ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ

≡≡≡ВЕСТНИК≡≡≡

⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓ ⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓ РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм

РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм

РоссТерм ∗ РоссТерм РоссТерм ∗ РоссТерм

1*2000

2

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ

≡≡≡ВЕСТНИК≡≡≡

НАУЧНО-ИНФОРМАЦИОННЫЙ ЖУРНАЛ

РОССИЙСКОГО ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

РОССТЕРМ

1*2000

Издательство « » Издательская группа

Москва 2000

3

Редакционный совет журналов «Терминоведение»,

«Терминологический вестник» Главный редактор: д-р филол. наук В.А. Татаринов. Заместители главного редактора: д-р филол. наук С.В. Гринев, д-р филол. наук М.Н. Володина, канд. филол. наук В.Г. Кульпина. Члены совета: д-р филол. наук Л.И. Борисова, канд. искусствоведения С.С. Ванеян, канд. техн. наук А.П. Гагарин, д-р культурологии В.С. Елистратов, д-р биол. наук З.А. Зорина, д-р мед. наук Г.Г. Кныров, д-р техн. наук Л.Г. Кульпин, канд. эконом. наук, д-р филос. наук Э.С. Кульпин, д-р фи-лол. наук В.М. Лейчик, д-р филол. наук А.А. Липгарт, д-р филол. наук Ю.Н. Марчук, д-р филол. наук Л.В. Минаева, д-р филол. наук В.Ф. Новодранова, д-р геогр. наук В.Ф. Перов, д-р филол. наук В.Н. Прохорова, д-р филол. наук Е.Г. Пыриков, д-р биол. наук А.Е. Седов, д-р пед. наук Ю.С. Тюнников, д-р физ.-мат. наук А.Г. Хунджуа, д-р хим. наук Л.Г. Шодэ

Печатается по решению Ученого совета

Российского терминологического общества РоссТерм

Терминологический вестник: Научно-информационный жу-рнал Российского терминологического общества РоссТерм / Под ред. В.А. Татаринова. — М.: Московский Лицей; Русский Фило-логический Вестник, 2000. — № 1. — 104 с. (Библиотека журнала «Русский Филологический Вестник». Т. 37)

ISBN 5-7611-0268-4

Журнал является продолжающимся научно-информационным из-данием Российского терминологического общества РоссТерм. В журнале освещаются основные направления терминологической дея-тельности РоссТерм'а и зарубежных терминологических организа-ций. Публикуются результаты исследований терминов и терминоло-гий. Обсуждаются новинки терминологической литературы. Ведется "терминологический" календарь.

Издается с 2000 года. ISBN 5-7611-0268-4 © Авторы статей, 2000 © В.А. Татаринов, составление, научное редактирование, 2000

4

Содержание

Общее терминоведение Научная парадигма Российского терминологического общества РоссТерм и ее перспективы (В.А. Татаринов) 5

Заметки о терминах и терминологии О взаимосвязи истории, языка и терминологии в науке (З.Р. Палютина) 24

О роли метафоры в процессах познания (на материале немецкой космической терминологии) (Г.Г. Ивлева) 26

К вопросу об онтологии научного функционального стиля (С.А. Соболев) 28

О некоторых текстологических признаках немецкого языка науки (Т.В. Юдина) 31

Функциональная стилистика в свете дихотомии «язык - речь» (А.А. Липгарт) 35

О чешском «ониканье» и «онканье» (А.И. Изотов) 37

Цветообозначение земли и почв в фольклоре и в терминологической номинации (В.Г. Кульпина) 40

О развитии понятия «историзм» в книге Н. Эйдельмана «Первый декабрист» (идея неповторимости и сходства) (Марат Н. Жанузаков) 44

О значении термина «исторический роман-хроника» (Марат Н. Жанузаков) 46

Русины (О.Б. Неменский) 48

О понятии «экономическая этика» и его применении к анализу этических доминант деятельности современных корпораций (А.В. Назарчук) 52

Прикладное терминоведение Об адекватном переводе некоторых военно-морских терминов (эпоха Первой Пунической войны 264–241 гг. до н.э.) (С.Ю. Горьков) 58

Реалии Европейского союза и проблема перевода (Ю.Д. Юшина) 61

Изображения «barbagianni» и их символическое значение (Андрей Близнюков) 64

5

Рецензии, обзоры, библиографии Новые пути описания терминологии [Рец. на кн.: Rita Temmerman. Towards New Ways of Terminology Description: The sociocognitive approach. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2000] (В.Д. Лаптев, В.А. Татаринов) 68

Проблемы отраслевой терминологии в историческом освещении [Рец. на кн.: Борхвальдт О.В. Лексика русской золотопромышленности в историческом освещении] (В.В. Варин) 71

Терминологическая идеография [Рец. на кн.: Табанакова В.Д. Идеографическое описание научной терминологии. Тюмень, 1999] (В.В. Дубичинский) 72

Теория и практика лексикографии [Рец. на кн.: Дубичинский В.В. Теоретическая и практическая лексикография. Wien; Charkov, 1998] (В.Д. Табанакова) 74

Новые терминологические словари (В.А. Татаринов) 76

Проблемы понятийно-терминологического обеспечения исследований смешанной речи [Рец. на кн.: Васильева С.Г. Разноязычие (смешанная речь): диалектика явления и сущности. Казань, 1999] (В.А. Татаринов) 77

Тенденции развития лингвориторической терминологии [Рец. на кн.: Ворожбитова А.А. Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты. Сочи, 2000] (В.А. Татаринов) 80

На пересечении стратегических и адаптационных инноваций [Рец. на кн.: Царева Р.Ш. Педагогика развивающего учебного взаимодействия (философско-деонтологический и психологический аспекты): Монография / Стерлитамакский гос. пед. ин-т, 2000] (Г.Б. Жанбуршина, Р.Б. Сабекия) 85

О библиографии славистического языкознания за 1995 г. [Рец. на кн.: Bibliografia językoznawstwa slawistycznego za rok 1995 z uzupełnieniami za lata 1992-1994 / Pod red. Zofii Rudnik-Karwatowej; Opracowali Hanna Karpińska, Zofia Rudnik-Karwatowa, Zenon Mikos przy współudziale slawistów z krajowych i zagranicznych ośrodków naukowych. Warszawa: Instytut Slawistyki PAN; Towarzystwo Naukowe Warszawskie, 1999] (В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов) 87

Библиография рецензий РоссТерм'а на зарубежные издания (В.А. Татаринов) 90

Новые номера терминологических журналов [TermNet News. 2000. No. 67; DTT-Rundbrief. 2000. Nr. 2-3; Neoterm. 1999. No. 35/36; Neoterm. 1999. Nr. 13/14; Lingua legis. 2000. Nr. 8; Biuletyn TEPIS. 2000. Nr. 39] (В.К., В.Т.) 95

Терминологический календарь Терминоведение: классика и новые аспекты (Л.М. Алексеева) 98

Международная конференция по лингводидактике "Языковая компетенция выпускников высшей школы: цели и содержание программы обучения иностранным языкам" (В.Ф. Новодранова) 100

Международная конференция "Системные, структурные и функциональные аспекты терминологии", 17 июня 2000 г. (Терминологические чтения РоссТерм'а. 7) (В.Ф. Новодранова) 101

Варшавский международный конгресс терминологов (В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов) 102

5

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ВЕСТНИК≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓ ⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓

1∗∗∗∗2000

Общее терминоведение

Научная парадигма Российского терминологического общества РоссТерм

и ее перспективы Российское терминологическое общество РоссТерм является общест-

венной организацией, объединяющей научных и практических работни-ков, связанных профессионально с терминологическими ис-следованиями. РоссТерм основан по инициативе В.А. Татаринова в 1993 г. Устав РоссТерм'а зарегистрирован Министерством юстиции России 15 июля 1994 г., № 2338 (см.: Терминоведение. 1994. № 3). С 1 октября 1999 г. РоссТерм осуществляет свою деятельность в соответствии со ст. 21 Федерального закона "Об общественных объединениях".

Основные задачи РоссТерм'а

⇒ координация научных исследований в области терминоведения и

методики преподавания языков для специальных целей, ⇒ содействие в создании терминологических словарей и учебных

пособий, ⇒ организация научных конференций и семинаров в соответствии с

научным профилем РоссТерм'а, ⇒ публикация научных материалов в печатном органе РоссТерм'а

"Терминоведение", ⇒ осуществление научных связей с зарубежными коллегами и тер-

минологическими организациями и др.

Ученый совет РоссТерм'а

Д-р филол. наук В.А. Татаринов - президент, председатель Ученого совета, проф. С.В. Гринев - вице-президент, доц. В.В. Варин - секретарь Ученого совета, канд. филол. наук А.-К.С. Баламамедов - председатель секции "Со-циолингвистические аспекты многоязычия", проф. Л.И. Борисова - предсе-

6

датель секции "Научно-технический перевод", д-р филол. наук М.Н. Воло-дина - председатель Московского городского отделения, канд. техн. наук А.П. Гагарин - председатель секции "Проблемы технической терминоло-гии", Н.А. Иванова - председатель Брянского отделения, проф. С.Г. Каза-рина - председатель Краснодарского отделения, проф. А.И. Комарова - председатель секции "Языки для специальных целей и их преподавание", акад. Н.И. Кулиш - член Ученого совета, д-р филос. наук Э.С. Кульпин - председатель секции "Проблемы терминологии социоестественной исто-рии", доц. В.Г. Кульпина - зав. международным отделом, В.Н. Легостаев - координатор по работе с молодыми кадрами, д-р филол. наук В.М. Лейчик - председатель секции "Теория и история терминоведения", проф. А.А. Ли-пгарт - председатель секции "Метаязык лингвистики и литературоведения", проф. Ю.Н. Марчук - председатель секции "Машинный перевод и терми-нологические банки данных", проф. Л.В. Минаева - председатель секции "Проблемы учебной лексикографии", проф. В.Ф. Нечипоренко - член Уче-ного совета, доц. Н.И. Новикова - секретарь международного отдела, проф. В.Ф. Новодранова - председатель секции "Проблемы естественнонаучной и медицинской терминологии", канд. филол. наук Е.О. Опарина - координа-тор по работе с ИНИОНом РАН, д-р филол. наук А.А. Поликарпов - пред-седатель секции "Общее и прикладное терминоведение", проф. В.Н. Прохо-рова - председатель секции "Проблемы гуманитарной терминологии", проф. Е.Г. Пыриков - председатель секции "Теоретическая и практическая тер-минография", Д.А. Родников - представитель издательства "Московский Лицей", доц. И.Г. Рытова - зам. председателя секции "Проблемы термино-логии исторических наук", доц. В.Д. Табанакова - зам. председателя сек-ции "Теоретическая и практическая терминография", доц. С.Л. Чернов - председатель секции "Проблемы терминологии исторических наук", проф. Л.А. Шкатова - председатель секции "Филологические аспекты терминоло-гии".

Редакционный совет журналов

«Терминоведение», «Терминологический вестник»

Главный редактор: д-р филол. наук В.А. Татаринов. Заместители главного редактора: д-р филол. наук С.В. Гринев, д-р филол. наук М.Н. Володина, канд. филол. наук В.Г. Кульпина. Члены совета: д-р филол. наук Л.И. Борисова, канд. искусствоведения С.С. Ванеян, канд. техн. наук А.П. Гагарин, д-р культурологии В.С. Елистратов, д-р биол. наук З.А. Зорина, д-р мед. наук Г.Г. Кныров, д-р техн. наук Л.Г. Кульпин, канд. эконом. наук, д-р филос. наук Э.С. Кульпин, д-р фи-

7

лол. наук В.М. Лейчик, д-р филол. наук А.А. Липгарт, д-р филол. наук Ю.Н. Марчук, д-р филол. наук Л.В. Минаева, д-р филол. наук В.Ф. Новодранова, д-р геогр. наук В.Ф. Перов, д-р филол. наук В.Н. Прохорова, д-р филол. наук Е.Г. Пыриков, д-р биол. наук А.Е. Седов, д-р пед. наук Ю.С. Тюнников, д-р физ.-мат. наук А.Г. Хунджуа, д-р хим. наук Л.Г. Шодэ

Издательскую деятельность РоссТерм осуществляет на базе изда-

тельства "Московский Лицей", в деятельности научно-редакционного совета которого РоссТерм принимает активное участие.

Научно-редакционный совет

издательства «Московский Лицей»

Д.А. Родников — председатель, доктор филологических наук В.А. Та-таринов (МГУ) — заместитель председателя, доктор филологических наук А.А. Липгарт (МГУ) — заместитель председателя, кандидат ис-кусствоведения С.С. Ванеян (МГУ), кандидат технических наук А.П. Гагарин, кандидат сельскохозяйственных наук Р.И. Зайцева (РАСХН), А.С. Зисман (Инфосистемы Джет), доктор биологических наук З.А. Зорина (МГУ), доктор культурологии В.С. Елистратов (МГУ), доктор медицинских наук Г.Г. Кныров (ГМД департамента здравоохранения г. Москвы), кандидат медицинских наук С.М. Кочанов (ЦНИИС), доктор технических наук Л.Г. Кульпин (ВНИПИМорнефтегаз), кандидат эко-номических наук, доктор философских наук Э.С. Кульпин (РАН), кан-дидат исторических наук К.А. Левинсон (РАН), доктор филологических наук Ю.Н. Марчук (МГУ), доктор географических наук В.Ф. Перов (МГУ), доктор биологических наук А.Е. Седов (РАН), кандидат истори-ческих наук И.П. Смирнов (МГУ), кандидат социологических наук Г.В. Соколова (МГУ), доктор педагогических наук Ю.С. Тюнников (СПИ СГУТиКД), доктор физико-математических наук А.Г. Хунджуа (МГУ), кандидат исторических наук С.Л. Чернов (МГУ), доктор химических наук Л.Г. Шодэ, кандидат психологических наук И.Б. Шуванов (СПИ СГУТиКД).

Изданные книги РоссТерм'а

Вопросы общего, сравнительно-исторического, сопоставите-

льного языкознания / Отв. ред. В.А. Татаринов. М., 1998 (= Лин-гвистическая серия Библиотеки журнала Русский Филологический Вестник. Вып. 2).

8

Вопросы полонистики / Редактор-издатель В.Г. Кульпина. М., 1996. Т. 1; 1997. Т. 2.

Лингвопоэтика. Лингвостилистика. Лингвориторика / Отв. ред. А.А. Липгарт, В.А. Татаринов. М., 1999 (= Лингвистическая серия Библиотеки журнала Русский Филологический Вестник. Вып. 3).

Проблемы социолингвистики и многоязычия / Отв. ред. А.-К.С. Баламамедов, В.А. Татаринов. М., 1997 (= Лингвистическая серия Библиотеки журнала Русский Филологический Вестник. Вып. 1).

Русский Исторический Вестник: Международный ежегодник. / Редакторы-издатели М.С. Судовиков, В.А. Татаринов. М., 1998. Т. 1; 1999. Т. 2; 2000. Т. 3.

Русский Филологический Вестник / Редактор-издатель В.А. Та-таринов. 1,2/1994, 1,2/1995, 1,2/ 1996, 1-2/1997. 1-2/1998.

Терминоведение / Гл. ред. В.А. Татаринов. 3/1993, 1,2,3/1994, 1,2-3/1995, 1-3/1996, 1-3/1997, 1-3/1998.

Терминоведение и профессиональная лингводидактика / Гл. ред. В.А. Татаринов. 1, 2/1993.

Терминологический вестник / Под ред. В.А. Татаринова. 1/2000. Функциональные исследования: Сб.ст. по лингвистике / Ред. А.И.

Изотов, В.А. Татаринов. [1],2/1996, 3,4,5/1997, 6/1998. Абаев В.И. Язык как идеология и язык как техника [1934] // Рус-

ский Филологический Вестник. 1995. № 1. Брагина А.А. Мир животных в мире слов / Вступ.ст. В.А. Татари-

нова. М., 1995. Брагина А.А. Литература на устном экзамене / Отв.ред. В.А. Та-

таринов. М., 1996. Гринев С.В. Введение в терминоведение. М., 1993. Даванкова Е.Г., Любарская Т.Н. Немецкий язык для студентов-

историков = Deutsch für Historiker / Отв. ред. В.А. Татаринов. М., 1996.

Изотов А.И. Семантическая карта императивности. М., 1998. Кривоносов А.Т. Естественный язык и логика. М.; Нью-Йорк,

1993. Кривоносов А.Т. Язык. Логика. Мышление. М.; Нью-Йорк, 1996. К 100-летию со дня рождения Дмитрия Семеновича Лотте // Рус-

ский Филологический Вестник. 1998. № 1-2. Кузнецова Е.И. Государство и театр. М., 2000. Липгарт А.А. Лингвопоэтическое сопоставление: Теория и ме-

тод. М., 1994.

9

Липгарт А.А. Методы лингвопоэтического исследования. М., 1997.

Марсакова Т.Т. Синтаксические дериваты русского языка. М., 1994.

Программы по истории и теории терминоведения // Русский Фи-лологический Вестник. 1997. № 1-2.

Строим прочную семью / Перевод с английского В.И. Зубкова. М., 1997.

Татаринов В.А. Немецко-русский исторический словарь. М., 1993.

Татаринов В.А. История отечественного терминоведения. [Т. 1:] Классики терминоведения. М., 1994.

Татаринов В.А. История отечественного терминоведения: В 3 т. Т. 2: Направления и методы терминологических исследований. М., 1995. Кн. 1; 1999. Кн. 2.

Татаринов В.А. Теория терминоведения: В 3 т. Т. 1: Теория тер-мина. М., 1996.

Татаринов В.А. Терминоведение: Указатель работ, опубликован-ных отечественными терминологами в ХХ веке. М., 1998.

Татаринов В.А. Учебник немецкого языка: С основами научного перевода [с приложением аудиокурса]. М., 2000.

Терминоведение и преподавание иностранных языков / Отв. ред. С.В. Гринев. М., 1999.

Готовятся к изданию

Терминологический вестник. М., 2001. № 2. Татаринов В.А. История отечественного терминоведения. Т. 3. М.,

2001. Татаринов В.А. Дополнения к Указателю по терминоведению. М.,

2001 (просьба к терминологам подавать списки работ, не включенных в Указатель 1998 года, до 1 декабря 2000 года).

Избранные труды действительных членов Российского терминологи-ческого общества РоссТерм. М., 2002.

Татаринов В.А. Теория терминоведения. Т. 2. М., 2003. Терминоведение: Энциклопедический словарь. М., 2004 (принима-

ются словарные статьи). Татаринов В.А. Теория терминоведения. Т. 3. М., 2005. Функциональные исследования: Сборник статей по лингвистике /

Ред. А.И. Изотов, В.А. Татаринов. Вып. 7 (= Библиотека журнала Рус-ский Филологический Вестник).

10

Журналы РоссТерм'а

Редактор-издатель В.А. Татаринов

Журнал издается с 1879 года. До 1917 года было издано 78 томов. Изда-ние журнала возобновлено в 1994 году. В журнале публикуются работы, посвященные проблемам языка и словесности, а также исследования по методике преподавания литературы и лингводидактике. Адресуется широкому кругу читателей, но в первую очередь — специалистам в области языков и литератур.

Редакторы-издатели

М.С. Судовиков, В.А. Татаринов

• это журнал реального исторического процесса и объективной исторической науки.

• это журнал актуальных публикаций о прошлом мировой цивилизации и культуры и их современном становлении.

• это журнал новейших разработок по вопросам теории и дидактики истори-ческой науки.

• это журнал междисциплинарных исследований в исторической науке. • это журнал вводимых впервые в научный оборот архивных документов. • это журнал историков — признанных лидеров современной исторической

науки. • это журнал молодых историков — будущего исторической науки. • это Школа дискурсивной истории: истории в тексте и текста в истории. Издается с 1998 года

11

Главный редактор В.А. Татаринов

В журнале публикуются работы по проблемам терминоведения и препо-давания иностранного языка для специальных целей. Освещаются ос-новные проблемы истории, теории и методологии терминоведения как самостоятельной лингвистической дисциплины. Издается с 1993 года.

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ВЕСТНИК≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓ ⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓⇓

Главный редактор

В.А. Татаринов Журнал является научно-информационным изданием Российского тер-минологического общества РоссТерм. В журнале освещаются основные направления терминологической деятельности РоссТерма и зарубежных терминологических организаций. Публикуются результаты исследова-ний терминов и терминологий. Обсуждаются новинки терминологиче-ской литературы. Ведется "терминологический" календарь. Издается с 2000 года.

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЛИНГВО/ ДИДАКТИКА

Главный редактор В.А. Татаринов

Лейтмотивом журнала является положение о том, что терминоведение и профессиональная лингводидактика служат преподавателю иностранно-го языка для специальных целей методологическим ориентиром. №№ 1, 2 опубликованы в 1993 году под названием "Терминоведение и профес-сиональная лингводидактика".

12

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ЛИНГВИСТИКЕ

Редакторы А.И. Изотов, В.А. Татаринов

В статьях журнала освещаются различные аспекты функционирования языковой системы, в частности вопросы развития языка, языковой нор-мы, языковой прагматики, социолингвистики, психолингвистики, линг-востилистики, перевода, лингводидактики. Издается с 1996 года.

••••••••• ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СЕРИЯ

•••••••••••••••••••••••••••••••••••

Главный редактор В.А. Татаринов

В Лингвистической серии публикуются тематические сборники по про-блемам общего языкознания. К настоящему времени опубликованы: Проблемы социолингвистики и многоязычия; Вопросы общего, сравни-тельно-исторического, сопоставительного языкознания; Лингвопоэтика. Лингвостилистика. Лингвориторика. Планируемые издания: Проблемы перевода; Психолингвистика и лингводидактика. Издается с 1997 года.

ВОПРОСЫ

ПОЛОНИСТИКИ

Редактор-издатель В.Г. Кульпина

В журнале публикуются статьи, посвященные проблемам польского языка и литературы, а также методические исследования в области по-лонистики, библиографические обзоры по польскому языку и ли-тературе, рецензии. Издается с 1996 года.

13

Актуальная информация

• Ежегодно в июне месяце обществом проводится международная научная конференция "Терминологические чтения РоссТерм'а". Прием тезисов - до 1 февраля (перед отправкой тезисов обязательно уточнить в Ученом совете, будет ли конференция проводиться в текущем году). Материалы 7 предыдущих конференций опубликованы в журнале "Тер-миноведение", сборнике "Терминоведение и преподавание иностранных языков" и журнале "Научно-техническая терминология". 2000. № 2. • В состав РоссТерм'а входят 57 отделений России (в том числе 45 региональных). РоссТерм имеет научные связи с ведущими междуна-родными и национальными терминологическими центрами. • Ведется оргработа по созданию при РоссТерм'е Российского терми-нологического университета им. Д.С. Лотте. РТУ им. Д.С. Лотте - это второе высшее образование с присвоением квалификации "Терми-нолог". Имеются также специализации: преподаватель иностранного языка (в том числе русского как иностранного) в неязыковом вузе, ре-ферент-переводчик специальной литературы, специалист в области стандартизации терминологии, терминографии, терминологической номинации, редактирования специальной литературы. • За значительные научные достижения в области терминоведения РоссТерм учредил 5 ежегодных премий: им. Д.С. Лотте, им. Э.К. Дрезе-на, им. Г.О. Винокура, им. А.А. Реформатского, им. П.А. Флоренского. • Лауреаты премий — 1994 г.: С.В. Гринев, Т.Д. Михайленко, Ю.Н. Марчук, Zygmunt Stoberski, А.В. Суперанская, Н.В. Подольская, Н.В. Васильева; 1995 г.: В.А. Татаринов, И.П. Смирнов, Н.Б. Гвишиани, Им Хынг Су, В.В. Бибихин; 1996 г.: М.Н. Володина, А.И. Изотов, В.Н. Про-хорова, Birgit Moschitz-Hagspiel, Н.А. Ильина; 1997 г.: В.М. Лейчик, А.А. Липгарт, Л.И. Борисова, Helmi B. Sonnenveld, Kurt L. Loening; 1998 г.: С.М. Кочанов; 1999 г.: Л.М. Алексеева, С.Г. Казарина, Д.Ф. Попов.

Книги,

удостоенные премий РоссТерм'а

Алексеева Л.М. Термин и метафора. Пермь, 1998. Бибихин В.В. Язык философии. М., 1993. Володина М.Н. Национальное и интернациональное в процессе тер-минологической номинации. М., 1993. Володина М.Н. Термин как средство специальной информации. М., 1996. Гвишиани Н.Б. Терминология в обучении английскому языку. М.,

14

1993. Гринев С.В. Введение в терминоведение. М., 1993. Ильина Н.А. Геогностика сквозь призму языка. М., 1994. Казарина С.Г. Типологические характеристики отраслевых термино-логий. Краснодар, 1998. Липгарт А.А. Лингвопоэтическое сопоставление: Теория и метод. М., 1994. Марчук Ю.Н. Основы терминографии. М., 1992. Михайленко Т.Д. Формирование и функционирование национальной военной терминосистемы. М., 1994. Попов Д.Ф. Проблема российской абсолютной монархии (верховная власть) в русской исторической науке. М., 1999. Прохорова В.Н. Русская терминология (Лексико-семантическое об-разование). М., 1996. Смирнов И.П. От марксизма к идеализму: М.И. Туган-Барановский, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев. М., 1995. Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая термино-логия [В 2 кн.]. М., 1989, 1993. Татаринов В.А. История отечественного терминоведения. Классики терминоведения. М., 1994. Им Хынг Су. Становление терминологической лексики русского языка. М., 1995. Birgit Moschitz-Hagspiel. Die Sowjetische Schule der Terminologie (1931-1991). Wien, 1994. Helmi B. Sonneveld, Kurt L. Loening. Terminology. 1994-1997.

Zygmunt Stoberski. To Live and Survive. Warszawa, 1993.

Теперь перейду собственно к теоретическим проблемам формирова-ния новой научной парадигмы в отечественном терминоведении.

Когда в 1934 году была опубликована статья В.И. Абаева [Абаев 1934], судьбе угодно было распорядиться так, что она оказалась одним из самых цитируемых произведений отечественных языковедов в среде терминологов. Не случайной поэтому была перепечатка этой статьи через 60 лет в журнале "Русский Филологический Вестник", издаваемом Российским терминологическим обществом РоссТерм [Абаев 1995]. "Терминологический" успех статьи В.И. Абаева был обусловлен прежде всего ее методологической направленностью: отечественные термино-логи, находящиеся в условиях методологической неразберихи своего времени, получили достаточно верные ориентиры в семантических про-цессах, которые лежат в основе любого терминологического производ-ства [Татаринов 1998а].

15

Собственно терминологическую основу отечественного терминове-дения приходится искать все-таки в работах Е. Вюстера. Подробно о вюстерианских основах русского, а также и мирового терминоведения можно прочитать в четырех основных на сегодняшний день работах [Grinev 1993a; Laurén/Picht 1993; Moschitz-Hagspiel 1994; Татаринов 1996a]. Никто из названных (равно как и не названных) авторов не со-мневается в вюстерианском происхождении терминоведения, однако понимание сущностных характеристик, особенностей вюстерианства и его основополагающего влияния на русское терминоведение разными авторами в значительной степени различно.

Отмечу лишь те мыслительно-аксиологические дивергенции авторов, которые в какой-то мере проецируются на концептуально-структурный состав новой парадигмы русского терминоведения.

К. Лаурен и Х. Пихт верно отмечают, что влияние книги Вюстера на русское терминоведение не было незначительным, но при этом они глубоко ошибаются, когда говорят только о косвенном воздействии этой книги, поскольку, по их мнению, эта книга практически не цитирова-лась. Но ведь не цитировалась книга Вюстера не потому, что ее не зна-ли, а совсем по другой причине: во введении к ней, написанном Э.К. Дрезеном, книга характеризовалась как буржуазная, а посему использо-вать ее при социалистическом строительстве рекомендовалось только в отдельных моментах [Татаринов 1993].

Именно такая оценка предопределяла факт отсутствия цитирования книги на долгие годы. Но фактически с книгой Вюстера (в немецком оригинале 1931 года [Wüster 1931] и в русском переводе 1935 года [Вю-стер 1935]) знакомился к а ж д ы й терминолог. И до конца 50-х гг., пока инициатива в терминологической деятельности не перешла в руки язы-коведов, терминологические исследования шли полностью в русле по-нятийно ориентированной терминологической концепции Вюстера.

Стоит отметить, что рецепция отношения между понятием и терми-ном, вопреки мнению К. Лаурена и Х. Пихта, явно не базировалась на Соссюре. Нам известна только одна терминологическая прососсюриан-ская работа - работа В.А. Звегинцева [Звегинцев 1995], но она, во-первых, была опубликована в 1956 г. и, во-вторых, терминоведами ни-когда не цитировалась по причине ее неизвестности. Мнение о соссюри-анской базе категории русского терминоведения понятие/термин несо-стоятельно уже потому, что один из классиков русского терминоведения А.А. Реформатский при рассмотрении трихотомии поня-тие/значение/термин исходил из релятивистской концепции значения Гуссерля [Реформатский 1968]. Кстати, в этой же работе Реформатский основательно критикует взгляды Соссюра.

16

Мнение Т.Л. Канделаки, приводимое К. Лауреном и Х. Пихтом, о том, что понятия могут существовать и вне терминов, оценивается рус-скими терминологами скорее как недостаток логического образования [Самбурова 1998], но ни в коей мере не квалифицируется как научная теория.

Удивительно, но в большей степени из Вюстера заимствовались ха-рактерологические моменты при описании терминологии (так на-зываемые требования к термину), а не классификации понятийных си-стем (в России была своя сильная логико-философская традиция). При этом лингвистические изобретения Вюстера, как зачастую не вписы-вавшиеся в русскую лингвистическую традицию, также не принимались во внимание.

Сомнительным кажется утверждение К. Лаурена и Х. Пихта, что терминоведение в России сформировалось на стыке логики, языкозна-ния, онтологии, информатики и отраслевых наук. Это - взгляд на рус-ское терминоведение глазами вюстериацев. Я предпринял многочислен-ные штудии, чтобы показать, что русское терминоведение - это лингви-стическая дисциплина, в которой достижения других наук используются в той мере, в какой они могут использоваться и в любой другой науке, не придавая ей характера пограничной науки [Татаринов 1996b]. Я не отрицаю, что в русском терминоведении есть приверженцы терминове-дения как пограничной дисциплины, но аргументация этих терминоло-гов сводится в основном к пересказу известной статьи Вюстера 1974 года [Wüster 1974].

Теперь приведу некоторые постулаты, которые характеризуют со-временное русское терминоведение как вступающее в новую парадигму.

Русское терминоведение является лингвистической дисциплиной. Если до недавнего времени иногда возникал вопрос о междисципли-

нарном характере терминоведения (особенно после статьи [Wüster 1974]), то после двухтомного исследования [Татаринов 1994; 1995a; 1999] по истории русского терминоведения стало очевидно, что терми-новедение в России развивается в русле понятийно-категориального аппарата языкознания, формируя свой исследовательский аппарат, в том числе с помощью заимствования (по необходимости) мыслительных категорий других наук.

Русское терминоведение находится в гносеологической стадии вто-рой пирамиды.

Терминоведение, как и любая вновь создаваемая отрасль науки, в своем гносеологическом развитии претерпела эволюционный эффект, названный эффектом двух пирамид (впервые описан в [Татаринов 1995b]). Вначале терминоведение оперировало понятиями и категория-

17

ми, которые находились как бы в основании пирамиды. Затем происхо-дит процесс интенсионально-экстенсиональных изменений понятийного аппарата, который в определенный момент достигает своего пика - вер-шины пирамиды: наступает осознание сформировавшейся дисциплины. С этого момента начинается активная дифференциация используемого понятийного аппарата и дробление, филиация, единой дисциплины на многочисленные подотрасли. В результате вторая пирамида стоит уже на своей вершине, и в росте знания превалируют экстенсиональные моменты, тем самым основание второй пирамиды оказывается уже вверху.

В русском терминоведении филиация и аспектация терминоведче-ских знаний наиболее активно происходили с 1972 (закрепление назва-ния "терминоведение") по 1993 гг. (выход книги [Гринев 1993b], в кото-рой в максимальной степени представлено аспектуально-филиационное состояние русского терминоведения).

Кратко это состояние можно суммировать следующим образом. Филиация в терминоведении идет по объектно-предметному осно-

ванию: общее терминоведение, отраслевое терминоведение, рефлексив-ное терминоведение (история и теория терминоведения), дескриптивное терминоведение, прескриптивное терминоведение, типологическое тер-миноведение, сопоставительное терминоведение, ономасиологическое терминоведение, семасиологическое терминоведение, диахроническое терминоведение, функциональное терминоведение, прикладное терми-новедение и др.

Аспектация производится по методу, техникам исследования и смежным дисциплинам: лингвистические аспекты, логические аспекты, гносеологические аспекты, когнитивные аспекты, информационные аспекты, переводческие аспекты, дискурсивные аспекты, онтологиче-ские аспекты, нормативные аспекты и др.

В основе дифференциации понятий и категорий лежит кумулятивно-прогрессивный феномен эпистемологического процесса: переопределя-ются такие понятия, как "термин", "специальная лексика", "не-однозначность терминологии", "терминологическая система", "тер-миноэлемент", "терминопорождение" и многие другие.

Естественно, что названные три эволюционных процесса инте-гративны.

В новой парадигме упорядочение и стандартизация терминологии относятся к прикладной, периферийной сфере терминологической де-ятельности.

В то время как терминологические исследования начинались с раз-решения задачи стандартизации терминологии и сама дисциплина "тер-

18

минология" подразумевала именно стандартизацию терминологии, в новой парадигме нормирование терминологии стало частной пробле-мой. Так называемые требования к термину потеряли свой глобально-терминологический смысл и вышли из собственно научного оборота.

В исследовании семантики термина центральной проблемой стано-вится проблема неоднозначности термина.

Происходит численный рост понятий, характеризующих неодно-значность термина. Полисемия уступает место таким терминам, как амбисемия, эврисемия, анасемия, которые употребляются в терминове-дении с более точно дефинированным интенсионалом, чем слова неод-нозначность, неясность, неопределенность, расплывчатость, экви-вокация, прототипичность и под. В этом случае исследование феноме-на вариантности не ведет терминолога к борьбе с ней, а направляет его усилия к обнаружению и описанию ее сущностной стороны, т.е. отделя-ет ее от вариантности общеязыковой.

С точки зрения нового терминоведения термин исключительно синтагматичен.

Синтагматика термина начинается с уровня коллигации, проходит через уровень текста и заканчивается на уровне теории или отрасли. Здесь главная проблема для терминолога - исследование путей форми-рования интенсионала термина и его лингвистических проявлений.

Новое терминоведение сформировало в своем составе дидактиче-ский департамент.

Существуют не только вышеупомянутые систематические учебники по теории и истории терминоведения, но и подробные программы учеб-ных курсов по терминоведению. С программой С.В. Гринева "Введение в терминоведение" на английском языке можно ознакомиться в DTT-Rundbrief 1/95, S. 61-64, на немецком языке - в книге [Moschitz-Hagspiel 1993], S. 256-262, здесь же программа Гринева "Введение в термино-графию", S. 263-266. На русском языке программы В.А. Татаринова по истории и теории терминоведения опубликованы в Русском Филологи-ческом Вестнике 1-2/97. Предполагается, что в научный обиход более активно войдут программы, которые были опубликованы в малодоступ-ных изданиях или остались неопубликованными (программы И.И. Кова-лика, В.М. Лейчика, Т.Л. Канделаки, Г.С. Коляденко, П.В. Веселова и др.).

Таким образом, можно констатировать, что, сохранив объект терми-новедения, новая парадигма изменила его предмет. В предыдущей пара-дигме объект и предмет совпадали - это были термины или их совокуп-ности [Лейчик 1989]. В новой парадигме весь исследовательский аппа-рат направлен на то, чтобы прояснить пути взаимодействия на лексико-

19

терминологическом уровне обыденного и специального мышления в аспекте онтогенетического, филогенетического и дидактического ста-новления homo scienciae.

В заключение перечислю имена ученых, вносящих значительный вклад в развитие современного русского терминоведения, и назову фор-мы работы, в которых проходит терминологическая деятельность в Рос-сии.

В.А. Татаринов, С.В. Гринев, В.М. Лейчик, А.В. Суперанская, Н.В. Васильева, Л.А. Морозова - проблемы рефлексивного терминоведения;

Т.Х. Каде, А.В. Патиниоти, В.В. Варин - терминоведческая историо-графия;

В.П. Даниленко, В.Н. Прохорова, М.Н. Володина, А.Е. Седов, С.П. Хижняк, Л.А. Динес - проблемы терминообразования и терминологиче-ской номинации;

Л.Б. Ткачева, А.-К.С. Баламамедов - социолингвистические аспекты; С.Д. Шелов - логические и прикладные аспекты; В.Ф. Новодранова, Л.А. Манерко, Л.С. Рудинская - когнитивные ас-

пекты, терминообразование (на материале медицинской терминологии); Г.Г. Самбурова - логические аспекты, проблемы упорядочения и

стандартизации (в новых работах старейшего сотрудника KНTT Самбу-ровой можно прочитать не только о ее взглядах на проблемы упорядо-чения и стандартизации терминологии, но и о том, как неправильно понимался научным сообществом так называемый "радикализм" KНTT в вопросах стандартизации, например отношение к синонимии, полисе-мии, переформулированию дефиниций);

А.С. Герд, Н.А. Ильина, Л.Ю. Буянова, Л.М. Алексеева - дискурсив-ные аспекты;

С.Г. Казарина, С.П. Кушнерук - типологическое терминоведение; Л.А. Шкатова, Т.С. Коготкова - филологические аспекты; А.С. Герд, С.В. Гринев, Ю.Н. Марчук, З.И. Комарова, Е.Г. Пыриков,

Л.В. Минаева, В.Д. Табанакова, О.В. Борхвальдт, Ю.Н. Новиков - про-блемы терминографии;

А.С. Герд, Л.Л. Нелюбин, Ю.Н. Марчук, А.А. Поликарпов - термино-логические банки данных, математические методы, машинный перевод;

Л.И. Борисова - терминологические аспекты перевода; Е.С. Анюшкин - отраслевое терминоведение; Э.С. Кульпин, И.П. Смирнов, Д.Ф. Попов - историческая терминоло-

гия; Н.Б. Гвишиани, М.И. Черемисина, А.А. Липгарт, Н.В. Васильева,

А.А. Ворожбитова, А.И. Изотов - лингвистическая терминология; Н.Н. Кулиш, Е.В. Бекишева, Г.В. Шуракова, З.Р. Палютина, С.М.

20

Кочанов - медицинская терминология; В.Г. Кульпина - специальная лексика польского языка; П.В. Веселов, А.И. Новиков, А.И. Комарова, Т.Д. Михайленко, С.Е.

Никитина, Л.А. Городецкая, А.Н. Лаврова - терминология и LSP. Со списками работ, опубликованными этими и другими терминоло-

гами, можно ознакомиться в терминологическом указателе [Татаринов 1998b].

Терминологические исследования проводятся на широком культуро-логическом фоне. РоссТерм издает 8 историко-филологических журна-лов. Активизации теоретических исследований способствовало то, что в последние годы терминологи освободились от методологической моно-полии государственных органов стандартизации, таких, как ВНИИКИ.

Сейчас, действительно, уже нет необходимости говорить о важности для государства разного типа терминологических организаций. Однако общественная практика показывает, что автоматически терминологиче-ские центры все-таки не конституируются. Поэтому в заключение хоте-лось бы обратить внимание на несколько организационных принципов, которые, по нашему мнению, должны лежать в основе вновь организуе-мого терминологического центра (если кто-то еще решится на такой "безумный" шаг).

1. Принцип научно-методологического фундирования организацион-ных мероприятий.

Опыт терминологических организаций России показывает, что тер-минологические организации даже чисто прагматической направленно-сти периодически оказываются в тупике при решении элементарных терминологических проблем. Поневоле вспоминается одно из тонких рассуждений проф. H. Felber'а, который весьма убедительно говорил, что вызывают великое изумление дскуссии практиков-стандартизаторов терминологии, когда они обсуждают, к примеру, вопрос, чтó считать синонимами в терминологии, хотя знание данного вопроса должно яв-ляться обязательным компонентом профессиональной подготовки стан-дартизатора. При отсутствии же таковой не только теряется драгоценное время, но и никогда не может быть достигнут необходимый результат.

Методологическая подготовка организаторов терминологического центра позволяет также адекватно видеть возникающие терминологиче-ские проблемы и находить их результативные решения. Так, в Россий-ском терминологическом обществе после того, как была изучена сущ-ность полисемии термина и установлены такие ее разновидности, как амбисемия, эврисемия и анасемия, мы избавились от многих бесплод-ных дискуссий и внесли значительные коррективы в лексикографиче-скую практику и лингводидактический процесс.

21

2. Принцип целенаправленной организации терминологических меро-приятий.

В соответствии с методологическими установками, принятыми тем или иным терминологическим центром, проводятся все научно-организационные мероприятия. Общеизвестными являются гносеологи-ческие признаки, характеризующие конституирование и самостоятель-ность того или иного вида научно-практической деятельности (научная и учебная литература, определенные формы организации сообществ по интересам, подготовленные кадры, научный предмет занятий, комплекс профессиональных регулятивных идей и др.). Например, если РоссТерм принял постулат о лингвистической основе терминоведения как научной дисциплины, вся публикационная деятельность была организована на фоне восьми издаваемых обществом историко-филологических журна-лов (что, впрочем, совсем не исключает ведения довольно плодотвор-ных дискуссий на страницах этих изданий по разным подходам к реше-нию различных проблем современного терминоведения). Аналогично проблема стандартизации, например, была определена в РоссТерм'е как проблема прикладная, а не методологическая. В соответствующем клю-че проводились и все другие мероприятия.

3. Принцип строгого определения состава членов терминологиче-ского центра и его руководителей.

Обычно членство определяется Уставом организации. В РоссТерм'е, соответственно, основной контингент членов общества составляют язы-коведы и преподаватели иностранных языков. На втором месте - специ-алисты других отраслей знания, интересующиеся вопросами понятийно-категориального аппарата своей отрасли. Однако данная группа специа-листов обычно объективно не имеет лингвокреативной подготовки и может создать ложный эмоциональный компонент в терминологической деятельности, в том числе и, например, при реализации лексикографи-ческих проектов. И совсем опасным является стремление некоторых членов общества направить работу центра в откровенно коммерческое русло. Многие начинания и во многих странах потерпели крах именно в силу вульгарной коммерциализации терминологических мероприятий.

4. Принцип корректного отношения к государственным учреждени-ям и государственным служащим.

Здесь не место заниматься созданием психологических портретов государственного служащего, но надо иметь в виду, что к терминологи-ческой деятельности, к ее творческо-мыслительному характеру государ-ственные службы никогда не будут "равнодушными".

По большому счету, создание любого терминологического центра влечет за собой не только перестройку концептуального аппарата тер-

22

миноведения в отдельно взятой стране или регионе, но и объективно провоцирует перераспределение интеллектуальной собственности со всеми вытекающими из этого последствиям.

В качестве прогноза на будущее научной парадигмы РоссТерм'а приведу мои некоторые ответы на вопросы редакции журнала "Научно-техническая терминология". "Прогнозировать можно без боязни, ответ-ственности никакой не несешь, правда на тысячелетие вперед - это уж слишком масштабно. Ограничимся ближайшей перспективой. Французы говорят, что трудно бывает первые сто лет, а потом все наладится. Так вот я думаю, что семь лет работы РоссТерм'а при ее сопоставлении с деятельностью терминологических организаций Европейского союза показали следующее. В России работа терминологических служб будет востребована где-то к 2050 году. До тех пор терминологи будут оста-ваться научным "меньшинством" с соответствующим к нему отношени-ем.

Все проблемы в деньгах. Точнее, в их отсутствии. Нужен миллионер, который, как Вюстер, непреодолимо влюбился бы в терминологию. Если бы не личные деньги Вюстера, до сих пор не было бы никакой концентрации терминологической деятельности в Европе. Возможен вариант, когда это место занял бы человек из властных структур. Но этот вариант из области фантазии. Ведь когда РоссТерм опубликовал проект открытия Терминологического университета в газете "Вузовские вести", никто (!) не проявил интереса к этой информации. Так что о планах говорить сложно.

Самая главная проблема - административная. Обсуждение научных проблем можно планировать, если есть гарантия, где их обсуждать и когда обсуждать, а как реализовать? Без бюджетного коллектива это невозможно. Конечно, в науке важной является хотя бы вербальная постановка проблемы. Но на общественных началах и проблемы как-то с трудом выплясываются" [НТТ. 2000. № 2].

Слишком пессимистично? Возможно.

Примечания Абаев 1934. Абаев В.И. Язык как идеология и язык как техника. Когда се-

мантика перерастает в идеологию // Язык и мышление. Л. II. Абаев 1995. Абаев В.И. Язык как идеология и язык как техника. Когда се-

мантика перерастает в идеологию // Русский Филологический Вестник. ¹ 1. Wüster 1931. E. Wüster. Internationale Sprachnormung in der Technik, besonders

in der Elektrotechnik. Berlin. Вюстер 1935. Е. Вюстер. Международная стандартизация языка в технике.

Л., М.

23

Wüster 1974. E. Wüster. Die allgemeine Terminologielehre - ein Grenzgebiet zwischen Sprachwissenschaft, Logik, Ontologie, Informatik und den Sachwissen-schaften // Linguistics. 119 (1).

Grinev 1993a. S.V. Grinev. Terminological Research in the Former USSR // Knowledge Organisation. 20, No. 3.

Гринев 1993b. С.В. Гринев. Введение в терминоведение. М. Звегинцев 1995. В.А. Звегинцев. Проблема знаковости языка [1956] // Тата-

ринов 1995а. Laurén/Picht 1993. C. Laurén / H. Picht (Hg.). Ausgewählte Texte zur Termi-

nologie. Wien. Лейчик 1989. В.М. Лейчик. Предмет, методы и структура терминоведения:

Автореф. ...дис. д-ра филол. наук. М. Moschitz-Hagspiel 1993. B. Moschitz-Hagspiel. Die sowjetische Schule der Ter-

minologie (1931-1991). Wien. Реформатский 1968. A.A. Реформатский. Термин как член лексической си-

стемы языка // Татаринов 1994. Самбурова 1998. Г.Г. Самбурова. Идея Д.С. Лотте о рационализации терми-

нологии и ее гносеологические пределы // Русский Филологический Вестник. № 1/2.

Татаринов 1993. В.А. Татаринов. Из истории отечественного терминоведе-ния: Э.К. Дрезен // Вопросы языкознания. № 3.

Татаринов 1994. В.А. Татаринов. История отечественного терминоведения. М.

Татаринов 1995a. В.А. Татаринов. История отечественного терминоведения. M. Т. 2, Кн. 1.

Татаринов 1995b. В.А. Татаринов. Формирование функционально-сти-листического направления в русском терминоведении // S. Gajda (Ed.). Sty-listyka. Opole. IV.

Татаринов 1996a. В.А. Татаринов. Теория терминоведения. M. Т. 1. Татаринов 1996b. В.А. Татаринов. Исторические и теоретические основания

терминоведения как отрасли отечественного языкознания: Автореф. ...дис. д-ра филол. наук. M.

Татаринов 1998а. В.А. Татаринов. Феноменология термина // Русский Фи-лологический Вестник. № 1-2.

Татаринов 1998b. В.А. Татаринов. Терминоведение. Указатель работ, опуб-ликованных отечественными терминологами в ХХ веке. M.

Татаринов 1999. В.А. Татаринов. История отечественного терминоведения. М. Т. 2, Кн. 2.

Tatarinov, Lipgart 1995. V.A. Tatarinov, A.A. Lipgart. Russian Terminology So-ciety (RossTerm) // Terminology. No. 1.

доктор филологических наук

© В.А. Татаринов, 2000

24

Заметки о терминах и терминологии

О взаимосвязи истории, языка и терминологии в науке

Взаимосвязь языка и истории яаляется общепризнанной, поскольку

история пронизывает язык, современное состояние которого не может быть правильно осмыслено вне связи с прежними периодами его исто-рического развития, с историей народа и его культуры. Накопление человеческого опыта и его передача последующим поколениям проис-ходят через язык. При разграничении исторического и современного состояния языка необходимо учитывать, что история и современность находятся в тесном диалектическом единстве. С одной стороны, совре-менность есть не что иное, как развивающаяся историческая действи-тельность. Глубокое знание современности позволяет лучше понять прошлое, суть исторических фактов и событий. С другой стороны, зна-ние истории позволяет видеть тенденции развития, точнее определять, что относится к прошлому, к настоящему и что представляет собой бу-дущее языка.

Рассмотрение языка как исторического явления дает возможность охватить весь динамический комплекс его проблем, взаимосвязей, функций. Язык при историческом подходе к нему предстает как единый, целостный процесс, связанный с формированием, функционированием, хранением исторических ценностей, с критическим преодолением уста-ревших и становлением новых форм, со сложными системами корреля-ций многообразных проявлений.

Диалектика процесса развития языка предполагает решение вопроса: влияют ли на этот процесс только лингвистические или он испытывает воздействие и экстралингвитических факторов. В основе развития, как известно, лежат внутренние причины; внешние — тоже влияют на раз-витие, но свое воздействие они оказывают только через внутренние. Язык развивается по своим законам, но не в отрыве от внешних факто-ров. Существует неразрывная связь и взаимообусловленность внешних и внутренних причин, как в процессе формирования, так и в ходе измене-ния. Развиваясь с учетом изменившихся условий, впитывая новые, все более совершенные формы и методы, исторический опыт является надежным арсеналом в развитии языка.

В процессе исторического развития языка при сохранении опреде-ленной преемственности различных отрезков его истории происходит непрерывное обновление его словарного состава и его подсистемы — терминологии — той части лексики, которая наиболее чувствительна к

25

внешним воздействиям. Лексика терминологической направленности, являясь неотъемлемой частью лексического состава общелитературного языка, отражала и отражает те требования, которые характерны для данного конкретного исторического этапа и связаны с решением науч-ных проблем. Любое нововведение в науке сопровождается появлением новых слов и выражений. База терминологических данных существенно обогащалась по мере развития, углубления конкретно-исторических знаний.

Формирование терминологии всегда составляло предмет особого ин-тереса на всех этапах исторического развития. Когда употребляется понятие «формирование», то имеется в виду единство объективных и субъективных условий и факторов, определяющих процесс становления и развития терминологии. К таким факторам относится, прежде всего, эволюция науки, эффективное развитие которой невозможно, во-первых, без сознательной и творческой деятельности людей, во-вторых, без соответствующего уровня развития самого общества.

Рождение любой области научного знания связано с формированием системы понятий, их взаимосвязи. Становление науки осуществляется в среде сформировавшегося и предшествующего любому мыслительному акту языка. Наука подвержена влиянию языка, и вся ее проблематика и понятийный аппарат закодированы в языке. Язык науки совершенству-ется вместе с наукой и отражает уровень ее развития в каждую эпоху [1]. Любое современное состояние языка является результатом его длитель-ного развития и совершенствования форм.

Изучение терминосистемы конкретной научной дисциплины являет-ся актуальной проблемой, так как по развитию терминологии данной дисциплины можно судить о тенденциях ее развития. Прогресс науки, развитие новых методов исследования обеспечивают накопление огром-ного количества нового фактического материала, приводят к пересмотру и переоценке ранее существующих представлений, к возникновению большого числа новых терминов. Их количество и состав находятся в строгой зависимости от развития науки: каждое новое открытие требует новых терминов. Вместе с тем, увеличение объема информации, процес-сов дифференциации и интеграции специальностей, развитие межнаци-ональных связей, отсутствие нормативной терминологии неизбежно ведет к терминологической разобщенности. Как следствие, возникает необходимость в развитии работ по упорядочению и стандартизации научной терминологии и совершенствования путей терминотворчества [2].

Примечания [1] Непревзойденным первопроходцем в постановке и обсуждении этой

проблемы был, как известно, Л. Ольшки. См. его трехтомное исследование:

26

История научной литературы на новых языках. М.; Л., 1933-1934. Т. I-III. Из-влечения из его работы опубликованы в: Татаринов В.А. История отечественно-го терминоведения. М., 1999. Т. 2, Кн. 2.

[2] Подробнее см.: Палютина З.Р. К вопросу о цивилизационном подходе к терминологии // РИВ. 2000. Т. 3.

кандидат филологических наук © З.Р. Палютина, 2000

О роли метафоры в процессах познания (на материале немецкой космической терминологии) Язык и человеческая жизнь тесно взаимосвязаны между собой. Для

метафоризации большое значение имеют внеязыковые и внутриязыко-вые процессы. Язык постоянно приспосабливается к новым, меняющим-ся условиям коммуникации, сохраняя свою относительную стабиль-ность, ведь благодаря ему осуществляется преемственность опыта поко-лений людей, их культуры. (Die Sprache ist ein tradiertes Phänomen.) По-этому многие слова претерпевают постоянные семантические измене-ния, но непрерывность жизни языка не нарушается.

Семантическая деривация очень многообразна. Процесс метафори-зации является универсальным и закономерным. Семантический потен-циал слов неисчерпаем, их семантические границы постоянно смещают-ся, определённую роль играют при этом когнитивные и психологиче-ские факторы.

Метафоризация – наиболее распространённая форма семантической деривации, её возможности безграничны. Здесь тоже обнаруживаются свои закономерности, чаще всего метафора наблюдается в сфере суще-ствительных.

Как известно, персонификация является самым древним видом мета-форы и наиболее распространённым. Это тоже закономерно, что под-тверждается историческим развитием языка. Существуют общеязыко-вые метафоры. Ср.: Das Regenwasser lдuft in den Keller. Die Erde lдuft um die Sonne. Die StraЯe lдuft bis zum FluЯ. Die Schatten des Abends krochen durch den Wald. Die Kдlte kriecht frцstelnd ьber die Haut.

Однако писатели могут использовать эти метафоры по-своему, со-здавая образные выражения в художественных произведениях. Ср.: Braun und naЯ liefen die StraЯen durch die Stadt. (Robert Musil) Wasser drang ein, kroch durch die Nдhte zwischen den Planken, mьhsam wohl noch… (Siegfried Lenz)

Функции словесной живописи выполняет в художественной литера-туре и синестезия (сочетание слов, обозначающих два различных чув-

27

ства, при этом одно наименование приобретает абстрактное значение). Она тоже довольно распространена и употребительна, в частности, в поэзии. Ср.: blaue Stille, sanfte Sonate (Georg Trakl).

Лексика является хранилищем общественного опыта и средством мышления. Существует неразрывная связь между историей языка и историей его носителей. Об этом свидетельствуют различные слои в словарном составе.

Для космической терминологии тоже характерны метафорические переносы, в частности по сходству формы. Der Fleck – пятно на солнце, der Fluß – поток излучения (в космосе), der Haufen – скопление звёзд, der Riese – гигантская звезда, die Schnellläufer – летящие звезды, der Schwarm – метеорный рой, der Nebel – туманность, галактика.

Эти слова принадлежат основному словарному фонду немецкого языка. Во многих толковых словарях названные значения не зафиксиро-ваны, но слова функционируют в них в сфере космической терминоло-гии, их сочетаемость в этих производных значениях является ещё одним подтверждением реальности подобных процессов метафоризации. Nachfolgender Fleck – хвостовое пятно в группе солнечных пятен, schwingende Flecke – блуждающие солнечные пятна, galaktischer Haufen – галактическое скопление звёзд, offener Haufen – рассеянное скопление звёзд, elliptischer Nebel – эллиптическая галактика, extragalaktischer Nebel – внегалактическая туманность, zusammengestoßende Nebel – сталкивающиеся (взаимопроникающие) галактики, die nächsten Nebel – ближайшие галактики.

Метафорика лишний раз показывает, что познающий субъект зани-мает не позицию наблюдателя по отношению к окружающему миру, а что человек познаёт мир в процессе активной и творческой деятельно-сти.

Человеческий опыт отличается единством и одновременно большим разнообразием. Сейчас уделяется большое внимание социальному ха-рактеру сознания и познания, динамической стороне социальной жизни, так как деятельность человека находит своё яркое отражение и в семан-тических процессах, в основе которых находятся многообразные прояв-ления метафоры.

доктор филологических наук © Г.Г. Ивлева, 2000

28

К вопросу об онтологии научного функционального стиля

Одной из наиболее важных задач, возникающих перед ученым уже

на первых этапах его работы, является поиск максимально ла-коничного и вместе с тем исчерпывающего определения предмета исследования. Часто от того, насколько правильной была дефиниция, зависит конечный результат проводимой работы. Исследования в обла-сти функциональной стилистики в этом плане не составляют исключе-ния.

Занимаясь изучением научного функционального стиля, необходимо уяснить, что включает в себя это понятие. В отечественной фи-лологической традиции под функциональным стилем понимается "ис-торически сложившаяся, осознанная обществом подсистема внутри системы общенародного языка, закрепленная за теми или иными ситуа-циями общения (типичными речевыми ситуациями) и харак-теризующаяся набором средств выражения (морфем, слов, типов предложения и типов произношения) и скрытым за ними принципом отбора этих средств из общенародного языка" [1]. В соответствии с основными функциями языка - общения, сообщения и воздействия - принято выделять следующие функциональные стили: "стиль научный - функция сообщения, стиль обиходно-бытовой - функция общения, стиль обиходно-деловой - функция сообщения, стиль официально-документальный - функция сообщения, стиль публицистический - функция воздействия, стиль художественно-беллетристический - функ-ция воздействия" [2].

Таким образом, как следует из вышеприведенных определений, научный стиль характеризуется определенным набором языковых (и не-языковых) средств всех уровней и реализуюет конкретную цель, в зави-симости от которой может варьироваться количество и качество тех или иных средств выражения.

В современной германистике также существует понятие функцио-нальных стилей, среди которых выделяется и научный стиль (der wissenschaftliche Stil) [3], но помимо этого есть целый ряд терминов (Wissenschaftssprache, Fachsprache, wissenschaftliche Fachsprache и мн.др. [4]), которые нуждаются в дополнительном обсуждении. Так, существует понятие "Fachspache" (профессиональный язык или язык для специальных целей - language for specific purposes), которое может ин-терпретироваться двояко. Некоторые ученые занимаются исследовани-ем лишь специальной лексики или терминологии, воспринимая "Fachsprache" как "Teilsprache", то есть строго определеный - в данном

29

случае терминологический - пласт языка [5]. Другие, хотя и признают доминирующую роль специальной лексики, включают в это понятие и лексико-грамматические средства общелитературного языка, которые в соответствующем контексте несут специфическую нагрузку, приобретая или теряя дополнительные оттенки значения [6]. По мнению Е. Вюсте-ра, существует около 300 профессиональных языков, которые обслу-живают конкретные специальные отрасли деятельности человека ("Fachgebiet") [7]. Однако существенных различий между этими "языка-ми" - за исключением специальной лексики - обнаружено не было; более того, основу, без которой существование "Fachsprache" не пред-ставляется возможным, составляют слова с нейтральной стилистической окраской, являющиеся необходимым лексико-грамматический мате-риалом, на базе которого создается язык для специальных целей [8]. Следовательно, можно говорить о существовании единой основы всех профессиональных языков, которую, по мнению немецких германистов, составляет язык научный (Wissenschaftssprache или wissenschaftliche Fachsprache) [9].

Представляется, что в такой трактовке научной речи присутствует определенная терминологическая избыточность и непоследователь-ность, в известной мере затемняющая суть обсуждаемых явлений. Едва ли возможно говорить о каком-то особом языке (научном, газетном и т.п.) в рамках системы общенационального языка, если этот последний при всем неизбежном варьировании лежит в основе любых текстов вне зависимости от их функционально-стилистической принадлежности. Дальнейшее дробление, например, научного функционального стиля на "языки" отдельных наук также представляется неоправданным: научный стиль характеризуется общими для всех регистров научной речи прин-ципами лексико-синтаксического отбора общеязыковых единиц, спосо-бом подачи и оформления соответствующего специального языкового материала и, конечно, сходной функционально-коммуникативной задачей. Все это позволяет, с одной стороны, объединить все научные тексты в единый функциональный стиль, и, с другой стороны, противо-поставить научную речь разговорному или публицистическому функци-ональным стилям.

Нетрудно заметить, что элементы научного стиля могут использо-ваться не только в научных трудах, но и в художественной литературе и публицистике; в повседневной жизни также приходится встречаться с научными понятиями и определениями. Этот факт наводит некоторых ученых на мысль о существовании по крайней мере двух отдельных языков - научного и общелитературного [10], однако с этим нельзя со-гласиться ввиду наличия неразрывной связи между названными явлени-

30

ями и очевидной зависимостью первого от второго. По своим сущност-ным характеристикам научные тексты образуют органическую часть внутри общелитературного языка и в своей совокупности формируют функциональный стиль, который существует во всех развитых литера-турных языках наравне со стилем художественно-беллетристическим или, например, обиходно-разговорным, что, разумеется, не ислючает их взаимодействия и взаимовлияния.

Современное индустриальное общество на пороге XXI века, харак-теризуюется постоянным увеличением объема научных знаний, а следо-вательно, и все большей необходимостью в обмене актуальной научной информацией, который невозможен без языка. В такой ситуации необ-ходимо уделять большое внимание изучению иностранных языков и их функционально-стилистическим разновидностям - научному функцио-нальному стилю в частности. Достижение значительных результатов в данной области непосредственно связано с пониманием онтологии научной речи: как с выявлением ее отличительных черт, так и с иссле-дованием ее общеязыковой основы.

Примечания

1. Степанов Ю.С. Французская стилистика. М.,1965. С. 218. 2. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.,1966. С. 456. 3. Ср.: Lewandowski Th. Linguistisches Wörterbuch 1. Heidelberg, 1973. S. 214. 4. "Arbeitssprache", "Berufssprache", "Gruppensprache", "Handwerkersprache",

"Sekundärsprache", "Sondersprache", "Standessprache", "Teilsprache" (См.: Fluck H.-R. Fachsprachen. Tübingen; Basel,1996. S. 11).

5. Ср.: Drozd L., Seibicke W. Deutsche Fach- und Wissenschaftssprache. Be-standsaufnahme - Theorie - Geschichte. Wiesbaden, 1973. S. 36.

6. Ср. дефиниции "Fachsprache": 1. Fachsprache erscheint als "das Mittel einer optimalen Verständigung über ein Fachgebiet unter Fachleuten; sie ist gekennzeich-net durch einen spezifischen Fachwortschatz und spezielle Normen für die Auswahl, Verwendung und Frequenz gemeinsprachlicher lexikalischer und grammatischer Mittel; sie existiert nicht als selbständige Erscheinungsform der Sprache, sondern wird in Fachtexten aktualisiert, die außer der fachsprachlichen Schicht immer gemein-sprachliche Elemente enthalten" (Schmidt W. Charakter und gesellschaftliche Bedeu-tung der Fachsprachen // Sprachpflege 18.1969. S. 17); 2. "Fachsprache - das ist die Gesamtheit aller sprachlichen Mittel, die in einem fachlich begrenzbaren Kommunikationsbereich verwendet werden, um die Verständigung zwischen den in diesem Bereich tätigen Menschen zu gewährleisten. [...] Unter Gesamtheit aller sprachlichen Mittel ist nicht etwa nur eine Art Inventar phonetischer, morphologi-scher und lexikalischer Elemente bzw. syntaktischer Regeln zu verstehen, sondern ihr funktionelles Zusammenwirken bei allen in diesem Bereich möglichen Kommunika-tionsakten. [...] Alle diese Mittel gehören ursprünglich der Gesamtsprache an, bilden aber in den Fachsprachen eine funktionelle Einheit" (Hoffmann L. Kommunikations-

31

mittel Fachsprache. Eine Einführung. Tübingen, 1985. S. 53). 7. Ср.: Wüster E. Kaleidoskop der Fachsprachen // Drozd L., Seibicke W. Deut-

sche Fach- und Wissenschaftssprache. Wiesbaden, 1973. S. IX. 8. Ср., например, Fluck H.-R. Fachsprachen. Tübingen; Basel, 1996. ("Die vo-

rausgehenden Ausführungen haben gezeigt, dass es - mit Ausnahme der spezial-sprachlichen Lexik - keine für alle Fachsprachen gültigen sprachlichen Merkmale gibt". S. 60.) Поэтому наибольшее внимание традиционно уделяется специаль-ной лексике "Fachwörter", доминирующий характер которой отмечается в многочисленных исследованиях (Filipec J. Zur Spezifik des spezialsprachlichen Wortschatzes gegenüber dem allgemeinen Wortschatz // Deutsch als Fremdsprache 6.1969. H. 6. S. 407 или Hahn W.v. Fachsprachen // Lexikon der Germanistischen Linguistik / Hrsg. von Hans Peter Althaus u.a. Tübingen, 1973. S. 284 и др.).

9. Ср. дефиниции "Wissenschaftssprache": 1. "Häufig wird Wissenschaftssprache in einem allgemeineren Sinne aufgefasst, als übergreifende Bezeichnung für die allen oder vielen wissenschaftlichen Fachsprachen gemeinsamen sprachlichen Eigenschaf-ten und kommunikativen Bedingungen" (Niederhauser J. Wissenschaftssprache und populärwissenschaftliche Vermittlung. Tübingen, 1999. S. 31). 2. "Wissenschafts-sprache meint, sofern nicht von einer bestimmten Disziplin die Rede ist, einen ange-nommenen, allen Einzelwissenschaften gemeinsamen Bestand von Formen und Funk-tionen, der sich auf charakteristische Weise von denjenigen anderer Kommunikati-onsbereiche - etwa der Alltagssprache, der Literatur- oder der Werbesprache - unter-scheidet" (Bungarten T. [Hrsg.] Wissenschaftssprache. Beiträge zur Methodologie, theoretischen Fundierung und Deskription. München, 1981. S. 11).

10. Вопрос о соотношении профессионального языка и языка общелитера-турного является наиболее актуальным в современных исследованиях, посвя-щенных изучению языка для специальных целей. Ср., например, Drozd L., Seibicke W. Deutsche Fach- und Wissenschaftssprache. Wiesbaden, 1973. Kap. III. S. 79-128.

аспирант филологического факультета МГУ

© С.А. Соболев, 2000

О некоторых текстологических признаках

немецкого языка науки Исследование таких разновидностей текстов, как научный текст (die

wissenschaftliche Textsorte) и специальный текст (Fachtextsorte) относит-ся к области лингвистики, в которой эмпирический анализ большого корпуса примеров является важным условием для обоснования убеди-тельных теоретических положений и выводов. В то же время подобный анализ сопряжен и со значительными трудностями как ввиду очень большого числа научных публикаций на немецком языке, так и ввиду разнообразия представленных “стилей” научного изложения. В немец-кой традиции в этой связи нередко используются термины “akademischer

32

Sprachstil”, “Wissenschaftsstil”, которые в свою очередь вызывают неод-нозначную реакцию и становятся также предметом оживленного обсуж-дения. Речь идет, однако, прежде всего о том, как функционирует науч-ная коммуникация или “Wie formuliert man wissenschaftlich?” (G. Gräfen). Основной тезис Г. Грэфен, с которым нельзя не согласиться, заключает-ся в том, что “wissenschaftliches Formulieren ergibt sich auch nicht einfach aus vorliegenden Sach- und Fachkenntnissen”. Действительно, особенность научной коммуникации определяется не только спецификой определен-ной области научного знания, но и языковыми особенностями дискур-сивного характера. В этой связи актуальным представляется разрабо-танное К. Элихом понятие “Alltägliche Wissenschaftssprache”. Оно вклю-чает значительную часть репрезентации научного знания вербальными средствами. Это результат и одновременно способ осуществления ис-следовательской процедуры.

Было бы явным упрощением сводить особенности научного текста лишь к описанию ряда формальных признаков (употреблению времен-ных форм, залоговым противопоставлениям, выявлению типов прида-точных предложений, терминологической характеристики) и их стати-стическому анализу. Специфика научного текста заключается в том, что целый ряд факторов вступают в нем в тесное взаимодействие и стано-вятся взаимообусловленными, создавая когерентность этого текста, под-чиняясь его общей коммуникативной стратегии. Тема-рематическое членение предложения, конструкции, выражающие причинно-следственные отношения, нельзя рассматривать, в частности, в полном отрыве от используемой терминологии.

Терминология соотносится в определенной степени и с приемами аргументации. В этом отношении показателен стиль изложения, пред-ставленный в словаре Einführung in die Wissenschaftstheorie 4. Wörter-buch der wissenschaftstheoretischen Terminologie. München, 1997. Beck'sche Reihe (von Helmut Seiffert). Словарные статьи этого справоч-ного издания представляют собой тексты, содержащие объяснения и толкования не только научно-теоретических терминов в узком смысле, но и основных философских понятий, прежде всего связанных с теорией познания и имеющих тем самым общенаучную значимость. Подбор материала в целом затрагивает различные области знания, что позволяет говорить об общенаучной и междисциплинарной направленности спра-вочника. Примечательно, что в этом издании, имеющем в определенном смысле научно-популяризаторскую интенцию, автор использует совер-шенно различные приемы организации текста в зависимости от дефини-руемого объекта. Вот каким образом выглядит толкование философско-го термина Erkenntnis: (zu: erkennen, eigentlich “wissenmachen”, gr. Epis-

33

teme “Kenntnis, Erkennen”, lat. cognito). Erkenntnis ist soviel wie “Wissen”, Verstehen” im weitesten Sinne. ... “Erkennen“ bedeutet auch das theoreti-sche Erfassen etwa eines apriorischen Sachverhaltes, zum Beispiel der Sum-me der arithmetischen Reihe durch den kleinen GauЯ. “Erkennen“ im wis-senschaftlichen Sinne ist also eher mit dem einfachen Wort “kennen” bzw. “kennenlernen” gleichzusetzen. Принцип объяснения здесь строится на поиске аналогий и на объяснении посредством использования близких понятий (Wissen, Verstehen), а не на раскрытии сути явления познания как такового. Субъектно-объектные отношения выстраиваются по сле-дующим моделям: E.+ist (sie ist), E.+bedeutet. Дефиниция понятия дает-ся максимально кратко, просто, нейтрально, она лишена какого-либо элемента субъективности.

Совсем иначе выстраивается статья Erkenntnistheorie. Развивая по-нятие Erkenntnistheorie качестве основной темы, автор кроме местоиме-ний активно использует и другие слова-заменители, которые коррели-руют в тексте с понятием Erkenntnistheorie, в частности, das Wort и die Sache, под которыми подразумевается основной объект рассмотрения – теория познания. Раскрытию сути понятия способствуют также сложные слова, в составе которых Erkenntnis- выступает в качестве первого кон-ституента: Erkenntnisrelation, Erkenntnisobjekt, Erkenntnisvermögen. Таким образом усиливается смысловое ядро текста и создается его когерентность. Автор использует здесь в качестве выделительных фор-мул конструкции с местоимением “мы” (что встречается и в ряде других словарных статей): 1) unterscheiden wir, 2) was wir grundsätzlich erkennen können, aber nicht erkannt haben. Сходная аргументативная и текстоорга-низующая стратегия представлена также в примере из естественнонауч-ной области, а именно в словарной статье, рассматривающей понятие атома:

Heute verstehen wir unter dem Atom... Выделительная формула с ме-стоимением "мы" с точки зрения аргументативной стратегии подразуме-вает, что реципиент как бы разделяет точку зрения автора, по крайней мере имплицитно автор пытается найти опору в такой поддержке, и подобный прием дает определенную характеристику тексту. В словар-ной статье, посвященной рассмотрению термина "атом", автор опирает-ся также и на прием аналогии (данный прием наряду со сравнениями активно используется им в разных разделах справочника): "Eine Analogie: Das “Atom” der geschriebenen Sprache ist und bleibt der Buchstabe…". В данном случае дефиниция физического термина дается через попытку провести аналогию с явлением в области лингвистики.

Принципы организации научного текста самым тесным образом свя-заны с концепцией представления научного знания через данный текст.

34

Концепция в определенной степени соотносится с целевой установкой текста и его основной интенцией, которая предполагает осознание того, для какого круга реципиентов предназначена данная форма трансфери-рования научного знания: является ли это коммуникация между специа-листами (Expert-Expert-Kommunikation, в терминологии Г. Вихтера) или это знание предназначено для достаточно широкого круга заинтересо-ванных неспециалистов (в терминологии Г. Вихтера, это относится к Expert–Laie–Kommunikation).

Постановка проблемы о стандартах, стандартизации, формульности, норме и вариативности вызывает необходимость анализа именно раз-личных существующих концепций представления научного знания. Так, например, само понятие "норма" касается не только нормы употребле-ния, но и нормы значения. нормы толкования, нормы интерпретации. Среди такого рода концепций представляется возможным выделить описательную (дескриптивную) концепцию, аналитическую концепцию, концепцию, основанную на констатации и постулировании определен-ных тезисов, концепцию полемическую. Каждая из этих концепций создает предпосылки для актуализации определенной текстовой и аргу-ментативной стратегии.

Анализ научного текста в соотнесености с определенной концепции и выявление его тестологических принципов в рамках данной концеп-ции репрезентации научного знания может сделать этот анализ более наглядным и плодотворным. На основе проведенного анализа пока еще несколько ограниченного с точки зрения исследованного корпуса мате-риала, ориентированного на представление научного знания среди заин-тересованных неспециалистов можно, однако, сделать предварительный вывод, что в таких текстах преобладает описательная концепция в соче-тании с полемической, которая манифестируется и соотвествующими текстовыми приемами.

Литература

Ehlich K. Alltägliche Wissenschaftssprache // Alternative Vermittlungsmethoden

und Lernformen auf dem Prüfstein. Wissenschaftssprache - Fachsprache. Landeskun-de aktuell. Interkulturelle Begegnungen - Interkulturelles Lernen / Hrsg. von H. Bar-kowski und Armin Wolff. Regensburg, 1999. S. 1-29.

Gräfen G. Wie formuliert man wissenschaftlich? // Ebenda. S. 223-239.

кандидат филологических наук

© Т.В. Юдина, 2000

35

Функциональная стилистика в свете дихотомии

"язык - речь" В ряду основополагающих, общепризнанных и вместе с тем так и не

получивших однозначного определения языковедческих понятий ди-хотомия "язык-речь" занимает особое место. Разногласия начинаются с первой же хрестоматийной фразы "язык - это система, а речь - конкрет-ные случаи ее реализации", когда задается вопрос "какая система?" и следуют неизбежные семиотические дискуссии. Другое направление полемики - это проблема достаточности самой базовой дихотомии, це-лесообразности ее расширения до трихотомии (с помощью понятий "речевая деятельность", "сверхъязыковой остаток" и т.п.). Еще одна увлекательнейшая тема для обсуждения - разграничение единиц языка и единиц речи, которое приводит к созданию взаимоисключающих клас-сификаций и заставляет многих ученых усомниться в самой правомер-ности постановки этого вопроса. При виде такого примечательного разнообразия языковеду, стремящемуся понять смысл данной дихото-мии, приходится либо углубиться в изучение обширной специальной литературы, либо просто удовлетвориться вполне очевидным противо-поставлением абстрактного и конкретного, статического и динамическо-го и отказаться от более детального рассмотрения указанной пробле-матики, по возможности избегая употребления соответствующих терми-нов в своих работах.

Функциональная стилистика относится к числу языковедческих дис-циплин, в ходе занятий которыми обойти вопрос о языке и речи оказы-вается трудно. Данная дихотомия была буквально навязана функцио-нальной стилистике во время памятной дискуссии 50-х годов, когда был сформулирован известный вопрос о стилях языка и стилях речи, о "под-системах системы языка в отличие от применений таких подсистем (или комбинации таких подсистем)" (ср.: Ахманова О.С. Словарь лингвисти-ческих терминов. М., 1969. С. 456). По аналогии с языком, существую-щем в речи и через речь, получалось, что стиль языка извлекается из стиля речи как некая статическая абстракция и реализуется в конкретно-сти динамического стилевого речеупотребления. Или же, что стили языка суть некие трансцендентные данности, членимые и комбинируе-мые в конкретных стилях речи, число которых значительно превосходит число стилей языка.

Между тем, если центральной категорией функциональной стилис-тики (да простят нам подобную тавтологию!) является все-таки фун-кциональный стиль, то едва ли имеется необходимость разделять это

36

монолитное понятие на статику и динамику, абстрактность и конкрет-ность. Функциональный стиль - это "общественно осознанная и функци-онально обусловленная, внутренне объединенная совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка, соотноси-тельная с другими такими же способами выражения, которые служат для иных целей, выполняют иные функции в речевой общественной практике данного народа" (Виноградов В.В. Итоги обсуждения вопро-сов стилистики // Вопр. языкознания. - 1955. - № 1. - C. 73). При таком определении основного понятия отмеченное выше разграничение под-системы и ее применения просто снимается: "совокупность приемов" используется в "речевой практике", функциональный стиль не подлежит извлечению из речи, они не противопоставлены друг другу, и этим все сказано.

Понятно, что совокупность приемов в каждой конкретной ситуации будет отличаться от других случаев использования этой совокупности по количественным и качественным характеристикам. Однако эти отли-чия как раз и являются важнейшим свойством функционального стиля, и они с большей эффективностью описываются в терминах инвариантно-сти - вариативности, чем в рамках дихотомии "язык - речь". Современ-ные развитые национальные языки не поддаются классицистической схематизации, функциональные стили в силу своей динамичности и незамкнутости не могут быть уподоблены знаменитым ломоносовским трем стилям, и любые проявления романтического историзма в функци-ональной стилистике кажутся неуместными. Относительно же пресло-вутых трансцендентных сущностей следовало бы заметить, что функци-ональные стили отражают всю практику реального речеупотребления, а не какую-то "основную" ее часть, и обнаружение каких-то "неоснов-ных" случаев заставляет задуматься либо о расширении классифика-ции путем введения дополнительных единиц, либо об уточнении поня-тийного аппарата для описания онтологии самого функционального стиля в ряде пограничных ситуаций, при значительной степени варьиро-вания существенных признаков.

Итак, противопоставление стилей языка и стилей речи для функцио-нальной стилистики представляется нерелевантным. Оно скорее затем-няет, чем помогает прояснить суть изучаемых явлений. Значит ли это, что дихотомия "язык - речь" вообще не может применяться в функцио-нальной стилистике?

Известно, что в словарном составе любого развитого национального языка имеется ряд маркированных единиц, обладающих выраженными функциональными признаками. Терминология, книжная, формальная,

37

поэтическая, разговорная, просторечная лексика естественно соотносит-ся с соответствующими функциональными стилями именно на уровне языка. Выбор тех или иных грамматических конструкций или синтагма-тических последовательностей, следование норме или же, напротив, размывание и обыгрывание ее характерны для функциональных стилей уже на уровне речи. И те, и другие признаки в рамках функциональ-ного стиля не противопоставлены, а сопоставлены (и потому здесь нет необходимости вдаваться в детальное обсуждение того, где прохо-дит граница между языковыми и речевыми единицами). Но для понима-ния двойственного характера функционального стиля и для более адек-ватного его описания эти признаки полезно различать, осознавая отно-сительную статичность первых и значительно большую динамичность последних, а также отсутствие однозначной связи многих собственно речевых признаков с каким-то одним функциональным стилем (если термины ассоциируются главным образом с наукой, то формальные обороты можно с равной долей верояности встретить и в научном, и в официально-деловом, и даже в газетно-публицистическом функцио-нальных стилях). Представляется, что именно в этом плане, а не в связи с противопоставлением системы и ее применений или "основных" и "неосновных" стилей дихотомия "язык - речь" может быть полезна для функциональной стилистики.

доктор филологических наук © А.А. Липгарт, 2000

О чешском «ониканье» и «онканье»

В современном чешском языке, наряду с фамильярным обращением

к собеседнику «на ты» (tykání) и вежливым обращением «на вы» (vykání), существует также устаревшее разговорное обращение «на они» (onikání) и разговорное фамильярно-покровительственное обращение «на он» (onkání).

«Ониканье» обязано своим возникновением существовавшему когда-то чешско-немецкому двуязычию и представляет собой вежливое обра-щение к собеседнику формой, совпадающей с презентно-футуральной формой 3 лица мн. числа индикатива. Войдя в чешское речеупотребле-ние в XVIII веке, «ониканье», в качестве очевидного германизма, весьма не приветствовалось деятелями чешского национального возрождения, так что начиная уже с первых десятилетий XIX века сфера его употреб-ления ограничивается некодифицированной речью, ср. некоторые при-меры из чешских классиков: Šourková se při tomto připomenutí trochu zakabonila: “A jdou, ani mi nevzpomínají! Starej se mi na svůj svátek natáh

38

<…>.” (K. H. Mácha. Martin Žemla); Vstávají, pane redaktor, / nelekají se, / jdeme v noci, nejsme však zlodeji, / jenom komise. (K. Havlíček Borovský. Tyrolské elegie); “No, tedy nám povědí, jak to bude a kdo všecko tam bude?” vyzvídala paní Klepandová (B. Němcová. Kávová společnost); “Tak si ji jdou koupit do Pražského deníku!” odsekla baba a přidala několik jadrných hrubostí a nadávek. (L. Stroupežnický. Pták z říše bájí); “Líbějí přece vylézt, pane domácí; vždyť je tam plno neřesti,” pobízel ho starostivý Würfel. (S. Čech. Nový epochální výlet pana Broučka tentokrát do patnáctého století); Člověče, hodějí se do civilu! (I. Olbracht. Kariéra Eduarda Žáka); Ale taky nikomu nic neříkají ... ani muk! (J. John. Holínky dědy Pejšáka); Ale řeknou mně, kam moh jít, když neměl na těle ani kšandu!? (K. Čapek. Zmizení herce Bendy).

Современные чешские авторы могут насыщать «ониканьем» речь персонажей тех своих произведений, действие которых происходит в прошлом — в XIX-начале XX века (либо в абстрактном прошлом миёра волшебной сказки). Так, Й. Марек использует «ониканье» в романе «Мой дядя Одиссей» и в сборнике «Паноптикум старых криминальных историй», Я. Копш — в «криминальной хронике старой Праги», авторы журнала «Дикобраз» — в миниатюрах «из жизни старых пражан», И. Брдечка и О. Липски — в фильме «Адела еще не ужинала» о праж-ских приключениях американского супердетектива Ника Картера, Я. Дрда — в литературных «Чешских сказках», ср. например: [извозчик приезжему:] Tak si sednou a povědí mi, já jich dovezu jako v peřince. (J. Marek. Můj strýc Odysseus); Pane Šmídmajer, oni mi tu zdržujou moje lidi, a já je potřebuju jinde! Už toho nechaj a jdem!. (J. Marek. Panoptikum starých kriminálních příběhů); Pamatujou si, paní Vejmelková, že jsem ještě nikdy nikomu nic špatnýho neřekla a neřeknu. (Dikobraz); Tak jdou, jdou, pane čerchmant, nic se neostejchají, vemou si se mnou krapítek májové houbovky! (J. Drda. Zapomenutý čert).

«Онканье»1, состоящее в использовании при обращении к собеседни-ку формы, совпадающей с претеритной или (реже) презентно-футуральной формой 3-го лица ед. числа индикатива, выражает снисхо-дительно-покровительственное отношение к собеседнику. В отличие от «ониканья», «онканье» не маркируется в сознании носителей языка как относящийся к ушедшей эпохе грамматический германизм2. Невысокая

1 Или «онаканье», если собеседник женского пола. 2 Дело не в том, является ли данное явление германизмом или нет (скорее

всего, является, во всяком случае оно явным образом соотносится с принятым некогда в германоязычных странах этикетным способом обращения в 3 лице единственного числа к лицу, стоящему существенно ниже на социальной лест-нице, например, обращение дворянина — к слуге, офицера — к денщику и т.п.),

39

употребительность «онканья» может быть обусловлена, на наш взгляд, спецификой его семантики («онканье» более жестко, чем «тыканье» или «выканье», предполагает определенное соотношение социальных ролей говорящего и адресата). Тем не менее мы можем обнаружить «онканье» в речи персонажей художественных произведений, при этом можно выделить два типа случаев:

Во-первых, «онканье» может встречаться в текстах, созданных тогда, когда данное явление было еще достаточно употребительным, ср.: [хо-зяйка — служанке:] Nemohla jít k jinému, ona hloupá? <…> No, teda šla k němu, řekla, že se nechám uctivě poroučet, aby měl ještě do prvího strpení, že se s ním spořádám. (B. Němcová. Kávová společnost); [хозяин — слу-жанке:] Zuzanko, voda je nejzdravější nápoj, zůstala vždy při vodě, bude zdráva a šťastna. (B. Němcová. Babička); [проститутка — прохожему:] Hezoune, šel si zafilipínkovat. (J. Hašek. Osudy dobrého vojáka Švejka); Když se po vyzkoušení studentů vypsaných na jeden den vrátil nahoru do kanceláře, předal sešit paní sekretářce s pokynem: “Přepsala to do epické šíře!” (P. Bartůňek. Smích z poslucháren).

Во-вторых, к «онканью» обращаются и авторы современные — речь идет о средстве стилизации. Так, оформленная «онканьем» фраза появ-ляется в фильме К. Стеклого о бравом солдате Швейке (в тексте романа Я. Гашека, положенного в основу сюжета сценария, этой фразы нет!) и в историческом фильме «Пекарь императора», ср.: [генеральская вдова — слуге:] Johan, on musel sofort na korpuskomando; [Рудольф II — при-дворному:] Langu, šel sem!

В качестве стилистического средства использует «онканье» (наряду с «ониканьем») И. Марек, ср.: [барышня из ресторана — молодому ге-рою:] Kouknul, chlapečku, on je slušnej mužskej, šel se mnou, dáme si na pokoji ještě šampus na jejich účet. (J. Marek. Můj strýc Odysseus).

Суммируя изложенное, следует констатировать, что «ониканье» и «онканье», уже долгое время являясь грамматическим архаизмом, про-являют удивительную стабильность, продолжая активно использоваться в произведениях художественной литературы и кинематографе в каче-стве яркого стилистического средства.

Цитированные литературные источники

Mácha K. H. Básně a dramatické zlomky. Praha: Státní nakladatelství krásné

literatury, hudby a umění, 1959. 478 s.

а в том, воспринимается ли оно в качестве такового в глазах людей, имеющих определенное представление о современном немецком языке и не знающих особенно много о его истории, т. е. в глазах среднего чеха.

40

Havlíček Borovský K. Vojna s hloupostí a zlobou. Praha: MF, 1981. 304 s. Výbor z literatury české XIX. a XX. století [J. Kollar, F. L. Čelakovský,

K. H. Mácha, J. K. Tyl, J. V. Frič, K. Havlíček Borovský, K. J. Erben, B. Němcová, J. Neruda, V. Hálek, J. V. Sládek, J. Vrchlický, A. Jirásek, S. Čech et al.]. Moskva: Nakladatelství cizojazyčné literatury, 1958. 768 s.

Žeň českého humoru [F. E. Rubeš, J. Neruda, S. Čech, L. Stroupežnický, I. Olbracht, J. John, R. Těsnohlídek, J. Drda et al.]. Praha: Práce, 1952. 268 s.

Čech S. Výlety pana Broučka. Praha: Melantrich, 1952. 312 s. Čapek K. Povídky z jedné kapsy. Praha: Spirála, 1967. 184 s. Čapek K. Povídky z druhé kapsy. Praha: Spirála, 1967. 160 s. Kopš J. Pražské pitavaly: Soudní příběhy ze staré Prahy. Praha: ROAD Praha,

1992. 224 s. Marek J. Můj strýc Odysseus. Praha: MF, 1979. 276 s. Marek J. Panoptikum starých kriminálních příběhů. Praha: MF, 1968. 252 s. Drda J. České pohádky. Praha: ČS, 1965. 272 s. Němcová B. Babička. Praha: Odeon, 1981. 255 s. Hašek J. Osudy dobrého vojáka Švejka. Praha: KLHU, 1955. Dd. I-II. 435 s.;

Dd. III-IV. 309 s. Bartůněk P. Smích z poslucháren. Praha: Magnet-Press, 1991. 110 s. Hašek J. Osudy dobrého vojáka Švejka. Praha: KLHU, 1955. Dd. I-II. 435 s.;

Dd. III-IV. 309 s. кандидат филологических наук

© А. И. Изотов, 2000

Цветообозначение земли и почв в фольклоре и в терминологической номинации

1. Цветообозначение земли в фольклорных произведениях В русском языке мы часто встречаем, особенно в фольклорных про-

изведениях, такое определение, как сырая земля. В польском же языке столь же частотным является определение ziemia czarna 'черная земля'. Ср. пример из "Песни пахаря" Михаила Кольцова: Ну! тащися, сивка, / Пашней, десятиной, / Выбелим железо / О сырую землю (Кольцов. С. 7). Ср. также пример из стихотворения Марии Конопницкой "Елочка в лесу": ...A kto tę choinkę/ wyhodował z ziarna? / — Wychowała ją mateńka, / Ziemia nasza czarna! // Wiersze. S. 146) 'А кто эту елочку вырастил из зернышка? — Вырастила ее матушка, земля наша черная'. Ср. также название известного польского фильма режиссера Ежи Кавалеровича Sól ziemi czarnej 'Соль черной земли'.

Представляется, что сырая земля в русском языке и czarna ziemia 'черная земля' в польском языке — это эквиваленты, служащие опреде-лению земли в обобщенном плане. На то, что сырая земля в русском языке есть наименование черной земли, указывает, в частности, Ю.И.

41

Смирнов [Смирнов 1999] на основе изучения материалов древнерусско-го языка. Этот вывод является очевидным с точки зрения чисто бытовых ощущений: сырая земля — всегда выглядит черной. Однако отметим, что словосочетание 'сырая земля' является колористическим синонимом лишь опосредованно, ибо как таковое, в отрыве от лингвоисторического контекста, оно не содержит сем цвета и может восприниматься в бук-вальном смысле как мокрая земля.

Ришард Токарский, исследователь проблематики цвета в польском языке и с точки зрения общего языкознания, словосочетание czarna ziemia 'черная земля' относит к польским языковым стереотипам [Tokarski 1998. S. 131-133].

2. Терминологическая функция цветообозначения почв Цвет почв является чрезвычайно важным показателем для специали-

ста — географа, почвоведа, геолога, а установление цвета, его опреде-ление в терминах цвета — чрезвычайно важный процесс и важная часть профессиональной картины мира специалиста в соответствующей обла-сти знаний и терминологической номинации типов почв. С точки зрения цветоописания значительно отличается восприятие земли в наивной картине мира носителя данного языка (см. выше) от такового в специ-альных текстах. Цвет почвы представляет собой один из основных па-раметров ее категоризации и определения ее качества. В этом плане весьма показателен материал конкретных текстовых примеров. Так, нижеследующий пример проливает свет на функции цветоопределения почв, непосредственно указывая на эти функции: 'Poznawanie gleby polega na określaniu barwy jej poziomów oraz ich budowy. Barwę poziomu próchniczego najlepiej określać na jesieni, kiedy gleba jest swieżo zaorana 'Изучение почвы состоит в определении цвета ее уровней и их строения. Цвет уровня гумуса лучше всего определять осенью, когда почва све-жевспахана' (Kądziołka. S. 20).

В зависимости от типа почв (например, на основе наличия или отсут-ствия каких-либо характеристик) могут выделяться географические районы. Ср. в русском языке: район черноземья / район нечерноземья (соответственно, в польском языке strefa czarnoziemna / strefa nieczarnoziemna — букв. черноземная зона / нечернознемная зона). Ср. русский пример названия статьи: Реки малой родины (российское не-черноземье вчера, сегодня, завтра) (Ланд, С. 201).

Указание на цвет и цветовые оттенки является обязательным при ха-рактеристике типа почвы. См. характеристику лессовой почвы: Less podobnie jak glina zaliczany jest do skał zwięzłych, ma barwę jasnobrązową 'Лесс, как и глина, относят к связанным скалам, он имеет светло-коричневый цвет' (Kądziołka. S. 96). Ср. также указание на разнообразие

42

подвидов подзолистых почв через указание на разнообразие их оттен-ков: На Северо-Германской низменности особенно в полосе зандров преобладают весьма кислые подзолистые почвы разных оттенков... (Экон. С. 92).

Для передачи разнообразия почв ( приведенном ниже примере быв-шей Чехословакии) могут применяться интересные "цветовые" метафо-ры: Почвенный покров страны — это как бы мозаичный пестрый ковер (Экон. С. 136).

Такой почвоведческий термин, как уровень, непосредственно опре-деляется в зависимости от цвета почвы на срезе: W miejscu, gdzie odsłania się gleba do glebokości półtora metra, widać jakby wstęgi o różnym zabarwieniu. Nazywamy je poziomami glebowymi. Górny poziom ma zwykle barwę ciemną, brazową lub czarną. Jego zabarwienie pochodzi od zawartości cząsteczek organicznych, a zwłaszcza próchnicy 'В том месте, где открыва-ется почва до глубины полутора метров, видно нечто похожее на ленты разного цвета. Мы их называем почвенными уровнями. Верхний уро-вень имеет обычно темный, коричневый или черный цвет. Его цвет за-висит от содержания органических частиц, и прежде всего гумуса' (Kądziołka. S. 19).

Цвет почвы является производной от содержания органических ча-стиц. Ср. в связи с этим цветовые описания некоторых слоев: Pod poziomem próchniczym występuje poziom o barwie zwykle jasnoszarej. Leżący pod nim następny poziom ma barwę ciemniejszą przeważnie rdzawą 'Под слоем гумуса лежит обычно уровень светло-серого цвета. Лежащий под ним следующий уровень имеет более темный цвет, как правило, цвета ржавчины' (Kądziołka. S. 20).

Цветообозначение почв может выражаться сложным словом или словосочетанием существительного с прилагательным-термином цвета. Ср. средства выражения цветовых характеристик некоторых слоев: na terenach prerii wytworzyły się urodzajne czarnoziemy i gleby brunatne 'на территории прерий образовался урожайный чернозем и бурые почвы' (Piskorz. S. 109).

Номинация типов почв в почвоведении неотделима от их цвето-наименования. Однако здесь не наблюдается полного соответствия меж-ду физическим цветом почвы и ее названием. Ср. ниже пример, показы-вающий, что название почвы — бурая — не предполагает ее бурого цвета. Gleba, która powstaje z lessu, jest przeważnie bardzo żyzna. Jest to albo czarnoziem, albo gleba brunatna. Jej poziom próchniczy odznacza się ciemnobrązową lub szarą barwą 'Почва, которая образуется из лесса, как правило, очень плодородна. Это или чернозем, или бурая почва. Ее слой гумуса характеризуется темно-коричневым или серым цветом'

43

(Kądziołka. S. 89). Таким образом, бурая почва по цвету определяется как темно-коричневая или серая. Ср. также пример, указывающий на то, что brunatne gleby 'бурые почвы' — это название типа почв, отправной точкой для определения которых является их проихождение и меньшее содержание гумуса по сравнению с черноземом, но не их цвет в физиче-ском смысле: Gleby brunatne — gleby powstałe w strefie umiarkowanej szerokości geograficznej pod lasami liściastymi i mieszanymi, zawierające mniej próchnicy niż czarnoziemy 'Бурые почвы — почвы, возникшие в зоне умеренной географической широты под лиственными и смешан-ными лесами, содержащие меньше гумуса, чем чернозем' (Piskorz. S. 109).

Отметим также, что определение 'черные земли' в приведенном ниже примере не указывает на почвы черного цвета — так как они получают здесь определение 'темноцветные'. См. пример: Высоким естественным плодородием здесь обладают в основном лишь интразональные почвы, главным образом темноцветные дерново-глеевые (так называемые "черные земли") (Экон. С. 51).

Однако приведенный выше предтермин (можем его так определить) "черные земли" не является синонимом термина 'чернозем', который выступает как субститут также "цветового" определения 'черноземные почвы'. Аналогичные образования выступают в сфере номинации бурых почв. Ср. синонимичные образования — словосочетание 'бурые почвы' и сложнопроизводное слово 'бурозем' — выступаюшие как взаимозаменя-емые в рамках одного примера: ...на холмах и низкогорьях Боснии и Шумадии — бурые лесные почвы под дубовыми лесами. Наиболее рас-пространены... буроземы под буковыми лесами... (Экон. С. 269).

В названии типа почвы — bielica 'подвол' — от слова biały 'белый' содержится указание на ее цвет, который тем не менее, как явствует из примера, не белый, но почти белый. См. пример: Zagłebiamy się w tajgę. Gleby, podobnie jak w naszych borach, sa piaszczyste, jasne, niemal białe. Takie gleby nazywa się bielicami 'Углубляемся в тайгу. Почвы, как и в наших борах, песчаные, светлые, почти белые. Такие почвы называют подволами' (Piskorz. S. 75). Русский же термин 'подвол' имеет иную внутреннюю форму, не содержащую семы цвета.

Итак, для цветоопределения цвета почв в специальной литературе использовались термины цвета 'черный', 'бурый' — польс. brunatny, rdzawy 'цвета ржавчины', szary 'серый', jasnoszary 'светло-серый', суще-ствительное bielica 'подвол', сложнопроизводное существительное czarnoziem — рус. 'чернозем' и 'бурозем'. При более подробном описа-нии — нетерминологического типа — использовались и оттенки цветов — ciemnobrązowy 'темно-коричневый', jasnoszary 'светло-серый'.

44

За термином бурая почва скрываются, как показывают примеры, две ее разновидности, не бурого цвета. Так, например, бурая почва (ее гу-мусный слой) в текстовом описании предстает как ciemnobrazowa 'тем-но-корчневая' и как szara 'серая'. В то же время номинация 'черные зем-ли' указывает на 'темноцветные земли', а значит, земли не черные, но близкие по цвету к черному цвету.

Дифференциация и классификация почв осуществляется через по-средство терминов цвета. Колористическая номинация не обязательно предполагает адекватность физическому восприятию цвета.

Литература Смирнов Ю.И. Фольклор в этническом взаимодействии // Круглый стол

"Встречи этнических культур в зеркале языка (в сопоставительном лингвокуль-турном аспекте)". М., Институт славяноведения АН РАН (10.XI.1999).

Tokarski Ryszard. Biała brzoza, czarna ziemia, czyli o miejscu stereotypu w opisie jezyka // Język a kultura. Tom 12. Stereotyp jako przedmiot lingwistyki. Teoria, me-todologia, analizy empiryczne / Pod redakcją Janusza Anusiewicza i Jerzego Bart-mińskiego. Wrocław, 1998. S. 124-134.

Источники Кольцов — Кольцов А.В. Песня пахаря. Стихи. М.: Детская литература,

1967. Ланд. — Ландшафт и этнос / Под ред. Э.С. Кульпина. М.: Институт востоко-

ведения РАН; Академия городской Среды, 1999. Экон. — Экономическая география зарубежных социалистических стран

Европы / Под ред. И.М. Маергойза. М.: Изд-во Московского ун-та, 1971. Kądziołka — Kądziołka J. Geografia. Krajobrazy Polski. Podręcznik dla klasy czwar-tej szkoły podstawowej. Wydanie siódme. Warszawa: Wydawnictwo Szkolne i Peda-gogiczne, 1990.

Piskorz — Piskorz S., Zając S. Geografia. Krajobrazy ziemi. Podręcznik dla klasy piątej szkoły podstawowej. Wydanie siódme. Warszawa: Wydawnictwa Szkolne i Pedagogiczne, 1992.

Wiersze — Wiersze i drobne utwory na kazdą okazję / Zebrała i opracowała Alicja Omiotek. Lublin: Fundacja Pomocy Szkołom Polskim na Wschodzie im.

Tadeusza Goniewicza, 1994. кандидат филологических наук © В.Г. Кульпина, 2000

О развитии понятия "историзм" в книге Н. Эйдельмана "Первый декабрист"

(идея неповторимости и сходства) Понятие "историзм" является одним из ключевых в гуманитарных

науках. Смысловое наполнение этого понятия, формы выражения исто-ризма в научном и художественном познании исследуются как истори-ками, так и филологами. В самом общем виде под историзмом, по мне-нию литературоведа-теоретика, имеют в виду "изображение жизни в

45

развитии и, как следствие, подчеркнутую индивидуальность каждой исторической эпохи" (1, 73). Способностью передавать неповторимое своеобразие освещаемого периода истории, как показывает практика, обладают не все. И не всегда это бывает связано с осведомленностью ученого, его научной эрудицией. Об этом пишет и ученый: "Читаю ино-гда книгу, где все достоверно исследовано до мельчайших деталей, а эпохи, ощущения этой эпохи нет" (2, 6). В отличие от этой категории историков Н. Эйдельман, работавший на стыке исторической науки и литературы, даром воспроизводить своеобразие эпохи обладал. Поэтому представляется интересным рассмотреть его опыт работы с историче-ским материалом в книге "Первый декабрист", позволяющий, на наш взгляд, в какой-то степени обогатить значение понятия историзм.

Историзм подхода ученого-историка к эпохе обнаруживается осо-бенно ярко в передаче духовно-нравственного климата прошлого, в характеристике ценностных ориентиров людей. Эйдельман, например, говорит об эволюции представлений разных эпох о гуманности, о фор-мах проявления человеколюбия. Решение Екатерины изменить порядок четвертования Пугачева, возмутивший многих зрителей, эта уступка веку Просвещения. Ученый-литератор акцентирует внимание на таком любопытном факте из жизни генерала Сабанеева, когда во время ита-льянского похода Суворов оставил французскому генералу Массене раненых с письменной просьбой обращаться с ними по правилам чести. Война по правилам чести для читателя, знакомого с войнами ХХ века, является замечательной характеристикой нравов эпохи.

Способность Эйдельмана увидеть глубокое содержание в, на первый взгляд, незначительных вещах, разглядеть в кажущихся мелочах приме-ты духовной жизни людей реконструируемого времени не может не удивлять. Одним из ключей к нравственным идеалам сибирского перио-да жизни В. Раевского становится для ученого имя одного из восьми детей декабриста - Вадим. Он видит в этом свидетельство верности ге-роя книги идеалам молодости. "Вадим, - пишет Эйдельман, - имя в то-гдашнем Российском, особенно сибирском, обиходе редкое, зато столь же ясно обозначавшее родительские пристрастия, как в другие эпохи - Марат, Владилена, Индустрий" (3, 147). В пространном отступлении автор рассказывает о причинах всплеска интереса образованных людей конца XVIII - начала XIX века к образу древнерусского тираноборца Вадима, о различных литературных версиях его борьбы и гибели.

Историзм мышления Эйдельмана обнаруживается в его отношении к источникам, в которых ему важна не только информация, но и манера подачи этой информации, не только факты, но и их отсутствие. В энцик-лопедии "Брокгауза-Ефрона" он обращает внимание на некоторые эле-

46

менты стиля, которые отличают это почтенное издание от современных научно-справочных работ. В последних элементы субъективности, эмо-циональной оценочности постепенно сменились объективностью и нейтральностью изложения. Пример, использованный историком из статьи о Португалии, в этом убеждает. Приводя сведения из многотом-ного "Словаря географического Российского государства", составленно-го А. Щекатовым в 1801-1809 годах, Эйдельман попутно отмечает в нем упоминание "огромных курских руд (Курская магнитная аномалия)", удивляющую потомков "весьма здоровую" чистую рыбную реку, а так-же отсутствие среди овощей неведомого еще картофеля" (3, 15).

"Есть только одна наука о людях во времени, наука, в которой надо непрестанно связывать изучение мертвых с изучением живых", - писал французский историк (4, 29). Историзм эйдельмановского подхода к прошлому включает в себя не тольео передачу индивидуального своеоб-разия освещаемого периода, но и его стремление обнаружить черты сходства разных эпох. В обоих случаях современность (в широком зна-чении) способствует постижению истории. Разница в том, что если в первом случае современная действительность является фоном, оттеня-ющим особенность прошлого по принципу контраста, то во втором - она становится средством, проясняющим смысл прошедших событий по аналогии. В "Первом декабристе", в частности, проводится прямая па-раллель между настроениями образованных слоев общества после побе-ды над Наполеоном и настроениями народных масс после окончания Великой Отечественной войны. Сходство - в ожидании перемен, в уве-ренности изменения отношения власть имущих к народу-победителю.

Литература 1. Кормилов С.И. Теоретические аспекты художественного историзма //

Проблемы историзма в русской советской литературе (60-80-е годы). М., 1986. 2. Союз историка и словесности: беседа с В.И. Уколовой // Русская словес-

ность. 2000. № 3. 3. Эйдельман Н.Я. Первый декабрист. М., 1990. 4. Блок М. Апология истории, или ремесло историка. Изд. 2-е, доп. / Пер. с

фр. М., 1986.

кандидат филологических наук © Марат Н. Жанузаков, 2000

О значении термина "исторический роман-хроника" Термин "роман-хроника" вошел в литературный обиход, судя по

всему, во второй половине XIX века. В числе первых его активно ис-пользовал Вс.С. Соловьев (1849-1903). Романом-хроникой он обозначил жанр "Юного императора" (1877), "Капитана гренадерской роты" (1878), "Царя-девицы" (1878) и других произведений. Термином роман-

47

хроника пользовались в последней трети XIX и начала ХХ столетия Н.Э. Гейнце (1852-1913), Л.Г. Жданов (1864-1931), И.Ф. Наживин (1874-1940) и другие авторы художественно-исторических полотен.

В советской литературе долгое время понятие роман-хроника писа-тели в подзаголовке своих произведений не употребляли. Отношение к нему было отрицательным. Нужен был авторитетный пример, чтоб тер-мин вновь стал ходовым. Им стал роман М. Шагинян "Семья Ульяно-вых" (1965), обозначенный автором хроникой. После этого определение роман-хроника стал часто использоваться в практике авторских харак-теристик жанровой специфики исторических произведений: "Русь вели-кая" (1967) В. Иванова, "Младший сын" (1975) Д. Балашова, "Грузин-ская хроника XIII века" (1976) Г. Абашидзе, "Моонзунд" (1973) и "Фа-ворит" (1984) В. Пикуля и др.

Что имеется в виду под романом-хроникой? Л. Филатова, проанали-зировав ряд произведений с авторским обозначением хроника, пришла к выводу, что "под этой рубрикой объединяются произведенияс весьма различными принципами художественной интерпретации действитель-ности". В качестве общего признака она называет "подлинность матери-ала и последовательность его изложения" (1). "Строгую документиро-ванность повествования, глубокий интерес автора к реальным историче-ским событиям, правде фактов, к сложному переплетению многообраз-ных и противоречивых социальных тенденций, - отмечает в хронике на примере "Семьи Ульяновых" М. Шагинян Л. Скорино (2).

Документальная правдивость, выделяемая этими и другими исследо-вателями в качестве основного показателя хроники, не принмается В. Оскоцким, который пишет: "Изо всех внутренних разновидностей, ком-позиционных структур исторического романа форма хроникального повествования менее всего пригодна для писательского образотворче-ства. Слишком велик в ней напор документальной стихии" (3). В непри-ятии хроникального типа исторического произведения В. Оскоцкий не одинок. Можно вспомнить слова А. Толстого: "Исторический роман не может писаться в виде хроники" (4).

Таким образом, термин роман-хроника, не имея четкого понятийно-семантического эквивалента, постепенно приобрел аксиологический характер. В одних случаях он используется для указания на достоинства произведения (правдивость, документальность, объективность), в других - в качестве синонима художественных недостатков (голая информатив-ность, ослабленная сюжетность, иллюстративность, ограниченность творческого воображения автора).

Литература 1. Филатова Л.И. Современный советский исторический роман // Русская

литература. 1977. № 4. С. 188, 190.

48

2. Скорино Л.И. Мариэтта Шагинян-художник. М., 1981. С. 291. 3. Оскоцкий В.Д. Роман и история. М., 1980. С. 225. 4. Толстой А.Н. Мой творческий опыт рабочему автору // Собр. соч.: В 10 т.

М., 1961. Т. 10. С. 241.

кандидат филологических наук © Марат Н. Жанузаков, 2000

Русины

“Русины” – эндоэтноним, соответствующий привязке своей этниче-

ской принадлежности к Руси, Русской стране. Русинами, т.е. русским народом (“языком”), в эпоху существования Киевской Руси называло себя население Киева и Среднего Поднепровья. Однако, как показывает анализ нарративных и документальных источников, уже в конце XIII – начале XIV вв., вероятно, под влиянием большой миграции населения с юга на север, связанной с монгольскими набегами, во всех частях во-сточнославянской этнической общности местное племенное самосозна-ние уступает причислению себя к Руси, русскому языку (см. соответ-ствующие данной тематике работы проф. Б.Н.Флори и проф. А.С.Мыльникова за 1990-е годы). Следует заметить, что форма “русин” (с суффиксом “-ин”) была более распространена в южнорусских наречи-ях. Здесь как основная форма эндоэтнической номинации она продер-жалась примерно до середины ХХ века. В XVII в. на восточнославян-ских землях Речи Посполитой стал распространяться заимствованный из польского языка термин “Украина”, однако в то время его употребление еще не приводило к изменению этнического самосознания и употребля-лось как областной топоним с еще очень нечеткой территориальной привязкой. Если поляки подразумевали под “Украиной” все восточно-славянские окраины Короны Польской, то на самих этих землях так стали обозначать различные отдельные исторические области или груп-пы областей (хотя чаще всего, область особого казацкого государства – Запорожской Сечи), употребляя его наравне с такими топонимами, как Галиция, Волынь, Подолье, Подлящье и т.д. Осознание себя “украин-цем” было еще крайне редким и не противоречило русскому этническо-му самосознанию. Однако, следует отметить, что уже в XVII в. стало проявляться осознание этнических различий между русскими по обе стороны государственных границ между Россией и Речью Посполитой. В Российском государстве было распространено осознание себя как Руси, русского (а иногда – российского) народа, восточных же славян, проживающих в Речи Посполитой, называли чаще всего “литвинами”. В Западной Руси православное население осознавало себя как “русских”,

49

“русин”, землю свою - как “Русь”, иногда – на греческий манер высоко-парно “Россией” (т.е. фактически, эндоэтнонимы и эндотопонимы по обе стороны границы были общие), а русских, живших в Московском государстве, называли чаще всего “московитами”, в поточной речи - “москалями”. Тем не менее следует заметить, что в Юго-Западной Руси осознание этнической и языковой общности всех русских было сильнее, чем в Северо-Восточной, и продержалось там значительно дольше. Од-нако появление экзоэтнонимов предопределило долгую и яркую судьбу термина “Украина”, который, благодаря своей нечеткой и в то же время широкой территориальной привязке, перерос в сознании отдельных южнорусских интеллектуалов в середине – второй половине XIX века в этноним “украинцы”, представлявшихся особым восточнославянским народом, отличным от “россиян”. Важно подчеркнуть, что он отнюдь не воспринимался как замена этнониму “русины”, противопоставление шло скорее по антитезе “украинец” (“русин”, “русский”) и “россиянин” (“московит”, “москаль”). Уже к концу XIX века осознание себя “украин-цами” в значительной степени утвердилось на территории нынешней Левобережной Украины. С начала ХХ века оно стало все чаще употреб-ляться и на Правобережной Украине, в пределах восточной части ав-стрийской (после разделов Речи Посполитой в конце XVIII века) про-винции Галиции (официальным наименованием всего православного на-селения в Австро-Венгерской империи было латинизированное “руте-ны” (“Ruthenus”, соответственно “Ruthenia”)). В 1918 году, когда Ми-хайло Грушевський выбирал название для будущего независимого госу-дарства, он остановился на термине “Украина”, хотя сам в своих работах обозначал ее двойным наименованием “Україна-Русь”. Идея особого украинского народа и необходимой ему государственности была взята на вооружение и советской властью, взявшей курс на активную украи-низаторскую политику, стабилизацию и развитие создававшегося с начала XIX века украинского литературного языка и украинского наци-онального самосознания. В 1939 году, после присоединения к СССР восточнославянских земель, находившихся с 1921 года в составе Поль-ши, вся их южная, галицийская, часть вошла в состав УССР, а все ее население, именовавшее себя еще в основном “русским”, “русинским”, было обозначено как “украинское”. За годы советской власти украини-заторская политика принесла свои вполне реальные плоды и русинское самосознание населения этих земель, как, впрочем, и Левобережья, оче-видно, окончательно ушло в прошлое.

Совершенно иначе сложилась судьба украинизаторской политики в районе Закарпатья (с центром в Ужгороде), присоединенном к УССР в 1945 году. Основной причиной этого послужило то, что земли эти были

50

подчинены венграми еще в конце XII – начале XIII века (в эпоху Гали-цийских походов венгерских королей 1188 – 1234 гг.). Суть националь-ной проблемы Закарпатья состоит в том, что за почти восьмивековое сепаратное существование от остальных восточных славян язык закар-патцев также развивался сепаратно. Если современный украинский язык выделился благодаря своей стихийной, а потом и вполне сознательной полонизации, то в Закарпатье ее почти не было. Благодаря тому, что власть над этими землями имели в основном неславянские народы, за-карпатцы сохранили свой язык в значительно более чистом виде, хотя, конечно, он не избежал серьезных заимствований из венгерского, не-мецкого, позже – сербского, но главное – из словацкого языков. Кроме того, у них сформировалось свое особое местное самосознание. Они сохранили старое самоназвание – “русины” – и представление о своем языке как о “русском”. Особый исторический опыт сформировал особое самосознание и особенности психологического склада. Советская поли-тика украинизации закарпатцев, была, казалось бы, продуктивной: в 1989 году по данным всесоюзной переписи населения почти все славян-ское население Закарпатской области УССР называло себя украинцами. Однако им была свойственна одна особенность: они так и не стали раз-говаривать на украинском литературном языке, который был им труден в изучении из-за обилия незнакомых закарпатцам полонизмов. Гораздо легче им было изучать более близкий по лексическому составу русский литературный язык. Все это всплыло после 1991 года, когда массовый подъем украинского национального самосознания привел к обратной реакции в Закарпатье. Актуальной стала идея особой “русинской” наци-ональности, идея “русин” как четвертой ветви восточнославянской эт-нической общности. В 1994 году в области было сформировано прави-тельство, проводящее политику в духе программы русинского нацио-нального возрождения. Важной опорой этой программы является суще-ствование сложившегося в русинской национальной общине в Югосла-вии к середине ХХ века и уже признанного международным филологи-ческим сообществом в качестве вполне самостоятельного и зрелого русинского литературного языка. Югославия – единственная страна, которая всегда официально признавала существование отдельной от украинцев русинской национальности. Русинская община появилась здесь еще в начале XVIII века в результате переселенческой политики Венского двора на отвоеванных у Османской империи по Карловицкому миру 1699 года и обезлюженных войной землях. Русинская националь-ная община, сложившаяся поначалу в условиях полиэтничного окруже-ния, успешно просуществовала до наших дней, при этом всегда стара-лась сохранить тесную связь с Закарпатьем (например, обучение в ру-

51

синских школах по учебникам, изданным в Закарпатье на местном “угро-русском” наречии, обмен печатной продукцией, посещение друг друга и установление родственных связей и т.д.). Основные районы проживания русин в Югославии – это области Бачка и Срем в Воево-дине (Сербия) и Славония в Хорватии, а их культурным центром являет-ся город Руски Керестур. Здесь с конца XIX века непрестанно велись попытки создания русинского литературного языка. В 1904 году появи-лась книга, считающаяся первой книгой на собственно русинском языке – сборник поэзии Г.Костельника “З мойого валала” (“Из моего села”). В 1919 году было образовано “Русинское народное просветительское об-щество” (“Руске Народне Просвитне Дружство”), которое сыграло важ-ную роль в формировании литературного языка. В 1945 году стала вы-ходить первая газета на русинском языке – “Руске слово”. В 1960-х го-дах русинская литература доросла до крупных жанров – повестей и ро-манов (Костельник В. Жеми моя. Роман. У трох часцох. Руски Керестур, 1967; Кошич Е.М. Осушени слизи. Ляд на гарадичох. Нови Сад, 1968 и др.). В 1970 году в Нови Саде открылось “Общество русинского языка” (“Дружство за руски язик”) под председательством крупного русинского литератора, писателя и поэта, автора многих учебников для русинских школ, М.М.Кочиша. Таким образом, в настоящее время русины имеют вполне сформировавшийся литературный язык регионального типа и самую молодую славянскую литературу. В основу этого языка легла диалектная разновидность, на которой говорили жители Руского Кере-стура, однако основное количество заимствований из словацкого, а так-же и из венгерского и немецкого языков имеет допереселенческое про-исхождение и в целом этот язык очень близок современной закарпат-ской речи, благодаря чему он стал в настоящее время де-факто офици-альным языком Закарпатья.

Итак, этноним “русины”, став в средние века общеупотребительным для всех восточных славян, к XXI веку сохранился в употреблении толь-ко у восточнославянских жителей Закарпатской области Украины и у потомков выходцев из этих земель, проживающих в некоторых районах бывшей СФРЮ с общественным и культурным центром в городе Руски Керестур. Этноним этот стал основой для программы русинского наци-онального возрождения. Идейной сутью этой программы является пред-ставление о “русинах” как о четвертой ветви восточнославянской этно-языковой общности. Ее политической сутью является стремление до-биться вначале культурной и политической автономии, а затем и выхода из состава Украины и образования (с возможным присоединением неко-торых районов восточной Словакии) государства Подкарпатская Русь (идея “славянской Швейцарии”). Развитие русинского национального

52

движения идет по пути создания национальных культурных и политиче-ских организаций в Закарпатье, Югославии и в сопредельных странах (в Польше и на Украине они проводят совместную политику с соответ-ствующими организациями лемков) и по пути размежевания между русинами и украинцами как на Украине, так и в эмигрантской среде. За ХХ век русины создали свой литературный язык и свою национальную литературу. Правда, официально существование русинской националь-ности признается только в Югославии и Хорватии; формально власти Киева считают русин одной из этнографических групп украинского этноса, наравне с лемками, бойками, гуцулами, литвинами, полещуками и др., не поощряя русинское культурное развитие и национальное дви-жение, ориентированное на создание собственного государства, поэтому как-либо прогнозировать дальнейшее развитие русско-украинского национального размежевания затруднительно.

студент исторического факультета МГУ © О.Б. Неменский, 2000

О понятии «экономическая этика» и его применении к анализу этических доминант

деятельности современных корпораций Сочетание понятий бизнес и этика можно встретить все чаще, хотя

еще 10-15 лет назад оно звучало довольно необычно. Тем не менее на рубеже тысячелетий все вдруг изменилось – этика бизнеса, предприни-мательства стало одной из почтенных тем как философских изысканий, так и экономической публицистики (примером чего может быть фунда-ментальный труд по данной теме немецких авторов К. Хомана и А. Су-ханека "Ökonomik", а также книга К. Хомана и Франца Бломе-Дрееза "Экономическая этика и этика предпринимательства"), а сами пред-ставители деловых кругов из разных стран активно и охотно дискути-руют в вопросах о роли морали в бизнесе и об этическом измерении предпринимательской деятельности. К примеру, известный филантроп и финансист Джордж Сорос – создатель инвестиционного фонда Quantum – затрагивает в своей книге "Кризис глобального капитализма" целый ряд вопросов этического свойства. В частности, констатируя опережа-ющий рост глобализации в экономической сфере по сравнению с глоба-лизацией социальной и политической, он пишет о том, что этот процесс "неизбежно приводит к доминированию экономических ценностей над ценностями человеческого порядка". Одно из самых уважаемых и со-лидных изданий в экономике бизнеса – лондонский журнал Economist – опубликовал в своем номере от 20.04.2000 специальную редакционную

53

статью Business ethics, посвященную вопросу деловой этики. Пожалуй, впору говорить об особом культурном феномене, кристаллизировав-шемся в последнее десятилетие ХХ в., имя которому – этика бизнеса.

Попытаемся внести системность в осмысление того, что есть этика предпринимательства не только с феноменологической, но и с теорети-ческой, философской точки зрения, не теряя при этом связи с реальной практикой предпринимательства.

Всякая современная корпорация как субъект предпринимательства выстраивает в ходе своей деятельности систему отношений как с соб-ственными сотрудниками, так и с внешней средой, и данная система отношений может быть исчерпывающе описана с помощью следующего набора измерений:

- всякая предпринимательская деятельность компании необходимым образом связана с вторжением (прямым или опосредованным) в объек-тивный мир – мир природы – с эксплуатацией ее ресурсов, в ходе кото-рого осуществляется деятельность человека как родового существа, отличительной чертой которой является адаптация к природе, к окру-жающей среде путем преобразования самой природы. Соответственно, проблематика окружающей среды релевантна для предпринимательской этики.

- всякая предпринимательская деятельность предполагает необходи-мым образом взаимодействие компании с гражданским обществом, государством и личностью, как сотрудников корпорации, так и иных членов общества, не относящихся к корпорации непосредственно.

- всякая предпринимательская деятельность предполагает установле-ние отношений корпорации с другими корпорациями-контрагентами.

Данные формы взаимодействия – то есть взаимодействие с приро-дой, гражданским обществом, государством, личностью, а также меж-корпоративные взаимодействия являются необходимыми и неизбежны-ми для всякой формы экономической активности современной корпора-ции.

Совершенно очевидно, что далеко не все формы такого взаимодей-ствия могут стать объектом правового регулирования, а соответственно, немаловажно также и значение регулирования морали.

Заданные выше рамки рассмотрения представляют собой теоретиче-ский базис для рубрификации основных проблем, связанных с осмысле-нием того, насколько этические принципы применимы к бизнесу.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С ПРИРОДОЙ И ПРОБЛЕМЫ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ

Необратимая деградация природных ресурсов во многих регионах

54

земного шара вследствие их хищнической эксплуатации, а также по причине аварий и катастроф, виной которым стало несовершенство оборудования и халатность персонала, сделали очевидным понимание того, что задача охраны окружающей среды имеет первостепенное зна-чение для корпорации, хотя очевидно и то, что затраты на охрану окру-жающей среды (по меньшей мере в краткосрочной и среднесрочной перспективе) приводят к уменьшению прибыли и, следовательно, всту-пают в противоречия с интересами акционеров. Тем не менее экологи-ческие катастрофы, созданные по причине деятельности субъектов эко-номической активности (авария на Чернобыльской АЭС, климатические катаклизмы вследствие вырубки лесов в бассейне Амазонки и многие другие) привели к преобладанию той точки зрения, что одних лишь правовых механизмов контроля за деятельностью корпорации совер-шенно недостаточно и что необходимо воздействие моральных импуль-сов, исходящих от общества и принимаемых во внимание в управленче-ских решениях корпораций.

Дефицит правового регулирования очевиден и применительно к эко-номической активности в таких сферах, как генная инженерия, генети-ческие модификации растительных и животных организмов, ведение деятельности, истощающей природную среду (монокультурность в сель-ском хозяйстве) и т.д. Совершенно очевидно, что в условиях правового вакуума единственным препятствием на пути стремления к наживе вы-ступают моральные (во многих случаях религиозно окрашенные) пред-ставления. При этом важно отметить, что во многих случаях именно этические регулятивы являются единственным соображением альтерна-тивным требованиям экономической целесообразности, поскольку в условиях правового вакуума риск финансовых, либо правовых санкций отсутствует.

В уже упомянутой мною редакционной статье журнала Economist отмечается, что "many companies first confronted the moral dilemmas of globalisation when they had to decide whether to meet only local environ-mental standards, even if these were lower than ones back home". Яркий пример приверженности двойному стандарту в соблюдении экологиче-ских требований – поставка в страны бывшего СССР автомобилей про-изводства западных стран без катализаторов. Обобщая данное размыш-ление, можно констатировать, что зачастую, особенно за пределами Западной Европы, США и Японии, экологические требования будут соблюдаться международными компаниями скорее из моральных сооб-ражений, а не в стремлении соблюсти правовое регулирование и избе-жать финансовых санкций. Сегодня морально окрашенная категория экологической ответственности стала важной частью представлений о

55

социальной ответственности, и готовность компаний учитывать и со-блюдать требования охраны окружающей среды, планируя шаги по своему развитию, повышает привлекательность компании как объекта инвестиций: при прочих равных, менеджер инвестиционного фонда и частный инвестор скорее купят акции компании, считающейся экологи-чески ориентированной, чем наоборот, – что означает, что соответствие этически релевантным требованиям охраны окружающей среды все в большей мере становится критерием способности предприятия обеспе-чить устойчивый рост в долгосрочной перспективе. Тем не менее следу-ет заметить, что нередки случаи, когда экономическая целесообразность попирает этические представления. Можно упомянуть хотя бы стремле-ние сделать бизнес на клонировании эмбрионов, биотехнологиях, гене-тических модификациях растений и животных. При этом характерно, что данные процессы протекают не только в правовом, но и в мораль-ном вакууме, а голос религиозных организаций часто подобен гласу вопиющего в пустыне.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КОРПОРАЦИЙ

С ГРАЖДАНСКИМ ОБЩЕСТВОМ И ГОСУДАРСТВОМ Этические доминанты корпораций в их взаимодействии с граждан-

ским обществом и государством разнообразны. Помимо упомянутых экологических доминант, существует и множество других. В деятельно-сти крупных международных фирм всякий раз возникает вопрос о нали-чии или отсутствии неких моральных стереотипов, инвариантных при-менительно к деятельности компаний в различной правовой, культурной и социальной среде. Так, ни для кого не секрет, что во многих бедных странах Азии и Африки сложилась ситуация, когда многие тропические болезни не лечатся должным образом по причине отсутствия нужных вакцин и лекарств. Такие лекарства не создаются, поскольку фармацев-тическим корпорациям не выгодно производить препарат, который можно продать только в тех странах, где население имеет очень низкую покупательную способность, то есть когда емкость рынка является очень узкой, а изготовление экономически не привлекательно (расходы по созданию одного принципиально нового препарат могут превышать 1 млрд. долларов США). Не менее важной этической проблемой взаимо-действия субъектов предпринимательства с государством и граждан-ским обществом является проблема коррупции. Сегодня законодатель-ство многих развитых стран не запрещает давать взятки в третьих стра-нах и даже наоборот – стимулирует это, позволяя за счет взяток умень-шать налогооблагаемую базу. Здесь мы видим применение двойного

56

стандарта, доминирование принципа экономической целесообразности над соображениями моральной чистоплотности. Во многих случаях в коррупционные процессы могут вовлекаться политические партии и правительственные институты. Это приводит к возникновению таких уродливых, в том числе и с моральной точки зрения, явлений, как "оли-гархизм".

Следует отметить, что корпорации нередко проявляют завидную пластичность, пытаясь соответствовать моральным и религиозным тра-дициям тех или иных регионов. К примеру, многие международные банки стремятся занять свое место в экономически привлекательной нише исламского бенкинга (такое подразделение существует во фран-цузском банке "BNP-Paribas"), либо многие фирмы производят "кошер-ную" пищу, пользующуюся спросом у евреев во всем мире.

Среди вызовов морального плана, существующих в современном мире, одним из самых заметных является проблема сотрудничества со странами, в которых грубо попираются права человека (Бирма, Ниге-рия). Во многих случаях именно моральный аргумент может оказаться решающим, когда в корпорации принимаются решения о том, чтобы воздержаться от сотрудничества с такими странами до устранения соот-ветствующих нарушений. Такие случаи являются наглядным примером победы моральных принципов над соображениями выгоды (хотя, спра-ведливости ради, надо заметить, что в большинстве случаев именно экономическая целесообразность одерживает верх).

Таким образом, мы видим, что проблематика взаимодействия корпо-раций с гражданским обществом и государством во многих случаях регулируется не только правовыми и финансовыми соображениями, но также и соображениями морального порядка.

КОРПОРАЦИЯ И ЛИЧНОСТЬ

Вопросы отношения компаний к своим работникам, вопросы мо-

рального климата в компаниях сегодня активно дебатируются. Мораль-но релевантные категории (справедливость/несправедливость) вполне применимы к анализу этих отношений. Уже упоминавшийся нами Джордж Сорос, в частности, отмечает, что в корпорациях во многих случаях имеет место процесс насаждения "контрактных отношений", в которых обязательства компании перед сотрудниками минимизируются, все большее предпочтение отдается контрактам-наймам. Часто дебати-руются проблемы возрастной, половой и расовой дискриминации. Эти-чески окрашены, бесспорно, и многогранные отношения производите-лей товаров и услуг с их потребителями. Само понятие "деловая репута-

57

ция" не в меньшей степени связано с моральными требованиями добро-порядочности и надежности, чем с правовыми требованиями.

МЕЖКОРПОРАТИВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Недавний пример судебной тяжбы, в ходе которой выдвигается тре-

бование о разделении Microsoft, наглядно показал, сколь непросты от-ношения между корпорациями, особенно борющимися за общую нишу на рынке. Примечательно, что участники дискуссии активно прибегают к аргументам не только правового, но и морального плана, и сама дис-куссия переходит в этическое измерение.

Межкорпоративные отношения многообразны, и проблематика сли-яний, поглощений, картельных отношений, вопросов борьбы с отмыва-нием денег, требований финансовой прозрачности бухгалтерского учета и отчетности подвержена регулированию не только правового, но и морального характера.

В ходе межкорпоративного взаимодействия постепенно формируют-ся неписаные "моральные кодексы", которые корпорации вынуждены соблюдать, зачастую жертвуя соображениями экономической целесооб-разности. Процессы глобализации способствуют отраслевой и регио-нальной унификации таких "моральных кодексов".

***

Из вышесказанного видно, что понятия этики могут успешно приме-няться для анализа процессов, происходящих в экономике, более того сам такой анализ показывает, что этические стереотипы и правила яв-ляются действенным фактом в ходе принятия решений в корпорации. Таким образом, мы видим, что и здесь этика зачастую действует как ограничитель, побуждая к принятию тех решений, которые не были бы приняты в ином случае, то есть она нередко вступает в бой с соображе-ниями экономической целесообразности и иногда одерживает блестя-щие победы.

Чтобы понять, каков принцип действия этических факторов в бизне-се, необходим холистский подход, рассматривающий социальную ре-альность в ее целостности, а социум в его исторической изменчивости.

кандидат философских наук © А.В. Назарчук, 2000

58

Прикладное терминоведение

Об адекватном переводе

некоторых военно-морских терминов (эпоха Первой Пунической войны 264–241 гг. до н.э.)

Изучение любого из разделов истории Древнего мира немыслимо без

работы с текстами источника на языке оригинала. Однако зачастую исследователи сталкиваются при этом с проблемой адекватного воспри-ятия отдельных специфических терминов, и отсюда легко могут возник-нуть некоторые искажения при переводе, что, в свою очередь, повлечет за собой неверную реконструкцию исторических событий. В нашей статье мы сделаем попытку ознакомить читателя с военно-морской тер-минологией, используемой древними авторами при описании боевых действий на море в Первую Пуническую войну. Оговоримся сразу, что все тексты созданы много позднее описываемых событий и преимуще-ственно на греческом языке, поэтому в отдельных случаях могут не-сколько неверно отображать терминологические реалии освещаемого периода. Основными нашими источниками стали труды Полибия, Дио-дора Сицилийского, Зонары, но наряду с ними использовались и другие источники.

Общий термин для обозначения всех военных кораблей у Полибия звучит как na�s makr�s (III. 24. 3–13), и буквально его можно переве-сти как «длинные корабли». Очевидно, этимологически он восходит ко временам ранней античности, когда корпус военного корабля был дей-ствительно длиннее и уже, чем торгового, тогда как к эпохе Первой Пунической войны их отличия заключались не столько в данном при-знаке, сколько в иных качественных особенностях.

Основным классом боевых кораблей в рассматриваемый нами пери-од стала pentˇra (Polib. I. 20. 9) или quinqiriema (C.I.L. I. 195). Весьма распространено одно заблуждение, связанное с пониманием данного термина. По этимологической аналогии с триерой пентеру считают ко-раблем с пятью рядами весел по высоте, что в корне неверно. Не вдава-ясь в подробности, констатируем лишь, что она была не высокомного-рядным, а широкомногорядным кораблем3 с пятью гребцами на каждое весло, что и нашло свое отражение в ее названии.

3 Желающих подробнее ознакомиться с данным вопросом отсылаю к книге А. Шершова “История военного кораблестроения”. М., 1994.

59

Значительно меньше, чем о пентерах, наши источники упоминают о более мощных кораблях, обозначенных как septirema (C.I.L. I. 195., Zon. 14 Р.387) и zˇra (Polib. I. 26. 11). Очевидно, они выполняли роль флагманов. К сожалению, в ряде изданий до сих пор можно встретить упрощенное толкование данного термина – под ними предлагается по-нимать суда с семью или шестью рядами весел, что совершенно неве-роятно. Развивая соображения Л. Кэссона4 относительно конструкции пентеры, можно предположить, что это были корабли, созданные на базе триеры. Их различие заключалось в следующем. Если на триере на одно весло приходилось по одному гребцу, то гептера имела их по два, а транитов на септиреме было трое, тогда как зиггитов и таламитов – по двое. Общее количество гребцов на каждый ряд весел по высоте и объ-ясняет, как и в случае с пентерой, этимологическое происхождение дан-ных терминов.

Помимо триеры, конструкция которой более-менее ясна, из много-рядных кораблей упоминается еще tetˇra (Polib. I. 47. 7). Вероятно, это была усовершенствованная бирема, если исходить из изложенных нами выше соображений.

Флоты в Первую Пуническую войну состоят не только из крупных боевых кораблей. Диодором (XXIV. I. 1) называется также kerko raЪ . Что она из себя представляла, мы точно сказать не можем. Ее название говорит лишь о ее возникновении в районе Кипра. Скорее всего, это был ходивший преимущественно под парусами, но имевший и один ряд ве-сел корабль, возможно, предшественник знаменитой либурны.

К классу разведчиков можно отнести и суда, обозначенные Полиби-ем (I. 53. 9) как prople√n ... l mboiљ , что допустимо перевести как «лод-ки, плывущие впереди». Однако, возможно и такое толкование данного понятия, как «плывущие впереди легкие корабли», тем более что в лите-ратуре существует мнение5 о наличии в эпоху Древнего мира, правда, несколько позднее, такого типа кораблей как «лемба», представлявших собой многовесельный челн. Полибий в данном случае мог несколько модернизировать термин.

Потребности римской армии в войсковых перевозках по морю удо-влетворяли ластовые суда. Диодор (XXIX. 12) называет их plo∂oi, тогда как Полибий (I. 27.2) употребляет для их обозначения термин pphgo∂ѓ . Если исходить из этимологии последнего слова, то логично предполо-жить их употребление для перевозки лошадей. Однако римляне в Первую Пуническую войну редко использовали крупные контингенты кавалерии, тем более при дальних заморских походах. Кроме того, не

4 Casson L. Sips and seemansclips. London, 1995. 5 Снисаренко А. Б. Властители античных морей. М., 1984. С. 179.

60

мог же весь транспортный флот состоять исключительно из кораблей данного класса, поэтому терминологически здесь более заслуживает доверия Диодор. Обозначение Полибия примечательно как свидетель-ство наличия в Древнем мире разветвленной системы терминов для описания грузовых кораблей с указанием их специфики.

Интересна также терминология, применявшаяся в наших источниках для обозначения абордажного мостика на римских кораблях. Полибий, наиболее ранний по времени жизни автор, называет его koraz�s (I. 29. 3). Буквально это переводится как «ворон» (отсюда и знаменитый «corvus» как калька с греческого). Другие авторы, Аврелий Виктор (De vir. ill. 38. 2) и Зонара (II. р. 387) определяют его соответственно manus ferrana и ce∂ra sidhr©.

Возникает вопрос, можно ли признать данное обозначение синони-мичным корвусу? На наш взгляд, нет; «железная рука» этимологически стоит ближе к �rp�zwn ( так назывался абордажный крюк из железа, который использовался в V в. до н.э. афинянами во время войны против Сиракуз6 – им корабли подтягивались к противнику, и десантная партия брала их на абордаж). Использование Аврелием Виктором и Зонарой вышеназванного термина объясняется значительной временной удален-ностью от описываемых событий. За это время корвус вышел из упо-требления, и авторы не до конца четко представляли себе его внешний вид.

Итак, краткий анализ военно-морских терминов древних авторов применительно к интересующему нас периоду позволяет сказать, что в античности сложилась весьма разветвленная система понятий для обо-значения различных классов кораблей и приспособлений для ведения морского боя, и при разработке темы, затрагивающей военно-морскую проблематику, необходим их терминологически адекватный перевод.

Источники

1) Аurelius Victor Sextus. De irris illustribus pomae. Vetora, 1804. 2) Diodoras Sicilibus. Biblioteca historica. Vol. V. Lipsiae, 1888. 3) Polybus. Polybic historiae. Vol. I. Lipsiae, 1883. 4) Zonara Joannes. Epitome historiarini cum caroli Lucagri susqce annotation-

6 Штенцель А. История войны на море в ее важнейших проявлениях с точки зрения морской тактики. Т. 1. Пт., 1918. С. 23.

61

ibus. Vol. II. Lipsae, 1869. 5) Надпись Гая Дуилия на ростральной колонне // C.I.L. T. 1. P. 168.

аспирант исторического факультета МГУ

© С.Ю. Горьков, 2000

Реалии Европейского союза и проблема перевода

В последние годы Европейский союз стал одной из движущих сил

процессов интеграции в Европе. С момента возникновения ЕС в не-мецком языке возникло и закрепилось множество слов и выражений, обозначающих реалии ЕС. Вместе с этим возникла необходимость пе-ревода этих реалий и на русский язык: при переводе различных видов официальных документов Евросоюза, газетных статей, в которых затра-гивается тема ЕС, учебных материалов для правоведов, экономистов, политологов.

Часть слов, обозначающих реалии Европейского союза уже зафикси-рованы в словаре. Перевод подобной лексики не вызывает трудностей, ведь слова, обозначающие определенные реалии, названия каких-либо организаций, институтов и объединений, символика и т.д. не бывают

многозначными. Их значение легко установить, даже не имея контекста. Однако большая часть слов подпадает под определение безэквива-

лентной лексики. Это наименования некоторых организаций, институ-тов, должностей ЕС, экономические и правовые термины, а также кон-цептуально ориентированные понятия абстрактного уровня с широким интерпретативным полем.

Понятие «безэквивалентность» относительно. Поэтому когда гово-рят о безэквивалентной лексике, имеют в виду только то, что в лексиче-ской системе (словаре) исходного языка (ИЯ) для данного предмета или явления существует «готовое» наименование в форме слова или слово-сочетания, а в распоряжении переводящего (ПЯ) такого наименования нет, его необходимо создать уже в процессе речи.

Чаще других лексических единиц в разряд безэквивалентных попа-дают термины и реалии. Для передачи безэквивалентной лексики суще-ствует несколько способов, например, такие, как транслитерация, каль-кирование, описательный перевод, приближенный перевод или создание нового термина. Все способы имеют свои достоинства и недостатки, некоторые из них сегодня уже не так актуальны, как раньше. Рассмот-рим способы, представляющиеся наиболее удачными для перевода на русский язык слов, обозначающих реалии Европейского cоюза.

62

Одним из таких способов является транслитерация. Достоинством транслитерации как способа перевода безэквивалентной лексики являет-ся ее надежность. Транслитерируя слово, обозначающее новое малозна-комое, еще недостаточно изученное явление, переводчик передает лишь его «звуковую оболочку». Содержательная сторона слова раскрывается только через контекст. Тем самым устраняется риск неверной интерпре-тации. При переводе реалий Евросоюза транслитерация используется в основном при переводе сложных слов с усеченной основой существи-тельного в качестве первой непосредственно-составляющей (НС) – Euro-. Например: der Euroclub – Евроклуб.

Правда, таким образом можно перевести только композиты, НС ко-торых существуют и русском языке («клуб»). Интересным в этой связи представляется немецкое выражение Eurokrat. Хотя ни одна из НС этого слова не присутствует в языке сама по себе, каждая из них присутствует в качестве НС в ограниченном числе выражений, ранее пришедших в русский язык: евро-: евростандарт, евроремонт, евроуровень и т.д.; -крат: партократ, технократ, бюрократ.

Недостаток транслитерации состоит в том, что слово, полученное в ходе этой процедуры, может быть не принято языком. Поэтому пользо-ваться ею при переводе реалий можно, пожалуй, лишь в ограниченном числе случаев и лишь тогда, когда существует уверенность, что создан-ное слово будет понятно читателю. В противном случае следует прибег-нуть к другим способам.

Следующим возможным способом является калькирование. Степень раскрытия описываемого явления с помощью калькирования зависит от того, насколько лексическая единица ИЯ сама отражает суть этого явле-ния. При необходимости может быть использовано разъяснение в скоб-ках или сноски (описательный перевод).

В рамках данного способа при переводе реалий Евросоюза можно выделить три основные модели – немецкий композит заменяется

синтаксическим словосочетанием: - прилагательное (европейский) + существительное. Например: EU-

Stafette - европейская эстафета; - существительное + группа существительного с прилагательным в

генитиве (Европейского cоюза) или существительное + аббревиатура ЕС. Например: EU-Haushalt 1999 – бюджет Европейского cоюза (ЕС) на 1999;

- существительное + существительное в генитиве (Евросоюза). EU-Länder - страны Евросоюза (ЕС)

Не представляет особых трудностей и перевод синтаксических сло-восочетаний, обозначающих реалии ЕС: симплекс или композит + аб-

63

бревиатура EU в генитиве. Для симплекса подбирается соответствую-щий русский эквивалент, для композита соответствующее синтаксиче-ское словосочетание, если возможно, а аббревиатура EU- также как и в предыдущих случаях переводится существительным в генитиве (Евро-союза), прилагательным и существительным в генитиве (Европейского cоюза), аббревиатурой (ЕС) или прилагательным (европейский). Напри-мер: die Wirtschaftsminister sowie Außenminister der EU - министры эко-номики, а также министры иностранных дел Европейского cоюза (ЕС).

Однако в некоторых случаях вторая НС не позволяет использовать ни транслитерацию, ни кальку, обычно это происходит в тех случаях, когда композит не в состоянии передать в полной мере все семантиче-ские отношения, свойственные соответствующему ей синтаксическому словосочетанию. В таких случаях реалию можно перевести описательно.

«Süddeutsche Zeitung» 7. Dez. 1998: «Lafontaine plant EU-weite Steuer auf Kapitalertrдge» «Лафонтен планирует введение на всей территории Евросоюза

налогов на доход с капитала». В вышеописанном случае был введен дополнительный лексический

элемент, которого не было в тексте оригинала, однако его можно было вывести из общего контекста, где шла речь об изменениях в налоговом законодательстве Евросоюза.

Следует иметь в виду и возможность комбинации различных спосо-бов безэквивалентной лексики, например: калька + описательный пере-вод или транслитерация + описательный перевод. Описательный пере-вод может применяться одновременно с другими способами передачи безэквивалентной лексики. Так, если в исходном тексте термин встреча-ется несколько раз, то в первый раз представляется возможным передать его способом транслитерации, снабдив примечанием, т.е. «разъясняю-щим» переводом, а затем употреблять уже только наименование, со-зданное путем транслитерации.

В крайнем случае, переводимое предложение может быть полностью перестроено. Например, когда в язык был заимствован лишь один тер-мин, а его однокоренные слова нет.

«Süddeutsche Zeitung» 15. Dez. 1998: «Schröder trat auf wie EU-Bodybuilder…» «Шрёдер выступает по отношению к Евросоюзу как тренер по бо-

дибилдингу…». Однако если переводчик считает необходимым максимально точно

передать текст оригинала, жертвуя при необходимости некоторой мета-форичностью исходного текста, то текст можно просто перефразиро-вать, используя нейтральную лексику.

64

Следует иметь в виду возможность комбинации различных способов безэквивалентной лексики, например: калька + описательный перевод или транслитерация + описательный перевод.

Естественно, все вышеописанные способы и приемы перевода безэк-вивалентной лексики требуют от переводчика также обязательного при-влечения контекста и общих знаний в области истории, экономики, по-литики и организации Европейского cоюза. Без этого перевод текстово-го корпуса ЕС вообще не представляется возможным.

аспирантка факультета иностранных языков МГУ © Ю.Д. Юшина, 2000

Изображения ‘barbagianni’ и их символическое значение

Сипуха - Barbagianni (Tyto alba), фотография.

Существительное мужского рода ‘barbagianni’ употребляется оди-наково часто как в прямом, так и в переносном значениях, свидетель-ством чему могут послужить мно-гочисленные примеры, собранные в Большом толковом словаре итальянского языка1. В прямом значении это слово называет ноч-ного хищника - птицу из отряда совообразных, семейства сипухо-вых (Tyto alba). Эта птица, рус-ское название которой - сипуха, широко распространена по всей Европе, в том числе и в Италии. В переносном значении слово ‘barbagianni’ употребляется для характеристики «человека глу-пого, туповатого, бестолкового; пожилого человека, педанта, че-ловека, вызывающего усмешку»2.

65

Любопытно отметить, что в прямом значении это существительное употребляется в мрачных по тону описаниях ночных сцен, освещенных луной угрюмых безлюдных пейзажей и заброшенных развалин. Это вполне объяснимо, с одной стороны, образом жизни птицы, с другой - ее весьма непривлекательной внешностью и заунывными криками, кото-рые она издает. В то же самое время, в переносном значении слово ‘barbagianni’ употребляется как эпитет в иронически шутливых и чаще всего незлобных характеристиках тех или иных литературных или ре-альных персонажей.

В изобразительном искусстве, по понятным причинам, изображение совы-сипухи служило атрибутом ночных сцен, присутствие ‘barbagianni’ было своего рода знаком того, что событие происходит в темное время суток. Примерами такого рода могут послужить картина Бартоломео делла Гатта Стигматы святого Франциска (Кастильон Фьорентино, городская пинакотека), знаменитая статуя Ночи (Флоренция, Капелла Медичи) Микеланджело или несохранившаяся до наших дней Ночь Джулиано Буджардини, описанная в биографии этого художника, со-ставленной Джорджо Вазари3.

Во всех приведенных выше примерах, число которых можно было бы без труда умножить, несомненно то, что изображение сипухи, уви-деть которую можно только в сумерках или ночью, было необходимо, чтобы доходчиво указать малоискушенному зрителю на время суток. В первой картине это нужно потому, что освещение, переданное колори-стическими средствами, не ночное, а дневное, вопреки легенде о святом Франциске, таким образом, присутствие ночного хищника должно под-сказать зрителю, что речь все же идет о чуде, случившемся ночью. В скульптуре в принципе невозможно передать характер ночного освеще-ния и в произведении Микеланджело сова стала поэтому необходимым атрибутом аллегорической фигуры Ночи. Несохранившаяся картина Буджардини также была аллегорией и в связи с этим живописец вклю-чил туда наряду с совой-сипухой самые разные предметы, ассоциирую-щиеся у зрителя с ночью, вплоть до летучих мышей и даже, если верить Вазари, ночного горшка.

Однако исходя из вышеизложенных соображений, невозможно объ-яснить присутствия ‘barbagianni’ в Цирцее (Вашингтон, Национальная галерея) Доссо Досси4. Положение нашей совы в данной композиции оказывается двусмысленным благодаря тому, что ни Гомер5, ни Верги-лий6, ни Овидий7 не упоминают о превращении любовников Цирцеи в сов и, во-вторых, из-за того, что волшебница осуществляла превращения не ночью, а днем. Таким образом, присутствие совы-сипухи в картине было продиктовано личными пристрастиями живописца или его заказ-

66

чиков. Зачем же мог быть включен в контекст произведения ‘barbagianni’, не описанный у древних писателей, которым эта птица была, без сомнения, знакома, и не нужный как указание на ночное время суток? Нам представляется, что Доссо Досси поместил в своей картине изображение ‘barbagianni’ именно в силу того, что название этой птицы широко употреблялось как в разговорной речи, так и в литературе его времени для обозначения глупцов. Таким весьма своеобразным образом Доссо выразил свое отношение к героям картины - бывшим возлюблен-ным Цирцеи, которые были превращены ею в различных зверей. Ху-дожник считает их людьми «глупыми, туповатыми, бестолковыми», именно за свою глупость и поплатившимися утратой человеческого облика.

Введение подобного рода аллюзий явно «сниженного» характера в картину на «возвышенный» мифологический сюжет может нам напом-нить о современных мастеру спорах о языке, о возможности создания литературных произведений не только на тосканском диалекте, по упо-требительности для серьезной прозы сопоставимым в 16 веке с латы-нью, но и на других диалектах, а также с творчеством макаронических поэтов. В изобразительном искусстве сходными не могут не показаться поиски Джироламо Романино, стремившегося к созданию резко-экспрессивных образов путем деформации «благородных» прототипов Тициана и Рафаэля. При этом Доссо Досси не отказался от ученого символизма, характерного для произведений, предназначенных для утонченной публики, однако сам символический мотив мастер подбира-ет, исходя из его «просторечного» переносного значения.

Операция, произведенная художником, равнозначна добавлению площадного слова в текст Гомера или Овидия, однако в силу специфики изобразительного языка созданный диссонанс затрагивает только смыс-ловую сторону произведения, тогда как формальное решение, совер-шенство композиции, колорита и рисунка не могут, естественно, по-страдать от того, что изображена сова-сипуха, а не ушастая сова или неясыть.

Доссо Досси в своей Цирцее вышел за рамки традиционного для его времени скрытого или явного символизма, опирающегося в подборе символических мотивов на специальные ученые трактаты или серьезные комментарии к литературным произведениям. Доссо создал, весьма оригинальный для живописи 16 века пример символического изображе-ния, опирающегося на переносное значение слова. Включение в ткань произведения ‘barbagianni’ свидетельствует о незаурядной фантазии мастера, а поиск и интерпретация аналогичных мотивов открывает но-вые возможности для истолкования смысла произведений Доссо Досси

67

и других живописцев Возрождения.

Примечания 1. S. Battaglia, Grande dizionario della lingua italiana, vol. II, Torino, 1962, p.

56. 2. Ibid. 3. G. Vasari, Le vite dei più eccelenti pittori, scultori e architetti, Roma, 1991, p.

991. 4. Картина известна с конца 19 века, происходит из собрания Бенсона в

Лондоне, более ранняя история картины неизвестна, датируется по-разному, ок. 1511 -1512 годов (Хамфри) или серединой 1520 -х годов (Балларин).

5. Гомер, Одиссея, X: 135 -574. 6. Вергилий, Энеида, VII: 10 -24. 7. Овидий, Метаморфозы, XIV: 245 -308.

аспирант исторического факультета МГУ © Андрей Близнюков, 2000

68

Рецензии, обзоры, библиографии

Новые пути описания терминологии [Рец. на кн.: Rita Temmerman.

Towards New Ways of Terminology Description: The sociocognitive approach.

Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Compa-ny, 2000]

Если внимательно всмотреться в названия глав рецензируемой книги ("От

принципов стандартизации к научному изучению терминологии", "Новая про-блематика в терминоведении", "От традиционных определений понятий к сте-реотипным единицам понимания", "Однозначность и полисемия", "Влияние метафорических моделей на категоризацию и номинацию", "О новых путях описания терминологии"), то легко можно сделать вывод, что Р. Теммерман - еще один автор, осознавший переход науки о термине в новую научную пара-дигму.

Пока еще нет номинации, которая определила бы эту парадигму, но "рабо-чая" номинация очевидна - это должен быть термин с двумя пост-, например постпоствюстерианство, ибо этап поствюстерианства, без сомнения, пройден уже давно. В России постепенно приживается термин росстермианство (рос-стермианское терминоведение - RossTermian Terminology Science и даже викто-рианское терминоведение - Viktorian Terminology Science). Видимо, появится что-то аналогичное и в западноевропейском терминоведении.

Для начала мы полностью поддержим пафос книги, который автор выразил во введении в следующей формулировке: "Мы попытаемся исследовать некото-рые последствия введения в терминоведение постулата о способности слов изменяться" (курсив наш - В.Л., В.Т.). Тут не может не вспомниться, что это - одно из ключевых положений научной парадигмы Российского терминологиче-ского общества РоссТерм.

Перечислив в начале первой главы необходимые предпосылки сущест-вования термина из традиционного терминоведения (ср. понятие "требования, предъявляемые к термину"), (напр., понятия являются четко очерченными и определяемыми единицами, однозначность термина ведет к эффективной ком-муникации, метафоричность и амбивалентность не касаются терминологии), автор категорично заявил о необходимости переопределения основных принци-пов терминоведения. В частности, звучит призыв осознать, что в традиционном терминоведении лингвистические факты были подменены требованиями к со-

69

здаваемой терминологии. Критическому анализу подвергнуты далее Венская, Пражская и Советская

школы терминоведения. Такая критика становится уже общим местом в новых исследованиях по терминоведению (в том числе и в отечественном терминове-дении), но кое-что из этой критики не повредит воспроизвести еще раз.

Весьма убедительно Р. Теммерман показывает (вопреки мнению Венской школы), что факт терминологической номинации является частью креативного процесса по созданию понятия, ибо нет "чистых" понятий в терминологии, понятия обязательно должны быть коммуникационными и лингвооформленны-ми.

Подвергается сомнению и системность понятийной сферы как структуры четко очерченных понятий и их связей. Большинство категорий, утверждает автор, имеют подвижный интенсионал и экстенсионал (в том числе и названия научных дисциплин). Как следствие, нельзя говорить об однозначности термина или об однооднозначном соответствии (изоморфизме) "один термин - одно понятие", хотя бы потому, что есть элементарное развитие понятий и категорий, таково мнение автора рецензируемой книги.

В конце главы ученый определяет задачи своего социокогнитивного подхода в изучении терминологии. Акцент в терминоведении перемещается из области семантики в сферу понимания. Для этого развивается понятие прототипическо-го структурирования с усиленным вниманием к научному дискурсу. Особого внимания заслуживает анализ дискурсивной полисемии и синонимии, а также метафорические фреймы.

Во второй главе автор формулирует альтернативные традиционным терми-нологическим школам принципы и методы изучения терминологии. Поскольку в центре внимания исследователя оказывается феномен понимания, то исходной точкой атрибуции категориальности и становится сам термин, в то время как в прежних школах исходным пунктом терминологической деятельности был концепт, являвшийся значением термина.

Первым постулатом нового, социокогнитивного, терминоведения является гипотеза о прототипической структуре, которая образует стержень категориаль-ного структурирования и понимания. Далее называется постулат о многознач-ности и синонимии как функциональных характеристиках текста. Третий посту-лат называется самим автором как прямая альтернатива Е. Вюстеру: метафори-ческие модели являются связующими каналами между миром эксперимента и миром мысли.

Интерес представляет матрица ученого по соотношению языка, объективно-го мира и мышления в традиционном и новом терминоведении. Ее можно сум-мировать следующим образом (в перечисленных дихотомиях вначале называет-ся традиционное терминоведение, затем - новое): мир существует объективно и подвергается номинации / язык является одним из компонентов понимания мира; мир понимается человеком благодаря классификационной способности мышления / мир - это часть мышления человека; креативные возможности языка игнорируются / понимание языка неотделимо от понимания мира.

В целом же, заканчивает автор, новое терминоведение базируется на четы-рех гносеологических столпах: 1) наличие единицы понимания, 2) принцип

70

неоднозначности, 3) креативная функция языка и 4) развитие категорий во вре-мени.

В последующих трех главах заявленные автором установки социокогнитив-ного терминоведения продемонстрированы на примере терминологии научных дисциплин биологического цикла. Автор пытается доказать, что проблема опре-делений терминов может быть успешно заменена изучением моделей подвиж-ных и размытых единиц понимания. На передний план выдвигается рассмотре-ние категорий, а не понятий, категорий, в основе которых лежат прототипиче-ские структуры.

При вычленении единиц понимания учитываются следующие факторы: по-нимание есть временнáя категория; единицы понимания образуют набор фасе-тов, или аспектов; существование единицы понимания обусловлено системой фасета; интенции продуцента речи включаются в категориальную информацию. Далее на примере некоторых категорий из биологических наук автор показал дискурсивные преимущества единиц понимания сравнительно с классическими дефинициями, которые, по мнению автора, имеют в текстах меньшее распро-странение, нежели прототипические структуры единиц понимания.

Что касается дискурсивной полисемантизации терминологии, то она вызы-вается тремя факторами: дивергентным пониманием категорий, технологиче-скими и социологическими инновациями, естественным изменением языка. Процесс полисемантизации можно представить следующим образом. Специа-лист, описывающий объект наблюдения, стремится однозначно его обрисовать и назвать. Но чаще всего это происходит у нескольких ученых (или одновре-менно, или в диахронии). Тем самым очевиден взрыв неоднозначности и сино-нимии, мощность которого многократно увеличивается, когда к исследователь-скому процессу подключается процесс понимания, т.е. другие ученые.

Представляется важным остановиться на некоторых моментах из книги, как автор оценивает роль метафорических моделей в процессах категоризации и номинации. Во-первых, автор считает, что метафорические процессы - это цен-тральная проблема когнитивного исследования, во-вторых, метафорическая номинация - это основа идеальной когнитивной модели. Р. Теммерман утвер-ждает, что процесс познания направлен от известных гештальтов к неизвестно-му материалу (новому гештальту) и заканчивается обычно вторичной номина-цией. Тем самым речь идет не о произвольности, а о мотивированности в номи-нативном процессе, который в принципе является скорее не системным, а деви-ативным и образным исследовательским процессом.

В шестой главе подведены итоги проведенного исследования. Автор предла-гает выделить две основные задачи терминоведения: а) теоретическая разработ-ка понимания категорий и б) теоретическая разработка взаимодействия лекси-кализации и категоризации. Терминоведение как наука может ограничиться пятью принципами в своей деятельности (единица понимания, понимание как структурированный процесс, внутридисциплинарные депенденции единиц по-нимания и уровней восприятия реципиентом, функциональность синонимии и полисемии, включенность диахронии и мотивированности в единицы понима-ния). В качестве результативных методов терминоведения автор называет про-тотипический анализ, анализ когнитивных моделей, диахронический анализ.

71

Таким образом, Рита Теммерман весьма убедительно доказала в своем ис-следовании, что терминология образует центр лингвокреативной мыслительной деятельности и являет собой материализованную в языке когнитивную способ-ность человека, а терминоведение в состоянии описать когнитивные структуры человеческого интеллекта во всех его аспектах, проявлениях и коннотациях.

© В.Д. Лаптев, 2000 доктор филологических наук

© В.А. Татаринов, 2000

Проблемы отраслевой терминологии в историческом освещении

[Рец. на кн.: Борхвальдт О.В. Лексика русской золотопромышленности

в историческом освещении. Красноярск, 2000]

В рецензируемой книге тщательному анализу подвергается подъязык рус-ской золотопромышленности XVIII-нач. XX вв. При этом исторический аспект выступает у автора как своеобразный катализатор исследования, позволяющий вскрыть динамический характер возникновения, становления и развития иссле-дуемого подъязыка. В связи с этим автор совершенно правомерно ставит вопрос о статусе исторического терминоведения и исторической терминографии. Во-прос, ответить на который совсем не просто. Автор же успешно справляется с поставленной перед ним задачей, приводя достаточно аргументов в пользу своей точки зрения. А сводится она к тому, что историческое терминоведение и историческая терминография в настоящее время являются автономными обла-стями, входящими в парадигму терминоведения как комплексной и многоас-пектной дисциплины.

Структурно книга состоит из предисловия, где автор обосновывает цели и задачи своего сочинения, введения, пяти глав, заключения и приложений.

Во введении автор прослеживает историю исследования специальной лекси-ки русского языка XI-нач. XX вв. Однако он не ограничивается простой конста-тацией достижений исторического терминоведения русского языка, автор рас-сматривает ключевые вопросы исторического терминоведения во всей их про-тиворечивости. Это, например, вопрос о сущности древнерусского термина, вопрос о специфике системных отношений между отдельными единицами спе-циальной лексики в разные временные отрезки и т.д.

В первой главе подробно исследуются экстра- и интралингвистические условия, способствовавшие формированию подъязыка русской золотопромыш-

72

ленности. Во второй главе с позиций исторического терминоведения подробно анали-

зируется подъязык золотопромышленности, определяются его структура, функ-ции, место среди других форм русского языка XVIII-нач. XX вв. Много внима-ния уделяется также основным этапам развития лексики русской золотопро-мышленности.

В третьей главе дается характеристика лексики русской золотопромышлен-ности XVIII - нач. XX вв. как формирующейся системы. Подробно рассматри-ваются явления вариантности и синонимии как следствие и фактор развития терминологии золотопромышленности Российской Империи.

В четвертой главе рассматриваются различные способы номинации в сфере лексики золотопромышленности XVIII - нач.XX вв.

В пятой главе рассматривается лексика русской золотопромышленности с позиций исторической терминографии. В этой главе большое внимание уделя-ется пути становления этой научной дисциплины, месту исторических словарей специальной лексики в ряду словарей других жанров, приводится типология историко-терминологических словарей.

В представленных в заключении выводах суммированы основные положе-ния работы.

Следует особо отметить тот факт, что, хотя данная работа имеет непосред-ственное отношение к русистике, она выходит за рамки одного национального языка и имеет также общелингвистическую значимость. Работа вносит ряд уточнений в общелингвистическую теорию и представляет многоплановый профессиональный интерес.

кандидат филологических наук © В.В. Варин, 2000

Терминологическая идеография

[Рец. на кн.: Табанакова В.Д. Идеографическое описание научной терминологии. Тюмень, 1999]

Монография В.Д. Табанаковой представляет собой серьезное, глубокое ис-

следование идеографического описания научной терминологии как в теоретиче-ском плане, так и в плане практического воплощения теоретических воззрений автора.

Принципиальным положением книги является постулат о том, что идеогра-фическое описание термина - это анализ системы специальных понятий. Считая системность неотъемлемым свойством термина, автор настаивает на том, что любое описание термина, в том числе и лексикографическое, должно основы-ваться на предварительном логико-понятийном анализе терминосистемы. "Представление термина в словаре - это отражение определенной части терми-нологической понятийной системы" (С. 99).

Важным основополагающим утверждением, на которое автор опирается в своем исследовании, является также то, что идеографическое описание термина

73

не ограничивается идеографическим типом словаря и представляет собой опи-сание специального понятия через описание его места в системе специальных понятий. Именно поэтому в рецензируемой монографии автор удачно, как мне кажется, выбирает и исследует три направления, три вида деятельности, осно-вой которых служит логико-понятийный анализ терминосистемы: составление специальных словарей, обучение языку науки и научно-технический перевод.

В книге представлена интересная, объективная информация о понятии "тер-мин", проблеме значения термина, его свойствах, различии терминологии и номенклатуры, об описании термина в современных научных словарях. Автор справедливо отмечает, что "сегодняшний взгляд лингвиста на терминологию - это взгляд лингвиста-лексикографа" (С. 32).

Учитывая ситуацию, когда предварительно установленные параметры и ти-пы словарей перекрещиваются и смешиваются в реальном конкретном словар-ном материале, и словари не укладываются в разработанные типы и классифи-кации, В.Д. Табанакова предлагает рассматривать и описывать каждый словарь как способ лексикографического описания, в чем видится, по моему мнению, новый подход в исследовательской методологии.

В книге автор подробно останавливается на анализе средств семантизации термина, основным из которых автором по праву считается дефиниция. Предва-рительный логико-понятийный анализ терминологии не только наполняет сло-варную дефиницию содержанием, но также обеспечивает ее полноту и точность; он также обусловливает выбор вида дефиниции и наиболее эффективную их комбинацию. Логико-понятийный анализ позволяет в качестве средств семанти-зации использовать также словарную иллюстрацию и отсылку.

Справедливо серьезное внимание уделяется в монографии словарному опи-санию общенаучного термина, иллюстрации и отсылке как "лексикографи-ческому средству отражения лексико-грамматических отношений" (С. 79).

Иллюстрация используется для семантизации специальных понятий, кото-рые носят предметный характер. Особенностью отсылки как средства семанти-зации является высокая информативная емкость. "Отсылка может отразить не только наличие понятийных отношений, но и сами отношения, если характер отношений закладывается в метаязык словаря в виде соответствующей системы специальных помет" (С. 95).

Интересен вывод ученого о том, что среди современных зарубежных слова-рей не обнаружено двух словарей, совпадающих в своей вводной или основной частях (С. 53). В этом контексте особое значение, на мой взгляд, приобретает понятие "серия словарей", которая представляет собой систему лексикографиче-ских произведений, с разных сторон (исходя из описания различных лексико-графических параметров) анализирующих языковые единицы.

Анализ идеографического характера общих и специальных словарей основан на принципе идеографичности как наборе определенных лексикографических параметров. Степень идеографичности прослеживается в зависимости от нали-чия 13 параметров: семантема; транспозиция; синтагматический параметр; ассоциативный параметр; экземплярно-иллюстративный; стилистический пара-метр; синонимы; антонимы; омонимы; семантическое поле; тематическая груп-па; параметр "входы"; фразеологический параметр.

74

Материалом параметрического исследования идеографичности послужили современные наиболее авторитетные английские толковые словари активного типа.

Важнейшим и принципиальным представляется следующее положение мо-нографии: эффективность и результативность исследования описания термино-логии обусловливается проведением логико-понятийного анализа (С. 97). Уче-ный останавливается на трех направлениях исследования терминологии: 1) в целях лексикографического описания; 2) с целью перевода; 3) в методических целях.

Обобщая результаты лексикографического анализа терминологических сло-варей, автор монографии утверждает: именно логико-понятийный анализ струк-турирует словарную статью и по форме, и по содержанию и определяет систем-ность термина; логико-понятийный анализ обусловливает наиболее эффектив-ную комбинацию средств семантизации термина и, следовательно, дает возмож-ность унифицировать словарную статью; глубина логико-понятийного анализа определяет силу метаязыка словаря.

Ценность монографии заключается также в том, что свои теоретические вы-воды автор подтверждает собственными практическими (лексикографическими) изысканиями. В.Д. Табанаковой представлен идеографический словарь активно-го типа (С. 156-180). Предметом лексикографического описания стала англий-ская лексикологическая и лексикографическая терминология. Описание терми-нологии основано на логико-понятийном анализе. Словарная статья определяет содержание понятия через отражение его отношений с другими понятиями данной системы.

Книга В.Д. Табанаковой - заметное явление в лексикографической науке. Она не только углубляет наши знания о термине и способах его логико-понятийного (идеографического) описания, но и раскрывает широкие горизон-ты для лексикографов-теоретиков и лексикографов-практиков в области осозна-ния сущности и важности терминографической деятельности сегодня и в буду-щем.

доктор филологических наук © В.В. Дубичинский, 2000

Теория и практика лексикографии [Рец. на кн.: Дубичинский В.В. Теоретическая

и практическая лексикография. Wien; Charkov, 1998]

Первая реакция на эту достаточно объемную, хорошо изданную книгу: "Наконец-то появилась книга по лексикографии, где всё собрано, организовано и есть исчерпывающая литература". Думаю, что такому материалу обрадуются и лексикографы, и лексикологи, и, особенно, те преподаватели вузов, которые самостоятельно разрабатывают курсы по общей лексикографии.

Хотелось бы поделиться впечатлениями рядового лингвиста-лексикографа и остановиться на достоинствах и достижениях этой большой работы, а не на недостатках и упущениях. Ведь это первая книга по лексикографии, что и делает

75

её ценной. Главное достоинство книги-пособия, и это обращает на себя внимание, - от-

бор и представление самых современных подходов и разработок, что непосред-ственно отражается в списке самой свежей отечественной и зарубежной литера-туры. Материал второй главы, о социальных аспектах словаря, охватывает такие проблемы, как "товарная и идеологическая ценность словаря", "обучение сло-варному делу", "социология словарного использования". Проблемы одноязыч-ной лексикографии рассматриваются в рамках системной лексикографии и интегрального описания языка. Основной составляющей лексикографической деятельности представлена компьютеризация словарной работы и именно ком-пьютеризация определяет сегодня перспективы лексикографии. Современный научный уровень текста проявляется в активном использовании и определении таких специальных понятий, как "интегральный словарь языка", "лексикографи-ческий тип", "активный и пассивный словарь", "типология словарей" и т.д. Без-условной ценностью пособия является небольшой лексикографический глосса-рий, данный в приложении 2. Интересным с точки зрения информативности и систематизации лексикографической терминологии представляется "тезаурус по теории лексикографии", оформленный как приложение 1.

Данное пособие выполняет свою основную методическую функцию прежде всего потому, что охватывает все основные направления современной теории и практики и формулирует их проблемный, научный характер. Оно включает следующие разделы:

1. Сущность лексикографии и ее исторические корни. 2. Словарь в обществе. 3. Теоретические основы лексикографии. 4. Словарная типология. 5. Одноязычная лексикография. 6. Переводная (дву- и многоязычная) лексикография. 7. Учебная и идеографическая лексикография. 8. Терминография и стандарты. 9. Лексикографическая деятельность и ее перспективы. Наиболее удачными из них представляются два: третий, в котором пред-

ставлены основные принципы лексикографирования и основы типологического описания словарей; и пятый, где даются фундаментальные понятия методики и теории.

Нельзя не упомянуть и о собственно авторском, художественном и даже ро-мантическом отношении к лексикографии, которое присутствует в языке книги и выливается в приложение 3 "Высказывания". Это вносит легкость и привлека-тельность в предмет разговора и не дает нам забыть о том, что наука лексико-графия - это прежде всего искусство, а хороший словарь так же красив, как любое "творение рук человеческих".

Нет сомнения, что этой книге обрадуются и студенты, и преподаватели ву-зов, где среди учебных дисциплин появляется новая - лексикография.

доктор филологических наук © В.Д. Табанакова, 2000

76

Новые терминологические словари

Словарь Г.В. Шураковой и др. "Научные понятия и термины в области сто-

матологии (на немецком и русском языках)" (Владикавказ, 1999) является ре-зультатом систематизации терминологии на немецком и русском языках в обла-сти стоматологии с учетом данных энциклопедических словарей, ихданных в отечественной лексикографии и в немецкоязычных странах, новейших справоч-ных источников на русском и немецком языках и периодической научной лите-ратуры, опубликованной прежде всего в Ганноверском медицинском институте и в клиниках Берлина - Шарите и Моабит, международных контактов авторов, которые способствовали использованию терминологического материала.

Особое внимание в словаре обращается на синонимы, отличающиеся наибольшей употребительностью в современных реально обращающихся текстах. Это расширяет возможности словаря не только на уровне учебных жанров литературы, но и научных изданий, при переходе к которым в медицин-ской литературе резко возрастает процент синонимов. Однако хотелось бы видеть в словаре более четкую дифференциацию синонимов и кратких толкова-ний. Ср.: Microglossie f - микроглоссия - недоразвитый маленький язычок, но: Odontalgie f зубная боль, одонтальгия. Что в этих переводах является синонима-ми, а что толкованиями, очень трудно установить. Для отграничения синонима от толкования нужна четкая система критериев.

Из дидактических соображений в словаре приводится большое количество терминов-интернационализмов, которые, как правило, греко-латинского проис-хождения. Многие из них объясняются с помощью синонимов и кратких толко-ваний, что позволяет лучше усвоить интерпретирующий характер немецких терминов по отношению к латино-греческим интернационализмам.

Безусловно, настоящий словарь не смог вместить все термины. Это касается прежде всего англицизмов, интенсивное употребление которых в немецком языке медицины ставит, со всей очевидностью, вопрос об использовании мате-риалов английского языка и терминов-гибридов на его основе. Тем не менее будучи одним из первых двуязычных словарей узкоспециальных терминов, он не только способен удовлетворять запросам большого числа медиков, студен-тов, аспирантов, но и открывает новые, широкие перспективы для создания других подобных изданий в области активно развивающейся медицины.

Насколько мне известно, данный авторский коллектив завершает работу над аналогичными учебными словарями в области травматологии, гинекологии, оториноларингологии, дерматовенерологии и хирургических инструментов.

Будем ждать скорейшего появления этих словарей. "Англо-русский учебно-методический словарь" И.И. Михалевской (Сочи,

2000) представляет собой толковый словарь-минимум терминов методики пре-подавания английского языка. Словарь включает 420 единиц. В словаре зафик-сирован, таким образом, метаязык специалистов по преподаванию английского языка. Знание этого профессионального языка необходимо для адекватного чтения оригинальной методической литературы, а также при межнациональном

77

профессиональном общении преподавателей. В лексикографической практике подобный словарь издается впервые.

В словарь отобрана специальная лексика из известных работ Д. Ньюнана, А. Доффа и др. ученых. Определения терминов адаптированы, но основываются на словаре Ричардса и Платта. При этом автор не ограничивался "буквальным переводом" терминов, а пытался найти смысловые эквиваленты, которые в словаре отмечены звездочкой. Это, как известно, весьма трудоемкий лексико-графический процесс, но самый творческий и благодарный. Ср. примеры из словаря: fossilization - безграмотность, Hawthorn effect - эффект новизны. Ино-гда здесь присутствует и доля риска, особенно при переводе метафорических переосмыслений: hardware - технические средства обучения (! - В.Т.).

Очевидно, что словарь сослужит добрую службу при изучении методиче-ских достижений в преподавании английского языка.

Работу над Multilingual Dictionary of International Terms (Warszawa, 1998;

1999; 2000) З. Стоберски начал в 1977 г. Вплоть до 1983 г. словарь публиковал-ся в журнале Babel и поддерживался научными программами UNESCO. Данный словарь издан под эгидой Всемирного банка международных терминов и Меж-дународной организации по унификации терминологических неологизмов.

В составлении словаря принимали участие многочисленные специалисты из 40 стран, в том числе из России А.В. Суперанская, В.Г. Барский, Р.Г. Котов, Н.З. Котелова.

Словарь охватывает 10 отраслей, таких, как компьютеры, химия, атомная энергия и др. При этом нужно иметь в виду, что словарь содержит только тер-мины-интернационализмы, т.е. полные понятийно-терминологические эквива-ленты в разных языках. В связи с этим толкование термина дается только один раз, в большинстве случаев - при английском термине.

Обычно считается, что такие словари являются незаменимым средством при переводе текстов с иностранного языка. Но хотелось бы заметить также, что настоящий словарь - это неисчерпаемый кладезь терминологического материала для проведения научной работы и прикладных исследований.

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

Проблемы

понятийно-терминологического обеспечения исследований смешанной речи

[Рец. на кн.: Васильева С.Г. Разноязычие (смешанная речь): диалектика явления и сущности. Казань, 1999]

Монография С.Г. Васильевой представляет собой своеобразный синтез ме-

тодологически разных подходов к языку. Это является актуальным, поскольку в настоящее время намечается тенденция к обособленности разных лингвистиче-ских школ, разнобой в лингвистической терминологии. Действительно, автору

78

удалось найти общий подход к своему материалу, который является именно синтезом разных лингвистических парадигм, а не их эклектикой.

Как же решается такая сложная исследовательская задача? Во-первых, С.Г. Васильева обосновывает принцип межъязыковой интегративности как един-ственный способ существования двуязычной личности. Уже в таком утвержде-нии заложена научная новизна, точнее говоря, внесен здравый смысл в обще-распространенный догматический статус о двух возможных способах сосуще-ствования языковых систем в индивиде – совместном и раздельном. На самом деле, о какой раздельности может идти речь, когда носитель языков при любом уровне владения другими языками способен осуществить межъязыковой пере-вод? При этом С.Г. Васильева не только обосновывает принцип межъязыковой интегративности внутрисубъектной организации носителя языков, но и на мате-риале вербального уровня разрабатывает типологию словесных знаков как еди-ниц лексикона двуязычной личности. А поскольку в настоящее время еще не создано внутрисубъектной модели слова, ей приходится проделать и эту работу. Уже все это имеет самостоятельную научную ценность. Внутрисубъектную базу двуязычной личности исследователь интерпретирует как условие разноязычной речевой деятельности, постулирует, что условие может перейти в конкретное действие (в данном случае, в гетерогенную речь) только при наличии конкрет-ной причины.

Таким образом С.Г. Васильева переходит к рассмотрению своего материала, во-вторых, в другой лингвистической плоскости – в парадигме коммуникатив-ной лингвистики, учитывающей личность говорящего, его мотивы и намерения. В процессе коммуникативного личностно ориентированного рассмотрения разноязычия исследователь также критически переосмысливает общераспро-страненные точки зрения. Так, при анализе разноязычия манифестирующего типа мы получаем подтверждение тому, что не все в речи запрограммировано на какую-либо конкретную коммуникативную цель, и языковая личность в процес-сах коммуникации обычно допускает непредсказуемые для нее самой же рече-вые действия, обусловленные глубинными факторами, иногда не поддающимися осознанию. При анализе сигнализирующего, игрового и имитирующего типов разноязычия демонстрируется, что главным моментом для говорящего часто оказывается не воздействие на собеседника (из этого исходит, как правило, прагмалингвистика), а самопрезентация личности. С.Г. Васильева напоминает нам одну из идей Э. Сепира: “В общем и целом не будет преувеличением ска-зать, что одна из действительно важных функций языка заключается в постоян-ной сигнализации того, какие места занимают его носители в обществе”.

В соответствии со своим замыслом автор устанавливает четкие корреляции между той или иной разновидностью разноязычия и тем или иным типом сло-весного знака (а в работе выделено 87 внутрисубъектных типов словесных зна-ков). В то же время, естественно, языковая личность должна не только следо-вать своим побуждениям, но и считаться с речевыми конвенциями сообщества, к которому она принадлежит или хочет принадлежать. С.Г. Васильева, раскры-вая этот аспект, переходит к анализу своего материала с точки зрения коммуни-кативной социально ориентированной лингвистики, при этом выявляются типо-вые и нетиповые ситуации реализации разноязычия, определяются общие зако-

79

номерности его функционирования в разных социумах. Становится ясным, почему разноязычие до сих пор было практически не

изучено: обычно, если иметь в виду российские билингвальные социумы, разно-язычие проявляет тенденцию к своей коммуникативной интимизации. Логиче-ски оправдан переход исследователя к третьей парадигме – анализу своего ма-териала с позиций подхода к языку как системно-структурному образованию. Если разноязычие является в большинстве случаев естественным способом общения носителей языков, реализующим их внутрисубъектную межъязыковую интегративность, то, естественно, встает вопрос о том, какую роль будут играть сами системы контактирующих языков.

С.Г. Васильева выявляет грамматический алгоритм разноязычия на базе рус-ского и татарского языков и объясняет его тем, что в процессах разноязычия стихийно вырабатывается такая система совмещения элементов двух разных языков, которая не будет мешать спонтанности речи. Очевидно, в каждом кон-кретном случае такая система взаимоприспособляемости во многом будет опре-деляться самими грамматическими структурами языков. Эта идея заслуживает внимания. Традиционно заимствования грамматических элементов принято объяснять потребностями выражения смысла. Здесь мы встречаемся с принци-пиально другим объяснением. В период промежуточного этапа, когда заимству-емый элемент еще является фактом гетерогенной речи, а не системы заимству-ющего языка, выбор именно этого элемента объясняется не тем, что в другой языковой системе был некоторый языковой дефицит, а тем, что именно так было “удобно” для того, чтобы не нарушалась спонтанность генерирования речи. Таким образом, одно из главных достоинств обсуждаемой работы нам видится в том, что в ней реализован интегративный подход к объекту исследо-вания.

Безусловно, что в книге С.Г. Васильевой имеется много и других моментов, которые показывают самостоятельность лингвистического мышления автора, его приверженность фактам, а не устоявшимся теориям, претендующим на право единственно верных. Так, интересным представляется подход С.Г. Васи-льевой к анализу структуры слова. Отталкивается исследователь от весьма бла-годатного материала – лексем, которые для их носителя адекватны по осознава-емому уровню значения (по образу содержания) в разных языках, но, естествен-но, имеют разные звуковые оболочки. Материал С.Г. Васильевой позволяет высказывать точку зрения, что семантической значимостью обладает в целом весь звуковой комплекс слова, отдельные фонемы получают свою нагрузку, входя как часть в этот комплекс. Более того, исследователь подтверждает свою точку зрения экспериментальными работами ученых (напр., И.Т. Баиндурашви-ли), не так широко известных в научной среде. Количество примеров, которые показывают новизну решения автором многих проблем, можно увеличить, но в данном случае вряд ли имеет смысл это делать.

Конечно, достоинства работы превращаются в некоторых случаях в ее недо-статки. Мы имеем в виду то, что в исследовании, действительно, затрагивается и решается целый комплекс разноаспектных проблем, очевидно, поэтому иногда изложение начинает носить несколько суетливый характер, информация и идеи автора даются в слишком концентрированном виде. К тому же автор злоупо-

80

требляет описательными определениями изучаемых понятий. Хотелось бы ви-деть дефиниции основных для данного исследования понятий разноязычие, смешанная речь, билингвизм в более классическом виде, чем это представлено в книге.

В целом же можно констатировать, что С.Г. Васильева внесла значительный вклад в разработку понятийного состава такого лингвистического направления, как разноязычие и смешанная речь.

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

Тенденции развития лингвориторической терминологии

[Рец. на кн.: Ворожбитова А.А. Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты.

Сочи, 2000]

А.А. Ворожбитова известна в научных кругах как специалист, выдвинувший и обосновавший концепцию лингвориторической парадигмы. Ею разработаны необходимые теоретические и прикладные аспекты поставленной проблемы, о чем свидетельствуют многочисленные публикации по теме исследования в различных изданиях в России и за рубежом. Предложенное в книге понимание лингвориторической парадигмы «как системы научных координат для рассмот-рения продуктов речемыслительной деятельности», вполне отвечает полипара-дигмальному характеру современного языкознания и соответствует основным тенденциям его развития. Это естественно, т.к. рецензируемая работа имеет под собой прочный теоретический фундамент, опирается на достижения когнитив-ного антропоцентрического языкознания.

А.А. Ворожбитовой предложена система новых терминов: интегральная лингвориторическая компетенция и механизмы ее реализации, лингвориториче-ская картина мира, лингвориторическое образование и ряд других, которые выступают в логической взаимосвязи и взаимной детерминированности, образуя концептуальное поле лингвориторической парадигмы. Следует отметить, что эти термины, представленные в свое время А.А. Ворожбитовой на страницах журналов «Терминоведение», «Русский Филологический Вестник», «Лингвопоэ-тика. Лингвостилистика. Лингвориторика» и др., уже прочно вошли в научный оборот, о чем свидетельствует, например, их использование как само собой разумеющихся терминов на многочисленных научных конференциях.

При обращении к языку как способу социокультурного бытования языковой личности, как среде «языкового существования», А.А. Ворожбитова с объектив-ной неизбежностью покидает уровень «чистой лингвистики» и выходит на уровень лингвориторики, рассматривающей язык как средство речевой деятель-ности, осуществляемой языковой личностью в рамках совокупности речевых событий посредством механизмов реализации ее интегральной лингвориториче-ской компетенции.

81

Категория лингвориторической компетенции, как показано в работе, носит ярко выраженный социолингвистический характер, поскольку отражает резуль-тат присвоения общего языка индивидуальной языковой личностью в процессе «приложения «старого» языка к новой действительности» (здесь А.А. Ворожби-това следует за В. Скаличкой). Лингвориторическая компетенция, выступает качественной характеристикой деятельностно-коммуникативных потребностей языковой личности и выражает степень адекватности и полноты индивидуаль-ной картины мира, фиксирует уровень овладения богатствами родного или иностранного языка. Будучи материальным средством реализации дискурсивно-текстообразующего процесса, лингвориторическая компетенция, таким образом, выступает средством манифестации ассоциативно-вербальной сети, тезауруса и прагматикона языковой личности, коммуникативно мобилизованных в условиях речевых событий различной конфигурации, и предстает своего рода «квинтэс-сенцией» языковой личности. Лингвориторическая компетенция формируется – интуитивно или осознанно (в процессе обучения и самообразования) – исклю-чительно для нужд адаптации в конкретном этносоциуме, а в качестве суммар-ного потенциала коллективной лингвориторической компетенции совокупной языковой личности этносоциума выступает важнейшим фактором социального прогресса – в той мере, в какой он обусловлен процессами в системе речевой коммуникации.

В структуре интегральной лингвориторической компетенции А.А. Ворожби-това выделяет две составляющие: 1) лингвистическую; 2) риторическую – кото-рым соответствуют три субкомпетенции: 1) языковая; 2а) текстовая; 2б) комму-никативная. Каждая из них представлена двумя блоками: блоком способностей и блоком знаний и умений (навыков). Слагаемыми языковой субкомпетенции выступают языковая способность и языковые знания, умения (навыки); слагае-мыми текстовой субкомпетенции – текстообразующая способность и знания, умения (навыки) языковой личности в области этапов идеоречевого цикла «от мысли к слову» (инвенции, диспозиции, элокуции) и лингвистики текста; слага-емыми коммуникативной субкомпетенции являются коммуникативная способ-ность и речеведческие знания, умения (навыки) в области общения. Лингвори-торическая компетенция реализуется на трех уровнях, выступающих одновре-менно уровнями самореализации языковой личности. Это уровни языковых операций, речевых (тестовых) действий и лингвориторической (коммуника-тивной) деятельности.

Языковая способность в ее традиционном понимании выступает для А.А. Ворожбитовой психофизиологической базой формирования механизмов реали-зации лингвориторической компетенции; текст – семиотическим результатом, знаковой фиксацией дискурса как продукта их работы, мотивированного рече-вой ситуацией и «инспирированного» психологической потребностью языковой личности в самоактуализации в рамках речевого события; языковая система – теоретическим конструктом, выводимым из текстового массива как совокупного продукта коллективной лингвориторической компетенции совокупной языковой личности этносоциума. Эффективность работы механизмов реализации лингво-риторической компетенции в каждом конкретном случае обусловлена характе-ром взаимодействия и синергетическим эффектом интеллектуального, эмоцио-

82

нального и волевого начал в структуре языковой личности. В логике трихото-мии «язык – речь – речевая деятельность» А.А. Ворожбитова справедливо утверждает, что и языковая, и речевая способности языковой личности высту-пают слагаемыми (и более низкими, подчиненными уровнями) ее речедеятель-ностной способности, которая понимается уже не как использование языка в речи «вообще», а как акт самореализации языковой личности, манифестации ее лингвориторической компетенции в речевом поступке в рамках речевого собы-тия различной степени социальной значимости.

Под механизмом реализации лингвориторической компетенции А.А. Во-рожбитовой понимается психолингвистическое образование в структуре языко-вой личности, комплекс взаимообусловленных мыслеречевых навыков, с помо-щью которых реализуются различные аспекты коммуникативной, текстовой и языковой субкомпетенций. Механизмы реализации лингвориторической компе-тенции, позволяющей языковой личности эффективно осуществлять речевую деятельность, выделяются на основе соотнесения пяти частей классической риторики (инвенция – изобретение, диспозиция – расположение, элокуция – языковое оформление, меморио – запоминание, акцио – произнесение) и четы-рех этапов деятельности (ориентирвка, планирование, реализация, контроль). Будучи распределены по трем субкомпетенциям, данные механизмы выступают как: а) собственно текстовые (инвентивный, диспозитивный, элокутивный), корреспондирующие с классическим риторическим каноном; б) коммуникатив-ные (ориентировочный, акциональный, психориторический), соответствующие докоммуникативному и собственно коммуникативному этапам речевого поведе-ния адресанта, обусловленного характером взаимодействия с адресатом; в) механизмы психофизиологического обеспечения (редакционно-рефлексивный, мнемонический).

Суммарная работа механизмов реализации коллективной лингвориториче-ской компетенции, соответствующих универсальному идеоречевому циклу, зафиксированному в классическом риторическом каноне, создает трехмерное пространство, инвентивно-диспозитивно-элокутивный континуум, в рамках которого и осуществляется общенациональный дискурсивно-текстообразующий процесс, который во взаимодействии продуктивного идеоречецикла и рецептив-ного речеидеоцикла-интерпретанты замыкается в виде глобального лингворито-рико-герменевтического круга, включающего в себя всю национальную словес-ность, обеспечивающего возможность национального образования и преем-ственности культуры.

Лингвориторическая ментальность как национально-историческая доминан-та самореализации языковой личности, по мнению А.А. Ворожбитовой, в той или иной степени проявляется на всех уровнях речевой деятельности: 1) рече-вого акта; 2) речевого поступка как цепи речевых актов, объединенных единой коммуникативной целью; 3) речевого поведения как совокупности речевых поступков (рассматриваемых на уровне обобщения их особенностей, типичных для данного индивида); 4) речевой политики как регулируемой государством стратегии желательного речевого поведения в масштабах совокупной языковой личности этносоциума.

Две разновидности социальной дифференциации языка, обусловленные раз-

83

нородностью социальной структуры и многообразием социальных ситуаций, А.А. Ворожбитова представляет как «социальную ось абсцисс» и «ситуативную ось ординат», пересекающиеся в эпицентре речевого события и манифестирую-щиеся через речевую деятельность языковой личности как общенациональное и индивидуально-специфическое в форме реализации ее лингвориторической компетенции. В связи с этим социальную дифференциацию языка, осуществ-ляющуюся на всех уровнях его структуры, автор представляет не как дифферен-циацию реализации «языка – системы», а как специфическое осуществление языковых операций представителями тех или иных социальных и возрастных групп в рамках конкретного культурно-исторического периода, социально-политической системы. Специфика выполнения языковых операций всех уров-ней – фонетико-орфоэпических, лексико-фразеологических, морфемно-словообразовательных, морфолого-синтаксических – выступает как дифферен-циация лингвистической составляющей интегральной лингвориторической компетенции носителя языка как языковой личности, проявляющаяся во взаи-модействии с дифференциацией ее риторической составляющей (характера текстовых действий и стиля коммуникативной деятельности).

Реальный (естественный) язык как конкретную речевую деятельность следу-ет отличать от абстрактной (идеальной) системы языка, создаваемой с целью его познания и строящейся на основе фактов, которые извлекаются из текстов как результатов речевой деятельности. Ассоциативно-вербальная сеть языковой личности выступает в современной лингвистике третьим, наряду с системным и текстовым, способом репрезентации языка. В логике проведенного исследова-ния вполне правомерно предложенное в монографии включение и взаимное корреспондирование трех ведущих ракурсов исследования языка – «язык-система», «язык-текст», «язык-способность» – в рамках подхода «язык – лингво-риторическая компетенция языковой личности».

А.А. Ворожбитова опирается на определение Ю.С. Степанова «Язык – дом бытия духа (по М. Хайдеггеру) и пространство мысли» и считает концептуаль-ную синархию Этоса, Логоса и Пафоса филологической конкретизацией этико-философского понятия «дух», а «параметрами мысли» – инвентивно-диспозитивно-элокутивный континуум мыслеречевого пространства в его акци-ональной реализации. Исходя из этого, она предлагает следующие взаимопере-секающиеся определения национального языка как лингвориторической струк-туры: ЯЗЫК есть материальное средство воплощения национально модифици-рованных антропокосмических сущностей Этоса, Логоса и Пафоса как носите-лей идеологии совокупной языковой личности этносоциума в инвентивно-диспозитивно-элокутивном континууме глобального дискурсивно-текстообразующего процесса, результатом которого выступают лингворитори-ческие структуры различных типов. ЯЗЫК есть средство осуществления гло-бального лингвориторико-герменевтического круга, включающего в себя всю национальную словесность, обеспечивающего возможность единого культурно-го и образовательного пространства, который замыкается благодаря взаимодей-ствию продуктивного идеоречецикла и рецептивного речеидеоцикла-интерпетанты, осуществляемых совокупной языковой личностью этносоциума. ЯЗЫК есть овеществленная в текстах как семиотических результатах глобально-

84

го дискурсивно-текстообразующего процесса коллективная лингвориторическая компетенция совокупной языковой личности этносоциума, материализованный результат работы всех механизмов ее реализации в рецептивном и продуктив-ном регистрах, монологическом и диалогическом режимах, устной и письмен-ной формах речевой деятельности.

Вписанная в общую коммуникативную модель (что представлено на обоб-щающей схеме «Лингвориторические константы речевой коммуникации» в первой главе книги), система взаимозависимостей перечисленных и других (второго порядка) категорий, проецируемая на языковой код, позволяет автору более адекватно представить процесс функционирования трихотомии «язык – речь – речевая деятельность» как социокультурного феномена, творимого сово-купной языковой личностью этносоциума. Убедительная иллюстрация теорети-ческих положений представлена автором на материале анализа стихотворения А.С. Пушкина «Пророк» в Приложении к первой главе.

Развитием концепции лингвориторической компетенции языковой личности послужил термин-концепция «лингвориторическая картина мира», под которой понимается «дискурс-универсум, глобальная область описаний, в которой суще-ствует совокупная языковая личность этносоциума в данный культурно-исторический период». После его обоснования как языковой универсалии дис-курсивного уровня автор закономерно выходит на категории дискурс-пара-дигматики и дискурс-синтагматики, которые актуализируются в общественно-политическом дискурсе и максимально эксплицируются в период смены господ-ствующей идеологии. Кстати, при переходе к третьей главе происходит резкий перепад от глубоко теоретических изысканий автора к явной, как нам показа-лось, эмпирии.

Заключительная глава носит прикладной характер и обобщает многочислен-ные публикации А.А. Ворожбитовой по проблемам лингвориторического обра-зования, положения которых реализованы в целом ряде методических пособий и рабочих программ.

После прочтения книги возникают и некоторые вопросы. Например, созда-лось впечатление излишнего возвышения лингвориторики до уровня фундамен-тальной филологической дисциплины. По-моему, тут можно и перебарщить. Ведь есть даже грамматика языка и дидактическая грамматика. А риторика во многом учит красивой речи, хотя при этом и изучает красивую речь. Где тут золотая научная середина? И еще. Автор блестяще разработал понятийный аппарат лингвориторики. Но, мне кажется, уж очень много аксиологии и пафоса в тексте книги.

Несмотря на названные вопросы, я могу с удовольствием констатировать, что книга А.А. Ворожбитовой займет достойное место среди немногочисленных научных книг нашего времени.

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

85

На пересечении стратегических и адаптационных инноваций

[Рец. на кн.: Царева Р.Ш. Педагогика развивающего учебно-го взаимодействия (философско-

деонтологический и психологический аспекты): Монография / Стерлитамакский гос. пед. ин-т.

Стерлитамак, 2000]

Многообразие концептуальных подходов и ориентиров выпускаемых в свет научных изданий по педагогике высшей школы привлекает внимание исследо-вателей и общественности. Рецензируемая монография – одна из немногих в таком роде – посвящена развивающему обучению в педагогическом вузе XXI века на пересечении инновационных и традиционных структур. Она предлагает опережающие представления и проекты профессиональной подготовки учите-лей и методологически переосмысливает десятилетиями выстраиваемый в Рос-сии фундамент традиций.

Автор осваивает принципиально новые горизонты педагогики отдаленных десятилетий новой эпохи и рассматривает комбинацию разных парадигм и тех-нологий воспитания, развития, обучения – средствами «постмодернистской» рационализации дидактических процессов. Это новое возвращение к традици-онным ценностным центрам и стратегическая модернизация в свете требований меняющейся исторической ситуации.

На основе многолетних теоретических и экспериментальных исследований Р.Ш. Царевой чрезвычайно интересно разработаны философско-де-онтологические и психологические основания педагогики развивающего учеб-ного взаимодействия студентов как условия профессиональной их подготовки, определены и тщательно проанализированы типовые позиции-роли участников, иерархия уровней готовности к взаимодействию, система управления и базовые технологии.

Говоря о достоинствах монографии, отметим усилия ее автора прояснить запутанные полемистами вопросы развития и обучения в вузе. Этому способ-ствует жесткая логика изложения материала, которая не исключает возможно-сти для заинтересованного читателя обратиться к многочисленному списку дополнительных источников по теме, а также методологическому обеспечению занятий по конкретным дисциплинам (в приложениях).

Книга открывается солидным введением по поводу категориального расши-рения понятия развивающего учебного взаимодействия, связанного, в частно-сти, с повышением роли гипотез и базовых предположений в современной науке и новой, «мягкой», методологией педагогического исследования.

Содержание трех глав демонстрирует стремление автора реализовать идею развивающего учебного взаимодействия в контексте истории, философии обра-зования и психологии.

Следует отметить углубленность исследовательской позиции автора моно-графии. Предложенная Царевой Р. Ш. концепция, как интегрированная сово-

86

купность психолого-педагогических закономерностей, объясняет и про-гнозирует учебный процесс в контекстах стратегическом и адаптационном. Конструктивным методологическим принципом (целью, средством) структуи-рования видов совместной учебной деятельности в аудиториях является особым образом организованное учение студентов в развивающем взаимодействии друг с другом и с преподавателем: это процессы интеракций, воздействий обучаю-щих и обучаемых друг на друга, их взаимная обусловленность, изменение их состояний в направлении личностного, социального и профессионального ро-ста. Фундаментальными психолого-педагогическими закономерностями педаго-гики РУВ в вузе становятся следующие.

Выявлена объективная тенденция, определяющая на основе ценностных ориентации РУВ основную линию развития студентов (допускающая случайно-сти и отклонения, ограничения технологии) в учебном процессе: в виде поэтап-ного освоения ими четырёх уровней готовности к РУВ, когда критерием стано-вится иерархически выстроенный комплекс умений и знаний учителя-информатора, учителя-исследователя, учителя-критика и конструктора и учите-ля-организатора.

Убедительно проанализированы (и увлекающе описаны) повторяющиеся в разных местах учебно-воспитательного процесса в аудиториях отношения меж-ду составными элементами структуры развивающего учебного взаимодействия: типовыми, позиционными ролями участников организованных мыслительных коммуникаций (дискуссий), обозначенными как Докладчик, Понимающий, Конструктивный Критик и Организатор.

Доказана объективная, повторяющаяся динамическая связь уровней взаимо-действия преподавателей и студентов в такой последовательности этапов: по-знавательно-ориентировочного, деятельностно-развивающего и интегрирующе-го учебное знание.

Автором, таким образом, установленна реальная зависимость эффективности и диапазона развивающего учебного взаимодействия студентов и преподавателей от управления и организации мыслительных коммуникаций студентов, когда кон-структивный стабилизирующий конфликт определяет затруднения, дезадаптацию студентов, проблематизацию, уход в рефлексию, нормирование и критериальное обеспечение учебно-исследовательского и воспитательного процессов.

Усилия автора книги, по-видимому, помимо своего прямого назначения, бу-дут давать дополнительный эффект: углублять представления широкого круга учителей и студентов о том, что есть сегодня педагогическая деонтология во-обще, и в какой степени формирование ее ценностей зависит от психолого-педагогического содержания решаемых ею проблем гуманизации образования.

кандидат педагогических наук

© Г.Б. Жанбуршина, 2000 кандидат философских наук

© Р.Б. Сабекия, 2000

87

О библиографии славистического языкознания за 1995 год

[Рец. на кн.: Bibliografia językoznawstwa slawistycznego za rok 1995 z uzupełnieniami za lata 1992-1994 / Pod red.

Zofii Rudnik-Karwatowej; Opracowali Hanna Karpińska, Zofia Rudnik-Karwatowa, Zenon Mikos przy współudziale

slawistów z krajowych i zagranicznych ośrodków naukowych. Warszawa: Instytut Slawistyki PAN;

Towarzystwo Naukowe Warszawskie, 1999]

Рецензируемая Библиография славистического языкознания за 1995 г. явля-ется оригинальным продолжающимся изданием, обращенным своими корнями к польским традициям, сформировавшимися на базе издания Przegląd Bibliograficzny, которое выходило в качестве приложения (с какого-то времени самостоятельного) к ежегодному краковскому изданию Rocznik Slawistyczny с 1908 г. Инициаторами его создания были такие славные имена в истории слави-стики, как Ян Лось, Казимеж Нич, Ян Розвадовский. Тем не менее между выхо-дом в свет последнего номера журнала Przegląd Bibliograficzny и нынешней Библиографией образовалась брешь примерно в 11 лет, до сих пор не заполнен-ная. Но с чего-то надо было начинать. И начали со славистических изданий 1992 г. Этот выпуск Библиографии был назван экспериментальным. Вышеназванному изданию-предтече Библиография обязана своей классификационной схемой, которая тем не менее подверглась определенным модификациям. Созданию Библиографии предшествовала большая работа по выработке критериев отбора информации, по определению тематического объема системы.

Библиография состоит из нижеследующих частей (особенности их именова-ния проистекают из польской традиции номинации): Указателя ее составителей — польских и зарубежных, Вводной части и собственно Указателя с разделами, сформированными по языкам и языковым группам: 1. Общеславянский раздел. 2. Староцерковнославянский язык. 3. Болгарско-македонская группа. 4. Серб-ско-хорватская группа. 5. Словенский язык. 6. Чешский язык. 7. Лужицкая группа. 8. Лехитская группа. 8.1. Полабский язык. 8.2. Польский язык. 9. Рус-ская группа. 9.1. Старорусский язык. 9.2. Русский язык. 10 . Славянско-неславянский раздел, в котором описывается влияние славянских языков на неславянские, а также приводятся труды по сопоставлению славянских и несла-вянских языков — см. подраздел Контрастивные работы.

Важной частью Указателя является индекс авторов-славистов, а также ин-декс других лиц — под этими другими имеются в виду известнейшие люди, оставившие богатое духовное наследие, такие, как Нестор Летописец, Иоанн Экзарх, Александр Фредро, Бахтин, Ломоносов и др. лица, указанные в заглави-ях и аннотациях документов. Среди них есть и неязыковеды — исторические личности и другие выдающиеся люди наших дней.

К традиционно применяемой в этом издании классификационной схеме до-

88

бавились (внутри каждого из разделов, составленных по языкам и языковым семьям) разделы: Семантика. Прагматика. Этнолингвистика. Психолингвистика, что отвечает современным течениям в языкознании. Добавлены были также такие разделы, как научная деятельность, конференции. Если пользователь захочет найти материалы конференций, то через описания конференций может выйти и на доклады.

Зофия Рудник-Карватова подчеркивает во введении к рецензируемой Биб-лиографии, что работам по классификации документов неизбежно сопутствует субъективизм, проявляющийся в том, что "один и тот же документ может по-разному классифицироваться составителями индексов и отдельными пользова-телями Библиографии". Вместе с тем "разветвленная система отсылок и индексы позволяют читателю найти релевантную информацию" (С. 18).

Поражает знание литературы составителями Библиографии. Некоторые рос-сийские публикации даже внутри России не попадают в поле зрения исследова-телей, а в рецензируемом Библиографическом указателе они имеются. Приятно видеть, что в Указателе нашли свое отражение близкие нашим интересам рабо-ты по терминоведению — это работы В.М. Лейчика, В.А. Татаринова. Но к сожалению, в Указатель за 1995 г. не попали, например, работы С.В. Гринева, В.Н. Прохоровой. Есть статьи из малых сборников, но отсутствует ряд извест-ных изданий.

Разумеется, сейчас очень трудно вести учет изданной в России литературы, так как у многих изданий слишком малый тираж, они не поступают в Россий-скую государственную библиотеку, поэтому в поле зрения библиографа они могут и не попасть. Многие издания начинают свою жизнь, но быстро закрыва-ются, поэтому в потоке научной литературы весьма трудно ориентироваться. Отсюда особая ценность рецензируемой Библиографии, столь успешно "отсле-живающей" славистические публикации в самых разных регионах. Данное биб-лиографическое издание является уникально полным собранием библиографии по славистике. Поразительна его многоплановость. Это польское издание охва-тывает всю европейскую славистику. Фактически оно международное, ибо в его составлении принмают участие весьма значительные силы библиографов-славистов из разных стран.

В выпуске за 1995 г. 6534 позиции. Отечественные слависты могут только удивляться широте охвата нашей российской славистической нивы. Для многих наших соотечественников-славистов будет неожиданностью узнать о том, сколько публикаций выпущено их коллегами. Издание очень обширно. Им мо-гут пользоваться и те, кто занимается неславянскими исследованиями — потому что в нем есть специальный раздел сопоставления славянских и неславянских языков. Такая текущая информация просто необходима — без нее не может быть истинно современной науки, современного уровня научных исследований.

Подкупает стремление составителей исходить из потребностей современно-го пользователя. Впрочем, ряд проблем практически невозможно решить в книжной версии. Однако в интернетовской версии они дождались своего реше-ния и очень скоро будут доступны пользователю. Уже во Введении к Библио-графии 1992 г. указывалась перспектива ее использования в компьютерной сети (Rudnik-Karwatowa 1995. S. 23).

89

Объект работы библиографов — "все славянские языки (на всех стадиях раз-вития, т.е. в синхронных и диахронных исследованиях, а также во всех их раз-новидностях, а именно диалекты, говоры, социолекты, научная и профессио-нальная терминология), а также смежные темы (в конфронтативных или кон-трастивных исследованиях других языков в оппозиции к неславянским языкам), источники языкового материала, используемого как иллюстрация теоретических проблем" (Bojar, Rudnik-Karwatowa 1998. S. 42-43).

Система подачи информации — предметный принцип составления разделов — сочетается с алфативным принципом внутри разделов. Разумеется, это чрева-то потерями информации. Отсюда проистекают трудности ее поиска и отсюда берутся трудности создания информационно-поискового языка. Однако выход был найден — информационно-поисковый язык также базируется на двух подъ-языках: формального описания и предметного описания.

Каким будет информационно-поисковый язык? В 1998 г. в статье Б. Бояр и З. Рудник-Карватовой на этот вопрос был дан вполне ясный ответ: это будет "язык дескрипторов с фасетной структурой, представленный многоязычным тезаурусом на всех славянских языках" (Bojar, Rudnik-Karwatowa 1998. S. 44). В связи с тем, что библиографическая информация будет представляться в Интер-нете, она будет даваться и на английском языке.

Информационный язык в первую очередь базируется на польском языке — ибо "информационная система славистического языкознания является инициа-тивой польских славистов и институционально связана с Институтом слависти-ки ПАН. Во вторую очередь будут даваться эквиваленты на русском языке как наиболее распространенном среди славистов, а затем — на других славянских языках" (Там же. С. 46).

В 1998 г. была поставлена задача выделять и накапливать ключевые слова, которые явятся базой для разработки языка дескрипторов (Там же. С. 47), чтобы с их помощью разрабатывать "тезаурус польской терминологии документов славистического языкознания" (Там же).

На сегодняшний день задача создания базы ключевых слов уже решена. В 1999 г. вышел в свет Словарь ключевых слов (Rudnik-Karwatowa, Karpińska 1999). Ключевые слова представляют собой элементарные лексические единицы информационно-поискового языка — "это главное орудие труда индексатора и помощь для пользователя" (Там же. С. 5).

Как отмечают обе разработчицы Словаря ключевых слов — это фактически отраслевой словарь, "лексика которого косвенным образом отражает семантиче-ское поле данной дисциплины (здесь: славистического языкознания), а опосре-дованно — его издательскую продукцию" (Там же). Авторы подчеркивают эквивалентность ключевых слов терминам данной отрасли. Это одноязычный словарь, базирующийся на польском языке. Наряду с терминами, характерными для славянского языкознания, словарь включает и термины из области теории языка и общего языкознания.

Авторы стремились допустить минимум потерь информации и в то же вре-мя, имея в виду удобство пользователя, старались избежать излишнего услож-нения структуры Словаря, опасаясь информационных шумов. Словарь ключе-вых слов не претендует на презентацию всего категориального аппарата слави-

90

стики, представлена лишь та его часть, которая отражает тематику репрезента-тивного числа создаваемых на данный момент документов. Словарь охватывает названия языковедческих щкол и методов, названия славянских языков и неко-торых диалектов (прежде всего польских).

О структуре словаря его авторы говорят как о плоской структуре, лишенной иерархических построений. При составлении Словаря авторы выделяли ключе-вые слова из изданных ими Библиографий и из целого ряда энциклопедических лингвистических словарей и словарей лингвистических терминов.

Уже сейчас в библиографической базе данных, в описании документов по-мещен индекс ключевых слов. База данных функционирует на базе системы с оригинальным 'славянским именем' — SYBISŁAW 'СИБИСЛАВ' (которое рас-шифровывается как Система славистической библиографии). Электронная си-стема доступа к Библиографии находится уже на этапе внедрения.

Литература

Bibliografia językoznawstwa slawistycznego za rok 1992 / Pod red. Zofii Rudnik-Karwato-

wej. Warszawa: Polska Akademia Nauk. Instytut Slawistyki i Towarzystwo Naukowe Warszaw-skie, Warszawa, 1995.

Bojar B., Rudnik-Karwatowa Z. Koncepcja nowoczesnego systemu informacji slawistucz-nej // Zpolskich studiow slawistycznych/ Seria IX. Jezykoznawstwo. Warszawa, 1998.

Rudnik-Karwatowa Z., Karpinska H. Slownik slow kluczowych jezykoznawstwa slawis-tycznego. Warszawa: Towarzystwo Naukowe Warszawskie; Polska Akademia Nauk. Instytut Slawistyki, 1999.

кандидат филологических наук © В.Г. Кульпина, 2000

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

Библиография рецензий РоссТерм'а на зарубежные издания

Дубичинский В.В. Лексические параллели. Харьков, 1993 (В.Г. Кульпина //

Русский Филологический Вестник. 1994. № 2) Дубичинский В.В. Искусство создания словарей. Харьков, 1994 (В.В. Варин

// Терминоведение. 1996. № 1-3) Дубичинский В.В. Теоретическая и практическая лексикография. Wien;

Charkov, 1998 (В.Д. Табанакова // Терминологический вестник. 2000. № 1) Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. М., 1996 (А.М. Камчатнов // Рус-

ский Исторический Вестник. 1998. Т. 1) Мяновска И. Литература русского зарубежья и "возвращенная" в образцах и

с комментариями. Быдгощ, 1998 (Марат Н. Жанузаков // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Мяновска И. Мир Вадима Сидура. Быдгощ, 1999 (С.С. Ванеян // Русский Ис-

91

торический Вестник. 2000. Т. 3) Нещименко Г.П. Этнический язык. München, 1999 (В.А. Татаринов // Рус-

ский Исторический Вестник. 2000. Т. 3) Паланiстыка / Ред. А.К. Кiклевiч. Минск, 1998 (В.Г. Кульпина // Русский Ис-

торический Вестник. 1999. Т. 2) Проблемы компьютерной лингвистики / Отв. ред. Р.Г. Пиотровский и др.

Минск, 1997 (Ю.Н. Марчук // Функциональные исследования. М., 1998. Вып. 6) Славистика. Књига 1 (1997) (Л.Н. Смирнов // Русский Филологический

Вестник. 1998. № 1/2) Социолингвистика и комуникация / Съст. М. Виденов и др. София, 1995

(В.Г. Кульпина // Функциональные исследования. М., 1996. Вып. 2) Стоева Т.М. Русская фонетика. София, 1993 (А.А. Брагина // Русский Фило-

логический Вестник. 1994. № 1) Учебный толковый словарь русского языка / В. Быков и др. Берлин, 1996

(А.А. Брагина // Русский Филологический Вестник. 1997. № 1/2) Шаймерденова Н.Ж. Глоссы как феномен текста. Алматы, 1997 (Н.В. Васи-

льева // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2) Шейман Л.А., Соронкулов Г.У. Кыргызы, казахи и другие народы Востока в

мире Пушкина. Бишкек, 1996 (А.А. Брагина // Проблемы социолингвистики и многоязычия. М., 1997. Вып. 1)

Штарк Ф. Волшебный мир немецкого языка. М., 1996 (Л.В. Минаева // Рус-ский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

Щукин В. Миф дворянского гнезда. Краков, 1998 (Марат Н. Жанузаков // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Ювелир Л., Бронзник Н.М. Основы иврита. Нью-Брансуик, 1993 (К.В. Гадза-цев // Русский Филологический Вестник. 1994. № 2)

Akten des Symposions Terminologie als Qualitätsfaktor. Köln, 1991 (В.А. Тата-ринов // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Akten des Symposions Geistiges Eigentum an Terminologien. Köln, 1993 (В.А. Татаринов // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Akten des Symposions Terminologie als Produktivitätsfaktor in volkswirtschaft-licher und betriebswissenschaftlicher Sicht. Köln, 1994 (В.А. Татаринов // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Andrusziewicz A. Mit Rosji. Rzeszów, 1994. T. I-II (Е.В. Федюкина // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Anusiewicz J., Skawiński J. Kilka uwag o potoczności // Poradnik Językowy. 1992. ¹ 3 (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник. 1994. ¹ 1)

Bachem R. Einführung in die Analyse politischer Texte. München, 1990 (М.Н. Володина // Терминоведение. 1994. № 3)

Baumgart A., Jänecke B. Rußlandknigge. München; Wien, 1997 (В.В. Варин // Лингвопоэтика. Лингвостилистика. Лингвориторика. М., 1999. Вып. 3)

Beiträge zur Terminologie und Wissenstechnik / G. Budin, E. Oeser (Hg.) Vienna, 1997 (Н.В. Васильева // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

Belentschikow R. (Hrsg.) Neue Wege der slavistischen Wortbildungsforschung. Frankfurt am Main etc., 1999 (В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов // Русский Истори-ческий Вестник. 2000. Т. 3)

92

Bilingual Lexicography in Poland: Theory and Practice. Warszawa, 1995 (Ю.Н. Марчук // Вопросы полонистики. М., 1996. Т. 1)

Biuletyn TEPIS. №№ 1-19. (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вест-ник. 1995. № 1); 2000. Nr. 39 (В.К., В.Т. // Терминологический вестник. 2000. № 1)

Bogusławski A. Język w słowniku. Wrocław et al., 1988 (В.Г. Кульпина // Рус-ский Филологический Вестник. 1994. № 1)

Bogusławski A., Wawrzyńczyk J. Polszczyzna, jaką znamy. Warszawa, 1993 (В.Г. Кульпина // Функциональные исследования. М., 1997. Вып. 4)

Boshof E., Düwell K., Kloft H. Grundlagen des Studiums der Geschichte. Böhlau, 1997 (Е.А. Малашенко // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3; О.П. Гор-чица // Там же)

Brajerski T. O języku polskim dawnym i dzisiejszym. Lublin, 1995 (В.Г. Куль-пина // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

Cabré M.T. Terminology: Theory, Methods and Applications. Amsterdam; Phila-delphia, 1999 (В.А. Татаринов // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Das Selbstverständnis der Germanistik / Hrsg. von Oellers N. Tübingen, 1988 (В.А. Татаринов // Русский Филологический Вестник. 1994. № 2)

Deutsch und Auslandsgermanistik in Mittel- und Osteuropa / Hrsg. von F. Grucza. Warszawa, 1998 (Т.В. Юдина // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Domańska E., Topolski J., Wojciech W. Między modernizmem a postmoder-nizmem. Poznań, 1994 (О.Б. Неменский // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

DTT-Rundbrief. 2000. Nr. 2-3 (В.К., В.Т. // Терминологический вестник. 2000. № 1)

Dubisz S. Język i polotyka. Warszawa, 1992 (Н.Р. Рыболовлев // Проблемы со-циолингвистики и многоязычия. М., 1997. Вып. 1)

Ein "ünmögliches Fach": Bilanz und Perspektiven der Romanistik / Hrsg. von Nies F., Grimm R.R. Tübingen, 1988 (В.А. Татаринов // Русский Филологический Вестник. 1994. № 2)

Etnolingwistyka. 1989-1992. №№ 2-5 (Т.И. Касина // Вопросы полонистики. М., 1996. Т. 1)

Fleischmann S. Daten der Weltgeschichte. Niederhausen, 1992 (Н.Ю. Балашова // Терминоведение. 1994. № 3)

Gläser R. (Hrsg.). Eigennamen in der Fachkommunikation. Frankfurt am Main etc., 1996 (Н.В. Васильева // Терминоведение. 1997. № 1-3)

Hamm Ch. Philosophie. Heidelberg, 1989 (И.П. Ясненко // Терминоведение. 1995. ¹ 1)

Heimann H.-D. Einführung in die Geschichte des Mittelalters. Stuttgart, 1997 (И.Н. Перминова // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

International forum of legal translation 1992. Proceedings. Warszawa, 1993. (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Język polski w świecie. Kraków, 1990 (В.Г. Кульпина // Вопросы полонистики. М., 1996. Т. 1)

Karpiński W. Polska a Rosja. Lublin, 1999 (И.В. Костенко, О.В. Обожда // Рус-

93

ский Исторический Вестник. 2000. Т. 3) Kierzkowska D. Kodeks tłumacza sądowego. Warszawa, 1991 (В.Г. Кульпина //

Русский Филологический Вестник. 1995. № 1) Kosyl Cz. Nazwy własne w prozie Iwaszkiewicza. Lublin, 1992 (О.В. Гусева //

Вопросы полонистики. М., 1997. Т. 2) Krzeszowski T.P. Angels and Devils in Hell: Elements of Axiology in Semantics.

Warszawa, 1997 (В.А. Татаринов // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2) Krzysztofiak M. Przekład literacki we współczesnej translatoryce. Poznań, 1996

(Т.И. Касина // Вопросы полонистики. М., 1997. Т. 2) Laurén Ch., Myking J., Picht H. Terminologie unter der Lupe. Vienna, 1998

(В.В. Варин // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3) Lingua Legis. 1994. № 1. (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник.

1995. № 1); 2000. Nr. 8 (В.К., В.Т. // Терминологический вестник. 2000. № 1) Literacka symbolika roślin. Gdańsk, 1997 (В.Г. Кульпина, О.В. Гусева, М.Ш.

Касымова, А.Ю. Кольцова, О.С. Шенборн, Л.Е. Янчевская // Лингвопоэтика. Лингвостилистика. Лингвориторика. М., 1999. Вып. 3)

Łacina J. Współczesna specjalistyczna terminologia arabska i procesy słowo-twórcze. Poznań, 1990 (В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов // Терминоведение. 1993. № 2)

Markowski A. Polszczyzna końca XX wieku. Warszawa, 1992 (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Markowski A. Praktyczny słownik wyrazów obcych używanych w prasie, radiu i telewizji. Warszawa, 1995 (А. Збышевска // Функциональные исследования. М., 1997. Вып. 5)

Mianowska Jo. Podręczny słownik historyczny i archiwistyczny rosyjsko-polski i polsko-rosyjski. Totuń, 1991 (В.Г. Кульпина // Терминоведение. 1995. № 2-3; В.Г. Кульпина // Русский Исторический Вестник. 1998. Т. 1)

Miodunka W. Podstawy leksykologii i leksykografii. Warszawa, 1989 (В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов // Терминоведение и профессиональная лингводидак-тика. 1993. № 1)

Miram G. Translation algorithms. Introduction to Translation Formalization. Ky-iv, 1998 (Ю.Н. Mарчук // Русский Филологический Вестник. 1998. № 1/2)

Moschitz-Hagspiel B. Die Sowjetische Schule der Terminologie (1931-1991). Wien, 1994 (В.А. Татаринов // Терминоведение. 1997. № 1-3)

Neoterm. 1999. No. 35/36; Neoterm. 1999. Nr. 13/14 (В.К., В.Т. // Терминоло-гический вестник. 2000. № 1)

Opuskula Polonica et Russika. IV. 1996 (Н.Р. Рыболовлев // Русский Филоло-гический Вестник. 1997. № 1/2)

Osman N. Kleines Lexikon untergegangener Wörter. München, 1997 (Ю.А. Ры-лов // Вопросы общего, сравнительно-исторического, сопоставительного языко-знания. М., 1998. Вып. 2)

Polskie forum przekładu prawniczego 1991. Warszawa, 1992. (В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Przyrowski Z. Popularna encyklopedia staropolska. Warszawa, 1998 (В.Г. Куль-пина // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

Rey A. Essays on Terminology. Amsterdam; Philadelphia, 1995 (А.А. Липгарт,

94

В.А. Татаринов // Терминоведение. 1996. № 1-3) Saloni Z., Szafran K., Wróblewska T. Ortograficzny słownik ucznia. Warszawa,

1995 (А. Збышевска // Вопросы полонистики. М., 1997. Т. 2) Scheuer G. Vorwärts - und schnell vergessen? Wien, 1992 (Д.В. Двухименная //

// Русский Исторический Вестник. 1998. Т. 1) Selected Readings in Russian Terminology Research. Vienna, 1993 (А.А. Лип-

гарт // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2) Sgall P., Hronek J. Čeština bez příkras. Praha, 1992 (А.И. Изотов // Русский

Филологический Вестник. 1995. № 1) Slavica Tergestina. Vol. 3 (1995), 5 (1997) (А.А. Брагина // Русский Филоло-

гический Вестник. 1996. № 2; 1998. № 1/2) Słownik dydaktuczny terminologii translatorycznej / Red. Ju. Lukszyn. Warszawa,

1991 (В.Г. Кульпина // Терминоведение. 1995. № 1) Słownik encyklopedyczny terminologii języków i systemów informacyjno-wyszu-

kiwawczych / Red. B. Bojar. Warszawa, 1993 (Н.Р. Рыболовлев // Терминоведение. 1997. № 1-3)

Sprachkultur und Sprachgeschichte / Hrsg J. Scharnhorst. Frankfurt am Main etc., 1999 (Н.Н. Трошина // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Spraul H., Gorjansky V. Integriertes Lehrbuch der russischen Sprache. Hamburg, 1997 (А.А. Брагина // Вопросы общего, сравнительно-исторического, сопостави-тельного языкознания. М., 1998. Вып. 2)

Stil und Stilwandel / Hrsg. von U. Fix und G. Lerchner. Frankfurt am Main etc., 1996 (Н.Н. Трошина // Лингвопоэтика. Лингвостилистика. Лингвориторика. М., 1999. Вып. 3)

Stoberski Z. Żyć i przetrwać. Warszawa, 1991 (В.Г. Кульпина // Терминоведе-ние. 1994. ¹ 2)

Stoberski Z. Multilingual Dictionary of International Terms. Warszawa, 1998; 1999; 2000 (В.А. Татаринов // Терминологический вестник. 2000. № 1)

Studia Linguistika XVIII, No 1948. Wrocław, 1997 (В.Г. Кульпина // Вопросы общего, сравнительно-исторического, сопоставительного языкознания. М., 1998. Вып. 2)

Stylistyka IV, VI / Ed. St. Gajda. Opole, 1995, 1997 (А.А. Ворожбитова // Рус-ский Филологический Вестник. 1996. № 1; А.А. Липгарт // Русский Филологи-ческий Вестник. 1998. № 1/2)

Świat historii. Poznań, 1998 (В.Г. Кульпина, О.В. Гусева, М.Ш. Касымова, А.Ю. Кольцова, Е.В. Моисеева, С.В. Ольховский, О.С. Шенборн, Л.Е. Янчев-ская // Русский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Temmerman R. Towards New Ways of Terminology Description: The sociocogni-tive approach. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2000 (В.А. Татаринов // Терминологический вестник. 2000. № 1)

Terminology: International Journal of Theoretical and Applied Issues in Spezi-alized Communikation / Eds. H.B. Sonneveld and K.L. Loening. Amsterdam; Phila-delphia, 1994. Vol. 1(1) (С.В. Гринев // Терминоведение. 1995. № 1)

TermNet News. 2000. No. 67 (В.К., В.Т. // Терминологический вестник. 2000. № 1)

Vocabulum et vocabularium / Под ред. В.В. Дубичинского. Харьков, 1994.

95

Вып. 1; 1995. Вып. 2 (В.В. Варин // Терминоведение. 1996. № 1-3) Warhoł S. Nazewnictwo partyzanckie okręgu Biała Podlaska w latach 1939-1944.

Lublin, 1987 (В.Г. Кульпина // Терминоведение. 1995. № 1) Wąsik Z. Systemowe i ekologiczne właściwości języka w interdyscyplinarnych

podejściach badawczych. Wrocław, 1997 (В.Г. Кульпина // Вопросы общего, срав-нительно-исторического, сопоставительного языкознания. М., 1998. Вып. 2)

Wawrzyńczyk J. Rosyjsko-polski słownik wurazów i zwrotów trudnych. War-szawa, 1996 (Н.Р. Рыболовлев // Вопросы полонистики. М., 1997. Т. 2)

Weber-Kellermann I. Die deutsche Familie: Versuch einer Sozialgeschichte. Ba-den-Baden, 1996 (О.В. Фомина // Русский Исторический Вестник. 1999. Т. 2)

Weissenhofer P. Conceptology in Terminology Theory, Semantics and Word-Formation. Vienna, 1995 (И.Г. Рытова // Русский Филологический Вестник. 1998. ¹ 1/2)

Wojtasiewicz O. Wstęp do teorii tłumaczenia. Warszawa, 1992(В.Г. Кульпина // Русский Филологический Вестник. 1995. № 1)

Wrzosek W. History - Culture - Metaphor. Poznań, 1997 (Л.М. Алексеева // Рус-ский Исторический Вестник. 2000. Т. 3)

Zeitschrift für Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung. 1991. H. 1. (В.А. Татаринов // Русский Филологический Вестник. 1994. № 2)

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

Новые номера терминологических журналов [TermNet News. 2000. No. 67; DTT-Rundbrief. 2000.

Nr. 2-3; Neoterm. 1999. No. 35/36; Neoterm. 1999. Nr. 13/14; Lingua legis. 2000. Nr. 8; Biuletyn TEPIS. 2000. Nr.

39] Журнал TermNet News был основан в 1980 г. при поддержке UNESCO. В

настоящее время издается при участии ТермНета, Инфотерма, Общества терми-нологии и передачи знаний и Международного института терминологических исследований. В настоящем номере Вы найдете информацию о новых продуктах терминологических банков данных, о последних событиях в Испанском центре научной информации и документации, Брюссельском центре терминологии, Греческой организации по стандартизации, Исландском лингвистическом ин-ституте, Датском языковом союзе, Норвежском совете технической терминоло-гии, Терминологической секции Иранской академии персидского языка. Много информации содержатся на страницах, посвященных терминологической стан-дартизации и гармонизации. Раздел Infoterm Newsletter объявляет о премиях Инфотерма 2001 года и публикует список предстоящих конференций по 2001 год включительно. Здесь же содержатся сообщения о состоявшихся конферен-циях, напр., Германского терминологического конгресса, о Европейском элек-тронном форуме терминологии и др. Рецензируются новые книги по термино-логии и словари. Приводятся библиографии стандартов.

96

DTT-Rundbrief является органом Германского терминологического кон-гресса, издается 4 раза в год. Номер содержит полный отчет о ежегодном собра-нии членов Конгресса и научном семинаре, состоявшемся 7-8 апреля 2000 г. в Кельне "Терминология и право", в котором приняли участи более 120 термино-логов. Интерес представляет информация о научной конференции и ежегодном собрании членов Европейской терминологической ассоциации 13-15 марта 2000 г., основанной в 1996 г., материалы о терминологическом банке данных Швей-царии. Публикуются бюллетени Французского терминологического общества, обширная статья Председателя Германского терминологического конгресса Дж. Грема "Психологические аспекты терминологии", многочисленные статьи о реформе орфографии в немецком языке и подробнейшие списки новинок тер-минологической литературы.

В обоих номерах журнала Neoterm (на английском и польском языках) пуб-ликуются материалы 5-го Международного конгресса Международной органи-зации по стандартизации терминологических неологизмов "Составление все-мирной энциклопедии интернациональных терминов", а также многоязычные словари интернационализмов по герменевтике, социальным проблемам и сло-варь эпонимов.

Очередной номер журнала Lingua legis Польского общества экономических, юридических и судебных переводчиков ТЕПИС содержит, в частности, научные статьи по проблемам перевода терминологии из разных отраслей. В материале Эрика Хертога "Определение для стран Евросоюза эквивалентных критериев, касающихся норм в области обучения, оценки и практики судебных переводчи-ков, обзор трех программ", прозвучавшем на IV Международном форуме право-вого и судебного перевода и I Европейского конгресса правового и судебного перевода, который состоялся в Граце в 1998 г. - затрагивались проблемы право-вого и профессионального статуса переводчиков в судебно-правовой системе, приведения к единообразию критериев оценки их труда и повышения квалифи-кации.

В статье Здислава Обставского "Сущность социального обеспечения - обзор страховой терминологии" содержится информация о качественных и многоас-пектных изменениях, осуществляющихся в Польше в области социального обеспечения и о сопровождающих их терминологических новациях.

В статье Дэвида Конвэя Уильямсона "Мастерская лондонского судебного переводчика" описываются повседневные трудности, с которыми встречается судебный устный переводчик в своей повседневной переводческой работе, выявляется ряд языковых трудностей, в том числе тонких терминологических разграничений, существенных для процесса перевода.

В статье Мариана Гурвича "О сокращениях в медицинской терминологии" речь идет об английских и русских сокращениях, релевантных для процесса перевода, и принципах их внедрения в дискурс.

В статье Надеи Панасюк "Несколько замечаний о передаче в польском языке белорусских имен и фамилий для перевода на русский язык" предлагаются важные решения, связанные с переводом ономастики.

В статье Мариана Барановского "Международные конвенции по рыболов-ству и терминология морского рыболовства" рассматривается терминология

97

обозначенной в заглавии статьи отрасли, приводится список выступающих здесь сокращений и дается их расшифровка. В номере содержится также ряд рецензий и другие информационные материалы.

В последнем, сентябрьском, номере журнала Biuletyn TEPIS опубликован

целый ряд документов, касающихся переводческой деятельности, а именно "Статус переводчика 2000", "Рекомендации ЮНЕСКО", касающиеся защиты переводчиков и переводов, а также средств повышения статуса переводчиков, "Хартия переводчика FIT", "Хартия польского переводчика", "Кодекс польского судебного переводчика", "Авторское право о переводе", "Lex generalis перевод-чиков под присягой", а также освещается ряд вопросов, связанных с оплатой переводческого труда. Излагается также позиция Общества польских перевод-чиков и позиция ТЭПИС'а по поводу новых принципов оплаты труда перевод-чиков под присягой.

В.К., В.Т.

98

Терминологический календарь

Терминоведение: классика и новые аспекты Со 2 по 4 февраля 2000 г. на базе Киевского международного университета

гражданской авиации и при содействии Международной ассоциации восточно-славянской лексикографии им. Лаврентия Зизания Тустановского, Харьковского лексикографического общества (президент: профессор В.В. Дубичинский) со-стоялась Международная научная конференция «Современные проблемы тер-минологии и терминографии». На грани третьего тысячелетия любая научная конференция оказывается наиболее значимой по сравнению с предыдущими, поскольку ставит своей целью осмыслить основные достижения соответствую-щего научного направления. Подобную цель имела и конференция в области терминоведения, проведенная в Киеве. Ее международный статус свидетель-ствовал об общенаучном характере современных терминоведческих проблем, не зависящих от специфики отдельного языка.

Главный смысл прошедшей конференции заключается в том, что она проде-монстрировала признаки зрелости самой науки о термине. Это нашло свое вы-ражении в пролиферации теории о термине, т.е. в ее разрастании за счет кон-цептуального многообразия: от традиционного до когнитивного взглядов на термин. Очевидно, что указанный процесс происходит, скорее, не за счет рас-ширения круга терминоведческих проблем, а путем переосмысления уже имею-щихся. С одной стороны, в докладах конференции отражена приверженность терминологов к развитию традиций терминоведения, например, обращение к проблемам отраслевого терминоведения. В этом направлении самыми популяр-ными областями терминологического исследования оказались: экономика, ме-дицина, авиация, лингвистика, компьютерная техника, химия. Была представле-на и такая редкая для тематики терминологических исследований отрасль, как спутниковые радионавигационные системы. С другой стороны, в современной теории термина все более заметным становится обновление традиционных терминоведческих постулатов.

Для киевской научной конференции особенно значимым оказался лингви-стический аспект рассмотрения вопросов терминоведения, традиционно счи-тавшийся «чужим» в исследованиях специального языка (П.В.Бердник «Внут-ренняя форма как фактор продуцирования специальных наименований», Т.Г.Орлова «Приемы использования словообразовательных средств языка для создания индивидуально-авторских неологизмов», И.А.Синица «Лингвистиче-ские средства реализации категории логичности в научных текстах русского и украинского языков», А.В.Мамрак «Стратификация терминологии в функцио-нальной парадигме языка», Н.П.Литвиненко «Лексико-семантические отноше-ния в научной терминологии», М.Н. Бондарчук «Выделение структурно-семантической доминанты в авиационных терминах как способ формирования терминологических блоков и рядов», О.В.Иванова «Ассоциативный терминоло-гический словарь», А.Н. Стребунова «Лингвистические основы учебного слова-

99

ря клинической терминологии для студентов-иностранцев» и др.). Особенно важную роль, как отмечает И.В.Бабушкина («К проблеме современной компью-терной терминологии», Санкт-Петербург), играет лингвистика в процессе изу-чения, совершенствования и унификации новых терминологических отраслей. О приоритетном использовании собственно лингвистических методов в лексико-графической работе (гипертекстовой технологии, метода контент-анализа и др.) говорилось в докладе В.К.Щербина «Классификационное направление в совре-менной терминографии», Минск.

За последнее время в теории терминоведения проявилась тенденция реше-ния многих устойчивых проблем за счет обращения к текстоцентрическим кон-цепциям термина. Доклады прошедшей конференции отразили эту тенденцию (Л.И.Шевченко «Проблемы терминологии в концепциях теории интеллектуали-зации речи», Э.Ф. Скороходько «Фреймоподобные структуры в терминотворче-стве», В.Ф. Новодранова «Терминологический взрыв в России в 90-е годы ХХ века», Л.М.Алексеева «Интеллектуальность versus информационность в тер-мине», Т.Г.Скопюк «Текстоцентрическое структурирование лексики в англо-язычных научных текстах», Л.Ф.Ельцова «Роль категории пространства в меди-цинской терминологии», В.Е. Борисова «Научный текст как средство обучения иностранных студентов»). Примечательным явилось то, что на данной конфе-ренции не было докладов, рассматривающих традиционные вопросы о требова-ниях, предъявляемых к терминам, а также не делалась попыток отстаивать акси-оматические характеристики термина.

Конференция в Киеве показала, что понятие термина, главнейшее в теории терминоведения, постоянно эволюционирует. Тематика докладов, представлен-ных на конференцию отражает поиск ответа на один из самых главных вопросов теории термина: что есть термин? В этом аспекте особенно интересным оказал-ся доклад В.М.Лейчика о дифференциации понятий термина и номенклатуры в системе языка для специальных целей. Поставленные на конференции термино-логические проблемы говорят о том, что в термине таится бесконечная потен-циальность, которая обеспечивает бесконечный интерес ученых к основным понятиям и категориям терминоведения.

Вместе с тем, данная терминологическая конференция вскрыла одну важную проблему, которая, по нашему мнению, отражает общую тенденцию развития терминоведения в целом. Она связана со смешением проблем собственно теории термина и вопросов, носящих прикладной характер, точнее, с установкой прио-ритетов в этой сфере.

Научная конеренция в Киевском международном университете гражданской авиации продолжила и укрепила научные традиции украинской школы терми-новедения, ее результаты выявили готовность данного вуза стать одним из центров изучения термина.

доктор филологических наук © Л.М. Алексеева, 2000

100

Международная конференция по лингводидактике "Языковая компетенция выпускников высшей школы:

цели и содержание программы обучения иностранным языкам"

16-17 мая 2000 г. состоялась международная конференция по лингводидак-

тике на базе Высшей школы финансов и менеджмента в г. Белостоке (Польша), организованная кафедрой иностранных языков Высшей школы. В конференции приняли участие терминологи и преподаватели иностранных языков из Бело-стока, Москвы, Перми, Нижнего Новгорода, Самары, Белгорода и др. городов.

Большой интерес к конференции проявили, с одной стороны, преподаватели иностранных языков, работающие в специальных вузах, с другой стороны, тер-минологи, исследующие язык для специальных целей. На открытии конферен-ции выступили: проф. Жан Заневский (Медицинская академия г. Белостока) "Иностранные языки в высшей школе: современное состояние и перспективы"; проф. С.В. Гринев (являвшийся коспонсором конференции) (Москва) "Лингви-стика на пороге третьего тысячелетия"; проф. Л. Бесекирска (Высшая школа финансов и менеджмента) "О международном статусе языка науки" и др.

В рамках конференции работало три секции: русского, английского и немецкого языков. Тематика секционных докладов показала, что российские терминологи активно разрабатывают проблемы языка для специальных целей, такие, как когнитивно-коммуникативные аспекты терминологии (Л.М. Алексее-ва, В.Ф. Новодранова), статус общеупотребительной и общенаучной лексики в научных текстах (Е.В. Бекишева), специфика языка компьютера (Т. Буланов-ская), языка техники (И. Клепальченко), языка медицины (Е, Филиппова), роль интернациональных греко-латинских терминоэлементов в становлении нацио-нальных языков науки (английского, французского, русского) (И. Духанина) и др.

Доклады польских лингвистов-преподавателей иностранных языков были посвящены таким вопросам лингводидактики, как англицизмы в немецком язы-ке науки (М. Долеска) (зав. каф. иностранных языков Высшей школы), модель обучения иностранному языку (Е. Крулан), роль мотивации в процессе обучения иностранному языку (А. Кизюкевич), предупреждение коммуникативных неудач (А. Стельмашук), роль компьютера при обучении иностранному языку (А. За-левска), главные задачи в обучении иностранному языку в неязыковом вузе (О. Здановска-Мисеюк) и др.

В холле конференц-зала можно было ознакомиться со многими учебно-методическими новинками, рекламируемыми польскими издательствами, специ-ализирующимися в этой области.

Результаты конференции будут отражены в готовящемся к изданию сборни-ке материалов.

доктор филологических наук © В.Ф. Новодранова, 2000

101

Международная конференция "Системные, структур-ные и функциональные аспекты терминологии",

17 июня 2000 г. (Терминологические чтения РоссТерм'а. 7)

Ежегодная международная конференция по терминоведению проходила под

эгидой Московского государственного медицинского стоматологического ин-ститута, ВНИИКИ Госстандарта РФ, Российского терминологического обще-ства РоссТерм, Московского педагогического университета, Института ино-странных языков.

С докладами на конференции выступили терминоведы из РФ, Польши, Украины, причем география России была представлена многими городами - от Калининграда до Читы. Было прослушано 25 докладов на пленарном и секцион-ных заседаниях. Работа секций строилась по следующей тематике: когнитивные и семантические аспекты терминологии, структурные аспекты терминологии, практические аспекты работы с терминологией (стандартизация, терминогра-фия, дидактика).

Анализ докладов с точки зрения их проблематики показывает, что, с одной стороны, в современном терминоведении развивается традиционное направле-ние, в рамках которого исследуются проблемы номинации (Л.П. Рупосова), многозначности (В.Н. Прохорова), этимологии (Л.В. Павлова), семантики тер-миносочетаний (Л.А. Манерко, Е.И. Голованова), соотношения терминологии и терминосистемы (В.М. Лейчик), системности терминов (Л.А. Морозова) и др. С другой стороны, терминологи активно осваивают новое направление, связанное с когнитивно-коммуникативной парадигмой научного знания, отражающей исследование процессов когниции и коммуникации через их объективацию в языке. В ракурсе этого направления прозвучали доклады Л.М. Алексеевой ("Об интертекстуальности термина"), М.Н. Бондарчук ("Иерархия как способ струк-турации авиационной терминологии"), Л.Ф. Ельцовой ("Пространство как базо-вая категория языка и ее место в медицинской терминологии"), Л.С. Рудинской ("Термин как показатель классифицирующей деятельности специалистов"), И.А. Громовой ("К вопросу о когнитивных особенностях производных юридических терминов"), А.Г. Кочкаревой ("Принцип экономии в медицинской терминоло-гии"), В.Ф. Новодрановой ("Когнитивные науки и терминология").

На конференции были представлены обобщающие доклады, дающие оценку состояния и перспектив развития терминоведения на рубеже веков (С.В. Гринев "Перспективы развития терминоведения", Т.Д. Михайленко "Терминоведческие проблемы военной сферы коммуникации в новом столетии").

Практические аспекты работы с терминологией, связанные с использовани-ем результатов исследований, докладчики связали с проблемами упорядочения, унификации и стандартизации (С.Д. Шелов "Упорядочение и стандартизация терминологии: опыт лингвистического сравнения российской и американской лексикографической практики", Г.И. Морозов "Об унификации определений в словарях"), с вопросами терминологической деятельности (В.П. Тюльнина, А.Д. Хаютин "Терминологическая деятельность в МГГУ", Н.И. Кулиш "Термин как

102

объект интеллектуальной собственности"), с практикой обучения языкам для специальных целей (В.А. Татаринов "Семантизация терминологической лексики в Учебнике немецкого языка для студентов-историков", В.Г. Кульпина "О тер-минологическом компоненте в обучении языку исторической специальности студентов-полонистов").

Все доклады вызывали большой интерес и творческую дискуссию. Конфе-ренция показала, что сегодняшний этап развития отечественного терминоведе-ния характеризуется высоким теоретическим и практическим уровнем, активно-стью терминоведов не только в исследовании терминологического материала, но и в теоретической интерпретации языка науки как средства категоризации и классификации действительности, как вербализованного приема мышления о научном мире.

Материалы конференции опубликованы в журнале "Научно-техническая терминология". 2000. № 2.

доктор филологических наук © В.Ф. Новодранова, 2000

Варшавский международный конгресс терминологов

23 сентября 2000 г. состоялся очередной конгресс MOUNT - Международ-

ной организации по унификации терминологических неологизмов (Польский комитет) и форум терминологов "Создание новых терминологических центров", Варшава. В заседаниях MOUNT приняла деятельное участие г-жа Мидори Яма-нучи Ринн (США), представляющая интересы MOUNT в ООН. Российское терминоведение было представлено докладами от РоссТерм'а и ОМТЕРМ'А.

Председатель Польского комитета MOUNT, главный редактор журнала NEOTERM Зыгмунт Стоберский, выступил с отчетным докладом, озаглавлен-ным "Почему и к чему мы стремимся". Важность международных аспектов терминологии, проблемы непонимания, нарушения коммуникации, проистека-ющие из незнания терминологии, из различий в толковании терминов, З. Сто-берский ощутил на собственном опыте, когда трудился на дипломатической ниве. С той поры его глубоко волнуют международно-социальные аспекты терминологической деятельности. Новейшую терминологию З. Стоберский рассматривает как путь к пониманию между народами, а ее усвоение как "обла-гораживание инструментов общественной жизни". В докладе З. Стоберского подчеркивалось воздействие терминологии на экономический и культурно-цивилизационный уровень развития общества.

Главной задачей возглавляемого им терминологического центра З. Стобер-ский считает поддержку процессов интернационализации терминологии, кото-рая осуществляется путем издания серий словарей, создания грандиозного бан-ка терминов в самых различных областях науки и техники. Издана уже крупная серия специализированных словарей, под новейшие собрания терминов отво-дится немало страниц в журнале NEOTERM, немалая часть банка данных в пока еще неизданном виде хранится в компьютерном варианте. И эта установка на создание собраний терминов в полной мере отразилась в довольно эмоциональ-

103

ном отчетном докладе председателя MOUNT, издавна ратующем о безвозмезд-ной передаче собраний терминов, на которых базируются новые технологии или хотя бы возможности приобрести их за деньги. При этом он с горечью конста-тировал: "Представляется, что новейшая специальная терминология является знаниями, которые старательно стерегут самые богатые страны мира", в то время как она необходима прежде всего странам Восточной Европы как ключ к новейшей технологии Запада. Говорилось о росте числа терминологических центров за последние годы. Указывалось, что многие крупные терминологиче-ские центры создаются по принципу языковых семей. Таковы, например, роман-ский, скандинавский, иберийский и др. терминологические центры. Подчерки-валась необходимость создания терминологических центров там, где они пока не созданы. Отмечалось, что "самые прочные и полезные связи в масштабах страны и в международном масштабе возникают в научной среде, в медицине, астрономии, химии, физике и в тех областях знаний, которые служат всему человечеству".

В докладе В.Г. Кульпиной и В.А. Татаринова "О некоторых принципах ор-ганизации терминологического центра" содержались обобщающие идеи и прин-ципы, которые должны лежать в основе создания терминологического центра. Это принцип научно-методологического фундирования организационных меро-приятий, принцип целенаправленной организации терминологических меропри-ятий, принцип строгого определения состава членов терминологического цен-тра и его руководства, принцип корректного отношения к государственным учреждениям и государственным служащим.

В докладе Л.Б. Ткачевой "22 года Центру терминологии в Омске: деятель-ность, достижения и перспективы" говорилось о том, что создание Омского терминологического центра было связано с создавшейся в Омске ситуацией, когда многие предприятия начали развивать экономические контакты с зару-бежными партнерами и экспортировать свои изделия. Переводчики же не были готовы к переводу соответствующей документации, так как не владели в полной мере терминологией соответствующих областей знаний. Впоследствии ОМ-ТЕРМ стал частью Омского политехнического института.

Первым направлением работы ОМТЕРМА стали научные исследования про-блем терминологии, были проведены первые конференции по терминологии и переводу. Второе направление - это терминографическая деятельность, основ-ной целью которой является систематизация терминов и терминологических неологизмов. Опубликовано более 60 словарей, в частности, по таким актуаль-ным направлениям, как компьютерная техника, программирование, информати-ка, управление, маркетинг, финансы и банковское дело и др. Л.Б. Ткачева выде-лила научный подход к созданию словарей и отметила, что они пользовались успехом на международных выставках в России и за ее пределами. Третьим направлением являются проблемы перевода терминологически насыщенных текстов.

В. Скуиня (Латвия) выступила с докладом "Критерии международной тер-минологии". В. Скуиня полагает, что международную терминологию необходи-мо исследовать в целях гармонизации. Она отмечала, что в группе интернацио-нализмов могут встречаться большие расхождения в семантике. В. Скуиня пред-

104

ставила также свой Словарь латинских и греческих элементов, вышедший в Риге в 1999 г.

А. Туполос (Польский комитет MOUNT) провела презентацию проекта представления пользователю упорядоченных банков данных и проинформиро-вала о создании читального зала, пользование которым оплачивается в форме абонемента. Библиотека будет состоять из так называемых e-books.

Специальная резолюция была принята по поводу объекта деятельности MOUNT. Согласно резолюции деятельность MOUNT сводится только к терми-нологии, все же другие аспекты предполагается базировать исключительно на объекте деятельности MOUNT.

кандидат филологических наук © В.Г. Кульпина, 2000

доктор филологических наук © В.А. Татаринов, 2000

—————————————————————————

Научное издание

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК Под редакцией В.А. ТАТАРИНОВА

Директор издательства Л.Р. Королев

Главный редактор Н.А. Иванова

ISBN 5-7611-0268-4

Лицензия ИД № 00443 от 26.10.99. Подписано к печати 23.10.2000 г. Формат издания 60х90 1/16. Гарнитура Таймс. Бумага офсетная.

Печать офсетная. Усл.печ.л. 6,5. Тираж 300 экз. Заказ № 11рт

Издательство "Московский Лицей"

129348, Москва, Ярославское шоссе, д. 2, корп. 1

Тел./Факс (095) 331-69-19