voda2 v slav frazeologii 2013

«Во

да

» В

сл

аВ

ян

ско

й ф

разе

оло

гии

и п

аре

ми

оло

гии

– Т

. 2.

ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА • VODA • WODA • ВОДА

Segédkönyveka nyelvéSzet tanulmányozáSához 156.

TINTA KÖNYVKIADÓ, BUDAPEST, 2013ИзДАтельстВО «тИнтА», БуДАпешт, 2013

«Вода» В слаВянскойфразеологии и паремиологии

A víz A szláv frAzeológiábAnés pAremiológiábAn

Water in slAvonic phrAseologyAnd pAremiology

Т. 2.

научные редакторы:АндрАш ЗолтАн, олег Федосов, сАбольч Янурик

voda2cimlap.indd 1 2013.09.06. 13:10:19

«Вода» В слаВянской фразеологии и паремиологии

A víz A szláv frAzeológiábAn és pAremiológiábAn

Water in slAvonic phrAseology And pAremiology

Szláv kötet.indd 5 2013.09.06. 15:00:08

Szláv kötet.indd 6 2013.09.06. 15:00:08

Eötvös Loránd tudományEgyEtEm Eötvös Loránd univErsity

Bölcsészettudományi Kar Faculty of Humanities

institutE of sLavonic

and baLtic studiEs

szLáv és baLti

fiLoLógiai intézEt

«Вода» В слаВянской фразеологии и паремиологии

A víz A szláv frAzeológiábAn és pAremiológiábAn

Water in slAvonic phrAseology And pAremiology

коллекТиВная монография

T. 2.

научные редакторы:АндрАш ЗолтАн, олег Федосов, сАбольч Янурик

рецензенты:П. дюрчо (Братислава), л. стеПАновА (оломоуц), Ж. Финк

(загреб)

TinTA KönyvKiAdó, bUdApesT, 2013издательстВо «тинта», Будапешт, 2013

Szláv kötet.indd 7 2013.09.06. 15:00:08

segédKönyveK A nyelvészeT TAnUlmányozásához 156.

SorozatszerkesztőKiss Gábor

issN 1419-6603isbN 978-615-5219-45-0 Ö

1. kötet: isbN 978-615-5219-46-72. kötet: isbN 978-615-5219-47-4

© A szerzők, 2013© A szerkesztők, 2013

© TinTA Könyvkiadó, 2013

A kiadásért felelősa TinTA Könyvkiadó igazgatója

műszaki szerkesztő: Janurik szabolcs, heiszer erikaborítóterv: Temesi viola

Szláv kötet.indd 8 2013.09.06. 15:00:08

ЧасТь 2.

Szláv kötet.indd 103 2013.09.06. 15:00:08

«Вода» в славянской фразеологии и паремиологии. Коллективная монография. Будапешт, 2013. 376–383

Особенности трансформации крылатого выражения Буря в стакане воды – c’est une tempête dans un verre

d’eau в современной российской и французской публицистике

МАКАРОВА Александра Стефановна Москва, Россия

E-mail: [email protected]

Вопросам трансформаций крылатых слов и выражений в языке и речи по-священы труды многих видных ученых: В. П. Беркова (2005), А. М. Григораш (2008), Л. П. Дядечко (2006), О. В. Ломакиной (2012), А. В. Мелерович, В. М. Мокиенко (2008), И. Ю. Третьяковой (2013), С. Г. Шулежковой (1995) и др.

Исследования последних лет свидетельствуют о том, что проблема измен-чивости фразеологизмов, в том числе и крылатых выражений (далее КВ), до сих пор остается актуальной. Широкое изучение вариантности крылатых еди-ниц не только в художественной литературе, но и в публицистике, демонст-рирует динамический характер означенных языковых единиц, их открытость к различным структурно-семантическим изменениям.

Известно, что КВ используются в традиционном (узуальном) и трансфор-мированном (окказиональном) виде. Способность КВ к трансформации прояв-ляется в их вариативности и модификативности. Под фразеологической вари-ативностью мы вслед за А. М. Мелерович и В. М. Мокиенко понимаем изме-нение формальной стороны КВ: замену ее компонентов другими единицами; сокращение или расширение количественного состава КВ (добавление или уда-ление слов); изменение грамматической или графической формы компонентов КВ (Мелерович–Мокиенко 2008).

Выделяют два основных типа структурно-семантических преобразований: преобразования, не приводящие к нарушению семантического тождества КВ, и трансформации, в результате которых возникают индивидуально-авторские (окказиональные) КВ (Мелерович–Мокиенко 2008).

Процессы окказионального преобразования КВ обусловлены авторскими интенциями и имеют различную степень активности. По справедливому заме-чанию И. Ю. Третьяковой, «активность зависит от нескольких факторов: соб-ственно лингвистических (особенности структурно-грамматической модели, образности, мотивированности) и экстралингвистических (культурологический фон, сфера употребления)» (Третьякова 2013: 81). Не последнюю роль играет фактор происхождения и проникновения КВ в язык и его освоения носителями языка.

Рассмотрим трансформационные возможности КВ Буря в стакане воды – c’est une tempête dans un verre d’eau и обратимся к этимологии означенной языковой единицы.

Особенности трансформации крылатого выражения Буря в стакане воды 377

КВ Буря в стакане воды (ирон.) – «калька с фр.: c’est une tempête dans un verre d’eau, которое принадлежит (по словам О. де Бальзака в его романе «Тур-ский священник», 1832) Монтескье. Фраза сказана последним по поводу по-литических событий, происшедших в карликовом государстве Сан-Марино. Первоисточником выражения является, однако, известная еще в Риме времен Цицерона (I в. до н. э.) поговорка excitare fluctus in simpilo – «поднимать бурю в стакане воды», «поднимать волну в черпаке». О «буре в кипящем горшке» говорится также в «Ученых застольных беседах» греческого писателя Афенея (II–III в. н. э.).

О большом шуме, споре, сильном волнении и ажиотаже по незначитель-ному поводу, по пустякам, не стоящим внимания» (Берков и др. 2005: 59).

«Beaucoup d’agitation pour rien (много беготни, шума из-за ничего, ерун-ды)» (Rey–Chantreau 2007: 858).

В статье представлены наиболее частотные модели трансформации дан-ного КВ, которые встречаются на страницах отечественной и французской пе-чати: индивидуально-авторские или узуальные (субституция, экспликация, им-пликация, грамматическое изменение) и окказиональное употребление.

Перейдем к анализу контекстов, в которых журналисты лексически рас-ширяют КВ-галлицизм c’est une tempête dans un verre d’eau – буря в стакане воды. Вначале приведем примеры, в которых экспликация происходит за счет введения прилагательного-определения или существительного в роли опреде-ления.

Вопрос адекватности и самочувствия Олега Митволя не входит в компетенцию главы Нижнего Новгорода», – ядовито подытожил мэр. Судя по всему, Митволь, большой специалист по пиару собственной персоны, исчерпал столичный ресурс, фактически так ничего и не добившись. Теперь он решил перенести свои показа-тельные действия по охране родной природы в провинцию. Типичная буря в ста-кане воды («Труд-7», 07.02.2006).

В представленном контексте журналист добавил к базовому компоненту КВ буря определение типичная. Такая модель экспликации конкретизирует семантику, придавая в целом бόльшую экспрессивность выражению.

Задела за живое по сути противоречивая статья «Срочно требуются патриоты». Буря эмоций в стакане воды. Хотя речь идет о журналистском комментарии к серьезному документу – патриотической доктрине страны на 2001–2005 годы («Труд-7», 11.05.2001).

В данном примере определение выражено существительным эмоций в пост-позиции к базовому компоненту КВ буря.

Иногда сам контекст подсказывает публицисту, какой компонент выбрать, чтобы конкретизировать или расширить семантику инварианта. Так, в примере из французской прессы наблюдается лексическое расширение исходного КВ за счет прибавления прилагательного-определения tempête médiatique (‘медиа-буря’) и указательного прилагательного (термин французской грамматики) cette (‘эта’) tempête (‘буря’).

378 Макарова А. С.

…venues de gauche, Sos-Racisme en tête, n’ont pas ému le patron du Point, Franz-Olivier Giesbert, qui dénonce dans « cette tempête médiatique dans un verre d’eau ». Franz-Olivier Giesbert a admis dimanche soir qu’il « s’attendait bien à ce que ça remue un peu, mais pas à cette tempête médiatique dans un verre d’eau » (AFP, 04.12.2011).

Следует также заметить, что в этом небольшом контексте КВ-галлицизм используется дважды: первый раз в имплицитной форме (журналист опускает базовый компонент d’eau (‘воды’) с лексическим расширением, второй – с экс-пликацией за счет прибавления прилагательного-определения médiatique. В ре-зультате данных преобразований значение оборота конкретизируется.

В следующем контексте расширение производится за счет добавления к КВ, которое представляет собой фразему, глагола в роли сказуемого подня-лась, что приводит дополнительно к синтаксическим изменениям.

В результате борьбу за Кубок УЕФА москвичи продолжить не смогли. Собст-венно, буря поднялась в стакане воды. Арбитр показал вторую желтую карточку Пименову, это признают все очевидцы, это и стало основанием для переигровки («Комсомольская правда», 28.08.2001).

Новое выражение преобразуется в предложение. Не изменяя план содер-жания КВ, журналист оживляет экспрессию выражения, делая его более яр-ким. По данной модели структурных трансформации КВ образован следую-щий пример:

Устраивать бурю в стакане воды не стоит («Труд-7», 24.01.2007).

В представленном ниже контексте также наблюдается изменение синтак-сического статуса КВ-инварианта за счет добавления компонента это.

Он полагает, что передел власти в Госдуме не приведет к политическому кризи-су и не спровоцирует роспуск нижней палаты. «Это буря в политическом ста-кане воды», – так охарактеризовал Никонов происшедшее в Госдуме («Труд-7», 05.04.2002).

Вместе с тем автор вводит определение к опорному компоненту стакан, выраженное относительным прилагательным политический. В следствие дан-ных изменений наблюдается конкретизация семантики и усиление эмоцио-нальности.

Следующий пример демонстрирует комплексный прием трансформации КВ: экспликация + грамматические изменения.

И все-таки, почему же обе эти кадровые милицейские бури в стакане воды об-ластного масштаба мощно вырвались на всероссийский уровень? Почему именно эти события вдруг стали заинтересованно обсуждать, в том числе и в центральной прессе? («Труд-7», 10.10.2007).

Помимо расширения КВ за счет прибавления определений обе эти кадро-вые милицейские и областного масштаба здесь наблюдается изменение числа стержневого компонента и преобразования на синтаксическом уровне: един-


ственное число компонента буря меняется на множественное, КВ-фразема преобразуется в предложение, расширяясь путем добавления сказуемого вы-рвались с обстоятельством действия, выраженным наречием мощно. Значение инварианта не меняется, но новое образование приобретает ироничный отте-нок и конкретизируется.

Приведем похожий пример экспликации КВ из французской газеты «Le Point», в котором также появляется ироничный оттенок у нового выражения Le silence après la tempête dans un verre d’eau médiatique – затишье после бури в стакане с медиаводой (медиаводы).

Le silence après la tempête dans un verre d’eau médiatique. Aujourd’hui, Mathieu Kassovitz est de retour avec « Les rivières pourpres ». Une adaptation fidèle du roman éponyme de Jean-Christophe Grangé qui, nonobstant quelques défauts, rappelle l’essen-tiel : à savoir qu’il est un metteur en scène talentueux («Le Point», 22.09.2000).

Статья посвящена выходу фильма «Багровые реки» известного француз-ского режиссера Матьё Кассовица, с которым он вернулся на мировой экран и подтвердил свой титул киномастера.

Следующие контексты демонстрируют примеры субституции.

Vendredi Lundi – tempête dans un verre de vin. Le 3, F5 (15 h 45), documentaire. Une âpre bataille commence entre la domination séculaire du vin français et l’arrivée de vins du Nouveau Monde et d’ailleurs (Afrique du Sud, Chili, Australie, Nouvelle-Zélande, etc.) («Le Point», 29.04.2000).

Le problème est général mais la question n’est posée qu’à Eva Joly, qui, passant outre cette tempête dans un verre de champagne, a pris sur ses deniers quelque 5 000 francs pour payer dignement la tournée. Justice – Le président du tribunal a refusé un « petit budget » à la juge qui voulait offrir… («Le Point», 16.02.2000).

Tempête dans un verre de blanc. Dans le Haut-Rhin viticole se multiplient les déclara-tions vengeresses et les menaces d’action collective. La révolte gronde dans les rangs des très dignes présidents d’associations du sud de l’Alsace. Les uns crient au drame financier, les autres à l’aveuglement bureaucratique ... («Le Point», 18.02.2000).

В приведенных примерах наблюдается контекстуальная компонентная за-мена un verre d’eau (стакан воды) на un verre de vin (стакан вина), un verre de champagne (стакан /бокал шампанского), un verre de blanc (стакан белого ви-на). В данном случае можно выделить общую сему «жидкость». Несмотря на то что французские журналисты употребляют одно и то же преобразованное КВ, смысловые оттенки различаются, так как темы, затронутые в статьях, не похожи друг на друга. Вместе с тем значение «стакана с жидкостью» не под-вергается изменению. В первом примере речь идет о статусе французских вин на мировом рынке, которому угрожают поставки вин из других стран. Во вто-ром контексте автор говорит о скандале в судебной системе Франции, связан-ной с оплатой поездки одного из судей. Видимо, бокал шампанского был вы-пит по случаю проводов последнего в отпуск. В третьем примере говорится о финансовых проблемах Эльзаса, французской провинции, которая славится своим белым вином.


Примером субституции на основе ассоциаций может служить данный кон-текст:

Tempête dans un verre de cassouletAu restaurant La Corde, Mo Bachir va encore plus loin en proposant depuis deux ans un cassoulet froid, servi dans un verre à pied, accompagné d’un velouté chaud à la sau-cisse et lard fumé. Une hérésie, un scandale bouleversant la célèbre recette du plat servi dans sa terrine en terre cuite? («Le Point», 15.05.2008).

Ср.: Cassoulet (m) – 1) ‘рагу (из бобов с птицей или мясом, запеченное в глиняной миске’; 2) разг. ‘мешанина; неразбериха’ (Гак 2005: 165).

В статье говорится о том, что в ресторане La Corde в течение уже двух лет подают холодное касуле в бокале, что абсолютно не соответствует традиции и вносит некоторую неразбериху в кулинарные правила (Гак–Ганшина 2005). С одной стороны наблюдается буквализация значения инварианта. С другой, новое образование приобретает ироничный оттенок не только благодаря упо-треблению трансформированного КВ, игры с прямым и фигуральным значе-ниями компонента cassoulet, но и игры слов un verre – un verre à pied (‘стакан – бокал’). Нельзя не сказать о том, что в контексте присутствуют актуализаторы Une hérésie, un scandale (‘ересь, скандал’).

Приведем два подобных примера, встретившихся на страницах француз-ской прессы.

Bourgogne : Chablis, tempête dans un verre d’or [‘Бургундия: Шабли, буря в золо-том стакане’] («Le Point», 03.09.2009).

Ср.: Chablis (Шабли) – сорт вина (Гак 2005: 173).

Aussitôt, tempête dans un verre à dents [буря в стакане для зубов / в зубном стака-не]. «Instruite» par notre confrère et concurrent, toute la moutonnaille de la bien-pen-sance médiatique s’est mise à bêler en même temps au parjure, à la vue de notre cou-verture de la semaine dernière sur la «Présidente» («Le Point»,12.06.2008).

Перейдем к анализу употребления импликации, в котором представлено компонентное усечение означенного КВ-галлицизма.

Я не сомневаюсь в том, что Путин действовал обдуманно. Он ведь спортсмен и все свои ходы долго и тщательно готовит, это не какая-то буря в стакане, которая у нас наверху творилась раньше. Если какие-то серьезные перестановки в прави-тельстве происходят, значит, это действительно необходимо. Думаю, они дадут нужный результат («Комсомольская правда», 30.03.2001).

Отсутствие компонента вода в данном контексте существенно не влияет на семантику оборота, но обновляет экспрессию выражения. Здесь происходит контекстуальная актуализация плана содержания КВ-инварианта: в данном слу-чае буря в стакане – это перестановки в правительстве, которые действитель-но необходимы.

Современные публицисты все чаще прибегают к сложным или комплекс-ным приемам трансформации КВ. Рассмотрим некоторые из них.

http://lepoint.antisearch.net/cgi-bin/redirect?TYPE=URL&PARAMS=tempete+dans+un+verre&C=163&X=50&ARG=&AGENT=&CID=&TARGET=http://www.lepoint.fr/content/societe/article?id=245801

http://lepoint.antisearch.net/cgi-bin/redirect?TYPE=URL&PARAMS=tempete+dans+un+verre&C=163&X=50&ARG=&AGENT=&CID=&TARGET=http://www.lepoint.fr/content/societe/article?id=376021


Трансформация по контрасту (Мелерович–Мокиенко, 1997) часто сопро-вождается рождением окказионального оборота.

Меня вдохновляют любовь и красота. Завораживающая красота человеческого тела, трепетная пластика, музыка. Ее нам пишет талантливый композитор Алек-сей Гарнизов, понимающий меня с полудыхания. Каждый номер – это малень-кая история, маленькая буря, возникающая, однако, не «в стакане воды», а из страсти, боли, любви – чувств, которые сама переживаю («Труд-7», 13.11.2001).

В данном употреблении базовый компонент вода заменяется на лексемы, которые обозначают такие чувства, как страсть, боль, любовь. По мнению го-ворящей, данные эмоции способны вызывать маленькую бурю, не помещаю-щуюся в стакане воды. Экспрессия нового образования усиливается благодаря не только субституции, но и экспликации за счет прибавления прилагатель-ного-определения маленькая и причастия возникающая. Контраст подчерки-вают отрицательная частица не и противительный союз а.

Следующий пример иллюстрирует модель трансформации, когда КВ вклю-чается в сравнительный оборот (Мелерович–Мокиенко 1997) + экспликация.

[В финале мультфильма] Муравьи и другие маленькие твари ведут войну против сотрудника санитарной инспекции, пришедшего уничтожить муравейник. Все это, конечно, выглядит, как буря в стакане воды, но при этом весьма интересная. Дети уж точно будут в восторге («РБК Daily», 05.10.2006).

Помимо включения КВ в сравнительный оборот, в контексте наблюдается лексическое расширение инварианта за счет добавления определения, выра-женного прилагательным с наречием весьма интересная. Семантика КВ-ин-варианта не меняется, однако контекст приобретает ироничный оттенок, что усиливает в целом экспрессию публикации.

Следующий пример демонстрирует дистантное расположение + экспли-кация.

Comme de donner aux résultats plus d’importance qu’ils n’en revêtent, et d’analyser comme un séisme ce qui peut n’être qu’une tempête [что может быть лишь бурей] (pour ne pas dire un clapot [чтобы не сказать плеск; плесканье]) dans un verre d’eau – à moitié vide, de surcroît [в стакане воды – на половину пустом, ко всему прочему] («Le Point», 18.06.1999).

Дистантное употребление базовых компонентов КВ активно привлекает внимание читателя, так как нарушает стандартный вид оборота и выводит «из автоматизма восприятия» (Бондаренко 1995: 73). Данное преобразование, со-вмещенное с экспликацией, усиливает экспрессию инварианта и придает но-вому образованию ироничный оттенок.

В следующем контексте присутствует лексическое расширение стержне-вых компонентов КВ, а также их дистантное употребление, которое журна-лист соединяет с инверсией означенных компонентов оборота.


Selon la version entendue dans les couloirs du ministère, selon laquelle le CEMA a été enjoint de « taper sec » par l’Élysée, est fermement démentie dans son bien de discuter tranquillement du dossier, autour d’un verre bien frais [вокруг очень свежего /чи-стого стакана]. Sans trop agiter les glaçons, pour ne pas provoquer une nouvelle tem-pête [чтобы не вызвать новую бурю] («Le Point», 05.07.2010).

Новое образование приобретает ироничный оттенок, преобразование КВ обновляет и усиливает экспрессию публикации.

Для образования индивидуально-авторских оборотов журналисты исполь-зуют иногда полную деформацию КВ, при которой «отдельные компоненты… могут употребляться обособленно или употребляются в качестве смысловых центров словосочетаний, коренным образом отличающихся структурой и лек-сическим составом» от исходного КВ (Мелерович–Мокиенко 2008: 310).

Несколько лет первооткрыватели чувствовали себя чуть ли не в шкуре Галилея перед судом инквизиции: заявление о структурных элементах воды подняло в академической среде бурю протеста. И лишь когда заокеанские братья-ученые поделились с мировым сообществом схожими наблюдениями, научный люд Рос-сии таки поверил в открытие («Труд-7», 07.12.2000).

В приведенном примере КВ сжимается до двух стержневых компонентов воды и буря. Вместе с тем они превращаются в «символоносителей микротек-ста» (Мелерович–Мокиенко 2008: 311).

Ср.: une tempête dans un verre d’eau – буря в стакане воды (Берков и др. 2005: 59, Rey–Chantreau 2007: 858).

КВ une tempête dans un verre d’eau (буря в стакане воды), в основном под-вергается элементарным приемам трансформации – расширению или сужению компонентного состава, замене компонентов. Этот факт объясняется способ-ностью КВ к варьированию, которое осуществляется благодаря словному ха-рактеру компонентов КВ. Разложимость содержания КВ-предложений на смы-словые отрезки делают внешнюю форму КВ, по справедливому замечанию В. Т. Бондаренко, «очень уязвимой и восприимчивой к воздействию лексиче-ской и грамматической подсистем языка, которые производят в своей совокуп-ности непрерывное давление на формальную устойчивость […] расшатывая ее в различных направлениях» (Бондаренко 1995: 59). Вместе с тем окказиональ-ные обороты, образовавшиеся в результате более сложных или комплексных моделей трансформаций, не менее частотны. Созданием новых выражений пуб-лицист заявляет свою индивидуально-авторскую позицию или точку зрения.

КВ-галлицизмы, функционирующие в современном русском и француз-ском языках, имеют различные источники происхождения: литература, публи-цистика, высказывания исторических и политических деятелей, синтетические жанры искусства. На сегодняшний день единый фонд КВ-галлицизмов для обо-их языков составляет примерно 140 единиц, среди которых есть выражения, употребляющиеся более или менее активно. КВ Буря в стакане воды (c’est une tempête dans un verre d’eau) можно смело отнести к первой группе.


Источники НКРЯ = Национальный корпус русского языка. http://www.ruscorpora.ru. AFP = http://www.afp.fr. Le Point = http://www.lepoint.fr.

Словари Берков и др. 2005 = Берков В. П., Мокиенко В. М., Шулежкова С. Г. Большой словарь

крылатых слов русского языка. Москва, 2005. Гак–Ганшина 2005 = Гак В. Г., Ганшина К. А. Новый французско-русский словарь.

Изд. 10-е, стереотип. Москва, 2005. Гак–Мурадова 2005 = Гак В. Г., Мурадова Л. А. Новый большой французско-русский

фразеологический словарь. Москва, 2005. Мелерович–Мокиенко 1997 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в рус-

ской речи. Словарь. Москва, 1997.

Rey–Chantreau 2007 = Rey A., Chantreau S. Dictionnaire d’expressions et locutions. Paris, 2007.

Литература Бондаренко 1995 = Бондаренко В. Т. Варьирование устойчивых фраз в русской речи.

Учебное пособие по спецкурсу. Тула, 1995. Григораш 2008 = Григораш А. М. Фразеологические инновации в современной публи-

цистике Украины (на материале русскоязычной и украиноязычной прессы 1990-х – 2000-х годов). Киев, 2008.

Мелерович–Мокиенко 2008 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Семантическая струк-тура фразеологических единиц современного русского языка. Кострома, 2008.

Мокиенко 1989 = Мокиенко В. М. Славянская фразеология. Изд. 2-e, испр. и доп. Мос-ква, 1989.

Третьякова 2013 = Третьякова И. Ю. Окказиональные преобразования фразеологизмов с компонентами-антропонимами. В кн.: Интернациональное и национальное во фра-зеологии. Санкт-Петербург, 2013.


Семантико-функциональные особенности устойчивых сравнений с объектом вода

(на материале русской поэзии)

МАКЛАКОВА Татьяна Борисовна, НИКИТИНА Альбина Хайдаровна Иркутск, Россия

E-mail: [email protected], [email protected]

Идиоматика любого языка полифункциональна: с одной стороны, раскры-вает национально-этническую специфику языка, с другой, передает из поколе-ния в поколение систему ценностных ориентиров, но самое главное заключа-ется в ее способности отражать особенности мировосприятия носителей языка.

Сравнение с лингвистической точки зрения – самая распространенная, са-мая многообразная и самая древняя форма уподобления и отражения действи-тельности, несущая в себе образно-экспрессивный заряд.

Устойчивые сравнения многие ученые относят к фразеологической систе-ме языка (Огольцев 1984, Лебедева 1999). Сравнение имеет строгую трехчаст-ную структуру: 1) обязательное наличие сравнительного союза (как, словно, будто, как будто), 2) предмета сравнения, 3) объекта сравнения и основания, т. е. признака, по которому происходит сравнивание. Устойчивые сравнения характеризуются воспроизводимостью, так как включают в качестве объекта стереотипный образ-эталон. В. А. Маслова под эталоном понимает «некий иде-ализированный стереотип, который на социально-психологическом уровне вы-ступает как проявление нормативных представлений о мире, обществе» (см. Маслова 2001: 190).

Реальный мир, опосредованный языковым сознанием, отражается с помо-щью перцептивных констант, основанных на 5 органах чувств: зрении, слухе, осязании, обонянии и вкусе. Любой объект воспринимаемого мира демонст-рирует качества, свойства, полученные с помощью этих органов чувств. Опи-раясь на когнитивные стратегии именования, предложенные И. Г. Рузиным, мы рассматриваем когнитивный процесс создания устойчивых сравнений с ком-понентом вода с точки зрения «модусов перцепции» (Рузин 1996: 79) и раскры-ваем особенности восприятия образа-эталона вода в русской лингвокультуре.

Таким образом, цель нашей работы состоит в исследовании семантических и функциональных особенностей образа-эталона вода, включенного в устой-чивые сравнения поэтических произведений.

Материалом исследования послужили 68 сравнений с компонентом вода, отобранных с помощью Национального корпуса русского языка (поэтический подкорпус).

Согласно мифологическим представлениям, вода является первоосновой всего сущего и включает в себя два аспекта: соединение мужского и женского начала. Вода – это начало всех вещей и конец, который реализуется в мотиве

Семантико-функциональные особенности устойчивых сравнений с объектом вода 385

всемирного потопа (ср. Токарев 1991: 240). Данная главная черта мифологемы вода – способность быть разной, противоречивой – отражена в русской поэзии XVIII–XX вв.

Самым важным каналом восприятия признается зрение. С помощью зре-ния опознается цвет, свет и движения воспринимаемых предметов действи-тельности.

Цвет – семиотическая категория, способная передавать разнообразные от-тенки значений согласно культурным традициям. Цветовая и световая гамма восприятия образа-эталона вода представлена в оппозиции:

‘светлая’ Когда же синь и розов стал туман / И журавлиным узким косяком / Крылатых мельниц протянулась стая, / Мы подняли лопаты, грохоча / Железом светлым, как вода ручьев (П. Н. Васильев: Путь на Семиге, 1932).

‘чистая’ Как правда, пряма и ярка, / Чиста, как вода родниковая (З. Н. Гиппиус: «То бур-ная, то властно-мятежная…», 1906).

‘прозрачная’ Когда ж, отбросив слово «да», / Ты стал прозрачен, как вода (И. Л. Сельвинский: Лирическая баллада, 1925).

‘темная’ «–Я на минутку лишь туда / и мигом ворочусь» / – Темна минутка, как вода, / Ог-ромен миг, как Русь (А. Н. Николев [Егунов]: В этих краях уже не плачут, 1933–1936).

Эти качества для воды символичны. Именно в символах зафиксировано собственное, первоначальное впечатление, выраженное словом. Так, эпитет ‘светлый’ передает «сродство воды со светом», с красотой, девственностью. Эпитет ‘темный’ и вообще мутность воды передает печаль, вражду, клевету, беспокойство (см. Потебня 2000: 55–56).

Качества ‘чистоты’, ‘прозрачности’ тесно связаны с качествами ‘быстро-ты’, ‘стремительности’, ‘текучести’ (Потебня 2000: 35):

И казалось, земля бежала / Под его стопы, как вода (Н. С. Гумилев: Поэма начала, 1918–1921).

И ветер в лицо, как вода из ведра (Э. Г. Багрицкий: ТВС, 1929).

Часто с водой ассоциируется нечто быстро проходящее: И тогда стекает время жизни, как вода, / Что несет Офелию к отчизне (Б. Ю. По-плавский: Мистическое рондо III, 1923–1930).

‘Быстрота’, ‘быстротечность’ – это определяющие атрибуты образа-эта-лона вода. В «Большом словаре русских народных сравнений» мы находим достаточное количество идиом, раскрывающих именно данное качество воды: Беда – что вода: набежит и схлынет; Время бежит как вода (см. Мокиенко–Никитина 2008: 99–100).

386 Маклакова Т. Б., Никитина А. Х.

Однако наряду с быстротой вода характеризуется как ‘спокойная’, ‘ста-тичная’:

Они ушли спокойно, как вода, / И развернули солнечные крылья (Вс. А. Рождест-венский: «Не всем дано мечтою прорастать…», 1964). Улегся лев с ягненком, оба – мрамор, / остановилось время, как вода в кадушке / застойная (А. Н. Николев [Егунов]: «По ветру сердце треплется, как флаг…», 1929–1938).

Остановившаяся вода отождествляется с застоем, тоской, одиночеством, смертью.

Следует отметить, что для цветовой характеристики воды используется эпитет ‘зеленая’. Зеленой может быть и речная, и морская, и озерная вода. Дан-ный цвет тесно связан со светом и огнем и обозначает молодость, красоту и веселье. Часто с зеленой водой сравнивают глаза:

Перед этой бледной, свежей силой / Зеленых, как вода, очей / Я трепетал, как пред могилой… (И. Коневской: Память встречи, 1898).

Обратим внимание, что визуальный субмодус свет не отождествляется с цветом, так как первый самодостаточен для восприятия, может излучать свет самостоятельно, а цвет – «пассивный объект внешнего воздействия» (Рузин 1996: 87).

Вода обладает самодостаточными признаками и предстает как ‘блестящая’, ‘ясная’, то есть излучающая свет:

Под луной на дальнем юге, / Как вода, пески блестят (И. А. Бунин: В караване, 1917). Обрастает зеленым, / Блестит, как вода… (Э. Г. Багрицкий: Весна, ветеринар и я, 1930). В бинокле, вскинутом высоко, / Лишь воздух – ясный, как вода… (А. А. Блок: Авиатор, 1910–1912).

Слух, как известно, является вторым каналом восприятия информации. Акустические свойства воды разнообразны, но также раскрывают ее противо-речивый характер. Звучание воды передано с помощью эпитетов ‘запевшая’, ‘шумящая’, ‘звенящая’:

Пусть глаза твои звенят, / Как вода озерная (П. Н. Васильев: Егорушке Клычкову, 1932). И как вода, запевшая / За льдиною плотной, / Дрожит душа вскипевшая… (К. Д. Бальмонт: Вскрытие льда, 1903). И как вода, шумящая на стены, / Их сила снова полилась… (А. К. Толстой: Смерть Иоанна Грозного, 1962–1964).

С другой стороны, вода – ‘тихая’ и ‘беззвучная’: И тихо, как вода в сосуде, / Стояла жизнь ее во сне (И. А. Бунин: «Я к ней вошел в полночный час…», 1898).

Семантико-функциональные особенности устойчивых сравнений с объектом вода 387

В филогенезе органы осязания сформировались раньше, чем слух и зре-ние. Именно тактильные сигналы помогают воспринимать наиболее важную информацию, необходимую для сохранения жизни (Мечковская 2004: 110). Восприятие качества поверхности, консистенции и температуры передают так-тильные атрибуты. Непосредственное физическое состояние воды – ‘жидкость без цвета и запаха’ – передается в русской лингвокультуре с помощью таких качеств, как ‘жидкая’ и ‘густая’:

Ваши крепости и флоты / Были б жидки, как вода (И. И. Варакин: Русская правда в царствование императора Павла, 1797). Не жидкий, как вода, или напиток детский, / Но Русью веющий, но сочный, но густой… (А. Я. Вяземский: Самовар, 1838). Огромна полночь, как вода густа (Б. П. Корнилов: Мечта, 1934). Сгустился воздух, как вода, / Аквариумом стала зала (М. А. Зенкевич: «Сгустился воздух, как вода…», 1928–1929).

В славянской народной поэзии символом здоровья и избавления от несча-стий выступает холодная вода: «вода обмывает все: хытки и прытки, уроки и призоры, скорби и болезни» (Потебня 2000: 43). В поэзии XVIII–XX вв. акту-ализируются ее ‘горячие’ свойства:

Это рушится песен лава, / как вода, горяча, жива: / наша молодость, / наша слава, / все наречия и слова (Б. П. Корнилов: Со съезда писателей, 1934). Мы строили большой корабль, и щепы / Под топором вскипали, как вода… (А. П. Ладинский: Аргонавты, 1930). Там камни, как вода, кипят, / Горящи там дожди шумят (М. В. Ломоносов: Утрен-нее размышление о Божием величестве, 1743).

А эпитет ‘холодная’ передает мотив смерти:

И как вода в земле, в нем кровь замерзла, / И на коленях смерть к нему подползла (Е. Г. Полонская: «Здесь, в глубине литейной мастерской…», 1919).

Качество поверхности воды характеризуется прилагательным ‘нежная’:

Да еще на пальцах ускользающая лепка, / Упругая как ветер, нежная, как вода (И. Л. Сельвинский: «Ехали казаки, ды ехали казаки», 1924).

Атрибуты, связанные с восприятием запаха воды, отсутствуют.

Атрибуты, связанные с вкусовыми ощущениями восприятия воды, тоже немногочисленны. Чаще воду ассоциируют со сладостью или горечью. Это символические значения, совпадающие с образами в народной поэзии:

Горячим камешком, счастливым навсегда, / Соленым, как земля, и горьким, как вода… (Вс. А. Рождественский: Коктебельская элегия, 1928).

В заключение отметим, что в процессе раскрытия основных качественных характеристик образа-эталона вода в устойчивых сравнениях в произведениях

388 Маклакова Т. Б., Никитина А. Х.

поэтов XVIII–XX вв. участвуют почти все органы чувств. Вода с точки зрения зрительного восприятия предстает как ‘темная’ и ‘светлая’, ‘блестящая’ и ‘яс-ная’, ‘быстрая’ и ‘статичная’, ‘зеленая’. Акустическое восприятие помогает в создании образов воды, передающих ее звуковую сторону: ‘запевшая’, ‘шу-мящая’, ‘звенящая’ и ‘тихая’. Тактильное восприятие помогает ощутить такие свойства воды, как ‘жидкая’ и ‘густая’, ‘горячая’ и ‘холодная’, ‘нежная’. Вку-совые качества воды переданы прилагательными ‘горькая’ и ‘сладкая’.

Образ-эталон вода в произведениях русских поэтов предстает как неодно-значная сущность, содержащая в себе противоположные качества.

Словари Мокиенко–Никитина 2008 = Мокиенко М. В., Никитина Т. Г. Большой словарь русских

народных сравнений. Москва, 2008. Огольцев 1984 = Огольцев В. М. Устойчивые сравнения русского языка. Москва, 1984. Токарев 1991 = Токарев С. А. (ред.) Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1. Москва,

1991.

Литература Лебедева 1999 = Лебедева Л. А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии

и фразеографии. Монография. Краснодар, 1999. Маслова 2001 = Маслова В. А. Введение в лингвокультурологию. Москва, 2001. Мечковская 2004 = Мечковская Н. Б. Семиотика. Язык. Природа. Культура. Москва,

2004. Потебня 2000 = Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре. Москва, 2000. Рузин 1996 = Рузин И. Г. Когнитивные стратегии именования: модусы перцепции (зре-

ние, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выражение в языке. Вопросы языкознания 1996/6: 79–100.


Водные образы в русской и чешской лингвокультурах: общие и дифференциальные

смыслы

МАРКОВА Елена Михайловна Трнава, Словакия; Москва, Россия


Вода, наряду с огнем и землей, является важнейшей стихией, окружающей человека. Водная стихия издревле наделялась человеком необыкновенными, магическими свойствами. Она питает все живое, почему и называл ее древний человек «кровью земли». «Вода – всему господин; воды и огонь боится!» – так издревле говорили в русском народе (Коринфский 2006: 48). Вода, как и вод-ные образы, принадлежа к природным кодам культуры, выступает многознач-ным символом, что отражается во фразеологии и паремиологии славянских, в частности сравниваемых нами русского и чешского языков. Гидронимиче-ская символика характеризуется как общностью, берущей начало в ассоциа-циях и представлениях древнего человека, так и различиями, обусловленными национальным восприятием окружающего мира.

Воде с незапамятных времен придавалась сила плодородия. Древний слав-янин видел в дожде источник урожаев, наделял воду и целительной силой. От дождевой воды силу плодородия и целительства народ перенес и на реки, ручьи, родники (Коринфский 2006: 60). В русском языке с этим представле-нием связан фразеологизм как воды напился ‘о чувстве облегчения, удоволь-ствия после чего-л.’, в чешском языке бытует связанное с этим сравнение: roste jako z vody (соответствует рус. растет как на дрожжах). Вместе с тем и в русской, и в чешской фразеологии вода на столе символизирует бедность, ничтожность: рус. сидеть на воде и хлебе, чеш. vařit z vody ‘перебиваться с хле-ба на квас’ и ‘начинать с нуля, на пустом месте’ (букв. ‘варить из воды’), ne-vydělat ani na slanou vodu ‘ничего не заработать, не заработать даже на хлеб’ (букв. ‘не заработать даже на соленую воду’).

С глубокой древности вода воспринимается и как река времени, поэтому время описывается «водными» образами: рус. время течет; много воды с тех пор утекло; что было, то уплыло; чеш. uplynulo mnoho vody; uteče / utíká to jako voda; to vzala voda (ср. рус. кануло в лету, букв. ‘это взяла вода’). Вод-ный поток отличается стремительностью, быстротой, что послужило основой чешского сравнения hrne se sem jako velká voda (ср. рус. врывается как ураган). Во фразеологии подчеркивается сила воды, ее способность медленно воздейство-вать на другие, твердые стихии, ее энергия. Эта символика представлена в русской пословице вода и камень точит и чеш. tichá voda břehy mele, которая одновременно может передавать и непредсказуемость человеческой натуры, вербализуемую русской пословицей в тихом омуте черти водятся. В то же

390 Маркова Е. М.

время русская фразема под лежачий камень вода не течет репрезентирует мысль, что не нужно полагаться только на обстоятельства, человек должен сам прикладывать усилия, поэтому осуждению подлежит тот, кто отдается на волю стихии и плывет по течению (чеш. po vodĕ). Водная энергия может играть и положительную роль, помогать чему-л., что зафиксировано во фразеологиче-ских эквивалентах рус. лить воду на чью-л. мельницу и чеш. to je voda na jeho mlýn.

Бессмысленность действий одинаково передается в обоих языках с по-мощью фразеологической кальки, основанной на «водном» образе: рус. но-сить воду решетом и чеш. nabírat vodu řešetem / nabírat vodu do síta. Вода символизирует у чехов еще и быстроту, поспешность в приготовлении чего-л., то, что сделано на скорую руку, наспех: udĕlat nĕco z jedné vody načisto (букв. ‘сделать что-то с первой воды’) .

Вода выступает в разных культурах и символом однообразия, бессмыслен-ных, пустых разговоров и действий, что представлено в русских выражениях воду в ступе толочь ‘говорить одно и то же’, лить / гнать воду ‘нести бес-смысленные речи’ (в чешском в этом значении задействован другой образ – соломы: mlátit prázdnou slámu, букв. ‘молотить пустую солому’) и чеш. mít řečí jako vody (букв. ‘иметь речей как воды’, эквивалентном рус. наговорить с три короба). Чешская фразема honit vodu ‘пижонить, модничать, форсить’ предста-вляет собой межъязыковой фразеологический омоним к рус. лить / гнать воду, т. к. при сходстве структуры и внутренней формы они различаются в смысло-вом отношении. Вместе с тем образ воды в обоих выражениях одинаково помо-гает выразить пустоту внешне пышного (речей, одежды), но внутренне нич-тожного. Наряду с этим, характеризуя человека, который не хочет разговари-вать, предпочитает молчать, русские также используют «водный» образ: как воды в рот набрал.

Согласно древнейшим мифологическим представлениям, вода осмысля-ется и как враждебная человеку стихия, водные глубины символически свя-зываются с неизведанным, непонятным и опасным пространством, способным поглотить и скрыть в себе все живое (Телия 2006). Амбивалентность образа воды метко выражена в русской пословице: Водою мельница стоит, от воды и погибает.

Вода и огонь с древности выступают как две враждебные друг другу, две непримиримые, хотя иногда и работающие одна на другую стихии, представля-ющие угрозу для человека. Недаром в русском языке бытуют многочислен-ные пословицы с этими образами: С огнем да с водою не поспоришь, Огонь да вода – нужда да беда, Огонь – царь, вода – царица, Огню да воде Бог волю дал, Ходить у огня – обжечься, у воды – замочиться (Коринфский 2006: 48). Про-тивопоставленность этих стихий выражена в чешских ФЕ jsou jako oheň a voda (букв. ‘они как огонь и вода’), spojovat oheň s vodou (‘соединить несоединимое’, букв. ‘соединить огонь с водой’), milovat jako oheň vodu (‘очень сильно не лю-бить кого-л., ненавидеть’, букв. ‘любить как огонь воду’). Вода выступает сим-волом нелюбви, ненависти и в чешском выражении mít rád jako vodu v botě (букв. ‘любить кого-то как воду в ботинке’). Примечательно, что череда бед

Водные образы в русской и чешской лингвокультурах 391

ассоциируется в русском языковом сознании с «огненными» образами (из огня да в полымя), а в чешском – с «водными» (z bláta do louže, букв. ‘из грязи в лу-жу’), на основании чего можно сделать вывод, что беда у русских связывается в большей степени с огнем, а у чехов – с водой, что объяснимо экстралингви-стическими причинами и подтверждается рядом фразем. Попавший в беду, в переделку человек в чешской лингвокультуре уподобляется существу, попав-шему в воду: stĕží se drží na vodě (‘он еле держится, он в опасности’, букв. ‘он с трудом держится на воде’, ср. с рус. висит на волоске). В соответствии с чеш-скими представлениями опасное, ненадежное положение ассоциируется с поло-жением человека над водой, в которую лучше не попадать: držet se nad vodou (букв. ‘держаться над водой’), что соответствует рус. держаться на плаву. Выбравшийся из трудной ситуации человек образно представлен фраземой je z vody venku (букв. ‘он выбрался из воды’). Отсюда жертвенность у чехов свя-зывается только с образом воды: skočit do vody, в то время как у русских – с образами огня и воды: пойти в огонь и в воду.

Вода может бесследно поглотить любые предметы, включая и самого чело-века, что вербализовано русской фраземой как в воду канул ‘бесследно исчез, скрылся из виду’ и его чешскими эквивалентами jako by se byl do vody propadl / jako by se voda zavřela. Только в чешском языке известно выражение, основан-ное на «водном» образе: pustit k vodĕ / poslat k vodĕ ‘бросить кого-л., порвать с кем-л.’, т. е., выражаясь русским образным языком, пустить в свободное пла-вание, отпустить на все четыре стороны.

С «водной» семантикой связано и русское жаргонное мочить – замочить в значении ‘убить’, восходящее к *moč- (в чешском языке данный корень ак-тивно функционирует в составе лексемы močál ‘болото’, известной когда-то и древнерусскому языку, а также русским диалектам в формах мочаг, мочага). Со значением надвигающейся беды, гибели связано и чешское выражение, ос-нованное на образе воды: teče mu voda do bot (букв. ‘ему вода течет в ботинки’, что значит ‘его дело дрянь’).

Вода – это и символ безнаказанности, безответственности в силу ее обте-каемости, что вербализовано в обоих сравниваемых языках: рус. как с гуся во-да, чеш. sjede to po nĕm jako voda po huse. Однако в русском языке эта тема получила более широкую разработку во фраземике и представлена еще и вы-ражением выйти сухим из воды ‘избежать заслуженного наказания’. В воде можно спрятать что-то плохое, чтобы никто не узнал об этом, уйдя таким об-разом от ответственности: своровал – и концы в воду.

Вода не только поглощает и скрывает все, но и не хранит следов, является знаком неопределенности, неуверенности, что зафиксировано в русском фра-зеологизме: вилами на воде писано, т. е. ‘неопределенно, неточно’. В качестве символа ненадежности, хлипкости, нестабильности вода представлена и в чеш-ской фраземике: spát jako na vodě (‘плохо спать’, букв. ‘спать как на воде’).

Неподвижность крепко спящего человека сравнивается в чешской куль-туре с брошенным в воду, утонувшим человеком: spí, jako by ho do vody hodil (ср. рус. спит как убитый, основанное на другом образе). Сходный образ оли-цетворяет в русской лингвокультуре грустного, подавленного, растерянного


человека, что репрезентирует фразема как в воду опущенный, в которой вода выступает как образ враждебной стихии, куда человек погружается не по сво-ей воле, не оказывая при этом никакого сопротивления.

Если для чешской лингвокультуры специфическим является образное вос-приятие воды как беды, катастрофы, то в русской народной культуре вода, являясь одной из главных составляющих различных обрядов, связанных с пред-сказанием и ворожбой (Телия 2006: 292), олицетворяет способность увидеть, предугадать события. Выступая в качестве атрибута магических действий, она символизирует предсказуемость событий: как в воду глядел, как пить дать. Вода выступает здесь своеобразной волшебной средой, по своему свойству отражать «зазеркальный» мир она отождествляется с зеркалом, в котором от-ражаются события жизни. С «отражательными» способностями воды связан и ее образ в русской фраземе вывести на чистую воду, т. е. ‘разоблачить кого-либо, уличить в дурном поступке, выявить правду’ (Бирих и др. 2005: 105). Обычай разливать водой дерущихся людей или животных «от противного» лег в основу русских фразем водой не разольешь, не разлей вода – о неразлуч-ных друзьях.

В русской культуре с образом воды в большей степени, чем в чешской, связана аксиологическая дихотомия «хороший, искренний, честный» – «пло-хой, неискренний, лживый»: чистая, свежая, прозрачная вода выступает сим-волом честности, искренности, правды, напротив, мутная, темная, грязная вода символически выражает нечестность, ложь, обман, мошенничество. Вырази-телями этих аксиологических полюсов являются, с одной стороны, русские фраземы: чистейшей / чистой воды ‘самого лучшего качества, без изъянов’; вывести на чистую / свежую воду ‘разоблачить кого-л., выявить правду’; воды не за-мутит ‘о скромном, безобидном, тихом человеке’; с другой – подводное те-чение ‘что-то тайное, скрытое от глаз других’; темна вода во облацех ‘о чем-то непонятном, неясном, мудреном’; мутить воду ‘умышленно запутывать дело, создавать неразбериху’; ловить рыбу в грязной / мутной воде ‘пользоваться неразберихой, паникой для достижения личной выгоды’. Последние два выра-жения обнаруживают аналоги и в чешском языке: kalit / zkalit vodu и lovit / zalovit v kalných vodách, которые противопоставлены фраземе с образом ‘чис-той воды’ – nalít čisté vody (букв. ‘налить чистой воды’), означающей ‘сказать всю правду, сказать все начистоту’.

Не только мутная вода, но и природные водные источники с грязной, не-прозрачной водой получили негативное метафорическое развитие, известное многим языкам. Так, топкое место в лесу с мутной, стоячей водой обознача-ется в современном русском языке лексемой болото, в чешском ей семанти-чески соответствуют известные с праславянского периода лексемы с корнем *bag-: чеш. bažina ‘болото’, чеш. bahno ‘ил’, ‘грязь’. Рус. болото (чаще в соче-таниях мещанское болото, обывательское болото) и чеш. bahno одинаково раз-вили вторичные негативные значения: ‘все, что характеризуется косностью, застоем, отсутствием живой деятельности’; ‘нейтральная, неактивная часть коллектива’. Эта же модель – перенос названия гидронима на негативные явления социальной, общественной жизни – и в основе смыслового развития


русского слова омут: ‘водоворот на реке; глубокая яма на дне реки, озера с тем-ной, стоячей водой’ – ‘(перен.) то, что затягивает, привлекает своей беспор-ядочностью’ (обычно в сочетании омут страстей, омут наркомании), в чеш-ском с ним коррелирует в обоих значениях лексема vír. Представление о том, что подобное глубокое, топкое место может поглотить, забрать, послужило основой развития метафорических сочетаний: болото засосало, в омут с го-ловой. «Водный» образ и в основе русского выражения поливать грязью ‘чернить, ругать, порочить’, имеющего также отрицательную коннотацию. В чешском общеславянское bláto получило значение ‘грязь’, поэтому приве-денной выше русской фраземе соответствует чеш. házet blátem (букв. ‘бросать грязью’).

Названия «водных» природных явлений служат также универсальной моделью обозначения большого количества, размера. В сочетании с лексемами, обозначающими объект сравнения, они представляют собой фразеологизиро-ванные выражения, которые также могут быть сопоставлены в билингвальном аспекте с целью выявления сходного и национально специфического. В зна-чении множества в русском языке употребительны такие «водные» образы, как дождь (вопросов, похвал; звездный дождь), град (пуль, упреков, обвинений, ударов; пот лился градом), ливень (стрел, огня, света). Специфика чешского языка в том, что в этом значении возможно только употребление слова dešť ‘дождь’ (střel ‘стрел’, kulek ‘пуль’, jisker ‘искр’, květů ‘цветов’).

Названия водоемов и водных потоков также метафорически используют-ся для обозначения большого количества: рус. море (слез, цветов, поклонни-ков, улыбок, огней); океан (страстей); реки (людей, крови, товара); волна (аби-туриентов, туристов, протеста, забастовок); наплыв (туристов, заявлений); поток (слез, поздравлений, слов, упреков); приток (сил, клиентов); прилив (сил, чувств, нежности) и т. п. Русская фразема хоть пруд пруди ‘очень много чего-л.’ также включает в себя название водоема.

Подобные переносы отмечаются и в чешском языке, хотя и с некоторой асимметрией. Так, наиболее активно в значении ‘множество’ используются лексемы moře ‘море’ (lidí ‘народа’, světel ‘огней’, bláta ‘грязи’, kamení ‘кам-ней’, starostí ‘забот’, vzpomínek ‘воспоминаний’, času ‘времени’, práce ‘рабо-ты’), řeka ‘река’ (lidí ‘людей’, krve ‘крови’), vlna ‘волна’ (stávek ‘забастовок’, odporu ‘протеста’, vlasů ‘волос’), příliv ‘приток, прилив, наплыв’ (nových členů ‘новых членов’, peněz ‘денег’, žadatelů ‘просителей’, zájemců ‘заемщиков’, citi ‘чувств’), proud ‘течение, струя, поток’ (vína ‘вина’, krvi ‘крови’, slz ‘слез’, lidí ‘людей’, vozů ‘машин’, světla ‘света’, slov ‘слов’, vzpomínek ‘воспоминаний’). Не известны в значении большого количества чеш. ocean ‘океан’, чеш. rybník ‘пруд’, в то же время используется в этом значении слово záplava ‘наводнение’ (dopisů ‘писем’, květů ‘цветов’, světla ‘света’, nabídek ‘предложений’, hostů ‘гос-тей’, slov ‘слов’). Ограниченно употребляется слово potok ‘ручей, поток’ (potu ‘пота’, slz ‘слез’). Значению же ‘наплыв, приток, прилив’ с «водным» компонен-том в семантике их номинантов в русском языке соответствуют лексемы с внут-ренней формой ‘вал, скопление’ в чешском: nával (перв. ‘давка, толкотня’: lidí do divadla ‘наплыв людей в театр’, žáků ‘учеников’, citu ‘прилив чувств’,


radosti ‘радости’, krve do hlavy ‘крови к голове’, kašle ‘приступ кашля’, práce ‘масса работы’); příval ‘завал’ (otázek ‘поток вопросов’, slov ‘слов’, nadávek ‘ругательств’).

Любая лингвокультура характеризуется наличием системы эталонов, сим-волов и стереотипов, в которых отражаются нормативные представления того или иного этноса о каком-либо явлении. В них находит отражение когнитив-ный опыт представителей той или иной этнокультуры. Они отражают миропо-нимание данного народа, его систему норм и представлений об окружающем мире и человеке, «воспроизводят характерный для той или иной лингвокуль-турной общности менталитет» (Телия 1996: 233) и имплицитно содержат оценку и предписание. Символы вместе со стереотипами и эталонами соста-вляют ту прагматическую надстройку, знание которой необходимо каждому, кто нацелен на диалог культур, на эффективную межэтническую коммуника-цию. Сложность межславянского диалога культур в том, что общая в формаль-ном отношении лексика славянских языков характеризуется неравномерностью ее смыслового, метафорического, символического развития. Полноценное меж-культурное общение связано со знанием и адекватным использованием идио-матических средств языка, выражающих систему эталонов и символов. По-этому составной частью современной теории межкультурной (в том числе межславянской) коммуникации становится коммуникативно-прагматический аспект сопоставительной лингвокультурологии, который имеет не только тео-ретическое, но и лингводидактическое значение.

Представленное в данной статье сопоставление символьных значений «водных» образов в русской и чешской языковых картинах мира дает возмож-ность «наложить» исследуемые фрагменты, определить границы их конвер-генции и участки дивергенции, выявить лакунарные участки, с тем, чтобы ис-пользовать эти данные при овладении другим славянским языком, быстрее найти общий язык в диалоге их культур, уходящих корнями в единое про-исхождение, но скорректированных временем и самобытной историей каждого народа.

Словари Бирих и др. 2005 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Русская фразеология.

Историко-этимологический словарь. Москва, 32005. Телия 2006 = Телия В. Н. (ред.) Большой фразеологический словарь русского языка.

Москва, 2006. Трубачев 1974 = Трубачев О. Н. (ред.) Этимологический словарь славянских языков.

Праславянский лексический фонд. Москва, 1974.

Čermák a kol. 2009 = Čermák F., Filipová K., Holub J. a kol. Slovník české frazeologie a idiomatiky. Praha, 2009.

Gebauer = Gebauer J. Staročeský slovník. T. 1–2. Praha, 1903–1916. Machek 1968 = Machek V. Etymologický slovník jazyka českého. Praha, 21968. Mokienko–Wurm 2002 = Mokienko V., Wurm A. Česko-ruský frazeologický slovník. Olo-

mouc, 2002.


Литература Коринфский 2006 = Коринфский А. Народная Русь. Москва, 2006. Телия 1996 = Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и

лингвокультурологический аспекты. Москва, 1996.


Етносимволічна зумовленість семантики фразем із компонентом вода

МАЦЮК Зоряна Сергіївна

Луцьк, Україна E-mail: [email protected]

Скарбницю нашого народу, його здобутки, мудрість і культуру, суспільні відносини й виробничну діяльність, звичаї та ідеали, погляди й вірування, мрії та сподівання постійно збагачують фразеологічні одиниці рідної мови. Основ-ним, невичерпним джерелом української, зокрема ареальної фразеології, є на-родна мова, якій властиві влучність та образність. Саме влучні, метафорічні вислови стають усталеними й поповнюють фразеологічні запаси мови.

Фраземи, як одиниці лексико-семантичного рівня, етносимволічно мар-ковані. Вони синтезують у собі семантику слова та досвід певного етносу, що формує загальний образ нації. Народ осмислює світ, взаємодіє з навколишнім середовищем і, пізнаючи його, акумулює ці знання в сталих виразах. Україн-ський народ має багаті традиції та звичаї, які впливають на його культуру, що й відображено в говірковому мовленні, зокрема у фразеосистемі Західного Полісся.

Аналіз фразеологічної символіки засвідчує, що один і той же фразеологіч-ний символ може відповідати структурним частинам різних концептів. Дове-дено, що фразеологічна символіка навіть близькоспоріднених мов має значні етномарковані масиви, а звідси – висновок, що й концептам притаманна націо-нальна специфіка (Левченко 1997: 242–245). Використання символу – це зав-жди скорочення мовного коду з одного боку, і збільшення інформації – з іншо-го, тому що символ спирається ще й на концептуальну інформацію (експресію, емоцію, оцінку) (Левченко 2002).

Фразеологія тісно пов’язана з народними звичаями, обрядами, ритуалами і традиціями. Деякі фраземи знаходять своє пояснення в спільнослов’янському етносі, у древніх уявленнях і віруваннях.

Найбільш засимволізована на Західному Поліссі вода (тиха як вода [|тиха йак во|да]; як риба в воді [йак |риба в во|д’і]), яка віддавна мала вагоме значен-ня. Порівняльно-асоціативна мотивація проведена з плином течії, яку майже неможливо почути. Вода – спосіб магічного очищення.

За космогонічними поглядами давніх слов’ян, вода, поєднавшись із пер-вісною матерією чоловічої статі, утворила струмки, ріки, озера, загалом усе на Землі. Вода – символ розмноження і парування. Слов’яни часто брали шлю-би над водою. І взагалі парування відбувалося біля води. Умитися молодим разом – означало побратися. Вода – рубіж між життям і смертю, між двома станами людини: до шлюбу й після. Вона символізує силу дівчини й жінки – земних відображень Води-Праматері, господині Всесвіту (Коцур 2002: 49). У західнополіській фразеології зафіксовано вислів на позначення небажаної

Етносимволічна зумовленість семантики фразем із компонентом вода 397

вагітності – водою запливти [во|дойу заплив|ло] (Вдр). Символічна багатознач-ність слів, що належать до архаїчних мов, постійно вказує на те, що світ від-кривається як єдність, як органічне ціле: вода й символічна риба слугували емблемами родючості та плодючості; через краплі дощу, які торкаються тіла дівчини, відбувається втрата її невинності; через краплю води, що впала з хма-ри, запліднюється жінка, тобто Земля-матір. М. Еліаде зазначає, що «і в кос-мологічному, і в антропологічному планах занурення у воду не означає оста-точного згасання, це тимчасове повернення в невиразне, за яким іде нове тво-рення, нове життя, чи „нова людина“» (Еліаде 2001: 69).

Уже в доісторичні часи комплекс Вода – Місяць – Жінка сприймався як антропокосмічний кругообіг родючості. У міфології жінка, вода, риба нале-жать за своєю структурою до однієї і тієї ж символіки плодючості, що діє на всіх рівнях Космосу (Коцур 2002). Водні тварини, особливо риби (що поєдну-ють у собі разом із указаними також і еротичні значення) і морські чудовиська стають символами сакрального, оскільки представляють зосереджену у водах абсолютну реальність.

Води, за первісними уявленнями, поділяються на чоловічі та жіночі. Чо-ловічі – це дощові й снігові, «небесні води», а жіночі – «земні», тобто води криниць, колодязів, джерел. Саме небесні води здатні запліднювати землю, поєднавшись із земними (Войтович 2005: 83).

На досліджуваній території поширені фразеологічні одиниці, у яких про-стежено народження нового життя – з неба впасти [з |неба в|пало] (Вгщ); сіяв батько овес, а я впав з небес, овес зійшов, а я встав, додому пішов [|с’ійав |бат’ко о|вес / а йа впав з ни|бес / о|вес зиĭ|шов / а йа встав / ду|дом пу|шов] ‘на-родження дитини’ (НРд). Кругообіг води ніби здійснює зв’язок людини з її минулим і майбутнім. У найдавніших звичаях українців збереглося повір’я, що, виконавши певні магічні дії з криничною водою, можна викликати дощ. У стародавні часи біля криниць здійснювали ритуали поклоніння Мокоші – покровительці жінок, матері всього живого. Кринична вода, взята до схід сон-ця (непочата), мала лікувальні властивості: її брали на омивання породіллі, на коровай брали воду із семи криниць, дівчата вмивалися криничною водою на красу (Алехина 1968).

В українській міфології криниця – символ здоров’я, сили, багатства, ро-дючості, святості, чистоти. Щодо дівчат і хлопців вона символізує не лише красу, вірність, а й розлуку, сум, тугу, жаль. Водночас, в українських народних піснях копати криницю чи брати воду з криниці мають значення ‘бути в інтим-них стосунках з дівчиною’. У семантику лексеми-символу криниця – алегорії жіночого начала – закладено магічну жіночність, енергію вологості. Цю сим-воліку ввібрали західнополіські фраземи: з колодязя витягнути [з ку|лод’аз’а |вит’агли] (Крм); з криниці витягнути [з кри|ниц’і |вит’агнула] ‘про народжен-ня дитини’ (Држ). Священна роль криниці полягає в тому, що, за народними уявленнями, джерельна вода єднає три сфери буття: земне, підземне, небесне. Це єднання небесних та підземних вод. У казках герой, стрибнувши в колодязь, потрапляє в підземний світ. Хмари, збираючи воду через повітря, знову повер-тають її на землю краплями води.

398 Мацюк З. С.

Вода також буває жива й мертва, цілюща й безсила – додає сил або, на-впаки, відбирає їх: всплити за водою [спли|ла за ву|дойу] (Бн) || за водою піти [за ву|дойу п’іш|ла] ‘втрата сили’ (МГл). Жива вода гоїть рани, наділяє міццю, примушує порубане тіло зростися і повертає саме життя (Войтович 2005: 85). Жива вода, міф про яку відома всім індоєвропейським народам, наділена цілю-щими властивостями, звідси: рос. будто живой водой вспрыснули (окропили) кого ‘про людину, якій надано новий життєвий імпульс, надихнути бадьорістю та енергією, оживити’; словно живой воды напиться – 1. ‘про людину, якій на-дано життєвий імпульс’; 2. ‘про щиру, душевну розмову з мудрою людиною’; 3. ‘про прочитання будь-якоїсь повчальної книги’ (Кузнецова 2005: 101); укр. як жива вода – ‘про те, що діє сприятливо’. Цілюща сила води особливо вияв-ляється навесні, коли ріки і джерела скидають із себе льодові пута, сніг пере-творюється на дзвінки струмки, а небо відмикає свої дощові сховища (Войто-вич 2005: 85).

Молодильна вода повертає молодість та надає силу. Найрепрезентатив-нішими є такі одиниці: з води лице [з ву|ди ли|ц’а] (МГл) || з лиця воду можна пити [з |лиц’е |воду |можна |пити] (Пдм) || красивий хоч води напийся [кра|с’і-виĭ хоч во|ди на|пиĭс’] (Брд, Трн) || хоч води напийся [хоч во|ди на|пеĭс’а] (СтЗг) || така гарна, хоч з лиця воду пий [та|ка |гарна / хоч з ли|ц’а |воду пиĭ] (Змш, Крп, Млн, Тпл, Яснв) || [ху|роша хоч во|де на|пеĭс’а] (Врк) || хоч води з нього напийся [хоч во|ди з |н’ого на|пиĭс’а] (Дбр, Клн, Псн) || як нема долі, з їх хоч води напийся [йак ни|ма |доли / з йіх хоч во|ди на|пиĭс’а] ‘про вродливу людину’ (Влч). Також цілющими властивостями була наділена роса – як роса на сонці [йак роса на сонц’і] ‘про молоду вродливу дівчину’ (Крп). Компонент фразеологічних оди-ниць вода співвідноситься з просторовим кодом культури, тобто сукупністю релігійно-моральних уявлень, тут – з уявленням про тимчасовість у цьому сві-ті, оскільки все спливає як вода.

Особливе ставлення предків до води простежено в українській пісні «Бо-жок», у якій йдеться про божка, котрий зустрів дівчину з водою, попросив на-питися, але та відмовила, «бо вода єсть нечиста». Божок на це мовив: «Ой ти, дівко, сама нечиста, а вода єсть завжди чиста» (Войтович 2005: 84). Звичайно, дівчина за таке нешанобливе ставлення до води була покарана. У фразеологіч-ній одиниці Західного Полісся хоч з моста та й у воду [хоч з |моста та в |воду] (Дбр) охарактеризовано ‘невродливу людину’.

Вода своєю магічністю очищує людей, не тільки фізичного, а й мораль-ного. Як відомо, у різних обрядах святу воду використовують для окроплення, умивання й обливання: як водою облитий [йак во|дойу об|литиĭ] ‘нудьгувати’ (Остр). Воду завжди вважали чистою і забороняли в неї плювати та засмічу-вати – оскільки це великий гріх, і ті, хто порушував ці заборони, був покара-ний головним болем (Булашев 1993: 276). Ці табу відображені у фраземах: сказати як в чисту воду плюнути [ска|заў йак в |чисту |воду п|л’унуў] ‘сказати неправду’ (Аркушин 2003: 83); чистенька як вода [чис|тен’ка йак во|да] ‘аку-ратна людина’ (Лщ); не плюй в колодязь, бо прийдеться напитися [не пл’уĭ в ку|лод’аз, бо приĭ|дец’а на|питис’] (Клб); тещі ноги мити і воду пити [|теш-ч’і |ноги |мити і |воду |пити] ‘примовляння про відносини між зятем і тещею’


(Хлп). Основним підтвердженням її чистоти було те, що вода відмовляється приймати в себе щось нечисте. Вірування на перевірку водою побудоване на тому, що звинувачених у злочині кидали в воду, і якщо вони тонули, то їх вва-жали невинними, а коли залишалися на поверхні, то були винні. Така пере-вірка водою відома до кінця XVIII ст. та застосовувалася проти чарівниць та відьом.

За народними повір’ями, чиста вода символізувала здоров’я, щастя, вір-ність, а каламутна – зраду, хворобу, журбу, прикрість. З одного боку, вода на Західному Поліссі є символом здоров’я. Подальше стягнення формули будь здоровий як вода можна простежити у фразеологізмі здоровий як риба (Тол-стой 1988: 22), який виник на основі метонімічного переходу вода → риба, уживаного за межами обрядового контексту як нейтральної, позбавленої сак-ральної функції стійкої одиниці. Адже на Вербну неділю до нині є звичай усіх бити гілкою свяченої верби, примовляючи «не я б’ю, верба б’є, за тиждень – Великдень, уже не далечко – червоне яєчко. Будь здорова як вода, будь багата як земля». Специфічна за походженням фразема здорова вода капає [здо|рова во|да |капайе] (Клч) має значення ‘процес самогоноваріння’, оскільки самогон використовували як ліки. З іншого, через воду відбувається очищувальна функ-ція. Оскільки вода має властивість змивати бруд, то згідно із законом імітатив-ної магії, вона очищує людину від хвороб, і за аналогією в ній шукають зці-лення буквально від усіх недуг (Швидкий 2011).

У поліщуків це очищення також персоніфікується зі сном, що має зник-нути, як вода – сон за водою [сон за во|дойу] ‘про погані сни’ (Лкв) та симво-лізує тимчасове забуття.

У християнстві збережено вірування про воду, завдяки якій відбувається очищення – змивання гріха, розчинення старого життя й народження нового. Функція очищення (зцілення) вогнем і водою відображена у фразеологізмах: і в вогонь, і воду [і в о|гон’ і |воду] ‘сміливий чоловік’ (Клб); не боятися ні вог-ню, ні води [ни бо|йіц’а н’і вог|н’у н’і во|ди] ‘смілива жінка’ (Ярс). Вогонь, як свідчать численні етнографічні та історичні джерела, посідав значне місце в лікувальній магії. Саме безсилля людини перед природою на ранніх стадіях культури, за словами С. Токарева, – породило почуття залежності, яке вияви-лося у двоякому ставленні до вогню: поклоніння і водночас страх (Токарев 1957: 39). І хоча перший вогонь, за народним повір’ями, винайшли чорти, його шанують ангели, вважаючи, що вогонь – це ангел (Чубинський 1992: 10). Ша-нобливе ставлення до свяченої води спостережено й в інших слов’янських фра-земах: болг. боя се като диявол от светена вода; польськ. bać się jak diabeł wody świętej (боятися як диявол святої води); чеш. bát se nĕkoho jako čert scĕ-cené vody (боятися як чорт свяченої води); слвцк. bát’ sa ako čert svätnice (бо-ятися як чорт посудини зі святою водою) (Кабанова–Котова 1994: 35). За ре-лігійними повір’ями слов’ян, Бог бореться з дияволом за допомогою грому, тому чорт боїться цього природного явища.

Образ фразем із компонентом вода сягає найдавніших міфологічних уя-влень, які збереглися до сьогодні і відповідно до яких життя людини та її ді-яльність співвідносяться з діяльнісним кодом культури, тобто зі сукупністю

http://uk.wikipedia.org/wiki/XVIII

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B0%D1%80%D1%96%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%96%D0%B4%D1%8C%D0%BC%D0%B0


назв, що означають діяльність загалом чи окремі дії і ставлення людини до них. Вода у фразеології виступає символом правди: решетом воду міряти [реше-|том |воду |м’ірити] ‘говорити нісенітниці’ (Пл) та балакучості: молоти як прачем по воді [|меле йак пра|чом по во|д’і] ‘балакуча жінка, базіка’ (Плп). Роз-галужена система символічних значень води тісно пов’язана зі світоглядом і рисами характеру жителів Західного Полісся. Ці значення збереглися у складі стійких одиниць, що функціонують на сучасному етапі розвитку мови й репре-зентовані компонентом-символом вода, який дає змогу порівняно легко зрозу-міти значення фразеологізмів.

Фраземи мають образно-символічну основу, які фіксують життєві спосте-реження, мудрість, що є цінним доказом когнітивно-культурної діяльності лю-дей. У частині фразем простежено семантичне варіювання в межах одного ін-варіанта: як в рот води набрати [йак в рот воу|ди наб|рав] (Грдн, Звн, Лкв, Слв) || [се|дет’ йак во|де в рот наб|рав] (СтЗг) || [мув|чит’ йак ву|ди в рот на-б|рала] (Ббр, Брд, Ввн, Гбн, Пст, Яснв); мовчати як риба [мов|чит’ йак |риба] (Бтн, Клн, Крп, Лбш, Пвр, Снв, Ств, Тпл, Трг, Хлп, Чрк, Яснв) || мовчати як риба у воді [мов|чит’ йак |риба у во|д’і] ‘мовчазна людина’ (Вдрц, Двг, Жрч, Зрч, Пст, Смл). Антонімічною є одиниця в холодній воді не обполоскатися [в ху|лодн’іĭ ву|д’і ни упо|лошчис’а] (Клб) зі значенням ‘голосний, крикливий чоловік’.

Отже, вода містила все потрібне для людини й могла творити справжні дива: повертала людині молодість, виліковувала від різноманітних хвороб, на-діляла людину силою та над можливостями. Чародійні води застосовувалися в любовній символіці – даючи своєму милому води, дівчина заворожувала че-рез воду його життя, силу та здоров’я.

Напитися із чужих рук – значить поріднитися з тим тілом і душею та оми-ти їх від усякої скверни. Фразеосистема Західного Полісся представлена низ-кою одиниць, у яких вода усвідомлюється не лише як життєдайна сила, а й виконує магічну роль – поєднує людей та продовжує рід: ходити як за водою [|ходит’ йак за во|дойу] ‘зустрічатися з дівчиною’ (Бжн) → як риба з водою [йак |риба з во|дойу] ‘стосунки між хлопцем і дівчиною’ (Брн) → не розлий вода [ни роз|лиĭ во|да] ‘стосунки між хлопцем і дівчиною’ (Трн) → як дві каплі води [йак дв’і |капл’і во|ди] ‘подібність між собою молодої пари’ (Смл, Хлп, Сшч, Остр) → водою запливти [во|дойу заплив|ло] ‘дівчина, яка завагітніла та приховує батька дитини’ (Вдр) → як немає долі, то з їх хоч води напийся [йак ни|ма |доли / з йіх хоч во|ди на|пиĭс’а] ‘бути нещасним’ (Влм) та ін.

У фрагменті західнополіської мовної картини світу відзначимо широке використання традиційних культурних символів. Розглянувши фразеологічні одиниці з компонентом вода, зауважимо, що основною властивістю стійких висловів є їх позитивна конотація. Ці образи ґрунтовані на певному досвіді мовців, а також на ритуальних формах національної культури.

Проведений науковий пошук дає змогу акцентувати увагу на фраземах – конденсованих текстах, що містять інформацію про звичаї та традиції, істо-ричні події, особливості світосприйняття й елементи матеріальної культури поліщуків, що втілено в символічній зумовленості представлених фразем.


Список населених пунктів

Ббр – Бобрин Млинівського р-ну Рівненської обл. Бжн – Бужани Горохівського р-ну Волинської обл. Бн – Буяни Луцького р-ну Волинської обл. Брд – Броди Ратнівського р-ну Волинської обл. Брн – Брани Горохівського р-ну Волинської обл. Бтн – Ботин Луцького р-ну Волинської обл. Ввн – Вовничі Млинівського р-ну Рівненської обл. Вгщ – Воєгоща Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Вдр – Видранка Старовижівського р-ну Волинської обл. Вдрц – Видраниця Ратнівського р-ну Волинської обл. Влм – Велимче Ратнівського р-ну Волинської обл. Влч – Велимче Ратнівського р-ну Волинської обл. Врк – Ворокомне Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Гбн – Губин Горохівського р-ну Волинської обл. Грдн – Городині Рожищенського р-ну Волинської обл. Дбр – Добре Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Двг – Довгошиї Млинівського р-ну Рівненської обл. Држ – Деражне Костопільського р-ну Рівненської обл. Жрч – Жиричі Ратнівського р-ну Волинської обл. Звн – Звиняче Горохівського р-ну Волинської обл. Змш – Замшани Ратнівського р-ну Волинської обл. Зрч – Заріччя Ковельського р-ну Волинської обл. Клб – Клубочин Ківерцівського р-ну Волинської обл. Клн – Калинівка Маневицького р-ну Волинської обл. Клч – Кульчин Турійського р-ну Волинської обл. Крм – Кримне Старовижівського р-ну Волинської обл. Крп – Карпилівка Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Лбш – Любешів Волинської обл. Лкв – Луків Турійського р-ну Волинської обл. Лщ – Лище Луцького р-ну Волинської обл. МГл – Мала Глуша Любешівський р-ну Волинської обл. Млн – Мельники Старовижівського р-ну Волинської обл. НРд – Нова Рудка Маневицького р-ну Волинської обл. Остр – Острівок Володимир-Волинського р-ну Волинської обл. Пвр – Поворськ Ковельського р-ну Волинської обл. Пдм – Підманево Шацького р-ну Волинської обл. Пл – Полиці Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Плп – Полапи Любомльського р-ну Волинської обл. Псн – Посників Млинівського р-ну Рівненської обл. Пст – Постійне Костопільського р-ну Рівненської обл. Слв – Словатичі Ківерцівського р-ну Волинської обл. Смл – Смолярі Старовижівського р-ну Волинської обл. Снв – Синове Старовижівського р-ну Волинської обл. Ств – Ставок Ківецівського р-ну Волинської обл. СтЗг – Старий Загорів Локачинського р-ну Волинської обл. Сшч – Сошично Камінь-Каширського р-ну Волинської обл. Тпл – Топільне Рожищенського р-ну Волинської обл.


Трг – Торговиця Млинівського р-ну Рівненської обл. Трн – Троянівка Маневицького р-ну Волинської обл. Хлп – Холопичі Локачинського р-ну Волинської обл. Чрк – Чаруків Луцього р-ну Волинської обл. Ярс – Ярославичі Млинівського р-ну Рівненської обл. Яснв – Ясенівка Рожищенського р-ну Волинської обл.

Словники Аркушин 2003 = Аркушин Г. Л. Сказав, як два зв’язав. Люблін–Луцьк, 2003. Коцур 2002 = Словник символів культури України. За ред. В. П. Коцура та ін. Київ, 2002.

Література Алехина 1968 = Алехина А. И. Фразеологическая антонимия и структурные типы фра-

зеологических антонимов в современном английском языке. В кн.: Проблемы ус-тойчивости и вариантности фразеологических единиц. Вып. 1. Тула, 1968. 267−275.

Булашев 1993 = Булашев Г. О. Український народ у своїх легендах, релігійних поглядах та віруваннях. Космогонічні українські погляди та вірування. Київ, 1993.

Войтович 2005 = Войтович В. М. Українська міфологія. Київ, 2005. Еліаде 2001 = Еліаде М. Священне і мирське. Міфи, сновидіння, містерії. Мефістофель

і андрогін. Окультизм, ворожбитство та культурні уподобання. Київ, 2001. Кабанова–Котова 1994 = Кабанова Н. М., Котова М. Ю. Устойчивые сравнения одного

фразео-семантического поля в болгарском, польском, русском, сербохорватском, словацком, словенском и чешском языках. В кн.: Rozprawy Komisji Językowej XX. Wrocław, 1994. 25–42.

Кузнецова 2005 = Кузнецова И. Лечебная магия в устойчивых сравнениях славян. В кн.: Грани слова. Москва, 2005. 97–103.

Левченко 1997 = Левченко О. П. Когнітивний аспект аналізу фразеологічної символіки. В кн.: Slowo. Tekst. Czas. Szczecin, 1997. 242–245.

Левченко 2002 = Левченко О. П. Фразеологічна репрезентація світу. В кн.: Мовні і кон-цептуальні картини світу. Київ, 2002. 307–315.

Токарев 1957 = Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов ХІХ – начала ХХ века. Москва–Ленинград, 1957.

Толстой 1988 = Толстой Н. И. Славянская фразеология sub speciae этнографии. В кн.: Z problemów frazeologii polskiej i slowiańskiej. Т. 4. Warszawa, 1988. 15–25.

Чубинський 1992 = Чубинський П. Ангели на сході неба: народні повір’я та забобони. Київ, 1992.

Швидкий 2011 = Швидкий С. М. Застосування населенням Слобідської України у ліку-вальній магії води і вогню у другій половині ХІХ – початку ХХ ст. Гілея. Науковий вісник. Збірник наукових праць. Вип. 46. Т. 4. Київ, 2011. 47–53.


Istraživanje frazema sa sastavnicom voda u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji

MENAC-MIHALIĆ Mira

Zagreb, Hrvatska E-mail: [email protected]

1. Frazemi sa sastavnicom voda istraživali su se u stotinjak hrvatskih govora prema posebno izrađenim upitnicima i u slobodnom razgovoru s ispitanicima. Pri-mjere navodimo uglavnom iz knjiga (Maresić 2008; Menac-Mihalić 2005 i Menac-Mihalić 2011) i iz neobjavljenih istraživanja provedenih u okviru rada sa studentima Filozofskoga fakulteta u Zagrebu.

2. Popis potvrđenih frazema sa sastavnicom voda Natuknica, tj. frazem iz kojega se mogu izvesti i razumjeti različiti potvrđeni

frazemi istoga sadržaja, kao i objašnjenje značenja natuknice, tj. frazema (iza znaka jednakosti), zapisani su hrvatskim standardnim jezikom malim običnim slovima, primjeri, tj. potvrde frazema u rečenici u raznim govorima, bilježene su kosim slo-vima uobičajenim dijalektološkim znakovima; u okruglim se zagradama iza svake potvrde donosi kratica imena naselja u čijemu je govoru frazem zabilježen. Donosi-mo samo dio prikupljenih primjera:

bistar kao voda = pametan: Bistar ka voda (Ga, Si). biti (plivati) kao riba u vodi = dobro se snalaziti, osjećati: Ode san ki riba u vodi

(Ši). Ko riba u vodi (Drežnik, Ramanovci, Str). Kȁj rîba v vdẹ (Pet). Plíva káj ríba vu vód (MS).

biti {sav} u goloj (jednoj) vodi = biti potpuno mokar: Bijo san u goloj vodi (Ga). Vȁs je u gòlôj vòdi (St).

biti gola voda = biti potpuno mokar: On je gola voda (Ši). Bȉja san gòlâ vòda (St). čuvati (držati) koga kao vodu (malo vode, kap vode) na dlanu = brinuti se

o kome, pružati komu sve, nježno (s ljubavlju) postupati s kim: Drži je ko kap vode na dlanu (Či). Drži ga ka kap vode na dlanu (Ši). Drži ga kak kap vode na dlanu (Ča). Čva j kȁk vȍd na dlân (PS).

dobar kao kršćena voda = jako dobar: Dobar ko kršćena voda (Lo). došla je voda komu na mlin = uspio je tko, bolje je komu: Dȍšla mu j vȍda na

mlin (KP). Dȍšla m je vȍda na mlin (Vir). držati vodu u zubima = šutjeti, prestati govoriti: Bȍļ ti j držȁti vȍd v zbệ

ngo sȁkj mlẹ̏ti (PS). držati kao cjedilo (rešeto) vodu = ne znati čuvati tajnu, izbrbljati: Drži ka rešeto -

vodu (DP). Držiš ga ko cidilo vodu (Op). Òna držĩ tâjne kâ cìdȉlo vȍdu (St). držati koga na luku i vodi = loše hraniti koga: Držîš nas cệli dện na lk i vȍdi

(PS). guska vodu iz rešeta pije = želi nemoguće: Guska vodu iz rešeta pije (Str).

404 Menac-Mihalić Mira

hodati kao po vodi = hodati visoko dižući noge: Hôdaš kȁk po vôdi (Bak). ići preko vode po vodu = biti nezadovoljan dobrim, tražiti još bolje: Nmoj ȉti

prko vod po vȍd (PS). ići kao voda uzbrdo = ne ići: Íde káj vóda v br´g (MS). ide voda iz (iza) zubi (na zube) komu = gladan je tko: Iđe mu voda iz zubi (Do).

Grẽ mu vòda nȁ zūbe kad vȉdi frȉtule (St). Ide mi voda iza zubi (Že). iz vatre u vodu skočio bi tko za koga = ništa ne bi napravio za koga: Tolko mi

je drag da bi za ń iz vatre u vodu skočijo (Ga, Si). izmisliti / izmišljati (otkriti / otkrivati) toplu vodu = reći / govoriti, otkriti / ot-

krivati ono što je svima poznato: Izmislila je toplu vodu (Ši). Cîlo vrîme iz-mĩšja tȅplu vȍdu, ponãvja svȅ šta je odávna pȍznato (St). Otkrȋva tȏpl vȍd (PS).

kao da je tko u vodi stajao dok su mu mjerili dužinu = prekratke su hlače komu: Íma kr´tke xláe káj da je vu vód stá dók s m mérl d-žín (MS).

kao da je voda donijela koga {izgledati...} = {izgledati} jako neuredan, iscrp-ljen, blijed: Zglêdaš tȁk kȁj da te vȍda donêsla (Bak). Splâjan j kȍda ga j vȍda donla (PS).

kao da je voda nanijela čega = ima čega puno: Ȉma pšnic kȍda da j j vȍda nanosȉla (PS).

kao da je voda stala komu = nemiran je tko: Ko da mu je voda stala (Lo). kao hladnom vodom poliven = neugodno iznenađen: Ko (kakȍ) hlõdnon vodûon

polīvien (Vs). kao iz vode [rasti / narasti] = brzo [rasti / narasti]: Reste ki iz vode (Ga). Naresla

ko iz vode (Lo). Reste ko iz vode (Op). Raste ka iz vode (Ši). Riest kakȍ iz vodie (Vs).

kao ulje iznad vode = poseban je tko, iznad svih: Uvik oćeš bit ko uĺe svr (svri) vode (Lo).Meće se ka uĺe svr vode (Ot). Ka uĺe svr vode (Si).

krv nije voda = bliska osoba, rođak; osjećaj prema bliskoj osobi, rođaku: Krv nie voda (Že). Kȑf ni vȍda (Pet). Kȑ nj vȍda (PS).

luk i voda = ništa važno, beznačajna stvar: Ovo je sve luk i voda (Ši). Tȏ j s lȕk i vȍda (KP). Lȕk i vȍda (Križ). Tȍ kj si si tî namīsļȉla ti j lȕk i vȍda (Vv).

ljuljati se kao trupa na vodi = jako se ljuljati: Juja se ko trupa na vodi (Op). moći više izgovorit nego Mala rika vode pronese = biti brbljav: Više moreš iz-

govorit nego Mala rika vode pronese (Op). mutiti vodu = činiti zbrku, unositi razdor, namjerno stvarati poteškoće: Uvik

muti vodu (Vs). mutiti vodu komu = pokušavati prevariti koga: Nemoj mi mutit vodu! (Ga).

Nemõj mi mútȉt vȍdu, nè dân se jã prìvȁrit! (St). naglo kao nagla voda = naglo, iznenada: Nâglo kô nâgla vȍda (PS). napiti se vode kao vol (žaba) bare = jako se napiti: Napio se vode ko vol bare

(Str). Napio se vode ko žaba bare (Str). ne bi dao {čašu} vode {pit (u rašetu)} tko = 1. škrt je tko: Ne bi dâ vode u ra-

šetu (Do). Ta ti ne bi dala ni vode pit (Si). Ne bi ni vode dâ (Ši); 2. nije

Istraživanje frazema sa sastavnicom voda u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji 405

željan ni najmanje pomoći komu: Da vmîraš, n bi ti dâl ȁš vod (PS). Nȉštẹ ti n bu dl, ni ȁšu vȍd prt smȑt (Vv).

neće se vruć vode napiti tko = neće se umoriti tko, izvući će se od posla tko: Neće se taj vruć vode napit (Lo).

neka voda nosi koga / što = pomirio se, složio se tko s kim / čim, pristao na što: Nk ga vȍda nȍsi (PS). Nk t vȍda nȍsi, kūpȉla bm s jabk kȍj su ti ȍstal (Vv).

od slatke vode [liječnik itd.] = slab, lažan, nikakav [liječnik itd.], nazovi-liječ-nik, nazovi-učitelj: Ôn ti je zidãr (pitũr, likãr) o(d) slȁke vodẽ (St).

odnijeti mrtvima vodu = zaspati: Odnijo je mrtvin vodu (Do). palo je u vodu što = propalo je što, nije uspjelo: Nȁš dȍgovor pȁda ȕ vodu – svȅ

se promínȉlo od juẽr (St). piti što kao vodu = piti lako, u velikim količinama (o alkoholu): Pije vino ko

vodu (Či). Pȉti kȁk vȍdọ (Vir). plivati kao sjekira u vodi = ne znati plivati: Plȉvaš kȁk sẹkȉra vu vôdi (Bak).

Plȉva kȁk sẹkȉra v vȏdi (PS). prevesti žedna / žednog preko vode {Vrljike} koga = obmanuti, prevariti koga:

Moreš ga žedna privesti priko vode Vrĺike (Do). Privešće ga žednog priko vode (Go). Privest ga žedna priko vode (Ru). Prȉvest žiednega prȉko vodie prevesti žedna preko vode (Vs).

priča ne drži vodu = to ne zvuči uvjerljivo: Ta ti priča ne drži vodu (Ot). pružiti čašu vode komu = pomoći komu u teškim prilikama, u bolesti i sl.: Stȁr

je i sâm, nẽma mu kȍ prȕžit žmũl vodẽ (St). puno će vode proteći (proteklo je) {po Savi} = proći će dosta vremena: A, jȍš

b pnẹ vȍd prtklẹ po Svẹ dok s b prva ȉstina doznȁla (Vv). Proteklo je od onda puno vode (Zg).

pusti već jedanput vodu! = prestani govoriti gluposti!: Psti v jempt vȍdọ! (Vir).

pustiti vodu niz livadu = odnositi se ravnodušno, bezbrižno, pustiti da sve ide svojim tijekom: Pusti vodu niz livodu (Lo). Pušti vodu niz livodu (Ot, Si).

ruku iz vatre u vodu za koga = ništa ne učiniti za koga: On bi za me ruku iz vatre u vodu (Lo).

sjeckati vodu kokošima = besposličariti: Sicka vodu kokošima (Lo). stajao je u vodi tko dok mu je krojač uzimao mjeru = prekratke su hlače komu:

A kȁk ti j tô lȁ zšil? Dok tȉ j šnâjdar mr brâl, si stâl v vôdi (PS). Stl si vu vȍdẹ dok ti j šnjdar mru brl (Vv).

teško je (lako je) žabu u vodu {natjerati} = lako je koga nagovoriti na ono čemu je po prirodi sklon: Teško žabu u vodu natirat (Či). Teško žabu u vodu nati-rat (Do, Ga). Teško žabu u vodu (Lo). Teško ti je žabu u vodu natirat (Ši). Tško žȁbu natrati vu võdu (KP). Tško žȁbu natrati v grȁbu (Raš). Teškȍ je žȁbọ v vdọ natẹrȁti (Vir). L´ẹfk je žáb vu vód natírat (MS).

tiha voda brege dere = miran i tih, ali prodoran i vrijedan: Tîha vȍda brga j (Pet). Tȉha vȍda brg glȍda (Raš). Tȉha vȍda brg dr (Vv). Tíxa vóda bréga glóda (MS). Tíha vóda br´ẹga j´ (Se).


tjerati (vući) vodu na čiji mlin = djelovati komu u prilog, raditi u čiju korist: Vodi vodu na svoj mlin (DP). Goni vodu na svoj mlin (Do). Tiran vodu na svoj mlin (Go). Vuče vȍdu na svuoj mlin (Vs). Tẹrȁti vȍdọ na svj mlin (Vir). St´lno tíra vód na svój mlín (MS, Se).

to je kao vodu piti = to je lako, nije problem: Tô je kâ vȍdu pȉt, nâjlȁšnja stvãr na svítu (St).

to ne drži vodu = to nije uvjerljivo, to ništa ne dokazuje: Tô šta gòvȍriš ne držĩ vȍdu, nẽe ti nȉko pòvȉrovat (St).

tresti se (drhtati) kao prut (šiba) {na vodi} = tresti se od straha, jako drhtati; tresti se od hladnoće: Trese se ka prut na vodi (DP). Drće ki prut (Ga, Ot, Si). Strh ju j, dȑš kak šȉba na vȍdẹ (Vv). D´rfe káj šíba na vód (MS). D´rfe kák šíba na vód (Se).

tući vodu u mužaru = raditi uzaludan posao: Nemoj tũć vȍdu u martõr (Vs). u vodi mjesec pokazivati = maštati, sanjariti: Vu vód m´ẹseca k´že (MS). ući u se kao burget kad ga namočiš u vrelu vodu = smršavjeti, smanjiti se: Uša

u se ko burget ka ga pokisaš u vrilu vodu (Op). ulje nad vodom = poseban, iznad svih, najbolji: Uvik oće bit uĺe nad vodon

(Do). uplovit u mirne (mirnije) vode = smiriti se, srediti se, početi mirnije živjeti:

Kad ùplȍvin u mȁlo mìrnȉje vȍde, mȍre bȉt da u se i ožènȉt (St). utopiti (popiti) koga u kapi (žlici, čaši) vode {kad bi mogao} = uništiti koga,

prevariti koga: Popija bi te u aši vode (Či). Utopije bi ga u žlici vode (DP). Popijo bi nas u kapi vode (Do). Pȍpi bi ga u žmûl vodie (Vs). Da mȍr, ftopȋla bi m od jda f ȁšẹ vȍd (Vv).

voda {je} došla do grla komu = upao je tko u nerješive probleme; dosadilo komu što: Došla mu voda do grla (DP). Došla mu je voda do grla (Lo, Ot). Voda mi je došla do grla (Ši). Vodȁ je duošla do garla (Vs). Dȍšla mi j vȍda do gȑla (KP). Dọšlȁ je vȍda dọ gȑla (Vir).

vruć se vode napiti = namučiti se, teško raditi: Tâj s nj nȉgda vr vod nȁpil (PS).

znati {što} kao vodu piti = jako dobro znati {što}: Znan to ko vodu pit (Go). Znâ s kȁk vdọ pîti (Pet). Jâ sm tô znȁla kȁk vȍd pȉti (PS). Znȁti kȁk vȍdọ pȉti (Vir). Zn psmicu kak vȍdu pȉti (Vv).

zubi puštaju (čine) vodu komu = ima tko jaki poticaj za jelom, cure sline komu (gledajući ili očekujući ukusno jelo), miriše jelo komu, veseli se dobru jelu tko: Puštaju mi zubi vodu (Ga). Púštȁju mi zûbi vȍdu ka(d) se sȉtin Tónkȉne kotònjâde (St). Zubi mi činīdȕ vȍdu (Vs).

željan kao suha zemljica vode = silno željan čega: Žlen si kȁk sûva zmlica vȍde (Bak).

živjeti (biti) na (o) kruhu (luku) i vodi = postiti; gladovati, loše se hraniti, os-kudno se hraniti, siromašno živjeti: Živi o kruvu i vodi (Či). Živi na kruvu i vodi (Ga, Ši). Žíve o krȕvu i vòdi kâ u pržũn (St). Žĩvẹli su na lȕku i vȍdi (KP).

živjeti kao bubreg u hladnoj vodi = dobro živjeti: Živi ko bubreg u hladnoj vodi (Pleternica).


3. O prikupljenim frazemima

Prikupljeni hrvatski dijalektni frazemi mogu se podijeliti – na općepoznate, potvrđene na širem hrvatskom ili izvanhrvatskom području:

biti (plivati) kao riba u vodi; čuvati (držati) koga kao vodu (malo vode, kap vode) na dlanu; voda {je} došla do grla komu itd.;

– na lokalizme, potvrđene samo u jednom govoru ili grupi govora: ljuljati se kao trupa na vodi; moći više izgovorit nego Mala rika vode pronese; ući u se kao burget kad ga namočiš u vrelu vodu itd.

Popisani frazemi sa sastavnicom voda imaju različitu motivaciju. 3.1. Najviše se takvih frazema odnosi na čovjeka. 3.1.1. Frazemi govore o karakternim osobinama ili stanju osobe, npr.:

bezbrižnost: pustiti vodu niz livadu brbljavost: držati kao cjedilo (rešeto) vodu; moći više izgovorit nego Mala rika

vode pronese brižnost: čuvati (držati) koga kao vodu (malo vode, kap vode) na dlanu dobrota: dobar kao kršćena voda izgladnjelost: ide voda iz (iza) zubi (na zube) komu iznenađenje: kao hladnom vodom poliven lažnost: od slatke vode [liječnik itd.] mirnoća: tiha voda brege dere neradništvo: neće se vruć vode napiti tko nezadovoljstvo: ići preko vode po vodu pamet: bistar kao voda posebnost: kao ulje iznad vode; ulje nad vodom prodornost: tiha voda brege dere snalažljivost: biti (plivati) kao riba u vodi škrtost: ne bi dao {čašu} vode {pit (u rašetu)} tko

3.1.2. Frazemi mogu govoriti o čovjekovu vanjskom izgledu, njegovim tjelesnim osobinama, odjeći:

bljedoća, iscrpljenost: kao da je voda donijela koga {izgledati...} izgled odjeće: kao da je tko u vodi stajao dok su mu mjerili dužinu; stajao je

u vodi tko dok mu je krojač uzimao mjeru mokrina: biti {sav} u goloj (jednoj) vodi; biti gola voda neurednost: kao da je voda donijela koga {izgledati...}

3.1.3. Česti su frazemi kojima se opisuje čovjekova aktivnost, ponašanje i zbivanje u vezi s njim:

besposličariti: sjeckati vodu kokošima dospijevati u problematičnu situaciju: voda {je} došla do grla komu drhtati: tresti se (drhtati) kao prut (šiba) {na vodi} gladovati: živjeti (biti) na (o) {suhom} kruhu (luku) i vodi hodati: hodati kao po vodi


izgladnjavati: držati koga na luku i vodi ljuljati se: ljuljati se kao trupa na vodi maštati: u vodi mjesec pokazivati mučiti se: vruć se vode napiti ne plivati: plivati kao sjekira u vodi ne uspijevati: ići kao voda uzbrdo otkrivati poznato: izmisliti / izmišljati (otkriti / otkrivati) toplu vodu pogodovati: tjerati (vući) vodu na čiji mlin pomoći: pružiti čašu vode komu postiti: živjeti (biti) na (o) {suhom} kruhu (luku) i vodi prevariti: prevesti žedna / žednog preko vode {Vrljike} koga; utopiti (popiti)

koga u kapi (žlici, čaši) vode {kad bi mogao} rasti: kao iz vode [rasti / narasti] sanjariti: u vodi mjesec pokazivati sliniti: zubi puštaju (čine) vodu komu smanjiti se, smršavjeti: ući u se kao burget kad ga namočiš u vrelu vodu smiriti se, srediti se: uplovit u mirne (mirnije) vode šutjeti: držati vodu u zubima tresti se: tresti se (drhtati) kao prut (šiba) {na vodi} uništiti: utopiti (popiti) koga u kapi (žlici, čaši) vode {kad bi mogao} uspjeti: došla je voda komu na mlin varati: mutiti vodu komu zaspati: odnijeti mrtvima vodu znati: znati {što} kao vodu piti

3.2. Frazemi sa sastavnicom voda pokazuju da je njezina velika količina bitna karakteristika: kao da je voda nanijela čega.

Takvi frazemi govore o posljedicama utjecaja vode: – ako voda koga nosi, bit će neuredan i sl.: kao da je voda donijela koga

{izgledati...} – polijevanje hladnom vodom donosi iznenađenje: kao hladnom vodom poliven – prisutnost vode pridonosi rastu: kao iz vode [rasti / narasti].

3.3. Dva frazema sa sastavnicom voda, s glagolima različita značenja, dijelom se svojega značenja poklapaju: sjeckati vodu kokošima, tući vodu u mužaru.

4.1. Uz sastavnicu voda samo se u 7 (od 84 različita potvrđena frazema) vezuju pridjevi, i to: hladna, kršćena, nagla, slatka, tiha i vrela. U antonimnim su odnosima hladna / vrela, nagla / tiha, iako frazemi u kojima se pojavljuju nisu u antonimnom odnosu niti su strukturno niti značenjski u bilo kakvoj vezi (kao hladnom vodom po-liven, živjeti kao bubreg u hladnoj vodi / ući u se kao burget kad ga namočiš u vrelu vodu; naglo kao nagla voda / tiha voda brege dere), kao što nisu u vezi ni frazemi u kojima je sastavnicom isti pridjev ´hladan´.

S druge strane dva frazema s pridjevom ´gol´ imaju isti semantički talog uz različitu morfološko-sintaktičku realizaciju: biti {sav} u goloj (jednoj) vodi, biti gola voda.


4.2. U dijelu potvrđenih frazema uz sastavnicu voda javlja se još jedna imenica: breg, bubreg, burget, cjedilo, dlan, dužina, grlo, guska, kap, kokoš, krojač, krv, li-vada, Mala rika, mjera mjesec, mužar, priča, prut, riba, sjekira, šiba, vol, zemljica.

4.3. U dijelu potvrđenih frazema uz sastavnicu voda javljaju se još dvije ime-nice: krojač + mjera; kruh+ luk, vol+bara, žaba + bara.

4.4. U nekim se frazemima druge imenice javljaju fakultativno: {čaša}, {rašeto}: ne bi dao {čašu} vode {pit (u rašetu)} tko; {Sava}: puno će vode proteći (proteklo je) {po Savi} 4.5. U jednom se frazemu sastavnica voda pojavljuje u različitim padežima

2 puta: ići preko vode po vodu. 4.6. U jednom je frazemu uz vodu sastavnica poimeničeni pridjev: odnijeti

mrtvima vodu. 5. Neke su imenice sastavnice više frazema

5.1. u 3 frazema

zubi: držati vodu u zubima; ide voda iz (iza) zubi (na zube) komu; zubi puštaju (čine) vodu komu. Navedeni frazemi pokazuju s jedne strane da ne možemo jasno razgraničiti primjere u kojima ´zubi´ znače ´koštano tkivo u čeljusti´ od onih u kojima znače ´usta´. Tri promatrana frazema u bitnom se razlikuju i po tome što u prvom od njih voda znači ´tekućina za piće´, a u druga dva znači ´slina´. Ta dva frazema imaju isto ili vrlo slično značenje bez obzira na različit izraz.

5.2. u 2 frazema

rešeto: držati kao rešeto vodu; guska vodu iz rešeta pije Iako su dva navedena frazema različitoga značenja, u oba se slučaja temelje na nemogućnosti zadržavanja vode u rešetu, odnosno o curenju vode. Srodan im je frazem priča ne drži vodu, iako se sastavnice razlikuju.

kap: čuvati (držati) koga kao vodu (malo vode, kap vode) na dlanu; utopiti (popiti) koga u kapi (žlici, čaši) vode {kad bi mogao} Frazemi sa sastavnicom ´kap´ imaju različito značenje, ali se oba temelje na slici male količine tekućine.

luk: držati koga na luku i vodi; luk i voda Unatoč tome što jedan frazem sadržava i sastavnice drugoga, značenja su im različita.

mlin: došla je voda komu na mlin; tjerati (vući) vodu na čiji mlin Iako je perspektiva u ova dva frazema različita, u talogu je oba frazema dobrobit, uspjeh.

ulje: kao ulje iznad vode; ulje nad vodom Dva frazema istog značenja različite su strukture, a sličnog sastava.

vatra: iz vatre u vodu skočio bi tko za koga; ruku iz vatre u vodu za koga Frazemi imaju dvije iste sastavnice i znače isto.

žaba: napiti se vode kao žaba bare; teško je (lako je) žabu u vodu {natjerati} Iako dva frazema imaju dvije iste sastavnice, iako im je zajednička povezanost žabe s vodom, značenje frazema potpuno je različito.


6. Umjesto zaključka Po svom sastavu, strukturi i značenju hrvatski se dijalektni frazemi u bitnom

ne razlikuju od frazema hrvatskoga standardnog jezika, ali u pojedinim govorima postoje fonološke, morfološke, tvorbene, leksičke i sintaksne inačice. Na temelju 84 prikupljena frazema sa sastavnicom voda u više desetaka hrvatskih govora može se zaključiti da je inventar dijalektnih frazema znatno bogatiji od standardnoga: pro-nađeni su i mnogi lokalizmi.

Puno je vode proteklo Savom, ali je napokon došla voda na naš mlin, uspjeli smo se skupiti. Možda će netko misliti da je proučavanje frazeologije luk i voda, da je to kao vodu piti, da izmišljamo toplu vodu ili pak da nam priča ne drži vodu. Nadamo se da nas zbog toga ne žele utopiti u čaši vode. Mi ne sjeckamo vodu kokošima i ne tučemo vodu u mužaru. Frazemima ćemo se vraćati – nije teško žabu u vodu natjerati. Željni smo i dalje novih frazema kao suha zemljica vode.

Kratice Bk (Bakovčice), Br (Brnaze), Ča (Čakovec), Či (Čišla), Do (Dobrinče), DP (Donje Pazarište), Ga (Gala), Go (Gospić), KP (Kloštar Podravski), Kr (Križevci), Lo (Lovreć), MS (Mala Subotica), Op (Opuzen), Ot (Otok), PD (Primorski Dolac), Pet (Peteranec), Ra (Rašćane), Rš (Veliki Raščani), Ru (Runović), Se (Serdahelj), PS (Podravske Sesvete), Si (Sinj), SM (Sveta Marija), St (Split), Str (Strizivojna), Ši (Šibenik), Vir (Virje), Vs (Vrboska), Vv (Vrbovec), Že (Žepče)

Rječnici Fink-Arsovski 2006 = Fink-Arsovski Ž. Rječnik poredbenih frazema: hrvatsko-slavenski.

Zagreb, 2006. Menac i dr. 2003 = Menac A., Fink-Arsovski Ž., Venturin R. Hrvatski frazeološki rječnik.

Zagreb, 2003.

Literatura Fink-Arsovski 2002 = Fink-Arsovski Ž. Poredbena frazeologija: pogled izvana i iznutra.

Zagreb, 2002. Fink-Arsovski 2010 = Fink-Arsovski Ž, Kovačević B., Hrnjak A. Bibliografija hrvatske fra-

zeologije. Zagreb, 2010. Maresić 2008 = Maresić J., Menac-Mihalić M. Frazeologija križevačko-podravskih kajkav-

skih govora s rječnicima. Zagreb, 2008. Menac 2007 = Menac A. Hrvatska frazeologija. Zagreb, 2007. Menac-Mihalić 2005 = Menac-Mihalić M. Frazeologija novoštokavskih ikavskih govora

u Hrvatskoj (s Rječnikom frazema i Značenjskim kazalom s popisom sinonimnih frazema). Zagreb, 2005.

Menac-Mihalić 2007 = Menac-Mihalić M. Iz frazeologije slavonskoga dijalekta. Šokačka rič 4. Vinkovci, 2007. 107–124.

Menac-Mihalić 2011 = Menac-Mihalić M., Menac A. Frazeologija splitskoga govora s rječ-nicima. Zagreb, 2011.


Ролята на водата в българските и унгарските баятелни текстове

МЕНХАРТ Кристина Будапеща, Унгария


Водата е първоизточник на живота, начало и условие за физическото съ-ществувание на природата и човека. Тази пряка зависимост изгражда нейната многостранната символика, прави я основа и важен елемент на митологията на всички народи. Според българските народни представи водата е повече от земята, преди създаването на съвременния свят вода е покривала земята, зато-ва тя е първият елемент в сътворението на света (Георгиева 1993). Като символ водата има многопластово значение, което може да се обобщи като кръговрат между живота и смъртта. Всъщност кръговратът на водата, който се наблюда-ва в природата, се проектира и в митическото мислене.

Символиката на водата може да се опише с няколко, взаимно свързани тематики: 1) водата, като източник на живота (жива вода); 2) небесната, оплож-даща вода; 3) водата, като средство за пречистване; 4) водата, елемент на въз-раждането (Hoppál et al. 1994). Живата вода символизира хаоса, заедно с това и женското начало, а небесната вода се свързва с мъжкото начало, което също е източник на живота. Затова тя има и положителна и отрицателна оценка, която се появява и в пословиците: Вода и огън са добри слуги, но страшни гос-подари, а женската природа се характеризира с Вода и жена, накъдето ги по-ведеш или Вода, огън и жена – страшно зло са (БНПП 7).

Пречистването и възраждането към нов живот всъщност означава потапя-не в хаоса, символична смърт и прераждане. Водата е и преход към отвъдния свят, преодоляването на границата между двата свята често е свързано с пре-минаване на река (Георгиева 1993). Водата е непрекъснатия поток на видимия живот, тя разтваря, отмива, пречиства, възражда живота и влива нови сили, затова има голямо значение в посветителските обреди (пр. кръщаването с вода) или при магическите практики (Купър 1993). В българска пословица се казва: Водата може всичко да измие, лошо име не може, а посвещаването чрез кръ-щаване се явява в унгарския израз Сваля от него и кръщелната вода (говори лоши неща по негов адрес). В българския фолклор водата, която се употребява при различни ритуали се характеризира с епитетите мълчана, ненапита, цвет-на, бърза или мъртвешка (Генчев 1985).

Тема на настоящата статия е ролята на водата в българската и унгарската народна медицина, представена чрез баятелните текстове. И в българските и в унгарските народни вярвания на водата се приписва магическа очистителна и здравеносеща сила, която се обуславя от действителните качества й като веще-ство. Именно за това тя се употребява широко в лечителните практики, като

412 Менхарт Кристина

се подчертават нейните пречистващи и здравеносни функции (Стойнев 1994). От друга страна водата може да бъде и проводник на болестното състояние към жертвата – познати са представи за злата вода, която трябва да се извади от тялото на болния, за да може той да оздравее (Георгиев 1989), но като при-чинител на болестта водата се споменава и в баятелните текстове: Откъдето си дошла – от вода, от вятър, от око или от завист, да си ходиш, да не те видиме! (СНУ 4: 173).

Баятелният текст (унгар. ráolvasás) представлява словесна формула с твър-до установен и устойчив текст, който се произнася от посветено лица (баячка, врачка, басматарка и др.) с цел да се прогони или умилостиви болест, да бъде излекуван болния, да се постигне благополучие в стопанския живот или да се предпази някой или нещо от опасност (Стойнев 1994). Основава се на вярата в магическата сила на словото. Баeнето е средство на словесната магия, маги-чески текст, с помощта на който се усъществява комуникацията между човек, Бог и висшите сили, които могат да изпълнят желанието. Както и другите жан-рове на словесната магия (клетви, благословии, заклинания) и баянето пред-ствлява ритуална формула за възстановявянето на равновесието между кос-моса и хаоса (Георгиева 1993). Според определението на Е. Поч: „Баeнето е текстово средство на магията; функцията му е оказване на влияние върху не-що, постигане на някаква цел, породена от индивидуални нужди. Баенето е тре-ти фактор в отношението между А и Б, където А влияе върху Б. А е субектът, из-вършващ баянето, а Б може да бъде същество, предмет, свърхестествена сила, персонифицирана болест и др.“ (Pócs 1985: 13). Макар и жанр основно на сло-весната магия, баенето (както всички комплексни магически практики) се съ-стои от текст, обредно действие и реквизит, които се подкрепят взаимно в рам-ките на ритуала (Гоев 1989). Водата се появява и в трите части: тя се споменава в текста, използува се като реквизит и взема участие в магическото действие.

Целта на настоящото изследване е сравнителния анализ на онези българ-ски и унгарски баяния, в които на текстово или ритуално ниво участвува компо-нента вода. Търсят се приликите и различията, свързани с елемента вода в ма-гическите текстове и практики, както и отговор на въпроса как се появява во-дата като символ в баятелните текстове на двата народа. Извори на анализи-раните текстове са поредицата Българска народна поезия и проза, Сборник за народни умотворения, книгата за унгарските баяния, съставена от Е. Поч и архивът на Л. Хегедюш (Pócs 1986, Hegedűs 1952, Menyhárt 2007).

Ролята на водата се разглежда от две гледни точки: а) водата в текста на баянията и б) водата като реквизит и част от магическото действие.

Анализ на баятелните текстове. Водата в българските и унгарските ба-ятелните текстове се явява като самостоятелен герой на текста, пречистващо средство и лекарство, средство за постигане на плодородие или като като място с най-вече отрицателна натовареност, където се отпраща болестта. В текстовете се се отразяват митологическите представи за водата с цялата им амбивалентност.

В баятелните текстове водата се среща сравнително рядко като само-стоятелен персонаж, към който се обръщат или който говори. Двата текста от

Ролята на водата в българските и унгарските баятелни текстове 413

българския и унгарския фолклор, които могат да се дадат като пример, се разли-чават много един от друг по съдържание. В българския текст се обръщат към водата, наричайки я галено водице. Повреме на баенето баячката стои с лице към извор и адресира думите си към водата (Манкова 1989). Водата пристига от планините, от места, които се смятат за опасни за хората, където живеят и самовилите. От текста става ясно, че болестта (уплахата) е причинена от тях, а водата се използува като посредник в комуникацията със самовилите: Ти водице, идеш от планини, от планини, от вишини, дето се сбират самовили-те… Бързай, по-скоро, водице! Да кажеш на морето, да каже на самовилите, да изведат тая уплаха от тоя човек! (БНПП 7: 445). В баянето се говори и за морето, което се явява също като опасно място, противоположно на водицата, която е сладка, годна за човешка консумация и може да лекува болести. Унгар-ският текст, в който водата е също персонифицирана, е със силна християнска символика, разказва новозаветския епизод на покръстването на Исус във во-дите на река Йордан от Св. Йоан Кръстител: Отишъл Св. Йоан Кръстител при река Йордан, казал й: „Пречисти се, вода на река Йордан, че ще дойде моят Господ-създател да се покръсти в тебе по воля божия.“ Проговорила водата на река Йордан: „Нека да дойде моят Господ, аз се пречистих. Може да се покръсти в мен по воля божия“ (Pócs 1986: 189–190).1 Водата в този слу-чай е изцяло подчинена на християнската символика, тя се пречиства ритуално, за да може да покръсти Исус и тази ритуална чистота я прави способна да из-лекува и болния, който се пречиства отново, за да може да оздравее. Персо-нификацията на водата в двата баятелни текста става в коренно различен контекст (самовили – светци), общ елемент е използуването й като посредник в комуникацията с висшите сили и като средство за пречистваене.

В баянията водата се среща много по-често като лекарство, средство за пречистване и за осигуряване на плодородие. Използува се имитативната ма-гия, в която се появяват свойствата на водата (чистота, продуцираща способ-ност, течност). Срещу главоболие в Унгария са казвали: Да му стане чиста гла-вата, като хубавата, чиста вода! (Pócs 1986: 11), подобен български текст е: да се избистри като бистра вода, да се е очисти като чисто сребро (СНУ 4: 105). За да имат мляко, жените са пиели вода от пълно ведро и са казвали: Пия като крава, да имам толкова мляко, като кравата (Pócs 1986: 52). Подобен обичай е познат и в българските земи, жените след черкуването на 40-тия ден след раждането, отиват при кладенеца, кадят водата и казват: Както ми тече водата, така да ми тече кърмата! (Манкова 1989). В друг българския текст баячката казва: Да ти побае с лека ръчица, с блага думица, с ръжен класец, с червен конец, със зелена тревица, със студена водица (БНПП 7: 440). Сту-дената вода се среща като лек и в други текстове, пр.: Запалиха се царови са-раи, нищо не ги угаси. Угаси ги студена водица и жълто просо, като тук се

1 „Elmene Szent János az Jordán vizéhez, megmondá Szent János az Jordán vizének: – Tisztulj

meg Jordán vize, mert eljő az én uram teremtőm, tebenned megkeresztelkedik istenségének hatalmának általa. Az Jordán vize megszólala és ezt mondá: – Jöjjön el az én uram, teremtőm, én megtisztultam. Énbennem megkeresztelkedhetik istenségének hatalmának általa.”


подчертава способността на водата да гаси огън, който в конкретния случай е вътрешен огън, който гори в болния. Изброените елементи – като блага дума, червен конец и студена вода – се свързват със здравето и оздравяването на болния (ср. Маринов 1994, Георгиева 1993).

Водата има не само пречистваща, но и разрушителна сила, както и свой-ство да разтваря (по този начин да поглъща) други материи. Тези мотиви също се появяват в баятелните текстове. Водата като стихия се среща в следните бъл-гарски баяния: Огън гори, огън да го изгори; вода тече, вода да го завлече… (БНПП 7: 445) или вода го отнела, вятър го издухал (БНПП 7: 450). Тези текстове имат и унгарски паралели: Ечемик, изчезни от окото ми! Огън да те гори, вода да те отмие, никога повече да не те видя! (Pócs 1986: 16). Раз-тварянето, разнасянето също се среща като общ елемент: Да се почудища и уроки разнесат, като по водата пяната, като по гората листата (БНПП 7: 430); Да изчезне като сол във вода и като восък в огъня (Pócs 1986: 32).

Водата като пространство с положителна или отрицателна оценка също се среща в баятелните текстове. В унгарския текст, където водата фигурира и като магически реквизит (баяне за уроки), Дева Мария се изпраща при река Йордан където водите прииждат, където очите заспиват, т. е. мястото, откъдето всичко произтича, където и злото се укротява (Pócs 1986: 34). Водата, като опасно, неусвоено от човека пространство се явява в следното унгарско баяне: Отидете Уроки по върха на дървото… по перата на птиците и във водата на морето (Pócs 1986: 164).2 Липсата на вода в мястото, където се от-праща болестта, също е признак за необитаемия характер на пространството: да си идат от три дола, дето нема капка вода, кога дъжд да си фати, упла-виче да си снесе, от него да си вземат (БНПП 7: 434). Морето, където водата е солена и необятна за човека, и пустото място, където няма вода са еднакво необитаеми за хората, именно затова се пращат там болестите, като целта е тяхното побеждаване и оздравяването на болния. Специфичен случай за вода-та като отрицателно явление се среща в унгарското баене срещу пороен дъжд, където дъждът е персонифициран и води разговор с Дева Мария: Къде отиваш, ти порен дъжде? – Отивам в живата земя, да разваля живия хляб! Приеми вярата, ти пороен дъжде, разкъсай се на 77 части, скрий се в 77 скали (Pócs 1986: 79). Отпращането и физическото унищожение на враждебната сила се наблюдава и тук, водата под формата на пороен, унищожаващ посевите дъжд спада към отрицателните персонажи в унгарския фолклор. Сред българските народни обичаи се срещат много повече обреди за дъжд (поради климатични причини) – такива се Еньова буля, Мара-й-Лишанка, Герман, Пеперуда, го-нене на змей, при които водата винаги има важна обредна роля (ср. Стойнев 1994), но те не са предмет на настоящата статия. Срещу продължителни валежи в българските земи се е практикувала разновидност на обреда Герман, с погребване на живи животни, символично погребване на живо момче или хвърлянето му в реката да се окъпе (Манкова 1989)

2 „Menj vissza, te Igézet, a fa tetejére, a nád tüjére, madarak tollára, és tenger vizibe.”


Водата като реквизит и част от магическото действие. Като елемент на ритуалите, съпътстващи баенето, водата се употребява много по-често, от-колкото в текстовете. В почти всички случаи се бае над вода (Гоев 1989). Болните се намазват, къпят, поръсват с вода, дава им се да пият от нея, а са-мата вода се излива под храсти, в реката или на други гранични места (праг, ограда), без зависимост от факта дали се споменава в текста на самото баене. Като лечебно средство в рамките на баятелната практика, водата има положи-телна натовареност, акцентът пада върху нейните лечебни, пречистващи свой-ства. За да се концентрира в нея магическия потенциал, водата, употребена при баянето е особена – тя мълчана, чиста, лява, цветна, светена или бърза (Гоев 1989). Самото лечение се състои от две части: гадане за болестта и същинското лечение. При гадането в българските земи от река или извор се носи „бърза“ вода (донесена тичешком); опалват се три въглена или се сгорещават 3 камъ-чета, които се наричат на главата, сърцето и краката на болния; те се пускат във водата едно след друго, и което потъне, крие причината за болестта (Гоев 1989). Лекуването на уроки с мълчана вода (донесена при пълно мълчане), се среща и при унгарците чанго от Молдова, Румъния, където може да се пред-положи пряко въздействие на балканските поверия. Цитираният текст е раз-казан от Анна Фазекаш-Якаб, известна народна певица и лечителка на изселе-ните през 1941 г. в Унгария унгарци чанго, записът е направен от Л. Хегедюш през 1950 г.:

Nahát, az én édesanyám lebetegedett, nagyon beteg volt. Meg volt erőst igézve. […] Nahát vessünk vizet neki. Elmentem a kútra, hoztam egy vödör keldár vizet. Nem szóltam senkinek egy szót sem. Akkor vettem egy kanna vizet belőle, letettem a tűz-helyre. Akkor elvettem a klestyét, elvettem egy szenet vele. […] Akkor azt a szenet belévetettem a kannába. […] Akkor azt a szenet ismét belevetettem a kannába, három szenet. Akkor onnét elvettem a szenet kezemvel, az ujjamval belemártottam a kannába, bészenteltem a tűzbe háromszor. Odaadtam édesanyámnak, akkor három cseppet ivott a kannából. Akkor azt a vizet elvettem, megmostam a fejét, a szívét, a hátát, és ameny-nyi megmaradott, azt elvittem ki s egy karónak a tetejébe felöntöttem, hogy édes-anyámnak használjon ez a vízvetés (Hegedűs 1952).

Описаният ритуал е много сходен с българските обреди за лекуване на уроки, употребява се мълчана вода, макар и да не се назовава конкретно, но от думите „не казах никому ни една дума“, е ясно, че става дума за нея. Горещите въглени се изваждат от огъня с клещи, като информаторката употребява думата klestyе, която вероятно е от български произход, макар и заета в този унгарски диалект от румънския език (cleşte); въглените след това се хвърлят един по един във водата, като междувременно се казва текста, кой-то е молитва към Господ, Св. Богородица и Св. Антоний от Падова (подробно вж. Menyhárt–Gulyás 2009). Болната пие от така осветената вода, баячката риту-ално я изкъпва (пречиства) с нея, а накарая я излива върху кол от оградата, за да подейства баянето. Тази практика е широко разпространена и в български-те територии, водата, употребена при лекуването или при къпането на мъртве-ца се излива на място, където не може да вреди (това е свързано отново със


способността на водата да отмива болестите и лошите неща – Манкова 1989). Мълчаната вода, с която се охлажда оловото, се използува и при леенето на оловен куршум, за да може да се разкрие причината за уплахата, т. е. да се материализира самата болест. Тази практика се среща и при българите и при унгарците. Обичаят е бил жив в северните унгарски територии (окръг Ног-рад) и в 60-те години на XX век, водата, с която се е охлаждало оловото, после е била употребявана за лекуването на уплаха: „…[Баячката] сложи в паницата вода и четири кръстосани пръчки от сорго, върху които изцвърча оловото… и се видя главата, устата и ушите на кучето, които се отпечатаха в оловото. И от тази вода даде на дъщеря ми да пие 4 лъжички, защото беше разделена на четири части. Когато момиченцето ми ги изпи, останалата вода я освети по лицето й, дрехите и тялото й, и Слава Богу, повече никога не се повтори, не се плашеше от нищо“ (74 годишна жена, село Ноградшап, собствен материал, 2007 г.). И тук се наблюдава елемента на гадане с олово и вода и същинското лечение с обредната вода. Като баятелен текст се използува молитвата Отче наш, но от разказа не става ясно водата „обикновена“ ли е или е евентуално светена. В българските варианти на леенето на куршум също се среща разде-ляне на пространството – баячката прекръства водата три пъти с ножица (по-добно на пръчките, сложени накръст в съда с водата), а после имитира рязане (Гоев 1989). От приведените примери си личи, че водата като магическо сред-ство и реквизит е важна част от обредността на баенето и в българските и в унгарските територии, употребява се външно и вътрешно, а акцентът пада върху нейните пречистващи свойства, с които може да премахне заболява-нето. Влиянието на водата се подсилва от елементите на имитативната магия (пр. хвърляне на горящи въглени във водата) или от употребата на лечебни билки и минерални води, които имат действително лечебно въздействие. Така в баятелната практика се комбинират психотерапията и народолечителните познания, натрупани през вековете.

Обобщение. В статията беше разгледана ролята на водата в българската и унгарската баятелна практика. Водата се появява и в трите части на лечебния процес, тя се споменава в текста на баянето, но много по-често се използува като магически реквизит, с който се извършва обредното действие. Като теч-на материя, тя се осмисля като проводник на лека към болния, един вид ката-лизатор между света на живите и отвъдния свят, но се употребяват и нейните реални свойства като вещество, способно да отмие и разтвори болестите, което се подсилва и от други магически вещества или билки. В общи линни ролята на водата в баянето и при двата народа е много сходна, което се наблюдава и на текстово и на обредно ниво. Различията идват вероятно от влиянието на църковното обкръжение – в баятелните текстове на унгарските католици се срещат много повече християнски елементи, разказват се цели пасажи от Но-вия завет или като баятелен текст се употребяват официални църковни мо-литви (пр. Отче наш). При унгарците чанго се наблюдават редица балкански елементи на нивото на обреда, но текстовете са силно повлияни от католи-ческите молитви. В българските баяния водата е елемент на дивата природа или вещество с чудотворни способности, в анализираните текстове липсват


християнските елементи и се появяват пр. самовилите, които също са символ на необузданите природни сили.

Източници БНПП = Българска народна поезия и проза. Т. 7. София, 1983. СНУ = Сборник за народни умотворения. Т. 4. София, 1891.

Hegedűs 1952 = Hegedűs Lajos: Moldvai csángó népmesék és beszélgetések. Budapest, 1952. Menyhárt 2007 = Menyhárt Krisztina (szerk.): Rituális szövegek és spontánbeszéd-szövegek

interdiszciplináris vizsgálata. A Hegedűs-archívum feldolgozása 1. [Interaktív CD.] Bu-dapest, 2007.

Pócs 1986 = Pócs Éva: Szem meglátott, szív megvert. Budapest, 1986.

Литература Генчев 1985 = Генчев Ст. (ред.) Етнография на България. Т. 3. София, 1985. Георгиев 1989 = Георгиев М. Българските народни представи за болестта. В кн.: Ет-

нографски проблеми на народната духовна култура. София, 1989. 97–121. Георгиева 1993 = Георгиева И. Българска народна митология. София, 1993. Гоев 1989 = Гоев А. Обредното лечение чрез баене в българската народна култура. В кн.:

Етнографски проблеми на народната духовна култура. София, 1989. 122–150. Купър 1993 = Купър Дж. Енциклопедия на традиционните символи. София, 1993. Манкова 1989 = Манкова Й. Обредната употреба на водата у българите (опит за функ-

ционална характеристика. В кн.: Етнографски проблеми на народната духовна кул-тура. София, 1989. 151–193.

Маринов 1994 = Маринов Д. Народна вяра и религиозни народни обичаи. София, 1994. Стойнев 1994 = Стойнев А. (съст.) Българска митология. София, 1994.

Hoppál et al. 1994 = Hoppál Mihály, Jankovics Marcell, Nagy András, Szemadám György: Jelképtár. Budapest, 1994.

Menyhárt–Gulyás 2009 = Menyhárt Krisztina, Gulyás Judit: „Mondom Isten hatalmából, Boldogasszony parancsolatjából”: régi szövegek interdiszciplináris vizsgálata. In: Tanul-mányok a mentális lexikonról. Budapest, 2009. 409–427.

Pócs 1985 = Pócs Éva: Magyar ráolvasások I. Budapest, 1985.


У кого вода сладкая?

МЕРКУЛОВА Инна Александровна Воронеж, Россия


Вода является одним из древнейших представлений в сознании носите-лей любой культуры, любого языка. Наряду с землей, воздухом и огнем, эта стихия имеет первостепенное значение для жизни всего живого.

Славяне издревле почитали воду, о чем свидетельствуют памятники пись-менности, где упоминается о жертвоприношениях и клятвах воде, молениях возле нее и т. п. (СМ 1995). В сказках, легендах, народных преданиях вода встречается в роли чудодейственной жидкости, способной воскрешать умер-ших. С водой связаны народные приметы и суеверия (например, ведро с водой на пол ставить нельзя). Наконец, вода является одним из символов христиан-ства (вспомним крещение, смывающее грехи и возвращающее человека к но-вой чистой жизни).

Естественно, что лексема вода входит в лексико-семантические системы всех славянских языков.

Методика параметрического анализа лексики, предложенная профессором В. Т. Титовым и апробированная на материале двуязычных словарей, позво-ляет определить вес каждой из единиц на всем корпусе словаря, учитывая при этом системные характеристики (функциональную нагруженность, широту со-четаемости, полисемию, синонимическую активность) (ср. Титов 2002, Титов 2004).

язык лексема парам. Ф-вес С-вес Э-вес Σ-вес белорусский вада ФСЭ 0,97755 0,99842 0,99538 2,9727 украинский вода ФСЭ 0,9697 0,99571 0,99871 2,9641 русский вода ФСЭ 0,96068 0,99846 0,99725 2,9564 польский woda ФС 0,9032 0,9997 — 1,9029 чешский voda ФС 0,9951 0,8961 — 1,8912 словацкий voda ФСЭ 0,92021 0,99980 0,98646 2,9065 в.-лужицкий woda ФС 0,9566 0,9997 — 1,9563 н.-лужицкий woda ФС 0,9333 0,9931 — 1,9264 македонский вода ФС 0,9233 0,9974 — 1,9207 болгарский вода ФС 0,8859 0,9973 — 1,8832 серб.-хорв. вода ФС 0,89356 0,89461 — 1,7882 словенский voda Ф 0,9331 — — 0,9331 кашубский wœda Ф 0,90222 — — 0,9022

Таблица 1. Определим вес лексемы вода в славянских языках

У кого вода сладкая? 419

Как видно из таблицы, основному значению данной лексемы – прозрачная бесцветная жидкость – соответствует тождественное оформление (4 буквы и 4 звука). Далее в таблице представлены колонки, отражающие вес каждого из системообразующих параметров:

1) Ф-вес – функциональный вес (характеризует длину, а следовательно, и частоту употребления слова).

2) С-вес – синтагматический вес (характеризует фразеологическую актив-ность слова).

3) Э-вес – эпидигматический вес (характеризует количество значений у слова).

4) Имеется также П-вес – парадигматический вес, который характеризует синонимическую активность слова. Поскольку в двуязычных словарях сино-нимы в явном виде не представлены, этот параметр остался за скобками.

5) Σ-вес – суммарный вес лексемы. Наибольший суммарный вес по трем параметрам имеет лексема вода

в восточнославянских языках, к ним примыкает словацкий. Заметим, что дву-язычные словари не полно отражают многозначность, поэтому Э-вес можно указать далеко не для всех языков. Что же касается синтагматики, то можно увидеть, что лексема вода характеризуется сочетаемостной активностью во всех славянских языках, за исключением кашубского и словенского. Одно из объяснений этого явления можно найти в наличии отдельных лексем для обо-значения свойств и качеств воды. Например, в кашубском языке находим méd-léné ‘мыльная вода’, vôr ‘горячая вода, кипяток’, kapuscônka ‘вода с капустой’, łebiné ‘вода с добавлением щелочи для кипячения грязного белья’. Есть похо-жие примеры в словенском языке: kapnica ‘дождевая вода’, slatina ‘минеральная вода’, snežnica ‘талая вода’, sodavica ‘содовая вода’. В то время как в других языках подобные сочетания характеризуют синтагматические свойства лексе-мы вода. Например, польск. woda słodka ‘пресная вода’, woda do picia ‘питье-вая вода’, woda płynąca ‘проточная вода’, wody gruntowe ‘грунтовые воды’, woda podskórna ‘подпочвенная вода’, wody ściekowe ‘сточные воды’, woda we-zbrana ‘полая вода’, wody terytorialne ‘территориальные воды’, woda płodowa ‘околоплодные воды’; чешск. pitna voda ‘питьевая вода’, kolinská voda ‘одеко-лон’; серб.-хорв. вода за пиħе ‘питьевая вода’, кисела вода ‘минеральная вода’, колоњска вода ‘одеколон’; болг. бистра вода ‘прозрачная вода’, изворна вода ‘ключевая вода’, дъждовна вода ‘дождевая вода’, морска вода ‘морская вода’, сладка вода ‘пресная вода’, мътка вода ‘мутная вода’, течаща вода ‘проточ-ная вода’, застояла вода ‘стоячая вода’, вода за пиене ‘питьевая вода’, гази-рана вода ‘газированная вода’, минерални води ‘минеральные воды’; макед. колонска вода ‘одеколон’; в.-луж. słodka woda ‘пресная вода’, twjerda woda ‘жесткая вода’, pitna woda ‘питьевая вода’, mineralna woda ‘минеральная вода’, stejata woda ‘стоячая вода’, bĕžaca woda ‘проточная вода’, wulka woda (wulke wody) ‘половодье, полые воды’; н.-луж. k piśeju woda, pitna woda ‘питьевая вода’; словац. kollnska voda ‘одеколон’, pitná voda ‘питьевая вода’.

Теперь обратимся к словосочетаниям, дающимся в заромбовой части ино-славяно-русских словарей. К сожалению, не во всех словарях эта часть словар-

420 Меркулова И. А.

ной статьи заполнена примерами, но там, где они есть, можно их сопоставить, так как общий метаязык (язык дефиниций) предоставляет информацию о се-мантике данного фразеологизма в виде толкования на русском языке.

Прежде всего, можно отметить универсальность характеристик воды, по-лучивших закрепление во фразеологии.

Во-первых, магическую силу воды, способную очистить, исцелить, напри-мер, польск. woda życia ‘(фольк.) живая вода’; укр. вода не освятиться (вiдсвя-титься, посвятиться) без кого ‘ничто не обойдется без кого-либо’; польск. boi się jak diabeł święconej wody ‘бежит как черт от ладана’; в.-луж. bojeć so kaž čert swjećeneje wody ‘бояться как черт ладана’, где роль ладана выполняет святая вода.

Во-вторых, движение, течение воды отмечается в большинстве сочетаний заромбовой части: серб. иħи уз воду ‘идти против течения’; в.-луж. přećiwo wodźe ‘против течения’, ро wodźe ‘по течению’; н.-луж. po woźe ‘по воде’, po woźe jeś ‘плавать’, z wodu ‘вниз по течению (по реке)’, pod wodu ‘вверх по реке, против течения’; белор. пайсцi за вадою ‘поплыть по течению’.

В-третьих, органолептические свойства воды, то есть те, которые можно выявить и оценить с помощью органов чувств.

Оказывается, что у славян и их соседей по-разному передается название некоторых качеств (свойств) воды. Например, пресность воды.

Как известно, пресной называется вода, в которой соль содержится в ми-нимальном количестве, ее наличие по вкусу не определяется.

Наши наблюдения показывают, что сочетание пресная вода может слу-жить своеобразной изофразой, которая позволяет распределить европейские языки по трем группам:

1) Пресная вода называется пресной в восточнославянских языках. Само прилагательное пресный имеет праславянскую основу *prěsnъ из *prěsknъ, род-ственного лит. préskas ‘пресный’ (Фасмер 3: 360), принадлежит к праславян-скому лексическому фонду. Оно известно всем славянским языкам преиму-щественно в «пищевом» значении (имеющий недостаток кислоты, соли, при-прав), но далеко не во всех языках оно обозначает качество воды. В македон-ском и болгарском языках прилагательные с этим корнем обозначают свежие продукты, в том числе и воду (например, болг. пресен въздух ‘чистый, прохлад-ный воздух’), ср. словен. présen ‘сырой, свежий (также о продуктах)’; серб.-хорв. пресан ‘пресный, сырой, невареный’; польск. przaśny ‘не содержащий кислоты, не квашеный’; чешск. přesný ‘точный’; словац. presný ‘точный акку-ратный (в отношении и предметов, и людей)’; кашуб. přasni ‘лишенный пита-тельных свойств, выхолощенный, постный, несытный’ (см. Sychta 1969). Таким образом, пути семантического развития прилагательного пресный различны (об этом подробнее см. Толстая 2008). В неславянских языках находим эст. mage vesi ‘пресная вода’, где mage ‘несоленый, некислый, безвкусный’; лит. gėlas vanduõ ‘пресная вода’, где gėlas ‘пресный’.

2) Пресная вода называется ‘сладкой’ в подавляющем большинстве евро-пейских языков: в романских (французском, итальянском, испанском, каталан-ском, галлисийском, румынском), славянских (чешском, словацком, польском,


верхнелужицком, македонском, болгарском, сербском, хорватском и словен-ском), балтийских (латышском), германских (немецком, голландском), грече-ском, финно-угорских (финском, венгерском), тюркских (турецком). Кстати, к этой же группе относится латынь и старославянский язык. У славян есть и еще один непосредственный сосед – Албания. По словарю ‘пресная вода’ по-албански ujë i ëmbël, при этом прилагательное ëmbël имеет значение ‘сладкий’.

3) Пресная вода называется свежей во многих германских (английском, датском, шведском, норвежском, исландском – корень fresca), кроме голланд-ского, фризского и немецкого.

Нижеследующий рисунок дает наглядное представление ареального раз-мещения представленной классификации (синим цветом обозначено опреде-ление fresca ‘свежий’, желтым – dulcis ‘сладкий’, зеленым и голубым – presny ‘пресный’).

Рисунок 1.

Преобладание желтого цвета в европейской части свидетельствует о силе греко-латинского влияния, которое осуществлялось посредством культуры и религии и не могло не отразиться на языках. Греческий и латинский – языки, обладавшие огромным культурным престижем, несомненно, оказывали влия-ние на местные языки. Романские языки при этом используют латинский ко-рень dulcis, славянские – праславянский корень *soldъ-kъ, а в финском и вен-герском корни совсем разные (фин. makea vesi; венг. édesvíz), но семантика остается неизменной: пресная вода – это сладкая вода.

Почему вода сладкая в финском и латышском языках? Они вроде бы зна-чительно удалены от территории существовавшей когда-то Римской Империи.

422 Меркулова И. А.

С немцами к латышам и со шведами к финнам пришло римское христиан-ство с латинским богослужением и латинским языком как языком культуры и образования. У германских народов можно видеть борьбу германского (иду-щего от народа) и романского (идущего от церкви) начал: голландский язык. Латышское saldūdens ‘пресная вода’, имеет тот же корень, что и славянское сладкий.

Интересно заметить, что определение сладкая имеют языки, носители ко-торых живут (или, возможно, жили в древности) в непосредственной близо-сти теплых морей – Черного, Средиземного, Адриатического, а свежей вода является в языках, носители которых имеют в своем распоряжении холодные моря – Северное, Норвежское. При этом западные славяне находятся в зоне влияния южнославянских и романских, а не германских языков. Поскольку восточным славянам, не имевшим непосредственный выход к морям, не с чем было сравнивать, то у них сложился свой способ обозначения пресной воды (пресный – это и не свежий, и не сладкий, а скорее – безвкусный).

Таким образом, анализируя вкусовые качества воды, можно предположить наличие семантической универсалии в языках, в соответствии с которой слад-кое, свежее, пресное находятся в тесной взаимосвязи. Свежая вода противо-поставляется несвежей (нечистой), сладкая – соленой, а пресная – вкусной. Возможна и другая интерпретация: все несоленое является свежим, а все со-леное – консервированным, поскольку сахар также естественный консервант, все свежее противопоставляется солено-сладкому.

Все вышесказанное касается семантики сочетания пресная вода, его вну-тренней формы. Результаты могут быть более интересными, если обратиться к этимологии слов.

Словари Вахрос–Щербаков 2007 = Вахрос И., Щербаков А. Большой финско-русский словарь.

Москва, 2007. Вескимяги и др. 2000 = Вескимяги Энн, Пярн Хеле, Симм Леэни: Карманный русско-

эстонский и эстонско-русский словарь. Таллинн, 2000. Ганич–Олейник 1992 = Ганич Д. И., Олейник И. С. Русско-украинский и украинско-рус-

ский словарь. Киев, 1992. Гудков–Иванович 2006 = Гудков В. П., Иванович С. Сербско-русский и русско-серб-

ский словарь. Москва, 2006. Длуги и др. 1973 = Длуги Д. А., Раевский Б. Г., Буравцева Н. Р. Чешско-русский сло-

варь. Москва, 1973. Коллар и др. 1982 = Коллар Д., Доротьякова В., Филкусова М., Марушиакова Я. Кар-

манный словацко-русский словарь. Москва, 1982. Крапива 1962 = Крапива К. К. (ред.) Белорусско-русский словарь. Москва, 1962. Леонидова 1986 = Леонидова М. А. Карманный болгарско-русский словарь. / Джобен

българско-русски речник. Москва, 1986. Марклунд-Шарапова 2007 = Марклунд-Шарапова Э. Новый большой шведско-русский

словарь. Москва, 2007. Розвадовская 1963 = Розвадовская М. Ф. Польско-русский словарь. Москва, 1963.


СМ 1995 = Толстой Н. И. (ред.) Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Москва, 1995.

Толовски–Иллич-Свитыч 1963 = Толовски Д., Иллич-Свитыч В. М. Македонско-рус-ский словарь: с приложением краткого грамматического справочника. Москва, 1963.

Трофимович 1974 = Трофимович К. К. (ред.) Верхнелужицко-русский словарь. Москва–Бауцен, 1974.

Фасмер = Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. Москва, 1986.

Lyberis 2001 = Lyberis Antanas: Lietuvių-rusų kalbų žodynas. Vilnius, 2001. Mançe et al. 2005 = Mançe Mukades, Dhimitri Lidja, Zykaj Xhemile, Myrto Ludmilla, Malo

Natasha: Fjalor Rusisht-Shqip. / Русско-албанский словарь. Tiranë, 2005 Ramułt 1893 = Ramułt Stefan: Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego. Kraków, 1893. Sever–Plotnikova 2006 = Sever Joћe, Plotnikova Olga Sergejevna: Rusko-slovenski in slo-

vensko-ruski moderni slovar. / Русско-словенский и словенско-русский современный словарь. Ljubljana, 2006.

Starosta 1984 = Starosta Manfred: Dolnoserbsko-němski słownik: šulski słownik dolnoserb-skeje rěcy. / Niedersorbisch-deutsches Wörterbuch. Leipzig, 1984.

Sychta 1969 = Sychta Вernard: Słownik gwar kaszubskich na tle kultury ludowej. T. 4. Wroc-ław, 1969.

Литература Титов 2002 = Титов В. Т. Общая квантитативная лексикология романских языков.

Воронеж, 2002. Титов 2004 = Титов В. Т. Частная квантитативная лексикология романских языков.

Воронеж, 2004. Толстая 2008 = Толстая С. М. Пресный. В кн.: Толстая С. М. Пространство слова.

Лексическая семантика в общеславянской перспективе. Москва, 2008. 68–82.


Особливості об’єктивації водно-ландшафтних концептів в українській, російській,

англійській і німецькій лінгвокультурах (на матеріалі усталених порівнянь)

МІЗІН Костянтин Іванович

Переяслав-Хмельницький, Україна E-mail: [email protected]

Метою пропонованої статті є встановлення особливостей об’єктивації на основі УП водно-ландшафтних концептів (ОКЕАН, МОРЕ, ОЗЕРО, РІКА та БОЛОТО) в українській, російській, британській і німецькій лінгвокультурах. Ця розвідка є продовженням, започаткованих нами низки студій (див., напр., Мізін 2010), які присвячені вивченню УП віддалено- та близькоспоріднених мов крізь призму п’яти кодів культури – антропоморфного, біоморфного, про-сторового, часового й артефактного, що ґрунтується на актуальному нині зі-ставно-лінгвокультурологічному підході. Наш пошук здійснено на основі ме-тодики МЛЗФС, яка є способом ідентифікації tertium comparationis при зіста-вленні УП (про це див. Мізін 2012: 10–11). МЛЗФС – це дедуктивно-індуктив-ний шлях виходу на образи-еталони /внутрішні форми як параметри зіставлен-ня конкретних УП. Схема МЛЗФС для компаративної фразеології має такий вигляд: культурний код ↔ концептополе ↔ концепт ↔ УП ↔ компаративне фразеополе. Апробація цієї методики свідчить про наукову новизну цієї статті.

Так, дослідження фактичного матеріалу виявило, що серед «водних» ланд-шафтних концептів базовими є ОКЕАН, МОРЕ, ОЗЕРО, РІКА та БОЛОТО. Проте істинно ландшафтним об’єктом є лише болото, тоді як інші вважаються во-доймищами. Всі названі концепти належать до концепту-гіпероніма ВОДА, від якого вони отримали основні лінгвокогнітивні й ціннісні характеристики. Пе-редусім це стосується наївного уявлення про воду як амбівалентне поняття, в якому суміщаються знання про воду-стихію та воду-речовину.

Аналіз водних просторів (артерій) логічно розпочати з найбільшого – оке-ану. Саме концепт ОКЕАН найяскравіше свідчить про вплив ландшафту на формування «духу народу», його психології (ментальності), що виявляється на рівні процесів концептуалізації та категоризації об’єктивної дійсності цим народом. Енергія Землі (певна територія, ландшафт), її енергетичний ритм є визначальними для формування культури того чи іншого етносу. Ми переко-нані, що переважна більшість дослідників мов, культур, психологій різних на-родів не стане заперечувати того факту, що, навіть маючи спільну мову, але проживаючи на різних територіях, представники відповідних лінгвокультур виявляють певні відмінності у світосприйнятті й світорозумінні. Прикладом можуть слугувати британці, американці, австралійці, новозеландці, південно-африканці, які, послуговуючись англійською мовою, все ж таки демонструють особливості у ментальності та менталітеті.

Особливості об’єктивації водно-ландшафтних концептів 425

Наші висновки є суголосними з концепцією Л. М. Гумільова, згідно з якою слід було очікувати, що концепт ОКЕАН є найактуальнішим для англомовних лінгвокультур, оскільки океани омивають береги як Великобританії, так і США, Австралії, ПАР (Гумилев 2008: 135). Німеччину ж, Україну та Росію омивають моря (за винятком Росії, де певну частину Курильських островів омиває Тихий океан). Тому концепт ОКЕАН є неактуальним для мовної свідомості представ-ників цих етносів. Наприклад, у російських пареміях океан згадується всього тричі (Костин 2005: 30), де він дуже абстрактний, практично позбавлений будь-яких конкретних рис (відомо, що він синій і омиває острови) та всюди ототож-нюється з морем.

Підтверджує це і матеріал компаративної фразеології: образ-еталон «океан» можна зустріти лише в УП англійської мови, напр.: (as) big as the ocean ‘дуже великий, широкий (розмір)’ – пор. укр. широкий як море ‘дуже широкий’; рос. широкий как море ‘що-н., що займає дуже великий простір (поля, степи, ліси тощо)’; (as) deep as the ocean ‘1. дуже глибокий (пор. укр. глибокий як колодязь ‘дуже глибокий’); 2. глибокий, сильний; 3. важко зрозуміти кого-н.’; (as) blue as the ocean ‘небесно-голубий’. Як бачимо, образами-еталонами, наприклад, української та російської мов є «духовно рідніші» поняття «море» й «коло-дязь», які все ж таки пов’язані з «водними» об’єктами. Натомість український аналог англійського УП (as) blue as the ocean сформований образом-еталоном «небо», який представляє космічний субкод культури: голубий як небо ‘небес-но-голубий’.

Море є одним із фундаментальних понять в образі світу британців, німців, українців і росіян, оскільки воно відіграє значну роль у народній філософії з властивим їй поглядом на світоустрій. Тому концепт МОРЕ представляє не лише ландшафтний субкод культури, а й значною мірою її просторовий код, бо море – це елемент простору, місце, де відбувається переміщення, а також перешкода при переміщенні, міра простору, орієнтир у просторі, межа між «своїм» і далеким «чужим» простором (Ракитина 2001: 119). Особливо просто-рова семантика моря актуальна для російської мовної свідомості, напр.: без-граничный (необъятный) как море ‘що-н., що займає дуже великий простір (поля, степи, ліси тощо)’; стоять как море ‘простір, поверхня чого-н., що ши-роко простягається (поля пшениці, лісового масиву тощо)’. При цьому, емо-ційними й ексцентричними росіянами одноманітність простору сприймається дещо негативно, напр.: однообразный как море – ‘одноманітний, рівний, без помітних орієнтирів простір (степ, лука, поле)’.

Натомість для українців простір моря асоціюється насамперед із волею, напр.: гуляє як риба в морі ‘живе вільно, незалежно’. Показовою є також акту-алізація морським простором семантики небезпечного, далекого локусу, напр.: пішов як за море по зілля /аїр-зілля ‘дуже довго не вертається’; пропав як ка-мінь у морі ‘безслідно пропав’; вибирається як за море стріляти ‘дуже довго збирається’; вибирається як чайка за море ‘дуже повільно збирається’. Як ба-чимо, концепт МОРЕ перекидає в українській мовній свідомості концептні «міст-ки» не лише до просторового, а й часового коду культури, напр.: ніч як море ‘довга, безкінечна ніч’.

426 Мізін К. І.

Британців, які тяжіють до дещо «витонченої» номінації, вражає сила, гли-бина й колір моря, напр.: (as) blue as the sea ‘небесно-голубий’; (as) deep as the sea ‘1. дуже глибокий; 2. глибокий, сильний; 3. когось важко зрозуміти’. Хоча і росіяни еталонізували колір моря, перекинувши концептний «місток» до соматичного та мінерального субкодів культури, напр.: глаза как море ‘сині великі очі (часто темно-сині)’; свинцовый как море ‘рівний покрив (рослин-ність, небо, горизонт тощо) срібно-блискучого, свинцевого кольору’.

У властивостях води як першостихії є одна, що особливо її вирізняє, – плинність. Плинність, або рухома вода, вода-потік, має певну форму (русло), тобто буквальним матеріальним втіленням ідеї руху, змін є ріка. Але зміни ви-мірюються часом. Відповідно, універсальна ідея часу безпосередньо входить до поняттєвого й ціннісного складників концепту РІКА, тісно пов’язучи його з часовим кодом культури на основі УКАЗ «ріка – це час». Та незважаючи на універсальність цього УКАЗ, він представлений у КФКС лише російської мови, напр.: течь как река ‘повільний і неперервний перебіг часу’ (пор. укр. спли-вати як вода ‘минати, проходити без вороття’). Можна припустити, що ці УП утворені завдяки особливостям менталітету українців і росіян, оскільки їх ду-ховно-душевний стан не налаштований на надмірну прагматичність у питанні ставлення до часу (Голубовська 2004: 241): вони можуть дозволити собі ви-трачати час на пасивне споглядання за змінами.

Відомо, що у філософії існує три образи ріки: 1. ріка – це стихія; 2. ріка – це рух, мінливість, час; 3. ріка (потік) – це свідомість. Усі ці образи або кон-цептно-асоціативні зв’язки представлені у КФКС німецької, української та ро-сійської мов асиметрично. При цьому, в англійській мові не функціонує жодне УП не тільки з образом-еталоном «ріка», а й будь-якої прісноводної водойми, хоча ландшафт Британських островів, не говорячи вже про США, «порізаний» річками й численними озерами. Пояснити таку особливість світосприйняття та світорозуміння британців можна, звичайно, за допомогою історико-філософ-ських міркувань. Але наскільки достовірними вони будуть? Версій може існу-вати безліч, та чи будуть вони істинними? А все це можна пояснити, на нашу думку, досить просто – ціннісними пріоритетами британської лінгвокультури, які впливають на лінгвокогнітивні механізми номінації. Іншими словами, мова йде про «дух» британців, який споконвічно ґрунтується на енергетичному рит-мі моря (океану), тому водні об’єкти суші не мали для них лінгвокультурної значущості.

На основі дослідження фактичного матеріалу встановлено, що семантику стихії більшою мірою передає не концепт РІКА, а концепти-гіпоніми нім. BACH (струмок), укр. ВИР та рос. ОМУТ. Так, німецькі паремії побудовані на при-родному (об’єктивному) контрасті «велика річка (Strom) – струмок (Bach)». Натомість в українській і російській лінгвокультурах семантика водної стихії корелює з міфологічним підґрунтям концептів укр. ВИР та рос. ОМУТ. Понят-тєві складники цих концептів відрізняються при цьому, бо смисловий обсяг поняття «омут» є значно ширшим: образ-еталон «омут» уживається в росій-ських УП лише у значенні глибокого місця в річці /озері або ям на їх дні, які часто утворюються течією, що крутиться, а український «вир» охоплює тільки


одне зі значень омута, бо це насамперед ‘місце у річці, морі тощо з коловим рухом води, що утворюється внаслідок дії протилежних течій’. Особливо ж бурхливий, стрімкий рух, який захоплює, втягає за собою, називається чорто-рий, водокрут, вернивода, крутіж, круговерть. За народними уявленнями ук-раїнців, вир є місцем, яке пов’язує «той» і «цей» світи, а також місце, де пере-бувають демони, напр.: мутить як біс /той у виру ‘постійно порушує спокій’. У цьому прикладі образ-еталон «той» особливо чітко демонструє богобоязли-вість українців, яка сприяла евфемізації багатьох понять, зокрема і поняття «чорт /біс» (згадаймо прескрипцію: Не можна черкатися!). Таким же згубним місцем є «омут» для росіян: він може затягувати, напр.: затягивать как омут ‘нестримний потяг кого-н. до якого-н. оточення, до яких-н. учинків, дій (часто згубних)’; (среда, общество) как омут ‘застійне / порочне оточення, що зас-моктує’, але він може і притягувати, манити своєю загадковістю, непізнанністю, напр.: (глаза) как омут ‘магнетично принадливі очі /погляд, що віщують згуб-ну пристрасть’. Принагідно зауважимо, що КФКС німців також представлена УП, утвореним на основі когнітивно-асоціативного зв’язку соматизму «очі» з водним об’єктом, але не темним і небезпечним, а чистим і прозорим – гірсь-ким струмком (Bergbach): Augen, klar wie ein Bergbach ‘ясні, відкриті очі’. Для росіян актуальним є зв’язок концепту РЕКА із соматизмами «сльози» й «кров», напр.: литься как река ‘водний потік, сльози, кров, що хлинули інтенсивно та у великій кількості’.

Такі міжкультурні контрасти зміцнюють упевненість у тому, що природ-ний об’єкт, «проростаючи» в культурі різними смислами, набуває свого «ін-шого», культурного буття: культура вдивляється в «культурний природний об’єкт» як у дзеркало, осягає, накопичує себе як осереддя цінностей свободи й творчості. Тому природні водоймища, які мають своє ім’я та місце у просторі Землі, завдяки культурно-філософським образам набувають лінгвокультурної значущості. Так, для німецького етносу важливою є річка Рейн, яка тривалий час слугувала певною межею між німецькомовним та «іншим» світом (ця ме-жа має і реальні обриси – 290 км кордону між Францією і Німеччиною). Се-мантика межі /віддаленого («чужого») простору гідроніма «Рейн» лягла в ос-нову образно-мотиваційної бази компаративної паремії es flog ein Gänschen über Rhein und kam als Gickgack wieder heim ‘ворона за море літала, та все чор-на вертала’. Існує в німецькій мові також УП, побудоване на гетеростереоти-пі, напр.: Zustände wie am oberen Nil ‘надзвичайно примітивні стосунки’. Цей гетеростереотип ґрунтується на наївних уявленнях німців про низьку культуру диких африканських племен верхнього Нілу. Слід зауважити, що лише в ні-мецькому етносі концепти РІКА (FLUSS) і СТРУМОК (BACH) можуть вербалі-зуватися на основі компаративних паремій, утворених на базі ландшафтного й гастрономічного (алкогольна тема) субкодів та артефактного коду культури, напр.: wie der Fluss, so die Brücke ‘яка вода, такий млин’; es ersaufen mehr im Becher als im Bach ‘у чарці більше людей тоне, як у морі’.

Аналіз УП, які вербалізують концепт РІКА, продемонстрував відмінності, що існують у концептному представленні КФКС і МКС. Так, у європейських лінгвокультур актуальним є УКАЗ «ріка (вода, море) – це подорож». Ця подорож


може бути як у житті, так і з життя, бо ріка часу – це ріка, що розділяє життя та смерть. Однак жодне УП із конституентом «ріка» на позначення семантики смерті в зіставлюваних мовах не функціонує.

Зіставно-лінгвокультурологічне вивчення ландшафтних УП чітко проде-монструвало особливості концептуалізації та категоризації об’єктивного світу британським, німецьким, українським і російським етносами на прикладі вер-балізації концепту ОЗЕРО. Насамперед підтверджується висловлена нами думка про неактуальність прісноводних водоймищ для британського лінгвосоціуму. Хоча аналогічну ситуацію простежуємо і стосовно німецького етносу, що й не дивно, оскільки територія Німеччини більшою мірою вкрита штучними водой-мищами – ставками. У мовній свідомості українців глибокі, темні води озера споконвічно асоціювалися з нечистою силою (згадаймо концепт ВИР), напр.: кидати собою як чорт по озері ‘постійно змінювати свої симпатії й свої плани’. Інші смислові відтінки поняття «озеро» для українців неактуальні, оскільки компаративна фразеологія представлена лише УП із гіпонімічним образом-еталоном «солонець»: біжить як на солонець ‘поспішає за дешевим зиском’ (на півдні України поширені солонці, де можна було намити солі, яка завжди мала високу ринкову ціну, тобто для простого люду була часто не по кишені).

Найчіткіше лінгвокультурна асиметрія у вербалізації ландшафтних концеп-тів простежується на прикладі концепту БОЛОТО, який виявляє розгалужені концептні зв’язки лише в українській мовній свідомості. Натомість КФКС німців зовсім не представлена УП з образом-еталоном «Sumpf» (болото) або «Moor» (торфове болото), а британців лише однією: (as) drunk as a bog ‘дуже п’яний’ (пор. укр. п’яний як грязь ‘дуже п’яний’).

У російській, як і в українській, лінгвокультурах болото є символом мо-рального бруду й дрібних матеріальних інтересів на противагу високих поривів духовності, напр.: укр. сидить як чорт на грошах у болоті ‘скупа, відлюдь-кувата людина’; рос. как в болоте ‘1. перебування в якому-н. брудному, сиро-му, багнистому місці; 2. перебування у застійному, міщанському, відсталому оточенні’; провалиться (завязнуть) как в болото ‘1. людина, яка застрягла в якому-н. брудному, сирому, багнистому місці; 2. людина, яка загрузла у спіл-куванні з людьми із застійного, міщанського, відсталого оточення’; всасывать как (болотная) трясина ‘що-н., що повністю заманює, засмоктує в себе оточення (шум, тиснява тощо)’; как (болотная) трясина ‘оточення, обстановка, яка по-роджує відсталість, застій’. Це єдиний параметр, на основі якого концептуалі-зується поняття «болото» в російському етносі (мова йде лише про КФКС).

Як не дивно, в російській мові немає УП на позначення болота як небез-печного й нечистого місця, де водяться чорти, хоча такі вірування характерні для західних і східних слов’ян. Натомість в українській мові знаходимо цьому численні підтвердження, напр.: ганяє як чорт по болоту ‘безтолково бігає, ме-тушиться’; засів мов чорт у болоті ‘відлюдькувато живе’; править мов чорт болотом ‘має необмежену владу’. Чорт в уявленні українців править болотом, тобто нечистю, яка начебто там мешкає. Ці міфілогічні уявлення надають різко негативної стилістичної маркованості УП, які вербалізують концепт БОЛОТО: болото полюбляє Біда, тому це згубне місце, а все те, що там росте, або всі ті,


хто там мешкає, мають особливо негарний, бридкий вигляд, напр.: вчепився як біда болота ‘вперто тримається чого-н. /кого-н.’; задумався як Берко в болоті ‘задумався із запізненням’; красується як квітка на болоті ‘вродлива дівчина, яка живе у невідповідному оточенні’ (пор. нім. Sei wie das Veilchen im Moose, sittsam, bescheiden, rein; nicht wie die stolze Rose, die immer bewundert will sein); ладна як з болота лялька ‘бридка жінка’; гуде як бугай у болоті ‘голосно й по-гано співає’; як на болоті ріс ‘дуже високий’.

Аналіз УП, які вербалізують український концепт БОЛОТО, свідчить, що цей концепт активно розбудовує концептополе МОВЛЕННЄВА ДІЯЛЬНІСТЬ ЛЮДИНИ. При цьому він надає негативної конотації УП, що виникли в резуль-таті взаємодії цього концепту з концептами переважно зоосемічного субкоду культури, які також містять у собі негативну оцінку, напр.: бабрається як свиня в болоті ‘залюбки, детально розповідає про якусь малоприємну справу’; бовкнув як жаба в болото ‘сказав дурницю’; ляпнув як болотом в очі ‘сказав щось дуже образливе’; розмовляє як із кобилою в болоті ‘веде недоречні та марні балачки’. Український образ-еталон «болото» передає в багатьох УП і значення грязі, а це відрізняє його семантичний обсяг, наприклад, від росій-ського образу-еталона «болото».

Етнокультурно маркованою є семантика болота як далекого, небезпечного, неприступного локусу, що зафіксовано у КФКС українців, напр.: гніздиться як чайка на болоті ‘живе в невигіднім, неприступнім місці’; сидить як кулик на болоті ‘відлюдькувата людина’; як у болото вкинув ‘безслідно пропало’. Болото – це не те місце, де можна чимось хизуватися, тому прозорою є іронія УП величається як свиня в болоті ‘безпричинно задається, чваниться’; дметься як жаба в болоті ‘безпідставно поводиться пихато’. Актуальним для українців є і УКАЗ «болото – це багнюка, грязь», напр.: лізе як жаба по болоті ‘пома-лу, ліниво рухається’. Це УП побудоване на когнітивному сценарії налипання грязі на ноги, що перешкоджає руху.

Таким чином, аналіз ландшафтного субкоду біоморфного коду культури виявив важливі лінгвокультурологічні факти щодо універсальних і національ-но-специфічних підвалин концептуалізації і категоризації об’єктивного світу близько- та віддаленоспорідненими етносами. Зіставлення КФКС британців, німців, українців і росіян дає змогу доповнити, верифікувати та скоригувати знання як про їх МКС, включаючи ФКС, так і про ККС. Ландшафт території, на якій розташовується етнос, значною мірою впливає на формування його ККС, розбудовуючи «дух народу», який виявляється на рівні процесів концеп-туалізації та категоризації об’єктивної дійсності цим народом, оскільки енерге-тичний ритм Землі є одним із визначальних для формування культури народу.

Умовні скорочення

ККС – концептна картина світу КФКС – компаративно-фразеологічна картина світу МКС – мовна картина світу МЛЗФС – модель лінгвокультурологічного зіставлення фразеологічних систем


УКАЗ – усталений компаративно-асоціативний зв’язок УП – усталене порівняння ФКС – фразеологічна картина світу

Література Голубовська 2004 = Голубовська І. О. Етнічні особливості мовних картин світу. Київ,

2004. Гумилев 2008 = Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Москва, 2008. Костин 2005 = Костин А. В. Вода. В кн.: Карасик В. И., Стернин И. А. (ред.) Антоло-

гия концептов. Волгоград, 2005. 24–36. Мізін 2010 = Мізін К. І. Зіставно-лінгвокультурологічне вивчення усталених порівнянь

крізь призму просторового коду культури (на матеріалі англійської, німецької, укра-їнської та російської мов). In: Językowy obraz świata słowian a kultura. Lublin–Rowne, 2010. 11–19.

Мізін 2012 = Мізін К. І. Усталені порівняння англійської, німецької, української та ро-сійської мов в аспекті зіставної лінгвокультурології. АДД. Київ, 2012.

Ракитина 2001 = Ракитина О. Н. Концепт МОРЕ в русском фольклоре. В кн.: Методо-логические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж, 2001. 119–121.


Об оценочном потенциале ФЕ темна вода во облацех

МИРЗОЕВА Лейла Юрьевна Алматы, Казахстан


Оценка является частью динамической подвижной сферы языка, описыва-ющей разнопорядковыми средствами внутренний мир человека как субъекта мысли и речи: его систему ценностей, эмоциональные состояния, отраженные в речи и тексте. На современном этапе развития лингвистики, в том числе диа-хронической лингвистики, и сравнительно новой ее сферы – эмотиологии, оче-видно, что в национальном языковом коде наличествуют эмотивные средства разных языковых уровней. Фразеология же является частью языковой систе-мы, которая буквально «пронизана» оценочностью. Если принимать во внима-ние сложившуюся в современной лингвистике тенденцию к подразделению оценок на эмотивные и рациональные, то необходимо учитывать, что эти два вида оценок «переплетены» только в онтологии, в языковом отображении они достаточно четко разводятся по двум семантическим полюсам – рациональное тяготеет к дескриптивному аспекту значения и является суждением о ценно-сти того, что вычленено и обозначено как объективная данность, а эмоцио-нальная (или эмотивная) ориентирована на некоторый стимул в той или иной «внутренней форме» (или форме «внешней»), включенной в языковую сущ-ность (слово, фразеологизм, текст)» (Телия 1986: 32). При этом, как справед-ливо отмечает А. П. Бабушкин, «образ фразеосочетаний-идиом „считывается“ не по словарному толкованию, не по „раскодированному“ их значению, а по „языку кода“, т. е. по внутренней форме фразеологизма» (Бабушкин 1996: 39), что обусловливает богатство, широту ассоциативного поля, актуализируемого при употреблении ФЕ.

Рассматривая ФЕ темна вода во облацех, необходимо акцентировать вни-мание на метафорической основе фразеологизма.

Обозначая, метафора создает языковую картину обозначаемого. Эта картина осо-бенно живописна и национально-колоритна, когда на основе метафоры форми-руются фразеологизмы-идиомы. Но она не утрачивает самобытности и яркости при формировании экспрессивно окрашенных значений слов. Две тенденции ха-рактерны для связанных значений слов, организующих номинативные парадигмы фразеологических сочетаний: эти значения создают языковую картину мира, ко-гда в них еще не затухает образно-ассоциативный потенциал, но они нейтрали-зуются по своей метафорической живописности, если в них доминирует когни-тивная функция (Телия 1988: 197).

В анализируемом нами материале приоритетной, доминирующей является именно эмотивная функция.

Оценочный колорит фразеологизма может формироваться как на основе семантики фразеологизма, так и с учетом его функционально-стилистических

432 Мирзоева Л. Ю.

характеристик, что отчетливо прослеживается на материале употреблений ФЕ темна вода во облацех. Толкование данного фразеологизма, восходящего к библейскому тексту, таково:

Темна вода во облацех: из Библии (церковнославянский текст). В Ветхом Завете, Псалтыре (Пс. 17:12) сказано о Боге: «И положи тму закров свой, окрест его селение его, темна вода во облацех воздушных». Русский перевод: «И мрак сделал покровом Своим, сению вокруг Себя мрак вод, облаков воз-душных» (Серов 2003). Иносказательно: нечто непонятное (ирон.). Синонимы: неведомо, неизвестно, непонятный, неясный, об этом история умалчивает, по-крыто мраком неизвестности, тайна сия велика, тайна сия велика есть, тайна, покрытая мраком (ASIS). Отражение национально-специфичного восприятия мира в этом фразеологизме очевидно (особенно отчетливо это проявляется при его сопоставлении с англ. the matter is wrapped in mystery; нем. dunkel war der Rede Sinn, передающих аналогичное значение, но не имеющих в своем составе компонентов ‘вода’, ‘облака /воздух’).

В Национальном корпусе русского языка нами выявлено 23 контекста, со-держащих данный фразеологизм, что свидетельствует о сравнительно невы-сокой частоте его употребления. Причиной этому является как архаичный ко-лорит, так и достаточно широкий спектр иных средств, специализированных на выражении данного значения и эксплицирующих его более отчетливо.

Оценочный потенциал ФЕ темна вода во облацех, заложенный в прису-щем данному фразеологизму коннотативном значении, достаточно существе-нен. Исследователями неоднократно отмечался высокий прагматический по-тенциал фразеологизмов, связанный с преобладанием коннотаций в структуре значения (Алефиренко–Золотых 2000: 15). Особый интерес в этом плане пред-ставляет следующее утверждение В. М. Мокиенко: «…у фразеологизма номи-нативное растворено в экспрессивном, подчинено ему. Эти две стороны язы-кового знака во фразеологизме синкретичны, тогда как в лексике (особенно неэкспрессивной) – дифференцированы, разъединены» (Мокиенко 1989: 211). На наш взгляд, синкретичная представленность не столько номинативного и экспрессивного, сколько экспрессивного и оценочного во фразеологизме темна вода во облацех обусловливает возрастание его использования в публи-цистических текстах конца ХХ – начала XXI века.

Значение ‘неясность, неопределенность’, которое является ядерным в се-мантической структуре ФЕ темна вода во облацех, в эмоциональной языковой картине мира носителя русского языка тяготеет к пейоративной зоне шкалы оценок, тогда как значение определенности может выступать как оценочный нуль. Это находит отражение и в использовании целого ряда лексико-грамма-тических средств, в частности, модальных слов, выражающих персуазивную оценку (авось), а также неопределенных местоимений. Ряд ФЕ, актуализиру-ющих данное значение, также наделен пейоративно-оценочными коннотаци-ями различной степени (ср., например, ФЕ вилами на воде писано, блуждать в потемках и др.).

В то же время, как указывает В. Н. Цоллер, «фразеологизмы еще в боль-шей степени, чем слова, способны к эмоционально-оценочной амбивалентности

Об оценочном потенциале ФЕ темна вода во облацех 433

как в силу особенностей фразеологического значения, в котором „вершинное положение“ занимают эмотивный и оценочный компоненты, так и их функ-ционального предназначения…» (Цоллер 2000: 57).

Это утверждение вполне применимо к рассматриваемому нами фразео-логизму. Обратимся к фрагментам, представленным в Национальном корпусе русского языка, которые отражают особенности его функционирования в рус-ском литературном языке XIX века:

И, что всего страннее, он ведь, в сущности-то, и не знает моего мировоззрения; убеждения мои для него «темна вода во облацех», ибо не стал бы он писать мне тех «увещаний», которые и тебе приходилось просматривать, если бы знал все (А. И. Эртель: Гарденины, их дворня, приверженцы и враги).

И не думай, не мечтай! – говорит он отцу. – Этот процесс во веки веков не кон-чится. Приговор, брат, решительно ничего не значит. Какой бы ни был приговор, а темна вода во облацех! Положим, Семенова виновата… хорошо, пусть, но куда же девать те улики, что против Мироновича? (А. П. Чехов: Психопаты).

Она знала, что все это для Аграфены Петровны будет темна вода во облацех не-бесных (П. И. Мельников-Печерский: На горах. Книга вторая).

Как видно из приведенных контекстов, в рамках ФЕ актуализируется не столько дескриптивная характеристика ‘темный = неясный’, сколько оценоч-ная составляющая: 2. перен. Неизвестный, неясный, смутный, такой, в котором трудно дать себе отчет, разобраться. […] || Непонятный, лишенный смысла (о словах, тексте). 4. перен. Вызывающий недоверие, сомнительный, подозри-тельный. Человек с темным прошлым. Это дело темное. Темная личность. О нем ходят темные слухи (МАС). Примечательно, что в данном словаре оце-ночный потенциал анализируемой ФЕ представлен как в дефиниции, так и с помощью пометы: Темна вода во облацех (церк.-слав. форма предл. п. мн. ч. от облако) (шутл.) – что-н. непонятное, необъяснимое. «Отец диакон спросил… как, мол, он объясняет выражение: темна вода во облацех? на что Герася дол-жен был, по указанию самого отца диакона, ответствовать: „сие есть необъяс-нимо“» (И. C. Тургенев: Новь). Акцентируем внимание на том, что торжест-венный церковнославянский колорит ФЕ, диссонируя с контекстом, способ-ствует возникновению антиномии ‘знак оценки – стилистическая принадлеж-ность языкового средства’. Сопредельная картина возникает и тогда, когда дис-сонанс имеет место как на уровне стиля, так и на уровне смысла текста, содер-жащего ФЕ темна вода во облацех:

Какие потребности этого рынка, что дорого, что дешево, что идет с пользой и в убыток – все это «темна вода во облацех» для московских торговцев, благо приезжают в Нижний бухарцы и покупают так называемый азиатский товар, за который, сплошь да рядом, платят 20 к. за рубль (Н. Петровский: Стремоухову. Письмо 4).

– Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, – подхватил Кнопов, – а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к не-которым полковым командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство,


или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не жела-ем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать в публичном месте оплеуху!» (А. Ф. Писемский: Люди сороковых годов).

Диссонанс архаичного фразеологизма, соотносимого с высоким стилем, и грубо просторечного оплеуха приводит в итоге к актуализации того отноше-ния, которое выражено в словарной помете шутл. Ср. также:

А коли так, – засмеялся Рылеев, – нам все равно: царь так царь! Кто ни поп, тот и батька. Только бы революцию сделать! Батенков умолк и сердито выбил пепел из потухшей трубки, как будто сам потух: увидел, что никто ничего не понимает. Одни смеялись, другие сердились. – Темна вода во облацех! Министр-то наш, ка-жется, того, сбрендил!.. какие-то масонские таинства! Уши вянут! (Д. С. Мереж-ковский: Александр Первый).

С другой стороны, в Национальном корпусе русского языка представлены и случаи полного соответствия ФЕ темна вода во облацех и контекстуального окружения по стилистике и оценочному знаку; при этом роль, которую играет данный фразеологизм в подобных контекстах, можно расценивать и как орга-низующую, и как «прогностическую»: архаичность ФЕ как организующего центра высказывания требует соответствующего стилистического колорита контекстуального окружения:

Как и когда и откуда она появилась на петербургском горизонте – это также для всех была темна вода во облацех; но, казалось, как будто тоже испокон веку она пребывала в сем городе (В. В. Крестовский: Петербургские трущобы. Книга о сы-тых и голодных. Роман в 6 частях. Ч. 1–3).

Конституирующая роль данного фразеологизма в формировании общего контекстного значения ‘противопоставление /неприятие, отторжение’ также очевидна:

Нынешние ваши экзамены для нас, стариков, темна вода во облацех (О. М. Со-мов: Сватовство).

Зачем дорога построена, сколько в прошлом году доходов собрано, сколько в ны-нешнем, где и какую питательную ветвь надо провести, все это для него – темна вода во облацех (М. Е. Салтыков-Щедрин: Сказки. Праздный разговор).

Представляется необходимым отметить, что в ХХ веке, и в особенности – на рубеже ХХ–XXI веков, употребление ФЕ темна вода во облацех расширя-ется; при этом в ряде случаев наблюдается либо разрушение фразеологизма (зачастую в целях расширения оценочного потенциала), либо его переосмы-сление. В последнем случае становится возможной отсылка к первоначаль-ному значению компонентов ФЕ (цветовое значение темный воспринимается как антоним к светлый; при этом общее значение неясности, неопределенно-сти, передаваемое фразеологизмом, сохраняется):


Илья открыл глаза – темные, большие, по которым ничего нельзя было прочитать. «Темна вода во облацех» – как-то услышала Валя и не поняла тогда, что значила эта старинная поговорка. А теперь словно поняла – это о нем, об Илье, о его гла-зах… (Т. Тронина: Русалка для интимных встреч).

Функционально-стилистические характеристики данной ФЕ (книжный характер, очевидная соотнесенность со старославянским пластом фразеологи-ческого фонда русского языка и зачастую – нарочитая стилистическая инород-ность в контексте) в данном случае также обусловливают передаваемый ею иронический колорит:

Ибо темна… Увы, темна вода во облацех… Тем более, что в одночасье история с адвокатом Саенко перестала быть актуальной (Криминальная хроника, 08.07. 2003).

Во-первых, темна вода во облацех – в том смысле, что прежде чем провозгла-шать стеротонин панацеей от преступности, надо выявить механизм его воздей-ствия на нервные клетки, а заодно и механизм их функционирования после воз-действия лекарства (Криминальная хроника, 24.06.2003).

Короче, темна вода во облацех, а Словарь АН СССР под редакцией Державина прекратился на втором выпуске четырнадцатого тома (обезоруживать–обкататься) и разрешить недоумения не может (С. Логинов: Пышка, пончик и «аладья»).

И в этом смысле я готов принять Бога, если это позволит людям поверить. – Темна вода во облацех, – улыбнулся Гавриил. – За справедливость надо воевать, вот это и просто и всем понятно, господин проповедник (Б. Васильев: Были и небыли).

Именно в текстах, относящихся к данному периоду, актуализируется ан-тиномия веры и неверия, доверия и недоверия к информации, представленной в высказывании. Роль интенсификатора в этом случае играют персуазивные оценки и иные средства выражения значения неопределенности:

– Да, темна вода во облацех, – сказал, улыбаясь, оказавшийся рядом молодой человек из отдела науки. – Видимо, так называемая теория относительности и может помочь отыскать связь между русской Волгой и Альбертом Эйнштейном (В. Гроссман: Жизнь и судьба).

Отдел Предсказаний и Пророчеств занимал весь третий этаж. Я прошелся вдоль дверей с табличками «Группа кофейной гущи», «Группа авгуров», «Группа пи-фий», «Синоптическая группа»… На дверях синоптической группы уже появи-лась свежая надпись мелом: «Темна вода во облацех». Каждое утро Мерлин, про-клиная интриги завистников, стирал эту надпись мокрой тряпкой… Вообще на чем держался авторитет отдела, мне было совершенно непонятно (А. Стругацкий, Б. Стругацкий: Понедельник начинается в субботу).

То есть вы, Владимир Львович, полагаете, что есть товарищи, ведущие себя на суде нечестно? – Темна вода во облацех, Борис Викторович. Не верю, конечно, чтоб кто-нибудь из ЦК знал об одновременной работе Азефа в департаменте (Р. Б. Гуль: Азеф).


Если в предшествующих случаях интенсификации подвергался семанти-ческий компонент неопределенности, то в текстовом фрагменте, приводимом ниже, путем нагнетания старославянизмов (уже вышедших из светлого поля сознания большинства реципиентов – носителей русского языка, живших во второй половине ХХ века) интенсифицируется именно стиль:

Хорошего, конечно, впереди ничего не вижу, но сие есть темна вода во облацех, сеннописаный мрак гаданий (Б. Л. Пастернак: Доктор Живаго).

Таким образом, Б. Л. Пастернак отсылает реципиента к ирмосу Канона рожде-ства Божьей матери:

Сеннописанный мрак гаданий разорив, и верных прибытием истины Богоотро-ковицею озарив сердца, и нас светом Твоим, Христе, настави. Перевод: Рассеяв неясные и загадочные прообразы Священного Писания и озарив сердца верных явлением истины чрез Богоотроковицу, руководи и нас, Христе, светом Твоим (Б. Л. Пастернак: Доктор Живаго).

Следует особо остановиться на случаях разрушения как формы, так и се-мантики анализируемого фразеологизма, о которых уже упоминалось выше; при этом в большинстве случаев сохраняется значение неясности, неопреде-ленности с сопутствующим персуазивным оттенком сомнения и аксиологиче-ским значением пейоративности: Темна вода в облацех (заголовок статьи, по-священной фильму «Над темной водой» Дмитрия Месхиева по сценарию Ва-лерия Тодоровского):

Мы действительно стоим над темной водой (и в этом смысле название «Июнь-ский дождь», предложенное авторами сначала, более эффектно, но менее точно). В этой темной воде дна не видно. Ценности утрачены, нет ни опоры, ни почвы, и самый берег подмыт. Все ушло в темную воду, в распад, в забвение (Дмитрий Быков: Темна вода в облацех).

К случаям разрушения ФЕ в целях создания экспрессивного эффекта воз-можно отнести следующие: Темна энергия во облацех (заголовок статьи):

За чредой всевозможных новостных сообщений научного характера специали-стам бывает непросто уловить «сверкающий изумруд» по-настоящему великих открытий, способных коренным образом изменить наши представления об окру-жающем мире. Однако такие открытия совершаются, и одно из них – это обнару-жение в 1998 году так называемой «темной энергии» (Темна энергия во облацех – http://astra-tv.com/temna-energiya-vo-oblatseh),

а также Темна ли вода во облацех, или Прогноз на седьмую книгу:

Да что уж там. Мы не думаем, мы совершенно уверены, что хитрая Роулинг при-пасла немало сюрпризов… (Темна ли вода во облацех, или Прогноз на седьмую книгу).

Таким образом, на основании приведенного материала можно утверждать, что оценочный потенциал фразеологизма зиждется, как на трех китах, на его

http://astra-tv.com/temna-energiya-vo-oblatseh/


семантике (в том числе – на семантической специфике компонентов), на праг-матическом ореоле, в том числе – на целом ряде прецедентных знаний, корре-лирующихся как со сферой религии и церкви, так и с национальными особен-ностями восприятия мира, выходящими за эти пределы. Третьим «китом» в данном случае следует считать стилистическую специфику фразеологизма, принадлежность к числу книжной, высокой фразеологии старославянского про-исхождения, что во многом предопределяет и аксиологический потенциал, и в целом место ФЕ в системе ценностных ориентаций носителя русского языка.

Словари ASIS = Тришин В. Н. Большой словарь-справочник синонимов русского языка системы

ASIS. http://www.trishin.ru/left/dictionary. МАС = Евгеньева А. П. (ред.) Словарь русского языка. Т. 1–4. Москва, 1981–1984. Серов 2003 = Серов В. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. Мос-

ква, 2003.

Литература Алефиренко–Золотых 2000 = Алефиренко Н. Ф., Золотых Л. Г. Проблемы фразеологи-

ческого значения и смысла (в аспекте межуровневого взаимодействия языковых единиц). Астрахань, 2000.

Бабушкин 1996 = Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семан-тике языка. Воронеж, 1996.

Мокиенко 1989 = Мокиенко В. М. Славянская фразеология. Москва, 1989. Телия 1986 = Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц.

Москва, 1986. Телия 1988 = Телия В. Н. Метафоризация и ее роль в языковой картине мира. В кн.:

Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. Москва, 1988. 173–203.

Цоллер 2000 = Цоллер В. Н. Эмоционально-оценочная энантиосемия фразеологизмов. Филологические науки 2000/4: 56–64.


Использование паремиологических единиц с компонентом вода в методике преподавания

русского языка как иностранного

МИРОШНИЧЕНКО Анна Владимировна Киев, Украина


Лингвокультурологическое влияние, особенности контекста и специфика смысловых оборотов в паремиологических единицах с компонентом вода, ис-пользуемых в качестве методических приемов, дают возможность активизации формирования лексического наполнения и коммуникативной активности в хо-де изучения русского языка как иностранного.

Как известно, в последнее время в связи с интенсивным изучением проб-лем этнокультурологии, страноведения, общих проблем связи языка и мышле-ния изучение паремиологических единиц в различных аспектах стало весьма актуальным. Наличие у паремиологических единиц, в частности, пословиц и поговорок, стабильно утвердившихся значений (клишированной семантики) позволяет рассматривать их в качестве языковых знаков, «модально отобра-жающих универсальные ситуации, знаков, функционально универсальных для мыслящего субъекта вообще – безотносительно к его принадлежности к той или иной нации, языковой общности» (Гусейнова 2012).

Безусловно, осмысление комплекса паремиологических единиц, существу-ющих во многих языках мира, т. е. моделей логически универсальных паре-миологических конструкций, приобретает также особую значимость в плане соотношения семантики языковых единиц со структурой отображаемого фраг-мента мира и построения коммуникации. Каждый народ по-своему расчленяет многообразие мира и называет его фрагменты, «своебразие конструируемой картины мира определяется тем, что в ней опредмечивается индивидуальный, групповой и национальный (этнический) вербальный и невербальный опыт» (Дронов 2007: 6).

Усвоение культурно-страноведческого содержания русского языка ино-странными студентами-филологами имеет важное значение не только для ус-пешного овладения языком, но и для формирования специалиста-гуманита-рия в целом. Лингвострановедческую работу преподавателя-русиста нельзя рассматривать как полезную, но не обязательную, т. к. отбор национально окрашенного языкового материала для обучения русскому как неродному явля-ется в методике первостепенным.

Применение словарного материала, в наибольшей степени насыщенного лингвистической и культурной информацией, в практике преподавания рус-ского языка как иностранного, реализуется в различных методически оправ-данных формах.

Использование паремиологических единиц с компонентом вода в методике 439

В нашем научном исследовании приводим примеры пословиц и поговорок с компонентом вода, которые очень часто употребляются в русском языке и описаны в наиболее популярных толковых словарях, а сравнение толкований некоторых широко распространенных паремиологических единиц русского и турецкого языков необходимо для их дальнейшего включения в паремиоло-гический минимум и использования в практике преподавания русского языка как иностранного.

Сравнение русских и турецких паремиологических единиц особенно ак-туально для Украины по причине географической близости государств, исто-рических особенностей их взаимодействия, коммерческих контактов и интен-сивно развивающегося туризма.

Поскольку объединяющим компонентом данного исследования является вода, в ходе работы использовались материалы из фольклорного сборника «Живая вода» (Аникина 1975) и электронных версий толковых словарей рус-ского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, Д. Н. Ушакова, Т. Ф. Ефремо-вой и «Толкового словаря турецкого языка», из которых был отобран материал для обработки иностранными студентами-филологами, изучающими русский язык в Киевском национальном лингвистическом университете. Процедура обработки заключалась в поиске толкований слова вода в вышеперечисленных словарях, выявлении в словарных статьях ряда пословиц и поговорок с ком-понентом вода на русском языке с последующим поиском аналога опреде-ленной пословицы на родном (турецком) языке. Выбор электронных версий словарей не случаен, т. к. в учебной деятельности при современном уровне развития информационных технологий их доступность моментальна, а поиск информации не вызывает затруднений.

Конечно же, особую роль в создании языковой картины мира играют по-словицы и поговорки, по праву считающиеся «зеркалом нации». Природа их семантики тесно связана с фоновыми знаниями носителей языка, с практиче-ским опытом, культурно-историческими традициями народа.

В фольклорном сборнике подана историческая справка, с помощью кото-рой подается необходимая фоновая информация о роли воды в жизни восточ-ных славян и возникновения соответствующих языковых явлений (Аникина 1975: 347).

Вода в древнерусских народных представлениях одна из четырех главных основ мироздания (наряду с землей, воздухом и огнем). В языческие времена верили, что в воде обитают злые духи, русалки, водяные. Состояние воды свя-зывали с состоянием здоровья. Одним из обычных приветствий в Древней Руси было: «Будь здоров, как вода». Русские люди обоготворяли воду, назы-вали ее «царицей», «матушкой». В Древней Руси существовало множество священных источников и колодцев, которые в языческие времена связывались с культом богини Макоши, а после принятия христианства перешли под по-кровительство св. Параскевы Пятницы. Другим могучим христианским покро-вителем водной стихии стал св. Николай Чудотворец.

В православных ритуалах воду освящали, чтобы изгнать из нее бесов и всяческую скверну. Освященная вода использовалась русскими людьми для

440 Мирошниченко А. В.

лечения больных, поднятия здорового духа, изгнания нечистой силы. Глав-ным праздником в году, включавшим обряд водосвятия, было Крещение. Освя-щенная в этот день вода называлась святой, иорданской, богоявленской. Ее хранили весь год до следующего Крещения, верили в ее чудодейственную силу. Иногда освящение воды происходило и в другие праздники – накануне Пасхи, Ивана Купалы, в первый день августа (Мокрый Спас).

Чудодейственной считалась также вода из источников и колодцев, на-бранная на Рождество, Новый год, Сретение, в Страстной четверг или пят-ницу, на Ивана Купалу.

И языческие, и церковные, и бытовые традиции обрели формы типовых жизненных ситуаций или типовых жизненных отношений, которые описаны в словарях в виде клишированных изречений. По мнению Г. Л. Пермякова, эти изречения «во-первых, используются в качестве знака, обозначающего вещи или понятия; во-вторых, представляют собой нечто целое, хотя и состоят из нескольких самостоятельных слов-компонентов» (Пермяков 1988: 145). По-этому, изучая их и включая в словари, необходимо учитывать следующее: тип словаря, способ расположения материала, тип изречения, тематику изречения, характер моделируемых в изречении ситуаций (Пермяков 1988: 147).

Таким образом, следуя данным рекомендациям, для анализа словарных статей по слову вода на учебных занятиях с иностранными студентами было реализовано следующее: выбраны три толковых словаря разных авторов (элек-тронные версии); материал в них расположен в алфавитном порядке, поиск статьи по теме «вода» не вызвал затруднений, текст статьи (приведен ниже, орфография и пунктуация источника сохранены) в целом доступен для пони-мания студентом-иностранцем:

1) Вода – 1а. ‘бесцветная прозрачная жидкость, представляющая собою химическое соединение’ […]; 2а. ‘скопление жидкости, образующей ручьи’ […]; 3а. ‘поверхность рек, озер’ […]; 4. ‘насыщенная солями жидкость’ […]; 8. перен. разг. ‘слезы’ – бросить деньги в воду; быть точно в воду опущенным; выводить на свежую воду; выводить на чистую воду; выйти сухим из воды; и в воде тонуть, и в огне гореть; идти в огонь и в воду; как в воду кануть (Ефремова 2000).

2) Водá, -ы, вин. вóду, мн. вóды, вóдaм-вoдáм, ж. 1. только ед. ‘прозрач-ная, бесцветная жидкость, которая в чистом виде представляет собою химиче-ское соединение кислорода и водорода’ – дождевая вода; морская вода; коло-дезная вода; жесткая, мягкая вода; питьевая вода; сырая, кипяченая вода… (Ушаков 2000).

3) Водá, -ы, вин. вóду, мн. вóды, вод, вóдaм и (устар.) вoдáм, ж. 1. ‘про-зрачная бесцветная жидкость…’ – прополоскать (промыть) в трех водах (трижды); много (немало) воды утекло (прошло много времени; разг.); как (словно) воды в рот набрал (перен.: упорно молчит; разг.); водой не разольешь (не разлить) кого-н.; воду решетом носить (перен.: заниматься пустяками, бесполезным делом; разг.); воды не замутит кто-н. (перен.: внешне очень тих, скромен; разг. ирон.); из воды сухим выйти (перен.: остаться безнаказанным или незапятнанным, не пострадать; разг. неодобр.) (Ожегов–Шведова 1992).


Все словари едины в способе подачи материала: «вода» описана с точки зрения грамматических форм, бытового применения, физики, химии, геогра-фии и медицины. Но в ходе анализа типов и тематики изречений отмечены различные авторские подходы:

1) Ефремова подает только переносное значение (в разговорной речи) и перечень поговорок и пословиц без толкования;

2) Ушаков для толкования активно использует примеры из художествен-ной литературы, включает варианты разговорного употребления пословиц и поговорок в объяснения значений столь многозначного слова, т. е. частично упоминает о типе изречения (пословица, поговорка или что-либо другое) и располагает сообразно его тематике;

3) Ожегов в ходе толкования использует паремиологические единицы со-гласно области применения воды, но делает акцент на грамматических формах и значениях однокоренных слов.

Таким образом, для студентов-иностранцев при изучении русского языка как иностранного большую ценность представляют словари Ушакова и Оже-гова, более полно, по сравнению со словарем Ефремовой, объясняющие значе-ние и варианты употребления паремиологических единиц. Тем не менее, в сло-варе Ефремовой подано немалое количество изречений, дающих возможность студенту-иностранцу как будущему филологу-русисту самостоятельно смо-делировать представленную ситуацию и произвести толкование.

Для облегчения понимания и ускорения усвоения, а также дальнейшего качественного использования в речи паремиологического материала из выше-указанных словарных статей, на занятиях с иностранными студентами-фило-логами был предложен методический прием группировки. Самым сложным для студентов является самостоятельный выбор признака, по которому про-изводится группировка. На начальном этапе применения данного приема мо-жет быть предложена классификация признаков (отрицание, противопоста-вление, определение, пожелание, сравнение, результат и др.) (Гусейнова 2012). Однако при регулярной работе по поиску признаков для группировки, лингво-культурологического комментария к заданным единицам, их семантизации, тематических связей эта процедура становится менее сложной и более твор-ческой.

Турецкие студенты-филологи Киевского национального лингвистического университета (3 курс) продемонстрировали такие результаты работы над вы-шеописанными словарными статьями, содержащими пословицы и поговорки с компонентом вода.

1) Были найдены общие единицы в изучаемых словарных статьях, кото-рые были сгруппированы следующим образом:

а) Переносное значение слова вода ‘слезы’; ‘бесполезная информация’; ‘деньги’.

б) Сравнение: как с гуся вода; словно воды в рот набрал; как рыба в воде; похожи, как две капли воды; как в воду опущенный.

в) Результат: много воды утекло; вывести на чистую воду; толочь воду в ступе; выйти сухим из воды; концы в воду.


2) При помощи электронной версии толкового словаря турецкого языка (ТСТЯ 2012) были найдены соответствия русских и турецких пословиц и по-говорок, среди которых были выбраны пять наиболее популярных (по мнению студентов):

а) Вода камень точит переводится на турецкий точно так же: Su taşı kes-kinleştirir, и говорит, что даже если действовать слабыми усилиями, но постоянно и упорно, то можно добиться многого. Таким образом, тол-кование едино в том, что вода камень точит, а опыт человека!

б) Как с гуся вода в турецком языке употребляется так же, как и в русском, в виде идиомы Sudaki ördek gibi, и применяется к людям, которым все сходит с рук. Толкование на турецком языке имеет многозначный смысл: ‘бесполезные слова’, ‘безразличное отношение’, ‘человеческая лень и потерянное время’.

в) Время как вода течет или Много воды с тех пор утекло существует в переводе на турецкий язык как Su gibi akıyor zaman… Русское и ту-рецкое значение пословицы одинаковы: время – единственная вещь, которую нельзя остановить, еще древние греки говорили, что «никто не может войти в одну реку дважды», очень четко объясняя ценность и важность времени.

г) Под лежачий камень вода не течет употребляется, чтобы указать на бездействие, пассивность, лень, промедление и нерешительность. Ис-пользование этой пословицы заменяет неприятные обвинительные сло-ва, облекает их в метафоричную форму. А в турецком языке это посло-вица Akan su yosun tutmaz совпадает по значению, но употребленные слова отличаются: вода – это источник жизни и роста; вода есть везде, но под неподвижным камнем ее нет. То есть там, где нет действий, не будет жизни, роста, достатка и успеха. Если точно перевести на рус-ский, то будет: Текущая вода не держит водоросль.

д) Пословицей Su kayayı ayırır, kelime insanları (Камни вода разъединяет, а людей – слово) в Турции хотят передать, как велика ценность сказанно-го слова в человеческих отношениях. Более популярны в русской речи аналоги, не использующие компонент вода: Слово – серебро, а мол-чанье – золото; Слово не воробей, вылетит – назад не поймаешь и др.

Критериями для отбора материала были частота употребления в речи, коммуникативная ценность, стилистическая окрашенность и педагогическая целесообразность использования при обучении русскому языку.

Работа студентов, связанная с поиском сходств и отличий русских паремио-логических единиц с подобными образами в родном языке, нацелена на освое-ние лексико-грамматических признаков и правильности использования в русской речи (формирование речевой иноязычной компетенции в социально-культур-ной и учебно-воспитательной деятельности). А задача преподавателя – своевре-менное устранение типичных ошибок при использовании таких конструкций.

При изучении русского языка как иностранного необходимы такие методи-ческие этапы организации обработки лингвокультурологической информации (на примере пословиц и поговорок с компонентом вода):

http://dic.academic.ru/dic.nsf/michelson_new/9909/%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%BE


– выявление в тексте единиц с национально-культурным компонентом, отражающих национальную культуру нерасчлененно, вместе взятыми своими элементами, т. е. идиоматическим значением – мыть в трех водах, водяной знак и др.; расчлененно, т. е. единицами своего состава – чистой воды (о дра-гоценном камне или о качестве человека), седьмая вода на киселе (о степени родства) и др.; прототипами, описывающими обычаи, традиции, подробности быта и культуры, исторические события и т. п. – толочь воду в ступе (цер-ковное наказание – бесполезная однообразная работа), как в воду глядеть (древний обычай – гадание по воде) и др.;

– конкретизация времени возникновения выявленных пословиц (например, новейшая Губит людей не пиво, губит людей вода и пр.);

– классификация выявленных единиц по заданному признаку; – поиск или создание лингвокультурологического комментария к выявлен-

ным единицам, их семантизация, тематические связи (при помощи лингво-страноведческих словарей и др. справочной литературы);

– сравнение характеристик выявленной единицы с характеристиками по-добного образа в родном языке, поиск сходств и отличий;

– освоение лексико-грамматических признаков (например, при помощи родного языка показать нерасчлененность семантики паремий);

– устранение типичных ошибок (отождествление фразеологического зна-чения с лексическим – *Бежал так быстро, как с гуся вода, непонимание об-разности или слитности значения и т. п.).

Каждый этап, обеспечивая учеников постепенно усложняющейся линг-вокультурологической информацией об изучаемом языковом материале, дает возможность перенести значение с конкретной ситуации на более широкий круг смежных явлений, делая его идиоматичным.

Не вызывают трудностей усвоения свободные конструкции, обусловлен-ные логико-предметными отношениями и правилами синтаксической сочета-емости. Но являются источником многочисленных и трудно устранимых оши-бок те словосочетания, которые образованы на основе правил лексической и семантической сочетаемости. Передать значение такой единицы, в отличие от перевода слова, на другом языке затруднительно, прямое значение всегда пред-шествует появлению у нее идиоматического смысла, следовательно, новое зна-чение возникает после того как утрачивается прямой смысл (Леонтьев 1988: 44).

Рассматривая паремиологические единицы как набор образовавшихся и функционирующих в речевой практике в виде определенных готовых устойчи-вых компонентов, проблема их изучения становится одной из насущных про-блем, будучи на самом деле проблемой комплексной.

Особый интерес методистов вызывает ситуация, в которой используются те или иные выражения. Ограничения, основанные на качественном взаимо-действии с определенным числом слов, составляют специфику языка: каждый язык обладает некоторым количеством идиом, непереводимых словосочетаний, придающих ему особый колорит, но очень затрудняющих усвоение. Но, несмо-тря на это, многие национальные сборники пословиц и поговорок очень по-хожи, вопреки желаниям авторов собрать наиболее специфический материал.


Поэтому необходимо проведение параллелей с опытом родного языка, так как всегда можно найти соответствие: смысл изречения будет тем же, хотя объекты и их соотношение могут отличаться.

Применение словарного материала, в наибольшей степени насыщенного лингвистической и культурной информацией, в практике преподавания рус-ского языка как иностранного, реализуется в различных формах учебной де-ятельности. Семантика паремиологических единиц более сложна, чем семан-тика слова, но при использовании необходимых методических этапов можно добиться эффективного взаимодействия между изучением паремий, освоением русского языка на материале пословиц и поговорок, воспитательного эффекта культурно-исторической информации.

Изучая пословицы как ключевой элемент системы представлений о тради-циях и обычаях страны изучаемого языка, иностранные студенты могут извле-кать из них лексико-семантический материал в том же объеме, что и носители языка. Эти знания помогают понять социальную жизнь, культуру и историю страны в процессе изучения языка, и добиваться полноценной коммуникации.

Словари Ефремова 2000 = Ефремова Т. Ф. (ред.) Новый толково-словообразовательный словарь

русского языка. Москва, 2000. http://efremova-online.ru/slovar-efremovoy/voda/9857. Ожегов–Шведова 1992 = Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского

языка. Москва, 1992. http://www.ozhegov.org/words/3650.shtml. ТСТЯ 2012 = Türkçe Sözlük [Толковый словарь турецкого языка]. 2012. http://www.sozluk.

mikrobeta.com.tr. Ушаков 2000 = Ушаков Д. Н. (ред.) Толковый словарь русского языка. Москва, 2000.

http://ushakov-online.ru/slovar-ushakova/voda/5617.

Литература Аникина 1975 = Аникина В. П. (сост.) Живая вода. Сборник русских народных песен,

сказок, пословиц, загадок. Москва, 1975. Гусейнова 2012 = Гусейнова В. К. Паремиологические единицы с компонентами хлеб-

соль, мед, масло в русском и азербайджанском языках. В кн.: Актуальные проблемы филологии. Материалы международной научной конференции (г. Пермь, октябрь 2012 г.). Пермь, 2012. 50–52. http://www.moluch.ru/conf/phil/archive/28/2587.

Дронов 2007 = Дронов В. В. Языковая картина мира. Русский язык за рубежом 2007/5: 5–8.

Леонтьев 1988 = Леонтьев А. А. (ред.) Методика. Москва, 1988. Пермяков 1988 = Пермяков Г. Л. Основы структурной паремиологии. Москва, 1988.


«Вода» в польской и русской жаргонной фразеологии

НЕВЗОРОВА-КМЕЧ Елена Александровна Лодзь, Польша


Тема, которая была предложена сотрудниками Будапештского универ-ситета, неслучайна. Интерес к анализу понятийного, образного и ценностного в характеристике концептов, связанных с природными стихиями, проявляется в исследовательских работах в последнее время часто. Известны научные ста-тьи Ю. С. Степанова, М. М. Маковского, В. В. Колесова, А. Вежбицкой, А. Д. Шмелева, В. А. Масловой, Н. Г. Краснояровой, Т. И. Бадмаевой, Г. Башляра, Чжэн Тао, Е. В. Галдина, М. И. Закирович.

Выявление моделей понимания и осознания элементов действительности, выраженных с помощью языковых средств, представляется наиболее актуаль-ным в свете направлений современной лингвистики. Однако для определения и обозначения общих черт и отличий в понимании и восприятии лингвокуль-турного компонента вода, необходимо сопоставление лингвокультурологиче-ских данных, которые могут быть взяты из разных источников.

Настоящая работа посвящена выявлению того, какую долю в жаргонном фразеологическом фонде составляют фразеологические единицы с компонен-том вода, сохраняется ли в жаргонном сознании носителей важность концепта «вода» и как он реализуется в языке.

Жаргонная фразеология активно развивается, стимулом для этого служат средства массовой информации, поп-культура, которые неизвестные, новые выражения входят в обиход, поэтому для поддержания скрытого смысла и экспрессивности в жаргоне носители языка создают все новые неологизмы. Отсюда большая синонимичность жаргонных фразеологизмов, которые сосре-дотачиваются вокруг экспрессивных, главных образом негативных, антропо-центрических блоков, а семантическое поле «Вода» не является таковым, по-этому не изобилует в жаргоне фразеологическими единицами и имеет лишь несколько лексических: жижа (мол.), не водка (мол.), aquam (stud.), wodór (młod.). Отдельные ФЕ были обнаружены в ресторанном жаргоне – эль Адама, собачий суп ‘вода’, в жаргоне аквалангистов, ныряльщиков – рыбный суп ‘под-водное пространство, в котором много ныряльщиков’, в жаргоне байдарочни-ков – ровная вода ‘место на реке без порогов’. В жаргоне моряков, подводни-ков, рыбаков функционируют лишь лексические единицы со значением ‘вода’ – ‘водное пространство (река, море, озеро, океан)’, например, лужа ‘Атланти-ческий океан’, болото ‘водоем озерно-прудового типа’, болото, тухляк ‘спо-койное море’. В давних арго (нищих, офеней, торговцев, мещан, шерстобитов, портных, стекольщиков, лирников) появляются иные определения для ‘воды’: дрябож, дряба, дрябон, дряга, дрябан, дрябоха, дробня, выкса, лена, леля, лева, лиова, ленша, ленька, леньша, линьга, линюга, лянюга, леньга, лепуха, леньжа,

446 Невзорова-Кмеч Е. А.

линьжа, мокша, мока, делька, вид / сувок, булей, аленьжа, суга, дылька, дельга, дэлька, делька, дейка (см. Приемышева 2009). Арготический лексикографиче-ский материал польского языка, доступный нам, не предоставил столь бога-того материала: woda – wacha, waser, mokre.

Само слово вода в русском жаргоне и woda в польском имеет различное когнитивное наполнение.

Из анализа материала рубежа веков к арготизмам относятся в русском язы-ке вода 1. ‘полицейский, солдат’; 2. ‘сигнал опасности’; 3. ‘тюремная админи-страция’; 4. ‘убийство’ (Мокиенко–Никитина 2000: 102–103, Грачев 2003: 150); в польском – woda 1. ‘złodziej kradnący rzeczy małej wartości’; 3. ‘kradzież z oszustwem’; 4. ‘policjant’; 6. ‘słowo ostrzegawcze przy grze w karty’ (Stępniak 1993: 636). Выделяется группа значений, связанных с тюремно-преступной тематикой. Используя данные «Историко-этимологического словаря» М. А. Грачева, В. М. Мокиенко, предполагается, что они развились под влиянием немецкого Wasser ‘предупреждение ворующим или совершающим другое пре-ступление’ (Грачева–Мокиенко 2008: 75–78). В русский могли попасть через польский, по мнению Б. А. Ларина, хотя возможно и чисто русское проис-хождение данной единицы (ср. Грачев–Мокиенко 2008: 76). Тем более, что waser (więź.) ‘вода’, а wasserzupka (warsz.) ‘zupka wodnista, nieesencjonalna, zawierająca niewiele składników odżywczych’. «Можно предположить, что слово вода первоначально возникло в среде волжских разбойников, во всяком случае, в нем встречается много слов, связанных с понятием „вода“: по реке волна прошла ‘погоня послана’, пустить рыбу ловить ‘утопить’, притон ‘тайная пристань волжских разбойников’; к ним можно также причислить слова из-мываться ‘издеваться’, смыться ‘убежать от правоохранительных органов’» (Грачев–Мокиенко 2008: 76). При включении этого компонента во ФЕ проис-ходит раскрытие его внутренней формы и усиление экспрессивности данной лексической единицы (вода льется! ‘сигнал опасности, идут представители правоохранительных органов’), а также создания иного словосочетания (фра-зеологизированного в жаргоне), отвечающего потребности передачи инфор-мации скрытым образом: попасться с водой ‘стать доносчиком на своих’, по-родниться с водой – 1. ‘быть в близких отношениях с работниками милиции’; 2. ‘попасть в медвытрезвитель’. В польском языке также отмечены единицы: сходное с русским woda wzbiera ‘niebezpieczeństwo; ktoś idzie, nadchodzi’, и wodny frajer ‘osoba okradziona’. Вода созвучно с Вóда. Любопытен факт, что у древних славян почитался обожествляемый воин, богатырь, герой, предво-дитель воинов (воевода) по имени Вóда.

Обширная группа ЛЕ и ФЕ в жаргонах обоих языков – это поле «Обман», в которое входят следующие единицы: русские – гнать воду ‘обманывать’, лить воду ‘обманывать; говорить пустые слова’, польские – woda, wodolej, wodolejca, wodolejec ‘kłamca’, robić wodę z mózgu, wodę lać / polać / polewać, na wodę na-puścić ‘okłamać’, pic na wodę (fotomontaż) ‘nonsens, puste frazesy’. Первый обо-рот гнать воду построен по активной в социальных диалектах фразеологиче-ской модели (Грачев–Мокиенко 2008: 89): гнать тюльку, гнать форель, гнать пену, гнать волну, гнать бодягу и др., что могло повлиять на формирование

«Вода» в польской и русской жаргонной фразеологии 447

значения. Отмечается в них общее и в компонентном составе, хотя и косвенно: вода, пена, тюлька (маленькая рыбешка), волна, бодяга (пресноводная губка), баланда (суп). В свою очередь образование ФЕ связано с лить воду – lać wodę – входят в ряд, который раскрывает образ воды как слов (в том числе лживых, пустых): заливать (арг. в начале XX в.; разг.) ‘врать’; ср. с выражениями песня льется ‘песня звучит’, заливаться соловьем ‘красиво говорить, петь’, курский соловей (в ирон. значении: ‘краснобай’), которые пересекаются семантически с переносным разговорным оборотом петь песни ‘обманывать’, не надо песен (разг.) ‘не следует сочинять, приукрашивать’. ФЕ залить баки (арг.), заливать пушку (арг.) носит семантический отпечаток этого просторечного глагола (см. Грачев–Мокиенко 2008: 46). Глагол лить ‘говорить’ в русском жаргоне встре-чается также в ФЕ лить парафин ‘оскорблять’. Свободное словосочетание лить воду фразеологизировалось, возможно, под влиянием арготизма заливать. Дру-гое предположение – это трансформация (усечение) ФЕ лить воду на мельницу ‘высказывать доводы, положения, подкрепляющие чье-л. мнение, позицию, главным образом, противоложной стороны’. Однако в некоторых случаях на-блюдаем полное соответствие русских жаргонных единиц с польскими: lać / nalać ‘mówić, kłamać’ в преступном арго, а в актерском арго ‘wyrażać się ne-gatywnie o czyjeś grze’; lać farmazony (przest. – oszust) / kit (przest. – kłamstwo, bzdura) / rzewną wodę / cynę (uczn.) ‘klamać’. В польском ученическом обороте nie lej wody, bo mi w butach chlapie ‘nie opowiadaj nieprawdziwych historii’ отра-жается столкновение прямого и переносного значения описываемой единицы. В других языках также присутствуют единицы с компонентом вода, семан-тически связанные с процессом говорения: pouring words, Wasser auf Mühle gießen и др. Лить воду, заливать и другие единицы этого ряда как в русской, так и польской жаргонно-разговорной речи (в дальнейшем – жрр.) имеют устой-чивые ассоциации у носителей разных языков со льющейся водой как с бол-товней, враньем (Мелерович–Мокиенко 2005: 549) (ср. языком толочь воду в ступе, переливать из пустого в порожнее). Подробнее эту группу описал В. М. Мокиенко в монографии «Славянская фразеология» (Мокиенко 1989: 144–147). Приходя к выводу, что компоненты ФЕ вода, галоши, kawałki, żel-beton, beton и др. «…способствуют той, семантической конкретизации, кото-рая необходима для повышения экспрессивности глагола лить в переносном употреблении» (Мокиенко 1989: 146). Именно это доказывает происхождение слова woda в польском жаргоне в значении ‘обманщик’ от lać wodę через wodo-lejca, wodolej, а не от wodzić / zwodzić / zawodzić ‘kłamać, nie spełniać obietnic’, ср. рус. водить за нос, водить вола (арг.) ‘говорить вздор, обманывать’. Омо-нимия, однако, способствует контаминации выражений в разговорной речи, что влияет на возникновение новых единиц. Во фразеологизме napuścić na wodę (warsz.) ‘oszukać’ вода – пустое пространство, место (где нельзя ничего найти полезного для себя) (ср. wyprowadzić w pole, wpuścić w maliny, puścić w trąbę).

Основная масса фразеологизмов, в том числе жаргонных, восходит к ког-нитивному представлению о воде как жидкости – ср. ‘вода как некое «пустое», без содержимого вещество’, например, robić wodę z mózgu ‘kłamać’; mieć wo-dę w głowie ‘być głupim’. Пересекается с ним оборот мутная вода. В русском


языке – замутить (голову) ‘делать неясным сознание, разум’, ‘умышленно запу-тывать то, что должно быть ясным и понятным’ от мутить ‘лишать прозрач-ности (воду)’, ср. nie mąć wody (baranie) ‘nie mów niejasności, nie utrudniaj sy-tuacji’, mącenie ‘mówienie bez sensu’, mącić – 1. ‘awanturować się’; 2. ‘rozrabiać w zakładzie karnym’; воду мутить (разг.) ‘умышленно запутывать какое-л. дело, вносить неразбериху во что-л., вносить смуту, раздор’, «который имеет древ-негреческие параллели, и восходящий к пословице В мутной воде рыбу ловить легче. В основе этого образа лежит противопоставление мутной, нечистой, пло-хой воды – прозрачной, чистой, здоровой» (Мелерович–Мокиенко 2005: 108). Однако жаргон показывает, что и чистое (без наполнения), и мутное прирав-ниваются друг к другу в плане негативного, пренебрежительного восприятия. Образ польского оборота pic na wodę, в котором pic(а) – этимологически ‘kar-ma dla bydła (pasza) i wojska (ср. баланда); tłuszcz’ – также пересекается с об-разом мутной воды (суп, бульон), а это, в свою очередь, с такими оборотами, как: у кого-л. в голове каша ‘кто-л. плохо соображает, мыслит’, мозги заплыли жиром у кого-л. ‘кто-л. стал глупым’. Мутная и чистая вода в русском арго / жаргоне являются также компонентами, образующими ФЕ, развертывающие отдельные опорные слова, конкретизирующие их. Дурь – 1. (арг.) ‘гашиш’; 2. (жарг.) ‘любое наркотическое средство для курения’; 3. (разг.) ‘проявление глупости, сумасбродства’ – дурь чистой воды ‘ненастоящий, неподдельный наркотик’, дурь мутной воды ‘фальсификат наркотика’; черт – 1. ‘вор, граби-тель’; 2. ‘не принадлежащий к преступному миру человек’ – черт из мутной воды ‘подозрительный вор’, черт из чистой воды ‘безопасный для преступного мира вор’, черт мутной воды ‘не принадлежащий к миру профессиональных преступников человек, но имеющий наклонность к мошенничеству’, черт чис-той воды ‘не принадлежащий к преступному миру человек, отличающийся доверчивостью и порядочностью’.

Следующей доминантой жаргона являются «Физиологические потребнос-ти человека». Во ФЕ, образующих данное поле, вода (в нескольких примерах косвенно) – это ‘моча’: wodę puszczać (przest.), spuścić wodę z kija (uczn.), robić kropelki (pot.); образное построение на модели – лить – цедить > вода: cedzić kartofelki, wyżymać sztatę (młodz.) ‘oddawać mocz, siusiać’; сменить воду в ак-вариуме, пить минус, смыть улики ‘сходить в туалет’ (ср. жарг. слить, отлить, odlać się), в польской жаргонно-разговорной речи ‘сперма’: jeleń wodę pije ‘stosunek seksualny’ из фольклора на основе метафорического преобразования, а также, возможно, под влиянием элементов иных фольклорных текстов, напр., Kali nie nie bać się jeleni (игра частей слов – Kali jebać się nie leni) ‘odbywać stosunek seksualny’. Не является этот перенос исключительно славянским, по-скольку наблюдаем, напр., в немецком и английском примеры ФЕ с компо-нентом Wasser / water в значении ‘мочеиспускание, ходить в туалет’: Wasser lassen, eine Stange Wasser in die Ecke stellen, water sports.

В качестве одного из последних, хотя это первое, что приходит в голову, приведем описание оборотов с компонентом вода / wodа в значении ‘водка, алкоголь, спиртное, химическое средство’ (в русском – жрр., угол., в польском – уч., студ., жрр.). Выводится оно из созвучности двух этих слов в результате

http://ru.wiktionary.org/wiki/lassen


того, что само название напитка происходит от слова водa (суффиксация) (ср. петровская вода). Со стороны происхождения жаргонного слова, вода, явля-ется производной от водка (усечение) (см. Отин 2006). Это очень продуктив-ный способ образования новых единиц в жаргоне, который Е. Отин называет интродукцией, «т. е. включением какого-либо общенародного или жаргонного слова с главным или актуальным для конкретного речевого акта значением в другое слово – апеллятив или оним. Это „поглотившее“ его слово сохраняет свою формальную целостность, но наполняется семантикой включенной в него лексемы, тем самым превращаясь в своеобразный жаргонный омоним по от-ношению к продолжающему употребляться в речи слову-реципиенту» (Отин 2006: 334–335). Отмечается, что это поглощение наступило давно, чему дока-зательством может служить сопоставление арготических единиц, функциони-рующих в прежнюю эпоху, ср. переименования воды и водки в арго офеней разных регионов: дрябож / дрябан / дрябон – вода; дряба / дрябошка – водка (арго костромских офеней; см. Приемышева 2009: 96), которые фонетически близки к современным жаргонным дерябнуть ‘выпить спиртное’, напиться в дребадан ‘выпить много алкоголя, стать пьяным’.

Прообразом же водки является древний крепкий алкогольный напиток aqua vitae ‘вода жизни’. Именно это историческое название перешло в польский уго-ловный, позднее в ученический, студенческий жаргон, и, наконец, стало частью жаргонно-разговорной речи либо в латинском варианте, либо в переводе – woda życia. В словарях русского жаргона вода жизни ‘алкоголь’ не отмечена. Хотя функционирует живая вода – переосмысленное фольклорное выражение в значении ‘эликсир жизни; все что дает человеку энергию, бодрость силы’ на определение горячительного напитка (водки) (Бирих и др. 1998: 86). В рус-ском жаргоне для уточнения «качества воды / водички» и ее воздействия на организм человека используются определения: синяя (контаминация ассоци-аций – вода синяя, синька – 1. ‘водка’, 2. ‘опустившийся алкоголик’, синь ‘пьянка’), птичья (перенос по общему качеству цвета – птичий помет – белый, водка – прозрачная, чистая, белая), сумасшедшая, трудная, злая (прилага-тельные, характеризующие ощущения и состояния человека после принятия спиртных напитков). Последние две единицы показывают, что вода – «живая среда», «живое существо», которые могут быть неприятными для другого че-ловека. Образ воды персонифицируется (ср. также cicha woda ‘człowiek na pozór tylko potulny, spokojny, nieśmiały’). Часть ФЕ служат эвфемистическим названием алкогольных напитков: сzysta woda z procentem, trunek bardziej roz-grzewający niż woda, причем вода выступает в качестве компонента как на-звания горячительных напитков не только в славянских языках, напр., англ. fire water ‘liquor’, Gordon water ‘gin’, whoopee water ‘liquor or wine’, water hole ‘bar, tavern’. Значение оборота woda serdelkowa ‘wódka’ также опирается на се-мантику главного слова, второй же компонент является фонетической транс-формацией слова selcerska, происходящего от названия местности Selters, которое по сходству в звучании с немецким Salz было преобразовано в sal-cerska, а затем по тому же принципу в serdelkową (Wieczorkiewicz 1966: 450). Среди примеров этой группы также можно назвать: woda sodowa ‘alkohol’,


woda święta ‘wódka’, woda na kościach ‘denaturat’ (мотивировано изображением на этикетке бутылки с черепом и костями), gładka woda (warsz. ok. 1866 r.) ‘mieszanina likieru maraschino z sokiem malinowym, arakiem i wodą’.

Анализ материала показывает, что ФЕ с компонентом вода как в поль-ской, так и русской жаргонно-разговорной речи не так многочисленны, и со-средотачиваются вокруг доминирующих в субстандарте семантических полей: 1. «Преступления»; 2. «Обман»; 3. «Физиологические потребности»; 4. «Пьян-ство». ФЕ обоих языков схожи в образном плане, по компонентному составу, что обусловлено происхождением единиц, например, поля «Преступления»; универсальностью ассоциативных конструкций и лексической сочетаемостью слова вода в обоих языках. Думается, что более глубокое изучение материала поможет определить точнее этимологию отдельных единиц и выявить, явля-ется ли в них ВОДА водóй или вóдой.


Историко-этимологический словарь. Санкт-Петербург, 1998. Вальтер–Мокиенко 2000 = Вальтер Х., Мокиенко В. М. Краткий русско-немецкий сло-

варь жаргонной фразеологии. Грайфсвальд, 2000. Грачев 2003 = Грачев М. А. Словарь тысячелетнего русского арго. Москва, 2003. Грачев–Мокиенко 2008 = Грачев М. А., Мокиенко В. М. Русский жаргон. Историко-

этимологический словарь. Москва, 2008. Левикова 2003 = Левикова С. И. Словарь молодежного сленга. Москва, 2003. Мелерович–Мокиенко 2005 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в рус-

ской речи. Словарь. Москва, 2005.

Anusiewicz–Skawiński 1996 = Anusiewicz J., Skawiński J. Słownik polszczyzny potocznej. Warszawa–Wrocław, 1996.

Dąbrowska 1998 = Dąbrowska A. Słownik eufemizmów polskich, czyli w rzeczy mocno, w spo-sobie łagodnie. Warszawa, 1998.

Kania 1995 = Kania S. Słownik argotyzmów. Warszawa, 1995. Karolak 1998 = Karolak S. Słownik frazeologiczny rosyjsko-polski. Warszawa, 1998. Kasperczak et al. 2004 = Kasperczak M., Rzeszutek M., Smól J., Zgółkowa H. Nowy słownik

gwary uczniowskiej. Wrocław, 2004. Krzyżanowski 1994 = Krzyżanowski J. Mądrej głowie dość dwie słowie. Warszawa, 1994. Skorupka 1993 = Skorupka S. Słownik frazeologiczny języka polskiego. Warszawa, 1993. Stępniak 1993 = Stępniak K. Słownik gwar przestępczych. London, 1993. Wieczorkiewicz 1966 = Wieczorkiewicz B. Gwara warszawska dawniej i dziś. Warszawa,

1966.

Литература Алефиренко 2009 = Алефиренко Н. Ф. «Живое» слово. Проблемы функциональной лек-

сикологии. Москва, 2009. Бадмаева 2006 = Бадмаева Т. И. Концепт «вода» в английской лингвокультуре. АКД.

Волгоград, 2006.


Буянова–Коваленко 2012 = Буянова Л. Ю., Коваленко Е. Г. Русский фразеологизм как ментально-когнитивное средство языковой концептуализации сферы моральных качеств личности. Москва, 2012.

Вежбицкая 2001 = Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. Москва, 2001.

Галдин 2006 = Галдин Е. В. Концепт ВОДА как полевая структура и способы его вы-ражения в русском языке (на материале поэтических текстов И. А. Бродского). Пятигорск, 2006.

Красноярова 2006 = Красноярова Н. Г. Природа как концепт культуры. Опыт культуро-философского очерка воды, реки, потока. Вестник Омского государственного педа-гогического университета. Омск, 2006. http://www.omsk.edu/article/vestnik-omgpu-15.pdf.

Литвинова 2006 = Литвинова С. А. Фразеологические единицы, содержащие компонен-ты, обозначающие названия стихий (вода, воздух, огонь, земля) в современном анг-лийском языке. Москва, 2006.

Маслова 2008 = Маслова В. А. Введение в когнитивную лингвистику. Москва, 2008. Мокиенко 1989 = Мокиенко В. М. Славянская фразеология. Москва, 1989. Мокиенко 2002 = Мокиенко В. М. Проблемы европейской фразеологической неоло-

гики. В кн.: Słowo. Tekst. Czas 6. Szczecin–Greifswald, 2002. 63–80. Отин 2006 = Отин Е. С. «Все менты – мои кенты…». Как образуются слова и выра-

жения. Москва, 2006. Приемышева 2009 = Приемышева М. Н. Тайные и условные языки России XIX века.

Санкт-Петербург, 2009. Телия 1996 = Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и

лингвокультурологический аспекты. Москва, 1996. Химик 2000 = Химик В. В. Поэтика низкого, или Просторечие как культурный фено-

мен. Санкт-Петербург, 2000. Чжэн Тао 2003 = Чжэн Тао: Концепт «вода» в русской культуре. Русский язык за рубе-

жом 2002/3. http://www.gramota.ru/biblio/magazines/ryzr/rzr2002-03/28_390. Якупова 2003 = Якупова А. Ш. Межъязыковой анализ фразеологизмов как база рекон-

струкции этнокогнитивных прототипов (на материале ФЕ русского, татарского и английского языков с компонентами вода / су / water). В кн.: Международные Бо-дуэновские чтения. Казанская лингвистическая школа: традиции и современность. Труды и материалы в 2 томах. Т. 1. Казань, 2003. 195–196.


Кровь не водица… (дезидентифицирующие пословицы с компонентом вода)

НИКОЛАЕВА Елена Каировна

Санкт-Петербург, Россия E-mail: [email protected]

Одна из структурно-семантических разновидностей паремий представляет собой бессоюзное сложное предложение (А не Б: В), первая часть которого – отрицательное предложение тождества (см. Тарланов 1999), а вторая предста-вляет собой комментарий, указывающий на то, почему в первой части семан-тически не отождествляются А и Б, т. е. подлежащее со сказуемым. Обычно в качестве главных членов первого предложения выступают существительные, причем оба существительных (подлежащее и сказуемое) стоят в именительном падеже (Ремесло не коромысло: плеч не давит, а век пропитает), но в некото-рых случаях (очень редких) в качестве главных членов используется инфини-тив или существительные в форме косвенных падежей: Воровать не торго-вать: больше накладу, чем барыша; По дрова не по грибы: топор сам аукнет. Н. Д. Арутюнова, отмечая сравнительную семантику подобных пословиц, обо-значает элемент А как субъект сравнения, Б – термин сравнения, а комменти-рующую часть называет основанием сравнения. Ей же принадлежит термин «дезидентификация» (Арутюнова 1999: 282), который использовала для опи-сания подобных пословиц и Т. Г. Бочина, и который мы, вслед за этими иссле-дователями, принимаем в своей работе для определения стилистического при-ема, заключающегося в отрицании тождества двух объектов и имеющего своей целью актуализацию их сходства, либо различий (Бочина 2002: 112–133). Па-ремии со сравнительной семантикой, построенные по вышеописанной схеме, мы называем дезидентифицирующими.

В «Большом словаре русских народных сравнений» содержится 283 срав-нения с компонентом вода, еще 9 с компонентом водичка, водина (БСРС 2008). В этом словаре авторы отразили практически все структурные варианты устой-чивых единиц со сравнительной семантикой, в том числе в составе паремио-логических единиц (см. Николаева 2010). Компаративные структуры в виде дезидентифицирующих пословиц (и их вариантов) среди этих единиц встре-чаются лишь 7 раз:

Огонь не вода: охватит – не выплывешь. Огонь не вода – охватит, пожитки не выплывают. Смола не вода, брань не привет. Хмель не вода, человеку беда. Бабьи слезы не вода, а невода. Женские слезы не вода, а невода. Кровь не вода.

Кровь не водица… (дезидентифицирующие пословицы с компонентом вода) 453

Еще четыре единицы со сравнительной семантикой удалось обнаружить в «Большом словаре русских пословиц» (БСРП 2010):

Кровь не вода, а сердце не камень. Кровь не водица, проливать не годится. Не вода: под угол сама не придет. Горе не сухарь, слезы не вода: не размочишь.

Особенность этой компаративной структуры состоит в том, что в ней пред-мет сравнения отрицается как предмет или явление, тождественное сравнитель-ному компоненту. Как пишет В. М. Огольцев:

Сам факт отрицания тождества предметов уже есть установление между ними компаративных отношений. […] Однако несходство сопоставляемых предметов в одном признаке не исключает возможности их сходства в другом. Поэтому от-рицание тождества предметов здесь выступает лишь как особая форма выраже-ния их сходства, а основание сравнения проявляется как обычный общий признак сопоставляемых предметов с той лишь особенностью, что степень сходства в нем экспрессивно подчеркнута отрицанием тождества: Слово не воробей: вылетит – не поймаешь (смысл: «хотя и не воробей» или «тот же воробей») (Огольцев 1978: 115).

Сравнение предметов речи проводится по признаку возможности /невоз-можности, характерности /нехарактерности для них какого-либо действия или качества. В нашем материале наблюдаются следующие пары противопоста-влений: огонь – вода; смола – вода; хмель – вода; вода – слезы; кровь – вода.

1. Огонь и вода – одна из наиболее частотных пар в составе русских паре-мий: Огня бойся, воды берегись; Огонь да вода – нужда да беда; Огонь – беда, и вода – беда, а нет хуже беды, как ни огня и ни воды; Огонь и вода – царь и царица. Это связано с тем, что древняя символика огня и воды, этих основных стихий мироздания (наряду с землей и воздухом), имеет двойственный, очень сложный характер, что видно и из приведенных выше примеров. С одной сто-роны, это мощные разрушительные стихии, с другой – очищающие, кроме того, они являются и непосредственными составляющими человеческой жизни. Ко-нечно, символика огня и воды, а, следовательно, и ассоциативные признаки, связанные с этими компонентами паремий, гораздо шире и сложнее, но в дез-идентифицирующих пословицах представлено противопоставление этих ком-понентов лишь по одному признаку ‘опасный /менее опасный’ (огонь опаснее воды, что комментируется во второй части пословиц): Огонь не вода: охва-тит – не выплывешь; Огонь не вода – охватит, пожитки не выплывают.

2. Смола – вода. Смола противопоставляется воде по основному признаку ‘липкий /нелипкий’ (объясняется в комментирующей части через противопо-ставление брань не привет; т. е. смола сопоставляется с бранью, а вода с при-ветом, т. е. чем-то позитивным): Смола не вода, брань не привет.

3. Вода – слезы. Эти компоненты сопоставляются по общим признакам ‘жидкий’, ‘прозрачный’, ‘легко льющийся’ и противопоставляются по призна-кам ‘ценный /не имеющий ценности; важный (способный оказать воздействие) / неважный’ (слезы – невода): Бабьи (женские) слезы не вода, а невода.

454 Николаева Е. К.

4. Хмель – вода. Вода в отличие от хмельных напитков безвредна, ее упо-требление не приводит к беде (хмель – беда): Хмель не вода, человеку беда.

5. Кровь – вода. И то, и другое – жидкости, а потому обладают рядом об-щих характеристик. Пословица Кровь не вода отличается от всех, рассмотрен-ных выше, отсутствием комментирующей части, поэтому возможно выделение двух признаков, по которым противопоставляются эти компоненты: ‘густой / жидкий’ (ср. кровь гуще воды) и ‘жизненно важный, ценный /неважный, не-ценный’ (ср. пословицу Виноватого кровь вода, невиновного – беда).

Второй признак находит отражение в пословице из сборника А. С. Спи-рина – Кровь не водица, проливать не годится (Спирин 1985: 185), на которой нам хотелось бы остановиться. Этой пословицы нет в более ранних сборниках пословиц, скорее всего она родилась во второй половине ХХ века и восходит к крылатому выражению украинского писателя М. П. Стельмаха Кровь люд-ская – не водица, зафиксированному в «Большом словаре крылатых выраже-ний» (БСКВ 1: 539–540). Это название романа, посвященного страшным годам Великой Отечественной войны. Авторы словаря пишут, что М. Стельмах опи-рался на библейские тексты «Боже! язычники пришли в наследие Твое, осквер-нили святый храм твой, Иерусалим превратили в развалины; трупы рабов тво-их отдали на съедение птицам небесным, тела святых Твоих – зверям земным; пролили кровь их, как воду, вокруг Иерусалима, и некому было похоронить их» (Пс. 78:1–3). Н. М. Шанский возводит крылатое выражение М. Стельмаха к крылатой фразе В. Маяковского В наших жилах кровь, а не водица. Он пишет: «Жизнь этого образа и крылатых слов В. Маяковского продолжается. Доста-точно назвать роман М. А. Стельмаха «Кровь людская – не водица», где загла-вие приобретает обобщенное переносно-метафорическое значение» (Шанский 2002: 160). Так ли это? Думаю, что М. Стельмах просто использовал в назва-нии своего романа (написанного, кстати, на украинском языке) первую часть украинской пословицы Людська кровця не водиця, розливати не годить ся (Франко 1908: 313). В украинском языке есть еще одна пословица подобного содержания Кров не вода, розливати шкода (Франко 1908: 313), восходящая, возможно, к польской пословице krew nie woda, przelać szkoda или krew nie wo-da, rozlewać ją szkoda, известной с 1578 г. (NKPP 1970: 198, Франко 1908: 313).

В основе этих выражений – древнее сравнение, известное многим евро-пейским языкам: рус. кровь не вода, нем. Blut ist nicht Wasser, пол. krew nie wo-da, или в форме: нем. Blut ist dicker als Wasser, анг. Blood is thicker than water, рус. диал. кровь гуще воды ‘узы кровного родства сильнее других уз’. Еще в 1896 году Й. Франк, отмечая общеевропейский характер выражения Blut ist dicker als Wasser, писал, что наиболее ранний пример его употребления как пословицы встречается в немецком языке в 1180 г. в стихотворном переводе Генриха фон Глихезере французского народного «Романа о Лисе»: Sippe blut verdirbt von Wasser nicht (букв. ‘кровная связь не портится от воды’) (Hartmann 1896: 442). М. Хартманн предположил, что это выражение со значением ‘кровь, которая течет в жилах кровных родственников, – это очень крепкие узы, ко-торые не могут исчезнуть, высохнуть, быть «отряхнутыми», как вода’ может восходить к древним арабским источникам (Hartmann 1896: 443).


Выражение кровь не вода имеет более широкое значение, чем описанное М. Харманном для выражения кровь гуще воды: 1. ‘кровопролитие предосуди-тельно’; 2. ‘кровные родственные узы, родственные отношения и чувства силь-ны и устойчивы’ (БСРС 2008: 100). К первому значению и восходит украин-ская пословица Людська кровця не водиця, которая была буквально переведена на русский язык (калькирована) при переводе романа М. Стельмаха, благодаря близости языков воспринята носителями русского языка как своя, родная, и была включена в словарь русских пословиц А. С. Спирина. Популярности вы-ражения способствовал выход одноименного фильма режиссера Николая Ма-каренко в 1960 г. на киностудии им. А. Довженко. Кроме того, на распростра-нение этой пословицы в русском языке несомненно оказала влияние и знаме-нитая фраза В. Маяковского из программного стихотворения «Товарищу Нетте – пароходу и человеку», знакомого каждому советскому школьнику.

«Кровь людская – не водица…» – гласит старая русская пословица. Для азербай-джанских историков, предающих забвению тысячи жертв сентябрьского погрома, кровь людская – водица, особенно если она армянская (http://forum.hayastan.com/ lofiversion/index.php/t38284.html; 30.05.2013).

С другой стороны, произошла контаминация выражения кровь не вода и фразы В. Маяковского, в результате чего древнее сравнение стало часто употре-бляться в форме кровь не водица. Н. М. Шанский отмечал, что поэт употребил слово водица не случайно, по его мнению, контекстуальная антонимичность сопоставляемых слов в паре кровь – водица значительно сильнее и глубже бла-годаря суффиксу -иц(а), который указывает в слове водица на то, что речь идет о воде еще более жидкой, чем вода как таковая (ср. каша и кашица – «жидкая каша», кожа и кожица – «тонкая кожа» и др.) (Шанский 2002: 160).

Я даже рыбу не люблю ловить, потому что ее потом надо с крючка снимать. «Кровь – не водица!» – В связи с нынешней войной на Кавказе вам не бывает стыдно за Отечество? (Любовь Лебедина, Юрий Соломин: За границей я бы умер от тоски. // Труд-7, 20.06.2000)Может, когда постарше станут, поймут, что такое Россия. Все-таки кровь – не во-дица (Сергей Бирюков, Галина Вишневская: Ростропович гнал меня из больницы: «Иди работать!» // Труд-7, 25.04.2008).«Кровь – не водица!» Пустите нас еще раз в Европу, и мы продолжим пригото-вление щавелевого супа в биде (Иван Охлобыстин: Мозг Ихтиандра. // Столица, 15.04.1997).

На этом развитие этого выражения не заканчивается. Украинская по про-исхождению пословица в полной форме не прижилась в русском языке, зато ее первая часть, которая, по сути, является трансформированным вариантом древней пословицы Кровь не вода, получает различные расширения, в резуль-тате чего:

А) появляются новые уточняющие части (основания сравнения), причем комментарий логически непосредственно соотносится с компонентом кровь, проясняя признак, отрицающий тождество воды и крови:

456 Николаева Е. К.

Кровь не водица – бурлит, кипятится. Но кровь не водица, без огня закипает. Кровь не водица: прольешь – не испарится. Кровь не водица, что-нибудь да народится.

Б) становится объектом языковой игры, образуя антипословицы:

Кровь не водица, а мозг не опилки. Кровь не водица, а жизнь не река. Кровь не водица, жизнь – не поле. Кровь не водица, волк не ягнец.

(http://forum.lingvo.ru/actualthread.aspx?tid=48525; 30.04.2013)

Таким образом, на примере дезидентифицирующих пословиц с компонен-том вода видно, что этот разряд единиц в количественном отношении соста-вляет небольшую, но активно функционирующую в речи часть устойчивых компаративных структур, которые могут становиться источником новых кры-латых выражений. Логика уподобления в подобных сравнениях столь разных компонентов иногда ясна и понятна, а иногда ассоциации, связывающие эти слова, восходят к архаическому мировоззрению народа и раскрываются только в результате этимологического анализа.

Словари БСКВ = Берков В. П., Мокиенко, В. М., Шулежкова С. Г. Большой словарь крылатых

слов и выражений русского языка. Т. 1. Изд. 2-е, испр. и доп. Магнитогорск–Грейфс-вальд, 2008.

БСРП 2010 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г., Николаева Е. К. Большой словарь рус-ских пословиц. Москва, 2010.

БСРС 2008 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских сравнений. Москва, 2008.

Спирин 1985 = Спирин А. С. Русские пословицы. Сборник русских народных пословиц и поговорок, присловиц, молвушек, приговорок, присказок, крылатых выражений литературного происхождения. Ростов-на-Дону, 1985.

Франко 1908 = Галицько-руські народні приповідки. Зібрав, упорядкував і пояснив д-р Іван Франко. Т. 2. Вип 2. (Етнографічний збірник 24.) Львів, 1908.

NKPP 1970 = Nowa księga przysłów i wyrażeń przysłowiowych polskich. Pod red. J. Krzy-żanowskiego. T. 2. Warszawa, 1970.

Wander = Wander Karl Friedrich Wilhelm: Deutsches Sprichwörterlexikon. Ein Hausschatz für das deutsche Volk. Bd. 1–5. Leipzig, 1867–1889. [Nachdruck: Darmstadt, 1964; Kett-wig, 1987.]

Литература

Арутюнова 1999 = Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. Москва, 1999. Бочина 2002 = Бочина Т. Г. Стилистика контраста. Очерки по языку русских посло-

виц. Казань, 2002.


Николаева 2010 = Николаева Е. К. Устойчивые сравнения в русских пословицах. В кн.: Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. 29. Москва–Магнитогорск–Ново-сибирск, 2010. 238–245.

Огольцев 1978 = Огольцев В. М. Устойчивые сравнения в системе русской фразеоло-гии. Ленинград, 1978.

Тарланов 1999 = Тарланов З. К. Русские пословицы: синтаксис и поэтика. Петрозаводск, 1999.

Шанский 2002 = Шанский Н. М. Лингвистические детективы. Москва, 2002.

Hartmann 1896 = Hartmann M. Blut ist dicker als Wasser. Zeitschrift des Vereins für Volks-kunde. Berlin, 1896.


Фразеологизмы «водной» семантики в пространстве художественного дискурса О. Мандельштама

ОСАДЧАЯ Мирослава Николаевна

Старый Оскол, Россия E-mail: [email protected]

Художественный дискурс Осипа Мандельштама является тем исследова-тельским пространством, в котором отчетливо видны нюансы смыслообразо-вания, когда использование автором фразеологических номинаций позволяет включить в содержательное пространство дискурса и «подтекстовые» импли-цитные смыслы, базирующиеся на фразеологически обусловленных образах воды. В художественном дискурсе Осипа Мандельштама обращение к фразео-логии «водной» семантики избирательно и реализовано в специфичных контек-стах, что определено особенностями авторской концептуализации, поскольку прагматический компонент фразеологической семантики «несет сведения не о денотатах, а об их субъективном переживании, эмоционально-оценочном от ношении к ним» (Алефиренко 2008: 119). Анализ как раз показывает, что «вод-ная» фразеология функционирует в художественном дискурсе Мандельштама как одно из средств актуализации ценностных репрезентаций авторской кон-цептосферы.

Для формирования аксиологического потенциала фразеологизмов с обра-зами воды значим тот факт, что изначально в мифологической системе «сами воды могут быть положительными и отрицательными» (Иванов–Топоров 1974: 143). Так народные культы водяных и «низшей» нечисти локализованы в сто-ячих «земных водах»: именно в воде болота или в заводи омута обитают эти мифологические существа. А вот положительно коннотированные «небесные воды исходят от Перуна» (Успенский 1982: 56), или как результат позднего переосмысления в период христианизации появляется представление о том, что дождем «управляет Илья-пророк, т. е. христианский заместитель Перуна» (Успенский 1982: 81). Аспекты сакрального связаны именно с «динамической» водой: проточная вода выступает как ведущая сила, поток воды традиционно осмысляется и как квантор времени – «много воды утекло». Таким образом, определяющим фактором формирования противоположной коннотации высту-пает оппозиция «статика – динамика» воды, чем и обусловлена амбивалентная оценочность фразеологических единиц «водной» семантики, используемых как языковой материал в анализируемом дискурсе.

Так в репрезентации концепта «Родной дом» в дискурсе Мандельштама за лексической вербализацией посредством лексемы омут видится отсылка к фразеологически обусловленному образу:

В огромном омуте прозрачно и темно, И томное окно белеет.

Фразеологизмы «водной» семантики в художественном дискурсе Мандельштама 459

И дальше автор говорит о своем сердце:

…То всею тяжестью оно идет ко дну, Соскучившись по милом иле.

(Мандельштам 1: 47)

Мандельштам детализирует пространство омута, используя оценочную лек-сику:

Из омута, злого и вязкого, Я вырос, тростинкой шурша. …И никну, никем не замеченный, В холодный и топкий приют.


Такая авторская концептуализация родительского дома нетипична для куль-турно-языкового сообщества, при этом негативные коннотации вербализации родного для автора дома в оценочном плане актуализированы вполне в русле фольклорно-паремиологической традиции.

Историко-этимологический комментарий показывает, что русская посло-вица В тихом омуте черти водятся «является специфично восточнославян-ской, поздней» (Бирих и др. 2007: 498), причем в смысловую структуру вклю-чена имплицитная рекомендация не доверять смиренному внешнему виду. Этого смыслового диссонанса несоответствия благовидной формы внутрен-нему демоническому содержанию нет в синонимичных вариантах с локусом болота, поскольку лексеме болото негативная коннотация присуща на дено-тативном уровне. В родственных славянских аналогах вместо омута высту-пают тихие воды, но аллюзий на такие фразеологические варианты в текстах Мандельштама не встречается. И многомерность дискурсивных смыслов про-ецируется в дискурсе Мандельштама аллюзивной отсылкой именно к «фра-зеологическому» омуту, в котором черти водятся. Так в 1915 году мрачные антивоенные настроения появляются у Мандельштама, а также это время наи-более серьезных выступлений интеллигенции против Г. Распутина, с чем и со-гласуются негативные коннотации поэтического образа столицы:

В черном омуте столицы Столпник – Ангел вознесен. …Словно в воздухе струится Желчь двуглавого орла.


Смысловой контраст такого противопоставления Ангелу благодаря фразеоло-гической основе имплицитно добавляет в дискурсивное пространство и образ черта, усиливая драматизм.

Следует отметить, что авторская концептуализация значимой для Ман-дельштама сферы «Поэзия» вербализована посредством различных «водных» метафорических переосмыслений: образов моря, фонтана (традиция от Ф. И.

460 Осадчая М. Н.

Тютчева), образов пены (традиции греческой мифологии). Однако использова-ние фразеологизмов в вербализации этих образов у Мандельштама не встре-чается в отличие от вербализации концепта «Родной дом». Кроме того, если поэтическая метафоризация «водных» символических воплощений Поэзии об-ладает в текстах Мандельштама положительной коннотацией, то омут в акси-ологическом плане точно соответствует древнейшему слою славянской мифо-логии. Тем самым, фразеологизм в качестве готового знака используется как средство номинации, уже содержащее в своей семантической структуре оценку.

Думается, прагматическую нагрузку несет и негативная коннотация лек-семы омут, обусловленная «прозрачным» сходством внутренней формы с де-риватами лексемы мутный, всегда негативно коннотированной в дискурсе Мандельштама:

Удельной речки мутная водица Течет, как встарь, в сухие желоба.


Этот текст 1918 года о революционной Москве, только что ставшей столицей. Недобрые эпитеты «разбойный Кремль», «дремучая» столица, «перед князем – жалкая раба» соответствуют общекультурным негативным коннотациям образа мутной воды. Фразеологизм мутить воду в своей образности как раз отражает «противопоставление мутной, нечистой, плохой воды – прозрачной, чистой, здоровой» (Мелерович–Мокиенко 1997: 109). Примечательно, что в дискурсе Мандельштама этот образ используется в нескольких контекстах как раз о ре-волюционных событиях, например о французской революции: «Его интересует мутная вода эпохи: он видит в ней гротеск, анекдот» (Мандельштам 2: 424). Это литературный отзыв Мандельштама на произведение французского авто-ра, герой которого «мелкая лукавая рыбка, озабоченная инстинктами самосо-хранения, плещущаяся в мутной исторической воде» (Мандельштам 2: 425). Или образ мутной воды актуализируется на уровне внутренней формы слова, как в эпитете помутившийся в тексте о советской стране марта 1920 года: «Словно темную воду, я пью помутившийся воздух» (Мандельштам 1: 143). Когда в дискурсе О. Мандельштама референты образных номинаций связаны с революцией, неодобрительные коннотации репрезентированы посредством фразеоаллюзий.

Особенности авторского осмысления своей судьбы выявляются и в нюан-сах использования фразеологических вариантов, когда различия внутренней формы являются «проводниками» разного аксиологического потенциала фразе-ологизмов. Показателен следующий пример: фразеологическая основа кануть камнем в воду получила смысловое наслоение на славянской почве, в греческой же мифологии река забвения Лета имеет точное имя. И если в фразеосистеме идиома кануть в Лету может предполагаться синонимом фразеологизму кануть камнем, то в дискурсе Мандельштама античная основа относится только к ре-алиям мира духовного, высокого. Кроме того, в его текстах греческий оним встречается не в составе фразеологизма, как, например, в период революцион-


ных потрясений 1917 года: «летейская стужа» или в перечислении «Россия, Лета, Лорелея…». А вот специфика восприятия и трансформации исходного образа в рамках славянских представлений репрезентирует изображение Ман-дельштамом себя как части своего «Рода»:

Мне стало страшно жизнь отжить – И с дерева, как лист, отпрянуть, И ничего не полюбить, И безымянным камнем кануть.


Прагматический смысл контекста вкупе с приведенными выше примерами позволяет выявить концептуальное разделение мира своих родных, давящего мутными водами юного Мандельштама, и совершенно иного мира, открываю-щегося автору, если он станет Поэтом. В основе фразеологизма два исходных образа – кануть каплей или кануть камнем, причем образ падающего и тону-щего в ней камня «более универсальный» и древний, нашедший отражение и в Библии (Бирих и др. 2007: 106). Образ камня вообще значим в поэзии Ман-дельштама – первый его стихотворный сборник был назван «Камень». А как устаревшая форма современного глагола капнуть, сам глагол кануть актуа-лизирует другой исходный образ – капля падает в воду и бесследно растворя-ется (МАС 2: 27). «Раствориться» Мандельштам не мог, поскольку одной из авторских доминантных установок является уверенность в собственной уни-кальности, что проявляется в текстах разных периодов, если их рассматривать в ценностно-оценочном ракурсе.

Рассмотрение в ценностном аспекте позволяет условно смоделировать своеобразную аксиологическую шкалу авторского идиостиля – «когнитивную ось» (термин Н. Н. Семененко), под которой понимается «ментальное образо-вание, формирующееся на базе оппозитивно организованных концептов по принципу диалектической принадлежности к группе подобных» (Семененко 2011: 30). В художественном мире Мандельштама ценностные узлы авторской концептосферы представлены концептами «Поэзия» – «Поэт» – «Свобода твор-чества», а концептуальная антитеза им задана противопоставлением антицен-ностных концептуальных структур: «Поэзия для обывателей» и «Общество» как организованная система обывательского существования. Истинная Поэзия связана для Мандельштама с образами воды «живой», проточной, с образом бурлящего потока, и символика пены исходит от мифологии античной: «время мчится с шумом и свистом, как прегражденный поток, – и новый Орфей бро-сает свою лиру в клокочущую пену: искусства больше нет…» (Мандельштам 1: 202). Пена для Мандельштама всегда обладает положительной коннотацией: «…гуманистические интересы пришли в нашу эпоху как бы освещенные мор-ской пеной» (Мандельштам 1: 209).

Не только морская пена, но и символика моря имеет в дискурсе Мандель-штама особую значимость. В чудом сохранившихся отрывках из незакончен-ных стихов есть фрагмент, в котором со свойственной позднему Мандельштаму лаконичностью репрезентирован процесс поэтического творчества:


Набравши море в рот, Да прыскает вселенной.


Образная актуализация творческого молчания (о нерегулярности поэтического вдохновения Мандельштама см. Струве 2011: 163–168) и внезапного «выпле-ска» поэтического текста, содержательность которого Мандельштамом оцени-вается в масштабах вселенских, явно соотносится с образом самого автора. За-мена нейтрального «водного» компонента фразеологизма набрать в рот воды лексемой море с семантикой необъятного количества, думается, соответствует нашему предположению об индивидуально-авторском использовании лексемы море и ее дериватов в концептуализации Поэзии.

Противоположную оценку содержит авторская трансформация той же фра-зеологической основы в коротких фразах о Б. Пастернаке: «Набрал в рот все-ленную и молчит. Всегда-всегда молчит. Аж страшно» (Мандельштам 3: 371). Тем самым в представлении Мандельштама творчество Пастернака выглядит потенциально многообещающим, но бессодержательным, если оно всегда тож-дественно молчанию.

В творчестве Мандельштама последнего периода, в 1930-е годы, концепт «Поэзия» устойчиво взаимосвязан с концептом «Смерть», выступающим как оправдание и непосредственный участник поэтического процесса. И лексема море репрезентирует не только «наполненность поэзией», но и на фонетиче-ском уровне актуализирует славянскую основу исторически родственных слов с семантикой смерти – мор, морить, мера как отмеренный срок жизни:

И когда я наполнился морем, Мором стала мне мера моя.


Этот текст написан в самый «плодотворный» поэтический период жизни Ман-дельштама, когда «создано больше стихов за пять месяцев, чем в самые благо-приятные времена им создавалось за четыре года» (Струве 2011: 164), – «на-полнился морем» действительно. И написанная несколькими месяцами ранее инвектива, подразумевающая Сталина, в «водной» образности базируется на оппозиции «стоячая вода – вода морская, которая не продается»:

Оттого все неудачи, Что я вижу пред собой Ростовщичий глаз кошачий – Внук он зелени стоячей И купец воды морской.


Коннотации стоячей, позеленевшей воды обусловлены древнейшей мифологи-зацией водных образов. Причем сохраняется негативная символика именно во фразеологическом фонде, который «консервируя» языковую форму, «консер-вирует и содержание – национальные обычаи, поверья, исторические предания,


образное видение мира» (Мокиенко 2007: 25). Таким образом, смысловой кон-траст аксиологического плана образов «Море» – «Омут» актуализирован про-тивопоставлением именно качественно разной «водной» семантики, и истоки смыслового контраста базируются на лингвокультурном осмыслении водных мифологем этнокультурного пространства. Оценочность «законсервирована» в генетически исходной образности знаков фразеологической номинации рус-ской фразеосистемы, и даже при дискурсивно обусловленной трансформации оценочный потенциал присутствует в диахроническом пласте. При этом ис-пользование фразеологических номинаций обусловлено и особым эмоциональ-ным состоянием автора, которому потенциал фразеологической семантики по-зволяет опереться на «авторитетный» опыт типизации событий в общекуль-турном языковом сознании.

В дискурсивном ментальном пространстве соотношение ценностных ре-презентаций представлено концептуальной антитезой, в соответствии с кото-рой четко поляризованы критерии авторской оценки и отбор ценностных для автора содержательных компонентов. Экзистенциальная свобода Поэта соот-носится с незамкнутым пространством, вербализуемым в художественном дис-курсе Мандельштама именованиями моря или океана как неограниченного пространства, или пены как результата интенсивного движения воды. Фразео-логические же номинации, имеющие в основе образ воды статичной, локали-зованной в ограниченном пространстве, эксплицируют негативную оценку ав-тором «Родного дома» как части «Системы», препятствующей врожденному праву Поэта на экзистенциальную свободу. Таким образом, условно обозначив полюса антитезы как «Экзистенция» – «Система», можно определить данную когнитивную ось как ментальную структуру, организующую авторскую кон-цептосферу и формирующуюся в результате взаимодействия автора с окружа-ющим миром, что и определяет сугубо индивидуальный способ оценки авто-ром окружающего мира.

Источники

Мандельштам = Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1–3. Москва, 1993–1994.

Словари

Бирих и др. 2007 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фра-зеологии. Историко-этимологический справочник. Москва, 2007.

МАС = Евгеньева А. П. (ред.) Словарь русского языка в 4 томах. Т. 2. Москва, 1986. Мелерович–Мокиенко 1997 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в рус-

ской речи. Москва, 1997.


Алефиренко 2008 = Алефиренко Н. Ф. Фразеология в свете современных лингвисти-ческих парадигм. Москва, 2008.


Иванов–Топоров 1974 = Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славян-ских древностей. Москва, 1974.

Мокиенко 2007 = Мокиенко В. М. Образы русской речи. Москва, 2007. Семененко 2011 = Семененко Н. Н. Русские паремии: функции, семантика, прагма-

тика. Старый Оскол, 2011. Струве 2011 = Струве Н. А. Осип Мандельштам. Москва, 2011. Успенский 1982 = Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских

древностей. Москва, 1982.


Вода як мовний засіб вербалізації параметрів невербальної комунікації

ОСІПОВА Тетяна Федорівна

Харків, Україна E-mail: [email protected]

У мовній картині світу слов’ян вода є однією з найближчих до людини стихій, символом здоров’я, чистоти, мірилом моральних цінностей, що послі-довно репрезентовано в усній народній творчості, зокрема в пареміях. Фразео-логія привертала й привертатиме увагу вчених з огляду на свою яскравість, образність, оригінальність, оскільки вона увібрала подібності й відмінності в мисленні окремих людей, колективів, націй, а також експресивні, емоційні й стилістичні відтінки та історично-культурні нашарування.

Опираючись на багату скарбницю словесної мудрості народів, їхню спо-стережливість, творчість та діяльність, фразеологія акумулює неймовірне різно-маніття висновків та узагальнень, до яких дійшло все людство і кожна нація зокрема – зазначають сучасні науковці (Винниченко 2005: 198).

У цьому аспекті паремії як мовний продукт мисленнєвої діяльності люди-ни увібрали соціокультурний досвід етносу і, створені в усномовному середо-вищі, ефективно функціонують у ньому, реалізуючи певні комунікативні зав-дання мовця.

М. Алефіренко зазначає, що інформаційно-діяльнісна специфіка людського суспільства – не у володінні колективною спадковою пам’яттю, а в наявності особливих систем збереження та передачі колективної інформації, найважли-вішою з яких є мова (Алефиренко 2005: 270). Прагматичний підхід у сучасній лінгвістиці об’єднує поняття «мова» і «мовлення» єдиною системою мовлен-нєвої діяльності, проблематика якої перетинається з проблемами комунікатив-ної лінгвістики, функціональної стилістики, дискурсології тощо (Л. Щерба, Т. Шмельова, Т. Винокур, Є. Сидоров, М. Кожина, О. Сиротініна, Ю. Степа-нов, М. Черемісіна). Мовленнєва діяльність забезпечується здатністю мовця мобілізувати різноманітні знання мови (мовну компетенцію), паравербальних засобів, ситуації, правил, норм спілкування, соціуму, культури для ефектив-ного виконання певних комунікативних завдань у відповідних контекстах і си-туаціях (пор. Селіванова 2008: 230), що й мотивує актуальність цієї наукової розвідки.

Комунікативна ситуація як дискурсивна ознака тексту зумовлюється пе-реважно невербальними чинниками – часовими, просторовими, кінетичними, акустичними параметрами, зокрема часом і місцем мовленнєвої події, зовніш-нім виглядом партнерів, наявністю значучих рухів, специфікою міміки і жестів, контакту очима, манерою і способом мовлення та ін., що загалом формує ко-мунікативний смисл висловлювання.

466 Осіпова Т. Ф.

Зважаючи на метафоричну природу фразеологізму, фахівці наголошують на конотативному аспекті формування значення, оскільки конотація компо-нента може бути зумовлена різними чинниками, зокрема й прагматичними. Ця проблематика послідовно актуалізується в наукових розвідках Л. Мельник (культурно-національна конотація українських ФО), Н. Онищенко (конотатив-на система німецької мови), а також у роботах А. Пайдзінської, А. Левицького, А. Кравчук, у яких йдеться про роль конотації в мотивації значення ФО на ма-теріалі польської фразеології (Винниченко 2005).

Традиційно до видів конотації відносять: а) суб’єктивні уявлення, що за-лежать від індивідуальності носія мови (досвіду, віку), б) чуттєві та емоційні компоненти, в) культурний компонент (залежність семантики знака від куль-турного середовища індивідуума, світогляду) тощо (Островська 2010). Зокрема Й. Стернін розглядає конотацію як додаткову інформацію стосовно поняття, як частину значення, що пов’язана з характеристикою ситуації спілкування, учасників акту спілкування, певного ставлення учасників акту комунікації до предмета мовлення. Конотація – частина системного значення основного знака (Стернин 1979: 89).

Лінгвокультурну компетенцію людини, як слушно зауважує Т. Космеда, визначають закономірності організації її пам’яті та внутрішнього лексикону, діалектичної взаємодії закономірного і випадкового, індивідуального і колек-тивного (Космеда 2000).

Конотації грунтуються на асоціаціях, образних явленнях, які в свідомості носіїв мови пов’язуються з об’єктом, що позначений певною лексемою. Коно-тації лексикалізовані, тобто асоціюються з предметом дійсності не прямо, а через його мовне позначення (Космеда 2000: 185).

Як слушно наголошують фахівці, будь-яка культура утворює свою систе-му символів, надаючи їм певних значень.

Розкриття значення символів відбувається у формі їхньої денотації та ко-нотації. Особливий інтерес у цьому розумінні викликають прислів’я та приказки, оскільки національна культура в них відображена через символи, які сприй-маємо як слова або вирази, характерні для певної мови, що викликають у сві-домості носіїв стійкі, закріплені образні асоціації (Стародєдова 2009: 257–260).

Українські паремії з компонентом вода активно репрезентують невербальні параметри, ілюструючи ментальні риси комунікації й унікальність етнічного світогляду. Описати специфіку «вербалізації невербаліки» зазначаємо метою цієї наукової розвідки.

Засоби кодування невербальної комунікації, зокрема міміку, жести, погляд, зовнішність тощо класифікують, як відомо, відповідно до систем їх сприйняття й відображення – кінетична, оптична, акустична, тактильна, ольфакторна.

Специфіка «розкодування» невербальної інформації, що закріплена в па-реміях, ґрунтується на символічній та ритуальній природі невербальних дій, їх вторинного переосмислення, утворенні конотативних значень і смислів.

Кінетичну групу презентують паремії, що вербалізують невербальні пара-метри, вмотивовані відповідними невербальними діями, зокрема: Водою не роз-лити – фразеологічне значення ґрунтується на переосмисленні комунікативної

Вода як мовний засіб вербалізації параметрів невербальної комунікації 467

ситуації, коли обливання водою використовували як кінцевий дієвий засіб зу-пинити протистояння комунікантів (наприклад, бійку суперників), внаслідок чого сперечальники втрачали запал і розбігалися, пор.: Хоч водою розливай – говорять про затятих і впертих у суперечці; натомість вторинне переосмислен-ня попередньої паремії надає їй антонімічної конотації – ‘мати міцні дружні стосунки’, такі, що ‘водою не розлити’. Нема кому води подати – внаслідок фразеологізації невербальна дія, на якій базується значення вільного слово-сполучення символізується й набуває фразеологічної конотації – ‘пильнувати недужого, услуговувати йому’ (Франко 2006: 366). Не скропиш того свяченою водою – паремія репрезентує невербальний сакральний ритуал, пов’язаний з очищенням від чорних сил, негативу, за участю води як субстанції очищен-ня; внаслідок вторинного переосмислення, паремія набула значення, що малою мірою пов’язане як із невербальною дією, так і, власне, з водою – ‘не відже-неш нічим великого лиха’ (Франко 2006: 366). Суцільна вибірка паремій, що містять кінетичний компонент, надає можливість виокремити групу паремій, в яких «омовлений» компонент внаслідок фразеологізації втрачає первинне значення й паремія набуває конотативного (переосмисленого) змісту, пор.: Каламутити воду – ‘пліткувати’, ‘дратувати’ когось; Ховати кінці у воду – ‘уникнути відповідальності’; Той і ложки води не дасть – говорять про ску-паря, завидющого; Лити воду на млин; Воду качати (лити) – вести пусту, без-змістовну розмову, говорити щось непотрібне та ін.

Деякі паремії репрезентують такі дії, що не мають реального втілення, але завдяки «омовленню» яких можна висновкувати про непродуктивність певної діяльності, пор.: Товче воду в ступі – займається пустою справою; Ложкою моря не вичерпати – малими засобами великої справи не зробиш; Воду вари-ти (виварювати) – знущатися з когось, або з себе самого; За холодну воду не візьметься – хтось дуже лінивий уникає роботи та ін.

Серед паремій, що репрезентують екстралінгвальні параметри невербаль-ної комунікації, зокрема мовчання, манеру мовлення, сміх, плач тощо, виокре-млюється група таких, де компонент вода персоніфікується, пор. Глибока вода тихо пливе; Тихий як глибока вода (Франко 2006: 368); Тиха вода береги рве; Тиха вода найглибша – про тихого, глибоко чутливого чоловіка; Бистра вода надійде то й перейде, а тиха мулить та й мулить – про специфіку комуніка-тивної поведінки адресантів: запальний та емоційний швидко заспокоюється, а тихий та прискіпливий довго дошкуляє; Не сміється вода з болота, лиш болото з води (Франко 2006: 366) – «звичайно брудний, злий, глупий сміється з чистого, чесного та розумного, а не навпаки» (тлумачення І. Франка).

Частотною й популярною в українців є паремія Не плюй у криницю, бо до-ведеться з неї ще води напитися; паремія набуває ролі регулятора комуніка-тивної поведінки учасників міжособистісної взаємодії, а вода і криниця при цьому відіграють роль комунікації як засобу спілкування загалом.

Вода як природна субстанція може набувати різних станів; фіксація таких видозмін зумовлює розширення її конотації як фразеологічного компонента, зокрема у приказці Ні пари з вуст репрезентовано мовчання як ситуацію від-сутності вербальної дії, що мотивується спостереженнями за мовцями, напри-


клад, у холодну пору року, коли тепле повітря, вивільнюючись із рота в про-цесі мовлення, перетворюється на пару; відповідно під час мовчання такий ефект відсутній.

Мовчання асоціюється також із іншими фізіологічними процесами, пор.: Як (мов і т. ін.) води в рот набрати – вперто мовчати, нічого не говорити. Чіпка – як води набрав в рот; Він мовчки їв, мовчки пив (Панас Мирний).

Засобом вербалізації просторових параметрів (проксеміка) паремії репре-зентують історично сформовані комунікативні закономірності й тенденції, що узагальнив народ у своєму комунікативному досвіді, пор.: Де вода, там і верба; Куди водиця тече, там травиця росте – де є відповідні умови, туди й прагне життя; Чий берег, того й вода – зафіксована давня тенденція привлас-нювання, що сьогодні в Україні, на жаль, стала ключовою і проблемною; Не ходи у воду за птицею, а в ліс за рибою. Хто лізе до води, той має мокрі поли (Франко 2006: 369) – комунікативні правила, що регулюють комунікативну поведінку у певних ситуаціях. У каламутній воді рибу ловлять; В глибокій воді велика риба – паремії репрезентують комунікативні закономірності раціо-нального планування простору для реалізації певних комунікативних намірів; Вивести на чисту воду – «первісний смисл цього вислову пов’язано зі зна-харськими процедурами викривання злочинців за їх допомогою виведення на ‘свіжу воду’» (Мокиенко 2007: 232).

Тактильний параметр репрезентовано широко відомим фразеологізмом Холодною водою облити (обдати) – вгамувати чийсь запал, де вода є регуля-тором комунікативної поведінки, напр.: Та суворе батькове слово мов водою холодною обіллє і прожене сон… (Михайло Коцюбинський).

Серед вибраного матеріалу найменшою кількістю презентовані графічний та оптичний параметри, хоч денотація й конотативне значення наведених далі паремій є досить відомими, пор.: Вилами по воді писано – вербалізовано коно-тацію ‘ще невідомо’ відповідно до властивості води: на поверхні води не три-маються зображення; Як (мов і т. ін.) у воду дивитися – неначе наперед знати, точно передбачати події. В. Мокієнко пов’язує цю здатність із магічними опе-раціями викриття недоброзичливців або віщування майбутнього (Мокиенко 2007: 232).

Зважаючи на властивості води, українці асоціювали й описували зовніш-ність людини, пор.: Такий став, як у воду опущений (Франко 2006: 368) (‘без-порадний, безпомічний’); Як у воду опущений (‘сумний, зажурений’) – Чого ти, доню, така невесела, мов у воду опущена? (Квітка-Основ’яненко); Як (мов і т. ін.) крапля (дві краплі) води подібний (схожий) на кого – дуже подібний (схожий) на когось. Ти молодим, як крапля води, на нього схожий був (Євген Кротевич); Хоч з лиця воду пити (пий) – дуже гарний (гарна, гарне) на вроду. Парубок на все село: гарний, хоч з лиця воду пити, жвавий, веселий і роботя-щий (Марко Вовчок).

Параметри зовнішності пов’язані з поведінковими чинниками, пор.: Ниж-че трави, тихіше води; Води не сколотити – бути тихим, непомітним, смир-ним; Йому й море по коліна; Він із води сухим вийде – репрезентовано вміння використати ситуацію на власну користь; Яка ворона в воду, така й з води;

Вода як мовний засіб вербалізації параметрів невербальної комунікації 469

З брудної (бурної) води ще ніхто чистим не вийшов – ситуація спілкування завжди залишає певні наслідки; Як риба у воді (почувати себе впевнено); Як з гуся вода (людині все байдуже) – поведінкові стереотипи у комунікативних ситуаціях (які тут, власне, символізує вода).

Підгрунтям семантичного зв’язку поняття «вода» з хронометричними па-раметрами є його сигніфікативне значення, під яким розуміємо «узагальнений образ, узагальнене уявлення про смисловий аспект, про потенційну можли-вість мовної одиниці, спираючись на системні відношення в мові. Воно озна-чає мовну інтерпретацію й оформлення позамовного змісту» (Загнітко 2011: 331). Плинність і рухливість як сигніфікативне значення поняття «вода» асо-ціює її з часом як абстратною категорією, пор.: Багато води сплило – дуже давно щось було, минуло багато часу з якоїсь пори; сталися значні зміни за якийсь час, напр.: Багато (чимало) води утекло (утече) – минуло (мине) багато часу; А може, поки зійдемося знову, Води багато утече з річок (Леся Українка); Як (мов і т. ін.) вода змила (умила) – зник (зникла і т. ін.) швидко й безслідно. Повернулись пани на державу, – і усі музики ті й танці як вода умила (Марко Вовчок); Пішов по воду, як рак по дріжджі (Франко 2006: 367) – довго не вер-тався. «Оповідають, що рак як пішов по дріжджі в велику п’ятницю одного року, то вернув аж у велику суботу другого» (тлумачення І. Франка).

Паремії фіксують також закономірності, що вказують на втрату часу, по-в’язуючи їх із властивостями води, пор.: Вчорашньої води не доженеш; Про-литу воду назад не збереш.

Отже, параметри невербальної комунікації в повному обсязі репрезенто-вані в українських пареміях, вербалізовані в текстах паремій як фразеокомпо-ненти, вони мотивують, регулюють, розвивають або переривають комунікатив-ний процес. «Омовлений» компонент внаслідок фразеологізації втрачає своє первинне значення і паремія набуває конотативного (переосмисленого) змісту, що значно розширює функціональні можливості як паремій, так і текстів, у яких вони вживаються. У прагматичній ситуації паремія з фразеокомпонентом вода, зважаючи на наявність сигніфікативного значення, набуває узагальнених ознак і співвідноситься з абстрактними поняттями.

Перспективою цього дослідження є проекція в площину міжкультурної комунікації з метою встановлення української національної специфіки спілку-вання.

Література

Алефиренко 2005 = Алефиренко Н. Ф. Современные проблемы науки о языке. Учебное пособие. Москва, 2005.

Винниченко 2005 = Винниченко С. Конотація як компонент значення (на матеріалі ук-раїнських, польських та англійських фразеологічних одиниць з компонентом вода). Проблеми слов’янознавства 55 (2005): 197–211.

Загнітко 2011 = Загнітко А. П. Теоретична граматика сучасної української мови. Мор-фологія. Синтаксис. Донецьк, 2011.

Космеда 2000 = Космеда Т. Аксіологічні аспекти прагмалінгвістики: формування і роз-виток категорії оцінки. Львів, 2000.


Мокиенко 2007 = Мокиенко В. М. Загадки русской фразеологии. Санкт-Петербург, 2007. Островська 2010 = Островська О., Арцишевська А. Денотативне і конотативне значен-

ня категорії оцінки у художньому дискурсі. Вісник Львівського університету 17 (2010): 42–46.

Селіванова 2008 = Селіванова О. О. Сучасна лінгвістика: напрями і проблеми. Полтава–Довкілля–Київ, 2008.

Стародєдова 2009 = Стародєдова О. Основні компоненти конотативного значення фра-зеологічних одиниць (на матеріалі англійської та української мов) Науковий часо-пис Національного педагогічного університету імені М. П. Драгоманова. Сер. 9. Вип. 3. Київ, 2009. 257–260.

Стернин 1979 = Стернин Й. А. Проблемы анализа структуры значения слова. Воронеж, 1979.

Франко 2006 = Франко І. Галицько-руські народні приповідки. Т. 1. Львів, 22006.


Етнокультурний потенціал фразеологічних номінацій з семантикою води

ПАЛЬЧЕВСЬКА Олександра Святославівна

Рівне, Україна E-mail: [email protected]

У сучасній теорії мови активізуються міждисциплінарні дослідження, яким притаманне поєднання лінгвістичних та екстралінгвальних факторів, що впли-вають на способи вербалізації уявлень людини про оточуючий світ та саму себе як носія певної культури в рамках антропоцентричної парадигми сучас-ної гуманітарної науки. Прагнення лінгвістів реалізувати синтез різних пара-дигм, методів та принципів зумовлене необхідністю враховувати епістемоло-гічні чинники при аналізі мовного матеріалу. Значний внесок у дослідження етнокультурної специфіки бачення світу, яке відображається в мовній свідо-мості та комунікативній поведінці представників різних мовних соціумів, зро-били вітчизняні лінгвісти, зокрема, І. О. Голубовська, В. В. Жайворонок, М. В. Жуйкова, М. П. Кочерган, В. М. Манакін, О. О. Тараненко, О. В. Тищенко, М. П. Фабіан, а також зарубіжні лінгвісти та лінгвісти так званого пострадянського простору: Є. Бартмінський, Е. Бенвеніст, А. Вежбицька, В. Г. Гак, Ю. М. Кара-улов, В. Г. Костомаров, В. В. Красних, Н. А. Красавський.

Дослідження у зіставному аспекті фразеологічних одиниць з семантикою води на матеріалі генетично неспоріднених мов не представлене у сучасній науковій парадигмі, тому потреба лінгвокультурного аналізу таких номінацій у дусі антропоцентризму і з урахуванням новітніх досягнень когнітивної лінг-вістики, а також необхідність визначення їх місця в картинах світу порівню-ваних мов і зумовлюють актуальність нашого дослідження. Зокрема, недостат-ньо вивченими виявляються шляхи метафоризації й концептуалізації поняття «вода» в англійській, французькій, українській мовах на основі словникових дефініцій у зіставному аспекті. Дослідження таких одиниць у площині між-мовного зіставлення допоможе поглибити наше знання про водні концепти, уточнити або й переглянути поширені уявлення та принципи їхнього функці-онування, метафоризації та структурної організації, визначити універсальні та ідіоетнічні риси етнокультурного кодування водного простору.

Водні концепти посідають центральне місце в архетиповій моделі світу. Під архетиповою моделлю світу ми, услід за Т. В. Цив’ян, розуміємо сукуп-ність уявлень людини про світ (космогонія /космологія) та систему уявлень людини про саму себе (антропогонія /антропологія) (Невская и др. 1998).

Символіка водного простору – одна з найдавніших символічних «мов» людства. Людина не уявляє себе без води. Це уявлення ще частково «долюд-ське», загально біологічне; його знають звірі, птахи, навіть рослини (поняття «біоценоз»). Втім саме у людини з факту природного воно стає фактом куль-тури – релігії, міфу, ритуалу, фольклору, мови. Тисячоліттями «свій простір»

472 Пальчевська О. С.

роду-племені визначали природні межі – перешкоди для подальшого перемі-щення. Ними були, перш за все, ліс, річка (море), а також болото, пустеля. Тому у фразеології, фольклорі більшості народів світу чиста вода символізує сприятливі умови для життєдіяльності людини, болото – щось погане, невідо-ме. У І. Франка читаємо: «Коли сниться чиста вода, то це значить – здоров’я (або радість, або добра новина)»; символ парування, запліднення, розмножен-ня – у давні часи шлюби бралися при воді; кладка через річку – ще й тепер ща-сливе місце для закоханої пари (стою на кладці, а мила на гадці) (Жайворонок 2006: 106–108). Болото – символ морального бруду, дрібних матеріальних ін-тересів на противагу високих поривів духовності Сидить, як чорт на грошах у болоті; Не сміється вода з болота, тільки болото з води. Болото, за давніми віруваннями, асоціюється з нечистою силою: В болоті доброї води не напи-тися; В тихому болоті чорти водяться; Де болото, там і чорт сидить, тобто це небезпечне і нечисте місце, де водяться чорти і взагалі всяка нечисть; харак-терне замовляння від злих сил: «Кури-куриниці, візьміть Йванкові нічниці, не-сіть на мохи, на болота»; недарма був звичай викидати «нечисті» речі й сміття в болото. Аби болото, а жаби будуть (прислів’я); Кому болото, а кому злото (І. Франко); Витягни біду з болота, а вона тобі на голову сяде (приповідка) (Жайворонок 2006: 49). Згідно з віруваннями Британських островів духи по-мерлих часто знаходили притулок у воді, вологих місцях: dry water (букв. ‘суха вода’) – вода без духів у ній.

Ймовірно, така чітка градація пов’язана із загальною тенденцією, характер-ною для міфологічної думки, що відобразилася і у фразеології, і у фольклорі. Опоетизована в народній творчості, оскільки з нею тісно пов’язане життя лю-дини від народження до смерті, взагалі все земне природне життя; вважалося, що вода була від початку світу (у колядці – «що ж нам було з світа початку? Не було нічого – одна водонька», або в заклятті – «водичко, найстарша царич-ко», або віра в те, що посеред землі, десь в Єрусалимі, знаходиться пуп /центр землі, звідки випливають усі річки та моря і повертаються туди); її здавна ша-нують як святу – у воду не можна плювати; воді поклонялися, річкам, ставкам, озерам тощо приносили жертви (Жайворонок 2006: 106–108).

Фразеологізми містять культурологічно значущу інформацію та виступа-ють важливим джерелом інформації про лінгвосоціум і лінгвоіндивід. «Фра-зеологічний корпус мови, – вважає В. М. Телія, – особливо багатий матеріал для дослідження, оскільки в ньому концептуалізуються не тільки знання про наївну картину світу та всі типи відношень суб’єкта до її фрагментів, але ніби запрограмувало участь цих мовних сутностей разом із їх уживанням у транс-ляції еталонів та стереотипів національної культури» (Телия 1996: 9). Фразео-логія – продовжує автор, – «це дзеркало, в якому лінгвокультурна община іден-тифікує свою національну самосвідомість» (Телия 1996: 9).

Н. К. Рябцева характеризує фразеологічний фонд як «особливо виділений компонент мови, надзвичайно своєрідний, специфічний, здатний концентро-вано виразити не тільки особливості даної мови, але й уявлення про світ її но-сіїв» (Рябцева 1999: 133). На необхідності вивчення фразеологічного складу мови та важливості дослідження його в діахронії наполягають етнолінгвісти.

Етнокультурний потенціал фразеологічних номінацій з семантикою води 473

Так, В. М. Мокієнко припускає, що аналіз фразеологічного фонду мови, дає «можливість поглянути на життя наших предків їх власними очима» (Моки-енко 1986: 133).

Культурний потенціал носія мови, а також ціннісні характеристики, ета-лони та норми певного етнокультурного соціуму містяться у фразеологічних одиницях. Останні виступають засобом передачі культурномаркованої інфор-мації з покоління в покоління. Загальновизнаною є точка зору В. М. Телія, котра стверджує, що «в мові закріпляються та фразеологізуються саме ті об-разні вирази, які асоціюються з культурно-національними еталонами, стерео-типами і т. п., які при використанні в мовленні відтворюють характерний для тієї чи іншої лінгвокультурної спільноти менталітет» (Телия 1996: 233). Відпо-відно до поданих вище роздумів, фразеологічний корпус мови не може не до-мінувати при лінгвокультурологічному аналізі лінгвокультурних концептів. Це й зумовлює необхідність дослідження фразеологічних номінацій як специфіч-них способів вираження водних понять шляху у кожній із досліджуваних мов.

Можна виділити ФО зі значенням ландшафтних обмежувачів типу за го-рами за далекими морями (CУ). Як відомо, в Україна має вихід до двох морів перетнути які в давні часи було нелегко, що й зафіксувалося у фразеологічних одиницях. Наступні ФО англійської мови також можна віднести до цієї групи локативів. Британські острови оточені морем, тому уявлення їх населення про далеку дорогу історично закодувалися в таких ФО: over there ‘за океаном, в Єв-ропі’ (Баранцев 1969: 737); over the sea ‘за кордоном, в Америці’ (Баранцев 1969: 737); over the water ‘за кордоном, в Америці’ (Баранцев 1969: 737); beyond the sea, beyond seas ‘за межами, в Америці’ (Баранцев 1969: 132). Звернімо увагу на особливість цих ФО – мати у своїй структурі транслокатив – море, хоча на рівні форми ФО й не згадується, що рух здійснюється морем, а також інстру-ментив (указівка на засіб руху). Щодо останнього, то він виражений не вер-бально, а опосередковано, через транслокатив – море. Отже, це вочевидь буде корабель чи якесь судно, оскільки в часи першої міграції англійців повітряні засоби пересування ще не існували. В англійському відповіднику наявна така метафора далека дорога – за морем, в Америці. Очевидно, цей образ прийшов в англійську мову разом із масовими міграціями англійців до сучасної тери-торії США та інших країн, що розміщувалися тоді в Північній Америці, в пе-ріод, що почався з часом колонізації в 16 столітті.

У французькій фраземі se laisser aller au courant диктумний компонент медіатив течія courant надає номінації семантики легкості зі значенням ‘пливти за течією’. Ця номінація є метафорою води, яка тече (DEL 1985: 271). В укра-їнській мові їм відповідає пливти (плисти, іти і т. ін.) / попливти (поплисти, піти і т. ін.) за течією (по течії) – пасивно підкорятися обставинам, нічого не роблячи, щоб змінити їх; не протидіяти (СУ). У англійців проточна вода асо-ціюється з успіхом: to join hands over running water (букв. ‘поєднати руки над водою, що біжить’) – дійти згоди (EDD 4: 403).

В англійській мові на воду переносяться якості людини мовчати та яви-ще сліпоти (антропоцентрізм). У цій групі найбільш характерною рисою ви-ступить антропоморфізм – семіотичний принцип метафоризації, згідно з яким

474 Пальчевська О. С.

найменування людини, частин її тіла, ознак та дій за аналогією використову-ються на позначення інших предметних сфер, зокрема явищ природи, штучно створеного світу, тварин, рослин тощо (Селіванова 2004: 225). Приклад такого перенесення у ономастиці – назва основної річки Лондона – Темзи, що інколи називається the Silent Highway (Баранцев 1969: 858).

Метафорична інтерпретація пов’язує кінцевий локус моря у французькій мові з небезпекою: qui craint le danger ne doit pas aller en mer – вовка боятись – у ліс не ходити (Гак 1963: 315). Порівняймо французький фразеологізм із його українським аналогом. Перш за все, обидва прислів’я реалізують опозиційне протиставлення свого /чужого простору, причому «страшний» чужий простір у слов’янській пареміології маркується традиційно як ліс, а у французькій – як море, що і надає одиниці специфічного культуремного статусу. Фразема qui craint le danger ne doit pas aller en mer виражає побажання не спокушати долю, тим хто знає свої можливості (DEL 1985: 297).

Хоча вода у народних уявленнях одна з перших стихій світобудови, дже-рело життя, засіб магічного очищення водний простір осмислювалося як кор-дон між цим і тим світлом, шлях в загробний світ, місце проживання нечистої сили і душ померлих. Широко поширені в слов’янській міфології уявлення про те, що водний простір розділяє земний і потойбічний світи. Образ води часто використовувався для маркування смерті в українській фразеології, що пред-ставлено номінаціями, очевидно, пов’язаними з символізацією міфологічного низу, потойбічного світу: як (немов) вода змила (умила) кого (СФС 1988); як у воду впасти (пірнути, канути) (СФС 1988); канути у (в) Лету (СФС 1988); іти /піти за водою – безслідно зникати, пропадати (СУ). Компоненти води та диму вживаються на позначення зникнення. Специфічно слов’янським є діє-слово канути ‘капати’, яке вживається в контексті зникнення, смерті у водній стихії. Ця лексема походить від старослов’янського kanoti = kapati; звідси рос. кануть; болг. kania; серб. канути; чес. kanouti (ЕССУМ 2: 184). В інших мовах індоєвропейської сім’ї не знайдено слів, корені яких були б генетично спорід-нені з коренем слова канути. Можливо тому семантика вмирання через щезан-ня, капання не фігурує в англійській та французькій фразеології. Слово Лета запозичене з грецької lethe – забуття. Лета в міфології греків – річка забуття у загробному житті. Хто пив воду з Лети, той забував усе. Отже, зараз канути в Лету – бути забутим. Процеси вторинної метафоризації задають нам паралель, тобто похідну метафору: кінець – смерть – забуття.

У деяких етіологічних переказах з водяними бризками і краплями пов’я-зується виникнення чортів або шкідливих комах. Загальнослов’янські уявлення про те, що в воді мешкають чорти та інша нечиста сила, розкривають негатив-ну символіку води, її небезпеку для людини, порівняймо приказки: Де вода, там і біда; Від води завжди чекай біди; Чорт вогню боїться, а у воді селиться (CД 1995: 386).

Щоб убезпечити себе від шкідливого впливу нечистої сили, що живе в во-ді, українці Карпат при входженні в річку говорили: дідько з води, а я в воду!, а виходячи після купання: Я з води, а дідько в воду! Поряд з водою освяченою за церковним обрядом, чудодійною і магічною вважалася також вода набрана

Етнокультурний потенціал фразеологічних номінацій з семантикою води 475

з джерел в особливі дні: у різдвяний ранок, на Новий рік, Стрітення, у Великий четвер або п’ятницю, в день Івана Купали (пор. назви такої води: укр. свято-вечірня вода, болг. василева вода, рос. сретенская вода, слoв. четверговая вода і т. п.). Високо цінувалася вода, яку вдавалося набрати раніше всіх, її на-зивали непочатою. Додаткову магічну силу надавали воді опущені у неї рос-лини, монети, срібні вироби, хрест, зерно, вугілля з своєї печі і т. п. (пор. відпо-відні назви: болг. Цветкова вода, пол. cudowna woda, словац. uhlenková voda). Ще одним способом сакралізації води було проголошення замовляння над во-дою (наговорная вода), у словаків ostrá voda. Традиційною формулою благо-побажань у східних слов’ян було примовляння: Будь здоров, как вода. У магії, що забезпечує швидке одруження дівчата зверталися до води з замовлянням: Йик вода борзо йде, так аби я борзо віддаласи. При внесенні води в будинок або при окропленні водою (Daj bože dobry deň, prvšia voda, ako oheři ‘Дай, Бо-же, добрий день, вода головніша, ніж вогонь’), порівняймо також білоруські стійкі вирази типу: Вада яго ведае та Агонь яго ведае (СД 1995: 389).

Отже, можна постулювати, що фразеологічні одиниці з семанткою води мають чітко виражений етнокультурний характер. Такі номінації відповідають багатьом віруванням та обрядовим діям як у слов’ян так і в британців та фран-цузів. Відбувається метафоризація водних концептів та понять у інші реалії.

Словники

Баранцев 1969 = Баранцев К. Т. Англо-український фразеологічний словник. Київ, 1969. Гак 1963 = Гак В. Г. Французско-русский фразеологический словарь. Москва, 1963. ЕССУМ = Огієнко Іван: Етимологічно-семантичний словник української мови. Т. 1–4.

Вінніпег, 1979–1994. Жайворонок 2006 = Жайворонок В. В. Знаки української етнокультури. Київ, 2006. СД 1995 = Толстой Н. И. Славянские древности. Москва, 1995. СУ = Словники України. Компакт-диск, версія 1.03. Національна Академія наук Укра-

їни. Український мовно-інформаційний фонд. Київ, 2001–2003. СФС 1988 = Словник фразеологічних синонімів. Київ, 1988.

DEL 1985 = Dictionnaire des Expressions et Locutions. Paris, 1985. EDD = Wright J. The English Dialect Dictionary. Vol. 1–6. Oxford, 1898–1905.

Література

Мокиенко 1986 = Мокиенко В. М. Образы русской речи. Историко-этимологические и этнолингвистические очерки фразеологии. Ленинград, 1986.

Невская и др. 1998 = Невская Л. Г., Николаева Т. М., Седакова И. А., Цивьян Т. В. Кон-цепт пути в фольклорной модели мира (от Балтии до Балкан). В кн.: Славянское языкознание. XII международный сьезд славистов. Москва, 1998. 442–458.

Рябцева 1999 = Рябцева Н. К. Контрастивная фразеология в культурном контексте. В кн.: Актуальные проблемы межкультурной коммуникации. Москва, 1999. 133–142.

Селіванова 2004 = Селіванова О. О. Нариси з української фразеології психокогнітив-ний та етнокультурний аспект. Київ–Черкаси, 2004.

Телия 1996 = Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. Москва, 1996.


Образ воды во фразеологических единицах

ПАЧАИ Имре Ниредьхаза, Венгрия

Тематикой настоящей конференции не случайно является образ воды во фразеологических единицах (ФЕ). Выбор темы объясняется актуальными про-блемами охраны природы, что является жгучим вопросом существования че-ловечества на Земле.

Без воды нельзя представить жизнь на Синей планете, поэтому сохране-ние чистоты воды является условием дальнейшего существования жизни на Земле. Человек с самого начала своего существования с уважением относится к воде, без которой не мог бы жить. Представления об этой субстанции сохра-няются в древних мифах, обычаях, ритуалах и в народных изречениях, связан-ных с водой.

В настоящей статье рассматривается изображение мотива «вода» во фра-зеологических единицах славянских языков в сопоставлении с ФЕ некоторых языков изучаемого ареала. Компаративный аспект работы непосредственно связан с изучением характера языковой модели мира, отражающей языковые и культурные традиции народов.

При определении специфической задачи исследования фразеологии В. М. Мокиенко подчеркивает, что изучение соотношения между языком и культурой является актуальной проблемой филологии, в том числе и фразеологии. В книге «Образы русской речи» он указывает на то, что в народных изречениях четко отражаются характерные черты национальной культуры. В. М. Мокиенко го-ворит о стремлении русских собирателей фольклора, этнографов, историков и языковедов раскрыть происхождение пословиц и поговорок, увидеть за ними истоки русской национальной культуры (Мокиенко 1999b).

Положение В. М. Мокиенко соответствует выводам В. Н. Телия, подчер-кивающей диалектическую связь между культурой и языком. При определении понятия фразеологии в работе «Русская фразеология» Телия определяет связь между фразеологией и национальным менталитетом: «Фразеологический со-став языка – это зеркало, в котором лингвокультурная общность идентифици-рует свое национальное самосознание» (Телия 1997: 9). По мнению В. Н. Те-лия, формы сознания, выступающие во ФЕ, отображают ментальность человека (Телия 1996: 224).

В. В. Колесов подчеркивает, что национальная ментальность укореняется в категориях национального языка. Рассматривая специфические характерные черты русской ментальности, он указывает на ее восточный характер, который резко отличается от западных традиций (Колесов 1999).

При изучении фразеологии славянских языков выделяется частота образа воды в метафорических картинах. В историко-этимологическом словаре «Рус-ская фразеология» (2005) зафиксированы многие ФЕ, связанные с «водой»:

Образ воды во фразеологических единицах 477

живая вода (РФ 103); седьмая вода на киселе (РФ 103); темна вода на облацех (РФ 103); водой не разольешь (РФ 103); как водой сняло (РФ 104); воду возить (РФ 105); чистейшей (чистой) воды (РФ 109) и т. д.

В сборнике русских пословиц и поговорок В. Даля тоже наблюдаются на-родные изречения, использующие образ воды в метафорических картинах: Го-рой – водой, лесом – парусом (Д 1: 351); От дождя да в воду (Д 1: 353); Как в воду утопил (Д 1: 355); От воды навару не будет (Д 1: 355); Ты его на берег, а он в воду (Д 1: 356); Из огня да в воду (Д 1: 356); Постился, да в воду пус-тился (Д 1: 367); Не знавши броду, не мечись в воду (Д 2: 143); В полую воду за рекою не ночуй (Д 2: 143).

Образ воды используется и в украинской фразеологии, о чем свидетельст-вуют следующие ФЕ из работы «Фразеологiчний словник украïнскоï мови»: богато (чимало) води сплило (ФСУ 21); в вогонь i воду (ФСУ 21); виводити на чисту воду кого, за що (ФСУ 21); хоч з мосту та в воду (ФСУ 22); лити (гнати) воду на млин чий, кому (ФСУ 21); на яснi зорi, на тихi води (ФСУ 21); як риба у водi (ФСУ 22).

Украинские пословицы, зафиксированные в сборнике «Украïнскi народнi прислiв’я та приказки», тоже используют образ воды в метафорических кар-тинах: Наïлась бiди, напилась води (УНП 43); Хлiб та вода бiлного ïда (УНП 43); Хлiб – батько, вода – мати (УНП 44); Пройшов огонь и воду (УНП 44); Будь здорова як вода, а багата як земля! (УНП 301).

В словацких народных изречениях, представленных во фразеологических словарях, тоже наблюдается использование слова вода: Ticha voda brehy pod-myva (Tvrdý 575); To je voda na jeho mlyn (kameň) (Tvrdý 575); Voda mladým, vino starým (Tvrdý 575); Boj sa tichej vоdy (Tvrdý 575); liať vodu do koša (MFS 112); Ako ho bol (studenou) vodou oblial (MFS 265); Ani svätená voda mu nepo-môže (MFS 265); Báť sa niečoho (niekoho), ako čert svätenej vody (MFS 265); búrka v pohári vody (MFS 265); hnať niekomu vodu na mlin (MFS 265); z neho ako z husi voda (MFS 266); rásť ako z vody (MFS 266); skočil by aj do vody zaňho ‘пожертвовать себя ради любимого человека’ (MFS 166) .

Народные изречения восточных славян, изучаемые нами, восходят к ве-рованиям, относящимся к воде. Следы почитания воды отражает верование, которое запрещает бросать камни в воду, освободившуюся ото льда, которую сравнивали с рожающей женщиной. Это верование отражает и украинская по-словица: Хлiб – батько, вода – мати (УНП 44).

О почитании воды башкирами свидетельствует ФЕ этнографического ха-рактера hыуы башлау /башлатыу ‘ритуал ознакомления невесты с дорогой на родник’ (БРС 585).

Одни верования восходят к воде, как очищающей и целительной субстан-ции, другие к почитаемым водоемам. Русские ФЕ живая вода (РФ 103) и мерт-вая вода (РФ 103), мотивы волшебных сказок связаны с древними веровани-ями и магической практикой знахарей. Эти мотивы свойственны и волшебным сказкам изучаемого ареала («Марья Моревна», «Janko Gondášik», «Az égigérő fa»), что указывает на широкое распространение данного верования. Сложив ча-сти рассеченного врагом тела главного героя, товарищи поливали его сначала

478 Пачаи Имре

мертвой водой, и раны заживали. Затем поливали тело живой водой, и мерт-вый герой оживал и становился сильнее, чем был раньше. Мотив живой воды используется и в башкирских сказках, о чем свидетельствует ФЕ тере hыуы ‘живая вода (в сказках)’ (БРС 585).

С. А. Токарев указывает на то, что вера в очищающий характер воды имеет реальную основу. Освобождение от грязи возможно умыванием тела. Сверхъ-естественные, магические свойства приписывались наговоренной воде в древ-ней знахарской практике. По этим поверьям через наговоренную воду можно навести на человека порчу, присушку, отсушку. Это верование отражается в за-щите питьевой воды, так как ночью посуда с водой должна быть покрыта, либо должна охраняться крестообразно положенными лучинками (Токарев 1957).

Верование, связанное с водой, собираемой на заре, наблюдается у словац-ких жителей, живущих на хуторах в окрестности города Ниредьхаза. При со-бирании верований тирпаков (жителей словацкого меньшинства города Ни-редьхаза) старая женщина рассказала нам историю лечения ребенка водой, со-бранной на заре, из которой готовили наговоренную воду добавлением жара.

Заслуживает пристального внимания то, что ФЕ башкирского и татарского языков таң hыуы ‘вода, набираемая на рассвете, которой обмываются и пьют от сглаза’ (БРС 585); таң суы ‘в знахарстве вода, принесенная рано утром, ко-торой моются и пьют от сглаза’ (ТРС 585), по своей функции вполне соответ-ствуют древним словацким верованиям. Вера в магическую силу воды, наби-раемой на заре, наблюдается и у венгров, о чем свидетельствует ФЕ aranyos víz ‘золотая вода’, набираемая на рассвете нового года, которой обмываются девушки. В венгерской знахарской традиции для лечения болезни от сглаза тоже использовалась наговоренная вода, приготовленная добавлением жара магического количества.

После принятия христианства представления о магической силе наговорен-ной воды приписывались и крещенной воде. В народных верованиях крещен-ная вода способна лечить больного и защищать от злых духов, бесов. Святой колодец в деревне Сенткут (Szentkút ‘святой колодец’) является важнейшим местом паломничества римских католиков в Венгрии, где находится святой колодец с целебной водой.

Древнее верование, связанное с наговоренной водой наблюдается и у му-сульман, что отражает турецкая ФЕ su okutmak ‘читать молитву над водой, произносить заклинания над водой (с тем, чтобы дать больному)’ (ТуРС 792). Башкирская ФЕ земзем hыуы ‘вода из колодца священного храма в Мекке’ (БРС 585) связана верованием о чудесной силе «наговоренной, святой воды».

Словацкая ФЕ Ani svätená voda mu nepomôže (MFS 265), выражающая не-избежность гибели (трагедии) использует мотив святой воды. В основе ирони-ческого характера украинской ФЕ вода не освятиться (вiдсвятиться) без кого (ФСУ 21) лежит тоже религиозное верование о значении крещения воды. С очи-щающим характером воды связано народное изречение венгерского языка víz se mossa le róla ‘не прощают его грех’ (букв. ‘ни вода не смывает с него [грязи]’) (ONG 726/527). Соотношение между здоровьем и водой наблюдается в украин-ской пословице Будь здорова як вода, а багата як земля! (УНП 301).


При изучении содержания ФЕ, в метафорических картинах которых ис-пользуется слово вода отражают выразительный характер данной субстанции. Мы определили семантические группы, которые подтверждают широкое ис-пользование слова вода во фразеологии:

1. Опасность, угроза:

Вода является символом и угрожающего элемента мира, что отражает миф о всемирном потопе, о котором упоминается в Библии. Легенда о Ноеве ков-чеге живет до наших дней в памяти людей, что подтверждают новости о его находке в горах Арарат страстными приверженцами древних мифов.

Об опасном характере данной субстанции природы говорят многие народ-ные изречения. В русских пословицах предупреждается об угрозе наводнения: В полую воду за рекою не ночуй (Д 2: 143). Пословица Не знавши броду, не ме-чись в воду (Д 2: 143) указывает на значение осторожности. Украинская посло-вица говорит о необходимости осторожности, обдуманного поступка в жизни: З водою та вогнем не жартуй! (УНП 277). Символом опасности являются во-да и огонь, что доступно каждому члену языкового и культурного общества. Татарская поговорка ут белəн су – телсез яу ‘огонь и вода – безмолвные враги’ (ТаРС 488) указывает на опасный характер этих субстанций.

В словацкой пословице опасность тоже изображена метафорической карти-ной воды, которая символизирует коварного человека Boj sa tichej vоdy (Tvrdý 575). Турецкая пословица suyun yavaş akanından, insanin yere bakanından sakın ‘в тихом омуте черти водятся’ (букв. ‘опасайся реки с тихим течением, а чело-века – с потупленным взором’) (ТуРС 792) по содержанию соответствует сло-вацкой пословице. В венгерской фразеологии вода тоже символизирует угро-жающую опасность: Elöl víz, hátul tűz (MAR 760). Предупреждение об опас-ном характере глубокой воды наблюдается и венгерских народных изречениях: Addig lépj a vízbe, míg kövét látod ‘на реке надо быть осторожным’ (букв. ‘не вступай лишь в такую воду, в которой видны камни’) (ONG 727/570); Nincs a víznek rakoncája (gerendája) ‘будь осторожен на реке!‘ (букв. ‘на воде нет пе-рил [балки]’) (ONG 728/588); Nincs jég alatt gerenda, se vízen rakonca ‘под во-дой нет балки и на воде перил’ (MAR 760); Ne menj a vízbe, nem halsz bele ‘ос-торожность помогает избегать опасности’ (букв. ‘не иди в воду, не утонешь’) (ONG 728/587); méri a vizet maga előtt ‘осторожный’ (букв. ‘мерить [глубину] воды перед собой’) (ONG 727/559). Турецкая пословица тоже использует сло-во вода при изображении опасности: su uyur düşman uyumaz ‘воды спят, а враг не дремлет’ (ТуРС 792).

2. Ущерб, вред, урон, беда:

pус. как в воду кануть (РФ 105); укр. як у воду впасти (канути) (ФСУ 22); pус. как в воду утопил (Д 1: 355); укр. Наïлась бiди, напилась води (УНП 43); укр. Пропав, як камiнь у воду (УНП 301); укр. Пропав, як у воду впав (УНП 301); укр. богато (чимало) води сплило (ФСУ 21). Это характерно и для венгерских ФЕ: Elveszett, mint kő a vízben ‘пропал как утонувший камень’ (MAR 760); vízre


visz valakit ‘оказать большую кару, подвести кого плутовством’ (букв. ‘вести кого-л. на воду’) (ONG 727/552); vízben hagy valakit ‘не оказать помощи в беде’ (букв. ‘оставить кого-л. в воде’) (ONG 727/546); vízbe esik valami ‘не реализи-руется что-л.’ (букв. ‘упал в воду’) (ONG 727/543); hideg vízzel leöntötték ‘ока-зали неожиданную неприятность, привели в замешательство’ (букв. ‘как будто холодной водой окатили’) (MAR 760).

3. Бессмысленная, напрасная деятельность, сомнительный характер результата:

pус. носить воду в решете (РФ 107); укр. носити (мiряти, набирати) воду решетом (ФСУ 22); pус. толочь воду в ступе (РФ 107); укр. товкти воду в ступi (ФСУ 22); pус. от воды навару не будет (Д 1: 355); pус. вилами по воде написано (РФ 106); укр. вилами по водi писано (ФСУ 21); слов. nelievaj vodu do potoka (DOB 49); слов. liať vodu do koša ‘напрасно делать что-л.’ (букв. ‘лить воду в корзину’) (MFS 112); тур. suyu mızrakla delmek ‘толочь воду в ступе’ (букв. ‘дырявить воду копьем’) (ТуРС 792); венг. vizet markol ‘схватить воду’ (MAR 761); тур. suda balık satmak ‘делить шкуру неубитого медведя’ (букв. ‘продавать рыбу в реке’) (ТуРС 792).

4. Трудное положение, испытания, опытность (видать виды):

pус. из огня да в воду (Д 1: 356); укр. в вогонь i воду (ФСУ 21); тат. уттан котылдым, суга баттым ‘из огня да в полымя’ (букв. ‘спасая от огня утопить-ся в воде’) (ТаРС 594); укр. пройшов огонь и воду (УНП 44); венг. tűzön-vízen át követi ‘верный друг’ (букв. ‘проходит с ним сквозь огонь и воду’).

5. Бедность, дешевая или незначительная вещь, плохое состояние:

pус. пить воду не барскому роду (МЕЛ 423); укр. хлiб та вода бiдного ïда (УНП 43); слов. slanú vodu chlípať ‘не иметь пищу’ (букв. ‘хлебать соленую воду’) (MFS 222); слов. nezarobiť si ani na slanú vodu ‘очень мало зарабатывать’ (букв. ‘зарплата не хватает на соленую’) (MFS 222); слов. z malej vody malé ryby (DOB 57); венг. nálunk is vízben főznek ‘мы тоже бедные люди’ (букв. ‘и у нас водой стряпают’) (ONG 727/545); тур. suyuna tirit ‘поверхностный, незначитель-ный’ (букв. ‘как вода’) (ТуРС 792); тур. sudun ucuz ‘дешевле пареной репы’ (букв. ‘дешевле воды’) (ТуРС 792); как в воду опущенный (РФ 106).

6. Осуждение бесчестного поведения, намерения:

укр. Коли б могла, то в ложцi води утопила б! (УНП 219); мутить воду (РФ 108); укр. втопити в ложцi води ‘ненависть’ (ФСУ 21); укр. каламутити воду (в криницi) кому (ФСУ 21); укр. ловити рибу в каламутнiй водi (ФСУ 21); венг. zavarosban halászik ‘ловить рыбу в мутной воде’ (ONG 732/36); слов. v mútnej vode dobre ryby lapať (Tvrdý 575); слов. loviť v mútnych vodách ‘пользо-ваться тяжелой ситуацией в свою пользу’ (MFS 146); слов. mútiť vodu ‘созна-тельно делать разлад’ (MFS 146); выходить сухим из воды (РФ 108).


7. Молчание, робость:

pус. воды в рот набрал (РФ 108); укр. набрати води в рот (ФСУ 21); укр. як води в рот набрати (ФСУ 22); pус. тише воды, ниже травы (РФ 109); туркм. агзына сув алан ялы ‘молчать’ (букв. ‘словно в рот воды набрал’) (ТуркРС 592); венг. vizet vesz a szájába ‘придерживать язык’ (букв. ‘в рот воды набрал’) (ONG 727/568); слов. nevie ani vodu zamútiť ‘робкий, не поворотливый’ (MFS 266).

8. Быстрое движение, бег времени, умение:

pус. как водой сняло (РФ 104); укр. як водою вмило (змило) кого, що (ФСУ 22); тур. su akar göz bakar ‘все течет, все меняется’ (букв. ‘вода течет, глаз смо-трит’) (ТуРС 792); pус. много воды утекло [с тех пор как] (РФ 108); венг. Sok víz lefolyt azóta a Dunán ‘это было давно’ (букв. ‘много воды утекло с тех пор по Дунаю’) (MAR 760); венг. Úgy olvas, mint a vízfolyás (ONG 729/601); тур. su gibi okumak ‘читать без запинок, бегло читать’ (букв. ‘читать как вода [течет]’) (ТуРС 792).

9. Благополучие, польза, выгода:

укр. як риба у водi (ФСУ 22); венг. Él, mint hal a vízben ‘хорошо, беззабот-но живет’ (букв. ‘живет как рыба в воде’) (MAR 760); венг. Egészséges, mint hal a vízben ‘здоровый как рыба в воде’ (MAR 760); венг. kint van a vízből ‘беда / опасность минула’ (букв. ‘вышел из воды’) (ONG 727/548); укр. лити (гнати) воду на млин чий, кому (ФСУ 21); венг. jó víz a malmára (kerekeinek) ‘выгодно что-л.’ (букв. ‘хорошая вода для его мельницы /колесам’) (ONG 726/534).

10. Правда, истина, сообразность:

pус. выводить на чистую воду (РФ 105); pус. как в воду глядел (РФ 105); укр. як у воду дивитися /глянути (ФСУ 22); укр. виводити на чисту воду кого, за що (ФСУ 21); венг. tiszta vizet önt a pohárba ‘говорить откровенно о пробле-ме’ (букв. ‘налить чистой воды в стакан’) (ONG 726/563); тур. su götürmek ‘не-оспоримый, неопровержимый’ (ТуРС 792); туркм. балыгың дирилиги сув билен ‘жизнь рыбы в воде’ (ТуркРС 592).

Чудесное существо водяной, хозяин водоемов, озер и рек является типич-ным элементом русских верований. Водяной может утопить человека, поме-шать делу рыболовов. Его образ укоренился в русском народном сознании со-вместно с лешим и домовым, восходящими к древним языческим верованиям (политеизм), по которым каждому элементу природы был приписан бог, кото-рому поклонялись люди. По татарским поверьям в водоемах тоже живут хо-зяева воды су иясе ‘водяной’ (букв. ‘хозяин волы’), су анасы ‘водяной’ (букв. ‘мать волы’) (ТаРС 488), су җене ‘водяной’ (букв. ‘водяной черт’) (ТаРС 488), что отражает общие элементы культурных традиций русской культурной зоны, упомянутых Н. С. Трубецким (ср. Трубецкой 1991).

Распространение ФЕ в калькированной форме в изученных нами языках тоже свидетельствует о культурных и языковых контактах:


укр. лити (гнати) воду на млин чий, кому (ФСУ 21); слов. to je voda na jeho mlyn (kameň) (Tvrdý 575); венг. malmára hajtja (folyatja) a vizet ‘содейст-вовать, помогать кому’ (букв. ‘гнать [лить] воду на чью-либо мельницу’) (ONG 464/340); венг. malmára jár a víz ‘ему везет’ (букв. ‘вода идет на мельницу’) (ONG 464/339); венг. jó víz a malmára (kerekeinek) ‘выгодно что-л.’ (ONG 726/ 534); тат. тегермəненə су кою ‘лить воду на чью-либо мельницу’ (ТаРС 526); туркм. бириниң дегирменине сув гуймак ‘лить воду на чью-либо мельницу’ (ТуркРС 592);

рус. он тебя и в ложке утопит (Д 1: 99); рус. я бы его и в ложке утопил (Д 1: 99); укр. втопити в ложцi води (ФСУ 21); укр. Коли б могла, то в ложцi води утопила б! (УНП 219); слов. v ližičke vody ho utopil (MFS 267); венг. meg-fojtaná (megölné) egy kanál vízben ‘утопил бы в ложке воды’ (ONG 329/160); тур. bir kaşik suola boğmak ‘утопить в ложке воды’ (ТурРС 520);

рус. Был я у друга, пил я воду слаще меду (Д 2: 227); рус. У друга пить воду лучше неприятельского меду (Д 2: 227); рус. Пьешь у друга воду слаще меду (Д 2: 227); венг. Barátod ([a] jó barát) vize édesebb az ellenség mézénél ‘вода у друга слаще неприятельского меду’ (ONG 72/332);

рус. он огонь и воду прошел (Д 1: 372); удм. тылэ но вуэ но пырыны ‘лезть в огонь и в воду’ (УдРС 433); венг. tűzön-vízen át követi ‘пройти с ним сквозь огонь и воду’;

рус. выходить сухим из воды (РФ 108); укр. выходити (вискакувати) су-хим з води (ФСУ 21); туркм. сува гирип, гуры чыкмак ‘выйти сухим из воды’ (ТуркРС 592);

рус. утопающий хватается и за соломинку (РФ 656); туркм. сува батан сыпалдан харай гөзлəр ‘утопающий хватается за соломинку’ (ТуркРС 592); венг. A szalmaszálba is megkapaszkodnék, mint a vízbe fúló ‘утопающий хватается за соломинку’ (ONG 611/149);

рус. Тихая вода берега подмывает (и плотины рвет) (Д 2: 144); чув. печек юханшыв та сырана ишет ‘и маленький ручеек размывает свои берега’ (ЧРС 118); слов. Tichá voda brehy podmýva (DOB 53); венг. Lassú víz partot mos ‘тихая вода берег(а) подмывает’ (ONG 728/582).

Заключение

При изучении мотива «вода» во фразеологии выявляется связь этой суб-станции с древними верованиями человека. Вода символизирует как источник жизни, так и угрожающую опасность и разные отношения действительности. Использования данного мотива объясняется тем, что для каждого человека известны упомянутые черты, связанные с водой. Общеизвестный элемент дей-ствительности, использованный в народных изречениях, общедопустимо и эффективно может передать опыт народа из поколения в поколение.

В работах В. М. Мокиенко и В. Н. Телия многосторонне рассматриваются проблемы культурной коннотации как способа воплощения культуры в языко-вой знак и отражение русского национального менталитета во фразеологиче-ских единицах.


Д. Э. Розенталь указывает на то, что важными элементами русской разго-ворной речи являются фразеологические обороты. Он подчеркивает тот факт, что значительную часть русского фразеологического фонда составляет разго-ворная фразеология (Розенталь 1974). Фразеологические единицы стилисти-чески весьма выразительны. Их характеризуют разнообразные экспрессивно-оценочные оттенки. Они могут быть шутливыми, ироническими, явно отража-ют национальный менталитет русского народа.

При изучении вопросов языковой модели мира В. В. Воробьев подчерки-вает важную роль фольклора и фразеологии, которые явно отражают характер национального языка (Воробьев 1997).

При определении семантических групп народных изречений разных язы-ков обнаружились кальки, которые свидетельствуют о культурных и языковых контактах в изученном регионе. В основе использования общих метафориче-ских картин во ФЕ разных языков лежат общие элементы народного сознания и культурных традиций.

Источники Д = Пословицы русского народа. Сборник В. Даля. Т. 1–2. Москва, 1984. МЕЛ = Мельников П. И. (Печерский Андрей): На горах. Москва, 1988. УНП = Украïнскi народнi прислiв’я та приказки. Киïв, 1953.

DOB = Dobšinský P. Slovenské obyčaje, povery a čary. Bratislava, 1991. MAR = Margalits Ede: Magyar közmondások és közmondásszerű szólások. Budapest, 1990. ONG = O. Nagy Gábor: Magyar közmondások és szólások. Budapest, 1985.

Словари БРС = Башкирско-русский словарь. Москва, 1996. РФ = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Русская фразеология. Москва, 2005. ТаРС = Татарско-русский словарь. Москва, 1966. ТуркРС = Туркменско-русский словарь. Москва, 1968. ТуРС = Турецко-русский словарь. Москва, 1977. УдРС = Удмуртско-русский словарь. Москва, 1983. ФСУ = Ужченко В. Д., Ужченко Д. В. Фразеологiчний словник украïнскоï мови. Киïв,

1998. ЧРС = Чувашско-русский словарь. Москва, 1985.

MFS = Smiešková E. Malý frazeologický slovník. Bratislava, 1974. Tvrdý = Tvrdý Peter: Slovenský frazeologický slovník. Praha–Prešov, 1933.

Литература Берберова 2012 = Берберова Р. А. Парные слова в русском и крымско-татарском язы-

ках. Симферополь, 2012. Воробьев 1997 = Воробьев В. В. Лингвокультурология. Теория и методы. Москва, 1997. Жуков 1978 = Жуков В. П. Семантика фразеологических оборотов. Москва, 1978.


Колесов 1999 = Колесов В. В. Жизнь происходит от слова. Санкт-Петербург, 1999. Мокиенко 1999a = Мокиенко В. М. В глубь поговорки. Санкт-Петербург, 1999. Мокиенко 1999b = Мокиенко В. М. Образы русской речи. Санкт- Петербург, 1999. Розенталь 1974 = Розенталь Д. Э. Практическая стилистика русского языка. Москва,

1974. Телия 1996 = Телия В. Н. Русская фразеология. Москва, 1996. Токарев 1957 = Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX –

начала XX в. Москва, 1957. Трубецкой 1991 = Трубецкой Н. С. Верхи и низы русской культуры. Вестник Москов-

ского университета 1991/1: 87–98.

Bańczerowski 2008 = Bańczerowski Janusz: A világ nyelvi képe. Budapest, 2008. Melicherčík 1953 = Melicherčík Andrej: Slovenské prislovia. Bratislava, 1953. Nyomárkay 2000 = Nyomárkay István: A világ nyelvi képe az idegen szavak tükrében egy

horvát drámában. Magyar Nyelvőr 124 (2000): 487–494.


Фразеологія з компонентом вода в мовній картині світу українців

ПЕРЕЛОМОВА Олена Степанівна

Суми, Україна E-mail: [email protected]

Фразеологія – це сукупність мовних зворотів, властивих тій чи іншій мові. Фразеологія виникає в національних мовах на основі образного уявлення про дійсність і відображає духовний досвід носіїв мови.

Неповторний колорит національної мови відображається передусім у скар-бах народної мовотворчості – сталих, незмінно відтворюваних у мовленні фор-мулах особливого світобачення етносу.

У монографічній праці «Інтеркультура і вербальний знак» І. Привалова стверджує, що мова, свідомість, культура детермінаційно залежні: у семіотич-ному коді відображена форма існування предметів культурного світу з особ-ливостями його ознак і взаємодій, і що образ мовної свідомості набуває певної форми за допомогою мовних засобів, які відображають перцептивні й концеп-туальні знання мовної особистості про культурні предмети реального світу (Привалова 2005: 69).

Детермінаційна залежність мови, свідомості, культури реалізується в куль-турних символах і етнографічних номенах – складниках культурного простору: культуремах, міфологемах, ритуалах, символах і стереотипах у їх вербальному вираженні – міфонімах, лінгвістичних конструктах аксіологічних концептів, одиницях фразеологічного й пареміологічного фондів, прецедентних топоні-мах й антропонімах, а також цілісних текстах художньої літератури, які є «спо-собом фіксації національно-культурних цінностей» (Привалова 2005: 75).

Національно-культурна значимість стійких одиниць усвідомлюється через підсвідоме або свідоме співвіднесення цього живого значення з кодами куль-тури, відомими мовцеві, що створює змістове наповнення національно-куль-турної конотації. Відображаючи досвід народу, фразеологізми дають повну характеристику менталітету етносу, його мовної картини світу.

Фразеологізми в мовленні несуть специфічне стилістичне навантаження. Вони є надзвичайно важливим компонентом загального арсеналу мовних засо-бів відображення.

Фразеологія як окрема лінгвістична дисципліна виникла в 40-х роках ХХ ст. Передумови теорії фразеології були закладені в працях О. О. Потебні, І. І. Срезневського, О. О. Шахматова, Ф. Ф. Фортунатова. На розвиток фразеології суттєво вплинули ідеї Шарля Баллі.

На українському мовному просторі теоретичним питанням фразеології передували лексикографічні праці та фольклорні збірки, автори яких у перед-мовах порушували проблеми фразеології.

486 Переломова О. С.

Вихід у світ у ХІХ ст. праці О. Павловського «Грамматика малороссійскаго наречія» (з фразеологічною збіркою до неї) став помітним явищем в історії ук-раїнського мовознавства і, зокрема тим, що в ній, як зазначає М. В. Закревський, уперше намічається хоч і несміливий, але уже двоплановий – теоретичний і практичний – підхід до фразеології української мови (Закревський 1860).

У своїй праці О. Павловський визначає цінність і вагому роль фразеоло-гізмів у системі мови, зауважуючи, що без їх знання «никакой языкъ не можетъ быть яснымъ, пріятнымъ и полезнымъ» (Павловський 1818: 5). Він говорить також про те, що необхідно досліджувати джерела фразеології української мо-ви, бо «надобно быть весьма сведущим в малороссийском языке, чтобы совер-шенно ощущать их цену: столь трудны малороссийские фразы» (Павловський 1818: 111).

У цьому плані можна говорити про збірки М. Закревського (у першій кни-зі «Старосветскій бандуриста»), М. Номиса (у збірці «Украінські приказки, прислівъя и таке инше») та І. Франка (у І–ІІІ тт. «Галицько-руських народних приповідок»), які також містять значний за обсягом фразеологічний матеріал. Свою збірку приповідок І. Франко називає скарбом рідної мови, витвором люд-ського Духа.

У працях В. В. Виноградова були сформульовані основні поняття фразе-ології, її об’єм і завдання. У 50-х роках увага мовознавців зосереджувалася на з’ясуванні співвідношення фразеологізму і слова, критеріїв фразеологічності та уточненні основ класифікації фразеологізмів. У 60-х роках дослідження фра-зеологізмів засновується на ідеях системно-рівневого аналізу фактів мови і на прийомах дистрибутивного аналізу.

Мовознавці В. Л. Архангельський, М. Ф. Алефіренко, О. В. Кунін та інші роблять спробу виділити фразеологію в окремий ієрархічний рівень мови. Та-кий підхід видається слушним, бо ще в 20–40-х роках у працях Є. Д. Полива-нова, С. І. Абакумова, Л. А. Булаховського піднімається питання про вивчення стійких сполук слів у окремому розділі мовознавства.

Стійкі словосполучення дуже різноманітні як в структурному, семантич-ному, так і у функціональному плані. У лінгвістичній літературі відомо декіль-ка класифікацій фразеологізмів, які ґрунтуються на різних критеріях.

Першим у мовознавстві структурно-семантичну класифікацію фразем за-пропонував Ш. Баллі, виділивши фразеологічні сполучення, фразеологічні се-рії і фразеологічні єдності.

На матеріалі російської мови В. Виноградов розробив класифікацію, ви-діливши три типи фразеологічних одиниць: фразеологічні зрощення, фразео-логічні єдності та фразеологічні сполучення.

Згодом її доповнив М. Шанський, звернувши увагу на функціонування зво-ротів, які не можна віднести до жодної з груп, виділених Виноградовим. Це прислів’я, приказки, афоризми, складені найменування, які Шанський назвав фразеологічними виразами, особливістю яких є те, що вони складаються зі слів з вільним значенням, але, як і фразеологічні звороти, відтворюються в го-товому вигляді.

Фразеологія з компонентом вода в мовній картині світу українців 487

В. М. Мокієнко розподіляє фразеологізми за джерелом походження на дві групи – природні та умовні. До першої групи він відносить фразеологізми, що виникають самостійно в різних мовах і відображають явища природи, тварин-ний та рослинний світ, фізичний та психічний стани людини, до другої – сполу-чення, що зумовлені специфікою національного розвитку і відображають фак-ти матеріальної та духовної культури того чи іншого народу (Мокиенко 1989).

Особливості національної картини світу неможливо збагнути без вивчення свідомості людини, зафіксованої в мові. Наймогутнішим джерелом інтерпре-тації національних зразків є фразеологічний фонд. Типовість образів, на яких вибудовується значення стійких мовних одиниць, є результатом колективних уявлень, світорозуміння певної спільноти мовців.

Мовна картина світу – це етнопсихолінгвістичне поняття, бо кожен народ бачить світ по-своєму і відображає це бачення в певних поняттях, мовотворчо-сті, Тому вирізняють етнічні мовні картини світу, які виявляють ментальність того чи іншого народу. Про те, що кожна національна мова має свій світогляд-ний зміст, писав В. Гумбольдт: «…різні мови – це не різні позначення того са-мого предмета, а різні бачення його» (Гумбольдт 1985: 9).

На зв’язок мови з еволюцією мислення, з духовним життям народу (фоль-клором) вказували Потебня, Гумбольдт, Вундт, Сепір, Уорф. Саме їх ідеї стали основою для концепції «мовної картини світу». Про нерозривну єдність мови і духу В. Гумбольдт писав: «Вона [мова] спонукає… до нових думок і їх комбі-націй і тому вимагає дії духу, який залишає в словах свій відбиток» (Гумбольдт 1985: 378).

Назви предметів відповідно до «бачення», назви понять як наслідок «дії духу» складають словник національної мови (у тому числі й фразеологічний фонд), а через нього й національну мовну картину світу.

Мовна картина світу українців, її особливості, її домінанти, які визнача-ються національно-культурними чинниками, дає змогу виділити її із загально-мовної картини світу.

Фразеологічні одиниці з компонентом вода є одним з найбільш сприятли-вих об’єктів досліджень лексикології і фразеології і мають достатній ступінь репрезентативності в лексикографічних джерелах. Саме ці фразеологічні оди-ниці відзначаються продуктивністю та високою частотністю їх функціонування в художніх текстах, семантичною та структурно-граматичною різноманітністю.

Відомо, що саме вода споконвіку була супутником людини. Воду завжди вважали джерелом усього живого, тому фразеологічні одиниці з компонентом вода мають дуже давнє походження в багатьох народів.

Міфологічні уявлення українців про воду дуже давні, що знайшло відобра-ження у фольклорних текстах. Аналіз цих текстів дає змогу виявити місце клю-чового концепту «вода» у фразеологічно детермінованій мовній картині світу українців.

Лексична одиниця вода є ключовим словом, яке визначає асоціативне по-ле і є головним компонентом фразеологічних утворень.

Діапазон сполучуваності ключового слова та особливості контекстуального вживання створюють можливості для надання йому нових конотацій і семан-


тичних відтінків. У процесі когнітивної інтерпретації багатозначності виявля-ються асоціативні зв’язки та напрями переосмислення ключового компонента від прямого загальномовного значення до образного в складі фразеологізму.

У сучасній українській мові лексема вода полісемічна й функціонує в лек-сико-семантичних варіантах.

Одинадцятитомний академічний «Словник української мови» (СУМ) фік-сує значення лексеми вода – ‘1. прозора, безбарвна рідина, що становить собою найпростішу хімічну сполуку водню з киснем’; ‘2. перев. мн. водна маса дже-рел, озер, річок, морів, океанів’; ‘3. тільки мн. лікувальні мінеральні джерела, а також курорт з такими джерелами’; ‘4. тільки мн. навколоплідна рідина’ (СУМ 1971: 716–717).

Фразеологічні утворення з ключовим компонентом вода позначені згуще-ною образністю: варити воду з когось – постійно, без причини виявляти неза-доволення кимсь, ставити непослідовні суперечливі вимоги; водою не розлити (не розіллєш) кого – хтось із кимсь дуже дружить; за холодну воду не братися (не взятися) – нічого не робити; товкти воду в ступі – робити що-небудь мар-но; хоч з лиця воду пий – дуже гарний (гарна, гарне) на вроду; води в рот на-брати – вперто мовчати, нічого не говорити; як у воду дивитися – неначе на-перед знати, точно передбачати події; посадити на хліб та на воду кого – а) не давати нічого, крім хліба й води; б) ув’язнити; ловити рибу (рибку) в ка-ламутній воді – мати вигоду з чого-небудь, користуючись з неясності обставин, чиїхось труднощів (СУМ 1971: 716–717).

Від слова вода утворилися за допомогою демінутивних суфіксів деривати: водиця, водичка, водиченька, водонька. Вони зафіксовані в І томі «Словаря ук-раїнської мови» Б. Грінченка і успішно функціонують у фольклорних, а також індивідуально-авторських художніх текстах: «Ой, у полі криниченька одна, Ой, холодна водиченька до дна» (Укр. лір. пісні, 1958, 515), «Пустуючи, дурне Ягня Само забилося до річки – Напитися водички» (Гл., Вибр., 1957, 70) (СУМ 1971: 718).

Як джерело життя вода є об’єктом поклоніння, а зменшено-пестливі фор-ми звертання надають висловленню емоційно-експресивного забарвлення: «Добридень, водичко-йорданичко, найстарша царичко!» (замовляння).

Серед сакральних номінацій у текстах колядок і щедрівок зимового ка-лендарного циклу номінація свята Водохрещі займає чільне місце:

Бо прийдуть до тебе три празники в гості: Ой що перший празник – Святеє Рождество, А другий вже – празник Святого Василя, А третій празник – Святі Водохрещі.

(Олійник 1994: 208)

Ще більш давнім, але незмінно присутнім у свідомості українського етно-су є літнє свято Івана Купала, пов’язане з водою:

Ой на Івана, ой на Купала Красна дівчина зілля копала,

Фразеологія з компонентом вода в мовній картині світу українців 489

Квіти збирала, віночки плела, Далі водою їх пускала.

У сакральному просторі людини, відірваної від рідної землі, у спогаді, мрії, ідеалізованому «там», далеко неодмінно присутній образ найсолодшої джерельної води вітчизни. Цей простір-мрія-спогад Олександра Олеся поєд-нується з часом, який поетичною уявою повертається назад. У такому худож-ньому хронотопі відновлюється «Я», цілісність картини світу. Особистість поета є органічною частиною сакрального простору:

О, принесіть як не надію, То крихту рідної землі: Я притулю до уст її І так застигну, так зомлію… Хоч кухоль з рідною водою!.. Я тільки очі напою, До уст спрагнілих притулю, Торкнусь душею вогняною.

(Олесь 1984: 281)

Ментальна візія вітчизни постає як емоційно забарвлений віртуальний об-раз рідного простору, де серед недосяжних у конкретному часовимірі, бажаних його означників «кухоль з рідною водою» міг би стати спасенно вагомішою реалією, ніж «чужі вулиці» і «цілий світ». Індивідуально-авторське утворення з компонентом вода стає ключовим у творенні образності поетичного твору.

Додаткові значення ключової лексеми вода реалізуються у фразеологізмах, які влучно і образно характеризують ту чи іншу ситуацію, дають поради, оцін-ку дій людей, наприклад: людська крівця – не водиця, розливати не годиться (Номис, 1864, №1284); багато (чимало) води утекло (утече) – минуло (мине) багато часу. «А може, поки зійдемося знову, Води багато утече з річок» (Л. Укр., І, 1951, 102); виходити (вийти) сухим з води – уміло уникати покарання, нарікань і т. ін., будучи винним. «Кажуть, що є такі шахраї, які виходять з во-ди сухими» (Донч., VI, 1957, 34); [хоч] з мосту [та] у воду – так тяжко, що кра-ще утопитися, заподіяти собі смерть. «Всі вмовляють та просять: – Не йди за кріпака, не йди. Як такого ходу, то лучче з мосту та у воду» (Вовчок, І, 1955, 23) (СУМ 1971: 716–718).

Фразеологізми репрезентують національну культуру, її неповторний ко-лорит, вони є невичерпним джерелом виражальних можливостей художньої мови. Вторинні смисли, які виникають у слів і сполучень слів у фольклорних та художніх авторських текстах, закріплюються в мовній картині світу етносу.

Джерела Олесь 1984 = Олесь О. Поезії. У кн.: Антологія української поезії в 6 томах. Т. 3.

Київ, 1984. 274–283. Олійник 1994 = Олійник О. Світ українського слова. Київ, 1994.


Словники Грінченко = Грінченко Б. Д. Словарь української мови в 4 томах. Т. 1–2. Київ, 1907–

1909. СУМ = Словник української мови в 11 томах. Т. 1. Київ, 1971.

Література Гумбольдт 1985 = Гумбольдт В. Язык и философия культуры. Москва, 1985. Закревський 1860 = Закревський М. В. Малороссійскія пословицы, поговорки и загадки

и галицкія приповъдки. В кн.: Закревський М. В. Старосветскій бандуриста. Кн. 2. Москва, 1860. 139–230.

Мокиенко 1989 = Мокиенко В. М. Славянская фразеология. Москва, 1989. Павловський 1818 = Павловський О. П. Грамматика малороссійскаго наречія. Санкт-

Петербург, 1818. Привалова 2005 = Привалова И. В. Интеркультура и вербальный знак. Лингвоког-

нитивные основы межкультурной коммуникации. Москва, 2005.


Fele víz, fele voda Aneb voda v maďarských a českých paremiích

PET’OVSKÁ Flóra Budapest, Maďarsko


Voda pokrývá asi 70% povrchu Země a tvoří více než 50% lidského těla. Je na ní založena existence života na Zemi, člověk bez pitné vody nepřežije víc než 2–3 dny. Není proto divu, že v maďarských a českých sbírkách přísloví a rčení nachází-me značné množství frazeologizmů spojité s vodou. Jsou mezi nimi výrazy nářeční a zastaralé, ale mnohé z nich jsou i dnes známé a aktivně užívané (např. Folyik róla a víz; Kenyéren és vízen él).

Frazeologizmy, jimž se v příspěvku budeme věnovat, pocházejí jednak z ma-ďarských sbírek následujících autorů: Vilmos Bárdosi (Bárdosi 2003), János Erdélyi (Erdélyi 1851), Ede Margalits (Margalits 1990), Anna T. Litovkina (T. Litovkina 2005) a Gábor O. Nagy (O. Nagy 2010). Jednak z českých prací, a to z Čelakov-ského Mudrosloví národu slovanského ve příslovích (Čelakovský 1949) a sbírky Dany Bittnerové a Franze Schindlera (Bittnerová–Schindler 2003). Po sesbírání fra-zeologizmů, ve kterých disponuje lexém voda, jsme měli k dispozici 177 českých a 332 maďarských dat, jejichž počet se po vyloučení opakování snížil na 140 českých a 195 maďarských frazeologismů. Příklady jsou v článku uváděny v původní (někdy archaické) podobě podle zdrojů.

Je důležité zmínit se o tom, že Čelakovského sbírku nemůžeme považovat za úplně věrohodný pramen. Již jeho název naznačuje, že se v něm jedná o mudrosloví národu slovanského, a ne ryze českého. Čelakovský tudíž ve znamení panslavizmu často slovanizoval českou pareminologii. A to tím, že doslovně překládal přísloví jiných slovanských jazyků do češtiny. Frazémy, u kterých uvádí jejich původ – a taky ruský, ukrajinský, polský, slovenský, lužickosrbský, bulharský, chorvatský, slo-vinský či srbský originál – jsem ovšem nebrala v úvahu. Je ale možné, že fakt pře-kladu neuvádí v každém případě. Rozuzlení této otázky ale tato práce nemůže po-važovat za svůj účel.

Frazémy, rčení i přísloví často navazují na dávné zvyky a činnosti, které sou-visí s hmotnou i duševní kulturou daného národa. Původní sémantická stránka těchto výpovědí se časem zpravidla přežije a dostane všednější smysl. Důvodem zastarání může být například změna v kultuře, zánik obyčeje nebo činnosti související s jejich vznikem (srov. Benkő 1988: 135).

Po srovnání zkoumaných 335 frazeologizmů můžeme říci, že se v nich odráží rozdíly i podobnosti smýšlení a způsobu nazírání na svět a také jazyková fantazie českého a maďarského národa. Po lexikálním a sémantickém srovnání materiálu na-cházíme značný počet shod (21%), které jsou následující:

492 Pet’ovská Flóra

Blaze rybám u vodě Él, mint hal a vízben Čas nouze, dobrá voda z louže Szomjas ökörnek a zavaros víz is jó Chléb a voda selská strava [Chléb a voda, co kozácká strava]

Kenyéren és vízen él

Chudina z vody vaří Szegény ember vízzel főz Co je do studánky, když v ní voda není Rossz kút az, melybe vizet kell hordani Darmo proti vodě plovati Víz ellen úszik [Víz ellen nehéz az úszás] Do Dunaje vodu nositi Dunába hordja a vizet Do lesa dříví nevoz, do moře vody nenos Erdőre tőkét, tengerbe vizet [Tengerbe

hordja a vizet] Jak se zhyzdíš jednou vadou, nesmyješ se žádnou vodou [Voda všecko opere, krom černé tváři a zlého jazyka]

A víz csak a bűnt nem mossa le

Ještě dotud mnoho vody uteče [uplyne] Sok víz lefolyik még addig a Dunán [Tiszán] [Sok víz lecsöpög addig az eszterhéjról]

Kázat vodu, píti víno Vizet prédikál, s maga bort iszik Každý rád na svůj mlýn nahání vody A maga malmára hajtja a vizet Kde vrba, tam i voda Ahol víz van, ott hal is van Krev není voda Vér vízzé nem válik Láskou by tě snědl a na lžíco vody utopil Megfojtaná [elvesztené] egy kanál vízben Mel dokud vodu máš Könnyű az őrlés, csak víz legyen hozzá Na mlynáře voda dělá (Molnár) ha vize van, bort iszik, ha vize

nincs, vizet iszik Oheň a voda dobří jsou sluhové, ale zlí pánové

Tűz, víz, vigyázz

Ráda kočka ryby jí, než do vody nechce A macska is szereti a halat, de kerüli a vizet Sítem vodu nenabereš Rostában nem lehet vizet hordani Snáze jest v kalné vodě ryby loviti Zavaros vízben jó halászni

[Víznek öregében fogják a nagy halat] Tichá voda bývá hluboka Veszteg álló víznek nem kell hinni Tiché vody břehy podmývají Lassú víz partot mos U veliké vodě veliké ryby bývají Nagy vízben fogják a nagy halat V povětří [v strništi] ryby loviti, a ve vodě ptáky lapati

Víz hátán nyulat les

Voda kudy jednou tekla, poteče opět Amely kuvasz egyszer átúszta a Dunát, nem fél többé a víztől

Voda nehodí se ani do bot, neřku-li do břicha Csizmájában sem szereti a vizet Voda nejlepší nápoj A víz a legjobb ital Voda nemá trámy Nincs a víznek gerendája [rakoncája] Voda s ohněm se nesnáší Víz a tűznek ellensége Vodu, oheň a ženu těžko si podmaniti Tűz, víz és asszony épen győzhetetlen Vody by mu nepodal Vizet sem adhatna neki [érdemli meg] Ztratil se jako sůl ve vodě Elveszett, mint kő a vízben

Aneb voda v maďarských a českých paremiích 493

Tyto shody frazeologismů mohou být pouze sémantické (např. Voda kudy jed-nou tekla, poteče opět; Amely kuvasz egyszer átúszta a Dunát, nem fél többé a víztől), ale také lexikální, a to jak částečné, tak úplné. Částečné jsou, když nacházíme shodu ve smyslu, a také lexikum je podobné (např. Ztratil se jako sůl ve vodě; Elveszett, mint kő a vízben), a úplné jsou, když se vedle smyslu shoduje i forma frazeologic-kých jednotek (např. Voda nejlepší nápoj; A víz a legjobb ital). Identické frazeolo-gické jednotky různých jazyků mohou poukazovat na společný původ (v případě češtiny a maďasrštiny nejpravděpodobněji na latinský anebo německý kalk; srov. také europeizmy), na převzetí z druhého jazyka (z češtiny do maďarštiny nebo nao-pak a to formou přímou nebo zprostředkovanou) a také na od sebe nezávislé vytvo-ření. Na posléze jmenovaný případ navazuje také vysvětlivka Gábora O. Nagye v jeho klasické práci Mi fán terem? Píše o tom, jak rčení A saját (a más) malmára hajtja a vizet evokuje vzpomínku na minulost. Uvádí, že v 16. a 17. století nebylo neobvyklé, že si některý panský velkostatkář dal vykopat nové koryto pro potok, aby převedl vodu na vlastní mlýn (O. Nagy 1993: 15). Různé postupy a zvyky se mohly vyvinout a existovat průběžně na více místech nezávisle na sobě a mohly být také převzaty i více národy. A proto rčení s nimi spojené nemůžeme v každém případě považovat za výpůjčku. Vzpomenuté rčení má například své ekvivalenty v různých evropských jazycích: něm. er treibt alle Wasser auf seine Mühle; fr. il apporte de l’eau à son propre moulin; it. egli tira l’aqua al suo mulino; ruš. он льет воду на чью-л. мельницу a také češ. Každý rád na svůj mlýn nahání vody (Benkő 1988: 136).

V následující části příspěvku se pokousíme o předložení spojitosti mezi séman-tickou stránkou a příznačnými motivy frazeologických jednotek. Za příznačné moti-vy považujeme ty, které se objevují ve značné části frazeologizmů, tj. jezení a pití, tonoutí, umývání se, mlynařství, rybolov, různá zvířata, prvky jako olej, oheň, krev, hlína, různé typy vod (jako např. moře, jezero, řeka) a předmětů, ve kterých se voda skladuje (např. studna, džbán, sklenice), pohyb vody samé a pohyb člověka či věcí ve srovnáví s vodou atd. Vzhledem k rozsahu nebude možnost k uvedení všech fra-zeologizmů, ale doufám, že i následující příklady podají obraz o společných rysech českých a maďarských frazémů.

1. V kontextu jezení a pití (víno, pivo, chleba, koláč, kaše, polévka, vaření) na-cházíme vodu, jako základní podmínku života. Ve zkoumaných frazémech se ale voda (někdy také spolu s chlebem) často objevuje v negativním smyslu, jako repre-zentace skromného živobytí či chudoby: Chléb a voda selská strava. Chléb a voda, co kozácká strava. Kenyéren és vízen él. Nálunk is vízben főznek. Megteszem, ha vi-zet iszom is. Protikladem chudoby – vody je bohatsví, čili víno nebo pivo. Tady je ta-ky dobře vidět rozdíl tradice pití vína v maďarských a pití piva v českých zemích – v maďarských frazeologizmech nacházíme spíš víno a v českých pivo: Otthon vízzel, másutt borral; Bort hord a ló, mégis vizet iszik; (Molnár) ha vize van, bort iszik, ha vize nincs, vizet iszik; Kinek bora nincs, igyék vizet; Na maso pivo, na zelí voda.

V souvislosti s pijanstvím a utrácením peněz kůli kupování alkoholu se voda objevuje v pozitivním kontextu: Voda nejlepší nápoj; A víz a legjobb ital; Kázat vodu, píti víno; Vizet prédikál, s maga bort iszik; Nech piva, pij vodu, nečiň kapse na škodu; Jez chleba, pij vodu, nepřijdeš na chudobu; Kdyby sedlák věděl, jak voda chutná, nikdy by o statek nepřišel.


Následující pejorativní a žertovní vyjádření jsou zase vyjádřeny milovníky li-hovin a představují vodu jako nežádoucí až nechutnou: Istenadta vize, se íze, se bűze; Vízitaltól nád terem orrodban; Nem szerette a vizet; Azt hiszi az étel, hogy kutya ette, ha vizet isznak rá; Voda nehodí se ani do bot, neřku-li do břicha; Csizmájában sem szereti a vizet. Jsou ale také časy, kdy se i voda cení, a to hlavně v nouzi či nemoci: Dokud člověk zdráv, i voda mu sladka; Szomjúnak a víz is íz; Szomjas ökörnek a zavaros víz is jó; Čas nouze, dobrá voda z louže; Máš-li chléb a vodu, nemáš hladu; Lépe vodu píti v radosti, než med v žalosti.

2. V souvislosti s pijanstvím a opilstvím známe také další žertovné frazeolo-gizmy, které jsou vyjádřené v kontextu „mytí se“. Csak mosdásra hasznája a vizet; Köszönje meg a víz, ha megmosdol benne; Akkor látott (utoljára) vizet, mikor a bába megmosdatta [megfürösztötte] (srov. také Vizet csak kereszteléskor látott).

Umýt ale můžeme nejen tělo, ale také duši – anebo se o to můžeme alespoň pokusit, protože hanebného činu se člověk stejně nezbaví. S přeneseným smyslem slova čistota, tj. se ctí a poctivostí souvisí následující příklady: A víz csak a bűnt nem mossa le; A Duna vize se mossa le róla; Víz se mossa le róla; Jak se zhyzdíš jednou vadou, nesmyješ se žádnou vodou; Voda všecko opere, krom černé tváři a zlého ja-zyka; Čisté tváři málo vody třeba (srov. také Pravda ve vodě neutone, a v ohni ne-shoří; Ráhúzták a vizes ruhát [lepedőt]).

3. Voda jako prostředek bohatství a štěstí se objevuje v kontextu mlynařství (mlýn, mlynář, mlení): Každý rád na svůj mlýn nahání vody; Každý táhne vodu na své kolo; Minden molnár a maga malmára hajtja a vizet; Poteče kdys voda i na můj mlýn; Jó víz a malmára [kerekeinek].

Když někdo hodně mluví, můžeme o něm říct, že: Má více řeči než mlynář vody. Pro označení velkého množství existuje také: Řeči má co vody; Vizet [Dunát] lehet vele rekeszteni; Annyi, mint a tenger vize. A tím také přecházíme k dalšímu motivu.

4. Sběrná místa a náčiní, nádrže pro vodu (Dunaj, Tisza, moře, jezero, studna, sito, koš, džbán, sklenice, hrnek) souvisí nejčastěji se zbytečným, marným, nesmysl-ným skutkem či počínáním: Dunába hordja a vizet; Dunába vizet, halomra földet; Tengerbe hordja a vizet; Erdőre tőkét, tengerbe vizet; Do Dunaje vodu nositi; Ros-tában nem lehet vizet hordani; Rostával meri a vizet. Podobnou výpovědí můžeme přát také něčí smrt: Tartsa meg az Isten, mint vizet a rosta. Maďaři upozorňují, že se pro vodu nechodí se sítem a Češi, že s (rozbitým) džbánem: S rozbitým džbánkem se nechodí pro vodu; S džbánem se chodí tak dlouho pro vodu, až se jde pro pivo (srov. také Addig jár a korsó a kútra, amíg el nem törik; Addig úszik a tök a vízen, amíg el nem merül). Když někdo hledá samozřejmost, něco, co má před nosem, ří-ká se, že to hledá v Dunaji: Dunában keres vizet. Naopak, když něco hledá na ne-správném místě, dělá nesmysl, tak: V povětří (v strništi) ryby loviti, a ve vodě ptáky lapati; Víz hátán nyulat les.

5. Plynutí a nenávratnost času vyjadřujeme zejména v přirovnání s pohybem vody: Čas utíká jak voda; Čas plyne jako voda, každý chvilky věčná škoda; Co bylo, to za větrem po vodě uplynulo; Elment már annak a vize; Rég elmosta a víz (srov. také Co prošlo, jak by do vody prošlo; Ihat arra már hideg vizet). Nebo naopak, jestli se něco uděje jenom zadlouho: Mnoho dotud ještě vody uteče [uplyne]; Sok víz lefolyik (még) addig a Dunán [Tiszán]; Sok víz lecsöpög addig az eszterhéjról.


Největší a nejznámější řekou Maďarska je Dunaj, druhou zase Tisa, která je vlastně levým přítokem Dunaje. Jména těchto dvou řek se častě objevují také ve fra-zeologizmech. Když se něco stalo dávno, říkáme, že: Akkor még a Tisza vize is más-felé folyt, a když něco potrvá věčně vyjádřujeme to nemyslitelnou událostí, že by Dunaj vyschnul: Sokáig, míg a Duna nem ér bokáig.

6. Živly jako oheň a půda, ale také olej se objevují jako protiklad vody a vyjád-řují rozpor, nepřítelství či neshodu: Voda se s ohněm nesnáší; Těžká shoda – oheň, voda; Spíše se voda s ohněm shodne; Víz a tűznek ellensége; Tüzet a vízzel nem le-het összebékíteni; Egyik tűz, a másik víz; Tűz és víz; Az olaj nem keveredik vízzel; Olaj és víz; Szárazon és vízen.

Živící voda se ale může stát také nepřítelem, kterého se musíme vyvarovat a to hlavně v čase povodní, tzn. sluhou je dobrým, ale ne tak pánem: Horší je voda než oheň, před ohněm se uteče, před vodou nemůže; Oheň a voda dobří jsou sluhové, ale zlí pánové; Tűz, víz, vigyázz; Ohně nelze upáliti, vody utopiti, větru udusiti a pravdě zahynouti; Vodu, oheň a ženu těžko si podmaniti; Tűz, víz és asszony épen győzhetetlen; A föld anya, a víz mostoha; Bátorságosabb földön, mint vízen járni.

Existují věci, které voda pohltí navždy: Ztratil se jako sůl ve vodě; Elveszett, mint kő a vízben; Co by se po něm voda slehla (srov. Elnyelte a föld), pravda ale vždy vyjde navrch: Vyjdeť pravda navrch, jak olej nad vodu; Pravda ve vodě neuto-ne, a v ohni neshoří.

7. Pojem „utopení (se)“ se vyskytuje zejména v maďarských frazémech, pro češtinu není tak příznačná. Voda má v těchto případech negativní charakter, před-stavuje nějaký velký, někdy neřešitelný problém či osud, kterému nemůžeme unik-nout: Nem hal vízbe, kinek fel kell akadni; Ki felől isten elvégezte, hogy felakasszák, nem hal vízbe; Akár egy kanál vízbe fulladjon az ember, akár a Dunába; Ne menj a fára, nem esel le, ne menj a vízbe, nem halsz bele; Ha nagy vízbe nem akarsz halni, a patakokat is kerüld; Esőt kerülte, vízbe halt; Nagy víznek eredett, belehalt; Azt sem tudja, nagy vízbe haljon-e vagy kicsibe; Kanál vízbe is belehalhat a légy.

Člověk v problémech, stejně jako tonoucí se, chopí se každého řešení, chytá se slámy, trnu, trávy, stromu, věří v „happy end“, ale také v to, že opatrností může pře-dejít problému: Kdo do vody upadne, třeba trnu se chytí; Vízbe esett ember a hab-hoz is kap; Kétfelé kap, mint a vízbe haló; Fűhöz-fához kap(kod) [fűbe-fába kapasz-kodik /a szalmaszálba is /minden szalmaszálba belekapaszkodik], mint a vízbefúló; Vízbe ne hágj, ha követ nem látsz; Addig lépj a vízbe, míg a kövét látod!

Když se na někoho moc zlobíme, utopili bychom ho i ve lžíci vody: Láskou by tě snědl a na lžíco vody utopil; Megfojtaná [elvesztené] egy kanál vízben, ale může se také stát, že člověk, kterému sme chtěli ublížit, se z potíží dostane a nalezne se v ještě lepší situaci, než v jaké byl před tím: Vízbe ölte a békát, tóba a halat.

Být ve vodě nebo pod vodou ale ve většině případů vůbec neznamená příjem-nou záležitost: Chodí celý pod vodu spuštěný. Dostat někoho na vodu / pod vodu ne-bo nechat pod vodou, znamená zaplést ho do problémů: Lenyom a víz alá valakit; Vízben hagy valakit; Vízre tesz valakit. V situaci, když se člověku naslibuje všechno možné, ale nakonec nic nedostane, můžeme použít frazeologizmus: Vízre visz (szom-jan hagy) (srov. Slibuje hory doly, a když k skutku přijde, nepodáť vody [a nepodal by jednomu vody]).


Existuje také ne příliš zdvořilá výzva, když chceme, aby někdo odešel, anebo když chceme vyjádřit, že mu nevěříme: Bújj [menj] a víz alá (száradni)! ‘Choď se sušit pod vodu!’ Ironické je vyjádření (Ezzel aztán) kinn [kint] van a vízből ve smy-slu, že se z vody nedostal a má pořád problémy. Když se ale člověk dostane nad vodu, to znamená, že se opil: Följebb járt a víznél.

8. Ve frazeologizmech se velice často objevují zvířata (viz Katus 1992; Forgács 2005a, Forgács 2005b). Ve spojitosti s vodou nacházíme nejčastěti ve vodě žijící ryby a žáby, ale také psa, o kterém se taky říká, že je nejlepším přítelem člověka. Jsou v nich ale k nalezení také další domácí zvířata (kočka, vůl, kůň, osel, svině, hus, kuře), „divá“ (pták, zajíc, moucha) či exotická (opice) zvířata. Vystupování exotic-kých zvířat v českých a maďarských frazeologizmech není vůbec obvyklé, a může poukazovat na novější původ. Zvolání Most ugrik a majom a vízbe! užíváme ve vý-znamu ‘a teď uvidíme, jestli se to povede’.

Sémantika frazeologizmů se zvířaty je velice různorodá, spojují je především lexémy označující zvířata, ale často vyjádřují nějakou vlastnost člověka. Např. Hall-gat, mint hal a vízben ‘je mlčenlivý’, Hamarább forr a vize, mint a csirkét megfogta ‘bere každou možnost jako určitost’, Lepereg róla, mint kutyáról a víz ‘je marné mu vynadat’.

Tvrdě pracující či chudý člověk se zpravidla objevuje ve tváři vola nebo koně: Bort hord a ló, de vizet iszik; Szomjas ökörnek a zavaros víz is jó. Ryba se zase ob-jevuje v kontextu blahobytu nebo jako ztělesnění bohatství, stejně jako voda, ve kte-ré žije: Blaze rybám u vodě; Él, mint hal a vízben; Egészséges, mint hal a vízben; Örül, mint a bővízbe esett hal; Ráda kočka ryby jí, než do vody nechce; A macska is szereti a halat, de kerüli a vizet; Aki a víztől fél, nem eszik halat; Ahol víz van, ott hal is van.

Voda, ve které žijí ryby, může být velká, malá, kalná, stará a stojatá. V malé vodě nacházíme malé ryby, ve velké vodě velké: V malé vodě malé ryby; U veliké vodě veliké ryby bývají; Nagy vízben fogják a nagy halat. Říká se, že v kalné vodě se lépe loví, tj. ‘člověk se snadněji uplatní za nespořádaných okolností’: Snáze jest v kalné vodě ryby loviti [V kalných vodách dobře ryby lovit]; Jobb halászat esik za-varos vízben [Zavaros vízben jó halászni]. Platí také, že čím větší nároky si někdo klade, tím větší má šanci k dosažení velikého úspěchu: Víznek öregében fogják a nagy halat. Je ale také: V stojatý vodě ryby hnijou.

9. Na závěr se podívejme, jaká adjektiva se můžou pojit s vodou. Již jsme se zmínili o vodě velké, malé, kalné, staré a stojaté, avšak nacházíme také vodu stude-nou, vlažnou, horkou, pálivou, čistou, dobrou, tichou, pomalou, plytkou i hlubokou. K vyjasnění situace můžeme dospět například nalitím čisté vody do sklenice: Önt-sünk tiszta vizet a pohárba! Když se propásne možnost, zapíjí se vodou studenou: Ihat már arra hideg vizet. Vlažnou vodou označujeme člověka hloupého: Langyos víz; Pálivou vodou tvrdý alkohol: Tüzes víz; Horká voda se vyskytuje ve frazeolo-gismu: Forró vizet a kopaszra [kopasznak]!, které se používá jako vysmívání se ple-šatému člověku, a je známé z lidové pohádky, ve které chytré prasátko přelstí tucet vlků. Přelstít nás může ale také člověk, který moc nemluví z toho důvodu, že je zákeřný. Máme se ho proto vyvarovat: Veszteg álló víznek nem kell hinni. Tichá či pomalá voda jak známo dosáhne svého cíle: Tichá voda břehy podmývá [podmílá,


ryje, podrývá], (prudká před se běží). Lassú víz partot mos. Hodit někoho do hlu-boké vody znamená pověřit ho těžkým úkolem již na začátku: Bedob a mély vízbe. Také když někdo na sebe vezme těžký úkol anebo porozumí podstatě věci, řekneme: Nem csekély vízben tapogat; Nagy vízbe veti a hálóját.

Porovnávání frazeologických jednotek dvou jazyků je vlastně porovnáním dvou kultur. Kulturní, historické, politické, sociální a jiné ideo-etnické aspekty textů a také frazeologizmů tvoří jejich národní charakter, tzv. lingvo-reálie (srov. Bańczerowski 1997: 40). Každý jazyk kategorizuje svět jinak, ale ze zkoumaného materiálu mů-žeme zároveň vyvodit, že výrazivo a expresivní náplň frazeologizmů spojených s vodou je v češtině a maďarštině značně podobná. Po lexikálním a a sémantickém srovnání materiálu obou jazyků jsme určili 21%-ní ekvivalenci, a našli jsme také příznačné motivy v podobném či stejném významu. Frazeologizmy odrážejí událo-sti, zkušenosti a ponaučení dřívějších dob, zprostředkují vztah mezi současností a minulostí a mají často žertovní či ironický charakter. Jsou mezi nimi takové, kterým dodnes rozumíme a aktivně je používáme, ale také řada takových, jejichž původ či význam byl zapomenut (srov. Opěláné Károlyi 1996: 89). Jako téma dalšího výzku-mu by bylo vhodné zvolit například frekvenci užívání těchto frazeologizmů v dnešní době a to na základě českého i maďarského národního korpusu.

Slovníky

Bárdosi 2003 = Bárdosi Vilmos: Magyar szólástár. Budapest, 2003. Erdélyi 1851 = Erdélyi János: Magyar közmondások könyve. Pest, 1851. T. Litovkina 2005 = T. Litovkina Anna: Magyar közmondástár. Budapest, 2005. Margalits 1990 = Margalits Ede: Magyar közmondások és közmondásszerű szólások. Buda-

pest, 1990. O. Nagy 1993 = O. Nagy Gábor: Mi fán terem? Budapest, 1993. O. Nagy 2010 = O. Nagy Gábor: Magyar szólások és közmondások. Budapest, 2010.

Literatura

Bańczerowski 1997 = Bańczerowski Janusz: A kontrasztív szemantika kérdéseihez. In: Kiss Gábor, Zaicz Gábor (szerk.): Szavak – nevek – szótárak. Budapest, 1997. 40–43.

Benkő 1988 = Benkő Loránd: A történeti nyelvtudomány alapjai. Budapest, 1988. Bittnerová–Schindler 2003 = Bittnerová Dana, Schindler Franz: Česká přísloví. Soudobí stav

konce 20. století. Praha, 2003. Čelakovský 1949 = Čelakovský F. L. Mudrosloví národu slovanského ve příslovích. Praha,

1949. Forgács 2005a = Forgács Tamás: A „disznó”-val kapcsolatos szólások a magyarban és más

nyelvekben. In: Nyelvtudomány I. (Acta Universitatis Szegediensis. Sectio Linguistica 1.) Szeged, 2005. 103–114.

Forgács 2005b = Forgács Tamás: „Állati” szólások és közmondások. A felfuvalkodott békától a szomszéd tehenéig. Budapest, 2005.

Katus 1992 = Katus Elvira: Lovak a bolgár és a magyar frazeológiai egységekben. In: Nyo-márkay István (szerk.): Szlavisztikai tanulmányok. Budapest, 1992. 99–103.

Opěláné Károlyi 1996 = Opěláné Károlyi Mária: Népnevek a cseh és a magyar frazeologiz-musokban. Névtani Értesítő 18 (1996): 85–89.

http://www.motorkari.cz/forum-detail/?ft=102467&fid=3&pgr=245


Поликодовая характеристика заглавий «Рунета» с фразеологизированным компонентом корабль

ПЕТРЕНКО Ольга Валерьевна

Киев, Украина E-mail: [email protected]

Описание языка в современных исследованиях тесно связано с рассмотре-нием его связи с действительностью, поскольку лингвистика ХХІ века ориен-тирована на вовлечение в сферу своих научных изысканий не только собст-венно языковых, но и экстралингвистических факторов. Наряду с традиционно значимыми языковыми проблемами особую актуальность приобретает анализ новых способов передачи значения, что связано прежде всего с возникнове-нием новых видов дискурса, в рамках которых реализуются эти способы.

Одним из таких распространенных в настоящее время видов дискурса можно считать интернет-пространство, изучением которого занимаются мно-гие ученые (А. А. Атабекова, Е. Н. Галичкина, О. В. Дедова, А. И. Самаричева, D. Crystal, S. Herring), в работах которых выделяется феномен веб-страницы как особого типа текста, функционирующего в этом пространстве. Такой текст обладает теми же формальными признаками, которые характерны для тради-ционных печатных текстов, однако имеет некоторые отличия, связанные со спецификой состава и расположения его элементов. Особую значимость для изучения интернет-текста в целом имеет анализ заголовочного комплекса ин-тернет-страницы как компрессированного текста, в котором отражены основ-ные тенденции организации компьютерного дискурса.

Заглавие интернет-страницы обладает специфичными признаками, кото-рые в значительной степени отличают его от заголовков других типов дискурса (художественного, публицистического), на основании чего можно говорить о выделении отдельного вида заголовка – интернетпагионимов (Петренко 2012). Они характеризуются повышенной семантической осложненностью за счет использования различных графосемантических элементов, лаконичностью, а также повышенным влиянием на реципиента. Ключевым отличием интернет-пагионимов от заглавий печатного дискурса является частое совмещение в их структуре нескольких негомогенных кодов передачи значения. Тексты такого типа могут быть как дикодовыми, так и поликодовыми. В первом случае текст содержит в себе два семиотических кода, во втором – три и больше (например, кинематограф, телевизионные программы и клипы). В связи со спецификой своего функционирования и пространственного размещения, интернетпагио-нимы чаще всего являются дикодовыми, т. е. креолизованными образования-ми, состоящими из вербального (текстового) и невербального (иконического) компонентов. Иконическая часть заглавия может представлять собой либо па-раграфему, то есть букву, в графической реализации которой хотя бы один

Поликодовая характеристика заглавий «Рунета» с компонентом корабль 499

компонент совпадает со структурно значимой границей рисунка (Петренко 2011), либо собственно рисунок, являющийся иллюстрацией для заголовоч-ного комплекса.

Следует отметить, что одной из характерных черт интернетпагионимов являются лаконичность и краткость. Среди заглавий Рунета превалируют од-нословные или построенные по модели словосочетания. Такие заглавия эффек-тивно справляются с задачей размещения текстов в когнитивном пространст-ве интернет-страницы, однако не менее действенным является использование в качестве заголовка и фразеологических единиц, которые по богатству вызы-ваемых ими ассоциаций не уступают однословным заглавиям. Кроме того, фра-зеологизмы обладают закрепленным в сознании носителя значением, которое в контексте функционирования на той или иной интернет-странице приобре-тает новые оттенки вследствие тесной спаянности вербального и иконического компонентов интернетпагионима. В этом аспекте интересным представляется рассмотрение заголовков, представляющих собой крылатые выражения (в тер-минологии Л. П. Дядечко – эптонимы), связанных со стихией водного прост-ранства. В частности, яркой образностью обладают эптонимы Алые паруса, Ноев ковчег и Крейсер «Аврора» (в составе крылатого выражения Что тебе снится, крейсер «Аврора»?).

Так, эптоним Алые паруса восходит к одноименному названию повести А. Грина и обозначает символ высокой мечты, надежды на счастье (Мокиенко–Никитина 2007). В качестве заголовка данная крылатая единица проиллюстри-рована чаще всего изображением корабля с алыми парусами, что визуализи-рует прямое значение выражения и делает его восприятие более образным. Кроме того, актуализируется аттрактивная функция изображения, поскольку яркий рисунок привлекает внимание читателя, заставляя возвращаться к загла-вию снова и снова. Этот эптоним служит заглавием для сайтов различной на-правленности, которые связаны:

1) с отдыхом (например, многие пансионаты и отели в Крыму имеют на-звание Алые паруса), что может быть обусловлено интенцией создателей пред-ставить свой пансионат как место, где случаются чудеса, и где посетителей ожидает волшебный отдых;

2) с детским творчеством и досугом, в частности, сайты детских центров и проектов, что оправдано не только символическим значением выражения (надежда на лучшее, чудо), но и некой «сказочностью» образа корабля, что может привлечь детскую аудиторию;

3) с предоставлением услуг знакомства и свадебных салонов, что обусло-влено, по-видимому, символикой его значения, которая особенно актуальна для сайтов с подобной тематикой (надежда на счастливое будущее в браке или надежда найти свою вторую половинку, о чем изначально идет речь в повести А. Грина);

4) с предоставлением услуг креативного характера, предлагающих нестан-дартные решения каких-либо проблем. Алые паруса в данном случае выступа-ют символом стремления к лучшему, тому, что выходит за рамки привычных стереотипов.

500 Петренко О. В.

Кроме того, в данном контексте актуализируется сема ‘корабль’ как сред-ство движения к цели, что подтверждается изображением корабля с надутыми парусами. Корпус судна выполнен в виде тонкого полумесяца, что еще раз под-черкивает его принадлежность миру волшебства (создатели сайта могут решить возникшие проблемы как «по волшебству»);

5) с предоставлением услуг по продаже мебели. Алые паруса выступают здесь как символ мечты, которую готов воплотить данный мебельный мага-зин, предоставляя широкий выбор товара (актуализируется сема ‘море’).

Таким образом, эптоним Алые паруса в контексте его функционирования в качестве креолизованного заглавия углубляет восприятие содержимого сайта, придавая ему определенные оттенки благодаря широкому спектру ассоциативно-символических значений, которые несут в себе как текст, так и иллюстриру-ющий его рисунок.

Крылатое выражение Ноев ковчег является библеизмом по своему проис-хождению, так как возникло из ветхозаветного мифа о всемирном потопе, от которого смог спастись только Ной, построив ковчег. Данное выражение упот-ребляется в двух значениях: 1) ‘помещение, заполненное множеством людей’; 2) ‘средства спасения’ (Ашукин–Ашукина 1988: 239). В заглавиях присутству-ют оба компонента смысла, что подтверждается соответствующими иллюст-рациями. Чаще всего это крылатое выражение служит заглавием для сайтов, связанных с животными (магазинов, питомников). В данном случае интернет-пагионим проиллюстрирован изображением какого-либо животного, что акту-ализирует сему ‘спасение’, ‘уход’.

Кроме того, частотным является его употребление для сайтов ресторанов и кафе, что реализует интенцию создателей указать на «наполненность» своих заведений, где можно найти отдых и спасение от забот. Заглавия этого типа проиллюстрированы изображением корабля на волнах (значение оплота, за-щиты от житейских бурь), видами самого ресторана или символичными изоб-ражениями королевских регалий (актуализируется не только значение много-людности, но и появляется новое значение отдыха по-королевски). На сайте одноименной газеты христианской направленности заглавие проиллюстриро-вано изображением гор, что нивелирует значение наполняемости и на первое место выдвигает идею спасения, веры в чудо (по легенде, Ноев ковчег был найден на горе Арарат).

Эптоним Что тебе снится, крейсер «Аврора»? является преимущественно заглавием статей в интернет-изданиях, посвященных описанию истории дан-ного судна или каких-либо реалий советского времени. Иллюстрации, соответ-ственно, представляют собой изображение корабля (фотографии или рисунки), либо реалий, тем или иным образом связанных с революционным периодом в истории России. Можно утверждать, что, выступая заглавием иллюстриро-ванной интернет-статьи, крылатое выражение становится символом ушедшей советской эпохи, который используется для стилизации рассказа.

Таким образом, крылатые выражения с фразеологизированным компонен-том корабль достаточно часто являются элементом заголовочного комплекса интернет-страницы, образуя единое целое с иконическими компонентами тек-

Поликодовая характеристика заглавий «Рунета» с компонентом корабль 501

ста. Характерно, что рисунок может отображать значение эптонима букваль-но, визуализируя его семантику, актуализировать только некоторые элементы смысла или добавлять новые, ранее не присущие крылатому выражению.

Словари Ашукин–Ашукина 1988 = Ашукин Н. С., Ашукина М. Г. Крылатые слова. Литератур-

ные цитаты. Образные выражения. Москва, 1988. Мокиенко–Никитина 2007 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских

поговорок. Москва, 2007.

Литература Петренко 2011 = Петренко О. В. Понятие параграфемы в современной лингвистике.

В кн.: Етнічні виміри універсуму: мова, література, культура. Київ, 2011. 217–220. Петренко 2012 = Петренко О. В. Персуазивный потенциал кинестетических заголов-

ков интернет-страниц. В кн.: Мовні і концептуальні картини світу. Вып. 42. Ч. 1. Київ, 2012. 329–335.


Универсальное и уникальное в турецкой и украинской сакральной фразеологии с гидрологическим

компонентом

ПОКРОВСКАЯ Ирина Леонидовна Киев, Украина


Сакральная фразеология, изучающая цитатные и сюжетные выражения священных религиозных книг представителей как идентичных, так и разных вероисповеданий, является одним из самых образных пластов всей фразеоло-гической системы, который, однако, вызывает дискуссии в научной литерату-ре. Фразеологизмы и крылатые выражения религиозного происхождения за-частую имеют в языке свою отдельную судьбу, но при этом сохраняют «гене-тическую память» – «тот „семантический довесок“, который обеспечивает им „закадровую глубину“ за счет внелингвистических „фоновых“ знаний и ассо-циативных связей» (Шулежкова 2013: 154).

Наше исследование посвящено изучению фразеологических единиц с гид-рологическим компонентом (в широком понимании), источниками которых стали христианство и ислам. Как отмечает О. А. Бурукина, «Библия и Коран, пожалуй, – две самые известные книги в истории человечества» (Бурукина 2012: 59).

И в Библии, и в Коране культ воды, олицетворяющий начало и конец все-го живого, занимает важное место, определение которого и позволит раскрыть тайну общности и отличия фразеологических единиц с данным компонентом в разных лингвокультурах.

В Библии, как пишет Е. В. Бобырева, вода имеет двойственный характер: с одной стороны, это губительная для всего мира стихия, примером которой мы можем назвать Вселенский потоп, с другой стороны, погружение в воду, как в случае с обрядом крещения, символизирует начало новой жизни (Бобы-рева 2007: 137). Подтверждение этой точки зрения находим и в Старом завете. В конце концов после потопа Ноев ковчег прибило к горе Арарат (Быт. 8:4). В Коране присутствует также двойственность: противопоставление «мирового водного пространства» как разрушающего катаклизма (Ноев и Аримов пото-пы) и плодородных осадков – дождя: «Allah gökten bir su indirdi ve onunla yery-üzünü ölümünden sonra diriltti» [‘И ниспослал Аллах с неба воду, и оживил ею землю после смерти’] (16:65).

Всемирный потоп описывается в Библии в Бытии: «Вода покрыла все горы. Верхушки самых великих гор были покрыты водой как минимум на 7 метров» (Быт. 7:19–20). Всемирный потоп погубил всех людей (Быт. 7:21), кроме Ноя и его семьи. В Коране Ноев потоп описывается в суре «Худ» (11:42–44). Во время потопа, посланного на население, которое не уверовало в Аллаха, были

Турецкая и украинская сакральная фразеология с гидрологическим компонентом 503

сильные волны, ковчег кидало из стороны в сторону, но в итоге ковчег оста-новился возле горы аль-Джуди («Худ», 44). Аримов потоп, ниспосланный на народ Саба, изображен в суре с одноименным названием – «Саба» (34).

Выражение всесвітній потоп и его многочисленные синонимы Ноїв по-топ, Великий потоп, світовий потоп, вселенський потоп, біблейський потоп вошли в повседневный лексикон украинцев. В книге о библеизмах в украин-ском языке отмечается: «Выражение всемирный потоп употребляют, когда речь идет о большой грозе (это шуточное употребление), а в первую очередь тогда, когда речь идет о большой катастрофе, стихийном бедствии» (Коваль 2001: 32); ср.:

Серед численних природних катаклізмів, які спіткали людство за майже 3 млн. років його історії, були й грандіозні повені. Згадка про ці глобальні лиха збере-глася у Святому Письмі у формі оповіді про Всесвітній потоп та Ноїв ковчег (газ. «Слово і діло», 30.03.2013).

В современном мире выражение всесвітній потоп употребляется и в зна-чении ‘конец света’:

Якщо кінець настане, він виглядатиме, як у Біблії. Всесвітній потоп або якесь ін-ше глобальне порушення природи, яке знищить світову цивілізацію (gazeta.ua).

Фразеологический словарь украинского языка фиксирует также такие ФЕ с компонентом потоп: до потопу (і до потопу) – 1. ‘уже длительное время’; 2. с отрицанием ‘никогда’: І до потопу не закінчити роботи (СФУМ 2003: 550); від потопу – ‘с давних времен’ (СФУМ 2003: 550). Аналогом второй ук-раинской ФЕ в турецкой фразеологии является единица с компонентом Нух (рус. Ной): Nuh Nebiden kalma (букв. ‘c эпохи пророка Ноя’) (AvDS 1988: 981), которая одновременно употребляется и для обозначения производного слова допотопний ‘то, что было очень давно’ (в первичном значении), ‘морально ус-таревший, отживший себя’ (в метафорическом значении). Выражение Це було за часів потопу обозначает, что что-то произошло в незапамятные времена, т. е. очень давно (Ланглуа и др. 2004).

Общим для фразеологических систем многих языков является выражение После нас хоть потоп (украинский вариант: Після нас [а там] хоч потоп; ту-рецкий – Bizden sonra tufan olsun), которое происходит от французского кры-латого выражения Après nous le déluge. Эта фраза часто приписывается фран-цузского королю Людовику XV, «но мемуаристы утверждают, что она принад-лежит фаворитке короля, маркизе де Помпадур (1721–1764). Этими словами она якобы утешила Людовика XV, удрученного поражением французских войск при Росбахе» (Берков и др. 2008: 50).

Указанное крылатое выражение передает призыв жить одним днем, не за-думываясь о результатах своих действий для окружающих в будущем, в целом отображает жизненную философию эгоистически настроенных людей. В соста-ве указанного крылатого выражения местоимение может варьироваться: укр. після мене – тур. benden sonra, benden sonra, укр. після нього – тур. ondan sonra;

504 Покровская И. Л.

или заменяться существительным: «Після Евро-2012 – хоч потоп» (radiosvo-boda.ua), «Після потопу хоч… потоп» (газ. «Закарпаття», 28.07.2008). В турец-ком языке склонным к трансформациям в составе данного выражения оказался глагольный компонент, принимающий отрицательную форму: Benden sonra tufan olmasın [‘Пусть после меня не будет потопа’] (впервые встречается в на-звании пьесы турецкого драматурга Мухсина Эртугрула).

На основе библейского сюжета о всемирном потопе: «Разверзошася вси источницы бездны, и хляби небесныя отверзошася» [‘В сей день разверзлись источники великой бездны, и окна небесные отворились’] (Быт. 7:11–12) в ук-раинской фразеологии возникло выражение, содержащее лексико-семантиче-ские черты старославянского языка и не имеющее аналогов в турецком: роз-верзлись хлябі небесні (Коваль 2001: 33). Слово хлябь интерпретируется по-разному: ‘бездна, пропасть, простор, глубина’, ср. хлябь ‘водопад’ (СС 1999: 762); а само выражение означает ‘открылись небесные просторы’ (РФ 2005: 732). В современном украинском языке выражение хлябі небесні символизи-рует ‘грозу, ливень, сильный снегопад’.

Ноев потоп, который, согласно Корану, погубил не все народы земли, т. е. не был всемирным катаклизмом, а только стихийным бедствием локаль-ного характера, наказавшим нечестивый народ пророка Нуха, в турецком языке выступает в формах Nuh tufanı ‘Ноев потоп’, Büyük Tufan ‘Большой потоп’, не приобретая значения ‘всемирный потоп’. Выделенные выражения в образном значении передают большое количество воды, преимущественно в виде осад-ков: «Komşu’da Nuh tufanı. Sağanak yağış Yunanistan’ın başkentini vurdu. 24 ya-şındaki bir kadın sel sularına kapılıp öldü…» [‘Ноев потоп у соседа. Проливной дождь накрыл столицу Греции. 24-летняя женщина была накрыта водами, в результате чего умерла’] (газ. «Sabah», 23.02.2013).

Лексема tufan – потоп также является компонентом таких устойчивых фразеологических выражений, как alkış tufanı kopmak (букв. ‘сорваться – о пото-пе аплодисментов’), kahkaha tufanı kopmak (букв. ‘сорваться – о потопе смеха’).

Как уже отмечалось, образ воды присутствует в христианской и мусуль-манской традициях (в разных формах выражения) в качестве позитивного на-чала, что и отображено во фразеологии.

Популярное крылатое выражение живая вода, которое символизирует в Библии «учение Христа о Царстве Божием, очищающее, одухотворяющее верующих, способствующее их перерождению» (ФССЯ 2011: 83), ср.: «Жен-щина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; от-куда же у тебя вода живая?» (Ин. 4:11); «…а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4:14). Таким образом, в Святом письме заложено, что живая вода является прообразом вечной жизни. В словаре крылатых выражений наиболее полное толкование выражения жи-вая вода следующее: 1. ‘то, что благотворно воздействует на кого-л., что-л.; (перен.) источник бодрости, творчества, новых идей’; 2. ‘специальная дегази-рованная вода, способствующая росту растений, а также используемая в ме-дицинских целях’ (Дядечко 2008). Крылатое словосочетание живая вода как


антоним словосочетания мертвая вода прочно вошло в украинский фольклор в значении ‘волшебная, богатырская, магическая вода, эликсир жизни’ (см. за-карпатские сказки «За живой водой», «Молодильная вода», ср. сюжетную ли-нию сказки о «Вечернике, полуночнике и восходе»).

В современной украинской лингвокультуре выражение жива вода обо-значает все, что дает человеку силу и бодрость. Это целебная, оздоровитель-ная жидкость в коммерческой продовольственной рекламе (вода «Прозора» – жива вода з Хмельниччини) и движущаяся субстанция в туристической рекла-ме (Карпатські водоспади – це жива вода; Річки з живою водою).

Крылатое выражение живая вода функционирует и как название лечеб-ных, оздоровительных и развлекательных заведений (санаторий «Аква Вита» [с лат. aqua vitae ‘живая вода’] в поселке городского типа Сатанов Хмельниц-кой области, который находится вблизи источника чудо-воды збручанской Нафтуси, отель «Живая вода» в горном селе Межгорье в Закарпатье, гостевой двор «Живая вода» в городе Яремче Ивано-Франковской области, сеть аптек «Живая вода»), народных коллективов, объединений, фестивалей (народный фольклорный ансамбль имени Павла Бакланова «Живая вода», в том числе и в трансформированном виде: 8-й Международный фестиваль детских миро-творческих объединений «Живая вода дружбы»). «Живой водой» назвал свой роман, изданный в 1947 году, Ю. Яновский, в котором воплотил идею един-ства нации, возрождающейся после войны. Обвиненный в национализме, Ю. Яновский был вынужден изменить основные моменты своего романа и издать его под названием «Мир» в 1956 году.

В переосмысленном значении (в графическом варианте – в кавычках) обо-рот обозначает ‘препятствие, повод для остановки’:

«Жива вода» для довгобуду: Можливо, хоч щось зміниться в державі, де постійно меншають централізовані капвкладення, у той час як величезні кошти омертвіли в розкиданих по містах і селах незавершених будівництвах (газ. «День», 12.01. 1999).

В турецкой лингвокультуре выражение живая вода (тур. ab-ı beka, ab-ı hayat, ab-ı cavid, ab-ı cavidan, ab-ı hayavan, ab-ı Hızır, ab-ı İskender, ab-ı zinde-gani, diriliş suyu, hayat suyu, ölmezlik suyu) имеет непосредственную связь с ту-рецкой мифологией (Besir Su) и Кораном: «Musa aleyhisselam genç arkadaşı ile (Yuşa aleyhisselam) ile birlikte Hızır’ı (aleyhisselam) iki denizin kavuştuğu yerde aramaya gitmiştir» [‘Это вода, выпитая пророком Хызыром, которого искал пророк Муса (библ. Моисей) с его младшим товарищем по имени Юша’] (18: 60–82). Эта вода символизирует вечную жизнь и бессмертие.

В суфизме живая вода – это источник божественной любви: кто будет из него пить, тот будет жить вечно. Суфийские поэты, обращаясь к образу жи-вой воды, напрямую или в скрытой форме поднимают темы вечности, солнца, невзгод, трудностей (Uludağ 2012: 20).

Во многих языках, в том числе в турецком и украинском, живой водой на-зывают также исконно шотландский спиртной напиток виски, который в пере-воде с гэльского языка (uisge beatha) имеет значение ‘вода жизни или живая


вода’. Кроме данного интернационального выражения, с компонентом вода как в украинском, так и в турецком языках имеются содержащие религиоз-ные компоненты названия спиртных напитков, носящие яркую национальную окраску: грешною водою (укр. грішною водою) украинцы называют ‘водку’, а водой имама (тур. imam suyu) (имам – управитель мечети) турки именуют ‘ракы или ракию’ – популярный в Турции и на Балканах крепкий алкогольный напиток, получаемый в результате дистилляции ферментированных фруктов. Некоторые исследователи древних славянских текстов также отмечают, что превращение воды в вино было первым чудом, совершенным Иисусом Христом, которое, наряду с другими чудесами, подтверждало божественное происхож-дение сына плотника Иосифа и Девы Марии. Генетическую память об указан-ном событии содержит устойчивая фраза вода на вино (Осипова 2013: 120).

Кроме зафиксированного словарями крылатого выражения живая вода, в языках народов, придерживающихся христианской традиции, функциони-руют устойчивые обороты священная вода, святая вода, богоявленская вода (укр. священа вода, свята вода, богоявленська вода), возникшие как следствие той важной роли, которую вода играет в церковных ритуалах крещения и освя-щения («…возьмет священник святой воды в глиняный сосуд…» – Чис. 5:17).

Сам процесс освящения воды был и остается в христианских обрядах тор-жественной и многолюдной процедурой, в связи с этим о назойливом челове-ке, без которого не может обойтись ни одно дело, говорят: без нього і вода не освятиться (відсвятиться, посвятиться) (СФУМ 2003: 120).

Святая вода согласно народным верованиям оберегала от нечистой силы, что и отображается в составе ФЕ: боятися, як чорт (дідько) свяченої води ‘сильно бояться’ (СФУМ 2003: 769). Хотя народом подмечены такие критиче-ские случаи, в которых и святая вода оказывалась бессильной, что отражено в пословице Як прийде біда, не поможе й свячена вода.

В научной литературе святой водой называют полученную с помощью применения ионов серебра воду, имеющую бактерицидные характеристики, так называемую серебряную воду (Боровкова 1970). Следует также отметить, что святую воду для прихожан в храмах хранили в серебряных сосудах.

В турецком языке выражение kutsal su (букв. ‘святая вода’) используется для обозначения освященной по христианским обычаям воды:

Rusya’nın İrkutsk kentinde kilisedeki ‘kutsal su’ içtikleri belirtilen 204 kişinin akut bağırsak enfeksiyonu nedeniyle hastaneye kaldırıldığı bildirildi [‘204 человека, кото-рые пили «святую воду» в церкви в городе Иркутск в Российской Федерации, были госпитализированы с острой кишечной инфекцией’] (газ. «Bir gün», 27.01. 2010).

В Коране вода, обеспечивая и стимулируя рост всего живого в природе, является плодородным началом; часто выступает как синоним лексемы дождь. Отсюда и благоговейное отношение к воде, которое отображается в турецких ФЕ: Su gibi ömrün olsun / Sular gibi ömrün olsun / Su gibi ömrün uzun olsun / Sular kadar ömrün olsun ‘Живи долго и счастливо’ (букв. ‘Пусть твоя жизнь будет словно вода’); Su gibi aziz olmak (букв. ‘быть ценным, как вода’):

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0_%D0%A7%D0%B8%D1%81%D0%B5%D0%BB


Su üzerine söylenecek çok şey var. İlk akla geleni, atalarımızdan yadigar bir dua; kısa ve öz: Su ikram edildiğinde içilir, şükredilir, arkasından suyu verene ‘su gibi aziz olasın’ diye dua edilir [‘О воде можно сказать многое. Но первое, что приходит в голову, это известная молитва наших предков, короткая и точная: Когда пред-лагают воду, ее пьют, за нее благодарят, а того, кто подал воду, благословят: «Будь ценным, как вода»’] (газ. «Milliyet», 16.12.2011).

Таким образом, заимствованные из священных книг «гидрологически» окрашенные выражения являются важным источником пополнения фразеоло-гии национального языка, и, как отмечает С. Г. Шулежкова, они «обрастают» вариантами, синонимами, антонимами, переживают всевозможные структур-ные и семантические метаморфозы, становясь полноправными элементами язы-ковой системы (Шулежкова 2013: 8). Процесс обогащения национальных язы-ков идет и другим путем: религиозно маркированные лексические единицы входят в состав устойчивых выражений, которые в процессе исторического развития могут приобретать новые значения, зачастую отдаленные от сугубо культовой жизни и требующие национально-культурных комментариев при переводе с языка на язык.


крылатых слов и выражений русского языка. Магнитогорск–Грайфсвальд, 2008. Дядечко 2008 = Дядечко Л. П. Крылатые слова нашего времени. Толковый словарь.

Москва, 2008. Ланглуа и др. 2004 = Ланглуа А., Муане А. Л., Фуйу Д., Тибо М., Требюшон Р., Спис Ф.

Святе Письмо в європейській культурі. Біблійний словник. Київ, 2004. РФ 2005 = Мокиенко В. М. (ред.) Русская фразеология. Историко-этимологический

словарь. Изд. 3-е, испр., дополненное. Москва, 2005. СС 1999 = Цейтлин Р. М. (ред.) Старославянский словарь (по рукописям Х–XI веков)

Москва, 1999. СФУМ 2003 = Словник фразеологізмів української мови. Укл. В. М. Білоноженко, І. С.

Гнатюк, В. В. Дятчук та ін. Київ, 2003. ФССЯ 2011 = Шулежкова С. Г. (отв. ред.) Фразеологический словарь старославянского

языка. Москва, 2011.

AvDS 1988 = Atasözleri ve deyimler sözlüğü. Hazırlayan: Aksoy Ömer Asım. Istanbul, 1988. Uludağ 2012 = Uludağ S. Tasavvuf terimleri sözlüğü. İstanbul, 2012.

Литература Бобырева 2007 = Бобырева Е. В. Религиозный дискурс. Ценности, жанры, языковые

характеристики. Волгоград, 2007. Боровкова 1970 = Боровкова И. И. Как сделать «святую воду» и три чуда с ее помощью.

Химия и жизнь 1970/3: 87–89. Бурукина 2013 = Бурукина О. А. Цвета библейских фразеологизмов. Истоки цветового

символизма. В кн.: Die slawische Phraseologia und die Bibel. Greifswald, 2013. 59–69.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%8F_%D0%B8_%D0%B6%D0%B8%D0%B7%D0%BD%D1%8C


Коваль 2001 = Коваль А. П. Спочатку було слово. Крилаті вислови біблійного поход-ження в українській мові. Київ, 2001.

Осипова 2013 = Осипова А. А. Зарождение концепта «Рыболовство» в древних славян-ских текстах. В кн.: Формирование концептосферы восточнославянского этноса на ранних этапах становления государственности. Москва, 2013. 119–130.

Шулежкова 2013 = Шулежкова С. Г. От земли обетованной к небесам обетованным. Очерки о судьбах крылатых выражений. Москва, 2013.


Паремії з компонентом море в інтерпретації І. Франка: українські варіанти та їх польські аналоги

в «Галицько-руських народних приповідках»

ПРАСОЛ Ольга Миколаївна Харків, Україна


Життєва мудрість, поетична краса паремій завжди привертали увагу нау-ковців, творців художнього слова, пересічних мовців. Прислів’я, приказки, фразеологічні одиниці різного типу супроводжують нас протягом усього життя, вони передаються із покоління до покоління.

Приповідка як монета: поки в обігу, кождий знає її ціну, а вийде з обігу, то й робиться нераз просто згадкою, особливо коли вона оперта на якійсь грі слів або являється ремінісценцією якоїсь мандрівної анекдоти або якогось міс-цевого, давно забутого факту (Франко 1984: 310).

Отже, інколи природа паремій перестає бути прозорою, інколи вони втре-чають популярність, переходять у пасивний склад мови, інколи вони не фік-суються відповідними словниками, проте народ користується не тільки досяг-неннями попередніх поколінь, але й створює нові їх зразки, по-новому інтер-претує, що збагачують кожну мову. Не завжди відомим є шлях їх запозичення. Але мотив творення фразеологізмів пояснюється актуалізацією відповідних понять чи явищ, ключових слів мовлення в межах відповідної лінгвокультури. До них, безперечно, відносимо номінації стихій, що мають велику потенційну семантику і прагматику. До таких ключових слів відноситься і лексема вода, а також її семантико-прагматичні репрезентанти, зокрема ті, що називають водні об’єкти – море, океан, ріка і под. Предметом цієї наукової студії обрано образ-концепт «море», що входить у структуру фразеологізмів української мо-ви інколи і під впливом мови польської, що репрезентовано у фразеологічних словниках, словниках паремій.

Фразеологізми, як відомо, є основою фразеологічної (паремійної) мовної картини світу і в цьому аспекті їх вивчають як відповідну систему, що має низку ознак, крім того, їх досліджують як одиниці повсякденної комунікації, прецедентні вирази, моральний імператив, відбиток народної ментальності. Паремійний фонд з того чи іншого боку досліджували такі вчені, як М. Але-фіренко, О. Бабкін, Г. Богданович, І. Гнатюк, І. Голубовська, С. Жаботинська, В. Жайворонок, В. Іваненко, Т. Космеда, М. Мокієнко, М. Пазяк, Ю. Прадід, В. Русанівський, О. Селіванова, В. Телія, В. Ужченко, Д. Ужченко та ін. Вони дотримуються широкого розуміння фразеології як системи, що містить не ли-ше власне фразеологічні одиниці, але й прислів’я, приказки, примовки, поба-жання, прикмети і под.

510 Прасол О. М.

Мета цієї наукової розвідки – проаналізувати прислів’я та приказки зі струк-турним компонентом море та їхні аналоги-полонізми, що сприяли поширенню цих одиниць на Галичині, а також показати особливості мовної свідомості, мен-тальності поляків на прикладі аналізу семантики і прагматики фразеологізму od morza do morza.

Матеріалом дослідження став словник «Галицько-руські народні припо-відки», укладений Іваном Франком. Коли І. Франко працював над цим словни-ком, то спирався на польські видання, використовуючи польські лексикогра-фічні джерела. Іноді І. Франко вдавався до порівняння українських паремій із приповідками інших народів, подаючи паралелі даних приповідок з інших збі-рок, іноді цитуючи чужі приповідки для того, щоб пояснити відповідну при-повідку «галицького» народу. Оскільки в Галичині поряд з українськими паре-міями функціонували й польські, то відбувався їх взаємовплив.

У фонд «Галицько-руських народних приповідок» І. Франко помістив ві-сім паремій з компонентом море, з них три – мають аналоги-полонізми.

До моря води не доливай ‘де чогось багато, там не треба додавати’ (Франко 2006: 411) – Morzu wody przylewać (пер. ‘доливати води морю’) (Adalberg 1889–1894: 317). Як бачимо, є невелика відмінність між компонентним складом і формою репрезентації українського і польського варіантів цієї паремії. В укра-їнському – не доливай води (використано імперативну форму із запереченням, що наказує не робити зайвого і марного), а в польському – доливати води (більш м’яко вказано на дію без потреби). Отже, образ-концепт «море» репрезентує в цьому разі такий смисл: ‘те, що має силу і велич’, ‘те, що не потребує покра-щення, вдосконалення, відповідних зусиль’.

Переплив море, на березі втонув ‘на великих труднощах утримався, а на малих пропав’ (Франко 2006: 411). Порівняймо з польським еквівалентом – Morze przepłynął, na brzegu utonął (Adalberg 1889–1894: 317). Структура, семан-тика і прагматика цих паремій однакові. Смислова структура образу-концепту «море» доповнюється компонентом ‘труднощі, пов’язані із доланням стихії’.

Хто переплив море, той знає горе ‘там натерпівся всякої біди і страху’ (Франко 2006: 411). Kto zna morze, wie, co gorze (пер. ‘хто знає море, той знає, що гірше’) (Adalberg 1889–1894: 317). У цьому разі семантика паремій в обох варіантах також збігається. А образ-концепт «море» репрезентує смисли ‘страх’, ‘біда’, ‘горе’.

Отже, в українській паремійній картині світу образ-концепт «море» зага-лом містить такі смисли: ‘сильна і могутня, досконала водна стихія’, ‘стихія, що викликає страх, призводить до біди, горя’, ‘перепона, для долання якої не-обхідно пройти крізь труднощі’. Проте це не повна смислова структура образу-концепту «море», що вербалізований в галицьких пареміях.

Процес формування української нації, як відомо, відбувався впродовж XIX – на початку XX cтоліть і мав ознаки національного самовизначення, са-моусвідомлення, самоідентифікації. Відповідно до певних історичних процесів змінювався характер польсько-українських взаємозв’язків. Хоч і доводилося українцям проживати з поляками на спільній території, однак вони сприймали поляка як «чужого» за етнічною, культурною та мовною приналежністю (інколи

Паремії з компонентом море: українські варіанти та їх польські аналоги 511

й за релігійною). Шляхетність, глибокий патріотизм, гордість за свою вітчиз-ну, бажання бачити її могутньою і великою державою як характерні риси поль-ського національного характеру українці трактували зазвичай іронічно, нега-тивно їх оцінюючи, що мало відображення в художній творчості письменників тих часів. На думку І. Франка, у шляхетних традиціях стверджувався ідеогене-тичний тип усієї польської культури XIX ст. (Франко 1984).

Природно, що в паремійному фонді можна виокремити фразеологічні оди-ниці, що виразно репрезентують особливості польської і української менталь-ності, їхню мовну свідомість. Маємо на увазі фразеологізм od morza do morza – від моря до моря. Це фразеологізм біблійного походження і підтвердженням тому є Псалом 71 Біблії, пор.: «I panować będzie od morza do morza, od Rzeki aż po krańce ziemi» (польська версія); «І він запанує від моря до моря, і від Ріки аж до кінців землі!» (переклад І. Огієнка).

З часом названий фразеологізм увійшов до польського паремійного фонду і став досить розповсюдженим у мовленні поляків, набуваючи навіть статусу патріотичного гасла. Він був актуалізований і в українській мові.

Фразеологізм od morza do morza – від моря до моря використовували як у польській, так і в українській художній літературі в значенні ‘панувати, по-ширювати своє панування на великому просторі’. Наприклад: «Tysiące ginęły bez echa, bez wspomnienia. A z tych wszystkich klęsk, mordów, jęków, dymów i pożarów podnosił się tylko jeden człowiek coraz wyżej i wyżej, olbrzymiał coraz straszliwiej, zaciemniał już niemal światło dzienne, rzucał cień od morza do morza. Był to Bohdan Chmielnicki» (H. Sienkiewicz: Ogniem i mieczem); «наша Польська відродиться, немов фенікс, у новому крулевстві і під опікою генія, можливо, знову розправить крила від моря й до моря!» (М. Старицький); «Не снилися б тоді панам та осадникам страхітливі сни, не було б оцих кресів тривожних, а була б велика і всемогутня, „од можа до можа“, Реч Посполита» (М. Олійник).

З огляду на історію українського та польського народів ця фразеологічна одиниця має особливості психолого-аксіологічного сприйняття. Поляки сприй-мають її з позитивною маркованістю, оскільки вони завжди були зацікавлені в розширенні своєї території від Балтійського моря аж до Чорного. Натомість у свідомості галичан поляки сприймалися як народ, який хоче панувати над їхнім територіальним простором, що становить загрозу, небезпеку. Ще й сьо-годні старше покоління галичан виключно з іронією згадує, що улюбленим висловом поляків на початку і в середині ХХ століття було, власне, «од можа до можа». Отже, даний вислів може отримати статус ключової паремії епохи ХХ століття (Космеда 2009).

Г. С. Коцюба зазначила, що «чужими у побутовій свідомості, вербалізо-ваній у пареміях, виступають ті народи, які або проживають у безпосередній близькості з народом – творцем паремійного фонду, або / і мали здебільшого негативний досвід спілкування в певний історичний період» (Коцюба 2009: 66). Сусідство народів може як зближувати, так і відштовхувати. Однією з при-чин відштовхування можуть бути різні інтереси сусідів.

Згодом ставлення українців до поляків змінилося. Польський народ став прикладом до наслідування завдяки їхній солідарності, згуртованості, ставлен-

512 Прасол О. М.

ням до рідної мови, національно-ідейній єдності поколінь (молоде покоління виховують в дусі патріотизму, поваги до своєї культури, наявності національ-ної гідності), від якої залежить як формування, так і збереження польської іден-тичності.

Цікавим фактом є те, що фразеологізм od morza do morza – від моря до моря) не представлений у «Галицько-руських народних приповідках» І. Фран-ка та не ввійшов він і до більшості польських і українських фразеологічних словників зокрема, у «Фразеологічний словник української мови» (Ужченко–Ужченко 1998; пор. Білоноженко 1999, Наконечний 2000, Підмогильний–Плуж-ник 1993, USJP 2004, Skorupka 1967, Kłosińska і іn. 2008, Müldner-Nieckowski i in. 2004). Не подає його також авторитетний польський фразеолог Самуел Адальберг у збірці паремій «Księga przysłów przypowieści i wyrażeń przysłowio-wych» (Adalberg 1889–1894).

Можливо, це не випадковість, а відлуння проблеми тлумачення цього «по-літичного» виразу, політичної метафори, що може ілюструвати явище оцінної енантеосемії (внутрішньої антонімії, яка базується на тому, що містить про-тилежні оцінні смисли, які актуалізуються у відповідних діагностичних кон-текстах), адже у свідомості поляків ця фразеологічна одиниця завжди сприй-мається позитивно, а у мовній свідомості галичан вона до цього часу викликає оцінку негативну, в чому переконалася авторка цієї наукової студії у процесі спілкування з мешканцями Галичини.

Таким чином, смислова структура паремійного образу-концепту «море» поповнилася й компонентом ‘великий простір як міць держави’, з одного боку, і ‘великий простір як мрія загарбників щодо панування’, з іншого.

Уважаємо, що паремійний фонд як польської, так і української мов містить розглядуваний фразеологізм, а отже, він повинен увійти з відповідним тлума-ченням і коментарями щодо його прагматики і психології сприйняття в різних лінгвокультурах у лексикографічні джерела, що будуть видаватися.

Словники Білоноженко 1999 = Білоноженко В. М. (уклад.) Фразеологічний словник української

мови. Київ, 1999. Наконечний 2000 = Наконечний М. Ф. (ред.) Російсько-український словник сталих

виразів. Xарків, 2000. Підмогильний–Плужник 1993 = Підмогильний В., Плужник Є. Російсько-український

фразеологічний словник. Київ, 1993. Ужченко–Ужченко 1998 = Ужченко В. Д., Ужченко Д. В. Фразеологічний словник ук-

раїнської мови. Київ, 1998. Франко 2006 = Франко І. Галицько-руські народні приповідки у 3 томах. Т. 2. Львів,

2006.

Adalberg 1889–1894 = Adalberg S. Księga przysłów przypowieści i wyrażeń przysłowiowych. Warszawa, 1889–1894.

Kłosińska і іn. 2008 = Kłosińska A., Sobol E., Stankiewicz A. Słownik frazeologiczny PWN. Warszawa, 2008.

Паремії з компонентом море: українські варіанти та їх польські аналоги 513

Müldner-Nieckowski i in. 2004 = Müldner-Nieckowski P., Müldner-Nieckowski Ł. Nowy szkolny słownik frazeologiczny. Warszawa, 2004.

Skorupka 1967 = Skorupka S. Słownik frazeologiczny języka polskiego. Warszawa, 1967. USJP 2004 = Uniwersalny słownik języka polskiego. Wersja 1.0. PWN SA, 2004.

Література Голубовська 2004 = Голубовська І. О. Паремії як відбиття ціннісних пріоритетів етніч-

ної спільності (на матеріалі української, російської, англійської та китайської мов). Мовознавство 2004/2–3: 66–74.

Корбич 2013 = Корбич Г. Крізь призму імагології: українсько-польські відносини в ук-раїнському літературно-критичному дискурсі кінця XIX – початку XX століття. Studia Ukrainica Poznaniensia 1. Poznań, 2013. 232–243.

Космеда 2009 = Космеда Т. А. Історико-політичний дискурс: особливості репрезента-ції ключових слів ХХ сторіччя. Наукові записки Луганського національного універ-ситету. Ч. 1. Луганськ, 2009. 45–56.

Коцюба 2009 = Коцюба З. Г. Універсальність паремійної вербалізації етностереотипів (на матеріалі слов’янських, германських і романських мов). Вісник Київського на-ціонального лінгвістичного університету 2009/2: 66–76.

Селіванова 2011 = Селіванова О. О. Лінгвістична енциклопедія. Полтава, 2011. Ткаченко 2001= Ткаченко О. Мовні критерії національної ментальності. Нова філоло-

гія 10. Запоріжжя, 2001. 33. Франко 1984 = Франко І. Зібрання творів у 50 томах. Т. 31. Київ, 1984.


Лексема вода в фразеосемантическом пространстве современных европейских языков

ПРОХОРОВА Ольга Николаевна, ЧЕКУЛАЙ Игорь Владимирович

Белгород, Россия E-mail: [email protected]

В настоящее время никто не станет отрицать тот факт, что для осмысле-ния различных явлений культуры и проникновения в сущность языков недос-таточно только знаний системы и структуры языка, важнее осмысление их взаимосвязи, поскольку, как известно, язык отражает все онтологические ас-пекты реальной жизни.

Фразеологические единицы, являясь одной из клишированных языковых форм, актуализируют ментальные структуры, концептуализирующие особен-ности категоризации языковой картины мира как отражения определенного миропонимания и философии жизни. Среди многочисленных фразеологиче-ских единиц, представленных в разных языках, особое место принадлежит фра-зеологическим единицам с компонентом «стихия». Как известно, четыре сти-хии нашего бытия – огонь, вода, земля и воздух – занимают важное место не только в нашей жизни, не только в общей модели метафорического переосмы-сления различных сфер физического, ментального и социального существо-вания человека, но и в частноязыковых моделях фразеологической картины мира. Это вполне оправданно, поскольку сами стихии непосредственно связа-ны с жизнью и деятельностью человека с самых древних времен. Еще антич-ные ученые, такие как Эмпедокл, а впоследствии Платон и Аристотель, изу-чали особенности четырех стихий, ассоциируя их с многогранниками; в част-ности, «вода» соотносится с икосаэдром. Более того, согласно Аристотелю каждый элемент представляет собой одно из состояний единой первоматерии, т. е. определенное сочетание основных качеств: тепла, холода, влажности и сухости. Что касается воды, она образуется на основе двух первоэлементов: влажности и холода.

В философии буддизма и индуизма окружающий нас мир является иллю-зией, возникающей внутри человека, проецируясь из его чакр. Согласно дан-ной философской доктрине, Свадистана-чакра содержит метаэлемент Воды, который соответствует агрегатному состоянию вещества. Она формирует во-круг человека ту часть материального мира, которую можно ощутить через вкус.

Китайская философия выделяет пять элементов, одним из которых явля-ется вода.

В современных психологических концепциях термин «элемент» также ис-пользуется и тесно связан с понятием «темперамент». Пожалуй, такое пере-плетение терминов «элемент» и «темперамент» не случайно, поскольку все

Лексема вода в фразеосемантическом пространстве европейских языков 515

стихии – «земля», «вода», «воздух», «огонь» – имеют дистинктивные характе-ристики, свой «норов» и часто метафоризируются. В них ингерентно присут-ствуют такие характеристики, как сила, власть, угроза, исцеление, помощь, страх, убежище и т. д., иными словами, они соотносятся с положительными и отрицательными эмоциями и оценками.

В словаре С. И. Ожегова вода определяется как многогранное явление – «жидкое вещество, реки, моря, струи, волны, потоки» и т. п. исходя из этой характеристики, можно проследить многомерность и широту дефиниции лек-семы вода, что подтверждается закрепленностью названных характеристик во фразеологизмах в разных языках.

Как известно, организм человека приблизительно на 80% состоит из воды, и, естественно, без воды человек не может прожить длительный срок. Иными словами, вода является необходимой составляющей в рационе человека, без воды нельзя ни приготовить суп, ни утолить жажду. Не случайно в фильме «Волга-Волга» один из персонажей поет песню, в которой рефреном звучат слова «Без воды и не туды, и не сюды». Значение «жизненная необходимость воды» закреплено в следующих пословицах русского языка: Хлеб – батюшка, водица – матушка; Хлеб да вода – блаженная еда; Огонь да вода всему голова; Лес да вода поле красят; Покуда есть хлеб да вода, все не беда; Огнь и вода – царь и царица.

«Вода» в менталитете русского народа также ассоциируется с силой, сти-хией, способной снести на своем пути абсолютно все. Вода может даже пу-гать человека, особенно если он не умеет плавать или плавает плохо. Тем са-мым вода представляет собой источник потенциальной опасности, что также отражается в ряде паремий: Вода и землю точит, и камень долбит; Вода про-шла, и беда пришла; Где одна вода лед положит, там другая снесет; Вода может нести лодку, а может и перевернуть ее; Остров окружила вода, а нас – беда; Беда что вода: нечаянно на двор приходит; Жди горя с моря, бе-ды – от воды; И царь воды не уймет.

В силу того, что вода – это поток, иногда бурный, неукротимый, она мо-жет принести беду. В русском языке закрепились фразеологические структуры, в которых вода как бедствие ассоциируется через ее большое количество, пред-ставляющее стихийное бедствие, в частности: Всегда жди беды от большой воды; И тихая вода плотины рвет (ср. укр. Тиха вода греблі рве; чешск. Tichá voda břehy mele); Вода и мельницу ломает.

В английском языке данное значение приобретает количественные обер-тоны: вода – это добро, но если ее много, она может превратиться в нечто не-приятное, опасное, в частности: Too much water drowned the miller.

При этом следует подчеркнуть, что, несмотря на потенциальную опас-ность воды, ее ценность как основного средства жизнеобеспечения человека нисколько не умаляется, что видно, в частности, из следующей пословицы: Огонь – беда, и вода – беда, а пуще беды – без огня и без воды.

В связи с последним понятия «шторм», «водоворот», «омут» как область-источник метафоры опасной среды тесно переплетаются в сознании народа с водой и водной стихией. Так, в английском языке пословица подчеркивает,

516 Прохорова О. Н., Чекулай И. В.

что полезное может стать вредным при определенной ситуации бедствия в свя-зи с этим полезным явлением, и в качестве источника метафорического пе-реосмысления берется именно вода, в частности, X is welcomed as water in a leaking ship.

Вода, кроме того, воспринимается как целительный источник, и не только потому, что существуют понятия «минеральная вода», «минеральный источ-ник», но и потому что вода является источником здоровья и чистоты. Данное свойство «прозрачность», «чистота», «жидкость без примеси» также отража-ется в языковой картине мира. В языке даже закрепилось устойчивое слово-сочетание бриллиант чистой воды, подчеркивающее не только чистоту и про-зрачность камня, но и открытость, непорочность характера человека, чистоту его поступков. Например, Вода не любит грязных людей; Всяк несет уста, где вода чиста; Не плюй в колодец, пригодится воды напиться; Не мути водою, случится черпать; Вода студена – тело ядрено; Чистая вода для хвори беда.

В какой-то мере данная характеристика воды изначально отражалась в на-родных заговорах, которые затем приобрели статус паремий, например, С гуся вода, с тебя худоба; На пустой лес, на большую воду; Стряс беду – как гусь воду и др.

Оппозицией к чистой, бегущей, проточной воде выступает застойная вода, воспринимаемая как грязная, с неприятным запахом: Стоячая вода гниет; Не всякая капля в рот каплет; Мутная вода не из чистого озера течет.

Мутная вода в народных поверьях является средой обитания нечистой силы: В тихой воде омуты глубоки /В тихом омуте черти водятся; Работа не черт, в воду не уйдет; Быть так: все бесы в воду, да и пузыри вверх.

Кроме того, свойствo текучести воды также закреплено во фразеологиче-ском фонде любого языка как ее универсальная характеристика, и прежде все-го, для описания временных параметров жизни, в частности: Пора придет, и вода пойдет; Живет порою, что течет вода горою; Много воды утекло с тех пор; Года – что вода; Уплыли годы, как вешние воды; Much water has flowed under the bridge (ср. рус. Много воды утекло с тех пор).

В английской паремии еще привносится дополнительный смысл того, что время течет незаметно для людей, например: Much water runs by the mill that the miller knows not of.

Кроме этого, в английском языке существует поговорка, в которой пред-ставлена идея такого огромного естественного водного резервуара, как море, представляемого как что-то непознаваемое, таинственное, а иногда и сверхъ-естественное. Это фразеологическое выражение When the sea gives up, it’s dead. Этимология этой устойчивой единицы языка библейская, и его семантика при-близительно соответствует русскому Когда рак на горе свиснет, с тем отли-чием, что в английском языке прослеживаются возвышенные стилистические обертоны идеи о том, что какое-то явление может быть и случится, но не в обо-зримом будущем. В какой-то мере эта семантика наблюдается и в таком фра-зеологизме, как будто /словно в воду канул.

Текучесть воды также может ассоциироваться с адаптабельностью к ситу-ации, а порой и с приспособленчеством, и поэтому аксиологические харак-

Лексема вода в фразеосемантическом пространстве европейских языков 517

теристики таких пословиц определяются исключительно ситуацией семиозиса, например: Вода принимает форму сосуда; Куда река пошла, там и русло бу-дет; Где воду не пусти, путь себе сыщет.

Если в русском языковом менталитете акцент делается на том, что к си-туации следует лишь приспосабливаться, английская пословица Still waters run deep привносит идею прагматики, тот смысл, что, подобно тихой, не-бурной воде человек может иметь выгоду в определенных жизненных ситуа-циях. В русском языке данной пословице в определенной мере соответствует Ласковый теленок двух маток сосет.

Вода, будучи неотъемлемым атрибутом жизни человека, используется во фразеологических единицах для его характеристики с целью приписать ему различные характеристики, дать рекомендации или наставления необходимого гибкого поведения, в частности: Будь ниже травы, тише воды; Силен как вода, а глуп, как дитя; На сердитых (обиженных) воду возят.

Несмотря на то, что вода является жизненно важной субстанцией для че-ловека, его обычная среда обитания ограничивается твердой поверхностью. В этой связи вода может ассоциироваться с чем-то неустойчивым, неизвест-ным, таящим в себе опасности, что проявляется в следующих паремиях: Не зная броду, не лезь в воду; Огню и воде не верь; С огнем не шути, с водой не дружись, ветру не верь; англ. Wade not to unknown waters.

С лингвистической точки зрения важно отметить, что данная группа па-ремий имеет характерный синтактико-прагматический признак. Все они явля-ются своего рода директивами поведения других людей в опасной ситуации, и поэтому в исследуемых языках они представлены в подавляющем большин-стве случаев высказываниями в повелительном наклонении.

Особо следует отметить следующий факт. Как бы там ни было, но вода ассоциируется как в основном внешнее по отношению к человеку вещество, а внутри него есть иные жидкости, по общепринятым убеждениям не менее, а порой и более важные, чем вода, как по физиологическим, так и по морально-этическим параметрам оценки, например: Вода очищает снаружи, а слезы – изнутри; Кровь людская – не водица (параллельно: укр. Кров людська – не во-диця, проливати не годиться; нем. Blut ist nicht Wasser; англ. Blood is thicker than water).

Особо следует отметить место во фразеологическом фонде различных язы-ков такого несомненно «водного» феномена, как дождь. Как и прочие объек-тивные репрезентанты водной стихии, он может быть и желанным, и в опре-деленных ситуациях являться стихийным бедствием. Поэтому во фразеологи-ческой картине мира исследуемых языков дождь часто ассоциируется с чем-то неприятным. Так, в русском языке мы встречаем Как дождем /водой смыло. В английском языке существует пословица After rain comes fair weather. В чеш-ском языке ей соответствует Z toho mračna nebude déšť (букв. Из этой тучи дождя не выйдет).

В чешском языке обращает на себя внимание следующая поговорка Dostat se z deště pod okap (букв. ‘попасть из-под дождя в ливень’). Как можно заме-тить, в русском и в украинском языках ей соответствуют попасть из огня

518 Прохорова О. Н., Чекулай И. В.

в полымя и потрапити з-пiд вогню та в полум’я. При общей семантике из пло-хого положения в еще худшее обращают на себя внимание разные метафори-ческие модели в восточно- и западнославянских языках: если в первых нега-тивная семантика связывается с огненной стихией, то в чешском это – семан-тика воды. Невольно вспоминаются пушкинские строки: «Вода и пламень… не столь различны меж собой».

Анализ паремий с компонентами, представляющими семантику воды в раз-личных европейских языках, показывает в целом достаточно однородную кар-тину метафоризации. Общие модели фразеологизации семантики воды на акси-ологической основе предполагают следующие основные виды: с одной сто-роны, вода как необходимая вещь в жизни человека, как источник чистоты физической и ассоциат чистоты моральной, как важный фактор здорового бы-тия, а с другой стороны, вода является потенциальным источником опасности; если вода нечиста, она может быть опасной для здоровья и жизни. Это свиде-тельствует о том, что языковое осмысление этой стихии, выражающееся в ин-вариантах и вариантах фразеологических единиц, в разных языковых культу-рах, с различающимися в целом языковыми менталитетами обусловлено уни-версальными семантическими факторами.

Представляется, что дальнейшее сравнительно-семантическое изучение фразеологии различных стихий должно проводиться на материале большего ко-личества языков. Очевидно, это должно прибавить данные об общем и особен-ном в языковом мышлении людей с различным историческим прошлым, с осо-бым складом индивидуальной культуры народа.

Словари Даль 2006 = Пословицы русского народа. Сборник В. И. Даля. Москва, 2006. Кунин 2005 = Кунин А. В. Большой англо-русский фразеологический словарь. Изд. 5-е,

перераб. Москва, 2005.


Когнитивные модели восприятия воды в русском языковом сознании

(на материале фразеологии и паремиологии)

ПРИСТАЙКО Тамара Степановна, ТУРУТА Ирина Ивановна Днепропетровск, Украина


БОНДАРЧУК Маргарита Николаевна Киев, Украина


Антропоцентрическая ориентация, характеризующая современную линг-вистику, естественным образом коснулась и такой области, как фразеология (Алефиренко 2008: 22), в одних случаях скорректировав существующие, а в других – предложив новые аспекты, методы и приемы фразеологических исследований.

В контексте антропоцентрической парадигмы совершенно закономерным явилось обращение ученых к такому предмету исследования, как языковое со-знание, под которым подразумевается «аспект изучения языкового материала, при котором язык и речевую деятельность рассматривают в качестве отраже-ния ментальных представлений языкового коллектива, как правило, не осо-знаваемых носителями языка» (Баринова и др. 2010). Исследователи отмечают, что за единицы сознания принимают концепты, являющиеся результатом пе-реработки определенного опыта и воплощаемые в речи различными способами: словом, словосочетанием, высказыванием. В свою очередь, языковое сознание (сознание использующего национальный язык индивида, исследуемое в аспек-те отражения национальным языком содержания актов мышления) формиру-ется у индивида в результате коммуникативного опыта, поскольку вне ком-муникации освоение языка невозможно, что делает языковое сознание диало-гичным и культурно обусловленным (Баринова и др. 2010).

В плане сказанного становится очевидным, что исследование языкового сознания какого-либо народа невозможно без обращения к фразеологическому фонду языка, поскольку в идиоматических выражениях, так же, как и в словах, закрепляется опыт, накопленный на протяжении тысячелетий, репрезентиру-ются национальный менталитет и концептуальная картина мира.

В задачи настоящего исследования входит выявление и описание когни-тивных моделей, отражающих закономерности восприятия воды в русском языковом сознании и закрепленных в русских фразеологизмах и пословицах. Материалом исследования послужили более 360 идиом с компонентом вода, извлеченных из фразеологических и паремиологических словарей русского языка.

520 Пристайко Т. С., Бондарчук М. Н., Турута И. И.

При изучении моделируемых фрагментов действительности, связанных с концептом «вода», мы опираемся на понятие когнитивной модели и методи-ку моделирования в интерпретации Н. А. Рябининой, а также классификацию событийных и логических пропозиций, предложенную Т. В. Шмелевой (ср. Рябинина 2005, Шмелева 1988).

Осмысление философского и лингвистического определений модели по-зволяет выделить такие наиболее существенные характеристики понятия «мо-дель», как наличие оригинала модели, то есть того, что имитируется, с одной стороны, и «мысленного устройства», эталона, то есть того, что имитирует, с другой. Отмеченные характеристики модели вполне могут быть экстраполи-рованы на исследуемый языковой материал: вся совокупность знаний, отра-женных и закрепленных в семантике ФЕ, являющихся результатом концептуа-лизации и категоризации человеком действительности, может быть рассмотре-на как оригинал, своеобразный «слепок», снятый с того или иного фрагмента действительности; аналогом же такого оригинала, схематически отражающим закономерности его «поведения», является когнитивная модель восприятия.

При установлении моделирующей способности фразеологизмов определя-ющее значение имеет семантика их как единиц особого вида номинации, в ос-нове которой лежит «косвенно-производная познавательная деятельность чело-века, представляющая собой как бы второй уровень лингвокреативного аб-страгирования от предметно-логической картины мира» (Алефиренко 2008: 26). На этом уровне познания, по мнению Н. Ф. Алефиренко, происходит лингво-креативное преобразование концептуальной картины мира, формирующейся в результате первичного освоения человеком окружающего мира. Это преоб-разование осуществляется по линии интерпретирующего осмысления перво-начально сложившейся системы концептов в структурах языкового сознания (Алефиренко 2008: 26).

Процесс образования фразеологической единицы чаще всего представляет собой метафоризацию на основе подобия того содержания, которое лежит в ос-нове номинативного замысла, и того, которое обозначается словосочетанием в его «буквальном» значении (Телия 1996: 60).

Существенно, что при этом «слова-компоненты исходного сочетания „от-рываются“ от своей сферы референции и переводятся на новое референтное соотношение не за счет значения сочетания слов, а отталкиваясь от этого зна-чения, которое получает новый фрейм, не имея со своим источником ничего общего, кроме мотивации» (Телия 1996: 143).

Из изложенного следует, что при моделировании семантики фразеоло-гизмов необходимо исходить из того, что структура значения фразеологиче-ской единицы может быть осмыслена и представлена с учетом взаимодействия двух смысловых комплексов: буквального и метафорического значения, свя-занных по принципу фиктивности.

Связь буквального и метафорического значений идиом с компонентом вода подчинена выработанным в языковом коллективе схемам, моделям, от-ражающим закономерности осмысления восприятия воды органами перцеп-ции и существующим в системе культуры.

Когнитивные модели восприятия воды в русском языковом сознании 521

Под восприятием в данном случае понимается отражение в человеческом сознании действующих на органы чувств предметов и явлений материального мира, включающее в себя понимание и осмысление их на основе предшеству-ющего опыта (МАС 1: 216). Определяя значимость сенсорики в процессах номинации, Е. А. Селиванова подчеркивает, что языковые обозначения ре-зультатов сенсорных процессов формируют особенный код, который в каждой культуре имеет свою специфику и механизмы переинтерпретации, заключа-ющиеся в том, что знаки спектра чувственной сферы в коллективном сознании этноса применяются для обозначения других культурных кодов: оценочного, духовного, предметного, пространственного, временного и т. д. (Селиванова 2012: 186).

Языковое моделирование, проведенное на основе типизации буквальных значений идиом, включающих компонент вода, показало, что для русского языкового сознания свойственно преимущественно визуальное восприятие воды (93%), и лишь в 7% случаев идиомы с компонентом вода отражают тактильное (облить холодной водой), аудиальное (в тихой воде омуты глубоки), вкусовое (плут на закваске испечен, а дурак на пресной водичке) восприятие воды. Возможны случаи отражения в смысловой структуре ФЕ комплексного восприятия, например, зрительного и обонятельного (стоячая вода гниет), зрительного и тактильного (выходить / выйти сухим из воды).

Исходя из этого, предметом детального анализа в нашем исследовании стали идиомы, так или иначе связанные со зрительным восприятием воды.

Являясь важным процессом, в результате которого окружающий мир «вхо-дит» в сознание человека, зрительное восприятие формирует основу для осмы-сления различных сфер жизнедеятельности человека (физической, психиче-ской, интеллектуальной, социальной). В число событий, осуществляющихся в этих сферах, входят восприятие, существование, состояние, движение, дей-ствие. Кроме того, идиомы могут обозначать количество, качественные ха-рактеристики предметов, качественные, количественные, пространственные, временные характеристики событий.

Визуальное восприятие воды может быть описано с помощью двух ос-новных когнитивных моделей: а) «вода как субъект» (вода и мельницу лома-ет) и б) «вода как объект» (водой не разольешь, водой не замутит; и концы в воду), каждая из которых реализуется в ряде частных моделей. Перейдем к более детальному рассмотрению выделенных моделей.

A) «Вода как субъект». Визуальное восприятие воды как действующего субъекта связано прежде всего с наблюдением за действиями и поступками человека в быту, представления о которых ассоциативно переносятся на ха-рактеристику воды (не смейся, вода, сама молода; квас принял воду в дом, а вода квас и выжила вон).

Агентивное значение реализуется и в идиомах, отражающих наблюдение человека за водой как природной стихией, проявляющейся в потоках вешней или дождевой воды, однако и в этом случае поведение воды уподобляется дей-ствиям человека: вниз вода снесет, а вверх беда везет; где одна вода лед по-ложит, там другая снесет; божья вода по божьей земле бежит; вода путь


найдет. Наблюдения человека за поведением воды как природной стихии час-то связано с представлениями о бедах, которые она несет: где вода, тут и бе-да; пришла беда, разлилась вода: переехать нельзя, а стоять не велят.

Древнейший культурный концепт «вода», выступая субъектом действия, движения или состояния, в ряде идиом реализуется в паре с концептом «огня», составляя с ним антонимическую оппозицию: грех и беда на кого ни живет, а огонь и вода и попа сожжет (Степанов 2001: 269–284). Идиомы могут от-ражать функциональную дифференцированность двух стихий (царь огонь да царица водица), подчеркивать приоритет воды (милость над грехом – что во-да над огнем [властна]) или огня (от огня и вода ключом бьет), воплощать осознание человеком не только разрушительной силы этих стихий, но и их жизненной необходимости (огонь беда, и вода беда, а без огня и воды – пуще беды).

Выступая в паре с концептом «хлеб», «вода» проявляет себя как субъект, оказывающий воздействие на человека: хлеб да вода хоть кому промнут бока. Наряду с представлением о том, что еда, состоящая из хлеба и воды, – это по-казатель бедности, идиомы отражают оптимистическое отношение, сформи-рованное привычным образом жизни простого человека: хлеб да вода – чем не еда? хлеб да вода – молодецкая (солдатская, мужицкая, бурлацкая) еда; или монаха: хлеб да вода – блаженная (здоровая) еда.

Идиомы, относящиеся к данной когнитивной модели, обозначают фраг-менты физической (куда вода напрет, там и ход найдет; вода все кроет, а берег роет), психической (кайся, а вода ушла; под лежачий камень вода не течет), социальной (вода прошла, и беда прошла; квас принял воду в дом, а вода квас и выжила вон) сфер, выступают в качестве меры времени, сопря-женной с оценкой качества того, что за это время может быть сделано (скоро огнь горит, да вода бежит).

Б) «Вода как объект». Идиоматика русского языка наиболее часто репре-зентирует воду как визуально воспринимаемый объект. Базовая когнитивная модель объединяет следующие частные модели:

1) «Вода – жидкость для питья». Свойственный русскому языковому со-знанию взгляд на воду как одну из неотъемлемых составляющих окружающей действительности прежде всего отражается в идиомах, в которых вода осмысля-ется как жидкость, предназначенная для питья людьми и животными: переби-ваться с хлеба на воду; с лица воды не пить; воду жалеть – каши не сваришь; дрова да вода – бессчастным бог дает; лучше пить воду в радости, чем мед в кручине. С представлением о питьевой воде связаны и идиомы, в которых есть указание на вместилища для воды: как воды в рот набрал; до поры и ведра воду носят; до часу и кувшин по воду ходит. Особое место в русской идиоматике занимают фразеологизмы и паремии, репрезентирующие способ и средства доставки воды, источники которой могли находиться далеко от жилища человека. Нелегкие условия, характерные для этого процесса в дав-ние времена, послужили основой для формирования представления о доставке воды как тяжелого, хоть и необходимого труда, своего рода наказания: во-зить воду (на ком-л.), вола в гости зовут не воду пить, а воду возить; кто


в кони пошел, то и воду вози; кляча воду возит, а козел бородкой потряхивает; на сердитых воду возят.

К этой группе фразеологизмов примыкают единицы, в которых вода вос-принимается как вещество, используемое человеком для своих нужд (обычно без конкретизации ее назначения): вместе с водой выплеснуть ребенка, бездон-ную кадку водой не заполнишь; всяк несет уста, где вода чиста; где бабы гладки, там нет и воды в кадке.

2) «Вода – локатив»: а) среда, в которой можно кого-л. или что-л. спря-тать, а спрятав, невозможно найти: как в воду канул; концы в воду; как камень в воду, все беды пропали, что в воду упали; дурак камень в воду закинет, дес-ять умных не вытащат; б) место нахождения, обитания, деятельности кого-л.: в воде по горло, а пить просит; не спросивши броду, не суйся в воду; врет, как водой бредет; на воду без весел не пускайся; отец рыбак и дети в воду смотр-ят; в) поверхность, на которой можно что-либо изобразить: вилами по воде писано; дурака учить, что по воде писать; его слова на воде писать; или увидеть: как в воду глядел; поглядел бы ты в воду на свою уроду.

«Локативная» семантика компонента вода, как правило, формируется на основе производного значения лексемы вода – ‘крупные скопления такой жид-кости (реки, моря, озера и т. п.)’, которое включает оттенок ‘движущая масса такой жидкости’.

Смысловая структура русских идиом, включающих компонент вода с се-мантикой локатива, может конкретизироваться с помощью лексем, указыва-ющих на предмет, как правило, ограничивающий количество воды (стакан, ложка): буря в стакане воды; утопить в ложке воды; или характеризующих воду по ее прозрачности (ловить рыбу в мутной воде).

Идиомы, отражающие локативное восприятие воды, характеризуют фраг-менты физической, психической, интеллектуальной и социальной сфер. Напри-мер, пословица отец рыбак и дети в воду смотрят отражает концепт-мысли-тельную картинку, основанную на визуальном восприятии картины рыбной ловли. Из сферы физических действий этот концепт проецируется в социаль-ную сферу, обозначая, в частности, воспитание детей как продолжателей дела отца и т. д.

3) «Вода – показатель» (средство, инструмент), проявляющий какие-либо качества человека, служащий для проверки таких качеств: на огне не горит, на воде не тонет; идти в огонь и воду; пройти огонь и воду (и медные трубы); золото и на воде всплывет; мойся, хоть кожу сотри, а белее воды не будешь.

К этой же модели относятся идиомы, в которых вода осознается как объ-ект, выступающий мерилом, эталоном сопоставления чего-л. с чем-л.: как две капли воды; будь здорова, как вода; плодовита, как земля; деньги что вода; есть и вода, что стоит крови; лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою; наше счастье – вода в бредне; водой не замутит; перебиваться с хлеба на воду и др.

Сферой-мишенью идиом, относящихся к этой частной модели, является в основном социальная сфера, в которой концепт «вода» выступает средством качественной характеристики человека или ситуации. В частности, вода в со-ставе русских идиом выступает мерилом незначительности каких-л. событий


(буря в стакане воды), тщетности или ненужности производимых действий (в решете воду таскать; толочь воду в ступе; воду варить – вода и будет; умней себя наставлять – в реку воду таскать; в лес дров не возят, в колодезь воды не льют), безразличия (как с гуся вода), равнодушия (чужая слеза – вода), неуязвимости (в огне не горит и воде не тонет), близости / крепости родственных и дружественных отношений (седьмая вода на киселе; двоюрод-ный кисель на троюродной воде; не разлей вода), ясности и понятности ситуа-ции (темна вода во облацех; вывести на чистую воду); мерой социального положения – бедности (с хлеба на воду перебиваться; садиться на хлеб и воду; богато живут, с плота воду пьют).

4) «Вода – инструмент» (в данном случае инструмент рассматривается как факультативный октант разновидности пропозиции восприятия объекта). Зри-тельное восприятие воды как инструмента, средства воздействия на кого-л., что-л. выражается в идиомах водой не разольешь, не разлей вода; огонь чистит, вода моет; лить воду на мельницу кого-л.; облить грязной водой и др.

5) «Вода – объект» (водный поток), что-л. безвозвратно забирающий, унос-ящий, не возвращающийся вспять. Зрительное восприятие водных потоков ассоциируется с представлением о бытии кого-либо или чего-либо, о времени, о человеческой жизни во всем ее многообразии. Как отмечают ученые, подоб-ная концепция времени и бытия – одна из самых древних и устойчивых в концептуальной картине мира индоевропейцев и отражена в их мифологиче-ских системах, в этимологии ядерных слов временной лексики (см. Вражнова 2004). Чаще всего этот образ в русской идиоматике используется при харак-теристике прошлого: много воды утекло; как водой взяло; крепился, доро-жился, да вешней водой все пронесло; по воде пошло; с водой уплыло и др. Безличные формы глаголов подчеркивают пассивность наблюдающего чело-века-субъекта, представляя ситуацию как независимую от него.

Существенным для нашего исследования представляется и положение о том, что лингвокультурное сознание формируется во взаимодействии про-цессов интериоризации (превращения внешних практических действий во внут-ренние) и экстериоризации (превращения внутренних мыслительных операций во внешние) (Алефиренко 2008: 31). Так, появление фразеологизма может быть связано с древними ритуальными действиями, верованиями, обрядами, обы-чаями. Например, фразеологизм выводить на чистую воду, по мнению уче-ных, возник на основе интериоризации древнего и жестокого обычая «Божьего суда», известного у многих народов: обвиняемого или подозреваемого бросали в реку и если он всплывал, то считался виновным, если тонул – несправедливо обвиненным. Обычай в свою очередь основывался на древнем представлении о воде как чистой стихии (Бирих и др. 1998: 88). Со временем внутренние пере-живания, связанные с этим обычаем, были обобщены в выражении (вывести / выводить) на чистую воду ‘уличить кого-либо в чем-либо, разоблачить’, об-ретшим со временем статус фразеологизма.

Однако этот аспект исследования, как и изучения соотношения проана-лизированных когнитивных моделей с архетипической семантикой идиом, составляет перспективу возможных будущих исследований.


В заключение же отметим, что визуальное восприятие воды может быть описано с помощью двух основных когнитивных моделей: а) «вода как субъ-ект» (вода и мельницу ломает), б) «вода как объект» (водой не разольешь), каждая из которых реализуется в ряде частных моделей. С учетом того, что идиомы с компонентом вода называют события, относящиеся к физической (мутить воду), психической (воду жалеть – каши не сваришь), интеллекту-альной (врет, как водой бредет) и социальной (богатство – вода, пришла и ушла) сферам жизнедеятельности человека, моделируют такие характеристики, как количество (много воды утекло), качество (как с гуся вода), время (в рус-ский час много воды утечет), в работе прослежена корреляция отмеченных сфер и характеристик с выделенными когнитивными моделями.

Словари Бирих и др. 1998 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фра-

зеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 1998. Даль 1984 = Даль В. И. Пословицы русского народа. Т. 1–2. Москва, 1984. МАС = Евгеньева А. П. (ред.) Словарь русского языка. Т. 1–4. Москва, 1981–1984. Молотков 1978 = Молотков А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского языка.

Москва, 1978. Федоров 1997 = Федоров А. И. (сост.) Фразеологический словарь русского литератур-

ного языка. Т. 1–2. Москва, 1997.

Литература Алефиренко 2008 = Алефиренко Н. Ф. Фразеология в свете современных лингвисти-

ческих парадигм. Москва, 2008. Баринова и др. 2010 = Баринова И. А., Нестерова Н. М., Овчинникова И. Г. «Языковое

сознание». К вопросу об определении и интерпретации термина. Вестник ПНИПУ. Проблемы языкознания и педагогики. Пермь, 2010. 10–21. http://vestnik.pstu.ru/pedag/ archives/?id=&folder_id=422.

Вражнова 2004 = Вражнова И. Г. Идиоматика в когнитивном и лингвокультурологи-ческом аспекте (на материале фразеологических единиц с компонентами семан-тического поля «Вода» в русском и английском языках). Дис. канд. филол. наук. Саратов, 2004.

Рябинина 2005 = Рябинина Н. А. Когнитивная модель восприятия в русском языке (на материале фразеологизмов с компонентами глаз, ухо, нос). АКД. Томск, 2005.

Селиванова 2012 = Селіванова О. О. Світ свідомості в мові. Мир сознания в языке. Черкаси, 2012.

Степанов 2001 = Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Изд. 2-e, испр. и доп. Москва, 2001.

Телия 1996 = Телия В. Н. Русская фразеология: семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. Москва, 1996.

Шмелева 1988 = Шмелева Т. В. Семантический синтаксис. Красноярск, 1988.


Frazeologizmy z komponentem woda w strukturze językowej kategorii negacji we współczesnym języku

polskim i rosyjskim

PSTYGA Alicja Gdańsk, Polska


Wyróżniane w języku kategorie oraz ich znaczenia związane są z procesem per-cepcji i postrzeganiem. Do podstawowych i uniwersalnych kategorii pojęciowych, które w sferze językowej dysponują środkami służącymi ich wyrażaniu, należy ne-gacja. Językowa kategoria negacji może realizować się na dowolnym poziomie ję-zyka, z których każdy ma właściwe sobie wykładniki. Z punktu widzenia kategory-zacji należy przy tym podkreślić różnorodność znaczeń występujących w jej obrębie (Pstyga 2010). Negacja nie jest bowiem pojęciem jednoznacznym, a wyrażanie se-mantyki negacji może wynikać z samych treści negatywnych zawartych w jednost-kach leksykalnych (w strukturze słowa, w rdzeniach, formantach) i frazeologicznych, cechach definicyjnych, jak również z wartościowania negatywnego i konotacji war-tościujących. Wyprofilowanie językowej kategorii negacji skłania ku ujęciom kog-nitywnym, pozwalającym – przy braku ostrości granic – na wyróżnienie centrum, jako poziomu podstawowego z jednostkami najbardziej zbliżonymi do prototypu, i obszarów peryferyjnych, obejmujących jednostki, które może łączyć jedynie podo-bieństwo (Kleiber 2003, Langacker 2003, Pstyga 2010, Taylor 2001, Попова–Стер-нин 2007). W ramach dotychczasowych badań materiał leksykalny potwierdził zasad-ność wyodrębienia w modelu struktury kategorialnej następujących domen w prze-strzeni negacji: negacja jako jądro kategorii, które aktywizuje inne nazwy, w ścisłym centrum brak, przeciwdziałanie, przeciwieństwo, przeciwstawienie, zaprzeczenie; oddalone od centrum (ale nie peryferie) odwrotność, zwalczanie, odrzucenie, na pery-feriach sprzeczność, fałszywość, likwidacja, wykluczenie, odmienność, niechęć, obo-jętność, wrogość, rywalizacja.

W niniejszym artykule podejmuję problem semantyki negacji zawartej w związ-kach frazeologicznych, nawiązując tym samym do wstępnych badań w zakresie ich możliwości przekazywania treści negatywnych bądź negatywizujących i budowania wartościowania negatywnego (Pstyga 2012). Na przykładzie wybranych frazeolo-gizmów z komponentem woda we współczesnym języku polskim i rosyjskim, w któ-rych semantyce wyraźnie wyczuwane są konotacje negatywne oraz wartościowanie negatywne, co znajduje swe odzwierciedlenie w ich definicjach słownikowych i po-twierdzają realizacje tekstowe, można wykazać zasadność ich rozpatrywania w struk-turze językowej kategorii negacji. Uwzględniam zatem kompozycjonalność struktury frazeologizmów oraz jej rozkładalność, jak również relacje motywacyjne. Frazeo-logizmy stanowią bowiem szczególnego rodzaju nieciągłe jednostki o skonwencjo-nalizowanych relacjach między formą a znaczeniem. R. W. Langacker interpretuje je

Frazeologizmy z komponentem woda w strukturze negacji w języku polskim i rosyjskim 527

jako połączenia formalnych i semantycznych schematów konstrukcyjnych, podkre-ślając możliwość ich „częściowej kompozycjonalności i częściowej rozkładalności” (Langacker 2005: 42). Podobne ustalenia w zakresie motywacji związków fraze-ologicznych p roponują w swych pracach A. M. Lewicki oraz W. Chlebda (zob. Lewicki 1993, Lewicki 2003, Chlebda 1991, Chlebda 1993, Chlebda 2001). A. M. Lewicki podkreśla, że „komponenty leksykalne połączenia są znakami mającymi odniesienie do właściwych sobie sensów” (Lewicki 2003: 262), co jest znaczące dla relacji motywacyjnych frazeologizmów. Są one jednostkami języka, które mogą być motywowane przez połączenia wyrazów, jednakże – jak dalej stwierdza autor – „ca-łość połączenia może nieść wartości semantyczne, które wynikają nie tylko z sumy znaczeń tych komponentów, ale też z sytuacji, w jakich dane połączenia można użyć” (Lewicki 2003: 262). Oznacza to, że obok motywacji leksykalnej i referencjalnej związki frazeologiczne podlegają motywacji globalnej, a frazeologizacja wyrażenia nie opiera na zaniku motywacji kategorialno-gramatycznej, lecz na zaniku motywacji leksykalnej lub globalnej (Lewicki 2003: 265–269). Dla niektórych związków fra-zeologicznych istotna okazuje się motywacja kulturowa lub też stereotypowa, od-wołująca się do utrwalonych sądów o przedmiocie. Badania W. Chlebdy w zakresie frazematyki (reproduktów według nowej terminologii autora – zob. Chlebda 2010) wykazują, że komponenty frazeologizmów nie odgrywają w nich roli pozbawionych znaczenia (leksykalnego i gramatycznego) żetonów; na odwrót, są w ich składzie wyrazami, których charakterystyki leksykalno-gramatyczne zmieniają się, ale by-najmniej nie zanikają, które więc mogą pełnić w wypowiedzi co najmniej funkcję quasi-znakową. Dzięki temu nawiązywanie do pierwotnych znaczeń, obrazów, emocji jest w aktach wykorzystywania jednostek frazeologicznych w ogóle możliwe (Chlebda 1991: 94). Pytając o pokład dosłowności i motywację związku frazeolo-gicznego (Chlebda 1991: 93), autor zauważa, iż „nie ma takiego związku, w którym nie dałby się odszukać sensowny pokład dosłowności” (Chlebda 1993: 332), jego dwuprzestrzenność, dwuwartościowość znaczeniowa – w ramach realizacji teksto-wych – powoduje, że „w umyśle odbiorcy powstaje pewna nowa jakość semantyczna, będąca albo znaczeniem dosłownym danej grupy wyrazowej z przymieszką jej zna-czenia frazeologicznego, albo znaczeniem frazeologicznym, wzbogaconym o ele-menty znaczeń podstawowych składników tego frazemu” (Chlebda 1991: 99). Bi-orąc pod uwagę częściową przynajmniej kompozycjonalność, rozkładalność oraz motywację związków frazeologicznych, za punkt wyjścia można przyjąć stwierdze-nie A. M. Lewickiego, iż „struktura ich planu wyrażenia, właściwości syntagmatycz-nych i relacja między planem wyrażania a planem treści sprawiają, że odrębność komponentów tych jednostek jest w pełni uświadamiana przez użytkowników języka” (Lewicki 2003: 276).

Woda według definicji słownikowych jest przede wszystkim cieczą bezbarwną, amorficzną, ale też oznacza zbiorniki zwodne (por. w słowniku jezyka polskiego: 1. ‘ciecz bezbarwna, bez zapachu i smaku, rozpowszechniona w przyrodzie, nie-zbędna do życia; tlenek wodoru’; 2. ‘naturalny lub sztuczny zbiornik tej cieczy, np. staw, rzeka, jezioro, morze’; 3. ‘pot. słowa bez treści; pustosłowie’; 4. ‘pot. płyn wysiękowy, surowiczy zbierający się w jamach ciała wskutek choroby’ (SWJP 1996: 1239); oraz w słowniku języka rosyjskiego: 1. ‘прозрачная, бесцветная жидкость,

528 Pstyga Alicja

образующая ручьи, реки, озера, моря и представляющая собой химическое соединение водорода с кислородом’; 2. ‘минеральные источники, курорт с та-кими источниками’; 3. ‘водное пространство моря, реки и т. п., его поверх-ность, уровень’; 4. ‘чистота окраски, блеска, прозрачности драгоценного камня’; 5. ‘разг. жидкость, окружающая плод в течение беременности…’ (БТС 1998: 139). W językowym obrazie świata, opartym na relacjach między językiem, rzeczy-wistością i kulturą, woda występuje jako podstawowy składnik świata i jest zesta-wiana z innymi żywiołami: ogniem, ziemią i powietrzem. Perspektywa oglądu świata, wpisana w określony i akceptowany przez określoną społeczność językową system wartości, stanowi o wartości poznawczej tego komponentu, a same doświadczenia społeczne (por. negatywne w języku polskim: 3. ‘pot. słowa bez treści; pustosłowie’ czy pozytywne w jezyku rosyjskim: 4. ‘чистота окраски, блеска, прозрачности драгоценного камня’) są utwalone w pewnej mierze w samej jednostce leksykalnej, a przede wszystkim we frazeologii.

W polskich i rosyjskich związkach frazeologicznych (frazelogia wykazuje w tym zakresie charakter paralelny – por. Мокиенко 2007) woda ujawnia się zatem zarówno jako siła dobroczynna, ale też żywioł niszczący. Ten właśnie aspekt spra-wia, że – aczkolwiek woda jest składnikiem (płynem) niezbędnym do życia – jako żywioł i siła niszcząca wnosi ona określone konotacje i wartościowanie, dające wy-miar negatywny, co ujawnia się w badaniach prowadzonych w ramach językowego obrazu świata (Bartmiński 2007, Мокиенко 2007, Cтепанов 2001), a także w za-kresie badań nad wartościowaniem. Wartościowanie jest nieodłącznym elementem ludzkiej konceptualizacji i kategoryzacji, nie oznacza to jednak, aby związek między językiem a wartościami był łatwy do uchwycenia i opisania (Krzeszowski 1999: 15). Relacje pomiędzy wartościowaniem i językiem, znaczeniem leksykalnym i ekspresją aktu mowy pozwalają na ujęcie wartościowania jako elementu definicyjnego jed-nostki – na poziomie środków systemowych języka, a także – na poziomie użycia języka i środków tekstowych – jako siły wartościującej czy nacechowania wartościu-jącego (Puzynina 1992).

Tę złożoność semantyki i doświadczenia odzwierciedla wyekscerpowany z pod-stawowych słowników frazeologicznych współczesnego języka polskiego i rosyjski-ego materiał egzemplifikacyjny:

Woda – w ramach przeciwstawienia – jako siła zarówno dobra, jak i zła funk-cjonuje w obu językach w folklorze i kulturze magicznej, a reprezentują ją związki wyrazowe żywa woda i martwa woda – ros. живая вода i мертвая вода; definicje zawierają słowniki rosyjskie: живая вода – 1. ‘фольк. мифологическая, чудодей-ственная жидкость, возвращающая жизнь мертвому телу’; 2. ‘экспр. все, что одухотворяет, благотворно действует, побуждает интерес’ (Федоров 1995: 87); мертвая вода – 1. ‘фольк. целительная вода’; 2. ‘неодобр. нечто, делающее ко-го-н. вялым, безжизненным, вселяющее уныние и скуку’ (Федоров 1995: 87), a także темная вода – ‘прост. слепота’ (Федоров 1995: 88).

Przeciwstawienie żywiołów, które przenoszone jest na zjawiska i charaktery oraz sposób postępowania człowiek komunikują następujące frazeologizmy polskie i rosyjskie: ogień i woda, ogień z wodą ‘przeciwstawne zjawiska, siły, rzeczy, dwa niezgodne charaktery, dwie osoby mające niezgodne, całkowicie odmienne usposo-


bienie’ (WSF 2005: 310) oraz огонь и вода (Степанов 2001). Frazeologizm вме-сте с водой выплеснуть и ребенка ‘книжн. или публ. неодобр. отвергая, от-брасывая детали, потерять суть чего-л.’ (СРЯ 1981: 87 – por. pol. wylać dziecko z kąpielą) również należy do tej grupy.

Natomiast amorficzność wody, jej ruch i jego nieoczekiwana zmienność w od-niesieniu do zachowania człowieka pokazują jego podstępność, niejawność, zasko-czenie (zwłaszcza w kontekście ujawniając wartościowanie negatywne): cicha woda ‘o kimś, kto na pozór jest spokojny, zrównoważony, a potrafi zaskoczyć swoim zachowaniem’ (WSF 2005: 624), ros. тише воды, ниже травы (вести себя) – 1. ‘о робком, застенчивом, скромном послушном человеке’; 2. ‘неодобр. о че-ловеке, который ведет себя незаметно, приниженно’; 3. ‘о чем-л. очень робком, застенчивом, скромном поведении’; 4. ‘неодобр. о чем-л. притворно скромном и самоуниженном поведении’ (СРЯ 1981: 91), как в воду опущенный ‘о чело-веке, имеющем унылый, подавленный вид’ (СРЯ 1981: 88); ktoś w gorącej wo-dzie kąpany ‘o człowieku niecierpliwym, porywczym, popędliwym, impulsywnym’ (WSF 2005: 124); a także kamień w wodę (przepaść, zginąć, zniknąć itp.); jak ka-mień w wodę, w wodzie; jakby w wodę wpadł ‘ktoś zaginął, coś zaginęło bez śladu’ (WSF 2005: 158) – ros. как в воду кануть ‘бесследно исчезнуть, скрыться из виду’ (СРЯ 1981: 88).

Niebezpieczeństwo żywiołu, którym jest woda odzwierciedla złe zachowanie człowieka we frazeologizmach puszczać się na niebezpieczne, mętne, zdradzieckie wody czegoś ‘zaczynać robić coś nagannego, niebezpiecznego itp.’ (WSF 2005: 625); zamącić, mącić wodę ‘wzbudzić, wzbudzać niepokój, spowodować zamieszanie’ (WSF 2005: 625–626) – ros. мутить воду ‘неодобр. умышленно запутывать де-ло, создавать неразбериху’ (СРЯ 1981: 89); łowić, łapać ryby w mętnej wodzie ‘czerpać zyski, w sposób nieuczciwy, korzystając z niejasnej sytuacji, z zamiesza-nia’ (WSF 2005: 238) – ros. в мутной воде рыбу ловить (БТС 1998: 139); pic na wodę (fotomontaż) ‘kłamstwo, mydlenie oczu’ (WSF 2005: 351); robić, zrobić ko-muś wodę z mózgu ‘pot. świadomie wprowadzać, wprowadzić kogoś w błąd, oszu-kiwać, oszukać kogoś’ (WSF 2005: 625); ktoś utopiłby kogoś, rad by, chciałby itp. utopić kogoś w łyżce wody ‘ktoś nienawidzi kogoś’ (WSF 2005: 227) – ros. уто-пить в ложке воды (БТС 1998: 139), a także ros. воду возить на ком ‘обреме-нять кого-л. крайне тяжелой и унизительной работой, беспощадно эксплуати-ровать кого-л., пользуясь его добрым, покладистым характером’ (СРЯ 1981: 87–88) i выходить выйти сухим из воды ‘неодобр. избегать заслуженного на-казания; оставаться незапятнанным, несомпрометированным в трудных и не-терпимых ситуациях’ (СРЯ 1981: 90).

Woda może też konotować złe zamiary, intencje, jak we frazeologizmach: coś jest wodą na czyjś młyn ‘coś sprzyja czyimś planom, zamiarom, najczęściej złym, coś jest komuś na rękę’ (WSF 2005: 624) – ros. лить воду на чью-л. мельницу ‘вы-сказывать доводы, положения и т. п., подкрепляющие чье-л. мнение, позицию’ (БТС 1998: 139) lub pieniądze idą, płyną jak woda ‘pieniądze są szybko wydawane’ (WSF 2005: 625). Niepewność i nieprzewidywalność żywiołu zawarta jest w seman-tyce frazeologizmów coś (jest) (palcem) na wodzie pisane ‘coś jest niepewne, wąt-pliwe, nie można na to liczyć’ (WSF 2005: 360) – ros. вилами на воде (по воде)

530 Pstyga Alicja

писано (БТС 1998: 139) oraz ros. темная вода во облацех ‘книжн. ирон. или шутл. o чем-н. непонятном, мудреном, неясном (высказывании, учении, тексте, идее)’ (Федоров 1995: 87); czerpać wodę sitem, rzeszotem, przetakiem ‘robić cos nadaremnie, bezskutecznie, bezcelowo, robić coś nie dającego rezultatów, wykony-wać czynności pozorne’ (WSF 2005: 53) – ros. носить воду в решете /решетом ‘неодобр. выполнять крайне непроизводительную, ненужную, напрасную ра-боту’ (СРЯ 1981: 89); lać wodę ‘mówić, pisać za dużo, nieściśle, nie na temat’ (WSF 2005: 206) – толочь воду в ступе ‘неодобр. проводить время попусту, бессмы-сленно повторять какие-л. бесполезные действия, заниматься ненужным и бес-смысленным делом’ (СРЯ 1981: 89).

Wody – nie tylko jako żywiołu – należy się bardzo bać, por.: bać się kogoś jak kogoś, czegoś jak diabeł święconej wody ‘bardzo się bać kogoś, czegoś’ (WSF 2005: 9); woda sodowa uderzyła komuś do głowy ‘komuś zaczęło się wydawać po jakimś (nawet nieznacznym) sukcesie, awansie, że jest bardzo ważną osobą’ (WSF 2005: 582), ale reakcja czy działania mogą też być nieadekwatne, wszak szklanka wody to niewielka (ograniczona) ilość płynu: burza w szklance wody ‘reakcja zbyt silna w stosunku do przyczyn, które ją wywołały, awantura z błahego powodu’ (WSF 2005: 28) – ros. буря в стакане воды (БТС 1998: 139). Ruch wody – również inter-pretowany niejednoznacznie – wykorzystuje z kolei frazeologizm: coś spływa po kimś jak woda po gęsi ‘coś nie wywiera na kimś wrażenia, ktoś nie przejmuje się czymś, lekceważy coś’ (WSF 2005: 498), ros. как с гуся вода – 1. ‘разг. экспр. кому совершенно безразлично, никак не действует на кого-л.’; 2. ‘с кого легко, бы-стро, бесследно исчезает, забывается и т. п. что-л. кем-л.’ (Федоров 1995: 87).

Wymiar pozytywny (aczkolwiek w kontekście możliwy jest również wydźwięk negatywny) frazeologizmu zawierającego w strukturze komponent woda, a w defi-nicji komponent negatywizujący (np. pozbawić lub też spowodowanie sytuacji, w której można liczyć tylko na własne siły, wystawić kogoś na próbę): wylać kubeł, wiadro zimnej wody komuś na głowę, na czyjąś głowę, na kogoś, na coś ‘nagle po-zbawić kogoś złudzeń, ostudzić czyjś zapał, otrzeźwić’ (WSF 2005: 625) – ros. так будто холодной водой откатили кого ‘о неожиданном охлаждении чьего-л. энтузиазма, пыла, стремительного порыва; о приведении кого-л. в замешатель-ство’ (СРЯ 1981: 87), холодной водой окатить, облить, охладить пыл, рвение ‘привести в замешательство’ (БТС 1998: 139); rzucić, puścić kogoś na głęboką wodę ‘sprawić, że ktoś znalazł się w sytuacji, w której może liczyć tylko na własne siły, wystawić kogoś na próbę’ (WSF 2005: 111) oraz nabrać wody w usta ‘przestać mówić, pisać, na jakiś temat, zamilknąć, milczeć’ (WSF 2005: 266) – ros. воды в рот набрал ‘о молчащем, не раскрывающем рта человеке’ (СРЯ 1981: 90); w pewnym stopniu żyć, siedzieć itp. o chlebie i wodzie ‘źle się odżywiać, dostawać bardzo mało jedzenia’ (WSF 2005: 36) i выводить, вывести на чистую воду кого ‘уличать кого-л. в чем-л., разоблачать кого-л. в обмане, дурном поступке, вы-являть правду’ (СРЯ 1981: 88, Федоров 1995: 88).

W budowaniu negatywnej semantyki frazeologizmów z komponentem woda w obu językach należy zatem podkreślić rolę motywacji semantyczno-kulturowej. Spe-cyfika poziomu frazeologicznego każdego języka – frazeologizmy stanowią szcze-gólnego rodzaju nieciągłe jednostki języka o skonwencjonalizowanych relacjach


między formą i znaczeniem – wynika bowiem z zakodowanej w nim tradycji oraz informacji kulturowej. Jest to również przyczyna usytuowania większości przywo-łanych frazeologizmów na peryferiach językowej kategorii negacji. Uwzględniając wykładniki formalne negacji na poszczególnych poziomach języka, w dużym uprosz-czeniu należy zatem wskazać na dwa obszary negacji: negację na poziomie kategorii gramatycznych w ramach negacji wyrazowej oraz negację na poziomie syntaktycz-nym, w wypowiedzi / tekście, w związkach frazeologicznych, a także negację za-wartą w intonacji (Pstyga 2010: 29), co sugeruje, że granice poszczególnych obsza-rów nakładają się, ponieważ rzeczywiste zachowania językowe mówiących wyma-gają uwzględnienia wielu aspektów jednocześnie. Najbogatszy i najbardziej pojemny semantycznie jest zatem obszar negacji w wypowiedzi / w tekście, zwłaszcza z wy-korzystaniem wartości negatywnych zawartych w związkach frazeologicznych.

Słowniki

SWJP 1996 = Dunaj B. (red.) Słownik współczesnego języka polskiego. Warszawa, 1996. WSF 2005 = Kłosińska A., Sobol E., Stankiewicz A. (oprac.) Wielki słownik frazeologiczny

PWN z przysłowiami. Warszawa, 2005.

Бирих и др. 1998 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фра-зеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 1998.

БТС 1998 = Кузнецов С. А. (ред.) Большой толковый словарь русского языка. Санкт-Петербург, 1998.

Степанов 2001 = Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Екатерин-бург, 2001.

СРЯ 1981 = Евгеньева А. П. (ред.) Словарь русского языка. Т. 1. Москва, 1981. Федоров 1995 = Федоров А. И. (сост.) Фразеологический словарь русского литератур-

ного языка. Т. 1. Новосибирск, 1995.

Literatura

Bartmiński 2007 = Bartmiński J. Stereotypy mieszkają w języku. Studia etnolingwistyczne. Lublin, 20007.

Chlebda 1991 = Chlebda W. Elementy frazematyki. Wprowadzenie do frazeologii nadawcy. Opole, 1991.

Chlebda 1993 = Chlebda W. Frazematyka. In: Bartmiński J. (red.) Współczesny język polski. Wrocław, 1993. 327–334.

Chlebda 2001 = Chlebda W. Frazeologia. In: Gajda S. (red.) Najnowsze dzieje języków sło-wiańskich. Język polski. Opole, 2001. 178–206.

Chlebda 2010 = Chlebda W. Reprodukty na warsztacie. In: Chlebda W. (red.) Na tropach reproduktów. W poszukiwaniu wielowyrazowych jednostek języka. Opole, 2010. 14–21.

Kleiber 2003 = Kleiber G. Semantyka prototypu: kategorie i znaczenie leksykalne. Kraków, 2003.

Krzeszowski 1999 = Krzeszowski T. P. Aksjologiczne aspekty semantyki językowej. Toruń, 1999.

Langacker 2003 = Langacker R. W. Model dynamiczny języka oparty na uzusie językowym. In: Dąbrowska E., Kubiński W. (red.) Akwizycja języka w świetle językoznawstwa kogni-tywnego. Kraków, 2003.

532 Pstyga Alicja

Langacker 2005 = Langacker R. W. Wykłady z gramatyki kognitywnej. Lublin, 2005. Lewicki 1993 = Lewicki A. M. Frazeologia. In: Bartmiński J. (red.) Współczesny język polski.

Wrocław, 1993. 307–326. Lewicki 2003 = Lewicki A. M. Studia z teorii frazeologii. Łask, 2003. Pstyga 2010 = Pstyga A. Słowotwórcza kategoria negacji. Prefiksalne negatywa rzeczowni-

kowe we współczesnym języku polskim i rosyjskim. Gdańsk, 2010. Pstyga 2012 = Pstyga A. Z badań nad kategorią negacji: frazeologia w strukturze językowej

kategorii negacji. In: Hordy M., Mokijenko W., Szutkowski T., Walter H. (red.) Słowo. Tekst. Czas. T. 11. Frazeologia słowiańska w aspekcie onomazjologicznym, lingwokul-turologicznym i frazeograficznym. Szczecin–Greifswald, 2012. 101–108.

Puzynina 1992 = Puzynina J. Język wartości. Warszawa, 1992. Taylor 2001 = Taylor J. R. Kategoryzacja w języku. Prototypy w teorii językoznawczej. Kra-

ków, 2001. Wierzbicka 2006 = Wierzbicka A. Semantyka. Jednostki elementarne i uniwersalne. Lublin,

2006.

Мокиенко 2007 = Мокиенко В. М. Языковая картина мира в зеркале фразеологии. In: Chlebda W. (red.) Frazeologia a językowe obrazy świata przełomu wieków. Opole, 2007. 49–66.

Попова–Стернин 2007 = Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. Мос-ква, 2007.


O některých hydronymech v českých a makedonských frazémech

RIBAROVA Slavomira


1. Úvod

Předmětem našeho rozboru bude srovnání vybraných českých a makedonských frazémů a idiomů (dále v textu IF), a to na materiálu s hydronymickým komponen-tem s předpokladem, že ze srovnání vyplynou určité zvláštnosti v obou jazycích.

Hydronymum jako podtyp toponyma, resp. anoikonyma, se definuje (Šrámek 1999, Šmilauer 1966) jako pomístní jméno, které pojmenovává vodní zdroj, plochu či tok, např. řeky, potoky, prameny, moře, oceány, rybníky, jezera, přehrady atd. Šrámek přitom zahrnuje mezi ně i příbřežní jména, která užívají zejména rybáři (Šrámek 1999: 163).

Analýza, která vychází z českých frazeologických prací, se bude týkat jen vy-braných oblastí, a to názvů řek, jelikož poskytuje srovnatelný materiál na více úrov-ních. Za prvé, v obou jazycích hydronyma – i proto, že řeky byly ve středověku hlav-ními dopravními cestami a měly velký význam – ve frazeologických slovnících, z nichž jsme čerpali (viz Literatura), jsou patřičně zastoupena malou skupinou IF.1 Za druhé, v obou jazycích je hydronymický komponent nositelem sémantické stránky IF a je zastoupen substantivem. Za třetí, na základě hydronymického komponentu se můžou zařadit do dvou základních skupin:

1. Slovesné frazémy s týmž hydronymickým komponentem patří ke klasickým evropeismům: překročit Rubikon – го поминува /преминува Рубикон ‘učinit zá-važné rozhodnutí’ а napít se z řeky /vody zapomnění Léthe, v makedonském frazé-mu jen jako v českém bez propria napít se z řeky zapomnění – река на заборавот ‘osudově zapomenout’.

2. Hydronymické komponenty z domácích zdrojů, jak slovesné: být křtěný Vlta-vou n. bejt křtěnej Vltavou ‘být pravý, typický Pražák’, не го пере Вардар (а не [пак] Брегалница) ‘nic mu nemůže pomoci’, го однесе матен Вардар ‘nečekaně zmizet’, tak i neslovesné perifráze: stříbropěnná Vltava ‘Vltava’, Zlatá kaplička (nad Vltavou) ‘Národní divadlo’, Градот на Вардар ‘Skopje’, a v makedonských IF i větné: оди ли Вардар нагоре ‘reakce, když je někdo tvrdohlavý’, многу вода (ќе) истече (протече) по Вардар ‘projde hodně času’, a přirovnání: матен како Вардар ‘nemít všech pět pohromadě’, бистар како матен Вардар ‘být velmi málo inteligentní’.

1 Což nepřekvapuje, jelikož: „Převážná většina komponentů ve SFI je apelativní povahy, okra-

jově se tu vyskytnou propria. […] a představují 0,63% všech frazémů“ (Čermák 2007: 351).

534 Ribarova Slavomira

Zastoupenost rozlišného hydronymického komponentu z domácích zdrojů ne-vylučuje fakt, že se v obou jazycích jedná o největší řeku na daném území (dokonce srovnatelné svou délkou: Vltava 433 km, Vardar 388 km), které v IF projevují svou symbolickou platnost. V rámci této skupiny nás bude zajímat, jestli jsou tyto IF vý-znamově srovnatelné. Kromě toho, přes konfrontaci těchto dvou skupin, chceme ukázat, v jakém poměru je užití IF s klasickým evropeismem ve srovnání s těmi z domácích zdrojů, resp. jestli se objevují rozdíly mezi jazyky.

2. Rozbor

Analýza se bude týkat slovesných a přirovnávacích IF s komponenty Rubikon, Vltava a Vardar, v rámci čehož se zaměříme na: srovnání uplatnění IF (slovesné a přirovnání) s hydronymy Rubikon oproti Vltava, tj. v makedonských IF Vardar v komunikačních internetových sférách a poukázat na možné dynamické vývojové tendence.

2.1. IF s hydronymickým komponentem, patřící ke klasickým evropeismům

Frazém překročit Rubikon – го поминува /преминува Рубикон je v obou ja-zycích frazeologický kalk, společný většině evropských jazyků, který patří ke kla-sickým frazeologickým evropeismům. Terminologicky se zde jednotliví autoři liší: zatímco Čermák, jehož terminologii používáme, zařazuje propria zastoupená v IF do tří skupin: klasické evropeismy, domácí zdroje a kvazipropria (Čermák 2007: 351), M. Čechová používá termín frazeologie kulturní (v užším slova smyslu) a v je-jím rámci rozlišuje podle původu antické, křesťanské a historicko-kulturní frazémy (Čechová 1993), kdežto jiní autoři mluví o frazeologických internacionalizmech. Ve spojitosti s touto skupinou a na rozdíl od některých prací, které mluví o ústupu staré kulturní a vůbec tradiční frazeologie z extralingvistických příčin, M. Čechová tvrdí právě opak a na základě výzkumu ukazuje, že roste obliba antických obraz-ných vyjádření a mezi příklady zařazuje i frazém překročit Rubikon (Čechová 1993, Čechová–Karhanová 1995), což potvrzují příklady z Českého Národního Korpusu (ČNK) a internetu (hlavně blogů a fór). Z celkového počtů 67 výskytů lemmatu Ru-bikon v ČNK (SYN2010) dokonce 14 je frazeologických, např.:

Nová deska skupiny Kryštof má ctižádost <překročit Rubikon> jejího hudebního vý-voje, ne zcela se jí to ale daří (SYN2010).

Opřel jsem se o gauč a přemýšlel, že jsem právě překročil Rubikon (SYN2010).

Včera Evropská unie překročila Rubikon. Zdánlivě nenápadně, na jakémsi polozapo-menutém Kypru (http://cs.wordpress.com).

V Česku byl překročen Rubikon. Tak pravil premiér Nečas. Má samozřejmě pravdu, protože to sám učinil (http://www.blisty.cz).

Na rozdíl od češtiny naznačuje převážná většina výskytů na internetu v makedon-štině určitou ztrátu expresivity IF u frazému s hydronymickým komponentem Ru-bikon, např.:

O některých hydronymech v českých a makedonských frazémech 535

Како да е Цезар кој ја преминува реката Рубикон за неговите легии да ги поразат војските на Помпеј? (http://www.utrinski.com.mk),

a ve srovnání s českým materiálem ukazuje značně menší počet výskytů na internetu, např.:

Рејтингот се топи, Рубикон е преминат! Една работа забораваат дека кога ќе се премине Рубикон, се’ се врти (http://www.utrinski.com.mk).

Je zapotřebí podotknout, že ke stejné historické události2 se vztahuje frazém: kostky jsou vrženy, коцките се фрлени tj. překlad latinského „Alea iacta est!“, které podle římského historika Suetonia pronesl Caesar při vydání rozkazu o překročení Rubikonu.3 Při použití je mezi frazémy jemný významový rozdíl: v případě vržených kostek jde víc o nezvratnost rozhodnutí.

2.2. Hydronymický komponent z domácích zdrojů

I když hydronymum z domácích zdrojů je v obou jazycích největší řeka na da-ném území (Vltava a Vardar), jejich symbolická a sémantická hodnota je v každém jazyce jiná. Hydronymum Vltava je v IF symbolem „pražáctví“, v různých odstínech, jak je vidět z příkladů:

Nepřipadá mi, že je křtěnej Vltavou (SYN2010).

Převážně se IF používá jako úvod při vlastním představování v názvu osobního blo-gu i textu s kladnou konotací, např.:

Takový člověk je Jiří Hanibal (1. září 1934), Libeňák křtěný Vltavou, ale už od roku 1955 žijící v Ostravě (http://www.seniortip.cz).

Fotografie z cyklu Mizející Praha musí zprvu v každém obyvateli hlavního města, který je křtěný Vltavou a „má na to věk“, navodit nostalgickou náladu (http://www.gallery.cz).

Časté je také použití při zdůraznění vlastního původu:

Zesnulé paní Altfeldové, Američanka Vltavou křtěná, v zadumání přemýšlela (SYN 2010).

Jmenuji se Miloslav Ludvík a narodil jsem se 5. září 1963 v Praze. […] Porodnice ve Vinohradské nemocnici, kde jsem přišel na svět, mi dovoluje používat hrdý titul „Pra-žák křtěný Vltavou“… (http://www.miloslavludvik.cz).

2 V roce 49 př. n. l. Caesar překročil antickou řeku Rubikon, přestože věděl, že podle římského

zákona nikdo ozbrojený nesměl tuto hraniční řeku překročit, což mezi Caesarem a Pompeiem rozpo-utalo občanskou válku. Důvodem tohoto rozhodnutí byla jeho touha stát se nejmocnějším v Římě, což se mu nakonec i splnilo, protože jako důsledek Pompeius uprchl do Řecka a Caesar se pak stal jediným vládcem Říma.

3 M. Novotný uvádí, že podle některých autorů Caesar jen citoval starší výrok řeckého dramatika Menandra (4. st. př. Kristem), a prý neřekl latinsky alea iacta est, ale řecky anerrifthó kybos (Novotný 2003).


Vojtěch Dyk se narodil v Praze, a tím pádem je v kapele jediný čistokrevný Pražák křtěný Vltavou (http://www.festivalrajbas.cz).

Taky se projevuje individuální postoj uživatele vůči pražáctví, např.:

Jak bych mohl být Pražákem, když nejsem křtěný Vltavou. Žižkov totiž není Praha. Tam tekla z kohoutků voda od Káraného, tudíž z Jizery (http://ladislavsmrcka.blog.idnes.cz),

které může být až humorné, např.:

Jsem křtěný Vltavou, tedy vlastně nekřtěný (smích) (http://www.pametnaroda.cz).

Jelikož má ve významu i složku cítit se pražským patriotem, její zdůraznění může jít až k emočně a negativně zabarveným diskuzím pod článkem v novinách, např.:

Jako pražák křtěný Vltavou vím, že snad většina „pražáků“… v současnosti tvoří „na-plaveniny“! (http://www.lidovky.cz).

Většina příkladů na internetu neukazuje žádné aktualizace – kromě těchto, v pod-statě ojedinělých příkladů na změny frazémů, vzniklé z potřeby vtipně je sémanticky aktualizovat, např.:

Su Brňák křtěný Vltavou: Už su prostě Brňák… ale původně jste Pražák křtěný Vltavou (http://host.divadlo.cz),

kde pravostranný komponent je v protikladu s pozměněnou levou stranou přirovnání, čímž dochází k zlehčení a konfrontování dvou nespojitelných významů.

Další příklad je spojení adjektiva křtěný s jinou řekou:

Proto jsem Pražák obrazně křtěný Vltavou a současně „Jihozápadočech“ reálně křtěný sušickou Otavou ☺ (http://www.lf2.cuni.cz),

nebo použití jako přirovnání, s rozšířením významu, že někdo, kdo není z Prahy, se chová jako Pražák:

A po Praze jezdím jak křtěnej Vltavou (http://www.motorkari.cz).

S ohledem na okrajovost těchto příkladů, řekli bychom, že se spíš jedná o oje-dinělé a efemérní případy a ne o náznaky vývojového pohybu tohoto frazému. To také potvrzuje ČNK, kde z celkového 3025 výskytů lemmatu Vltava jsou jen 2 vý-skyty frazémy, které jsou výše uvedené.

Na rozdíl od toho hydronymum Vardar se objevuje v jiných významech. Samot-ná řeka je spojená s přívlastkem матен s významem: 1. ‘kalný, zakalený’; 2. ‘zam-žený, matný’; 3. ‘přen. nesrozumitelný, nezřetelný, nejasný’, a ne stříbropěnný jako je tomu u hydronyma Vltava. V IF го однесе Вардар hydronymum má význam velká voda a objevuje se nejčastěji v článcích komentujících politické dění, např.:

Ни останува после сето ова задолжување кожата да си ја продадеме и пак матен вардар нема да не однесе. Сто пати полошо ќе биде… (http://www.plusinfo.mk).

http://www.motorkari.cz/forum-detail/?ft=102467&fid=3&pgr=245


Skoro u všech IF s hydronymickým komponentem Vardar se objevují séman-tické aktualizace. Např. u frazému не го пере Вардар, (а не [пак] Брегалница), se často vyskytuje výměna druhé části IF, který je ve Slovníku (Велковска 2008) za-znamenán pod heslem řeka Брегалница, která je sice menší než Vardar, ale je při tom největším přítokem řeky Vardar. V tomto spojení je hydronymum Vardar nosi-telem velké vody na rozdíl od menší (Брегалница). Při aktualizaci, kterou jsme za-znamenali na internetu, nastává výměna této části a připojenými dodatky, jako jsou hydronymum Dunaj, např.:

…пропаганда не го пере не Вардар Дунав не може да го испере од сите црнила… (http://www.utrinski.com.mk),

nebo Nil, např.:

Не се трудите народот памети и не заборава, БЦ НИЛ не го пере а не пак ВАРДАР! (http://a1on.mk).

Nastává i prohození obou částí, tak hydronymum Vardar se stává nositelem významu menší voda, zaměňuje tedy význam komponentu Брегалница.

Další sémantické rozšíření je viditelné u přirovnání: матен како Вардар a би-стар како матен Вардар, které se podle Slovníku (Велковска 2008) vztahují jen k člověku. Příklady ukazují, že матен како Вардар může být i něco neživotného, jako například nezřetelný a podivný byznys, např.:

Бизнис матен како Вардар (http://www.utrinski.com.mk),

nebo dokonce něčí pohled s významem „nejasný, nechápavý“, např.:

Ја гледам вака, поглед ко матен вардар, тело ко струмичка бабура, памет е научна фантастика за неа… (http://ludaglava.blog.mk).

Žertovný frazém бистар како матен Вардар, ve kterém se pomocí sjednocení dvou diametrálně rozlišných nocionálních významů (бистар – bystrý a матен – matný) zvýrazňuje negativní kategorizace nechápavého a málo inteligentního cho-vání člověka. Příklady ukazují na paradigmatickou substituční komponentu чисто místo бистар, např.:

Да бе лебеде со Бранко твој се беше чисто ко матен Вардар (http://www.utrinski. com.mk).

Podobně jako u předchozího frazému i zde se projevuje, že бистар како матен Вардар, kromě svého zásadního antropocentrického významu, např.:

…бистро дете си ти… ко матен вардар :))) (http://forum.crnobelo.com),

se může vztahovat na něco neživotného, jako je například něčí způsob přemýšlení nebo logika, např:

А твојава логика е бистра ко матен Вардар :) (http://forum.kajgana.com).


…е сега овде сме сведоци на типичен пример за ванаби форумски АС – бистар ко матен вардар (http://forum.kajgana.com).

Tyto různé aktualizace můžou naznačovat určitou dynamiku frazeologie, ovšem kvůli neexistenci makedonského korpusu nemůžeme ověřit jejich frekvenci.

3. Závěr

V obou jazycích se srovnávané IF s hydronymickým komponentem dají pova-žovat za antropocentrické a expresivní s tím, že hydronymum je nositelem symbo-lické platnosti, která vstupuje do frazému a vyvolává asociace s konkrétním deno-tátem. Uživatel musí primárně znát význam frazému a není tedy natolik důležité, aby uměl přesně vysvětlit důvod jeho použití. Ovšem bez celkové obecné znalosti lze předpokládat určitou nejistotu při užití frazému u uživatelů.

Rozbor ukazuje větší produktivitu frazému s hydronymem Vardar než s hydro-nymem Rubikon v makedonských IF, stejně jako i náznaky ztráty expresivity u IF s hydronymem Rubikon, což může naznačovat určitý ústup v rámci tzv. kulturní fra-zeologie. To však nebylo případem s českým materiálem. Důvody k tomu lze hledat v intralingvistických a extralingvistických příčinách.

V rámci skupin IF s hydronymickým komponentem z domácích zdrojů je v ma-kedonštině viditelná už jen podle samého počtu IF zaznamenaných ve frazeologic-kých slovnících a i podle různorodosti kolokací při internetových výskytech větší dynamičnost této skupiny.

I když hydronyma z domácích zdrojů jsou v obou jazycích reprezentována nej-větší řekou na daném území, jejich symbolická a sémantická hodnota je v každém z jazyků jiná. Zatímco v češtině je sémantika IF vázaná na definovaní vztahu identity (pražáctví), v makedonských frazémech má výraznou evaluativní složku, a to při hodnocení buď intelektuální neschopnosti jedince nebo naznačuje nečistou práci. V obou jazycích je použití těchto IF kolokviální a expresivní.

Kvůli neexistenci makedonského korpusu si práce neklade žádné aspirace dělat závěry co do počtu výskytů, ale na příkladech ukázat určité vývojové tendence fra-zémů. Výše uvedené aktualizace IF матен како Вардар a бистар како матен Вардар můžou být náznakem dynamické tendence těchto frazémů v makedonštině. Ovšem aktualizace může být i příležitostná (viz Vltava), která neukazuje tak rozší-řené sémantické posuny.

Podrobnější výzkum frekvence frazémů může poskytnout konkrétnější výsled-ky a tak doufáme, že v blízké budoucnosti se zpřístupní i makedonská část paralel-ního korpusu InterCorp, a tím pádem se umožní i statistické ověření těchto poznatků.

Internetové zdroje Novotný 2003 = Novotný M. Rubikon. http://www.rozhlas.cz/strednicechy/slova/_zprava/

87680. SYN2010 = Český národní korpus. Ústav Českého národního korpusu FF UK. Praha, 2010.

http://www.korpus.cz.


Slovníky Čermák 2009 = Čermák F. Slovník české frazeologie a idiomatiky. Přirování, výrazy neslo-

vesné, výrazy slovesné. Praha, 2009.

Велковска 2008 = Велковска С. Македонска фразеологија со мал фразеолошки речник. Скопје, 2008.

Димитровски–Ширилов 2003 = Димитровски Т., Ширилов Т. Фразеолошки речник на македонскиот јазик. Т. 1. Скопје, 2003.

Ширилов 2008 = Ширилов Т. Фразеолошки речник на македонскиот јазик. Т. 2. Скопје, 2008.

Ширилов 2009 = Ширилов Т. Фразеолошки речник на македонскиот јазик. Т. 3. Скопје, Скопје, 2009.

Literatura Čechová 1986 = Čechová M. Dynamika frazeologie. Naše řeč 1986/4: 178–186. Čechová 1993 = Čechová M. Kulturní frazeologie v současné komunikaci. Naše řeč 1993/4:

179–183. Čechová–Karhanová 1995 = Čechová M., Karhanová K. K recepci kulturních frazémů v sou-

časné komunikaci. Naše řeč 1995/3: 138–145. Čermák 2007 = Čermák F. Frazeologie a idiomatika česká a obecná. Praha, 2007. Fučík–Pokorný 2009 = Fučík B., Pokorný J. Zakopaný pes. Praha, 2009. Šmilauer 1966 = Šmilauer V. Úvod do toponomastiky. Nauky o vlastních jménech zeměpis-

ných. Praha, 1966. Šrámek 1999 = Šrámek R. Úvod do obecné onomastiky. Brno, 1999.

Велковска 2002 = Велковска С. Белешки за македонската фразеологија. Скопје, 2002.


Семантизация крылатых рекламных фраз с гидрокомпонентом

САЛАХАТДИНОВА Эльмира Шамильевна

Киев, Украина E-mail: [email protected]

Вся история составления толковых словарей русского языка – это, по сути, описание процесса возникновения семантизации вообще и совершенствования различных способов толкований применительно к разным типам единиц номи-нативного фонда с целью разъяснения смысла слов и устойчивых словосоче-таний, а также выявления различных связей и отношений в лексическом со-ставе языка.

Известную сложность представляет семантизация крылатых выражений, что подтверждается практической невозможностью создания унифицирован-ного способа их лексикографического описания, ввиду того, что крылатые единицы разнообразны по структуре, по значениям, которые они выражают в зависимости от коммуникативных целей. Поэтому для описания требуют по-строения разных типов словарных дефиниций. Для крылатых имен, то есть однословных образований, использовались модели словарных дефиниций, раз-работанных в лексикографии для семантизации слов. Крылатые выражения, представляющие собой неоднословные образования в виде словосочетаний, соотносились с различными типами фразеологических единиц. Типы словар-ных дефиниций для устойчивых выражений данной структуры разработаны лексикографами и широко представлены во фразеологических словарях. Се-мантизация раздельнооформленных эптонимов, выступающих в роли самосто-ятельных предложений (высказываний, суждений) представляет наибольшую сложность. Возможно, такие неоднословные эптонимы можно было бы соот-нести по структуре с пословицами, вопросы семантического описания которых уже рассматривались лексикографами, хотя до сих пор не получили однознач-ного решения из-за структурного своеобразия паремий, их формы и непростого характера семантики.

Одни исследователи высказывают мнение о том, что семантизация эпто-нимов указанного типа является необязательной (см., напр., Беркова 1991: 15), и в словарях они не толкуются. Однако, к примеру, включенные в сборник М. И. Михельсоном выражения «Увы, я стар! Мои седины белее снега той вершины, но и под снегом иногда бежит кипучая вода!» (М. Ю. Лермонтов) (Михельсон 1896: 271) или «В море воды довольно; В море потоп, в пустынях звери, а в мире беды да напасти» (Михельсон 1896: 56), очевидно понятные его современникам, сейчас вызывают затруднение: сложно понять, в каких конкретно ситуациях они могут применяться.

Другие исследователи подчеркивают сложность процесса семантизации. Так, В. П. Жуков, автор «Словаря русских пословиц и поговорок», обратил

Семантизация крылатых рекламных фраз с гидрокомпонентом 541

внимание на то, что пословицы и поговорки отличаются от фразеологизмов и крылатых выражений в структурно-грамматическом отношении, представляя собой законченное предложение, в основе их смыслового содержания лежат суждения, поэтому их семантику возможно передать только «путем разверну-того описания смысла, т. е. развернутым предложением» (Жуков 1967: 7–13).

Он отмечал, что при выборе типа семантизации паремий необходимо учи-тывать степень их смысловой мотивированности. Составитель словаря пола-гал, что должны семантизироваться паремии:

1) имеющие в настоящее время только переносное значение: Не все коту масленица <бывает и великий пост> (Жуков 1967: 273); Счастье без ума – дырявая сума (Жуков 1967: 449);

2) имеющие прямой смысл, но в дискурсе обычно употребляющиеся в пе-реносном значении: Чем (что) дальше в лес, тем (то) больше дров (Жуков 1967: 491); Что у кого болит, тот о том и говорит (Жуков 1967: 506);

3) устаревшие паремии: Мошна туга – всяк ей слуга (Жуков 1967: 229); Мужик <хоть и> сер, да (а) ум у него не черт (не волк) съел (Жуков 1967: 233).

В паремиях, состоящих из двух частей, по мнению В. П. Жукова, может семантизироваться одна или обе части устойчивого выражения. Семантизация всего пословичного высказывания необходима там, где первая часть выражения противопоставляется по содержанию второй, напр., Кошке игрушке, а мышке слезки ‘то, что для сильного развлечение, игра, слабому причиняет страдание’ (Жуков 1967: 190); Ты на гору, <а> черт за ногу ‘никак не удается выйти из затруднительного положения, освободиться от чего-л.’ (Жуков 1967: 457).

Паремиограф убежден, что после семантической должна следовать ситу-ативная или контекстуальная характеристика. Последняя, как полагает автор, дается при пословично-поговорочных выражениях, выступающих в качестве ответа на поставленный вопрос, например, Держи карман <шире> ‘не надейся, не рассчитывай на что-л.’ – говорится в ответ на просьбу (надежду) или на предположение, что желаемое осуществится (Жуков 1967: 127). Ситуативная характеристика необходима для описания тех условий, в которых может упот-ребляться пословично-поговорочное выражение.

Во многом соглашаясь с В. П. Жуковым, современная исследовательница паремиологии Л. Б. Савенкова считает, что уровень абстрактности значения пословицы выше уровня абстрактности семантики предложения – деривацион-ной базы, поэтому семантизация паремий не должна подменяться семантиза-цией ее деривационной базы. Она справедливо замечает, что взгляд на ситуа-цию, выраженную паремией, зависит от особенностей этнокультурного вос-приятия реалий обществом в целом или отдельным народом, а оценочность паремии может меняться в зависимости от личного отношения говорящего к означаемому. При семантизации паремии, указывает Л. Б. Савенкова, важно обратить внимание на возможную ее многозначность, то есть на процесс рас-ширения значения паремии (Савенкова 1999).

Пословицы имеют структуру предложений, поэтому можно сказать, что вопрос об их семантизации все равно остается открытым. Безусловно, при семантической характеристике паремий необходимо представить все их значе-

542 Салахатдинова Э. Ш.

ния. Так как считается обязательным указание сферы применения пословичных выражений, то они требуют описания условий или ситуаций употребления.

Семантизация раздельнооформленных эптонимов – девизов, лозунгов, призывов, рекламных слоганов, имеющих структуру высказываний и высту-пающих в роли самостоятельных предложений, представлена в словарях кры-латых слов и выражений. В «Большом словаре крылатых слов и выражений русского языка» В. П. Беркова, В. М. Мокиенко и С. Г. Шулежковой семанти-ческое описание получили в основном эптонимы-лозунги политического, идео-логического, патриотического и т. п. характера: Бери с коммунистов пример (Берков и др. 2009: 102); Болтун – находка для шпиона и др. (Берков и др. 2009: 119). При семантизации таких «формул политической оценки эпохи, идеоло-гических деклараций, философских и житейских наставлений» С. Г. Шулеж-кова предлагает в словарной статье указывать на «жанр» крылатых выражений (лозунг, призыв, сентенция и т. д.) и ситуацию или условия употребления эп-тонима в речи (Берков и др. 2009: 12). В толковом словаре «Крылатые слова нашего времени» и фразообразовательном словаре «Вокруг да около рекламы» Л. П. Дядечко зафиксированы и семантизированы крылатые рекламные фразы и слоганы: Реклама – двигатель торговли (Дядечко 2008: 597); Клиент всегда прав (Дядечко 2007: 238); Не тормози – сникерсни! и др. (Дядечко 2007: 275). Однако, как показывают наблюдения над словарными статьями, метаязык для семантического описания эптонимов такой структуры требует еще дальней-шей разработки.

Одним из известнейших авторов рекламы в 20–30-х годах XX века в Рос-сии был В. В. Маяковский. Сема вода встречается в рекламных фразах автора, когда он работал над созданием санплаката. Это была изобразительная рекла-ма, то есть реклама, соединяющая в себе текст и изображение. Слоганы В. В. Маяковского, имеющие яркую образность, рифму и ритм, содержали в себе максимально сжатую информацию, концентрировали в себе основную идею – привлечь внимание адресата к проблеме антисанитарии, а в перспективе (для строящегося молодого государства) создать новую социальную ценность – бе-режное отношение нации к здоровью посредством выполнения элементарных навыков гигиены: Воды – не бойся, ежедневно мойся; Хоть раз в неделю, придя домой, – горячей водой полы помой и др. (Маяковский 1958).

Поскольку адресатом являлись пролетарии и крестьяне, только приобща-ющиеся к культуре, рекламные фразы отличались простотой и прямолинейно-стью. Слоганы В. В. Маяковского содержат обращения к адресату (товарищи), глаголы второго лица единственного и множественного числа в императиве: мойте руки, мойте посуду, полы помой и т. д. Сила и эффективность реклам-ных слоганов заключались в доступности, полезности, а также в постоянном контакте со всем населением страны благодаря динамичности ее распростра-нения. Такая общественная реклама выполняла образовательно-профилакти-ческую функцию – давала обществу знание о возможных проблемах и путях их предотвращения, легко воспринималась и запоминалась: Грязь в желудок идет с едой, мойте посуду горячей водой или Фрукты и овощи перед едой мойте горячей водой (Маяковский 1958).


В настоящее время лишь несколько рекламных фраз В. В. Маяковского характеризуются высокой частотностью в речи и, возможно, могут претендо-вать на статус эптонимов. Среди них: Воды – не бойся, ежедневно мойся; То-варищи, мылом и водой мойте руки перед едой.

Первую фразу можно семантизировать следующим образом: слоган, со-держащий совет-рекомендацию адресату ежедневно принимать водные проце-дуры. Используется как настоятельная рекомендация, которая должна стать правилом жизни:

– Учту, – улыбнулся я. – Пока ты не унесла мыло, полей-ка мне на руки… Это всегда следует делать перед едой, – наставительно заметил я, тщательно намы-ливая ладони. – Так мыла надолго не хватит, – хозяйственным тоном возразила Эвелина. Увы, даже в баронских замках экономия нередко считается важнее ги-гиены. – Не хватит – можно сварить еще. Это куда лучше, чем маяться животом. – Сварить? А ты умеешь? – она поставила на место уже ненужный кувшин. – Да. Так что мойся и ничего не бойся. – Убедил, – улыбнулась девочка и, прихватив мои дары – рубаху и завернутый в холстину мокрый кусок мыла – чуть ли не вприпрыжку покинула кухню. В другую руку, однако, она снова взяла арбалет, как видно, не желая расставаться с оружием даже на время купания (Ю. Несте-ренко: «Приговор», авторский сайт «Башня»).

Баба Валя (сидит, шуршит пакетами, на этап собирается и делает наставления всем): Ну что, на дорогу присели. Ох, и привыкла я к вам, девки, разливайте, я говорить на посошок буду одна и цыц, не перебивать меня, а то напоследок и по хлебаку могу щелкнуть. Короче, Лен, тебя, чтоб из зала суда выпустили, Лялька – тебе, таборный ребенок, скорей к дочке и веселья побольше, ты девка талантли-вая, и брось наркоту эту, не до добра доведет. Танька – и ты чтоб из чертей вы-шла, все от водки отойти не можешь, воды не бойся, мойся чаще. С тобой, Нас-тюха, пошептаться хочу отдельно. Ну все, кого словом обидела, не обессудьте (Е. Ковалева: «Мой голубой друг», «Индекс»).

На базе данного слогана появились трансформы. Чаще всего они исполь-зуются как заголовки публикаций: Внимание! Мойся и бойся! Вредное для Ва-шей кожи!; Мойся – ничего не бойся или как заделать щель между ванной и стеной; В бане мойся и ничего не бойся: 1111 Заговоров Сибирской Целитель-ницы. Трансформы встречаются в тексте, призывая к здоровому образу жизни: Чаще мойся – воды не бойся! (дневник добрых дел, школа №58, г. Челябинск); Холоду не бойся, сам по пояс мойся! (пословицы Светланы Майстренко); Ты воды, дружок не бойся! Чище и почаще мойся! (сценарий «В здоровом теле – здоровый дух»); Воды холодной не бойся, ежедневно ею мойся (театрализо-ванное представление ко Дню знаний и новому учебному году).

Фраза Товарищи, мылом и водой мойте руки перед едой активно исполь-зуется в трансформированном и в усеченном виде <Мылом и водой> мойте руки перед едой:

«Тихий еврей» Павел Ильич Лавут, устроитель концертов Маяковского, расска-зывал про местечкового жителя, что не в силах отмыть руки – ни спиртом, ни щелочью, ни керосином… уж и наждачной бумагой тер! – А мылом с водой про-


бовал? – Милом з водой?.. Ви знаете, не догадался! Товарищи, / мылом и водой / ойте руки / перед едой (Арье-Лейб, Пинхас Коц: «В режиме диалога», «Лехаим»).

Данная фраза может быть семантизирована так: слоган, рекомендующий адресату перед едой мыть руки с мылом: Мойте руки перед едой мылом, а чашки с ФЕРИ! (сайт «Мир здоровья»); Перед едой мойте руки мылом и теплой водой (из коллекции советов мирового туризма). Часто используется как заголовок в средствах массовой коммуникации: «Мойте руки перед едой», или Как уберечься от кишечных инфекций?; Всем членам семьи надо мыть руки перед едой и не только (рубрика «Счастливые родители»).

Обязательным, как кажется, является представление типичных трансфор-маций в речи. В данном случае эта фраза эксплуатирует стилистический прием сочетание несочетаемого: Фильтры BRITA – мойте воду перед едой!; Мойте окна перед едой; Мойте руки перед едой, а клавиатуру после.

В 90-х годах прошлого столетия опять стала широко использоваться рек-лама и появилось множество рекламных слоганов, предлагающих различные напитки. В них сема вода широко представлена эксплицитно (Инвайт – про-сто добавь воды) и имплицитно (Sprite! Не дай себе засохнуть!; Fanta. Вли-вайся! и др.). Реклама «порошковых» напитков запомнилась слоганами Invite – просто добавь воды; Порви жажду. Охладись Yupi!; Вкус девяти разных фрук-тов. Попробуйте Zuko! Российские профессионалы в области рекламы, выби-рая лучший слоган 20-летия, отдали 5-е место фразе Invite – просто добавь воды, тем самым подтвердив статус его как запоминаемого и часто использу-емого выражения. Популярная рекламная цитата стала крылатой, что подтвер-ждается ее активным употреблением в дискурсе. В словаре, по-видимому, нужно указать, что это слоган рекламы на российском телевидении в 1990-х годах напитка «Invite», призывающий быстро и легко его приготовить. Пред-ставляет собой удивительно точное описание сути продукта: цветной порошок разбавляется 2 литрами воды и получается готовый к употреблению напиток.

Фраза Invite – просто добавь воды может быть семантизирована следую-щим образом:

1) какой-либо простой в приготовлении раствор, достигаемый путем до-бавления воды:

Нет никаких расходников. Как инвайт – просто добавь воды, причем прямо из-под крана (так рекомендуют в инструкции) (из отзывов об увлажнителях воздуха). Вместе со мной учились рейверы – они делали украшения из фломастеров, кра-сили волосы пакетиками инвайт (просто добавь воды) и изготовляли из детских наушников от ветра (розовых и белых, пушистых, как помпоны на тапках амери-канских домохозяек) наушники для плеера. Рейверы с особым интересом ходили на уроки английского и немецкого. Потому что у них была мечта – познакомиться с кем-нибудь «от туда». Кассетные мальчики и девочки выглядели инопланетя-нами (Л. Грант: «Здравствуй, Хипстер, всёпока», «Шум», 21.05.2010).

2) «Инвайт» указывает в прямом смысле на некачественную сторону по-требляемого. «Инвайтом» стали называть плохое пиво или спирт, в который, видимо, добавляли воду, а также другие напитки невысокого качества:


Завтрак довольно банальный, чай-кофе, соки (соки не очень, мне напоминало «Юпи» или «Инвайт – просто добавь воды»). Омлет, сыр, сосиски, салаты, блин-чики, фрукты. Блинчики жарят на улице при тебе. Ты пальцем тычешь в мед-джем, тебе ими поливают блинчик (из отзывов о поездке в Тунис).

в переносном – на невозможность подмены истинного искусственными заме-нителями (шутл.-ирон.):

Сразу вспомнилось: Инвайт – просто добавь воды! Астробиолог Крис Маккей тоже вспомнил тот слоган – добавил воды в теорию многообразия жизни во все-ленной и родил собственную инвайт-теорию ☺ (из обсуждений к статье «Жизнь может существовать без воды»).

Он очень искренний – и в жизни, и в творчестве. И говорит, что научиться быть искренним невозможно, искренность – она либо есть, либо ее нет. А разницу меж-ду искренностью и неискренностью объясняет просто: это как «Инвайт» (просто добавь воды) и вода из родника (А. Кадырова: «Старый хиппи по кличке Томми. Разговор за жизнь»).

Слоганы Sprite! Не дай себе засохнуть! и Fanta. Вливайся! построены на личном обращении к каждому потребителю, что является достаточно эффек-тивным способом привлечь внимание потребителя и вызвать интерес к рекла-мируемому продукту. Рекламная крылатая фраза Sprite! Не дай себе засохнуть! (см. Дядечко 2007: 260) построена на базе ассоциативного сопоставления. Гла-гол засохнуть в прямом значении обычно используется применительно к рас-тениям, а использование его применительно к человеку придает слогану игро-вой смысл. Такая реклама главным образом ориентирована на молодежь и представляет собой своеобразный призыв к необходимости оставаться полным жизненной энергии. Семантизация данной фразы может быть представлена в словаре таким способом:

1) употребляется в прямом смысле, когда говорят о жажде – часто встре-чается как заголовок в средствах массовой коммуникации, а также в шутках, анекдотах в трансформированном виде: Не дай себе задуматься (Е. Иваненко, «Нева», 2008, №7); Sprite – не дай себе засохнуть… и другим напиться; Рус-ская водка. Не дай себе просохнуть (пародии-шутки Николая Фоменко);

2) в переносном значении используется как призыв к человеку сохранять свое физическое и духовное здоровье:

Кстати, если вспомнить о знаменитой рекламе, там выдуманный потребитель «Спрайта» наделен реальной миссией. Он несет миру сообщение «Не дай себе засохнуть». Я то и дело слышу: «Живи для себя, в свое удовольствие, не дай себе засохнуть». Вопреки рекламе, засохнуть можно и от спрайта и от пива, ежеднев-но выпиваемого на диване… Это действительно очень скучно. Чтобы жить для себя нужно кого-то очень сильно любить (интернет-блог «Московская сага»).

Fanta. Вливайся! – реклама газированного напитка звучит как приглаше-ние «влиться» в компанию пьющих этот напиток. Здесь использован реклам-ный неологизм «вливайся», пополнивший словарь молодежного сленга.


Таким образом, исследование показало, что для того, чтобы понять значе-ние того или иного слогана, недостаточно определить только его «жанр». Его содержание должно быть определено развернутыми описательными дефини-циями, которые могут точно и полно выразить необходимую информацию.

Источники Маяковский В. В. Лозунги и реклама [1929–1930]. В кн.: Маяковский В. В. Собрание

сочинений в 30 томах. Т. 10. Москва, 1958.


крылатых слов и выражений русского языка. Т. 1–2. Магнитогорск–Грейфсвальд, 2009.

Дядечко 2007 = Дядечко Л. П. Вокруг да около рекламы. Фразообразовательный сло-варь. Киев, 2007.

Дядечко 2008 = Дядечко Л. П. Крылатые слова нашего времени. Москва, 2008. Жуков 1967 = Жуков В. П. Словарь русских пословиц и поговорок. Москва, 1967. Михельсон 1896 = Михельсон М. И. Ходячія и мѣткія слова. Сборник русскихъ и ино-

странныхъ цитатъ, пословицъ, поговорокъ, пословичныхъ выраженій и отдельныхъ словъ (иносказаній). Санкт-Петербургъ, 1896.

Литература Беркова 1991 = Беркова О. В. Крылатые слова и проблемы их лексикографирования.

АКД. Ленинград, 1991. Дядечко 2006 = Дядечко Л. П. «Крылатый слова звук», или Русская эптография. Киев,

2006. Савенкова 1999 = Савенкова Л. Б. Принципы семантизации паремий в паремиологи-

ческом словаре. В кн.: Актуальные проблемы лингвистики в вузе и школе. Пенза, 1999. 130–132.


Українські паремії з ключовим словом вода у медіа-дискурсі: гендерний аспект

САЛІОНОВИЧ Людмила Миколаївна

Харків, Україна E-mail: [email protected]

У сучасній українській лінгвістиці дослідження фразеологічних одиниць перебуває в центрі наукових інтересів таких мовознавців, як Л. Авксентьєв, М. Аліференко, В. Білоноженко, М. Демський, А. Івченко, В. Ужченко, Д. Уж-ченко та ін. Вагомими для розвитку фразеології як окремої галузі лінгвістики є студії Ф. Буслаєва, В. Виноградова, О. Потебні, І. Срезнєвського, П. Форту-натова, О. Шахматова та ін.

Фразеологічні одиниці характеризуються великою семантичною, струк-турною і функціональною різноманітністю, тому щодо проблеми класифікації фразеологічних одиниць, розмежування їх на групи триває наукова дискусія. Зокрема прислів’я та приказки, ширше – паремії, до фразеології зараховують лише деякі дослідники, наприклад, О. Кунін, Д. Ужченко і Л. Авксентьєв, з чи-єю думкою погоджуємось.

Більшість фразеологізмів використовується як засіб виразності, наділений специфічним етноколоритом, або надає соціальної оцінки тексту, тому актуаль-ність вживання фразеологічних одиниць у медіа-дискурсі не викликає сумнівів. Об’єктом даної розвідки є фразеологічні одиниці, паремії з ключовим словом вода, репрезентовані у медіа-дискурсі. Предметом дослідження є структурні осо-бливості, семантика і прагматика згаданих фразеологічних одиниць і паремій.

Метою наукової студії є простежити специфіку функціонування й частот-ність уживання фразеологізмів з ключовим словом вода у медіа-дискурсі з ура-хуванням гендерного чинника, тобто визначити, які фразеологічні та паремійні одиниці вживаються переважно традиційно, а які, набуваючи статусу прецедент-них виразів, відповідно трансформуються, репрезентуючи прирощення сми-слів, зокрема й у гендерній проекції: які вирази пріоритетно вживають жінки-політики, а які – політики-чоловіки.

Матеріалами розвідки слугує медіаконтент сайтів провідних агенцій но-вин УНИАН, Укрінформ та ін., друкованих видань «Кореспондент», «Дзер-кало тижня», «День» та ін., а також офіційні сайти українських телеканалів, зокрема ICTV. Фразеологічні та паремійні одиниці з ключовим словом вода (71 одиниця) для подальшого семантико-прагматичного аналізу медіаконтенту дібрані з академічних лексикографічних видань (Білоноженко та ін. 1999, ВТС 2004, Калашник–Колоїз 2001, Удовиченко 1984 та ін.).

Зауважимо, що головним завданням медіа-простору є передача інформа-ції, і специфіка медіа контенту залежить саме від каналів передачі інформації, тобто на радіо, телебаченні, в Інтернет-просторі інформація передається наба-гато швидше, ніж за допомогою друкованого слова. Але преса, як друкована,

548 Саліонович Л. М.

так й Інтернет-видання, має велику перевагу – в ній можна перечитати повідо-млення, повернутися до нього. Телебачення теж має свої особливості. Відео-ряд, який створює ефект присутності, збільшує ефективність медіаконтенту, приваблює глядача. Для кожного комунікаційного засобу саме текст є основ-ним носієм інформації, що слугує для її передавання, відтворення і трансфор-мації. Текст у цьому сенсі – це породження комунікативно-пізнавальної діяль-ності. Вивчення особливостей породження та інтерпретації тексту – це один зі способів дослідження суспільства та його діяльності. Таким чином, текст є центральною ланкою медіа-дискурсу (Іванов та ін. 2012, Різун 2008).

Отже, весь медіа-дискурс можна об’єднати за метою, що полягає в транс-ляції й інтерпретації інформації. Аналізуючи медіа-дискурс, текст слід сприй-мати як продукт комунікаційної діяльності й як суспільне явище.

Крім інформативності медіа-текст має привертати до себе увагу читача, тому вживання фразеологічних і паремійних одиниць, зокрема у заголовках статей, виокремлених цитатах провідних політичних діячів, є досить пошире-ним явищем у медіа-дискурсі, й серед зазначених одиниць поширені, з різною частотністю, з ключовим словом вода.

У результаті моніторингу медіаконтенту було з’ясовано, що з 71 фразео-логічної й паремійної одиниці, дібраної з лексикографічних джерел, у медіа-просторі, з різним ступенем активності, функціонує 42 одиниці. Деякі одиниці (29) вийшли з ужитку у медіа-дискурсі, можливо, через неактуальність зна-чення, свого роду архаїчність виразів, ступінь інформованості авторів медіа-текстів або з інших причин, наприклад: в ложці води не спіймаєш ‘хто-небудь дуже хитрий, спритний’; грішна вода ‘горілка’ (жарт.); як скупаний у мертвій воді ‘пригнічений, сумний, невеселий’; як за водою йти ‘поступово занепада-ти, розорятися, зникати’; решетом у воді зірки ловити ‘марно витрачати час; байдикувати’ (жарт.); на ясні зорі, на тихі води ‘в Україну; додому, в рідні краї’ (фольк.); немає промитої води ‘хто-небудь зазнає багато неприємностей, пере-слідувань, докорів і т. ін. від когось’ та ін.

Фразеологічних і паремійних одиниць, вживаних з середнім ступенем ак-тивності, налічуємо 29, а саме: варити воду ‘знущатися з кого-небудь, показу-ючи свої примхи, вередуючи перед ким-небудь, висуваючи надмірні вимоги або прискіпуючись до когось’; у вогонь і воду ‘іти, готовий і под. куди завгодно; на все’; вилами по воді писано ‘невідомо, як буде’; вода не освятиться ‘щось не обійдеться без кого-небудь’ (ірон.); лопнути, як мильна бульбашка ‘зазна-вати невдачі, краху, руйнування і т. ін.’ (жарт.); як водою змило ‘хто-небудь швидко, раптово зник або щось безслідно пропало’; як риба у воді ‘почувти себе вільно, невимушено, добре’ та ін.

Більшість фразеологізмів і паремій з середнім ступенем активності вжи-вані у прямому значенні, наприклад: «„Регіонали“ кажуть, що почали варити воду, бо коаліція їх обдурила» (Українська правда, 08.10.2009)1 – Партія регіо-нів відмовилася розглядати кадрові питання у парламенті, оскільки коаліція по-ставила нові неприйнятні умови; «В основі неолібералізму лежать нібито такі

1 http://www.pravda.com.ua/news/2009/10/8/4229360

Українські паремії з ключовим словом вода у медіа-дискурсі: гендерний аспект 549

принципи як економічна свобода… віртуальних доларів, рано чи пізно має лопнути, як мильна бульбашка» (Свобода, 20.10.2012)2 – коментар Олега Тяг-нибока, голови фракції ВО «Свобода» з приводу економічної експлуатації ук-раїнців; «Усі зміни до виборчого законодавства вилами по воді писані» (Голос Столицi, 05.03.2013)3 – коментар з приводу спроб Верховної Ради змінити ви-борчу систему; «Перша зустріч перед боєм: Кличко, як риба у воді, П’янета – хвилюється» (Факти, 07.03.2013)4 – зустріч боксера і політика Віталія Кличка з боксером П’янетою перед двобоєм та ін.

Серед вживаних фразеологізмів поширеним є явище експлікації з метою підсилення експресивності сполучення. Коментуючи появу власної дружини на телебаченні у прямому ефірі програми «Шустер live», народний депутат України Олег Ляшко заявив: «Я дуже горджуся тобою, Сонечко! Ти – справ-жня жінка, яка за мною – і у вогонь, і у воду, і на „Шустер“ :))» (Пресс-центр Украина, 13.04.2013)5. Уважаємо, що даний вислів яскраво репрезентує гендер-ний стереотип дружини політика.

Зазначимо, що фразеологічний каламбур також широко використовують у медіа-дискурсі, наприклад Олександр Задорожній, політик і науковець, ко-ментуючи прагнення політика В. Медведчука відновити мажоритарну вибор-чу систему в Україні, стверджує: «Без Віктора Медведчука в країні ніщо не відсвятиться» (Главком, 06.10.2011)6.

До активно вживаних фразеологізмів і паремій належать 13 одиниць: буря в склянці води ‘суперечки, тривоги з дріб’язкових, не вартих уваги питань’; ви-водити на чисту воду ‘викривати чию-небудь непорядність, підступність, не-чесність і т. ін.’; виходити сухим із води ‘будучи винним, уміло уникати пока-рання або нарікання; залишатися непокараним або незаплямованим’; втопити у ложці води ‘завдати кому-небудь великих прикростей чи згубити когось з будь-якого приводу, через дрібниці’; сховати кінці у воду ‘не залишати нія-ких слідів злочину, негідного вчинку і т. ін.’; каламутити воду ‘вносити роз-лад, неспокій у що-небудь’; лити воду на млин ‘діяти на чию-небудь користь, допомагати комусь’; ловити рибку у каламутній воді ‘використовувати будь-які обставини, всіляко хитрувати для власної вигоди, намагаючись приховати свої дії’ (ірон.); тихіший від води, нижчий від трави ‘дуже скромний, покір-ний, непомітний’; товкти воду в ступі ‘займатися чим-небудь непотрібним, безрезультатним; марно гаяти час’; чистої води ‘справжній’; як у воду канути ‘зникнути безслідно; пропасти’; як з гуски вода ‘хто-небудь зовсім не реагує на щось; ніщо не впливає, не діє на когось’.

Здебільшого активно вживані у медіа-дискурсі фразеологізми та паремії мають пряме значення, наприклад: «„Буря в склянці води“ з приводу інформації

2 http://www.svoboda.org.ua/dopysy/dopysy/005033 3 http://newsradio.com.ua/2013_03_05/Us-zm-ni-do-viborchogo-zakonodavstva-vilami-po-vod-

pisan-ekspert 4 http://fakty.ictv.ua/ua/index/read-news/id/1471299 5 http://pressua.info/blogi/item/2192 6 http://glavcom.ua/articles/4956.html


про відставку Дмитра Табачника» (Телекритика, 05.09.2011)7; «Буря в склянці води чи провісник великих катаклізмів?» (Дзеркало тижня, 25.01.2008)8 – еко-номічний прогноз щодо світової кризи; «Кошулинський вимагатиме у Рибака вивести на чисту воду сумісників-регіоналів» (NEWSru.ua, 04.03.2013)9 – віце-спікер парламенту Руслан Кошулинський вимагає від голови Верховної Ради Володимира Рибака перевірити факти щодо виявлених депутатів-сумісників; «Мельниченко хоче вивести на чисту воду Черновецького» (РБК-Украина, 28.02.2013)10; «Януковича-молодшого хочуть вивести на чисту воду» (Корес-пондент, 15.12.2006)11; «Головний спецагент Балоги отримав шанс вийти су-хим із води» (Українська правда, 27.05.2009)12; «Янукович хоче вийти сухим із води» (Укрбізнес, 27.01.2012)13 – Президент України Віктор Янукович заявив, що Україна не має наміру ні з ким сваритися як у питаннях диверсифікації дже-рел поставок енергоресурсів в Україну, так і в створенні газотранспортного консорціуму; «ЗМІ: у справі про вбивство Щербаня мафіозні клани постара-лися сховати кінці у водуя» (NEWSru.ua 08.04.2012)14; «Кінці у воду: „автори-тетні“ німецькі піарники Арбузова зникли» (Finance.ua, 14.12.2012)15; «БЮТ просить НУ-НСівців не каламутити воду» (Експрес, 30.10.2007)16; «Після того критичного щодо дій Віктора Януковича та „регіоналів“ спічу Садовий став „тихішим за воду, нижчим за траву“» (Newsper.net, 07.09.2012)17 – характери-стика поведінки мера Львова; «Закидування регіоналів сніжками – чистої води провокація» (Факти, 03.04.2013)18 – лідер фракції «Батьківщина» Арсеній Яце-нюк назвав провокацією те, що жінок-депутатів від Партії регіонів на мітингу опозиції під Верховною Радою невідомі атакували сніжками; Чистої води по-пулізм (Молодий Буковинець, 23.02.2012)19 – буковинський політолог Ігор Бур-кут вважає популізмом історію про те, як мешканку Буковини забезпечили дровами після того, як вона поскаржилася прем’єр-міністру Миколі Азарову на його сторінці у соцмережі Фейсбук; «Влада приписує ями погоді, а сама краде на дорогах мільйони. А міністру що? А як з гуски вода – міністр інфра-структури Володимир Козак лише пообіцяв і далі „реформувати“ галузь…» (ZIK, 19.02.2013)20; Зварич немов у воду канув (ZIK, 29.01.2009)21 – зникнення

7 http://www.telekritika.ua/daidzhest/2011-09-05/65489 8 http://gazeta.dt.ua/economics/burya_v_sklyantsi_vodi_chi_provisnik_velikih_kataklizmiv.html 9 http://www.newsru.ua/ukraine/04mar2013/vivodi.html 10 http://www.rbc.ua/ukr/digests/other/melnichenko-hochet-vyvesti-na-chistuyu-vodu-

chernovetskogo-28022013112100 11 http://ua.korrespondent.net/ukraine/281394 12 http://www.pravda.com.ua/articles/2009/05/27/3976212 13 http://news.ub.ua/30128-yanukovich-hoche-viyti-suhim-iz-vodi.html 14 http://www.newsru.ua/ukraine/08apr2012/mafia.html 15 http://news.finance.ua/ua/~/2/0/all/2012/12/14/293082 16 http://expres.ua/articles/2007/10/30/20742 17 http://newsper.net/ua/article/region/3/theme/84?id=1191523&date=2012-09-07 18 http://fakty.ictv.ua/ua/index/read-news/id/1473438 19 http://molbuk.ua/vnomer/politic/komentar_politic/44784-gor-burkut-chistoyi-vodi-populzm.html 20 http://zik.ua/ua/news/2013/02/19/394517 21 http://zik.ua/ua/news/2009/01/29/167425


з політичної арени Романа Зварича після скандалу, що виник у результаті жур-налістського розслідування, з приводу його освіти і наукового ступеня.

Цікавим видається той факт, що деякі фразеологізми набувають «другого життя» завдяки тому, що їх вживають відомі політики. Свого часу відома по-літична діячка Ганна Герман у прямому ефірі передачі «Свобода слова з Саві-ком Шустером», коментуючи політичну ситуацію в Україні, заявила: «Тимо-шенко і Наша Україна готові втопити одне одного в ложці води» (УНІАН, 30.11.2007)22. Цей вислів був процитований більшістю ЗМІ, зокрема в Інтернет-виданнях, набув статусу прецедентного, і з того часу фразеологізмом втопити одне одного у ложці води активно послуговуються у медіа-дискурсі (що з’ясо-вано у результаті моніторингу архівів Інтернет-видань і сайтів провідних теле-каналів), наприклад, у заяві фракції Партії Регіонів наголошується: «Новоство-рена стара команда не зможе поліпшити ситуацію… Замість швидких та ефек-тивних дій професійної команди Україна знову буде змушена спостерігати за скандальним спектаклем помаранчевих вождів зразка 2005 року, які готові одне одного втопити у ложці води» (Українська правда, 10.12.2008)23 та ін.

Явище експлікації є також досить поширеним серед активно вживаних фразеологізмів, наприклад: «Як краще товкти воду в ступі. Парламентський день у безрезультатних дебатах» (5 канал, 08.12.2004)24; «Усі, хто не з коаліцією, ще раз зберуться товкти воду в ступі» (Українська правда, 14.12.2007)25; «Нар-депи продовжують товкти воду в ступі» (УНІАН, 25.09.2009)26 – коментарі ЗМІ щодо поводження народних депутатів України у парламенті; «Кириленко радить опозиції не каламутити передвиборну воду» (Gazeta.ua, 05.10.2011)27 – заява лідера партії «Наша Україна» напередодні передвиборчих перегонів; у персональному блозі народного депутата України Олега Ляшка: «Часто чую і зараз: критикувати Яценюка – це лити воду на млин влади. Ті люди, які так кажуть – обманюють самі себе» (NB News, 09.04.2013)28; заява народної депу-татки України Олександри Кужель після свідчення у суді у справі щодо вбив-ства народного депутата України Є. Щербаня: «Заступник генерального про-курора продовжує лити воду на млин тих, хто вірить у причетність Юлії Тимо-шенко до вбивства Євгена Щербаня» (ТВi, 08.03.2013)29 та ін.

Зауважимо, що у медіа-дискурсі вживаються фразеологічні зі словами у пе-реносному значенні, наприклад, синекдоха + фразеологізм: «Як тільки відкри-ється парламент, януковичі почнуть „каламутити воду“…» (Українська прав-да, 08.06.2006)30, репрезентована контамінація фразеологічних одиниць, тощо:

22 http://www.unian.ua/news/224396 23 http://www.pravda.com.ua/news/2008/12/10/3631784 24 http://5.ua/newsline/119/0/3230 25 http://www.pravda.com.ua/news/2007/12/14/3337477 26 http://www.unian.ua/news/337908-nardepi-prodovjuyut-tovkti-vodu-v-stupi.html 27 http://gazeta.ua/articles/politics/_kirilenko-radit-opoziciji-ne-kalamutiti-peredvibornu-vodu/

403031 28 http://nbnews.com.ua/blogs/83941 29 http://tvi.ua/program/2013/03/13/znak_oklyku_schodnya_vid_12032013 30 http://www.pravda.com.ua/news/2006/06/8/3115429


«Порошенко просить не лити воду на млин і не виносити сміття» (Українська правда, 14.07.2005)31 – коментар голови РНБО Петра Порошенка з приводу за-яви прем’єр-міністра Юлії Тимошенко з критикою парламенту.

Еліптичні фразеологічні конструкції також характерні для медіа-дискурсу, наприклад: «Прем’єр-міністр України Юлія Тимошенко назвала сьогоднішній розпад демкоаліції „бурею у склянці“. Про це вона заявила сьогодні, відкрива-ючи представлення проекту Державного бюджету України на 2009 рік» (ЛІГА БізнесІнформ, 16.09.2008)32 та ін.

Мовна гра як засіб експресивності також широко репрезентована у медій-ному дискурсі: «Рибак ловить рибку в каламутній воді…» (Українська правда, 26.01.2013)33 – коментар з приводу діяльності у парламенті Голови Верховної Ради України В. Рибака; «Литвин не боїться бурі в склянці води» (Українська правда, 22.12.2005)34 – Голова Верховної Ради Володимир Литвин заявив про неможливість скасувати рішення про ухвалення закону про державний бюд-жет на 2006 рік через заяви деяких депутатів про відкликання свого голосу; за-ява Ганни Герман у Львові щодо політичної ситуації у країні: «Думаю, що це важливо – збурювати, каламутити воду в доброму розумінні того слова» (УНН, 12.10.2011)35; «Буря у склянці Медведєва» (Радiо Свобода, 29.07.2011)36 – комен-тар у блозі політолога Віталія Портникова: «Поява на сторінках газети „Вeдомо-сти“ статтi керівників Інституту соціального розвитку (ІНСОРа) Ігоря Юргенса та Євгена Гонтмахера – вони радять президенту Дмитру Медведєву кинути виклик прем’єр-міністрові Володимиру Путіну і заявити про свою готовність балотуватися на другий термін – викликала справжню політичну бурю та ін.».

Отже, у науковій студії здійснено семантико-прагматичний аналіз укра-їнських фразеологічних і паремійних одиниць з ключовим словом вода і про-стежено специфіку їх функціонування й частотність уживання у сучасному українському медіа-дискурсі. На матеріалі публічних виступів провідних ук-раїнських політичних діячів сучасності визначено, що такі фразеологічні й паремійні одиниці, як буря в склянці води; виводити на чисту воду; виходити сухим із води; втопити у ложці води; сховати кінці у воду; каламутити воду; лити воду на млин; ловити рибку у каламутній воді; товкти воду в ступі та ін. вживаються як традиційно, так і, відповідно трансформуючись, репрезен-тують прирощення смислів (явище експлікації, контамінація, мовна гра, тощо). Гендерна нерівність в українському політикумі (наприклад, у Верховній Раді України VII скликання жінок-депутаток 43–9,7% від загальної кількості на-родних депутатів) відповідно відбивається у медіа-контенті: заяв, виступів, коментарів, блогів, сайтів чоловіків-політиків у медіа-просторі репрезентовано

31 http://www.pravda.com.ua/news/2005/07/14/3011622 32 http://news.liga.net/ua/news/politics/397329-timoshenko-nazvala-rozpad-koal-ts-bureyu-

u-sklyants.htm 33 http://www.pravda.com.ua/news/2013/01/25/6982246 34 http://www.pravda.com.ua/news/2005/12/22/3041002 35 http://www.unn.com.ua/uk/news/494290-a.german-dumayu,-chto-eto-vageno---vozmuschat,-

mutit-vodu-v-horoshem-smysle-etogo-slova 36 http://www.radiosvoboda.org/articleprintview/24280469.html


набагато більше, ніж жінок-політиків, але у лінгвокреативній діяльності жінки-політики (наприклад, Ганна Герман) чоловікам-політикам не поступаються, своєрідно використовуючи фразеологічні й паремійні одиниці, зокрема з клю-човим словом вода, у медіа-дискурсі. Подальше дослідження згаданих одиниць дасть можливість змоделювати актуальну паремійну картину світу в медійному дискурсі у гендерній проекції.

Словники Білоноженко та ін. 1999 = Білоноженко В. М., Винник В. О., Гнатюк С. І. та ін. Фра-

зеологічний словник української мови. Т. 1–2. Київ, 1999. ВТС 2004 = Бусел В. Т. (ред.) Великий тлумачний словник сучасної української мови.

Київ, 2004. Калашник–Колоїз 2001 = Калашник В. С., Колоїз Ж. В. Словник фразеологічних анто-

німів української мови. Київ, 2001. Пазяк 1989 = Пазяк М. М. Українська народна творчість. Прислів’я та приказки. Т. 1–3.

Київ, 1989. Удовиченко 1984 = Удовиченко Г. М. Фразеологічний словник української мови. Т. 1–2.

Київ, 1984. Ужченко–Ужченко 2000 = Ужченко В. Д., Ужченко Д. В. Фразеологічний словник схід-

нослобожанських і степових говірок Донбасу. Луганськ, 2000. Юрченко–Івченко 1993 = Юрченко О. С., Івченко А .О. Словник стійких народних по-

рівнянь. Харків, 1993.

Литература Авксентьєв 1983 = Авксентьєв Л. Г. Сучасна українська мова. Фразеологія. Київ, 1983. Алефіренко 1987 = Алефіренко М. Ф. Теоретичні питання фразеології. Харків, 1987. Білоноженко–Гнатюк 1989 = Білоноженко В. М., Гнатюк І. С. Функціонування та лек-

сикографічна розробка українських фразеологізмів. Київ, 1989. Виноградов 1986 = Виноградов В. В. Об основных типах фразеологических единиц

в русском языке. Москва, 1986. Демський 1981 = Демський М. Т. Лексичні та граматичні особливості українських

іменникових фразеологізмів. Мовознавство 1981/2: 35–41. Демський 1982 = Демський М. Т. Українська ад’єктивна фраземіка. Мовознавство

1982/1: 26–32. Іванов та ін. 2012 = Іванов В. Ф. Поняття про масову комунікацію. В кн.: Іванов В. Ф.,

Волошенюк О. В. та ін. Медіаосвіта та медіаграмотність. Київ, 2012. 46–111. Івченко 1999 = Івченко А. Українська народна фразеологія: ономасіологія, ареали, ети-

мологія. Харків, 1999. Кирилина 2004 = Кирилина А. В. Гендерные исследования в лингвистике и коммуника-

ции. Москва, 2004. Кунін 1996 = Кунин А. В. Курс фразеологии современного английского языка. Москва,

1996. Різун 2008 = Різун В. В. Теорія масової комунікації. Київ, 2008. Ужченко–Авксентьєв 1990 = Ужченко В. Д., Авксентьєв Л. Г. Українська фразеологія.

Харків, 1990.


Вода и водоем в русской паремиологии: бинарные отношения

СЕЛИВЕРСТОВА Елена Ивановна

Санкт-Петербург, Россия E-mail: [email protected]

Пословица, использующая свои собственные механизмы кодирования и способы оформления информации, является одним из важных источников, дающих представление о концептосфере русского языка. Общий взгляд на цен-ностную картину мира народа сквозь призму паремийного материала позво-ляет подтвердить или поставить под сомнение актуальность отдельных тем, культурные доминанты, получившие в языке наиболее яркое и разнообразное отражение, особенности оценки тех или иных концептов.1 Паремиологические единицы (ПЕ) участвуют в отражении общего представления об объектах окру-жающего мира, обретающих коммуникативную релевантность в силу причин экстралингвистического характера – с одной стороны, отмечая в этих объектах существенное объективное, и, с другой стороны, репрезентируя широкую кон-нотативную, фоновую информацию, наделяя отдельные понятия символиче-ской значимостью, закрепляющейся в сознании носителей языка. Паремиями подтверждается, в частности, важность для русского человека понятий, свя-занных с водоемами, водными потоками (море, река, омут, болото и др.) и обобщающего представления о воде как ‘любом водном пространстве’.

Понимание, узнавание, правильное и своевременное употребление ПЕ но-сителем языка обеспечивается усвоением ее логико-семиотической структуры, знанием неких формул, позволяющих переносить отношения, открытые в кон-кретном, на абстрактное, в неодушевленном – на одушевленное и др. (Быкова 1984: 278). Представление о структуре пословицы вообще, о типичных в ней элементах формируется постепенно и распространяется отчасти и на понима-ние паремики иностранного языка – именно благодаря наличию в этих едини-цах типичного, общепаремийного, нередко – вненационального. Это наглядно продемонстрировал Г. Л. Пермяков в словаре «Пословицы и поговорки народов Востока», где мы находим восточные паремии, созвучные русским не только по общему смыслу, но и по модели и характеру отношений обобщенных сущ-ностей, положенных в основу единицы; ср. общее с русскими изречениями в паремиях других языков: Не пляши перед слепым, не играй перед глухим (‘о бесполезности’; пушту); Черепаху в мешке не покупают (в языке дуала); И слон может поскользнуться (тамил.); Кто боится тигра, пугается и его помета (вьетн.) (см. Пермяков 2001).

1 Такой подход продуктивен и в сопоставительном плане, позволяющем увидеть общее и различное в отображении одних и тех же ценностей в разных культурах (см., напр., Воркачев 2003, Дмитриева 1997 и др.).

Вода и водоем в русской паремиологии: бинарные отношения 555

Паремиологическое пространство располагает меньшими, чем сама посло-вица, структурно-содержательными единицами с относительно стабильной функцией – структурно-семантическими биномами, участвующими в образо-вании ПЕ и их вариантов. Части бинома обнаруживают определенную семан-тическую дистанцию, что позволяет выстроить типологию биномов, способ-ных реализовать в пословицах различные семантические отношения (подроб-нее о типологии бинарных структур в составе ПЕ см. Селиверстова 2010). Мно-гие из слов, обретающих статус компонента пословицы и элемента паремио-логического пространства – особенно это касается именных компонентов, – входит в несколько биномов, образуя устойчивые комбинации со словами раз-ных лексико-семантических групп.

Сопоставление процессов варьирования и явлений бинарности в паремиях подтверждает наличие «отбора», закрепления за паремиологическим простран-ством традиционных понятий и традиционной лексики, которая активно участ-вует в образовании устойчивых биномов и лексических вариантов ПЕ. Бинар-ная оппозиция лежит в основе многих ПЕ и представляет собой универсаль-ный способ отражения окружающего мира (ср.: якут. Если найдется нож, то найдутся и ножны и рус. На корову стало, станет и на подойник), что объяс-няется спецификой восприятия человеком получаемой информации.

К традиционной пословичной лексике относится и группа компонентов ПЕ с семантикой ‘воды’ – нас будут интересовать компоненты, являющиеся наименованиями естественных и искусственных водоемов, водных потоков и бассейнов и их частей: океан, море, река, озеро, омут, пролив, залив и др.2 Блок ПЕ с этими компонентами весьма и весьма значителен, а биномы, кото-рые они образуют, сочетаясь с другими компонентами, позволяют увидеть, каковы «сюжетные линии» ПЕ и образно-конкретные формы выражения раз-личных жизненных наблюдений, традиционных представлений, философских обобщений, каковы наиболее важные для носителей языка явления и отразив-шиеся в паремиях их связи и ассоциации во внеязыковом пространстве.

Биномы составлены в анализируемых ПЕ разнообразными по своей семан-тике лексемами, хотя определенная лексическая избирательность, несомненно, наблюдается. С точки зрения здравого смысла и жизненного опыта было бы логичным предположить, что ассоциативные связи, например, слова река (ср. строчки в песнях М. Кристалинской и Л. Сенчиной: «…мы с тобой два берега у одной реки», «а по камушкам речка бежит») могут вызвать к жизни устой-чивые пары с компонентами берег, вода, рыба, течение, русло, устье, исток, волна, лодка, утопленник, пароход и т. д., однако устойчивых биномов, отме-ченных высокой частотностью, оказалось не так много.

Так, наибольшим количеством ПЕ представлен бином (1) «река – вода»: У реки жить, да воды (ухи) не пить; По которой реке плыть, ту воду и пить; Посреди реки просит воды; Умней себя наставлять – в реку воду таскать; За рекою мужик пьян бранится, да мне для него не в воду броситься; В полую

2 Подобный обзор существенно облегчен благодаря самому большому своду русских па-ремий – «Большому словарю русских пословиц» В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитиной и Е. К. Ни-колаевой (далее – БСРП 2010).

556 Селиверстова Е. И.

воду за рекой не ночуй (БСРП 2010: 131, 752). Устойчивость пары вода – река проявляется и в возможности взаимозамены этих компонентов в составе одной ПЕ: Не все [то] перенять, что по реке (воде) плывет (несет) (БСРП 2010: 752).

Довольно широко представлены биномы (2a) «река – берег»: Мелка река, да круты берега; И хочется за реку, да стоишь на берегу; Красна река бере-гами, [а] обед – пирогами; Не уговорясь на берегу, не пускайся за реку (БСРП 2010: 752, 49); (3a) «река – рыба»: Не рыба в реке, а рыба в садке; Рыба в реке – не в руке (БСРП 2010: 776–777);3 (4a) «река – море»: Все реки текут в море, все дороги ведут в Москву; Потекли реки, да не в те моря; Река не море, тоска не горе; Каждая река своим устьем в море впала – здесь реализуется и уни-кальная ассоциативная связь река – устье; (5a) «река – горе»: Что за горе, коли у реки без хлеба не сиживал?; От горя не в воду; Ты от горя за реку, а горе тебя ждет и на берегу (а оно [уж стоит] на берегу) (БСРП 2010: 202–203); (6a) «река – щука»: На то и щука в реке (в море), чтоб карась (карп) не дре-мал; Не пугай щуку рекой (БСРП 2010: 1009) – карась встречается также в со-ставе бинома с компонентом пруд: И карасей без труда не выловишь из пруда (БСРП 2010: 401).

В единичных паремиях представлены такие пары компонентов, которые с трудом можно назвать традиционными биномами (в силу отсутствия повто-ряемости): «река – ручей (ручеек)»: Река с ручейка начинается; Река с ручья начинается, а пьянство – с рюмочки; «река – русло»: Куда река пошла, там и русло будет; «река – колодец»: Близ (около) реки колодец не роют (колодца не копают); «река – капля»: Весной, что рекой прольет – капли не видать; осенью ситцем (ситом) просеет – хоть ведром черпай (БСРП 2010: 752).

Как видим, в некоторых паремиях представлены не биномы, а триады ак-тивных компонентов (река – устье – море, река – горе – берег) и даже комби-нации из четырех составляющих (рыба – вода – дно – берег), которые в иных ПЕ образуют парные комбинации.

Интересно, что названные выше устойчивые семантические отношения между компонентами ПЕ, отражающие, соответственно, реальную сопряжен-ность явлений окружающего нас мира (например, река – берег), представлены и в пословицах с наименованиями иных водных пространств и потоков. Приве-дем примеры биномов с составляющей вода, ср.: (2б) Вода все кроет [а берега (берег) роет]; [И] тихая вода [крутые] берега подмывает [и плотины рвет]; Куда бы вода ни потекла, да берега держат; Тихая вода и берега ломит, жи-вет глубока (БСРП 2010: 129–130); (3б) «вода – рыба» (наиболее частотный бином): Хоть рыбы не есть, да в воду не лезть; Мы с тобой, как рыба с во-дой: ты на дно, а я на берег – это единственная паремия с упоминанием дна; Как рак на мели, как рыба без воды; Рыбам вода (море), птицам – воздух, а человеку отчизна – вселенный круг; В воде рыбы много, всей не выловишь; Рыба в воде, а ягода в траве; Хлеб – трава, рыба – вода, а [только] мясо – еда (потрава); В мутной воде лучше (хорошо) рыбу (рыбку) ловить (удить) и др.

3 Компонент рыба образует биномы с наименованиями практически всех водоемов и вод-ных потоков: Болото избродил, а рыбы не наловил; Море по рыбе не тужит; Море наше поле: даст Бог рыбу, даст Бог и хлеб; Без труда не выловишь и рыбку из пруда и т. д.


(БСРП 2010: 129–133). Компонент вода выступает в этих ПЕ в значениях ‘среда обитания’, ‘составляющая продукта питания’. Паремии с биномом (4б) «вода – море» немногочисленны: В воде что в море, а в дураке что в пресном моло-ке; Водою плыть, осторожливу быть, а морем – с горем; Жди горя от моря, а беды от воды (БСРП 2010: 202, 130–131), с парами же компонентов (5б) «вода – горе»: На воды горе не тонет, не волной его (ево) несет (БСРП 2010: 133) – здесь находим единственную версию бинома «вода – волна»; (6б) «вода – щука»: Простор богатому, как щуке в воде; «вода – капля»: И вода капля по капле камень долбит (БСРП 2010: 130) – единичны.

Если бином «вода – брод» представлен весьма распространенными паре-миями Не зная (не изведавши, не испытав) броду, не суйся (не лезь) в воду; Не отведав броду, по уши в воду; Сунулся в брод по самый рот (БСРП 2010: 132), то связь воды с понятиями русло и ручей в составе ПЕ не отразилась.

Различное понимание слова вода – ‘жидкость, содержащаяся в атмосфере, земле, живых организмах и образующая реки, озера, моря’; ‘жидкость из прес-ных рек, озер, колодцев и т. п., которую пьют и используют для приготовления еды, мытья и стирки’ и т. д. – способствует большому разнообразию биномов на основе тех или иных общих семантических критериев: в биномах «вода – вино»: Вода вину тетка; Вода пить не беда, а вино – кому удастся; И то, что вода; а кабы вино – беда бы моя! Вода всему господин: воды и огонь (и вино) боится (БСРП 2010: 129); «вода – квас»: И плохой квас лучше хорошей воды; Квас принял воду в дом, а вода квас выжила вон; Не смейся, квас: не первая водица (не первого налива) (БСРП 2010: 406); «вода – мед»: Лучше вода пить с радости, нежели мед в горести; Лучше вода у друга, чем мед у врага (БСРП 2010: 131) реализуется значение ‘питьевая вода’, как и в известной ПЕ Не плюй в колодец – не пришлось бы воды попить; Не плюй в колодец – [самому] при-годится воды (водицы) напиться (испить) (БСРП 2010: 421).

Вода как одна из четырех стихий противопоставляется горю (камню) и огню: 1) «вода – гора»: Вода близка, да гора склизка; Вода с водой – не как го-ра с горой: сливается; 2) «вода – камень»: Кровь не вода, а сердце не камень; Вода (и землю точит) и камень долбит; Под лежач (лежачий) камень вода не течет (не бежит, не идет, не плывет); 3) «вода – огонь»: Вода огонь пере-силит; С огнем и водой шутки плохи; Вода кипит на огне, а молодежь – на целине; Упавшему в воду нечего бояться огня; Подле воды обмочишься, подле огня ожжешься (обожжешься) и т. д. (БСРП 2010: 129–133).

В пословицах, как видим, особенно ярко проявляется способность лекси-ческих единиц принимать те семантические признаки, которые «навязываются» им новым статусом, обретаемым предметом рече-мысли при вхождении в посло-вицу. По мысли Н. Ф. Алефиренко, при переходе из «бытия в мире» в «бытие в идее» происходит изменение субстратной сущности познаваемого объекта: он проходит стадию особого кодирования, попадает в сферу антропоцентриче-ской энергетики и начинает переживаться по-иному (Алефиренко 2002: 282). Именно этим объясняется возможность наполнения одних и тех же вербаль-ных реализаций одного концепта – различным содержанием – с акцентом на определенных его сторонах, свойствах. Этому во многом способствует лекси-


ческое окружение компонента в рамках ПЕ и, в частности, паремийные бино-мы, придающие слову новое звучание. Так, компонент вода, противопоставлен-ный коню (лошади) как тягловой силе, способной влечь судно по реке против течения, а также кабале (неволе) или лямке, намекающих на бурлаков, которые, идя по берегу, тянули суда на бечеве, выступает в ПЕ в значении ‘течение’: На низ вода снесет, а вверх (в верх, кверху) кабала взвезет (взведет); На низ вода снесет, а конь ввезет; На низ вода снесет, а кверху лошадь (лямка) взве-зет. Тогда бином предстает в семантическом отношении как противопоставле-ние ‘естественной силы природы’ (воды) и подвластной человеку и придуман-ной им ‘тяге, тягловой силе’, или как контраст ‘легкого’ и ‘трудного’.

Значение ‘неуправляемая стихия’ реализуется в ПЕ за счет противопоста-вления компонентов вода – мельница, вода – плотина, вода – ворота: Вода и мельницу (мельницы) ломает; Водой мельница стоит, да от воды же и поги-бает; Вода плотину рвет; Полая вода снесет ворота (БСРП 2010: 129–130).

Бином в составе разных ПЕ получает и различное осмысление, причем переосмысливаются сразу обе его части. В паремии Кровь не вода, а сердце не камень и вода, и камень символизируют безразличие, бесчувственность, чу-жеродность, противопоставляемые своему, близкому, кровному, а в ПЕ Вода и камень долбит эти компоненты реализуют контраст слабого, но постоянного, и сильного. В ПЕ Под лежачий камень вода не течет (не бежит, не идет, не плывет) компонент камень выступает в значении ‘неподвижное’, усиливаемом компонентом-интенсификатором лежачий, которое противостоит ‘подвижному, изменчивому’, олицетворяемому водой.

В пословицах обнаруживаются и комбинации компонентов, смысловая связь между которыми скреплена и усилена рифмой – звуковым повтором, вы-полняющим организующую функцию в композиции паремии (гость – кость, грязь – князь, лоза – гроза и т. д.). Я. И. Гин на примере основанных на созву-чии сочетаний горе – море, кручина – пучина, беда – вода отметил важность рифмы в малых жанрах фольклора и «равноправие» содержательной и фор-мальной, звуковой и семантической стороны в выражении фольклорных смы-слов: слова, составляющие рифму, важны и в смысловом отношении. Рифма, по мнению исследователя, является одним из факторов идиоматизации (Гин 1988).

Примеры использования в ПЕ бинома «вода – беда» весьма показательны: ассоциация воды и водоемов с опасностью оформилась, с одной стороны, бла-годаря наблюдениям за окружающей человека жизнью: опасны разливы боль-шой, полой воды, несущие значительные разрушения, способные оставить без крова, о чем свидетельствуют ПЕ [Всегда] жди беды от большой воды, Беда как полая вода: польет – не удержишь (БСРП 2010: 40–41). Беда, как и весен-няя, порой разрушительная, вода – неожиданна и нежелательна: Беда что вода: нечаянно на двор придет (БСРП 2010: 40).

С другой стороны, фольклорное осмысление воды как среды, населенной нечистой силой и потому темной, опасной, сакральной, отразилось в ПЕ Все беды что бесы в воду – и пузыри вверх; Все беды пропадут, в воду уйдут; Все беды пропали, что в воду упали (БСРП 2010: 45), в которых представлен мотив бесследного исчезновения неприятностей. Опасными представляются и другие


водоемы: От беды бежал, да в омут (пропасть, яму) попал /да в (на) другую попал; Навели на беду, как бес на болото (БСРП 2010: 45). Ср. и иные, «мор-ские» ассоциации: Беда за бедой, как волна за волной; Катит беда что девя-тая волна (БСРП 2010: 39).

Отразился в ПЕ и мотив гадания на воде, нередко сулящего беду, и мотив заговора, наговора: В воду глядишь, а беду говоришь; Как чужую беду – я во-дой разведу, а к своей беде ума не приложу (а на свою беду сижу да гляжу); Лейся беда, что с гуся вода (БСРП 2010: 130–132).

Мотив «горе (беда) – вода» («горе – море»), реализуемый в разных вари-антах (река – граница между жизнью и смертью, утопление персонифициро-ванного горя в реке и т. д.) является общим для произведений разных фоль-клорных жанров – причети, песни, сказки, пословицы (см. Гин 1988: 106). Со-поставление слова, фразеологизма и тропа, паремии и загадки с сюжетными повествовательными текстами позволяет говорить лишь о разной степени свер-нутости мотива и дает основания для подтверждения словарной функции па-ремий (Левинтон 1988: 148).

Таким образом, рифмованные биномы в ПЕ выступают и как смысловая скрепа, определяющая семантическое направление пословичной идеи, и как особый маркер, поскольку это один из стереотипов, переходящих из ПЕ в ПЕ и являющихся знаком паремийности. Звуковой повтор важен и как явление экс-прессивное и эстетическое. Это подтверждается удивительной активностью бинома «море – горе»: Ездить морем не брезговать горем; У моря горе, у люб-ви вдвое; Горе как море: его не переплыть, не переехать; Кто в море не бывал, тот и горя не видал; По горе не за-море: не огребешься и дома; Близ моря – близ горя; Горе что море: и берегов не видно; Горе не море: выпьешь до дна; Горе не море, не переплывешь и т. д. (БСРП 2010: 200, 552–553). Встречаются и более сложные комбинации устойчивых сочетаний компонентов в одной еди-нице: Жди горя с моря, беды от (с) воды; От горя хоть в море, от беды в воду; Водою плыть, осторожливу быть, а морем с горем (БСРП 2010: 131, 200) и др.4

Весомость паремийного бинома в структуре целого проявляется и в мире русской игровой стихии – при различных преобразованиях ПЕ. Так, в словаре «Антипословицы русского народа», названной «энциклопедией современной русской жизни в кривом зеркале приколов» (О. И. Федосов), мы находим окка-зиональные варианты привычных выражений, в которых бином сохраняется как один из ярких паремийных маркеров: Не зная брода, пропусти товарища в воду (БСРП 2010: 50); Было бы здоровье, а болезни найдутся (ср. «болото – черти») (БСРП 2010: 45). Однако подобных примеров не так много. Это объяс-няется тем, что, как заметил О. И. Федосов, объектом творчества становятся в первую очередь хорошо знакомые и наиболее употребительные пословицы (Федосов 2007: 258), а среди рассмотренных нами далеко не все могут быть отнесены к таковым. С другой стороны, одним из типов «преобразования»

4 Ограниченность рамками статьи вынуждает нас оставить без внимания не менее широко

представленные в ПЕ биномы с компонентом море (море – лужа, море – капля, море – корабль, море – песок, море – берег и др.), с компонентами омут, болото и др.


(разрушения) пословицы является как раз разрушение бинома, когда вместо ожидаемой второй его части вдруг обнаруживается нечто совершенно неожи-данное, как, например, в ПЕ Кто у Максвелла не живал, тот и горе не видал (БСРП 2010: 270) – условия проживания у некоего Максвелл настолько нехо-роши, что приравниваются к опасному для жизни пребыванию в море.

В отсутствии чертей, обитающих, по пословице, в тихом омуте, как раз и состоит смысл игровой трансформации известной ПЕ: В тихом омуте кула-ками не машут. Кулаки также являются частью иной бинарной структуры «кулаки – драка» (ср. После драки кулаками не машут).

Таким образом, называемые нами биномами комбинации двух компонен-тов (например, море – горе, омут – черт, река – рыба) не только являются по-словичными маркерами и стандартным способом оформления новых паремий-ных смыслов, но и существенно влияют на функционирование пословиц в речи, определяют предрасположенность ПЕ к вариантности и моделированию.

Словари

БСРП 2010 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г., Николаева Е. К. Большой словарь рус-ских пословиц. Москва, 2010.

Вальтер–Мокиенко 2005 = Вальтер Харри, Мокиенко В. М. Антипословицы русского народа. Санкт-Петербург, 2005.


Алефиренко 2002 = Алефиренко Н. Ф. «В. И. Даль: Культурные концепты и языковые значения». В кн.: В. И. Даль и современные филологические исследования. Киев, 2002. 281–283.

Быкова 1984 = Быкова А. А. Семиотическая структура велеризмов. В кн.: Пермяков Г. Л. (ред.) Паремиологические исследования. Москва, 1984. 274–293.

Воркачев 2003 = Воркачев С. Г. Права человека в русской и латинской афористике и паремиологии: концепт «правосудие /справедливость». В кн.: Язык, сознание, ком-муникация. Вып. 24. Москва, 2003. 50–54.

Гин 1988 = Гин Я. И. О семантической структуре традиционной фольклорной рифмы. В кн.: Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1988. 105–113.

Дмитриева 1997 = Дмитриева О. А. Культурно-языковые характеристики пословиц и афоризмов (на материале французского и русского языков). АКД. Волгоград, 1997.

Левинтон 1988 = Левинтон Г. А. К вопросу о «малых» фольклорных жанрах: их функ-ции, их связь с ритуалом. В кн.: Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. Материалы к симпозиуму. Ч. 1. Москва, 1988. 148–152.

Пермяков 2001 = Пермяков Г. Л. Пословицы и поговорки народов Востока. Система-тизированное собрание изречений двухсот народов. Москва, 2001.

Селиверстова 2010 = Селиверстова Е. И. Русская пословица в паремиологическом про-странстве: стабильность и вариативность (лингвистический аспект). АДД. Санкт-Петербург, 2010.

Федосов 2007 = Федосов О. И. [рец. на кн.:] Вальтер Харри, Мокиенко В. М. Антипо-словицы русского народа. Санкт-Петербург, 2005. Acta Ethnographica Hungarica 52 (2007): 258–260.


Когнитивно-прагматическое поле «Вода» в русской паремиологии

СЕМЕНЕНКО Наталия Николаевна

Старый Оскол, Россия E-mail: [email protected]

Паремии как универсальное для естественных языков явление позволя-ют исследовать законы вербальной коммуникации и механизмы создания, за-крепления и использования знаний, что соответствует задачам современной лингвокогнитивистики. Векторы научного поиска в области когнитивной па-ремиологии как дисциплины, предмет которой обусловлен фактором языко-вого синкретизма и определяется в соответствии со сложными параметрами современного фольклорного дискурса, стимулируют исследования этнокуль-турной значимости семантики единиц языка и речи. Помимо прочего, на фоне до сих пор не прекращающегося спора о соотношении фразеологических и па-ремиологических единиц современная русистика обогащается дополнитель-ными сведениями междисциплинарного свойства, в том числе из области ког-нитивной лингвокультурологии, что выводит уже достаточно традиционную дискуссию в новую плоскость – семантики и прагматики единиц косвенно-производной номинации.

В рамках данного исследования решается задача из области системной характеристики паремической семантики с учетом когнитивной и прагматиче-ской функций народных афоризмов (пословиц, загадок и примет), что пред-полагает осмысление отдельных стереотипов языкового сознания, предопре-деляющих собой способы вербального воплощения значимых для той или иной лингвокультуры когнитивно-дискурсивных констант и их взаимосвязей в семантических сетях народного менталитета. В качестве такой константы выступает когнитема «Вода». Когнитема определяется нами как набор ког-нитивных признаков, устойчиво воплощающихся в пределах различных когни-тивных единиц (концептов, фреймов и т. д.). Соответственно, вербализация когнитемы – это языковая единица, включающаяся в широкие парадигмати-ческие ряды, что обусловлено полярным взаимодействием вербализованных признаков. Отличительным признаком когнитемы как понятия является ее лингвоментальная (а не сугубо когнитивная) природа, поскольку актуализиру-ется и структурируется когнитема непосредственно в процессе вербализации.

Проведение системного исследования области паремической вербализа-ции когнитемы обусловлено тем, что важнейшее назначение современной паре-миологии видится в изучении ценностно-смыслового пространства языка в его устойчивых вторичных репрезентациях, свидетельствующих об образно-рече-вых стереотипах лингвокультуры. Актуально подобное исследование приме-нительно к области паремического фонда языка еще и потому, что послови-цы, приметы и загадки по всем своим категориальным признакам являются

562 Семененко Н. Н.

текстемами особого рода, поскольку представляют собой некие модели текста, абстрактные инварианты, обладающие основными признаками текста и когни-тивно-прагматическими функциями, предназначенными для выражения суж-дений с оценочно-прагматической интерпретацией стереотипной ситуации применительно к конкретному дискурсу. Текстовая же репрезентация харак-теризуется выраженной многослойностью порождаемых смыслов, что и соз-дает широкие возможности для полифоничной (иногда и компромиссной) ин-терпретации и оценки стереотипных ситуаций.

Реализуемый в исследовании когнитивно-прагматический подход пред-полагает обращение к названному комплексу проблем с ранее не исследо-ванных позиций: синкретичные свойства русских паремий рассматриваются с точки зрения реализации тех лингвокогнитивных механизмов, которые, соб-ственно, и формируют их структуру и предопределяют закономерности вер-бальной реализации паремической семантики. При этом особенно актуален прагматический фактор, поскольку целостная смысловая структура анализи-руемых паремий в той или иной степени реализуется для наиболее адек-ватного выражения дискурсивной интенциональности и коммуникативно-праг-матической направленности каждого речемыслительного акта. Соответственно, когнитивно-прагматический подход в паремиологии и фразеологии, прежде всего, углубляет когнитивно-дискурсивную доктрину современной теории знаков вторичной номинации (Н. Ф. Алефиренко, Л. Ю. Буянова, К. И. Дека-това, Л. Г. Золотых, Т. Е. Помыкалова, Л. Б. Савенкова и др.). Важнейшим фактором, обуславливающим актуальность когнитивно-прагматического мо-делирования паремиологического пространства русского языка, является и проблема определения статуса языкового сознания как когнитивного феноме-на, объективирующегося посредством языка (Алефиренко 2010). Данная про-блема поставлена в полемических трудах А. А. Потебни, М. А. Алексеенко, Н. Ф. Алефиренко, М. В. Никитина и др. Применение когнитивно-прагма-тического подхода в паремиологии продуктивно еще и потому, что видовое многообразие паремий, их сложный и неоднозначный фразео-паремический статус позволяют характеризовать не только отдельные способы языковой ре-презентации когнитивных единиц, но и собственно механизмы языковой ког-ниции, в частности, процесс познания, опирающийся на механизмы языкового прецедента, когнитивной метафоры, обобщения значения, когнитивной интег-рации и др.

Когнитивно-прагматическое моделирование паремиологического про-странства языка предполагает широкий набор операций, каждая из которых соответствует отдельной предметной задаче анализа, – в представленном ис-следовании предпринимается попытка моделирования когнитивно-прагматиче-ского поля паремий как сложного ментального образования с единым когни-тивным центром (фреймовым узлом) и системой прагматических установок, реализуемых в паремическом дискурсе отдельной тематической области. Сле-дует отметить, что определение границ тематической области в паремиоло-гии относится к числу задач на первый взгляд очевидных, но, по сути, весьма непростых. Связано это с тем, что тематическая группа паремий, также как и

Когнитивно-прагматическое поле «Вода» в русской паремиологии 563

видовая тематическая парадигма, является объединением, основанным, в пер-вую очередь, на когнитивной общности высказываний, и основной тематиче-ский вектор в ней определяется не по лексическим маркерам, а по тем ког-нитемам, которые формируют смысловую модель паремии. В большинстве сборников паремий, как современных, так и изданных в прошлых столетиях, тематический принцип, которым руководствовались собиратели народных афоризмов, достаточно далек от принципа когнитивного. Вместе с тем, ряд изданий, в частности, сборник «Пословицы русского народа» В. И. Даля, ин-туитивно следует данному принципу, нередко игнорируя явное лексическое доминирование в пользу учета философского подтекста высказывания, что более точно «выводит» пословицу, примету или загадку в ее тематическое русло.

Трудности, связанные с определением состава тематической группы па-ремий, не ограничиваются кажущимся доминированием лексической семан-тики основных маркеров над глубинным смыслом высказывания. Можно вы-делить целый ряд моментов, требующих дополнительного рассмотрения и уточнения отдельных сторон смыслового плана паремии. В частности, при составлении тематической группы паремий мы сталкиваемся с рядом спор-ных позиций, связанных с двояким смыслом паремии, когда ее когнитивная модель характеризуется явной двуплановостью. Например, пословица Мас-лена широко разлилась: затопила Великий пост, отнесенная в сборнике В. И. Даля к тематической группе «Чудо – диво – мудреное» (Даль 2005), при праг-матической установке ‘Смысл православного праздника не в его праздном проведении, а предшествующей духовной подготовке’ репрезентирует следу-ющие взаимодействующие когнитемы: слот «Праздность» фрейма «Празд-ник» и концепт «Воздержание», связанный со сценарием «Пост», в резуль-тате чего мы имеем языковое выражение когнитивно-денотативной ситуации «Пост – праздник – праздность».

Если же брать за основу анализа прагматическую установку ‘Во время празднования нельзя забывать о его истинном назначении, подменяя причину (воздержание) следствием (празднование)’, то есть смысл говорить о репре-зентации данной пословицей двух концептуальных антитез: а) «Причина – Следствие» и б) «Предшествующее – Последующее», взаимодействующих через слот «Невоздержанность / Чрезмерность» фрейма «Праздник». В данной когнитивной модели присутствует когнитема «Нарушение логики / порядка», и при подобном прагматическом прочтении текста паремии наиболее прием-лемо ее отнесение к группе пословиц, выражающих ‘нарушение привычного порядка вещей, как противостояние хаосу / греху’, что вполне может быть воспринято как некое чудо, правда, скорее, деструктивного свойства.

Отнесение данной пословицы к области когнитивно-прагматического поля паремий «Вода» обусловлено актуальностью образной основы паремии, которая способствует реализации внутренней формы пословицы. Метафори-ческая сущность образа базируется на признаках ‘текучести’ и ‘способности поглощать / накрывать что-либо’, относящихся к наиболее частотно репре-зентируемым признакам когнитемы «Вода». Таким образом, синергетическое


взаимодействие внутренней формы высказывания и ее когнитивной модели способствует реализации такой оценки стереотипной ситуации ‘человеческой невоздержанности’, которая изначально гиперболизирована за счет актуали-зации указанных признаков.

Определенные трудности с описанием тематической парадигмы паремий могут возникнуть также по причине неоднородности ее внутренней структуры. Как правило, при ближайшем рассмотрении, паремии внутри группы образу-ют подгруппы, характеризующиеся сходством когнитивных моделей, в основе которых либо находится общая когнитема, либо устанавливаются сходные ин-тегративные связи между отдельными когнитивными компонентами структуры. При этом актуализирующиеся признаки когнитемы и будут способствовать «ориентации» паремий в пределах подгрупп. Но при ближайшем рассмотре-нии выясняется, что данные признаки не образуют «жесткого» списка, ко-торый бы относил конкретную паремию к отдельной подгруппе. Например, примета Быть среди воды во сне – к прибыли, деньгам, выгоде помещается в «Большом словаре примет» (Никитина 2009: 312–331) в одну тематическую группу с приметами Весенняя вода течет медленно – год будет неурожай-ный и Вода в реке темнеет (чернеет) к грозе. Всего в подгруппе 98 примет с ключевым словом вода, общность паремий обусловлена помимо наличия ключевого слова еще и функционально-прагматическим признаком – ‘реалия, свойства которой важны для наблюдения и предсказания’ (подробные ком-ментарии к принципам группировки паремий см. Семененко 2001: 60–64). Следует отметить, что приметы, в отличие от пословиц и загадок – единиц, образная основа которых, как правило, глубоко переосмыслена, – обнаружи-вают в своем когнитивном основании достаточно однозначно выделяемый интегративный признак репрезентируемой когнитемы. Но даже в этом случае мы сталкиваемся с различной акцентуализацией признаков. Вернемся к ранее выделенным примерам: (1) Быть среди воды во сне – к прибыли, деньгам, вы-годе; (2) Весенняя вода течет медленно – год будет неурожайный; (3) Вода в реке темнеет (чернеет) к грозе.

Примета (1) в выражении прагматической рекомендации ‘ожидать счаст-ливых событий’ следует логике интегративной связи концептов «Омовение / Очищение» и «Прибыль / Богатство», в равной степени актуальных и для мифологического, и для сакрального уровня осмысления сущности водной стихии. В обеих мировоззренческих системах «Вода» – сущность глубоко символичная, а ее признаки обусловлены стереотипным представлением об очищающих душу и тело свойствах. Таким образом, для данной паремии акту-альна интегративная связь «Вода – Достаток».

Примета (2) в когнитивном основании значения обнаруживает интегра-тивную связь слота «Обновление» фрейма «Весна» и концепта «Источник жизни», репрезентируемого именно в следствии актуализации такого при-знака «Воды», как ‘текучесть’, ‘способность доставлять что-либо’. Эта связь базируется на ином признаке, нежели в предыдущей примете, – признаке ‘фак-тор плодородия, ’но возникающая в результате интегративная связь вполне сопоставима с ранее выделенной – «Вода – Прибыль».

Когнитивно-прагматическое поле «Вода» в русской паремиологии 565

Примета (3) выражает прагматическую рекомендацию с опорой на обще-культурное стереотипное представление о мистической сущности «Воды» и ее способности предсказывать счастье / несчастье путем изменения цвета и сте-пени прозрачности, а также на вполне реальном физическом свойстве водной глади служить зеркалом атмосферных явлений. Актуальный признак когни-темы в данной паремии может быть определен как ‘чистота / прозрачность’, а интегративная связь сформулирована следующим образом – «Вода – Пред-чувствие опасности».

Вне сомнения, установление момента объединения паремий по принципу общности выражаемых интегративных связей связано с рядом субъективных моментов в интерпретации паремического значения, и может существенно зависеть от фактора дискурсивной интенции. Но, вместе с тем, подобный кри-терий помогает устранить отдельные несоответствия в трактовке роли клю-чевых слов в выявлении парадигматического потенциала паремий. Важно от-метить и тот факт, что предлагаемый подход основан на признании самого процесса группировки паремий по когнитивно-прагматическому признаку процессом синергетическим (нелинейным), поскольку в основу группировки ложится признак той когнитемы, которая произвольно выбирается исследо-вателем, – ее иерархический статус в смысловой структуре паремии при этом может быть различным (ведущий слот фрейма, смыслопорождающий конц-епт, образный стимул внутренней формы и т. д.). Соответственно, в большей степени подходящим для решения ранее обозначенных теоретических задач показался термин «поле», который в отличие от термина «группа» содержа-тельно ближе к ‘объединению взаимодействующих подсистем’, что актуально для подхода к процессу смысловой группировки паремий как процессу си-нергетического свойства.

Выбранная нами для исследования когнитема «Вода» позволила обозна-чить основные компоненты структуры соответствующего когнитивно-прагма-тического поля в русском паремиологическом пространстве. В ходе исследо-вания с привлечением материала из следующих источников: «Большой сло-варь русских пословиц» (БСРП 2010), «Большой словарь примет» (Никитина 2009) и «Загадки русского народа» (Садовников 1960), – были выявлены фак-ты когнитивной интеграции в фреймовом основании паремической текстемы, свидетельствующие об определенных устойчивых связях элементов концепто-сферы, что позволило определить фреймовый узел поля, который образуется посредством реализации в паремической семантике ведущих интегративных связей: (1) «Вода – Опасность / Угроза»; (2) «Вода – Время / Жизнь»; (3) «Вода – Свобода / Спасение».

Для модели (1) наиболее частотны репрезентации посредством пословиц и примет, – например, И тихая вода берега подмывает; Стоячая вода гниет; С водою, с ветром да с огнем не дружись – не верь им, не плошись; Пить теп-лую воду во сне – у опасности, исходящей от сильного врага; Если воду от себя выливаешь, то счастье уйдет, неудача постигнет.

Для модели (2) – посредством пословиц и загадок, – например, Что было, то водой смыло; В сухую воду не слазишь; Что в воду упало, то пропало; Еду,


еду – следу нет (Вода); Режу, режу – крови нет (Вода); Рублю, рублю – щепок нет (Вода); Мать меня рожает, а я – ее (Вода и лед).

Для модели (3) – посредством примет и загадок, – например, Ходить по воде во сне – к успеху; После стрижки нельзя бросать волосы в воду, чтобы они всегда были здоровыми и пышными; Ни в огне не горит, ни в воде не то-нет (Лед); Сестра сильней брата (Вода и огонь).

На периферии поля выявлены следующие связи: а) «Вода – Убежище» – в основном у загадок – например, Идет Егор

с высоких гор, ковром покрыт, скобой прибит (Подснежная вода) или Перед нами – верх ногами, перед тобой – вверх головой (Отражение в воде).

б) «Вода – Правда / Истина – Ложь» – в основном у пословиц, – например, Что по воде плывет, то Бог дал или Как в воду глядишь, так и кажется.

Обозначенные связи формируют фреймовый узел «Вода – Судьба» в ас-пектах слотов «Воля / Свобода», «Прибыль / Потеря» и «Счастье / Беда», что свидетельствует о высочайшей степени значимости когнитемы «Вода» для формирования стереотипного основания языковой картины мира.

Таким образом, сам процесс осмысления ряда стереотипов национальной культуры посредством паремической вербализации может трактоваться как механизм вторичного воплощения символов культуры в соответствии с осо-бенностями семантики и прагматики отдельных паремических жанров. Вместе с тем, установить четкую зависимость вида интегративных связей в когни-тивном основании паремии от ее жанровой разновидности не представилось возможным, что, на наш взгляд, является определенной «опорой» в трактовке паремического пространства языка как дискурсивной области с внутренними диалогами, полилогами и сложными связями синергетического свойства.

Словари Даль 2005 = Даль В. И. Пословицы русского народа. Москва, 2005. БСРП 2010 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г., Николаева Е. К. Большой словарь рус-

ских пословиц. Москва, 2010. Никитина 2009 = Никитина Т. Г. Большой словарь примет. Москва, 2009. Садовников 1960 = Садовников Д. Н. Загадки русского народа. Сборник загадок, во-

просов, притч и задач. Москва, 1960.

Литература Алефиренко 2010 = Алефиренко Н. Ф. Фразеологическое значение в свете теории язы-

кового сознания. В кн.: Фразеологические исследования. Динамические тенденции в славянской фразеологии. Грайфсвальд, 2010. 29–37.

Семененко 2011 = Семененко Н. Н. Русские паремии: функции, семантика, прагматика. Белгород, 2011.


Образ воды в итальянских стихах о Риме Михаила Кузмина

СКАНДУРА Клаудия, КОНДРАШЕВА Анастасия

Рим, Италия E-mail: [email protected], [email protected]

Один из самых загадочных поэтов серебряного века Михаил Алексеевич Кузмин родился в Ярославле 6 октября 1872 года и, с раннего детства, западно-европейская культура стала его второй духовной родиной. Шекспир, Мольер, Сервантес, Россини, Шуберт формировали личность будущего поэта и музы-канта, притом, что родители Кузмина были старообрядцами, и сам он с детст-ва воспитывался в старозаветных традициях бытовой религиозности.

Михаил Кузмин побывал в Риме в 1887 году, и провел в городе весь ап-рель, после чего уехал во Флоренцию и путешествовал по Италии до середины июля. Из Флоренции, судя по его письмам, он хотел вернуться еще раз в Рим, но произошло ли это или нет, пока не выяснено. Ностальгия по Италии, кото-рую он сразу по возращении в Россию почувствовал, постепенно переросла в пожизненный сон об Италии и личное мифотворчество. Последние слова его дневника за 1934 год передают его желание посетить еще раз Италию, мысль о том, что может, эта мечта все еще осуществима.

В Италии он изучал церковную музыку, историю иезуитов и гностиков. Эта сравнительно недолгая поездка нашла затем свое отражение во многих его произведениях: непосредственным образом в романах «Крылья», «Нежный Иосиф», «Приключения Эмме Лебефа», а также важнейший духовный и эмо-циональный опыт этой поездки отразился в поэзии, став, как отмечают иссле-дователи, «…прообразом сквозной темы его творчества – путешествия как ду-ховного пути…» (Лавров–Тименчик 1990).

Стихотворений на тему Рима несколько. Значительно больше тех, в кото-рых появляется тема Италии. Это стихи о других итальянских городах или сти-хи, в которых отзвуки Италии ощущаются путем реминисценций общекуль-турных, например, путем внедрения просодии итальянской, стихов Данте или Петрарки, в просодию русскую.

Вместе с тем необходимо отметить, что отдельный цикл «Стихи об Ита-лии», написанный в 1919–1920-х годах, появляется лишь в 1921 году в сбор-нике «Нездешние вечера» (почти в это же время «Стихи об Италии» были вы-пущены в виде рукописной книжки в пяти экземплярах). Кроме того, помимо указанного цикла стихов, следует отметить цикл «Путешествие по Италии» (1921–1922), часть сборника «Параболы».

Цикл «Стихи об Италии» включает одиннадцать стихотворений: «Пять», «Озеро Неми», «Сны», «Св. Марко», «Тразименские тростники», «Венеция», «Эней», «Амур» и «Невинность», и всего три связаны в какой-то степени

568 Скандура Клаудия, Кондрашева Анастасия

с Римом: это стихотворения «Пять», «Озеро Неми», «Эней». Все они о Риме историческом, античном, в разных культурных пластах.

Так, в первом стихотворении цикла – «Пять» – получают начальное раз-витие все его смысловые комплексы.

Веслом по-прежнему причаль! Не в Остии ли фонари? Какая чахлая печаль В разливах розовой зари! А память сердцу все: «Гори!» Что ты, кормщик, смотришь с вышки? Берег близок уж совсем. Мы без карт и без систем Все плывем без передышки. Лишь предательские мышки С обреченных прочь трирем. Горит душа; горя, дрожит… И ждет, что стукнет кто-то в дверь И луч зеленый побежит, Как и теперь, как и теперь… А память шепчет: «Друг, поверь». Лунный столб в воде дробится, Пусто шарит по кустам… Кто запекшимся устам Из криницы даст напиться? Пролетает грузно птица… Мы увидимся лишь там!.. Я верю: день благословен! Налей мне масла из лампад! Какой молочный, сладкий плен! О, мед несбывшихся услад! А память мне: «Господень сад!» Как болотисты равнины! Вьется пенье вдалеке… В вечной памяти реке То поминки иль крестины? Слышу руку Фаустины В помертвелой я руке… Господень сад, великий Рим, К тебе вернусь опять! К тебе мы, странники, горим, Горим себя распять!.. А эхо шепчет: «Пять!»

(Кузмин 1990)

Так, на первый взгляд загадочное по смыслу, своей чувственной образ-ностью стихотворение «Пять» воспроизводит ситуацию прибытия морским

Образ воды в итальянских стихах о Риме Михаила Кузмина 569

путем, в Остию, пятерых людей ночью. Пять человек, включая кормщика, при-ближаются к порту Рима: «Кто запекшимся устам из криницы даст напиться? Налей мне масла из лампад! Какой молочный сладкий плен! О мед несбыв-шихся услад!» (Кузмин 1990).

Оказывается, однако, по интерпретации этого стихотворения, что в нем речь идет о странниках из первых христиан, и вся вкусовая образность отно-сится к символике раннего христианства. Так, например, «масло» – это Благо-дать Господня; «мед» – это Христос; «молоко» и «мед» – это рай. Так же и ко-рабль надо понимать как трирему (церковь), то есть христианский символ, а число «пять», скорее всего, является аллегорией «пяти ран Христовых». Кроме того, упоминаемое в стихотворении имя Фаустина часто находят в погребениях первых христиан.

И что касается ключевого (по мнению С. Л. Константиновой), как для пер-вого стихотворения, так и для всего цикла в целом, мотива путешествия, то следует уточнить, что здесь речь идет, прежде всего, о «морском путешествии», плавании, которое, начавшись в первом стихотворении:

«Веслом по-прежнему причаль! Не в Остии ли фонари?» (Марков 1977), заканчивается в последнем – «Италия»: «Ладья безвольная пристала / К Кос-тру неопалимых слав» (Марков 1977).

Таким образом, внутри цикла намечается своеобразное движение к неко-ей пристани, озаренной светом. При этом заметим, что семантические истоки кузминского образа корабля, плывущего к берегу, с которым связано спасение, очень многоплановы. Здесь это и многочисленные сюжеты античной и хрис-тианской мифологии, древнеримской истории и мистические сюжеты, закре-пленные в традиции старообрядцев, вполне очевидно, знакомые Кузмину. Что касается содержательности этих старообрядческих сюжетов, то здесь можно сослаться на работу В. Н. Топорова, который, указывая на многократность по-явления этого мотива в их песнях и приводя несколько примеров из книги «Песни русских сектантов-мистиков», сборника, вышедшего в Санкт-Петер-бурге в 1912 году, пишет: «Как ни страшно это плавание (часто в бурю, среди чудовищ, готовых поглотить корабельщиков), оно должно окончиться успеш-но, потому что на корабле Бог, Иисус и Христос, иногда Иоанн Предтеча, бо-жьи люди. Достижение берега – спасение, жизнь; в противном случае – гибель, смерть» (Топоров 2005).

Интересно, что в «Стихах об Италии» все эти смыслы, намеченные лишь имплицитно, сосуществуют одновременно, особым образом переплетаясь и напластовываясь, друг на друга.

Стихотворение, открывающее цикл, явно актуализирует его христианскую тематику. Появление в тексте христианских аллюзий: мотивов Благовещения, Распятия, образов жаждущего напиться Христа, а также восклицание «Пять»!, – все это влечет за собой ассоциации с кораблем и плаванием в христианском мире. Это и образ самой Церкви Христовой и плавание по морю жизни, и образ апостольской ладьи, застигнутой бурей на озере Геннисаретском. Эти ассоциации подкрепляются и дальнейшим появлением в текстах цикла иногда прямой, иногда завуалированной христианской образности: упоминание имени


Петра в стихотворении «Озеро Неми» («твой петел, Петр, еще не стих!») – известно, что братья Петр и Андрей были рыбаками, «закидывающими сети в море» святого Марка с обращением к нему: «пошли рыб!» (кроме того, что св. Марк – покровитель Венеции, он считается также покровителем рыбаков, рыба также знакова в данном контексте, отсылая к образу Христа, а также еван-гельскому эпизоду «чудесный улов») (Константинова 2005):

Морское марево, Золотое зарево, Крась жарко Узор глыб! Святой Марко, Святой Марко, Пошли рыб!

(Кузмин 1990)

С другой стороны, образ плывущего корабля вызывает ассоциации и с ко-раблем аргонавтов, что особенно явно акцентировано в последнем стихотво-рении цикла:

Твой рокот заревой, сирена, В янтарной роще Гесперид Вновь мореходам говорит: «Забудьте, други, косность тлена. Вдали от плена Лепечет пена И золото богов горит».

(Кузмин 1990)

Появление в тексте стихотворения «аргонавтического» смыслового ком-плекса неизбежно вызывает актуализацию целого ряда мотивов: это и мотив «победы логоса над хаосом», лежащий в основе мифа о спасении аргонавтов Орфеем, заглушившим пение сирен своей песней, – мотив, параллель к кото-рому мы находим и в уже отмеченном нами эпизоде Евангелия, где Христос, «встав, запретил ветру и морю, и сделалась великая тишина», и мотив драко-ноборчества, связываемый с именем предводителя аргонавтов Ясона, засеяв-шего поле зубами дракона и перебившего выросших из них воинов.

При этом корабли не случайно названы в стихотворении «обреченными» триремами (трирема – древнеримский военный корабль), приближающимися к Остии, древнейшей торговой гавани и военному порту Рима. Так возникает один из ключевых образов цикла – образ воинства на пути к «костру неопали-мых слав».

Вторым стихотворением, связанным с Римом, является «Озеро Неми».

Занереидил ирис Неми, Смарагдным градом прянет рай, Но о надежде, не измене, Зелено-серый серп, играй.


И словно лунный луч лукавы (Твой петел, Петр, еще не стих!), Плывут гадательные славы В пленительных полях твоих.

Сребристый стелет лен Селена По влажным, топистым лугам… Светло-болотистого плена Тяжелый кружит фимиам.

Под кипарисами бездомно Белеют мрамором гроба. «Италия!» – темно и томно Поет далекая труба.

(Кузмин 1990)

Данное стихотворение описывает озеро Неми, расположенное в 30 кило-метрах к югу от Рима. Калигула построил на озере Неми роскошные увесели-тельные корабли. Один был плавучим храмом Дианы, второй – плавучим двор-цом (Ханке 1976). По римскому обычаю (подробнейшим образом исследован-ному в книге Дж. Фрэзера «Золотая ветвь»), жрец храма Дианы (Селены), рас-положенного на этом озере, в любой момент мог быть убит желающим занять его место. В связи с этим стоит отметить балладу Вяч. Иванова «Жрец озера Неми»:

…И доколь, кто тайн твоих достоин, Не придет, я буду, верный воин, Жрец и жертва, лунный храм стеречь, Вещих листьев слушать легкий лепет И ловить твоих касаний трепет, Льющихся на мой отсветный меч.

(Иванов 1987)

В стихотворении Кузмина, как и в первом стихотворении цикла, просле-живаются христианские мотивы, что подтверждается упоминанием имени Петра («твой петел, Петр, еще не стих!»). В этой строке видна явная отсылка к библейскому преданию: «И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, ска-занное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько» (Мф. 26:74–75).

Отдельное стихотворение М. Кузмин посвящает Энею – герою-морепла-вателю – отправившемуся после гибели Трои в сопровождении спутников на двадцати кораблях на поиски новой родины.

Нагая юность с зеркалом в руке Зеленые заливы отражает, Недвижной пикой змея поражает Золотокудрый рыцарь вдалеке. И медью пышут римские законы В дымах прощальных пламенной Дидоны.


Какие пристани, Эней, Эней, Найдешь ты взором пристально-прилежным? С каким товарищем, бродягой нежным, Взмутишь голубизну седых морей? Забудешь ты пылающую Трою И скажешь: «Город на крови построю».

Всегда ограда – кровь, свобода – зверь. Ты – властелин, так запасись уздою, Железною ведешься ты звездою, Но до конца звезде своей поверь. Смотри, как просты и квадратны лица, – Вскормила их в горах твоя волчица.

И, обречен неколебимой доле, Мечта бездомников – домашний гусь (Когда, о родичи, я к вам вернусь?), Хранит новорожденный Капитолий. Пожатье загрубелых в битве рук Сильней пурпурных с подписью порук.

Спинной хребет согнулся и ослаб Над грудой чужеземного богатства, – Воспоминание мужского братства В глазах тиранов, юношей и пап. И в распыленном золоте тумана Звучит трубой лучистой: «Pax Romana».

(Кузмин 1990)

За основу стихотворения Кузминым взята легенда, согласно которой Эней после падения Трои бежал в Лаций, где его потомки основали Рим. Доминан-той стихотворения является образ «культурного героя», борца «…с хтониче-скими силами природы, представляющими начало хаоса и мешающими упо-рядоченному мироустройству» (Константинова 2005). Не случайно в основе кузминской трактовки легенды об основании Энеем Рима лежат противопо-ставление «свободы» («свобода – зверь») и «ограды» (порядка, основанного «на крови» – «Всегда ограда – кровь…»), а сам Эней – «Ты – властелин, так запасись уздою…» – предстает как укротитель зверя.

В начале стихотворения мы находим отсылку к легенде о любви Энея и Дидоны. Эней оставляет свою возлюбленную ради того, чтобы вернуться в Ла-ций и дать своим потомкам возможность основать Рим. Таким образом, Эней приносит свою любовь в жертву будущему могуществу Рима. Этот же сюжет присутствует и в стихотворении Иосифа Бродского «Дидона и Эней».

Наконец, скрытый мотив морского плавания в связи с мотивом чудесного спасения может быть обнаружен в последнем стихотворении цикла «Италия» через акцентированный поэтом образ Ариона:

Ежеминутно умирая, Увижу ль, беглый Арион,


Твой важный и воздушный сон, Италия, о мать вторая?

(Кузмин 1990)

При этом следует сказать, что в данном контексте это имя может быть про-читано двояко. С одной стороны, Арион – древнегреческий поэт и музыкант, который, по преданию, был спасен от гибели дельфином, очарованным его чудесным пением (мотив, имплицитно намеченный в уже названном «арго-навтическом комплексе»). В таком значении это имя появляется еще в пуш-кинском «Арионе», где сюжетообразующим является именно мотив морского плавания:

Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны веслы. В тишине На руль склоняясь, наш кормщик умный В молчаньке правил грузный челн; А я – беспечной веры полн, – Пловцам я пел…

(Кузмин 1990)

С другой стороны, в греческой мифологии известно имя Ориона – великана-охотника, наделенного Посейдоном способностью ходить по морю. Потеряв зрение, Орион посадил к себе на плечи одного из учеников Гефеста и приказал тому подсказывать ему путь к восходу солнца. Придя туда, он подставил глаза лучам восходящего солнца и прозрел (заметим при этом, что своеобразное дви-жение, смена световых образов – от луны к солнцу – происходит на протяже-нии всего рассматриваемого нами цикла).

В результате, исследование структуры и функции образа корабля и моти-ва морского плавания в «Стихах об Италии» показывает, что мифологические сюжеты цикла обретают значимость в качестве определенным образом марки-рованных элементов художественной знаковой системы, а не только в качестве элементов декоративного плана. Переплетение в текстах цикла, казалось бы, культурно разноплановых и разноконфессиональных наименований и образно-сти, как видим, имеет общую, объединяющую основу, некий единый «сюжет» (Константинова 2005).

Ассоциации, связанные с Римом, присутствуют в стихотворении практи-чески всюду: город на крови (аллюзия на убийство Ромулом Рема), «Смотри, как просты и квадратны лица, – / Вскормила их в горах твоя волчица» (в антич-ные времена Рим часто называли Roma quadrata), «домашний гусь… / Хранит новорожденный Капитолий…» (известная легенда о спасении Рима гусями), «Сильней пурпурных с подписью порук» (в Римской империи пергамент для важных договоров мог окрашиваться в пурпур) и, наконец, Pax Romana (Рим со всеми покоренными провинциями).

Вся история, как библейская, так и античная, трактуется Кузминым как пророчество о Христе, его свидетельство, в соответствии с чем Италия – как


пространство, совмещающее в себе идеалы классической античности и христи-анства – становится целью не просто путешествия, но паломничества, местом, где произойдет физическое, телесно осязаемое соприкосновение с Божествен-ным Ликом. При этом, по Кузмину, путь (представленный в виде варьирую-щегося мотива морского плавания) к духовному спасению, прозрению, к свое-образному воскресению, возможному лишь через единение «обреченного» хри-столюбивого воинства, предполагает и готовность самих паломников к жертве, к распятию и горению – своеобразный инвариант мифа об «умирающем и вос-кресающем боге». Именно Италия (римский мир) становится у Кузмина ме-стом нового рождения, рождения через мученическую смерть за веру (или рож-дение, равное смерти в ее христианском толковании).

Если говорить о стихах цикла «Путешествие по Италии», посвященных близкому другу М. Кузмина, с которым лирический субъект рад бы повторить свое путешествие по Италии, в этот раз в роли «вожатого», они включают больше автобиографических моментов.

С одной стороны, создается иллюзия реального путешествия, поддержи-ваемая, во-первых, пространственными изменениями: открывается цикл стихо-творением «приглашение», затем следуют «Утро во Флоренции», странствие на родину Виргилия в Мантую «Родина Виргилия», «Поездка в Ассизи», «Ко-лизей», прогулка по венецианским каналам «Венецианская луна», завершает цикл стихотворение «Катакомбы». Во-вторых, упоминанием Бедэкера, тури-стического путеводителя по различным странам и городам, настраивающего читателя текста в качестве своеобразного отчета о пройденном туристическом маршруте.

В Бедэкере ясно советы прочтете: Всякий собравшийся в путь, С тяжелой поклажей оставь все заботы, Леность и грусть забудь.

(Кузмин 1990)

Что касается замысла поэтического цикла М. Кузмина, то, по мнению С. Л. Константиновой, он обращен, в большей степени, к общественному со-знанию. Образ «белых ланей» также вызывает библейскую аллюзию, позво-ляющую закрепиться и расшириться смысловому пространству рассматрива-емого образа в интимном, «потаенном» аспекте. И опять следует отметить, что морской мотив и образ воды в целом, сопровождает библейскую историю о спасении души человека: «Тоскуют к летейскому озеру белые лани, / Поки-нута, плачет на отмели дальней сирена» (Кузмин 1990).

Образ ветхозаветного пророка Ионы, помнящего «китовые недра», – один из ключевых как в образном ряду данного стихотворения, так и в системе всего кузминского цикла. Иона – ветхозаветный пророк, с именем которого связан не только сюжет морского плавания, но и сюжет трехдневного пребывания в чреве кита, которое новозаветная традиция уподобляет предсказанию смерти и последующему воскресению на третий день Иисуса Христа. В этом смысле и Иона, и Орфей выступают в качестве его символического воплощения.


Младенчески тени заслушались пенья Орфея. Иона под ивой все помнит китовые недра. Но на плечи пастырь овцу возлагает, жалея, И благостен круглый закат за верхушкою кедра.

(Кузмин 1990)

Что же касается мотива морского плавания, связанного с образом Ионы, то он позволяет «воскресить» в памяти читателей морской сюжет первого кузмин-ского цикла «Стихи об Италии», трактуемый как путь к духовному спасению, возможному лишь через единение «обреченного» христолюбивого воинства.

Если говорить об образности, то у Кузмина символами Рима (или Италии) может быть как мотив воды (например, море, озеро, путешествие по воде), кон-кретные локусы (Капитолий, Колизей, катакомбы, виа Аппия, Остия), так и сюжеты из истории Рима. Определяя круг образов (мотивов), которые М. Куз-мин использует для создания «своего» Рима или Италии, иногда встречаемся с появлением сквозных мотивов (например из цветов – левкой, роза, жасмин) известных в его творчестве и до его «итальянского путешествия», некоторые из них очевидно были запечатлены в его юном сознании, в памяти о юности на юге России.

Подводя итог нашему исследованию, следует отметить, что с концептом «вода» соотносятся представления о жизни, времени, очищении, забвении, смерти. При этом образ воды имеет сложную структуру и включает в себя та-кие понятия, как океан, море, река, озеро. Неоднократно в стихах М. Кузмина используются слова море, озеро, морское путешествие, корабль. Образное ос-мысление этих понятий ассоциирует их с человеческой жизнью и ее вечным движением, что в свою очередь можно экстраполировать на образ Рима как Вечного города или центра мира, в который ведут все дороги.

Важным источником поэтики М. Кузмина в произведениях, касающихся его памяти об Италии, или о Риме выступала вода. Наряду с этим невозможно пренебречь ролью его культурной памяти, памяти об итальянской культуре или о культуре Рима современного, но в свою современность впитавшего все исторические пласты и, таким образом, ставшим тоже частью его автобиогра-фического Рима.

Кроме того, следует напомнить, что чувственная память М. Кузмина о Ри-ме и об Италии проявляется и в весьма разных тональностях его произведений, как документальных (письма, дневниковые записи), так и вымышленных – от жизнерадостной, легкой и беспечной через «светлую печаль» до мрачных тра-гических нот.

Источники ГК = Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI–XIX вв. Сост. Л. Ф. Соло-

щенко и С. Ю. Прокошин. Москва, 1991. Иванов 1971 = Иванов В. И. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. Брюссель, 1971. Кузмин 1990 = Кузмин М. Избранные произведения. Ленинград, 1990.


Литература Константинова 2005 = Константинова С. Л. «Итальянский текст» русской литературы

XIX–XX вв. Псков, 2005. Лавров–Тименчик 1990 = Лавров А., Тименчик Р. «Милые старые миры и грядущий

век». Штрихи к портрету М. Кузмина. В кн.: Кузмин М. Избранные произведения. Ленинград, 1990.

Марков 1977 = Марков В. Поэзия Михаила Кузмина. В кн.: Кузмин М. Собрание сти-хов. Т. 3. München, 1977.

Топоров 1995 = Топоров В. Н. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиоло-гических основах. В кн.: Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследова-ние в области мифопоэтического. Избранное. Москва, 1995.

Ханке 1976 = Ханке Х. Люди, корабли, океаны. Ленинград, 1976.


Вербалізація негативних емоцій в українській, російській та англійській лінгвокультурах

(на матеріалі фразеологічних одиниць та паремій з концептом вода)

СЛІПЕЦЬКА Віра Дмитрівна

Дрогобич, Україна E-mail: [email protected]

Загальна антропоцентрична спрямованість лінгвістичних студій, а також всезростаюча зацікавленість емоційною сферою людини вітчизняними та за-рубіжними дослідниками (Т. Космеда, С. Шкіцька, А. Вежбицька, В. Шахов-ський, М. Сарновський, Л. Малєцький, О. Мягкова) сприяли виникненняю но-вої галузі мовознавства – емоціології, або лінгвістики емоцій. Серед аспектів, що визначили розвиток деяких пріоритетних напрямів сучасної лінгвістики емоцій, можна виокремити лінгвокультурологію емоцій, концептологію емо-цій, гендерну емоціологію, емотивність тексту та деякі інші, що вирішують проблеми реалізації емоцій в мові, динаміку мовного коду, механізми декоду-вання власних емоцій та емоцій інших людей у процесі комунікації (Шахов-ский 2008: 20).

Мета цього дослідження – схарактеризувати особливості вербалізації не-гативних емоцій за допомогою актуалізації лексеми вода в українській, анг-лійській та російській лінгвокультурах паремійними засобами. Актуальність наукової розвідки зумовлена тим, що концепт вода належить до тих базових концептів культури, вміст і цінність яких у кожній лінгвокультурі визначають специфіку сприйняття світу певним етносом (Петров 2006: 74).

Дослідженням особливостей вербалізації концепту вода займалося чимало науковців – А. Боюн, Т. Ковтун, Н. Межинська та ін. У межах етнолінгвістики концепт вода частково досліджували В. Жайворонок, К. Віслова, О. Слюніна. Семантику символу вода вивчали О. Сімова та Т. Чао.

Т. Ковтун підкреслює амбівалентність першоелементу води, що не тільки символізує зародок життя, але й здатна нашкодити людині, знищити все живе, бути місцем перебування нечистої сили тощо (Ковтун 2005). О. Петриченко зазначає, що «…високий ступінь символізації та сакралізації води, представле-ний у східнослов’янських віруваннях і ритуальній практиці, пояснюються, з од-ного боку, її природними характеристиками (здатністю підтримувати життя, очищувати від бруду і под.), з другого – ставленням до неї як до небезпечної, самодостатньої стихії, як до міфологічно утлумаченої межі між цим та „тим“ світами, а з третього – широким спектром можливостей її магічного викори-стання (миття, пиття, обливання)» (Петриченко 2004: 342).

Незважаючи на значну кількість наукових розвідок, концепт вода має недо-сліджені ракурси, аспекти, зокрема на сьогодні залишається лакуною проблема з’ясування специфіки вербалізації негативних емоцій за допомогою актуалізації

578 Сліпецька В. Д.

концепту вода та вияв особливостей вербалізації агресивності за допомогою омовлення названого концепту насамперед в українській, російській та анг-лійській лінгвокультурах. Матеріалом цього дослідження слугують паремійні одиниці, що вербалізують концепт вода.

Понятійним фундаментом національної мовної картини світу, як відомо, є концептуальна картина світу, а концепт зреалізовується в мові як «згусток культури» (Степанов 2001: 42). Науковці образно називають концепт «пуч-ком» уявлень, понять, знань, переживань, що супроводжують те чи інше зна-чення слова. Концепт, як відомо, ширший за поняття, оскільки останнє вклю-чає сукупність основних ознак, а концепт об’єднує інформацію про всі ознаки реалії (Ужченко 2007: 291). За концептом завжди стоїть невербальний досвід людини і соціуму. Досліджуючи взаємодію концепту й поняття, В. Кононенко зазначає, що поняття належить до інтелектуальної діяльності людини. Концепт репрезентує емоції, відчуття, образи, символи і може актуалізуватися, мина-ючи логічні операції (Литвиненко 2009).

Для інтерпретації лінгвокультурного концепту необхідна комплексна мето-дика дослідження, що передбачає проведення пареміологічного аналізу. В паре-міологічному корпусі «відображаються не лише універсалії загальнолюдського життєвого досвіду, а й подаються неповторні зразки національної логіки та світооцінки, що сприяє виявленню менталітету» (Голубовська 2004: 72).

Вода відіграє, без сумніву, важливу роль у житті людини. Для українського, російського та англійського етносів вода – це не тільки джерело життя, неві-д’ємна складова життєдіяльності людини, але й могутня, небезпечна сила, стихія, що здатна обірвати людське життя. Концепт вода відображає життєву філософію українського, російського, англійського народів та належить до ба-зових у концептосфері української, російської та англійської мов.

Лінгвокульторологічний аналіз українських, російських й англійських па-ремій та фразеологізмів засвідчує таке смислове наповнення концепту вода:

1) вода – ‘небезпечна, агресивна рідина, що негативно впливає на люд-ське життя, не сприяє реалізації відповідних планів’, наприклад: Він без кінця воду варить; Води – хоч топитись, та нема де напитись (traditions.org.ua); Воду варить – вода и будет (www.novogor.perm.ru); It is like drinking a glass of water (www.lenntech.com/water-proverbs.htm);

2) вода – ‘небезпечний, непередбачуваний простір, агресивна поверхня’, наприклад: У воді стоїть, а води просить; В океані води не зміряєш (traditions. org.ua); Житье из ворот да в воду (www.novogor.perm.ru); to drown in a glass of water; Don’t get near the water until you learn how to swim (www.lenntech.com/ water-proverbs.htm);

3) вода – ‘агресивна стихія’, наприклад: Глибока вода тихо пливе; Він як вода скрізь просочиться (traditions.org.ua); Где вода напрет, тут и ход най-дет (www.novogor.perm.ru); It leaks water everywhere (www.lenntech.com/water- proverbs.htm);

4) вода – ‘час, життя’, наприклад: Много воды утекло с тех пор (www. novogor.perm.ru); That is water under bridge; Plenty of water ran under bridges; Gone water does not mill anymore (www.lenntech.com/water- proverbs.htm).

http://www.novogor.perm.ru/





Вербалізація негативних емоцій в українській, російській, англійській лінгвокультурах 579

У змістовій семантиці паремій концепт вода має як позитивну, так і нега-тивну оцінну конотацію. Це зумовлено осмисленням різноманітних характе-ристик води в процесі практичної діяльності людини. Так, вода – ‘рідина’ в ук-раїнській, російській та англійській лінгвокультурах має позитивну оцінну конотацію, наприклад: укр. Не плюй у криницю, бо доведеться з неї ще води напитися; Без води й борщу не звариш; Без води і не туди, і не сюди; Вода ума не мутить та й голови не смутить (traditions.org.ua); рос. Зазеваешься – воды нахлебешься; Лучше хлеб с водой, чем пиры с бедой; Дорого при пожаре ведро воды, при скудости – подаяние; Лучше воду пить в радости, нежели мед в кру-чине (www.novogor.perm.ru); англ. Blood is thicker than water; Water is the king of food; It’s like drinking a glass of water (www.lenntech.com/water-proverbs.htm).

У трьох досліджувних лінгвокультурах концепт вода у значенні ‘водний простір, водна поверхня’ та вода – ‘стихія’ має негативну конотацію, виражає ‘агресивність’. Концепт вода у значенні ‘стихія’ має також негативну конота-цію руйнівної сили, наприклад: укр. Від великої води надійся шкоди, Вода гре-блю рве; Вода найде собі дорогу; Де вода, там і біда; За водою підеш, то й не вернешся; Тиха вода найглибша; Тиха вода береги рве; Прийшло з води, пішло з водою (traditions.org.ua); рос. Вода путь найдет; Куда река пошла, там и ру-сло будет; В тихой воде омуты глубоки (www.novogor.perm.ru). В англійській лінгвокультурі вода у значенні ‘водний простір, водна поверхня’ має негативну конотацію та асоціюється з бідою, труднощами, халепою, суворим випробу-ванням, наприклад: to keep one’s head above water ‘боротись з труднощами’; to be in low water ‘бути без грошей’; to be under water ‘зазнати краху’; to get into hot water ‘потрапити в біду’; ordeal of boiling water ‘суворе випробування’; to be in dead water ‘бути на мілі’; It leaks water everywhere ‘план, що зазнав краху’; to be in bad waters ‘зазнавати труднощів’; to have water up to the throat ‘мати мало шансів на успіх’; to work under water ‘приховувати справжні наміри’ (www.lenntech.com/water-proverbs.htm). В українській лінгвокультурі концепт вода у значенні ‘стихії’ слугує засобом вербалізації таких аксіологічно різних емоцій, як гнів, обурення, заздрість, незадоволення, здивування, захоплення, наприклад: Він як вода, скрізь просочиться; Він із води сухим вийде; Він ані в воді не втоне, ані в огні не згорить (traditions.org.ua). В англійській лінгво-культурі концепт вода у значенні ‘стихії’ має також негативну конотацію, на-приклад: It leaks water everywhere; Still waters run deep (www.lenntech.com/ water-proverbs.htm).

Отже, під час цього дослідження було зафіксовано домінування паремій з негативною оцінкою у трьох лінгвокультурах (60%). Це зумовлено більшою зацікавленістю людини негативними явищами дійсності. Для увиразнення емо-ційної забарвленості використовуються інтенсифікатори типу укр. велика / брудна; рос. много /темная; англ. plenty of / very / high / hot / bad, наприклад: укр. Від великої води надійся шкоди; З брудної води іще ніхто чистим не вийшов; Сильна вода греблю рве (traditions.org.ua); рос. Темная вода на облацех; Много воды утекло (www.novogor.perm.ru); англ. You are in hot water; Come hell or high water; Plenty of water ran under bridges; to be in bad waters (www.lenntech. com/water-proverbs.htm).




580 Сліпецька В. Д.

Аналіз паремій, що вербалізують концепт вода, ілюструє домінування па-ремій з концептом вода – ‘агресивна стихія’, вода – ‘агресивний водний про-стір, небезпечна водна поверхня’, для яких характерна негативна конотація та оцінка. Ключовим при цьому виявляємо моделювання смислового елементу «агресія». Паремії з концептом вода – ‘агресивна стихія’, ‘агресивний водний простір’ слугують для вербалізації негативних емоцій в українській, російській та англійській лінгвокультурах.

Література Голубовська 2004 = Голубовська І. О. Паремії як відбиття ціннісних орієнтирів етніч-

ної спільності (на матеріалі української, російської, англійської та китайської мов). Мовознавство 2004/2–3: 66–74.

Ковтун 2005 = Ковтун Т. В. Словесні символи першоелементів буття у тексті росій-ської казки та внутрішньому лексиконі людини. АКД. Київ, 2005.

Литвиненко 2009 = Литвиненко О. І. Загальні назви водних обєктів як засоби вираження неозначено великої кількості. http://www.info-library.com.ua/books-text-10709 htm.

Петров 2006 = Петров С. І. Культорологічні засади поняття «концепт». Культура на-родов Причерноморья 82 (2006): 73–75.

Степанов 2001 = Cтепанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Москва, 2001. Ужченко 2007 = Ужченко В. Д. Фразеологія сучасної української мови. Київ, 2007. Шаховский 2008 = Шаховский В. И. Лингвистическая теория эмоций. Москва, 2008.

http://www.info-library.com.ua/books-text-10709


Функционирование архаических символов гидрологических лексем в поэтических текстах

Серебряного века

СТАРОСТИНА Ольга Вячеславовна Казань, Россия


Достоверно известно, что вода – единственное вещество на Земле, кото-рое может находиться в естественных условиях в трех состояниях – газообраз-ном, жидком и твердом. Вода по химическому составу состоит из двух моле-кул водорода и одной молекулы кислорода. При охлаждении плотность всех тел увеличивается, лишь у замершей воды она уменьшается, что помогает со-хранить жизнь в различных водоемах. Именно это вещество дало возможность появиться жизни, т. к. без воды нет ни одной жизни, даже самой примитивной.

Вода – это постоянное движение не только с физической точки зрения, но и с химической. В молекуле воды атомы водорода и кислорода соединены под углом 104,5°, то есть несимметрично. Следовательно, вода постоянно на-ходится в нестабильном состоянии, что позволяет ей не стоять на месте, течь и проникать повсюду. Также не стоит забывать и о живительной силе воды. Некогда именно вода дала жизнь всему сущему на планете и сегодня поддер-живает это свойство. Без воды нет жизни, вода есть жизнь. Именно благодаря всем перечисленным характерным чертам этой субстанции, любопытно обра-тить пристальное внимание на функционирование наименований лексико-се-мантической группы вода.

Все, чем живет, о чем думает человек, так или иначе, находит отражение в художественных произведениях различного рода. В частности, в языке поэ-зии многие темы проявляются особенно четко, автор в тексте малого объема раскрывает свои замыслы, демонстрируя читателю как собственный взгляд, так и точку зрения миллионов своих современников.

Тема воды, ее образы ярко отражаются в поэзии Серебряного века. Слова лексико-семантической группы (ЛСГ) вода часто используются в стихотво-рениях И. Ф. Анненского, А. А. Ахматовой, А. А. Блока, С. А. Есенина, М. А. Кузмина, О. Э. Мандельштама, В. В. Маяковского, Б. Л. Пастернака, В. Хлеб-никова, М. И. Цветаевой.

Наиболее частотным наименованием ЛСГ вода в стихотворениях поэтов Серебряного века является ядерная лексема вода (ср. 626 апелляций в НКРЯ). Функционирование данной лексемы в поэтических текстах связано с глубо-кими историческими, мифологическими, архаическими корнями.

В поэзии Серебряного века нередкими примерами функционирования лексемы вода являются стихотворения, в которых данный образ представлен авторами в прямом значении (вода – часть окружающей природы, напиток,

582 Старостина О. В.

стихия). Кроме этого значения существует множество других, переносных, значений, пришедших из фольклора, мифологии и сохранившихся в языке.

Русский фольклор – великая энциклопедия, хранящая в себе традиционное отношение к тому или иному явлению или объекту старины глубокой. Исклю-чением не стал и образ водной стихии. В народных текстах (песнях, послови-цах, поговорках и т. д.) вода наделена символическим значением. Как известно из славянской мифологии, символика воды была двойственной (ср. мертвая и живая вода): «Вода в народных представлениях – одна из основных стихий мироздания; опора, на которой держится земля; источник жизни и средство магического очищения. Вместе с тем водное пространство – граница между „этим“ и „тем“ светом, путь в загробное царство, место обитания душ умер-ших и нечистой силы» (ср. поговорки: Где вода, там и беда; От воды всегда жди беды; Черт огня боится, а в воде селится и т. п.) (СМ 1995: 96).

Такое значение полностью реализуется в традиционных рифмах. Нужно пояснить, что означает термин «традиционная» рифма. Под традиционной риф-мой подразумевается пословичная рифма, например, вода – беда, море – горе, река – тоска и др. Исследователи подчеркивают, что традиционной особенно-стью русской рифмы является глубокое уважение к ней, постоянное подчерки-вание ее смысловой функции в стихе. Эти рифмы вечны, так как в них пересе-каются и сцепляются смыслы. Семантику подобных рифм можно сопоставить со смысловым значением пословиц Всегда жди беды от большой воды; Кру-гом вода, а посреди беда. В поэзии эти рифмы встречаются у многих авторов.

Нередко в образных метафорах «водные» лексемы переосмысляются в об-разно-символические. «Где-то с шумом падает вода. / Где-то, где-то, раздувая ноздри, / Скачут случай, тайна и беда, / За собой погоню заподозрив» (Пастер-нак). В приведенном примере поэт использует традиционную (пословичную) рифму не случайно, так как это не простая игра словами, они несут на себе семантическую нагрузку, рифма возникает на основе ассоциации с тем или иным чувством. «Все падало, все торопилось в воду» (значение: кануть в Лету); «Потому что водою вдовиц / Приоделися рифы и россыпи»; «Луна хоронит все следы / Над белой магиею пены / И черной магией воды»; «Бесплотно пи-ли из реки / Тепло и боль болезни высшей» (Пастернак). Символика воды как опасного пространства особенно ярко проявляется именно в данных примерах. Это не случайно, так как мифологическое понимание воды как чужого и опас-ного пространства, ее негативная символика породили синонимические рифмы, в которых слова лексико-семантической группы вода последовательно корре-лируют с синонимами горя – беды – тоски. Подобное значение воды встреча-ем и в следующем стихотворении М. А. Кузмина: «Хвост. Удар. Еще! Не пе-респорим! / О, чудовище! нажрися горем! / Выше! Выше! Умер? Нет?.. / Что за теплый тихий свет? / Прямо к солнцу выблеван я морем» (Кузмин). Негатив-ное отношение к водному пространству находит свое отражение не только на рифменной вертикали, но и в горизонтальном строе стихотворений М. А. Куз-мина. Часто вода у поэта ассоциируется с исчезновением, боязнью, тревогой, гибелью, смертью. Например: «„Друг, ты знаешь ли дорогу? / Не боишься ль гор и вод?“ / – Успокой, мой друг, тревогу: / Прямо нас звезда ведет»; «Взойдя

Архаические символы гидрологических лексем в поэзии Серебряного века 583

на ближнюю ступень… / Но ярости пугаясь вод, / Я не дерзал смотреть обрат-но; / Казалось, смерть в пучине ждет, / Казалось, – гибель – неотвратна» (Куз-мин); «Жар меня мОрит. / Морит и море» (Хлебников); «Пока молода – / Всё как с гуся вода… А мне что за беда / – Что с копытом нога»; «Горе ты горе, – соленое море» (Цветаева); «Здесь беда со мной случилась, / Первая моя беда. / Из линючих туч сочилась / Леденистая вода»; «Осторожно отступает, / Как журчание воды, / К уху жарко приникает / Черный шепоток беды» (Ахматова).

Другое наименование ЛСГ вода, которое достаточно часто встречается в поэтических текстах десяти вышеупомянутых авторов поэзии Серебряного века, является лексема море (448 апелляций в НКРЯ). Наиболее интересными в функциональном отношении являются примеры, в которых значение моря приобретает отрицательную коннотацию благодаря рифмовке. Традиционная пословичная рифма море – горе используется авторами данного литературного периода довольно часто. Данное представление образа связано с образом воды – беды: «Звенела музыка в саду / Таким невыразимым горем. / Свежо и остро пахли морем / На блюде устрицы во льду…»; «Вот и берег северного моря, / Вот граница наших бед и слав, – / Не пойму, от счастья или горя / Плачешь ты, к моим ногам припав»; «Была над нами, как звезда над морем, / Ища лучом девятый смертный вал, / Ты называл ее бедой и горем, / А радостью ни разу не назвал»; «Разве не я тогда у креста, / разве не я тонула в море, / Разве забыли мои уста / Вкус твой, горе!» (Ахматова). Ср.: Море означает бездну или про-пасть, необъятность. Море бед. Море хлопот Жди горя с моря, беды от воды. Ближе моря, больше горя (Даль 2: 353). Подобный смысл вкладывает в строки и А. А. Ахматова. Море у поэтессы всегда сопоставлено с бедой, горем. В этом художественном образе А. А. Ахматова снова не отходит от древнего значения данной водной стихии.

Лексема река (228 апелляций в НКРЯ) образует традиционную послович-ную рифмопару река – тоска: «О Русь – малиновое поле / И синь, упавшая в реку, – / Люблю до радости и боли / Твою озерную тоску» (Есенин); «А после она выплывает, / Как труп на весенней реке, – / Но матери сын не узнает / И внук отвернется в тоске» (Ахматова). «Река – один из наиболее емких и много-значных поэтических символов. Она осмысляется как дорога в иной мир, рас-положенный на другом берегу или на острове среди моря, в которое впадает река. Она символизирует также течение времени, вечность и забвение. Река связана с идеями судьбы, смерти, страха перед неведомым, с физиологическими ощущениями холода и темноты, эмоциональными переживаниями утраты, раз-луки, ожидания. В народной лирике девушка в горе идет к реке и плачет, сидя на берегу, а ее слезы текут в воду или просто уподобляются течению реки» (СМ 1995: 333).

Для того чтобы понять, каким особым значением наделяют слово вода люди искусства, необходимо проследить этимологические связи, через кото-рые раскрываются невидимые на сегодняшний день смысловые отношения между различными явлениями окружающего мира.

Достоверно известно, что слово вода – общеславянское слово индоевро-пейской природы.


В «Сравнительном словаре мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов» М. М. Маковского основным значением слова вода является сема «первоэлемент Вселенной», поэтому главный при-знак – священная вода. «Древние говорили о спасительной силе воды, о ее омолаживающем действии: ср. хет. war ‘вода’, но тох. a wir ‘молодой’, и.-е. *leidh- ‘вода’, но и.-е. *ledh- ‘новый, молодой’ (ср. серб.-хорв. ledina ‘новь’), ср. кельт. *leth ‘середина’; лат. aqua ‘вода’, но греч. aγιος ‘святой’; и.-ар. kora ‘мо-лодой’, но и.-е. *krosno- ‘текущая вода’; лат. aqua ‘вода’, но *eik- ‘исцелять’». В поэзии Серебряного века семантика воды как символа сотворения мира, по-рождения всего сущего на Земле представлена достаточно ярко: «Не надо нам земли чужой, / Свою мы создаем, – / И одарил ее водой / Могучий водоем» (Ахматова). У Б. Л. Пастернака вода выступает в переносном значении, явля-ется символом жизни: «Он для тебя вода и воздух, / Он – прежний лютик луго-вой, / Копной черемух белогроздых / До облак взмывший головой» (Пастернак).

Вода во многих индоевропейских языках означает в широком смысле ‘жизнь’, однако, существует и другое значение этого слова. Семантика воды с древних времен дихотомична (жизнь–смерть) в этимологии индоевропейских языков. К примеру, «русское слово объегорить соотносится с др.-англ. eagor ‘поток воды’, латыш. еzers, русск. озеро. Типологически ср.: лат. aqua ‘вода’, но хет. ak ‘умирать’; но лат. letum ‘смерть’; с другой стороны, русск. объего-рить можно сопоставить с русск. игра (культовое действие): в процессе сак-рального акта божество посылало не только исцеление, но и проклятие, смерть врагам» (Маковский 1996: 76). В таком значении лексема вода приобретает значения живой и мертвой воды. «Но, кропя меня водой живою, / Ты сама, Фотис, уже не та»; «Родник воды живой в пустыне жаркой! / Где мне найти, не будучи Петраркой» (Кузмин); «Слезы, слезы – живая вода! / Слезы, слезы – благая беда!» (Цветаева), то значение мертвой воды иное. Словосочетание мертвая вода используется не в мифологическом понимании, хотя употребля-ется в сказочных сюжетах, а в своем прямом значении (неживая вода, вода, в которой отсутствует жизнь): «А надо мной спокойный и двурогий / Стоит свидетель… о, туда, туда, / По древней Подкапризовой дороге, / Где лебеди и мертвая вода» (Ахматова); «В саду, где все цветы, – и нет царицы сада; / Ис-точник мертвых вод, где нет живых ключей; / И небо звездное, где Дианы нет лучей» (Блок). В других строках тема смерти настолько развита, что автор ис-пользует наряду с анализируемым выражением слова, принадлежащие к похо-ронному обряду: «и тусклый день туманный / Как саван пал над мертвою во-дой» (Цветаева).

В народной культуре особое значение приобретает оппозиция живой и мертвой воды для оценки ее положительных и негативных сторон. Активность, движение, жизненная сила – основные смыслоразличительные признаки соста-вляющих одной оппозиции.

Проточная вода (текущая, журчащая, движущаяся, чистая, прозрачная, холодная) – это также, своего рода, живая вода. Здоровая, сильная, быстрая, молодая – такие определения принадлежат живой воде в народной термино-логии. Тогда как мертвой, мутной, гнилой называли старую, неподвижную

Архаические символы гидрологических лексем в поэзии Серебряного века 585

воду, лишенную души. Кроме того, мертвая – значит, стоячая, лишенная дви-жения. Подобное значение представлено в поэзии Серебряного века: «Почти не может быть, ведь ты была всегда: / В тени блаженных лип, в блокаде и в больнице, / В тюремной камере и там, где злые птицы, / И травы пышные, и страшная вода» (Ахматова); «В нашей бухте сонной / Спала зеленая вода, / Когда кильватерной колонной / Вошли военные суда» (Блок).

Также М. М. Маковский указывает еще на одно значение – сопоставление воды с кровью. «В антропоморфной модели Вселенной в качестве воды вы-ступала кровь: ср. греч. αίμα ‘кровь’, но тох. a kam ‘звук’; лат. sanguis ‘кровь’, но англ. song ‘песня’. Непосредственно с этим значением вода как жидкость в языческом сознании уравнивается с речью (речь течет)» (Маковский 1996: 77). В мифологии южных славян вода – это кровь Земли. А реки, ручьи, озера, моря, океаны – кровеносные сосуды, по которым она течет. Славянский мифо-логический мотив воды – крови становится феноменальным благодаря иссле-дованиям, проведенным современными учеными, доказывающими, что мине-ральный состав человеческой крови полностью совпадает с минеральным со-ставом морской воды времен палеозоя (в частности, вода Азовского и Каспий-ского морей). Человека всегда тянуло к воде, в ней он искал корни своего воз-можного происхождения. Однако гипотеза о зарождении жизни в море явля-ется молодой: ей чуть больше века. В 1898 г. ее высказал ученый Бунге, ут-верждавший факт унаследования современными животными неорганического состава крови у своих предков. Живые организмы приспособились к соотно-шению ионов, характерных для древнего моря. Когда-то вода для них была внешней и внутренней средой. С течением времени состав воды земных морей изменялся. Следовательно, организмы также должны были или меняться, или сохранять постоянство внутренней среды. Но природа использовала обе эти возможности. И теперь человек несет в себе это древнее море, и даже передает его по наследству. Такова гипотеза, основанная на глубоких научных исследо-ваниях, что, возможно, является правдой, недаром так широко представлено функционирование лексемы вода в качестве образа крови не только в мифоло-гических текстах, но и в поэзии, которая отражает многие процессы жизни.

Подобное значение живо в поэзии Серебряного века: «И слезы ей – вода, и кровь – / вода, – в крови, в слезах умылася!» (Цветаева); «Вода – кроваво-бурый цвет / В высоких берегах стремится / К морям, где разделений нет» (Кузмин). М. И. Цветаева, как продолжатель и хранитель различного рода ар-хаических значений, в стихотворениях две лексемы (вода и кровь) использует вместе, тем самым демонстрируя неразрывную мифическую связь этих двух жидкостей, использует антонимию: «И за горячую кровь, / И за холодную во-ду» (Цветаева). Также некий сакральный ритуал заговора, сопоставление воды с кровью находит свое отражение в другом стихотворении: «Моя кровь пусть станет прохладной водою, / Дыханье пусть станет воздухом свежим!» (Кузмин).

В поэзии Серебряного века вода «в отличие от огня, понималась как жен-ское начало. Ср. тох.-a wip ‘быть мокрым, влажным’, но др.-англ. wip ‘женщи-на’, ирл. dobur ‘вода’, но исп. dubba ‘женщина’, лат. aqua ‘вода’, но арм. eg ‘женщина’» (Маковский 1996: 78). Вода в языковом сознании русского чело-


века – могущественная стихия мироздания. В поэзии Серебряного века семан-тика воды как символа сотворения мира, порождения всего сущего на Земле представлена достаточно ярко. Часто образ воды в подобном толковании встре-чается в поэзии А. А. Ахматовой: «И чудо-плотина встает из воды, / Чтоб травы цвели и чтоб зрели плоды»; «Не надо нам земли чужой, / Свою мы создаем, – / И одарил ее водой / Могучий водоем» (Ахматова).

Таким образом, в поэзии Серебряного века широко употребляется лексема вода как в прямом, так и в переносном значении. Метафорическое значение усиливается благодаря использованию традиционной рифмы, которая отсы-лает читателя к древним, архаичным значениям слова вода. Также семантика воды проявляется и через уже имеющиеся значения данного слова в индоев-ропейском языке, раскрытие данных смыслов осуществляется с помощью де-тального анализа и сопоставления толкования однокоренных слов.

Источники НКРЯ = Национальный корпус русского языка. http://www.ruscorpora.ru.

Словари Даль = Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. Санкт-Петер-

бург–Москва, 1881. Крылов 2005 = Крылов Г. А. Этимологический словарь русского языка. Санкт-Петер-

бург, 2005. Маковский 1996 = Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической симво-

лики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. Москва, 1996. СМ 1995 = Толстой Н. И. (ред.) Славянская мифология. Энциклопедический словарь.

Москва, 1995.


Фрагмент русской и чешской фразеологической картины мира: водная стихия

СТЕПАНОВА Людмила

Оломоуц, Чешская Республика E-mail: [email protected]

Водная стихия является одной из стихий, определяющих жизнь на нашей планете. Неудивительно поэтому, что концепт «вода» во всех европейских язы-ках широко представлен не только лексическими, но и фразеологическими еди-ницами. В настоящем докладе будут проанализированы русские и чешские фразеологические единицы, отражающие образы воды (в разных ее ипостасях) в русской и чешской языковой картине мира.

Поскольку понятие языковая картина мира нередко толкуется по-разному, заметим, что мы под языковой картиной мира понимаем вербализованную си-стему когнитивных структур, отображающих этноязыковое «видение» мира. Языковая картина мира отражает не научные, а бытовые, «наивные» предста-вления человека об окружающей действительности, зафиксированные на всех уровнях языковой системы.

Термин концепт не имеет в современной лингвистике однозначного тол-кования, часто отождествляются концепт и понятие, концепт и смысл, концепт и значение и т. д. Например, Ю. С. Степанов в своем получившем широкую известность труде «Константы» пишет, что концепт – это явление того же по-рядка, что и понятие (Степанов 2001), а в русском переводе известной книги Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» английское concept передается в некоторых случаях как концепт, в других – как понятие (Лакофф–Джонсон 2004). Мы считаем, что концепты – это «ментальные об-разования, составляющие категориальную сетку ценностно-смыслового про-странства языка, своеобразные „эмбрионы“ понятий, в каждом из которых потенциально заложена конфигурация семантической структуры языкового знака из тех общих и частных смыслов, которые затем, собственно, и кристал-лизуются в обыденные понятия – концепты, моделирующие картину мира. По-скольку структура концепта многоярусна, состоящая их понятийного, образ-ного и ценностно-оценочного слоя, он сочетает в себе субъективно-образное и объективно-понятийное содержание» (Алефиренко 2010: 219).

Языковыми средствами репрезентации картины мира часто служат фра-зеологические единицы, которые выступают результатом интеллектуально-эмоционального отражения действительности. Фразеология играет незамени-мую роль в сохранении в своих образах знаний и опыта человека, получаемого им при восприятии окружающего мира и взаимодействия с ним, является наи-более ярким показателем этнокультурной специфики любого национального языка. Совокупность фразеологических единиц складывается во фразеологи-

588 Степанова Людмила

ческую картину мира, которая, будучи составной частью языковой картины мира, стала одним из базисных понятий лингвокультурологии.

Сетка ценностно-смысловых координат языковой картины мира заполне-на лексемами и фраземами не одинаково: если лексика называет все объекты и события мира человека, то фразеология совершенно игнорирует многие тех-нические и абстрактные понятия (например, космос, химия и т. п.) и, наоборот, образует длинные синонимические ряды в отражении таких понятий, как глу-пость, пьянство, лень и т. п. В этом отражается антропоцентрический характер фразеологии и ее тяготение к фокусированию на негативных характеристиках отражаемого явления.

В своем докладе мы намерены продемонстрировать возможности выявле-ния национально-культурной специфики языка путем применения сопостави-тельного метода, а именно путем сопоставления фразеологических единиц кон-цепта «вода» в русском и чешском языках. Свое внимание мы сосредоточили на фразеологизмах с компонентами вода, океан, море, озеро, река, ручей, омут и некоторых других.

Как известно, берега России омывают воды тринадцати морей, что нашло свое отражение и в количественном перевесе русского материала с компонен-том море: в «Русско-чешском фразеологическом словаре» зафиксировано 10 фразеологизмов с данным существительным: море по колено (по колена) кому; разливанное море [чего]; разойтись (разминуться) как в море корабли; за мо-рем (за морями); доставай (достань) хоть со дна моря; ждать у моря пого-ды и др. (Stěpanova 2007: 413–414), в то время как в чешском языке – только четыре ФЕ (приводимый в «Словаре чешской фразеологии и идиоматики» фра-зеологизм mít moře čeho – букв. «иметь море чего-л.» – мы относим к метафо-рам): přelévat moře (букв. «перечерпывать море») ‘делать напрасную работу’, ср. носить воду решетом; pouštět se na moře bez vesel (букв. «отправляться на море без весел») ‘рисковать, делать что-л. без необходимой подготовки’ (SČFI 1994: 458); kapka v moři ‘капля в море’ (SČFI 1988: 129); je toho jako když plivne do moře (букв. «этого столько, как когда плюнешь в море») ‘этого очень мало’ (SČFI 1983: 209). Небольшое количество чешских фразеологизмов обуслов-лено географическими условиями: Чешская Республика – сухопутная страна. С другой стороны, ландшафт страны холмистый, а границы Чехии проходят по горам. Этим обусловлена последовательная замена существительного море словом горы в чешских эквивалентах некоторых русских фразеологизмов, ср.: за морями, за горами – je za sedmero (sedmerými, devaterými) horami [a za deva-terými řekami] (букв. «за семью /девятью горами [и девятью реками]»), а так-же за океан уехать – za kopečky odjet (букв. «за холмы уехать»).

Другим заметным отличием «водной» фразеологии является отсутствие в чешской фразеологии оборотов с существительным омут (чеш. tůň), которое в русской фразеологии выступает компонентом четырех фразеологических и паремиологических единиц: тихий омут – tichá voda; в тихом омуте (болоте) черти водятся – tichá voda břehy mele; бросаться /броситься [как] в омут с головой – strkat hlavu do oprátky; как в омут канул кто – zem se slehla po kom. Образ омута широко распространен в русских поверьях, согласно которым

Фрагмент русской и чешской фразеологической картины мира: водная стихия 589

в омутах обитают водяные и черти. Однако русская пословица в тихом омуте (болоте) черти водятся является поздней, восточнославянской, ее чешский эквивалент tichá voda břehy mele (букв. «тихая вода берега подмывает»), на-против, относится к паремиологическим универсалиям, охватывая очень ши-рокий ареал: она зафиксирована в немецком, английском, венгерском, литов-ском, польском, эстонском, турецком и многих других языках (Бирих и др. 2005: 497–498).

И наоборот, в чешском языке известен образ чистого лесного родника, с которым сравниваются голубые глаза: oči jako studánky – глаза как незабудки. В русском же языке встречается лишь другой образ – образ бьющего из-под земли источника: бить ключом ‘бурлить, быть активным’.

А вот образ реки, как это ни удивительно, получил очень скупое отраже-ние во фразеологии обоих языков, хотя обе страны славятся своими реками. В русском языке это только: сказочное молочные реки и кисельные берега и заимствованные ФЕ библейского и античного происхождения: на реках вави-лонских седохом и плакахом; реки, текущие молоком и медом; нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В чешском языке мы нашли только заимствован-ную ФЕ: napít se z řeky zapomnění.

Далее мы обратимся к русским и чешским фразеологизмам с компонентом вода. Приступая к анализу, мы предполагали, что данные русские фразеологи-ческие единицы будут иметь близкие эквиваленты в чешском языке (о типах эквивалентности фразеологических единиц см., напр., Мокиенко–Степанова 2008, Федосов 2007 и др.). Оказалось, однако, что разные семы понятия «вода» оказались отраженными в фразеологических фондах сопоставляемых языков по-разному.

В число полных эквивалентов вошло только восемь фразеологизмов, т. е. сравнительно небольшая часть от общего количества ФЕ с компонентом вода. Данные фразеологизмы отражают следующие семы понятия «вода»:

1) вода – ‘прозрачная, чистая жидкость’: мутить / замутить воду – kalit / zkalit (zakalit) vodu, отсюда также: воды не замутит кто. Данный фразеоло-гизм хорошо известен во многих языках, что, безусловно, объясняется сход-ством их общего опыта и реальных бытовых наблюдений;

2) вода – ‘жидкость, не содержащая твердых частиц’: (суп) как вода – (po-lévka) jako voda;

3) вода – ‘холодная жидкость’: окатывать /окатить холодной водой кого; как холодной водой окатили (облили) кого – polít studenou vodou koho; [zůstal] jako když ho studenou vodou poleje; [zůstal] jako by ho studenou vodou polil; с этим связано и выражение водой не разольешь (не разлить) кого с кем; не разлей во-да (водой) кто с кем;

4) вода – ‘жидкость, жизненно необходимая человеку, служащая ему для утоления жажды’: пить что как воду – pít kořalku (vodku ap.) jako vodu;

5) вода – ‘жидкость, характеризующаяся движением, способностью течь’: много воды утекло [с тех пор] – uteklo (uplynulo) mnoho (hodně) vody [od té do-by]. Об использовании течения воды в мельничном деле свидетельствуют обо-роты: лить воду на мельницу кого, чью – hnát (nahánět) / nahnat vodu na čí mlýn;


6) вода – ‘чудодейственное средство для оживления или умерщвления (или лечения) людей’ (обычно в сказках): живая вода – živá voda; мертвая вода – mrtvá voda.

Однако гораздо большее количество оборотов отражает разные предста-вления о воде в языковых картинах русских и чехов. Так, в русском языке об-наружились фразеологизмы, не имеющие близких эквивалентов в чешском языке. Понятие «вода» представлено в них следующими составляющими своей семантики:

1) вода – ‘тяжелый предмет перевозки’: воду возить на ком ‘обременять кого-л. тяжелой и унизительной работой, беспощадно эксплуатировать кого-л., пользуясь его безотказностью, добрым, покладистым характером’; позволять / позволить на себе воду возить ‘о человеке, позволяющем кому-л. в своих ин-тересах использовать свою безотказность в делах, поручениях’. Данные фра-зеологизмы показывают фиксацию в русской картине мира работы по перевоз-ке воды как тяжелого неблагодарного дела. Выражение широко представлено в русских словарях XIX–XX вв., ср., например, в толковом словаре В. И. Даля: На сердитых воду возят на упрямой лошади (Даль 4: 175). В чешской карти-не мира этим фразеологизмам соответствуют обороты с другой образностью: dříví štípat na kom; nechávat / nechat (dát) na sobě dříví štípat (букв. «поленья колоть на ком-л.; позволять на себе поленья колоть»); orat a vláčet s kým; ne-chávat / nechat (dát) sebou orat (букв. «пахать и боронить кем-л., позволять со-бой пахать и боронить»);

2) вода – ‘жидкость, мешающая человеку говорить’: как воды в рот набрал кто ‘о хранящем молчание, не раскрывающем рта человеке’. В чешском языке этого образа нет, ср.: je jako pěna (букв. «он как пена»); mlčí jako ryba (букв. «молчит как рыба»); mlčí, jako by mu přimrzl jazyk (букв. «молчит, будто у него язык примерз»); sedí jako zařezaný (букв. «сидит как зарезанный»);

3) вода – ‘средство гадания’: как с гуся вода с кого – 1. ‘кому-л. абсолютно безразлично что-л.’; 2. ‘что-л. легко, быстро забывается, исчезает’. Данный оборот нередко считают частью древнего заклинания, произносимого знахар-кой над больным: С гуся вода, а с нашего мальчика (или девочки) – худоба (болезнь). Но последние исследования доказали, что оборот вне пословичного контекста является более древним, на что указывает его более широкий ареал в отрыве от его «знахарского» переосмысления: бел. як з гускi вада; укр. зiйде як вода с гуски. Образ воды, легко скатывающейся с гуся (из-за особой жиро-вой смазки его оперенья), был общеславянским. Позднее он вошел в знахар-ские и другие фольклорные формулы, пословицы и поговорки (Бирих и др. 2005: 172–173). Обливание водой входило во многие знахарские ритуалы, ср.: как водой сняло (взяло, унесло) что. В чешском языке данному фразеологизму соответствует выражение jako mávnutím kouzelného proutku ‘как по мановению волшебной палочки’.

С гаданиями на воде – гидромантией – нередко связывается и оборот ви-лами на (по) воде писано ‘о том, что сомнительно, еще неизвестно, осущест-вится ли сказанное’. По расходящимся от брошенного в воду камня кругам определяли будущее. Слово вилы первоначально значило ‘круги’ (ср. вилок,

Фрагмент русской и чешской фразеологической картины мира: водная стихия 591

диал. вил ‘завиток’), затем же данное значение стало неактуальным и теперь ошибочно связывается с современным вилы ‘сельскохозяйственное орудие’ (см. Бирих и др. 2005: 98–99). Ю. А. Гвоздарев считает, что происхождение фразеологизма связано с суеверным языческим оберегом-заговором от водя-ного: крестьяне предохранялись от «баловства» водяного, чертя во время за-говора крест ножом и косой, которые являются символами Перуна. Писание вилами по воде соотносится с этим суеверием и порожденным им обычаем. Значение фразеологизма ‘сомнительно, неясно’ появилось вследствие скепти-ческой народной оценки таких заклинаний, не приносящих желаемых резуль-татов (Гвоздарев 1982: 27).

Однако новейшие труды по сопоставительной фразеологии доказали, что данное выражение – калька с греческого или латинского оборота, который известен в языке многих народов и означал ‘выполнять бесполезную работу, ничего не делать’. Этот оборот встречается у Софокла, Платона, Лукиана, Ка-тулла. Имеются параллели во многих европейских языках (Бирих и др. 2005: 98–99).

Не имеют полных эквивалентов и фразеологизмы с неясной мотивировкой, связанной с отсутствием в чешском языке данных реалий или с устаревшей формой русских фразеологизмов. К таким относится, например, оборот седь-мая (десятая) вода на киселе кто кому ‘о человеке, находящемся в весьма от-даленном родстве с кем-л.’, который основан на исконно русском, шутливом выражении из богатого синонимического ряда (десятая водина на квасине; седьмая кожа не вороть; нашему слесарю через дорогу двоюродный кузнец; нашей курице двоюродный петух; от седьмой курицы двоюродный цыпленок; нашему огороду двоюродный плетень и т. д.). Фразеологизм отражает процесс изготовления овсяного киселя в русской деревне, когда овсяная мука несколь-ко раз промывалась. Естественно, седьмая (или, в соответствии с вариантами – пятая, десятая, двадцатая) вода содержала очень мало кисельного вещества и потому была от него отлична. Числительное седьмая употребляется чаще всего и имеет обобщенно-количественное значение (ср. на седьмом небе; за семь верст киселя хлебать) (Мелерович–Мокиенко 1997: 103). В чешском языке нет близкого эквивалента данного оборота, в словарях приводится народное naše (vaše) kráva se napila z vaší (naší) louže (букв. «ваша корова пила из нашей лужи») или книжное příbuzný po Adamu (букв. «родственник по Адаму»).

Разумеется, что и в чешском языке существует целый ряд фразеологизмов с существительным вода, которые не имеют полных фразеологических экви-валентов в русском языке, например: z jedné vody načisto (букв. «из одной воды начисто») ‘о чем-то, сделанном слишком быстро и некачественно’; přihnat se jako velká voda (букв. «принестись, как наводнение») ‘принестись как сумас-шедший’; spát jako na vodě (букв. «спать как на воде») ‘плохо, беспокойно спать’; růst jako z vody (букв. «расти как из воды») ‘очень быстро расти’; nevydělat si ani na slanou vodu (букв. «не заработать себе даже на соленую воду») ‘ничего не заработать’ и др.

Как видим, языковое воплощение воды как одной из главнейших стихий на земле, отличается даже в таких родственных языках, как русский и чешский.


Исследование общего ядра водной фразеологии и ее национально-специфиче-ских составляющих (в сопоставительном русско-чешском плане) представляет несомненный интерес и позволит раскрыть еще одну страничку славянской языковой картины мира.


Историко-этимологический словарь. Санкт-Петербург, 2005. Даль = Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1–4. Москва, 1980. Мелерович–Мокиенко 1997 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в рус-

ской речи. Словарь. Москва, 1997. Степанов 2001 = Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Москва,

2001.

SČFI 1983 = Slovník české frazeologie a idiomatiky. Přirovnání. Praha, 1983. SČFI 1988 = Slovník české frazeologie a idiomatiky. Výrazy neslovesné. Praha, 1988. SČFI 1994 = Slovník české frazeologie a idiomatiky. Výrazy slovesné. D. 1. Praha, 1994. Stěpanova 2007 = Stěpanova L. Rusko-český frazeologický slovník. Olomouc, 2007.

Литература Алефиренко 2010 = Алефиренко Н. Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое

пространство языка. Москва, 2010. Гвоздарев 1982 = Гвоздарев Ю. А. Пусть связь речений далека… Ростов-на-Дону, 1982. Лакофф–Джонсон 2008 = Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем.

Москва, 2008. Мокиенко–Степанова 2008 = Мокиенко В., Степанова Л. Русская фразеология для че-

хов. Olomouc, 2008. Федосов 2007 = Федосов Олег: Некоторые вопросы эквивалентности во фразеографии.

In: Kritik und Phrase. Festschrift für Wolfgang Eismann zum 65. Geburtstag. Wien, 2007. 643–656.


Миф и его роль в этноязыковом кодировании смысла «вода» во фразеологизмах, характеризующих

человеческие состояния

СТОЛБОВАЯ Людмила Владимировна Санкт-Петербург, Россия


В работе ставилась задача выявить зачатки мифологической образности, которые способствовали осмыслению и описанию основных путей генезиса фразеологических единиц (ФЕ) со значением ‘состояния человека’ в русском и английском языках во всем их лингвокреативном многообразии. Мы стара-лись учитывать различные подходы к исследованию данной проблемы, что, на наш взгляд, позволило вскрывать символические связи понятий в рассмат-риваемых фразеологизмах и «скрытые» механизмы их взаимодействия.

Как показывают результаты анализа степень зависимости лингвокреатив-ного мышления от знаков первичной номинации в разных ФЕ различна. Она зависит от семантической емкости представляющих их единиц, от вызыва-емых ФЕ квазивизуальных ассоциаций, которые могут быть вообще не связа-ны ни с прямыми значениями компонентов, ни с метафорическими моделями. Эти обстоятельства наталкивают на мысль, что метафоры, входящие в состав ФЕ, могут вызывать в сознании как конкретные, зримые предметы и форми-ровать при этом «вещные коннотации» концепта, так и абстрактные ассоци-ации, которые могут также образовывать классы, отличные от класса объектов, которым присваивается новое имя. Это создает определенные трудности в си-лу недоступности денотата прямому наблюдению и требует, на наш взгляд, разностороннего подхода к анализу ФЕ, а также разработки комплексных спо-собов исследования.

Смысл многих немотивированных ФЕ может быть раскрыт в контексте архаической модели мира как общей суммы представлений человека о дейст-вительности в соответствующей культурной традиции. Всякий лингвистиче-ский знак, осуществляя связь между понятием (концептом) и акустическим образом, отсылает исследователя также и во внеязыковую реальность. Эта связь с миром реальных объектов устанавливается не напрямую, а через вну-тренний мир идей, характерных для той или иной культуры. Таким образом, референт отсылает нас не к реальному объекту, а к мыслимому, следователь-но, специфическому для того или иного типа национального сознания. Рефе-рент может быть сильный, то есть имеющий прототип в мире вещей (вода), и слабый, на такой предмет не опирающийся (горе). Так, к примеру, М. К. Голо-ванивская считает, что «трудно определить, чем грусть отличается от печали или идея от мысли, но легко понять, чем стол отличается от журнального сто-лика» (Голованивская 2009: 26). Отождествляя абстрактные понятия с конкрет-

594 Столбовая Л. В.

ными предметами, мы ощущаем их как реальные сущности. Это позволяет различать среди них активные и пассивные абстрактные понятия, «хорошие» понятия, приносящие человеку пользу, и «плохие», несущие ему вред.

Благодаря овеществлению (вторичной конкретизации) абстрактных поня-тий человек решает двойную задачу: гомогенизирует окружающий и внутрен-ний мир и унифицирует свои связи с ним. Инструментом для решения столь важной задачи служит метафора, которая является основным способом мифо-логического мышления и переживания. Одушевляя идею (мы говорим: идея растворилась в потоке предложений), материализуя горе (говорим: испить, хлебнуть горя), тем самым мы демонстрируем проявление нашего мифологи-ческого сознания. Речь идет не столько о самой метафоре, а о том, что за ней стоит, о том образе, который возникает благодаря метафорической сочетаемо-сти того или иного слова. Эта сочетаемость и образы имеют крайне сложную и не всегда прозрачную историю. Эти образы – рудименты старых мифов, ко-торые вступая в новые отношения, образуют новые, современные мифы, от-части реконструируемые из таких метафор, но существенно отличающиеся от старых, в частности тем, что существуют подсознательно и не осознаются как таковые. В этом случае мы говорим не о понимании, которое всегда осознано, а о восприятии, сочетающем в себе и интеллектуальное, и эмоциональное, и специфически национальное начала, механизмы которого кроются в подсозна-нии. Эти образы, выявляющиеся из метафорической сочетаемости абстракт-ных существительных, получаются путем кропотливых реконструкций.

Архетип воды для примитивного человека носил двойственный характер, так как мог олицетворять как жизненные силы (живая вода), так и болезнь, смерть (мертвая вода). Отсюда использование архетипа воды для характери-стики человеческих качеств и состояний во рус. ФЕ как в воду опущенный ‘по-давленный, удрученный’; как с гуся вода ‘все нипочем, безразлично’; как в во-ду канул ‘бесследно исчез, пропал’; англ. fish in trouble waters = рус. ловить рыбу в мутной воде ‘извлекать выгоду из чьих либо затруднений’ и т. п.

Анализ фразеологизмов свидетельствует о том, что символические смы-слы образов возникли десятки тысяч лет тому назад и восходят к анахрониче-ским представлениям человека об окружавшем его мире. Одним из главных условий их появления была ритуальная деятельность. С древнейших времен человека окружала агрессивная внешняя среда. Ему приходилось подвергать себя риску во время охоты, бороться с неплодородностью почвы и природ-ными катастрофами, воевать за ресурсы и территорию. Все это время человек наблюдал вокруг себя необъяснимые силы, которые меняли погоду, обитали в речных водоемах и морях. Посреди таинственной, магической картины мира древние люди мучительно пытались найти свое место, а также объяснить пре-следовавшие их тяготы и жестокость природных катаклизмов. В моменты скор-би или растерянности человек прибегал к мифу, искал в нем утешение и духо-вную поддержку. По всей вероятности, слыша крики ужаса загнанного зверя и сравнивая свои страхи перед бушующей водной стихией, человек невольно отождествлял себя с загнанным зверем. Отсюда англ. ФЕ roar double tides ‘ре-веть как раненный зверь’ (букв. ‘реветь как двойной прилив’). Возможно, чтобы

Миф и его роль в этноязыковом кодировании смысла «вода» во фразеологизмах 595

примириться с чувством вины, древние люди разрабатывали соответствующие мифы и ритуалы.

Приведем еще ряд примеров фразеологизмов с компонентом вода / water, которые передают значение ‘состояния человека’ в русском и английском язы-ках: рус. как в рот воды набрал ‘хранить упорное молчание’; водой не разо-льешь ‘неразлучны, всегда вместе’; как в воду глядел ‘будто знал заранее’; вы-водить на чистую воду ‘разоблачать’; носить воду решетом = lash waves ‘де-лать что-либо заведомо впустую, без результата’; идти в огонь и воду ‘пойти на любые самоотверженные поступки’; в ложке воды утопить ‘по любому по-воду по пустякам причинять большие неприятности другому’; выходить сухим из воды – 1. ‘избегать заслуженного наказания’; 2. ‘благополучно преодолеть трудности’; как две капли воды ‘быть сильно похожим’; чистой воды = of the first water ‘самый настоящий, доподлинный’; мутить воду ‘умышленно запу-тывать какое-либо дело’; англ. be in low water ‘быть в бедственном положении’; be in great straits ‘быть в бедственном положении’; be at the lowest ebb(tide) ‘струсить’; be at an ebb ‘быть в бедственном положении’; be /hold, keep, stand / at bay ‘отчаянное, безвыходное положение’; be in deep water ‘все из рук вон плохо’; be in hot water ‘быть в беде по своей вине’; be all at sea ‘быть в беде, блуждать в потемках’; still waters run deep = в тихом омуте черти водятся.

Эти примеры передают дискомфортные состояния человека посредством образного компонента вода – water, его внутренней формы и той понятийной части фразеологизма, в котором заключен мифологический архетип, сохранив-шийся в языке и сознании русского и английского народов.

Смысл ФЕ как с гуся вода = like water off a duck’s back понятен носите-лям русского и английского языка. Во ФЕ обоих языков находят отражение сходные образы (гуся и утки), передающие результаты наблюдений за пове-дением водоплавающих птиц, у которых благодаря жировым свойствам кожи, вода скатывается с перьев, оставляя иллюзию сухости, словно и не был в воде. Этот факт перенесен на поведение бесшабашного человека, которому ‘все ни-почем’. Это значение закреплено во ФЕ обоих языков.

Так как наша работа исследует современный миф, мы, используя подходы Дж. Лакоффа и М. Джонсона, а также В. А. Успенского, внимательно отно-симся к актуальной метафорической сочетаемости слов. Без интерпретации порой трудно понимание многих фразеологизмов. К примеру: англ. Still waters run deep (Silent waters run deep) ‘за спокойными и сдержанными манерами можно скрыть эмоции, которые не желательно выставлять напоказ’ (ср. рус. В тихом болоте черти водятся). Безмолвная тишина спокойных вод обман-чива: спокойная гладь водной поверхности таит в себе опасность. Точнее было бы сказать, что в данных фразеологических единицах описывается не тишина, не тихая заводь, вернее, не только это, а нечто неизмеримое, заключенное в человеке, что, по выражению В. Н. Топорова, определяется «общим тайным нервом». Описание тихих вод отражает следы религиозного дискурса: англ. Though the stream is placid, perchance it hides the deeper wave. Еще более раннее использование метафорического описания этого явления можно обнаружить в стихах неизвестного поэта ХIV в.: «Ther the flode is deepest the water standis

596 Столбовая Л. В.

stillist». Cлова silence, dumb, stillness, deep water – тишина, молчание, безмол-вие, глубоководье, объединенные семантической общностью ментально-тема-тической сетки, несут отрицательную коннотацию, связанную с темными си-лами и вызываемым ими страхом. Англ. выражение Light grieves are loquacious, but the great are dumb принадлежит Сенеке (большое горе – безмолвно). Этот метафорический смысл находит отражение в поэме, обращенной к королеве Елизавете I: «Our passions are most like to floods and streams, / The shallow mur-mur but the deep are dumb» (Sir Walter Raleigh to Queen, 1599).

Человеческие страсти в этом поэтическом отрывке уподобляются стре-мительным водным потокам, поверхностные чувства сравниваются с тихим шепотом, а глубокие – с безмолвием.

Желание скрыть горькие эмоции стало причиной отчаянного обращения другого поэта к Богу: «God defend me from the still Water and I’ll keep myself from the Rough» (Thomas Fuller, 1732).

Анализ отрывков поэтических текстов приводит к следующему заключе-нию: внутренний мир человеческой души в определенной мере сотворен по образцу внешнего мира, и эта взаимосвязь отражается в лингвистических зна-чениях. Отрицательные эмоции и страсти обычно имеют общий характер про-исхождения во всех высказываниях и суммируют содержание религиозных представлений и знаний людей об окружающей действительности в опреде-ленный исторический период.

Эмоции почти никогда не выражаются прямо, но всегда уподобляются чему-либо. Радость – положительная эмоция, возникающая в результате до-стижения осознанной или подсознательной цели: Радость разлилась по всему телу (словно жидкость). Чувства и эмоции связаны с образом водной стихии. Они могут нахлынуть, захлестнуть подобно волне, пучине. А неразделенная любовь может толкнуть эмоциональную женщину хоть в омут, хоть в воду с головой.

Особенности выявления межкультурных различий этносов зависят от мно-гих факторов. В первую очередь, они связаны со стереотипами, сложившимися в культурном сообществе, а также зависят от учета оценочного компонента семантики лексем и идиом.

Признаки, формирующие представление о положительных и отрицатель-ных свойствах класса объектов, представляют собой параллельный способ ка-тегоризации, наряду с классификацией. По мнению Е. М. Вольф, «классифи-кация и оценка предполагают не полностью идентичные признаковые характе-ристики. Это различие отражается, в частности, в семантике предикатов […] оценка в некотором смысле противопоставлена классификации, так как клас-сификация предполагает однородность, а оценка – различие, выделенность из класса. Оценка часто нарушает соотнесенность объекта и класса объектов, как бы изымая объект из множества, к которому он принадлежит по своим дес-криптивным признакам» (Вольф 1985: 147).

Мы полагаем, что процесс формирования ФЕ и их функционирование предполагает процесс выявления во внеязыковой действительности признаков, характерных для ситуаций, релевантных для данной культуры. В результате

Миф и его роль в этноязыковом кодировании смысла «вода» во фразеологизмах 597

соотнесения выделенных признаков с нормой происходит процесс категориза-ции ситуации в класс, представленный внутренней формой ФЕ. Выделенные признаки располагаются на шкале оценок, получая положительный или от-рицательный знак. Образ, выраженный во внутренней форме, образуется как прототип некоторых свойств, релевантных в данном обществе, служащий для классификации выделенных признаков с точки зрения соответствия оценоч-ной норме.

Изучение культурных фразеологических концептов позволяет реконстру-ировать концептуальный мир человеческой психики, воссоздать этнокультур-ные образы ментального мира носителя языка и сопоставлять их. Так, ФЕ уто-пить в ложке воды в русском языке или ФЕ be at the lowest ebb(tide) ‘стру-сить’ в английском передают прототипы, входящие в состав отрицательного оценочного класса, т. е. глаголы ‘топить’ и ‘трусить’ располагаются в отрица-тельной зоне оценочной нормы, формируя оценочный класс, характеризующий поведение плохого человека-субъекта.

Для ответа на вопрос, как происходит кодирование смысла в семантике ФЕ, обратимся к когнитивно-дискурсивному подходу и рассмотрим цепочку ассоциативно-смысловых связей, входящих в состав англ. ФЕ Between the de-vil and the deep (the blue) sea ‘оказаться в безвыходном положении’. Обратим внимание на то, что вода (море, океан) – одно из таинственных явлений при-роды, которое на протяжении веков познавал человека. Представим жителей островного государства, где море является как источником пропитания, так и постоянным источником непредвиденных бед и тревог, где осуществляются таинства приливов и отливов, а также всего того, что способствует появлению в сознании цепочки концептов: вода – таинственная сила – страх – неизвест-ность и т. п., раскрывающих особый микромир и постоянный поиск выбора для себя меньшего зла. Закрепив в себе метафорическую образность и реализуя имплицитные смыслы знаков первичной номинации, эти концепты вступают в новые ассоциативно-смысловые отношения, сохраняя прагматику самосо-хранения. При этом происходит утрата одних смысловых элементов (фактов первичной номинации) devil и sea, и расширение денотативного поля других, что позже можно наблюдать на примере англ. ФЕ Between two evils ’tis not worth choosing.

Смыслообразование знаков косвенно-производной номинации является нелинейным процессом, т. к. не существует прямой и однозначной зависимости между когнитивными и семиологическими процессами с конечным результа-том – формированием смысловой структуры ФЕ. Поэтому исследование взаи-моотношения лингвистических и экстралингвистических смыслов в семантике ФЕ является наиважнейшей задачей антропоцентрической фразеологии.

Литература Вольф 1985 = Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. Москва, 1985. Голованивская 2009 = Голованивская М. К. Ментальность в зеркале языка. Некото-

рые базовые мировоззренческие концепты французов и русских. Москва, 2009.


За некои фразеолошки изрази со компонентата вода во македонскиот и во рускиот јазик

СТОЈАНОВСКА Панда Будимпешта, Унгарија


Фразеологијата (грч. phrases ‘израз’ и logos ‘учење’) е лингвистичка дис-циплина којашто се занимава со проучување и објаснување на значењето на различните зборовни состави во еден јазик. Според Катерина Велјановска фра-зеологијата го изучува фразеолошкиот состав на јазикот во неговиот историски и современ развој, значењето и структурата на затврдените зборовни состави и нивната употреба (Велјановска 2006: 15).

Интерес на овој реферат се фразеолошките изрази па затоа даваме и нивна дефиниција. Тие се неслободни зборовни состави кои не се создаваат во го-ворниот процес, туку се репродуцираат во готова форма која се зацврснува со долгата употреба. Во фразеолошките состави врската меѓу одделните компо-ненти е цврста и составот и редот на зборовите обично е непроменлив (Велја-новска 2006: 21).

Водата претставува важен елемент во животот на човекот. Таа исто така има и свое место во македонската фразеологија. Постојат голем број фразео-логизми со компонентата вода како основен елемент и таа директно го опре-делува значењето на самиот фразеологизам.

1) Следува набројување на македонските фразеологизми со компонентата вода и нивните еквиваленти во рускиот јазик доколку постојат:

Вода го однела ‘се загубил, изчезнал’ – Ø; Вода го понесла (клетва); Вода да го однесе (клетва) – Ø; Вода му иде на устата ‘желба да јаде’ – Ø; Вода со куршум не се запира; Никој не скинал вода со стапче ‘тоа не е

можно; со тоа нема да се постигне ништо’ – Ø; Водата му е до носот ‘се наоѓа во тешка положба’ – Ø; Водата сè мие само устата не ‘навредата тешко се заборава’ – Ø; Водата спие душманот не спие ‘непријателот може да дејствува во секое

време’ – Ø; Водата спие тој не спие ‘човек што е постојано во движење‘ – Ø; Во една вода крстен (со некого) ‘многу близок човек’ – Ø; Во матна вода риби лови ‘фаќа’; Лови во матна вода ‘користи заплетка-

на, несредена ситуација; настојува да извлече полза од заплеткана по-ложба’ – Ловить рыбку (рыбу) в мутной воде;

Гола вода 1. ‘невкусно јадење или пијалок во кој доминира водата’; 2. ‘со-сем накиснат (од вода, од пот и сл.)’; 3. ‘само вода (без ништо друго)’; 4. ‘книж. грда жен со непривлечни телесни форми’ – Ø;

Го лади со врела вода ‘ирон. место да му помага, му одмага’ – Ø;

Некои фразеолошки изрази со компонентата вода во македонскиот и рускиот јазик 599

Големата вода ‘книж. океанот’ – Большая вода, океан; Го однесе водата; Го однесе матната вода ‘исчезна без трага, пропадна’ – Как в воду кануть ‘исчезна, го нема’;

Дојде /доаѓа (паѓа) на танки води ‘осиромаши /осиромашува, беда’ – Ø; Жеден покрај вода ‘ставен на голема мака’ – Ø; Жива вода ‘сосем накиснат од вода, од пот и сл.’ – Ø; Жива вода 1. ‘изворска вода’; 2. ‘во народните приказни вода од која мрт-

виот оживува’; 3. ‘лековита, чудотворна вода’ – Живая вода ‘ги има сите три значења’;

Заплови /запловува во помирни води ‘излезе /излегува од тешка ситуацијаи се надева дека сè ќе тргне кон подобро’ – Ø;

Збира (собира, носи, тура, фаќа) вода во решето ‘прави нешто попусто, напразно, без резултат’ – Носить воду в решете (решетом) (в сите)

И водава ја џвака ‘се вели за престарен човек’ – Ø; Излезе /излегува сув од вода ‘избегне /избегнува одговорност; остане /ос-

танува неказнет’ – Выходить /выйти сухим из воды; Истекоа многу води; Колку вода истече (протече); Многу вода истече

(протече) ‘многу време помина, многу работи се изменија, се случија’ – Много воды утекло;

Многу вода ќе протече по Вардар – Ø; Ја води водата на своја воденица; Ја врти водата кон (накај) својата во-деница; Ја наведува водата на јазот од својата воденица; Ја нарвќа (навртува, тера) водата на својата воденица; Си ја врти водата на-кај себе ‘вешто ги реди работите во своја полза’ – Ø;

Ја заматува /мати водата 1. намерно ја заплеткува работата внесувајќи неразбирање во нешто; 2. внесува смут, раздор во односите – Мутить воду;

Каде (кај) <што> текла вода пак ќе тече ‘работите пак ќе бидат какви што биле отсекогаш’ – Ø;

Како да говори (зборува) од под вода ‘многу нејасно зборува’ – Ø; Како да го попарија (потурија) со врела вода; Како натурен (полеан, по-турен) со врела вода; Како со <ладна> вода потурен; Небаре врела во-да го попарила; Небаре натурен (потурен) со врела вода ‘се чуствува крајно непријатно, изненаден, нажален, жегнат, засегнат’ – Как будто холодной водой окатили ‘се изненадил, неочекувано’;

Како малку вода на дланка (гледа, чува и сл. некого) ‘му угодува претера-но, грижливо го чува’ – Ø;

Мала вода 1. ‘човек без сила, без способности, кому никој не му се пла-ши’; 2. ‘човек лесен во умот’; 3. ‘нешто не многу важно, нешто безна-чајно’ – Ø;

(Мати) толче вода во аван; Толче по вода 1. ‘врши бескорисна, залудна работа’; 2. ‘дејствува спротивно од она што се очекува од него’; 3. ‘тре-ска глупости’ – 1. Толочь воду в ступе;

Мирна (тивка) вода 1. ‘кроток, мирен човек’; 2. ‘ирон. подмолен човек’ – 1. Тише воды, ниже травы (разг.);

600 Стојановска Панда

Му влегла /влезе вода в уши; Му влегла (влезе) вода во ушите 1. ‘сосем се заборави па прави нешто што не смее’; 2. ‘му се заврте паметот од не-очекуван успех, од пари’ – Ø;

Му дојде водата до грло (нос, уста, уши) ‘се најде во тешка и опасна си-туација’ – Ø;

Му ја фати водата ‘му создава тешкотии, пречки’ – Ø; Му навртува вода; Му налева вода на воденицата; Сврти /свртува (тура) вода во воденицата (на некого) ‘свесно или несвесно помоне /помага некому, им служи на интересите на некого’ – Лить воду на мельницу;

Му оди по водата 1. ‘го слуша, не му се противи’; 2. ‘му се умилкува’ – Ø; Му пушта вода под постелата; Му пушта тура вода под рогозината

(ирон.) 1. ‘му се умилкува со цел да го измами’; 2. ‘Го наведува да сто-ри нешто’; 3. ‘го лаже, го мами’ – Ø;

На водата дупка ‘ирон. апсолутно ништо во одговор на прашањето Што стори? Што стана?’ – Ø;

Налева вода на туѓа воденица ‘свесно или несвесно помага на друг, им служи на интересите на друг’ – Ø;

На умрените вода им носи ‘пред умирање е’ – Ø; Нека го земе (носи) матната вода 1. ‘Нека прави како што сака’; 2. ‘Нека

биде по неговата волја’ – Ø; Нема <ни> вода во очите ‘нема ништо, многу е сиромашен’ – Ø; Не може ни вода да му носи (некому) ‘никако не може да се споредува со

некого што е во секој поглед подобар од него’ – Ø; Ни вода ни киселина 1. ‘нешто безвредно’; 2. ‘нешто неопределено, без

карактеристичен облик’; 3. ‘Многу лош, опачен човек’ – Ø; Носи вода од девет воденици (кладенци) ‘наведува различни докази за да

увери некого во исправноста на нешто’ – Ø; Огнена вода ‘ракија или друг силен алкохолен пијалак’ – Огненная вода; Оди (скока) и во вода и в оган (за некого) ‘се изложува и на најголема опас-

ност, готов е да поднесе сè за некого’ – Идет и в огонь и в воду; Про-йти <сквозь> огонь, воду и медные трубы; Пройти <сквозь> огонь и воду;

Отиде низ вода ‘се изјалови, не се оствари, пропадна’ – Ø; Падне /паѓа (пропаѓа) во вода ‘прападне /пропаѓа, исчезне /исчезнува’ – Как в воду кануть ‘исчезна, го нема’;

Плива спроти водата ‘работи, постапува самостојно, против погледите и мислењето на мнозинството’ – Против течения ‘нема со вода’;

Поле /полева со ладна (студена) вода (некого); Потури /потура полева со ладна (студена) вода (некого) 1. ‘каже /кажува некому нешто што ќе му биде многу непријатно’; 2. ‘Доведе /доведува некого во непријатна положба’ – 1. Вылить ушат воды; 2. Как будто холодной водой ока-тили ‘се изненадил, неочекувано’;

Помине /поминува (преведува, пренесува, префрла) жеден преку вода (не-кого) ‘вешто, мајсторски измами /измамува, излаже /излажуванекого без да биде забележано’ – Ø;


Попари (потури) <како> со врела вода (некого) ‘направи, стори нешто од што некој се почуствува крајно непријатно’ – Ø;

Пуштена вода во негасена вар ‘книж. распламтени телесни страсти’ – Ø; Пушти /пушта вода; Си ја истура водата ‘жарг. врши мала нужда’ – Ø; Само вода може да му потура ‘никако не може да се рамни со него, да-

леку е под неговото ниво’ – Ø; Солена вода ‘море’ – Соленая вода; Со нечистата вода го фрла и детето ‘необмислено, непретпазливо го

исфрла и нужното, драгоценото со ненужното’ – Вместе с водой вы-плеснуть и ребенка;

Танка вода ‘урина’ – Ø; Тивка вода брег рони 1. ‘Од навидум кроток, но подмолен човек, може сè

да се очекува’; 2. ‘Сигурни резултати се постигнуваат со стрплива ра-бота’ – Ø;

Тоа не пие вода (кај некого) ‘тоа нема за него никаква вредност’ – Ø; Ќе протече уште многу вода ‘уште многу работи ќе се случат’ – Еще мно-го воды утечет;

Фрли /фрла во вода (нешто) 1. ‘потроши /потрошува попусто’; 2. ‘занема-ри / занемарува нешто’; 3. ‘Откаже се /откажува се од нешто’ – Ø;

Цеди вода од бигор ‘прави нешто невозможно’ – Ø; Што донела вода, вода однела; Што донесла вода, вода однесла ‘како е

нешто стекнато така и ќе си отиде’ – Ø; Бунар без вода ‘неплоден човек’ – Ø; Вир-вода ‘многу водено, мокро’ – Ø; Бистра вода (водица), мирна глава (главица) ‘подобро да не се пие алко-

хол’ – Ø; Од сув бунар вода вади ‘од секаква ситуација знае да извади корист за се-

бе’ – Из пустого колодца воду носит; Бура во чаша вода ‘многу врева за ништо’ – Делает бурю в стакане воды; Како масло и вода ‘не се поднесуваат, како маслото и водата што не мо-

жат да се соединат’ – Ø; Сол и вода го стори ‘го измалтретира’ – Ø; Лук и вода 1. ‘нема ништо од таа работа’; 2. ‘празна работа’ – Ø; Изгоре за капка вода ‘многу е жеден’ – Ø; Си личат како две капки вода ‘многу си личат’ – Как две капли воды; Фрла пари во вода ‘троши без мера, неконтролирано’ – Бросает деньги на ветер;

Ќе го удави во капка вода (чаша, леген) ‘го уништи, го мрази, не го подне-сува’ – Утопит в капле воды; В ложке воды утопить;

Како капка вода в море ‘означува дека нешто е незначително во споредба со нешто друго каде што се вбројува и тоа за кое станува збор’ – Как каплы в море ‘многу малку’;

Живее на леб и вода ‘живее многу сиромашно, скромно’ – Живет на хлебе и воде; Сидеть на хлебе и <на> воде;

Чита како вода ‘многу лесно и брзо чита’ – Ø;

602 Стојановска Панда

Го знае тоа како вода ‘добро ја знае лекцијата’ – Ø; Вода стој тој (таа) не стои ‘многу е вреден, работлив’ – Ø; Крвта вода не бидува ‘крвното сродство не може да се измени, па и во не-

пријатни околности’ – Ø; Теорија на млаки води ‘бесполезно, божем учено зборување’ – Ø; Измислува топла вода ‘божем прави голема наука, а кажува добро позна-

ти работи’ – Ø; Девета вода кисела ‘далечно, или никакво сродство’ – Седьмая (десятая) вода на киселе;

Како во вода растен 1. ‘многу брзо расте’; 2. ‘многу е израснат’ – Ø; Ова буре не држи вода ‘нема никаква вредност, неупотребливо е’ – Ø; Жеден коњ матна вода не гледа ‘кога е човек на голема мака може и да

не го избере вистинското решение’ – Ø; Магарето го викаат на свадба вода (дрва) да носи ‘не го почитуваат, не

е во ист ранг со останатите’ – Ø; Првите мачиња се фрлаат во вода ‘не треба да се плашиме од почетниот

неуспех’ – Ø; (Се чуствува) како риба во вода ‘се вели за некого кој во некоја работа

или средина се чуствува во својот елемент како што за рибата природ-на средина е водата’ – Как рыба в воде.

2) Следува набројување на руските фразеологизми без македонски еквивалент:

Как с гуся вода ‘на човек сè му се простува’; Водой не разольешь (не разлить) (кого) ‘дружба не може да се уништи’; Мертвая вода; Темна вода во облацех ‘нешто не јасно’; Воду возить ‘да се експлоатира некого’; Выводить /вывести на чистую воду ‘да се објасни вистината’; Как в воду глядел ‘така и се мислело за тој човек’; Как в воду опущенный ‘тажен човек’; Воды в рот набрал ‘човек што не зборува, нема да ја каже тајната’; Воды не замутит ‘скромен, тивок човек’; Как воды напился ‘добро му стана, почуствува задоволство, блажество’; Кастальские воды ‘извор на задоволство’ – од старогрчкиот веќе не се

употребува; Чающие движения воды ‘луѓе што чекаат чудо’; Чистейшей (чистой) воды ‘добар човек, без недостатоци’.

Од горенаведените примери може да се заклучи дека во македонскиот ја-зик постојат двојно повеќе фразеолошки изрази со компонентата вода, отколку во рускиот. Може да се изделат три групи: 1) фразеолошки изрази што ги има во двата јазика; 2) фразеолошки изрази што ги има само во македонскиот јазик; 3) фразеолошки изрази што ги има само во рускиот јазик. Ние не можевме да најдеме соодветни еквиваленти за многу од горенаведените македонски фра-зеологизми.


Во рускиот јазик пак постојат многу малку фразеолошки изрази кои што ги нема во македонскиот јазик. И тоа: чистейшей (чистой) воды ‘добар човек, без недостатоци’; чающие движения воды ‘луѓе што чекаат чудо’; Касталь-ские воды ‘извор на задоволство’ од старогрчкиот веќе не се употребува; как воды напился ‘добро му стана, почуствува задоволство, блажество’; воды не замутит ‘скромен, тивок човек’; воды в рот набрал ‘човек што не зборува, нема да ја каже тајната’; как в воду опущенный ‘тажен човек’; как в воду глядел ‘така и се мислело за тој човек’.

Некои од овие фразеологизми се застарени или книжевни и тие често не се употребуваат во секојдневниот говор.

Да се напомене дека од сите македонски фразеологизми (94) најдовме око-лу 20 соодветни руски, коишто го имаат истото значење и се разбира компо-нентата вода.

Спореде значењето на фразеологизмите (коишто ги има во двата јазика) може да се поделат во следните групи: со значење ‘многу време поминало’: истекоа многу води, колку вода истече (протече), многу вода истече (проте-че) – много воды утекло; ‘многу сиромаштија или беда’: живее на леб и вода – сидеть на хлебе и <на> воде; ‘различни карактеристики на човекот’: како риба во вода – как рыба в воде и т. н.

Фразеолошките изрази се важен дел од јазикот. Нивното разбирање и пра-вилна употреба исто така треба да биде дел од изучувањето на странскиот ја-зик во нашиот случај руски или македонски. Доколку не се употребат правилно може да дојде до неразбирање или лоша комуникација.

Речници Бирих и др. 2001 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фра-

зеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 2001. Димитровски–Ширилов 2003 = Димитровски Т., Ширилов Т. Фразеолошки речник на

македонскиот јазик. Т. 1. Скопје, 2003. Конески 1999 = Конески К. Правописен речник на македонскиот јазик. Скопје, 1999. Ожегов = Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка. http://www.ozhegov.org. Молотков 1978 = Молотков А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского языка.

Москва, 1978. Яранцев 1981 = Яранцев Р. И. Словарь-справочник русской фразеологии. Москва, 1981.

Литература Велјановска 2006 = Велјановска К. Фразеолошките изрази во македонскиот јазик. Ско-

пје, 2006. Велковска 2002 = Велковска С. Белешки за македонската фразеологија. Скопје, 2002. Велковска 2008 = Велковска С. Македонска фразеологија со мал фразеолошки речник.

Скопје, 2008.


Kaj Slovenci potrebujemo kot Sahara vodo

STRAMLJIČ BREZNIK Irena, KOVAČ Mija Maribor, Slovenija


0. Uvod

Duhovne in zdravilne lastnosti vode so vidne v številnih kulturah in religijah, zakodirane so v številnih obredih ter shranjene v različnih ljudskih izročilih. Sim-bolične pomene vode je mogoče združiti v tri prevladujoče teme, te so: voda je vir življenja, je sredstvo očiščevanja ter središče preporoda in obnavljanja (Chevalier–Gheerbrant 2006), ki se neposredno ali posredno odražajo tudi v številnih pregovo-rih in frazemih različnih jezikov. Voda je za življenje nepogrešljiva, saj znanstveniki razlagajo, da se je prav to začelo v vodi. Tudi človek prebije prve mesece svojega življenja v plodovnici materinega telesa in to navezanost na vodo ohranja tudi po rojstvu. Človeško telo namreč sestoji iz vode, ki obsega do 70 odstotkov telesne ma-se, posledično pa mora biti njegova prehrana vse življenje preskrbljena z zadostno količino vode. Zato ni presenetljivo, da je leto 2013 razglašeno za Mednarodno leto sodelovanja na področju voda, ki izpostavlja dostop do vode kot kritični element razvoja, varovanja okolja, odsotnost dostopa do vode pa kot ključni dejavnik lakote in revščine.

Prispevek izhaja iz besedilnokorpusne analize frazema potrebovati kaj kot Sa-hara vodo oz. vode, ki na posreden način kaže vodo kot omejen vir in s predstavo o njenem pomanjkanju v puščavi intenzificira potrebo. Na gradivu slovenskega kor-pusa Gigafida smo pridobili podatke o njegovi znotrajfrazemski strukturi (obliko-slovne, pravopisne in druge značilnosti sestavin), pomenski rabi, spogledujoči se kdaj tudi s preneseno in dobesedno rabo hkrati, pogostnosti, besedilni distribuciji ter s tem odgovorili na vprašanje, česa smo Slovenci zelo potrebni.

1. Pojavitve frazema v korpusu

Gigafida je referenčni, enojezični in pisni korpus slovenščine, ki je javno in prosto dostopen na spletu in obsega milijardo pojavnic. Vsebuje besedila od leta 1990 do 2011. To pomeni skoraj vsa besedila iz predhodnih dveh korpusov FIDA in FidaPLUS ter z dodanimi 380 milijoni besed, zbranih na novo v letih 2009 do 2011 (Logar Berginc et. al 2012). Ti podatki se pokažejo relevantni pri nadaljnji in-terpretaciji.

Enostavno iskanje po nizu kot Sahara ponudi 135 pojavitev tega konkordanč-nega jedra, a med njimi so mnoge pomensko nerelevantne, npr. Srce mi je divje ut-ripalo in usta sem imel suha kot Sahara po peščenem viharju. Zato smo rezultate iz preglednice dobili z uporabo možnosti naprednega iskanja. V iskalni niz smo vtipkali kot, nato smo v njeno okolico v razdalji deset mest levo in desno vpisali še besedo Sahara, njej pa smo po enakih pogojih dodali še slovnični obliki vodo oz. vode, saj

Kaj Slovenci potrebujemo kot Sahara vodo 605

sta se pojavili kot možnosti pri enostavnem iskanju. Od skupno 117 pojavitev jih je bilo pomensko ustreznih le 93.

kot Sahara vodo /vode PO VIRIH

Ekipa 19 PO LETIH Finance 1

1992 1 Večer 1 1993 1 Delo 12 1996 1 Dnevnik 12 1997 1 Gorenjski glas 2 1998 3 Dolenjski list 4 1999 6

Časopisi

Skupno 51 2000 3 Mladina 6 2001 2 Adria media 4 2002 2 drugo 12 2003 3

Revije

Skupno 22 2004 3 rtvslo.si 5 2005 2 24ur.com 4 2006 13 siol.net 4 2007 9 dz-rs.si 1

2008 14 internet, novice 4

2009 10

Internet

Skupno 18

2010 14 Drugo RTV Slovenija 1

2011 5 Leposlovje Didakta 1 SKUPNO 93

Preglednica 1. Pojavitev frazema po letih in virih

Kot kaže preglednica 1, je prva pojavitev frazema v korpusu iz leta 1992 in od takrat ima večinoma 1 ali 3 pojavitve do leta 1999, ko je pojavitev 6. Do leta 2006 nato raba niha med 2 oz. 3 pojavitvami, ko se povzpne do 13 pojavitev. Med leti 2007 in 2011 pa je raba dokaj pogosta, saj se giblje med petimi in štirinajstimi poja-vitvami. Podatki o virih pa kažejo, da je frazem najpogostejši v časopisju in revijah (78,5%), mnogo manjši (29,5%) je delež spletnih besedil. Iz tega je mogoče izpeljati sklep, da je njegova raba pogostejša v publicistiki.

Je pa zanimiv še en podatek v zvezi s pojavitvami. Korpus potrjuje prvi primer rabe iz leta 1992 in pri tem je treba upoštevati dejstvo, da so v njem besedila šele od leta 1990, čeprav lahko zasledimo podatek, da je bilo 0,03 odstotka besedil v korpusu FIDA tudi že iz leta 1989 (Gorjanc 2005: 48). Torej gre za najzgodnejši sledljiv pri-mer rabe tega frazema, saj ga ne prinašata niti Slovar slovenskega knjižnega jezika (1998) niti Slovenski pravopis (2001). Šele v Slovarju slovenskih frazemov (Keber

606 Stramljič Breznik Irena, Kovač Mija

2011: 843) pod iztočnico Sahara najdemo frazem potrebovati kaj kot Sahara vodo ‘zelo močno potrebovati kaj’. Potrditve zanj pa avtor po korpusu Nova beseda In-štituta za slovenski jezik Frana Ramovša navaja s primeri rabe iz let 1999, 2001 in 2005. Hkrati navede kot sopomenske še frazeme potrebovati kaj kot puščava vodo in potrebovati kaj kot puščava dež. Zaradi prostorske omejenosti ni mogoče prika-zati precej zapletenih razmerij med variantami frazemov in njihovimi sinonimi. Iz-hajamo iz opredelitve, da variante nastajajo, če se oblika nekoliko spremeni, vendar ohrani svojo strukturo in pri tem frazem ne spremeni pomena. Variante so tako gra-femske, morfemske, besedotvorne, leksikalne in sintaktične (Rode 1975: 439–442). Enako P. Gantar za sinonimne šteje le frazeme, ki imajo enak pomen in enako skla-denjsko vlogo, a ne vsebujejo enakih predmetnopomenskih sestavin (Gantar 2003: 209–224).

2. Oblika frazema in variacije njegovih sestavin

Korpusna analiza, kot bo predstavljeno v nadaljevanju, je pokazala, da je os-novna, največkrat pojavljajoča se oblika frazema z glagolom potrebovati kaj kot Sa-hara vodo. Gre za glagolski primerjalni frazem s trodelno strukturo, saj vključuje največkrat primerjano besedo (potrebovati), primerjalni veznik (kot) in primerjalno besedno zvezo (kot Sahara vodo). S semantičnega vidika gre za tip primerjalnega frazema, v katerem je A-del nedesemantiziran, C-del pa potencira pomen prvega dela, to pomeni, da je pomenski intenzifikator glagolskega dela, ki mu daje pomen ‘zelo potrebovati’ (Fink-Arsovski 2002: 12, 29).

Variantnost je značilnost jezikovnih sredstev na različnih ravneh jezikovnega opisa, torej je značilnost tudi frazeoloških enot, njihova večsestavinska zgradba in sintaktični odnosi med sestavinami pa omogočajo pogosto in raznoliko variantnost, ki ji lahko sledimo prek korpusnih podatkov o njihovi rabi (Kržišnik 2006: 263) oz. na podlagi njihovih podatkov lahko opravimo tudi kulturološke in sociolingvistične analize (Stramljič Breznik 2007a, Stramljič Breznik 2007b, Kržišnik 2010). Variante so torej tiste spremembe v zgradbi, ki (bistveno) ne vplivajo na pomen in funkcijo frazema in so t. i. neprenovitvene modifikacije (Kržišnik 2006: 265, Gantar 2007: 229). Nastajajo znotraj frazema in se najpogosteje realizirajo kot leksikalne variante na ravni predmetno- in slovničnopomenskih ter pravopisnih prvin. Vse to pa je treba ločiti od prenovitvenih modifikacij (Kržišnik 2006, Kržišnik 1987a, Kržišnik 1987b, Kržišnik 1988, Kržišnik 1990, Kržišnik 1994), pri katerih so spremembe oblike in / ali pomena frazema funkcionalno izrabljene in so lahko ne samo sobesedilne (Gantar 2007: 236–244) oz. zunajfrazemske (Kržišnik 2006), ampak tudi znotrajfrazemske, ki obsegajo glasoslovne oz. pravopisne, oblikoslovne, besedotvorne, sestavinske, skladenjske spremembe, kot je bilo prikazano na primerih frazeoloških prenovitev v oglasih (Stramljič Breznik 2012). Slednjič pa je treba od prenovitvenih in nepre-novitvenih modifikacij (variant) ločiti še napačne rabe frazemov, ki presegajo meje ustaljene variantnosti in od tvorca niso zavestno ustvarjene. Ker so torej take variante nefunkcionalne, pomenijo odstop od frazeološke norme (Kržišnik 1994, Kržišnik 2006). V nadaljevanju se bomo osredinili le na primere leksikalne variantne zapol-nitve sestavin.


2.1. Predmetnopomenske leksikalne variante se nanašajo tako na glagolsko se-stavino potrebovati in samostalniško sestavino Sahara.

Sestavina Sahara ima zaradi ohranjanja pomenske celovitosti frazema manj možnih zamenjav. Sem bi lahko uvrstili zamenjave z leksemi, ki sodijo v skupno pomensko polje ‘področje brez vode’: suha zemlja, puščava. Zanimivo pa je, da se v besedilih realizirajo tudi možnosti, ki presegajo sliko puščavskega okolja in se na njegovem mestu pojavljajo izrazi za živa bitja (riba: Slovenski nogomet potrebuje derbije kot ribe vodo; rožica: Loka potrebuje pasijon… kot rožica potrebuje vodo; žejni: Zmago potrebujemo kot žejni vodo) ali snovi (hrana: Lev potrebuje ženske tako, kot potrebuje vodo in hrano; kruh: Ekstremni športnik kot kruh in vodo potre-buje pravo dozo strahu), ki so ustrezno ponazorilo za intenzifikacijo potrebe oz. po-manjkanja, a v teh primerih gre za bolj individualne in prenovitvene modifikacije.

Najpogostejša je frazemska realizacija z glagolom potrebovati, ki ga pa lahko zamenjujejo pomensko sorodni glagoli, ki izražajo željo, potrebo, nujo po čem: že-leti si (Mikko Hirvonen si želi zmage kot Sahara vode), pričakovati (Toliko časa smo željno, kot Sahara vode, pričakovali odmeven uspeh…), čakati na (Vsi v re-prezentanci na Matjaža Smodiša čakajo kot Sahara na vodo), rabiti pog. (Ekipa jih rabi kot Sahara vodo), primanjkovati (Tudi kontrol v meniju fotoaparata primanj-kuje kot vode v Sahari), manjkati (Teh nam v hokeju manjka kot Sahari vode), po-grešati (…smo v mestu kot Sahara vodo pogrešali parkirna tipala), hrepeneti (Ti-sto, po čemer mladi vozniki hrepenijo kot Sahara po vodi…), hlepeti (Ta je hlepela po čenčah kot Sahara po vodi), iskati (Nogometaš, ki ga je slovenska reprezentanca iskala kot Sahara vodo), piti (Toliko časa ste samevali, da zdaj ljubezen pijete kot Sahara vodo).

2.2. Enaki pomeni so lahko izraženi tudi z glagolsko-imensko besedno zvezo in v tem primeru gre za skladenjske variacije, kot so: biti zaželen (Športna sreča je v vrhunskem športu zaželena kot voda v Sahari), biti kot (Zato sta omenjena nogo-metaša mestnim tekmecem kot voda v Sahari), biti potreben (Poleg tega pa je po-goltnil viagro in je bil potreben kot Sahara vode), biti redek (Priložnosti so redke kot voda v Sahari), biti manj (Je bilo v tanku bencina pač manj kot vode v Sahari), biti pomemben (Karneval je v našem mestu skoraj tako pomemben kot voda v Sa-hari), biti slabša ponudba (Ponudba je slabša kot je ponudba vode v Sahari).

K skladenjskim variacijam lahko prištevamo tudi razširitve skladenjska vzorca frazema. Zasledili smo možnosti (a) odvisniške razširitve: potrebovati /rabiti kaj, kot puščava / Sahara potrebuje /rabi vodo (npr. Interblock potrebuje točke tako, kot potrebuje puščava vodo); (b) predmetne: priti kaj prav kot voda osamljenemu popot-niku sredi Sahare; (č) prislovnodoločilne razširitve: potrebovati kaj kot žejni vodo v puščavi (npr. Ko smo zmago potrebovali kot žejni vodo v puščavi); (c) besednoz-vezne razširitve: primerjalni del je lahko okrepljen s prislovom bolj ali tako: potre-bovati kaj bolj / tako kot Sahara vode.

2.3. Med slovnično-pomenske spremembe lahko uvrščamo sklonsko spremen-ljivko sestavine voda. Korpusna analiza je potrdila tri, to so tožilniška, rodilniška in mestniška varianta, in sicer kot Sahara vodo, kot Sahara vode in kot Sahara po vodi. Slednja ima samo 2 pojavitvi (npr. BMW-jeve serije tri dajejo vozniku tisto, po čemer mladi ali dinamični vozniki hrepenijo kot Sahara po vodi…), pogojeni


z vezljivostjo glagolov hrepeneti oz. hlepeti po čem, zato se bomo usmerili na inter-pretacijo tožilniške in rodilniške oblike.

kot Sahara vodo PO LETIH PO VIRIH

1996 1 Ekipa 14 1998 2 Delo 7 1999 2 Dnevnik 5

2001 1 Gorenjski glas 1

2002 1 Dolenjski list 3 2003 2

Časopis

Skupno 30 2005 1 Adria media 2 2006 4 drugo 2 2007 5

Revije Skupno 4

2008 8 24ur.com 2 2009 6 rtvslo.si 1 2010 4 siol.net 1 2011 1

Internet

Skupno 4 SKUPNO 38

Preglednica 2. Distribucija frazema z glagolom potrebovati in drugimi glagoli ter s tožilniško obliko sestavine voda

Ugotovili smo, da je tožilniška oblika samostalnika voda najpogosteje rabljena ob glagolu potrebovati, saj se pojavi 30-krat. Če to odštejemo od primerov, kjer je zajeta skupna raba glagola potrebovati in drugih glagolov (38 pojavitev), ugotovimo, da je le v 8 primerih glagolska sestavina druga. To pomeni, da glagol ohranja tudi v frazemu svojo trdno tožilniško vezavo (Žele 2008: 310).

kot Sahara vode PO VIRIH

Ekipa 5 Finance 1

PO LETIH

Večer 1 1992 1 Delo 5 1993 1 Dnevnik 7

1997 1 Gorenjski glas 1

1998 1 Dolenjski list 1

1999 4

Časopisi

Skupno 21 2000 3 Revije Mladina 6


2001 1 Adria media 2

2002 1 drugo 10 2003 1 Skupno 18 2004 3 rtvslo.si 4 2005 1 24ur.com 2 2006 9 siol.net 3 2007 4 dz-rs.si 1

2008 6 internet, novice 4

2009 4

Internet

Skupno 14

2010 10 Drugo RTV Slovenija 1

2011 4 Leposlovje Didakta 1 SKUPNO 55

Preglednica 3. Distribucija frazema z glagolom potrebovati in drugimi glagoli ter z rodilniško obliko sestavine voda

Nasprotno pa kaže, da je rodilniška oblika omejena le na 18-kratno pojavitev ob glagolu potrebovati, medtem ko je večinsko (37-krat od 55 pojavitev) prisotna pri drugih glagolih oz. glagolsko-imenskih izrazih. To lahko razložimo na dva načina, bodisi, da gre za pojav delnega rodilnika, nastalega z opustitvijo količinskega izraza (potrebovati [veliko /malo /nekaj] vode) ali pa gre za pomensko in posledično vez-ljivostno kontaminacijo z glagoli (želeti si česa, primanjkovati, manjkati česa, biti potreben česa). Na podlagi analize torej lahko potrdimo, da je najpogostejša in torej izhodiščna oblika frazema potrebovati kaj kot Sahara vodo.

Iz nekaterih navedenih primerov pa je opazno, da ima tudi sestavina Sahara poleg tipične imenovalniške oblike še sklonske možnosti predložne tožilniške (v Sa-hari) ali rodilniške (sredi Sahare) rabe, kar je v prvem primeru pogojeno z možnimi družljivimi okoliščinskimi mesti ob izglagolskem deležniku (zaželen) ali glagolih (primanjkovati, manjkati, hlapeti), v drugem primeru pa z družljivimi okoliščinskimi mesti ob glagolsko-imenski zvezi (priti prav) v pomenu ‘koristiti’.

2.4. S stališča pravopisne norme se pojavljata dve variaciji: že omenjena pogo-vorna raba glagola rabiti (2 pojavitvi) in zapis zemljepisnega lastnega imena Sahara z malo začetnico, kar je preprosto napaka ali pa jezikovna malomarnost (9 pojavitev), večinoma s spletnih virov, in to blogov oz. forumov.

3. Pragmatične značilnosti frazema

Razbrati jih je mogoče iz analize delovalnikov, ki so skladenjsko pogojeni in od-visni od vezljivostnih lastnosti glagola. Glagol v frazemu nastopa z dvema besedilno realizirajočima sestavinama, to sta prvi (kdo /kaj) in četrti delovalnik (koga /kaj).

3.1. Na vprašanje kdo /kaj potrebuje dobimo odgovor, da so to s stališča žive-ga oz. človeškega zlasti osebe: (1) s področja športa (trener, posamezni športnik),


(2) prebivalci Slovenije in posameznih mest (Slovenci, prebivalci Preloke, Novo-meščani), (3) pripadniki določene družbene skupine (ateistke) in (4) ljudje glede na spol (moški, ženska).

Med neživimi delovalniki pa se pojavijo zelo sorodne skupine leksemov, ki so na nek način metonimije za ljudi, ki so, predstavljajo ali delujejo v takih organizi-ranih združenjih, in sicer: (1) športne organizacije in njihovi člani (klub, ekipa, re-prezentanca, moštvo), (2) specifični športi (nogomet, rokomet, hokej), (3) politične strukture (država, vlada, oblast, državni zbor, stranka), (4) gospodarstvo (živilska industrija, podjetje, trg) in (5) področje kulture (glasilo, film).

3.2. Kot kaže, se na: (1) področju športa najbolj pogreša (nogometaša, napad-laca, igralca), (2) politika pogreša (obrambnega ministra, pravega človeka), (3) gos-podarstvo (direktorja), (4) javni sektor (lektorja, zgodovinarja), (5) ljudje pa (intim-nega partnerja, moškega).

Objekti potreb pa so: (1) na področju športa (točke, zmaga, rezultat, uveljavitev, uspeh, avtogol), (2) politika potrebuje (oblast, nadzor, zakon, reforme, razpravo, korektnost, varčevanje), (3) gospodarstvo (investicije, kapital, denar, finančno in-jekcijo in še nekaj specifičnih potreb, kot so: vodovod, turizem, turbodizel ‘motor’), (4) javni sektor (vrtec, kardiokirurški center), (5) na področju duhovnosti potrebu-jemo (vero, duhovne vaje, mir), nedvoumno pa smo potrebni tudi (6) sprostitve (do-pusta, tuša, počitka in humorja) ter (7) spolnosti, ki po pojavitvah predstavlja dobro desetino vseh izraženih potreb, in sicer 4-krat neposredno z besedo seks, 1-krat z grobo nižje pogovorno besedo, a večinoma (10-krat) je ta potreba leksikalno neiz-ražena, a iz konteksta razumljena (…poleg tega pa je pogoltnil viagro in je potreben kot Sahara vode).

4. Sklep

Besedilnokorpusna analiza nam je potrdila, da je glagolski primerjalni frazem s trodelno strukturo, katere primerjalna besedna zveza je v vlogi pomenskega inten-zifikatorja, skupaj z variantami in svojo izhodiščno obliko potrebovati kaj kot Sa-hara vodo, v slovenščini dokaj pogost. Njegova raba prevladuje na področju publi-cistike, kjer je pogosto stilotvorno in vrednotenjsko sredstvo. Pragmatična analiza pa je odkrila, da se frazem najpogosteje uporablja v kontekstu športa, politike, gos-podarstva in človekove intime. S tem pa se samo potrjuje dejstvo, da so to področja jezika, ki so leglo frazeološke rabe.

Korpusni viri Besedilni korpus „Nova beseda”. Dostopno 11.05.2013, http://bos.zrc-sazu.si/s_beseda.html. Referenčni korpus slovenskega jezika Gigafida. Dostopno 11.05.2013, http://demo.gigafida.net.

Slovarji Chevalier–Gheerbrant 2006 = Chevalier J., Gheerbrant A. Slovar simbolov: miti, sanje, liki,

običaji, barve, števila. Ljubljana, 2006.


Keber 2011 = Keber J. Slovar slovenskih frazemov. Ljubljana, 2011. SSKJ = SAZU in ZRC SAZU, Inštitut za slovenski jezik Frana Ramovša in avtorji Slovar

slovenskega knjižnega jezika z Odzadnjim slovarjem slovenskega jezika in Besediščem slovenskega jezika z oblikoslovnimi podatki. Elektronska izdaja na plošči CD-ROM. Ljubljana, 1998.

Toporišič 2001 = Toporišič J. (ur.) Slovenski pravopis. Ljubljana, 2001. Žele 2008 = Žele A. Vezljivostni slovar slovenskih glagolov. Ljubljana, 2008.

Literatura Fink-Arsovski 2002 = Fink-Arsovski Ž. Poredbena frazeologija: pogled izvana i iznutra.

Zagreb, 2002. Gantar 2003 = Gantar P. Stalnost in spremenljivost frazema v slovarju. In: Gajda S., Vidovič

Muha A. (ur.) Sodobni jezikovni položaj na Poljskem in v Sloveniji. Opole, 2003. 209–224.

Gantar 2007 = Gantar P. Stalne besedne zveze v slovenščini: korpusni pristop. Ljubljana, 2007.

Gorjanc 2005 = Gorjanc V. Uvod v korpusno jezikoslovje. Domžale, 2005. Kržišnik 1987a = Kržišnik E. Prenovitve kot inovacijski postopek. Slava I. Ljubljana, 1987.

49–56. Kržišnik 1987b = Kržišnik E. Prenovitve stalnih besednih zvez v Kosmačevi prozi 30. let.

In: Zadravec F. (ur.) Socialni realizem v slovenskem jeziku, književnosti in kulturi. Ljub-ljana, 1987. 517–532.

Kržišnik 1987–1988 = Kržišnik E. Frazeološko gradivo v SSKJ. Slava II/2. Ljubljana, 1987–1988. 143–162.

Kržišnik 1988 = Kržišnik E. Frazeologija v moderni. Magistrska naloga. Ljubljana, 1988. Kržišnik 1990 = Kržišnik E. Tipologija frazeoloških prenovitev v Cankarjevih proznih bese-

dilih. Slavistična revija 38 (1990): 400–420. Logar Berganc et al. 2012 = Logar Berganc N., Grčar M., Brakus M., Erjavec T., Arhar

Holdt Š., Krek S. Korpusi slovenskega jezika Gigafida, KRES, ccGigafida in ccKRES: gradnja, vsebina, uporaba. Ljubljana, 2012.

Menac-Mihelič 2005 = Menac-Mihelič M. Frazeologija novoštokavskih ikavskih govora u Hrvatskoj. Zagreb, 2005.

Rode 1975 = Rode M. Semantični odnosi v frazeologiji. Slavistična revija 23 (1975): 439–442.

Stramljič Breznik 2007a = Stramljič Breznik I. Družina v slovenskih pregovorih in frazemih. In: Kržišnik E., Eismann W. (ur.) Frazeologija v jezikoslovju in drugih vedah: Europhras Slovenija 2005. Strunjan, 12.–14. september 2005. Ljubljana, 2007. 251–266.

Stramljič Breznik 2007b = Stramljič Breznik I. Pragmatični frazemi s strukturo naj se mi…, (če) in pod nobenim pogojem v slovenščini. In: Fink-Arsovski Ž., Hrnjak A. (ur.) Sla-venska frazeologija i pragmatika. Zagreb, 2007. 198–202.

Stramljič Breznik 2012 = Stramljič Breznik I. Frazemi in vzorci v oglasih. In: Koriakow-cewa E., Gardzińska J. (ur.) Aktualne problemy językoznawstwa słowiańskiego. Siedlce, 2012. 197–206.


Антропосемантичность воды во фразеологических единицах русского и польского языков

СТРАСЬ Эва

Катовице, Польша E-mail: [email protected]

Представляя собой крайне важный элемент для существования человека, вода неизменно находит свое отражение в языковой картине мира, воплощаясь естественным образом в таком содержательно и семантически сложном пласте языка, каковым является фразеология. Фразеологические единицы (далее ФЕ) с компонентом вода были уже предметом изучения в языковом сопоставле-нии – русско-французском, в связи с исследованием соответствующего кон-цепта (Ломоносова 2007), английско-русско-татарском, в аспекте национально-культурной специфики (Хайруллина 2011), русско-польском, с точки зрения оценочного значения (Adamiczka 2011). Сравнивая состояние ФЕ с интересу-ющим нас компонентом, особенно в составе разносистемных или отдаленных друг от друга в культурном отношении языков, легче заметить возможный контраст в способе закрепления за языковыми средствами элементов внеязы-ковой действительности, в частности, при отражении черт воды. При сопоста-влении систем близкородственных языков заметными становятся, в первую очередь, сходства, хотя неизбежны также отличия, связанные с национальной спецификой, что находит свое отражение и на примере анализируемых нами ФЕ. Среди самых различных качеств и свойств, обнаруживаемых в воде и ей приписываемых, находят свое воплощение такие, которые выражаются экспли-цитно в виде соответствующего компонента ФЕ, например: чистейшей воды кто, что; тише воды, ниже травы; шумный как вода (в унитазе); wyprowadzić na czyste wody; w mętnej wodzie ryby łowić; w gorącej wodzie kąpany и т. п. По-мимо подобного рода черт, обозначаемых прилагательными, есть также каче-ства, прямо не называемые, но обнаруживающие себя в свойствах воды, спо-собе ее течения и связанных с этим особенностях. Именно эти черты будут объектом обсуждения в настоящей работе.

В жидком своем состоянии вода предстает текучим и движущимся веще-ством. Для восприятия человека она или куда-то, перемещаясь, течет, или же разнообразными способами движется по вертикали, представляя собой водо-пад, струю из крана, капли с неба, волны, движущиеся снизу вверх или сверху вниз. Прочие разновидности ее движения обусловливаются контактом с людь-ми, в том числе в том случае, когда вода находится в пределах какого-нибудь водоема или сосуда. Ограничение тремя основными способами пространствен-ного перемещения воды – 1) вперед, 2) сверху вниз и 3) в разные стороны, – создает основу для формирования различного рода качеств и действий, нахо-дящих свое отражение в семантике изучаемых нами ФЕ.

Антропосемантичность воды во фразеологизмах русского и польского языков 613

1) Вода, находящаяся в более или менее широком русле, движется в одном направлении. По этой причине свойственную такому движению черту можно определить, исходя из концепции антропоморфизма, как целеустремленность. Черта эта далее становится основанием для воплощения идей, заключаемых, в частности, в выражении тихая вода – cicha woda. Так говорится о внешне спокойном, не проявляющем бурно себя человеке, ведущем себя, наподобие воды, тихо, но целеустремленно, настойчиво. Дополнительными чертами воды, которые появляются в данном случае, будут постоянство и неизменность. Од-нако вместе с тем человек, сопоставляемый по указанному основанию с во-дой, такой же по виду тихий, может оказаться в каких-то своих проявлениях непредсказуемым, что скрывается за второй частью рассматриваемой ФЕ: тихая вода берега подмывает – cicha woda brzegi rwie (Stypuła 1974). Вода при таком понимании становится знаком неукротимой силы, оборачиваясь в безудержную и разрушительную стихию, действующую бесшумно, но очень последовательно. Также и вид человека может быть и обманчив, и переменчив, внешняя уравновешенность и спокойствие могут скрывать настойчивость, це-леустремленность, внутреннее упорство, а также бурю неодолимых страстей.

Действие, выход воды на сушу может предполагать объект, возникающий на ее пути. Вода обладает способностью уносить с собою предмет либо вби-рать его в свою глубину. То и другое находит свое отражение в обороте водой смыло – ani śladu nie zostało, znikło bez śladu (Karolak 1998). Как можно заме-тить, в русском на первое место в этом случае выносится действие, осущест-вляемое водой, в польском – его результат. В отношении же семантики имеет смысл говорить о тождественности. Такое свойство, как всепоглощаемость, сочетающаяся с внезапностью и бесследностью совершаемых действий, опре-деляются здесь с точки зрения достигаемого результата.

Человек, оказавшись в месте соединения воды с сушей, ощущает ее влия-ние на себе, чувствует ее уносящую силу. Вода своим постоянным движением напоминает ему, что он также должен все время действовать, совершая поступ-ки, может быть, далеко не всегда обдуманные, возможно также, спасая себя за счет кого-то другого. Все это находит свое отражение в семантике выраже-ния словно (будто, точно) водой подмывает кого ‘о чьем-л. неодолимом же-лании, сильном искушении сделать что-л. (обычно в не подходящих для этого случаях или в опасной ситуации)’ (Мокиенко 2003). В польском глагольном словосочетании korci kogo, ponosi kogo (Karolak 1998) нет прямого намека на воду. С некоторой оговоркой, диктуемой полисемичностью глагола nosić, связь с водой можно усматривать только в его семантике. Основой для переносного значения становится отмеченная ранее целеустремленность с дополнительным элементом настойчивости, для русского выражения – грозящей опасности.

Соотносимые с движением воды выражения плыть с водой – płynąć z wodą (Skorupka 1987) следует считать малоупотребительными, получающими свое уточнение в виде ФЕ плыть по течению (БТС 1998) – płynąć z prądem (Skorupka 1987). Их переносный смысл опирается на самопроизвольность те-чения воды, которая, не останавливаясь, направляется вперед, унося все на сво-ем пути. Силе воды трудно сопротивляться, поэтому указанный фразеологизм

614 Стрась Эва

используется по отношению к человеку, подчиняющемуся господствующим обычаям, бескритично принимающему общественное мнение и чужие взгляды. Черту, приписываемую по этому основанию человеку, можно назвать инерт-ностью, несамостоятельностью.

Вода течет не только в пространстве, но и во времени. В этой ее текучести проявляется длительность, повторяемость, однообразность, что воплощается в переносном значении глагола плыть ‘быстро, незаметно проходить, течь, лететь (о времени)’ (БТС 1998) – życie płynie, dni, minuty, lata płyną ‘проходят’ (Skorupka 1987). Даже если эти польские единицы не считать собственно фра-зеологизмами, их следует признавать выражениями, обладающими признаком устойчивой сочетаемости. То же можно сказать и о словосочетаниях жизнь течет и время течет, появляющихся среди примеров, поясняющих значение глагола. С последним из них можно сопоставить компаративную конструкцию время бежит как вода (Мокиенко 2003) – czas płynie jak woda (Skorupka 1987), однако, на наш взгляд, уместнее было бы заменить компонент woda сущест-вительным rzeka. Выражение czas jak rzeka (płynie) поддерживается текстом одноименной песни. Пространственный признак заменяется временным в вы-ражении много воды утекло – dużo wody upłynie (upłynęło) (zanim). В этом слу-чае актуализируются длительность, постоянство, неизменность течения воды, становящейся своеобразной единицей измерения времени.

Контакт человека с водой способен принимать и более очевидные формы, а вода обнаруживать свое воздействие через посредство объектов, поддаю-щихся ее течению и ею носимых, что обнаруживает себя в выражении плыть в руки (БТС 1998), соответствующем польскому coś idzie samo do rąk (Skorupka 1987), лишенному связи с водой. Так говорится о том, что легко получить, при-своив, прежде всего о деньгах и ценностях. В этом случае вода воспринима-ется как своеобразный источник легкой наживы, дающий возможность разбо-гатеть, с ведущей чертой случайности достигаемых с ее помощью результатов, непредсказуемой произвольности ее действия.

К освенное отношение к человеку, через посредство предмета, обнаружи-вает себя в сравнительном обороте, дающем представление о том, что пользу-ется большим спросом, расходясь очень быстро – coś idzie jak woda (Lukszyn 1998). Вода в этом случае позволяет подчеркнуть быстроту исчезновения про-даваемого товара и, одновременно, понять явления окружающей действитель-ности с опорой на знание ее таких свойств.

Переходом к другому типу движения воды становится смысл выражения лить воду на чью мельницу – woda na młyn (в сокращенном виде) и co jest wodą na czyj młyn (Lukszyn 1998) в расширенном варианте. Рассматриваемое выра-жение выводит на первое место используемую человеком орудийность воды, ее способность приводить в движение что-л. Переносный смысл, появляющийся у существительного вода, сочетается с обстоятельствами, соответствующими каким-то намерениям человека, способного извлекать для себя из них пользу. Что касается польского выражения, соответствующее действие в нем (того, кто льет) подразумевается, не будучи прямо выражено. Следует, однако, заметить, что во фразеологии русского и польского языков имеются полностью экви-


валентные лить воду на мельницу чью – lać wodę na czyj młyn (Lukszyn 1998), обладающие значением, сходным с описанным. Что касается представления о способе осуществляемого движения воды, здесь мы имеем дело с направлен-ным и одновременно вертикальным ее течением.

2) Вода обычно падает сверху вниз, хотя способна осуществлять и про-тивоположно направленное движение. В языке это находит свое отражение в обороте вода бьет ключом – woda tryska; bije ze źródła (Karolak 1998), легко подвергающемся метафоризации, с опорой на силу, энергию, произвольность. Способ движения воды в русском и польском передается разными способами, среди которых наиболее показательным следует признать глагол лить – lać с его производными, префиксальными, суффиксальными, постфиксальными. Указанный глагол предполагает наличие производителя и объекта действия, которым является жидкость, а следовательно и в первую очередь, интересую-щая нас вода. Словосочетание лить воду – lać wodę означает ‘говорить долго, многословно, бессодержательно’ (БТС 1998), а переносное его значение опи-рается на такие качества подвергаемой данному действию воды, как длитель-ность, при условии неограниченности объема, однообразие ее, изливаемой, а потому бессодержательность, лишенной цвета, запаха, вкуса, формы, в итоге также и смысла в производимом действии и результате.

В польской фразеологии, наряду с рассмотренными, в некоторых словар-ных источниках выделяется выражение lać wodę na szablę ‘заключить союз братства, мириться’ (Skorupka 1987), в настоящее время нуждающееся в ком-ментарии. Смысл описываемого обращается, так или иначе, вокруг магических свойств, приписываемых воде. Речь идет о воде, использующейся для оберега, о воде, сближающей людей своей внутренней силой. С другой стороны, вода обладает способностью разъединять, причем не символически, а физически, что находит свое отражение, в частности, во ФЕ водой не разлить (не разольешь) кого – ogniem się ich nie rozdzieli (Lukszyn 1998). Мотивация выражения связана с разделением с помощью воды дерущихся быков (Бирих и др. 1998), что пер-воначально предполагало наличие воды в количестве, достаточном для того, чтобы они, облитые, отошли друг от друга. В соотносимом с представленным выражении, относящемся к человеческой дружбе, упор делается на отсутствие возможности подобного разделения, отчего неразлучные друзья получают определение не разлей вода (Федоров 1995). Вода, вылитая на животное (как в рассмотренном случае), на человека, заставляет осознавать себя существом, подверженным действию всех возможных законов природы. Мысль эта нахо-дит свое воплощение в нескольких выражениях, ведущим среди которых сле-довало бы признать окатить (облить) холодной водой кого – oblać kogo zimną wodą; wylać komu kubeł zimnej wody na głowę (Lukszyn 1998). То же самое на-блюдается в компаративной конструкции как будто на кого вылили ушат хо-лодной воды и нескольких ей подобных, применяемых в отношении к человеку, ‘…которого внезапно привели в замешательство, неприятно удивили, охладив его энтузиазм, пыл, рвение’ (Мокиенко 2003). Как можно было заметить, в ка-честве компонента одного из таких выражений встретилось название сосуда, наполненного соответствующим объемом воды (ушат – kubeł ‘ведро’). Если


учесть, что ушат по вместимости приблизительно равен ведру, можно выска-зать предположение, что 10 литров воды вполне достаточно, чтобы охладить энтузиазм человека независимо от того, носителем какого языка он является. Приведенные словосочетания актуализируют своей семантикой отрезвляющее, освежающее действие воды, которая в природных условиях, как правило, ниже 30 градусов, а потому воспринимается, прежде всего, как холодная. На основе сказанного, следовательно, можно вывести такие дополнительные свойства во-ды, как невысокая температура, текучесть, способность принимать форму сосу-да, движение в направлении сверху вниз или наоборот (что, впрочем, реже).

Внимания заслуживает упоминавшееся ранее (см. водой смыло) свойство, которое можно назвать всепоглощаемостью, связанное с тем, что предмет, не способный плавать, попадая в водную толщу, исчезает в ней, оставляя на ко-роткое время круги, расходящиеся от места его соприкосновения с водой. Бес-следность такого исчезновения передается с помощью сравнительных конст-рукций как в воду канул – jak kamień w wodę (w wodzie) (Lukszyn 1998). Следует добавить и то, что с точки зрения наблюдателя вода здесь статична, а указан-ное взаимодействие предмета с водой объясняется законами физики. К рассма-триваемым обстоятельствам можно добавить еще одно. Над погружающимся в глубину человеком поглощающая его вода сходится, не оставляя намека на происшедшее, что находит свое отражение в сравнении смыкаться над кем как вода. Его переносный смысл ‘о чем-либо густом, плотно вязком (тумане, дыме, грязи и т. п.), постепенно закрывающем кому-л. путь на поверхность’ (Мокиенко 2003) основан на этом свойстве. Если сопоставить его с выраже-нием (как в воду канул), можно отметить, что то же самое погружение в воду определяется как результат. Помимо актуализируемой в двух рассмотренных выражениях всепоглощаемости, во втором дополнительно следует указать на известную плотность, связываемую с водой, преодолеваемую при вхождении, погружении внутрь нее.

Взаимодействие человека с водой осуществляется также через посредство сосудов (см. ушат, kubeł). Если же данный сосуд не держит воду, действие, направленное на сохранение в нем воды, становится бесполезным. Подобная мысль заключается в выражении носить воду решетом – nosić wodę rzeszotem; czerpać wodę sitem (przetakiem) (Lukszyn 1998). Свойство текучести в этом слу-чае для воды сочетается, предполагая, с глупостью человека, свидетельству-ющей о его неумении обращаться с водой. Значение русской и польской ФЕ поддерживается присутствием в русском языке сравнительной конструкции все равно, что черпать воду решетом (Мокиенко 2003). При упорядочении компонентов их можно было бы представить как эквивалентные пары.

Единицей, отражающей переходное движение воды, от вертикального к разнонаправленному, можно считать выражение переливаться (из рук в руки) как вода ‘о незаметном, но непрерывном и быстром исчезновении, расходова-нии чего-л.’ (Мокиенко 2003). Актуализируемое в этом случае действие напра-влено сверху вниз, хотя попутно брызги воды разлетаются по сторонам. В рас-сматриваемом выражении находит свое отражение свойство, которое можно назвать неуловимостью, исчезаемостью.


3) Самым ярким примером, показывающим разнонаправленность движе-ния воды, является выражение рассыпаться как вода ‘о чем-л. легко, неуло-вимо и бесследно ускользающем’ (Мокиенко 2003). Здесь так же, как и в пре-дыдущем выражении, используется черта неуловимости, исчезаемости.

Вода, ударяемая пестом, подвергаясь подобного рода силовому воздейст-вию, начинает хаотически перемещаться в сосуде, что можно легко предста-вить на примере словосочетания толочь воду в ступе (Молотков 2001). Его переносный смысл предполагает бестолковость совершаемого действия, как и в носить воду решетом. Пространство и форма сосуда ограничивают воз-можности перемещения для воды, ее движением руководит человек, при про-мывании, полоскании в этом сосуде чего-либо, как во ФЕ седьмая вода на ки-селе – dziesiąta woda po kisielu (Lukszyn 1998). Очень далекое, а скорее сомни-тельное родство, если не его отсутствие, представляющее переносный смысл данного выражения, опирается на представлении о промывании муки (Бирих и др. 1998), с актуализируемым для воды свойством способности образовывать смеси, растворы и взвеси, т. е. растворять или не полностью поглощать.

В дополнение к сказанному следует также отметить, что существует груп-па ФЕ, основанных на наблюдении взаимоотношений между водой и предме-тами, водой и животными, а также учитывающими поведение человека при наличии воды в нем самом. Некоторые единицы на основании сопоставления с водой позволяют более точно определить заключенный в них переносный смысл, – например, текучесть, как свойство воды, приписываемая деньгам в их обращении человеком: деньги плывут как вода (Мокиенко 2003) – pie-niądze płyną jak woda (Stypuła 1974), pieniądze idą jak woda. В свою очередь, выражение как с гуся вода кому что – spływa po kim jak woda po gęsi (kaczce) (Lukszyn 1998) опирается на знание свойств представителей животного мира. Поскольку перья водоплавающих птиц не намокают и вода стекает по ним, так же и до человека не доходят слова, к нему обращенные, не касаясь его и стекая, словно вода. В свою очередь ФЕ набрать в рот воды – nabrać wody w usta (Lukszyn 1998), опираясь на знании того, что вода во рту не дает гово-рить, что ведет неизбежно к молчанию, предполагает воздействие воды на осо-бенности проявления человека. Подобных ФЕ значительно больше, однако для иллюстрации ограничимся приведенными.

В работе были рассмотрены лишь некоторые качества и способности воды, которые можно считать универсальными. К таковым относятся, едва ли не в первую очередь, особенности движения воды, одинаково воспринимаемые всеми и отражаемые в языковых картинах мира каждого языка. Во фразео-логии находят свое отражение лишь некоторые аспекты такого движения, что можно было заметить на приведенных нами русских и польских примерах. Помимо ведущего свойства воды, определяемого как текучесть, в рассмотрен-ных нами ФЕ нашли свое отражение также такие качества, представляемые как антропоморфные либо переходящие на человека, имеющие к нему отно-шение, как целеустремленность, спокойствие, постоянство, однообразие, на-стойчивость, упорство; всепоглощаемость, внезапность, быстрота, неулови-мость, плотность; отрезвляющие и освежающие свойства, сила, энергия и др.


Как было показано в ходе анализа, многие действия, осуществляемые водой, человеком в контакте с водой, получают свой переносный смысл посредством указанных качеств. В обсуждавшихся единицах вода, представляясь источни-ком и носителем черт, передаваемых человеку, может рассматриваться в ка-честве образца для языкового их оформления. Вода течет и движется своим ритмом, переходя из твердого в газообразное, а затем в жидкое состояние, об-разуя круговорот, систему свойственного ей вращения, которую также можно рассматривать как разновидность ее движения, однако уже в другом исследо-вании.

Словари Бирих и др. 1998 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской

фразеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 1998. БТС 1998 = Кузнецов С. А. (ред.) Большой толковый словарь русского языка. Санкт-

Петербург, 1998. Мокиенко 2003 = Мокиенко В. М. Словарь сравнений русского языка. Санкт-Петер-

бург, 2003. Молотков 2001 = Молотков А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского языка.

Москва, 2001. Федоров 1995 = Федоров А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского литератур-

ного языка. Т. 1. Новосибирск, 1995.

Karolak 1998 = Karolak S. Słownik frazeologiczny rosyjsko-polski. T. 1–2. Warszawa, 1998. Lukszyn 1998 = Lukszyn J. (red.) Wielki słownik frazeologiczny polsko-rosyjski i rosyjsko-

polski. Warszawa, 1998. Skorupka 1987 = Skorupka S. Słownik frazeologiczny języka polskiego. T. 1–2. Warszawa,

1987. Stypuła 1974 = Stypuła R. Słownik przysłów rosyjsko-polski i polsko-rosyjski. Warszawa,

1974.

Литература Ломоносова 2007 = Ломоносова Ю. Е. Гештальт-анализ в изучении фразеологических

составляющих концепта «вода» (на материале русского и французского языков). Вісник Харківського національного університету 773. Харків, 2007. 50–52.

Хайруллина 2011 = Хайруллина Д. Д. Фразеологические единицы с компонентом вода в английском, русском и татарском языках. Вестник ВГУ 2011/1: 171–174.

Adamiczka 2011 = Adamiczka M. Оценочные аспекты языковой картины воды во фра-зеологии и паремиологии русского и польского языков. In: Lengua rusa, visión del mundo y texto. Granada, 2011. 69–74.


Komponent voda v české frazeologii v povědomí vysokoškolské mládeže

ŠINDELÁŘOVÁ Jaromíra

Ústí nad Labem, Česká republika E-mail: [email protected]

Voda je v nejobecnější rovině vnímána jako zdroj života, stejně tak jako půda nebo vzduch. V lidské mysli nevytváří pouze představu tekutiny, kterou člověk do svého těla přijímá, ale může zahrnovat celou řadu konotací různého původu. Voda může být křišťálově čistá či průzračná a je symbolem očištění, omlazení, nového za-čátku a smytí viny (voda křtu). Mnohdy může figurovat také jako synonymum pro osvěžení a v reklamní sféře pak často jako prostředek k regeneraci. Voda tedy není znakem pouze na úrovni jazyka, jenž je korelací označujícího a označovaného, ale už znakem druhotným, který zahrnuje různé konotace, jež se projevují nejen v jazyce (frazémy typu živá voda) či literatuře, ale i v jiných sférách, jako např. v malířství, sochařství apod., a tak se stává mýtem, který představuje v jistém smyslu významový posun (Novosadová 2012).

Komponent voda se vyskytuje ve frazeologii a paremiologii s různou intenzitou ve všech jazycích, v nichž zaujímá i z hlediska kuturologického významné místo. Do českého prostředí pronikly např. některá přísloví (frazeologické jednotky v širo-kém slova smyslu – dále jen FJ) i ze vzdáleného asijského prostředí (Kdo jí ovoce, má při tom myslet na ty, kdo vypěstovali ovocné stromy. Kdo pije vodu, má myslet na pramen) různého původu, např. korejského (I vodu pij s mírou, dívá-li se na tebe dítě), japonského (Bez vesel v člunu se přes vodu nepřeplavíš), čínského (Kdo se chce naučit plavat, musí skočit do vody) apod., a afrického prostředí (Krokodýl je silný, jen když je ve vodě). Velmi frekventované jsou FJ původu slovanského, např. české-ho (Koně můžeš přivést k vodě, ale napít se musí sám. Krev není voda) či polského (Jez chléb a pij vodu, nepřijdeš na chudobu) apod., časté jsou i FJ pocházející z la-tiny (K psímu životu je třeba jen voda a chléb) nebo perštiny (Komu stojí voda nad hlavu, jedno jestli loket nebo sto).

V české frazeologii zůstávají dodnes živé také mnohé citáty s komponentem voda jednak od známých osobností, jako např. Bohatství je jako mořská voda. Čím více se pije, tím je větší žízeň (Arthur Schopenhauer), Důstojnost pro člověka je tolik, co pro rybu voda (John Adams), jednak i od neznámých autorů (Láska je jako voda. Všude je jí dostatek, ale v dlani ji neudržíš).

Přirozeně hranice mezi folklórními příslovími na straně jedné a okřídlenými výrazy na straně druhé není ostrá a přímočará, jak ostatně dokazují i výše uvedené příklady. Tak např. s citátem Co je nad kámen tvrdší, co nad vodu měkčí být může? Tvrdý však kámen voda měkká vyhloubí přec (Publius Ovidius Naso) koresponduje široce známý příslovečný prototyp v různých jazycích, který autora nemá. Např. v ruš-tině Капля по капле и камень долбит; v latině Gutta cavat lapidem, v angličtině Constant dropping wears away the stone, v němčině Steter Tropfen höhlt den Stein,

620 Šindelářová Jaromíra

v italštině La gocciascava la pietra, ve francouzštině Goutte à goutte l’eau creuse la pierre, ve španělštině Continua gotera cava lapiedra aj. Důležité však je, že z hle-diska konotativní univerzálie podléhají oba typy parémií dominantní symbolice, kte-rou představuje v obecné rovině pojem „voda“.

Zejména ve slovanské frazeologii a paremiologii představuje komponent voda velice bohatý a zajímavý námět k řadě výzkumů, a to např. z aspektu historicko-ety-mologického, etnolingvistického, nářečního a srovnávacího, sémantického, pragma-tického a kognitivního atd., přičemž odkrývá dynamické procesy ve frazeologii, které úzce souvisejí s kulturními, společenskými a politickými změnami v životě jednotli-vých národů. Sledování výskytu FJ v přirozených jazycích z hlediska synchronního pak umožňuje nejen registrovat aktuální změny ve frazeologickém fondu různých národů, ale sledovat i proměny a vývojové tendence v konkrétních jazycích, a proto jsme se rozhodli k tématu budapešťské konference provést vlastní šetření.

Výzkum jsme realizovali na konci loňského roku a zaměřili ho na frazeologic-kou kompetenci českých vysokoškolských studentů jako představitelů současné mla-dé generace. Na základě dotazníkové analýzy jsme zjišťovali u studentů oboru Uči-telství pro 1. stupeň základních škol na katedře bohemistiky Pedagogické fakulty Univerzity Jana Evangelisty Purkyně v Ústí nad Labem úroveň jejich znalosti FJ s komponentem voda v české frazeologii (aktivní využívání – pasivní znalost – ne-znalost) a sledovali frekvenci vybraných FJ z hlediska jejich živosti v českém vyso-koškolském prostředí.

U vzorku 200 studentů jsme navázali na společný vědecký německo-rusko-slo-venský projekt Bible and Christianity in Phraseology (Greifswald–Sankt Petersburg–Ružomberok, 2010–2012), jehož cílem bylo sledovat odkaz společného kulturního dědictví v povědomí současné mladé generace na vybraném souboru biblických FJ internacionálního charakteru ve třech jazycích (s porovnatelnou východiskovou si-tuací ve změněných společensko-politických poměrech: Baláková 2012, Kováčová 2013, Šindelářová 2013), a na výzkum paremiologické kompetence u mladé a střední generace v České republice realizovaný na obdobném principu (Šindelářová 2012).

Ke zjišťování frazeologické kompetence vysokoškolské mládeže v naší sondě jsme přistupovali obdobně jako autoři mezinárodního projektu dichotomicky a opí-rali jsme se o metodiku vypracovanou D. Balákovou, hlavní řešitelkou projektu (viz Baláková 2012, Baláková 2013; srov. také Kováčová 2012, Kováčová 2013). U oslo-vených respondentů jsme sledovali v první fázi výzkumu jejich frazeologickou kom-petenci v širším smyslu, tedy z hlediska aktivního užívání FJ s komponentem voda v úzu včetně pasivní znalosti (avšak bez posouzení správné sémantické interpretace FJ), ve druhé fázi v užším pojetí tzv. frazeosémantickou kompetenci, jež představuje vyšší stupeň frazeologické kompetence a odráží hlubší úroveň znalosti zahrnující adekvátní sémantickou interpretaci FJ.

V další části textu vyhodnotíme některé specifické výsledky první části sondy, jejíž cílem bylo porovnat živost FJ v povědomí vysokoškolské mládeže a zjistit jejich preferenční využitelnost v současném českém jazyce.

V dotazníkové sondě, která zahrnovala 55 FJ s komponentem voda, jsme ově-řovali, zda budoucí pedagogové jsou schopni podle vlastní zkušenosti posoudit vy-braný příslušný vzorek FJ z hlediska jeho užívání.

Komponent voda v české frazeologii v povědomí vysokoškolské mládeže 621

Při výběru FJ obsahujících komponent voda jsme vycházeli ze Slovníku české frazeologie a idiomatiky (Čermák 2009) a do dotazníků jsme zařadili jak různá při-rovnání (Čermák et al. 2009a: 388–390), např. růst jako z vody, a výrazy větné (Čer-mák 2009: 967–970), např. To je voda na jeho mlejn / mlýn, tak i výrazy neslovesné (Čermák et al. 2009b: 387–388), např. velká voda. U některých vybraných FJ jsme uvedli i jejich varianty, přičemž studenti měli podtrhnout nejznámější z nich. Tak např. u přirovnání č. 7 (číslo označuje pořadí FJ v dotazníku) mohli studenti podtrže-ním upřednostnit a zvolit jednu z uvedených variant: být / hnát se /valit se /přihnat se /přihrnout se (někam) jako velká voda, obdobně i u neslovesného výrazu č. 19: z jedné /první vody (načisto) či u větného výrazu č. 38: Vodu s ohněm nesmícháš / Voda se s ohněm nesnáší.

Respondenti vybírali jednu z pěti možností na třech úrovních: 1A – znám, po-užívám, umím vysvětlit význam (přičemž museli uvést význam); 1B – znám, použí-vám, neumím vysvětlit; 2A – znám, nepoužívám, umím vysvětlit (opět museli vyložit jeho význam); 2B – znám, nepoužívám, neumím vysvětlit; 3 – neznám.

Výsledky našeho šetření s cílem posoudit frazeologickou kompetenci v širším smyslu ukázaly (viz graf č. 1 – Frazeologická kompetence I a graf č. 2 – Frazeolo-gická komptence II), že téměř polovina oslovených respondentů (47%) užívá pří-slušné FJ s komponentem voda aktivně (FJ označené na úrovni 1A a 1B), zatímco k pasivní znalosti (FJ označené na úrovni 2A a 2B) se hlásí 28% studentů. Čtvrtina respondentů (25%) označila posuzované FJ jako neznámé (úroveň 3).

Frazeologická kompetence I Frazeologická kompetence II (Graf č. 1) (Graf č. 2)

1A: 5089 = 46,4%

1B: 59 = 0,6%

2A: 3026 = 28%

2B: 105 = 1%

3: 2721 = 25%3: 2721 =

25%

1A+1B: 5148 = 47%

2A+2B: 3131 = 28%

Získané výsledné hodnoty svědčí o poměrně dobré znalosti posuzovaného sou-

boru FJ, v němž převažuje aktivní užívání a pasivní znalost nad neznalostí, přičemž téměř polovina respondentů užívá příslušné FJ aktivně a i jejich pasivní znalost pře-važuje nad neznalostí, což jsme také s ohledem na závěry z předchozích výzkumů předpokládali (srov. s podobně zaměřenými frazeologickými výzkumy v českém pro-středí, blíže viz Šindelářová 2012, Šindelářová 2013).


K nejčastěji užívaným FJ s komponentem voda patří tyto FJ (užívané v uvede-ných variantách a řazené sestupně od nejvyšší hodnoty): přihnat se (někam) jako velká voda (FJ č. 7), růst jako z vody (FJ č. 12), Teče mu (voda) do bot (FJ č. 26), Voda je (teplá) jako kafe (FJ č. 31), Voda je jako led (FJ č. 33), které aktivně užívá všech dvě stě oslovených studentů. Velmi frekventované jsou také další FJ jako Us-nul jako když ho do vody hodí (FJ č. 15 v počtu 199), Mít žaludek jako na vodě (FJ č. 10 v počtu 198), Tichá voda (FJ č. 23 v počtu 196), Tichá voda břehy mele (FJ č. 43 v počtu 196), Čeká velkou vodu (FJ č. 44 v počtu 191), Uteče to jako voda (FJ č. 55 v počtu 190), Samá voda – přihořívá – hoří! (FJ č. 53 v počtu 188), Pít něco jako vodu (FJ č. 11 v počtu 188), Živá voda (FJ č. 25 v počtu 184), Velká voda (FJ č. 24 v počtu 183), Zmizel jako by se do vody propadl (FJ č. 6 v počtu 180), (mít) času jako vody (FJ č. 8 v počtu 170), Letí / utíká to jako voda (FJ č. 5 v počtu 168) atd.

Následně uvedeme nejméně známé (a tedy i nejasné) FJ s konkrétními počty respondentů (řazeno sestupně od nejvyšší hodnoty), kteří posuzované FJ označili „neznám“. Patří k nim např. Z jedný vody šup na plot (FJ č. 39 v počtu 186), Voda je (teplá) jako louh (FJ č. 34 v počtu 185), Sjede / sveze se to po něm jako voda po huse (FJ č. 30 v počtu 184), Snáze jest v kalné vodě ryby loviti (FJ č. 41 v počtu 180), Je to jako voda z fuseklí / z vyvařený fusekle (FJ č. 29 v počtu 180), Co má viset, ne-utopí se, i kdyby voda přes šibenici ležela (FJ č. 42 v počtu 177), Mít řečí jako vody (FJ č. 9 v počtu 166), Voda rozum nekalí (FJ č. 40 v počtu 154), Voda je jako žiletky (FJ č. 48 v počtu 151), Spát jako na vodě (FJ č. 16 v počtu 120), Piješ to jako vodu (FJ č. 51 v počtu 109), Voda bere, voda dává (FJ č. 46 v počtu 82), Vodu s ohněm nesmícháš /Voda se s ohněm nesnáší (FJ č. 38 v počtu 75).

Dalším kritériem bylo posoudit frazeologický soubor obsahující komponent vo-da na ose centrum (jádro) – postcentrum – periférie se záměrem určit živost jednot-livých sledovaných FJ. Při stanovení hraničních (procentuálních) hodnot těchto tří oblastí různého výskytu sledovaných FJ jsme vycházeli ve shodě s autory mezinárod-ního projektu ze součtu odpovědí 1A + 1B a 2A + 2B. První pásmo odpovídá jed-notkám centra frazeologického úzu respondentů v procentuálním rozpětí: 100–76%, druhé odráží rozpětí 75–51% a přiřazuje FJ do postcentra. Poslední pásmo s hodno-tou 50–0% tvoří FJ nacházející se na periférii či na úplném okraji frazeologického úzu vysokoškoláků (viz graf. č. 3, blíže Baláková 2013).

Exponovanost FJ podle hraničních pásem (Graf č. 3)

Menší rádius hraničních hodnot pásem „centra“ a „postcentra“ oproti dvojnásobné hodnotě „periferní“ oblasti vycházel z aktuálních výsledků dřívějších výzkumů (srov. Baláková 2012, Baláková 2013; Kováčová 2012, Kováčová 2013; Šindelářová 2012,


Šindelářová 2013), v nichž se v povědomí vysokoškolské mládeže ukázalo pásmo periferie z hlediska exponovanosti FJ podstatně širší než další dva typy pásem. Ač-koliv výsledky naší sondy ukázaly, že v komunikaci budoucích pedagogů převažuje postavení sledovaných FJ v centru (36 FJ) na rozdíl od postcentra (pouze 7 FJ) a periférie (12 FJ), neměnili jsme (s ohledem na další zamýšlené srovnávací analýzy frazeologického materiálu) hraniční hodnoty pásem.

V centrálním pásmu (v jádru) se přirozeně nacházejí FJ, které studenti nejčastěji užívají (bez ohledu na schopnost správné interpretace) a některé z nich jsou již uve-deny v textu výše. K nim lze na základě výsledného statistického zhodnocení přiřa-dit i další FJ, jako např. Voda je jako křištál (FJ č. 32), Voda hučí po lučinách, bory šumí po skalinách, v sadě skví se jara květ, zemský ráj to na pohled… (FJ č. 35), To je voda na jeho mlejn /mlýn (FJ č. 36), Voda to odnesla /vodnesla (FJ č. 50), Už hodně vody uplynulo od… (FJ č. 54), Zůstal / stál jako by ho (studenou / horkou vo-dou) polil /poleje. / Zůstal /stál jako by ho vodou polil / jako když ho vodou poleje / jako vodou opařený (FJ č. 18), Kde sou / jsou ty časy? – Voda je vzala (FJ č. 27), Hodně / mnoho vody uplynulo / uteklo (už) od tý / té doby. / Uteklo už mnoho vody (pod mostem), co… / Uteče / uplyne ještě hodně vody, než… / Už hodně vody v řece uplynulo od té doby, co… (FJ č. 28), Jako když se do vody propadne (FJ č. 52), Je mokrý jako by ho do vody hodil (FJ č. 14), Zmizel /ztratil se jako by se nad ním voda zavřela / jako když se nad ním voda zavře (FJ č. 17), je to jako voda (FJ č. 3).

Dosažené hodnoty jednoznačně dokazují, že převažuje postavení sledovaných FJ v centru nad oběma dalšími typy, což je důkazem toho, že mladí vysokoškoláci jsou v kontaktu s FJ s komponentem voda a ty jsou v jejich komunikaci stále živé.

V poscentru se nachází pouze sedm FJ, jež uvádíme v pořadí podle sestupných hodnot: mrtvá voda (FJ č. 20), Ani vody by člověku nepodal (FJ č. 49), z jedné /první vody (načisto) (FJ č. 19), Voda se nad ním zavřela (FJ č. 47), Nemelem, nemelem, sebrala nám voda mlejn (FJ č. 37), Vodu s ohněm nesmícháš / Voda se s ohněm ne-snáší (FJ č. 38) a Voda bere, voda dává (FJ č. 46).

Na periférii se nachází dvanáct z posuzovaných FJ, jež jsou řazeny podle do-sažených hodnot sestupně: spát jako na vodě (FJ č. 16), Voda je jako žiletky (FJ č. 48), Voda rozum nekalí (FJ č. 40), Sjede to po něm jako voda po huse (FJ č. 13), mít řečí jako vody (FJ č. 9), (jako) voda (z fuseklí) (FJ č. 4), Co má viset, neutopí se, i kdyby voda přes šibenici ležela (FJ č. 42), Je to jako voda z fuseklí / z vyvařený fusekle (FJ č. 29), Snáze jest v kalné vodě ryby loviti (FJ č. 41), Sjede / sveze se to po něm jako voda po huse (FJ č. 30), Voda je (teplá) jako louh (FJ č. 34) a Z jedný vody šup na plot (FJ č. 39).

Jen ve stručnosti přiblížíme i výsledky druhé fáze výzkumu, v níž jsme se po-kusili navázat na německo-rusko-slovenský projekt (viz v textu výše) a usouvztažnit frazeologickou kompetenci vysokoškolského mládeže v širším smyslu s frazeolo-gickou kompetencí v užším smyslu, resp. s jejich frazeosémantickou interpretací, a to na základě podaných definic, opisů či jiných ekvivalentních obrazů.

Graf č. 4 – Frazeosémantická kompetence (viz níže) zobrazuje výsledky této druhé části sondy, jež zcela potvrdily, že FJ odpovídající úrovni 1A a 2A převažují (73,4%) nad úrovní 1B a 2B (1,6%), což je důkazem toho, že posuzovaný frazeolo-gický soubor byl z velké části (těměř ze tří čtvrtin) správně interpretován (jen k 1,6%


FJ z jejich celkového počtu nebyl podán žádný výklad, nebo byla příslušná FJ inter-pretována chybně) oproti jedné čtvrtině FJ v tomto souboru, které byly označeny res-pondenty jako „neznámé“ (úroveň 3).

Frazeosémantická kompetence (Graf č. 4)

3: 2721 = 25%

1A+2A: 8115 = 73,4%

1B+2B: 164 = 1,6%

Výsledky našeho šetření v českém prostředí (ve shodě se závěry autorů mezi-národního projektu z prostředí ruského, německého a slovenského) potvrzují, že adekvátní úroveň frazeologického (specifického jazykového) vědomí předpokládající přesnou a správnou znalost významu konkrétní FJ nemusí být nutnou podmínkou úspěšné komunikace, neboť rodilí mluvčí dokáží na základě svého jazykového (a v jeho rámci i frazeologického) povědomí použít FJ vhodným a přijatelným způso-bem a k tomu jim postačí velmi často jen povrchová sémantická znalost příslušné FJ (srov. se závěry Kováčová 2012: 686).

Sonda do české frazeologie prostřednictvím přirovnání, neslovesných a větných výrazů s komponentem voda nám umožnila odhalit jádro a periferii souboru 55 FJ s komponentem voda z hlediska jejich živosti v českém vysokoškolském prostředí.

Prezentované výsledky naší sondy do frazeologické a frazeosémantické kom-petence v českém vysokoškolském prostředí mohou posloužit nejen ke konfrontaci sledovaných jevů např. s povědomím slovenské vysokoškolské mládeže (srov. s po-dobně zaměřeným výzkumem D. Balákové na FF KU v Ružomberku realizovaným v tomto roce), k vytvoření představy v nadnárodním měřítku o současném společném jádru nebo periferii FJ s komponentem voda z hlediska jejich živosti v aktivním a pasivním frazeologickém úzu vysokoškolských studentů v současnosti, ale i k obec-nějším závěrům v souvislosti se sledováním frazeologické kompetence a fondu fraze-ologických internacionalismů v povědomí mladé evropské generace. Závěry našeho výzkumu a jejich konfrontace s obdobně zaměřenými projekty u nás i v zahraničí mohou odhalit nejen specificky národní, nýbrž i širší kulturologické a integrační ten-dence v současném evropském prostředí.


Jsme přesvědčeni o tom, že nejen tato sonda, ale i další obdobně zaměřené výz-kumy potvrdí, že dynamika frazeologického fondu je stále proměnlivá, neboť odráží nejen kulturní a společenské změny v dané epoše a v konkrétním prostředí, ale i vý-vojové změny včetně generačních rozdílů v konkrétním jazyce, a proto je zapotřebí věnovat jejímu synchronnímu bádání i nadále pozornost.

Literatura Baláková 2012 = Baláková D. Frazeologická kompetencia mladej slovenskej generácie (na

materiáli biblickej frazeológie). In: Słowo. Tekst. Czas. T. XI. Frazeologia słowianska w as-pekte onomazjologicznym, lingwokulturologicznym i frazeologicznym. Szczecin–Greifs-wald, 2012. 171–178.

Baláková 2013 = Baláková D. Biblická frazeológia v po/vedomí slovenskej, ruskej a nemec-kej mladej generácie. In: Die slawische Phraseologie und die Bibel. Greifswald–Sankt Petersburg–Ružomberok, 2013. 22–30.

Čermák 2009 = Čermák F. Slovník české frazeologie a idiomatiky. T. 4. Výrazy větné. Praha, 2009.

Čermák et al. 2009a = Čermák F., Hronek J., Machač J. Slovník české frazeologie a idioma-tiky. T. 1. Přirovnání. Praha, 2009.

Čermák et al. 2009b = Čermák F., Hronek J., Machač J. Slovník české frazeologie a idioma-tiky. T. 2. Výrazy neslovesné. Praha, 2009.

Kováčová 2012 = Kováčová V. Frazeologická kompetencia slovenskej strednej generácie (na materiáli biblickej frazeológie). In: Słowo. Tekst. Czas. T. XI. Frazeologia słowian-ska w aspekte onomazjologicznym, lingwokulturologicznym i frazeologicznym. Szczecin–Greifswald, 2012. 686–693.

Kováčová 2013 = Kováčová V. Biblická frazeológia v porovnávacích reláciách frazeologic-kej kompetencie slovenskej, ruskej a nemeckej mladej generácie. In: Die slawische Phra-seologie und die Bibel. Greifswald–Sankt Petersburg–Ružomberok, 2013. 102–110.

Novosadová 2012 = Novosadová B. Co čekáme od vody a kdo za to může? In: Markething, 29.10.2012. http://www.markething.cz/co-ocekavame-od-vody-a-kdo-za-to-muze.

Šindelářová 2012 = Šindelářová J. Paremiologická kompetence mladé a střední generace (na materiálu přísloví biblického původu). In: Słowo. Tekst. Czas. T. XI. Frazeologia słowian-ska w aspekte onomazjologicznym, lingwokulturologicznym i frazeologicznym. Szczecin–Greifswald, 2012. 604–611.

Šindelářová 2013 = Šindelářová J. Фразеологические библеизмы в чешской речи (резуль-таты проектного исследования). In: Die slawische Phraseologie und die Bibel. Greifs-wald–Sankt Petersburg–Ružomberok, 2013. 171–178.

http://www.markething.cz/co-ocekavame-od-vody-a-kdo-za-to-muze


Геокультурные реминисценции минеральной воды: от источников до «водяного общества»

ШУЛЬЖЕНКО Вячеслав Иванович

Пятигорск, Россия E-mail: [email protected]

Начнем с длинной, но крайне необходимой в дальнейшем пушкинской ци-таты из «Путешествия в Арзрум»:

Я нашел на водах большую перемену. В мое время (первое путешествие на Кав-каз с семьей Раевских в 1820 году, когда Пятигорск носил название – поселение Горячие Воды) ванны находились в бедных лачужках, наскоро построенных. По-сетители жили кто в землянках, кто в балаганах. Источники, по большей части в первобытном своем виде, били, дымились и стекали с гор по разным направле-ниям, оставляя по себе серные и селитровые следы. У целебных источников ста-рый инвалид подавал вам ковшик из дерева или разбитую бутылку. Ныне выстро-ены великолепные ванны и дома. […] Ключи обелены, выложены камнем, и на стенах ванн прибиты полицейские предписания. Везде порядок, чистота, краси-вость. […] Признаюсь: Кавказские воды представляют ныне более удобностей; но мне было жаль их прежнего дикого состояния (Пушкин 1995: 447).

В процитированных пушкинских словах в общекультурном смысле сразу же на себя обращает внимание беспокоящая великого поэта мысль о вмеша-тельстве человека в природную среду только осваиваемого империей простран-ства, символами которого впоследствии стали источники минеральной воды знаменитых в России городов-курортов, которые для нас, вне всякого сомне-ния, являются наглядным примером реализации картезианского проекта чело-веческого господства над дикой кавказской природой.

В сравнительно недавно вышедшей книге Ф. Грея «История курортов. Архитектура, общество, природа» подробно исследован «водный» курорт (правда, морской), исследован добротно, с точки зрения крайне затребованных сегодня социопсихологического и эстетического подходов, но, к сожалению, при полном отсутствии русского материала (Грей 2009).

Потому, думается, будет не лишним напомнить вначале, что уникальность и выделенность Кавказских Минеральных Вод в пространстве России объяс-няется не только тем, что они были и остаются местом расположения самого элитного курорта огромной страны. Россия не обделена источниками (Жел-тыми, Сергиевскими, Мацестинскими, Марцеальными и пр.), но вряд ли будет считать большим преувеличением, имея в виду Кавказские Минеральные Воды, когда-то услышанные от одного местного священника слова: «Много в России воды, но воды одни». Ведь на самом деле эта, воспетая русской поэзией, земля уже более двухсот лет вполне резонно представляется неким форпостом Евро-пы на Кавказе, а их восприятию как границы миров способствовало во многом то обстоятельство, что на полуоси христианских КМВ расположены исламские

Геокультурные реминисценции минеральной воды 627

республики Северного Кавказа. Именно здесь находится кавминводский «ар-хипелаг», со своими четырьмя главными «островами»-городами: Пятигорском, Железноводском, Ессентуками и Кисловодском. Только вот название «Кавказ-ские Минеральные Воды» уж больно громоздкое, нерусское, чем-то похожее на Вест-Индскую компанию. Лучше, думается, было бы по существующим русским топонимистическим аналогам назвать их Водогорьем (Гороводьем), наподобие Лукоморья, Беловодья или Беломорья.

Как всякое геокультурное пространство, КМВ имеют свой «язык». Над Цветником на Горячей горе бронзовый орел когтит змею. Орел – символ Кав-казских Минеральных Вод. Считается, что, ужаленный змеей, он лечился здеш-ними водами. Сам же Пятигорск как город начинается в глубине Провала – подземной пещеры, потолок которой рухнул в результате растворения изве-стняков минеральными водами, после чего образовалась карстовая воронка с фотом и озером минеральной воды внутри, достигающим десятиметровой глубины. Воду из озера употреблял в лечебных целях уже Лермонтов, что по преданиям помогло ему излечиться от ревматизма. Но здесь более важны куль-турные коннотации; нам, к примеру, Провальское озеро представляется осно-ванием пирамиды самого Пятигорска, расположенного на склонах Машука, с венчающей его телебашней, острием своим упирающимся в Небо.

Мы глубоко убеждены, что именно состав минеральный воды во многом предопределил специфику каждого из городов КМВ, присущую им модель го-родского диспозитива. Так, Кисловодск предстает в локальной истории КМВ как модель утопического города, как возможное место «другой истории», ко-торую открывали для себя многие гении отечественной культуры, пробовав-шие знаменитый местный «Нарзан». Такого рода города создаются заново, часто на пустом месте, и здесь все должно быть иначе – ближе к утраченному Эдему. Другая городская модель – Ессентуки, его водные бренды «Ессентуки-2» и «Ессентуки-17». Они гармонично соединяют новые и старые постройки, пред-полагают вписанность города в естественный пейзаж и гармоническое соче-тание топосов приватной и публичной жизни.

Пятигорск же со своим источником «Красноармейский», в первую оче-редь, эффективный политический проект (неслучайно здесь расположилась администрация Северо-Кавказского федерального округа) и, одновременно, проект религиозный, проект священного города, благодаря расположенному рядом на горе Бештау Второ-Афонскому монастырю, крупнейшему, освящен-ному недавно самим патриархом, храму и резиденции полиэтничной епархии. Быстро растущий, проглатывающий все новые массы мигрантов со всего Кав-каза, это город – центр федеральной мощи и административного контроля, по-глощающий ландшафт, подчиняющий его своим утилитарным целям. Но как бы то ни было – Пятигорск – главный город Кавказских Минеральных Вод, несмотря на отдаленность от двух столиц, никогда не был настоящей россий-ской провинцией, так называемой «глубинкой». Как по природе своей не мо-гут быть захолустьем бальнеологические центры Старого света Баден-Баден или Карловы Вары. Именно здесь проходят символистские границы, дающие право утверждать: «Европа на Востоке начинается /кончается в Пятигорске».

628 Шульженко В. И.

Аристократичные минеральные воды «Славяновская» и «Смирновская» маркируют тихий, уютный Железноводск, словно поощряя развитие искусств и ремесел. Водная подоплека в случае с этим полисным проектом воочию убеж-дает в наличии некой онтологической перспективы, для которой собственно материализация воды – лишь ворота в какое-то другое измерение, деконстру-ирующее наше представление о самих себе.

Города у подножья Большого Кавказского хребта, разделяющего Восток и Запад, ислам и христианство, каменное продолжение до того водной – среди-земно-черноморской, берущей начало на Гибралтаре, границы между циви-лизациями. Парадокс, но именно это внефоновое, азональное с точки зрения культурного ландшафта место было самым притягательным в рейтинге турист-ско-рекреационных предпочтений советских людей.

Все это не могло не привести к югофильству, которое, как утверждает в своей концептуальной, продолжающей оставаться единственной в своем ро-де, книге «Природа, мир, тайник вселенной» М. Г. Эпштейн, есть «первая, во многом утопическая антитеза балтийской (опять-таки „водной“) ориентации России, предрешенная Петром I». Однако оно – югофильство – не получило внятно оформленной основной – экзистенциальной – темы, которая как раз и способствует складыванию понимания текста, «истории места». Мы попыта-лись заполнить эту брешь уже в наше время, и пришли к выводу, что «Импе-рия» во времена Екатерины просто не могла существовать без водного «Ку-рорта», как важнейшего элемента ее внутреннего строения, достойным отве-том на негативные интерпретации ее врагов по поводу идеи «Третьего Рима». Империя не может жить без регулярной «подпитки», влияющей на ее упроче-ние, присущая ей энтелехия настаивает на создании некоей рекреационной зо-ны (дачной ли, усадебной ли по примеру Рима Первого). То есть колонизация Россией Кавказа обоснована не утилитарной идеей об усилении экономиче-ской мощи метрополии, как в случае с Испанией, Англией, Францией, Порту-галией, и даже не религиозными, а чисто культурно-повседневными основани-ями. Вот почему на метафизическом уровне вначале имперской истории стоит мужчина /воин – Петр, а потом Екатерина – женщина /хранительница очага. Женщина исторически, напомним, привела мужчину к «комфорту» бытия.

В пользу того, что Воды на глубинном уровне изначально не мыслились в качестве некоей геополитической конструкции, свидетельствует, в частности, очень важные для любого локального текста инициальные данные – имена уже названных образующих регион КМВ городов, и, самое важное, отсутствие на протяжении двух веков смены их названий. Пятигорск остался Пятигорском, Кисловодск – Кисловодском, Железноводск – Железноводском, и даже исто-рико-этимологически «затемненные» Ессентуки по сей день счастливо пребы-вают под своим первоначальным именем. Другими словами, неизбежная со сменой имен «смена масок» так и не коснулась этих благословенных мест ни при пяти русских царях, ни при белых генералах и казачьих атаманах, ни при коммунистах, особенно в этом преуспевших. Чего не скажешь о соседях – Вла-дикавказе (Орджоникидзе), Буденновске (Святой Крест), Карачаевске (Микоян-Шахар) и пр., и пр., и пр.


Косвенно подтверждают нашу мысль и пространственные характеристики КМВ: они эксцентричны, как ессентукская грязелечебница, которую чрезвы-чайно прагматичные немцы так и не решились уничтожить во время войны. Это сооружение воочию символизирует также родовую для кавминводского текста оппозицию «естественное – искусственное». Одновременно той же, к примеру, разветвленной петербургской мифосистеме кавминводская может противопоставить лишь «миф о живой воде», «миф о курортном рае», о кото-ром из известных политиков лучше всего «повествует» Геннадий Зюганов, и «космогенно-вулканический миф» (на территории КМВ расположены около десятка странных гор-одиночек).

Машук же примечателен тем, что своей славой затмил, по мнению мест-ного краеведа В. Хачикова, и столичные Воробьевы горы, и Пулковские высо-ты, и Мамаев курган, ибо он манит к себе своими тайнами: загадочной черной дырой, ведущей в страшные своей непредсказуемостью подземелья, необыч-ными пещерами, из которых доносятся непонятный гул и рокот; и источниками горячей воды, наделенной целебными свойствами.

Таким образом, к кладбищам, музеям, садам, паркам, колониям, библио-текам, церквам, тюрьмам, которые М. Фуко назвал гетеротопиями (или «дру-гими местами»), мы с полным основаниям можем отнести и источники мине-ральной воды (ИМВ). Любой из них, безусловно, легко воспринимается некоей пространственной единицей, в которой вот уже тысячи лет или обнаруживают себя люди, или живут рядом с ней, или пересекают по тем или иным причинам. Если исходить из аксиоматического для нас постулата «Вода знает „Всё“», вспомнить о благоговейном отношении к воде в культурах многих народов, видеть в ней основной элемент мироздания, то не составит труда воспринять ИМВ не только минимальной частицей мира, но и как универсальную гетеро-топию. Она функционирует по своим собственным законам, в чем особенно легко убедиться, забравшись в глубокие ущелья Кавказских гор, где вдруг об-наруживается твердо-жидкий (Земля – Вода), обладающий потрясающей цве-товой гаммой природный локус, живущий, казалось бы, по своим собственным законам. Если слегка перефразировать Фуко, то ИМВ, также как и музеи, есть хранилища «накапливающегося до бесконечности времени».

И здесь не будет большого преувеличения, ибо минеральная вода есть не-что иное как много лет назад ушедшая глубоко в землю дождевая вода. Она проходит сложный, исключающий возможность точного описания и навига-ции путь, просачивается сквозь причудливую ризому расщелин и пор различ-ных видов и типов почв и пород. Растворяя, вода одновременно включает в свой состав множество минеральных веществ из разных геологических фор-маций, и чем глубже она проникает в землю, тем чище, насыщеннее и горячее становится. Благодаря тайне своего состава, который обеспечивают ей уни-кальные свойства, она еще в древности приобрела в представлении человека некую магию, которой лишены обычные подпочвенные воды или воды рек и озер, завораживающие, скорее, своим визуальными атрибутами (стихийным началом, объемом, мощью потоков и волн, цветовой игрой и пейзажной кра-сотой и т. д.).


ИМВ в рекреационных зонах наряду с грязелечебницами, терренкурами, ванными, парками очень важный «топик», в создании которого, как и в других гетеротопиях, непременно участвует искусство. Благодаря этому обстоятель-ству пространство преобразуется, делается другим. То есть собственно сам ис-точник как природное явление нередко служит художнику (скульптуру, живо-писцу, поэту, композитору, архитектору, режиссеру) основой для производства места «в реальном пространстве, отсылающем нас к определенным политиче-ским, этическим и эстетическим кодам». Известно, древние греки создавали у целебных источников святилища, посвященные богу Асклепию, а в античном Риме в подобных же местах возводились храмы в честь покровителя меди-цины Эскулапа. Кстати, и сегодня все главные христианские храмы в городах Кавказских Минеральных Вод находятся в непосредственной близости и не-редко в окружении целебных источников.

Подчеркнем, что и рядом находящийся Северный Кавказ в этом отноше-нии не исключение: в фольклоре живущих здесь на протяжении многих веков народов не счесть «водных» легенд, а на его территории от Дагестана до Ады-геи найдено множество следов бань-купален, использовавшихся для лечения минеральными водами. Эта, казалось бы, хорошо известная еще с первобыт-ной эпохи чисто гигиеническая процедура очищения организма со временем из устных преданий о волшебной силе бьющих прямо из земных глубин источ-ников превратилась в философское учение о красоте и здоровье, принципы которого распространялись не только на тело, но и сам образ жизни и мыслей человека. И, естественно, на творческие интенции человека, результатом кото-рой и являются произведения искусства.

Гетеротопия источника минеральной воды это, как мы уже заметили, с од-ной стороны, крохотный фрагмент мира, а с другой, его завершенная целост-ность. Это не просто природный объект, а питьевая галерея или, на худой ко-нец, питьевой бювет, но в любом случае – пространство «одомашненной», уют-ной природы – убеждает человека в его способности принимать и трансфор-мировать окружающий мир. Возьмем, к примеру, Елизаветинскую в пятигор-ском Цветнике. Ее создатель – английский архитектор Самуил Уптон – занялся строительством в 40-х годах ХIХ в., и строил не просто галерею, а создавал символ имперской власти на Кавказе. И вот что интересно отметить в этой связи: галереи и бюветы во всех четырех городах-курортах с их типологиче-ским родством с западноевропейскими аналогами должны были символизи-ровать победу Нового времени и здесь, в самом диком захолустье Старого света. Но если центральное положение в европейской водной мифологии дол-гое время занимал Нептун, хотя и не в качестве олицетворения первостихии Воды, а – с его грозным окриком «Я вас!» (Quos ego!), обращенным к мор-ским тварям, – как воплощение верховного разума, усмиряющего неистовство плоти, то на Кавминводах в точном соответствии с упомянутым дискурсом власти витал образ полководца, о котором Пушкин сказал: «Смирись, Кавказ! Идет Ермолов!».

Благодаря созданным на основе минеральной воды бальнеологическим курортам во многих странах западной цивилизации возник такой региональный


социокультурный феномен, как «водяное общество», описанный в разных ра-курсах в крупнейших европейских литературах. Ему, в первую очередь, обя-зана русская словесность зарождению «курортного» романа. Только напомним здесь, что не только Пушкин в свое время думал о написании «романа на Во-дах», но и столь, казалось бы, далекий от «курортной» темы автор, как герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов, вдохновленный «Сент-Ронан-скими водами» Вальтера Скотта. В его основе, напомним, интригующий сю-жет, разворачивающийся в малолюдном шотландском курортном поселке и воссоздающий – с изрядной долей сатирического колорита – картину совре-менных нравов, прорастания эгоистических, корыстных, агрессивно-прагма-тических интересов в родовой среде. Давыдов «загорелся» идеей сочинить нечто подобное, благо, фактура кавказских вод удивительным образом соот-носилась в человеческом и социальном плане с происходящим в шотландской провинции. Своим замыслом он делится с Вальтером Скоттом, может быть, втайне рассчитывая на одобрение мэтра. В детализации формирующегося пла-на нравоописательного романтического создания Давыдов приоткрывает те объективно существующие параллели в образной и проблемной структуре, ко-торые связывали бы два образца, выявляя тем самым общность человеческих страстей в их национально-специфической орнаментовке. Давыдовские раз-мышления об открывающейся перед ним творческой перспективе позволяют судить о характерных штрихах его жизни на Водах, внутренне напряженной и деятельной. Ценен для нас, лишенных достоверных фактических свидетельств о тогдашних делах и занятиях Давыдова, рассказ о поездке в черкесский аул с воссозданием колорита мусульманского ритуального торжества.

Жизнь курортника в XIX веке изобразила в своем романе-памфлете «Проделки на Кавказе» (1844) и хорошо знавшая ссыльных декабристов Екатерина Лачинова. У нее, в сразу же после выхода запрещенной цензурой книге, есть немало ставших для этого жанра каноническими пассажей. Роман «Проделки на Кавказе», где персонажами являются Печорин с Грушницким, был талантливо переработан уже совсем недавно одним из самых известных современных прозаиков Б. Акуниным в романе «Герой иного времени».

Также по-своему знаменательно, имея в виду антиномию «веков» – Золо-того и Серебряного, появление на их рубеже в конце XIX столетия двух про-изведений с путешествующими героями, действие которых развивается на Во-дах. В них природный и социальный антураж прописан по давно использован-ному романтиками принципу «местного колорита». Но главное – социальная составляющая – «водяное общество» – реализована по лермонтовским лекалам, правда, без основательности художественной проработки, присущей автору «Героя нашего времени».

В мелодраматическом «Романе о Кисловодске» (1896) В. Буренина, кото-рый пользовался большим читательским успехом и выдержал шесть изданий, живописуются с достаточной степенью психологической мотивировки курортно-любовные отношения успешного в своей мужской ипостаси адвоката с его мо-лодой спутницей, внезапно умирающей в финале – прямо на прогулке по живо-писным окрестностям в непосредственной близости от нарзанного источника.


Значительным вниманием читающей публики пользовалась и беллетри-стическая трилогия В. Микулич (псевдоним Л. И. Веселитской), повествующей о ничем непримечательной легковесной эгоистичной девушке, вышедшей за-муж за пожилого, непрезентабельного внешне и внутренне генерала, имеющего к тому же четверых побочных детей, втайне мечтающей о настоящей любви: «Мимочка-невеста» (1889); «Мимочка на Водах» (1891); «Мимочка отрави-лась» (1893). Во второй – «кавказской» – части повествования героиня в от-сутствие занятого на службе мужа поправляет свое здоровье в Кисловодске и Железноводске и переживает нечто вроде любовного романа, став предметом вожделения пошлого и циничного киевского адвоката.

Из произведений современной литературы лишь назовем здесь очень стран-ную, насквозь эзотерическую книгу Елены Басиной «Курорт и другое», пред-ставляющую, на наш взгляд, сплошную медитацию по поводу Карловых Вар или Баден-Бадена; «Храм воздуха» Р. Ибрагимбекова, буквально указываю-щий на реликтовое место в курортном парке знаменитого Кисловодска; «Во-круг горы» Н. Сухановой; «Мифы долины Бештау» В. Пискунова; «Кавказский гамбит» С. Петровой.

Но, возвращаясь к «водяному обществу», подчеркнем, что оно для нас в любом случае – порожденный источником минеральной воды квант циви-лизации, требующий отдельного исследования. Могут возразить, что на эту тему в России написано сотни книг и статей, миллионы школьных сочинений. Но трудно не признать явную идеологическую составляющую, доминирую-щую в них, в которой «положительная» мятущаяся личность противопостав-ляется «отрицательному» косному, деградирующему обществу. С этой точки зрения следует иначе осмыслить сам феномен «водяного общества», которое гораздо эффективнее изучать, прежде всего, как гетеротопию, с точки зрения его функции в европейском культурном сознании.

Обобщая вышесказанное, отметим, что источник минеральной воды трак-туется нами не только как одна из основ проекта глобального переустройства жизни кавказских горцев, уточняющего представления о цивилизационной ро-ли России, но и как важнейшее условие для формирования самой мифологемы «Кавказские Минеральные Воды», столь много значащей в современной кон-цепции социокультурного развития страны.

Источники

Пушкин 1995 = Пушкин А. С. Собрание сочинений в 17 томах. Т. 8. Кн. 1. Москва, 1995.


Басина 2006 = Басина Е. З. Курорт и другое. Москва, 2006. Грей 2009 = Грей Ф. История курортов. Архитектура, общество, природа. Москва,

2009. Фуко 2006 = Фуко М. Интеллектуалы и власть. Избранные политические статьи, вы-

ступления и интервью. Ч. 3. Москва, 2006. Эпштейн 1990 = Эпштейн М. Н. Природа, мир, тайник вселенной. Москва, 1990.


Jako ryba ve vodě – Wie ein Fisch im Wasser – Mint hal a vízben

Kontrastivní analýza českých, německých a maďarských frazémů o vodě

TÖLGYESI Tamás Budapešť, Maďarsko


Ve svém příspěvku se soustřeďuji na česká, německá a maďarská přísloví, při-rovnání a rčení o vodě. Na základě lexikálních rozdílů mezi zkoumanými frazémy zjišťuji stupně jejich ekvivalence, tj.

1) ekvivalence úplná, např. č. kázat vodu a pít víno; něm. Wasser predigen und Wein trinken; maď. vizet prédikál és bort iszik;

2) ekvivalence částečná, např. č. krev není voda; něm. Blut ist dicker als Was-ser; maď. a vér nem válik vízzé;

3) ekvivalence nulová, např. č. oheň a voda dobří jsou sluhové, ale zlí pánové; něm. Feuer und Wasser sind zwei gute Diener, aber schlimme Herren; maď. Ø.

1. Ekvivalence úplná

České, německé a maďarské idiomy vyjadřují stejný obsah ekvivalentními le-xikálními prvky, jako např. č. jsou jako oheň a voda; něm. sie sind wie Feuer und Wasser; maď. olyanok, mint a tűz és a víz ‘nesnášejí se’; č. kázat vodu a pít víno; něm. Wasser predigen und Wein trinken; maď. vizet prédikál és bort iszik ‘co jiným radí, sám nečiní’.

Po celé Evropě známý frazém je č. to je voda na jeho mlýn; dán. det er vand på hans mølle; fr. c’est de l’eau à son moulin; něm. das ist Wasser auf seine Mühle; niz. het is water op zijn molen; pol. coś jest wodą na czyjś młyn; rus. это вода на его мельницу ‘to mu poskytuje (proti tobě) výhodu a posiluje jeho postavení’ (srov. SČFI 4). V maďarštině se nejčastěji používá podoba valakinek a malmára hajtja a vizet; č. nahánět vodu na něčí mlýn; něm. Wasser auf jemandes Mühle tragen.

Kromě rčení č. nosit vodu do moře; něm. Wasser ins Meer tragen; maď. vizet hord a tengerbe ‘dělat zbytečnou práci; rozvádět věci obecně známé; přidávat ně-čeho tomu, kdo toho má hojnost’ existují varianty s názvy místních řek v různých zemích, např. něm. Wasser in den Rhein (také in die Donau /Elbe) tragen, maď. vizet hord a Dunába (srov. č. do Dunaje vodu nositi, Čelakovský 1893). Ve slovinštině se dříve říkalo vodo v Savo nositi (Čelakovský 1893, Savelieva 2009, SSKJ 2000). V angličtině se vedle to bring water to the sea používá carry coals to Newcastle ‘nosit uhlí do Newcastlu’. Toto město v severovýchodní Anglii bylo v 18. století významným exportérem uhlí. Srov. též č. nosit dříví do lesa; něm. Holz in den Wald tragen; rus. возить дрова в лес.

634 Tölgyesi Tamás

Jako ryba ve vodě se vyskytuje v různých přirovnáních, např. č. cítí se jako ryba ve vodě; něm. er fühlt sich wie ein Fisch im Wasser; maď. úgy érzi magát, mint hal a vízben ‘cítí se velmi dobře’; č. zdravý jako ryba (ve vodě); něm. gesund wie ein Fisch im Wasser; maď. egészséges, mint hal a vízben. V angličtině se místo ryby říká jiné vodní zvíře he’s happy as a clam ‘je šťastný jako škeble’, popř. he’s living in clover ‘žije v jeteli’. Netypická forma této rostliny – čtyřlístek – je symbolem štěstí. Polština vyjadřuje stejný pojem takto: żyć jak u Pana Boga za piecem nebo żyć jak pączek w maśle ‘žít jako kobliha v másle’.

2. Ekvivalence částečná

Frazém č. krev není voda (pol. krew nie woda) je v němčině a maďarštině vy-jádřen jinými konstrukcemi: něm. Blut ist dicker als Wasser (angl. blood is thicker than water) ‘krev je hustší než voda’; maď. a vér nem válik vízzé ‘krev se nepromění ve vodu’. Čelakovský ve své sbírce „Mudrosloví národu slovanského v příslovích” uvádí tyto významy: „Přísloví tohoto rozličné jest užívání; nejvíce v těchto smyslech se béře: 1. Výmluva smilných a nezdrželivých, pak také zlostných a hněvných lidí – sanguis fervet. 2. Rána vysoko se váží: drah život lidský. 3. Ohledem na lékařství. 4. Svoji a příbuzní se více milují.” (Čelakovský 1893: 364).

Českému pořekadlu tichá voda břehy mele (pol. cicha woda brzegi rwie) odpo-vídá něm. stille Wasser sind tief ‘tichá voda bývá hluboká’; maď. lassú víz partot mos ‘pomalá voda břehy mele’. Stejný pojem vyjadřuje ruština frazémem в тихом омуте черти водятся ‘v tiché tůni bývají čerti’. Český a německý frazém označuje zdánlivě klidného člověka, skrývajícího své pocity a pohnutky, který může vybuch-nout nebo reagovat překvapivě odvážně a neobvykle (SČFI 4). Maď. idiom navíc znamená, že vytrvalou prací můžeme dosáhnout svých cílů (O. Nagy 1985).

Č. ráda kočka ryby jí, než do vody nechce; něm. die Katze frisst gerne frischen Fisch, aber ins Wasser geht sie nicht ‘kočka ráda žere čerstvou rybu, ale do vody nejde’ a maď. a macska is szereti a halat, de kerüli a vizet ‘i kočka má ráda rybu, ale vodě se vyhýbá’ se týká lidí, kteří by rádi měli bezstarostný život, ale nic pro něj udělat nechtějí. Anglická a polská varianta se od našich přísloví trochu liší: angl. the cat would eat fish but would not wet her feet ‘kočka by ráda jedla ryby, ale nechce si namočit nohy’; pol. jadłby kot ryby, ale nie chce ogona maczać ‘kočka by ráda jedla ryby, ale nechce si namočit ocas’.

Rčení č. vylít dítě s koupelí (nebo dnes běžné vylít s vaničkou dítě); něm. das Kind mit dem Bade ausschütten se používá v mnoha dalších jazycích, např. pol. wylać dziecka z kąpielą aj. Maď. gyereket a fürdővízzel kiönteni odpovídá angl. to throw the baby out with the bath-water a fr. jeter le bébé avec l’eau du bain ‘vylít dítě s vodou ke koupání’.

Přísloví angl. the pitcher goes so often to the well that it is broken at last; něm. der Krug geht solange zum Brunnen, bis er bricht; maď. addig jár a korsó a kút-ra, amíg el nem törik (srov. č. dotud se se čbánkem pro vodu chodí, až se rozrazí, Komenský 1954) končí ve většině slovanských jazyků jinak: č. tak dlouho se chodí se džbánem pro vodu, až se ucho utrhne (SSJČ 1971); pol. dopóty dzban wodę nosi, dopóki mu się ucho nie urwie; rus. повадился кувшинъ по воду ходить, тамъ ему

Kontrastivní analýza českých, německých a maďarských frazémů o vodě 635

и голову сломить. Čelakovský píše, že „přísloví tohoto smysl vůbec ten jest, že vše do jistého jen času má své trvání; zvláště pak vztahuje se v mravním ohledu na ty, kdož nebezpečenství milují a příležitosti k hříchu se nevarují; tudy hlavně se ho uží-vá o zlodějích, marnotratnících, nepočestných ženkách atd.” (Čelakovský 1893: 266). V češtině se někdy z legrace říká tak dlouho se chodí se džbánem pro vodu, až se (do)jde pro pivo.

Č. utopil by ho na lžíci vody se shoduje s maď. megfojtaná egy kanál vízben ‘velmi ho nenávidí’. Na rozdíl od nich se v němčině říká er möchte ihn in einem Löffel Wasser ersaufen ‘chtěl by ho utopit na lžíci vody’.

V ekvivalentech č. do té doby uplyne ještě mnoho vody ‘musí se ještě dlouho čekat’ se podobně jako u frazému nosit vodu do moře objevují názvy místních řek: něm. bis dahin fließt noch viel Wasser den Rhein (také die Donau /Elbe) hinunter, maď. sok víz lefolyik még addig a Dunán (srov. č. mnoho ještě dotud Dunajem vody uplyne, Čelakovský 1893), pol. do tego czasu jeszcze dużo wody w Wiśle /Odrze up-łynie. V chorvatštině se dříve říkalo vnogo jošče za toga vode po Savi /Dravi prejde (Štebih Golub 2010).

Když německy mluvící člověk má na něco velkou chuť, říká mir läuft das Was-ser im Munde zusammen ‘sbíhá se mi voda v puse’. V českém a maďarském rčení je místo vody slina: č. sbíhají se mi sliny v puse (popř. ústech); maď. összefut a nyál a számban.

SSJČ uvádí č. nalít někomu čistou vodu ‘říci pravdu’ (SSJČ 1971). V maďaršti-ně se nejčastěji říká öntsünk tiszta vizet a pohárba ‘nalijme čistou vodu do sklenice’. Německé rčení obsahuje místo vody víno: něm. jemandem reinen Wein einschenken. V dnešní češtině se nezřídka také objevuje varianta nalít někomu čistého vína.

Přirovnání č. zmizel jako kámen ve vodě (pol. znikł jak kamień w wodę) má v němčině a maďarštině jiný závěr: něm. er verschwand wie ein Blitz ‘zmizel jako blesk’; maď. eltűnt, mintha a föld nyelte volna el ‘zmizel, jako by ho pohltila země’ nebo eltűnt, mint a kámfor ‘zmizel jako kafr’.

Tvrdému, hlubokému spánku se v češtině říká spí, jako by ho do vody hodil. V podobné situaci se v němčině používají přirovnání er schläft wie ein Stein ‘spí jako kámen’, er schläft wie ein Toter ‘spí jako mrtvý’ (srov. č. spí jako zabitý). Ma-ďarské ekvivalenty jsou alszik, mint a bunda ‘spí jako kožich’ a alszik, mint a tej ‘spí jako mléko’. Když někdo spí lehce, snadno a často se probouzí, tak se tomu říká, že spí jako na vodě. Místo tohoto frazému se někdy v maďarštině vyskytuje alszik, mint a nyúl ‘spí jako zajíc’.

Č. roste jako z vody ‘roste velmi rychle’ odpovídají něm. er wächst wie Unkraut ‘roste jako plevel’ a maď. úgy nő, mint a gomba ‘roste jako houba’.

Zdá se, že přísloví č. chudina z vody vaří; něm. arme Leute kochen mit Wasser; maď. szegény ember vízzel főz je známo především v centrálních jazycích středoev-ropského jazykového areálu (srov. např. angl. beggars can’t be choosy ‘žebráci ne-mohou být vybíraví’ a pol. biedacy nie mogą być wybredni ‘chudáci nemohou být vybíraví’). Původní význam ‘nuceně žít nuzně’. V dnešní češtině se říká vařit z vody ve smyslu ‘pracovat bez nutných prostředků, materiálů a znalostí’. Tvarově podobný idiom č. tady se také vaří jen z vody; něm. hier wird auch nur mit Wasser gekocht; maď. nálunk is vizben főznek (Erdélyi 1862, O. Nagy 1985, Sirisaka 1891) znamená,


že ani my nemáme optimální výchozí podmínky a nejsme na tom tedy lépe než os-tatní. Přísloví je běžné v dnešní němčině, kdežto v českém a maďarském jazyce je archaické.

Při svém výzkumu jsem hledal frazémy o vodě i ve slovnících a sbírkách pří-sloví z 19. století, díky kterým jsem našel také dnes již funkčně zastaralé idiomy. V „Česko-německém slovníku” Kotta čteme č. v malé vodě malé ryby (bývají), z malej vody malé ryby (Kott 1878). Čelakovský uvádí č. u veliké vodě veliké ryby bývají, v malé vodě malé ryby (Čelakovský 1893). Simrockovo dílo „Die deutschen Volksbücher” obsahuje něm. im großen Wasser fängt man große, im kleinen Wasser gute Fische ‘ve velké vodě se chytají velké, v malé vodě dobré ryby’ (Simrock 1846). Ballagi v maďarsko-německém slovníku píše maď. víznek öregében fogják a nagy halat; něm. in großen Wässern fängt man große Fische (Ballagi 1890). Erdélyi a Margalits ve svých sbírkách přísloví mají také maď. viznek öregében fogják a nagy halat ‘ve velké vodě se chytají velké ryby’ (Erdélyi 1862, Margalits 1897). V dnešní maďarštině znamená öreg ‘starý’, ale zde má ještě význam ‘velký’. Smysl idiomu je ‘čím větší úkol na sebe vezmeme, tím většího úspěchu můžeme dosáhnout’.

3. Ekvivalence nulová

Některé frazémy nemají idiomatické ekvivalenty v jistých jazycích, např. pří-sloví pravděpodobně indiánského původu č. koně můžeš přivést k vodě, ale pít ho nepřinutíš; něm. Pferde lassen sich zum Wasser bringen, aber nicht zum Trinken zwingen (srov. také angl. you can lead a horse to water but you can’t make it drink; pol. można doprowadzić konia do wodopoju, ale nie można zmusić go do picia) se v maďarštině nepoužívá.

Ani přísloví č. oheň a voda dobří jsou sluhové, ale zlí pánové; něm. Feuer und Wasser sind zwei gute Diener, aber schlimme Herren v maďarském jazyce nenajdeme.

Podobný význam jako pořekadlo tichá voda břehy mele má č. on je tichá voda ‘zdánlivě mírný, pokojný, nenápadný člověk (popř. dítě), který se však leckdy náhle, nečekaně, překvapivě projeví nějakým nápadným způsobem’ (SČFI 2); něm. er ist ein stilles Wasser. V maďarštině se říká pouze výše zmíněné lassú víz partot mos ‘pomalá voda břehy mele’.

V němčině se dodnes používá frazém das Wasser hat keine Balken ‘voda nemá trámy’. Maďarská přísloví a rčení od Margalitse z roku 1897 dokládají, že se v ma-ďarštině dříve také říkalo nincs a viznek gerendája ‘voda nemá trámy’. Přísloví zna-mená, že se ve vodě nemůžeme ničeho chytnout, proto je nebezpečné jít do hluboké vody, neumíme-li dobře plavat (O. Nagy 1985). Čeština zkoumaný idiom nemá, ale našel jsem dětské říkadlo, které obsahuje zmíněnou moudrost:

Nestačí mít odvahu! Pamatuj si s námi, voda nemá podlahu, řeka nemá trámy. Chceš-li chodit na hloubku, uč se plavat, holoubku.

Ve svém příspěvku jsem chtěl zjistit, jestli jsou některé frazémy charakteristické jen pro češtinu, němčinu a maďarštinu. Abych to mohl určit, pokusil jsem se najít anglické a jiné ekvivalenty zkoumaných přísloví. Je obecně známo, že angličtina je

Kontrastivní analýza českých, německých a maďarských frazémů o vodě 637

původem germánský jazyk, který funguje v dnešní době jako globální lingua franca. Když se v něm nějaký idiom nachází, znamená tedy, že je běžně používán nejen v an-glicky mluvících zemích, ale potenciálně vlastně globálně, celosvětově.

Výzkum ukázal, že přísloví, která zná čeština, němčina i maďarština, se valnou měrou objevují i v jiných jazycích, např. č. to je voda na jeho mlýn; dán. det er vand på hans mølle; fr. c’est de l’eau à son moulin; maď. valakinek a malmára hajtja a vizet; něm. das ist Wasser auf seine Mühle; niz. het is water op zijn molen; pol. coś jest wodą na czyjś młyn; rus. это вода на его мельницу. Jsou však také případy, kdy má každý jazyk své vlastní varianty podle toponym, např. chor. vnogo jošče za toga vode po Savi /Dravi prejde; maď. sok víz lefolyik még addig a Dunán; něm. bis dahin fließt noch viel Wasser den Rhein (také die Donau /Elbe) hinunter; pol. do tego czasu jeszcze dużo wody w Wiśle /Odrze upłynie. Existuje několik frazémů v češtině, němčině a maďarštině, které nemají ekvivalenty v jiných jazycích, popř. se vyjadřují jinými jazykovými prostředky, např. č. cítí se jako ryba ve vodě; něm. er fühlt sich wie ein Fisch im Wasser; maď. úgy érzi magát, mint hal a vízben ‘cítí se velmi dobře’; č. zdravý jako ryba (ve vodě); něm. gesund wie ein Fisch im Wasser; maď. egészséges, mint hal a vízben (srov. angl. he’s happy as a clam ‘je šťastný jako škeble’, he’s living in clover ‘žije v jeteli’; pol. żyć jak u Pana Boga za piecem, żyć jak pączek w maśle ‘žít jako kobliha v másle’). Č. chudina z vody vaří; něm. arme Leute kochen mit Wasser; maď. szegény ember vízzel főz je známo především v cent-rálních jazycích středoevropského jazykového areálu (srov. angl. beggars can’t be choosy ‘žebráci nemohou být vybíraví’; pol. biedacy nie mogą być wybredni ‘chu-dáci nemohou být vybíraví’).

Prameny Biró–Schlandt 1937 = Biró Izabella, Schlandt Henrik: Szólások és fordulatok magyar–német

gyűjteménye. Budapest, 1937. Bittnerová–Schindler 2003 = Bittnerová D., Schindler F. Česká přísloví. Soudobý stav konce

20. století. Praha, 2003. Čelakovský 1893 = Čelakovský F. L. Mudrosloví národu slovanského v příslovích. Praha,

1893. Erdélyi 1862 = Erdélyi János (szerk.): Válogatott magyar közmondások. Pest, 1862. Forgács 2004 = Forgács Tamás (szerk.): Régi magyar szólások és közmondások. Budapest,

2004. http://mek.oszk.hu/09100/09112/html/index.html. Komenský 1954 = Komenský J. A. Moudrost starých Čechů. Praha, 1954. Margalits 1897 = Margalits Ede: Magyar közmondások és közmondásszerű szólások. Buda-

pest, 1897. O. Nagy 1985 = O. Nagy Gábor: Magyar szólások és közmondások. Budapest, 1985. Simrock 1846 = Simrock K. Die deutschen Volksbücher. Frankfurt am Main, 1846. Singer 1999 = Singer S. Thesaurus proverbiorum medii aevi. Lexikon der Sprichwörter des

romanisch-germanischen Mittelalters. Berlin, 1999. Sirisaka 1891 = Sirisaka Andor: Magyar közmondások könyve. Pécs, 1891. Wander 1896 = Wander K. F. W. Deutsches Sprichwörter-Lexicon. Bd. 4. Leipzig, 1876. Zaorálek 2000 = Zaorálek J. Lidová rčení. Praha, 2000. Záturecký 1896 = Záturecký A. P. Slovenská přísloví, pořekadla a úsloví. Praha, 1896.


Slovníky Ballagi 1890 = Ballagi Mór: Uj teljes magyar és német szótár. Budapest, 1890. Kott 1878 = Kott F. Š. Česko-německý slovník zvláště grammaticko-fraseologický I. Praha,

1878. Mokijenko–Wurm 2002 = Mokijenko V. M., Wurm A. Česko-ruský frazeologický slovník.

Olomouc, 2002.SČFI 1 = Čermák F. et al. Slovník české frazeologie a idiomatiky 1. Přirovnání. Praha, 2009. SČFI 2 = Čermák F. et al. Slovník české frazeologie a idiomatiky 2. Výrazy neslovesné. Praha,

2009. SČFI 3 = Čermák F. et al. Slovník české frazeologie a idiomatiky 3. Výrazy slovesné. Praha,

2009. SČFI 4 = Čermák F. et al. Slovník české frazeologie a idiomatiky 4. Výrazy větné. Praha, 2009. SSJČ = Havránek B. (red.) Slovník spisovného jazyka českého IV. Praha, 1971. SSKJ = Bajec A. et al. Slovar slovenskega knjižnega jezika. Ljubljana, 2000. http://bos.zrc-

sazu.si/sskj.html.

Literatura Földes 1996 = Földes Csaba: Deutsche Phraseologie kontrastiv. Intra- und interlinguale Zu-

gänge. (Deutsch im Kontrast 15.) Heidelberg, 1996. Ivanetić 2002 = Ivanetić N. More u frazeologiji. Fluminensia 14 (2002): 67–84. Savelieva 2009 = Savelieva E. Glagoli premikanja v frazemih slovenskega knjižnega jezika.

Slovenski jezik. Slovene Linguistic Studies 7 (2009): 115–134. Štebih Golub 2010 = Štebih Golub B. Analiza Prirečja (Sprichwörter) Ignaca Kristijanovića.

Rasprave Instituta za hrvatski jezik i jezikoslovlje 2010/1: 163–202. Tölgyesi 2009 = Tölgyesi Tamás: Lexikální germanismy v dnešní češtině. Studie kontaktově-

lingvistická. Piliscsaba, 2009. http://mek.oszk.hu/08400/08488. Vašek 1996–1997 = Vašek A. Kontaktová lingvistika a její perspektivy I–II. Češtinář 7

(1996–1997): 13–21, 33–44.


Окказиональные преобразования фразеологизмов с компонентом вода

ТРЕТЬЯКОВА Ирина Юрьевна

Кострома, Россия E-mail: [email protected]

Окказиональные явления в языке вызывают интерес многих ученых-линг-вистов на протяжении не одного десятка лет. Такое внимание к окказиональ-ным словам и фразеологизмам неслучайно, ибо в индивидуальном, окказио-нальном отражаются общие языковые законы, языковые тенденции, динамика языковой системы в целом.

Исследования авторского фразеотворчества позволили описать механизмы и способы окказиональных трансформаций, специфику процессов внутреннего и внешнего преобразования, закономерности и активность изменений фразео-логических единиц.

В перспективе научный интерес вызывает определение преобразователь-ного потенциала фразеологизмов, объединенных в группы на основе сходства семантики, структуры или других признаков. Актуально в этом плане изуче-ние групп фразеологизмов, содержащих в своем составе какие-либо специфи-ческие компоненты: зоонимы, антропонимы, гидронимы, соматизмы и др. Ана-лиз окказиональных преобразований фразеологических единиц с каким-либо одинаковым компонентом позволит очертить круг не только стереотипных, но и индивидуальных представлений носителей языка о явлении, предмете, ситуации, процессе, называемом этим словом-компонентом, выявить интерпре-тации в восприятии предметов и явлений окружающего мира, расширить пред-ставление о когнитивных, ментальных процессах, отражающихся в языке.

Одну из таких групп составляют фразеологизмы с компонентом вода. Анализ ФЕ с компонентом вода позволяет описать специфику трансфор-

мационных процессов, связанную как с особенностями слова вода, репрезен-тирующего концепт «вода» в русском ментальном языковом пространстве, так и с особенностями фразеологического компонента вода как элемента образной основы и экспликатора семантики фразеологизма.

Слово вода называет жидкость без вкуса, без запаха, без цвета, пригодную для питья. Образуя фразеологические единицы, носители языка актуализиро-вали во фразеологических образах различные свойства воды: текучесть, силу, движение, способность занимать определенный объем и прочие. Именно эти же самые качества актуализируются при окказиональных трансформациях ФЕ, направленных на фрагмент образной основы, связанный с водой. Вместе с тем в ряде употреблений актуализируются и элементы значения фразеологизма, эксплицируемые компонентом вода, метафорически характеризуя действия, качества, состояния человека.

640 Третьякова И. Ю.

В рамках данного исследования были рассмотрены особенности локаль-ных окказиональных трансформаций, направленных на фразеологический ком-понент вода. Наиболее частыми являются трансформации, осуществляемые посредством двух элементарных приемов окказионального преобразования ФЕ: замены и распространения компонентного состава. Окказиональные ком-поненты – заместители и распространители – в соответствии с авторскими ин-тенциями выполняют различные функции: конкретизируют, эксплицируют, буквализируют значение фразеологических единиц.

В большей части трансформов происходит конкретизация фразеологиче-ского образа и фразеологического значения относительно ситуации, которую характеризует фразеологизм.

Во фразеологической единице буря в стакане воды актуализируются свой-ства воды занимать некий объем и быть пригодной для питья. В окказиональ-ных трансформах при замене компонента вода компоненты-заместители также называют вещества, занимающие некий объем, пригодные для питья, однако более специфичные, чем вода: буря в стакане воды, кофе, чаю, кефира, моло-ка, лимонада, водки, шампанского, кипятка. Вместе с тем актуализируются и компоненты фразеологического значения. Так как ФЕ буря в стакане воды со значением ‘острые споры, конфликт по ничтожному поводу, из-за чего-либо незначительного’ употребляется для характеристики ситуаций конфликтных, то и окказиональный компонент-заместитель называет вещества, предметы, по поводу которых возникла конфликтная ситуация. «Буря в стакане лимонада» – заголовок статьи о проблемах, возникших у изготовителей лимонада при сбыте продукции.1 «Буря в стакане водки» – название публикации о введении акци-зов на водку и последовавших при этом проблемах в торговле.2 «Буря в стакане молока» – несколько одинаковых заголовков статей о неудовлетворительном качестве молока в Кыргызстане,3 Чувашии,4 Беларуси.5 «Буря в чашке кофе» – название статьи о плохом качестве кофе, изготавливаемого кофемашинами в Брюсселе, и о скандалах вокруг этого.6

Во фразеологизме много воды утекло актуализируются свойства воды как жидкости, ее текучесть. При окказиональной замене компонента вода компо-ненты-заместители также обозначают вещества, имеющие схожесть с водой как жидкостью; при этом значимость приобретает и такое качество воды, как пригодность употребления в пищу: Много воды, чаю, кофе, коньяка, водки, шампанского утекло.

Его [чай] тогда только-только купцы завезли в Европу с острова Ява. Сколько чаю утекло с тех пор! А сколько еще утечет, вернее, выпьется! (http://www.orenbur-zhie.ru/?p=4618)

1 http://knm.ru/news/9054 2 http://koipus.ru/?news=2852 3 http://msn.kg/ru/news/39012 4 http://volgainform.ru/allnews/1167506 5 http://www.belgazeta.by/ru/2009_06_08/ekonomika/18965 6 http://vb.uz/news/a-248.html

Окказиональные преобразования фразеологизмов с компонентом вода 641

Когда-то я был счастлив, покупая бутылку бренди «Арьяк 3» за 120 рублей, а уж «Арьяк 5» и подавно. С тех пор много коньяка утекло (http://www.proza.ru/2012/ 12/16/1579).

Слишком долго я тебя не видел, / слишком много водки утекло, / слишком сильно я тебя обидел. / Снежной мглой глаза заволокло (http://www.stihi.ru/2009/06/14/4240).

Когда-то уровень свадьбы определялся по тому, было ли платье невесты краси-вым, музыка – веселой, а стол – богатым. С тех пор много праздничного шампан-ского утекло. Времена изменились (http://fotograf-frolov.com/art/220).

В качестве заместителей используются также слова, называющие вещест-ва, не относящиеся к жидкости, но состоящие из мелких частичек, или вязкие, или являющиеся мелкими предметами, обладающие неким подобием текуче-сти, а потому сочетающиеся с глаголом утекло: много песка, денег, крема для загара и др.

Много песка утекло со времени нашего знакомства с Принцем Персии, и вот он вернулся. На этот раз он расскажет нам историю о давно забытом, почти утерян-ном круговороте времени. После получения невероятной силы – возможности управлять Песками Времени – Принц отправился в королевство брата Малика, но там встретил лишь смерть и разрушение (http://vk.com/club18647250).

По прошествии года лидер фракции «Яблоко» Сергей Митрохин ужаснулся сам и ужаснул коллег – законодателей сведениями о том, сколь много водки и денег утекло в эту лазейку (http://www.profile.ru/items_23599).

Бикини были придуманы в США незадолго до окончания второй мировой войны дизайнером Луисом Рирдом и ошеломили весь мир, как атомная бомба. Много шампанского и крема для загара утекло с момента появления бикини, и разные дизайнеры мира придумали множество разных видов бикини.

Введение окказиональных компонентов в состав фразеологизмов приво-дит к трансформации фразеологических образов, такие изменения в компо-нентном составе языковых ФЕ являются языковой игрой, тогда как значение фразеологизма в разных контекстах в целом остается без изменения.

Не менее частотно, чем замены компонентов, используется прием распро-странения компонентного состава. Авторские интенции при распространении компонентного состава в основном направлены так же, как и при замене ком-понентов, на конкретизацию ФЕ.

К субстантивному компоненту вода присоединяется окказиональный ком-понент-распространитель; новые компоненты соотносят языковой фразеоло-гизм с конкретными ситуациями, которые и призван характеризовать фразе-ологизм: буря в стакане тяжелой, грязной, речной, минеральной, оперной, мировой воды. «Буря в стакане тяжелой воды» – заголовок статьи о действиях чиновников, дипломатов в вопросе о развитии атомных технологий, в которых применяется «тяжелая вода», о сложных отношениях США и Ирана в этом вопросе.7 «Буря в стакане речной воды», «Буря в стакане минеральной воды»,

7 http://www.voltaire.ru/press.php?article=204896


«Буря в стакане оперной воды» – заголовки статей о возмущении обществен-ности в связи с продажей части акватории реки Хопр;8 о плохом качестве ми-неральной воды «Нарзан», ввозимой в Латвию из СССР в середине ХХ века;9 о скандальных выступлениях новомодных музыкантов в «Метрополитен-опе-ре».10 «Анкарская „буря“ в стакане „мировой“ воды» – заголовок статьи про выступление президента Армении Сержа Саркисяна о геноциде армян в Тур-ции и о восстановлении исторической справедливости.11 См. схожие трансфор-мации ФЕ много легкой, целебной воды утекло: «Много легкой воды утекло» – заголовок статьи о строительстве в Северной Корее так называемых легковод-ных реакторов, которое планировалось завершить к 2003 году, но по разным причинам не удалось и по настоящее время;12 «Официальная история россий-ских курортов началась почти три столетия назад… Много целебной воды уте-кло с тех пор» (http://sankurtur.ru/press/item/2263).

Специфика данного приема проявляется в том, что при конкретизации фразеологизма происходит изменение фрагмента фразеологического образа, связанного с водой, однако актуализации элементов семантики, в которых на-зываются какие-либо свойства воды как жидкости, не наблюдается.

Описанные выше окказиональные преобразования фразеологических еди-ниц выявляют обусловленность трансформационной активности наличием об-разности, прозрачной внутренней формы языковых ФЕ.

Именно образ воды, представляемый и сопоставляемый с другими веще-ствами, становится объектом окказиональных трансформаций, направленных на буквализацию ФЕ, на двойную актуализацию значения:

С одного покупателя в качестве благодарности брал импортную рубашку, с дру-гого – дантиста – золотую коронку, а с третьего водолазный костюм, в котором, как потом шутили в зале суда, надеялся выйти сухим из воды. […] Иное дело Зель-цер. Он не стал бы мараться из-за какой-то рубашки или водолазного костюма – и без спецодежды он умел ловить рыбу в мутной воде (http://www.e-reading-lib. com/chapter.php/142182/25/Pered_licom_zakona.html).

Когда-то давно Лоренцо… мечтал о хорошо оплачиваемой работе, чтобы наконец накопить средств на настоящую профессиональную кофемашину. […] Сейчас он сидит и вспоминает те далекие времена с улыбкой. Много отличного кофе утекло в его желудок с тех пор. В нынешние же дни просторную кухню Лоренцо укра-шает шикарнейшая кофемашина… (http://intensocoffee.ru/lorenzo.php).

Наряду с образностью фразеологизмов, не менее значимым для активного осуществления процессов окказионального преобразования ФЕ является изо-морфизм фразеологического значения и формы. По мнению А. М. Мелерович, многие ФЕ воспринимаются носителями языка не как семантически монолит-ные образования, а как единицы с частично или полностью разложимым зна-

8 http://www.bereg.vrn.ru/7880.html 9 http://www.chas-daily.com/win/2012/07/13/g_015.html?r=32 10 http://www.belcanto.ru/12120302.html 11 http://www.golosarmenii.am/ru/20155/home/12605 12 http://www.kommersant.ru/doc/678965


чением, элементы которого соотносятся с компонентами фразеологической единицы (Мелерович–Мокиенко 2008). По существу, речь в этом случае идет о появлении в слове новых, фразеологически связанных, значений. Изоморфизм фразеологизмов оказывает существенное влияние на окказиональное преобра-зование фразеологизмов: позволяет использовать ряд приемов и осуществлять сегментацию, контаминацию, ролевую инверсию, модификации синтаксиче-ской модели фразеологизмов. Во ФЕ с изоморфизмом значения и формы ком-поненту вода (в сочетаниях с грамматически зависимыми компонентами) мо-гут быть приданы следующие значения: вода 1. ‘грязные, неблаговидные по-ступки’ (ФЕ ловить рыбу в мутной воде); 2. ‘пустяки, ничтожный повод’ (ФЕ буря в стакане воды); 3. ‘сложная ситуация, неблаговидный поступок’ (ФЕ выйти сухим из воды); 4. ‘время’ (ФЕ много воды утекло); 5. ‘родственник’ (ФЕ седьмая вода на киселе); 6. ‘бесполезное, бестолковое дело’ (ФЕ толочь воду в ступе).

Изоморфизм значения и формы ФЕ позволяет производить замены и рас-ширение компонентного состава фразеологизмов с целью экспликации эле-ментов значения. При этом осуществляется введение в состав фразеологизмов окказиональных компонентов-экспликаторов, называющих элементы значения фразеологизма; экспликация фразеологического значения направлена на «про-яснение» смысла фразеологизма, на частичную деметафоризацию значения фразеологической единицы.

ФЕ седьмая вода на киселе ‘очень дальняя родня’ – седьмая родня на ки-селе: «[жить в столице] – значит быть в курсе событий, даже участвовать в них можно только там, я и сам был бы не прочь рвануть в Киев, там есть знакомые и даже седьмая родня на киселе» (http://alonely.ru/viewtopic.php?id=2620).

ФЕ мутить воду ‘умышленно запутывать какое-либо дело, историю, вно-сить смуту’ – мутить историю: «Семеняк молчал и лихорадочно думал, к чему тогда этот человек замутил вокруг него всю эту историю, он все-таки знал, что зря такое не делают и что человеку этому что-то от него нужно». ФЕ вы-йти сухим из воды ‘оставаться безнаказанным после совершения какого-либо неблаговидного поступка, преступления; остаться незапятнанным в какой-либо сложной, двусмысленной ситуации’ – выйти сухим из испытания, дела, из этой очень опасной переделки, из экстренной ситуации: «Многие дорожно-транс-портные происшествия могут быть предотвращены благодаря правильной по-зиции мотоцикла на дороге. Лучше всего позиционироваться по бокам поло-сы. Это дает Вам возможность выйти сухим из экстремальной ситуации. При большой дистанции вы сможете избежать неприятностей и совершить необ-ходимый маневр» (http://www.motonews.ru/drivingbike.moto?id=12); «Закрыв глаза и сжавшись в комок, я обратил свою мольбу к судьбе, прося ее помочь мне выйти сухим из этой опасной переделки» (http://www.lib.ru/detektiwy/chejz/ lovmert.txt_with-big-pictures.html).

ФЕ много воды утекло ‘прошло много времени, событий’ – много времени, лет утекло: «Много времени с тех пор утекло. Если кого-то я забыл, пусть не обижаются» (http://forum.travian.ru/showthread.php?t=103171).


См., к примеру, преобразование посредством ролевой инверсии и замены компонентов ФЕ седьмая вода на киселе в окказиональный фразеологизм седь-мой кисель на воде: «Юра спешил, медлил. Его внутреннее состояние было на-столько сложным и запутанным, что порою он забывался и терял ощущение времени. Странный был. Седьмой кисель на воде…» (http://prozakonkurs.ru/ contest_2012/love_2012_1/4770/); окказиональный фразеологизм кисель на седь-мой воде: «В силу этого обстоятельства мы можем говорить, что современный человек и современные человекообразные обезьяны являются между собой родственниками уровня „киселя на седьмой воде“» (http://www.ateism.ru/talk/ talk01.htm).

Сегментация и изменение синтаксической модели фразеологизмов пред-ставлены в следующих контекстах:

Эта тайная радость была явным предательством. […] Начался управленческий хаос, время «мутной воды», в которой ловили рыбу дельцы и проходимцы, не по-брезгавшие гибелью страны (http://www.npacific.ru/np/library/publikacii/smyshliaev/ geolkam/1_iz_glubiny.htm).

Они как-то ловко, неожиданно для самих себя обошли зачин о старости, о воде, которой столько утекло со времени их разлуки, и сели в машину, словно только вчера расстались. Они стали неразбиваемой до гробовой доски, преданной друг другу троицей, и не было в природе такой воды, которая могла бы разлить их. Они звенели стаканами, клялись и опять звенели стаканами, еще и еще раз под-тверждая свое братство (В. Ситников: Свадебный круг).

Следует сказать, что изоморфизм значения и формы не распространяется на все фразеологизмы с компонентом вода. Отсутствие изоморфизма в боль-шей части ФЕ, на наш взгляд, объясняется следующим. Компонент вода – как элемент внутренней формы ФЕ – актуализирует такие внутренние свойства воды, как жидкое состояние, текучесть, силу, способность занимать объем, пригодность для питья. Данные свойства воды, ярко проявляясь во фразеоло-гических образах-сценариях, не актуализируются как элементы фразеологи-ческого значения, описывающего состояние, свойства человека. Отсутствие общих сем, большое различие первичного (прямого) и вторичного (фразеоло-гически связанного) значений не позволяет осуществляться широкому кругу трансформаций.

Анализ языкового материала позволил сделать следующие выводы. Фра-зеологизмы с компонентом вода относятся к устойчивым единицам с относи-тельно активным преобразовательным потенциалом, что обусловлено образ-ностью ФЕ и мотивированностью значения. Конечно, исследование локальных трансформаций не дает полной картины преобразовательных возможностей той или иной единицы, однако позволяет выявить факторы активизации транс-формационной активности ФЕ, очертить круг локальных трансформаций, а так-же сделать выводы о возможностях употребления того или иного слова в языке и речи, о границах семантики слов и появлении новых значений, о специфике восприятия носителями языка явления, репрезентированного этим словом.


Словари Баранов и др. 2007 = Баранов А. Н., Добровольский Д. О., Киселева К. Л. и др. Словарь-

тезаурус современной русской идиоматики. Москва, 2007. Мелерович–Мокиенко 1997 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы рус-

ской речи. Словарь. Москва, 1997. Молотков 2009 = Молотков А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского языка.

Москва, 2009. Ожегов–Шведова 2005 = Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского

языка. Москва, 2005.

Литература Мелерович–Мокиенко 2008 = Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Семантическая струк-

тура фразеологических единиц современного русского языка. Кострома, 2008.


Frazeologické jednotky dolnozemských Slovákov s lexémou voda

TUSKOVÁ Tünde, ŽILÁKOVÁ Mária

Szeged–Budapest, Maďarsko E-mail: [email protected]

Pôvodnou koncepciou našej autorskej dvojice bolo predstaviť súbor prísloví a porekadiel známych medzi dolnozemskými Slovákmi, ktoré sa rozšírili prostred-níctvom ročenky Čabiansky kalendár.1 Vychádzali sme z faktu, že v jednotlivých číslach ročenky bol permanentne uverejňovaný solídny počet prísloví a porekadiel, ktoré boli využívané aj vo vyučovaní v slovenských evanjelických elementárnych školách, preto prežívajú v kolektívnej pamäti Dolnozemčanov (Tuska 2002: 90–120, Žiláková 2000: 92–94). Šírili sa aj inými publikáciami, porov. inzerát Čabianskeho kalendára: „Kto miluje porekadlá, tomu odporúčame sbierku: 365 najkrajších slo-venských porekadiel. Dostanete ju za 20 filierov v Egyházi Könyvkereskedés Bé-késcsaba” (ČK 1935: 96). Po preštudovaní ročenky, ktorá yychádzala medzi rokmi 1921–1948, sme museli konštatovať, kým príslovia a porekadlá tematických okru-hov pracovitosť, mravnosť, statočnosť apod., t. j. súbor prísloví, porekadiel a úsloví s mravnoučným zámerom bol uverejnený vo veľkom počte, zatiaľ tie, ktoré obsa-hujú lexému voda, predstavujú nepatrné množstvo. Upriamili sme preto pozornosť na synonymá v súvislosti s rozličnými fyzickými podobami vody: para, hmla, mráz, inovať, dážď, sneh, mláka atď. resp. na hydronyma. Excerpovali sme aj frazeologické jednotky s verbami, ktoré semanticky súvisia so substantívom voda. Keďže sa ani naďalej neukazoval výsledok v zhode s našou hypotézou, museli sme nevyhnutne rozšíriť pramenný materiál o ďalšie publikácie a iné skupiny frazeologických jedno-tiek. Ďalšími pramennými materiálmi boli Komlóšsky slovenský výkladový slovník a Atlas ľudovej kultúry Slovákov v Maďarsku (Divičanová 1996, Synčok 2000). Sle-dovali sme zároveň nárečovú povahu prísloví a porekadiel a problém petrifikova-nosť vs. dynamika paronymie, najmä na materiáli ustálených prirovnaní s lokálnym a krajovým koloritom, ktoré majú povahu neologizmov.

1. Stručná charakteristika pramenných materiálov

Nové štátne hranice vytvorené po prvej svetovej vojne priviedli Slovákov na juhovýchodnej časti Dolnej zeme do izolácie. Vtedajšie prirodzené kontakty s ma-terským národom sa stali ťažkopádnymi, bývalé bezprostredné styky skoro nemož-nými. Prirodzeným dôsledkom toho bolo, že obľúbené slovenské časopisy a kalen-dáre sa nedostali k svojim vtedajším čitateľom. To znamenalo, že čabianski evanje-lickí Slováci – ako aj Slováci v lokalitách juchovýchodnej Dolnej zeme – ostali bez

1 Pojem Dolnozemskí Slováci sa v príspevku používa v užšom zmysle, vzťahuje sa na Békéšsko-Čanádsku oblasť, t. j. na juhovýchodný región súčasného Maďarska. Čabiansky kalendár – pôvodným pravopisom Čabiansky Kalendár, v príspevku v skratke ČK.

Frazeologické jednotky dolnozemských Slovákov s lexémou voda 647

svojich obvyklých čítaní. Spomenutý problém medzi prvými spoznal evanjelický fa-rár čabianskej cirkvi Dr. Ľudovít Žigmund Szeberényi, ktorý sa pokúsil nájsť riešenie. Už na jeseň 1919 zredigoval na rok 1920 ročenku pod názvom Čabiansky kalendár, ktorý vychádzal každý rok do roku 1948.

Kalendár mal aj výchovno-vzdelávaciu funkciu, keďže redaktori sa snažili, aby jednoduchí ľudia, Čabänia – a čitatelia z regiónu – sa aj pomocou neho vzdelávali. Nepreháňame, keď tvrdíme, že síce nie výlučne, ale najmä tento kalendár sa vo veľ-kej miere pričinil o rozvoj kultúrnych nárokov Slovákov juhovýchodnej časti Dol-nej zeme. O jazyku kalendára sa dá jednoznačne konštatovať, že sa snažil vyhovieť normám Czambelovej jazykovej kodifikácii, vplyv ktorej sa v slovenskom spisov-nom jazyku prejavoval v prvých troch desaťročiach dvadsiateho storočia. Následkom mnohostranným snahám kalendára sa stala táto ročenka jedným z kultúrnych kódov dolnozemských Slovákov (Tuska 2002: 75–89). Príslovia excerpované z Čabianskeho kalendára majú skôr povahu spisovnú, v malej miere sa na ich jazykovom stvárnení prejavujú znaky hovorovosti resp. nárečovosti.

V slovenskej komunite v Maďarsku sa z času na čas pociťuje potreba vydať lexikografické dielo, ktoré zahrňuje nárečovú lexiku, ktorá je aktívne používaná len v komunikácii najstaršej generácie. Vzniklo niekoľko prác z pera neprofesionálov, ktoré predstavujú vedecko-populárnu úroveň, jediným dielom s odbornými lingvis-tickými nárokmi je Komlóšsky slovenský nárečový výkladový slovník Juraja Synčoka. Autor zdôvodňuje vznik svojho dvojjazyčného lexikografického diela nasledovne: „Nebola venovaná… pozornosť slovnej zásobe, jej zloženiu a kvalite. Tento výkla-dový slovník obsahuje komlóšskymi Slovákmi užívanú, od spisovnej slovenčine od-lišnú, slovnú zásobu a vysvetľuje ju. To neznamená že zo slov a výrazov zaradených do slovníka sa niektoré nevyskytujú aj v tých Slovákmi obývaných lokalitách v Ma-ďarsku, kde sa hovorí tiež stredoslovenským nárečím”. Argumentáciu pokračuje na-sledovne: „Zozbieraním komlóšskej nárečovej lexiky, ustálených spojení, chceme zachovať hodnoty nášho jazyka (nárečia) pre budúcnosť. Bola to súrna úloha, veď tieto nárečové slová sa pomaly zabudnú” (Sinčok 2000: 5). Slovník v rozsahu 322 strán sa nemôže považovať za ucelené dielo, autor má v rukopise pripravený ďalší materiál na doplnenie nárečovej lexiky Slovenského Komlóša.

Nárečový ráz frazeologických jednotiek exscerpovaných z Komlóšskeho sloven-ského nárečového výkladového slovníka sa prejavuje vo všetkých zložkách podľa kritérií Jozefa Mlacka: a) pre nárečovú stvárnenosť – ktorá sa prejavuje v konkrétnej forme vyjadrenia obsahu na hláskoslovnej, morfologickej a syntaktickej rovine; b) kritérium výskytu a rozšírenosti sa obmedzuje v prvom rade na Slovenský Kom-lóš, resp. na areál stredoslovenských nárečí v Békéšsko-Čanádskej oblasti; c) faktor kombinácie formálnych a významových prvkov sa uplatňuje v náväznosti na lokálne fenomény, ako príroda, reálie dolnozemského dedinského prostredia atď. (Mlacek 2007: 232).

Atlas ľudovej kultúry Slovákov v Maďarsku je etnografickým dielom, po obsa-hovej stránke kompendiom tradičnej kultúry Slovákov v Maďarsku v podobe, v akej sa dala zachytiť na konci 20. storočia. Lexikálnou zásobou je autentickým pramen-ným materiálom pre lingvistov. Opierali sme sa o kapitolu úvodnej štúdie, ktorá má názov Vrstvy tradičnej kultúry Slovákov v Maďarsku a ktorá analyzuje tvorivý proces,

648 Tusková Tünde, Žiláková Mária

vznik nových žánrových variantov. Problematika je ilustrovaná na lokálnom prísloví z Častej, ktoré bude citované na patričnom mieste.

2. Interpetácia materiálu

Príslovia a porekadlá z jednotlivých čísel Čabianskeho kalendára s lexémou voda po sémantickej stránke patria k viacerým tematickým okruhom. Identifikovali sme ich podľa zbierky A. P. Zátureckého.

Žaba čo sa po samom zlate vodiť bude, predsa nájde mláku (ČK 1922: 51–52). Záturecký uvádza jazykové synonymá tohto príslovia v XII. kapitole, ktorej názov signalizuje významové okruhy Dobré a zlé mravy, pravda a viera a v rámci ktorej sú pod bodom 7 zoskupené príslovia, ktoré sa semantcky zaraďujú k pojmu Nena-praviteľnosť. Osobitným heslovým slovom je lexéma žaba: Nájde si žaba mláku – Žaba kaluž hľadá – Žaba kaluž nájde – Žaba kaluž neopustí (508/175).

K nasledujúcemu prísloviu sme našli u Zátureckého vzdialenejšie synonymá aj po semantickej aj po jazykovej stránke: Ihlou sa studňa nevykope (ČK 1923: 49).

VIII. kapitola, Všeobecné pravidlá múdrosti a opatrnosti, 10. bod: Primeranosť a neprimeranosť konania, heslo voda (372/578–583) uvádza podoby: Darmo liať vodu do koša – Darmo nosiť vodu v riečici – Darmo tisneš mechúr do vody – Márna práca košom vodu načierať – Z kameňa vodu envytisneš – Za nitkou sa ihla nájde.

Aj pri ďalšom prísloví sme narazili na ťažkosti pri zaraďovaní: Aká voda, také ryby (ČK 1924: 46).

Podľa klasifikácie Zátureckého sa môže začleniť do viacerých kapitol, najbliž-šie mu je semanticky a formálnym riešením typ uvedený pod bodom 7/d, Rodičia a deti: Akí rodičia, také dietky (71/274–700) z I. kapitoly: Človek, jeho vek, pohla-vie, rodina a domovina, alebo typ Aká viera, taký pápež (176/965–969) z III. kapitoly, ktorá má názov Pomery spoločenské a je delená na viacej častí. Citovaný typ je za-radený do časti B, Správa, podriadenosť k bodu 2, ku ktorému sú zaradené príslovia so semantickým okruhom Vplyv, vlastnosti a osudy správy (spravovania), a pod. Lexémy voda a ryba zbližujú citované príslovie aj s V. kapitolou s názvom Majetok a výživa, najmä s časťou A. Majetok a chudoba, v ktorej sa do 1. bodu zaraďujú prí-slovia so semantikou Pohodlie v bohatstve, mať-nemať: Veľká voda, veľké ryby, malá voda, malé ryby (241/30). Prípadne môže prísť do úvahy aj ďalší bod uvede-nej kapitoly a časti, a to bod 6., Trápenia a ťažkosti chudoby, s lexémami malý, málo: Z malej vody malé ryby (248/84).

Z ďalšieho čísla kalendára citujeme príslovie, ktoré obsahuje synonymum sub-stantíva voda, v zmysle iná fyzická forma vody: Ranný dážď a ženský plač dlho netrvá (ČK 1925: 25). Ekvivalent tohto príslovia uvádza aj Juraj Synčok pod hes-lom Dážď i dášť: ranní dážď, ženskí plač – netrvá dlho (Synčok 2000: 63). U Zátu-reckého je zaradené do I. kapitoly, Človek, jeho vek, pohlavie, rodina a domovina do 2. bodu: Muži a ženy vo všeobcnosti, k heslovému slovu žena, ženský: Ranný dážď, ženský plač, panská láska a aprílová chvíľa – to všetko na zajačom chvoste visí (48/180/E 392).

Kým citované ročníky Čabianskeho kalendára uvádzali po jednom prísloví s le-xémou voda v ročníku z 1927. roku sme našli tri. Prvým bolo: Žabe je vždy málo


vody (ČK 1927: 74), ktoré nemá doslovný ekvivalent u Zátureckého. Semanticky najbližšie sú mu typy: Daj mu kožuch, i kožu ti stiahne (155–156/453); Podaj čertu prst, nuž ťa za celú ruku uchytí (155–156/465), a ďalšie (zaradené pod čísla 457–471, 477–479, 488–499 na uvedených stranách) v III. kapitole s názvom Pomery spolo-čenské, zoskupené v bode 17, Využívanie iných, alebo v 18. bode s významom Nev-ďak, neuznanie. Druhé je: Darmo čerta zváraš, umývaš, čistíš, predsa ho nikdy ne-vybieliš. U Zátureckého v XII. kapitole, Dobré a zlé mravy, pravda a viera, v 7. bode Nenapraviteľnosť, medzi prísloviami pod heslom čert sú uvedené varianty: Darmo čerta zváraš, predsa ho nikdy nevybieliš. – Darmo čerta umývaš, predsa ho nikdy nevybieliš. – Darmo čerta čistíš, predsa ho nikdy nevybieliš (506–507/135). Tretie príslovie v ročenke z 1927. roku bolo: Pravda sa neutopí vo vode a nehorí v ohni. U Zátureckého je obmena: Pravda sa neutopí vo vode a nezhorí v ohni, ktorá je za-radená do XII. kapitoly, Dobré a zlé mravy, pravda a viera, bližšie do 1. bodu so sé-mantickým okruhom Pravda, jej nezatajiteľnosť a víťazstvo (501/16).

V ročenkách z 1929. a 1931. roku sa opakuje príslovie: Kde si zmoknul tam sa suš (ČK 1929: 102, ČK 1931: 95). U Zátureckého je zaradený spisovný variant: Kde si zmokol, tam sa suš – v II. kapitole Ľudské telo, jeho potreby, choroba a smrť, v 13. bode, v ktorom sú zoskupenú príslovia so sémanikou korheľstvo. Sémantický okruh sa ďalej člení, a) Príslovia vo všeobecnosti, heslovým slovom je hrdlo (105/350).

V prísloviach citovaných z Čabianskeho kalendára hovorový charakter sa od-zrkadľoval v prvom rade v slovoslede, nárečový ráz nadobúda len príslovie z roče-niek z 1929. a 1931. roku, tvarom verba v préterite zmoknul.

Je prekvapujúce, že v Čabianskom kalendári sa neuvádzajú všeobecne známe príslovia s lexémou voda resp. typy s verbami, ktoré sémanticky tesne súvisia so sub-stantívom voda, ktoré uchováva kolektívna pamäť Komlóšanov (Žiláková 2000: 93): Ruka, ruku umíva, tak sa obe cistie (Záturecký 1975: 139/85). Komlóšsky nárečový výkldový slovník uvádza podobu uvedeného príslovia pod heslom ruka: ruka ruku umýva (Synčok 2000: 222).

Ťichá voda brech podmíva a strmá preskakuje (Záturecký 1975: 160/561). Kom-lóšsy nárečový výkladový slovník má variant: tichá voda breh podmíja (Synčok 2000: 291).

Topiaci sa aj slame chitá (Záturecký 1975: 473/153).2 Nárečový charakter kom-lóšsych ptísloví sa prejavuje na hláskoslovnej a morfologickej rovine ako aj v lexike.

Komlóšsky výkladový nárečový slovník obsahuje pomerne málo prísloví a po-rekadiel, autor miestami cituje ich elvivalenty zo Zátureckého zbierky bez bližších bibliografických údajov. Napr. heslo hlava: padá snech ako vrapčacie hlavi. Zátur: Sňech padá ako vrabce (Synčok 2000: 91). Heslo klobúčik: Klobúčike stávaju, pána Krista vítaju. Zátur: Klobúčiky vstávajú, pánu bohu chválu vzdávajú (Synčok 2000: 112). Heslo mráz: Príďe na psa mráz (Synčok 2000: 144) neobsahuje odkaz na Zá-tureckého.

Nasledujúce frazeologické jednotky majú ráz úslovia: Kopačka: Každá kopačka edom dážď (= okopávanie rastlín, účinnosť okopávania) (Synčok 2000: 116), Šeckí:

2 Informátorka: Alžbeta Orbánová-Molnárová (1913).

650 Tusková Tünde, Žiláková Mária

paňe Bože, ľen po šeckich (= želanie v čase búrky, aby škodu mal každý) (Synčok 2000: 247).

Zradená je aj pranostika: Martin: príďe Martin na bielom koňi (= 11. novembra sa očakáva prvý sneh) (Synčok 2000: 137).

Prevažnú väčšinu frazeologických jednotiek v Komlóšskom výkladovom slov-níku tvoria ustálené prirovnania. Nedostatkom metodického postupu autora je, že podáva len ich maďarský výklad, ktorý je najčastejšie doslovným prekladom, vý-znamovo ich neklasifikuje. Žiláková sa pokúsila zisťiť ich semantiku konzultáciou s Komlóšanmi, podali však len konkrétnu príhodu, na základe ktorej prirovnanie vzniklo (Žiláková 2003). Jednoznačne dolnozemskej proviniencie je prirovnanie uve-dené pod heslom maslo: voda ako maslo (Synčok 2000: 138), v Békéšsko-Čanádskej oblasti je totiž kvalitná mäkká artézska voda.

Podklad nasledujúcich prirovnaní je prírodný obraz – Na voďe: slnko je ako na voďe (Synčok 2000: 155), Dúha: piť ako dúha (Synčok 2000: 72).

Iná skupina odráža dolnozemské dedinské prostredie: Sisľík: pije ako sisľík (Synčok 2000: 228), Pĺžik: zmoknúť ako pĺžik /morča (Synčok 2000: 187), Hus: ro-zumieť sa do voľačoho ako hus do piva (Synčok 2000: 96), Kura: zmoknúť ako kura (Synčok 2000: 25), Peti: poplúť peti (Synčok 2000: 183), Šťini: pivo ako konskie šťini (Synčok 2000: 256).

Heslovým slovom ďalších ustálených prirovnaní sú verbá ktorých semantika je náväzná na lexému voda, resp. jej rozličné podoby: Doznojiť sa: doznojiť sa ako kvon (Synčok 2000: 69), Chiťiť: chiťila zima (= začalo mrznúť) (Synčok 2000: 98), Kvapnuť: kvapnuť voľačo (Synčok 2000: 126), Plúvať: pluvať ako sekera vo voďe (Synčok 2000: 87), Rosplakať: dášť sa rosplače (Synčok 2000: 219), Zamoriť sa: zamárať sa ako kačica (Synčok 2000: 303), Zarosiť sa: zarosiť sa ako morča /morka (Synčok 2000: 305).

Anna Divičanová v úvodnej štúdii k Atlasu ľudovej kultúry Slovákov v Maďar-sku, pri analýze vrstiev tradičnej kultúry slovenskej minority v Maďarsku poukáže medzi inými na tvorivý proces, vznik nových žánrových variantov. Problematiku ilustruje lokálnym príslovím z novohradskej obce, z Častej: No, mohlo to tak vyzerať ako keď sa ňaňa Baďinská v Balatone kúpaľi (Divičanová 1996: 17, 48). Príslovie sa používa v situácii, keď sa niekto nespráva primerane, keď sa veci nemajú po po-riadku. Samotná Mária Badinská-Pražáková porozprávala autorke príhodu, na zá-klade ktorej sa stará schéma (formálna stránka príslovia) naplnila novým obsahom: koncom 1950. rokov ju zobrali vnučky k Balatonu, kde sa kúpala v pendeli, v spod-nej súčiastke tradičného ženského odevu.

Podobným procesom vznikali pravdepodobne aj frazeologizmy známe v Sloven-skom Komlóši, z ktorých niektoré už akiste prešli procesom od neologizmu k ústupu.

Literatura Divičanová 1996 = Divičanová Anna (red.): Atlas ľudovej kultúry Slovákov v Maďarsku. –

A magyarországi szlovákok népi kultúrájának atlasza. Békéšska Čaba / Békéscsaba, 1996. Mlacek 1984 = Mlacek Jozef: Slovenská frazeológia. Bratislava, 1984. Mlacek 2001 = Mlacek Jozef: Tvary a tváre frazém v slovenčine. Bratislava, 2001.


Mlacek 2007 = Mlacek Jozef : Štúdie a state o frazeológii. Ružomberok, 2007. Synčok 2000 = Synčok Juraj: Komlóšsky slovenský výkladový nárečový slovník. – Komlósi

értelmező tájszótár. Slovenský Komlóš / Tótkomlós, 2000. Tuska 2002 = Tuska Tünde: A „Čabiansky Kalendár” 1920–1939. évfolyamaiban megjelent

cikkek nyelvszemlélete. Doktori értekezés. Békéscsaba–Budapest, 2002. Záturecký 1975 = Záturecký Adolf Peter: Slovenské príslovia, porekadlá a úslovia. Bratislava,

1975. Žiláková 2000 = Žiláková Mária: Typy obrazného vyjadrovania sa v komlóšskom slovenskom

jazyku. In: Chlebniczký Ján (red.): 250 rokov v Slovenskom Komlóši. Békéšska Čaba, 2000. 91–100.

Žiláková 2003 = Žiláková Mária: Frazeológia v Komlóšskom slovenskom výkladovom ná-rečovom slovníku. Studia Russica XX. Budapest, 2003. 495–499.


Де лежить острів буян і що таке море-океан та камінь алатир?

ТУШИЧ Ярослава

Грайфсвальд, Німеччина E-mail: [email protected]

У кожного народу століттями складався власний досвід пізнання світу, який згодом передавався, зберігався та закріплювався в семантиці та структурі різних мовних одиниць, у тому числі і у фразеології. На протязі усього періоду розвитку кожної мови у ній накопичується самобутній і неповторний досвід народу, який закодовується в його стійких словесних комплексах.

Вода за давніми народними віруваннями відіграє велику роль для людей, вона є джерелом життя та засобом магічного очищення і оздоровлення людини. Разом з тим вона сприймається як межа між двома світами – живих та мертвих і також як місце тимчасового перебування нечистої сили та душ померлих. Її вважають святою, вона обожнювалася і обожнюється до нинішніх днів (СМ 2002, Войтович 2005). Наші предки уявляли, що землю тримають на собі три великі кити, які пливуть в океані (Афанасьев 2008). Можливо це лягло в осно-ву давніх вірувань і слов’ян, і германців у те, що небо це – море, з якого падає на землю живодайний дощ, який пробуджує природу після зимового сну, дарує врожай та всяку благодать людям (HDA 9, Афанасьев 2008). Прикладом цього уявлення можна вважати уривок одного російського замовляння Посреди окиан-моря выходила туча грозная с буйными ветрами, что ветрами северными, подымалась метель со снегами. Або у словнику В. Даля: На море на окиане, на острове буяне, яке часто зустрічається у казках та в переважній більшості замовлянь з продовженням: лежит бел-горюч камень алатырь (Даль 1: 9). Я вважаю, що океан-море, завдяки своєму додатковому значенню нескінчено-сті, є символом неба, на якому лежить бел-горюч камень алатырь, який мож-ливо символізує небесний вогонь (сонце) (Войтович 2005). В українській за-гадці: серед моря-моря (= неба) стоїть червона комора (= сонце), де море та-кож виступає символічною метафорою неба. У давні часи у Німеччині також існували подібні вірування про те, що земля оточена водою, у яку занурюється сонце, підчас його вечірнього заходження за горизонт, пор. нім. Sonne ins Meer taucht (досл. сонце занурюється в море), звідки й бере початок уявлення про те, що небо є морем.

Слово буян має спільне походження зі словами буйно рости, бушувати, буянити, буяти, буй; чех. bújeti ‘швидко й густо рости’; пол. bujać ‘гойдатись, літати, сваволити’; слвц. bújat’ ‘буянити’, bujniet’ ‘буйно рости’; болг. буя; серб. та хрв. bujati ‘буйно рости; підніматись (про воду)’, які походять з іє. *bhỗu- / *bhū-, як і стсл. bystrъ ‘бистрий, бути, бушувати’ споріднене з дінд. bhūyān ‘ве-ликий, сильний’, двн. buro-lang ‘дуже довгий’; лит. būrŷs ‘велика кількість’;

Де лежить острів буян і що таке море-океан та камінь алатир? 653

лтс. bûra ‘велика купа’; пов’язання з тюрк. bujumak ‘рости’, büjük ‘великий’ (ЕСУМ 1: 314). Слово буян, яке у даний час вживається переважно як власна назва, зустрічається у казках як епітет для позначення вічно зеленого острова (Афанасьев 2008), який згодом в уяві народу почав сприйматися як рай або як священна країна вічного літа.

В російській загадці: Два братца (= ведра) пошли в рай (у воду) купаться слово рай використовується у символічному значенні джерела. Подібне трак-тування також зустрічається в давніх германських уявленнях про Paradies, у якому течуть небесні або дощові ріки, і який знаходиться на сході, де схо-дить сонце. За чеським повір’ям сонце має за морем своє королівство, в якому панує вічне літо і з якого навесні повертаються перелітні птахи. Українське слово вирій (рос. ирий, англ. iriy) – тепла країна, у якій зимують перелітні пта-хи, походить, за словником М. Іларіона, з іранської мови (Іларіон 1979) і вико-ристовується в українській міфології для позначення раю. Він лежить далеко на сході біля самого моря, де багато теплих джерел (Войтович 2005). Германці називають це царство нім. Sonnenland (свн. sunnlant використовується для по-значення півдня; ще точніше вживається на позначення небесного царства нім. himmlisches Land (Grimm 1984) або Engelland (пор. England; вживається у зна-ченні ‘країна по той бік моря’, співвідноситься з нім. Jenseits – укр. потой-біччя (HDA 4, HDA 8) – країна вічного літа, де знаходяться душі предків, острів у вселенній, працарство богів та світу.

Українське слово рай означає за релігійними уявленнями ‘місце вічного блаженства праведників після смерті’; пол., слвц. та сорб. raj; чех. ráj; срб. та хв. paj; стсл. pajь; очевидно, є запозиченням з давніх індоіранських мов дінд. rāy-, rāh ‘майно, скарб, багацтво’, rayíh ‘дарунок, багацтво, володіння’; rấti ‘дає, дарує’ є споріднене з лат. rēs ‘справа, майно’, можливо, також з лтс. rāt ‘корчувати, очищати’. Заслуговує також на увагу думка про зв’язок псл. rajь (< *rōjь) з *roi- (rei-) ‘текти’, rěka ‘ріка’ (як назва зарічного краю) (ЕСУМ 5: 16). Припущення про споконвічну спорідненість слов’янського слова з індо-іранськими формами, про зв’язок з рос. рай ‘віддалений шум’ або як колиш-нього позначення краю без зими та з словом вирій недостатньо обгрунтовані (ЕСУМ 5: 16–17).

Німецьким відповідником українському слову рай є Paradies біблійна на-зва ‘едемського саду’ (Duden 2001: 583), яке в Старому Завіті означає ‘місце миру, спокою, вічного щастя’, за Новим Завітом ‘той, інший світ, місце на не-бі, у якому перебувають праведники’, у переносному значенні ‘місце, стан без-хмарного щастя’; двн. paradīs(i) (8. Jh.); свн. par(a)dīs(e); дсакс. снн. paradīs, які (як нідерл. paradijs, англ. paradise, фрц. paradis, іт. paradiso, ісп. paraíso) були запозичені з церковнолат. paradīsus, paradīsum; гр. παράδεισος ‘тваринний парк, сад’, які походять з середньоперського *pardēz (= авест. pairi-daēza) ‘ого-рожа, огородження’; в Старому Завіті (Septuaginta) Paradies позначає ‘сад едем, нім. Garten Eden’ (гебр. gan ‘сад’ та ganan ‘охороняти’), в Новому Завіті ‘сад святих’ (Duden 2001: 583, Pfeifer 1989: 1956).

А. Афанасьев порівнює лат. viretum ‘місцевість, завжди вкрита зеленню’, яке також використовував Вергілій у значенні раю, з слов’яньким словом вирій

654 Тушич Ярослава

(більше до цього Grimm 1835, Войтович 2005, Афанасьев 2008). Загальноприй-нятої етимології українського слова вирій, рос. ирий, білор. вырай, дрос. ирии, пол. wyraj немає. Є кілька припущень стосовно походження: деякі вчені пов’я-зують його виникнення з псл. *jarь ‘весна’, що разом з гот. jer ‘рік’ походить від іє. *iōr-, звідки виникло їr-, представлене в дрос. ирии; українська форма з початковим в- виникла внаслідок злиття прийменника в з іменником у сполу-ченні в ирій (куди?); форми вирай, ирай під впливом рай. Заслуговує на увагу також спроба пов’язання з прус. iuriay ‘море’ (ЕСУМ 1: 380). Староукраїнське слово *ир окрім вищенаведених значень позначає також схід сонця і тепле мі-сце, з яким безпосередньо пов’язане уявлення про змій, які перебували там до першого грому, тому укр. ір має ще значення ‘отрута’, а саме ‘зміїна отрута’ (Войтович 2005). З іншого боку староросійське слово вырить означає ‘нашіп-тувати, наговорювати, ворожити, чаклувати’ та вырей позначає ‘знахаря, чак-луна’ (Фасмер 1: 370, Войтович 2005).

І нарешті виникає питання, що є власне алатиром, який так часто вико-ристовується в багатьох давніх замовляннях? Етимологічний словник україн-ської мови наводить під значенням латир, алатир; рос. алатр ‘(фольк.) міфіч-ний чудодійний камінь’, латыр(ь), латарь, алабырь; укр. янтар, бурштин; нім. Bernstein; пор. лит. gintāras, лтвс. dzītars, dzintars; нім. Bernstein = Brenn-stein від brennen ‘горіти’, лат. fuccinum (Weismann 1982: 81) з нім. Brennstein (з 13 ст.) (досл. палаючий камінь), Agtstein, Achatstein, Achat (до 18 т.), викопна смола (Даль 1: 9). Українське та російське олатир, алатр ‘(фольк.) містичний чарівний камінь’, латыр(ь), латарь, алабырь непереконливо виводилося з лат. altāre ‘олтар, вівтар’ (ЕСУМ 3: 201) або з гр. ήλεκτρον ‘електрон, янтар, бурш-тин, ст. ентарь (16 ст.), нім. Bernstein’; лат. electrum ‘янтар, бурштин, нім. Bern-stein’ (Фасмер 1: 69, Фасмер 4: 558, ЕСУМ 1: 305, ЕСУМ 6: 547–548).

З вище наведеного ми бачимо, що існує багато етимологій міфоніму ала-тир, але ні одна з них не є надійною. Постійний епітет алатиру в замовляннях рос. бел горюч (горяч) дозволяє припустити, що алатир є калькою з іранського слова ал-атар, яке дослівно означає рос. бел-горюч. Окрім цього, з вище зга-даного місця його знаходження, алатир може позначати центр магічних коор-динат світу. Він знаходиться на синьому морі океані, на острові буяні, в без-одні Чорного моря, на Фаворській горі, в чистому полі, диявольському болоті тощо. На ньому стоїть світове дерево, вогняний стовб, золота церква, золотий престол, золоте гніздо тощо (СМ 2002). У книзі Українська міфологія (2005) алатир подається як прадавній символ присутності Бога, це священний «жи-вий» камінь, що лежить далеко на сході, у вирії, на якому росте Дерево життя (Войтович 2005).

У Словнику давньоукраїнської міфології (1993) С. Плачинди алатир (ала-тир-камінь, алатар, алтар, олтар, вівтар) має три значення:

1) священний «живий» камінь, що лежить у вирії під «першодеревом світу» прадубом. За легендою алатир походить від яйця, котре зніс першобог давніх українців сокіл-род. Алатир уособлює могутність і невмирущість плодючої творчості сили життя. З-під каменя по всьому світі поширюється безліч жи-вих пагонів, від нього течуть цілющі ріки. З священним каменем Вирію давньо-

Де лежить острів буян і що таке море-океан та камінь алатир? 655

українські жерці пов’язували своє вчення про безсмертя: під священним каме-нем перебуває Безсмертя душі людської, яким боги засівають землю. Тому-то й моляться на схід, бо там починається життя, там сходить сонце. За легендою, на священному «живому» камені Вирію щозими спочиває, набираючись сил, бог блискавки і грому Перун (Плачинда 1993);

2) у стародавніх українців-язичників алатир позначав священне місце, на якому приносили жертви богам. На ньому завжди горить «живий» вогонь, до якого боги приносили свої молитви (Плачинда 1993). Римський історик Марк Лукан (39–65 рр. до н. е.), описуючи кельтських богів, каже про одного з них, що «його олтар не милостивіший за олтар скіфської Діани». Цим він підтверд-жує, що за скіфських часів на Наддніпрянщині існували олтарі великої Богині-Матері. Скіфські вівтарі з хмизу й укріпленим зверху мечем були відтворенням світового дерева як центру світу, де проходила світова вісь (Войтович 2005);

3) християнська церква запозичила в язичників алатирі-вівтарі, що стали святим місцем у храмі (Плачинда 1993, Войтович 2005, СМ 2002). Священним місцем у трипільських оселях була піч. Біля неї археологи іноді знаходять ві-втарі у формі прямокутника або хреста (Войтович 2005).

Алатир-камінь є також метафорою небесного вогню, а саме ясного вес-няного сонця. У замовляннях говориться: Під тим каменем схована сила мо-гутня, і тій силі кінця немає; Xто камінь-алатир зітре, той мій заговір пере-силить. Камінь алатир наділяли сакральними та цілющими влативостями. З поверненням весни на алатир-камені пробуджується бог-громовик і, вдаря-ючи своєю кувалдою по каменю-тучі, креше з нього блискавиці, розпалює гро-зове полум’я і заварює чудодійний напій Живої води (дощу); добуває вогонь від сонячного кола тертям своєї палиці. Жива вода дощів воскрешає природу і дарує землі врожаї (Войтович 2005).

Підсумовуючи вище сказане я прирускаю, що море-океан як символ нескін-ченості та символ життя це небо, у якому знаходиться острів буян – царство небесне, де лежить бел-горюч камень алатырь – містичний чарівний камінь янтар, небесний вогонь, сонце.

В поетичній мові, поряд з метафорою та іншими образними засобами, до-сить широко використовується символіка. Людина творить символи з оточу-ючого її середовища, наділяє речі, явища та події рисами і властивостями, які вона сама їм приписала, внаслідок їхньої «незрозумілості» – з одного боку, і їхнього обожнювання – з іншого. Символи часто отримують імпульс розвитку в межах фразеології. Хоча в поетичній мові метафора і символ близькі один до одного, в розмовній мові вони знаходяться на різний полюсах. Тому, вдало зазначає Т. З. Черданцева, перехід метафори зі стилістичної фігури в мовний знак відбувається тільки тоді, коли метафоричне переосмислення слова чи сло-восполучення призводить до втрати попередньої і набуття нової референції (Черданцева 1988).

Вище сказане підтверджує також думку про те, що: «Мова функціонує не тільки „для себе“ чи „в собі“, вона служить для освоєння екстралінгвістичної дійсності, тому фразеологічні метафори є виявом антропоцентризму як реалі-зації зв’язку структури мови з мовцем» (Ужченко–Ужченко 2007: 167–168).

656 Тушич Ярослава

Словники Даль = Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1–4. Москва,

1956. ЕCУМ = Етимологічний словник української мови. Т. 1–6. Київ, 1982–2012. Іларіон 1979 = Іларіон Mитрополит: Етимологічно-семантичний словник української

мови. Т. 1. Winnipeg–Manitoba, 1979.Плачинда 1993 = Плачинда С. П. Словник давньоукраїнської міфології. Київ, 1993. СМ 2002 = Толстая С. М. (ред.) Славянская мифология. Энциклопедический словарь.

Мо сква, 2002. Фасмер = Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1–4. Москва, 1986–

1987.

Duden 2001 = Duden. Das Herkunftswörterbuch. Etymologie der deutschen Sprache. Bd. 7. Mannheim, 2001.

Grimm 1984 = Grimm Jacob und Wilhelm: Deutsches Wörterbuch. Bd. 16. München, 1984. HDA = Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens. Bd. 1–10. Hrsg. von Hans Bächtold-

Stäubli. Berlin–Leipzig, 1927–1942. Pfeifer 1989 = Pfeifer W. Etymologisches Wörterbuch des Deutschen. Bd. 3. Berlin, 1989. Weismann 1982 = Weismann Erich: Weismanns Petersburger Lexikon von 1731. Teil 1.

(Specimina Philologiae Slavicae 46.) München, 1982.

Література Афанасьев 2008 = Афанасьев А. Славянская мифология. Москва, 2008. Войтович 2005 = Войтович В. Українська міфологія. Київ, 2005. Ужченко–Ужченко 2007 = Ужченко В. Д., Ужченко Д. В. Фразеологія сучасної україн-

ської мови. Навч. посіб. Київ, 2007. Черданцева 1988 = Черданцева Т. З. Метафора и символ во фразеологических едини-

цах. В кн.: Телия В. Н. (ред.) Метафора в языке и тексте. Москва, 1988. 78–92.

Grimm 1835 = Grimm Jacob: Deutsche Mythologie. Göttingen, 1835.


Primena frazeologizama s komponentom voda u srpskom i mađarskom jeziku, s posebnim osvrtom

na upotrebu u manjinskom okruženju

URKOM Aleksander Budimpešta, Mađarska

E-mail: [email protected] 1. Predmet

Mađari i Srbi vekovima žive jedni pored drugih i neprekidno međusobno utiču jedni na druge na raznim poljima ljudskog života. Nije drugačije ni sa njihovim jezi-cima, sa njihovom primenom kao i sa uticajem jezika na njihov život. Mađari i Srbi danas žive u svojim nacionalnim državama gde predstavljaju jezičku većinu, među-tim, u pograničnim oblastima, a neretko i duboko u susednoj zemlji, Srbi i Mađari žive u bližoj i daljoj dijaspori, gde predstavljaju manjinsko stanovništvo sa svojim manjinskim jezikom.

Predmet ovog rada je pokušaj da se jednim interdisciplinarnim pilot-projektom pokažu neke od karakterističnih razlika u korelaciji manjinski-većinski jezik. Inter-disciplinarni karakter ovog rada se ogleda u izabranoj temi i metodama. U radu će se dati opis karakterističnih frazeoloških jedinica sa komponentom voda sa aspekta sociolingvističkog istraživanja. Istraživanje pokušava da odgovori da li se u upotrebi karakterističnih frazeologizama odražava i specifični pogled na svet datog naroda, odnosno grupe korisnika datog jezika i koliki uticaj imaju većinski jezici na manjin-ske i obratno. Rad će se među ostalim baviti i promenom jezičkog koda koji se vrlo često primećuje kod korisnika manjinskih jezika, nadalje sa tipičnim jezičkim prob-lemima koji se kod ovih grupa uočavaju.

2. Aspekti

Pošto se u ovom radu koristi interdisciplinarni pristup istraživanju, na početku treba definisati koji su oni osnovni aspekti na osnovu kojih će se istraživanje odvijati. Sociolingvistika ispituje uzajamni odnos jezika i društva, odnosno ispituje odnos iz-među jezičke i društvene strukture. Teorijska osnova sociolingvistike je da struktura društva i ponašanje u društvu upravljaju primenom jezika, odnosno da i primena je-zika utiče na njih same (Kiss 2002: 14). Sociolingvistika dalje prepoznaje jezički varijetet, koji odbacuje jedinstvenost kao osnovni karakter i u prvi plan dovodi upra-vo raznolikost kao glavnu osobinu. Jezičku varijantu smatra pojavom istog značenja koja se tokom primene jezika dobija u dve ili više različitih formi. One su podjednako upotrebljive i zamenjuju se bez opasnosti da će se izgubiti gramatička ispravnost rečenog, međutim razlikuju se po njihovom društvenom poimanju (prihvaćanju) – jedna forma odgovara kodifikovanom jezičkom standardu, dok druga ne, i time je udaljenija i manje „prihvatljiva” (Göncz 2001). Ovde se otvara pitanje i manjinskih

658 Urkom Aleksander

jezika koji mogu da predstavljaju jezičku varijantu svog većinskog jezika i koji u se-bi sadrže sve one rizike koji su skriveni u jezičkoj raznolikosti. Na ovaj način socio-lingvistika kao jedan od svojih važnih zadataka smatra prikaz raznolikosti primene jezika i ne na poslednjem mestu opisivanje primene jezika zajednica koje su sa je-zičkog aspekta ugrožene, kao na primer manjinski jezici. Ona ide i dalje kada daje i odgovor na pitanje šta je konstantno i neophodno, kada suprotno generativnoj gra-matici kaže da su upravo raznovrsnost i promene ono što je konstantno i neophodno u jeziku (Imrényi 2009). Uz ove aspekte istraživanja se usko vezuje i ideologija „je-zičkog standardizma” koja forsira jezičku jedinstvenost na uštrb jezičke raznolikosti, u okviru koje brojni predstavnici standardizma smatraju da je standardni jezik razvi-jeniji, bolji, čak i lepši od drugih varijanti jezika (Lanstyák 2009: 33). Ovim pristu-pom pripadnici manjinskih jezika su neminovno ugroženi i postavljeni u poziciju da svoj identitet i jezički kod prilagođavaju većinskom jezičkom kodu jer ideologi-zovanje jezičke upotrebe kao posledicu ima i negativno presuđivanje po pitanju zna-nja jezika govornika, njegove mentalne sposobnosti i karaktera na osnovu varijante jezika koju upotrebljava, odnosno na osnovu konkretnih leksičkih elemenata i formi (Lanstyák 2009: 37). Usled ovoga dolazi do pojave kada u nestabilnoj dvojezičnoj ili višejezičnoj situaciji jedna zajednica, odnosno njeni pripadnici prelaze sa jednog jezičkog koda na drugi, postepeno i u jednom utvrđenom pravcu. Ovde je najčešće reč o skupu govornika koji pripadaju jednoj manjinskoj grupi (zajednici) koja stupa u kontakt sa zajednicom govornika (većinskom zajednicom) kojoj su sa aspekta do-minacije podređeni (Maitz 2008: 154). Smer je karakteristično očigledan i kreće se postepeno po fazama sa jednojezičnog stanja na privremeno dvojezično stanje, na-kon čega se prelazi na jednojezično stanje većinskog jezika (Bartha 2007). Međutim, u tom procesu, koji je očigledno neminovan dolazi do pojave „jezičkih problema” koji nastaju tokom komunikacije i koji govorniku predstavljaju prepreku, smetnje, poteškoće u komunikaciji, a mogu je i prekinuti. Ti problemi mogu biti raznovrsni, ali sa aspekta ovog rada navešćemo samo nekoliko njih: 1) nepravilna upotreba je-zičkih izraza, 2) nedostatak jezičke kompetencije, 3) nedovoljno poznavanje grama-tičkih formi datog jezika, 4) slučajna upotreba loših konstrukcija (Lanstyák 2007).

Frazeologija u klasičnom smislu reči predstavlja granu lingvistike koja se bavi proučavanjem spojeva leksičkih elemenata koji dobijaju specijalno značenje, različi-to od onog koje imaju njegovi elementi pojedinačno. Ti spojevi leksičkih elemenata, drugim rečima frazeološke jedinice se sastoje iz više reči i predstavljaju kombinaciju reči koja je ustaljena i jezički korisnici je kao celinu poznaju (Forgács 2007: 15).

Najčešće govorimo o gramatičkim (idu od jedne usamljene reči pa sve do jedne cele rečenice), slikovitim (gde spoj elemenata koji je nastao na osnovu predmetne stvarnosti prelazi na nivo „apstraktnog”, kao na primer stara izreka koja potiče od profesije mlinara: a maga malmára hajtja a vizet) i opisnim frazeologizmima (gde jedna reč ili izraz dobijaju takvu dopunu koja u stvarnosti nema osnove, kao na pri-mer: megnyújtják a nyakát [= felakasztják ‘obesiti’]) (Hadrovics 1995: 29).

U frazeologizmima je ukorenjena ona „slika sveta” u kojoj živi jedna nacija, a sa njom i društveno-političke tradicije, koje svedoče o pripadanju jednom kulturo-loškom i civilizacijskom krugu (Bańczerowski 2012: 457). Prema tome frazeologija u sebi čuva mnoge informacije koje su karakteristične za razne društvene i socijalne

Primena frazeologizama s komponentom voda u srpskom i mađarskom jeziku 659

grupe i time predstavlja odličnu riznicu i za sociolingvistička istraživanja. U dodiru sa jednim stranim jezikom (bilo da je on manjinski ili većinski) ubrzo shvatimo da postoji nekakva nepoznata dimenzija u kojoj se nalaze isti predmetni i referencijalni pojmovi, ali su oni „na drugi način opisani” od onog kako je to opisano u našem maternjem jeziku (Hegedűs 2000).

Brojne frazeološke jedinice ne postoje samo u jednom jedinstvenom (potpuno fiksiranom) obliku već se u svakodnevnoj upotrebi koriste u više formi (Forgács 2007: 36). Gore navedeni aspekti sociolingvističkog i frazeološkog ispitivanja će biti dotaknuti u metodama i rezultatima ovog rada.

3. Metoda

U ovom radu se navode rezultati terenskog rada koji je autor vršio u Vojvodini među mađarskim stanovništvom i u Mađarskoj u okolini Budimpešte kod pripadnika srpske manjinske zajednice.

Cilj ovog rada je da da jedan bliži prikaz na koji način i u kojoj meri postoji međusobni uticaj manjinskog na većinski jezik, odnosno većinskog na manjinski u različitim društvenim i socijalnim grupama i kako se to ogleda u jezičkoj percep-ciji, odnosno upotrebi pojedinih frazeoloških jedinica.

Kod prikupljanja materijala karakterističnih za Srbe u Mađarskoj, jezički podaci su prikupljani u okolini Budimpešte, najpre u naseljima Pomaz i Lovra.

Okolina Budimpešte i sama naselja Pomaz i Lovra predstavljaju karakteristične centre srpskog življa u Mađarskoj. U toj oblasti živi najviše Srba, u najvećem broju oni govore srpskim maternjim jezikom i oni predstavljaju one pripadnike srpske po-pulacije u Mađarskoj koji su na ovim terenima već vekovima.

Sa druge strane, jezički materijal karakterističan za Mađare u Srbiji je prikupljan u naselju Pačir i okolnim naseljima u blizini Subotice, gde se možda najbolje ogleda odnos snaga manjinskog i većinskog jezika, koji je karakterističan i za Srbe u Mađar-skoj. U naselju Pačir i okolnim naseljima žive Mađari vekovima, najveći broj go-vori mađarski jezik kao maternjim i samo je delimično izvršena asimilacija u onim razmerama, koja je karakteristična na primer za Suboticu, ili Novi Sad.

Kod prikupljanja jezičkog materijala prvenstveno su korišćeni upitnici sa tipič-nim sociolingvističkim pitanjima koja su se odnosila na društveni i socijalni položaj jezičkog korisnika. Pored ovih pitanja u upitniku se nalazio i deo koji se odnosio na tipične frazeološke jedinice sa komponentom voda, gde su korisnici trebali da odgo-vore kada se one koriste i šta znače. Frazeologizmi su prvenstveno uzeti iz frazeološ-kih rečnika: Srpsko-engleskog frazeološkog rečnika (Kovačević 2002) i Mađarsko-srpskohrvatskog frazeološkog rečnika (Vajda–Burzan 1984).

4. Rezultati istraživanja kod korisnika mađarskog manjinskog jezika

Kod ove grupe korisnika istraživanje se vršilo u tri grupe: kod osoba do 30 go-dina, kod osoba između 30 i 50 godina i kod osoba iznad 50 godina. Prvenstveni raz-log ove podele je bio pokušaj da se uporede rezultati ovih grupa kako bi se dobili specifični podaci o mlađim korisnicima, korisnicima u srednjim godinama i starijim korisnicima.


U grupi do 30 godina upitnik su ispunile osobe sa srednjom ili višom (fakultet-skom) spremom. U ovoj grupi nije identifikovana specifičnost koja karakteriše poje-dini stepen školske spreme, tako da se u ovoj grupi nije vršila podela prema završe-noj školskoj spremi. Ovde se radi o osobama koje žive pretežno u takvim naseljima gde je mađarsko stanovništvo u većini. Sve osobe su kao svoj maternji jezik ozna-čile mađarski jezik, u skoro svim upitnicima je na pitanje da li se druže sa osobama koje govore isključivo srpski odgovor bio da nemaju bliskog prijatelja koji ne govori mađarski jezik i da sa Srbima održavaju vezu najčešće samo kao poznanici, susedi. U najvećem broju upitnika je na pitanje koliko dobro razumeju štampu i emisije na televiziji koji su na srpskom jeziku odgovor bio: „manje-više”, međutim, u svim od-govorima je navedeno da bez problema rešavaju svoje poslove u ministarstvima, u banci, na pošti, itd. Na pitanje gde sigurno ne koriste svoj maternji jezik, u najve-ćem broju odgovora je navedeno da ga ne koriste u banci i kao obrazloženje je na-vedeno da činovnici u banci ne govore mađarski jezik. U pošti, na poslu, u prodav-nici, u školi, kod lekara svi su naveli da govore na svom maternjem jeziku. Na pi-tanje koliko je za njih važno da znaju srpski jezik u svom svakodnevnom životu, u najvećem broju odgovora je naznačen odgovor „manje-više”, a kao obrazloženje data je činjenica da mogu i bez njega da žive svoj život kvalitetno i bez problema. Na pitanje da li poznaju neke narodne običaje ili događaje u kojima se obavezno koristi voda, odgovori su najčešće bili „krštenje”, „Uskrs”.

U drugom delu upitnika navedeno je pet frazeoloških jedinica na srpskom i pet na mađarskom jeziku. Zadatak je bio da se ponudi ekvivalent na drugom jeziku i da se odredi kada se taj izraz koristi ili na koga se odnosi. Na srpskom jeziku je navede-no: 1) prevesti (nekog) žednog preko vode; 2) prvi se mačići u vodu bacaju; 3) vatra i voda dobre su sluge, ali zli gospodari; 4) tiha voda breg roni; 5) krv nije voda. Na mađarskom jeziku su navedeni: 1) él, mint hal a vízben; 2) vizet prédikál, bort iszik; 3) tűzön-vízen át; 4) kenyéren és vizen él; 5) a maga malmára hajtja a vizet.

Ovde se u velikoj meri primećuje identična slika. Osobe koje su ispunile upitnik nisu razumele značenje najvećeg broja frazeologizama koji su ponuđeni. Očigledna razlika se uočava i u smeru poznavanja ovih izraza. U smeru iz srpskog na mađarski odgovori su sigurniji i tačniji, nije retko da se pogode i ekvivalenti, dok se u smeru sa mađarskog na srpski često javljaju greške. Kao što je potpuno suprotno razume-vanje primera prevesti (nekoga) žednog preko vode kome daju značenje „pomoći dru-gome u nevolji”, odnosno dolazi do zabune zbog značenja jedne od komponenti, koja ih povede u jedan sasvim drugi pravac, kao kod primera tiha voda breg roni gde na osnovu prevoda izraza „csendes” [tih] određuju značenje da „kad je neko ćutljiv, ali na kraju kaže nešto veliko ili pametno”.

U ovoj grupi ni jedna osoba se nije setila nekog drugog frazeologizma, koji nije bio naveden u upitniku.

Kod druge grupe – kod osoba između 30 i 50 godina – rezultati tipične socio-lingvističke analize se oštro dele na grupu sa osnovnom i srednjom stručnom spre-mom i na grupu sa višom (fakultetskom) spremom. Pripadnici obe grupe su označili kao svoj maternji jezik mađarski jezik i svi žive u naseljima u kojima je mađarsko stanovništvo u većini. Prva veća razlika se uočava u njihovom društvenom i socijal-nom ponašanju i prihvatanju većinskog korisnika u svoj uži krug života. Kod osoba


sa osnovnom i srednjom stručnom spremom se jasno vidi da izbegavaju bliski kon-takt sa onima koji ne govore mađarski, dok se kod osoba sa višom (ili fakultetskom) spremom to ne vidi, njihov kontakt sa korisnicima mađarskog i korisnicima srpskog jezika je identičan i ide i do vrlo bliskog. Druga značajna razlika je u razumevanju srpske štampe i emisija na televiziji, gde pripadnici prve grupe imaju problema sa razumevanjem, a druga je nema. Kod pitanja koliko je važno u njihovom svakodnev-nom životu da se govori srpski, prvoj grupi je to „manje-više” važno, dok je kod druge grupe znanje većinskog jezika jedno od njihovih istaknutih ciljeva u životu.

Kod percepcije frazeoloških jedinica ova jasno uočljiva razlika se gubi. Slično kao i kod grupe ispod 30 godina uočljiva je razlika smera percepcije. I kod ove gru-pe smer sa srpskog na mađarski jezik je sigurniji. U ovom smeru su i ekvivalenti češći. U smeru sa mađarskog na srpski jezik odgovori su dati samo u obliku bukval-nog prevoda i skoro da ni jedan ekvivalent nije pogođen, čak ni kod osoba sa višom školskom spremom. Tipične greške su u samom prevodu kada primer prevesti (ne-koga) žednog preko vode prevode sa „szomjazik a vízre”. Slično već ranije navede-nom problemu, greške nastaju i kad se značenje jedne komponente stavi u prvi plan i zanemari dublje i šire značenje, kad se kod primera vizet prédikál, bort iszik navo-di da frazeologizam „govori o popu koji priča kako treba živeti, ali on sam se ne drži toga”. Kod ovog poslednjeg primera je u više slučajeva uočen i tipični primer promene koda kad se kao srpski ekvivalent navodi „vodu predikal, a vino pije”.

U trećoj grupi – kod osoba iznad 50 godina – sa sociolingvističkog aspekta nije potrebno vršiti podele po završenoj stručnoj spremi, prvenstveno i zbog toga što su na upitnik prvenstveno odgovorili zemljoradnici sa osnovnom školskom spremom i nekoliko zanatlija sa srednjom stručnom spremom. Opšta karakteristika ove grupe je da su sve upitane osobe govorile mađarski kao maternji jezik, da žive u naseljima gde je mađarsko stanovništvo u većini, da ili uopšte nemaju prijatelje koji ne govore mađarski, ili ih drže samo za poznanike. Štampu i emisije na srpskom jeziku teže, ali ipak razumeju. Svoje poslove u javnim institucijama – po njihovim rečima – obav-ljaju bez problema. Znanje srpskog ne smatraju važnim za svoj svakodnevni život.

Što se tiče ispitivanja frazeoloških jedinica, u ovoj grupi se primećuje češća upotreba frazeologizama, u najvećem broju upitnika dat je odgovor kada se koriste dati frazeologizmi ili na koga se eventualno odnose. Češće su navedeni ekvivalenti i dat je i niz drugih frazeologizama (ili eventualno skupova reči koji prema njima imaju sličan karakter kao i ponuđeni frazeologizmi) kao što su: sekao vodu i vatru, preći vodu sa suvom nogom, ubacili ga u duboku vodu, svaka voda treba da teče u svom koritu, krčag ide na vodu dok se ne polomi, iz stene čini da voda izvire…

Tipične greške nastaju sa greškom u prevodu kada prevesti (nekog) žednog preko vode prevode kao „átadni valakinek a vizet, aki szomjas”, pa iz toga proizi-lazi i pogrešno značenje „pomoći nekome u nevolji”, ili slično kao i u ranije nave-denom primeru kada se komponenta „tih” u primeru tiha voda breg roni prevodi sa „csendes” (csendes víz partot mos), gde se značenje opet koncentriše na komponentu „tih” i objašnjava kao „čovek koji je tih više vredi nego onaj koji glasno viče”. U više primera se uočava i uticaj većinskog jezika na percepciju frazeologizama, ali jedan od tipičnih je na primer: a vér nem víz (tačno: a vér nem válik vízzé) koji je jednostavno preveden sa srpskog na mađarski.


5. Rezultati istraživanja kod korisnika srpskog manjinskog jezika

Iako je terenski rad vršen u takvim specifičnim centrima gde su Srbi u većini (Lovra), u manjini sa dugom tradicijom (Pomaz) i nužnoj manjini (Budimpešta), re-zultati istraživanja su pokazala da po pitanju percepcije frazeologizama među ovim grupama ne postoje značajnije razlike. Značajnije razlike se ne utvrđuju čak ni u sta-rosnim grupama, izuzev da se lako utvrđuje tipična sociolingvistička konstatacija da stariji ljudi i ljudi sa nižom školskom spremom pokazuju veće interesovanje za očuvanje svog maternjeg jezika (Bartha 2007).

Kod svih odgovora je dobijena jedna slična opšta sociolingvistička slika: sve upitane osobe su se izjasnile da im je maternji jezik (jezik prvenstvene socijalizacije) srpski, svi su naznačili da izbor svojih bliskih prijatelja ne povezuju sa njihovim maternjim jezikom, odlično razumeju štampu i televizijske emisije na mađarskom jeziku. Jedna od retkih razlika je utvrđena kod pitanja „gde se služe isključivo ma-đarskim jezikom i zašto” gde je kod odgovora iz Lovre dobijen često odgovor: „svu-gde” i „zato što smo primorani”, dok je kod osoba iz druge dve grupe odgovor naj-češće bio: „svugde” i „zato što živimo u Mađarskoj”. Kod svih grupa je znanje ma-đarskog jezika bilo istaknuto kao jedno od vrlo važnih pitanja u njihovom životu, gde je navedeno da je znanje mađarskog jezika potrebno za uspešan i normalan ži-vot u Mađarskoj. Kod pitanja „koje običaje možete da povežete sa vodom” najčešći odgovori su bili: „slava”, „krštenje”, „dodole”. Retko su navedeni dodatni frazeolo-gizmi, ali bilo je i nekoliko pokušaja kao što su: „do toga će mnogo vode teći na Dunavu”, „čist kao voda”, „mint a tűz és víz”, „to pije vodu”, „to ne pije vodu”.

Što se percepcije frazeologizama tiče utvrđuje se jedna potpuno kontrastna ka-rakteristika od one koja je uočena kod Mađara u Vojvodini. Očekivano je da je smer percepcije i razumevanja frazeologizama u skladu sa modelom da bolje razumemo frazeologizme na svom maternjem jeziku (značenje) i da bolje prevodimo frazeolo-gizme na svoj maternji jezik (upotreba). Rezultati istraživanja su pokazali sasvim drugačiju situaciju. Slično Mađarima u Srbiji i Srbi u Mađarskoj pokazuju da im je smer sa srpskog na mađarski jezik sigurniji, u većem broju se poklapaju ekvivalenti, značenja su jasna. U smeru sa mađarskog jezika na srpski vrlo retko se pogađaju ekvivalenti, često se ni ne daje primer na srpskom, dok je značenje jasno. Tipične greške su slične i sa greškama uočenim kod Mađara u Srbiji kao na primer kod po-grešnog preuzimanja značenja kad primer kenyéren és vizen él prevode kao „posti” ili „na dijeti je”, prilikom nerazumevanja značenja daju kontrastno značenje kad od a maga malmára hajtja a vizet razumeju „da je sam sebe prevario” ili kod nerazu-mevanja primera na svom maternjem jeziku daju sasvim drugo značenje, za prevesti (nekoga) žednog preko vode daju značenje „nekome pomoći”, za tiha voda breg roni daju značenje „bolje nekada ćutati, nego uvek govoriti” ili za krv nije voda daju značenje „ne mogu se svi ljudi promeniti”.

6. Zaključak

Ovim kratkim ispitivanjem je utvrđeno nekoliko važnih činjenica. 1) Po pitanju ekvivalencije je utvrđeno da se u upotrebi retko pronalaze ekvivalenti, dok se zna-čenje češće pogađa. Ovo se posebno uočava i u razlikama koje se uočavaju u smeru


percepcije frazeologizama, gde je utvrđeno da je i kod Mađara u Vojvodini i Srba u Mađarskoj „jači” smer sa srpskog prema mađarskom jeziku. 2) Utvrđeno je da je vrlo česta i promena jezičkog koda u slučajevima kada korisnik ne raspolaže potreb-nim leksičkim znanjem i svoj nedostatak nadoknađuje znanjem drugog jezika. To se najčešće uočava u onim slučajevima kada je reč o osobi koja ne raspolaže odgo-varajućom jezičkom kompetencijom ni na svom maternjem jeziku („polujezičnost”, Kiss 2002). 3) Tipični jezički problemi su nerazumevanje značenja, pogrešna skon-centrisanost na jedan ekvivalent unutar datog frazeologizma, nedostatak jezičke kom-petencije. 4) Primećuje se da većinski jezik ima velik uticaj na manjinski jezik u iz-boru forme, rešenja, mogućnosti. U manjinskom jezičkom izrazu se lako uočava i većinski „pogled na svet” kako u percepciji većinskog značenja, tako i u percepciji same većine kao ispravne baze. 5) Utvrđuje se i jezička ugroženost koja se prven-stveno uočava kod govornika srpskog jezika u Mađarskoj, gde se primećuje jak ve-ćinski uticaj na korisnike manjinskog jezika i njihova prinuđenost da sputavaju pri-menu svog maternjeg jezika.

Rečnici

Kovačević 2002 = Kovačević Živorad: Srpsko-engleski frazeološki rečnik. Beograd, 2002. Vajda–Burzan 1984 = Vajda József, Burzan Mirjana: Magyar–szerbhorvát frazeológiai szó-

tár. Újvidék, 1984.

Literatura

Bańczerowski 2012 = Bańczerowski Janusz: A frazeológia mint az emberi világkép tükröző-dése. Magyar Nyelvőr 136 (2012): 457–460.

Bartha 2007 = Bartha Csilla: A magyar nyelv megőrzésének lehetőségei és korlátai a Mura-vidéken egy szociolingvisztikai vizsgálat tükrében. Kisebbségkutatás 16 (2007): 214–240.

Forgács 2007 = Forgács Tamás: Bevezetés a frazeológiába. Budapest, 2007. Göncz 2001 = Göncz Lajos: Nyelvi és szociológiai változók összefüggése a Kárpát-medencei

magyar beszélőközösségeknél kisebbségi és többségi helyzetben. Magyar Nyelv 97 (2001): 152–170.

Hadrovics 1995 = Hadrovics László: Magyar frazeológia. Történeti áttekintés. Budapest, 1995. Hegedűs 2000 = Hegedűs József: „Nyelvi világkép” – magyar nyelv – idegen nyelv. Magyar

Nyelv 96 (2000): 129–138. Imrényi 2009 = Imrényi András: Generatív nyelvészet és szociolingvisztika. Magyar Nyelv

105 (2009): 50–62. Kiss 2002 = Kiss Jenő: Társadalom és nyelvhasználat. Szociolingvisztikai alapfogalmak. Bu-

dapest, 2002. Lanstyák 2007 = Lanstyák István: A nyelvhelyesség mint nyelvi probléma. Kisebbségkutatás

16 (2007): 199–213. Lanstyák 2009 = Lanstyák István: Nyelvi ideológiák és filozófiák. Fórum. Társadalomtudo-

mányi Szemle 2009/1: 27–44. Maitz 2008 = Maitz Péter: A szociolingvisztikai nyelvcsere-kutatások lehetőségeiről és kor-

látairól. Magyar nyelv 104 (2008):154–173.

Решето, вода кипяченая и сырая, «бычья кровь», салями и прочая фразеологическая кухня

Федосов Олег ИвановичБудапешт, Венгрия


Только истинно русский знает, чем отличается еда от закуски (АРН 2005: 151).

Обморок хозяина. Кричат: «Воды! Воды!». Хозяин открывает глаза и говорит: «Кому воды, а мне водки».

Будь здорова, как вода, богата, как земля, плодовита, как свинья!

«Спокойной ночи, малыши»:– Степашка, где же Хрюша?

– Хрюша не придет, у него свинка.

– У вас есть дикая утка?– Нет, но можем разозлить домашнюю.

– Бабушка, смотри, какие утки глупые – сырую воду пьют из лужи!(К. И. Чуковский: От двух до пяти)

Ключевые слова:

яйцо диетическое, решето, перец (красный – paprika), уха (halászlé), суп-гуляш, вода пресная (сладкая – édesvíz), кипяченая, сырая и минеральная, гусиная печень, вино «бычья кровь» (bikavér), вино с водой ( fröccs, hosszúlépés, střik, szikvíz), палинка, Unikum, пиво (Kőbányai világos), X-кола (ни кола ни двора, ни кола ни пепси), салями (téliszalámi)

Гостеприимная Венгрия известна своей кухней. Поскольку ее границы сегодня не омывают ни моря, ни океаны, венгерские гастрономы не смогут похвастаться разве что морепродуктами (однако, на безрыбье и рак рыба), но в остальном их кулинарное искусство ни в чем не уступает мировым стандар-там. По крайней мере, нам не придется метать икру, т. к. ее в Венгрии нет. Венгерское госагенство по туризму пишет на своем сайте:

Безо всякого преувеличения можно сказать, что венгерская кухня славится во всем мире. О ней сказано немало хвалебных слов, она является важной притяга-тельной силой для туристов. Наши соседи из Австрии готовы пересечь границу ради вкусного обеда или ужина в каком-либо уютном ресторане пограничной местности. Не думаем, что они это делают только из-за разницы в ценах. Нам думается, что они приезжают скорее всего для того, чтобы насладиться вкусом и ароматами нашей кухни (http://www.turizmusonline.hu).

Szláv kötet.indd 664 2013.09.06. 13:50:14

665Решето, вода кипяченая и сырая, «бычья кровь»

Если вы найдете и рубрику для российских туристов под названием Что купить в Венгрии?, то в ней дан однозначный ответ: это салями, гусиная печенка, вино «бычья кровь», Уникум, паприка (красный перец) и палинка. Все эти знаменитые венгерские продукты (hungarikum), а также и другие пищевые и гастрономические реалии, найдут отражение в этом докладе. Однако, поскольку наша конференция о ВОДЕ проходит не в кулинарном училище, а на филфаке, то в своем докладе мне хотелось бы сосредоточиться не столько на местных гастрономических достопримечательностях, сколько на языковых и внеязыковых аспектах современной фразеологической теории и практики. Главную же мысль доклада можно сформулировать следующим образом: через решето «фразеологической кухни» я хочу просеять вопрос о возможности и целесообразности т. н. реконструкции языковой картины мира в лингвистике вообще, и средствами фразеологии в частности, и, сформулировав в целом отрицательный ответ на данный вопрос, в качестве альтернативы обратить внимание на нерешенность многих проблем и актуальность других подходов к описанию фразеологии языка. Во избежание недоразумений сразу необходимо подчеркнуть: речь идет не об отрицании познавательной силы и полезности изучения культурологических аспектов во фразеологии, т. е. реальной пользы такого подхода как в научном, так и в дидактическом плане. Под сомнение ставится другое: способность когнитивной парадигмы дать ответ на собственно лингвистические проблемы.

Несмотря на то, что наша конференция посвящена ВОДЕ, начать мне хотелось бы AB OVO, т. е., как все мы хорошо знаем еще со студенческих времен по книгам проф. В. М. Мокиенко – с яйца (Мокиенко 1986). Есть ли что-то общее между водой и яйцом? Безусловно, особенно если сравнить русскую и словацкую ФЕ [они похожи] как две капли воды – [podobajú sa] ako vajce vajcu. Но речь здесь не об этом, и даже не о привычке римских легионеров начинать трапезу в будапештском Аквинке с вареных яиц, а о насущном вопросе: почему резко подорожали куриные яйца (т. н. «яйцо диетическое») в Венгрии в течение последнего года? Ответ не требует знания сложных законов экономики. Произошло это потому, что венгерские куры получили европейские права. С 1 января 2013 г. для всех птицеферм в Венгрии стали обязательными общеевропейские правила содержания кур, которые предписывают создание гораздо более комфортабельных – и тем самым дорогостоящих – условий содержания, кормления и выгула кур на промышленных птицефермах. Новые евроклетки и еврокормушки оплатил венгерский потребитель из своего кармана. История эта, хотя и не имеет прямого отношения к воде, весьма поучительна, как мы увидим дальше в ходе доклада. Однако без воды и фразеологии и здесь не обошлось, поскольку – как мы знаем – нельзя класть все яйца в одну корзину. Эта английская идиома (put all one’s eggs into one basket), сравнимая по значению в русской ФЕ ставить все на одну карту, была подробно описана в книге «Аспекты теории фразеологии» (Баранов–Добровольский 2008: 263–265). Авторы в ней пишут:

Szláv kötet.indd 665 2013.09.06. 13:50:14

666 Федосов Олег Иванович

Несмотря на специфику образной составляющей этой английской идиомы в срав-нении с образной системой русского языка, было бы странно интерпретировать этот факт в терминах картины мира и тем более усматривать здесь некие наци-онально-культурные различия. Так, было бы достаточно абсурдно утверждать, что яйца и корзины играют в английской культуре бóльшую роль, чем в русской. В подобных случаях речь идет не о значимых различиях, а о языковых случай-ностях (Баранов–Добровольский 2008: 263).

И в качестве аргументов авторы приводят массу примеров употребления этой же идиомы-кальки в современной российской публицистике, где, однако, возможна и замена компонента корзина на исконно русское лукошко (Баранов–Добровольский 2008: 264). Причину же факта легкой адоптации английской идиомы в русском фразеологическом пространстве авторы видят в том, что она возводима сразу к двум известным в русском языке концептуальным ме-тафорам: СРЕДСТВА ДОСТИЖЕНИЯ ЦЕЛИ (напр. хвататься за соломин-ку) и ОБЛАСТЬ ПРИЛОЖЕНИЯ СРЕДСТВ ДОСТИЖЕНИЯ ЦЕЛИ – ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ (ср. бочка бездонная). А эти идиомы – как видно невоору-женным глазом – идиомы русского ВОДНОГО фразеопространства. Добавим здесь и другие ВОДНЫЕ идиомы: переливать из пустого в порожнее; толочь воду в ступе. От корзин и лукошек, однако, всего один шаг и до фразеологи-ческого РЕШЕТА. О древнегреческом происхождении и долгом историческом пути этой ФЕ было прекрасно рассказано в докладе проф. Х. Вальтера. Кроме того, как мы помним,

…решето в мифологическом осмыслении уподобляется небесному своду, всвязи с чем воду, пролитую через решето, наделяли целебными свойствами. Проливание воды через решето понималось в соответствии с этим как имита-ция дождя. Считалось, что вода, льющаяся через сито, помогает вызвать дождь, оберегает детей и домашних животных от дурного глаза (БМС 2005: 106–107).

Не знаю, поливают ли водой через решето венгерских кур и других до-машних животных из моего доклада, но мне кажется, что помимо мифоло-гического осмысления концепта ВОДА в этой древней идиоме здесь кроется еще много интересного для нашей фразео-гастрономической темы. Обратим внимание на то, что – как пишет Х. Вальтер – это выражение относится к уни-версальным, т. к. оно зафиксировано в ряде индоевропейских и других языков от арабского до венгерского (Вальтер 2013: 30–31.). В чешском это не РЕШЕТО, а сито, но в словацком (naberať vodu košom) и датском это уже не решето и не сито, а корзина (букв. ‘лить воду в корзину’; ‘собирать дождевую воду в корзи-ну’), также как в арабском и японском (букв. ‘носить воду корзиной’; ‘черпать воду бамбуковой корзиной’).

Анализируя сложные аспекты взаимосвязи между языковым образом, вну-тренней формой и актуальным значением, А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский в той же книге используют именно идиому носить воду решетом. Они пишут:

С семантической точки зрения совершенно несущественно, какую воду и какое решето представляют себе при этом те или иные носители русского языка и пред-

Szláv kötet.indd 666 2013.09.06. 13:50:14


ставляют ли они себе что-либо вообще. Важно общее для всех знание о том, что решето является непригодным для ношения воды инструментом. Активируясь идиомой, это знание обеспечивает когнитивную базу для естественно-языкового вывода и входит в план содержания данной идиомы. Речь идет, следовательно, не о квазивизуальных представлениях, а об операциях над знанием (Баранов–Добровольский 2008: 112–113).

Логично было бы поставить вопрос: если общепризнанно существует концепт воды, и говорящий производит над ним когнитивные операции, то почему бы не мог существовать и концепт РЕШЕТА (или сита? корзины? лу-кошка?). И главная загадка: почему нельзя *носить воду дуршлагом (от нем. Durchschlag)? Ведь этот посудный гастро-артефакт логично вписывается в ряд всех перечисленных фразеореалий. Вместо ответа сравним всего два отрывка из кулинарных рецептов, написанных на русском языке с разницей в 100 с лишним лет (источник – НКРЯ):

Отварить в соленой воде, откинуть на решето, перелить холодной водой; поло-жить 2 яйца, 2 ложки сметаны, ложку масла, соли, немного английского толче-ного перца и 2–3 зерна простого перца (Елена Молоховец: Подарок молодым хо-зяйкам, или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве. // Колдуны, пельмени, вареники и т. д., 1875–1900).

При горячем способе засола перебранные и вымытые грибы сначала бланши-руют, затем откидывают на решето, чтобы стекла вода, после чего уклады-вают в посуду, подготовленную для засола, добавляют пряности и пересыпа-ют солью (Сергей Синельников и др.: Архиерейские грузди, нет сопливей! // «Петербургский Час пик», 24.09.2003).

Оказывается, в реальной жизни над РЕШЕТОМ производят совсем не когнитивные операции, а что-то на него откидывают. При этом я думаю, что если в психолингвистическом эксперименте с носителем русского языка попытаться выяснить фразео-ассоциативную связь глагола ОТКИНУТЬ, то синтагматическим партнером-компонентом будет отнюдь не РЕШЕТО, а всем известные КОПЫТА:

Его напарник, бывший инструктор райкома, сказал, что в зоне или сразу отки-нешь копыта, или закалишься, как сталь (В. Быков: Волчья яма, 1999).

Эта популярная идиома прекрасно обыгрывается в современном дискурсе:

Смотри, твой драндулет уже лежал бы, откинув копыта, в смысле, колеса (Е. Козырева: Дамская охота, 2001).

На днях машина окончательно откинула задние колеса – слава Богу, не на трассе (Д. Соколов-Митрич: Матушка в отставке, 2007).

Но пойдем дальше: в тех же полезных советах молодым хозяйкам в рецеп-те пасхального поросенка (к теме мясопродуктов мы дойдем чуть позже) автор

Szláv kötet.indd 667 2013.09.06. 13:50:14


пишет: «Всё смешать, посолить, всыпать англ. перца, положить ложку масла, размешать, нафаршировать, зашить, изжарить».

Надо надеяться, что молодые домохозяйки восприняли совет всыпать перца дословно, а не в значении задать перцу (ср. Задам же я перцу этой старой ящерице! (А. И. Куприн: Яма, 1915): всыпать горячих, всыпать сто плетей, всыпать по первое число и т. д.

При переводе слова перец на венгерский язык необходимо использовать две разные лексемы: bors и paprika, т. к. первая означает черный перец, а вто-рая красный перец. Но с паприкой тоже не все просто: русские деловые люди, которые регулярно ездят в Венгрию и уже пристрастились к ее кухне, на зна-менитом главном рынке Будапешта (Nagycsarnok), где покупала паприку даже английская королева, смело говорят продавцу: дайте мне Сладкую Анну или Сильного Пишту, и получают в первом случае деликатный красный перец, а во втором острый красный перец. (Названия торговых марок двух видов перетер-того в пасту и готового к употреблению красного перца содержат в себе идио-матическую переинтерпретацию: Édes Anna – от прилагательного сладкий со значением ‘неострый, пресный’ – потому и пресная вода = édesvíz – возник-ло как аллюзия с названием известного романа Дэжё Костолани [Kosztolányi Dezső] о судьбе бедной девушки и снятого на его основе одноименного филь-ма, а Erős Pista – уменьшительная форма от самого «мужского» венгерского имени – Иштвана / Стефана.)

Оба перца совершенно необходимы при изготовлении знаменитой вен-герской УХИ и супа-ГУЛЯША. Только эти две гастрономические реалии за-служивали бы отдельных трактатов. Их связь с темой конференции – ВОДОЙ – не нуждается в комментариях, поэтому остается сделать лишь два лингви-стических примечания. Сложное слово halász + lé (уха, букв. ‘рыбак + жид-кость / сок / жижа’) создано «вопреки логике» и потому интересно своим вторым компонентом: «логически» уха должна была бы называться по-вен-герски hal + leves (т. е. букв. ‘рыба + суп’) но никак не «жижа из рыбака», как мог бы перевести эту композиту неискушенный угрофинист. Семантическое ядро лексемы lé имеет широкое обобщающее значение ‘нечто жидкое, свя-занное с растительными / органическими веществами’, поэтому служит ос-новой для ряда сложных слов и словосочетаний: gyümölcslé, ivólé (фруктовый сок), pecsenye leve (сок / соус из-под жаренного мяса), trágya leve (навозная жижа) и т. д. Естественно, благодаря такой размытой семантике лексема lé (и производный от нее суп – leves) являются ключевым компонентом десятков ФЕ и паремий (O. Nagy 1994: 425–426, 434–435; Bárdosi 2003: 207), а само lé в жаргоне значит: деньги (tele van lével, букв. ‘полон соком’ = богатый). Как мы давно уже знаем из блестящего анализа некрасовской строки В лесу раздавался топор дровосека проф. Б. Ю. Норманом, номинация часто поступает «вопреки логике» и играет с нами похожие «шутки», как и в случае с венгерской ухой (Норман 2002).

Не менее поучительна и история с гуляшом, вошедшим в самые разные языки мира в значении ‘мясное блюдо типа поджарки с соусом’, но в своем

Szláv kötet.indd 668 2013.09.06. 13:50:14


«родном» языке до сих пор означающем только то, что и было создано в древ-ности венгерскими пастухами – гуйяшами (gulyás), пасшими стада коров и быков (gulya – ?? слово кавказского происхождения, см. MÉK 1985: 475) и ва-рившими на кострах похлебку из говядины. Поэтому вы никогда не встретите венгра, который радостно отозвался бы на ваше предложение угостить его свиным гуляшом.

Завершить тему яиц – решета – паприки – ухи – гуляша мне хотелось бы известным анекдотом из послеперестроечного новояза и вызванных им ассо-циациями:

Учительница просит детей сочинить предложение из слов: малыш, санки, горка, крутой, кататься. Вовочка написал: Крутой малыш катался с горки на санках.

Если яйца чуть переварить, то от древних римлян и их гастрономических привычек начинать обед с КРУТЫХ ЯИЦ мы можем запросто дойти до кон-цепта КРУТОЙ в современном русском языке. А от крутых 90-х снова к чему угодно, даже к символически понятому решету в реально трагическом контек-сте: в книге об убитом с невероятной жестокостью в 1990-м году протоиерее и богослове РПЦ Александре Мене мы читаем:

Званых много, да избранных мало. Однажды в трудную минуту отец Александр вздохнул: «Вся трагедия в проблеме решета: льешь, льешь воду, а что остает-ся?..» Надо было обладать большой верой, стойкостью и мужеством, чтобы не устать сердцем, не пасть духом. Действительно, обновление пришедших в Церковь взрослых людей происходит медленно, со срывами и падениями (Зоя Масленикова: Жизнь отца Александра Меня, 1992).

Вернемся, однако, к ВОДЕ. Причем к ВОДЕ кипяченой. Озвучить важность этой темы нам поможет великий русский поэт В. Маяковский, который в своей поэме «Во весь голос» писал:

И, возможно, скажет / ваш ученый,кроя эрудицией / вопросов рой,что жил-де такой / певец кипяченойи ярый враг воды сырой.

(В. В. Маяковский: Во весь голос, 1929–1930)

Я хочу вам сказать, что это страна, в которой вы всегда можете спокойно пить сырую воду из крана, вы не заболеете брюшным тифом, – вода всегда будет иде-альная (Илья Ильф, Евгений Петров: Одноэтажная Америка, 1936).

– писали к той же теме знаменитые современники В. Маяковского, но нео своей родине, а об Америке. Поэтому они хорошо знали, откуда отец Федор писал письмо верной супруге:

Письмо отца Федора, писанное им в Ростове, в водогрейне «Млечный путь», жене своей в уездный город N. Милая моя Катя! Новое огорчение постигло меня, но об этом после (Илья Ильф, Евгений Петров: Двенадцать стульев, 1927 –НКРЯ).

Szláv kötet.indd 669 2013.09.06. 13:50:14


ВОДА кипяченая и сырая – до боли знакомые (почти как рыбий жир) с самого раннего детства реалии российской внеязыковой действительности. Не пей сырую воду! – сколько раз мы слышали в детстве этот окрик наших мам и бабушек, прекрасно знавших, что значит вылечить у ребенка дизентерию (о венгерском названии этой болезни vérhas в связи с проблемой т. н. лексических фразем см. Федосов 2001). Венгерские дети такого окрика на кухне в обычной ситуации никогда не слышали, и даже самого понятия сырая вода в их языке нет. Естественно, что в июне этого года во время наводнения санэпидемстан-ции объявляли в затронутых наводнением районах Венгрии призыв воздер-живаться от употребления сырой воды из-за опасности заражений, но это – экстремальная ситуация. В обычной ситуации обычные венгры пьют сырую воду прямо из-под крана, которая поэтому так и называется: csapvíz, т. е. букв. ‘кран + вода’ (в старину и в деревнях колодезная вода – kútvíz), а вода кипя-ченая ( forralt víz, внимание: не кипящая = forró víz!) используется разве что в каких-то специальных целях (напр., аптеки, химлаборатории). Доказательство этого факта самое банальное: я думаю, что из нескольких миллионов венгер-ских кухонь лишь считанные снабжены неотъемлемым атрибутом кухонь российских – графином с кипяченой водой, который, естественно, стоит всю жизнь и на моей кухне несмотря на то, что мои дети пьют воду из-под крана. В России и заграницей написаны уже, наверное, десятки книг о русском са-моваре (с которым не стоит ездить в Тулу), но я не знаю ни одной книги о лингвокультурологическом концепте кипяченой воды или КИПЯТКА. Однако, думается, что «культурогенная нагруженность» русского КИПЯТКА ничуть не меньше, чем у самого самовара, и в этом легко убедиться, если просмотреть соответствующие страницы поиска в НКРЯ. (Кстати, почему в России боль-ших любителей чаепития всегда называли водохлебами, а не чае-хлебами, если уж щи лаптем хлебать приходилось и тем, и другим?) В чем же причина такой обойденности когнитивным вниманием? Ответ – в сырой воде.

Многие исследователи относят коллокации к сфере фразеологии (ср. Баранов–Добровольский 2008: 67). Если это так, то устойчивое словосочетание русского языка сырая вода – это ФЕ, полностью соответствующая дефиниции: «коллокации – это слабоидиоматические фразеологизмы со структурой слово-сочетания, в которых семантически главный компонент употреблен в своем прямом значении» (Баранов–Добровольский 2008: 67). Этот «главный компо-нент» здесь, безусловно, ВОДА, как и ДОЖДЬ в хрестоматийной коллокации проливной дождь, где прилагательное проливной по отношению к опорному компоненту ДОЖДЬ так же «слабоидиоматично», как и сырой по отношению к воде, только по разным семантическим основаниям: проливной по основанию т. н. моноколокабильности в лексиконе (уникальность компонента), а сырой по основанию нестандартности передачи здесь смысла ‘не-кипяченый, не-варе-ный, не-обработанный’. Сравним несколько сопряженных выражений: сырое мясо, сырники, сыроватка, сыр-бор, мать сыра земля, сырая вода vs. *сухая вода при наличии сухой спирт или сухой закон, сухая игла, глаза на мокром месте и *глаза на сыром месте.

Szláv kötet.indd 670 2013.09.06. 13:50:14


Когнитивистов во всей этой запутанной истории будет, очевидно, инте-ресовать не сырая вода, а сырая земля из мать сыра земля со всеми атрибу-тами «славянских древностей» в этой идиоме. Может быть их заинтересует и талая вода с ее особыми магическими свойствами. Однако у той же талой воды есть и тривиальное «гастрономическое прочтение»: многие источники питьевой бутилированной воды в Европе питаются талой водой альпийских ледников. Привычка вместо бесплатной воды из крана пить бутилирован-ную минеральную воду быстро распространилась и в Венгрии за последние 20–25 лет (годовое потребление минеральной воды выросло в стране с 3–4 литров на 116 литров «на душу» населения). Настоящие, старые легендарные минеральные воды с большим содержанием минеральных солей (типа допе-рестроечного Боржоми, венгерского «маргарит-островного» Хрусталя или чешского Мельничного источника – Mlynský pramen) уже мало кто и вспоми-нает. Причина: французские и итальянские лоббисты (в этих странах почти нет богатых минеральными солями вод) добились еще в 90-е годы принятия но-вых евростандартов сертификации минеральной воды, снизив минимальную норму солей в воде до уровня ниже 1000 мг на литр. Сегодня «минеральной» в Европе можно объявить простую питьевую воду… из Дуная.

Знаменитая венгерская гусиная печень (подается в ресторанах в холод-ном и горячем виде, для экспортных консервов готовится и паштет из нее, например с трюфелями) вряд ли вызовет у венгра или загрантуриста ассоциа-ции с русским фольклорным: гуси-лебеди. Если Иван Грозный еще и подавал английскому послу жареных лебедей (см. Пикуль 1987: 8), то в сегодняшнем Евросоюзе не то что лебеди, но даже гуси как предмет гастрономического вожделения вызывают бурные споры. Уже много лет западноевропейские об-щественные организации по защите животных ведут упорную борьбу против венгерских производителей «гус-ливера» (как в туристическом жаргоне на-зывают этот продукт), но пока критика скатывается с них – как с гуся вода. Декларируемая причина недовольства западных защитников гусиных прав – якобы антигуманные методы откорма «на печень» венгерских гусей, которых кормят «насильно» через шланг специальными смесями (С ребеночка вода, а с нашего гуся худоба – наверное, говорят в таких случаях венгерские крестьяне.) Реальная же причина этого крестового похода (как утверждают венгерские гусе-воды: по аналогии со свино-воды) – черная зависть со стороны конкурен-ции, главным образом французских производителей той же гусиной печени. Примерно как в случае: Семка украл поросенка, а сказал на гусенка. При этом дикие гуси, которые на своем пути из Скандинавии в Африку (Гусь – он и в Африке гусь…) каждый год отдыхают и подкрепляются на венгерских озерах (напр. в городе Тата, где ежегодно в ноябре проходит фестиваль диких гусей – Vadlúdsokodalom = от ‘дикий + гусь + много + переделка слова пир’), наобо-рот, пользуются полным доверием просвещенной Европы (главным спонсором фестиваля является норвежский фонд). И зажаривать гусей (не диких, конечно) на день св. Мартина – древняя и уважаемая общеевропейская реалия, овеянная многими лингвокультурными традициями.

Szláv kötet.indd 671 2013.09.06. 13:50:14


Однако, если сегодня загрантурист случайно станет свидетелем бурно-го политического митинга в центре Будапешта, где кроме размахивающих транспарентами с нарисованными гусями и с загадочными именами Гордон и Хайду-БЕТ [Gordon, Hajdú-BÉT] венгерских крестьян-гусеводов присутствуют живые (в клетках) или пластмассовые (вариант: надувные резиновые) гуси, то он сильно ошибется, если подумает на «печеночную» мотивацию собы-тия. Ставшие регулярными (по всей Венгрии) с октября 2012 г. и подробно освещаемые в СМИ демонстрации «с гусями» – это хорошо спланированные сторонниками сегодняшнего правительства акции предвыборной борьбы меж-ду бывшим и настоящим премьер-министрами Венгрии. Когда бывший пре-мьер-министр Венгрии Гордон Байнаи [Bajnai Gordon] в октябре 2012 г. объя-вил о своем намерении вступить в борьбу с правящим премьером Виктором Орбаном (готовым запрудить Дунай безработными дипломированными ин-теллигентами), на него быстро сшили компромат. 10 лет назад, еще перед тем, как стать политиком, Г. Байнаи был гендиректором финансовой группы, кото-рой принадлежал и завод по переработке… гусей и гусиной печени Хайду-БЕТ, закрытый из-за нерентабельности. «Пострадавшие» гусеводы (которым некуда было продать своих гусей) пошли свиньей на опасного политического конку-рента. Sok lúd disznót győz (букв. ‘много гусей одолеют свинью’) утверждает венгерская пословица.

Не знаю, спасут ли гуси сегодняшнего премьер-министра, как когда-то спасли Рим, но все эти «водоплавающие демонстрации» уже сидят в печенках у венгерских избирателей. О венгерском виноделии знает (почти) весь мир, по крайней мере, когда-то не только венгерские яблоки «джонатан» и овощные консервы «закуска» славились в бывшем Советском Союзе, но и – венгерские вина. Однако – все течет, все изменяется, и много дунайской воды и вина утекло с тех пор, как венгерские вина на российских прилавках вытесни-ли вина французские, итальянские, калифорнийские и даже австралийские. Почему венгерские виноделы потеряли российский рынок – история длин-ная и поучительная, но лучше о ней умолчать, сделав лишь прозрачный как вода намек, что что-то утекло куда-то не туда, куда надо было. «Помогла» и Европа, где перепроизводство вина и защита интересов своих фермеров приве-ли к принятию законов, по которым венгерские крестьяне получали крупную компенсацию за вырубку своих виноградников. Лес рубят – щепки летят, а что летит, когда рубят виноградник? Но венгерские вина и виноделы пережи-ли на своем веку очень много – в том числе и турецкое нашествие – поэтому переживут и нашествие евробюрократов.

История со знаменитым венгерским вином «бычья кровь» (bikavér) инте-ресна потому, что, несмотря на хорошо известное авторское происхождение этого названия, не только в народе, но и среди специалистов турбизнеса проч-но укрепилась легенда о его «героическом» происхождении. Легенду припи-сывают автору культового романа Звезды Эгера об обороне Эгерской крепости против турок (обязательная литература в 6-м классе венгерской школы) Гезе Гардони [Gárdonyi Géza: Egri csillagok]. Сегодня этот роман, через 100 лет по-

Szláv kötet.indd 672 2013.09.06. 13:50:14


сле его выхода в свет, переводят даже на турецкий язык. По легенде капитан эгерской крепости Иштван Добо, когда силы защитников подходили к концу, приказал раздать венгерским витязям (vitézek) красного вина из подвалов кре-пости. Турки увидели, что у защитников прибавилось сил, и будучи суевер-ными, подумали, что густая красная жидкость, стекающая с бород венгерских витязей – кровь быков, которую они пили. Турки отступили, но не отступила вера венгров в эту легенду. Подлинное происхождение названия вина «бычья кровь» (bikavér) не столь романтично, но гораздо старше, и отражает реаль-ную метафоризацию через цветовую схожесть двух «жидкостей» – крови и густого терпкого красного вина. Автор метафоры – сексардский поэт Янош Гараи [Garay János], сравнивший цвет вина с цветом крови в Песне о вине еще в 1846 г., а в 1851 г. сложное слово bikavér уже приводится в Книге венгерских пословиц [Magyar közmondások könyve] Яноша Эрдейи [Erdélyi János]. Что же такое на самом деле бычья кровь с т. з. лингвистики: термин ветеринарный или винодельческий, поэтическая метафора, идиома (переинтерпретированное словосочетание) или сложное слово венгерского лексикона?

(Для справки: bikavér относится к т. н. винам типа cuvée, т. е. смеси двух или трех видов красного вина, в которой обычно главная составляющая часть – вино типа kékfrankos / frankovka. Это вино насыщенного, пряного, фруктового характера, обладающее красивой структурой кислот, средним или высоким содержанием танина и алкоголя, подходящим для длинного сохранения, спо-собное для развития в бутылке. Источник – Википедия.)

Указанные в начале доклада в «ключевых словах» названия и выражения: вино с водой ( fröccs, hosszúlépés, házmester, střik, szikvíz), палинка, Unikum, пиво (Kőbányai világos), кола (ни кола ни двора, ни кола ни пепси), естественно, имеют некое отношение к воде, но этот подбор напитков призван проиллю-стрировать более глубоководную тематику: языковую номинацию. Подробный анализ этого лексического материала мог бы перерасти в совершенно самосто-ятельное исследование. Поэтому здесь я сделаю попытку лишь схематично обозначить канву проблематики.

Традиция пить вино, разбавляя его водой, столь же древняя, как и само виноделие. Если бы мы попытались «копнуть» эту тему, то от античности до самых последних еврособытий мы должны были бы поднять мощнейшие лингвокультурологические пласты, и не в одном языке, и не в одной стране или культуре. Только «ключевые» венгерские примеры: 1. fröccs (уникаль-ная лексема от глагола брызгать), 2. hosszúlépés (букв. ‘длинный + шаг’), 3. házmester (букв. ‘привратник’) означают три различных способа (и пропор-ции) разбавлять вино газированной водой (szikvíz), и если вы в жаркий день в прохладном винном погребке в Венгрии вместо одного из этих выражений используете при заказе просто выражение «вино с газировкой», то вас – мягко говоря – «не поймут». Литературно-кабаретных и прочих прецедентных тек-стов и реминисценций на эту тему за последние 150 лет в венгерском языке набралось столько, что это материал на целую книгу. Означает ли это, что у венгров есть КОНЦЕПТ «вино с водой»? А у древних греков?

Szláv kötet.indd 673 2013.09.06. 13:50:14


Но вот разбавлять водой пиво не придет в голову ни венгру, ни тем более чеху, и это уже почти уголовная категория (хотя еще не мокрое дело). У рус-ских же к этой теме другое отношение: Пиво без водки – деньги на ветер (АРН 2005: 349). О КОНЦЕПТЕ пива (если такой есть) лучше и не вспоминать – это уже не на одну, а на много книг. Лишь одно Кёбаньское светлое [Kőbányai világos] дало нам тему для целого гидро-фразеологического рассказа. Здесь можно добавить лишь то, что вплоть до 1999 г. в Венгрии не было принято (а скорее, считалось неприличным) чокаться пивом ни в общественной пивной, ни дома. Причина была вполне серьезная: после капитуляции под Вилагошем в 1849 г. командование австрийской армии вероломно нарушило свои обеща-ния, и 13 генералов венгерской повстанческой армии были казнены 6 октября 1849 г. Австрийские офицеры после казни поздравляли друг друга с победой, чокаясь… пивом. Обет не чокаться пивом венгры строго соблюдали обещан-ных 150 лет.

Русская пословица и ее «переделка» (ни кола ни двора – ни кола ни пепси) – это известная шутка из серии «Вовочка при тестировании паремиологиче-ского минимума» – и не нуждается в комментариях, хотя при передозировании может возникнуть и пепсилепсия (АРН 2005: 343).

Венгерская (и не только) палинка (слово со славянскими корнями) – и древняя реалия, и самая актуальная современность (отрицательную реакцию вызвало у Европейской комиссии недавнее постановление венгерского пра-вительства, разрешившее производить домашнюю палинку из собственных фруктов без уплаты акциза). Вопрос: почему русский самогон гонят, а вен-герскую палинку варят (ср. pálinkafőző)? И почему русские глушат водку ста-канами, а венгры по утрам лишь морят червячка рюмочкой своей палинки?

История названия знаменитого ликера (изготовленного на тайной смеси 40 лечебных трав) широко известна: «Das ist ein Unicum!» [‘Это уникально!’] якобы произнес в 1790 г. император Йозеф II, когда его придворный лекарь док-тор Цвак [Zwack], основатель династии владельцев ликероводочного завода, предложил своему коронованному пациенту желудочный ликер по собствен-ному рецепту.

Если все перечисленные выше гастрофразеологические реалии имели хоть какое-то отношение к ВОДЕ (или по крайней мере к какой-то жидкости) как к центральной теме нашей конференции, то знаменитая венгерская кол-баса САЛЯМИ (téliszalámi) – это уже, наверняка, какая-то натяжка. Конечно, это так, однако и на эту гастрономическую тему можно посмотреть с фразе-ологической точки зрения. В венгерском языке после Второй мировой вой-ны появилась ФЕ szalámitaktika, возникшая как определение политики рву-щихся к захвату власти коммунистов по медленному, постепенному (салями – твердая колбаса, поэтому в Венгрии в магазинах нарезается очень тонкимислоями) уничтожению партии политического противника. На выборах 1945 г. Малокрестьянская Партия [Független Kisgazdapárt] получила 57% голосов, но была вынуждена войти в состав коалиции, поэтому ее дискредитация и постепенное уничтожение тактикой салями (часть историков считает, что

Szláv kötet.indd 674 2013.09.06. 13:50:14


этим руководил советский КГБ) стало со временем метафорой медленного достижения неблаговидной цели. (Эту общеизвестную ФЕ современные фра-зеологические словари, однако, не приводят: «мешает» ее однословная форма композиты – см. Федосов 2001.) Но опять же: салями и ВОДА?

Свой исторический атрибут зимняя («téli») эта сырокопченая колбаса по-лучила из-за того, что в старину ее готовили только зимой. Вот что пишет в своей русскоязычной рекламе один из заводов-производителей:

Венгерская салями – продукт-легенда «Салями Зимняя»…, покрытая инеем благородной плесени, – это одна из «визитных карточек» венгерской национальной кухни. Великолепный пряный вкус и неповторимый аромат этого продукта знают… по всему миру. Она изготавливается с 1869 года из самого качественного свиного мяса по оригинальной рецептуре, секреты ко-торой производители бережно хранят до наших дней… Полтора века тому назад местные кулинары придумали особую «усушенную» колбасу, которую можно было хранить не только в холодном погребе, но и при комнатной темпе-ратуре, причем несколько недель. В промолотую отборную свинину добавляли традиционные для венгерской кухни паприку и черный перец, а затем долго коптили колбасу на углях бука. После этого начинался процесс дозревания, который длился 100 дней под наблюдением мастеров.

То, что один колбасный завод в своей рекламе подчеркивает «местное» происхождение тайного рецепта, и называет салями легендой, не лишено ос-нований. В Венгрии производят сразу два всемирно известных вида салями – тот, что изготавливается с 1869 года и другой, выпускаемый с 1888 года, и оба вида салями уже успели обрасти легендами за время своего существования. Хотя их рецепты отличаются друг от друга, технология изготовления салями одна и та же, и естественно, что оба завода – на ножах. «Второй» завод осно-вал некий Армин Х., который поначалу занимался совсем другим бизнесом: торговыми морскими перевозками, поэтому в фирменной эмблеме «второго» завода – якорь, а рецепт этого салями основатель завода якобы выведал у ита-льянских мясников. И если вы сейчас подумали, что тут-то и скрывается ключ к разгадке связи салями с водой, то вы все еще заблуждаетесь. Ключ загадки даже не в том, что усушенная колбаса с профессиональной т. з. означает, что в процессе созревания произошло обезвоживание основного ингредиента – мяса, а в самом МЯСЕ – и в нем-то сама разгадка.

В «Курсе общей лингвистики» Ф. Де Соссюра есть знаменитый пример, иллюстрирующий один из главных принципов структурализма: произволь-ность языкового знака. Именно этот пример обсуждает в своих, многими цитированных и на нашей водной конференции, «Константах» и акад. Ю. С. Степанов, после того, как задает риторический вопрос:

Теперь мы подошли к вопросу или, лучше сказать, к пучку вопросов, которые поставили уже в самом начале (см. Предисловие) и которые будут в поле нашего внимания до самого конца книги: не химеры ли концепты культуры? не изобре-тения ли они исследователя… (Степанов 1997: 47).

Szláv kötet.indd 675 2013.09.06. 13:50:14


Ю. С. Степанов в своей книге отстаивает тезис, что наименования в КУЛЬТУРЕ неслучайны и непроизвольны, т. е. мнение, прямо противополож-ное принципу де Соссюра. Абсолютная произвольность имени, случайность именования, сформулированное как принцип, как раз и иллюстрируется сле-дующим примером из «Курса»:

Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна, или, иначе говоря, поскольку под знаком мы разумеем целое, вытекающее из ассоциации означаю-щего и означаемого, мы можем сказать проще: языковой знак произволен. Так, идея «сестра», никаким внутренним отношением не связана со сменой звуков s-ö-r (sœur), служащей во французском языке ее «означающим»; она могла бы быть выражена любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано раз-личиями между языками и самим фактом существования различных языков: оз-начаемое «бык» выражается означающим b-ö-f (фр. bœuf ) по одну сторону линг-вистической границы и o-k-s (нем. Ochs) по другую сторону (Соссюр 1933: 79).

Акад. Ю. С. Степанов проводит здесь блестящий этимологический ана-лиз (его мы опустим), результат которого следующий (здесь снова неизбежна длинная цитата):

Таким образом, в конечном счете, французское и немецкое обозначение «быка» не только не «произвольны» и не «случайны», но, более того, они в некотором смысле тождественны: и то и другое восходит к устойчивой культурной реаль-ности индоевропейской культуры – к представлению о домашних животных как о некоторой трехчленной организации. Можно даже сказать, что это представле-ние – одна из констант индоевропейской культуры (Степанов 1997: 69–70).

Но бык – это с т. з. МЯСА – говядина, а салями – как мы уже знаем, го-товят из первоклассной свинины и только свинины, причем от свиней особой выкормки (ниже). Этого не мог знать акад. Ю. С. Степанов, но тем не менее он знал другое:

Точно такое же трехчленное устройство находим в обозначениях «свиньи»: родо-вому термину, отраженному, например, в латыни как sus муж. и жен. р. или как porcus муж. р., подчинены два частных – uerres муж. р. «хряк-производитель» и porca жен. р. или porcus femina – букв. «свинья-женщина, свиноматка» (это трехчленное оформление сохранилось во французском языке: le porc – «свинья» – родовой термин, le verrat – «хряк-производитель», la truie – «свиноматка» –последнее из porcus troianus). Корень, содержащийся в обозначении «хряка-про-изводителя», uerres, и здесь, как и во фрагменте «бык – корова», означает «опло-дотворяющая влага», – индоевропейское *ụer-os, *ụer-s-. Он же представлен в греч. hersẽ – «благотворная роса, оплодотворяющий дождь», – как известно, Зевс, например, часто являлся в виде такого дождя к своим любовницам; в другом значении это греческое слово означает «молодняк рогатого скота – ягнята и т. п. (Степанов 1997: 69).

Итак, пройдем по цепочке: салями – свинина – свинья – свиноматка – хряк-производитель – оплодотворяющий дождь – ВОДА. Страшная натяжка,

Szláv kötet.indd 676 2013.09.06. 13:50:14


почти неприличная для научного доклада, мог бы возмутиться слушатель. Но только если не знать одного «фрагмента» венгерской и евро-союзной внеязыко-вой действительности, в котором тот самый оплодотворяющий дождь грозит легендарной колбасе. Венгерские же свиноводы (с гусеводами мы уже имели место выше) и мастера-колбасники прекрасно знают, что без свинины особой жирности никакого салями не получится. Для этого будущий источник свини-ны должен достигнуть убойного веса 110 кг, что невозможно ранее чем через 6 месяцев откорма. Но в 5-месячном возрасте поросята уже достигают половой зрелости, и – как известно – мясо поросенка, ставшего хряком, уже непригодно для употребления («хрячий запах»), поэтому поросят обычно кастрируют (т. е. лишают будущего оплодотворяющего дождя) уже в недельном возрасте, при этом самым простым «физическим» т. е. хирургическим методом.

Однако, в 2014 г. в Евросоюзе уже вступает в действие закон о запрете кастрирования поросят «негуманным» физическим методом, а на его место предлагаются различные методы анестезии и обезболивания, которые, однако, из-за своей дороговизны настолько увеличат себестоимость откорма свиней, что венгерская свинина становится неконкурентоспособной на общеевропей-ском рынке. А как же конкуренты? Они (в западноевропейских странах) во-обще не должны кастрировать поросят и доводят откорм всего до веса 80 – 90 кг убойного веса и в 5-месячном возрасте, т. е. до полового созревания, т. к. из той свинины… не производят салями.

Языковая картина мира – это исследовательская гипотеза, мыслительный конструкт, возникший на определенном этапе развития гуманитарных наук в рамках т. н. когнитивной парадигмы (и имеющая давние исторические корни). Многочисленные и плохо верифицируемые конструкты под названием «языко-вая картина мира», однако – по моему мнению – не могут претендовать на ста-тус научной модели, т. к. в каждом отдельном случае недостает доказательства проверяемости истинности таких конструктов. В более «мягком» виде свои сомнения по поводу объективности этого конструкта сформулировал недавно проф. В. М. Мокиенко:

…мы вправе вновь задать себе тот же самый провокативный вопрос, которыйбыл поставлен в начале доклада: «Зеркальное ли отражение картины мира мы получили, оперируя ФЕ с прозрачной внутренней формой с учетом их культуро-логических коннотаций? Ответ и здесь, как кажется, может быть лишь диалек-тическим: – И да, и нет (Мокиенко 2012: 19).

Поэтому В. М. Мокиенко обращает внимание исследователей на возмож-ную «кривизну» фразеологического зеркала при воссоздании языковой кар-тины мира.

Доказательства лингвистических исследований в когнитивной парадиг-ме опираются во многом именно на образные средства языка (метафорику и идиоматику), законы порождения и функционирования которых в лексиконе и во всей языковой системе молодая наука – фразеология – сама еще только учится открывать. Поэтому я склоняюсь к тому мнению (и для иллюстрации

Szláv kötet.indd 677 2013.09.06. 13:50:14


этого мы совершили языковой и культурологический экскурс в прошлое и настоящее венгерской гастрономии), что неограниченная во времени и про-странстве внеязыковая действительность (т. е. условно: МИР во всех его неис-числимых «фрагментах») принципиально не может быть отображена никакой МОДЕЛЬЮ («картина») или моделями, т. к. такие модели в настоящее время опираются не на объективные и доказуемые данные лингвистики, а на в основ-ном субъективные подборки разрозненных фактов. Образно говоря: расстоя-ние между оплодотворяющим дождем из древней индоевропейской триады домашних животных и проблемами кастрирования поросят в современном Евросоюзе (и производством венгерской салями) гораздо меньше, чем между этимологией быков и свиней и внутренним образом ФЕ тактика салями.

Источники

НКРЯ = Национальный корпус русского языка. www.ruscorpora.ru.Пикуль В. Миниатюры. Киев, 1987.

Словари

АРН 2005 = Вальтер Х., Мокиенко В. М. Антипословицы русского народа. Санкт-Петербург: «Нева», 2005.

БМС 2005 = Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Словарь русской фразеоло-гии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 2005.

БТС 2004 = Кузнецов С. А. (ред.) Большой толковый словарь русского языка. Санкт-Петербург, 2004.

Степанов 1997 = Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Москва, 1997.Bárdosi 2003 = Bárdosi Vilmos: Magyar szólástár. Budapest, 2003.MÉK 1985 = Juhász János et al. (szerk.) Magyar értelmező kéziszótár. Budapest, 1985.O. Nagy 1994 = O. Nagy Gábor: Magyar szólások és közmondások. Budapest, 51994.


Баранов–Добровольский 2008 = Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Аспекты теории фразеологии. Москва, 2008.

Вальтер 2013 = Вальтер Х. Удивительный вопрос: Почему концепт «вода»? Вода во фразеологическом освещении. В кн.: «Вода» в славянской фразеологии и пареми-ологии. Budapest, 2013. 22–34.

Мокиенко 1986 = Мокиенко В. М. Образы русской речи. Ленинград, 1986.Мокиенко 2012 = Мокиенко В. М. Фразеологическое пространство и время: картина

мира или кривое зеркало? В кн.: Die Phraseologie in Raum und Zeit. Фразеология во времени и пространстве. Greifswald, 2012. 15–20.

Норман 2002 = Норман Б. Ю. Анализ высказывания и языковая компетенция. Русский язык 2002, №47. http://rus.1september.ru/articlef.php?ID=200204709.

Соссюр 1933 = Соссюр Ф. де: Курс общей лингвистики. Москва, 1933.Федосов 2001 = Федосов О. И. Венгерско-немецко-чешские фразеологические парал-

лели (на фоне актуальных проблем русской фразеологии). Rossica Olomucensia 40. Olomouc, 2001. 385–396.

Szláv kötet.indd 678 2013.09.06. 13:50:14


Фраземна вербалізація концепту «вода» в українській мовній картині

ФЕНКО Марія Ярославівна Луцьк, Україна


Народна мудрість приховує у собі споконвічну таїну людства, його істо-рію, першопочаток і досвід. Невід’ємною та вагомою частиною становлення й існування нації є формування системи стійких висловів у яких якнайповніше відображено менталітет народу, його вірування та систему табу.

Фразеологічні одиниці нагромаджують і зберігають знання про навколиш-ній світ, вони – колективна пам’ять носіїв мови, пам’ятка культури, дзеркало минулого й теперішнього нації, ключ до розуміння способу життя, правил спіл-кування відповідного народу (Прадід 1995).

Загальновизнано, що мова є вагомою часткою етнокультури. І хай вона сама проходить через канали культури, чи, навпаки, культура проходить через мовні канали, одне зрозуміло: звичаї впливають на комунікативну систему ет-носу, а культурні цінності створюють етномовну реальність. Проблеми взає-модії мови і культури, впливу етнокультурних, етнопсихологічних, етносоці-альних чинників на мовні процеси викликають посилений інтерес із боку і мо-вознавців, і вчених інших галузей знань – етнологів, культурологів, міфологів, фольклористів, психологів, філософів (В. Давидюк, Делл Х. Хаймс, М. Кочерган, В. Русанівський і ін.).

Для представників лінгвістичної науки центральною постає увага до пи-тань народного світогляду, народної психіки, поведінки людини як носія націо-нального характеру, ментально-мовленнєвих парадигм у категоріях мовленнє-вих стереотипів (В. Жайворонок, В. Кононенко, Л. Мацько).

Сучасні мовознавчі студії,спрямовані на лінгвокультурологічний аналіз одиниць мови, містять відомості про взаємодію мови і культури, мови і нації, мови і менталітету народу. Домінантною одиницею означених розвідок є кон-цепт. Концепт – базова одиниця культури, її концентрат (Н. Арутюнова, І. Го-лубовська, В. Жайворонок, Г. Яворська). Це ментальне утворення, марковане етносемантичною специфікою, що є закономірним для встановлення антро-поцентричних параметрів лінгвістичного поля («мова – свідомість – культура»).

Концепт як категорія наділений не лише власне лінгвістичною, а й куль-турною інформацією, тобто в ньому спостерігаємо нашарування культурних смислів на основне (словникове) значення, або «культурні сугестії речі, вира-жені в слові» (Жайворонок 2007: 10).

Культурно-національна специфіка чітко представлена у фраземах, оскіль-ки, аналізуючи фразеологічні одиниці, потрібно осягнути культурно значучі смисли одиниць фразеології, у яких проявляється володіння культурно-мовною компетенцією. Концепт – це пам’ять, що містить сукупність знань про об’єкт

680 Фенко М. Я.

пізнання, він поєднує семантику слова з досвідом певного етносу, що формує загальний образ культури, який вербалізується і сприймається людиною на сві-домому й підсвідомому рівнях через пам’ять, мислення, пізнання.

Вода – один із ключових культурно значучих концептів, що в українській мовній системі, постає специфічно конотованим. Відомо, у фразеологічних одиницях сконцентровано значний обсяг культурної інформації міфологічного, філософського, релігійного, фольклорного характеру та викладено світоглядні концепти.

Фразеологія – унікальне явище, у якому знайшла своє повне втілення ет-нокультура українського народу. Фраземи – це, насамперед, одиниці менталь-ного рівня, оскільки детермінують у собі етнолінгвістичну інформацію й екс-пресивне сприйняття реалій навколишньої дійсності. Слова, утворюючи фра-зеологізм, утрачають своє пряме значення, і стають носіями іншого символіч-ного значення як утілення традицій і звичаїв української нації.

У народній мовній свідомості постійно відбувається переосмислення світу, його будови, взаємин між людьми та навколишнім світом, що знаходить від-ображення у сталих виразах, за допомогою яких людина утілює свої почуття, емоційні стани, схвалює чи висміює риси характеру, поведінку, зовнішній ви-гляд тощо. Проте крім інформативної семантики фразеологізми містять гли-бокі символічні значення зумовлені давніми віруваннями, системою табу та звичаїв. Мова – основний носій генофонду нації від його виникнення й аж до сучасності, тому концепти, вербалізовані саме в фразеосистемі української мови, постають утіленням традицій, звичаїв, історії й обрядів народу.

Протягом історії людства створювалися концепти як образне відображення дійсності, народного світогляду. Усе навколишнє середовище: вода, вогонь, зірки, дерева, земля – вважалися одухотвореними, наділеними специфічними функціями. Вода – джерело будь-якого життя на землі. Гесіод та Фалес, одні з перших грецьких філософів, навчали, що вода – первісний елемент, із якого витворені всі речі, і з якого вони переважно й складаються. Подібні стародавні погляди знайшли відображення і в наш час. Так, у Галичині можна почути ви-раз: вода – наша мама на означення, що вода – джерело будь-якого органічного життя (Франко 1901).

Вагомість води в явищах світу, її вплив на плідність землі, таємна приро-да походження чи то з неба, чи то з надр землі позначились на уяві первісної людини та викликали шанобливе ставлення до неї, поєднане з вдячністю. Вона вважалася святою, і ріки, озера, криниці, різні джерела завжди обожнювалися. Вода в енциклопедичному словнику «Мифы народов мира» охарактеризована як середовище, агент і принцип загального зародження.

У всіх відомих міфологіях першотворцями Всесвіту постають астральний вогонь і астральна вода. Життя виникло саме із поєднання першородних вод (синього) і вогню (жовтого). Відомо, що ці кольори належать до національних символів України. Але і в прадавні часи слов’яни наголошували: «Коли не було з нащада світа, Тогди не було ні неба, ні землі, А було синєє море…» (Аверинцев 1988: 240). Тому фраземи: рости як з води [рос|ти йак з во|ди] ‘ду-же швидко’ (Плп); наче з води йти [|наче з во|ди ĭде] ‘швидко’ (Плп); щоб тобі

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D1%81%D1%96%D0%BE%D0%B4

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D1%81

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%80%D0%B5%D1%86%D1%96%D1%8F

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%96%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BE%D1%84

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%B8%D0%BD%D0%B0

Фраземна вербалізація концепту «вода» в українській мовній картині 681

з води й роси [шоб то|бі з во|ди ĭ ро|си] ‘побажання багатства’ (Плп); життя б’є через край [жи|т’:а бйе| через краĭ] ‘швидко’ (Плп); бити ключем [|бити кл’у-|чем] ‘бути життєдайним’ (Плп) відображають уявлення пращурів про воду як життєдайну силу.

Походження фразеологічної одиниці: багато води втекло [ба|гато во|ди втек|ло] ‘тривалий проміжок часу’ (Плп) також пов’язано з прадавніми уяв-леннями, де потік часу, саме життя асоційоване з водним потоком, який лине тільки вперед. Такий міфічний зв’язок часу й водного джерела простежуємо в образі Ріки Часу, який існував ще в античності, і представлений у сучасних виразах: багато води до моря впливе [ба|гато во|ди до |мор’а впли|ве] (Плп); багато води втекло [ба|гато во|ди втик|ло] ‘тривалий проміжок часу’ (Плп). Варто зауважити, що М. Шанський етимологію означених фразем пов’язує з клепсидрами – античними водяними годинниками, за допомогою яких вимі-рювалася промова судді (Шанский и др. 1987).

Воду усвідомлюють у народі святою – «непочата» вода, тобто не занечи-щена якимсь дотиком, або освячена спеціальним, магічним дохристиянським, або християнським обрядом. Тому частовживаним у народі є фразеологізм: не каламутити води [ни кала|мут’ во|ди] ‘нічого не псувати’ (Плп). В україн-ських обрядах прийнято, щоб воду для ритуального вжитку брано невідмінно з трьох, або семи (святі числа) криниць. На свято Введення брали воду в тако-му місці, де сходяться три води, проливали потім ту воду через полум’я, під-ставляючи миску – така вода вважалася особливо чудодійною супроти хвороб і вроків (Грушевський 1993: 145).

Як бачимо з наведеного матеріалу, концепт вода представлений у світогля-ді українців як свята субстанція, з якої бере свій початок земне життя. Проте впродовж історичного розвитку народу відбулось переосмислення міфологіч-ної, філософської, релігійної інформації, що призвело до розшарування семан-тики концепту вода на низку образів-субконцептів, які «розкривають найбільш релевантні фокуси концептуалізації» певного поняття (Зыкова 2002: 151). Вва-жаємо правомірним виокремлення в концепті вода низки значень.

Так, у всі часи вода уособлювала життя. Трактувати воду по-іншому було просто неможливо. Холодна криниця тамувала спрагу втомленого мандрівника, як рясний дощ, зрошує висохлу від сонця землю, як от: ковток холодної води – дорожче золота [ков|ток хо|лоднойі во|ди – до|рошче |золота] ‘про спрагу’ (Плп); добрався до води як віл до браги [доб|равс’а до во|де йак віл до б|раги] ‘про надмірну кількість’ (Плп). Вода була не просто символом життя, вона була її суттю: хліб і вода – та й нема голода [хл’іб і во|да – де й ни|ма голо|да] (Плп); хліб і вода – селянська їда [хл’іб і во|да – си|л’анс’ка йі|да] (Аркушин 20 03: 48); жити як риба у воді [жи|ве йак |риба в во|д’і] ‘дуже добре жити’ (Плп); хліб, сіль, вода – нема голода [хл’іб, сіл’, во|да – ни|ма голо|да] (Плп); не біда як є хліб і вода [ни бі|да йак йе хл’іб і во|да] (Плп).

Живим джерелом енергії, яке забезпечує життя на землі, вважався й дощ, без якого не можна чекати на врожай, а, значить, і на родине благо. Таку ін-терпретацію концепту вода втілено у фраземах: з великої хмари – малий дощ [з ви|ликойі х|мари – ма|лий дошч] (Плп) та як грибів після дощу [йак гри|бів

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B5%D0%BF%D0%BE%D1%87%D0%B0%D1%82%D0%B0_%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B0

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8F

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D0%BD%D1%8C_(%D0%BC%D1%96%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D1%96%D1%8F)

http://uk.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%92%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%B8&action=edit&redlink=1


|піс’л’а до|шчу] ‘багато’ (Плп). Як стверджує Т. Скуратівський, під час пер-шого весняного дощу селяни родинами виходили на подвір’я – «щоб покропив і оживив» (Скуратівський 1994: 190).

В Індії вода вважалася охороницею життя, яке циркулює в природі у формі соку рослин, молока та крові. Аналогічно в уявленнях українців вода уособ-лює благополуччя: вода по вінця – урожай у сінцях [во|да по |вінц’а – уро|жаĭ у |с’інц’ах] (Плп); риба у воді – їсти годі [|риба в |вод’і – |йісти |год’і] ‘у всьому має бути міра (Прс); як риба у воді [йак |риба в во|д’і] ‘комфортно’ (Млт). Во-ди асоційовані з безмежною та безсмертною субстанцією, наприклад: лож-кою з моря води не вичерпати [|лошкойу з |мор’а во|ди ни |вичерпайеш] (Плп); водою воду не загатити [во|дойу |воду ни за|гатиш] (Плп); слізьми моря не на-повнити [сл’оз’|ми |мор’а ни на|повниш] (Плп), першопочатком і вінцем зем-ного життя.

Воду визнавали святою, очищувальною силою, здатною принести щастя, що втілено у фраземах: біжи, бідо, за водою, а я зараз за тобою [бі|жи бі|до за во|дойу, а йа |зараз за то|бойу] (Плп); як немає долі, то хоч води напитися [йак ни|ма |доли, з йіх хоч во|ди на|пийс’а] ‘коли постійно нещастить’ (Влм). Особливо цілющі властивості були надані ранковій росі, яку в народі називали божим дощем, божою вологою, що лікує й очищає землю, умиває все живе. А роса, що випала вдосвіта на Купала, вважалася не лише цілющою, а й свя-щенною. Жива вода зцілює рани, наділяє міцністю, повертає саме життя. Таку воду можна порівняти з безсмертними напоями: амрита, амброзія, нектар. Куш-туючи росу, боги ставали вічноюними. Тому в українців збереглися переконан-ня, що вода, якою благословляють, охороняє від впливу злих сил: напитися холодної води як знову народитися [на|певс’а хо|лоднойі во|де йак |наново на-ро|девс’а] (Плп). За східнослов’янськими переказами, із річок народжувалися богатирі Дунай Іванович, Дон Іванович, Непри (Дніпро).

Звичай обливатися (очищатися) водою сягає глибини століть. Він відомий і Стародавньому Риму, і багатьом європейським країнам. Був невід’ємною ча-стиною слов’янського язичництва. У результаті культового вмивання відбу-валося фізичне й духовне відродження. Християнство зберегло вірування про воду при таїнстві хрещення. Цей обряд увібрав в себе такі властивості води, як: очищення – змивання гріха, розчинення старого життя й плодючість – на-родження нового (відродження). «Вода, – писав О. Потебня, – взагалі змиває все: хитки й притки, уроки й пристрічі, скорботи й хвороби, крім «чорного лиця, злого язика, сорому й гріха…» (Потебня 1989: 326).

Освячення води – ще один обряд, що вшановувався ще слов’янами-язич-никами, й іменувався Водохреща. Вода, освячена в день Богоявлення Христа, вважалася найцілющою. П. Чубинський зазначав: «Вода – символ здоров’я і вживається в заклинаннях і намовах… Її можна вживати як ліки при всіх неду-гах. Така вода набирається в річці або колодязі на Богоявлення й тримають її майже в кожній хаті» (Чубинський 1992: 10). Декілька разів на рік відбувається освячення води: на Водохреща – для людей; на Юрія – для тварин; на Купала – для врожаю; на Спаса – знову для людей і под.: без Гриця й вода не освятиться [биз Г|риц’а ĭ во|да ни ос|ватиц’а] ‘надмірна, нав’язлива присутність’ (Плп).


У фразеологізмах концептуалізовано очищаючу властивість води: вилити душу [|велив |душу] ‘щось таємне розповісти, відкритися’ (Плп); спливти за водою [спли|ла за ву|дойу] (Бн) || за водою піти [за ву|дойу п’іш|ла] ‘втрата’ (МГл); як водою змести [йак во|да зме|ла] || як водою змити [йак во|дойу з|ми-ло] ‘швидко зникнути’ (Лбш); як з гуся води [йак з |гус’аво|ди] ‘нічого’ (Плп); піти як за водою [п’і|шов йак за во|дойу] ‘піти і довго не повертатися’ (Снв); біжи, бідо, за водою, а я зараз за тобою [бі|же бі|до за во|дойу, а йа |зара за то|бойу] (Плп) || послати біду за водою [пош|ли б’і|до за во|дойу] ‘довго не по-вертатися’ (Брн) || як у воду канути [йак у |воду |канув] ‘зникнути’ (Плп).

Вода на Україні втілювала образ віщої сили. Дівчата ворожили на воді, спускали річкою вінок на Івана Купала, щоб дізнатися про судженого й под., що вербалізовано в фразеологічних одиницях: дивитися як у воду [|девиц’а йак у |воду] ‘щось передбачати’ (Плп); по воді вилами писано [по во|д’і |велами |песано] ‘про щось не визначене’ (Плп). Коли ж виникали певні життєві труд-нощі, розчарування, то вода допомагала забути, очистити свій розум і душу від негативних думок: запити холодною водою [за|пей хо|лоднойу во|дойу] ‘втра-тити’ (Плп) || [за|пити хо|лоднойу во|дойу] (Аркушин 2003: 83).

В українському фольклорі ‘наносити води’, ‘хотіти напитися води’ має зна-чення кохати: кохати – землю водою напувати [ко|хати – |земл’у во|дойу напу-|вати] (Плп); ми з тобою як риба з водою [ме з то|бойу йак |риба з во|дойу] (Плп) || як риба з водою [йак |риба з во|дойу] ‘відносини між хлопцем і дівчиною’ (Брн) || не розлий вода [ни роз|лиĭ во|да] ‘відносини між хлопцем і дівчиною’ (Трн) || як дві каплі води [йак дв’і|капл’і во|ди] ‘подібність між собою молодої пари’ (Смл, Хлп, Сшч, Остр) || ходити як за водою [|ходит’ йак за во|дойу] ‘зустріча-тися з дівчиною’ (Бжн) || на те щука в морі, щоб карась не дрімав [на те |шчука в |мор’і, шоб ка|рас’ ни др’і|мав] ‘бути уважним’ (Плп) || жаданий як дощ весня-ний [|жаданиĭ йак дошч вис|н’аниĭ] ‘довгоочікуваний’ (Плп). Жартівливою іден-тифікуємо фразему в Петрівку на льоді роздерся [в Пит|р’івку на л’о|ду роз|дер-с’а] ‘зникнути’ (Плп) – хлопець, який відмовився одружуватись. Наведений фразеологізм висміює недотримання традицій і звичаїв українського народу, бо, як відомо, саме у «Петрівку» (від 12 липня до 19 серпня) засилали сватів до дівчини. Як бачимо, в одній фраземі концептуалізовано й звичаї українського народу, й ментальні уявлення, й систему заборон, якими не можна нехтувати.

Концепт вода вербалізований у фразеологічних одиницях зі значенням чистоти, краси, цноти дівчини й інших її чеснот: дівка чиста як вода [|д’івка |чиста йак во|да] ‘щира молода дівчина’ (Плп) || як з води лита [йак з во|ди |лита] ‘вродлива’ (Плп) || хоч з лиця воду пий [хоч з ли|ц’а |воду пиǐ] ‘вродлива дівчина’ (Тпл) || з води лице [з ву|ди ли|ц’а] ‘вродлива дівчина’ (МГл) || тиха як вода [|тиха йак во|да] ‘спокійна’ (Глв) || тихіше води – нижче трави [ти|х’іше во|ди – |нижче тра|ви] ‘сором’язлива’ (Двг) || нижче трави, тихіше води [|н’іже тра|ви |т’іше во|ди] ‘спокійна’ (Клн) || смирна як вода [с|мирна йак во|да] ‘со-ром’язлива’ (Бтн) || води не сколотити [во|ди ни ско|лотит’] ‘спокійна’ (Брвч). У наведених фразеологізмах концептуалізовано уявлення українців про ідеал дівчини, наділеної такими рисами, як: краса, незайманість, скромність, соро-м’язливість і под.


Незважаючи на фемінність компоненту вода, він активно вживаний у фра-земах на позначення чоловічої сили та відваги: сміливий води не боїться [смі-|левий во|де ни бо|йіц’а] ‘сміливий’ (Плп); синиця моря запалила [си|нец’а |море запалела] ‘бути сильним’ (Плп); і в вогонь, і воду [і в о|гон’ і |воду] ‘сміливий чоловік’ (Клб); море по коліна [|море по ко|л’іна] (Глв, Ткт) || і море по коліна, і море по плече [і |море пу ко|л’іна, і |море пу пле|че] ‘сміливий чоловік’ (Лбш).

Проаналізувавши низку фразеологічних одиниць із компонентом вода, мо-жемо стверджувати, що у них концептуалізовано уявлення українців, їх звичаї й обряди, вірування та система табу. Вважаємо правомірним структурування концепту вода на низку значень – першоматерії, плодючості, початку і кінця всього сущого на Землі, Праматері Світу, інтуїтивної мудрості, очищення від гріхів, чистоти і здоров’я, пророцтва й часу, кохання, сили й под. Така різно-векторна інтерпретація образу води зумовлена багатством символічної семан-тики й світоглядними переконаннями українського народу.

Список населених пунктів

Бжн – Бужани Горохівського району Волинської області Бн – Буяни Луцького району Волинської області Брвч – Боровичі Маневицького району Волинської області Брн – Брани Горохівського району Волинської області Бтн – Ботин Луцького району Волинської області Влм – Велимче Ратнівського району Волинської області Глв – Головно Любомльського району Волинської області Двг – Довгошиї Млинівського району Рівненської області Клб – Клубочин Ківерцівського району Волинської області Клн – Калинівка Маневицького району Волинської області Лбш – Любешів Волинської області МГл – Мала Глуша Любешівський району Волинської області Млт – Милятин Іваничівського району Волинської області Остр – Острівок Володимир-Волинського району Волинської області Плп – Полапи Любомльського району Волинської області Смл – Смолярі Старовижівського району Волинської області Снв – Синове Старовижівського району Волинської області Сшч – Сошично Камінь-Каширського району Волинської області Тпл – Топільне Рожищенського району Волинської області Трн – Троянівка Маневицького району Волинської області Хлп – Холопичі Локачинського району Волинської області

Словники Аркушин 2003 = Аркушин Г. Л. Сказав, як два зв’язав. Люблін–Луцьк, 2003. Мацюк 2006 = Мацюк З. С. Із народу не викинеш: діалектний словник фразеологізмів.

Луцьк, 2006. Франко 1901 = Франко І. Я. Галицько-руські народні приповідки. Етнографічний збірник

у 3 томах. Т. 1. Львів, 1901.


Література Аверинцев 1988 = Аверинцев С. С. Вода. В кн.: Мифы народов мира. Москва, 1988.

240. Грушевський 1993 = Грушевський М. С. Історія ураїнської літератури. В 6 томах,

9 книгах. Т. 1. Київ, 1993. Жайворонок 2007 = Жайворонок Н. В. Українська етнолінгвістика. Київ, 2007. Зыкова 2002 = Зыкова И. В. Специфика гендерной маркированности английских идиом.

В кн.: Гендер: язык, культура, коммуникация. Москва, 2002. 150–159. Потебня 1989 = Потебня А. А. Слово и миф. Київ, 1989. Прадід 1995 = Прадід Ю. Ф. Засади укладання фразеологічного словника ідеографіч-

ного типу. Мовознавство 1995/4–5: 35–38. Скуратівський 1994 = Скуратівський В. Т. Святвечір. Київ, 1994. Чубинський 1992 = Чубинський П. П. Ангели на сходах неба: народні повір’я та забо-

бони. Київ, 1992. Шанский и др. 1987 = Шанский Н. М., Зимин В. И., Филиппов А. В. Опыт этимоло-

гического словаря русской фразеологии. Москва, 1987.


Что растет как грибы после дождя? Хорватские фразеологизмы с компонентами

kiša, pokisao, pokisnuti и их эквиваленты в русском и нескольких других языках

ФИНК Желька Загреб, Хорватия


1. Атмосферные осадки – это вода в жидком или твердом состоянии. Они разделяются на две большие группы: на осадки, выпадающие на земную по-верхность (вертикальные), и на осадки, образующиеся на поверхности земли и на предметах (горизонтальные).

К вертикальным относятся обложные, моросящие и ливневые осадки. Об-ложные и моросящие осадки начинаются и прекращаются постепенно, харак-теризуются монотонностью выпадения без значительных колебаний интенсив-ности. Длительность непрерывного выпадения составляет обычно несколько часов. Моросящие осадки характеризуются небольшой интенсивностью. В от-личие от этого, ливневые осадки характеризуются внезапностью начала и конца выпадения и резким изменением интенсивности, причем нередко сопровожда-ются грозой и кратковременным усилением ветра.

Обложные осадки – это дождь, переохлажденный дождь, ледяной дождь, снег, дождь со снегом. К моросящим осадкам относится морось, переохлаж-денная морось, снежные зерна, в то время как к ливневым осадкам относятся ливневый дождь, ливневый снег, ливневый дождь со снегом, снежная крупа, ледяная крупа, град.

Горизонтальные осадки образуются на поверхности земли и на предметах. Это – роса, иней, кристаллическая изморозь, зернистая изморозь, гололед, го-лоледица.

2. В данной работе внимание уделяется только одному типу атмосферных осадков – дождю.

Существительное kiša ‘дождь’ содержит праславянский корень kys-, а од-ним из значений глагола kisjeti является ‘сыпать (о мелком дожде)’ (Skok 2: 84). В современном хорватском языке слово kiša имеет два значения. Первое относится к атмосферным осадкам, выпадающим из облаков в виде капель во-ды, в то время как второе является переносным: ‘множество, большое коли-чество чего-л.’. В переносном значении данное слово может сочетаться с раз-ными существительными: kiša metaka, kiša batina, kiša problema, kiša suza, kiša novca, kiša poljubaca и т. д. Прилагательное kišni относится только к первому значению: ‘относящийся к дождю, обильный дождем, несущий дождь; пред-назначенный для защиты от дождя’. Помимо существительного kiša в хорват-ском языке фиксируются существительное dažd и глагол несовершенного вида

Хорватские фразеологизмы с компонентами kiša, pokisao, pokisnuti 687

daždjeti, но надо отметить, что они считаются архаичными и весьма экспрес-сивными.

Глагол pokisnuti имеет значение результата, а в прямом смысле относится к ситуации, когда человек становится мокрым под дождем. Переносное значе-ние связано с состоянием человека, с его эмоциями: ‘прийти в уныние, упасть духом’. Значение прилагательного pokisao, помимо соответствующих значе-ний по отношению к глаголу (1. ‘промокший, мокрый от дождя’; 2. ‘перен. упав-ший духом’), имеет и жаргонное значение ‘под градусом, под мухой’, причем употребляется, когда речь идет о человеке, выпившем немного вина.

3. Темой данной работы являются хорватские фразеологизмы с субстан-тивным компонентом kiša, с образованным от него прилагательным kišni, с од-нокоренным глаголом pokisnuti и прилагательным pokisao. Существительное dažd и глагол daždjeti не вошли в состав фразеологизмов в качестве компонен-та. Словарями регистрируется небольшое количество таких оборотов. В рабо-те они делятся на несколько групп, причем основным критерием разделения является их фразеологическое значение. К хорватским фразеологизмам приво-дятся их семантические и образные эквиваленты из русского языка, а также и из нескольких других славянских и неславянских языков.

3.1. Первая группа включает две единицы, в составе которых содержится субстантивный компонент kiša, причем общей семой, включенной в их фразе-ологическое значение, является большое количество. Сравнительный оборот со структурой предложения – ima koga, čega kao gljiva <poslije kiše> – имеет значение ‘имеется в большом количестве’, а употребляется и по отношению к лицам, и по отношению к предметам (гораздо чаще):

Ali ako ćeš se duže kretati tu po politici, moraš se naviknuti da takvih budala ima kao gljiva poslije kiše… (http://www.forum.hr/showthread.php?t=134289&page=11).

No, problem više nije u tzv. građanskim inicijativama, kakvih u Hrvatskoj ima kao gljiva poslije kiše, i koje svake godine posisaju nevjerojatnih milijardu kuna javnog ili privatnog novca (http://www.index.hr/indexforum/postovi/74623/).

В отличие от него, глагольный фразеологизм nicati (rasti) kao gljive <po-slije kiše>, помимо семы, указывающей на большое количество, содержит и се-му внезапности появления чего-либо: ‘расти быстро и в большом количестве’. Он в основном относится к предметам, прежде всего, к домам, сооружениям, учреждениям и т. п.

Na Ginzi, u najpoznatijem poslovnom središtu Tokija, kao gljive poslije kiše niču og-romne prodavaonice odjeće i obuće europskih dizajnera (Večernji list, 2010).

Русские фразеологические эквиваленты имеют идентичный образ, и оба имеют сравнительную структуру. Первый, как грибов после дождя чего (‘мно-го, большое количество чего’), относится только к предметам. Второй оборот является и семантически, и структурно идентичным по отношению к хорват-скому фразеологизму: расти (вырастать) как грибы <после дождя>.

688 Финк Желька

Второй оборот можно считать интернационализмом, потому что во мно-гих европейских языках – и славянских, и неславянских – фиксируется фразе-ологизм с идентичным или похожим образом. Приводим некоторые из них:

СЛОВЕНСКИЙ rasti kot gobe po dežju МАКЕДОНСКИЙ никнуваат (растат) како печурки <после дожд> БОЛГАРСКИЙ никна (раста) като гъби <след дъжд> УКРАИНСКИЙ рости як гриби після дощу ПОЛЬСКИЙ wyrastać (rosnąć) jak grzyby po deszczu КАШУБСКИЙ rosc jak gřebë po dešču ВЕРХНЕЛУЖИЦКИЙ rosć kaž hriby po <ćopłym> dešću (dešćiku) ЧЕШСКИЙ růst jako houby po dešti СЛОВАЦКИЙ rásť ako huby po daždi ФРАНЦУЗСКИЙ pousser comme des champignons <après la pluie> ПОРТУГАЛЬСКИЙ crescer como cogumelos <após a chuva> ИСПАНСКИЙ crecer (brotar i sl.) como hongos (champiñones) ИТАЛЬЯНСКИЙ spuntare (crescere) come <i> funghi <dopo la pioggia> НИДЕРЛАНДСКИЙ als paddestoelen uit de grond schieten НЕМЕЦКИЙ schießen wie Pilze aus der Erde (dem Boden) ШВЕДСКИЙ ploppa upp (växa upp) som svampar efter regn

Надо напомнить, что образ всех приведенных выше фразеологизмов дан-ной группы исходит из реального явления в природе.

3.2. Во вторую группу входят два сравнительных оборота – один с суб-стантивным компонентом kiša (plakati kao kiša), а другой с адъективным ком-понентом kišni (plakati kao kišna godina). Оба фразеологизма имеют значение ‘горько и безутешно плакать’. Вместо глагола несовершенного вида иногда употребляется глагол совершенного вида, указывающий на начало действия (zaplakati), а во втором обороте в качестве адъективного варианта употребля-ются и прилагательные ljuta и tužna.

Teško mi je jako kad to vidim. Plačem ko kiša, a nekako mi je najteže kad vidim nekog tatu da se igra sa svojom curom il dečkom… odmah zamišljam mog Antu kako se igra sa našima (http://forum.roda.hr/archive/index.php/t-42759.html).

Ja sam zaista plakala kao kišna godina jer me je vlastiti otac na sceni ljubio kao što me nije nikad u životu… (Anja Šovagović Despot).

Когда речь идет о втором фразеологизме, интересно заметить, что суб-стантивый компонент в нем употребляется в устаревшем значении ‘дождь’, из чего следует, что оборот на самом деле имеет форму *plakati kao kišna kiša. В этимологическом словаре П. Скока приводится сравнение из народных го-воров plače kaj ljuta godina (Skok 1: 584), где в сравнительной части имеется в виду проливной дождь. Если сравнить часть современных говоров северной Хорватии, то можно заметить, что в них регистрируется только форма plakati kak ljuta godina, т. е. в обороте нет вариантных адъективных компонентов (Maresić et al. 2008: 89). С другой стороны, в части современных говоров юж-ной Хорватии фиксируются два адъективных компонента, в том числе и на-званный kišni: plakat ka ljuta (kišna) godina (Menac-Mihalić 2005: 177).


Русские фразеологические эквиваленты с общим значением ‘плакать’ со-держат компонент дождь в следующих оборотах: залиться дождем слез, по-литься /литься как <осенний (проливной)> дождь, политься /литься <осенним (проливным)> дождем.

В части славянских языков образ дождя появляется в сравнительных фра-зеологизмах со значением ‘плакать’; ср. словенский jokati kot dež или словац-кий plakať ako dážď. То же сравнение фиксируется и в шведском языке: gråta som ett regn.

Во фразеологизме plakati kao kiša (и его образных и семантических экви-валентах) дождь сопоставляется со слезами, причем имеется в виду сильный дождь (т. е. поток слез), хотя данный факт только подразумевается. В первый русский оборот включен наречный компонент дождем, указывающий на боль-шое количество чего-либо, в то время как во втором факультативными вари-антными адъективными компонентами более точно определяется вид дождя. Второй хорватский оборот – plakati kao kišna godina – содержит адъективный компонент, интенсифицирующий образ сильного дождя.

3.3. Третья группа относится к фразеологизмам, в составе которых упот-реблен глагольный компонент pokisnuti и образованное от него прилагатель-ное pokisao: pokisnuti kao miš, pokisao (mokar) kao miš, pokisnuti do <gole> kože. Все они относятся к лицу, промокшему под дождем. Два оборота имеют срав-нительную структуру, и в них в качестве субстантивного компонента в С-ча-сти выступает зооним miš ‘мышь’, в то время как в третьей единице степень, до которой кто-либо оказался мокрым от дождя, определяется соматизмом koža ‘кожа’ (букв. ‘промокнуть до <голой> кожи’).

Koje užasno vrijeme. Danas sam pokisnula ko miš i sad se grijem u krevetu i uopće nemam namjeru u dogledno vrijeme izaći iz njega (http://www.forum.hr/showthread. php?t=654850&page=281).

Kad je mokar poput miša uletio u dnevni boravak i stresao svoju dugu kovrčavu crnu kosu poput psa uličara, mama je zaurlala na njega kao da je učinio nešto užasno (Ivona Šajatović).

Jedino mi je žao što je padala kiša i što su svi ti ljudi morali pokisnuti do gole kože kako bi uživali u našoj prezentaciji (Večernji list, 27.09.2010).

В русских фразеологических эквивалентах тоже появляется образ мыши: мокрый как мышь и промокнуть как мышь, в то время как в оборот с несрав-нительной структурой вместо соматизма кожа включен компонент, относя-щийся к одежде: промокнуть (вымокнуть) до последней нитки (ниточки).

Образ мыши в адъективном и глагольном оборотах со сравнительной струк-турой характерен и для нескольких славянских и неславянских языков:

СЛОВЕНСКИЙ moker kot miš МАКЕДОНСКИЙ покиснат како глушец БОЛГАРСКИЙ мокър (измокрен) като мишка УКРАИНСКИЙ мокрий як миша


ЧЕШСКИЙ mokrý jako myš СЛОВАЦКИЙ mokrý ako myš НЕМЕЦКИЙ nass wie eine gebadete Maus ШВЕДСКИЙ blöt som en mus

МАКЕДОНСКИЙ покисне како глушец БОЛГАРСКИЙ измокря се като мишка УКРАИНСКИЙ змокнути як миша ЧЕШСКИЙ zmoknout jako myš СЛОВАЦКИЙ zmoknúť ako myš

Интересно заметить, что в английском языке вместо зоонима мышь упот-ребляется зооним крыса: <as> wet (soaked) as a drowned rat, get <as> wet (soaked) as a drowned rat, в то время как в шведском в адъективном обороте имеется компонент мышь, а в глагольном – крыса: bli genomvåt som en kloakråtta. Образ маленьких животных, у которых нет возможности защититься от дождя, под-тверждается и в части романских языков, причем в них упоминается цыпленок.

ПОРТУГАЛЬСКИЙ molhado como um pinto ИСПАНСКИЙ mojado como un pollo [estar] ИТАЛЬЯНСКИЙ bagnato come un pulcino

ПОРТУГАЛЬСКИЙ ficar encharcado como um pinto ИТАЛЬЯНСКИЙ bagnarsi come un pulcino

3.4. В четвертую группу входят два оборота. В одном из них, во фразео-логизме с двучленной сравнительной структурой – kao pokisla kokoš – появля-ется образ домашней птицы, мокрой от дождя. Данный образ можно до опре-деленной степени сопоставить с образом маленьких животных, промокших под дождем, о которых речь шла в предыдущей группе. Но значение фразео-логизма kao pokisla kokoš отличается от них; оно относится к состоянию чело-века, т. е. к человеку, находящемуся в удрученном, подавленном состоянии. То же значение имеет и фразеологизм kao pokisao, образ которого не до конца ясен, и его можно считать эллиптичным. Оба оборота могут связываться с раз-ными глаголами и в зависимости от конкретного окружения в контексте ста-новятся или адъективными, или наречными.

Mama se vratila kući kao pokisla kokoš, a situacija se nije izmijenila ni za milimetar (Мiro Gavran).

I frulila je tu bezočno, premda joj je Milo poslao značajan pogled i otišao u prizemlje s Ambrozom kao pokisao. Svi su bili kao pokisli (Višnja Stahuljak).

Čitao mi je bukvicu, a ja sam stajala kao pokisla kokoš i nisam ni usta otvorila (HSRPF).

Silvestar, sve nogu pred nogu, kao pokisao uzmiče ulicom… (HSRPF).

Полный фразеологический эквивалент (по отношению к первому обороту) фиксируется не только в русском языке, но и в нескольких других славянских языках:


СЕРБСКИЙ као покисла кокош МАКЕДОНСКИЙ како покисната кокошка БОЛГАРСКИЙ като мокра кокошка УКРАИНСКИЙ як мокра курка РУССКИЙ как мокрая курица ПОЛЬСКИЙ jak zmokła kura ВЕРХНЕЛУЖИЦКИЙ struchły kaž zmoknjena kokoška ЧЕШСКИЙ jako zmoklá slepice СЛОВАЦКИЙ ako zmoknutá sliepka (kura, kurča)

Итальянский и нидерландский языки имеют весьма похожий образ цы-пленка и птицы:

ИТАЛЬЯНСКИЙ come un pulcino bagnato НИДЕРЛАНДСКИЙ als een zielig vogeltje

В словенском, нидерландском (другой оборот) и немецком языках удру-ченный человек сопоставляется с собакой, в то время как французскому языку присущ образ мокрой кошки:

СЛОВЕНСКИЙ kot polit cucek НИДЕРЛАНДСКИЙ als een geslagen hond НЕМЕЦКИЙ wie ein begossener Pudel ФРАНЦУЗСКИЙ <piteux> comme un chat mouillé

3.5. Пятая группа включает два оборота, в которых нет субстантивного компонента kiša, но он подразумевается, имплицируется, а значение относится к проливному дождю.

Первый фразеологизм – pljušti (lije, pada) kao iz kabla – имеет сравнитель-ную структуру и наиболее часто употребляется в форме предложения. Глаголь-ные компонеты pljuštati и lijevati указывают (первый глагол в дословном зна-чении, а второй – в первом из двух значений, зафиксированных в словаре) на сильный дождь, а глагол pljuštati в переносном значении относится к появле-нию чего-либо в большом количестве. Третий глагол padati может быть упот-реблен как в контексте проливного дождя, так и в контексте мелкого дождя. Образ в обороте подсказывает, что вода, т. е. дождь льется, как будто кто-либо наполнил ведро водой и из него выливает ее стремительно и одним махом.

Ovdje su jaki pljuskovi rijetki, međutim, trenutno lije kao iz kabla (HSRPF).

Для русского языка характерен сравнительный фразеологизм с тем же об-разом, а тот же или подобный образ фиксируется не только в некоторых дру-гих славянских языках, но и в немецком языке:

СЕРБСКИЙ лиjе (пљушти, пада) као из кабла СЛОВЕНСКИЙ lije kot iz škafa МАКЕДОНСКИЙ турива како oд крбла БОЛГАРСКИЙ вали (излива се, лее се) като из ведро УКРАИНСКИЙ ллє як з відра (бочки) РУССКИЙ льет как из ведра


ПОЛЬСКИЙ leje jak z cebra ВЕРХНЕЛУЖИЦКИЙ lije so (kida so) <kaž> z kanami ЧЕШСКИЙ leje jako z konve СЛОВАЦКИЙ leje sa ako z krhly (vedra, dieže) НЕМЕЦКИЙ es gießt wie aus Kübeln (Eimern, Kannen, Gießkannen)

Другой фразеологизм с тем же значением содержит образ неба, из кото-рого льется сильный дождь, причем небо открылось, и таким образом накоп-ленное большое количество воды освободилось. Хорватский оборот nebo se otvorilo имеет эквивалент в русском языке: разверзлись (отверзлись, раство-рились) хляби небесные, где упоминается небесная бездна, из которой льется. Оборот восходит к библейскому рассказу о всемирном потопе. Фиксируются фразеологические эквиваленты в других славянских и неславянских языках, ср. напр. в сербском: небо се отворило (се провалило), в болгарском: небето се разтвори (се продъни), в чешском: otevřela se nebeská stavidla, в немецком: der Himmel hat seine Schleusen geöffnet, die Schleusen des Himmels haben sich geöff-net, в английском: the sky (skies) opened, the heavens opened.

Kiša lije, čini mi se da se nebo otvorilo, sada doista ne možemo izaći (HFR).

В обоих оборотах – pljušti (lije, pada) kao iz kabla и nebo se otvorilo – под-черкивается именно интенсивность и большое количество осадков.

3.6. В последней группе упоминается одна единица, в составе которой со-держится компонент kiša – zlatna kiša (русский эквивалент: золотой дождь), хотя надо напомнить, что в глубинной структуре, в образе, на основе которого образовалось фразеологическое значение, не имеется в виду данный тип атмо-сферных осадков. И образ, и значение точнее определяются и подсказываются адъективным компонентом zlatan. Фразеологизм имеет значение ‘богатство, большие денежные суммы (обычно добытые без труда), изобилие’, а он свя-зывается с древнегреческим мифом о Зевсе, который проник к Данае в виде золотого дождя и таким образом оплодотворил ее.

4. В заключение можно сказать, что компоненты kiša, kišni, pokisao и po-kisnuti являются частью немногочисленной группы фразеологизмов в хорват-ском языке. Если сравнить образ и /или глубинную структуру приведенных оборотов из первых четырех групп, сразу замечаем, что они относятся, во-пер-вых, к реальной ситуации в природе, а во-вторых, имеется в виду дождь как осадки, который сопоставляется с большим количеством слез. В третьей и чет-вертой группе образ относится к результату, связанному с фактом, что кто-либо промок под дождем. Но надо напомнить, что значение оборотов данных двух групп различается, т. е. обороты одной имеют прямое отношение к мок-рому от дождя лицу, в то время как обороты другой – к состоянию человека. Если принять во внимание, что основным символическим элементом, относя-щимся к понятию дождь, является плодородие, то сразу можно увидеть, что данный элемент в большинстве случаев не оставил никакого следа на фразео-логизмах с компонентами kiša, kišni, pokisao, pokisnuti. О влиянии символики можно говорить лишь при упоминании оборота zlatna kiša.


В работе также показано, что приведенные хорватские фразеологизмы имеют свои полные или частичные эквиваленты в некоторых славянских и неславянских языках.


зеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 1998.Ермола 2011 = Ермола В. И. Кашубско-русский фразеологический словарь. Санкт-Петер-

бург, 2011. Мокиенко–Никитина 2008a = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских

народных сравнений. Москва, 2008. Мокиенко–Никитина 2008b = Мокиенко, В. М., Никитина, Т. Г. Большой словарь рус-

ских поговорок. Москва, 2008. Огольцев 2001 = Огольцев В. М. Словарь устойчивых сравнений русского языка. Мос-

ква, 2001. Оташевић 2007 = Оташевић Ђ. Мали српски фразеолошки речник. Београд, 2007.

Anić 2003 = Anić V. Veliki rječnik hrvatskoga jezika. Zagreb, 2003. Fink Arsovski i dr. = Fink Arsovski Ž. i dr. Hrvatsko-romansko-germanski rječnik poredbe-

nih frazema. [Rukopis.] Gluhak 1993 = Gluhak A. Hrvatski etimološki rječnik. Zagreb, 1993. HFR = Menac A., Fink Arsovski Ž., Venturin R. Hrvatski frazeološki rječnik. Zagreb, 2003. HRFR = Menac A., Fink Arsovski Ž., Mironova Blažina I., Venturin R. Hrvatsko-ruski fra-

zeološki rječnik. Zagreb, 2011. HSRPF = Fink Arsovski Ž. i dr. Hrvatsko-slavenski rječnik poredbenih frazema. Zagreb,

2006. Ivčenko–Wölke 2004 = Ivčenko A., Wölke S. Hornjoserbski frazeologiski słownik. Budyšin /

Bautzen, 2004. Maresić et al. 2008 = Maresić J., Menac-Mihalić M. Frazeologija križevačko-podravskih kaj-

kavskih govora s rejčnicima. Zagreb, 2008. Matešić 1982 = Matešić J. Frazeološki rječnik hrvatskoga ili srpskog jezika. Zagreb, 1982. Menac-Mihalić 2005 = Menac-Mihalić M. Frazeologija novoštokavskih ikavskih govora u

Hrvatskoj. Zagreb, 2005. RHJ = Rječnik hrvatskoga jezika. Gl. ur. J. Šonje. Zagreb, 2000. Skok = Skok P. Etimologijski rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 1–2. Zagreb, 1971–

1972.

Литература Тресиддер 1999 = Тресиддер Дж. Словарь символов. Москва, 1999. Шипка 2007 = Шипка М. Зашто се каже? Нови Сад, 52007.

Fink Arsovski 2002 = Fink Arsovski Ž. Poredbena frazeologija: pogled izvana i iznutra. Za-greb, 2002.

Menac 2007 = Menac A. Hrvatska frazeologija. Zagreb, 2007.


Интернациональные фразеологизмы с компонентом вода

ФОЙТУ Петра Оломоуц, Чехия


Вода – амбивалентный символ. С одной стороны, она является очищаю-щей, ее присутствие – необходимое условие для плодородности земли. С дру-гой стороны, вода приносит с собой гибель в форме наводнений. В древних мифах о создании мира вода была первой субстанцией, приносящей с собой жизнь, одновременно уничтожая то, что не нравилось богам. Водовороты пред-ставляют собой символ жизненных трудностей, в психологии вода символизи-рует те зоны психики человека, которые не поддаются наблюдению (Bieder-mann 1992: 335–356).

В христианстве возникает дуализм вода – вино. Кроме того, вода здесь выступает в своей уже упоминаемой, очищающей символике (Biedermann 1992: 335–356).

Компонент вода является при создании ФЕ очень активным. С ним возни-кают многочисленные ФЕ, в том числе и некоторые фразеологические неоло-гизмы – ср., напр., русское выражение сменить воду в аквариуме (Мокиенко 2003: 15). Такая большая активность компонента вода, однако, мнимая: под-робный анализ ФЕ с данным компонентом показывает, что все эти выражения концентрируются около нескольких основных фразеологических образов. Эти образы отражают то символическое представление о воде, которое Бидерманн приводит в своем лексиконе символов.

Почти все образы, которые во ФЕ с компонентом вода во фразеологии ев-ропейских языков отражаются, являются интернациональными.

Первым, и, конечно, основным свойством воды, которое во фразеологии отражается – ее жидкая форма. Поскольку вода жидкая, она не держится ни на каких предметах, и протекает в отверстиях между ними. Такое свойство во-ды отражено в европейской фразеологии во фразеологических выражениях, образованных на основе образа «пытаться продержать воду на каком-то ды-рявом предмете» – ‘заниматься бессмысленной, бесполезной деятельностью’: рус. [все равно что] черпать воду решетом; пол. czerpać wodę sitem (rzeszatem; przetakiem); чеш. je to jako nabírat vodu do síta; нем. Wasser in ein Sieb schöpfen; или Wasser in einem Sieb tragen; итал. andar per aqua con vaglio; исп. coger aqua en cesto; франц. puiser l’eau dans un crible и др. (из-за ограниченного размера статьи будем примеры приводить только выборочно). Как видим, во фразеоло-гии воду в решете либо носят, либо пытаются ее при помощи решета черпать. Мотив встречается и вне фразеологии, ср. чешскую песню: «Nevěř, holka, chlapci nevěř, na řečici vodu neměř, voda ti vyteče, chlapec ti uteče, bude lásky konec».

Интернациональные фразеологизмы с компонентом вода 695

Кроме того, выражение имеет во многих языках пословичную форму (ср. чеш. vodu sítem nenabereš и др.).

Образ воды в решете дальше развивается. На его основе возникают дру-гие ФЕ, мотивированные образом и значением ФЕ черпать воду решетом. Их интернациональный статус уже, однако, ограничен. Они – хорошее подтверж-дение того, что во фразеологии идет тенденция развития от интернациональ-ного к национальному. На основе одного, известного интернационального вы-ражения возникают в различных языках другие ФЕ, которые уже либо явля-ются национальными, либо встречаются в какой-то группе языков, часто ог-раниченных географически, или в группе языков генетически близких. Образ воды в решете в восточнославянском ареале использован еще во ФЕ со значе-нием ‘мало’ (рус. как воды в решете; укр. як у решеті води). Кроме того, в рус-ском языке на основе данного образа создана ФЕ как вода на решете, которая употребляется в значении ‘быстро исчезать’. Обобщенный образ воды, кото-рая не может удержаться в чем-то, отражает хорватская ФЕ ne drži vodu со значением ‘неубедительный (об аргументе)’.

Далее способность воды протекать между предметами отражается во ФЕ, отражающих быстрое расходование денег. Такие выражения находим в вос-точнославянском ареале и в польском языке, который, как известно, и как это наш материал еще много раз подтвердит, восточнославянским языкам очень близок. Итак, в русском языке это значение представлено сравнениями течь как вода между пальцев и переливаться [из рук в руки] как вода, в польском языке выражением peniądze idą jak woda.

Особый случай использования образа воды, стекающего с чего-то – интер-национальный образ гуся, со спины которого вода стекает, оставляя его су-хим: рус. как с гуся (гусей) вода; укр. як з гуски (гусяка) вода; поль. coś spływa po kim jak woda po gęsi; чеш. sjede to jako po něm jako voda po huse; англ. like water off a duck’s back и др. Кроме гусей вода еще стекает в русском языке с гор (беда, что с гор вода с кого).

Наряду с образом воды в решете с компонентом вода возникают интерна-циональные выражения, которые образованы по модели «носить воду куда-то, где ее достаток» – ‘заниматься бесполезной деятельностью’. Чаще всего воду носят в море (нем. Wasser ins Meer tragen; чеш. nosit vodu do moře) или в какую-нибудь большую реку (словац. liať vodu do Dunaja).

Вода как жидкость льется. Литье воды во фразеологии употребляется как метафора речи. Литье воды как метафора речевой деятельности, как показал наш материал, второй самый «разработанный» образ, с многими модификаци-ями для создания ФЕ во многих значениях. Значение ‘болтать попусту’ встре-чается в русской ФЕ лить воду и в сравнении врешь, как воду льешь, которое (как показывает славянский ареал) вторично, и основано на ФЕ лить воду с добавлением рифмы, которая добавляет выражению экспрессию. Фразеоло-гизму лить воду соответствует выражение польского языка lać wodę и чеш-ское выражение mít řečí jako vody с двумя значениями: 1. ‘много наобещать’ и 2. ‘неубедительно аргументировать’. Шум воды как образ речевой активности привел в современном русском языке к созданию национальных выражений

696 Фойту Петра

жаргонного происхождения темперамент как вода в унитазе у кого (‘горячий, шутливый, взрывный’); шустрый как вода в унитазе (1. ‘крикливый’; 2. ‘про-нырливый’); шуметь как вода в унитазе (‘вести себя шумно, вспыльчиво’).

Чешское выражение mít řečí jako vody содержит в себе, конечно, и сему ‘много’. Такое значение далее развивается. Возникают ФЕ, обозначающие большое количество других явлений. Таким образом, в чешском языке возни-кает выражение mít času jako vody (значение ‘иметь очень много времени, как правило, до конца какого-то срока’). В английском языке оксфордский словарь ФЕ фиксирует выражение like water с обобщающим значением ‘очень много’.

Следующий образ, связанный с течением воды во фразеологии соединяет время и воду так, как это было в чешском выражении mít času jako vody. Речь идет о воде как символе протекающего времени. Он отражается в двух основ-ных группах ФЕ. В первой группе (быстро текущая) вода символизирует бы-стро проходящее время: рус. время бежит как вода; пол. iść jak woda; чеш. letí (utíká; plyne) to jako voda. Вторая группа ФЕ – выражения, в которых про-текшая вода (в какой-то реке) символизирует много ушедшего времени или много времени, нужного для чего-то. На основе такого образа возникает интер-национальная фразеологическая модель, представленная ФЕ русского языка много воды утекло с тех пор; пол. dużo wody upłynie, zanim; нем. bis dahin fließt noch viel Wasser den Rhein hinab (hinunter); словац. odvtedy už veľa vody pretieklo dolu Dunajom и аналогичные выражения во многих европейских языках.

Следующая группа ФЕ будет относиться к представлению о воде как об опасности. Данная, очень многочисленная группа ФЕ, базируется на образах воды, способной в себе поглощать человека, который в ней тонет; воды, кото-рая быстро течет и становится, таким образом, опасной для человека, и воды, которая кажется тихой, но такое представление является обманом.

В первом случае выражения образованы на представлении о большой мас-се воды, которая поглощает в себя человека, закрывается над ним, и человек в ней бесследно пропадает: рус. смыкаться как вода над кем (дым, туман – ‘закрывать путь на поверхность’); будто в воде растворился, как в воду ка-нуть (‘исчез’); чеш. zmizel, jakoby se do vody propadl; zmizel, jakoby se nad ním voda zavřela; пол. zginąć jak kamień w wodzie: zginął jak w wodę wpadł; мотиви-рованы таким представлением и выражения хоть в воду броситься (‘безвы-ходное положение’) и, кажется, выражение ins Wasser fallen (‘пройти неудачно, не удаться’). Несколько противоположный, но связанный с этим образ интер-национальной ФЕ в ложке воды утопил бы кого (пол. utopil by kogoś w lyżce wody и другие эквиваленты). Он мотивирован представлением о том, что не-нависть к данному человеку до того сильна, что для его утопления не нужна масса воды, а достаточно самое малое ее количество. Большая, опасная масса воды отражена еще во ФЕ rzuczyć na głęboką wodę; puszczać się na niebiezpieczne wody; puszczać na szerokie wody.

Быстро текущая вода имеет способность что-то быстро, без возможности на это повлиять, приносить и уносить, часто даже уничтожать. На этом обра-зе, проходящем, опять же, многими языками европейского ареала, строятся и следующие выражения: рус. водой принесло; как водой снесло (как с водой


унесло); выражение разошлись – как вода разлилась (‘о быстром, бескомпро-миссном расчете’, в связи с этой ФЕ можно упомянуть восточнославянскую ФЕ водой не разольешь с противоположным значением) и чешское hnát se jako velká voda. Сила воды отражена в русском силен как вода [а глуп, как дитя].

Текущая вода способна уносить не только вещи, но и человека. Сопроти-вляться ей очень трудно, утомительно. Такое представление отражается, как правило, в выражениях с компонентом течение (ср. плыть против течения; плыть по течению), с компонентом вода оно отражено в интернациональных выражениях держаться над водой (чеш. držet se nad vodou; словацк. držať sa nad vodou; нем. den Kopf über Wasser halten). На их основе возникает в хорват-ском восклицательное neka voda nosi (‘пусть есть все так, как он желает’).

Такая текущая вода, однако, является необходимой для работы мельницы. На образе воды, которая двигает мельничную карусель, образованы выражения вода на чью мельницу (пол. woda na czyj młyn; нем. Wasser auf jemandes Mühle leiten). В некоторых языках данный образ получает дальнейшее развитие – от-нятие воды из чьей-то мельницы является способом, как данному человеку на-вредить: нем. jemandem das Wasser abgraben.

Тихая вода символизирует тихого, смиренного человека (ФЕ тише воды, ниже травы). Она, однако, обманчива. Основным отражением такого предста-вления является паремиологическая единица, которая в большинстве европей-ских языков выступает в форме «тихая вода + делать что-то опасное» (рус. тихая вода берега подмывает). Из нее деривацией возникает выражение ти-хая вода, значение которого, однако, во фразеологии европейских языков ва-рьируется. В польском языке ФЕ cicha woda обозначает человека, который ка-жется уравновешенным, но может, однако, неожиданно удивить. То же самое значение имеет выражение чешского языка tichá voda и абсолютно тождест-венное выражение словацкого языка tichá voda. В немецком языке, однако, словарь К. Мюллера приводит выражение ein stilles Wasser в значении ‘интро-верт’ (Müller 2005: 322), то есть без семы ‘может неожиданно удивить’.

Во фразеологии всех европейских языков отражается факт, что в воде жи-вут рыбы (интернациональная ФЕ чувствовать себя как рыба в воде), так же как (уже в разных модификациях) и факт, что без воды им жить невозможно (как рыба без воды).

Вода как таковая противостоит огню, с которым она не может сосущест-вовать (интернациональное выражение как огонь и вода); в восточнославянском и южнославянском ареале такой образ отражается еще в выражении в огонь и в воду идти за кого (с разными вариантами).

Предыдущие образы отражали внешнее наблюдение за водой, как за мас-сой. Сейчас перейдем к группе образов, которые отражают воду не как массу, а воду как жидкость и отражение наблюдений над ней во фразеологии.

Вода определяется, как правило, как прозрачная жидкость без вкуса и за-паха. Такие наблюдения встречаются и во фразеологии. Прототипическое пред-ставление о воде отражает воду чистой, прозрачной. Поэтому во фразеологии европейских языков ясные, искренние глаза сравниваются именно с водой (рус. глаза прозрачные как ключевая вода у кого; глаза чистые как вода). В других


языках, правда, в данной ФЕ часто встречается не прямо компонент вода, об-раз, однако, остается тем же (ср. чешское mít oči jako studánky). Наряду с обо-значением глаз такие выражения часто описывают любой прозрачный предмет – рус. прозрачный как ключевая вода; та же мотивация, но несколько модифици-рованный образ встречается во ФЕ зеленый как морская вода. На образе про-зрачной воды основана также ФЕ русского языка как в воду глядел. Прозрач-ность воды, однако, может в некоторых случаях мешать. На таком представле-нии образовано интернациональное мутить воду или ФЕ ловить рыбу в мут-ной воде, в восточнославянском ареале такое представление отражено в выра-жении вывести на чистую воду, которое имеет эквивалент также в польском языке: wyprowadzić na czyste wody.

На человека особо действует вода холодная. Она приводит его в внезапное замешательство (рус. словно [холодной] водой окатили; пол. wyłać kubel (wiad-ro) zimniej wody komuś na głowe; чеш. zůstal, jakoby ho studenou (horkou) vodou polil; нем. wie mit kaltem Wasser übergossen; ins kalte Wasser springen). Иногда, правда, как мы видели в некоторых примерах, вода может быть и горячей.

Следующий интернациональный, логичный и поэтому во фразеологии ожидаемый образ – «если кто-то побывал в воде, он становится мокрым» и основанное на нем интернациональное выражение [мокрый] как вытянутый из воды; ср., например, чешское je mokrý, jakoby ho do vody hodil.

В обоих приведенных языках данный образ получает сугубо националь-ное развитие. В русском языке на его основе возникает ФЕ дела мокрее воды у кого (‘дела плохи у кого’), в чешском языке часть jakoby ho do vody hodil на-чинает использоваться в другой ФЕ – spí, jakoby ho do vody hodil kdo.

Вода является основным напитком. Без нее человек не может выжить. Она является для него доступной, недорогой, поэтому ее можно пить в любом количестве (интернац. ФЕ пить как воду что). На ее основе поэтому готовят (нем. mit Wasser kochen ‘пользоваться типичными, традиционными методами’; чеш. vařit z vody ‘пытаться что-то придумать, не имея нужных основ, знаний’). Если еда некачественная, она содержит очень много воды и является очень жидкой (русское как вода; чеш. jako voda; словацк. ako voda). В чешском язы-ке данный образ получает дальнейшее развитие. Возникает выражение být jako voda z fuseklí с тем же значением.

Наряду с водой основой для выживания является хлеб. Оставить человеку хлеб и воду – доставить ему минимум. С другой стороны, если у человека только хлеб и вода, то ему жить очень неприятно. В немецком языке образ хлеба и воды обозначает тюрьму (нем. beim Wasser und Brot sitzen); в польском языке żyć o chlebie i wodzie употребляется в значении ‘жить плохо, иметь не-достаток еды’, такое же значение имеет данное выражение в чешском и сло-вацком языках.

Здесь группа интернациональных образов с компонентом вода заканчива-ется, а начинается группа образов, которые расширены только в конкретном географическом ареале, в какой-то группе языков, которые, однако, не все яв-ляются близкородственными. Данные выражения интересны, так как они по-казывают ареальные отношения между фразеологизмами европейских языков.


Самая большая группа: выражения, которые находим в восточноевропей-ских языках и в языке польском. Это такие выражения как седьмая (девятая, десятая) вода на киселе; похожи как две капли воды; как воды в рот набрал; в форме фразеологической модели рус. вилами на воде написано (поль. pałcem na wodzie pisane).

В восточнославянских языках и языке польском находим также кальку из французского языка чистейшей воды; которая выступает, наряду с этими славянскими языками (укр. чистісінької води; чистої води; поль. pierwszej wo-dy), еще в некоторых языках неславянских (ср. англ. of the first water; нем. aus reinsten Wasser).

Вторая очень распространенная группа в ареале: выражения, которые на-ходим в немецком языке и, наряду с ним, в каком-то из языков, на которые немецкий язык оказал влияние (или в нескольких таких языках). Так, выраже-ние немецкого языка das Wasser läuft jmdm. in dem Mund zusammen перешло в хорватский язык (ide woda na usta komu). В других языках на месте слова вода слово слюнки (ср. рус. слюнки текут у кого; чеш. sbíhaji se sliny komu).

На основе христианского учения возникает противопоставление воды и вина. Интересно, однако, то, что такой дуализм во фразеологии выступает только единично. В немецком, чешском и словацком находим выражение (чеш. vodu káže a víno pije; словацк. vodu káže a víno pije; нем. Wasser predigen und Wein trinken), как, однако, показывает девятиязычный словарь пословиц (Świer-czyński–Świerczyńska 2008: 196). В немецком языке находим еще одно выра-жение с данной мотивацией – jmdm. Wasser in den Wein gießen со значением ‘портить радость кому-либо’, которое тоже в других языках не встречается.

Интересна ситуация с выражением расти как из воды. Его нам удалось найти в восточнославянских языках наряду с языками западнославянскими. Русский, чешский и словацкий язык среди ФЕ с компонентом вода располага-ют, кроме того, общим образом спящего человека: чеш. spí, jakoby ho do vody hodil kdo; словацк. spí, ako keby ho do vody hodil и русский, правда, несколько по-другому мотивированный вариант спать как маковой воды напившись.

Выражений с компонентом вода, которые по своей мотивации не являются международными, находим значительно меньше.

Интересным примером является выражение польского языка w gorącej wodzię kąpany, которое, по всей вероятности, возникло из немецкого heiß ge-badet, в котором компонент Wasser ‘вода’ тоже отсутствует.

Последними, специфическими выражениями немецкого языка с компо-нентом вода являются выражения jmdm. das Wasser nicht reichen können со значением ‘быть не таким способным как кто-либо’ и выражение ein Schlag ins Wasser (‘неудача’).

В русском языке, среди таких, национально-специфических по своей мо-тивировке выражений, можно привести ФЕ будто воду возили на ком; будто живой водой спрыснули кого; мутный как мыльная вода; как воды напился; как в воду опущенный; словно водой подмывает кого; плоско как на воде. Эти выражения либо встречаются только в русском языке, либо еще в украинском и белорусском языках, но за пределами восточнославянского ареала их нет.


Специфическими выражениями чешского языка являются выражения spát jako na vodě (‘спать плохо’) и mít žaludek jako na vodě (‘о чувстве тошноты’); в польском языке это такие выражения, как woda sodowa uderzyła komuś do głowy; robić komuś wodę z mozgu; в южнославянских языках встречается образ капли воды как чего-то дорогостоящего (хорв. čuvati kao malo vode na dlanu) (подробнее см. Финк 2008: 132). Можно, конечно, привести еще и некоторые немногочисленные примеры из других языков, но так как целью статьи было описать интернациональные выражения, более на выражениях национально-специфических останавливаться не будем и перейдем к выводам.

Во фразеологии европейских языков находим определенные образы, об-щие для европейских языков. На основе таких образов возникают, как правило, интернациональные ФЕ. В некоторых случаях, однако, такие образы фразео-логией конкретного языка обрабатываются специфически и возникает нацио-нально-специфическая ФЕ. Кроме того, в каждом языке есть несколько нацио-нально-специфических ФЕ с компонентом вода, но таких выражений минимум.

Словари Мокиенко 2003 = Мокиенко В. М. Новая русская фразеология. Ополе, 2003. Мокиенко–Никитина 2008 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских

народных сравнений. Москва, 2008.

ODI = Cowie A., Mackin R., McCaig I. The Oxford Dictionary of Idioms. Oxford, 1994. Świerczyński–Świerczyńska 2008 = Świerczyński A., Świerczyńska D. Slovník přísloví v de-

víti jazycích. Praha, 2008.

Литература Финк 2008 = Финк Ж. О некоторых образных и культурно – исторических элементах

в сравнительных фразеологизмах. В кн.: Идиоматика и познание. Белгород, 2008. 130–133.

Biedermann 1992 = Biedermann H. Lexikón symbolov. Bratislava, 1992. Müller 2005 = Müller K. Lexikon der Redensarten. München, 2005.


Istraživanje frazema sa sastavnicama koje znače oborine u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji

FRANČIĆ Anđela


Dosadašnja istraživanja hrvatske frazeologije rezultirala su brojnim leksikograf-skim i leksikološkim radovima u kojima se donosilo bogatstvo frazeološke građe te se ona obrađivala s različitih aspekata. Nerijetko su predmetom rada bivale pojedine tematske sastavnice frazema. Toj skupini pripada i ovaj rad koji se temelji na hrvat-skim dijalektnim frazemima sa sastavnicama koje znače oborine. Frazeološka je građa prikupljenima iz dvaju izvora. Prvi čine dijalektni frazemi prikupljeni u okviru projekta Istraživanje hrvatske dijalektne frazeologije (voditeljica prof. dr. sc. Mira Menac-Mihalić) te u sklopu terenske nastave Katedre za dijalektologiju i povijest hrvatskoga jezika Filozofskoga fakulteta Sveučilišta u Zagrebu. Ta se dijalektna (kaj-kavska, čakavska, štokavska) frazeološka građa leksikografski obrađuje te objavljuje. Dosad su objavljene tri knjige (Menac-Mihalić 2005; Maresić–Menac-Mihalić 2008; Menac-Mihalić–Menac 2011). Drugi izvor dijalektnih frazema na kojima se temelji ovaj rad jesu dosad objavljeni hrvatski dijalektni rječnici u kojima su frazemi jedna od sastavnica rječničkoga članka. Prema enciklopedijskoj definiciji pod oborinama se razumijeva «voda u tekućem ili čvrstom stanju koja iz oblaka pada na površinu zemlje ili nastaje na zemlji kondenzacijom, odn. sublimacijom vodene pare iz sloja zraka koji je u neposrednom dodiru s tlom» (Šentija 1980: 129). S obzirom na to padaju li iz oblaka ili se iz zraka talože na tlo, oborine se dijele na vertikalne (kiša, rosulja, snijeg, tuča, solika) i horizontalne (rosa, mraz, inje, poledica).

Rječnik dijalektnih frazema sa sastavnicama koje znače oborine

Frazemi su grupirani prema nadnatuknicama (tj. nazivima oborine). Nadnatuk-nica, natuknica (tj. frazem u kojemu se javlja naziv oborine) te značenje frazema za-pisani su (uvijek kada je to moguće) hrvatskim standardnim jezikom. Primjeri koji-ma se potvrđuje uporaba frazema u pojedinim mjesnim govorima hrvatskih narječja bilježeni su uobičajenim dijalektološkim znakovima. U okruglim zagradama iza svake potvrde donosi se kratica imena naselja u čijemu je govoru frazem zabilježen ili, kad je frazem ekscerptiran iz rječnika, prezime njegova autora i godina objavlji-vanja. Nadnatuknica se bilježi verzalom, primjeri kurzivom, a natuknica i značenje frazema običnim tipom slova. KIŠA

dobiti batina kao kiše = dobiti puno batina, biti oštro kažnjen: Dȍbil j bȁtin kȏ kȉš (KP). Dobȉli smo od jȍca batîn kô kiš (PS). Dȍbit batîn kaj kȉše (Kranj-čević 2003).

702 Frančić Anđela

izuvati se prije kiše = prerano što očekivati: Ne izuvaj se prije kiše (Ga). Izuvaš se prije kiše (Si).

kiša je kao u ruci = uskoro će kiša: Kiša ti je ko u ruci (Lo). kiša kao da se miš popišao = slaba kiša: Tó je n´ bí d´ẹš – kák daj se míš

bíl póscal (Serd). kiša pada (lijeva) kao iz kabla = veliki je pljusak: Dešč ide (toči) kaj z kabla

(Vr). Dešč curi kak da se zlevle z kabla (Ob). Zabòrȁvili smo lùmbrȅlu, a kȉša lva kâ iz kàbla (St). Već dva sata lije kiša ko iz kabla (Sekulić 2005).

kiša pada i sunce grije (sije), Cigani se žene = /kaže se kada pada kiša i isto-dobno grije (sije, prosijava) sunce/: Dj gl z ȍblok, dš cȕri i snc grj – Cȉgani s žn! (Vv). Da d´ẹš cọrí i s´ọnc sv´ẹty – vļí s da s Cyg´ọny žńyjọ (SM).

kiše magare, kiša će = nazdravlje (kaže se u šali kad tko kihne): Kija magare, kiša će (Ga, Lo).

kíša pada, d´ẹš cọrí, st´ǫrọ bábọ rít srbí (stra bába lúk sadî) = /izreke kojima se popraćuje padanje kiše/ (SM, Lipljin 2002).

kiša uhitila kišu = pijan je tko, opio se tko: Kiša uhitila kišu (Bego-Urban 2010). ne znati ni s kiše pobjeći = biti nesnalažljiv: Ȍna n zna ni s kȉš pȍbẹi (KP). plakati kao kiša = jako, neutješno plakati: Plȁe kâ kȉša (St). Plȁe ko kȉša (Kr).

Bi kȁk kȉša (Ra). Vîdim j, ȉd i plȁ kô kȉša (PS). Na sprévọdọ s plá-kal kaj d´ẹš (SM). Plé se kák d´ẹš (MS, Serd).

pada {kiša} iz drveta i kamena = jako pljušti (kiša): Pȁda /kȉša/ z drệva i s ka-mna (PS).

popio bi kišu Isusovu = može puno popiti, sve bi popio, nema mjere u piću: Popijo bi kišu Isusovu (Do). Popijo b i on i kišu Isusovu (Ga). Popijo bi kišu Isusovu (Lo). Popijo b i kišu Isusovu (Ot).

rascvasti se kao drek na kiši = pretjerano se raznježiti: Rȁscvel si se kȁk drk na kȉši (Bk). Dda s j rȁscvẹl kȁk drk na kȉši (PS).

rasti kao gljiva / gljive poslije kiše = brzo rasti: Reste (raste) ko gĺiva iza kiše (Či). Raste ka gĺiva poslin kiše (Ši). Raste kak gljiva puoklje dejžđa (Iv).

ravna se ka kiši = sprema se kiša: K d´ iežđọ s rávna, tr´ẹ s´ẹnọ f kúp d´ iety (SM).

MAGLA bijel kao magla = sijed: L´s b´le kák m´ẹgla (Serd). hvatati maglu = bježati: Vaćat màglu (Sekulić 2005). ići u maglu = ići u nepoznato: Ić u màglu (Sekulić 2005). kao kroz maglu = nejasno: Sîćat se kaj kroz mȁglu (Kranjčević 2003). Vȉdin kaj

kroz mȁglu (Kranjčević 2003). Vȉdit ko / kakȍ kroz maglȕ (Matković 2004). Kˈak čˈz mˈẹglu (Lipljin 2002).

magla (noć) pojela (progutala) je / pojest će koga = nestao je / nestat će tko; ubijen je tko: Pȁzi da t n bọ mgla pojla (Vv)! Kaj da ga je megla pogut-nula (pojela) (Ma). Mgla ga je pọjla (Večenaj 1997). B ga mẽgla (nč) pŏjila (Šatović–Kalinski 2012). Klik mâm pȍtlam rȁta mgla pojla (Maresić–Miholek 2011).

Istraživanje frazema sa sastavnicama koje znače oborine u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji 703

maglu loviti = raditi uzaludan posao: Išo je meglo lovit (Bre). {gusta} magla (da) se može nožem (škarama) rezati = jako gusta magla: Rezati

meglo z nožom (s škorjama) (DB). Tak je gosta megla kaj jo lehko z nožom rezo (Bre). Vúny j tákva m´ iegla kaj jọ z n´ọžọm r´ iezal (SM). M´ẹgla da bi ju z nóžom rzal (Lipljin 2002).

nogom udariti u maglu = uzalud što uraditi: Vritnul je v meglo (GM). prodavati komu maglu = obmanjivati, varati koga, baviti se sumnjivim poslo-

vima: Nmoj mi prodãvati mglu (KP). Mgl m prodȃj (PS). Nekomu meglu prodavati (Pet). Prodāvȁti mgl (Vir). Lȁke j ńe mglu prodvati (Vv)! Prodavati màglu (Sekulić 2005). Prodōvȁ maglȕ (Matković 2004). Tžiti mˈẹglu (Lipljin 2002).

tovariti maglu = baviti se beskorisnim poslom: Tovȁrit mȃglu (Kranjčević 2003). vući se kao {božićna} magla = sporo hodati: Vljẹčeš sę kak megla (Ko). Vlečeš

se kaj megla (Or). Vlečeš se kak božična megla (Pa). Vlečeš se kak megla (Pr). Prtégny núog! Vļéeš s kaj m´ iegla {bz v´ ietra} (SM). Vlẽč s kàk mẽgla (Šatović 2005).

ROSA {mlad} kao rosa u podne / oko podneva / kao podnevna rosa = star, ostario:

Mlâd je kâ ròsa u pódne (St). Mlad je ka rosa u podne (DP). Ja san ko rosa u podne (Do). Mlad ko rosa u podne (Lo). Bit ko rosa u podne (Lo). Mlad ko rosa u podne (Op). Mlad ki rosa u podne (Si). Mlada je ki rosa u podne (Ši). Si mlâ kȁk rȍsa ȍkr pōldân (PS). Mlât si kȁk poldâšna rôsa (Bk). Mlât si kȁk poldâšńa rȍsa (KP). Mlâ j kȁk poldâšńa rȍsa (PS). J, j sm mlt kȁk poldšńa rȍsa (Vv). Mlad ko ròsa u podne (Sekulić 2005). Mlḍ kàk rõsa ŏ pldan. Mld kàk poldašnja rõsa (Šatović–Kalinski 2012). Mld kaj rȍsa u põdne (Kranjčević 2003). Mlādȁ je ka rosȁ u pōlnȅ (Šimunović 2009). Mldi kˈak rˈosa v pôldan (Lipljin 2002). Jl zāronȉca mlâda? – J kak pol-dȃšna rȍsa (Maresić–Miholek 2011).

mlad kao rosa / kao kap rose = (jako) mlad: Mlada je ki kapja rose (Ši). Mȁrica je bíla mláda kâ ròsa, a ȕdala se za stàrȉjega òvȉka (St). Mlad ko ròsa (Se-kulić 2005). Mld kàk rõsa (Šatović–Kalinski 2012).

prdnuti na rosu = onemoćati, ostarjeti; umrijeti: Gl ga, jdva ȉd, i ȏn j pȑdnol na rȍs (PS). A, n pȑdnol na rȍs, ȏn spȋ tȁk dgo dȍk rȍsa n otȉj (PS). I ȍna vȉš nȉkam nmr, prdnla j na rȍsu (Vv). Pdnul jȩ na ròsu (Šatović–Kalinski 2012).

rosa ispod nosa = /kaže se kad tko prdne/: T ti rõsa ispõḍ nosa (Šatović–Kalinski 2012).

rosa do nosa = jaka rosa: V jútrọ jȩ bíla r´ uosa dọ núosa (SM). rosa kao more = jaka rosa: Rosȁ kakȍ môre (Jurišić 1973).

SNIJEG bijel kao {padan} snijeg = 1. jako, izrazito bijel; sasvim čist: Bẹlo kak snẹk

(Ko). M´ẹl jȩ kúošọļọ b´ẹlọ kaj (pádȩn) sn´ẹk (SM). Ȍprala san rȍbu, sȁd je bíla kâ snîg (St). Bil ko snig (Či). Bil ka snig (Ot). Bieli kak snieg (Iv). Biele ko snijeg (Ri). Plâtno j bệlo kȁk snệ (PS). Fȉrung su jẹ na oblku


bl ko snk (Vv). Bīlȍ kk snîg (Jurišić 1973). Bêl kaj snîg (Kranjčević 2003). Ubũkla je vȅštu bĩlu kâ snîg (Šimunović 2009). Bli kˈak snk (Lip-ljin 2002). Ma znȃš blzȁ bla kak padȃni sng (Maresić–Miholek 2011); 2. potpuno sijed: Bệl j kȁk snệ (PS). Bl j kȍ snk, prȉj n bȉl tȁkof (Vv).

bijeljeti se kao snijeg = isticati se svojom bjelinom, čistoćom: Kòšȕja ti se bĩli kâ snîg (St). Bili se ko snig (Lo). Prv zāronȉca lpa, kak snk s bẹlî (Maresić–Miholek 2011).

gavrani (vrane) snijeg miješaju (rade) = gavrani (vrane) navješćuju snijeg, pa-dat će snijeg: Govrani snega mešajo (Bre). Vrán sn´ iega d´ẹlajọ (SM).

lanjski snijeg = nešto nevažno, bezvrijedno, odavno zaboravljeno, o čemu ne treba raspravljati: T tȉ je lâński snệk (Vir). Znmo mȋ za tȍ, pa tȍ j lński snk (Vv). Tô je zà mȅne bîlo pa prȍšlo kâ lànjskî snîg (St). To ti je ko lański snig (Do). Ona je lański snig (Ši). To je meni kaj lanjski sneg (Bre). Eh, to je več lanjski sneg (DD). Eh, tuo ti je več lonjski snieg (Iv). Naj pripo-vedati za lanjski sneg (Ob). Ne govori o lańskon snigu! (DP). Tau je lajnski snejg (Vr). To ti je lanjski snjeg (Za). Ôn držĩ dò tȅbe kâ do lànjskôg snîga (St). Drži do me ko doa lonjskega sniega (Iv). Stalo mi je do tebe ko do lań-skog sniga (Či). Žalin za ńin ko za lańskin snigon (Lo). Sića me se ko lańskog sniga (Ot). Tȋ z ń fȍrt pȋtaš kȁk su, a ȍni mr z t kȁk za lński snk (Vv). Tî mâriš zâ m kȁk za lâński snệ (PS). Sệa te se kȁk lȁńskoga snga (Bk). Tĩ mãriš zá me kâ za lànjskî snîg (St). Stara se za me ko za lański snig (Lo). Briga me zá te ka i za lański snig (Br). Briga te za me ka za lański snig (DP). Briga me zá te ka i za lański snig (Ga). Brige ga za menon ki za lańskin snigon (Ot). Briga me zá te ka i za lański snig (Si). Bríga m za t´ọ kák za l´ǫńsky sn´ẹk (SM). Žȁlīn za njin ko za lànjskīn snîgon (Babić 2008). Lanjski snîg (Sekulić 2005). Ljnski snig (Šatović–Kalinski 2012). Lˈȩński snk (Lipljin 2002).

obijeljeti kao snijeg = osijedjeti, postati potpuno sijed: Pršļi su i ńgvi mldi dni, v j obļẹl ko snk (Vv).

obući se kao da je (kao da puše) sjever sa snijegom / snijeg sa sjeverom = jako se toplo obući: Ták sy s bļ´ẹkȩl káj dȩr s´ ievȩr sn´ iegọm púhal (SM). Jâko s j oblệkl kȍda da j snk sẹvrom (PS). Oblen si kȍda je sver sngom (Bk).

pao je komu snijeg po glavi = osijedio je tko: ˈOpal mu jȩ snk po glvi (Lipljin 2002).

snijeg do koljena (guzice, grla) = visok snijeg; puno snijega: Zàpȁlo snîga do kòlȉna (St). Zapalo sniga do kolina (guzice) (DP). Snijego ja bile de guto (Ri). Snîg dò kolīna (Babić 2008).

snijeg do koljena – ako klekneš = malo snijega. Kúļkọ j sn´ iega pálọ? Dọ kọ-ļ´ iena – ák sy pọkļéknš (SM).

snijega se najesti = biti lud: Sém se n´ sn´ẹga naj´ẹla (Serd). zapisati na snijegu = raditi beskoristan posao koji neće ostaviti traga: Zapíši tĩ

tô na snígu! (St). Zapiši ti to na snigu! (Op).


TUČA letjeti kao tuča = brzo se kretati (hodati, voziti): T bàba letî kàk tùča (Šatović–

Kalinski 2012). Vatrogascȉ so lȩtli kak tȍa, valdȁr ȩ ngdẹ gorlo (Mare-sić–Miholek 2011).

Kratak osvrt na frazeme sa sastavnicama koje znače oborine

U dosad prikupljenim hrvatskim dijalektnim frazemima ne nalazimo sve na-zive oborina, nego samo neke od njih. Npr. sastavnica frazemskih struktura nisu rosulja, solika, poledica i inje. Neki su nazivi vrlo rijetkim sastavnicama frazema (npr. tuča), dok neke nalazimo u većemu broju frazema potvrđenih u govorima koji pripadaju svim trima hrvatskim narječjima (npr. kiša, magla, snijeg).

Svi su nazivi oborina u frazemima imenice po vrsti riječi, a najčešće je riječ o imenicama ženskoga roda (iznimkom su snijeg i mraz). Gramatički broj u kojemu se nazivi oborina javljaju u frazemima isključivo je jednina. U frazeološkim posta-vama nazivi oborina potvrđeni su u različitim (ne svim) padežima, dominiraju no-minativni oblici, nešto su rjeđi nazivi oborina u genitivu i akuzativu, a sasvim su ri-jetke potvrde u lokativu, dativu i instrumentalu. Vokativni oblici naziva oborina izostaju u analiziranome korpusu.

U frazeološkoj građi prikupljenoj u tronarječnome hrvatskom jezičnom pod-ručju, pretkazive su (i potvrđene su) razlike na fonološkoj, morfološkoj, tvorbenoj, sintaktičkoj i leksičkoj jezičnoj razini. Te se razlike očituju u gotovo svim sastavni-cama frazemskoga izraza, pa i u nazivima oborina. Najočitije su razlike u nazivima oborina na fonološkoj razini (npr. snẹk, snîg, snệg, snieg, snejg, snjeg, snig). Na lek-sičkoj se razini različitost (dijalektna sinonimija) uočava samo u primjeru sinonim-noga para kiša – dešč. Od pretpostavljenoga sinonimnog niza tuča – grȁd – krupa potvrđen je samo jedan član niza (tuča).

Od ukupno 47 potvrđenih frazema najbrojniji su frazemi sa sastavnicom kiša, odnosno njezinom (rjeđom) inačicom dešč (17 potvrda). Iza njih po brojnosti slijede frazemi koji u svojoj strukturi imaju leksem snijeg (12 potvrda) ili magla (11 potvrda). Rosa je, u usporedbi s kišom, snijegom i maglom, rjeđa sastavnica di-jalektnih frazema (6 potvrda). Tuča se od svih naziva oborina sreće najrjeđe u fra-zemskim postavama (1 potvrda).

Frazemi koji u svojoj strukturi imaju naziv oborine različiti su po broju riječi. Najkraći se frazemi sastoje od sveze dviju riječi (npr. loviti maglu), a najduži imaju rečeničnu strukturu (npr. rascvasti se kao drek na kiši).

Među frazemima zamjetan je broj poredbenih, i to ponajprije onih sa sastav-nicama snijeg i rosa. Poticaj usporedbe jesu bjelina snijega i kratkotrajnost rose. Sa snježnom bjelinom uspoređuju se uglavnom predmeti, a s kratkotrajnošću rose oso-be, upravo njihova mladost. Nekim se poredbenim frazemima opisuje sama oborina (npr. gustoća magle slikovito se iskazuje frazemom magla da se može nožem (ška-rama) rezati, a intenzitet padanja kiše frazemom kiša pada (lijeva) kao iz kabla.

Dijalektni frazemi s nazivom oborine u svojemu sastavu mogu biti pozitivno konotirani (npr. mlad kao rosa), negativno konotirani (npr. prodavati maglu) ili pak biti neutralni u konotativnome smislu (npr. rasti kao gljiva poslije kiše).


U prikupljenoj frazeološkoj građi sa sastavnicama kiša, snijeg, magla, rosa, tuča frazemi su djelomično desemantizirani (tj. takvi u kojima barem jedna sastav-nica zadržava prvotno leksičko značenje: npr. plakati kao kiša), potpuno desemanti-zirani (tj. takvi značenje kojih nije u direktnoj vezi s prvotnim leksičkim značenjem pojedinih njegovih sastavnica: npr. prdnuti na rosu), te takvi u kojima nijedna od komponenata nije desemantizirana (bijel kao snijeg). U potonjim se frazemima ko-risti njihova slikovitost da bi se pojačalo frazeološko značenje (bijel kao snijeg ne znači samo ´bijel´ nego ízrazito bijel´).

U analiziranoj građi rijetki su frazemi s rimom (npr. rosa do nosa). Pojedine sastavnice frazeološke strukture variraju, ali te varijacije ne dovode

do promjene značenja frazema: plȁ kȁk kȉša / bi kȁk kȉša; raste ko gĺiva iza kiše / raste ka gĺiva poslin kiše; mlâ kȁk poldâšńa rȍsa / mlâd kâ ròsa u pódne; vleči se kaj megla / vleči se kak božična megla / vļ´ iečy s káj m´ iegla b´z v´ ietra…

Pojedini frazemi o kojima je u radu riječ potvrđeni su u velikome broju istra-živanih mjesnih govora (npr. bijel kao snijeg, mlad kao rosa u podne). To su opće-poznati frazemi, sastavnice aktivnoga ili pasivnoga rječnika govornika svih triju hrvatskih narječja. Naći ćemo ih, lišene dijalektnih značajka i u standardnojezičnoj frazeologiji. Znatan dio frazema potvrđen je samo u nekoliko prostorno bliskih mjesnih govora (npr. frazem izuvati se prije kiše potvrđen je samo u govorima Ce-tinske krajine; frazem popio bi kišu Isusovu potvrđen je samo u govorima Cetinske i Imotske krajine), a neki su frazemi svojstveni samo jednome govoru (npr. frazem rosa do nosa potvrđen je samo u govoru međimurskoga naselja Sveta Marija). Po-tonje (rijetke) primjere s velikom ćemo dozom opreza nazvati frazemima lokaliz-mima jer istraživanjem frazeologije još neistraženih govora nije isključeno da se se naići na njihovu širu rasprostranjenost.

Iako je analizom obuhvaćen tek mali broj mjesnih govora hrvatskoga govor-nog područja (njih pedesetak), uočava se brojnost frazema koji u svojoj strukturi imaju nazive oborina. Daljnjim istraživanjem ona će zasigurno biti još veća.

Umjesto zaključka

Budući da su oborine sastavni dio ljudske svakodnevice, pretkaziva je njihova zastupljenost u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji. Usporedba sa standardnojezičnom frazeologijom pokazuje velik stupanj sličnosti, ali i stanovite razlike (mnogi dija-lektni frazemi nisu potvrđeni u standardnome jeziku, a neke standardnojezične fra-zeme ne nalazimo u korpusu dijalektne frazeologije). Potpunija slika zastupljenosti naziva oborina u hrvatskoj dijalektnoj frazeologiji dobit će se nakon istraživanja još mnogih neistraženih govora. S promjenama koje zahvaćaju mjesne govore gase se mnogi frazemi. Znamo da oni nisu lński snk te ih je potrebno što hitnije zabilježiti. Na posao koji nam predstoji ne moramo lȩtti kak tȍa, ali se ne smije-mo ni vļéey kaj míegla bz v´ ietra jer, zakasnimo li sa zapisivanjem, mogli bismo se plákaty kaj d´ẹš što smo propustili tu vrijednu jezičnu baštinu sačuvati od zabo-rava.


Kratice imena naselja Bk (Bakovčice), Br (Brnaze), Bre (Brezje), Či (Čišla), Do (Dobrinče), DP (Donje Pazarište), Ga (Gala), GM (Gornji Mihaljevec), Iv (Ivanec), Ko (Kotoriba), KP (Kloštar Podravski), Kr (Križevci), Lo (Lovreć), Ma (Mačkovec), MS (Mala Subotica), Ob (Oborovo), Op (Opu-zen), Or (Orehovica), Ot (Otok), Pa (Palovec), Pet (Peteranec), Pr (Prelog), Ra (Rašćane), Ri (Rinkovec), PS (Podravske Sesvete), Si (Sinj), SM (Sveta Marija), Serd (Serdahelj), St (Split), Ši (Šibenik), Vir (Virje), Vr (Vrhovljan), Vv (Vrbovec), Za (Zabok)

Rječnici

Babić 2008 = Babić I. Studenački rječnik. Studenci, 2008. Bego-Urban 2010 = Bego-Urban M. Škrinja uspomena. Dubrovački jezični pabirci. Dubrov-

nik, 2010. Jurišić 1973 = Jurišić B. Rječnik otoka Vrgade. Zagreb, 1973. Kranjčević 2003 = Kranjčević M. Rîčnik gȁcke čakãvšćine. Otočac, 2003. Lipljin 2002 = Lipljin T. Rječnik varaždinskoga kajkavskog govora. Varaždin, 2002. Maresić–Miholek 2011 = Maresić J., Miholek V. Opis i rječnik đurđevečkoga govora. Đur-

đevac, 2011. Matešić 1982 = Matešić J. Frazeološki rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Zagreb, 1982. Matković 2004 = Matković D. Rječnik frazema i poslovica govora Vrboske na otoku Hvaru.

Jelsa, 2004. Menac i dr. 2003 = Menac A., Fink-Arsovski Ž., Venturin R. Hrvatski frazeološki rječnik.

Zagreb, 2003. Sekulić 2005 = Sekulić A. Rječnik govora bačkih Hrvata. Zagreb, 2005. Šatović–Kalinski 2012 = Šatović F., Kalinski I. Riẹčnik Cȩrja zagrebečkŏga. Zagreb, 2012. Šimunović 2009 = Šimunović P. Rječnik bračkih čakavskih govora. Zagreb, 2009. Večenaj 1997 = Večenaj I., Lončarić M. Rječnik Gole. Zagreb, 1997.

Literatura

Fink-Arsovski 2002 = Fink-Arsovski Ž. Poredbena frazeologija: pogled izvana i iznutra. Zagreb, 2002.

Fink-Arsovski 2009 = Fink-Arsovski Ž. Komponenta svijeća u hrvatskim frazemima (u us-poredbi s nekim slavenskim i neslavenskim jezicima). Südslavistik online. Heft 1. Süd-slavische Phraseologie. Tübingen, 2009. 165–177. http://www.suedslavistik-online.de/ 01/fink.pdf.

Maresić–Menac-Mihalić 2008 = Maresić J., Menac-Mihalić M. Frazeologija križevačko-po-dravskih kajkavskih govora s rječnicima. Zagreb, 2008.

Menac 2007 = Menac A. Hrvatska frazeologija. Zagreb, 2007. Menac-Mihalić 2005 = Menac-Mihalić M. Frazeologija novoštokavskih ikavskih govora

u Hrvatskoj (s Rječnikom frazema i Značenjskim kazalom s popisom sinonimnih frazema). Zagreb, 2005.

Menac-Mihalić–Menac 2011 = Menac-Mihalić M., Menac A. Frazeologija splitskoga go-vora s rječnicima. Zagreb, 2011.

Skok 2012 = Skok Z. Kontrastivna analiza hrvatske frazeologije Međimurja i mađarskog Pomurja. [Rukopis disertacije.] Zagreb, 2012.

Šentija 1980 = Šentija J. (ur.) Opća enciklopedija Jugoslavenskog leksikografskog zavoda. Zagreb, 1980.


Магические и ритуально-обрядовые свойства воды в хорватской и русской фразеологии

ХРНЯК Анита Загреб, Хорватия


Вода является одним из основных условий жизни, веществом, с которым человек находится в неразрывном единстве и без которого не может сущест-вовать. Поэтому с самой зари человечества люди воде придавали особое зна-чение и наделяли ее богатой символикой и чудотворными, магическими свой-ствами, считая ее важнейшей жизненной силой. В самых разных мифологиях мира вода выступает в роли наиболее существенной стихии мироздания и счи-тается исходным состоянием всего сущего. Доисторический первобытный оке-ан во многих мифах о сотворении мира является источником всякой жизни, вы-шедшей из него. Тем не менее, вода обладает двойственной символикой. Она ассоциируется и со смертью, намекая на утопление и гибель в мифах о всемир-ных потопах, уничтожавших все формы жизни, неугодные богам (МНМ 1987).

В славянской дохристианской мифологии вода занимала значимое место. Водная стихия почиталась как неиссякаемый источник жизни и могучая сила плодородия. Однако вода представляла собой и враждебную человеку среду обитания нечистой силы и душ умерших людей. Она осмыслялась как своеоб-разная граница между здешним и нездешним миром, поэтому ей приносили жертвы, которыми умиротворялись духи, пребывающие в родниках, озерах и болотах, сверхъестественные существа, обладающие способностью пророче-ства (СД 1995). В связи с этим одним из чудотворных свойств воды считалась ее способность предсказывания будущего. В народных гаданиях использова-лась возможность получить собственное отражение на водной поверхности, в результате чего в русском языке возник фразеологизм как (будто, словно, точно) в воду глядел (смотрел) ‘будто угадал, знал заранее’.

Отказался принять дары. И как в воду смотрел: вскоре в «Правде» появился фе-льетон о подношениях начальству… (НКРЯ).

Из-за поверья, что дождевая вода, особенно весенняя, обладает целитель-ной силой и дарует красоту, древние славяне советовали купаться в ней и да-вать ее пить больным как лекарство. В те времена возник и миф о живой воде, исцеляющей раны, наделяющей тело крепостью, способной даже возрождать мертвое тело. В отличие от живой воды, мертвая вода обладает способностью сращивать части тела, но не возвращает саму жизнь (Афанасьев 1995). Фоль-клорное представление о волшебных свойствах живой и мертвой воды сохра-нилось в русских народных сказках, в которых раненых, погибших или умер-ших героев поливают или брызгают сначала мертвой водой, чтобы залечить

Магические и ритуальные свойства воды в хорватской и русской фразеологии 709

их раны, а потом живой, которая способна оживлять мертвое тело и придавать ему богатырскую силу, красоту и молодость. К этому народному верованию можно отнести русские фразеологизмы живая вода, мертвая вода, как живой воды напиться и окроплять /окропить живой водой кого, что.

Фразеологизм живая вода в употреблении относится к своеобразному эликсиру жизни, к тому, что дает человеку энергию, бодрость, силу, а фразео-логизм мертвая вода толкуется как 1. ‘целительная вода’; 2. ‘нечто, делаю-щее человека вялым, безжизненным, унылым’. Особенно интересными могут показаться примеры употребления этих фразеологизмов, относящиеся к нежи-вому или абстрактному объекту, которые основываются на механизме персо-нификации.

Между больными ходят слухи, что наш доктор сам изготовляет чудодейственные лекарства. – Какой живой водой вы меня напоили? – спросил я Сергея Сергеевича (НКРЯ). Прежде всего, это были американские капиталовложения: долларовые инъекции оказались той «живой водой», которая помогла окрепнуть истощенному организму индустрии (НКРЯ). Благо та неплохо функционирует после того, как ее спрыснули мертвой водой структурного кризиса и живой водой частной инициативы (НКРЯ). Такого в моей жизни не было – ни с Марией, ни с Таней, ни с кем. Как будто во мне медленно плавилось что-то и становилось живой водой. Как будто мертвая вода уходила, и ее вытесняло живое время (НКРЯ).

Фразеологизм как живой воды напиться употребляется в значении ‘по-чувствовать подъем сил, настроения в результате благотворного воздействия чего-либо’, а в примерах, указывающих на новую, обновленную жизнь, часто находим фразеологизм окроплять /окропить живой водой кого, что, употре-бляющийся в значении ‘возрождать /возродить кого, что, давать /дать новую жизнь кому, чему’.

Как и исстари, писатели тянутся к архаике, к древним словам, отдавая дань памя-ти, теша ностальгию по чарующим отлетевшим звукам… Окунуться в эти звуки с головой – как живой воды напиться (ФСРЛЯ). Сегодня жанр короткого рассказа окропили живой водой блогеры, и мы наблюда-ем подлинный расцвет такой прозы в масштабах от эмоционального лытдыра до авторской философской мысли (Y).

Интересно заметить, что в молодежном жаргоне фразеологизмы живая вода и мертвая вода относятся к алкогольным напиткам, чаще всего к водке и самогону. На первый взгляд это фразеологическое значение можно было бы отнести к латинскому названию acqua vitae ‘вода жизни’, которое в средневе-ковье использовалось как термин для обозначения спирта, но более уместным кажется предположение о шутливом отождествлении крепкого спиртного на-питка со сказочной целительной водой.

710 Хрняк Анита

С приходом и принятием христианства славянские народы не перестали почитать воду. Древний универсальный символ чистоты и плодородия стал олицетворять восстановление, очищение, освящение и крещение. Символика крещения и роль воды как очищающего элемента в христианской иконографии связана с представлением о возможности очищения от грехов, возвращения к первоначальному состоянию чистоты и возрождению в новой духовной жиз-ни путем погружения в воду. Обрядовая важность воды в христианстве заклю-чается, прежде всего, в традиции освящения воды, используемой при совер-шении таинства крещения, в котором крестильная вода очищает человека от первородного греха и принимает его в лоно христианства (ЭСБЕ 1894). Водо-освящение свойственно и Православной, и Католической церкви, а особенно важным считается освящение воды в день Богоявления. В России в этот день вода иногда освящается прямо на водоемах в специально пробитых во льду прорубях, называемых «иордани» в воспоминание о крещении Христа в Иор-дане. Традиция купания в этих прорубях напоминает образную составляющую русского устойчивого словосочетания смывать /смыть грехи и хорватского prati se / oprati se od grijeha, употребляющихся часто в публицистических тек-стах с ироническим оттенком или в игре слов, когда речь идет об обществен-ных деятелях, старающихся устраниться от ответственности за свои немораль-ные и непопулярные поступки.

Как политики грехи в Днепре смывали. На Крещение Ющенко окунулся с братом, Левочкин обещал нырнуть на острове (Y).

Želi li se oprati od grijeha, HDZ sad mora raspisati prijevremene izbore (G).

Несмотря на частотность в употреблении вышеуказанных устойчивых сло-восочетаний, во фразеологических словарях зафиксирован лишь русский фра-зеологизм смывать /смыть грехи, появляющийся в жаргоне в шутливом зна-чении ‘мыться в бане’.

Ритуальное омовение в русском и хорватском языках отражается в первую очередь во фразеологизмах, основанных на еврейском обряде ритуального омо-вения рук. Русский фразеологизм умывать /умыть руки и хорватский prati / oprati ruke <od čega> распространились в языке в значении ‘снимать /снять с себя всякую ответственность за что-нибудь, объявлять /объявить о своем неучастии в каком-нибудь деле’ благодаря библейскому сюжету, описанному в Евангелии от Матфея. Римский прокуратор Понтий Пилат пытался спасти Христа от казни, не видя за ним особой вины, но вынужден был отдать реше-ние о судьбе Иисуса, так как толпа требовала его смерти и угрожала в против-ном случае взбунтоваться. Во время суда над Христом Пилат совершил при-нятое среди иудеев ритуальное омовение рук в знак непричастности к совер-шаемому убийству, заявляя во всеуслышание, что руки его чисты (Шипка 2009). О многочисленности примеров использования этих фразеологизмов в обоих языках свидетельствуют и примеры их употребления по отношению к нежи-вому объекту, построенные на персонификации.


Секретарь Совета обороны Юрий Батурин неожиданно публично признался, что последнего варианта президентского указа не видел, чем явно намекал, что умы-вает руки (НКРЯ).

Такая реструктуризация уже проведена в сельском хозяйстве и угольной промы-шленности, однако, это не значит, что государство будет автоматически прощать долги всем больным отраслям. И вообще федеральный бюджет «умывает руки» (НКРЯ).

Mi već šest mjeseci apeliramo da se ovakav zakon ne donese, a na kraju se izglasa akt od kojeg i premijer na neki način pere ruke (HNK).

Stimulansi jamačno nisu bili diplomatske prirode i to je razlog što Ministarstvo vanjskih poslova pere ruke od cijelog poslovnog zahvata (HNK).

Ритуальное символическое очищение при помощи воды характерно не только для христианства, но занимает важное место и в самых разных рели-гиях и культах, так что совсем уместным кажутся предположения современной психологии и когнитивной лингвистики об универсальной концептуализации греха, свойственной когнитивным механизмам человеческого сознания. Мно-жество лингвокультурологических исследований концепта «грех» использует модель универсальных концептуальных метафор, предлагаемую Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, в рамках которой обнаруживается, в том числе, и концепту-альная метафора ГРЕХ – ЭТО ГРЯЗЬ (Lakoff–Johnson 1980). Именно теория кон-цептуальной метафоры, основывающаяся на идее, что человек осознает абст-рактные концепты при помощи реального, физического мира в форме телес-ной метафоры, стоит за современными психологическими исследованиями и экспериментами, доказывающими существование связи между физической чистотой и ощущением психологической, моральной чистоты (Lee–Schwarz 2010, Lee–Schwarz 2011, Schnall et al. 2008, Zhong–Liljenquist 2006). Такие исследования не только подтверждают принцип создания фразеологического значения вышеприведенных фразеологизмов, связанных с ритуальным очи-щением при помощи воды, но объясняют и ряд хорватских фразеологизмов, опирающихся на телесную метафору в концептуализации греха, который как будто можно смыть водой. В хорватском языке встречаются фразеологизмы, в которых грязные руки символизируют греховность и подлость, а чистые, умытые руки – нравственную честность и целомудрие: imati prljave ruke ‘быть нечестным, быть склонным к краже’, prljati /uprljati ruke <čime (u čemu)> ‘ком-прометировать свою репутацию, участвуя в нечестном деле’, imati čiste ruke ‘быть честным’ (Kovačević 2012).

Tko ima prljave ruke u normalnim, civiliziranim zemljama ide u zatvor. Kod nas – u po-litiku (G).

Milanović ustvari jedva čeka da se Čačića makne, samo diplomatski ne želi uprljati ruke pa će to prepustiti drugima (G).

Izraelski premijer Ariel Sharon, umiješan u aferu korupcije, izjavio je da ima čiste ruke te da je apsolutno nevin, piše u petak jedan dnevnik (G).


Похожим способом образован и хорватский фразеологизм ne bi koga op-ralo ni more Jadransko (букв. ‘не умыло бы кого-нибудь ни море Адриатиче-ское’), употребляемый при описании человека, который настолько греховен, что никаким способом не может больше оправдать свои нечестные поступки, он не может вернуть свое доброе имя. Образная составляющая этого фразе-ологизма напоминает ритуальные омовения и шутливо указывает на то, что большие грехи или множество грехов не очистит даже такое количество воды, какое может вместиться в таком обширном водоеме, как море. В употреблении приведенный фразеологизм часто видоизменяется. Иногда пропускается при-лагательное при существительном море, а иногда в роли компонентов вместо моря выступают названия хорватских рек или словосочетания с определитель-ными местоимениями весь и все типа: sve rijeke <svijeta> , sva mora <svijeta>, sva voda čega (все реки <мира>, все моря <мира>, вся вода чего-нибудь). Бы-вают и случаи, когда немного измененная образная составляющая указывает на то, что вода умывает не человека, а прямо его грехи.

A da te slike ustupi Monti ili Copi, eto ti kazne! Ne bi nas opralo ni more Jadransko (HNK). Političari zato i ne znaju što bi s njim. Ali znaju da onoga tko ga dirne neće oprati ni Sava ni Dunav (G). Mesićeve grijehe ne može oprati ni sva voda Save i Drave (G). Ovo je jedan od najvećih Račanovih grijehova, koje ne bi oprali ni Zrmanja i Krka za-jedno (G). Sve rijeke ne bi oprale ovo što ste radili jedni drugima u Jugoslovenskom raspadu (G). On kaže da sva mora svijeta ne bi oprala prljavstinu koja je zakopana duboko u njenoj duši (G).

Святая вода, получаемая в результате освящения (в западных обрядах Ка-толической церкви принят термин «благословение воды»), используется не только в таинстве крещения, но и при освящении храмов, алтаря и богослу-жебных предметов. На крестных ходах и во время службы молящихся веру-ющих окропляют святой водой. Сами верующие хранят ее дома и окропляют ею жилища и бытовые предметы, а в православии даже выпивают ее натощак (ЭСБЕ 1894). Святая вода, преданная в обряде освящения благодати Святого Духа, по учению Церкви, наделяется чудодейственными способностями. Ей приписывается способность исцеления больных, очищения верующих от ду-ховных скверн, она охраняет от злых духов и гасит пламя страстей и дьяволь-ских искушений в душе человека. Святая вода (sveta voda) в русском и хор-ватском языке не встречается в качестве фразеологического компонента, по крайней мере, в тех фразеологизмах, которые зафиксированы русскими и хор-ватскими фразеологическими словарями. Однако в употреблении бывают слу-чаи, когда словосочетание святая вода (sveta voda) или существительное крест (križ) выступают в роли вариантного компонента, заменяя существительное ладан в русских фразеологизмах бежать от кого, от чего как черт от ладана


и бояться кого, чего как черт ладана, а также их хорватских эквивалентах bježati od koga, od čega kao vrag od tamjana и bojati se koga, čega kao vrag tam-jana. Значение первых двух фразеологизмов ‘упорно бежать от кого, от чего, сторониться кого, чего’ и вторых двух ‘опасаться кого, чего, чуждаться кого, чего’ создано на образной составляющей, относящейся к поверью о том, что нечистая сила, отождествляемая с образом черта, опасается ладана, святой во-ды и креста. Поэтому эти предметы в экзорсизме используются для того, чтобы изгнать демонов, бесов и других сверхъестественных существ из человека (см. Fink 2005). Фразеографически зафиксированным в обоих анализируемых язы-ках является компонент ладан, существительное, обозначающее ароматическую древесную смолу, применяемую, главным образом, при каждении в богослу-жебных обрядах. Варьирование этого компонента с существительным крест (križ) и словосочетанием святая вода (sveta voda) вполне понятно и допустимо, так как речь идет о трех элементах православного и католического богослужеб-ного обряда, являющихся символами силы Святого Духа, оживотворяющего человека и отгоняющего всякую нечисть и дьявольские искушения от его ду-ши. Перечисляя фразеологизмы девяти других славянских языков того же зна-чения, Ж. Финк замечает, что существительное ладан появляется в качестве компонента в двух восточнославянских и в части южнославянских языков: болг. бягам от някого, от нещо като дьявол от тамян, боя се (страхува се, плаша се) от някого, от нещо като дявол от тамян; македон. се плаши од не-кого, од нешто како ѓавол од темян; укр. втiкати вiд кого, вiд чого як чорт вiд ладану, боятися (жахатися) кого, чого як чорт ладану; хорв. bježati od koga, od čega kao vrag od tamjana, bojati se koga, čega kao vrag tamjana (Финк 2005: 102–103).

В западнославянских языках он вообще не обнаруживается. Объясняется это употреблением компонента ладан на языковых территориях Православной и Восточнокатолической церкви византийской литургической традиции, в чьих обрядах каждение ладаном занимает более заметную часть богослужения, по отношению к обрядам Католической церкви. Поэтому в западнославянских языках в качестве фразеографически зафиксированного компонента появля-ются святая вода и крест: поль. uciekać od kogoś, od czegoś jak diabeł od świę-conej wody, bać się (unikać) kogoś, czegoś jak diabeł święsonej wody; слов. utekať pred kým, pred čim ako čert pred svätenou vodou, vyhýbat’ sa komu, čomu ako čert krížu (svätnej vode), báť sa koho, čoho ako čert kríža (svätenej vody); чешск. vyhý-bať se někomu, něčemu jako čert kříži (svěcené vodě), bát se někho, něčeho jako čert kříže (svěcené vody).

В последнее время я бегу от служебных поездок, как черт от святой воды (Y).

Путинизм – это система, построенная на тотальной лжи. Она боится правды как черт святой воды (Y).

Naša vlast od znanja bježi kao vrag od svete vode (HNK).

…neovisno o tome hoće li ih pojačati još neka integracijski manje uspješna država – stvorilo bi „kandidate drugog reda“, status kojeg se boje kao vrag svete vode (HNK).


В заключение надо подчеркнуть, что фразеологизмы, обсуждаемые в этой статье, показывают богатство символики, приписываемой воде в славянских культурах. Осознание воды как средства «духовного» очищения и возрожде-ния свойственно как русскому, так и хорватскому языку, а роль воды в народ-ных гаданиях и древние славянские народные представления о воде как исце-ляющей и возрождающей силе присутствуют лишь в русской фразеологии. Фразеологизмы, воплощающие в себе представления о воде как очищающей силе, можно приписать не только общим древнеславянским традициям и хри-стианским учениям, но и универсальной концептуализации, свойственной ког-нитивным механизмам человеческого сознания.

Чудодейственные, магические и ритуально-обрядовые свойства воды за-нимают значительное место в русской и хорватской фразеологии, а высокая степень частотности в употреблении указывает на их потенциал в образова-нии новых идиоматичных выражений, созданных на похожих метафорических моделях.

Источники

НКРЯ = Национальный корпус русского языка. http://www.ruscorpora.ru. HNK = Hrvatski nacionalni korpus. http://www.hnk.ffzg.hr. G = пример, найденный при помощи поисковой системы Google Y = пример, найденный при помощи поисковой системы Yandex

Словари

МНМ 1987 = Токарев С. А. (ред.) Мифы народов мира. Т. 1. Москва, 1987. Мокиенко–Никитина 2007 = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских

поговорок. Москва, 2007. Молотков 1978 = Молотков А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского языка.

Москва, 1978. СД 1995 = Толстой И. И. (ред.) Славянские древности. Этнолингвистический словарь.

Т. 1. Москва, 1995. Федоров 2008 = Федоров А. И. (ред.) Фразеологический словарь русского литератур-

ного языка. Москва, 2008. ФСРЛЯ = Фразеологический словарь русского литературного языка. http://phrase-dic-

tionary.info. ЭСБЕ 1894 = Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 12. Санкт-Петербург,

1894.

Fink 2006 = Fink Arsovski Ž. Hrvatsko-slavenski rječnik poredbenih frazema. Zagreb, 2006. Menac et al. 2003 = Menac A., Fink Arsovski Ž., Venturin R. Hrvatski frazeološki rječnik.

Zagreb, 2003.


Афанасьев 1995 = Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. Т. 1. Москва, 1995.


Богатырева 2009 = Богатырева Е. Н. Семантическое поле фразеологизмов и паремий с компонентом «вода» в русском языке (особенности соотношения их внутренней формы и актуального значения). Вестник Костромского государственного универ-ситета им. Н. А. Некрасова 15 (2009): 101–105.

Виноградова 2002 = Виноградова Л. Н. Та вода, которая… Признаки, определяющие магические свойства воды. В кн.: Толстая С. М. (ред.) Признаковое пространство культуры. Москва, 2002. 32–60.

Вражнова 2004 = Вражнова И. Г. Идиоматика в когнитивном и лингвокультурологи-ческом аспекте (на материале фразеологических единиц с компонентами семан-тического поля «Вода» в русском и английском языках). АКД. Саратов, 2004.

Шипка 2009 = Шипка М. Зашто се каже? Нови Сад, 2009.

Fink 2005 = Fink Ž. Čega se vrag boji i od čega bježi? O dvama frazemima hrvatskoga i rus-kog jezika. Jezikoslovlje 6 (2005): 95–106.

Kovačević 2012 = Kovačević B. Hrvatski frazemi od glave do pete. Zagreb, 2012. Lakoff–Johnson 1980 = Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago, 1980. Lee–Schwarz 2010 = Lee S. W. S., Schwarz N. Dirty hands and dirty mouths: embodiment

of the moral-purity metaphor is specific to the motor modality involved in moral trans-gression. Psychological Science 21 (2010): 1423–1425.

Lee–Schwarz 2011 = Lee S. W. S., Schwarz N. Wiping the slate clean: psychological con-sequences of physical cleansing. Current Direction in Psychological Science 20 (2011): 307–311.

Schnall et al. 2008 = Schnall S., Benton J., Harvey S. With a clean conscience: Cleanliness reduces the severity of moral judgements. Psychological Science 19 (2008): 1219–1222.

Zhong–Liljenquist 2006 = Zhong C. B., Liljenquist K. Washing away your sins: threatened morality and physical cleansing. Science 313 (2006): 1451–1452.


Живая / мертвая вода: семантизация символики воды в украинском, английском

и португальском языках

ЧАЙКА Оксана Игоревна Киев, Украина


Символически-знаковые модели мира, заложенные в человеческом созна-нии и, соответственно, в языке, определяют правила поведения личности и це-лых коллективов, и именно коллектив осуществляет контроль над сохранением и передаваемостью этих моделей и над «способами их введения в человека», «заботясь об однотипности и следовании этим моделям» (Иванов–Топоров 1965). Моделирующие семиотические системы – как знаковые системы, кото-рые фиксируют определенное мировосприятие – включают в себя огромный набор типологических параллелей. Но этот набор основных семантических противопоставлений оказывается тождественным в своих общих очертаниях с противопоставлениями, характерными для целого ряда других культурных традиций. Поэтому детальный структурно-типологический анализ таких мо-делей позволяет обнаружить общие характеристики для разных культурно-цивилизационных традиций.

Использование в настоящее время уже общепризнанного в этнолингвисти-ческой теории структурно-семиотического подхода, вслед за Вяч. Вс. Ивано-вым, В. М. Топоровым, О. В. Тищенко, Т. В. Цивьян и др., дает возможность выделить четкие семантические оппозиции при реконструкции содержания давних славянской, романской и германской космогонических систем, их взаи-мосвязь с языческой мифологией и сакральным миром христианства, просле-дить взаимодействие и дать описание одних систем сквозь призму других. Поскольку основные противопоставления типа жизнь – смерть, счастье – несчастье и т. д. определяют программу поведения каждого из членов социу-ма, они отражаются в большей или меньшей степени в семантике разных уров-ней языковой системы, а также в других семиотических системах (Иванов–Топоров 1965).

В таком случае, вполне обоснованным является утверждение о том, что праиндоевропейская речь была так называемым языком «активного типа», то есть имена распределялись на два класса – активный (имена, которые обозна-чали жизненно активные объекты: людей, животных, деревья, подвижные ор-ганы тела и персонифицированные явления природы, и персонифицированные абстрактные понятия – такие, как судьба, благосостояние и т. д.) и неактивный (имена, которые обозначали неактивные объекты: части ландшафта, неактив-ные явления природы и органы тела); глаголы также характеризовались соот-ветствующей бинарной классификацией (Button 1991, СБФ 2000). Два класса

Семантизация символики воды в украинском, английском и португальском языках 717

могли пересекаться: объекты в одном их проявлении мыслились как активные: «активный огонь», огонь как божество; проточная вода как божество, а в дру-гом – как неактивные (стоячая вода и т. п.) (СБФ 2000). Бинарные оппозиции охватывали также противопоставление слов культового, священного языка и повседневного вещания, что и объясняет одновременное употребление отдель-ных синонимов в языках. Сравним, например, укр. небо и небеса, англ. sky ‘небо’ и heaven ‘небо, небеса’, порт. sangue ‘кровь’, лат. sanguis ‘кровь’ и лат. cruor ‘кровь’. Ю. С. Степанов, сравнивая концепты воды и огня, замечает, что самой уникальной чертой такого архаичного мировосприятия был факт того, что не было одной воды и одного огня, а были «два огня», – живой и мертвый, так же, как и «две воды» – живая и мертвая (Степанов 2004).

Таким образом, говоря о воде живой / мертвой, то по аналогии с огнем, который может быть животворящим или всеуничтожающим, оппозициониру-ется и понятие воды. Чтобы найти объяснение противопоставлению живая / мертвая вода, обратимся к фольклорным материалам А. Н. Афанасьева, где мертвая вода – это первая весенняя вода талого льда и снега, она сгоняет лед и снег, но еще не дает зелени – жизнь; а живая вода – это вода первых весен-них дождей, она пробуждает землю к жизни, от нее начинают просыпаться и зеленеть деревья, кусты, травы и цветы (Афанасьев 1995). И первая, и вторая вода – активные. Мертвая вода иногда называется целебной. Она заживляет раны, сращивает рассекаемое тело, делает его целым (заживляет его), но не оживляет, оставляет его бездыханным, мертвым. Оживляет тело живая вода. В этом значении живая вода – то же, что и «бессмертный напиток»: др.-инд. amŗta, греч. άμβοτία или νέκταρ, nέktar. За А. Н. Афанасьевым и Ю. С. Степа-новым, название напитка богов, напитка жизни νέκταρ связано с корнем νεκ- (ср. νεκρός, νέκυς ‘мертвое тело, труп’) (КЭС 1971). Согласно этой этимологиче-ской гипотезе, мы получаем нашу семантическую гипотезу, за которой живая и мертвая вода – это та же вода, которая появляется в своих двух образах. Живая вода – вода на пути к земле, в земной мир, то есть движение воды по пути из верхнего мира книзу. Мертвая вода – наоборот, движение воды в об-ратном направлении, по пути из земного мира кверху. Полностью приемлемым является мнение Ю. С. Степанова, что мертвая вода – это та же живая вода, но она уже отслужила свое, отдав свою силу земле. Однако мертвая вода на своем пути активна, она, прежде всего, выгоняет зиму – смерть, но якобы не до конца, она соединяет и исцеляет мертвое тело, но также не до конца, по-скольку не оживляет его. Особенной силой наделяется «чистая», святая, или непочатая (укр. непочата вода), живая вода (Афанасьев 1995). В славянской мифопоэтической традиции первоэлементу воды отводится то позитивная, то негативная роль: например, в противопоставлениях суша – море, огонь – влага, сухой – мокрый, земля – вода (Иванов–Топоров 1965).

Ядро образа воды включает такой спектр значений: всепоглощающая хто-ническая стихия, символ плодородия, размножения, символ очистительной и возрождающей силы, символ начала и конца всего сущего, медиатор между жизнью и смертью, символ любви, здоровья, хранительница сакральной инфор-мации, пространственная ниша мифологических миров. Вода представлялась

718 Чайка О. И.

живой стихией, амбивалентной в отношении к людям, которая могла высту-пать как спасительное, священное начало и одновременно быть источником зла, гибели, смерти. В этом оказывается важная роль водной стихии как атри-бута психологического состояния человека.

Параллели двух вод в украинской, английской и португальской культурах и языках настолько четки, что здесь нужно говорить не о подражании общим чертам из прошлого, их связи с древнеиндийским и древнегреческим языка-ми и культурами, а об имеющемся параллелизме, то есть о вышеупомянутых культурно-языковых изоглоссах. Символика воды выразительно прослежива-ется в системах обрядных номинатем (далее – ОН) всех трех сопоставляющих-ся языков.

Сосуществование двух вод, семантическое противопоставление счастья при рождении новой жизни (жизни семейной пары как единого целого) и счас-тья завершения земной жизни, перехода в иной мир, куда несет вода, достаточ-но прозрачно выступает в английской пословице: Happy is the bride that the sun shines on, / Happy is the corpse that the rain rains on – букв. ‘счастливой является та новобрачная, которая выходит замуж в день, когда светит солнце; счастли-вым является тот покойник, на которого падает дождь’ (Pickering 1995). В этой связи следует также привести порт. ОН boda molhada ‘мокрая свадьба’, кото-рая основывается на поверии о том, что дождь в день свадьбы приносит моло-дым счастье: ср. португальскую пословицу boda molhada, felicidade dobrada – рус. ‘мокрая свадьба приносит двойное счастье’ (Araújo 1997); англ. ОН to get married on а wet day ‘жениться / выйти замуж в день, когда идет дождь’, wed-ding tears ‘слезы в день свадьбы’ – дождливый день, слезы новобрачной или ребенка во время свадебной службы в церкви приносят счастье (вода падает сверху книзу) (Wheeler 1998, Ackerman 1986, Pickering 1995); укр. ОН мокре весілля ‘мокрая свадьба’ – дождь в день свадьбы является своеобразным зна-мением богатства (вода как символ плодородия), счастья в преклонных годах в этом браке. Сравним порт. o bago de leite caindo ao chão ‘капля молока, кото-рая упала на пол’ (bago букв. ‘виноградина’): если на пол или в огонь падала капля материнского молока, то, за преданием, это высушивало грудь матери, и спасти ситуацию могли политые сверху несколько капель воды: lançar por cima algumas gotas de água – букв. ‘бросить сверху несколько капель воды’ (Povo 1985–1986). В Англии общепринятой традицией является мойка порога кипятком, когда невеста выходит из дома. Трактовка предания такова: это уско-рит бракосочетание первой незамужней девушки, платье которой намочится на пороге. Как правило, это касается свидетельниц (укр. дружок) невесты (Pickering 1995). Новобрачная в Англии смачивала ботиночки на пороге, чтобы обеспечить счастливое будущее (Baker 1977). Несомненно, в этом слу-чае порог опять выступает медиатором между двумя мирами – миром живых и миром мертвых и изменением социальных ролей – перехода из состояния неженатых / незамужних в состояние женатых / замужних.

Известная фраза англичан Bad luck cleave to you употребляется как пред-упреждение чего-то недоброго, которое должно случиться, когда молодая пара вынуждена перейти через проточную воду. В таком случае кто-либо из


свадебного поезда обязуется перебросить какой-то предмет через плечо в эту воду, проговаривая заклинание (Pickering 1995).

В португальской традиции отметим ОН copo-de-água ‘застолье, праздно-вание в честь бракосочетания, окрещивания или другие празднования’ (Santos 2000: 120). В прямом значении copo-de-água ‘стакан воды’.

В восточнославянской культуре вода являет собой женское начало, она является символом девушки, невесты, женщины (одно из обязательств женщи-ны в восточнославянской традиции – ходить по воду, поскольку вода в колод-це сравнивается с детством, спад воды – потеря детства). Вода – свидетель и место встречи влюбленных: рус. лады у воды – 1. ‘заключение брачного дого-вора’; 2. ‘развод, где этимология связана со старым обычаем развода в проточ-ных водах’ (Иванов и др. 1978).

Вода выступает прежде всего символом размножения, «спаривания», един-ства, символом невесты, означает здоровье и возможность деторождения (Огієнко 1992). Ср. англ. salt and sea-water ritual (букв. ‘ритуал с соленой и морской водой’) – во время свадебного ритуала в Британии после смешивания двух вод, вод из Стеннес Лох и Харрей Лох, их выливали в вырытую в земле яму, приговаривая: if any man would separate them (the couple) let him first se-parate this (the water) – букв. ‘если бы кто-нибудь захотел разлучить их (пару), пусть сначала разделит это (воду)’. По другой традиции, пара испражняется в ведро, после чего содержимое выливается по ветру. Объяснение этого ритуа-ла базируется на том, что пара будет жить счастливо до тех пор, пока кому-то не удастся разделить их урину – «ни одна живая или мертвая душа не в состоя-нии выполнить такое задание» (Pickering 1995: 269). Среди других англ. ОН от-метим bedwetting и shoe-wetting – букв. ‘подмачивание уриной кровати’, в кото-рой спит девушка и парень; ‘подмачивание ботинка’ уриной. Магия сочетания заключалась в том, что, если девушка подмочит парню его ботинок, он обяза-тельно в нее влюбится. Такие традиционные верования известны в Велико-британии, Германии, Голландии, Австрии. Здесь закодировано иное символи-ческое объяснение, где вода / урина выступает медиатором между мирами жи-вых и мертвых, между первоэлементами бытия, посредником при передаче ин-формации.

Пот, слюна и моча являются могучими факторами контроля и средствами, которые усиливают половое чувство. В шотландской локальной традиции две конфеты, соединенные пóтом, предоставляют мужчине силу и покорность лю-бой женщины, которую он возжелает (Baker 1977). Еще одним обрядом гада-ния на получение любви и полового влечения девушки является прокалывание апельсина и держание его под мышкой. На следующий день, когда девушка попробует фрукт, она будет не в состоянии отказать этому мужчине. На языко-вом уровне такие обряды отражаются следующим образом: Frae below his arm, he’s pulled а charm / An’ stuck it in her sleeve; / And he has made her gang wi’ him / Without her parents’ leave – за могуществом таких чар девушка шла с парнем без ведома и разрешения ее родителей (Baker 1977).

Другим обрядодействием для оплодотворения женщины в Великобри-тании было выпивание воды, в которую мужчина плюнул, поскольку слюна

720 Чайка О. И.

отождествляется с семенем и является жизненной секрецией. Вербализация такой категоризации действительности в английском языке демонстрируется ОН the spitting image of his father ‘≈ точная копия своего отца’ (Baker 1977) – от image ‘образ; представление; подобие’ и деепричастия настоящего времени spitting (от глагола to spit ‘плевать’).

В христианской традиции вода связывается с символикой крещения. Она не только необходимый дар жизни, образ тайного очищения от грехов, но так-же и стихия, которая может быть опасной и разрушительной. Ср. украинские, английские и португальские обряды сливания воды на голову – укр. змочення голови, англ. weeting the heed ‘wetting the head’, порт. molhar a cabeça ‘смачива-ние головы’ – и тела младенца при крещении, сливание свяченой воды на руки повитухи, первая купель, к которой доливали непочатую воду, благословления молодой пары свяченой водой, прощание с покойниками и отправка их в по-следний путь, выливание мертвой воды – воды, которой обмывали тело покой-ника – на перепутье и т. д.

Такие ОН, как укр. митвини, миля характеризуются наличием давних, культурно-мифологических коннотаций, связанных с народными представле-ниями и верой в очистительную силу огня и воды во времена язычества.

Характерной чертой свадьбы остаются очистительные обряды, которые выступают магическим средством обеспечения богатства и плодородия / раз-множения. Такими обрядами являются обрядное умывание невест около воды, принесение невесткой воды в хозяйство мужа и обрызгивание ею дома, огоро-да, двора (Шевченко 1998). В языке это отразилось такими ОН: укр. митвини ‘часть свадебного обряда на второй день после свадьбы; часть свадебного обря-да, во время которого молодые моют лицо и руки в реке’ (Шевченко 1998: 65) – от укр. мити ‘очищать от грязи водой, водой с мылом или другой жидкостью; промывать, обмывать’; укр. миля ‘свадебный обряд обмывания молодых в воде’ (Шевченко 1998: 65); йти до милі – связанная с укр. милити ‘мылить; нати-рать мылом что-либо смоченное водой’ (Шевченко 1998: 65).

Очистительный обряд омывания является обрядом перехода – rite de pas-sage, который проводит невест / женихов в новую жизнь. Англ. ОН the bathing of the feet ‘обмывания ног’ (Baker 1977: 51) происходит от to bathe ‘купать; вы-мывать; выкупать’ и существительного foot во множественном числе. Таз с во-дой размещался в наилучшей комнате, и подруги невесты (укр. дружки) обмы-вали ее ноги. Мужчины и парни стояли за порогом. По завершению обрядодей-ствия с невестой, жених заходил и садился около таза. После того, как с него снимали носки, его ноги намачивались и вымазывались сажей, пеплом, дегтем всеми, кто лишь мог к нему дотянуться. Синонимической ОН является англ. feetwashing (Baker 1977).

Еще невеста в доме жениха развешивала полотенца, окропляла водой хозяйство, бросала в печь курицу и т. д. и т. п. (сочетание магии воды и огня). В Великобритании невеста хранила кусочек свадебного торта к первым крес-тинам, которые она посещала; до первого окропления свяченой водой; до пер-вых животворящих капель, которые попадали на нее во время обряда креще-ния. Этот освященный кусочек становился залогом того, что невеста сможет


быть матерью (DS 1989). Иногда английские невесты с этой целью хранят по-мадку, которой сверху украшали свадебный торт, к первым крестинам.

Таким образом, вода как один из первоэлементов вселенной является дав-ним универсальным символом всех культур мира, она связывается с первома-терией и рождением. Собственно потому вода и рассматривается как начало и конец, священное начало и одновременно источник зарождения зла, смерти, что, соответственно, нашло свое отображение в языке.

Словари Иванов и др. 1978 = Иванов В. В., Панькин В. М., Филиппов А. В., Шанский Н. Н.

Краткий словарь традиционных символов русской поэзии. Русский язык в школе 1978/3: 63–76.

КЭС 1971 = Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. Москва, 1971.

Степанов 2004 = Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Москва, 2004.

DS 1989 = A Dictionary of Superstitions. Ed. by Iona Opie and Moira Tatem. Oxford, 1989. Pickering 1995 = Pickering David: Dictionary of Superstitions. London, 1995. Santos 2000 = Santos A. N. Novos Dicionários de expressões idiomáticas. Lisboa, 2000.

Литература Афанасьев 1995 = Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт

сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. Т. 2. Москва, 1995.

Иванов–Топоров 1965 = Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые модели-рующие семиотические системы. Москва, 1965.

Огієнко 1992 = Огієнко І. [Митрополит Іларіон] Дохристиянські вірування українського народу. Історично-релігійна монографія. Київ, 1992.

СБФ 2000 = Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. Сб. статей. Отв. ред. С. М. Толстая. Москва, 2000.

Шевченко 1998 = Шевченко В. Т. Походження та семантичний розвиток української лексики, пов’язаної з весіллям. Дис. канд. філол. наук. Київ, 1998.

Ackerman 1986 = Ackerman Т. British Marriage Traditions. London, 1986. Araújo 1997 = Araújo В. Superstições populares portuguesas. Lisboa, 1997. Baker 1977 = Baker M. Wedding Customs and Folklore. London, 1977. Button 1991 = Button G. Ethnomethodology and the Human Sciences. Cambridge, 1991. Povo 1985–1986 = O Povo Português Nos Seus Costumes, Crenças e Tradições. Vol. 1–2.

Lisboa, 1985–1986. Wheeler 1998 = Wheeler J. Customs and Traditions. Edinburgh, 1998.


Поэтический фразеологизм озера глаз: штамп или средство индивидуализации

поэтического образа?

ЧУМАК-ЖУНЬ Ирина Ивановна Белгород, Россия


В основе любой индивидуально-авторской художественной (в том числе, поэтической) картины мира лежит индивидуальное восприятие мира и инди-видуальные же средства его описания. Однако среди специфических языковых ресурсов поэтического дискурса выделяется группа так называемых поэтиче-ских фразеологизмов, представление о которых как о поэтических штампах, на первый взгляд, плохо согласуется с представлением об индивидуальной структуре сознания, о «своей картине мира», которую, по словам Ю. М. Лот-мана, художник навязывает аудитории (Лотман 1998). Но поэтические штампы (традиционные слова, традиционные формулы) – это элемент поэзии, без ко-торых не обходится ни одно литературное направление, даже самое «антипоэ-тическое» и разрушительное (Гинзбург 1997). Ярким подтверждением этому, служит, например, большое количество повторений и самоповторений, харак-терных для русской поэзии, которые приводит в своих исследованиях Б. М. Гаспаров. В частности, за набором пушкинских клише Твои ревнивые мечты, Твои неясные мечты и т. д. у других поэтов стоят Мои ревнивые мечты (Не-красов), Мои неясные мечты (Лермонтов), Мои унылые мечты (Полежаев), Твои стыдливые мечты (Тургенев), Мои любимые мечты (Языков, Баратын-ский) и т. д. (см. Гаспаров 2002). Каким же образом взаимодействие узуального (каким является поэтический штамп) и окказионального (поэтическая речь) создает уникальную неповторимость поэтического текста?

Для начала определим понятие поэтического фразеологизма. Несмотря на то, что впервые термин поэтическая фразеология употребил еще В. В. Вино-градов при анализе устойчивых сочетаний поэтического идиолекта А. С. Пуш-кина (Виноградов 1941), а в дальнейшем его идеи получили развитие в работах А. Д. Григорьевой, Н. А. Кузьминой, Е. И. Алещенко и др., в научной литера-туре до сих пор не существует единого мнения о сущности поэтического фра-зеологизма. В филологических исследованиях наряду с сочетанием поэтиче-ская фразеология употребляются термины «поэтическая формула», «романсная фразеология», «перифраза», «перифрастическое выражение», «описательно-метафорическое сочетание», «общепоэтический штамп», «фразеологический штамп стихотворной речи», «традиционно-поэтическое сочетание», «метафо-рическое словосочетание» и т. д.

Вслед за А. Д. Григорьевой под поэтической фразеологией мы понимаем типичную для поэзии «совокупность разного рода сочетаний слов, отличаю-

Поэтический фразеологизм озера глаз: штамп или поэтический образа 723

щихся определенной устойчивостью соединения». В состав таких единиц вклю-чаются «сочетания, в той или иной мере семантически связанные, употребля-ющиеся для обозначения одного предмета или явления (т. е. фразеологические синонимы слова), и сочетания свободные, семантически не связанные, не эк-вивалентные слову, обозначающие совокупности предметов или явлений в оп-ределенных устойчивых отношениях друг к другу» (Григорьева 1964: 4). Как отмечает А. Д. Григорьева, поэтическую фразеологию составляют «перифра-стические выражения» (перифразы), которые представляют собой иносказа-тельное обозначение предмета или явления (например, обозначение поэта как любимца муз, юности как весны жизни) и «описательно-метафорические со-четания» (метафоры), заключающие в себе уподобление одного предмета или явления другому (например, обозначение любви как язвящего жала).

Традиционная поэтическая фразеология своим рождением обязана, глав-ным образом, перифразе, которая в лирике начала XIX века довольно часто выступала в виде развернутой метафоры. Перифраза – специфическое явле-ние поэтического дискурса. Общими признаками перифразы и фразеологизма являются вторичная номинация, сходство структуры, эмоционально-экспрес-сивная окрашенность, а также воспроизводимость, которую по отношению к перифразам можно определить как относительную, «так как эти сочетания не готовые единицы языка, а описательные выражения, ограниченные по вре-мени либо авторским словоупотреблением, либо стилем, либо рамками опре-деленного литературного направления» (Синельникова 1972: 257). Кроме того, сходство перифразы и фразеологизма обусловлено тем, что в перифразах, ко-торые могут обладать большей или меньшей образностью номинации, оба ком-понента частично утрачивают свои индивидуальные лексические значения, из которых актуализируются лишь некоторые семы.

Для поэтических фразеологизмов характерна особая образная основа, свя-занная с системой традиционных поэтических образов, к которым обращаются писатели разных наций и эпох. Фразеологической номинации в поэзии подвер-гаются лишь определенные предметы и явления, обозначенные опорными сло-вами перифраз и метафор. Круг таких предметов довольно широк, но не все соответствующие группы слов одинаково активны в разные периоды развития поэтического творчества.

Широчайшим потенциалом образности обладает как архетип стихия воды. С одной стороны, сами свойства воды как стихии (текучесть, изменчивость) являются концептуально значимыми, что неоднократно отмечалось исследо-вателями. М. В. Пименова ссылается на работу Яски (автора IV в. до н. э.), где приводится классификация предметов по отношению к трем частям тогдаш-ней модели мира: земля, пространство между небом и землей, небо. «Приме-чательно отнесение к категории „воды“ (100 слов) не только важнейших жид-костей (мед, молоко, вино и т. п.), но и… всего „текучего“, „изменчивого“. Так, сюда включены „успех“, „слава“, а также прошедшее, „существование“, „бывание“ и „будущее“» (Пименова 2004).

В национальной концептосфере вода связана с музыкой и временем, что зафиксировано лексикографически. Например, в словаре С. И. Ожегова: течь

724 Чумак-Жунь И. И.

‘о звуках, запахах: распространяться’ (Текут звуки вальса. Из сада текут аро-маты. Течет неторопливая беседа); ‘о времени, состоянии: идти, проходить, протекать’ (Время течет быстро. Жизнь течет нормально. События текут своим чередом).

Многообразие символических значений, заложенное в этом архетипе, опи-сала Е. А. Козицкая в статье «Архетип „вода“ в творчестве А. А. Ахматовой» (Козицкая 1995). Суммируя материал, который предлагают «Мифологический словарь», «Словарь символов» Х. Э. Керлота и энциклопедия «Мифы народов мира», она определяет воду как:

1. первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобыт-ного хаоса;

2. андрогинное начало жизни, воплощение мужской или женской плодо-творящей силы;

3. эквивалент всех жизненных соков человека; 4. метафора смерти, опасности, исчезновения, иногда – забвения; 5. начало и финал всех вещей; 6. символ неизмеримой, безличной мудрости (Козицкая 1995).

Разнообразие и фундаментальность названных символических архетипи-ческих значений определяет множественность мотивов и образов, которые воз-никают на этом фундаменте. Символические значения принимают участие не только в формировании концепта «Вода» как такового, но и определяют об-разную составляющую множества других концептов. В поэтическом дискурсе эти концепты нередко выражаются посредством поэтических фразеологизмов.

Каким же образом архетипические смыслы, «вложенные» в поэтический фразеологизм, проявляются в поэтическом тексте? Что стоит за внешней про-стотой, даже архаичностью таких метафорических перифраз, как океан любви или одинокий парус, которые в определенной коммуникативной ситуации мо-гут восприниматься как некая поэтическая банальность? В частности, доста-точно банально (правда, с нашей субъективной точки зрения) звучат поэтиче-ские строки песни современной эстрадной группы «Непара», которые включа-ют распространенный поэтический фразеологизм озера глаз, представляющий собой прозрачную метафору (глаза как озера): «Милая, озера глаз небесно-синие, А в них – печаль необъяснимая – они, как зеркало души. Милая, какой неведомою силою прикован я к тебе, Любимая, кто сотворил тебя, скажи?» В этом тексте механизмы метафоризации представлены предельно просто – метафора озера глаз служит не только для образного описания внешнего сход-ства глаз героини с гладью озера по цвету (небесно-синие) и для передачи эс-тетического впечатления, а занимает позицию метафоры зеркало души (озера глаз как зеркало души). Этому способствует восприятие поверхности озера как «зеркальной», способной к отражению. В данном примере озера глаз отража-ют необъяснимую печаль. С нашей точки зрения, благодаря простоте данного описания, на его основе можно выделить некие инвариантные характеристики данного поэтического фразеологизма, которые можно сформулировать следу-ющим образом:


1. художественная – метафорическая перифраза используется в описании внешности человека (его глаз), при этом образ непрост, он художественно по-тенциально богат, так как глаза могут уподобляться озеру по разным призна-кам – это может быть не только величина и цвет, но и неподвижность, глубина, красота водной поверхности и т. д.;

2. эстетическая (аксиологическая) – метафора, несомненно, воспринима-ется положительно, озера глаз – это образ прекрасного;

3. когнитивная – перифраза служит для вербализации концепта «Душа»: существующая в культурной традиции и сильная в русской ментальности ас-социация глаза – душа «перевешивает» чисто изобразительные функции на-званной метафоры и переводит поэтический фразеологизм из области внешнего изображения в изображение внутреннее, в изображение человеческой души.

В классическом поэтическом тексте на первый план выступает та харак-теристика перифразы, которая необходима для реализации художественного замысла. Возникает авторский вариант: образ, пропущенный через поэтиче-ское сознание, получает разное художественное воплощение в зависимости от авторской задачи, нередко чрезвычайно усложняясь и обрастая новыми по-этическими смыслами. Смыслообразование, в первую очередь, определяется теми трансформациями, которые претерпевает перифраза в поэтическом тексте.

В конкретном художественном описании образ уточняется, как правило, за счет выделения доминирующего признака. Таким признаком в бунинском поэтическом переводе «Песни о Гайавате», например, является признак цвета. Цветообозначение дважды употребляется при каждом члене перифразы, пред-ставленной как сравнительный оборот (очи голубые, как два озера лазурных), что, на первый взгляд, создает смысловую избыточность. Но именно благо-даря этому повтору возникает ощущение красоты изображаемого, при этом стилистически маркированное слово лазурный поддерживается другими поэ-тизмами – задумчивая дева, прекрасный Вебо, стремиться сердцем. Именно благодаря этому в описании преобладает эстетическая (аксиологическая) ха-рактеристика глаз как совершенной красоты:

С той поры, на землю глядя, Только очи голубые Видел Вебон на рассвете: Как два озера лазурных, На него они смотрели, И задумчивую деву, Что к нему стремилась сердцем, Полюбил прекрасный Вебон: Оба были одиноки, На земле – она, он – в небе.

(Г. Лонгфелло: Песни о Гайавате)

Совсем по-другому представлен доминирующий признак цвета в стихотво-рении Н. Асеева, посвященном Велимиру Хлебникову. В поэтическом созна-нии образ получает содержательную характеристику и оказывается, что через внешние признаки, связанные с перцептивно-сенсорным восприятием (глаза


цвета озера осенью, соответственно, суровая ледяная прозрачность), дается характеристика души героя, причем в описании душевных качеств «читается» свойство воды как архетипа (вода – символ мудрости):

Глаза его – / осени светлой озера – беседу с лесною вели тишиной, без слов / холодя пошляка и фразера суровой прозрачностью ледяной.

(Н. Н. Асеев: Хлебников)

Если в предыдущем примере возникновение нового поэтического смысла обусловлено перцептивно-сенсорной оставляющей, то в поэтическом тексте Вс. А. Рождественского образ осложняется символикой звезды как знака ду-ховности. Фразеологизм представлен в усеченном виде, и текстообразующим в данном случае является символический смысл стихии воды как воплощения женской плодотворящей силы:

На нас глядят два озера печали, И в каждом по звезде отражено. В эпоху Возрождения писали Так лишь мадонн на фоне синей дали, Земных или небесных – все равно. Вот почему извечный лик мадонны, Лик женщины с младенцем на руках, Сияньем материнства озаренный, Стал обликом не фрески иль иконы, А вечности, земной презревшей прах!

(Вс. А. Рождественский: «На нас глядят два озера печали…»)

Тайна воздействия искусства, по Юнгу, состоит в особой способности ху-дожника почувствовать архетипические формы и точно реализовать их в своих произведениях. Именно актуализация архетипических смыслов стихии воды нередко является смыслопорождающей в поэтическом тексте. Так, в стихотво-рении Н. Гумилева определение подземные по отношению к существительному озера актуализирует представление о воде как символе исчезновения, забвения, а в строках А. Ахматовой вода озера – это символ смерти:

Его глаза – подземные озера, Покинутые царские чертоги. Отмечен знаком высшего позора, Он никогда не говорит о Боге.

(Н. С. Гумилев: Портрет мужчины)

Пусть глаза его как озера… От такого мертвого взора Для меня он как смертный час.

(А. А. Ахматова: Строфы, не вошедшие в «Поэму без героя»)


Иногда, как в приведенных ниже строках М. Цветаевой, архетипические смыслы, заложенные в поэтическом тексте, сформулировать трудно, но несом-ненно, что очи – пустынные озера, которые определены как Господние откро-вения, представляют собой некую воплощенную духовность:

Очи – два пустынных озера, Два Господних откровения – На лице, туманно-розовом От Войны и Вдохновения.

(М. И. Цветаева: Але)

Поэтические штампы (фразеологизмы) являются смыслообразующим ре-сурсом поэтического дискурса, так как отражают специфическое поэтическое мышление и выражают особые, поэтические знания о мире и о месте в нем поэта.

Как нам представляется, смыслопорождающая энергия дискурса подпи-тывается различными смысловыми энергопотоками: сенсорно-перцептивной образностью, знаково-символической интерпретацией первичных образов, дей-ствием превращенной формы в тексте, и, наконец, воздействием экстралинг-вистической среды (ситуативного, коммуникативно-прагматического и куль-турного контекстов). Обращение к функционированию в поэтическом тексте перифраз способствует пониманию индивидуально-авторского образа мира, под которым мы подразумеваем субъективное, имеющее разнонаправленную и многоуровневую природу представление индивидуума об окружающем его мире, которое основывается на архетипах коллективного бессознательного и на индивидуальном когнитивном опыте.

Совокупность внутри- и внедискурсивных факторов (когнитивных, линг-вистических и экстралинвистических) способствует поиску оживления фразе-ологизма, вследствие чего общепоэтические штампы в поэтическом дискурсе со временем утрачивают свои позиции или трансформируются. Однако семан-тический архетип, заключенный во фразеологизме как инвариант (Кузьмина 1999: 102), продолжает функционировать в поэтическом дискурсе.

Таким образом, поэтическая фразеология, восходящая к перифразе, – это типичное явление поэтического дискурса, его смыслообразующий феномен. Своей внутренней формой поэтический фразеологизм обращен к национально-культурному сознанию, к человеку, к поэту, к языку. Семантический архетип, заключенный в поэтическом фразеологизме, прослеживается в поэтическом дискурсе даже тогда, когда сам поэтический фразеологизм уходит из актив-ного употребления.

Источники Асеев Н. Н. Стихотворения и поэмы. Ленинград, 1981. Ахматова А. А. Стихотворения и поэмы. Воронеж, 1990. Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы. Москва, 1989.


Лонгфелло Г. Песнь о Гайавате. Перевод И. Бунина. Москва, 1976. Рождественский Вс. А. Стихотворения. Москва, 1985. Цветаева М. И. Стихотворения. Поэмы. Москва, 1988.

Литература Алещенко 1998 = Алещенко Е. И. Русская поэтическая фразеология (на материале

произведений Гаршина и Лескова). АКД. Волгоград, 1998. Виноградов 1941 = Виноградов В. В. Стиль Пушкина. Москва, 1941. Гаспаров 2002 = Гаспаров М. Л. Литературный интертекст и языковой интертекст. Из-

вестия Академии наук. Серия литературы и языка 2002/4: 3–9. Гинзбург 1997 = Гинзбург Л. Я. О лирике. Москва, 1997. Григорьева 1964 = Григорьева А. Д. Поэтическая фразеология конца XVIII – начала XIX

века (именные сочетания). В кн.: Образование новой стилистики русского языка в пушкинскую эпоху. Москва, 1964. 3–121.

Козицкая 1995 = Козицкая Е. А. Архетип «вода» в творчестве А. А. Ахматовой. В кн.: Ахматовские чтения. А. Ахматова, Н. Гумилев в русской поэзии начала XX века. Сборник научных трудов. Тверь, 1995.

Кузьмина 1999 = Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэти-ческого языка. Екатеринбург–Омск, 1999.

Лотман 1998 = Лотман Ю. М. Структура художественного текста. В кн.: Лотман Ю. М. Об искусстве. Санкт-Петербург, 1998. 14–288.

Пименова 2004 = Пименова М. В. Душа и дух. Особенности концептуализации. Кеме-рово, 2004.

Синельникова 1972 = Синельникова Л. Н. К вопросу о сущности перифразы как функ-ционально-семантической единицы. В кн.: Вопросы грамматического строя совре-менного русского языка. Москва, 1972. 255–261.


О толковании некоторых фразеологизмов с компонентом вода в словаре М. И. Михельсона

«Русская мысль и речь»

ЧУМАКОВА Светлана Юрьевна Будапешт, Венгрия


Морис Ильич Михельсон (1825–1908), составитель двухтомного словаря «Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний», изданного впервые в 1892 году, переизданного в 1896 и 1914 гг. (посмертно), нашим современникам известен гораздо меньше, чем В. Даль – автор знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка». Словарь Михельсона длительное время был библиографической ред-костью, пока в 1994 году не был переиздан фототипическим способом. Преди-словие к этому репринту и обширный историко-этимологический коммента-рий, представляющий самостоятельную научную и познавательную ценность, написал профессор Санкт-Петербургского университета В. М. Мокиенко. Сло-варь Михельсона – это фактически первый опыт большого словаря русской фразеологии, представляющий собой собрание довольно разнородных языко-вых единиц – отдельных лексем, фразеологизмов разного типа, включая кры-латые слова и паремии, объединенных по принципу их образности, функцио-нально-стилистической эффективности в художественных (кон)текстах.

В этом издании мы насчитали более 60 выражений с компонентом вода, представленных в виде отдельных словарных статей. Наряду с широко извест-ными и употребительными оборотами, в словаре Михельсона встречаются редкие, архаичные, находящиеся на периферии современного словоупотребле-ния, и давно ставшие достоянием языковой истории, которые не всегда и не совсем понятны современным носителям русского языка. Цель нашего высту-пления заключается в интерпретации ряда русских фразеологизмов с компо-нентом вода, зафиксированных в словаре Михельсона, мотивация и смыслы которых представляются нам не совсем очевидными, завуалированными, не поддающимися однозначной трактовке. 1. Мiръ силёнъ как вода, а глупъ как свинья (мужикъ умёнъ, да мiръ дуракъ)

(Михельсон 1: М. 374)

Толкование двух вариантов этой пословицы (с компонентом вода и без него) требует уточнения разных смыслов, заключенных в словах миръ с «и вось-меричным» и мiръ с «i десятеричным». Рассматриваемая коллизия полностью повторяет известную ситуацию, связанную с трактовкой значений слов миръ и мiръ в оригинальном авторском названии романа Л. Н. Толстого «Война и

730 Чумакова С. Ю.

мiръ», которая имеет существенно важное значение для понимания содержа-ния этого великого произведения мировой литературы.

Суть этого феномена связана с известной реформой кириллической рус-ской графики и орфографии 1918 г., в результате которой, наряду с буквами ять, ер, фита, ижица, из употребления была удалена также графема «i десяте-ричное», в отдельных случаях важная при различении смыслов. В результате этой реформы слово мiръ с присущими ему исконно значениями перестало су-ществовать, а в единственном оставшемся в русском словарном составе слове миръ = мир, полисемантизм которого вынужденным образом расширился, объ-единились разные смыслы, прежде свойственные двум разным русским словам мiръ и миръ. Уточним эти значения. Полнее всего, применительно к нашей теме, значения двух этих слов представлены в «Толковом словаре живого ве-ликорусского языка» В. Даля, неисчерпаемыми лексическими сокровищами которого пользовался и сам Михельсон (Даль 2: 328–331), ср. оба эти слова: «Миръ – отсутствие ссоры, вражды, несогласия, войны; лад, согласие, едино-душие, приязнь, дружба, доброжелательство; тишина, покой, спокойствие», ср.: «Мiръ – вселенная, наша земля, земной шар, свет; все люди, род челове-ческий». Это основные значения, помещенные в начало словарной статьи. Для нас особый интерес представляют последующие строчки в дефиниции В. Даля: «мipъ – община, общество крестьян; сходка». Очень наглядны и контекстуаль-ные примеры: мiръ бывает сельский и волостной; класть на мiру – давать приговор на сходке; на сельском мiру по мужику от дыма, на волостном мiру или кругу по два хозяина от сотни и др. (Даль 2: 330). Благодаря этим неслож-ным наблюдениям, можно с полной уверенностью заключить, что речь в рас-сматриваемом фразеологизме идет не о ссоре, вражде, войне, не о вселенной и всем роде человеческом, а о конкретных реалиях русской деревни, специфиче-ских особенностях и характеристиках российской сельской общинной жизни, о крестьянской ментальности, которые закреплены в русских паремиях. В сло-варе Михельсона встречаем разные примеры с дериватами от корнеслова мiр-: мiрской, мiроѣдъ и др. 2. Темна вода во облацѣхъ воздушныхъ, вариант: Во облацѣхъ воздушныхъ

(темна вода) (Михельсон 2: Т. 75)

В «Словаре русской фразеологии» это выражение толкуется как: «книжн., ирон. или шутл. О чем-либо непонятном, мудреном, неясном (высказывании, учении, тексте идее и т. п.). Оборот библейского происхождения: „И положи тму закров свой, окрест его селение его, темна вода во облацех воздушных“» (Пс. 17,12) (Бирих и др. 1998: 87).

У Михельсона пространная дефиниция этого книжного библейского вы-ражения: «глупые более любят и удивляются тем мнениям, которые скрыты под темными словами». Интересно, что в его словаре представлено 9 контек-стуальных примеров, в том числе из произведений русских классиков XIX ве-ка: Тургенева, Писемского, Салтыкова-Щедрина, а также параллельные места по-немецки из Шиллера и неназванных французских и латинских источников.

Толкование некоторых фразеологизмов с компонентом вода в словаре Михельсона 731

Именно этот расширенный ряд контекстов разных авторов позволяет нам и пытливому читателю найти и «прочувствовать» то многообразие нюансиро-ванных значений, которые вкладывались в этот оборот в русском и европей-ском литературном словоупотреблении XIX века.

«Как потом будет угодно министрам – обратить на это внимание или нет, но я им представлю факты». – Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут… (Писемский: Люди сороковых годов). Зачем дорога построена, сколько в прошлом году доходов собрано, сколько в ны-нешнем, где и какую питательную ветвь надо провести, все это для него – темна вода во облацех (Салтыков: Сказки. Праздный разговор). Отец диакон спросил… Герасю… как мол он объясняет выражение: темна вода во облацех? на что Герася должен был, по указанию самого отца диакона, ответ-ствовать: «сие есть необъяснимо» (Тургенев: Новь).

Herrlich! Etwas dunkel zwar (Wolff: Preciosa). Herr, dunkel war der Rede Sinn (Schiller: Der Gang nach dem Eisenhammer).

Cela doit être beau, car je n’y comprends rien. Destouches. Com (Desmazures).

Omnia enim stolidi magis admirantur amantque, Inversis quae sub verbis latitantia cer-nunt (Lucret: De rerum natur).

О греческом поэте Ликофроне, известном тем, что его понять невозможно. И Он мрак сделал покровом Своим, сению вокруг Себя мрак вод, облаков воз-душных (Пс. 17,12).

3. Кастальские воды (ключ), кастальскія воды (ключъ) (Михельсон 1: К. 278)

Происхождение и смысл этого выражения в значении ‘источник поэтиче-ского вдохновенья’, отражены в «Словаре русской фразеологии» (Бирих и др. 1998: 90). Михельсон предлагает более пространное толкование, но с идентич-ным смыслом.

Здесь наше внимание привлекло троекратное цитирование Михельсоном разных стихотворений А. С. Пушкина, в которых употребляются варианты модели рассматриваемой идиомы: прилагательное кастальский + существи-тельные-синонимы воды – ключ – ток: кастальские воды, кастальский ключ, кастальский ток. Подобное широкое употребление поэтом данного фразеоло-гизма представляется нам косвенным свидетельством того, что смыслы этих выражений были понятны просвещенному читателю пушкинской эпохи.

Кастальскій ключъ волною вдохновенья Въ степи мірской изгнанниковъ поитъ….

(А. С. Пушкинъ: Три ключа) Подъ Геликономъ, Гдѣ Касталійскій токъ шумѣлъ, Я, вдохновенный Аполлономъ, …въ тайнѣ пѣлъ.

(А. С. Пушкинъ: Отвѣтъ)

732 Чумакова С. Ю.

Я въ минувши годы, У береговъ Кастальскихъ водъ Любилъ марать поэмы, оды…

(А. С. Пушкинъ: Изъ письма къ Дельвигу) (цит. по: Михельсон 1: К. 278)

А вот результаты проведенного нами анкетирования показывают, что аб-солютному большинству опрошенных носителей русского языка младше 30 лет с высшим филологическим образованием (35 опрошенных), данный фра-зеологизм в пушкинских стихах уже или непонятен, или почти ни о чем не говорит. 4. Воду влить в стаканъ вина = влить воду в вино (Михельсон 1: В. 215)

Опрос носителей русского языка показал, что большинство из них пони-мают эти выражения как: «вливая воду в вино, разбавляя вино водой, значит фальсифицировать его, делать его менее качественным», т. е. с явной негатив-ной коннотацией. В противовес этому, автор словаря имел в виду совершенно иное: «разбавив (вино), усмириться, успокоиться, одуматься». И в подтверж-дение приводит пушкинские строки из «Евгения Онегина»:

Смирились вы, моей весны Высокопарныя мечтанья, И въ поэтическій бокалъ Воды я много подмѣшалъ.

(А. С. Пушкинъ: Отрывки изъ путешествія Онѣгина – Въ Тавридѣ)

(цит. по: Михельсон 1: В. 215)

Усеченное выражение воды подлить Михельсон трактует с нейтральной коннотацией уже как «ослабить, уменьшить крепость (как бы разбавить)» (Михельсон 1: В. 218).

Со своей стороны, хотелось бы напомнить о культуре застолья, извест-ной с античных времен, в соответствии с которой, этот благородный напиток по целому ряду разумных причин употреблялся в разбавленном водой виде. И в наши дни этой устоявшейся традиции продолжают следовать коренные этносы Средиземноморья и Кавказа, аборигены тех мест, которые считаются родиной вина. 5. Стоит человек по горло в воде, а просит напиться (Михельсон 1: Н. 900), синоним: просит осетр дождя в Волге лежа (Михельсон 2: С. 820)

Смысл данного фразеологизма с первого взгляда не совсем очевиден. Ясно-сти не добавляют синонимичные, по представлениям Михельсона, фразеоло-гизмы танталовы мученья, из-за лесу дерева не видать и выражение посреди реки просишь воды.

Толкование некоторых фразеологизмов с компонентом вода в словаре Михельсона 733

Наблюдения показывают, что данный фразеологизм вызывает у респон-дентов двоякие ассоциации: 1) свидетельствующие о беспомощности: «все есть», «всего в достатке (по горло), только руку протяни и сделай»; 2) свиде-тельствующие о жадности, зависти: «имеет все, много всего, но просит еще». По мнению опрашиваемых, выражение стоит человек по горло в воде и про-сит напиться больше свидетельствует о беспомощности. Синонимичный фра-зеологизм просит осетр воды в Волге лежа скорее свидетельствует о скупо-сти и жадности. 6. Воды не замутитъ как линь по дну, варианты: Ходи как линь по дну и воды не замути; как линь по дну (Михельсон 1: В. 217, К. 104; Михельсон 2: Х. 70)

Существует несколько диаметрально противоположных версий толкова-ния данного фразеологизма. Составители «Словаря русской фразеологии» считают, что «фразеологизм хорошо известен во многих языках, и возможно его параллельное возникновение у разных народов», что он свидетельствует о человеке, который «воды не замутит», который «скромен и порядочен» (см. Бирих и др. 1998: 90). Эти же авторы предлагают и иную версию о том, что фразеологизм образован от выражения ловить рыбу в мутной воде – «пользо-ваться склоками, замешательством, паникой в делах для достижения личных выгод» (Бирих и др. 1998: 90). Схожее толкование находим в другом месте – в упомянутых выше комментариях проф. В. М. Мокиенко к словарю Михель-сона, который к вышесказанному добавляет: «Наличие оборота в античной литературе, популярность образа в баснях Федра, Крылова и других басно-писцев, библейские реминисценции и фольклорная традиция способствовали долговечности выражения и его активности во многих европейских языках» (Михельсон 1: 16).

У самого Михельсона толкование идет в трех направлениях. Он разверты-вает сравнение как линь по дну со смыслом ‘держи ухо востро’ (Михельсон 2: X. 70); использует строку из басни И. А. Крылова «Волк и ягненок»: «ниже… я стою, питья мутить никак я не могу», и его же крылатое выражение: «Как сме-ешь ты, наглец, нечистым рылом здесь чистое мутить питье?» (Михельсон 1: В. 217); и делает ссылку на библейский источник со значением ‘тихо, осто-рожно, боязливо’, подкрепляя дополнительно синонимом тише воды, ниже травы (Михельсон 1: K. 104).


зеологии. Историко-этимологический справочник. Санкт-Петербург, 1998.Даль = Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 2-е, испр. и умн.

Т. 1–4. Санкт-Петербург–Москва, 1880–1882. [Репринт: Москва, 1955.] Михельсон = Михельсон М. И. Русская мысль речь. Свое и чужое. Опытъ русской

фразеологiи. Сборникъ образныхъ словъ и иносказанiй. Т. 1–2. [Репринт.] Москва, 1994.

Содержание Часть 1

Мокиенко В. М. Вода как фразеологическая субстанция ......................................... 7 Вальтер Х. Удивительный вопрос: Почему концепт «вода»? Вода во фразео-

логическом освещении ............................................................................................ 22 Федосов О. И. Вода, человек, «проклятые вопросы» фразеологии и пражская

школа ........................................................................................................................ 35 Золтан А. Об одной специальной воде в русской и венгерской фразеологии

(рус. фарватер, венг. farvíz) ................................................................................... 64 T. Litovkina A. New Approaches to Paremiology and Paremiography in Hungary ....... 67

Часть 2

Адамия З. К. О сопоставительном анализе славянских фразеологизмов с ком-понентом вода (с привлечением материала из грузинского языка) .................... 105

Алефиренко Н. Ф. Концепт «вода» как фраземообразующий фактор ..................... 110 Артемова О. А. Белорусские и английские фразеологизмы с компонентом

вада /water. Сравнительно-сопоставительный аспект .......................................... 117 Архангельская А. М. Архетипная символика воды в семантике славянских

благопожеланий и проклятий ................................................................................. 123 Бабарика Н. А. Вода как символ очищения в эптонимике ........................................ 130 Bajzek Lukač M. Pasti pri prevajanju frazemov iz slovenščine v madžarščino in

iz madžarščine v slovenščino .................................................................................... 135 Baláková D. Živá voda v stojatých vodách frazeologického úzu (dynamika frazém

s komponentom voda) ............................................................................................... 144 Барчот Б. Как утолить фразеологическую жажду? Русские и хорватские

фразеологизмы с компонентами жажда, жаждущий и žeđ, žedan ................... 153 Боља А. М. „Лудо младо бразда прави“. Различните појави на водичарската

песна во македонското фолклорно творештво ...................................................... 161 Бочина Т. Г.Ассоциативно-вербальный блок «вода» в русской паремике .............. 169 Brychnáčová I. Pohyb ve /na vodě /v proudu v české frazeologii ................................... 174 Valenčič Arh U. Odsev vodnih naravnih katastrof v metaforični rabi na primeru

leksema tsunami /cunami v slovenščini ..................................................................... 180 Vasung A. Što se krije iza sedam frazeoloških mora? .................................................... 190 Венжинович Н. Ф. Актуалізація концепту «вода» у фраземах російської та

української мов: лінгвокультурологічний аспект ................................................. 196 Войтещук И. В. Семантико-грамматические свойства фразеологизмов в номина-

тивно-функциональном поле категории «природная вода» в русском языке ..... 202 Володина Т. В. Вода в этноанатомических представлениях и фразеологии

славян ........................................................................................................................ 207 Воронкова О. А. Признаковый характер внутренней формы фраземы в аспекте

лингвокреативного познания (на примере фразем с компонентами вода и земля) ........................................................................................................................ 214

Wysoczański W. Zespalanie pojęć z wyrazem woda we frazeologii oraz w paremiologii polskiej i słowackiej .................................................................................................. 219

Выходилова З. Фразеологические единицы с компонентом вода в названиях литературных произведений (на материале русского и чешского языков) ........ 227

Георгиева С. И. Представление о стихии воды во фразеологии русских и болгар ........................................................................................................................ 231

Григорянова Т. Фразеологизмы с компонентом вода в русском и словацком языках ....................................................................................................................... 238

Данилевская А. С. «Разбой воды» во фразеологии русских говоров Приамурья (лингвокультурологический аспект) ...................................................................... 243

Dobríková M. Vzťah frazeologickej motivácie a funkcie atribútu vo frazémach s komponentom voda ................................................................................................. 248

Drobiszewska U. Koncept „woda” w polskich i ukraińskich frazeologizmach komparatywnych ....................................................................................................... 254

Дядечко Л. П. «Вода, вода, кругом вода…» Эптонимы с гидрокомпонентом в русской языковой картине мира .......................................................................... 259

Єж М. Фразеологічні одиниці з компонентом вода в українській та польській мовах ......................................................................................................................... 266

Жадлун М. И. Репрезентация культа воды в русском языке (на материале сборника В. И. Даля «Пословицы русского народа») .......................................... 273

Жунусова Ж. Н. Презентация фразеологического материала в корпусе двуязычного словаря (сопоставительное исследование) ..................................... 279

Захариева Р. За някои метафорични образи в идиоматиката с компонент вода (върху материал от българския, румънския и френския език) ............................ 284

Зыкова Е. И. Безводный мир русской крылатики ...................................................... 291 Кирия К. Д. Наводнение в Крымске: образ воды в российских СМИ ...................... 297 Коваленко Б. О. Фразеологізми із компонентом вода у творчості

А. Свидницького ...................................................................................................... 302 Коваленко Н. Д. Фраземи із компонентом вода в подільських і суміжних

говірках ..................................................................................................................... 309 Kоvács A. Kontrastivna analiza frazema sa sastavnicom voda na primjeru hrvatskog

i mađarskog jezika ..................................................................................................... 314 Ковач О. Явные и скрытые фразеологизмы библейского происхождения

в русском и украинском языках (примеры с концептом «вода») ........................ 321 Kovačević B., Ramadanović E. Slika mora u hrvatskoj frazeologiji .............................. 329 Козлова Р. М. Семантика и внутренняя форма польских и русских фразео-

логизмов с компонентом вода ................................................................................ 336 Корина Н. Б. Вода как пространство в славянской фразеологии .............................. 342 Космеда Т. А. Образ-концепт «вода» в структурі українських паремій: система

репрезентованих аксіологічно маркованих смислів (на матеріалі словника «Галицько-руські приповідки») ............................................................................. 350

Kržišnik E. VODA kot izhodiščna domena v slovenskih frazemih ................................ 356 Левченко Е. П., Кульчицкий И. М. Фразеологизация атрибутов концепта «вода»

(на материале украинского, русского, белорусского, болгарского, польского языков) ...................................................................................................................... 362

Ломакина О. В. Функционирование фразеологизмов с компонентом вода в текстологии Л. Н. Толстого ................................................................................. 370

Макарова А. С. Особенности трансформации крылатого выражения Буря в стакане воды – c’est une tempête dans un verre d’eau в современной российской и французской публицистике ............................................................. 376

Маклакова Т. Б., Никитина А. Х. Семантико-функциональные особенности устойчивых сравнений с объектом вода (на материале русской поэзии) ........... 384

Маркова Е. М. Водные образы в русской и чешской лингвокультурах: общие и дифференциальные смыслы ................................................................................ 389

Мацюк З. С. Етносимволічна зумовленість семантики фразем із компонентом вода ... 396 Menac-Mihalić M. Istraživanje frazema sa sastavnicom voda u hrvatskoj dijalektnoj

frazeologiji ................................................................................................................. 403 Менхарт К. Ролята на водата в българските и унгарските баятелни текстове ........ 411 Меркулова И. А. У кого вода сладкая? ....................................................................... 418 Мізін К. І. Особливості об’єктивації водно-ландшафтних концептів в українській,

російській, англійській і німецькій лінгвокультурах (на матеріалі усталених порівнянь) ................................................................................................................. 424

Мирзоева Л. Ю. Об оценочном потенциале ФЕ темна вода во облацех ................. 431 Мирошниченко А. В. Использование паремиологических единиц с компонентом

вода в методике преподавания русского языка как иностранного ..................... 438 Невзорова-Кмеч Е. А. «Вода» в польской и русской жаргонной фразеологии ....... 445 Николаева Е. К. Кровь не водица… (дезидентифицирующие пословицы

с компонентом вода) ............................................................................................... 452 Осадчая М. Н. Фразеологизмы «водной» семантики в пространстве худо-

жественного дискурса О. Мандельштама ............................................................. 458 Осіпова Т. Ф. Вода як мовний засіб вербалізації параметрів невербальної

комунікації ............................................................................................................... 465 Пальчевська О. С. Етнокультурний потенціал фразеологічних номінацій

з семантикою води ................................................................................................... 471 Пачаи И. Образ воды во фразеологических единицах ............................................... 476 Переломова О. С. Фразеологія з компонентом вода в мовній картині світу

українців ................................................................................................................... 485 Pet’ovská F. Fele víz, fele voda. Aneb voda v maďarských a českých paremiích .......... 491 Петренко О. В. Поликодовая характеристика заглавий «Рунета» с фразео-

логизированным компонентом корабль ................................................................ 498 Покровская И. Л. Универсальное и уникальное в турецкой и украинской

сакральной фразеологии с гидрологическим компонентом ................................ 502 Прасол О. М. Паремії з компонентом море в інтерпретації І. Франка:

українські варіанти та їх польські аналоги в «Галицько-руських народних приповідках» ........................................................................................... 509

Прохорова О. Н., Чекулай И. В. Лексема вода в фразеосемантическом пространстве современных европейских языков .................................................. 514

Пристайко Т. С., Бондарчук М. Н., Турута И. И. Когнитивные модели вос- приятия воды в русском языковом сознании (на материале фразеологии и паремиологии) ...................................................................................................... 519

Pstyga A. Frazeologizmy z komponentem woda w strukturze językowej kategorii negacji we współczesnym języku polskim i rosyjskim ............................................. 526

Ribarova S. O některých hydronymech v českých a makedonských frazémech ............. 533 Салахатдинова Э. Ш. Семантизация крылатых рекламных фраз с гидро-

компонентом ............................................................................................................ 540 Саліонович Л. М. Українські паремії з ключовим словом вода у медіа-дискурсі:

гендерний аспект ..................................................................................................... 547 Селиверстова Е. И. Вода и водоем в русской паремиологии: бинарные отно-

шения ........................................................................................................................ 554 Семененко Н. Н. Когнитивно-прагматическое поле «Вода» в русской пареми-

ологии ....................................................................................................................... 561 Скандура К., Кондрашева А. Образ воды в итальянских стихах о Риме Михаила

Кузмина .................................................................................................................... 567 Сліпецька В. Д. Вербалізація негативних емоцій в українській, російській та анг-

лійській лінгвокультурах (на матеріалі фразеологічних одиниць та паремій з концептом вода) .................................................................................................... 577

Старостина О. В. Функционирование архаических символов гидрологических лексем в поэтических текстах Серебряного века ................................................. 581

Степанова Л. Фрагмент русской и чешской фразеологической картины мира: водная стихия ........................................................................................................... 587

Столбовая Л. В. Миф и его роль в этноязыковом кодировании смысла «вода» во фразеологизмах, характеризующих человеческие состояния ........................ 593

Стојановска П. За некои фразеолошки изрази со компонентата вода во маке- донскиот и во рускиот јазик ................................................................................... 598

Stramljič Breznik I., Kovač M. Kaj Slovenci potrebujemo kot Sahara vodo .................. 604 Стрась Э. Антропосемантичность воды во фразеологических единицах

русского и польского языков .................................................................................. 612 Šindelářová J. Komponent voda v české frazeologii v povědomí vysokoškolské

mládeže ...................................................................................................................... 619 Шульженко В. И. Геокультурные реминисценции минеральной воды:

от источников до «водяного общества» ................................................................ 626 Tölgyesi T. Jako ryba ve vodě – Wie ein Fisch im Wasser – Mint hal a vízben.

Kontrastivní analýza českých, německých a maďarských frazémů o vodě ............... 633 Третьякова И. Ю. Окказиональные преобразования фразеологизмов

с компонентом вода ................................................................................................. 639 Tusková T., Žiláková M. Frazeologické jednotky dolnozemských Slovákov

s lexémou voda .......................................................................................................... 646 Тушич Я. Де лежить острів буян і що таке море-океан та камінь алатир? ............ 652 Urkom A. Primena frazeologizama s komponentom voda u srpskom i mađarskom

jeziku, s posebnim osvrtom na upotrebu u manjinskom okruženju ........................... 657 Федосов О. И. Решето, вода кипяченая и сырая, «бычья кровь», салями и

прочая фразеологическая кухня ............................................................................. 664 Фенко М. Я. Фраземна вербалізація концепту «вода» в українській мовній

картині ...................................................................................................................... 679

Финк Ж. Что растет как грибы после дождя? Хорватские фразеологизмы с ком-понентами kiša, pokisao, pokisnuti и их эквиваленты в русском и нескольких других языках .......................................................................................................... 686

Фойту П. Интернациональные фразеологизмы с компонентом вода ....................... 694 Frančić A. Istraživanje frazema sa sastavnicama koje znače oborine u hrvatskoj

dijalektnoj frazeologiji ............................................................................................... 701 Хрняк А. Магические и ритуально-обрядовые свойства воды в хорватской и

русской фразеологии ............................................................................................... 708 Чайка О. И. Живая /мертвая вода: семантизация символики воды в украинском,

английском и португальском языках ..................................................................... 716 Чумак-Жунь И. И. Поэтический фразеологизм озера глаз: штамп или средство

индивидуализации поэтического образа? ............................................................. 722 Чумакова С. Ю. О толковании некоторых фразеологизмов с компонентом вода

в словаре М. И. Михельсона «Русская мысль и речь» ......................................... 729

TinTa KönyvKiadóHíd szótárak

Megvásárolható a kiadóban:TINTA KÖNYVKIADÓ

1116 Budapest, Kondorosi út 17., tel.: (1) 371-0501, fax: (1) 371-0502E-mail: [email protected], honlap: www.tintakiado.hu

392 oldal, 2100 Ft

TINTA KÖNYVKIADÓ

ANGOLMAGyArKifejezéseK

Nagy György

3000 gyakori szókapcsolat, szólás és közmondás

184 oldal, 1490 Ft

TINTA KÖNYVKIADÓ

Magyarangolalapszótár

Vizi Katalin

208 oldal, 1490 Ft

TINTA KÖNYVKIADÓ

angolMagyaralapszótár

Vizi Katalin

220 oldal, 2100 Ft

Makkai Ádám – Makkai Arany Ágnes

ANGOLTÁrsALGÁsizseBKÖNyV

TINTA KÖNYVKIADÓ

MNYO-Magyar nyelv kézikönyvei-hirdetés.indd 1 2013.08.12. 11:52:30

A TinTA Könyvkiadó kiadványaimegrendelhetők az alábbi címen:

TinTA Könyvkiadó1116 budapest, Kondorosi út 17.

Tel.: (1) 371 05 01; fax: (1) 371 05 02e-mail: [email protected]

www.tintakiado.hu

nyomdai kivitelezés: vareg produkció (www.vareg.hu)felelős vezető: bernwallner viktor ügyvezető

Szláv kötet.indd 105 2013.09.06. 15:00:08

voda2 v slav frazeologii 2013

Documents