачи по телевидению. Но надо всем иметь мужество противостоять им. Не надо их бояться: они теряются, если видят, что их не боятся. Максимум через полгода следствие будет закончено и тебе дадут возможность ознакомиться с материалами собранного на тебя дела. По закону ты имеешь право ознакомиться со всеми материалами, выписывать из них любые сведения в любом объеме. Конечно, враги будут мешать тебе: засекретят, как в случае со мной, дело, запретят делать выписки, ограничат в сроках ознакомления... Делай все, что угодно, изловчись, как можешь, но дело перепиши все от корки до корки. Наплюй на ИХ запреты, как они наплевали на твои права и на законы. Потом в тюрьме до суда найди возможность написать чуть ли не на каждую страницу ИХ дела свои контрдоводы, на ИХ обвинение - свое обвинение. Не пассивно защищайся, а активно, защищаясь, нападай. Их наглости противопоставь свою напористость. Записи свои оберегай от дубаков, отдавай их на хранение адвокату, пользуйся зашифрованными текстами. При этом и в период ознакомления с материалами не забывай писать жалобы, ходатайства и заявления: не давай ИМ расслабляться, как они не давали тебе. Дай ИМ почувствовать, что ты еще жив и полон решимости бороться с ними до конца.

Когда я советовал писать обращения всюду, куда только можно, я не совсем был прав. Суды, прокуратуры, общественные организации - да. Но абсолютно бесполезно писать президенту и в комиссию по правам человека при нем. Не трать времени и сил, бумагу и чернила: для защиты прав человека в нашей стране нет ни комиссии, ни президента. А еще забудь о том, что когда-то ты что-то слышал об уполномоченном по правам человека. Тебе это показалось. В России такового нет. Должность есть. Человек на должности есть. А уполномоченного по правам человека - нет. Такая вот действительность.

Будь готов к тому, что однажды в камеру к тебе ворвутся дубаки и вышмонают все твои записи по делу. Поэтому имей копии у адвоката. Обжалуй действия дубаков. (Ты непременно получишь ответ, что они действовали в соответствии со ст. 34 Закона “О содержании под стражей...”) Но обжалуй обязательно: в следующий раз дубаки будут менее покладисты, когда их будут заставлять шмонать твои вещи.

Конечно же, изучая законы, ты очень быстро убедишься в том, что написаны они не для людей, а для следователей МВД, ФСБ и прокуратуры. Но поскольку здесь мы с тобой пока ничего изменить не можем (а при нынешнем составе Госдумы и думать об этом не будем), то попытаемся использовать то, что есть. Итак, главный рубеж - ознакомление с материалами уголовного дела. Ты все выписал дословно и увидел, что бесполезно ходатайствовать о дополнении следствия чем-либо. Но такое право тебе дано, и ты им воспользуйся: возможно, суд затем увидит, что в очередной раз нарушена статья 20 УПК РСФСР - всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела.

Обвинительное заключение - это, пожалуй, самый интересный документ в деле. Скорее всего, как и в моем случае, он будет написан небрежно, с грубым нарушением УПК. Почему? Потому что сфабрикованные дела очень трудно втиснуть в рамки требований закона, не нарушив этот закон. В том заключении, которое “родили” по моему делу, не были указаны место и время совершения преступления, его способы, последствия, доказательств не было вообще - сплошные фантазии и предположения следователя.

Однако не радуйся его безмозглости: он знал, для КОГО он писал обвинительное заключение, он рассчитывал, что судья не заметит нарушений статей 205-217 и примет дело к производству.

Все, что будет происходить в суде, рекомендую конспектировать. Помни, что в суде ты имеешь равные права со всеми участниками судебного разбирательства. Поэтому, если прокурор или судья что-то рявкнет тебе грубое, оскорбительное (для них ты не человек, а априори преступник), требуй немедленно занести в протокол твои замечания на действия председательствующего в суде или требуй отвода прокурора.

Кстати, об отводе последнего. Я отводил одного из прокуроров (у меня их было почему-то аж два) с методичной регулярностью, зачитывая при этом до десяти страниц фактов его тупоумия и нарушения им законов. Прокурора не отвели, но месяц в госпитале он пролежал, в связи с чем не мешал судье самостоятельно творить беззаконие. Как правило, вопрос о назначении судебного заседания редко когда разрешается в отведенные законом 14 суток с момента поступления дела в суд. (В моем случае это были все 28 суток.) Поэтому можно сразу же заявить ходатайство об отводе составу суда или судье. (Я это сделал с превеликим удовольствием еще и потому, что судья по моему делу вынес решение о назначении судебного разбирательства с вопиющими нарушениями закона. Он, в частности, написал, что в ходе предварительного следствия законность в отношении меня “в основном была соблюдена”. То есть, НЕ “в основном” была НАРУШЕНА. При этом “основное” и “неосновное” судьей не конкретизировалось. Надо ли говорить, что в делах, где заведомо невиновному человеку грозит 20 лет лишения свободы, в принципе не может быть ничего неосновного?)

Не буду говорить обо всех тонкостях судебного разбирательства - внимательно читай главу 21-ю УПК и советуйся с адвокатом. Во время суда надо активно заниматься спортом и по возможности хорошо высыпаться. Ты должен быть всегда готов к напряженному умственному поединку не только с прокурорами, не только с судьей и двумя “народными” заседателями, но и с “невидимой армией”, которая стряпала все твое уголовное дело (у меня таких “специалистов” было около пятидесяти).

И снова повторюсь: каждый день судебного заседания желательно освещать в прессе, скажем, в рубрике “Хроника судебного заседания”. И конечно же, надо внимательно отслеживать и не оставлять без ответа все публикации твоих врагов о тебе и твоих защитниках.

Если дело твое состряпали в ФСБ (а скорее всего, так оно и будет, потому что именно они “любят” журналистов больше других), то готовься к тому, что и судебный процесс будет проходить под их надзором и при их активном вмешательстве. Судья при этом будет как овца блеять что-то невразумительное на заявления адвокатов, почти во всем следуя указаниям ФСБ. Вот, к примеру, какие перлы сопровождали суд по моему делу. Во-первых, с самого начала именно ФСБ направо-налево стало давать интервью о поимке “особо опасного преступника”. При этом, нарушая принцип презумпции невиновности, еще задолго до вынесения приговора судом, гэбисты категорически утверждали о доказанности моей виновности именно в шпионаже. Они не идиоты: таким образом заранее готовилось общественное мнение и оказывалось давление на суд. Во-вторых, фээсбэшники и в процессе рассмотрения дела давили на суд. Главный чекист

флота Соцков, не являясь участником судебного разбирательства, направил в суд письмо с требованием отстранить от участия в деле общественных защитников. (Судья устранил одного из моих адвокатов.) В-третьих, гэбисты оказывали давление на одного из свидетелей, чтобы он дал в суде нужные ФСБ показания. Свидетель на первом допросе рассказал об этом суду, а на втором от своих слов отказался. В-четвертых, ФСБ всегда знала о том, как проходят судебные заседания. От кого? Ведь процесс был закрытым? И постоянно пытались через своих ручных прокуроров подсунуть суду то одну, то другую бумажку, якобы доказывающую мою виновность хоть в чем-нибудь. Заметь: это делалось уже в суде, то есть после окончания предварительного следствия. При этом некоторые бумажки судья благосклонно принимал и приобщал к материалам судебного расследования.

В качестве образца (далекого, впрочем, от совершенства) приведу пример одного из многочисленных моих заявлений в суде. “На основании ст. 46 и 243 УПК РСФСР прошу занести в протокол судебного заседания следующие возражения против действий председательствующего в суде Савушкина Д.П:

1. председательствующий нарушил требования статьи 263 УПК и незаконно удалил из процесса адвоката Нерсисяна К.Г.;

2. нарушает права подсудимого на полноценную защиту, не давая ему возможности делать заявления и заявлять ходатайства тогда, когда он это желает сделать;

3. нарушил ст. 261 УПК: определение об изменении меры пресечения вынес на месте, а не в совещательной комнате;

4. всячески затягивает судебное разбирательство, в течение короткого периода времени объявив перерыв в заседании уже трижды;

5. необоснованно и в грубой форме прерывает выступления защитников и подсудимого, не давая им возможности изложить суть вопроса, а секретарю - записать этот вопрос в протокол;

6. быстро, плохо и невнятно оглашает материалы уголовного дела, что затрудняет работу участников процесса, поскольку материалы являются якобы секретными и выписок их них ни подсудимый, ни его защитники не делали;

7. не принимает всех мер для установления истины по делу, безмотивно прерывая расследование того или иного эпизода до окончания его расследования;

8. трижды безмотивно отклонил ходатайства подсудимого и защиты о производстве звукозаписи в процессе;

9. нарушил ст. 222 УПК, признав обвинительное заключение составленным без нарушений УПК;

10. нарушил ст. 237 УПК, не приняв всех мер для своевременного вручения подсудимому копии обвинительного заключения без нарушения Закона “О содержании под стражей...”;

11. нарушил ст. 238 УПК, не обеспечив вызов в судебное заседание свидетелей, чьи показания имеют существенное значение для установления истины по делу, - представителей японской газеты “Асахи” и японской телерадиокорпорации Эн-Эйч-Кей, по заданию которых я якобы осуществлял шпионскую деятельность;

12. председательствующий проигнорировал заявление подсудимого о недопустимости участия в процессе по делу, инициированном ФСБ, в качестве народных заседателей представителей ФПС, бывших сотрудников КГБ;

13. систематически нарушает ст. 243 и 245 УПК, не обеспечивая равенство прав участников судебного разбирательства и позволяя государственным обвинителям оскорблять защитников и оказывать давление на суд;

14. нарушает ст. 254 УПК, выходя за пределы судебного разбирательства, обсуждая и приобщая газетные статьи вместо конкретного разбирательства по предъявленному обвинению;

15. нарушил ст. 270 УПК, не приняв мер к тому, чтобы допрошенные судом свидетели Амиров и Колесник не общались с недопрошенными свидетелями;

16. нарушил ст. 291 УПК, не принял мер к осмотру вещественного доказательства - автомобиля - в судебном заседании...

Эти и другие нарушения председательствующим норм УПК РСФСР я расцениваю как личную его, прямую либо косвенную, заинтересованность в этом деле. На этом основании и в соответствии со статьей 59 УПК РСФСР заявляю об отводе судье Савушкину Д.П...” Разумеется, “отводить” судью, устраивавшего военную прокуратуру и ФСБ, никто не посмел, он остался в процессе и впоследствии вынес такой юридически ничтожный приговор, что его стыдно даже сравнивать с приговором, вынесенным питерским судьей в отношении моего коллеги по несчастью Александра Никитина.

Подобных заявлений я писал превеликое множество, при этом примеры нарушений судьей законов всякий раз приводились новые. И всякий раз судья оставался на месте, а военная коллегия Верховного суда, иные инстанции отвечали, что отвести судью не может никто - это предусмотрено законом.

В лучшем случае на прегрешения судьи обратит внимание кассационная инстанция.

В любом уголовном деле вообще, а в деле о журналисте - особенно очень важно грамотно вести информационную войну. Здесь, казалось бы, нам, журналистам, и карты в руки. Увы, увы... Нынешняя журналистика в значительной степени принадлежит не народу, а государству, которое, по сути своей, является то ли филиалом КГБ, то ли инструментом подавления демократии в руках того же КГБ. Мы ведь обычно не задумываемся над тем, в чьих руках находятся и под чью дудку поют интерфаксы, итар-тассы, те или иные журналисты в тех или иных СМИ. Я, помнится, с удивлением обнаружил, что Союзу журналистов России, мягко говоря, было наплевать на мою судьбу. Зато без удивления воспринял известие о том, что конторой, занимающейся выпуском центральных газет во Владивостоке, руководит бывший (впрочем, бывшими они никогда не становятся) гэбэшник. Об этом факте можно было бы не вспоминать. Но был такой случай. Газета “Известия” на второй полосе поместила большую корреспонденцию о ходе суда надо мной. Там приводились факты в мою пользу, цитировались выступления моих защитников... Во владивостокском выпуске “Известий” этой корреспонденции не было, ее заменили другим материалом.

Из опыта информационного противостояния приведу и другой пример. Мой адвокат Анатолий Пышкин, человек насколько грамотный, настолько и смелый, регулярно публиковал заметки в местной газете “Новости” о ходе судебного процесса. Газета - тоже не из трусливых - публиковала это. И вот каждое заседание суда стало начинаться нытьем прокурора о том, что надо запретить эти публикации. Я думаю, что судья и запретил бы, если бы не твердая позиция моих адвокатов. Они сказали: мы не прекратим и редакции посоветуем не делать этого. Если мы нарушаем закон, то готовы нести ответственность. Одного знания законов, интеллектуального превосходства над КГБ недостаточно. Нужно умение переигрывать его на его же поле, его же методами. Вы хотели информационную войну - вы ее получили.

Ни одна гнилая заметка не должна оставаться без реагирования: если ты журналист, ты обязан находить время в тюрьме, чтобы давать отповедь гэбэшным писакам. А уж передать твои творения на волю для последующей публикации - это дело техники, главное, чтобы газеты не убоялись давления КГБ и опубликовали все это. Мне повезло: такие газеты были.

Обязательно, я в этом уверен, к делу надо приобщать прессу иностранную. Зарубежные корреспонденты, мне кажется, меньше наших подвержены страху перед ФСБ. Отсюда - более смелые материалы, более категоричные формулировки. Именно из иностранных газет - “Нью-Йорк таймс”, “Фигаро”, “Либерасьон”, “Афтенпостен”, “Газета выборча” и многих других мир узнавал правду о “деле Пасько”. Потом подключились “Хьюман райтс вотч”, “Международная амнистия”, правозащитные и экологические организации... Потом в военный суд Тихоокеанского флота пришло свыше 22 (двадцати двух) ТЫСЯЧ писем со всего мира (около ста стран) с требованием освободить меня. Думаю, что в какой-то мере (очень, правда, небольшой) это повлияло на решение судьи осудить меня по другой статье и тут же амнистировать.

Надо быть готовым к тому, что в случае твоего и твоих адвокатов активного противодействия судьям и прокурорам (ну не хочется тебе стать очередным безвинно осужденным!), тебя начнут прессовать в тюрьме: кидать из камеры в камеру, лишать прогулок, устраивать шмоны, отбирать записи по делу и т.п.

Держись и... пиши жалобы на незаконные действия администрации тюрьмы.

“2 ноября 1998 г. Заявление начальнику СИЗО. В связи с систематическим игнорированием моих заявлений (с 20.10.98 г. их было подано пять) прошу назначить мне встречу для беседы, предусмотренную законом, так как создавшаяся обстановка с моим содержанием вынуждает меня обращаться с жалобами в вышестоящие инстанции”.

“6 ноября 1998 г. Заявление начальнику СИЗО. Прошу выдать мне электроплитку, которую передали родственники 5 ноября с.г.”

“11 ноября 1998 г. Начальнику СИЗО. Мои просьбы по-прежнему игнорируются. В очередной раз прошу...”

“16 ноября. Начальнику СИЗО. Прошу выдать...”

17 ноября. Туда же. Тому же. То же.

1 декабря. Плитку выдали.

Это лишь один пример решения мною и моими тюремщиками одной маленькой проблемы. А сколько их было!

Моя уверенность в том, что я правильно делаю, отправляя эти заявления в адрес президента, генпрокурора, Верховного суда, суда флота, администрации СИЗО, обращения в прокуратуры с требованием возбудить уголовные дела в отношении прокурора флота, одного болтуна из ФСБ и т.п., зиждилась не только на знании своей абсолютной невиновности, но и на той большущей поддержке, которую оказывали мне очень многие, начиная от любимой женщины и кончая письмами из далеких стран (Новая Зеландия или Бразилия). Вот пример одного лишь письма. “Дорогой Григорий Михайлович! Надеемся, что Саше Ткаченко удастся повидаться с Вами и Вы прочтете эту записку. Конечно, слова слишком скупы, чтобы выразить наши чувства искренней дружбы и восхищения вашей стойкостью... За Вас дерутся хорошие люди, но, к сожалению, наши драки не рукопашные, где побеждает сильнейший. Наши драки - это умение оценить, просчитать ходы “игроков” без совести и чести, отстаивающих интересы, совершенно чуждые цивилизации; быть умнее их, собрать всю выдержку, интеллект, знание законов и психологии. Держитесь... Ваши друзья из Фонда защиты гласности”.

Такие письма многого стоят.

Ты можешь подумать, что мне легко было. Ничего подобного, поэтому хочу предупредить: отчаяние не раз придет к тебе. Суды, прокуратуры будут либо присылать отписки, либо не отвечать вовсе. И после этого ты должен писать им снова и снова, даже зная, что они снова и снова тебе не ответят. Зачем же писать? Чтобы себя самого дисциплинировать и держать в нужной форме. Кроме того, иногда так называемые юристы ссылаются на какие-то статьи законов. Они уверены, что ни сил, ни желания, ни возможности у тебя не будет сверять все это. А ты сверь, не поленись. Пусть адвокат принесет нужный закон - и читай. В худшем случае ты изучишь закон. В лучшем - с чистым сердцем напишешь судье или прокурору, что он... в общем, не прав.

Из арсенала нарушений требований Уголовно-процессуального кодекса представителями ФСБ назову лишь самые распространенные. (Кстати, такие же присущи и тем делам, которые вели эмвэдэшные следаки: видимо, у них ЭТО общее - нарушать законы.) Итак, почти все документы в твоем деле будут представлены в виде копий. Пиши ходатайства об ознакомлении тебя с оригиналами.

Если тебя прослушивали, то при ознакомлении с материалами дела в порядке выполнения требований ст. 201 УПК обязаны дать самому прослушать записи. Обычно подсовывают копии текстов якобы записанных разговоров.

Обрати внимание на отсутствие актов вскрытия файлов твоего компьютера. Как правило, они достают из компьютера заготовку-черновик твоей статьи без соблюдения закона: а он требует таких же формальностей, как и в случае изъятия у тебя на квартире, скажем, книги или автомата.

Требуй допроса всех свидетелей по вменяемым тебе эпизодам якобы совершенного тобою преступления. Обычно сторона обвинения ограничивается допросом лишь тех свидетелей, которые могут сказать или говорят лишь то, что выгодно обвинению.

Сопоставь ВСЕ цифры в тексте обвинительного заключения с цифрами в материалах предварительного следствия. Приведу пример. В обвинительном заключении по “моему” делу сказано, что меня прослушивали 27 февраля. В материалах дела, между тем, в протоколе допроса свидетеля указывалась другая дата - 28 февраля. И уж совсем “интересным” оказался другой документ: разрешение краевого суда (хотя по закону суд в данном случае должен был быть военным) на прослушку: данное разрешение было датировано 9 апреля, то есть ПОСЛЕ того, как прослушка была НЕЗАКОННО осуществлена.

Требуй ознакомления со всеми документами, которые следствие собирается отправлять на экспертизу. Сопоставь постранично количество изъятых якобы у тебя на квартире документов, статей и прочего, записанных в протоколе обыска, с количеством всего этого в протоколе осмотра. Пусть тебя насторожит наличие нескольких экспертиз по одному и тому же вопросу: по закону должны быть другие эксперты. (В моем случае они были одни и те же. И они же, исследуя одни и те же документы, “выдали на-гора” противоположные заключения о степени секретности содержащихся в них сведений.)

Если по каким-то причинам тебе не удалось ознакомиться с материалами дела до вынесения судом постановления о назначении судебного заседания (следак и надзирающий прокурор, работая в паре, как правило, торопят обвиняемого, чтобы он в спешке не заметил огрехов следствия), не волнуйся: после названного постановления ты имеешь право уже у суда просить время для ознакомления с делом. И снова скажу: выписывай все дословно к себе в тетрадку, затем изучай, анализируй и... готовься к допросу свидетелей в суде.

Кстати, в суде ты имеешь полное право не отвечать на вопросы суда и гособвинителей. Пошли их мысленно туда, откуда они достали все свои обвинения в твой адрес.

Читая обвинительное заключение, ты непременно столкнешься с угрожающими формулировками типа “общался с иностранцами и, действуя по их заданию, собирал секретные сведения, побуждаемый корыстными мотивами, неоднократно нарушая установленный порядок согласования подготавливаемых к печати материалов... чем совершил государственную измену в форме шпионажа...” Перечитай. Ну что, страшно? То-то же. Смешно станет позже. И то, если к тому времени у тебя останется чувство юмора. У многих оно атрофируется. Поэтому с самого начала культивируй его в себе на паях со здоровым трезвым чувством злости к тем, кто это писал, - помогает.

Приготовься к бесконечным фактам трусости и предательства со стороны тех, о ком ты даже подумать не мог. А уж от тех, о ком и раньше думал, непременно жди подлостей. И сейчас, пока на воле, пересмотри критически весь круг твоих знакомств, особенно с личностями из так называемых правоохранительных органов. Пересмотрев, ты наверняка обнаружишь, что это не ты, журналист, используешь знакомство для своей профессиональной деятельности (как тебе, недалекому, все время казалось), а на самом деле тебя используют... по-всякому, а ты изо всех сил стараешься не замечать этого.

Особенно мне тебя жалко, если твои друзья-знакомые из ФСБ сдадут тебя с потрохами и медальку за это получат. А ты - срок. Так что думай, пряник, думай. (У меня, к счастью, таких знакомств не было. Но мне хватило по самое некуда того, что я - ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ. Ты вот знаешь, что такое ВОЕННЫЙ журналист? И я не знаю. И никто не знает, причем не только в России. Во всяком случае, НИГДЕ в российских законах не прописан статус именно военного журналиста.)

Возможно, уже сейчас ты не обольщаешься относительно профессионализма наших гэбэшников, облажавшихся с Никитиным, Батуриной, Сойфером, Литвиненко, многажды - в Чечне, в деле по взрыву на Котляковском кладбище и т.д. Могу тебя “успокоить”: непрофессионалы у нас и таможенники, и Служба внешней разведки, и вояки из Минобороны, и мидовцы... Ладно бы только непрофессиональны (хотя и это - огромный ущерб для страны). Они еще и трусливы. Могу десяток примеров назвать и фамилий разных послов, консулов, генералов-адмиралов, таможенных холуев... Тоскливо мне становится, как вспомню их количество. “Страна рабов...” Господ не вижу. Даже при должности, деньгах и власти они ухитряются оставаться рабами. Жалко.

В качестве лирического отступления небольшое наблюдение. Предателей из числа друзей ты вычислишь быстро по древнему, в Новом завете описанному, принципу “поцелуя Иуды”: кто первым тебя пожалеет и попытается утешить, что будет срок “небольшой”, - тот враг твой.

Не верь. Не бойся. Не проси. Об этом тебе придется помнить очень долго и руководствоваться этой нехитрой заповедью в жизни, особенно тюремной.

Не верь Генеральной прокуратуре, Главной военной (ГВП) и вообще всяким прокуратурам - это органы, выродившиеся в пособников МВД и ФСБ, совершенно неспособные выполнять даже те функции надзора, которые предписаны им законом “О прокуратуре”. Они лживы. Приведу пример. На очередную мою жалобу в ГВП мне пришел ответ: “Оснований для изменения вам меры пресечения не имеется... Проведенной... экспертизой установлено, что ряд изъятых... на таможне документов... содержат сведения, составляющие гостайну”. Дата - 9 апреля 1998 г. Подпись (страна должна знать своих “героев”) - Гамалеев. Между тем в материалах дела уже имелись бумажки иного содержания: заключения двух (!) экспертиз 8-го управления (по всем признакам - управления, очень родственного ФСБ) от 20 декабря 1997 и 14 апреля 1998 годов о том, что ВСЕ изъятые у меня на таможне документы являются НЕСЕКРЕТНЫМИ.

Большой привет Гамалееву! А заодно и будущему заключенному, следователю ФСБ Егоркину, который в обоснование возбуждения уголовного дела загодя вписал, что эти документы - секретны. А заодно будущему безработному, судье Савушкину, постаравшемуся не заметить всех этих вопиющих нарушений законности.

Не бойся. Если бы им надо было тебя убить, они бы это сделали давно. Их вообще не надо бояться хотя бы потому, что они трусливы. Смешно бояться трусов. Не бойся тюрьмы: там люди сидят, а не звери. Бойся себя самого, своих слабостей, желания пожалеть себя, любимого. Бойся своего отчаяния и чувства безысходности, растерянности и душевного неравновесия.

Не проси. Ни у кого и ничего: ни у следаков, ни у мусоров, ни у дубаков, ни у зэков. У адвокатов проси юридическую литературу, у жены и друзей - только самое насущное: мыло, зубную щетку, лекарства (если нужно), бумагу и карандаш, витамины. Остальным обрастешь в тюрьме быстро - не успеешь заметить как.

Кстати, об отчаянии. На твои жалобы не будут приходить ответы, что твои заявления в суде останутся без реагирования со стороны судьи. Но ты все равно должен детально фиксировать ВСЕ нарушения законности. Их будет так много, что отчаяние с новой силой попытается захлестнуть тебя. У НИХ на то и расчет: два-три раза заметить проще, чем десять-пятнадцать.

А ведь если хорошо подумать, то ОНИ нарушают закон сознательно. Им это надо для получения очередных званий, наград, должностей. Реального преступника, тем более шпиона, поймать весьма трудно, еще труднее - доказать его вину в суде (а при уровне их юридической компетентности - практически невозможно). Заглянем в Закон “Об органах ФСБ”. Статья 12 гласит, что в обязанности ФСБ входит “...выявлять, предупреждать, пресекать разведывательную деятельность спецслужб”. Уголовные дела по шпионажу последних лет убедительно свидетельствуют, что органы ФСБ ВЗРАЩИВАЮТ эти дела, подгоняют под них всю деятельность выбранной ими жертвы и затем бесцеремонно и во всеуслышание объявляют эту деятельность преступной, хотя доказательств тому - никаких. Они привыкли к собственной безнаказанности настолько, что самым сильным потрясением в жизни станет возбуждение уголовного дела в отношении кого-нибудь из них за незаконное возбуждение уголовного же дела в отношении заведомо невиновного лица - Никитина, скажем, или Пасько.

Вряд ли бы ФСБ чувствовало себя столь нагло и безнаказанно, если бы у нее не было помощников - прокуроров и некоторых, особенно военных, судей. Поэтому не жди помощи из их лагеря.

Твоими помощниками могут стать адвокаты, журналисты, общественные организации, простые люди... Но только не государство - на его счет иллюзий не питай.

Не давай усохнуть надежде твоей. Когда я сидел в тюрьме, у меня было гораздо больше причин унывать, чем их может быть сегодня у тебя. Думать так мне дают основания последние события, когда суды сплошь и рядом выносят оправдательные приговоры в отношении действительно невиновных людей, которые в силу каких-то причин попали под колесо КГБ-ФСБ. Честные судьи - это моя слабая надежда на то, что в этой стране когда-нибудь может быть построено демократическое общество.

Повторяю: старайся не терять чувства юмора. В связи с этим вспоминается мне эпизод. В одном из своих первых наивных обращений к генеральному прокурору (тогда им был некто Скуратов) я писал: “Не

дай вам бог самому оказаться в роли обвиняемого...” Ровно через год Скуратову предъявили обвинение по 285-й статье - злоупотребление должностными полномочиями. Зря он мне, выходит, не ответил.

В суде тоже удавалось держаться (не без помощи моих отличных защитников и помощников - адвокатов). Был такой случай. Уже после того, как прокурор запросил для меня наказание в виде лишения свободы сроком на 12 лет с содержанием в зоне строгого режима, я выступал по какому-то поводу и, видимо, чем-то разозлил обвинителя. Он начал махать руками, что-то нечленораздельное выкрикивать, вроде того, что суд либо меня пусть удалит, либо прокурор сам уйдет. Я откровенно и искренне смеялся и попросил суд удалить слабонервного прокурора. В дальнейшем последний несколько раз просил суд занести в протокол... мои улыбки. Он говорил, довольно громко, но как бы жалуясь и про себя: “И эти его улыбки, эти улыбки... Занесите их в протокол”. До сих пор не понимаю, почему судья не указал секретарю занести в протокол мои улыбки. Наверное, у судьи нет чувства юмора.

Чувство юмора - это для разрядки колоссального напряжения, которое будет царить в зале суда. И здесь очень важно фиксировать все те мелочи, которые покажутся тебе подозрительными, вызывающими сомнение. Вечерком в тюрьме вернись к этим записям, обдумай их, полистай материалы дела, вчитайся в показания свидетелей, повспоминай... И ты обнаружишь огромное количество сознательных ошибок следствия, откровенных фактов фальсификации материалов, неточностей мелких и больших. Все их ты обязан в письменном виде передать суду с обязательным требованием приобщить это к протоколу как твои показания. Приведу несколько своих примеров. В обвинительном заключении (ОЗ) говорилось, что я ездил в какую-то часть дважды. Все допрошенные по этому поводу свидетели показали, что я там был один раз. При этом называлось конкретное число - 27-е. Но, подумал я, зачем так откровенно было следаку и прокурору в ОЗ писать именно “дважды”, то есть еще и 28-го? Пролистав кучу бумаг (шутка ли - девять томов по триста с лишним листов), я обнаружил причину: оказывается, в деле есть копия текста прослушки моего телефонного разговора с кем-то именно за 28-е, где я говорю, что куда-то ездил дважды. Хотя при этом нет даже намека на то, что речь идет именно о воинской части, чекисты, ничтоже сумняшеся, решили прилепить мне этот эпизод в качестве обвинения. В ОЗ были перепутаны (и не просто так, а с определенной целью) факты, даты событий, цифры страниц документов... Излагалась откровенная ложь. Например, указывалось, что я 14 октября у кого-то просил разрешения сфотографировать эшелон с радиоактивными отходами (о том, что вид этого эшелона и все его характеристики несекретны - умалчивается). На самом деле эшелона не было в Приморском крае уже 9 октября. Таких лживых утверждений в одном только тексте обвинительного заключения я насчитал около 40 (сорока) штук! (Это ж как его читали прокурор и судья, если они НИ ОДНОГО не заметили?) Судье пришлось согласиться с моим ходатайством о вызове в суд на допрос следователя. Следак назвал всю свою ложь “техническими ошибками”.

Но, повторюсь, все это необходимо тебе вычислять-выуживать с одной лишь целью: доказать свою невиновность. В любом случае ты должен заронить хотя бы сомнение в мозг судьи. А всякое сомнение, как гласит римское право, в пользу обвиняемого.

Я мог бы многое еще поведать в качестве примеров из собственного уголовного дела (которое, кстати, еще не завершено), но вряд ли есть в этом необходимость. Думаю, основное ты понял. А нюансы... они у каждого свои. Если тебе будет интересно, проследи за публикациями о предстоящем заседании военной коллегии Верховного суда по “моему” делу. Это необходимо, чтобы знать очередные приемы изворотливости и подлости Военной прокуратуры и ФСБ. Их представители из кожи вон будут лезть. И я их могу понять: в случае вынесения судом оправдательного приговора им каждому “светит” срок по нескольким статьям Уголовного кодекса - от превышения должностных полномочий до привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности. А это, при справедливом суде, - до десяти лет лишения свободы.

Пора, давно уже пора иметь в нашей стране прецедент не просто возбуждения уголовного дела в отношении беспредельщиков из ФСБ и прокуратур, а именно осуждения их на длительный срок. При этом те, кто отдавал приказы “шестеркам” и сейчас сидят в теплых креслах в центральном аппарате ФСБ и в Главной военной прокуратуре, должны тоже понести наказание. Их кумир сказал как-то о диктатуре закона - есть великолепный шанс с себя, любимых, и начать.

А мы, журналисты, им в этом поможем.

Часть II

ДЕНЬ ЗА ДНЕМ НА ГАЗЕТНЫХ СТРАНИЦАХ (с комментариями по ходу)

“19 сентября 1997 г. капитан 1 ранга Ю. Олейник, офицер восьмого отдела штаба Тихоокеанского флота, в беседе со мной сказал: “У нас на тебя заведено дело. Мы изучаем каждый твой шаг, каждую твою статью. Еще один неверный шаг, и последствия для тебя будут плачевны”. “Мы” - это не только этот отдел, но и представитель службы информационной безопасности (проще говоря - цензуры) капитан 1 ранга Большаков, который 16 сентября написал на имя первого заместителя начальника штаба ТОФ типичный донос на меня... обвинив, по сути, в якобы готовящемся разглашении военной тайны”.

Капитан 2 ранга Г. Пасько,

газета “Новости”, 23 июля 1998

Комментарий* (*Здесь и далее комментарии Г.М.Пасько): Эта статья была написана мною незадолго до ареста. Я планировал опубликовать ее и подать в суд жалобу на противоправные действия названных лиц сразу же после возвращения из командировки в Японию. Увы, меня опередили. Статья в числе прочих бумаг была изъята у меня на квартире 20 ноября 1997 г. и возвращена после окончания предварительного следствия в июле 1998 г.

“Какую тайну знает капитан Пасько?

Управлением военной контрразведки по Тихоокеанскому флоту по подозрению в государственной измене арестован известный в Приморье журналист, член Союза писателей России, корреспондент газеты ТОФ “Боевая вахта”, капитан второго ранга Григорий Пасько...

В управлении ФСБ по Приморскому краю подтвердили факт ареста - и не более. Адвокат же Григория Пасько Олег Котляров сообщил, что его подзащитный заключен в качестве подозреваемого в следственный изолятор, обвинение пока не предъявлено”.

Наталья Островская,

“Комсомольская правда”, 26 ноября 1997

“Журналист работал на самураев?

Досье “Новостей”: Пасько Григорий Михайлович, 35 лет, украинец. В 1983 году закончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища... В настоящее время - редактор отдела боевой подготовки газеты ТОФ “Боевая вахта”...

По утверждению НТВ (со ссылкой на неназываемые источники информации), управление ФСБ по Приморскому краю давно следило за журналистом. Перед отъездом в Японию у него якобы были изъяты документы, содержащие секретные сведения военного характера. Ему дали улететь, а при возвращении на Родину задержали.

...Нам удалось узнать, что в Японию Григорий Пасько уезжал совершенно законно и официально. Есть приказ начальника штаба ТОФ о командировании его в города Ниигата, Токио, Осака и Кобе с целью сбора информации о захоронениях на японской земле русских моряков.

...На протяжении последних лет он серьезно занимался изучением проблемы хранения и утилизации радиоактивных отходов списанных атомных подводных лодок ТОФ. Он был единственным журналистом на борту танкера, совершившего несколько лет назад ставший скандально известным слив 800 тонн жидких радиоактивных отходов (ЖРО) в воды Японского моря. Кроме Пасько, пожалуй, никто из журналистов на Дальнем Востоке не владеет столь полной и достоверной информацией по этой проблеме.

У него неоднократно были неприятности с вызовами “на ковер” в штаб ТОФ из-за острых публикаций... Очевидно, профессиональный интерес Григория Пасько к актуальной во всем мире и оберегаемой от постороннего взгляда теме привлек внимание соответствующих служб.

Не так часто у нас ловят японских шпионов, которых знают сотни людей. Григорий Пасько - достаточно заметная фигура в местном журналистском мире, чтобы спецслужбы продолжали скрываться под своим излюбленным “нет комментариев”...

Андрей Томилин,

“Новости”, 26 ноября 1997

“Флотского журналиста подозревают

в государственной измене

Еще за несколько месяцев до ареста Григорий Пасько рассказывал своим знакомым о предупреждении, полученном от... ФСБ. Военный журналист занимался темой переработки РАО. Осенью 1993 года он получил указание о неполном служебном соответствии от командующего ТОФ за отснятый им фильм о сливе радиоактивных отходов в Японское море. В прошлом году разгорелся еще один скандал в связи с публикацией в “Боевой вахте” материала о специальном поезде, вывозящем из Приморья твердые радиоактивные отходы”.

Сергей Мельнишин,

“Владивосток”, 27 ноября 1997

“Шпионские страсти. “Японский разведчик”

из Владивостока получил всемирную славу

“Информация о задержанном 20 ноября во Владивостоке контрразведчиками ТОФ военном журналисте Григории Пасько... вчера попала в сводки теленовостей всех телекомпаний Японии. “Киодо Цусин” распространило это сообщение по всему миру. Японские журналисты сомневаются в причастности Пасько к шпионажу.

... Адвокат Олег Котляров, утверждают московские корреспонденты, сказал: “Мне совершенно ясно, что никакой измены Родине не было...”

Президент Ассоциации журналистов Приморского края, главный редактор газеты “Владивосток” Валерий Бакшин в телефонной беседе с корреспондентом “Н” сказал, что возглавляемая им Ассоциация пока не готова обнародовать какое-либо обращение по поводу Пасько”.

Информационная служба “Н”,

“Новости”, 27 ноября 1997

Комментарий: Валерий Бакшин и его Ассоциация не “обнародовала обращение” ни в период полугодичного предварительного следствия, ни в пору межсудебного затишья, ни во время суда, ни после приговора...

“Адвокат Олег Котляров:

“Дело Пасько шито белыми нитками”

...Адвокат сообщил следующее: “По моему глубокому убеждению, дело Пасько - дутое. Предъявленное ему обвинение построено не на достоверных данных, а на предположениях. По изъятым у него документам экспертиза не назначена... Да и сами документы, вокруг которых все завертелось, Пасько получил из официальных источников, на них нет никаких грифов, даже “для служебного пользования”.

...В этой связи важно, кто будет проводить экспертизу документов. Рассчитывать на то, что ее доверят каким-то независимым экспертам, - трудно... Я опасаюсь, что может быть запущена процедура

засекречивания несекретных документов. Потому, что когда ставится задача посадить человека во что бы то ни стало, а я вижу, что это так и происходит, ожидать можно чего угодно”.


“Новости”, 5 декабря 1997

“Пасько еще раз обыскали

...На днях в квартире Григория Пасько сотрудниками управления ФСБ по Тихоокеанскому флоту был проведен повторный обыск... В качестве орудий преступления у семьи Григория Пасько были изъяты компьютер, факс-модем, фотоаппарат и автомобиль “Тойота-Креста”.


“Владивосток”, 6 декабря 1997

“Дело против свободы слова”

Это письмо пришло в редакцию вчера, в 15.40. С соблюдением конспиративных приемов его передал человек, по понятным причинам не ставший показывать свой паспорт. Подлинность письма сомнений не вызывает: почерк автора хорошо известен в редакции. Обратный адрес - Владивостокский СИЗО, камера номер 99...

Обращение Григория Пасько к мировым средствам массовой информации:

“То, что произошло со мной, наверняка может случиться с любым журналистом в нашей стране. Просто военного журналиста легче обвинить в шпионаже. Тем более что последние годы я писал на радиоактивные темы.

По сути дела сообщаю следующее:

1. Мой арест, изъятие документов таможней и разработка всего дела - это спектакль ФСБ...

2. Одна из причин в том, что в свое время я отказался сотрудничать с ФСБ.

3. Незадолго до командировки в Японию я написал статью о грубом вмешательстве некоторых флотских чиновников, связанных с ФСБ, в мою профессиональную деятельность и личную жизнь, а также собирался подавать на них в суд.

...Очень прошу все СМИ открыто опубликовать это письмо - другого пути защищаться у меня, видимо, нет. Слишком неравные условия: один журналист против всей ФСБ и военной системы. Надеюсь на вашу помощь и поддержку”.


“Тайна узника камеры № 99

Итак, с 20 ноября наш коллега находится под следствием, занимая в СИЗО-20/1 камеру № 99. Ему предъявлено обвинение по статье 275 УК РФ - “государственная измена в форме шпионажа...”

...Григорий Пасько никогда не делал тайны из того, что сотрудничает с различными СМИ как внутри страны, так и за ее пределами, в частности с японской газетой “Асахи”. Его творческий потенциал и интересы были намного богаче требуемого в малотиражной флотской газете... Следует заметить, что в сборе информации Григорий всегда был подчеркнуто, даже демонстративно лоялен по отношению к существующим правилам и действовал только по официальным каналам. И это не случайно. Управление ФСБ по Приморскому краю впервые проявило к нему интерес не сегодня. Он работал под жестким прессингом военной цензуры, отнюдь не отмененной в эпоху демократизации и гласности”.

Информационная служба “Н”,


“Был. Имел. За что и привлекли

События начались за неделю до задержания. При таможенном досмотре багажа во владивостокском аэропорту у отправлявшегося в командировку в Японию Пасько были изъяты некие документы. По некоторым сведениям, они не имели грифа “совершенно секретно” и, как видим, не послужили поводом для немедленного задержания корреспондента. Ему дали слетать на недельку в Японию и лишь по возвращении “обезвредили”.

...Начальник управления ФСБ по Приморскому краю генерал-лейтенант Виктор Кондратов заявил, что никакого отношения к профессии Пасько и его многочисленным публикациям на любимую “радиоактивную” экологическую тему шпионская история не имеет. Документы, едва не переданные Григорием японским врагам, несли в себе государственную тайну военно-экономического характера.

...Кондратов, очевидно, не учел, что Пасько - журналист не столько по должности, сколько по характеру.

Из служебной характеристики: “Исполнителен, дисциплинирован, обладает высоким уровнем профессионального мастерства. Материалы отмечены озабоченностью за судьбу ВМФ, экологическую безопасность России”.

... Пасько был и остается едва ли не единственным журналистом, побывавшим на флотских базах хранения отработанного ядерного топлива с атомных подводных лодок и видевшим своими глазами их вековые ужасы... Выходил в Японское море в скандально знаменитый район слива жидких радиоактивных отходов и снимал на телекамеру эту позорную для флота процедуру. Одним из первых написал о том, как в 1987 году на учениях в Японском море доблестные адмиралы подбили во время ракетных стрельб свой же боевой корабль “Муссон”. В результате погибли 39 человек, что не помешало виновным в трагедии преуспеть в дальнейшей военной карьере.

... Человек военный, он позволял себе высказывания, не совпадающие с генеральной линией военного ведомства”.


“Комсомольская правда”, 10 декабря 1997

Комментарий: Уже на стадии завершения судебного расследования, когда даже самому тупому чекисту было ясно, что Пасько не шпион, а дело против него полностью сфабриковано, мой общественный защитник, генеральный директор Русского ПЕН-центра Александр Ткаченко, в самолете подошел к Кондратову и спросил, как это его угораздило вляпаться в столь грязную историю. “А я здесь ни при чем”, - без тени стыда и зазрения совести ответил генерал. К слову, НИ ОДИН из изъятых у меня на таможне документов НЕ ЯВЛЯЛСЯ секретным - это подтвердили аж две экспертизы. И еще: из десяти инкриминируемых мне якобы документов “военно-экономического характера” восемь (!) однозначно относились к экологической тематике. Это к слову о честности и порядочности генералов от КГБ.

“Вслед за Пасько сядут еще

несколько офицеров ТОФ?

Свет на эту туманную историю пролил в среду на своей пресс-конференции начальник управления ФСБ по Тихоокеанскому флоту контр-адмирал Герман Угрюмов.

...Речь идет, заявил шеф флотского ФСБ, о документах экономического, оборонного и другого характера, никоим образом не связанных с экологией.

...На сегодняшний день чекистов больше интересуют каналы поступления секретной информации, а также те лица, которые ее передавали. Часть участников этого процесса уже установлена, и они - офицеры штаба ТОФ, - видимо, также понесут уголовную ответственность...”

Д. Каширин,

“Золотой Рог”, 12 декабря 1997

Смотри предыдущий комментарий.

“Дело Пасько: версия следствия. А теперь - Угрюмов!

В среду, 10 декабря, в знаменитом сером здании на Алеутской начальник управления ФСБ по ТОФ контр-адмирал Угрюмов устроил брифинг для журналистов местных и центральных СМИ. Дальше - только то, что он сказал.

“Он обвиняется в том, что собирал, хранил с целью передачи, а также пытался передавать и передавал представителям иностранных организаций сведения, составляющие государственную тайну.

...О публикации письма Пасько в “Новостях”. Я не знаю, сослужит ли оно и откликнутся ли на него мировые средства массовой информации. Но администрация тюрьмы на него откликнется. Потому что письмо передано в нарушение закона...”

Комментарий: Ни одного факта сбора, хранения с целью передачи и собственно передачи у гэбистов не было ни в начале, ни в конце следствия, ни после суда. Заметьте: заказчиков “секретных материалов” Угрюмов не называет.

Что касается письма моего из СИЗО. Это был очень правильный и тактически грамотный ход, предложенный, кстати, “уголовниками”. И впредь, если вы, не дай Бог, попадете в лапы КГБ, не рассчитывайте только на законные методы борьбы с ними - проиграете однозначно. С ними можно бороться только их методами.

“...В его профессиональную деятельность никто на вмешивался. Я даже ни разу не поинтересовался деятельностью Пасько в “Боевой вахте”. Хотя лично Григория Михайловича видел раза два - мы встречались здесь”.

Комментарий: Герман Угрюмов стыдливо умалчивает, что на протяжении семи лет жил со мной в одном доме в соседних подъездах и виделись мы с ним почти ежедневно. Также не говорит чекист и о том, что все лето 1997 года по его приказанию сотрудник ФСБ Доровских практически безвылазно находился в редакции “Боевой вахты”, “интересуясь” моей профессиональной деятельностью и вмешиваясь в личную жизнь.

“...По своим личным качествам, отдельным чертам характера, поведению... мы не производили никаких бесед и контактов с Пасько...”

Комментарий: С точностью до времени суток могу перечислить все пять попыток кагэбэшников завербовать меня в качестве их нештатного сотрудника и стукача на том основании, что я всегда “обладал обширной информацией о флоте и разветвленной сетью ее поставщиков” - так они именуют то, что на человеческом языке называется “работа с нештатными корреспондентами”.

“...Хочу заявить, что все необходимые экспертизы... направлены в Москву нарочным. Это четыре независимых министерства гражданских и Генеральный штаб Министерства обороны...”

Комментарий: Все четыре министерства сделали заключение, что документы, изъятые у меня, секретными НЕ являются. Восьмое управление Генштаба эти же документы секретными признало. Два необходимых уточнения: по уголовным делам, касающимся гостайны, экспертизу имеет право проводить ТОЛЬКО специально для этого федеральным законом созданная Межведомственная комиссия по гостайне. В нее чекисты ни сами не обращались, ни мне не дали возможности. И второе: ВСЕ сотрудники 8-го управления перед назначением на должность проходят согласование с ФСБ и по ряду направлений своей деятельности НЕПОСРЕДСТВЕННО контактируют с ФСБ, работая в тесной связи.

“...Нас больше интересуют каналы поступления секретной информации, порядок ее приобретения... и те лица, которые эту информацию предоставляли Пасько...”

Комментарий: НИКОГДА за время следствия гэбистов не интересовали лица, передававшие мне те или иные документы. И на предварительном следствии и в суде я называл сразу и открыто этих лиц: это четыре адмирала ТОФ и несколько офицеров. Все они в суде подтвердили мои показания. НИКТО из них не понес даже дисциплинарного взыскания.

Уточнение: согласно российскому законодательству, “лица, которым сведения, составляющие гостайну, стали известны от других лиц или другим путем, ответственности за разглашение указанных сведений не несут”. Следовательно, ЖУРНАЛИСТЫ НИКАК НЕ МОГУТ РАЗГЛАСИТЬ ГОСТАЙНУ ИЛИ ИНЫЕ СПЕЦИАЛЬНО ОХРАНЯЕМЫЕ СВЕДЕНИЯ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ТЕМИ, КОМУ ЭТИ СВЕДЕНИЯ ДОВЕРЕНЫ. Только безграмотные чекисты не знают этих простых истин.

От редакции. ...Без дополнительных разъяснений плохо понятно, каким образом УФСБ по ТОФу, которое вовсе не планировало использовать Григория Пасько в качестве своего информатора... было в то же время осведомлено об отдельных чертах его характера, личных качествах... Оставляет ощущение неполноты утверждение, что можно поддерживать все публикации Пасько, посвященные острым экологическим проблемам, и при этом быть абсолютно не в курсе его деятельности в “Боевой вахте”...


“Григорий Пасько: военный журналист

или изменник Родины?

...Угрюмов дал комментарий по делу... Пасько. Он подчеркнул, что “в обвинении нигде ни одним пунктом не звучит иностранное государство...”

Комментарий: В тексте обвинительного заключения написано: “Пасько обвиняется в том, что... по поручению представителей иностранных организаций - японской телерадиокомпании Эн-Эйч-Кей и японской газеты “Асахи симбун” - Т. Дзюн и Т. Окано... собирал... хранил... с целью передачи названным представителям иностранных организаций и передал...”

И еще. Любому здравомыслящему человеку наверняка ясно, что говорить о государственной измене и одновременно об отсутствии страны - заказчицы секретной информации - это не просто нонсенс, а тяжелый бред. В духе КГБ, впрочем.

“...Угрюмов также выразил готовность предоставить журналистам те материалы по делу - чтобы все могли убедиться в том, что темы экологии в деле Пасько нет...”

Комментарий: Во-первых, если материалы секретны, о чем так часто повторял Угрюмов, то как он собирался их предоставить журналистам? Во-вторых, если собирался это сделать еще в декабре 1997 года, то почему не сделал это до сих пор, по состоянию на конец 1999 года?

“Угрюмов подчеркнул, что 275-я статья УК РФ одна из немногих, которая не требует оценки нанесенного ущерба - достаточно одного формального состава преступления”

Комментарий: Исходя из диспозиции 275-й статьи УК РФ, определение ущерба ОБЯЗАТЕЛЬНО. Об этом знает даже двоечник захудалого юридического факультета. Но, видимо, вешать лапшу на уши юридически безграмотным в массе своей журналистам - это в традициях гэбистов.

“Контр-адмирал Герман Угрюмов:

Пасько находится там, где можно покушать,

поспать и подумать

Хочу сообщить... - сказал Герман Алексеевич, - что в ходе следствия уже установлено, что Пасько собирал, хранил с целью передачи и передавал представителям иностранных организаций секретные сведения...”

Комментарий: Ни следствием “доблестных” угрюмовцев, ни судебным следствием не было установлено НИ ОДНОГО факта сбора мною, хранения с целью передачи и передачи секретных сведений. В противном случае я писал бы эти строчки в местах известных. И только безграмотно написанный судьей Савушкиным приговор дал основание прокурорским работникам написать протест на приговор.

“...Есть такое понятие, как тактика оперативной деятельности. Я думаю, она была выбрана верно...”

Комментарий: Увы, увы... Тщательное изучение материалов этого позорного для России уголовного дела очень скоро даст возможность действительным профессионалам от юстиции (хочу надеяться, что они еще есть в этой стране) убедиться, что Угрюмов и компания весьма далеки от понятий “тактика”, “оперативная деятельность” и очень близки к понятиям “беззаконие” и “сталинские репрессии”.

“...У него изъяли в целом 86 листов. Один из документов имел признаки хранения с соблюдением мер конспирации...”

Комментарий: Логично было бы спросить у “сыщика” из КГБ: а почему не все 86 листов “имели признаки конспирации”? Или Пасько решил, что достаточно законспирировать всего один лист, а 85 провезти на халяву? И еще: почему во время изъятия листов не произвели личный досмотр всех вещей и багажа Пасько?

“...Мы обязательно обнародуем все, если это не будет иметь последствий. Никто ни с кем не расправляется. Открою тайну: условия содержания в СИЗО у Пасько льготные”.


“Комсомольская правда”, 17 декабря 1997

Комментарий: Угрюмов! Не только я, но и многие другие ждут, когда же наконец вы “обнародуете все”. Насчет расправы - тут я с вами не согласен: у вас были основания для нее. И в первую очередь за то, что в своих статьях я обнародовал факты бездеятельности вашего ведомства. А насчет СИЗО... Я постараюсь дождаться тех времен, когда вы сядете на тюремные нары за все ваши беззакония. И пусть вам тоже обеспечат “льготные условия”.

“Григорий Пасько отказывается от дачи показаний

...Впервые после заключения под стражу Григория Пасько его жена получила разрешение на свидание с мужем. По словам Галины, выглядит Григорий плохо. С подачи следствия его перевели в другую камеру. На 10 квадратных метрах в ней в страшной скученности находятся 25 человек. Из-за отсутствия мест спят в три очереди. Григорий сильно простужен... как сказала Галина, практически ежедневно к мужу приходит следователь Александр Егоркин и, оказывая психологическое давление, склоняет к выдаче “агентуры”, обещая, что за это Григорий получит “всего лишь” восемь лет.

От следователя, очевидно, начальство требует результатов, а Пасько от дачи показаний отказывается...”



Комментарий: Все так и было. Что касается показаний. Я аж два дня отвечал на вопросы Егоркина. Но потом понял, что его мои ответы нисколько не интересуют, так они не вписываются в их, гэбэшный, сценарий. С 26 декабря 1997 г. я перестал давать показания и не давал их до 22 апреля 1999 г., то есть до момента окончания судебного следствия. В принципе, если видите, что вас не слушают, - не давайте показаний. Вспомните расхожую “коповскую” фразу из американских фильмов: “Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас”. В нашей стране все, что вы скажете, не только может, но и непременно будет использовано против вас.

“Григорий, ты не один!” В России растет

движение в поддержку арестованного

флотской контрразведкой военного журналиста

Григория Пасько

Когда “Н” опубликовали письмо, отправленное Григорием из СИЗО, начальник УФСБ по ТОФ контр-адмирал Г. Угрюмов... пообещал нам неприятности и выразил сомнение в том, что голос обвиняемого в государственной измене журналиста будет услышан еще где-нибудь, кроме Владивостока. Совершенно очевидно, что Герман Алексеевич ошибся. Услышали голос люди... Заткнуть рты всем желающим высказаться по поводу срежиссированного адмиралом действа едва ли удастся.

“Дорогие друзья! Я с тревогой слежу за событиями, которые происходят во Владивостоке в связи с арестом Григория Пасько... У нас есть двухгодичный опыт нелегкой борьбы с ФСБ, и мы рады будем поделиться этим опытом с вами...

С уважением Александр Никитин”.

“...Я тоже думаю, что Пасько действовал, исходя из беспокойства за природу региона... Похоже, что надо готовиться к обращению в Конституционный суд... Меня тоже уже давно в печати обвиняют в измене. Думаю, что Социально-экологическому союзу надо быстро подготовить обращение к Трубникову, руководителю ФСК...

Искренне ваш, Алексей Яблоков”.

“Необходимо четко понимать, что Никитин и Пасько привлечены к ответственности не за раскрытие экологических тайн, а за “предательство” по отношению к “своим” (чтобы другим “социально близким” неповадно было...).

Удачи в делах, Л. Федоров, Союз “За химическую безопасность”.

“Новости”, 9 января 1998

“Что вы думаете об аресте Григория Пасько?

Владимир Ушаков, главврач городской психиатрической больницы: “О задержании Пасько скажу, что даже порядочные люди могут по роду своих обязанностей случайно стать источниками закрытой информации... Я считаю, что военный суд - принципиальный суд. Он не будет защищать силовые структуры в ущерб человеку”.

Комментарий: Через три месяца этот самый Ушаков проводил судебно-психиатрическую экспертизу в отношении арестованного Пасько. Впечатление наивного человека он на меня тогда не произвел. Равно как и военный суд особой принципиальностью не отличился. Как написал бы в акте психиатр, “в позе Ромберга не устойчив”.

“Лидия Турчина, юрист: “Не понимаю, зачем журналист взял с собой за границу какие-то документы. Уже в этом можно увидеть сформированный умысел”.

“Сергей Чистов, биолог: Считаю, что журналист Пасько невиновен. При задержании, говорят, у него изъяли папку с секретными документами. Это надо быть полным идиотом - открыто везти через границу секретные документы”.

Комментарий: Экспертиза признала меня вменяемым.

Светлана Алексеева,


“Дело Григория Пасько:

следственная машина продолжает работу

Сегодня, 20 января, исполняется два месяца со дня заключения под стражу... Пасько. Как сообщил редакции военный прокурор ТОФ Валерий Сучков, он продлил время пребывания Григория в СИЗО еще на два месяца.

По информации, полученной от жены Григория Галины, ее жалобы на условия содержания мужа в СИЗО отправляются для разбирательства в... СИЗО, на действия (или бездеятельность) прокуратуры - в... прокуратуру. Железная бюрократическая машина продолжает свою нечеловечески трудную работу”.


“Чем журналистика отличается от шпионажа?

Как заявил контр-адмирал Угрюмов, Пасько целенаправленно собирал документы, содержащие военные секреты. При посещении ряда объектов... не имел специальных редакционных заданий. При этом... использовал... подложные документы других ведомств”.

Комментарий: Ни одно из этих утверждений не нашло подтверждения в суде. То есть, по-русски выражаясь, контр-адмирал нагло врал.

“...Угрюмов заявил, что в самое ближайшее время он обнародует сведения о нескольких уголовных делах, возбужденных его подчиненными по факту шпионской деятельности ряда лиц”.

Комментарий: “В самое ближайшее время” Угрюмов уехал в Москву на вышестоящую должность. Мавр сделал свое дело... Сведения обещанные он, разумеется, не обнародовал. Уголовные дела, разумеется, никто и никакие не возбуждал...

“Владивосток”, 5 февраля 1998

“Защита Григория Пасько перешла в наступление

В Доме офицеров флота состоялась пресс-конференция, организованная адвокатами арестованного журналиста Ярославом Гериным и Олегом Котляровым. В ней также приняли участие председатель краевого отделения движения в поддержку армии Юрий Максименко (контр-адмирал запаса, бывший начальник разведывательного управления ТОФ, общественный защитник Пасько) и жена Григория Галина Морозова.

...Герин отметил, что поездка Пасько в Японию была согласована с командованием ТОФ и профинансирована мэрией Владивостока. Перед поездкой Григорий связался с газетой “Асахи”, чтобы выяснить, какие темы могут вызвать интерес читателей. Являясь членом Международной федерации журналистов, Пасько имел полное право публиковать свои статьи в любой иностранной газете и получать за это гонорар. С целью подготовки публикаций... он посетил управление сельского хозяйства Приморья и краевой комитет профсоюзов судостроителей. Именно полученные в этих организациях документы, не имеющие грифов секретности, и послужили поводом к аресту... Адвокат обратил внимание, что его подзащитный не нарушал таможенных правил, вез документы открыто и добровольно предъявил их сотрудникам таможни.

...Позже эти документы были признаны не содержащими сведений о гостайне. Тем не менее следствие прекращено не было.

...Супруга арестованного Галина Морозова... наконец-то раскрыла таинственные организации, для которых, по словам ФСБ, Григорий “собирал сведения”: за исключением японской государственной вещательной корпорации Эн-Эйч-Кей и представителя газеты “Асахи” Тадаши Окано ее муж ни с кем не сотрудничал”.



“Допуск общественных защитников

на заседание военного суда оказался фарсом

Чем же конкретно опасен Пасько? Может быть, своей статьей “Море волнуется и немножко фонит”, опубликованной в “Комсомольской правде” в 1993 г., в которой писал о состоянии атомных подводных лодок ТОФ?.. Или статьей “Удивительное рядом, но оно запрещено” (субъективные заметки об экологии и секретности)? А может, в его так называемой государственной опасности виновата серия статей о захоронениях твердых радиоактивных отходов на территории Приморского края...

А может, причиной его содержания под стражей являются статьи “Распродажа флота: чьи-то происки или насущная необходимость?”, “Чечня: сумма страданий дает абсурд...”, “Не стреляйте в загнанных лошадей: они умрут сами (грустные размышления об отдельных недостатках отдельного дивизиона...)”, “Растет поголовье паркетных генералов”, “Тузы в адмиральской колоде”, “Как разведчик разведчику” и многие другие?”

Вера Валова, “Новости”, 12 марта 1998

“Изъятые у Пасько “секретные” документы

были ранее опубликованы

...Следователь по особо важным делам, специально прибывший из Москвы, свое знакомство с Григорием начал с заявления: “Ничего! И не такие давали показания!” Видимо, отказ от дачи показаний нашел отклик в душе московского следователя: Григорию опять поменяли условия содержания, его перевели в камеру полуподвального типа с полным отсутствием каких бы то ни было бытовых условий.

...На очной ставке с представителем профсоюза судостроителей выяснилось, что полученные там Григорием документы не только не являются секретными, но и опубликованы в свое время в разных изданиях.

...При недавней встрече командующего ТОФ с генконсулом Японии было заявлено о непричастности упомянутой страны к “внутреннему делу России”. В таком случае за что же тогда арестован и содержится под стражей мой муж?”

Галина Морозова,

“Новости”, 12 марта 1998

“Цвет российской литературы требует

освобождения Григория Пасько из-под стражи

Международная писательская правозащитная организация Русский ПЕН-клуб, изучив материалы по делу Пасько Григория Михайловича, обвиняющегося в шпионаже в пользу так и не выявленной страны, считает, что перед нами грубейшее нарушение ст. 19 Международных соглашений о свободе слова...

...Мы требуем немедленного изменения меры пресечения и освобождения Григория Пасько из-под стражи, а также прекращения дела, которое противоречит здравому смыслу.

Президент Русского ПЕН-клуба Андрей Битов, вице-президенты Андрей Вознесенский, Аркадий Ваксберг, Фазиль Искандер, члены исполкома Белла Ахмадулина, Лев Тимофеев, Юна Мориц, генеральный директор Александр Ткаченко”.


“Писатели России “описали” дело Пасько

Как стало известно, недавно прокурор Тихоокеанского флота дал санкцию на продление срока содержания Григория Пасько в следственном изоляторе до 5 месяцев, а срок следствия - до 6 месяцев”.


“Владивосток”, 31 марта 1998

“Генпрокурор не выпустил военного журналиста

Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов дал официальный ответ председателю Государственной думы Геннадию Селезневу на депутатский запрос о возможных нарушениях процессуальных норм и конституционных прав при расследовании дела в отношении... капитана 2 ранга Григория Пасько.

... Не замечено генпрокурором и нарушения норм Уголовно-процессуального законодательства. При этом Скуратов подтвердил, что жалоба адвокатов... направлена для разрешения военному прокурору ТОФ. Другими словами, жалобу адвокатов рассматривало то самое должностное лицо, проверить обоснованность действий которого, собственно, и просили адвокаты... В заключение Скуратов делает вывод, что следствие по делу проводится объективно, нарушений законных прав обвиняемого... не установлено”.

Отдел репортажа,

“Владивосток”, 14 апреля 1998

Комментарий: Из частного определения военного суда ТОФ от 20 июля 1999 года:

“При расследовании данного дела были допущены грубые нарушения уголовно-процессуального законодательства...

...Следователь УФСБ по ТОФ Егоркин... сфальсифицировал... протокол.

Данные, свидетельствующие о фальсификации, установлены и при исследовании судом протокола осмотра предметов и документов, изъятых в ходе обыска квартиры Пасько Г.М.

...Военный суд ТОФ определил: обратить внимание на вышеуказанные нарушения начальника УФСБ по ТОФ. Об изложенном довести до сведения военного прокурора ТОФ...”.

Из Уголовного кодекса Российской Федерации:

“Статья 303, часть 3: фальсификация доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении... - наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет”.

“Как долго может длиться следствие по делу Пасько?

Следственная группа УФСБ по ТОФ закончила следствие... Сейчас дело предъявлено для ознакомления обвиняемому”.

“АиФ в Приморье”, май 1998

“Международные правозащитники

заинтересовались делом Пасько

...Холли Картнер, исполнительный директор отдела Европы и Средней Азии международной правозащитной организации “Хьюман Райтс Вотч” обратилась к генеральному прокурору РФ Скуратову с призывом изменить меру пресечения для Пасько... По мнению Холли Картнер, структуры, занимающиеся этим делом, сегодня не в состоянии осуществлять надзор за такого рода расследованием.

...С точки зрения Холли Картнер, ФСБ “злоупотребляет секретностью дела” против Григория Пасько, чтобы помешать общественности наблюдать за уголовным расследованием. При этом отмечается и стремление следствия представлять совершенно законные действия Пасько как журналиста в качестве доказательств его предполагаемого шпионажа”.

Дмитрий Хабалов, Сергей Мельнишин,

“Владивосток”, 4 июня 1998

“Репетиция ГУЛАГа

...К делу военного журналиста... подключился новый защитник - московский адвокат Карен Нерсисян. Он любезно согласился дать интервью “Н”.

“- Ко мне обратились некоторые общественные и правозащитные организации, в числе которых ПЕН-центр, Фонд защиты гласности и другие, весьма обеспокоенные ситуацией с делом Пасько.

...Я изучил законченное следствием дело. Секретные ограничения - вызов всем, в том числе и в первую очередь жителям Приморья... Спецслужбы словно проверяют реакцию общества на свои действия. Сегодня они работают в режиме цепного пса. Поводки, которые их должны держать, отпущены.

...Пасько из того редкого типа людей, мной лично наиболее уважаемых, которые осмеливаются писать на темы, считающиеся небезопасными и в куда более благополучных странах.

- Можно ли сказать, что это дело не о шпионаже, а о свободе слова?

- Об этом надо не говорить, а кричать! Со свободой слова в вашем отдельно взятом регионе ситуация ужасная.

Если Россия осталась правовым государством хотя бы на пять процентов, Пасько будет оправдан...

...В этом деле нет ничего, кроме экологии. Меня крайне беспокоит мысль о том, что дело Пасько - это маленькая репетиция, проба сил перед приходом “сильной руки”... Надо только не забывать, что, закрывая сегодня свободу слова, мы открываем ворота тюрьмы, в которой завтра окажемся...”


“Новости”, 16 июня 1998

“Узник совести. В Москве создан

Общественный комитет в защиту Григория Пасько

Выражая обеспокоенность тем, что дело Григория Пасько является продолжением целенаправленной кампании по контролю со стороны спецслужб за распространением информации, которая по всем международным соглашениям и российскому законодательству не может быть секретной (речь идет об экологической информации); оскорбленные новым покушением на свободу слова, мы, нижеподписавшиеся, учреждаем Общественный комитет в защиту Григория Пасько.

Андрей Битов, президент Русского ПЕН-центра; Александр Мисаилов, журналист-эколог; Карен Нерсисян, юрист; Наум Ним, главный редактор журнала “Индекс/Досье на цензуру”; Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности; Александр Ткаченко, директор Русского ПЕН-центра; Лев Федоров, президент Союза “За химическую безопасность”; Алексей Яблоков, сопредседатель Социально-экологического союза”.

“Новости”, 21 июля 1998

“В защиту Григория Пасько

В оргкомитет “Форум 2000”, в средства массовой информации, в общественные организации, в экологические объединения, партии и движения Америки, Европы, стран Тихоокеанского региона.

Уважаемые коллеги! Просим вас оказать помощь и поддержку делу защиты журналиста Григория Пасько.

...В деле журналиста... нет никаких доказательств совершения им инкриминируемого преступления (“государственная измена”) и суть преследования журналиста в том, чтобы в конце концов поставить под полный контроль спецслужб распространение экологической информации в России, что полностью противоречит и принятым Россией международным обязательствам, и российскому законодательству.

Общественный комитет в защиту Григория Пасько”.

“Русская мысль” (Париж), 23-29 июля 1998

“Суд над гласностью: дело Пасько

Во Владивостоке вокруг дела Пасько - тишь. Молчит большинство газет, молчат радио и телевидение. Молчат всевозможные общества и защитники прав человека. Молчит правозащитник Виктор Черепков. Молчат, даже не задавая вопросов, Союз журналистов и Союз писателей России. Боятся?

...Международные правозащитные организации готовятся защищать его как узника совести. Удастся ли?”

Антон Седой,

“Арсеньевские вести”, 14-20 августа 1998

“Судьбу капитана решит суд

Уголовное дело капитана второго ранга... Пасько передано в суд.

...Как заявил... начальник первого отдела Центра общественных связей ФСБ России Сергей Горленко, факт передачи дела Пасько в суд означает, что следствие собрало достаточно материала для доказательства вины офицера”.

Александр Авдошин,

“Труд”, 8 сентября 1998

“Заявление

Генпрокурору РФ Скуратову Ю.И.,уполномоченному по правам человека РФ Миронову О.О., председателю комитета по экологии Государственной думы Злотниковой Т.В., председателю Верховного суда РФ Лебедеву В.М.

Мы, участники семинара “Радиационная безопасность и права человека”, представители общественных и государственных организаций более чем из 20 регионов России, заявляем свой протест по поводу... содержания под стражей в течение уже почти года журналиста Григория Пасько, освещавшего экологическое состояние военных объектов на Дальнем Востоке”.

“Позиция”, (г. Снежинск), октябрь 1998

“Дело Григория Пасько дозрело до судного дня

...Судье Савушкину... передан ряд обращений к Президенту РФ и генпрокурору РФ различных российских и международных журналистских, писательских и правозащитных организаций с требованием о прекращении уголовного преследования... Пасько. Среди них - Союз журналистов России, правозащитная

организация “Хьюман Райтс Вотч”, комитет международного ПЕН-клуба “Писатели в заключении”, Канадский комитет защиты журналистов...”.


“Новости”, 14 октября 1998

“Григорию уже привесили номер 007

- Удивительно, что мой подзащитный остается единственным обвиняемым, - говорит адвокат Анатолий Пышкин.

- Ни один из пунктов обвинительного заключения не выдерживает никакой критики, - считает и адвокат Карен Нерсисян. - Дело Пасько - это пробный шар в наступлении на вашего брата-журналиста, - говорит Карен Нерсисян. - Пасько должен быть осужден уже потому, что в случае оправдательного приговора на скамью подсудимых должен сесть бывший начальник УФСБ по ТОФ Герман Угрюмов.

Кстати, Угрюмов, как и другие лица, причастные к расследованию “предательства Родины”, за последний год сделал хорошую карьеру. Один переведен на работу в Москву первым замом начальника УФСБ ВМФ России, другой, старший следователь-криминалист, становится начальником следственного отделения, третий из рядового оперативника превращается в старшего следователя...

Вот что значит одно, но громкое дело!”


“Комсомольская правда”, 14 октября 1998

“Кличка - “консультант”

...Он продавал добытые данные иностранным организациям. На содержании одной из них он и находился в последнее время... Главный доход приносила продажа добытых военным журналистом секретов... Это позволило офицеру за полгода побывать в четырех странах по турпутевкам, приобрести компьютер, шикарную иномарку”.

Дмитрий Латыпов, “Труд”, 14 октября 1998

Комментарий: Ни один из пассажей Латыпова, явно питавшегося информацией из одних, чекистских, рук, не нашел подтверждения в суде. По турпутевке я был в одной стране, а в остальных шести - выполняя задания, нет, не шпионские, а редакционные, о чем имеются соответствующие документы. И последнее. Если бы Латыпов во Владивостоке на улице громко и прилюдно назвал “Тойоту-Кресту” 1989 года выпуска “шикарной иномаркой”, его бы просто побили. Дима! Не говорите громко.

“Возобновлено слушание по делу

военного журналиста Григория Пасько

Во Владивостоке начался закрытый судебный процесс по делу... Пасько... Исход первого заседания суда оказался весьма неожиданным. Григорий Пасько отказался получать обвинительное заключение, поскольку на нем стоит гриф “совершенно секретно”. Потом выяснилось, что сам процесс толком начаться и не мог. 4 тома этого уголовного дела находятся в военной коллегии Верховного суда вместе с жалобой адвокатов обвиняемого на избранную ему меру пресечения. Судебное заседание, так и не начавшись, перенесено на неопределенный срок”.

“Далекая окраина” со ссылкой

на “Радио Владивосток”, 16 октября 1998

“Обвинение имени Вышинского

Пасько виновен хотя бы потому, что не ел взглядом непосредственное начальство! Не ловил на лету пожелания отцов-командиров! Находясь на воинской службе, позволял себе иметь собственное мнение и отстаивать его вопреки отеческим наставлениям старшего по званию!.. А вдруг среди ЛЮДЕЙ в погонах Пасько - последний?”

Наум Ним,

“Новая газета”, 19-25 октября 1998

“Обвиненный в государственной измене

Состояние здоровья военного журналиста Григория Пасько... резко ухудшилось. Как сообщил один из его адвокатов, Анатолий Пышкин, военный журналист... госпитализирован в санчасть СИЗО”.

“Московский комсомолец во Владивостоке”, 22-29 октября 1998

“Без вины виноватый?

Я глубоко убежден, что он не совершал государственной измены, и полагаю, что нам удастся доказать это в ходе судебного заседания... Все документы были получены Пасько вполне официально от различных должностных лиц... Если бы они выдали ему документы со сведениями, составляющими государственную тайну, то оказались бы на скамье подсудимых рядом с ним... Если Пасько был шпионом, то почему он вернулся из Японии после изъятия якобы секретных документов 13 ноября? Ну как еще нужно было намекнуть шпиону, что он на “крючке” у нашей контрразведки?

...России всегда не везло с талантливыми людьми. Вернее, им не везло в России. Может быть, они ей не нужны.

...На последнем конгрессе Международного ПЕН-клуба, состоявшемся в сентябре в Хельсинки, уже 90 стран... единогласно проголосовали в поддержку резолюции... а также подписали апелляцию к Организации Объединенных Наций, к Европейскому парламенту, а также протест Президенту России о незаконности преследования Пасько”.

Анатолий Пышкин, “Адвокат”, ноябрь 1998

“Избирком наткнулся на стену СИЗО

...Председатель окружной избирательной комиссии №4 Павел Агапов не может вручить удостоверение кандидата в депутаты Городской думы Григорию Пасько.

... По мнению адвоката Анатолия Пышкина, в данном случае должностными лицами - начальником СИЗО Аршаком Кюляном и председателем военного суда ТОФ Виктором Савиным - нарушается закон”.

Дмитрий Хабалов,

“Владивосток”, 24 декабря 1998

“ФСБ атакует защитников Пасько

Впервые за полтора года следствия центр общественных связей ФСБ выступил с официальным заявлением по делу капитана Григория Пасько... “Надо прекратить эту вакханалию со стороны защиты”, - сказал в частном разговоре сотрудник ЦОС.

Позицию ФСБ трудно назвать оригинальной: “Защита Пасько предприняла через СМИ и различные общественные организации массированную атаку на следствие и суд, подменяя и фальсифицируя сведения... Защита выдвинула тезис о преследовании Пасько за профессиональную деятельность, тем самым дезориентировав значительную часть представителей СМИ”.

Нестандартность сложившейся ситуации заключается в том, что ФСБ, готовившее обвинение, сейчас защищается и напоминает о том, что в основе судебной процедуры лежит принцип состязательности сторон... Очевидно, что именно завеса секретности оказалась граблями, на которые наступила контрразведка. Адвокаты здраво опасаются, что на закрытом процессе они окажутся в неравном положении с обвинением, что ФСБ имеет свои способы оказания давления на суд, так что выиграть процесс им не удастся.

Процесс Пасько уже превратился в политический. Адвокатам удалось придать ему международный резонанс...”

Сергей Митин,

“Известия”, 2 января 1999

Комментарий: Прошу обратить внимание на слова побоявшегося назваться гэбэшника: “дезориентировав значительную часть представителей СМИ”. То есть какая-то часть была ориентирована “правильно”. Именно эта, с точки зрения НКВД - ФСБ, “правильная часть”, и должна, на мой взгляд, сильно настораживать всех нас.

“Назначена дата суда над Григорием Пасько

Слушание уголовного дела по обвинению военного журналиста... назначено в военном суде ТОФ на 21 января.

...Военный суд в очередной раз отказал Пасько в праве получить удостоверение кандидата в депутаты Городской думы”.

Илья Соколов,


“Обращение к избирателям

Уголовное дело в отношении меня полностью сфабриковано преемниками репрессивных традиций КГБ, и в нем ни одного доказательства того, в чем меня обвиняют. Не видеть этого могут только трусливые, предвзятые и холуйски настроенные к ФСБ прокуроры и судьи.

...То, что случилось со мной, может в любой день произойти с каждым журналистом (если он журналист, а не ангажированный ремесленник), с каждым жителем города, кому небезразлична судьба своих сограждан, своих детей”.

“Дальневосточная окраина”, 14 января 1999

“Человек из “Либерасьон”

Выпускник Сорбонны Жан-Пьер Тибода... - собственный корреспондент “Либерасьон” в Москве. Во Владивосток его привело желание собственными глазами увидеть полумертвый город без света, тепла и воды... сажающий за решетку журналиста, пишущего на экологические темы...

- Я очень внимательно изучил все публикации о Пасько, встречался с московским адвокатом, руководством русского ПЕН-центра. Мое убеждение - этот человек невиновен... Он искренне поверил, что страна изменилась, что сегодня не только можно говорить то, что думаешь, но и нужно... Дело Пасько касается меня так же, как и его, и вас, и всех - любой мог оказаться на его месте”.



“Шпион - находка для шпиона.

Защищая окружающую среду,

можно неожиданно сменить среду обитания

Если Пасько - шпион, то кто получал от него шпионские сведения?.. Подсчитало ли следствие ущерб? Если да - сравним ли он с тем ущербом, который нанесен акватории Мирового океана Тихоокеанским флотом, сбрасывающим в Японское море радиоактивные отходы?..

В деле Пасько имеется заявление МИД России о том, что к японским журналистам у дипломатического ведомства нет никаких претензий. Следствие считает МИД некомпетентным или дипломаты должны быть привлечены в качестве соответчиков по делу Пасько?”

Фонд защиты гласности, “Новая газета”, 18-24 января 1999

“Таинственная кассета

Представители Фонда защиты гласности, Российского ПЕН-центра и Общественного комитета в защиту Григория Пасько обратились в Генеральную прокуратуру РФ с заявлением, в котором сообщается, что в их распоряжении имеется видеокассета, снятая обвиненным в шпионаже... Пасько. На ней видно, как моряки затапливают в открытом море боеприпасы.

- Мы считаем, - заявил Алексей Симонов, - что... именно эту кассету и искали во время обыска на квартире. К счастью, она была в другом месте.

...Предстоящий суд (он начинается 21 января) будет, скорее всего, максимально закрытым, так как позиции обвинения, - уверен Симонов, - весьма слабы, и завеса секретности - единственный способ скрыть эту слабость.

Между тем... состояние Григория постепенно ухудшается - пребывание в одиночной камере еще никому не пошло на пользу.

...Однако следственные органы отказываются провести комплексное медицинское обследование Григория, мотивируя это тем, что у них нет условий для такой процедуры”.

Александр Авдошин,

“Труд”, 20 января 1999

“А японские “подельники” Пасько - на свободе

Историю предательства Родины” прочитали наконец и адвокаты. Вот мнение одного из них, Анатолия Пышкина:

- Мы лишний раз убедились, что у органов следствия нет доказательств вины Пасько. Факты искажены, передернуты, показания изложены тенденциозно. Причем “сообщники” - японские журналисты - не только не привлекаются к ответственности за подрыв наших государственных интересов, но продолжают спокойно работать во Владивостоке.

...А вообще все вышло по-угрюмовски: по отдельности документы несекретны, а в совокупности - страшная военная тайна. Флотским чекистам, правда, не удалось дотянуть дело до вселенских масштабов - чтобы мощная шпионская сеть, резиденты с большими звездами на погонах. Да и зачем? Для адмиральской карьеры хватило и одного Пасько”.


“Комсомольская правда”, 21 января 1999

“Григорий Пасько: “Будем бороться!”

Учитывая, что суд 18 раз отказывал изменить меру пресечения Пасько, а также всячески препятствовал проведению предвыборной кампании военного журналиста... особых иллюзий у защиты нет, но мы будем пытаться доказать абсурдность каждого пункта обвинения”, - заявил адвокат подсудимого Анатолий Пышкин. Кроме того, сам Пасько во время конвоирования в зал суда заявил журналистам: “Будем бороться!”

За день до начала судебных слушаний... международная правозащитная организация “Эмнисти Интернешнл” признала Пасько “узником совести”.

Владимир Михайлов,

“Конкурент”, январь, 1999

“Угрюм-Бурчеевы правят бал

В 11.40 я села смотреть видеофильм Григория Пасько “Зона повышенной опасности” - и встала в 16.30. Даже шедевры киноискусства не смотрятся так неотрывно и так тревожно.

...Вопреки строгим установкам (не хочется называть это хорошим словом традиция), Пасько не провозглашал под команду здравиц в трехсотлетний юбилей созданного Петром Великим флота, а писал с горечью: “И мы покажем им блеск мишуры водно-спортивного праздника, выставку устаревшего оружия и обилие застолий. Мы покажем им расцвеченные флагами боевые корабли на рейде Амурского залива. Но мы, конечно же, не скажем им, что как минимум треть из них воевать не способна и становилась в парадный строй при помощи буксиров”.

...Мне жаль, что я не могу переписать всю статью. Мне жаль, что я не могу переписать все статьи Григория Пасько и обклеить ими всю Москву. И, наконец, я хочу знать, за что этого человека упекли в тюрьму? В чем его обвиняют? И в чем он на самом деле виноват? У нас, дорогой читатель, это вопросы разные...”

Грета Каграманова,

“Русская мысль”, 21-27 января 1999

“Шпионские страсти, или За что судят

Григория Пасько?

...Если бы он сотрудничал с иностранными разведками, неужели писал бы такие острые статьи? Зачем лишний раз обращать внимание на себя?

... Трудно бороться с ложью, когда она скреплена государственной гербовой печатью. Нелегко добиться справедливости в стране, где закон не действует, а применяется, когда это кому-то надо. Но Григорий Пасько не теряет надежды...”

Анатолий Пышкин,

“Утро России”, 23 января 1999

“Не уверен - не предавай

Журналист Пасько и эколог Никитин ничего не делали, кроме исполнения своего профессионального долга... Поскольку Пасько - журналист - и, будучи военным журналистом, имеет возможность профессионально выяснить это... - он делает эту работу. Нужную, надо сказать, работу. А Тихоокеанский флот за все за это Пасько-офицера называет шпионом...”

Дмитрий Волков,

“Время МН”, 25 января 1999

“Журналиста Пасько не судят. Судят офицера Пасько

На вопросы корреспондента “В” ответил начальник УФСБ по ТОФ капитан 1 ранга Н. Соцков:

“...В обвинительном заключении... об экологии и его экологических материалах практически речи нет. Ему не инкриминируются ни сбор информации по экологии, ни те фильмы, которые он снимал...”

Комментарий: Из текста обвинительного заключения: “...Получив разрешение должностных лиц ТОФ на посещение части... снимал на видеокамеру и производил фотографирование объектов... и эшелона, загружаемого ОЯТ. Данные видеоматериалы... передал... представителю Эн-Эйч-Кей... Посещал режимную часть, где собирал сведения по процессу утилизации, производил фото- и видеосъемку... Изготовленные видеозаписи в первой половине 1997 года передал... Т. Дзюн.” Цитировать можно долго. Впрочем, в Интернете есть текст обвинительного заключения. Из него четко и однозначно видно, что вменялись мне именно сбор экологической информации, и производство видеосъемок экологически неблагополучных объектов ТОФ.

“...Мы чувствуем себя спокойно, потому что никаких законов и нормативных документов мы не нарушали”.

Федор Гурко,

“Владивосток”, 27 января 1999

Комментарий: Из частного определения военного суда ТОФ от 20 июля 1999 года: “При расследовании данного дела были допущены грубые нарушения уголовно-процессуального законодательства... Факты фальсификации повлекли за собой признание обоих протоколов полученными с нарушением закона...”

“Кто заказал суд над Григорием Пасько?

За два дня до суда мы - Общественный комитет защиты Пасько - проводили пресс-конференцию. И на вопрос, пригласили ли мы представителей ФСБ, я ответил утвердительно и предложил обнаружить себя тем, кто представляет эту службу. Никто не отозвался. Ну ничего, сказал я, через пару часов они все равно все будут знать. “Я это знал через двадцать минут”, - поправил меня А. Зданович, начальник центра общественных связей ФСБ, когда через несколько дней мы с ним случайно встретились...

Об этой пресс-конференции написали “Известия”. Но во владивостокском выпуске газеты никакого упоминания о пресс-конференции на полосе не оказалось - как корова языком слизнула...

Вас не смущает, что ничто, кроме нашего чувства юмора, не противостоит вновь обретаемому могуществу секретных служб? Меня смущает. И вот почему. Меняясь, разбиваясь на отдельные ведомства и срастаясь вновь, они по-прежнему защищают абстрактное государство от конкретного человека и по-прежнему готовы ради пользы этого государства принести человека в жертву. Все, что я знаю о деле Пасько, убеждает меня именно в этом”.

Алексей Симонов,

“Литературная газета”, 27 января 1999

“ПЕН-клуб вмешался в дело Пасько

Поводом для открытия Приморского отделения ПЕН-клуба послужило дело Григория Пасько...”

Елена Ардальянова,

“Золотой Рог”, 29 января 1999

“Чекисты решили разобраться с адвокатами

Инициатором происшедшей на заседании суда разборки стал представитель защиты Григория Пасько адвокат Карен Нерсисян. Именно он задал свидетелю обвинения вопрос о его негласном сотрудничестве с ФСБ... В центре общественных связей ФСБ напрочь опровергают утверждение защиты”.

Александр Евтушенко,

“Комсомольская правда”, 30 января 1999

“Его остановили на таможне

Накануне последнего выезда в Страну восходящего солнца таможенники изъяли у него документы, которые, по предварительной оценке, были секретными. Позже экспертиза подтвердила это...”

Комментарий: НЕ подтвердила (см. выше).

“В деле фигурирует еще винчестер компьютера, который журналисту удалось вывезти за рубеж. По мнению контрразведки, на нем могла быть записана секретная информация. Но это еще надо доказать”.

Комментарий: Винчестер в деле НЕ фигурировал.

“...ЦОС ФСБ распространил... заявление: СМИ... заняли однобокую позицию, которая препятствует объективному... разбирательству вопросов по существу”.

Комментарий: Плохому чекисту, как и плохому танцору...

Анатолий Елизаров,

“Российская газета”, 2 февраля 1999

“Штрихи к портрету “шпиона” Пасько

...С Гришей мы вместе учились во Львове. ...На нашем факультете имя Гришки Пасько было громким. Он слыл почти диссидентом, пьяницей и дебоширом: мог прямо сказать начальству, что оно, начальство, не совсем право. Отстаивая правду, дать в морду подлецу и даже пытался оспорить верность трактовки некоторых ленинских работ! А еще Пасько писал хорошие стихи, которые публиковались во многих газетах и журналах и даже солидных поэтических сборниках. Его узнавали в общественном транспорте девушки (по фотографиям из этих самых сборников) и просили автографы. Гриша ходил в любимчиках и у представительниц слабого пола, и у товарищей-сокурсников, и даже у того же начальства - Григорий Пасько был честным человеком, и за это ему многое прощалось.

...Именно в диссидентстве и чрезмерной правдивости Григория заложена, как мне кажется, причина его конфликта с “органами”. Гриша писал об экологии - в частности, о захоронениях в море “вредных” боеприпасов Тихоокеанским флотом. “Как это военный журналист смеет писать о таких вещах?!” - возмутилось начальство. Григорий окрика не заметил... Тем не менее сейчас во Владивостоке судят Григория Пасько именно за разглашение государственной тайны! Тогда предъявите, каким образом Григорий получил доступ к госсекретам, кто его сообщники и т.п.

...Генералам действительно есть что скрывать от граждан. Только при чем здесь “шпион” Пасько?”

Виктор Сокирко,

“Трибуна”, 2 февраля 1999

“СМИ

Военный суд Тихоокеанского флота запретил передавать в прессу какую-либо информацию о процессе над военным журналистом Григорием Пасько его адвокатам”.

“Литературная газета”, 3 февраля 1999

“Несекретные секреты закрытого процесса

Карен Нерсисян: “Дело Пасько - полигон для отработки технологии расправы над журналистами. Тем более - в преддверии больших предвыборных баталий... Процесс развивается совсем не по тому сценарию, какой был запланирован... При допросе в суде свидетели фактически отказываются от своих предыдущих показаний.

...И что бы там ФСБ ни говорило о “шпионской” деятельности... Пасько, мы все время упираемся в одно и то же: имеет ли право журналист писать о том, что его волнует? Имеет ли право общество знать правду о том, что происходит за высокими секретными заборами военных, атомных, химических баз и полигонов? Нужна ли эта правда обществу?”

Алексей Савин,

“Новости”, 3 февраля 1999

“Человек, который “знает наперед”.

Академик Алексей Яблоков:

“Экологи - самые опасные сумасшедшие”

Сегодня в стране идут два позорных процесса - над морскими офицерами Никитиным и Пасько... Пасько, насколько я знаю, вскрыл факты коррупции в высшем руководстве флота, и сейчас его стремятся упечь за что бы то ни было, лишь бы молчал. Для тех, кто сомневается в его честности, добавлю: бывший начальник разведки Тихоокеанского флота (представляете себе, какие убеждения должны были сформироваться у человека на такой должности?) по собственной инициативе выступает общественным защитником Пасько.

...“Шпионы” Никитин и Пасько принесли Родине 40 и 50 миллионов долларов соответственно: норвежцы и японцы заплатили за то, чтобы Россия устранила вскрытые этими офицерами экологические безобразия. А следователи военной прокуратуры, которые сделали на этих офицерах карьеру... на мой взгляд, лишь проели государственные деньги”.

Алексей Яблоков,

“Московский комсомолец”, 11-18 февраля 1999

“Позиция Эн-Эйч-Кей в отношении

судебного процесса по делу господина Г. Пасько

...Господин Г. Пасько и журналисты Эн-Эйч-Кей являются независимыми коллегами-журналистами, и отношения сотрудничества между... Пасько и нами не являются преступлением и ни в коем случае не могут служить поводом к обвинению”.

Хара Масатоси,

“Золотой Рог”, 12 февраля 1999

“Грязное пятно ляжет на весь флот

Как человек военный, я никак не могу взять в толк, о какой офицерской чести может идти речь в отношении Пасько, если, насколько мне известно, во всей мировой практике не было подобного рода случаев, чтобы офицер в открытую сотрудничал с журналистами другого государства”.

Владимир Михайлушкин, подполковник,


Комментарий: Грязное пятно уже легло на флот.

“Криминальное чтиво. Секретные документы

по делу Пасько разосланы по сотням адресов

Вчера утром ИТАР-ТАСС сообщил, что Фонд защиты гласности начал электронную рассылку секретного обвинительного заключения по делу военного журналиста Григория Пасько. Фонд... отказался от причастности к обнародованию этого документа. Контрразведка ТОФ намерена разыскать виновного в разглашении секретной информации и возбудить против него уголовное дело”.

Филипп Стеркин, Ирина Белашева, Дмитрий Чернов,

“Время МН”, 17 февраля 1999

Комментарий: Уж скоро год пройдет с тех пор...

“Всем оставаться на своих местах - суд идет

По имеющейся у нас информации, процесс идет своим чередом и ведущие его делают вид, будто ничего необычного в разглашении секретного документа нет. Например, на предложение как-то прокомментировать происшедшее председатель военного суда ТОФ Виктор Савин ответил так: “...Вся эта история - полнейшая провокация”.

Комментарий: Согласен. Только следовало бы уточнить: с чьей именно стороны? Известно ведь, что и я, и мои защитники с обвинительным заключением знакомились всего несколько минут и в присутствии конвоя.


“Тайна, которая никому не нужна

Соответствует ли “электронный” текст оригиналу?.. Корреспондент ИТАР-ТАСС Евгения Ленц распространила 16 февраля по электронной почте сообщение, в котором со ссылкой на конфиденциальный источник в контрразведке говорится, что речь идет именно об оригинале. Ознакомившись с этим сообщением, адвокат Анатолий Пышкин дипломатично заметил: “Я позволю себе не подвергать сомнению информацию ТАСС...”

...Похоже, что скандал с разглашением страшной тайны... яйца выеденного не стоит. Никому эта тайна, кажется, и вовсе не нужна”.


“Защита Пасько потребовала отвода

всего состава суда

Провокацией назвали адвокаты Григория Пасько появление в Интернете обвинительного заключения по делу их подзащитного. 18 февраля на пресс-конференции они отметили, что текст далеко не полный и выбран таким образом, что без комментария специалиста производит впечатление полной виновности подсудимого... Документ хранился только в двух инстанциях. Во-первых - у суда. Именно поэтому защита потребовала его отвода в полном составе”.

Олег Жунусов,

“Известия”, 19 февраля 1999

“Григорий Пасько прокурору ТОФ:

“Не желаете ли на нары?”

...Пасько обратился к суду с ходатайством о возбуждении уголовного дела за клевету в отношении военного прокурора ТОФ генерал-майора Валерия Сучкова. 19 февраля... прокурор дал интервью Российскому телевидению, в котором заявил, что Пасько и его адвокаты причастны к распространению в сети Интернет секретных материалов из уголовного дела”.



Комментарий: Конечно же, суд побоялся. Но еще не вечер...

“Если Пасько не японский шпион,

то почему молчит японская пресса?

Представитель Эн-Эйч-Кей во Владивостоке господин Амма Хидео любезно согласился ответить на вопросы нашего корреспондента...

- Правда ли, что Эн-Эйч-Кей не передала ни одной информации о процессе над Пасько?

- Да, это так.

- Почему, ведь он сотрудничал с вашей корпорацией? Да и шпионская тема считается интересной для читателя?

- Наш редактор так не думает.

...Копии интервью с Пасько ходят среди японских и российских журналистов. Это очень любопытный текст... позволю себе процитировать некоторые места:

“Истинная причина моего ареста, конечно же, не государственная измена... В своих публикациях я неоднократно утверждал, что финансовая помощь Японии для решения проблем утилизации радиоактивных отходов на ТОФ при существующей в России коррупции будет просто разворована... Для меня было важно, чтобы Эн-Эйч-Кей донесла до японцев всю серьезность ситуации с РАО в регионе Японского моря... Сейчас... компания заняла откровенно трусливую позицию. Я хотел бы сказать японскому правительству: если вы думаете, что мир между нашими странами можно построить на костях журналистов, то вы ошибаетесь...”


“Как офицер офицеру...

Ответ подполковнику В. Михайлушкину

(см. сообщение от 16 февраля)

Владимир! Я хотел бы напомнить, что сегодня 1999 год, а не 1979-й. Это нормально, что нам, офицерам, позволительно уже почти свободно иметь контакты с иностранцами (и военными, и гражданскими лицами). И очень хорошо, что есть возможность сотрудничать с иностранными журналистами... и здесь совершенно нет оснований для увольнения офицера из Вооруженных сил, не говоря уж о привлечении к уголовной ответственности.

...Что же касается статей Пасько... - многие из них настолько остры, что и запоминаются хорошо, и дух захватывает от подобной смелости.

...Чтобы отстоять свое мнение, доказать свою правоту, защищать свои законные права от посягательств некоторых нечистоплотных начальников, офицеру не нужно увольняться из армии. Ему

просто нужно помнить о Чести и Достоинстве и, проявив волю, открыто, вежливо, но твердо напоминать о них всем, в том числе и зарывающимся начальникам. Что и делал Пасько”.

Сергей Иващенко, капитан 2 ранга запаса,


“Общественность требует не допустить

расправы над Пасько

- Общественный комитет в защиту Григория Пасько серьезно обеспокоен ходом закрытого судебного процесса, продолжающегося во Владивостоке, - заявил на пресс-конференции в Москве член комитета, президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов.

По его словам, факт проведения закрытия процесса, отстранение адвокатов обвиняемого, ухудшение здоровья военного журналиста Пасько тревожат не только российскую, но и международную общественность. Об этом свидетельствует, в частности, личное поручительство ряда известных литераторов и видных правозащитников, под которое они просят изменить Григорию, находящемуся под стражей более 16 месяцев, меру пресечения. Эту просьбу подписали Лариса Богораз, Даниил Гранин, Сергей Ковалев, Фазиль Искандер, Дмитрий Лихачев, Анатолий Приставкин, Алексей Яблоков. Но это ходатайство, зачитанное вчера на процессе, суд даже не принял к рассмотрению”.



“Дело о шпионаже

Не дождавшись решения суда по делу Григория Пасько, наши коллеги с подачи его адвокатов спешат его оправдать. Но есть и другие мнения, например, известного в Приморье юриста-политолога Семена Улицкого:

- ...Доказательств фабрикации дела еще никто, по-моему, не представил... А лить грязь на нашу Федеральную службу безопасности, как это кто-то делает, все-таки нехорошо”.

Евгений Итаров,

“Аргументы и факты - Приморье”, март, 1999

Комментарий: Когда доказательства фабрикации уголовного дела были представлены журналистам и даже зачитаны судьей в частном определении, Семен Улицкий почему-то более не стал ударяться в роль “известного” комментатора - юриста-политолога. Оно и понятно: “нехорошо лить грязь” на ИХ ФСБ. (Кстати, журналиста по фамилии Итаров нет во Владивостоке. Так же, как и по фамилии Тассов, и только имя корреспондента ИТАР-ТАСС Евгений Менц позволяет надеяться, что инкогнито когда-нибудь раскроется.)

“Прощание с Андреем Кубаниным

Умер Андрей Кубанин... Его биография укладывается в несколько строк, но вмещает так много... Накануне сложной операции в больнице он узнал об аресте Григория Пасько и все свои силы направил на защиту законных прав журналиста. Сам оставался в тени, но сообщал о деле Пасько всему миру, поддерживал связь с российскими и международными правозащитниками и экологами”.


Комментарий: Одним из первых и до последнего своего дня Андрей рассылал свои пресс-релизы о том, что происходило во Владивостоке. На него редко ссылались, но именно он зачастую был самым надежным нашим помощником.

“Адвокаты считают Пасько не шпионом, а экологом

...После допроса свидетелей представители обвинения заявили ходатайство о привлечении на процесс 28 новых свидетелей: 18 офицеров, генералов и адмиралов флота, 5 сотрудников УФСБ по ТОФ и 5 граждан Японии.

...Адвокаты будут настаивать на вызове в суд в качестве свидетелей начальника следственного управления ФСБ РФ Анатолий Галкина, начальника ЦОС ФСБ РФ Александра Здановича, зам. начальника управления военной контрразведки ФСБ Германа Угрюмова, начальника УФСБ по ТОФ Николая Соцкова и военного прокурора ТОФ Валерия Сучкова. По мнению защиты, данные высокопоставленные лица в период следствия и во время суда неоднократно делали заявления о виновности Пасько, пытаясь таким образом оказать давление на суд”.

По материалам “Интерфакс-Евразия”,

“Золотой Рог”, 13 апреля 1999

“Дело Пасько рассыпается, но не прекращается

Свидетелей по делу... Пасько запугивали, угрожали уголовной ответственностью, заставляли давать порочащие показания.

...Журналист содержится под стражей в течение 16 месяцев. Из них более пяти месяцев в одиночной камере. При этом он старается не терять бодрости духа, пишет стихи, прозу.

...Адвокаты прекрасно понимают, что для следствия оправдание Пасько было бы катастрофой. Если так случится, виновные в том, что человек больше года провел в изоляции, должны понести наказание”.

Наталья Сеина,

“Литературная газета”, 14 апреля 1999

“Григорий Пасько превратился

из подсудимого в обвинителя

...Он полностью разоблачил несостоятельность предъявленных ему обвинений. Пасько считает, что причиной этого судебного процесса стало то, что он слишком близко подошел к разоблачению тех, по чьей вине исчезли 100 миллионов долларов, выделенных японским правительством для строительства установки по переработке жидких радиоактивных отходов”.


“Известия”, 30 апреля 1999

“Григорий Пасько сидит без зарплаты

...Пасько впервые дал в военном суде показания по существу предъявленных ему обвинений. Он заявил, что “уголовное дело целиком и полностью сфабриковано, высосано из грязных пальцев КГБ-ФСБ, не содержит никаких доказательств и состоит из лжи, домыслов и предположений”. “Показания Пасько стали произведением журналистского искусства. Я был потрясен его способностью обоснованно показать, что он невиновен”, - считает общественный защитник Александр Ткаченко.

...Из выступления Пасько на суде следует, что “настоящее уголовное дело возбуждено совершенно незаконно, и должностные лица, причастные к этому (имеются в виду г-да Угрюмов - тогда начальник УФСБ по ТОФ, Егоркин - начальник следственного отделения УФСБ по ТОФ, Сучков - прокурор ТОФ и другие. - Прим. ред.), являются преступниками и понесут уголовную ответственность”.

...Уже более года ТОФ не платит Пасько деньги, хотя это противоречит закону. Ведь Григорий еще не признан виновным по суду. Видимо, у некоторых сотрудников ФСБ и руководителей флота вина Пасько не вызывает сомнений уже сейчас”.


“Владивосток”, 6 мая 1999

“Г. Пасько: “Мне предложили сдать агентурную сеть”

Эксклюзивное интервью

из тюремной камеры СИЗО ФСБ

Я просил суд вызвать на заседание главкома ВМФ РФ адмирала В. Куроедова, которому хорошо известна моя журналистская деятельность, российских генконсула и военного атташе в Японии. Они могли бы во многом прояснить ситуацию. Однако мои ходатайства не были удовлетворены... Всего я сменил 13 камер... Врачи после освидетельствования признали у меня ряд серьезных заболеваний и направили медицинское заключение в суд. В нормальном обществе меня отпустили бы под подписку о невыезде.

...Уверен, что это только начало похода против представителей так называемой четвертой власти. Журналистов, занимающихся экологическими проблемами, в стране не так уж много. У нас в Приморье после моего ареста никого не осталось... За годы демократии СМИ стали более свободными от власть предержащих. Но нас снова хотят “загнать в стойло”.

Григорий Пасько,

“Аргументы и факты”, 10 мая 1999

“Шпионом можно считать любого.

Дело Григория Пасько: фантастические

утечки информации, нагнетание пустых страстей,

нагромождение нелепостей

Сенсационное сообщение выдало в пятницу, 28 мая, агентство “Интерфакс-Евразия”: “Военный журналист Пасько, обвиняемый в государственной измене, причастен к деятельности иностранных спецслужб”,- считает Служба внешней разведки РФ... Поскольку речь зашла о японских журналистах, немедленно отреагировал на сенсацию и корпункт Эн-Эйч-Кей во Владивостоке. Его директор Хидэо Амма заявил: “Сотрудники Эн-Эйч-Кей... являются журналистами, и ни один из них никогда не являлся сотрудником спецслужб... Следовательно, информация “Интерфакса” является абсолютной неправдой”.

Пасько, в свою очередь, заявил, что факт оглашения данного заключения, “непонятно, на основании чего появившегося на свет и непонятно, каким УПК предусмотренного”, не может не вызывать удивления и недоумения. По его мнению, оглашенное в суде заключение свидетельствует о полной деградации СВР и незаконных методах работы ФСБ”.

Информационная служба “Новостей”, 1 июня 1999

“Я никто. И звать меня никак

Военный суд Тихоокеанского флота начал слушать дело “об измене Родине шпионом Пасько” девять месяцев назад. Когда будет вынесен приговор, неизвестно. Коллективные усилия следственной бригады из 24 (!) контрразведчиков пока поспособствовали разве что карьере бывшего начальника управления ФСБ по ТОФ контр-адмирала Угрюмова (он перебрался из Владивостока в Москву) и служебному росту бывшего старшего следователя, руководителя бригады “поимки преступника”, капитана Александра Егоркина (он теперь начальник следственного отделения флотского УФСБ).

...Егоркина тоже вызывали в суд. И показания капитана вызвали бурный восторг адвокатов Пасько, поскольку следователь откровенно “плавал”. На вопрос судьи: “Почему японские журналисты Такао и Тадаши (которым Пасько якобы передавал секретные документы) ушли от ответственности?” - капитан Егоркин чистосердечно проговорился: “У нас не было доказательств, достаточных для возбуждения уголовного дела в отношении японцев”.

- А как вы объясните наличие десятков фактических несоответствий обвинительного заключения материалам дела? - продолжил допрос изумленный судья.

- Это технические ошибки, - отбился Егоркин.

- Вас предупреждали об уголовной ответственности за незаконное возбуждение уголовного дела в отношении заведомо невиновного человека? - видимо, уже в сердцах резанул судья.

- Конечно, нет, - засмеялся Егоркин.

Он знает, что в Приморье чекисты всегда смеются последними.

Из досье “КП”:

Отец А. Егоркина - контр-адмирал Николай Егоркин в начале 80-х прославился тем, что поймал террориста, замыслившего убить члена ЦК КПСС, первого секретаря крайкома партии Виктора Ломакина. Обвинительное заключение визировано Егоркиным-старшим и являет буйство чекистской фантазии. Карабин с глушителем и оптическим прицелом, радиоуправляемые мины под трибуной на площади... И честный патриот, некто А. Мельничук, пытавшийся отговорить террористов Касьянова и Буркова. Их осудили. А через несколько лет (пришла перестройка) оправдали.

“Недозволенные методы ведения следствия”, “новые данные доказывают невиновность”, “из-под стражи освободить немедленно”... А некто Мельничук оказался порученцем Особого отдела КГБ СССР по Приморской флотилии или, проще говоря, провокатором егоркинской контрразведки.

Не зря Егоркин-младший чувствует себя уверенно. Папа не только не пострадал - вырос в должности, а подстрекатель Мельничук получил направление в Высшую школу КГБ. Оправдание Касьянова и Буркова осуждением ни для кого не стало...

По разработке Угрюмова-Егоркина (или кого там еще?) Пасько готовил и осуществлял “шпионаж” в 1994-1997 годах. В Приморье хорошо помнят это время: в полном разгаре распродажа Тихоокеанского флота - уплывают за границу со всеми своими военными тайнами авианосцы “Минск” и “Новороссийск”. А командующий ТОФ Игорь Хмельнов под грохот взрывов на флотских арсеналах становится начальником Главштаба ВМФ России. Но контрразведчикам некогда следить за растаскиванием государственных секретов оптом и в розницу - идет “разработка” журналиста Пасько. Да и последняя новость на фоне судебного процесса не стала сенсацией: а ведь в Индию продан на металлолом уникальный, спущенный на воду всего 15 лет назад, корабль-разведчик “Маршал Неделин”.

- Запусти нас сейчас на него, мы там много чего накопаем, обязательно уплывут какие-нибудь секреты, - уверен бывший начальник разведки ТОФ контр-адмирал в отставке Юрий Максименко.

Специалисты утверждают, что с утратой “Неделина” в космическом щите нашей Родины образовалась дыра.

Не слышно никакого шума и вокруг списания крупнейшего штабного корабля ТОФ атомохода “Урал”. Он вместе с бригадой кораблей разведки “держал” 7-й флот США, десятки тысяч объектов - от Северного Ледовитого океана до Адена. Сегодня, свидетельствуют разведчики, все это порушено. Кем же? Опять Пасько?

Краса и гордость флота уплывает за бугор, а ржавый Т-5 с жидкими радиоактивными отходами на борту по-прежнему стоит под боком у Владивостока в одной из закрытых бухт. Установка по переработке отходов (построенная, кстати, на деньги японцев, насмерть перепуганных, в том числе и репортажами Пасько) до сих пор не работает. Так кто же и с кем изменяет сегодня Родине?

...Полтора года назад... Угрюмов в интервью “КП” обещал разоблачить в штабе ТОФ целую агентурную сеть. Но генералы и адмиралы, дававшие журналисту Пасько информацию и документы для его публикаций, на суде узнали: уголовные дела против них прекращены. Пасько был и остается единственным обвиняемым.

За что же в таком случае сидит “шпион”-одиночка? За то, что многих и многое разоблачал в своих публикациях, считают одни. За то, что ФСБ решило громко напомнить о своем существовании. Самые глубокие аналитики углядели даже спровоцированный на высшем уровне повод... не отдать Курилы японцам...”


“Комсомольская правда”, 17 июня 1999

“А в это время

Несколько дней назад Григорию Пасько была присуждена высшая награда Всероссийского конкурса журналистов “Экология России-98” - “Золотая Ника” с формулировкой “за проявленное мужество в защите окружающей среды”. Как сказал в интервью “КП” председатель жюри - декан факультета журналистики МГУ Ясен Николаевич Засурский, “кандидатуру Пасько на вручение этой награды предложил я, потому что Григорий сделал важный вклад в защиту окружающей среды. К тому же я считаю, что в отношении его совершенно необоснованно проводится судебное разбирательство...”

“Комсомольская правда”, 17 июня 1999

“Экспертиза подтвердила

фальсификацию документов в деле Пасько

На возобновившемся после длительного перерыва судебном процессе над корреспондентом газеты “Боевая вахта” Григорием Пасько были оглашены результаты технической и графологической экспертизы фигурирующих в деле документов. Специалисты подтвердили подозрения адвокатов. На одном из листов обнаружены подписи не понятых, а каких-то иных лиц. На другом запись сделана разными авторучками. По мнению защитника Анатолия Пышкина, теперь в соответствии с законодательством рассматривавшиеся документы не могут служить основой для вынесения обвинительного заключения. Это также является дополнительным свидетельством того, что дело сфальсифицировано”.


“Известия”, 22 июня 1999

“Прокурор требует для Пасько 12 “строгих” лет

Признать журналиста капитана 2 ранга Григория Пасько виновным в государственной измене и лишить его свободы сроком на 12 лет с отбыванием в колонии строгого режима, а также лишить его воинского звания и наград потребовал... представляющий на этом процессе государственное обвинение полковник Константин Осипенко.

Как сообщил адвокат Григория Пасько Анатолий Пышкин, ...защита “была поражена поверхностным анализом доказательств по делу”. По мнению г-на Пышкина, “прокурор ограничился зачитыванием отдельных пунктов из обвинительного заключения... Совершенно не были учтены и не прозвучали в речи доказательства, исследовавшиеся в судебном заседании”.


“Владивосток”, 29 июня 1999

“Награда Григория Пасько вручена его жене

Накануне возобновляющегося 7 июля заседания военного суда по делу обвиняемого в шпионаже... Пасько адвокаты подсудимого провели пресс-конференцию. По их мнению, никаких доказательств виновности их подзащитного не прозвучало. Защитники не уверены и в объективности судебного разбирательства. Так, в ответ на просьбу адвокатов вручить Пасько “Золотую Нику”, присужденную ему коллегами за мужество, судья ответил отказом и, по их словам, заметил, что вручить ее можно будет после суда в следственном изоляторе. На основании этой оговорки защита готовится к худшему - к вынесению обвинительного приговора.

Профессиональная награда журналистов “Золотая Ника” была вручена во время пресс-конференции жене Пасько Галине Морозовой”.


“Известия”, 7 июля 1999

“Коллеги Григория Пасько выслушают приговор

Суд над военным журналистом... вступил в завершающую фазу. Как сообщил на встрече с журналистами председатель военного суда ТОФ генерал-майор юстиции Сергей Волков, в конце этой недели будут завершены выступления защиты, после чего определится дата вынесения приговора.

...По предварительным данным, число желающих присутствовать на приговоре представителей СМИ уже превышает вместимость зала заседаний... Некоторые считают это нарушением прав и закона, однако, как заметил генерал-майор юстиции, “надо исходить из наших возможностей. Не можем же мы выносить приговор на центральной площади города”.


“Владивосток”, 7 июля 1999

“Григорий Пасько - узник совести

Правозащитная организация “Международная амнистия” считает, что информация, которую опубликовал Григорий Пасько, не является угрозой национальной безопасности России.

“Международная амнистия” считает, что Пасько является узником совести, задержанным за мирное осуществление своего права на свободу слова. Поэтому он должен быть немедленно освобожден и все выдвинутые против него обвинения сняты”.

Джон Виллс, Челтенхэм, Англия,

“Международная амнистия”,


“Последнее слово о свободе слова

Это дело не уголовное, с точки зрения уголовного процесса, проще дел я не встречал”, - считает Анатолий Пышкин. Анализ собранных по делу доказательств провел и Ярослав Герин. Он добавил, что “уголовное дело возбуждено без достаточных данных, вытекающих из требований УПК, пункты обвинения подлежат исключению... Они получены с нарушением действующего законодательства и не охватываются признаками состава преступления в соответствии со статьей 275 УК РФ”. Нет ни субъекта, ни объекта... Человека, по сути, уничтожали в социальном и правовом плане.

Юрий Максименко, общественный защитник, также заявил, что “дело - трагическая профанация. Однако оно не только ударило по Пасько физически, но и подняло его на уровень героя. Судить надо не его, а некоторых фальсификаторов и сторонников обвинения ни в чем не повинного человека. Мне стыдно за наше государство”.

После этого Александр Ткаченко зачитал текст выступления Григория Пасько, который прозвучит во время его последнего слова на судебном заседании. В нем, в частности, говорится: “Настоящее уголовное дело - это не дело по статье о государственной измене. В судебном разбирательстве о ней речь практически не велась. Все... касалось исключительно моей профессиональной деятельности. ...В нашей стране уже нет понятия “свобода слова”, существует только шпиономания.

...Уголовное дело войдет в историю как проявление сталинского режима. Обвинительный приговор будет актом торжества беззакония и произвола”.



“Владимир Путин: “Государственный переворот

России не грозит”

- Если нельзя назвать новых громких имен, давайте хотя бы остановимся на “старых” шпионах - мы имеем в виду Обухова, Пасько, Моисеева, Никитина...

- Да, вокруг этих персонажей по-прежнему много шуму. Но, считаю, в данных случаях наше ведомство поступает, исходя из государственных интересов”.

“Комсомольская правда”, 8 июля 1999

Комментарий: Теперь “ведомство” Путина намного шире - целая страна. А Никитин оправдан, а Пасько судом не признан шпионом... Как теперь быть с “государственными интересами”? В чем они?

“Дело “экологов”

69-летний Владимир Сойфер, доктор наук, специализирующийся в области ядерной океанологии, лишен допуска к работе с секретными документами. Его загранпаспорт аннулирован. Управление ФСБ по Приморскому краю провело обследование его квартиры и рабочего места в Тихоокеанском институте Дальневосточного отделения РАН. Лаборатория, которой заведует Сойфер, опечатана”.

Олег Жунусов, Екатерина Глебова,


“Подозревают Сойфера - метят в Сороса?

У Сойфера сложились очень непростые отношения с командующим ТОФ адмиралом Захаренко... Независимые наблюдатели усматривают прямую связь по линии Пасько-Данилян- Сойфер”.

Сергей Лесков,


“Журналисту Григорию Пасько дали последнее слово

Вчера, 16 июля, в военном суде Тихоокеанского флота... Пасько было предоставлено последнее слово. В своей речи... Григорий дал жесткую оценку нарушениям в ходе ведения следствия и работе органов прокуратуры.

...По мере приближения судебного процесса к завершению атмосфера вокруг Григория Пасько все больше накаляется. Увеличилось количество вооруженной охраны, сопровождающей журналиста в суд. Кроме того, наручники теперь Григорию защелкивают за спиной. На вынесении приговора, которое состоится 20 июля в 12.00, планируется присутствие 20 автоматчиков...”

Лада Глыбина,

“КП” на Дальнем Востоке”, 17 июля 1999

“Я виновен лишь в том, что честно выполнял

свой долг журналиста

Несмотря на уверенность в своей правоте, защита готовится к худшему и ожидает обвинительный приговор. “В России до сих пор не выносились оправдательные приговоры в отношении лиц, обвинявшихся в государственной измене”, - отметил один из адвокатов Пасько. Защитники намерены добиваться оправдания своего клиента во всех последующих судебных инстанциях, включая Международный суд по правам человека в Страсбурге”.

Денис Демкин,

“Коммерсант”, 17 июля 1999

“Вместо последнего слова

Завтра, 20 июля, военный суд ТОФ вынесет приговор владивостокскому военному журналисту Григорию Пасько, обвиняемому в государственной измене. На последнем заседании суда в пятницу Пасько выступил с последним словом.

По словам адвоката Анатолия Пышкина, в текст последнего слова, переданный в СМИ, сам журналист внес существенные изменения. В первую очередь они касались нарушений, допущенных органами контрразведки в ходе предварительного следствия. “Выступление Пасько было аргументированным и жестко-наступательным, - сказал корреспонденту газеты “Время” общественный защитник Пасько Юрий Максименко. - Журналист попросил считать его последнее слово заявлением в суд на неправомерные действия особистов”.

Пятничное заседание стало одним из самых коротких в процессе: оно продолжалось 1 час 15 минут. Однако перед его началом были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Пасько провели в зал суда через черный ход, впервые застегнув наручники на руках за спиной. По обычным нормам таким образом конвоируют только убийц и лиц, склонных к побегу. Во вторник эти меры будут еще более усилены: сопровождать журналиста в суд будет конвой из 20 автоматчиков. “Настроение у Григория в связи с этим не из лучших, но он держится как мужественный человек”, - говорит Анатолий Пышкин.

...Адвокат убежден, что в любом случае это дело будет рассматривать военная коллегия Верховного суда РФ”.

Дмитрий Чернов,

“Время МН”, 19 июля 1999

“Секретная грязь

Владивостокские чекисты нашли нового погубителя Родины. Им оказался 69-летний Владимир Сойфер... От своего лица выступил только начальник военной контрразведки флота контр-адмирал Николай Соцков. И только для того, чтобы напрочь отмести всякую связь дела Сойфера с завершающимся на днях судом над Григорием Пасько и заверить общественность, что “ни командование флота, ни УФСБ не препятствуют никому проводить исследования, касающиеся состояния окружающей среды”. В самом деле - они только не дают использовать их результаты”.

Б.Ж. “Итоги”, 20 июля 1999

“Григорий Пасько освобожден из-под стражи

в зале суда

...Оправдательного приговора по уголовному делу о “шпионе” Пасько не получилось, но извлеченная приморскими чекистами из недр советской системы, доселе безотказно работающая статья 275 (государственная измена в форме шпионажа) впервые за всю историю отечественного правосудия была заменена другой - 285-й (злоупотребление служебным положением). По ней Гришу приговорили к трем годам лишения свободы в ИТК общего режима, но поскольку почти два из них он уже отсидел да плюс нынче амнистия, - ура, свободен!

В такое не верил никто. Кроме Гришиной жены... Интуиция любящей жены оказалась вернее всех умных прогнозов. А вера в лучшее - сильней стараний следственной бригады Приморского управления ФСБ по Тихоокеанскому флоту во главе со сделавшим себе карьеру на “шпионе Пасько” капитаном юстиции Александром Егоркиным. Я звонила ему до решения суда - он, сказав, что следствие чувствует себя уверенно, просил подождать с интервью. Мол, поговорим после приговора. Звоню теперь:

- ... Вам уже сообщили, что Пасько - не шпион?

- Да, я знаю, таково решение суда.

- Ваши комментарии?

- Ничего не скажу. Разговаривать с вами будем в суде.

Ничего себе. Это что ж, иначе как в суде и на следствии они с журналистами уже не беседуют? Впрочем, он пугает, но уже не страшно. Во-первых, подсудимый Пасько обозначил свое последнее слово как обращение в суд о совершении в отношении него преступления “негодяями из ФСБ и военной прокуратуры флота”. Во-вторых, военный суд ТОФ, кроме решения по делу, вынес частное определение в адрес руководства управления ФСБ по ТОФ с требованием расследования обстоятельств фальсификации и определения виновных. Прецедент по ископаемой статье 275-й создан. Кассационную жалобу, настаивающую на оправдательном приговоре, Пасько, скорее всего, подаст. Значит, будем надеяться, истории о военном журналисте - “лазутчике и шпионе” - еще не конец”.


“Комсомольская правда”, 21 июля 1999

“Григорий Пасько на свободе

Приговор по громкому делу Пасько, которое тянулось с ноября 1997 года, - это вполне очевидный политический компромисс. Процесс оказался в центре внимания СМИ и правозащитников, потому что слишком напоминал некое политическое действо. Слишком одиозно звучало первоначальное обвинение... Слишком прозрачные ассоциации возникали хотя бы по той причине, что дело вела ФСБ. Чересчур ретивым оказалось и обвинение на процессе, запросившее для Пасько 12 лет лишения свободы, т.е. по высшему пределу санкции статьи, - и это в отношении ранее несудимого человека, по делу, где имелись откровенные процессуальные нарушения!

Обвинительный приговор суд вынес скорее из корпоративно-политической солидарности с “органами”. Однако испугавшись бурной реакции общественности, переквалифицировал действия Пасько таким образом, чтобы была возможность его амнистировать”.

Андрей Колесников,


“Пасько на свободе. Вспомним судью

...Бывало, что в ходе процесса подсудимый и его адвокаты обижались на судью. А Савушкин им в ответ: “Вы меня не знаете. Вы бы посмотрели, какие дела я вел...”

...Пасько просто использовал свое служебное положение офицера, чтобы быть журналистом. Там, где корреспондент городской газеты натыкался на пост вооруженной охраны, капитана второго ранга

проводили под белы рученьки. Но это не означает, что статьи Григория были на голову выше материалов “гражданских журналистов”.

...Судья Савушкин наказал Пасько именно за то, что он злоупотребил доверием Тихоокеанского флота.

...Что теперь? Пасько назвал чекистов “ублюдками”. Чекисты утерлись. Пора платить по счетам адвокатам. Отрабатывать международную известность...”

Сергей Лаврухин,

“Московский комсомолец” во Владивостоке”, 22-29 июля 1999

Комментарий: Через пару дней, обнаружив эту статейку в местной газете, мы с адвокатами без труда определили автора. И позвонили ему, спросив, отчего это он свой пасквиль подписать побоялся?

Успокойся, дружок! С такими, как ты, ЭТОГО не произойдет никогда. Ты даже петь собственным голосом не можешь.

...А насчет судьи я тебя разочарую: беспомощней, чем он, в юридических вопросах судьи не сыскать. И мы дождемся того дня, когда Савушкина вышвырнут из судейской мантии. Не знаю, как ты, а я ждать умею...

“Это не победа, а кость, брошенная Пасько

и всем нам”, - считают адвокаты

военного журналиста

Так же считает и сам Григорий... Ситуация во Владивостоке сродни пословице “Нет пророка в своем отечестве”: по Гришиному домашнему телефону звонит сегодня весь мир - свои же отказали в зале Дома офицеров флота для проведения пресс-конференции. И... не пустили в тюрьму - попрощаться с народом и забрать пожитки.

Решением суда снят арест с имущества, но Пасько все еще “никто” - его документы приобщены к уголовному делу. Не возвращены пока и “орудия преступления” - фотоаппарат, диктофон, факс, автомобиль...

- Мое уголовное дело, - говорит Григорий, - будет возвращено туда, откуда вышло, с грифом “хранить вечно”. Чтобы никто из нас больше не сел, будем добиваться оправдательного приговора”.


“КП”, 23 июля 1999

“Дело Пасько еще не окончено

Анатолий Пышкин, адвокат: “...Перед судом мы обсуждали и эту 285-ю статью. Было очевидно, что Григорию не может быть предъявлено это обвинение - он не является должностным лицом. И второй обязательный элемент статьи - причинение вреда интересам граждан, организаций, государства. Даже из приговора было слышно, что никакого вреда не было и быть не могло...”

Григорий Пасько о приговоре: “Я не могу считать заключение суда нашей победой. Победа была бы, если бы авторы моего “дела” - надзирающий прокурор и другие - были осуждены за незаконное возбуждение уголовного дела, фальсификацию доказательств, укрывательство преступлений, и по каждой статье с максимальным сроком. А из приговора можно было понять: он все-таки шпион, этот Пасько, но мы его пожалели. Они бросили мне кость, но я ее не подниму, приговор будет обжалован...”

О ФСБ: “За 20 месяцев в СИЗО я имел удовольствие общаться примерно с сотней людей оттуда. 24 человека - следственная бригада, 20 человек - конвой... Только один раз я встретил человеческое к себе отношение со стороны единственного сотрудника. А другой раз, когда я не сдержался и спросил одного из своих надзирателей, почему он такая сволочь, молодой старлей ответил: “Нас так учили”. Их так учили, и учителя их еще живы...”

Иван Власов,


“Измены не было

Прежде военный журналист обвинялся в государственной измене, однако суд переквалифицировал обвинение, признав Григория Пасько виновным лишь в злоупотреблении должностными полномочиями. Суд отклонил ряд доказательств по делу Пасько, поскольку они были добыты с нарушением закона. Выяснилось также, что как минимум два документа, составленные ФСБ при обыске, были сфальсифицированы. Суд не нашел и доказательств передачи Григорием Пасько японским журналистам сведений, составляющих государственную тайну.

...Отпущенный на свободу журналист заявил, что будет требовать пересмотра приговора вплоть до международных судебных инстанций”.

“Эксперт”, 26 июля 1999 >

“Долг журналиста и долг офицераВ принципе, задолго до своего ареста я много раз говорил о том, что понятие “военная журналистика” с точки зрения здравого смысла вообще сомнительна, как сомнительны, на мой взгляд, военные музыканты, юристы, врачи, артисты, спортсмены...

Журналист виновен априори, если он военный и если он решил работать не по приказам, а по законам. Интересно, скольких еще нужно посадить в тюрьму, чтобы в России хоть кто-то обратил внимание на военную журналистику?”

Григорий Пасько,

“Время “МН”, 27 июля 1999

“Экспансия ПЕН-клуба на Дальнем Востоке

Добротная писательская тусовка... Пресс-конференция в честь свободы слова с участием журналиста Григория Пасько и крупнейшего русского писателя Андрея Битова.

Андрей Битов: “...Русский народ, мятый, битый и замученный, подозрителен по природе. А ПЕН-клуб - подозрительное слово... Да и сама свобода слова - занятие отнюдь не безопасное. Так, Пасько приобрел опыт, который считался несуществующим. Он думал, что в России не преследуют за слово. А вообще же, позиция чистого правозащитника часто кончается психической болезнью. Поэтому я немного боюсь за Григория. Но у меня есть надежда, что этот молодой талантливый человек не станет больным правозащитником. Надо прежде всего заниматься текстами, текстами...”

Андрей Вороной,


“Обвинение и защита Григория Пасько

обменялись “нотами протеста”

Государственный обвинитель, не согласный с квалификацией судом деяний Григория Пасько, настаивает на том, чтобы военная коллегия Верховного суда РФ отменила приговор и направила дело в военный суд ТОФ на новое рассмотрение.

...Прокуратура и следствие настаивают на том, что процесс над Пасько ни в коем случае не носит “политического характера”. Защита же, со своей стороны, настаивает, что “уголовное дело - субъект домыслов, провокаций со стороны ФСБ”.



“До встречи в Страсбурге. Тихоокеанские

контрразведчики и адвокаты Григория Пасько

намерены стоять на своем до конца

Очень мягким назвал начальник УФСБ по ТОФ... Соцков приговор военному журналисту... Комментируя заявление Соцкова, глава Фонда защиты гласности Алексей Симонов заявил, что он “очень благодарен Соцкову за высокую оценку нашего труда”. Симонов назвал абсурдными утверждения о давлении на суд средств массовой информации, сообщив, что рассматривающий дело судья не раз лично заявлял, что “не читает газет и не смотрит телевизор”. Симонов заявил также: “Обвинение беспрецедентно. Журналист не является должностным лицом, а следовательно, его нельзя обвинить в должностном преступлении”. Глава Фонда защиты гласности считает, что “то, что делал Пасько, должны делать экологические отделы ФСБ...”.

...Говоря о перспективах рассмотрения кассационной жалобы обеих сторон, Пасько предположил, что, скорее всего, его дело будет принято к изучению лишь после того, как станут известны результаты выборов в Госдуму. По убеждению журналиста, новый расклад политических сил может напрямую повлиять на решение Верховного суда. Однако Пасько относится к этому спокойно - по его словам, “рано или поздно обвинительный приговор по любой статье, которые они на меня навешивают, будет отменен. Не здесь, так в Международном суде в Страсбурге”.

Григорий Санин,

“Сегодня”, 11 августа 1999

“Путин знал все

Дело Пасько - самый крупный за последнее время проигрыш ФСБ. Обвинение в измене Родине рассыпалось на глазах.

- Свое освобождение вы как-то связываете с приходом Путина? Может, он знал о своем скором назначении и не хотел, чтобы за ним тянулся такой шлейф?

- Нет, скорее, это связано - если логика ФСБ вообще поддается объяснению - с американским визитом Степашина. Обо мне прошла статья в “Нью-Йорк таймс”, было несколько пресс-конференций. Ситуация ведь и в самом деле абсурдная: чтобы арестовывали настолько ни за что, чтобы следствие велось с такими процессуальными нарушениями, - подобного случая давно не было. Видимо, Степашин должен был приехать не с пустыми руками, продемонстрировать хоть какое-то внимание к правам человека. Путин был в курсе ситуации и ничего не предпринимал.

- Он действительно все знал?

- Не мог не знать. Сначала лично к нему обратился Русский ПЕН-центр - писательская правозащитная организация. Он не отреагировал... Думаю, это типичный представитель “славного” чекистского племени, для которого честь мундира превыше всего. Он прекрасно знал, какими методами стряпалось мое дело. И ничего против этих методов не имел... И я не думаю, что сегодня кого-то из наших руководителей волнует справедливость”.

Встречался Дмитрий Быков,

“Вечерний клуб”, 21 августа 1999

Часть III

Наум НИМ

ГАМБИТ ПАСЬКО (правозащитный этюд)

Предуведомление

Этот текст меня попросил написать Алексей Симонов. Он предположил, что в опыте защиты журналиста Григория Пасько (в частности, в опыте работы Общественного комитета в защиту Г. Пасько) есть полезная составляющая. Он надеется, что из этого опыта можно будет выделить некоторые практические методы, пригодные для завтрашней защиты какого-то другого коллеги, попавшего под пресс властного произвола. Надо сразу сказать, что такая надежда - единственная полезная составляющая, которую можно было пронести (и сохранить) через многомесячные попытки защиты Г. Пасько. Но это характеризует не усилия Общественного комитета, а только самого Алексея Симонова. В основном именно из-за этой трогательной особенности я не мог огорчить его отказом. Теперь вот его огорчит сам текст. Потому, что наш опыт - это опыт бессилия.

Опыт бессилия

Григория Пасько арестовали 20 ноября 97-го в аэропорту Владивостока по его возвращении из Японии. ФСБ сообщило об этом с плохо сдерживаемой радостью. Самое мутное - это сведения о документах, которые у журналиста забрали неделей раньше при его вылете в Японию. Чекисты упоминают об этих документах, как об уликах шпионской деятельности: мол, предотвратили вывоз и передачу секретных сведений. Допустим, что так. Странные какие-то чекисты: изымают у отлетающего человека секретные бумаги и все-таки выпускают этого подозрительного субъекта в Японию. Предположим, что у них были какие-то свои таинственные соображения. Но если Пасько и вправду шпион, то надо быть последним идиотом, чтобы после ареста секретных бумаг вернуться обратно...

Через неделю появилось обращение Пасько, переданное из тюрьмы. По всему видно, что новая шпионская история оборачивается очередной фальшивкой ГБ. Хорошо, что там, во Владивостоке, нашелся такой человек, как Андрей Кубанин. Энергичный эколог видит сам и хорошо демонстрирует всем нелепые противоречия в информации из ГБ.

Но чем может помочь Кубанин (да и кто бы то ни было)?

Придут, заберут и - все. Никто не в состоянии защитить. Вся правоохранительная система страны как бы сразу забывает свои внутренние междоусобицы и дружным возмущением встречает любые попытки усомниться в правильности заглота (и размолота) очередной жертвы.

Разумеется, если у жертвы (или у ее защитников) есть высокопоставленные связи и просто личные возможности влияния во властных коридорах, то в этом случае репрессивный механизм работает не по стандартной программе. Но самозащита этих жертв, как и предыдущая их деятельность в расцвете властных связей и полномочий, - ни краешком не направлены на устранение произвола правоохранительных институтов. Только - на собственное спасение. Это, как правило, не про нас.

О тех случаях, когда защита нужна человеку, находящемуся на свободе, тоже не будем говорить, так как у вольняшки есть те же возможности, что и у любого его защитника.

Этих возможностей - наперечет. Можно писать заявления и жалобы, искать умного адвоката, стучаться в СМИ, добиваться приемов, молиться, заняться магией... Любое из указанных действий будет

практически одинаково способствовать успешной защите от неправедного следствия и суда. Против вас сплоченная стая, и именно ваши попытки разоблачения произвола (вы ведь ищете управу на гонителей) служат все большему сплочению ваших противников.

Но если вас обвиняют в несовершенной государственной измене, то против вас - само государство. Представьте, что супруга обвиняет вас в измене на том лишь основании, что, по ее мнению, вы ее любите не так, как ей надо. Такая же логика и у обвинителей, выступающих от имени государства.

Вот если бы это было не совершенное вами убийство... (там все-таки еще сохраняется стремление не только к раскрытию дела, но и к выявлению истинных виновников), но об этом остается только мечтать.

Никаких нарушений законности

Вы где-то слышали, что ни следствие, ни суд, ни методы содержания человека под стражей не имеют своей целью унижение человеческого достоинства и причинение страданий. И можете убедиться - действительно цели причинять страдания нет. Есть другие цели. Добиться признания, сотрудничества, необходимого трепета и почтения. Сделать так, чтобы этот гад-обвиняемый прекратил донимать всех своими заявлениями и жалобами. Добиться, чтобы он согласился с выводами следователя и перестал умничать, доказывать, нудеть, требовать невесть чего. В общем - цели понятные. Методы их достижения - отработанные. А если эти методы кому-то причиняют страдания или унижают чье-то достоинство, то не надо иметь столь тонкую натуру, чтобы терять свое достоинство от пары обычных матюков. Специально унижать? - Такой цели точно ни у кого нет. И потому - никаких нарушений законности не допускается. (Подумаешь! “слоника” ему выдали, а он нам тут про страдания... Страдалец хренов...)

Но у вас еще остаются иллюзии. Вам что-то мерещится про задачи прокуратуры по обеспечению законности. Вы сочинили заявление, отправили его и в надежде считаете дни до положенного ответа...

Когда-то мне довелось пару месяцев просидеть в одной камере с работниками правоохранительных органов. Следователи, видимо, решили, что мое антисоветское воздействие лучше направить на этот контингент. Это было в Новочеркасской тюрьме в пору ранней зари перестройки. Секретарь Ростовского обкома, боясь не успеть за новыми направляющими идеями, начал чистку всего управленческого аппарата области. Кампания проводилась масштабно, и “ментовская хата” тюрьмы была набита под завязку. Был там и районный прокурор.

Он рассказывал про свою работу с заявлениями граждан. Эти бумажки никто никогда не читал. Помощник сортировал их по датам поступления и при подходе установленного законом срока давал прокурору на подпись один из двух стандартных ответов. “Для проверки всех обстоятельств ваше заявление переадресовано...” (адрес именно той организации, на которую жалуется заявитель) и “Проверкой, проведенной по вашему заявлению, никаких нарушений законности не обнаружено” (это в случаях, когда заявление извещает о произволе в собственной епархии прокурора).

Но в тюрьме прокурор оказался совсем не из-за такого вот исполнения своих обязанностей. (Коллеги, завистники, донос, взятка - стандартный набор.)

С тех пор если и произошли существенные изменения в практике надзора за соблюдением законности, то лишь те, при которых на ваше заявление могут вообще не ответить. А уж абсолютное пренебрежение сроками, оговоренными законодательством для подобных ответов, - это как “здрасте”...

В общем, через пару месяцев вы уже не будете обмирать сердцем, получая конверт из очередной прокурорской конторы. Перед вами стена. Бессмысленно стучаться в нее своими заявлениями и жалобами.

...Первые ответы на мои заявления по делу Пасько начали приходить через три месяца. Толку никакого, но все фиксирую. По подписям можно начинать составление личного списка глубоко неуважаемых соотечественников.

Встал, умылся - пиши заявление

Каждый полученный ответ становится поводом для нового заявления: теперь уже на действия (точнее, бездействие) того чиновника, который прислал очередную отписку. Эта бессмысленная переписка растет снежным комом. Даты отправки заявлений, даты получения уведомлений, ответов. Лень вести

точный учет, но приходится продолжать тобой же и затеянную бюрократическую тягомотину. Отказаться от нее под предлогом явной бесполезности такой бумажной баталии - это все равно что расписаться в собственном недоумстве (заранее, что ли, не знал про эту бесполезность?). Так что пиши, фиксируй, следи за точностью, не превращай эту писанину в способ самовыражения, относись спокойно и даже иронично к этому своему занятию. Каждое заявление - максимум страница. Первый абзац извещает о деле, по которому пишется заявление, и о необходимости читать второй абзац, второй - о сути допущенных беззаконий, третий сообщает, что именно должен предпринять адресат для устранения беззаконий, о которых говорится во втором абзаце. Для собственного удовлетворения можешь выплеснуть толику сарказма. Только не украшай эту свою баталию знаменами праведного негодования. Ввязался ты в нее по недосмотру, ведешь по необходимости и, главное, - найти способ (время и повод) соскочить с этой бессмысленной карусели внутри глухих стен. Но соскочить - не теряя лица и не соглашаясь с каменной правотой произвола.

Понимать и не принимать. Напиши эти слова для памяти, чтобы случайно не забыться в каких-то более удобных истинах, и - начинай день с очередного заявления. Отправил, занеси в кондуит дату, адресата и, во избежание слишком серьезного отношения к себе и к своей баталии, повтори очевидное: “Что толку?”...

А и действительно: что толку? И даже больше. Постепенно начинаешь ощущать, что этот монотонный обстрел глухих учреждений невесомым сором всевозможных заявлений превращается лично для тебя в процесс саморазрушения. Хоть расшибись в кровь и сдохни - ни морщинкой не поколебать каменную правоту.

Это вот ощущение позволяет приблизиться к более точному пониманию ситуации. Вдруг оказывается, что во всей этой бессмысленной возне есть толк. Это понимаешь по той самой реакции: хоть сдохни. По тому, как сначала никто вообще не принимал всерьез твои бумажонки и даже не считал нужным на них отвечать. По дружным повторениям - все в порядке - в посыпавшихся ответах.

Вся эта война - всего лишь песчинка, пытающаяся пробить стену. И одновременно - песчинка, угрожающая оставить неприятный след в чьем-то безупречном личном деле. Ты разбиваешь своими заявлениями монолитную стаю подручных произвола в отдельные персоналии. Вся стая, разумеется, горой за своего подельника, но где-то ведь при своих разборках за льготы и звездочки твоя пылинка тоже может обернуться кому-то недосмотром, халатностью и т.д. Не потому, разумеется, что такой-то имярек допустил беззаконие, а только потому, что стал виновником лавины жалоб и заявлений. Бумажные душонки родимых чиновников это чуют всем опытом сгинувших поколений.

Другими словами, твои заявления не в силах реально помочь тому, кого ты защищаешь, но для его гонителей они явно обозначают врагом лично тебя. И это уже помощь.

Ты отвлекаешь внимание. Ты мешаешь измочалить жертву втихую и без помех. Ведь в непосредственный контакт с намеченной жертвой вступает не какая-то безымянная стена, а отдельные люди - практические исполнители. Вот их ты и отвлекаешь. Сладостно, конечно, разойтись во всю силу власти, поиздеваться над беззащитным, показать ему - мать-перемать - кто он такой. Но сладостно лишь в темноте личной неразличимости, чтобы всегда можно было отмазаться (не знаю, не видел, не участвовал). А именно этому ты и мешаешь, выделяя их из общего пресса в отдельные лица. И в этом - твоя помощь.

Вряд ли кто-то решится применить особые приемчики тюремного воздействия: пресс-хату, туберкулезный карцер, “слоников” и “ласточек”, лишение передач под видом карантина, пытку морозом и т.д. Все это теперь явно грозит витком очередных заявлений и протестов.

И, повторюсь, не потому, что так уж страшны им твои разоблачения в плевых твоих бумажках. Им страшнее собственные разборки, и ты даешь основания сделать так, чтобы в них крайним оказался именно тот самый тип, который увлекался, например, недозволенными методами обращения с заключенными.

В этом - самая большая и несомненная польза всей твоей бумажной битвы. Поэтому: встал с утра - пиши заявление.

Тем более что появился и новый весомый повод.

Оказывается, доблестные чекисты перебдели (разумеется - из самых лучших побуждений). Их улов на обыске у Пасько оказался столь ничтожным, что они решились подложить в изъятые на обыске

материалы еще и ворох других бумаг, которых в протоколе не значилось. То есть следователи, по крайней мере, отдают себе отчет в том, что их времена еще не наступили и одного их квалифицированного мнения может оказаться недостаточно даже для нашего суда. Значит, надо предъявлять (проще - подложить) какие-то улики и доказательства. Похвальное рвение! Правда, настолько незаконное, что уже явно тянет на самостоятельное преступление.

Удачно все-таки, что Пасько содержат в обычной тюрьме. В том, что стены наших тюрем прозрачны, я убедился сразу же, как туда попал. Вот до этого, когда я сидел в изоляторе ГБ, - ни одна весточка не могла проскочить от меня на волю.

Но возникают другие проблемы, решать которые требуется со всей ответственностью. Вести из тюрьмы - это замечательный повод для нового витка заявлений. Причем в этих заявлениях основным содержанием - информация о преступлении мальчиков из ФСБ. Предполагаемые ответы про “все - законно” только добавляют число соучастников этого преступления. Это хорошая позиция для обстрела. Но тут же (в ответ) Пасько могут обвинить в попытке установления незаконных контактов, и это может стать поводом применения к нему особых мер воздействия (предусмотренные наказания - вплоть до карцера).

Правда, мы уже говорили о том, как неуютно становится практическим работникам лично распоряжаться репрессивными акциями, когда эти действия не слишком обоснованны и когда нет надежды укрыть их (и себя) в глухоте непричастности. А в нашем случае основания для взысканий только лишь предположительные, то есть - неосновательны. В общем, ответ в виде репрессий против Пасько маловероятен (себе дороже)...

Себе дороже

Так я решился запустить очередной виток своей бумажной битвы. Не дай Бог ошибиться, потому что такое решение может поставить под удар именно того, кого взялся защищать. Лучше бы иметь с ним быструю оперативную связь, чтобы он сам принимал решения за себя. Но до Владивостока далеко, и все решаешь сам. С Богом...

Оказывается, невесомые и никчемушные заявления кому-то мешают. Все большее количество чиновников репрессивного аппарата включается в этот круг. Их дружное “все в порядке - все законно” нацелены на то, чтобы ты остановился. Хватит. Стоит ли ради каких-то абстрактных принципов законности подвергать такому разрушению собственную жизнь?

По реакции противников все это напоминает применение самого последнего саморазрушительного оружия - голодовки. Там тоже сначала никто не реагирует. Попросту не верят. Поставить под удар собственное здоровье? - это невсерьез. Дней 8 никто и не оглянется на голодовку. Только когда уже пойдет ацетоновый дух разложения, поверят и начнут дружно убеждать, что протест необоснован, неразумен и т.д. Основная цель: показать бесполезность и вынудить отступить. Они уверены, что любой отступится, осознав бесперспективность своих усилий, тем более усилий, связанных с разрушением собственной жизни.

Под этой позицией есть достаточно веские основания. Сколько раз происходили абсурдные акции вроде конвейерных однодневных голодовок. Наверное, такие акции чрезвычайно полезны для собственного здоровья протестантов (и для их чувства самоуважения), но делу защиты от произвола они помочь не могут. И даже наоборот. Они постепенно размывают саму силу этого последнего аргумента человека, сопротивляющегося произволу.

Но этот последний аргумент - это оружие на будущее (не дай Бог применить его в запале не тогда, когда надо, и не по соответствующему поводу).

Пока ты еще от этого далеко. Ты просто запускаешь очередной круг жалоб и заявлений.

И тем не менее ты сам попадаешь в разрушительный круг. Ты последовательно и цепко прокручиваешь в своих обстрелах все инстанции и всех чинов, имеющих полномочия для восстановления справедливости. В получаемых ответах ты убеждаешься, что восстановление справедливости невозможно. Никто и пальцем не шевельнет для такого восстановления. Это знание самое разрушительное. Ты мог такое предполагать и даже предполагал. Но во всех этих предположениях все-таки есть двойное дно: мы говорим, что нет в жизни справедливости, но в подобных пессимистических оценках мы как бы имеем в виду, что да, мол, нет ее - абсолютной справедливости. Однако осознать (и убеждаться снова и снова), что жизнь в твоей

стране держится именно на несправедливости, порождает и восстанавливает ее каждым движением тех, кто причастен к управлению страной, - это чересчур губительное знание.

А если больше? В конце концов осознаешь, что прекратить несправедливость и конкретное беззаконие могут у нас только властным произволом, то есть на витке еще более беспардонного беззакония.

Окружающие очень хорошо понимают и принимают такое удобное устройство мира.

Тебя спрашивают, за что же на самом деле повязали Пасько? Ты им про несправедливости и беззакония, но это неинтересно, потому что никто из знакомых и не оспаривает твою правоту. Конечно же, произвол и сведение счетов (у нас в стране любое действие власти - произвол и сведение счетов). Но за что? Что он натворил на самом деле? Кому перешел дорогу?

Можно сказать, за что... кому... и т.д. В конце концов, можно догадаться и не слишком при этом ошибиться (ты ведь тоже знаешь, как устроена наша жизнь). Можно смоделировать причину и при этом взять самую болезненную для высокопоставленных гонителей. Например, журналистское расследование по поводу денежных злоупотреблений. Японские кредиты, списание судов Тихоокеанского флота, продажа их за бесценок... Скажи любую из этих причин, и тебе сразу поверят (и может, даже ты окажешься прав). Но не делай этого.

Потому что так ты соглашаешься именно с тем устройством жизни, в котором властвует произвол. Мол, была у чекистов веская и понятная причина заткнуть рот журналисту. И может, даже при этом они защищают не каких-то своих подельников, а само государство и государственные интересы. Ну а что защищают с помощью беззакония и расправы - так у нас это всегда и привычно.

Не распространяй эти версии. Именно потому, что так у нас и понимают устройство жизни. И принимают. Это понимание как бы оправдывает несправедливость и беззаконие в качестве допустимых инструментов достижения цели. У нас снисходительно прощают привычный произвол, если цели его вызывают сочувствие и понимание. И тем самым произвол неистребимо возрождается нами и через нас.

Не важно, какая была причина у чекистов для расправы над журналистом Пасько. Важно то, что его обвиняют в совершении преступления и следствие обязано доказать свои обвинения с полным соблюдением предусмотренных прав обвиняемого на защиту и на объективное исследование всех обстоятельств дела. Важно то, что следствие ведется с возмутительными нарушениями и подтасовками (один лишь подлог документов к материалам обыска должен был бы прекратить работу следственной бригады). Важно то, что озвученные чекистами обвинения противоречивы и неубедительны (спасибо журналисту Александру Мисаилову за его интервью с главным инициатором дела Пасько - с начальником Тихоокеанского ФСБ Германом Угрюмовым).

А кому и чем именно Пасько перешел дорогу? - наплевать. По крайней мере до тех пор, пока в Уголовный кодекс не включат статью, предусматривающую наказание за подобный переход и пока обвинение Пасько не переквалифицируют в соответствии с этой статьей.

Мне надо было остановиться хотя бы здесь. Так я бы еще оставался на достаточно удобных позициях защитника прав Пасько и собственно - права.

Но меня заклинило: я вбил себе в башку цель во что бы то ни стало защитить самого узника. Это был конец прежней жизни.

Несправедливость, в которую я воткнулся, была уже не эпизодом, а стеной, которая застила весь мир. Как могут рядом с этой стеной фонтанировать какие-то радостные проявления жизни? Они же этим как бы оправдывают само существование несправедливости (уже одним тем, что они существуют рядом с ней, совместимы с ней, нормально уживаются и не помехой друг другу). Еда, питье, развлечения и даже работа - все потеряло вкус... Я стал оголтелым.

Попросту я прошел очередной круг и не видел выхода из тупика. Пасько сидит (без малого полгода уже). Неправедное следствие упорно шьет неправедное обвинение. От всех моих баталий никакого прока. Воззвания разных организаций ухнули камешками в омут безо всякого эха. Журналистам, как правило, тема Пасько неинтересна: следствие у нас всегда шьет обвинение всеми доступными методами - это не новость. (Пасько вминают в “шпионы”, и в этом нет никакой новости для его коллег!)

Информация об отдельных эпизодах дела? сведения о подтасовках? лживые ответы от прокурорской братии? - все это тоже не новость.

Оказывается, что нет. Профессионалы снисходительно убеждают меня в том, что нужен информационный повод, а к нему еще нужна картинка. Попробуй не озвереть...

А если организовать граффити на стенах японского посольства? Или плакат по всей крыше Детского мира? Или повесить куклу Угрюмова (за неимением самого) на освободившейся от Дзержинского клумбе?..

Вы когда-либо общались с одержимым? Вам приходилось попадать в это поле невменяемости и раздражения?

Сейчас я с благодарностью удивляюсь доброму ко мне отношению моих партнеров по журналу, терпимости Алексея Симонова и сотрудников его Фонда.

Из всех статей для нас важнейшей...

Несколько лет назад из Уголовного кодекса исключили “политические статьи”, и я удивительно долго пребывал в благодушном торжестве этой замечательной победы над всесилием тайной полиции. Конечно же, я не настолько ополоумел, чтобы всерьез довериться многочисленным гэбэшным заявлениям о чистых помыслах и исключительной законопослушности. Без внятного установления и осознания ответственности этого департамента за все кровавые десятилетия их упорного труда - они просто обречены на ностальгию по своему прошлому величию.

И в стремлении к этому величию всегда есть у них на вооружении всякие кинжалы под плащами (взрывающиеся чемоданчики, услужливые свидетели, подброшенные улики несовершавшихся преступлений), но разве вся эта индивидуальная возня может сравниться с прошлыми масштабными возможностями? Разве этим можно добиться былого трепета?.. былого уважения?..

Слава Богу - нельзя. Казалось, что в рамках сегодняшних законов - нельзя.

Новый Уголовный кодекс я пролистал наспех. И статья 275: “Государственная измена” ничем меня не зацепила. “Государственная измена, то есть шпионаж...” - дальше я не читал: шпионы, явки, пароли, шифры, рации и тайники - это все не про нас.

А прочесть следовало. Статья 275 - это шедевр, это гениальный теоретический взлет отечественной карательной мысли (даже на фоне былых достижений: незабываемой 70-й статьи прошлого УК, или 58-й позапрошлого).

Для ясности восприятия я позволю себе структурировать построчно перечень наказуемых деяний, перечисленных в статье кодекса.

“Государственная измена, то есть:

- шпионаж;

- выдача государственной тайны;

- иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации...”

Это вот “иное оказание помощи” - вполне подойдет любому из нас.

Даже в торжественно исключенных из прошлого кодекса “политических статьях” формально требовалось установление того, что распространяемые вами “измышления” были “клеветническими” и “заведомо ложными”. Этого факта отечественное правосудие как раз и не могло с убедительной безупречностью установить. Но замечательная формулировка существующего сегодня закона - без единой морщинки могла бы вобрать в себя все правозащитное движение бывшего СССР.

Любая работа, связанная с грантами иностранных фондов, вообще любые контакты с иностранцами - точненько входят в рамки статьи 275 УК. Всего-то и тягот - сформулировать, какую именно враждебную деятельность в ущерб безопасности демократической России вел тот или иной фонд (или иностранец), прикрываясь лживыми благими намерениями. Это занятие как раз для профессионального уровня чекистов. Тут им не требуется и мозгами скрипеть. В братской Белоруссии, например, уже запросто сформулировали хороший шаблон по поводу вражеского фонда Сороса. Замечательные открываются перспективы с такой предусмотрительной статейкой.

Но новый инструмент еще надо обкатать. И обкатать достаточно безупречно. Надо, чтобы это вот размытое “иное оказание помощи” накрепко сцепилось в сознании граждан с определением “шпион”. Надо обкатать статейку сначала с доказательствами настоящего шпионажа, а потом совместить шпионские задания с оказанием иных услуг иным иностранцам. Два-три громких процесса, и пожалуйста - инструмент готов...

Считаете, что это болезненные фантазии? До этого не дойдет?

Тогда зачем в арсенале предусмотренных преступлений болтается этот меч? Меня не утешает то, что он ни разу еще не применялся в таком вот удобном виде. Меня беспокоит, что он есть в загашнике. Ведь применение его зависит только от таинственных процессов, происходящих внутри репрессивных институтов. Наше общество уже начисто лишено надежды контролировать деятельность своих тайных служб. Но в любой самой демократичнейшей стране - сними только с тайной службы узду общественного контроля, и тут же развитие этой службы направится к сияющим достижениям гестапо.

Это одна из причин, вынуждающих меня упереться именно здесь - на деле Пасько.

Слезы корейского лука

Наконец-то удалось прояснить мутную историю с документами, которые изъяли у Пасько при его вылете в Японию.

Это, оказывается, были сведения о социальном положении рабочих оборонки Приморского края, полученные в комитете профсоюзов работников судостроения, и сведения об использовании труда корейцев в сельском хозяйстве Приморья, полученные в Управлении сельского хозяйства администрации Приморского края.

Именно изъятие этих документов на таможне при вылете Пасько в Японию и послужило причиной ареста журналиста и возбуждения уголовного дела.

Тогда же Герман Угрюмов (шеф тихоокеанских чекистов) и объявил о разоблачении шпиона, что, мол, подтверждается документами, которые тот хотел провезти в Японию. А в апреле 98-го экспертиза установила, что документы, изъятые на таможне, не содержат сведений, составляющих гостайну. Так, значит, все дело было возбуждено безо всяких оснований. Почему же установили это только в апреле 98-го? Впрочем, спасибо и на том.

Но ведь мало этого. Документы, так громко изъятые (почти что поимка с поличным), не имели даже грифа “для служебного пользования”, вообще не имели никаких ограничений распространения. По признаниям самого председателя краевого комитета профсоюза работников судостроения Бомко, Пасько (заместитель редактора газеты) пришел к нему на договоренную встречу. Они беседовали, и Пасько записывал информацию в блокнот, и свою информацию Бомко подкреплял имеющимися у него материалами. А потом Бомко показал, что документы, на которые он ссылается, секретными не являются и безо всяких грифов ДСП. Поэтому они договорились о возможности их копирования.

То же самое произошло и в сельхозуправлении Приморского края, где Пономарев после беседы с Пасько свободно предоставил ему открытые документы об использовании труда северокорейских работников на приморских угодьях. Никаких секретов. Никаких ограничений в распространении сведений. Экспертизой все это подтверждается. Впору бы извиниться и убрать эту глупость из следственных забот (а Угрюмову признаться - да, мол, дал маху - простите и не лишайте повышения, полученного в награду за излишнее усердие).

Нет, нашим чекистам все в строку. Выкрутились и из этого. И именно в духе расширенного толкования статьи 275 - “иное оказание помощи в ущерб...” У них это теперь звучит не как раскрытие страшных секретов по заданию неведомой разведки, а примерно так: разглашение сведений (о труде корейцев) могло нанести ущерб политическим и экономическим отношениям между Российской Федерацией и КНДР.

Восхитительное умение. Хорошо бы ввести практикум и тренировать журналистов на описание любого их действия в терминах государственной измены. Например, написание этого вот текста оказалось бы “выполнением задания по сбору и разглашению сведений о методах ведения следствия по делам о государственных преступлениях, что квалифицируется законодательством как разглашение сведений, составляющих государственную тайну...”

С тайной по жизни

И самое удивительное, что это действительно так и квалифицируется. Почитайте перечень сведений, отнесенных к сведениям, составляющим государственную тайну. Следственные методы в делах о государственных преступлениях отнесены к разряду государственных тайн. Обманы, подлоги, специальные приемы оказания давления, отказ в предоставлении свидания, скармливание послушным журналистам ложных сведений и т.д. - все это следственные методы. И в буквальном понимании законодательных актов - все это государственная тайна.

И правильно. Очень рациональное решение. Потому что не огради всего этого забором гостайны - и окажется, что методы эти преступны (по меньшей мере основаны на злостном нарушении предусмотренных законом прав).

Есть, правда, одна закавыка. Чтобы инкриминировать мне разглашение этих секретов, надо сначала сделать меня секретоносителем этих тайн. Но именно здесь и следует обратить внимание на удачную формулировку секирной 275-й ст. УК (обидно все-таки, что такая удобная секира пылится еще без дела). Собственно, разглашение тайны можно предъявить только тому, кто к тайне был официально допущен. Однако никто не сомневается, что разглашение тайны наносит несомненный ущерб безопасности страны (в данном случае - безопасности ее службы безопасности). То есть разглашение тайны (не важно кем) точнехонько является тем самым “оказанием услуг”, которое упомянуто в статье.

Кому-то кажется, что уж от такого применения 275-й он застрахован? Кто-то думает, что он ни сном ни духом не имеет отношения ни к каким тайнам?

Почитайте перечень. Мы радовались себе заверениям разномасштабных гарантов о полном уважении наших прав и свобод, а тем временем незаметные труженики на все вокруг ляпают штамп гостайны.

Вот, например, все сведения, относящиеся к информации о военных и режимных объектах. По первому прочтению все понятно и разумно: военные и режимные - конечно, тайна. Не забывайте при этом, что номер танка, лупцующего снаряды по вашему дому для защиты его от международных террористов, - это тоже информация о военном объекте. И номер полевой почты, куда вы пишете письмо своему сыну (брату, другу), и номер лагеря, откуда долго не приходят ответы от вашего мужа (сына, брата), - все это тоже информация, квалифицируемая как истинное название режимных и военных объектов, то есть - государственная тайна.

А чего стоят поименованные в перечне специальные объекты. Любая информация о них - стоимость, проектирование, затраты на содержание, работы по реконструкции и т.д. - тоже гостайна. А специальные объекты это, в частности, Кремль с надворными постройками и их убранством, чиновные дачи, государственные угодья для охоты и отдыха вождей и т.д.

Но и это все мелочь. На самом деле перечень паутиной опутывает жизнь и работу любого человека. Остановка только в применении, в необходимом периоде для отладки этого чудесного механизма...

Но пока ведь никто не собирается так вот все это применять?

Во всю силу точно не применяют. А собираются? Не собираются? Не знаю. Но зачем у наших правителей заготовлена такая на нас плеть? И ведь разминаются... помахивают...

Случайно на мозоль...

А потом раздался первый звоночек. Доброжелатель позвонил в редакцию и захотел поговорить о деле Пасько. От всех умолчаний (вы же понимаете...) и недоговоренностей - знакомый запах паленой шерсти. Всего-то и смысла (со всеми паузами и междометиями), что я принимаю Пасько совсем не за того человека, которым он на самом деле является.

А я, между прочим, принимаю его за журналиста (он что - не журналист?), которого обвиняют в шпионаже (его что - не обвиняют?), причем обвиняют безосновательно (ах, здесь-то я и ошибаюсь?). А имеющиеся у меня сведения о всех нелепостях следствия? Оказывается, противоправные делишки следователей - всего лишь простительные ошибки...

Единственно ценная информация, которую мне сообщили, - это про то, что враг очень умен. Если это правда, то чекисты (особенно тихоокеанские) отнюдь не враги...

Но смысла в этом звоночке гораздо больше. Где-то в своих метаниях совершенно случайно я попал в точку.

Нетрудно перебрать все хлопоты последнего времени по делу Григория.

Статья для “Индекса” (в журнале напечатана, куда-то еще посылал и кому-то передавал - немного).

Очередные попытки склонить знакомых журналистов к активной защите Пасько (не слишком успешные, но и без прежней стены предубеждения).

Разговоры в среде правозащитников и сообщения для сведения правозащитных организаций (каждое заявление дебатируется неделями с голосованием любой запятой - документ готовится на века).

Две беседы с депутатами (на бегу, глаза косят в сторону - пустышка).

Сумбурный обмен мнений с Александром Ткаченко, будущим общественным защитником Пасько (скорее, обмен эмоций - созвучно матерных по отношению к чекистам).

Письма в международные организации правозащиты (в ответ - вежливые благодарности с вежливыми пожеланиями успехов).

Встреча со знакомым из Америки (вот это, кажется, близко...).

Старый знакомый и бывший советский гражданин меньше всего предполагал беседовать с городским сумасшедшим, одержимым непонятными и дикими заботами. Он просто хотел передать письма, приветы, спросить, как, мол, жизнь... Рассказать, как хороша его собственная жизнь и жизнь моих друзей в Штатах. Не тут-то было.

Где-то через полчаса он врубился (жил все-таки здесь), как бы даже вернулся в прошлые годы и стал задавать вполне вразумительные вопросы. Оказалось, с ним беседовать куда легче, чем, например, с журналистами. Ему не надо было объяснять, что военнослужащие - тоже люди и обладают всеми гражданскими правами. Он не порол чушь про то, что Конституция для военных - это воинская присяга, про то, что приказам начальства должна подчиняться вся жизнь офицера, про чуть ли не какое-то моральное согласие, чтоб “покарала рука товарищей” (да-да, и такое мне говорили журналисты, которых я “склонял” к защите Пасько...)

В результате мы договорились, что я сделаю и передам ему краткую справку по делу Пасько, а он позвонит своему сенатору и перешлет ему эту справку в переводе на английский. (Как это - позвонишь сенатору? - Да по телефону). Выяснилось, что позвонить-то и вправду может любой, но здесь особый случай - личное знакомство. Конечно, я притащил и справку, и “Индекс” со статьей о деле Пасько, и ворох разных заявлений. И, может быть, именно здесь я наступил на ту самую мозоль?..

А может, при встрече с руководителем Эмнисти (Amnesty International)?

Туда уже и раньше по поводу Пасько, кроме меня, обращались, по крайней мере ПЕН и Фонд защиты гласности. Но Эмнисти - это большой бюрократический механизм, и одно дело - обращения (воззвания), которые им надо как-то перепроверять, а другое - непосредственная информация по делу: по нарушениям, по голословности обвинений ГБ. Плохо, что разговаривать пришлось через случайно ухваченного за фалды переводчика, но вроде бы все было выслушано со вниманием и договорились даже, куда я перешлю ту же справку, что была заготовлена для сенатора...

Да и не суть важно - сенатор или Эмнисти. Именно такие действия ненавистны для моих врагов (все-таки врагов, хотя и не семи пядей...). Значит, туда и направим усилия.

Из-за бугра слышнее

Я совсем не считаю, что все западные деятели - сплошь сторонники демократии и поборники прав человека. Я готов допустить, что всем им без исключения плевать на Россию, на наши проблемы, на людоедские инстинкты наших властей и на все нагромождения здешнего произвола (произвола палачей и произвола жертв). Может даже, они вынашивают какие-то коварные планы, оказывая поддержку и защищая перед нашими правителями (гонителями) наши права. Может даже, все это они делают из самого оголтелого эгоизма. Например, они хотят, наконец, на свое дежурное “как жизнь?” слышать столь же дежурное “файн” вместо наших дежурных кошмаров. Не важно. Важно, что они все-таки еще это делают - выступают в нашу защиту.

Я не утверждаю, что есть какая-то связь между такими западными защитными выступлениями и маниакально-депрессивным психозом, который тут же накатывает на того властного беспредельщика, который имел касательство к данному делу. Может, и нет никакой причинно-следственной связи. Может, это просто парные события - как, например, ложь и служба в ГБ. Главное, что при всплеске (даже не очень громком) западного внимания к очередным нарушениям прав человека в России - у носителей этих нарушений сразу же портится настроение. При этом самые громкие крики прямо под боком (в родном отечестве) включая вопли самих жертв - что горохом...

Помню, как я доходил в голодовке в промороженной камере ШИЗО (другой одиночной камеры не нашлось, а, понятное дело, поместить меня вместе с кем-то еще начальство не могло, так как иначе я бы испытывал сильные страдания, наблюдая, как мои сокамерники поглощают свои пайки). Так вот, выдернули меня к начальнику лагеря, и я прямо-таки окосел в теплом кабинете. Прошу закурить, а мне, естественно, “не положено”. Нет так нет - мне и так хорошо. Тут начальник и предлагает газетку - хочешь, мол, про себя почитать?

“Если сигарету, то почитаю, а так - не хочу”. Он было начал читать сам, но, во-первых, я явно дремал (поначалу было непонятно, почему мне разрешили сесть), а во-вторых, он-таки устыдился (трудно поверить, но хозяин читал буквально по складам - может, с очками что-то было не так?).

В общем, дал мне кум (он тут же ерзал) сигарету, огонек и газетку из рук хозяина. Курю (с первой же затяжки поплыл), читаю неспешно, но и не очень внимательно. Областная газета. Большими буквами “Клеветник” и - на целый подвал. А во вступлении сказано, что в редакцию попали письма, в которых какие-то западные радетели возмущаются расправой... (интересно-то как - “в редакцию попали”). “Ну как?” - торопит хозяин. - “Нормально” (не просто нормально, а очень даже хорошо: тепло, сигарета - чего еще надо человеку?..).

Оказывается, его статейка интересовала, и был у него по этому поводу замечательный план (уж у него или у кого-то поглавнее - не знаю, но, видя, как он возбудился, я стрельнул еще сигаретку и тут уж совсем уплыл).

А хозяев план был и вправду замечателен в своем идиотизме. Ему виделось, как мы (он и я!) вместе даем отпор этой империалистической вылазке.

Я пишу что-то вроде - руки прочь! - мол, никто меня ни-ни, мне так хорошо, что дальше некуда и т.д. Хозяин же от себя пишет, как мне (и еще полутора тысячам его подопечных) здесь хорошо и, мол, руки прочь!.. Даже жалко было возвращать его на землю из этих заоблачных мечтаний. Ну и, разумеется, он был сильно огорчен, прямо-таки до психоза (да еще, видно, про сигареты вспомнил). У меня в результате его огорчения и носки забрали - так босиком и вернули обратно в мой морозильник... Но еще через двое суток перевели меня в теплоту и чистоту медчасти, а потом - пред очи комиссии из управления (тоже, кстати говоря, очень переживавшей из-за вражеских вылазок...)

Итак, ничего не изменилось. Уши наших гонителей прежним макаром вывернуты на Запад - только те голоса им слышны и только они побуждают к какой-либо реакции (в нашу сторону - непробиваемая глухота). Реакция, конечно, понятна: чтобы заткнулись, не лили грязь, не вмешивались и не мешали. Но вот сказать это так же прямо, как чувствуется, - нельзя. Значит, придется чего-то придумывать, изворачиваться, разбираться... Глядишь, придется и виновных приструнить (хорошо бы истинных виновных - виновников всего этого шума, но так разве ж утихомиришь).

Следовательно, пришло время всеми силами инициировать западные протесты в защиту Пасько. Тем более что все здешние круги пройдены. Кстати говоря, в этом процессе можно будет постоянно моделировать те самые информационные поводы, на отсутствие которых кивают коллеги-журналисты в оправдание своего бездействия.

Компания для кампании

Первым делом надо идентифицировать, что это за субъект будет взывать к вражеской общественности Запада - какие у него для этого причины и какие цели.

Итак: мы (кто?) на основании достоверной информации о следствии по делу Пасько (надо ли перечислять всю эту информацию?) имеем веские основания полагать, что целью самого следствия является не установление истины, а расправа над журналистом (может, проще? - следствие не установило ни одного факта в подтверждение выдвинутых обвинений).

По этой причине мы учреждаем Центр, целью которого (здесь прямо и нагло) является организация широкой международной кампании в защиту журналиста...

В первом приближении и в качестве рыбы сойдет...

В придачу одну страничку, поясняющую необходимость именно такого направления защиты: отсюда - туда - чтобы здесь услышали. (Самую суть того, что расписано в предыдущей главке и покороче - только пунктир...)

И еще одну страничку с примерной начальной стратегией:

- каждая акция Центра (название этому центру?) доводится до СМИ - отечественных и забугорных (доводится навязчиво и настойчиво);

- сами акции - это заявления, письма, обращения к зарубежным политикам, общественным деятелям, руководителям международных союзов и объединений;

- на первом этапе даже неважно содержание этих обращений, главное - вбить гвоздем в хронику международных событий связку: Россия - дело Пасько - произвол.

И с этими тремя страничками - к Симонову.

Можно бы обрушиться на седую голову Алексея и без такой подготовки. Слава Богу, моя оголтелость (и нетерпимость, неразрывно связанная с любой оголтелостью) не стала барьером между нами. При этом и Симонова так зацепило дело Пасько, что он сам малость посерел и даже шутит как-то с натугой и более по привычке.

В общем, к Алексею можно было идти и без бумажек. Но если у кого-то есть деловые предложения к Симонову - лучше следовать моему примеру, потому что все равно во время вашей беседы с десяток других собеседников будут витать вокруг него, и большинство из них - именно те, кто не сформулировал свои к нему надобности ни на бумаге, ни даже в голове.

Алексей будет говорить по телефону и одновременно пояснять кому-то из сотрудников фонда, что именно надо сделать вместо того, что делать не надо, и в это же время выслушивать неожиданного визитера, давать совет другому, что-то комментировать третьему...

Но все это время он умудряется читать разные бумаги. Вот туда и нужно подложить свои странички. Только не стопку, а как у меня - максимум три. И можно себе спокойно разглядывать черепах, которых в кабинете пруд пруди, так как именно эти звучноголосые создания, по мнению президента фонда, и являются символом (а может и идеалом) нашей российской гласности. Вот и сиди себе, помалкивай - благо недолго. Симонов сначала посмотрит на тебя укоризненно, а потом и уткнется в твои бумажки.

Симонов привычно берет карандаш, намереваясь тут же редактировать то, что я ему подсунул, но уже через секунду врубается. Откладывает карандаш - берет сигарету. Прочел. Решение принял, кажется, раньше, чем прочел.

Потом еще несколько минут (уже в коридоре и без помех), в которые мы как бы подгоняя (или подталкивая) друг друга, пытаемся сформулировать какие-то параметры для еще неизвестных членов Центра (лучше Комитет... Общественный комитет) и тут же - первые предполагаемые фамилии.

В следующие полчаса (опять в кабинете), пока Маша Симонова созванивается с предполагаемыми нашими подельниками, мы договариваемся о плане завтрашней встречи (первое заседание Общественного комитета). Надо подготовить рыбу заявления об учреждении комитета и рыбы первых обращений. Остальное - по ходу...

И назавтра все мы собрались и легко договорились про цели, первые шаги и минимальные взаимные обязательства. Когда собираешься для конкретного дела - сразу можно отстранить все, к этому делу не относящееся (в том числе, личные амбиции, вкусы и даже чью-то взаимную настороженность).

Общественный комитет в защиту Григория Пасько обрел плоть. В него вошли:

Андрей Битов, президент Русского ПЕН-центра,

Александр Мисаилов, журналист-эколог,

Карен Нерсисян, юрист (адвокат Григория Пасько),

Наум Ним, главный редактор журнала “Индекс/Досье на цензуру”,

Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности,

Александр Ткаченко, директор Русского ПЕН-центра (будущий общественный защитник Пасько),

Лев Федоров, президент союза “За химическую безопасность”,

Алексей Яблоков, сопредседатель Социально-экологического союза.

И сразу же по информационным агентствам и СМИ (российским и зарубежным) было разослано “Заявление об учреждении Общественного комитета в защиту Григория Пасько”:

“Григорий ПАСЬКО, военный журналист-эколог, арестован УФСБ по Тихоокеанскому флоту 20 ноября 1997 года по обвинению в “государственной измене”.

Учитывая, что многомесячное следствие по делу Пасько проводилось с возмутительными нарушениями закона и прав обвиняемого; что следствие, не найдя никаких фактов в подтверждение обвинения, несмотря ни на что, упорно добивается осуждения журналиста;

принимая во внимание, что многочисленные обращения российской и международной общественности по проверке законности и обоснованности следственного процесса по делу Пасько до сих пор остаются без содержательного ответа (например, обращения Фонда защиты гласности; Конгресса IPI, Конгресса ПЕН-клуба, Социально-экологического союза и др.);

выражая обеспокоенность тем, что дело Григория Пасько является продолжением целенаправленной кампании по контролю со стороны спецслужб за распространением информации, которая по всем

международным соглашениям и российскому законодательству не может быть секретной (в данном случае речь идет об экологической информации);

оскорбленные новым покушением на свободу слова, мы, нижеподписавшиеся, учреждаем Общественный комитет в защиту Григория Пасько.

Комитет намеревается всеми силами инициировать, организовывать и всячески помогать действиям как в России, так и за ее пределами, направленным на защиту журналиста Григория Пасько.

Комитет надеется на поддержку со стороны СМИ, общественных организаций и граждан.

13 июля 1998 года”

Со дня ареста Григория Пасько прошло восемь месяцев (без семи дней).

Больше голов - больше головной боли

Организация будет тем эффективней, чем меньше она опутана всякими организационными мероприятиями и жесткими обязательствами. Особенно если эта организация собирается мешать естественному стремлению государственных институтов поотрывать неугодные родине головы. Здесь эффективность напрямую связана с готовностью высунуть собственную башку под тот же откус. А такая башка не должна быть повязана никакими ошейниками обязательств.

Первая удача комитета - отказ от любой организационной структуры. Никаких руководителей, председателей и прочей привычной упряжи. Свободные люди определили общие цели, и каждый согласился двигаться к ним по мере собственных сил и разумения. Лишь одно пожелание: делая что-то, направленное в защиту Пасько (то же, что делал и раньше или что-либо более активное), каждый идентифицирует себя членом Общественного комитета. При этом каждый имеет право абсолютно самостоятельно действовать от имени Общественного комитета (скажем в формулировке: “такой-то - по поручению комитета”), только лишь поставив в известность о своих действиях всех подельников. И это не для какого-то одобрения или согласия, а только для того, чтобы кто-то не оказался вдруг в неудобном положении: например, перед журналистами, ничего не зная о каких-либо акциях, что проводятся от имени и по поручению его организации. Ну а действия от имени всего комитета, конечно же, должны быть согласованы с каждым.

Обо всем этом мы договорились за несколько минут и тут же согласовали бланк новой антигосударственной организации: никаких затей - по-русски и по-английски полное название комитета и под чертой перечисление всех членов с их телефонами и титулами, ими указанными. Каждому копии чистых бланков на бумаге и дискете и - с Богом...

Сразу я, конечно, недооценил все трудности договоренностей о согласовании комитетских акций. Рыбу очередного заявления или обращения все начинали править и переиначивать с первой же буквы. Создавалось впечатление, что каждая фраза выстругивается на века. Здесь самое главное - отказаться от собственных авторских амбиций. Любыми словами (пусть, на твой взгляд, и неудачными), но лишь бы в ту же цель. Единственное, на чем я настаивал: обсуждаемый сегодня текст завтра утром должен быть отправлен по адресу, чтобы в тот же день запустить его по информационным агентствам и СМИ. В таких рамках не очень-то начнешь рассусоливать нетленку, и после всех тягостных переговоров к вечеру нужного дня текст был готов. Надо сказать, что в основном он и оставался тем же, который был отредактирован Симоновым по предложенной ему рыбе. И здесь не было никакого лукавства. Просто всякий предлагал свой вариант фразы (или слова), а обсуждая и споря с вариантами остальных, почему-то легче соглашался оставить первоначальный текст, авторы которого совсем и не спорили и сразу были готовы практически на любые изменения. Мы с Симоновым не спорили. Не до этого.

Все это, конечно, ерундовые трудности, но ерундовые именно потому, что ты не допускаешь никакого кипения недовольств, преодолевая эти препятствия. А основания для таких кипений под боком - их и выискивать не надо. Ведь на счету драгоценное время, а тут вот изволь утрясать чьи-то авторские претензии. Звонить, зачитывать, править, отправлять факсом новый вариант, звонить и зачитать его другому. Впору зарычать. Хорошо еще, что мы сразу договорились не устраивать общие сборища по таким (считай - ежедневным) заботам, как текст очередного воззвания. Иначе бы время пропадало целыми днями...

На самом-то деле некоторую изворотливость применить пришлось. У каждого из нас есть свои пунктики, а моим был не самый распространенный. Ну хоть режь, но не мог я согласиться с тем, чтобы обращения к разномастным нашим палачам начинались привычным “уважаемый” да по батюшке. Так принято, положено, протокол, цивилизованная формула... Все понимаю - я же и говорю: пунктик. Кстати сказать, Алексей полностью меня понимал, но естественным образом не считал нужным упираться в эти неожиданные разногласия. Пришлось мне себя примять, но уж если я согласился называть глубоко неуважаемого мною пса словом “уважаемый”, то я постараюсь, чтобы никаких там поклонных бать-батьковичей следом не шло. Следом пусть значится просто должность или фамилия и - все. Устраивать споры на этой кочке мне не хотелось, и первые обращения я старался делать двойными: нашему псу и какому-то западному деятелю (может быть, тоже - псу, но пока мне про это неведомо). Тут наше Мил Милыч не катит. Уважаемый господин - и никаких излишних перегибов в позвоночнике. Если даже только нашим властителям, то - сразу нескольким. Не станешь ведь перечислять все их имена с отчествами...

Глупо, конечно, тратить силы на эти никчемушные ухищрения, но я же говорю - пунктик. У меня один, у другого - другой...

Стоит упомянуть, что после первых же кретинских отписок наших уважаемых беспредельщиков обязательность этой формулировки померкла сама собой сразу для всех. Письмо очередному Директору ФСБ Путину от 31 июля уже начиналось простенько и как надо: “Господин Директор” (то-то он так обрадовался “высокопревосходительству” от отца цирюльника и сына гимнюка).

Но эти ерундовые препятствия сжирали все время. Всякий чих от имени комитета требовалось тут же перевести на английский. Потом составить информационное сообщение для прессы и тоже перевести. (Сам я до сих пор вижу file и читаю “филе”). Потом все это разослать факсами и удостовериться в получении. Отдельные письма - быстрой почтой. Время на это, или деньги (хоть и не сверхбольшие), или силы - только отрывая от своей жизни. Если бы не полное включение в данный процесс моих партнеров по журналу - ничего этого в таком вот оперативном виде не получилось бы.

А эхо отзывается. Пока еще слабенькое - как бы не очень уверенное в продолжительности самого нашего ауканья (вдруг вякнут пару раз и займутся чем-то другим - чего же этот вяк переэхивать?).

Гвоздь в башмаке

Нам необходимо было в самое быстрое время стать надоедливой и неотвязной мухой буквально для любого политического деятеля, который строил какие-то отношения с отечественными правителями. Понятное дело - всем им, конечно же, глубоко плевать и на журналиста Пасько, и на все наши усилия. Да и стоит ли обращать внимание на муху? Отмахнулся и - чеши дальше. Вот для того, чтобы отмахнуться было не слишком просто, нам требовалось усиливать свое слабое зудение шумом журналистской братии тех самых стран, чьи деятели ручкаются и улыбаются на одних тусовках с нашими властителями. И не только журналисты. Там ведь еще вовсю кипит броуновское движение из активистов гражданского общества. Тамошние политики не могут так просто смахнуть этих надоед ненужным сором в городские сумасшедшие, как это делают у нас (хотя желание такое, очень может быть, и есть).

Поэтому основным было не то, чтобы отправлять какие-то воззвания Гору там или Клинтону. Им только и забот - цидульки наши читать. От своих неурядиц отряхнуться бы!

Надо было отправить так, чтобы много-много самых разных глаз все это прочитало прежде адресатов (если те вообще что-то читают, а не довольствуются хмыканьем какого-то секретаря). Вдруг да среди этих глаз найдется та пара, которая не слишком увлечена дружбой Билла с кремлевским Бэном?

Не буду фантазировать, так как не знаю устройство всех хитроумных рычагов тамошних политических забот. Наше дело - зудеть, а их - отмахиваться (тоже ведь слишком не поулыбаешься другу Борису, если все время приходится отмахиваться от каких-то мух!).

Приходилось уже отправленное очередному адресату послание передавать еще и еще через любой удобный канал, чтобы максимальное число чиновников разного уровня вовлекать в эти заботы. Например, обращения к президенту США (как и обращение к вице-президенту) передавались через всех знакомых в Америке, чтобы они адресовали это своим сенаторам для доставки адресатам.

Знакомые информационщики заранее сообщали о встречах (саммитах, визитах и т.д.), где предполагались дружеские объятия западных и российских деятелей. В эти адреса тоже отправлялись письма и обращения. Содержание немудрящее: мы предлагали обратить внимание на то, что за декорациями демократической фразеологии все более набирают силу тоталитарные принципы российского государственного устройства. Мы выражали надежду, что наши адресаты действительно хотели бы видеть Россию правовой страной, и просили обратить внимание (выразить беспокойство, сделать заявление и т.д.) по поводу неправовой расправы над журналистом... Примерно так. Само содержание не имело слишком серьезного значения. Важнее справка по делу вместе с избранными документами. Этот пакет мы суем приложением к каждому своему воплю в сторону каждого, кого намерились (или кого повезло) иметь в качестве слушателя (даже не обязательно - сочувствующего слушателя). А ведь этот пакет-приложение все время растет и пополняется, и приходится опять сокращать (кто же будет читать накопленные тома?), редактировать, переводить...

Только занимаясь всей этой подготовительной хренотенью я оценил, насколько же я стал неблагодарным. Все хриплю: произвол-произвол, а мог ли я раньше мечтать о таких возможностях: кнопочку жмешь, ксерокс взжикает - красота...

Впрочем, красота не спасает от произвола, и потому я насилую редакционный ксерокс нещадно, калеча в трудные времена (то картриджа нет, то бумаги) и ксерокс фонда. Потому что возможностей для направления криков комитета оказалось гораздо больше, чем времени и сил (а уже не совсем криков, уже - ударов... легких, не слишком болезненных, но - ударов).

Появилась нормальная возможность устраивать пресс-конференции (комитет - вполне удобный субъект для сбора журналистов). Благо, информации достаточно. Ну друзья-журналисты, чем вам не информационный повод? Да и про картинку беспокоиться не надо. Моя рожа даже и без нынешней озверелости, конечно же, не для ТВ, но Алексей, да Яблоков, да Ткаченко, да все остальные - снимай и крути. Наших журналистов на этих конференциях пока немного, но забугорные тут, и это вполне соответствует нашим намерениям. Свои коллеги подтянутся. (Сначала небольшое эхо там. Потом оно вынудит эхо здесь. Дальше - уже усиленное - там. Такое многослойное эхо нам и надо.)

И всем в руки пакеты с представительным подбором документов. А тут же присутствуют и ведомственные журналисты. К ним особое внимание. Мол, передайте пожалуйста по начальству. Может, у кого-то есть аккредитация на предстоящую важную встречу такого-то зарубежного деятеля? К нему с отдельной просьбой: передать наш пакетик пресс-атташе этого визитера.

- Конечно-конечно, я же понимаю - какие могут быть гарантии?

Да и не нужны мне его гарантии. Я и сам умудрюсь передать все требуемое куда более надежным способом. Мне надо, чтобы он это все доложил своему прямому начальству. Чтобы они заранее были в курсе того, какие мы гады и какую мы готовим очередную пакость.

Я вообще считаю, что бдящих наших чекистов не надо ошеломлять неожиданностями без крайней необходимости. От этого их не слишком исправный мыслительный аппарат напрочь заклинивает. Им надо дать время подумать, перещупать варианты и - главное - успокоиться. Огорченные неожиданно - они действительно дики и неадекватны. Помните, что они натворили на бульдозерной выставке. А все потому, что готовилось нечто таинственное и втайне. Вот если бы заранее показали им эти картины да убедили, что под видом выставки там не собираются развернуть антисоветские лозунги, - они бы, поскрипев мозгами да зубами, сразу все сделали так, как и сделали на следующей выставке тех же хулиганов. Поставили бы перед каждой картиной по милиционеру, и - смотри сколько влезет... В общем, не надо без надобности разводить таинственность. Нам же в основном требуется убедить наших противников (врагов! настоящих врагов!), что все у нас всерьез и мы не отступимся, пока от упоминания Пасько у них не начнут высыпать нервные лишаи (и после не отступимся).

Я отнюдь не преувеличиваю интерес тайной полиции к мероприятиям комитета. На первой же пресс-конференции нас спросили, почему мы не пригласили представителей ФСБ.

- Пригласили, - сказал Симонов, - но, видимо, товарищи не хотят выслушивать ваши вопросы. Что же до наших ответов, то, полагаю, что часа через два в ФСБ будет лежать запись этой пресс-конференции.

Через некоторое время на каком-то общественном мероприятии к Симонову подошел Зданович (шеф ФСБ по связям с общественностью) и сказал: “Какие два часа? Я уже все знал через 10 минут после окончания вашей пресс-конференции”.

Такая вот извращенная гордость величием своей организации. Но и не только гордость. Уверенность, что после этого известия Алексей начнет затравленно вычислять, кто же из присутствовавших журналистов является человеком органов. Ну уж нет - этой удобной им мании они от нас не дождутся...

Пресс-конференции не только открывали нам новые возможности для моделирования и поддержания устойчивого, многослойного эха. Кроме этого, они точно обозначили общественный комитет как то место, где можно всегда получить новую информацию по делу Пасько. Как выяснилось, это было нужно тоже не нашим, а иностранным журналистам и представителям иностранных общественных организаций (наши преимущественно как бы и сами все им необходимое знают, причем - заранее и навсегда). Эта востребованность комитета обозначилась чуть ли не с первой пресс-конференции.

- Скажитэ, пожалуста, пачему вы обрашчаете к Западу? У вас ест основания не верит вашим полицай?

Ах ты, мой дорогой (как я люблю испанцев!), конеч-чно, есть основания. Я тебе сейчас расскажу, чего вытворяет наша “полицай”...

- А вы пробовал обращат внимание ваш прокурор?

Еще как пробовал! (Голландцев я тоже очень люблю.) Наконец-то нашли применение накопленные пачки абсурдных ответов на бессмысленные мои заявления. И какое полезное применение. Приходите в редакцию, мои дорогие. Все увидите и даже заберете...

Пресс-конференции мы готовим достаточно редкие - чтобы не внахлест, чтобы не примелькаться...

А в загашнике есть еще два телесюжета, снятых Григорием Пасько. Эти кадры, показанные в Японии, очень огорчили наших чекистов. А кадры совсем немудрящие. Один сюжет о том, как сливаются жидкие радиоактивные отходы в Японское море. Ползет себе там судно, покачивается, и видно, как из какой-то трубы течет какая-то жидкость. Тихий голос поясняет: и про волны, и про жидкость. Очень все бесхитростно и очень впечатляет. А второй сюжет почти такой же. Даже и голоса нет за кадром. Качается на волнах баржа, и неторопливые мужики вываливают за борт ящики с минами и снарядами. Долго вываливают...

Эти сюжеты мы показали позже, и к тому времени наши журналисты уже вполне конкурировали с западными в своем интересе к новеньким подробностям по делу своего владивостокского коллеги.

Обозначив комитет местом, где можно получить всю (и самую свежую) информацию по делу Пасько, мы сразу оказались заложниками чужих потребностей. Занят ты или очень занят, но, когда звонят (или приходят) и спрашивают, - надо отвечать, растолковывать, объяснять.

В какой-то момент я возмечтал все это перенести в Интернет. Вся информация по Пасько в доступной электронной книге. Я даже сразу представил себе ее разделы, главы - всю структуру. Максимальные удобства пользователя. А еще бы с параллельной версией на английском!

Увы! Мало того, что совсем нет времени (еще же и журнал), но для этого нужно отыскать специалиста, так как никто в редакции не имеет необходимой квалификации. А специалиста надо оплачивать, и это сейчас совсем неподъемно (это было то время, когда очередной номер журнала мы затеяли делать собственными силами, так как не нашли никакого гранта, а тема номера - “Страна и ее заключенные” - была нам очень важна). Короче говоря, мечты о современном уровне предоставления полной и оперативной информации - пока оставались мечтами...

С независимым видом - подальше от ответственности

Из информационного сообщения Общественного комитета:

“26 ноября 1998 года состоялось заседание Военной коллегии Верховного суда РФ по рассмотрению частной жалобы адвокатов Григория Пасько об изменении меры пресечения их подзащитному.

Интересы военного журналиста Григория Пасько на этом заседании представляли адвокаты Михаил Маров и Карен Нерсисян, а также общественные защитники Алексей Симонов (президент Фонда защиты гласности) и Александр Ткаченко (директор Русского ПЕН-центра)...

В своей жалобе, в дополнениях к ней и в выступлениях во время заседания защитники Григория Пасько убедительно показали, что избрание мерой пресечения для Григория Пасько заключение под стражу не вызывалось необходимостью установления истины во время проведения следствия, а уж на данном этапе - когда следствие закончено - вообще не существует оснований для оставления обвиняемого под стражей...

Григорий Пасько не менее обвиняющей стороны заинтересован в объективном суде, и только в приступе бреда можно предполагать, что он пожелал бы скрыться от суда или каким-то образом помешать рассмотрению своего дела. Сейчас, когда международная и российская общественность пристально следят за развитием дела Пасько, сам журналист более всего заинтересован в проведении справедливого и объективного суда, так как другого способа доказать свою правоту у Григория Пасько нет.

Итак, обвиняемый не может помешать следствию, обвиняемый не заинтересован в срыве суда или в побеге от суда. Тем самым снимаются главные аргументы, на основании которых мерой пресечения избирается заключение под стражу.

Защитники Пасько указали и на то, что в настоящий момент обвиняемый находится в тюремном госпитале, так как годовое пребывание в тюрьме сокрушительным образом отразилось на его здоровье.

Общественный защитник Алексей Симонов обратил внимание суда на то, что при совершенно аналогичных обстоятельствах по аналогичному делу капитана Никитина в Санкт-Петербурге обвиняемому изменили меру пресечения, и это нисколько не помешало ни следствию, ни суду. Симонов призвал суд признать справедливым для города Владивостока и для обвиняемого Пасько то, что признано справедливым для Санкт-Петербурга и для обвиняемого Никитина.

Председательствующий на заседании Военной коллегии Анатолий Уколов внимательно и терпеливо выслушал все доводы защитников и... оставил все как есть.

В своем определении Военная коллегия не указала ни одного аргумента, приведенного со стороны защиты. Судьи повторили всем известную процессуальную истину, что в делах по обвинению в совершении особо тяжких преступлений по закону возможно избрание мерой пресечения заключение под стражу на одном лишь основании - на тяжести инкриминируемого преступления.

Конечно же - все по закону. Такой закон. Он позволяет и оставить заключение под стражей, и изменить меру пресечения. Поэтому серьезное беспокойство вызывает стремление российского правосудия выбирать из имеющегося законного диапазона именно крайние меры. Наверное, больной и изможденный подсудимый наиболее удобен для отправления нашего правосудия.

В долгом перерыве этого заседания Военной коллегии (не менее двух часов), когда судьи удалились в совещательную комнату, защитники на полном серьезе высказывали предположение о возможности положительного решения. Таким был эффект внимательной благожелательности судей. Я не верил в положительное решение, но, Боже мой, как же я хотел ошибиться...”

Верной дорогой...

Возобновившиеся звонки доброжелателя вернее всякого компаса указывали, что в основном мы выбрали правильный путь (еще бы немного свободных средств и свободного времени - можно бы раскрутить эффект комитетских ударов просто до лавинного обвала).

- Вы не знаете всех обстоятельств дела, а если бы знали...

Всех обстоятельств я действительно не знаю, но почему же обвинение скармливает послушным себе СМИ самую неуклюжую информацию об этом деле. Может, и они не знают всех обстоятельств и потому не могут выбрать чего-нибудь поубедительней. Нет, звонки уже не в состоянии были заронить какие-то

сомнения по поводу виновности журналиста Пасько. Слишком много было у меня самой разной информации и ни одного завалящего фактика в пользу достоверности обвинительных домыслов.

А вскоре в почтовом ящике редакции оказался конверт с бледной машинописью. Одного беглого просмотра нескольких страниц было достаточно, чтобы определить эти листки в качестве обстоятельного фрагмента обвинительного заключения. Мне стало очень неуютно. Если доброжелатели решились снабдить меня секретным объебоном, то лишь в уверенности, что в деле Пасько есть за что зацепиться обвинителям. Только так они могут надеяться на то, что общественность отшатнется от защиты журналиста. Я не стал сразу читать объебон (читать эту бледную копию действительно было трудно). Я начал перепечатывать документ в компьютер, стараясь не вникать раньше времени в его содержание, и думал: что же придется делать, если обвинения имеют хоть какое-то обоснование?

Но совсем не вникать в смысл того, что печатаешь, невозможно. Меня буквально оглушали “установленные факты” с фамилиями свидетелей, со ссылками на экспертизы и с мельтешением номеров таинственных приказов и распоряжений, которые все подряд злостно нарушал Пасько. Ей-богу, меня захолонуло: неужто я ошибался и в деле Пасько действительно есть состав преступления?

Если бы это обвинительное заключение в судебном заседании по делу Пасько надо было выслушивать стоя, то все сочувствующие военному журналисту упали бы, наповал сраженные чудовищными преступлениями обвиняемого. Но сочувствующих в зал суда не пустят (все секретно и все закрыто), никто, за исключением обвиняемого, упасть там не может, а сам он находится в том уникальном состоянии, в котором ему, хоть стой, хоть падай - все равно “сидит”.

И “сидит” зря. Это я утверждаю, несмотря на всю тяжесть предъявляемых Пасько обвинений и на огромное количество эпизодов якобы доказанной шпионской деятельности.

Мне пришлось неспешно изучить весь полученный документ. Своей весомостью он давил только при отсутствии пристального внимания. А на деле оказалось, что здесь вот кирпичик обвинения держится на честном слове и здесь... А вытащи еще парочку, и все рушится. Нет, с нашей позицией защиты журналиста - все в порядке. В его деле (и в его деятельности) не только нет состава преступления, но нет и события преступления.

Рассмотрим один эпизод, в котором обвиняется журналист Григорий Пасько, и полюбуемся грубыми белыми нитками, которыми это обвинение “пришито” к доказательствам.

Из обвинения:

“...в марте 1997 года Пасько получил у помощника командующего ТОФ по финансово-экономической работе Шевченко И.Т. экземпляр “Доклада помощника командующего флотом по финансово-экономической работе по итогам финансово-экономической деятельности флота за 1996 год...”, содержащий сведения, в своей совокупности раскрывающие результаты ревизий финансово-хозяйственной деятельности флота за год, которые в соответствии с требованиями абзаца 2 пункта 3 статьи 5 Закона РФ “О государственной тайне”, пункта 5 Перечня сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах РФ, введенного в действие Приказом МО РФ № 055-96 г., составляют государственную тайну.

Данный документ Пасько, действуя во исполнение поручения Такао Дзюн о сборе сведений о Тихоокеанском флоте и в нарушение требований Наставления по защите государственных секретов в Вооруженных Силах СССР, введенных в действие приказом министра обороны СССР № 010 от 7 августа 1990 года, ксерокопировал и хранил у себя дома по адресу: г. Владивосток, ул. Ивановская, 2, кв. 24, а сведения, содержащиеся в данном докладе, передал Такао Дзюн”. (Подчеркнуто мной. - Н.Н.)

Однако в деле нет никаких фактов передачи данного доклада. Более того, есть факты, свидетельствующие о непередаче этого доклада: свидетели из NHK (японская телекомпания, с которой сотрудничал Пасько) не опознали данный доклад в качестве документа, переданного в NHK.

Собранные по делу доказательства вызывают сильные сомнения в том, что данный доклад вообще был у Пасько. В протоколе обыска на квартире Пасько данный доклад не указан и в описании изымаемых документов нет даже намека на что-то похожее (в этих важных бумагах тщательно описывается каждый изымаемый документ: количество листов, какими словами начинается документ, какими заканчивается и т.д.).

А в протоколе осмотра изъятых документов появляются даже два доклада Шевченко - один на 22 листах, второй - на 12 листах. Потом таким же загадочным образом доклад на 12 листах исчезает из материалов дела и не фигурирует ни в экспертизах, ни в вещественных доказательствах, ни в документах, переданных в штаб ТОФ, ни в документах, возвращенных жене Пасько. Попросту - испаряется...

Более того, в протоколе осмотра этого доклада указано, что на 22-м листе доклада “имеются записи рукописным текстом, выполненные красителем синего цвета”. При этом приобщенный к делу доклад никаких рукописных записей на 22-м листе не имеет.

Так откуда же вообще появился в деле этот доклад?

Но это о методах приобщения к делу каких-то документов, которые, по мнению следствия, Пасько должен бы хранить и передавать. Худо-бедно документ приобщили. Правда, без доказательств, что Пасько его хранил, и без доказательств того, что он его передавал, но, видно, чекисты уверены, что им поверят на слово...

Однако перейдем к сути. Что же все-таки было с этим докладом?

А все, что было, описывают сами чекисты в своей справке, и эта их справка тоже имеется в деле.

Правда, тогда они еще не знали, что надо будет кого-то обвинять в шпионаже, судить, защищать честь мундира и т.п. И потому дали справку сугубо деловую. Их запросили - они расследовали и доложили.

Итак: “Справка по результатам отдельного поручения.

...Шевченко рассказал, что в марте 1997 года на Военный совет был подготовлен ежегодный несекретный доклад начальника ФЭУ по итогам года... На Военном совете присутствовал Пасько. После своего доклада Шевченко по собственной инициативе пригласил Пасько в кабинет и попросил написать статью в “Боевую вахту” о проблемах финансирования флота. Пасько согласился, и Шевченко дал ему экземпляр доклада на два часа. Данный документ не имел грифа секретности. Через два часа Пасько доклад вернул. Статью опубликовал. Данных о попытках получения Пасько каких-то иных сведений в ФЭУ не имеется”.

Это официальная справка ФСБ.

Понятно, что на такой справке в деле превращения журналиста в шпиона далеко не уедешь. И чекисты начинают работу со свидетелем Шевченко (ведь генерал-майор, начальник финансово-экономического управления флота понимать должен!)

И генерал-майор согласен понять трудности чекистов, но все равно как-то не до конца. Неполностью разоблачил себя. Он упорно утверждает, что сведения, на основании которых составлялся его доклад, не являлись секретными, и т.к. все делопроизводство по финансово-хозяйственной работе тоже не секретно, то и весь составленный доклад не может быть секретным. Именно поэтому Шевченко никакого грифа секретности этому докладу не присваивал.

Ему демонстрируют вывод 8-го управления о наличии каких-то секретов в его докладе, а он - на своем.

Правда, вывод 8-го Управления о секретности доклада содержит слова “в совокупности”... (А какой чих у нас не будет секретом, если в совокупности к этому чиху приложить все наше общее состояние с настроением?!) Но все-таки мог бы генерал-майор и изменить свое мнение по поводу секретности или несекретности своей финансово-хозяйственной деятельности. Тем более что давление на него было - ой-ей.

Об этом давлении можно догадаться по другому документу, который гласит, что “допущенные Шевченко нарушения, то есть подготовка доклада, неприсвоение ему грифа секретности и передача другому лицу, не образуют состава преступления, и материалы уголовного дела в отношении Шевченко подлежат прекращению...”.

Значит, уголовное дело грозило генерал-майору (то есть - уголовным делом ему грозили), ну и поэтому не стоит слишком уж удивляться некоторому изменению его показаний в отношении Пасько.

В качестве свидетеля он показал, что “в марте 1997 года встретил Пасько на Военном совете и обратился к Пасько с предложением, чтобы он написал статью по финансовым проблемам... Пасько попросил меня передать ему копию доклада... Примерно через неделю статья вышла...”

Помните, в справке ФСБ говорилось, что сам Шевченко дал на два часа доклад Пасько, а здесь уже - Пасько “попросил копию” при полном умолчании о том, куда же она девалась. (Вернул? Не вернул?)

Вот из таких умолчаний, давлений и подтасовок и лепится обвинение в шпионаже...

И все-таки даже при всей грандиозности этой деятельности (слежка, справка, давление на генерал-майора, материалы о возбуждении дела по его нарушениям, прекращение дела...) - что доказано? А ничего.

Во-первых, не доказано, что копия доклада у Пасько была, во-вторых, нет никаких доказательств ее передачи, в-третьих, не доказана вообще секретность данного доклада. Ну и что?

А то! Не забывай, читатель, что материалы на возбуждение уголовного дела найдутся на любого непонятливого свидетеля (одни лишь подозрения - уже достаточный материал). А основания для прекращения такого дела могут и не найтись...

Все эти методы известны, и единственное, что мешает чекистам, - это отсутствие полного взаимопонимания с самим обвиняемым и его адвокатами. Вот признал бы обвиняемый себя виновным да раскаялся бы, да стали бы все адвокаты в привычную позу: мол, “я, как честный человек, возмущен чудовищными преступлениями своего подзащитного...” - тогда можно бы и на судебный процесс пропустить некоторых представителей общественности, и пошел бы весь процесс - как по маслу.

Впрочем, я боюсь, что процесс Пасько и так пройдет без особых запинок. Завеса тайны плотно укутывает всю абсурдность шпионского дела Григория Пасько. И совершенно напрасно сам журналист тщательно готовится к судебным слушаниям, вчитывается в дело, выписывает из девятитомного собрания чекистских трудов цитаты и документы - все зря.

...Много лет назад, готовясь в качестве подсудимого к своему закрытому процессу, я столь же наивно выписывал образцы глупости и абсурда, натолканные чекистами в мое дело. Начальник следственной группы смотрел на меня даже сочувственно, ну как на неразумное дитя. Смотрел, смотрел, а потом и говорит: “Зачем вам все это надо? Неужели вы думаете, что это что-то может изменить?” Благодаря этому своему сочувственному голосу сам он вдруг оказался нормальным мужиком: все понимающим, в меру умным и по-своему добрым. И судьи все были очень похожи на нормальных людей.

Когда Саша Ткаченко после встреч во Владивостоке с удивлением рассказывал, что руководство ТОФ - нормальные мужики, а судья “вообще очень неглупый человек и все понимает”, я даже не возражал. Так все и есть. Все и всюду у нас все понимают. И когда обстоятельства вынуждают их становиться душегубами, предотвратить это душегубство нельзя. Потому что - не по злобе, не по тупости, не по убеждениям. Просто - по совместительству.

Но ведь они не считают себя душегубами и не хотят в таком виде предстать перед публикой. Особенно на очень всеобщее обозрение. Вот на эту малость и опираются все наши надежды и усилия...

Что может быть больней кармана?

Общественный комитет оказался в таком уникальном положении, когда практически никакая его деятельность не способна была навредить его целям.

Очевидно плохо, если один из нас вдруг не согласится или начнет критиковать какие-то акции, проводимые под шапкой комитета (вероятность такого благодаря принципам нашего союза практически нулевая). Ну и еще мы решили, что распространение полученного мной объебона может посеять сомнения у сторонников защиты журналиста, так как такие документы без надлежащего навыка читать трудно (известна ведь история, как молодой журналист прочитал стенограмму процесса над Бухариным, Рыковым и др. и напечатал гигантскую статью в “Независимой газете” о доказанной виновности подсудимых).

Никаких иных наших действий, могущих принести вред деятельности комитета, нельзя было и придумать. Ну разве наша бездеятельность.

Я не говорю, что любое наше движение обязательно было успешным, но навредить оно точно не могло (только действуй и шевелись). Любая самая минимальная попытка нам помешать оборачивалась на пользу делу Общественного комитета. Поэтому основным нашим препятствием становилось отсутствие времени и сил (ведь каждый занимался еще и своим прямым делом)...

Такое вот завоеванное положение комитета давало возможность заранее планировать ожидаемый отклик (нужное нам эхо) и почти всегда именно его и получать. Но - почти... Некоторые наши мероприятия, потребовавшие кучу усилий и усилий нестандартных, запланированного отклика не достигли. Может, они и произвели какие-то полезные сдвиги в неведомых и закрытых для нас коридорах (поэтому я не сожалею о растраченных усилиях). Но если какая-то польза и была, то нам это осталось неизвестным (ни всплеска, ни эха, ни кругов...).

Первой такой ямой была тщательно спланированная серия ударов по самому больному (на наш взгляд) месту российской власти - по карману. Это было время, когда большей частью новостных сюжетов вовсю дебатировались проблемы очередных кредитов (траншей, займов и т.д.). Мы избрали рычагом своего давления именно это - необходимые нашим властям кредиты (необходимые - судя по их же заверениям). А адресатами наших обращений (точнее, предложений) стали международные финансовые организации, лидеры стран, имеющих влияние на эти организации, и деятели, которые выражают неодобрение (или хотя бы сомнение) финансовой политике, поддерживающей Россию крупными займами.

Тут уж содержание наших воззваний и предложений круто изменилось. Мы выражали надежду, что западные кредиты имеют целью помощь созданию в России правового государства. Мы поясняли, что политика, в которой полностью отсутствует контроль гражданского общества над властью, лишена рычагов, направляющих ее в правовую сторону. Мы предупреждали, что без такого контроля кредиторы не могут быть спокойны за правильное использование своих кредитов. Мы приводили пример (дело Пасько), как у нас поступают с теми, кто берется осуществлять этот необходимый общественный контроль (причем берется за это по профессиональному долгу журналиста). Мы предлагали всерьез обеспокоиться таким положением в России (и судьбой собственных денег) и отказать России в финансовой помощи, пока не будут реализованы гарантии должного контроля за использованием этой помощи. А в качестве жеста доброй воли к установлению таких гарантий Россия должна восстановить законность и справедливость в деле Пасько.

Вот такие документики (абсолютно антигосударственные - буквально в духе той же паськовской уголовной статьи: оказание помощи иностранным государствам в ущерб безопасности Родины).

Такие тексты мы предоставили куче адресатов. Разумеется, с пакетом прилагающихся документов, дополненных газетными статьями Пасько о финансовых нарушениях (на выправление экологической обстановки Япония дала Приморскому краю очень крупные суммы).

Распустили эти обращения по информационным агентствам, задействовали экологические союзы и объединения (там тексты касались денег, которые направляются Западом на решение экологических проблем России), надоедали разным буржуям разных стран. Ухнуло - без отклика (по крайней мере, без запланированного нами отклика).

Равенство перед законом - это когда плевать на всех

Позже (уже во время длительного, с продолжительными перерывами, судебного процесса) была в наших усилиях и еще одна досадная пустышка. И тоже - тщательно спланированная.

Мы задумали запустить еще один виток судебного рассмотрения дела об изменении меры пресечения Пасько. Причем организовать его так, чтобы отказ в изменении можно было представить общественности в виде шумного скандала.

Законом предусмотрена (никогда у нас на практике не применявшаяся) процедура личного поручительства. Замысел прост - нормальная трехходовка. Направляем в суд личное поручительство тех сограждан, чья репутация безупречна и не вызывает в обществе ни тени сомнения. Суд отказывает, ссылаясь на мнение прокурора, поддерживающего обвинение. Репутация этого типа нам известна, и мы про нее все

скажем. В обществе (особенно, в западном обществе) взрываем эдакий наивный образ: на одной чаше безупречный авторитет известных людей, на другой - мнение человека, виновного в нарушении законов (вот вам информация про его шалости), а положение весов - образец нашего правосудия. Хорошо ведь и - просто. (Ну а если меру пресечения изменят, то совсем хорошо.)

Выбрать соотечественников с безупречной репутацией - вот это оказалось непросто. Ну а потом все оформить (привычные хлопоты): согласовать с поручителями текст, получить личные подписи под общим экземпляром, то есть каждому его подвезти (Москва - Петербург), оформить и предоставить во Владивостокский суд. Ну и разумеется, подготовить информационные сообщения о самом событии и о возмутительном решении суда (если вдруг решение будет положительным, то тут нечего готовить - две строки...)

Итак:

“В Военный суд Тихоокеанского флота от Богораз Ларисы Иосифовны, Гранина Даниила Александровича, Искандера Фазиля Абдуловича, Ковалева Сергея Адамовича, Лихачева Дмитрия Сергеевича, Приставкина Анатолия Игнатьевича, Яблокова Алексея Владимировича (здесь, естественно, еще присутствовали персональные данные поручителей. - Н.Н.)

Личное поручительство

Уважаемые судьи!

Мы обращаемся к вам с просьбой изменить меру пресечения Григорию Пасько.

Более 16 месяцев Григорий Пасько содержится под стражей.

В настоящее время дело Пасько находится в стадии судебного разбирательства. Ход этого процесса показывает, что для всестороннего и объективного исследования всех материалов данного дела потребуется еще много месяцев.

Вместе с тем состояние здоровья Григория Пасько резко ухудшилось, что, естественно, отражается на возможности его полноценного участия в судебном процессе.

Вам должно быть известно, что дело Пасько находится в центре общественного внимания как в нашей стране, так и за рубежом. В этой ситуации должны быть развеяны любые сомнения в том, что методы судебного исследования материалов дела как-то связаны с внесудебным давлением на подсудимого.

Единственным доводом в пользу содержания подсудимого под стражей во время такого долгого и трудного процесса могло бы быть обоснованное предположение, что у подсудимого есть намерения воспрепятствовать судебному разбирательству и скрыться от правосудия.

Однако сейчас, когда самые известные международные организации объявили Пасько узником совести; когда, по заявлениям самого подсудимого и всех защищающих его общественных организаций, основной их целью является доказательство невиновности журналиста именно в процессе судебного рассмотрения его дела - просто немыслимо и невероятно, чтобы сам подсудимый как-то попытался избежать правосудия.

Такие его действия стали бы косвенным признанием собственной вины, и такими действиями он только отвратил бы от своей защиты все отечественные и международные организации.

Исходя из вышесказанного, решение суда оставить без изменения меру пресечения для подсудимого, принятое на основании оперативных рекомендаций ФСБ, воспринимается только как очередной способ давления спецслужб и на сам суд, и на подсудимого. А значит, уже само начало судебного процесса вызывает вполне обоснованные сомнения в возможности его объективного продолжения и завершения.

Мы, нижеподписавшиеся граждане России, всеми силами стремимся к упрочению авторитета своей страны и, в частности, к повышению международного авторитета российского правосудия. Этот авторитет нашему правосудию придаст только безупречность судебных процессов, и в первую очередь тех, к которым

приковано международное и отечественное общественное внимание. Немаловажную роль в восстановлении такого авторитета могла бы сыграть возвращенная в судебную практику система личного поручительства, широко применявшаяся в судебной деятельности дореволюционной России.

Нашего личного авторитета и влияния достаточно, чтобы гарантировать исполнение Григорием Пасько всех законных требований и предписаний со стороны суда.

Принимая во внимание все вышесказанное, просим вас изменить меру пресечения подсудимому Григорию Пасько и освободить его из-под стражи под наше личное поручительство.

17 марта 1999 года”

Меру пресечения, естественно, не изменили. Вызвать скандал этим решением суда не удалось (ну хотя бы - удивление... неодобрение).

Всем было все понятно, и даже сами поручители не высказывали особого возмущения таким пренебрежением их репутацией. А ведь репутация - это на самом деле тот неназываемый, но основной фундамент, на котором строятся все иные общественные связи любой цивилизованной страны. Суды, влияние политиков, выборы - все так каменно воздвигнуто и бюрократически переплетено. Но в основе всего - забота о репутации. Поэтому все и держится. Поэтому решения выполняются, чье-то мнение учитывается, постановления институтов власти принимаются гражданами. Но это у них. Нам, видимо, надо сначала долго культивировать в согражданах такое отношение к репутации (прежде всего к своей собственной). Выращивать это отношение, наподобие выращивания газона - пару сотен лет...

В общем - не сработало. Но до этого огорчения было еще далеко...

Не было бы счастья...

Скандал, который мы не готовили, грянул громом...

В Интернете, оказывается, уже довольно продолжительное время висело то самое обвинительное заключение, которое мы поостереглись пускать в свободное распространение (фрагмент обвинительного заключения, мною полученный и мной же распечатанный в электронном виде). Висеть-то оно висело, но вот обратили внимание и передали по теленовостям только сейчас.

История этой неожиданности выяснилась незамедлительно и оказалась нашей же досадной оплошностью.

С фондом в тот период времени намеревался сотрудничать молодой, но с солидными амбициями журналист РМ. Наверное, способный. Может, очень способный. Но - ненадежен. Обещает, не выполняет.

Короче, в то время, договариваясь с ФЗГ о дальнейшей совместной деятельности, он взялся оказывать фонду пропагандистские и рекламные услуги и для этого материалы ФЗГ размещал на своем сайте. Было странно, почему он для таких добрых целей не займется поднятием фондовского сайта, а таскает информацию к себе. Но это - не мои заботы...

В компьютере фонда среди других материалов была и эта туфта, но никто не предусмотрел предупредить РМ о решениях комитета по поводу этого документа.

Когда скандал грянул, всех очень волновали дальнейшие действия ФСБ. Меня же более всего заботила проблема, как все это вывернуть на пользу защиты Пасько. Решение тут же было предложено РМ. Он подвешивает к этой туфте пояснение о происхождении документа (рыбу я ему высылаю факсом), а я в самое ближайшее время готовлю комментарии к обвинительному заключению, и РМ тут же заменяет имеющийся документ на документ с комментариями.

Повторюсь: именно это я полагал самым важным. Обвинительное заключение без необходимых пояснений могло реально испугать защитников Пасько и посеять сомнения в невиновности журналиста. Такая уж специфика этих документов. Да ведь и тут же я убедился в правильности своих опасений. В эти дни у меня сорвалась запись радиосюжета и большого интервью (журналисты поостереглись: грозное обвинение, все так солидно...)

Два дня я готовил комментарии и пояснения к этой туфте, ругая себя на чем свет, что не занялся этим сразу же (спасибо знакомым юристам, которые согласились меня консультировать и которых я в эти два дня основательно измучил). А на третий день передал дискету РМ и вздохнул спокойно. Даже радостно.

Но еще через пару дней я случайно выяснил, что РМ не заменил документы, а туфту с комментариями просто привесил в свалке своего сайта ниже первоначального. Естественно, что всеми поисками пользователь сначала натыкается на тот самый разрушительный документ. В течение еще нескольких дней РМ обещал исправить, забывал, не звонил, был недоступен, был занят, но - обещал. При встрече он впал в очередной приступ. Оказывается, то, что я прошу, - это введение цензуры (ну - цензура, так что?), и он на это никогда не пойдет (но - обещал?), потому что это его личный сайт и никто не имеет права... Каюсь, я некоторое время пытался его урезонить (я становлюсь на редкость миролюбив, когда речь идет о защите зэков). Я напомнил, что в пояснении к истории появления документа у РМ на сайте высказаны извинения лично мне (может, и до сих пор?), то есть он публично обозначает меня хранителем документа, а значит, должен прислушаться к моему мнению, если уж мнение комитета ему по барабану.

Просто я не видел выхода. Поэтому всеми силами старался урезонить юного РМ. В конце концов, разумеется, послал...

Может, именно безвыходные ситуации вышибают нас в новые понимания (и достижения)?

У себя в журнале мы выяснили, что сумеем обеспечить оплату ВЕБ-мастера. Немного, не для рвача, но минимально возможную оплату наберем. Пошли по короткой цепочке журнальных друзей, и следующим везением - наше знакомство с Женей. Уже через неделю был готов Интернет-сайт нашего журнала, и там электронная книга “Дело Григория Пасько” (сегодня она тоже там - на нашем сайте). Составителем и редактором электронной книги был обозначен Общественный комитет.

И сразу же все потенциальные пользователи информации о Пасько были оповещены о новой возможности получения необходимых сведений. А уже в самое ближайшее время Женя сообщил нам, что к электронной книге пошел читатель. И с каждым днем - все больше. Женя тут же и определил главное направление развития книги: надо быстрее пополнять английскую версию, так как пользователь лезет, в основном забугорный.

Ну а потом, когда в нескольких иностранных газетах появилась ссылка на Интернет-книгу о Пасько, читатель повалил потоком. И не просто повалил. Посыпались письма совсем отличные от прежних. Если раньше нас теребили только просьбами информации, пояснений, объяснений и т.д., то сейчас нам предлагали помощь. Спрашивали, что можно сделать, что нужно сделать?

Какие хорошие люди живут еще кое-где на нашей земле! Одна нам нужна помощь: переводить на английский ежедневно увеличивающийся материал русской версии книги.

Правда, задающие вопросы о помощи, похоже, всерьез не предполагали каких-то ответных просьб (тем более столь трудозатратных, как просьбы о переводах). Может, “чем помочь?” - это тоже дежурный вопрос, наподобие вечного “как жизнь?” Может, приличные люди ждут от нас привычного “спасибо - файн”?

Ну уж нет. Нам нужны переводы. Этот вот документ. И этот. Будьте добры...

Узник совести

Много раньше, в августе 1998-го, я оказался в музее Сахарова на вечере, посвященном 20-летию выхода первого номера журнала “Поиски”. Это был вполне удобный повод для встречи с давними знакомыми и для знакомства с людьми, чье содействие могло бы быть полезным для защиты Пасько. У меня была надежда убедить некоторых из них использовать свои интернациональные связи и личные знакомства для этой защиты.

Расслабленная атмосфера вечера не соответствовала моим планам. Явлинский вывернулся ловкой юлой, Павловский посочувствовал и заметил, что я плохо выгляжу, Валера Абрамкин попытался утешить тем, что в его архиве сотни и сотни случаев, не менее возмутительных, чем случай с Пасько, Юра Самодуров (директор Сахаровского центра) предложил устроить в его центре какое-либо публичное мероприятие в защиту Пасько.

Внизу на столе у лестницы был устроен стенд, информирующий о деятельности Эмнисти, и там - доклад Эмнисти об узнике совести Александре Никитине. Оказалось, что координатор Эмнисти по России и странам СНГ Марианна Кацарова присутствует здесь же. Самым трудным было ее поймать: она, как выяснилось, “только что” была в каждом закоулке, где я о ней спрашивал. Проще всего было стоять и ждать ее в любом удобном для ожидания месте. Я выбрал пунктом ожидания ею же оформленный стенд и довольно быстро ее поймал. Потом надо было увести Марианну куда-либо, где ее бы ежеминутно не отвлекали своими приветствиями и надобностями проходящие мимо гости.

Мы быстренько преодолели первые взаимные огорчения: ее - от того, что меня сейчас не интересует ни доклад о Никитине, ни другая, представленная на стенде продукция Эмнисти; мое - от того, что дело Пасько чрезвычайно трудная для них проблема (военнослужащий, наверное, имевший допуск к секретным материалам...) из-за понятной боязни принять решение, которое вызовет сомнения в добросовестности оценок этой всемирно известной организации.

Дальше все пошло быстро и по-деловому. Марианна удивительно точно умеет слышать самую суть, отсекая в ненужное комментарии, основанные на эмоциях или симпатиях. Имевшаяся уже в распоряжении комитета информация оказалась очень кстати. Пакет с минимальным набором сведений по делу Пасько был у меня с собой. Мы обменялись координатами и договорились о сотрудничестве.

Марианна предупредила о сугубо формальных сложностях, которые ей надо будет преодолеть для того, чтобы Эмнисти официально присвоила Пасько статус “узника совести”. Тут же она меня обрадовала, сообщив, что и она сама, и Эмнисти могут и будут помогать в защите журналиста параллельно с решением этого вопроса.

Это не было дежурным обещанием. Марианна не только сыграла существенную роль в привлечении внимания международной общественности к делу Пасько, она еще оказала ощутимую помощь непосредственной деятельности комитета. Вряд ли бы мы смогли без ее содействия усилить защиту Пасько участием в процессе Александра Ткаченко (в качестве общественного защитника) и адвоката Карена Нерсисяна.

А 18 января 1999 года Эмнисти объявила Григория узником совести, и эту новость в тот же день передали все мировые и российские информационные агентства.

21 января во Владивостоке начался судебный процесс. Разумеется, процесс был закрытым.

Медвежья услуга

Привлекать внимание журналистов к начавшемуся многомесячному судебному процессу над Григорием Пасько уже не требовалось. Владивостокский суд получил тысячи писем из разных стран в защиту журналиста. Даже та их часть, которую суд приобщил к делу, составила два тома из документов процесса. А еще большее количество писем получали прокуроры, чекисты, чиновники правительственной и президентской администраций.

Из-за такого внимания к происходящему за закрытыми дверями суда чекисты решили подстраховаться. Им взбрело “оградить” судей от неожиданно сильного интереса к рассматриваемому делу. И заодно помочь им не очень вникать в доводы защиты, так как желание адвокатов всеми доступными и разрешенными законом способами защищать своего клиента - по мнению ФСБ - предосудительно и даже преступно.

Из Заявления ФСБ от 27 января 1999 года:

“...Адвокаты избрали тактику давления на суд и общественность, представляя подсудимого борцом за экологию, преследуемым властями. К этой кампании подключены и зарубежные общественные и экологические организации, что, по мнению защиты, дает шанс Пасько уйти от ответственности за конкретные противоправные деяния.

Кроме того, защита выдвинула тезис о преследовании Пасько за его профессиональную журналистскую деятельность, тем самым дезориентировав значительную часть представителей СМИ...

...Защита идет еще дальше, ставя себя не только выше закона, но и здравого смысла, подвергая сомнению компетентность экспертов, проводивших изучение изъятых у Пасько документов, в том числе специалистов Минэкономики, миграционной службы и 8 Главного управления Генштаба ВС России...”

В этом заявлении чекисты искренне выплеснули все свои обиды и недоумения. И я их очень хорошо понимаю. Им бы прежнее послушание и почтение от защитников (да и от подсудимого) - смотришь, они бы тоже смягчились (и, может быть, даже попросили суд учесть степень гражданской ответственности первых и искреннего раскаяния последнего). А здесь же нагло организуются антигосударственные акции. Адвокаты сомневаются в компетентности экспертов! Мыслимое ли дело? (Добавим: и в правильности самого проведения экспертиз, и в компетентности следствия, отказавшего в проведении независимой экспертизы, и еще в куче следственных мероприятий...)

Чекистам и в голову не могла прийти очевидная вещь: адвокаты именно и обязаны подвергать сомнению любые действия обвинения. В этом, в частности, и состоит их профессиональный долг.

Григорию Пасько повезло с адвокатами. К концу следственных мероприятий Анатолий Пышкин и его партнеры по защите не только не скрывали от журналистов свои оценки доказательной базы выдвинутых обвинений, но и всеми силами привлекали внимание СМИ к несостоятельности обвинительных аргументов. Пресс-конференции адвокатов во Владивостоке собирали полные залы журналистов. Их интервью тут же появлялись в СМИ.

Разумеется, это должно было бесить обвинителей. И, может быть, более всего их бесило то, что адвокаты корректно оставались в рамках законных требований и самих материалов следствия не озвучивали. Вот если бы они позволили себе такую вольность - тогда бы чекисты радостно затрубили облавную расправу...

Закрытые двери удобнее для расправы

Забот у нас не убавилось - они просто были теперь другими (только успевай поворачиваться). Нам уже не надо было направлять зрачок общественного интереса на дело Пасько. Теперь требовалось этот зрачок точно фокусировать на конкретных обстоятельствах закрытого судебного процесса.

Ситуация была достаточно парадоксальная.

Наши соотечественники самой своей шкурой понимают, что вся традиция советско-российского суда никак не способствует установлению истины и восстановлению справедливости. Они как бы и не ждут уже этой справедливости, и им не надо долго пояснять, почему в очередной день слушаний суд очередной раз отметает ходатайства защиты, опираясь на мнение обвиняющей стороны. (Равенство сторон? Объективная состязательность? - это для диссертаций.)

Но это понимание практически не имело никакого значения. Нашим судьям ровно так же плевать на мнение всех своих соотечественников, как и на резоны подсудимого - это и есть наше равенство перед законом и судом. (Начальствующие соотечественники - не в счет. Да и по большому счету - какие они нам соотечественники? У них своя чиновная родина.)

При таком колоссальном давлении обвинения на суд, как в деле Пасько, только забугорные сомнения в объективности суда могут убедить (вынудить) судей оставаться в приличных рамках правовых постулатов. Но иностранцы воспитаны в добрых традициях доверия к суду. Они еще могут себе представить возможность несправедливого судебного решения, но возможность изначальной необъективности суда... ситуацию отсутствия самого стремления к справедливости - это для иностранцев практически немыслимо...

Нам требовалось в ежедневном режиме предоставлять информацию о судебном процессе и давать необходимые пояснения. Это тут же появлялось в электронной книге (и главное, в ее английской версии), но снова теребили телефонными звонками, визитами и факсовыми сообщениями с просьбами более подробных объяснений происходящего в зале суда.

Наверное, нам было бы трудно убедить даже благорасположенную иностранную аудиторию в том, что закрытый судебный процесс все более напоминает расправу, если бы обвинители не выплескивали одну нелепицу за другой (и хлопоча в зале суда, и скармливая свои сенсации журналистам).

Из обращения Общественного комитета в информационные агентства и СМИ:

“28 мая 1999 г.

Сегодня по информационным каналам прошло сообщение о том, что СВР выдало некое собственное заключение, в котором утверждается, что “сотрудничавшие с Пасько представители Японии являются агентами секретной службы, а следовательно, и сам Пасько, выполнявший их поручения - тоже агент, т.е. шпион”.

В деле Пасько действительно существует некий странный “аналитический” документ, данный специалистами СВР.

В документе с глубокомысленным видом делаются следующие открытия:

- японская разведка на современном этапе наряду с другими методами использует для прикрытия своей деятельности журналистскую “крышу” (Ну и надо ли для такого “страшного” вывода быть очень секретным и очень оплачиваемым разведчиком? А не на современном этапе?.. А не японская разведка?..);

- следовательно, - заключают разведчики, - журналисты, с которыми сотрудничал Пасько МОГУТ БЫТЬ агентами японской разведки, а значит, и Пасько их агент.

В этой “справке” при всем слабоумии причинно-следственных посылов значится, что японские журналисты “МОГУТ БЫТЬ агентами”, а в сегодняшнем информационном сообщении говорилось “ЯВЛЯЮТСЯ”. Эта вот подмена - чьими усилиями?

Самое замечательное, что коллеги-информационщики могли избавить себя от сегодняшних сенсаций, ознакомившись с полными показаниями Григория Пасько в суде (Электронная книга “Дело Григория Пасько” - www.index.org.ru), где все сказано про эти открытия разведчиков. Процитируем.

“Из ПОКАЗАНИЙ подсудимого Пасько Г.М. по поводу обвинения и известных ему обстоятельств дела:

В связи с разведбредом следствия не может не вызвать удивление и недоумение факт появления в деле некоего заключения Службы внешней разведки РФ, непонятно на основании чего появившегося на свет и непонятно каким УПК предусмотренного. Служба внешней разведки, до недавнего времени являвшаяся первым управлением КГБ-ФСБ СССР-РФ, совершенно голословно утверждает, что раз Пасько общался с лицами, которые, возможно, являются сотрудниками иностранных спецслужб, то и Пасько является агентом спецслужб”.

По поручению Общественного комитета

Н. Ним, главный редактор журнала “Индекс/Досье на цензуру”,

А. Симонов, президент Фонда защиты гласности,

А. Ткаченко, директор Русского ПЕН-центра”.

Шелестят обращения, обваливаются лавины защитных писем, оседая пыльными пачками (в основном нераспечатанными) в кабинетах разных учреждений. И что?

Зябко подумать, на какую трясинную основу опирается вся грандиозная кампания защиты журналиста Пасько!

И речи ведь нет о желании справедливости или о стремлении к истине судьи Савушкина, или кого-то, кто имеет властные возможности вмешаться в судебную расправу. Весь упор на впитанную самим чиновным позвоночником опасливую осторожность.

“Отступитесь - и скандал не превратится в шквал, - как бы намекает защита. - Не становитесь стрелочниками”.

“Плевать! - может ответить судья Савушкин. - Утрутся и затихнут. Не сразу, но затихнут”.

Больнее кармана может быть только самолюбие

Еще круг обращений, пресс-конференций, личных выступлений на Западе Симонова, Ткаченко, Яблокова и Битова по поводу давления ФСБ на участников судебного процесса.

Ничего содержательно нового Общественный комитет более сделать не мог.

А давление ФСБ на суд и на освещение процесса ощущалось буквально физически. На журналистские вопросы чекисты гнали в ответ такую чушь - на уши не надеть. Но не смущались. Слово не воробей - улетело и не поймаешь, чтобы предъявить доказательством лжи. А если предъявишь, то вывернутся (не все, мол, можно прямо сказать - этика профессии) и ляпнут новую несуразность. Пока докопаешься и опровергнешь - уже и приговор. Ах, как нужен чекистам обвинительный приговор! Он как бы отодвигает в тень всю дурость их расследований, тупость обвинительного заключения - все прикрывает. Любые претензии теперь - к суду, а чекисты опять закутаны в мифы о своем сверхпрофессионализме.

Самое обидное, что даже мифы эти создали не они, а мы сами. Радуйтесь, мастера культуры! Насочиняли для них штирлицев - они так собой возгордились, так вознеслись, что чему-то учиться им уже необязательно. И без того профессиональнее всех. Ни доказательств им не надо, ни улик, ни информации - только чутье и нахрап.

Еще обиднее, что мы сами, как правило, верим тем же мифам. При каждом непосредственном столкновении убеждаемся в бездарности данного конкретного профессионала, но считаем, что это - исключение, а в основном у них - ого!..

А из всех “ого” - там только ого-какое-самолюбие! Тыкни им в их ошибки, дуроломство, в явную тупость, и результатом будет не желание исправить все возможное к исправлению, а только уязвленное самолюбие (с обронзовением лица) и стремление все скрыть (арсенал способов - в арсенале департамента).

Когда-то руководитель моей следственной группы приляпал мне в обвинение несколько рукописных страниц. Все доказал: и мое собственноручное написание этого текста, и клеветническое (даже антисоветское) его содержание. Тем более что особого труда его доказательства не требовали: клевета - его мнение, собственноручность - мое признание. Тяп-ляп и - подшили.

При закрытии дела по моим выпискам он дотумкал, что эти странички - добросовестная цитата из статьи Маркса “О прусской цензурной инструкции”. Оскорбился до глубины неведомо чего - аж желваки вспучились. Но ничего не исправил и этот эпизод моей преступной деятельности из обвинения не исключил. Просто настоял, чтобы процесс был объявлен закрытым.

А недавно я его увидел на экране телевизора. Звезды на погонах теперь у него большие. Должность тоже немаленькая - начальник следственного отдела областного управления ФСБ. А голос тот же - без тени сомнения. Этим голосом он убеждал меня, что собраны неопровержимые доказательства виновности арестованных бандитов: связь с чеченскими террористами, подрывная литература ваххабистского толка (суду в принципе и думать не надо). Растут люди, но профессионализм - его не потеряешь!

Бить надо по такому профессионализму. Только бить публично. Тогда это не просто уязвленное самолюбие какого-то недотыки, а пятно на мундире, удар по самолюбию департамента...

Нельзя допустить, чтобы обвинители Пасько скрыли свою профнепригодность за приговором суда. Надо перевести на английский язык шедевр их трудов - обвинительное заключение. Только это должен быть высококлассный перевод. Со всеми пояснениями. С комментариями юристов. С разъяснениями наших законодательных нормативов. С параллельным переводом показаний в суде самого Пасько, демонстрирующих нелепости обвинения. С переводом показаний свидетелей и установленных в суде подтасовок и подлогов обвинителей. Такой документ сможет убедительно показать любому западному юристу правовой уровень нашей тайной полиции...

Практических возможностей обеспечить эту работу у нас не было. По моим самым скромным подсчетам, только на оплату переводчиков нужна была сумма, сравнимая с оплатой печати журнального номера.

Но я нацелился на реализацию этого замысла. Нет переводчиков, нет денег, нет юристов, не известно, поможет ли это Пасько - но я уже прикидывал, какими минимальными усилиями можно все это сделать.

Для начала надо перевести само обвинительное заключение с моими пояснениями. Я разделил его на пять фрагментов и направил просьбу о переводе тем корреспондентам, которые ранее сами предлагали свою помощь. Наверное, это был нелепый ход. Для такой работы требовался юридически подготовленный переводчик.

Поиски, переговоры, встречи, разъяснения знакомым и незнакомым людям своих замыслов и потребностей. Я не скрывал свои планы и даже наоборот: всячески способствовал тому, чтобы они дошли до длинных ушей чекистов. (Нет, это руки длинные, то есть чистые. А что же там длинное? Неважно...) Без особой нужды незачем скрывать правду. А правдой было то, что я страшно не хочу всем этим заниматься (мне по горло журнальных забот), и если вдруг Пасько отделается чем-то условным (хоть и несправедливым), я с радостью оставлю все эти тяготы. Но если Пасько посадят - к кассационному рассмотрению дела профессионализм обвинителей станет мировым достоянием (и посмешищем).

Хорошо Никитину (да простит меня Саша Никитин) - норвежцы толково обеспечивают международное информационное сопровождение его дела. Разве от японцев дождешься чего-то похожего? Только улыбаются и - сю-сю в сторону. Если Вы, любезный читатель, соберетесь оказывать “иным” иностранцам “иные” услуги, оскорбляющие взоры наших чекистов, - выбирайте своими партнерами и партнершами европейцев!

Тактика “сумо”

Невозможно обойти вниманием поведение японцев на протяжении всего дела Пасько.

Уже за первыми победными сообщениями чекистов о том, что Пасько обвиняется в шпионаже - можно было с легкостью догадаться, что чекисты в своих обвинениях имеют в виду сотрудничество Пасько с японскими СМИ: газетой “Асахи” и телекомпаний NHK. Естественно же было и предположить, что если обвинения ФСБ - необоснованные выдумки, то японцы незамедлительно опровергнут чекистские бредни.

Японцы молчат.

Позже мы сами сумели собрать и проанализировать сведения по обвинению Пасько и пришли к однозначному выводу: бредни. Мы наивно предположили, что японским журналистам (особенно из “Асахи” и NHK) наша информация и наши выводы - радостный подарок. Ведь их пусть и неявно обвиняют в шпионской деятельности, а мы опровергаем эти оскорбительные домыслы. Всего-то нам и нужно: сообщите нашу информацию в своих СМИ, попробуйте привлечь внимание своих политиков (своего общества) к этому делу...

Японцы молчат.

При этом в деле Пасько фигурируют какие-то показания японских журналистов. Есть основания опасаться, что некие нужные чекистам показания были получены в обмен на гарантии продолжения работы корпунктов, с которыми сотрудничал Пасько. Ситуация и впрямь выглядит фантастически: Пасько обвиняют в выполнении шпионских заданий руководителя корпункта, а к самому корпункту (и к его руководителям) - никаких претензий. Братцы, объясните...

Братцы молчат.

Мы даже инициировали дело по защите авторских прав против японских СМИ, с которыми сотрудничал Григорий (в порядке гражданского судопроизводства). Появился повод осудить практику стрингерства, которой в основном придерживаются зарубежные СМИ в работе с российскими авторами. Похоже, что японская сторона умудрилась уклониться от предоставления необходимой информации даже своему адвокату, нанятому для ведения этого дела.

Уперлись в какие-то свои резоны, и на все остальное никакой реакции.

Позже они даже перестали откликаться на приглашения принять участие в пресс-конференциях комитета (правда, по сведениям от Жени, электронную книгу посещали регулярно).

Так бы и отмолчались вглухую, но абсурдные потуги ФСБ по поддержке обвинения Пасько пробили даже самурайскую невозмутимость. Информация об уже упоминавшейся здесь справке СВР вынудила NHK выступить с официальным заявлением:

“...Информационное агентство “Интерфакс-Евразия” распространило статью, в которой говорится, что на закрытом военном суде Тихоокеанского флота по делу военного журналиста капитана второго ранга Г. Пасько было оглашено заключение Службы внешней разведки РФ и что якобы в заключении СВР говорится, что пятеро японских граждан (включая журналистов NHK Ямаучи, Насу и Такао), с которыми активно поддерживал контакты Г. Пасько, являются сотрудниками спецслужб.

...Мы хотим заявить, что сотрудники NHK Ямаучи, Насу и Такао являются журналистами NHK, занимаются журналистской работой и ни один из них никогда не являлся сотрудником спецслужб...

28 мая 1999 года”.

Это вот заявление и раньше еще два: официальная позиция телекомпании NHK (8 февраля 1999 г) и официальная позиция газеты “Асахи” (30 марта 1999 г.) в отношении судебного процесса по делу Пасько. Оба заявления уже в самый разгар суда. Спасибо и на этом.

Изобилие узников при дефиците совести

К защите прав в нашей стране укрепилось в лучшем случае снисходительное отношение. А настойчивость в правозащите сразу вызывает ответное раздражение. Маргинальная ниша для реализации непрофессиональных амбиций - это еще очень нежная характеристика правозащитников. И под такой несправедливостью есть основательный фундамент. Помните платоновский рассказ “Епифанские шлюзы”. Как там изводился иностранный инженер из-за нерадивости и непонятливости мужиков, согнанных на строительство канала. Ведь канал - это прогресс, обновление края, другая жизнь для этих же мужиков. А в конце многотрудной работы - грандиозное сооружение с водой по колено. И нерадивые мужики этот результат знали загодя.

Вот так же загодя известен результат наших правозащитных усилий. Можно годами заниматься исключением из законов, какой-то драконовской меры, но в обновленном законе обязательно появится возможность ее применения в каких-то исключительных случаях, при исключительных обстоятельствах или “иных” условиях. И все останется в прежнем виде (только все ранее обыденное будет числиться исключительными обстоятельствами). Улучшать и очеловечивать можно какую-то структуру. Улучшить произвол невозможно. Попадая за решетку, любой человек понимает, что весь он с потрохами - в полной власти хозяина. Законы, правила, нормы - это лапша для простаков. Своего ничего нет (кроме срока) и любое возможное улучшение - только от своеволия хозяина (или от его лени). Не улучшение условий, а вырванные для себя льготы, которые в любой момент могут отменить. Не опора в законах и правилах, а лишь надежда на благосклонность к себе властвующего вокруг произвола. И на воле все так же устроено. Только на воле можно умудриться жить на большем расстоянии от властной руки. Законы, правовые нормы - все это хлипкими ветками наслаиваем мы на топь произвола и удивляемся, что не держит. А это не дорога и не опора. Гать она и есть - гать...

И не понять уже, что причиной подобной неизбывности. Неумная деятельность по правозащите? Раздражительное отношение общества к этой никчемушной деятельности? Все сцепилось в порочный круг. И резоны правозащитников бряцают над этой каруселью, все более превращаясь в дежурное фехтование при попытках выкусить персональные льготы из стихии окружающего произвола.

Но самый нестерпимый пресс над головами заключенных. У них нет и тех иллюзорных возможностей самозащиты, которые есть у вольняшек. Казалось, открой только глаза на все это - и пресс отступит. Ничуть не бывало. Хозяевам стало еще вольготнее. Да, мол, условия в наших тюрьмах это пытка, и разводят руками. Они уже как бы и не виноваты. Такое, дескать, объективно-трудное положение. И теперь уж для произвола открыты новые горизонты.

А всего-то и надо, что отменить (лучше - Конституционным судом) подзаконные установления, обязывающие начальников тюрем безропотно принимать каждого упрятанного под стражу человека.

Следователю проще всего - под стражу. Ни тебе мутотни с повестками, ни обстоятельного планирования своей работы. Понадобился подозреваемый или обвиняемый - вот он под боком. А не нужен - пусть себе гниет. (И это при самом хорошем следователе, при ангеле, который не выбивает и не выкручивает у беззащитного узника необходимые показания.)

Хозяевам тюрем - точную инструкцию нормативов для каждого зэка, и следствием этих нормативов - максимальное число своих подопечных (и никто не может устроить туда ни одного лишнего - сверх нормативов - зэка). Следователям и поддерживающим их прокурорам - обязательное и обоснованное объяснение суду, чем именно так опасен задержанный, что его надо пихать в тюрьму. Только тем, что может скрыться? Может что-то натворить? Но убивать не собирается? Бомбы, теракты? - нет? И - до свидания. Скроется - найдете. Натворит - привлечете по соответствующей статье. А то таким макаром можно всех пересажать (у нас любой может и скрыться, и что-то натворить).

А сверху этого нужна всего лишь пара дюжин действительно независимых и буквоедских судей Верховного суда (в стране не найдется несколько достойных юристов?) Поднять им и оклады, и авторитет можно так, что свою репутацию они будут беречь пуще жизни (это по расходам не более очередного ремонта очередной резиденции). Им-то и забот - отменять решения нижестоящих судов по одним лишь формальным нарушениям процессуальных норм. (Истинное установление виновности преступников - по боку. Справедливость надо выстраивать именно с этой точки). Необоснованное постановление о содержании под стражей - в отмену. Приговоры, опирающиеся на любые незаконные доказательства, - все в отмену. Причем с оправданием подсудимого (ладно, пусть с оправданием по всем статьям, кроме тех, что касаются непосредственного покушения на жизни сограждан; этим - новое следствие и новый суд). Но и этого мало: каждое такое постановление должно сопровождаться выписыванием увесистых плюх нижестоящему судье, все это позволившему. Второе подобное проявление правосудия из той же мантии - и подача протеста в квалификационную комиссию. И нижестоящим судьям дать право выписывать подобные плюхи следователям и прокурорам... Уверяю вас - все завертится в нужную сторону. Не сразу. С воплями и протестами. Но подстроится. (Неотвратимые плюхи - это красота! Та самая, которая спасет...) И поостерегутся следователи да судьи утверждать заключение под стражу ради одного лишь удобства размолота подозреваемого или обвиняемого (сразу обнаружится никогда не используемый набор иных мер пресечения). И будет себе дороже штамповать обвинения и приговоры с использованием нарушений процессуальных норм (а какие обвинения и приговоры у нас сегодня не используют подобные нарушения?).

Все вынуждено будет подтягиваться. Будет планка и необходимость ее придерживаться. Не поможет равнение на услужливую бездарность и опора на вечное “сойдет”. Судьи, прокуроры, следователи и - страшно подумать - товарищи чекисты вынуждены будут всерьез заняться учебой и повышением профессиональной квалификации.

Разумеется, все это - наивные прожекты. И не потому, что такая система не сработала бы. А потому, что ее может ввести только хозяйская рука. Ну а рука хозяина обязательно предусмотрит, чтобы в исключительных случаях личной хозяйской надобности решения диктовались привычными соображениями целесообразности. И все пойдет прахом.

Я не правозащитник. В данном деле я защищаю конкретного человека - журналиста Пасько. Наверное стоило бы понять, что правозащита - это по большому счету и есть защита человека. Спасение его от бедствий социального мира. Точно так, как ныне авторитетная Служба спасения защищает человека от бедствий всевозможных, физических стихий. А ведь несколько лет назад чиновники тоже возмущались, для чего, мол, нужны эти непрофессионалы, когда у государства есть все необходимые органы (начиная с 01). Оказалось, нужны. Может быть, и здесь общество поймет, что в защите от больших и малых государственных стихийных бедствий нам совсем недостаточно прокуратуры, милиции или чекистов, а надо отдельную и авторитетную службу - Службу защиты (защиты человека и его жизни).

Вот и я колочусь в защите самого Пасько, а не в отстаивании каких-то его отдельных прав. Хорошо бы, это сходилось в одной результативной точке. Но такое возможно лишь в обществе, где властвуют законные правила. В стране произвола защита человека не имеет надеждой восстановление попранных прав.

Ладно, я не правозащитник - только отпустите...

Временное возвращение к жизни

Из сообщения Общественного комитета:

“Общественный комитет в защиту Григория Пасько поздравляет журналиста с возвращением на свободу.

Общественный комитет поздравляет и благодарит всех, кто оказал помощь в защите Григория Пасько. (Это - тост.)

В деле Григория Пасько восторжествовали пока еще не законность и не справедливость, а только лишь здравый смысл. Тем не менее, Общественный комитет, ставивший своей главной целью освобождение Григория Пасько из тюрьмы, полагает свои цели в основном достигнутыми.

Дальнейшую борьбу по восстановлению справедливости в этом деле будет возглавлять и направлять сам Григорий, но, разумеется, Общественный комитет будет и впредь оказывать ему необходимые содействие и поддержку.

Ведение электронной книги “Дело Григория Пасько” - ее составление и редактирование - Общественный комитет также передает в распоряжение журналиста Григория Пасько.

Еще раз поздравляем и благодарим всех участников и болельщиков защиты Григория Пасько.

20 июля 1999 г.”

Когда это сообщение было переведено и поставлено завершающим многоточием электронной книги, во Владивостоке уже вовсю гуляли. По голосам Григория, его адвокатов и общественного защитника Саши Ткаченко можно было понять - гуляют крепко...

И действительно приятно выпить рюмку. А если масла на ломтик черного хлеба да сверху селедочку (только без всяких костей), а поверх ее чуточку лука и прижать все салатным листком и все это - после рюмки... Какими вкусными бывают отдельные жизненные повороты!

Давайте - за Женю. Ладно, не будем по отдельности: пьем за Женю, Лену и Наташу!

Нет, за Общественный комитет - сразу за весь, только сначала - за одного Симонова...

Теперь за Общественный комитет...

(Если на такой же ломтик хлеба с маслом - кружок огурца и присыпать солью - тоже очень вкусно)

Давайте за фонд - за всех сразу, иначе не хватит (сил, не водки)...

Хорошо: за Машу - отдельно...

Ну а теперь - за журнал и за свежий номер...

(Все. Я готов.)

Ну это же надо: за Григория так и не выпили. Немедленно исправить...

И за Пышкина со всей адвокатской командой.

А теперь на посошок: за всех участников и болельщиков защиты (кажется, так звучал тост в сообщении комитета?)...

С долгой отвычки я быстренько окосел и отвалил раньше, чем приехал Алексей Симонов. (Назавтра я узнал, что Леша при новостях из Владивостока не смог удержаться от слез).

Я двигался в раскачивающемся вагоне метро и старательно изгонял все мысли о предстоящем рассмотрении протеста обвинителей в кассационном суде. Туда лучше не смотреть. Там вздымалась знакомая стена каменной правоты - без малейшей щербинки от всех наших многомесячных атак.

Дело №10 Григорий Паско

Documents