МОНГОЛОВЕДЕНИЕ В НАЧАЛЕ ХХi ВЕКА СОВРЕМЕННОЕ...

1

МОНГОЛОВЕДЕНИЕ В НАЧАЛЕ ХХI ВЕКА: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию Б. Х. Тодаевой

(г. Элиста, 23–26 апреля 2015 г.)

Часть I

Федеральное государственное бюджетное учреждение наукиКалмыцкий институт гуманитарных исследований

Российской академии наук

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Калмыцкий государственный университет»

Элиста2015

2

УДК 811.512.37 ББК 81.2 М 77

Печатается по решению Ученого совета Федерального государственного бюджетного учреждения науки

Калмыцкого института гуманитарных исследований Российской академии наук

Редакционная коллегия:Н. Г. Очирова (отв. редактор)

Э. П. Бакаева, Б. А. Кичикова, В. В. Куканова, Б. Б. Манджиева, Д. Н. Музраева, Э. У. Омакаева, Н. Ч. Очирова

М 77Монголоведение в начале ХХI века: современное состояние и

перспективы развития: Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию Б. Х. Тодаевой (г. Элиста, 23–26 апреля 2015 г.). Часть I. – Элиста: КИГИ РАН, 2015. – 188 с.

В настоящем издании представлены материалы Международной научной конф еренции, посвященной 100-летию со дня рождения выдающегося российского востоковеда Б. Х. Тодаевой. В первой части опубликованы док-лады, в которых освещаются жизнь и деятельность ученого, вклад в развитие отечественной и мировой науки, а также статьи по актуальным проблемам современной монголистики.

Международная научная конференция проведена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №15-04-14057

ISBN 978-5-903833-82-5 © КИГИ РАН, 2015

3

СОДЕРЖАНИЕ

ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ

Очирова Н. Г. Жизнь и деятельность монголоведа Б. Х. Тодаевой . . . . . . . . 6Пюрбеев Г. Ц. Сравнительный анализ эпической фразеологии в калмыцком и синьцзян-ойратском «Джангаре» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15Рассадин В. И. Тюрко-монгольские термины по верблюдоводству в халха-монгольском языке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19Борджигид Дорги. Өөрд амн айлһин шинҗллһнə тускар (Өвр Моңһлын Алашань əəмгин хошуд, торһудын келнə үлгүр деер) Об исследовании ойратского диалекта (на примере языка хошутов и торгутов аймака Алашань АРВМ КНР) . . . . . . . . 22Сусеева Д. А. О языке деловых писем В. Н. Татищева (1741–1745 гг.), относящихся к периоду его пребывания в должности руководителя Калмыцкой комиссии при кол-легии иностранных дел и Астраханского губернатора (на материале Национального архива Республики Калмыкия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33Басангова Т. Г. Фольклор монгольских народов в записи Б. Х. Тодаевой . . . . . 40Раднаев В. Э. Б. Х. Тодаева как грамматист-компаративист. . . . . . . . . . . . . 44Омакаева Э. У. Лингвистическая проблематика в трудах Б. Х. Тодаевой . . . . . 47Манджиева Б. Б. Публикаторская деятельность Б. Х. Тодаевой в сотрудничестве с отделом фольклора и джангароведения КИГИ РАН . . . . . . . . . . . . . 54

СЕКЦИЯ IСОПОСТАВИТЕЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ И СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ

ИССЛЕДОВАНИЯ МОНГОЛЬСКИХ И ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ

Бату Ч. Моӊһл-өөрдин «Ик цааҗ»-д харһдг онц үг келлһин сойлын тəəлвр (Культурологическая интерпретация некоторых слов и выражений в монголо-ойрат-ском «Великом Уложении») . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60Тувшинтугс Б. Об одной грамоте маньчжурского императора, являющейся исто-рическим и лингвистическим памятником . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70Даваадорж Б. Тод үсгийн «удаан» хэмээх тэмдгийн хэрэглээ, түүний онцлог (Использование знака долготы в «ясном письме» и его особенности) . . . . 81Бадмааванчин Мунгунцэцэг. Ойролцоо утгын хэв шинжийн асуудалд: монгол хэлний дан үг, зүйр цэцэн үгийн харьцуулсан жишээгээр (К проблеме типологии синонимии: на сравнительном материале слов, пословиц и поговорок монгольского языка) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 95Гэрэлмаа Г. «Жангар» туулин дахь улаан өнгө заасан үгийн үндсэн ба бэлгэдэлт утга (Исконные и символические значения слов, обозначающих красный цвет в эпосе «Джангар») . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100Бямбадорж Б. Орчин цагийн монгол хэлний өвөрмөц дагаврын судалгааны зарим асуудал (Некоторые вопросы изучения специфических аффиксов современного мон-гольского языка) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 104Бурыкин А. А. Монгольские числительные в перспективе алтаистики (новый опыт интерпретации) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113

4

Бадмаева Л. Б., Шагдаров Л. Д. Летопись Д.-Ж. Ломбоцыренова как памятник вербальной культуры бурят . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120Шагдарова Д. Л. Буддийская лексика, связанная с действиями кармы, в бурятском языке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 126Андреева С. В. Неаффиксальный способ словообразования в русском и бурятском языках: сопоставительный анализ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129Абдуллаев С. Н. Типологические аспекты механизма зависимой предикации: причастно-послеложные конструкции в уйгурском и бурятском языках . . . . . . 134Абдуллаев С. Н., Абдуманапова З. З. Уйгурско-монгольские параллели однокор-невых производных основ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137Афанасьева Е. Ф., Патаева В. Д. К вопросу о языках коренных малочисленных народов Республики Бурятии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139Ламожапова И. А. Гендерное проявление в речи бурят . . . . . . . . . . . . . 142Понарядов В. В. Современное состояние исследований урало-монгольской проблемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146Рупышева Л. Э. Метонимический перенос в фитонимии бурятского языка . . . . 151Лиджиев А. Б., Бембеев Е. В. Губные гласные языка шира югуров . . . . . . . 155Бембеев Е. В., Лиджиев А. Б. Шира югуры провинции Ганьсу КНР (полевые материалы, собранные в экспедиции 2014 г.) . . . . . . . . . . . . . 161Очирова Н. Ч., Бачаева С. Е. К вопросу археографического исследования ойрат-ских буддийских рукописей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167Чеджиева Ж. Д. К вопросу изучения калмыцких и английских паремиологических и фразеологических единиц с зоосемическим компонентом. . . . . . . . . . . . 171Кокшаева Н. О. О некоторых аспектах изучения калмыцких авторских документов переписки калмыцких ханов и их современников (XVIII в.) . . . . . . . . . . . . 174Корнеев Г. Б., Бекмуратова А. Х. Зоонимическая лексика в названиях и атрибутах буддийских божеств (на материале калмыцкого и китайского языков) . . . . . . 178Бачаева С. Е. Грамматические и стилистические пометы в толковом словаре языка калмыцкого героического эпоса «Джангар». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182Сведения об авторах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186

5

ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ

6

ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬМОНГОЛОВЕДА Б. Х. ТОДАЕВОЙ*

Н. Г. Очирова

Буляш Хойчиевна Тодаева — выдающийся востоковед, яркий исследователь и пре-красный знаток языка, устного народного творчества монголоязычных народов. Труды Б. Х. Тодаевой внесли неоценимый вклад в становление и развитие отечественного и мирового монголоведения, в том числе и калмыцкой науки, они широко известны и при-знаны в научных кругах и являются ценными источниками, исследование которых про-должается до настоящего времени, свидетельством чему является целый ряд докладов на международной научной конференции, посвященной 100-летию ученого.

В Калмыкии, на родине ученого, чтят память известного исследователя, одного из ярких представителей калмыцкой интеллигенции. Незаурядный исследовательский талант, обширные знания, эрудиция, огромное трудолюбие, высокий профессионализм выдвинули Б. Х. Тодаеву в ряд наиболее авторитетных российских и мировых ученых-монголоведов. Она первой среди женщин-калмычек защитила диссертацию и была удо-стоена ученой степени кандидата филологических наук.

Б. Х. Тодаева родилась в 1915 году в крестьянской семье в селе Ики-Манлан Малодербетовского улуса Калмыцкой степи. Малая родина ученого издавна слави-лась знатоками калмыцкого фольклора, исполнителями героического эпоса «Джангар», именно в этих краях в 1910 году, за пять лет до появления на свет маленькой Буляш Тодаевой, у великого джангарчи Ээлян Овла впервые записал цикл песен героического эпоса «Джангар» студент Санкт-Петербургского университета Номто Очиров, будущий ученый-востоковед, правовед, видный общественный деятель Калмыкии.

Детство и юность Буляш Хойчиевны пришлись на годы крутых перемен в жизни страны, лихолетье гражданской войны. Калмыцкая степь была одним из мест, на арене которой непосредственно происходила ожесточенная борьба двух армий: красной и бе-лой. Затем были годы разрухи и голода, разгула бандитизма. После установления мира, ликвидации последствий гражданской войны постепенно жизнь в Калмыкии стала на-лаживаться. С первых же дней существования советской власти в Калмыцкой области властные структуры стали уделять большое внимание вопросам народного образования [Пюрбеев 1991].

Стали открываться школы и школы-интернаты, в которые направлялись на обуче-ние наряду с мальчиками и девочки из сельской глубинки. Среди них оказалась и Буляш Тодаева, ставшая ученицей Малодербетовской средней школы, которую окончили мно-гие представители довоенной калмыцкой интеллигенции. Эта школа в 2009 году отмети-ла свое 100-летие и носит имя одного из своих замечательных выпускников — доктора филологических наук, первого профессора Калмыкии Б. Б. Бадмаева.

В 1931 году, успешно окончив Малодербетовскую среднюю школу, активистка Буляш Тодаева была избрана секретарем бюро райкома комсомола. Однако в Калмыкии одной из главных задач того периода была борьба с ликвидацией неграмотности среди взрослого населения и широкий охват подрастающей молодежи школьным обучением. Для работы во вновь открывающихся образовательных учреждениях катастрофически не хватало учителей. Поэтому юную Буляш направили работать учителем начальных классов в родное село Ики-Манлан.

* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-04-14057/г

7

Поработав в школе, Буляш Хойчиевна осуществляет свое желание продолжить уче-бу и поступает сначала в Сталинградский педагогический институт, а затем переводится в Астраханский педагогический институт и в 1938 году с отличием заканчивает его.

По распределению молодой специалист Б.Х. Тодаева возвращается в Калмыкию и работает преподавателем калмыцкого языка в Элистинском педагогическом училище, трудится в Институте усовершенствования учителей. В эти годы в республике реша-ется вопрос об открытии первого научного учреждения — Научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Республике нужны были национальные науч-ные кадры, и одаренную девушку в марте 1941 года направили на учебу в аспирантуру Института языков и письменностей народов СССР. Но Б. Тодаевой недолго пришлось учиться: началась Великая Отечественная война, Институт был эвакуирован в Казахстан, а она предпочла остаться в Москве и работать на оборонном заводе, где изготавливали снаряды для победы над фашизмом.

В 1943 году Б. Х. Тодаева после возвращения Института из эвакуации возобнови-ла прерванную учебу в аспирантуре, а в 1946 году после успешной защиты кандидатской диссертации по теме «Семантика и синтаксические функции падежей в монголо-ойрат-ских наречиях» началась ее научная деятельность, которая продолжалась в течение поч-ти 70 лет.

Тогда, в 1946 г. возвращаться Буляш Хойчиевне было некуда. Калмыцкая АССР была ликвидирована, а калмыцкий народ — незаконно выслан и разбросан на огромных пространствах Сибири, Крайнего Севера, Дальнего Востока, Средней Азии и Казахстана. Она понимала всю несправедливость случившегося, но и знала, что в сложившейся тра-гической ситуации ей надо выжить, что она нужна родным и близким, находящимся в ссылке. Это придавало ей силы, помогала и поддержка коллег-ученых, их молчаливое сочувствие.

В те годы она познакомилась с талантливым молодым ученым, профессором Г. П. Сердюченко, с которым впоследствии навсегда связала свою жизнь. Он был родом из Ростовской области, граничащей с Калмыкией, что тоже сближало их. Прекрасно об-разованный, широко эрудированный Георгий Петрович немало повлиял на ее становле-ние как исследователя-лингвиста.

После защиты кандидатской диссертации Б. Х. Тодаева работала научным сотруд-ником в тюркско-монгольском секторе Института языка и мышления АН СССР (1946–1950) и одновременно старшим научным сотрудником тюркского сектора в Институте методов обучения Академии педагогических наук РСФСР (1948–1949). Буляш Хойчиевна значительно расширила область научного поиска, увлеченно занималась исследованием новых проблем. В 1951 году в Москве был издан ее фундаментальный труд «Грамматика современного монгольского языка: фонетика и морфология», посвященный литератур-ному монгольскому языку. Монография Б. Х. Тодаевой была высоко оценена научной общественностью. Со времени выхода в свет данной работы прошло 64 года, но и сейчас она остаётся одним из самых глубоких и серьезных лингвистических исследований в монголоведной науке.

Работая в Москве, Б. Х. Тодаева не переставала беспокоиться о судьбе родных, находящихся на спецпоселении в Сибири, продолжала поиски своей семьи. В официаль-ные органы по понятным причинам запросы делать Буляш Хойчиевна не могла, что зна-чительно затрудняло поиски родных. Наконец ей удалось выяснить их местонахождение через знакомых земляков. Как только Б. Х. Тодаевой стали известны некоторые сведения о родственниках, она, с трудом собрав теплые вещи и продукты, немедленно отправи-лась к ним. Приехав в село Зональное Зонального района Алтайского края, из родных

8

она застала в живых лишь братишку Колю, которому было 15 лет. Ей рассказали, что остальные ее близкие умерли в первый год ссылки, когда спецпереселенцев привезли в насквозь продувавшихся холодных товарных вагонах в январе 1944 г. в лютый мороз и оставили на выживание в сибирских деревнях без крова, пищи и тепла. Они заболели воспалением легких и не выжили. Остался только Коля, его спасли добрые люди. Коля был худой и бледный, ходил в обносках и был похож на беспризорника, ему от силы можно было дать лет 10–11, на него было больно и тяжело смотреть. Буляш Хойчиевна постригла и помыла его, переодела и накормила. Коля, впервые досыта поев, робко смо-трел на невесть откуда взявшуюся старшую сестру, о которой слышал, что она учится в большом городе, но не помнил ее. Затем Буляш стала думать над тем, что ей делать с братом, забрать его с собой в Москву она не могла, он был на спецучете в комендатуре. Тогда она повезла Колю в Бийск и с помощью Б.Б.Бадмаева устроила его в ремесленное училище, где он впоследствии получил образование и рабочую специальность. Она еще раз смогла приехать к Николаю в Сибирь, и затем на протяжении всей последующей жизни оказывала помощь и поддержку своему младшему брату и его большой семье. Позже первую внучку Николай Хойчиевич назвал в честь сестры — Буляш.

Так, в годы лишений и страданий калмыцкого народа, преодолевая на своем пути преграды, в условиях, когда и ее могли схватить и сослать в Сибирь, на Колыму, куда угодно, Б. Х. Тодаева не поддалась жизненным обстоятельствам, не изменила духовным ценностям своего народа, не оставила в беде родных.

Одной из ярких страниц в жизни и научной деятельности Б. Х. Тодаевой является работа вместе с супругом — профессором Сердюченко Г. П. в составе советской на-учной экспедиции в Китайской Народной Республике (1954–1957). Эти годы были до предела насыщены работой. Она успешно трудилась в Академии национальных мень-шинств научным консультантом по монгольским языкам, читала курс современного монгольского языка на кафедре монгольской филологии. Буляш Хойчиевна провела широкомасштабную лингвистическую экспедицию по изучению языков и наречий мон-гольских народностей, проживавших на территории Китая. Вот как она сама пишет об этом времени: «Принимая активное участие в подготовке и проведении лингвистиче-ских экспедиций 1954–1957 гг., я изучила на месте монгольские языки, объехала с этой целью весь Северо-Запад Китая, начиная с Маньчжурии и кончая Синьцзян-Уйгурским автономным районом. Объектами моего изучения стали дагурский, монгорский, дунсян-ский, баоаньский языки, а также язык монголов Внутренней Монголии, желтых уйгуров и ойратов Синьцзяна. В составе лингвистической экспедиции 1956 года я побывала у ойратов Синьцзяна, провела среди них два летних месяца. Мой маршрут исследования пролегал через Тарбагатай-Хобуксарский автономный уезд, где компактно проживают торгуты, элюты и хошуты. Встреча с синьцзянскими ойратами была незабываемой. Они с огромным радушием и гостеприимством принимали меня. В экспедиции я записывала материал у разных информаторов, но главным из них был Батнасан, ставший знамени-тым джангарчи. Были записаны пословицы, свадебные обряды, сказки, а также образцы живой разговорной речи». [Тодаева 2001].

В экспедиции с присущей ей скрупулезностью Б. Х. Тодаева собирает, система-тизирует и комментирует тексты национального фольклора и лингвистический мате-риал, много времени уделяет переводческой работе. В 1957 г. в Пекине были изданы ее «Лекции по грамматике современного монгольского литературного языка», которые стали первым в отечественной науке трудом по монголоведению на китайском языке. Три года, проведенные в Китае, показали многообразие интересов и высокий интеллект

9

Б. Х. Тодаевой, ее по праву считают одной из первых ученых, стоявших у истоков ис-следования монгольских языков и создания монголоведной науки в Китае.

Полевые экспедиции Б. Х. Тодаевой оказались весьма плодотворными, богатый и разнообразный в жанровом отношении собранный ученым материал открыл перед спе-циалистами в области монголистики и алтаистики широкие перспективы для сравни-тельно-исторического изучения монгольских, тюркских, тунгусо-маньчжурских языков. Успеху экспедиции во многом способствовали широта научных познаний, прекрасное владение Буляш Тодаевой монгольскими языками, знание обычаев и традиций народа, личное обаяние [Ученые КИГИ РАН 2001]. Благодаря ее трудам в монголоведной науке появились новейшие данные о районах расселения монгольских народностей на терри-тории Китайской Народной Республики, особенностях дагурского, дунсянского, баоань-ского, монгорского, монгольского и ойратского языков.

Накопленный в научных экспедициях уникальный материал был отражен в целом цикле ее фундаментальных научных трудов: «Монгольские языки и диалекты» (1960), «Дунсянский язык» (1961), «Баоаньский язык» (1964), «Язык желтых уйгуров» (1966, в соавторстве с Э. Тенишевым), «Монгорский язык. Исследование, тексты словарь» (1973), «Язык монголов Внутренней Монголии. Материалы и словарь» (1981), «Язык монголов Внутренней Монголии. Очерки диалектов» (1985), «Дагурский язык» (1986) и многие другие работы, вышедшие из-под пера Буляш Хойчиевны Тодаевой, явились значительным вкладом в отечественную и мировую монголоведную науку.

Для исследований Б. Х. Тодаевой характерны глубина проникновения в суть явле-ний во всей многомерности выводов и обобщений, опирающихся на богатейшую фак-тологическую базу. Словом, все то, что принято относить к большой науке, достойно представлено в трудах Б. Х. Тодаева.

Говоря о значении цикла ее трудов по монгольским языкам, финский ученый, про-фессор Ю. А. Янхунен пишет: «Работы Б.Х. Тодаевой по монгольским языкам Куку-Нора являются до сих пор одними из самых обширных и надежных источников информации по этим своеобразным разновидностям монгольской речи, которые даже на сегодняшнем этапе остаются малоизвестными и малоизученными. Можно даже сказать, что Тодаевой удалось «спасти» языки кукунорских монголов для мировой монголистики. Без работ Б. Х. Тодаевой языки кукунорских монголов остались бы неизвестными для целого поко-ления российских и зарубежных монголоведов» [Янхунен 2005]. Вышеназванный цикл работ является непреходящей ценностью и достойным вкладом ученого в монголовед-ные исследования.

Фундаментальные труды Б. Х. Тодаевой — яркая страница научной мысли, культу-ры калмыцкого народа. В ее работах особое место занимает изучение героического эпо-са «Джангар». В монографии «Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар», изданной Калмыцким НИИИФЭ (ныне КИГИ РАН) в 1976 году, Б. Х. Тодаева впервые ввела в научный оборот богатейший лингвисти ческий материал эпического памятника калмыков. Предметом исследования явились тексты десяти песен эпоса «Джангар», за-писанных Номто Очировым в 1910 году, а также двух песен в записи К. Ф. Голстунского 1862 г. Автор в своей фундаментальной работе решил многоаспектную проблему — сверку последующих изданий «Джангара» с оригинальным текстом. Работа состоит из таких частей, как текстология эпических песен, фонетико-морфологический анализ лек-сических единиц, словарь и приложение, состоящее из географических наименований, собственных имен и титулов.

Данное исследование Б. Х. Тодаевой с полным основанием можно назвать и сло-варем «Джангара». И действительно, 336 страниц монографии из 513 приходится на

10

словарь. Слова рассматриваются здесь как с грамматической, так и семантической то-чек зрения, в нем нашли отражение фразеологические единицы, толкование архаизмов. Появление данной публикации стало значительным событием в научной жизни, замет-ной вехой в изучении эпоса «Джангар». Книга явилась первым собственно лингвисти-ческим исследованием героического эпоса, открывавшим новые горизонты для даль-нейшего изучения эпического памятника — вершины калмыцкого устного народного творчества. Как справедливо отмечал кандидат филологических наук Э. Ч. Бардаев: «С выходом этой работы «Джангар» получил начало широкого лексикологического изуче-ния» [Бардаев. Элиста, 1981. С. 60].

Тема величественного героического эпоса «Джангар» на протяжении всей научной деятельности занимает исследователя Б. Х. Тодаеву. Являясь одним из общепризнанных мировых эпических памятников, «Джангар» убедительно свидетельствует о самобыт-ности его творца — калмыцкого народа, силе национального характера, его духовных началах, культуре, о богатстве и красочности языка. Известно, что в «Джангаре» есть знания по практически всем вопросам.

Буляш Хойчиевну как ученого-лингвиста, прежде всего, интересует лексика эпоса «Джангар», хотя ее познания столь широки и фундаментальны, что в ее трудах в одина-ковой степени прослежи ваются глубокие знания фольклора и этнографии монгольских народов.

Говорить о лексике «Джангара» — это говорить о языке наших предков-ойратов, о языке калмыков, вот уже свыше четырех столетий проживающих в России и о языке наших соплеменников – современных ойратов, потомков тех, кто остался четыре века назад на земле Джунгарии, и тех, кто вернулся более двух веков назад с берегов Волги в родовые кочевья своих предков и живет ныне на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая.

Итогом многолетней кропотливой и плодотворной работы Б. Х. Тодаевой явил-ся фундаментальный труд «Словарь языка ойратов Синьцзяна» (по версиям песен «Джангара»), изданный Калмыцким институтом гуманитарных исследований РАН со-вместно с Калмыцким книжным издательством. В основу очередного крупного иссле-дования ученого легли синьцзянские версии 60 песен двух томов «Джангара», опубли-кованные и неопубликованные записи автора, материалы, собранные ойратской экспе-диционной группой в 1955–1956 гг. в Китае, художественные произведения писателей, фольклорные сборники и журналы разных годов [Тодаева 2001].

Этот труд является уникальным по своему содержанию и значению, он впервые познакомил читателей с оригинальным фольклорным и этнографическим материалом, образцами устной речи, записанными автором во время поездок по кочевьям ойратов Синьцзяна. В качестве примеров в Словаре приводятся афоризмы из героического эпоса «Джангар», пословицы, загадки, благопожелания и другие жанры устной народной по-эзии, являющиеся ярким свидетельством словесного богатства и красоты разговорной речи ойратов.

Словарь ойратского языка впервые был опубликован в России. Читатели получили возможность познакомиться с лексическим богатством языка ойратов, а через него и с укладом жизни и быта, с духовным обликом и высокими нравственными качествами ой-ратских народов, имеющего общие исторические корни с калмыками.

Последние годы жизни были характерны для Б. Х. Тодаевой новым подъемом твор-ческих сил, упорным трудом во благо отечественной науки. В середине 2000-х гг. ею был завершен колоссальный труд — переложение с ойратского «ясного письма» («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо 70 песен синьцзянской версии «Джангара».

11

Эта работа — «„Джангар“. Героический эпос ойрат-монголов» — издана в КИГИ РАН, она включает три тома [Джангар 2005, 2006, 2008].

Данная работа позволила значительно расширить границы изучения в области фольклора и джангароведения, открыть дорогу молодым исследователям Калмыкии к сокровищнице эпической культуры монгольских народов, дала возможность сравнитель-но-сопоставительного рассмотрения древних памятников. В этой работе, как и впрочем, во многих других ее трудах, особенно проявляется фундаментальность знаний, основа-тельность Б. Х. Тодаевой.

Другим, не менее важным фундаментальным трудом стала работа Б. Х. Тодаевой «Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая» [2007]. Книга со-держит образцы калмыцких пословиц, поговорок и загадок, а также фольклорные тек-сты афористических жанров, записанные автором у ойратов Синьцзяна в Китае во время экспедиционных поездок. В основу классификации пословиц и поговорок положена их семантическая сущность. Главное в них – характеристика внутреннего мира человека и его внешних проявлений. С одной стороны, в пословицах и поговорках отмечается все положительное в человеке: доброта, любовь, храбрость, дружелюбие, красота, ум, правдивость, трудолюбие, а с другой стороны, замечается и все то, что делает челове-ка порочным, безнравственным: пьянство, жадность, лесть, воровство, трусость, лень, лживость, глупость и т. п. Классификация загадок строится на основе ключевых слов-отгадок, связанных с физической и умственной деятельностью человека, бытом, хозяй-ственным укладом, духовными ценностями на рода.

Б. Х. Тодаева — первый калмыцкий исследователь, посетившая синьцзянских ой-ратов с целью изучения их языка, ознакомления с их жизнью и бытом. С тех пор показ и пропаганда прекрасного духовного мира наших сородичей стали неотъемлемой частью ее жизни. Всей своей творческой деятельностью она расширяла русло, соединяющее близкородственные народы — калмыков Поволжья и ойратов Синьцзяна.

Своими фундаментальными исследованиями Б. Х. Тодаева внесла неоценимый вклад в отечественную и мировую гуманитарную науку. Современное монголоведение в России и за рубежом немыслимо без трудов Б. Х. Тодаевой. Ее работы опубликованы в самых престижных для любого ученого издательствах, таких как «Наука», «Восточная литература», переведены на многие иностранные языки, вышли в Китае, Монголии, Венгрии и др.

Однако предметом ее особой гордости всегда являлась востребованность ее тру-дов в Калмыкии, на малой родине, с коей она никогда не порывала связей, особенно укрепившихся в последние годы жизни ученого. Тесные узы научного сотрудничества связывали Б. Х. Тодаеву с Калмыцким институтом гуманитарных исследований РАН, плодотворным результатом которого стало появление, начиная с конца 1990-х гг. про-шлого столетия, новых замечательных трудов ученого.

Б. Х. Тодаева — поистине труженик науки: она создавала научные труды, работая до последних дней. В 2012 г. КИГИ РАН издал ее книгу «О научной работе в Китайской Народной Республике», включившую дневниковые записи Б. Х. Тодаевой, которые она вела в период работы в Китае. Г. П. Сердюченко и Б. Х. Тодаева прибыли в столицу Китайской Народной Республики — г. Пекин — 1 октября 1954 года. На протяжении всего времени работы в Китае Б. Х. Тодаева вела дневниковые записи, в которых отра-жала повседневную нелегкую работу, которой ей приходилось заниматься совместно с китайскими специалистами, писала о поездках по дальним аймакам, встречах и беседах с информаторами и записях от них интересного материала и др.

12

Первые дневниковые записи Б. Х. Тодаевой начинаются с 25 октября 1954 года. Дневник Б. Х. Тодаевой представляет собой один из ярких образцов традиции путевых заметок в отечественном монголоведении, вобравший в себя опыт ее предшественников, на имена которых она ссылается — Н. М. Пржевальского, Г. Н. Потанина и др., побы-вавших в странах Центральной Азии. Б. Х. Тодаева также отмечает, что ей была знакома работа знаменитого бельгийского миссионера А. Мостера по языку монголов. Однако, как пишет Б. Х. Тодаева, из советских ученых никто до нее языками монголоязычных народностей не занимался. На 62 страницах рукописного дневника почти изо дня в день она кратко излагает содержание той трудной научной и научно-организационной рабо-ты, которую со всей ответственностью и увлеченно выполняла, находясь в заграничной командировке. Перед нами записи внимательного, наблюдательного и объективного ис-следователя. Ее дневниковые записи отличают реалистичность, системность, конкрет-ность, самостоятельность и критичность. В процессе повседневной деятельности ей приходилось общаться с людьми различного круга — с членами правительства КНР, руководством Академии наук КНР, преподавателями и студентами, простыми труже-никами. В своем дневнике автор пишет о тех трудностях, с которыми ей приходилось сталкиваться, о нехватке квалифицированных кадров для комплектования и открытия кафедры монгольского языка.

Дневниковые записи Б. Х. Тодаевой знакомят нас с активной деятельностью ав-тора, принимавшего участие в подготовке и проведении первой в истории Китая дли-тельной по срокам и масштабной по охвату территории лингвистической экспедиции по обследованию монгольских языков. Монголоязычных народностей в Китае было до-статочно много, однако как отмечает Б.Х.Тодаева, сведения о них, в том числе даже об их местопребывании, были скудны и отрывочны. Поэтому проведению экспедиции предшествовала большая подготовительная работа. На места выезжали сотрудники ка-федры монгольского языка, которые предварительно изучали положение, условия жизни монголоязычных народов, согласовывали планы работы с местным руководством. На за-седании кафедры монгольского языка было создано 9 групп по изучению языков монго-лоязычных народностей. В группы по изучению собственно монгольского языка вошли: джоадаская (язык монголов ар хорчин и байрин); джеримская (язык хорчин); шилинголь-ская (язык абага, суннит); уланцабская (язык урат); чахарская (язык чахар); ихецзоуская (язык ордосов); ганьсуйская (язык торгутов, хошутов); цинхайская (язык торгутов, хо-шутов); синьцзянская (язык торгутов, элютов). Кроме того, были созданы группы по из-учению дунсянского, баоаньского, дагурского, монгорского языков. Отдельную группу возглавила Б. Х. Тодаева. В своем дневнике она с благодарностью вспоминает тех, кто помогал ей в трудной исследовательской работе, дает сведения о своих помощниках, информантах. Из дневниковых записей Б. Х. Тодаевой мы узнаем о непростой ситуации с языковым строительством нацменьшинств в Китае в конце 50-х гг. прошлого века, о предпринимаемых руководством страны мерах по реформе монгольской письменности и многих других проблемах, в разрешении которых она принимала участие, будучи в эпицентре этих событий.

Годы работы, проведенные в Китае, свидетельствуют о многообразии интересов и высокой степени научной подготовки Б. Х. Тодаевой. Она блестяще справилась с той задачей, которая была поставлена перед нею отечественной наукой.

В дневнике ученого, который она вела во время работы в КНР, имеются записи о политическом и административном устройстве Китая, социальном и материальном по-ложении населения, есть интересные замечания о фонетических особенностях чахарско-го, монгорского, ордосского диалектов, а также сведения о религии, обычаях и традици-

13

ях народностей, проживающих в Китае. Публикация дневника Б. Х. Тодаевой позволила ввести в научный оборот конкретные сведения о работе, проводившейся советскими спе-циалистами в Китае в середине 1950-х гг., об истории советско-китайских взаимоотно-шений. Полевой дневник ученого — своего рода ценное свидетельство политического, социального и научного познания нашей страной Китая.

Труд профессора Г. П. Сердюченко и Б. Х. Тодаевой в те годы был высоко оценен правительством КНР, они были награждены медалями «Китайско-Советская дружба». В удостоверении за подписью Премьера Государственного Совета КНР Чжоу Энь-лая было написано: «Товарищу Тодаевой Б. Х. В знак благодарности за Вашу бескорыст-ную, преисполненную энтузиазма, помощь делу социалистического строительства на-шей страны вручаю Вам медаль «Китайско-Советская дружба».

В 2014 г. в КИГИ РАН опубликован и другой труд Б. Х. Тодаевой —переложение с ойратского «ясного письма» на современное калмыцкое письмо песен ойратского эпоса «Ойратский “Гесер”. Героический эпос синьцзянских ойратов». В книгу включены тек-сты 12 эпических песен, изданных в Китае в 1990 г. Благодаря работе ученого мы можем познакомиться с образцом богатейшего эпического наследия монголоязычных народов — эпосом «Гесер», который является общим наследием ойратов и калмыков. Издание особенно актуально: впервые в российском востоковедении введен в научный оборот большой цикл эпических песен о Гесере, бытующий среди ойратов СУАР КНР; благо-даря этой публикации стало возможным ставить вопрос о том, что и в среде калмыков, у которых «Гесер» сохранился в письменной форме и в сказочных сюжетах, знаменитый эпос широко бытовал и в устной форме.

На стадии редакционной подготовки в Калмыцком институте гуманитарных ис-следований РАН в настоящее время находится еще одна работа Буляш Хойчиевны — переложение на современное калмыцкое письмо романа синьцзянского писателя Кензя «Өрин өмн» («Перед рассветом»). Это ее последняя работа, издание которой будет на-шей благодарной памятью об ученом и человеке Б.Х.Тодаевой.

По книгам Б. Х. Тодаевой учатся студенты Калмыцкого государственного универ-ситета, они используются в учебном процессе в средних спе циальных и других образо-вательных учебных заведениях респуб лики, являются надежным источником знаний для ученых, учителей-калмыковедов, историков, аспирантов и для всех, кто интересу ется языком, культурой монголоязычных народов.

Обладая глубокими познаниями, широкой и разносторонней эрудицией, Б. Х. Тодаева всегда щедро делилась ими со всеми, кто обращался ней. В ее уютной московской квартире, из окна которой виден Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, часто бывали гости, нередко из дальнего и ближнего зарубежья. Сюда за советом и помощью, консультацией и просто навестить приезжали монголове-ды с мировым именем и начинающие молодые ученые, аспиранты.

Свидетельством высокого научного авторитета Б. Х. Тодаевой является то, что ее имя вписано в Энциклопедию ведущих языковедов мира, как и имя ее последователя — ученого-монголоведа, нашего земляка, профессора Г. Ц. Пюрбеева [Ведущие языковеды мира 2000].

Б. Х. Тодаева навсегда вошла в историю Республики Калмыкия, в историю отече-ственной и мировой науки, внеся неизмеримый вклад в развитие культуры своего наро-да, приумножая духовное наследие, доставшееся нам от предыдущих поколений.

За заслуги перед отечественной наукой, большой вклад в развитие российского монголоведения Б. Х. Тодаева награждена орденами «Дружбы народов», «Знак Почета», медалями СССР и КНР. За большой вклад в развитие духовной культуры калмыцкого

14

народа ей присвоено звание Почетного гражданина Республики Калмыкия, она удостое-на звания «Заслуженный деятель науки Республики Кал мыкия». Б. Х. Тодаева являлась Почетным членом Общества монголоведов Российской академии наук.

В дни прощания с выдающимся ученым-востоковедом осенью 2014 г. в Калмыцкий институт гуманитарных исследований Российской академии наук, с которым до послед-них дней активно сотрудничала Б. Х. Тодаева, поступили многочисленные соболезно-вания из научных центров России и Китая, в том числе из Института национальных литератур Академии общественных наук Китайской Народной Республики (профес-сор Дамринджав), Общества по изучению ойратов Синьцзяна (секретарь Б. Батбайр), Филиала этого Общества в г. Монголкурээ Или-Казахской автономной области СУАР КНР, а также от профессора Синьцзянского государственного университета Т. Джамца, исследователя из г. Монголкурээ Таранчин Төрбата и др. Выражая горечь и печаль по поводу большой утраты, представители Общества по изучению ойратов Синьцзяна от-мечали, что Б. Х. Тодаева — «выдающийся деятель культуры и просвещения ойратов и монголов, великий лингвист Калмыкии, <…> один из тех ученых, которые стояли у истоков монголоведения». В соболезновании (названном «Һашудлын бичг» — «Письмо [с выражением] печали), полученном от профессора Дамринджава, отмечался огромный вклад ученого в изучение жемчужины фольклора монголоязычных народов — героиче-ского эпоса «Джангар» и подчеркивалось, что «драгоценные труды Б. Х. Тодаевой, свет ее души навсегда останутся в наших сердцах».

Литература

Бардаев Э. Ч. Развитие калмыцкого языкознания // Развитие науки Калмыцкой АССР. Элиста, 1981. Ведущие языковеды мира: Энциклопедия. М.: Сов. писатель, 2000.Джангар. Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов / переложение с ойратского на совр.

калм. письмо Б. Х. Тодаевой. В 3-х тт. Элиста: НПП «Джангар». Т. I. 2005. Т. II. 2006. Т. III. 2008.Ойратский «Гесер». Героический эпос синьцзянских ойратов. На калм. яз. Перелож. с ойрат. яз. на

совр. калм. яз. Тодаева Б. Х., коммент. Манджиева Б. Б. Элиста: КИГИ РАН, 2014.Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая / сост. и пер. Б. Х. Тодаева.

Элиста: АПП «Джангар», 2007. Пюрбеев А. Жизнь и деятельность. Элиста, 1991. Тенишев Э. Р., Тодаева Б. Х. Язык желтых уйгуров. М.,1966.Тодаева Б. Х. Баоаньский язык. М., 1964.Тодаева Б. Х. Библиографический указатель. Элиста: КИГИ РАН, 2010.Тодаева Б. Х. Грамматика современного монгольского языка: фонетика и морфология. М., 1951.Тодаева Б. Х. Дагурский язык. М., 1986.Тодаева Б. Х. Дунсянский язык. М., 1961.Тодаева Б. Х. Монгольские языки и диалекты. М., 1960.Тодаева Б. Х. Монгорский язык. Исследование, тексты и словарь. М., 1973.Тодаева Б. Х. О научной работе в Китайской Народной Республике. Элиста: КИГИ РАН, 2012.Тодаева Б. Х. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар» / науч. ред. Б. Д. Муниев,

Г. Ц. Пюрбеев; КНИИЯЛИ. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1976. Тодаева Б. Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001.Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Материалы и словарь. М., 1981.Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Очерки диалектов. М., 1985.Ученые Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. Элиста, 2001.Янхунен Ю. А. Этапы изучения монгольских языков Куку-Нора // Исследователь монгольских

языков (К юбилею Б. Х. Тодаевой). Элиста, 2005.

15

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ЭПИЧЕСКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ В КАЛМЫЦКОМ И СИНЬЦЗЯН-ОЙРАТСКОМ «ДЖАНГАРЕ»

Г. Ц. Пюрбеев

В решении проблемы специфики эпического творчества монгольских народов немаловажную роль играет изучение фразеологии, которую можно определить как со-вокупность всех устойчивых и воспроизводимых в готовом виде национальных обо-ротов речи, обладающих образно-иносказательным смыслом и встречающихся в эпи-ческих текстах. Для иллюстрации приведем ряд конкретных примеров, удовлетворяю-щих данному критерию и взятых из текста песен калмыцкого и синьцзян-ойратского «Джангара»:

калм. арвн цаһан йасиһəн əгрəх [ҖН: 328] ‘сложить свои косточки, погиб-нуть’, усн цасн болад уульх [ҖБ: 213] ‘плакать, обливаясь горькими слезами’, сəəни орнд төрх [Дж.: 159] ‘отойти в мир иной’; идə-буда кех [ҖБ: 190] ‘перерыть, рас-кидать, разбросать всё’;

синьцз.-ойр. хал үзҗ хатуг амсх [ШҖ 1: 833] ‘испытать трудности и невзго-ды’, таалл төгсх ‘скончаться (о высоких особах) ’ [ШҖ II: 783], өөкн тосар билхəд бəəх [ШҖ 1: 233] ‘жить в изобилии’, эркə доран авх [ШҖ II: 144] ‘подчинить своей власти’, əрүн таралӊдан нөөрсх [ШҖ II: 778] ‘отправиться в рай, умереть’, борнь босҗ, шарнь көдлх [ШҖ II: 177] ‘быть в гневе, разгневаться’.Следует подчеркнуть, что устойчивость фразеологизмов создается за счет таких

структурно-грамматических факторов, как невозможность изменения или ограниченная изменяемость лексического состава и отдельных компонентов фразеологической едини-цы. Специфику многих эпических фразеологизмов составляет их ритмико-эвфоническая организация, поскольку для песенно-стихового текста созвучие (аллитерация) началь-ных слогов — явление обычное и закономерное. В этом можно убедиться на примере следующих глагольных фразеологизмов, состоящих более чем из двух слов:

калм. ара харһулх өвсн уга, ам зəəлх усн уга ‘нет ни травинки, ни капли воды, чтобы утолить голод и жажду’, эмəлəн үүрəд, элкəн эвкəд зөрх ‘отправиться пешим, испытывая трудности и мучения’;

синьцз.-ойр. тавн ухань тарад, тавта бийнь менрх [ШҖ III: 87] страшно ис-пугаться, замереть от страха [ШҖ III: 87], эрм цаһан көдəд эрин сəəнəн үзлцх [ШҖ I: 311] сойтись в богатырском поединке в чистом поле.Стержневым, опорным словом в них обычно является глагол или имя. Лексическая

протяженность фразеологизмов бывает различной: от двухсловных до многословных, включающих в свой состав пять-шесть слов, – знаменательных и служебных. Ср.:

калм. цолан дуудулх ‘прославить себя’, уха сегəһəн алдх [ҖЭ: 97] ‘терять со-знание, падать в обморок’, орх нүкн, һарх һазр олҗ ядх ‘не находить места для спа-сения’; көгшртлəн санан уга, буслтлан шөлн уга [Дж.: 315] ‘до старости ума нет, до кипения навара нет’;

синцз.-ойр. ацата болх ‘быть беременной, забеременеть’ [ШҖ II: 492], дер ниилх цаг [ШҖ 1: 191] ‘время ложиться в постель (о супругах)’, ээдəн-үүдəн болх ‘сильно захмелеть, плохо соображать’ [ШҖ III: 244], оошк зүркнь амарнь һархдан күрх’ испытывать сильное волнение, быть в ужасе от страха’ [Тодаева 2001: 262]. По своей грамматической и семантической структуре фразеологизмы эпоса весьма

разнообразны. Делятся они на два основных типа: именные и глагольные. Исходя из

16

внутренних лексико-семантических особенностей именные фразеологизмы можно раз-делить на три группы.

1. Фразеологизмы с образно-оценочной характеристикой эпического персонажа. Их отличает яркая эмоциональная окраска, выражающая ироническо-пренебрежитель-ный и презрительный оттенок. Используются они с целью негативной оценки того или иного лица, его осуждения, например:

калм. һозаксн сокнъг ‘заносчивый, высокомерный тип’, зүркн уга күн ‘трус, трусливая душа’, му эр күзүвч [ҖЭ: 388] ‘никудышний мужчина’, келкəтə нəəмн ясн ‘один скелет, одни кости’;

синьцз.-ойр. арһсн түлəни күмн [ШҖ I: 337] ‘холоп, слуга’ (досл. кизяка-то-плива человек), ууд җола уга ‘неукротимый, неуправляемый’ [ШҖ II: 34, 35, 55], хойр көлтн [ШҖ I: 389] ‘двуногое существо, человек’. 2. Фразеологизмы с образно-оценочной характеристикой эпического героя по како-

му-нибудь типичному признаку (качеству, свойству) или состоянию. Эти фразеологиз-мы выражают как положительную, так и отрицательную оценку героев, их физическое и душевное состояние:

калм. алхд-булхд дурта ‘жестокий, безжалостный’, келнəннь арс баргсн ‘зла-тоуст, человек, обладающий непревзойденным даром красноречия’; герин иргəс һарад уга [Җ 1: 421] ‘человек не удалявшийся дальше полога юрты’, сүргəс салгсн гөрəсн мет əəмтхə [Дж.: 204] ‘пуглив, как отбившийся от стада сайгак’, ах-зах болгсн ‘старший, почтенный, уважаемый человек’.

синьцз.-ойр. нүр талан һалта, нүдн талан цогта [ШҖ II: 193] ‘на лице с ру-мянцем, а в глазах с огоньком’, киитн элктə [ШҖ II: 52] ‘суровый, холодный’, суг гидг əмсхлтə, гиӊ гидг əмтə [ШҖ I: 767] ‘еле живой, чуть теплый’, у-чееҗтə, өргн кишгтə [ШҖ 1: 833] ‘великодушный, милостивый’; чигчəдни күрш уга [ШҖ II: 25] ‘не стоящий даже его мизинца’. 3. Фразеологизмы с наречным значением всего состава компонентов. Они являют-

ся семантически цельным обозначением меры времени, пространства и образа действия: калм. цаһан өдрин бийднь ‘среди белого дня’, цастын дунд ‘очень быстро,

моментально’, эн насндан ‘в этом мире, на этом свете’, эск/эцстк сүмсндəн ‘на том свете’; шораһас нигт, шорһлҗнас олн [Җ 1: 84] ‘несметное количество; гуще пыли, многочисленнее муравьев’, үкс гиһəд (гиҗ) ‘быстро, спешно’ [Җ 2: 148].

синьцз.-ойр. үкн үктлəн ‘до самой смерти, до конца жизни’ [ШҖ II: 480] үүд түүд уга (ШҖ II: 260] ‘тут же, сразу, быстро’, аль дурарн , аль таварн [ШҖ III: 28] ‘как душе угодно, привольно’, нүд чирмхин хоорнд [ШҖ II: 790] ‘в мгновение ока, так быстро, что не успеть моргнуть’.Приведенные выше фразеологизмы нередко получают различные реализации в

виде структурных синонимов и вариантов, что в основном зависит от того, где и от како-го сказителя был записан эпический текст. Ср.:

калм. йирен йисен җилə / җирен йисен җилə һазр [ҖЭ: 359, 381] ‘очень дале-ко, за тридевять земель’, уха-сегəһəн / сегə-серлəн алдх [ҖБ: 244; ҖЭ, 97] ‘терять сознание, падать в обморок’;

синьцз.-ойр. чиг зүг уга юм / эктə эк уга юм келх [ШҖ II: 12] ‘молоть вздор, нести всякую чушь’, хогинь / таслх и тохминь / уг үндсинь таслх ‘уничтожить под корень, истребить полностью’ [ШҖ II, 742, 743], алдрш уга / əрлш уга му нерн [ШҖ II: 141] ‘несмываемый позор’, дөрə доран /өскə доран орулх [ШҖ I: 440] ‘подавить врага, подчинив своей власти’.

17

В эпосе немало компаративных фразеологизмов, в основе которых лежат конкрет-ные реалии. Все они наделены фигуральным значением и служат средством поэтическо-го восприятия и художественной характеристики персонажей. Ср.:

калм. арвн тавна сар мет [ҖЭ: 385] ‘как полная луна 15-го дня (о прекрасной девушке)’, буурын толһан чиңгə һанзһд нохан толһан чиңгə цог тəвх [Җ: 364] ‘в трубку с голову верблюда-самца класть уголек с голову собаки’;

синьцз.-ойр. сур мет сунад, суха мет улаһад унтад кевтв [ШҖ I: 205] ‘лечь спать, растянувшись как ремень, раскрасневшись как тамариск’.Самый многочисленный класс устойчивых образований в эпическом тексте пред-

ставляют глагольные фразеологизмы. Это объясняется, во-первых, самим характером и содержанием эпоса, повествующего о подвигах, походах, поединках и сражениях, пирах в честь побед, разного рода состязаниях и других делах, достойных богатырей. В эпиче-ском тексте можно выделить несколько групп глагольных фразеологизмов.

1. Фразеологизмы, обозначающие разного рода действия, связанные с поединками богатырей, жестокими схватками с врагом, их покорением и подчинением своей власти: бəəр бəрлдх ‘сойтись, сразиться’, эр хойр бийəрн үзлцх ‘испытать друг друга в схватке’, кел бəрх ‘взять в плен языка’, дөрəтə көлдəн мөргүлх ‘покорить силой, подчинить себе’.

2. Фразеологизмы, являющиеся образной характеристикой физического и эмоцио-нального состояния героев: калм. амнь халх ‘разогреться, прийти в состояние возбужде-ния от напитков’, арзд амнь халх [ШҖ I: 59] ‘разгорячиться от арзы, захмелеть’, арзин сүүр болад суух [Җ I: 9, 76] ‘пировать, сидя за арзой’ шагтан күрх ‘дойти до состояния полного изнеможения’, тав деерəн һарх ‘добиться своего, удовлетворить самолюбие’, элкəн эвкəд бəəх ‘сожалеть, печалиться о чем-либо’.

3. Определенная часть фразеологизмов служит названием обычаев, обрядов, риту-алов и примет. Примерами их являются: калм. авшг авх ‘принимать обет’, əдс авх ‘полу-чать благословение’, күүк буулһх ‘жениться’, белг бəрх/оркх ‘гадать, загадывать’, цаһа бəрх [ШҖ I: 67] ‘преподносить молочные напитки, кумыс’; əмн сүмс орулх [ШҖ I: 43] ‘оживлять, возвращать к жизни’.

4. Немало фразеологизмов используется для обозначения речевых актов и дей-ствий, характеризующих поведение героев в той или иной ситуации: ам алдх ‘давать слово, обещать’, ам авх ‘брать слово, обещание’, чирə дүнд келх ‘говорить прямо в лицо’, кел аман бүлүдх болтать, точить лясы’ [ШҖ II: 286, 319].

5. Существует группа фразеологизмов, обозначающих действия, связанные с из-бавлением от смерти, спасением жизни или, наоборот, лишения ее: əмнəсн салх [ШҖ 1: 522] ‘расстаться с жизнью, погибнуть’, əм арһлх ‘избежать смерти, спастись’, əмнднъ орх ‘избавлять от смерти, спасать жизнь кому-либо’, əмнь һарх ‘испустить дух, скончаться’ [ШҖ III: 33], əмнь һарх ‘скончаться, умереть, испустить дух’, бийəсн салх ‘расстаться с жизнью, лишиться жизни’.

6. В тексте эпоса функционирует целый ряд фразеологических выражений, в кото-рых содержатся призыв к героическим поступкам, пожелания удачи в бою и походе, а также благополучного возвращения. Многие из них носят характер традиционных, часто повторяющихся формул: җил насн хойран җидин үзүрт өлгий ‘жизни свои предадим острию копья’, алтн җолаһан зөв (хəрү) эргүлҗ ир (иртн)! ‘возвращайся (возвращай-тесь), повернув, как положено, золотые поводья!’, мөр болг! ‘пусть будет удача!’.

Некоторые фразеологизмы, относящиеся к данной группе эмоционально-экспрессивных выражений, представляют собой различного рода формулы-угрозы и проклятия: үгичн һартчнь бəрүлхв (бəрүлсв)! ‘слова твои вручу тебе в руки!’, ‘отомщу тебе!’, келсн үгчн келн-амар һарх болтха! ‘пусть слова твои выйдут боком’, ‘да обернутся слова твои против самого же тебя!’.

18

Надо заметить, что в синьцзян-ойратском «Джангаре» фразеологизмы варьируются гораздо чаще, чем в калмыцком. Так, например, фразеологический оборот хар усн деер дөрү зузан өрм тогтан келх [ШҖ I: 115] ‘говорить так красно¸ что на чистой воде образуется сметанная пенка в четыре пальца (о златоусте Ке Джилгане) ― существует не менее, чем в двух вариантах, например: хар усн деер дөрү зузан өрм тогттл келх [Җ III: 15], мокн улан шавр деер дөрү зузан өрм тогтан келх [ШҖ I: 115] ‘говорить так искусно¸ что на вязкой красной глине появляется сметанная пенка’; моӊһл улан шавр деер өрм тогтан келх [ШҖ II: 77] ‘говорить так ладно, что на монгольской красной глине появляется сметанная пенка в четыре пальца’; киитн усн деер өрм тогтан келх [ШҖ II: 77] ‘говорить так, что на холодной воде может образоваться сметанная пенка’.

В аналогичных вариантных отношениях находятся фразеологические выражения: элг наадн болх и наад элг бəрх [ШҖ II: 382] ‘быть предметом насмешек’, толһата / томата толһата күмс [ШҖ I: 821, 824] ‘умные, с головой люди’, дөрə доран дагҗулах/ мөргүлх [ШҖ I: 241, 257, 264] ‘держать под пятой, под своей властью’.

Синьцзян-ойратский «Джангар» отличается в некоторой степени от калмыцкого «Джангара» тем, что в текстах его песен встречаются фразеологизмы, которые отсутствуют в эпосе калмыков. Таковыми, например, являются следующие устойчивые единицы: арсинь идəлх ‘шкуру спустить с кого-л.’ [ШҖ II: 719], ирсн хаалһарн мөрлх ‘убираться восвояси, уходить своей дорогой’ [ШҖ III, 50], толһагини атхах, тооһини авах ‘подчинять себе, распоряжаться кем-л., вести учет [ШҖ III: 33], ки мөрнь киисҗ, кишг буйнь ирҗ ‘наступила пора для счастья и благоденствия’ [ШҖ III: 172, 245], əрүн таралӊдан одх цаг болв [ШҖ II: 777] ‘пришло время уходить в священную страну, т. е. умирать’, амни асан əрлəд уга, тəкмин баасни акад уга [ШҖ II: 728] ‘молоко на губах еще не высохло; молокосос’, сүүдрəсн оӊдан нөкд уга ‘нет спутника, кроме своей тени; остаться без друзей’ [ШҖ III: 142].

Наблюдения над фразеологическим материалом двух эпосов позволяют сделать следующие выводы. Лексико-фразеологический состав сравниваемых эпосов своеобразен и самобытен. Между калмыцким и синьцзян-ойратским «Джангаром» существует большая материальная общность. В обоих эпосах, сформировавшихся в период феодальной государственности, фразеология передает дух воинской доблести, героику подвига во имя родины, отвагу и мужество богатырей. Полное или частичное совпадение структурных компонентов фразеологизмов, а также их значений имеет место и в той части эпической фразеологии, где находят свое отражение быт, обычаи, древние обряды и верования наших предков. Эпическая фразеология постепенно вошла в другие жанры фольклора и художественной литературы калмыков и синьцзянских ойратов.

Источники

Дж. – Джангър. Хальмг героическ эпос. М.; Л., 1940.Тодаева Б. Х. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар. Элиста, 1976.Җ 2, Җ 2 – Җаңһър. Хальмъг баатърлъг дуулъвър. 25 бөлгин текст. М., 1978.ҖБ – Басңга Мукөвүнə келсн бөлгүд.ҖН – Балдра Насңкин келсн бөлгүд.ҖШ – Шавалин Даван келсн бөлгүд.ҖЭ – Ээлəн Овлан келсн бөлгүд. Тодаева Б. Х. Шинҗəнə өөрд келнə толь. Словарь языка ойратов Синьцзяна. Элиста, 2001.ШҖ I, II, III – Җанһр. Шинҗəӊгин өөрд-моӊһлын баатрльг дуулвр.Һурвн боть. Далн бөлг. Тод бичгəс

одаһин хальмг бичгт буулһснь Б. Х. Тодан. Элиста, 2005.

19

ТЮРКО-МОНГОЛЬСКИЕ ТЕРМИНЫ ПО ВЕРБЛЮДОВОДСТВУ В ХАЛХА-МОНГОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ*

В. И. Рассадин

Исследователями, например, Т. Страленбергом [Strahlenberg 1730], давно замече-но, что между тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками, назван-ными алтайскими, существует сходство как в лексике, так и в грамматике. Особенно большое сходство отмечено между тюркскими и монгольскими языками. Так, извест-ный алтаист В. Л. Котвич [1962: 351] находил, что между тюркскими и монгольски-ми языками имеется около 50 % сходных элементов в грамматике и около 25 % общей лексики. Иначе говоря, каждое четвертое слово общее. Это очень большое сходство. К сожалению, В. Л. Котвич не конкретизировал это сходство, и мы можем только верить ему на слово. Чтобы конкретизировать это большое лексическое сходство, необходимо провести детальное сравнительное исследование выявленной тюрко-монгольской общей лексики. В настоящее время для этого появились все условия: изданы достаточно пол-ные словари монгольских и тюркских языков, в которых в достаточно полном объёме нашёл отражение лексический состав этих языков. Обращает на себя внимание большое сходство в названиях домашних животных в монгольских и тюркских языках. Особенно большая общность наблюдается в области терминов по верблюдоводству, о которой под-робнее хотелось бы сказать ниже.

Для исследования возьмем термины, представленные в халха-монгольском языке и сравним их для большей чистоты эксперимента с древнетюркскими, поскольку совре-менные тюркские языки несвободны от монгольского влияния на их лексику, полученно-го в средние века в процессе монгольской экспансии. Материал по халха-монгольскому языку нами взят из «Большого академического монгольско-русского словаря» [Т. I–III, 2001, Т. IV, 2002], по бурятскому языку — из «Бурятско-русского словаря» К. М. Чере-мисова [1973], по калмыцкому — из «Калмыцко-русского словаря» [1977], материал по древнетюркскому языку — из «Древнетюркского словаря» [1969].

Так, по верблюдоводству выявлены следующие термины. Общим названием вер-блюда в халха-монгольском языке является тэмээ (ср. бур. тэмээн, калм. темəн id.), которое в старописьменном монгольском языке зафиксировано в виде temegen, состо-ящее из корневого элемента teme и аффикса –gen, корню teme соответствует др.-тюрк. *tebä «верблюд». Этот термин хорошо сохранился в современных тюркских языках, а его проформа восстанавливается тюркологами в виде *teγwe [Сравнительно-историче-ская грамматика тюркских языков. Лексика. 2001: 445]. Выявляются следующие поло-возрастные названия верблюдов: самец-производитель в халха-монгольском языке на-зывается буур (ср. бур. буура, калм. буур id.), в старописьменном монгольском языке он передаётся как buγur-a, которому в древнетюркском языке соответствует *buγra. Этот термин носит общетюркский характер и хорошо сохранился в современных тюрк-ских языках [Севортян 1978: 235−237]. Взрослую верблюдицу в халха-монгольском языке называют ингэ (ср. бур. энгин, калм. иңгн id.), в старописьменном монгольском языке слово зафиксировано в виде inggen. В древнетюркском языке ему соответствует iŋän. В литературе утверждается тюркская этимология этого термина и его гомогенная

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ-МИН ОКН Монголии в рамках проведения научных исследований «Тюрко-монгольская лексическая общность как результат взаимодействия тюркских и монгольских этносов», проект № 14-24-03003а (м).

20

связь с тюркским же термином ineγ, inge «корова» [Сравнительно-историческая грам-матика тюркских языков 2001: 447]. Верблюжонок до года в халха-монгольском языке носит название ботго (cр. бур. ботогон, калм. ботхн id.), термин в старописьменном монгольском языке фиксируется как botuγan. Этот термин распадается на корень botu и аффиксальный элемент -γan. В древнетюркском языке этому монгольскому корню со-ответствует botu «верблюжонок». В литературе утверждается тюркское происхождение этого слова [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков 2001: 448]. Вер-блюжонок по второму году в халха-монгольском языке называется тором (cр. бур. то-ром, калм. торм id.), термин зафиксирован в старописьменном монгольском языке как torum. В древнетюркском языке ему соответствует torum. Представленный в халха-мон-гольском языке термин тайлаг «самец верблюда до кастрации» (т. е. от трех до четырех или пяти лет) (cр. бур. тайлаг id.) зафиксирован в старописьменном монгольском языке в виде tayiluγ, который состоит из корневого элемента tayi и аффиксального -luγ. Этот монгольский корень можно сопоставить с древнетюркским термином taj «жеребенок по второму году». Аффиксальному элементу -luγ в монгольском соответствует древне-тюркский аффикс -lїγ//-luγ. В халха-монгольском языке верблюд-кастрат называется ат (cр. бур. атан, калм. атн id.). В старописьменном монгольском языке термин зафикси-рован как atan. В древнетюркском языке ему соответствует atan «холощёный (рабочий) верблюд», в литературе утверждается о тюркской этимологии этого тюркского слова [см. Севортян 1974: 202]. Кроме того, обращает на себя внимание общность в названиях некоторых частей тела верблюда. Так, одним из характерных внешних признаков вер-блюда является его горб, который в халха-монгольском языке называется бөх (cр. бур. бүхэн, калм. бөкн id.), а в старописьменном монгольском языке термин фиксируется как bӧkün. С этим словом, по всей вероятности, следует сопоставить др.-тюрк. bükri «кривой, изогнутый, горбатый», в составе которого прослеживается древнетюркский глагольный корень bük= «пригибаться, сгибаться, согнуться». Не менее примечателен и подшейный длинный волос верблюда, который в халха-монгольском языке носит название зогдор (cр. бур. зогдор, калм. зогдр id.), который в старописьменном монгольском языке фик-сируется как ǰoγdur. С этим монгольским словом следует сопоставить др.-тюрк. ǰooγdu «длинная шерсть» под шеей у верблюда.

Особыми качествами отличается лапа верблюда, хорошо приспособленная для ходьбы по горячему песку в жаркой пустыне. В халха-монгольском языке она называ-ется тавхай (cр. бур. табгай, калм. тавг id.) и зафиксирована в старописьменном мон-гольском языке в виде tabaxai, в котором можно предположить корень taba и аффик-сальный элемент -xai, широко распространённый в монгольских языках. Монгольскому корню taba в древнетюркском языке соответствует таван.

Примечательно то, что в монгольских и тюркских языках имеются также общие на-звания некоторых предметов, связанных с содержанием и хозяйственным использовани-ем верблюдов. Например, веревочка, за которую ведут верблюда, в халха-монгольском языке называется бурантаг (cр. бур. бурантаг, калм. бурнтг id.), она зафиксирована в старописьменном монгольском языке как burantaγ. На монгольской языковой почве этот термин не этимологизируется. Здесь прослеживается древнетюркское слово burun «нос», являющееся общетюркским. Это соответствует действительности, поскольку ве-ревочку-повод у верблюда прикрепляют к его носу. От этого же тюркского слова образо-ваны и термины бурунтак бурунлух, бурундурук «узда, прикрепленная к стерженьку или кольцу, продетому через ноздри верблюда; палочка, продетая в нос верблюда, которой правят верблюдом; ремень (или верёвка), вдеваемый через ноздрю верблюда; недоуздок [Севортян 1978: 273].

21

Для перевозки грузов используют специальное вьючное седло, которое называется в халха-монгольском языке хом и состоит из куска войлока, подкладываемого под вьюк (cр. бур. хом, калм. хом id.). В старописьменном монгольском языке оно фиксируется как xom. В древнетюркском языке этому термину соответствует qom «верблюжье вьюч-ное седло».

Излюбленным кормом верблюдов в пустынной местности является верблюжья ко-лючка, известная как перекати-поле, в халха-монгольском языке она называется хамхуул (cр. калм. хамхул id.), в старописьменном монгольском языке слово зафиксировано как xamxaγul, которое следует из др.-тюрк. qamγaq — одна из групп растений, известных под общим названием перекати-поле. Тюркским же по происхождению следует считать и сам возглас «Сөг! Сөг!», который в старописьменном монгольском языке зафиксирован как sӧkü, при помощи которого монголы заставляют верблюда опуститься на колени, в халха-монгольском сөгдөх «класть земной поклон, становиться на колени, преклонить колени» (cр. бур. hүгэдэхэ, калм. сөгдх id.).

Примечательно, что рассмотренные выше термины не этимологизируются на мон-гольской языковой почве, зато их происхождение хорошо объяснимо из тюркских язы-ков, что свидетельствует о тюркском происхождении этих терминов в монгольских язы-ках. Наличие этих слов в бурятском и калмыцком языках говорит о большой древности появления этой группы лексики в древнемонгольском языке. Тюркское происхождение этих слов показывает, что проникли они в древнемонгольский язык, из которого ещё не выделились ни в бурятские, ни в ойратские языки, в то время монгольский этнос, про-двигаясь на запад, столкнулся в степях Центральной Азии с обитавшими там тюркскими племенами и перенял у них верблюдоводство вместе с молочным скотоводством.


Большой академический монгольско-русский словарь. М. Т. I, II, III, 2001.Большой академический монгольско-русский словарь. М. Т. IV. 2002.Древнетюркский словарь. Л. 1969.Калмыцко-русский словарь. Под ред. Б. Д. Муниева. М., 1977.Котвич В. Исследования по алтайским языкам. М., 1962.Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков (Общетюркские и межтюркские основы

на гласные). М.: Наука, 1974.Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы

на букву «Б». М.: Наука, 1978.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. М., 2001.Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1973.Stralenberg Gh. J. Das nord und östlische Theil von Europa. Helsinki, 1730.

33

О ЯЗЫКЕ ДЕЛОВЫХ ПИСЕМ В. Н. ТАТИЩЕВА (1741–1745 гг.), ОТНОСЯЩИХСЯ К ПЕРИОДУ ЕГО ПРЕБЫВАНИЯ В ДОЛЖНОСТИ РУКОВОДИТЕЛЯ КАЛМЫЦКОЙ КОМИССИИ ПРИ КОЛЛЕГИИ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ И АСТРАХАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА(на материале Национального архива Республики Калмыкия)

Д. А. Сусеева

Язык служебных документов В. Н. Татищева привлек к себе наше внимание в про-цессе изучения русских переводов XVIII века деловых писем калмыцких ханов и вла-дельцев, написанных на старописьменном калмыцком языке (тодо бичиг «ясное пись-мо»). Ряд таких писем написан в адрес В. Н. Татищева, когда он возглавлял Калмыцкую комиссию при Коллегии иностранных дел и был губернатором Астраханской губернии (1741–1745 гг.) [Сусеева 2009: 566–600, 604–632]. В Национальном архиве Республики Калмыкия (НАРК), в частности, отложилась деловая переписка В. Н. Татищева с намест-ником Калмыцкого ханства Дондук Дашой, ханшей Дармой Балой (женой бывшего хана Аюки), ханшей Джан (женой бывшего хана Дондук Омбы), дербетовским владельцем Лабанг Дондуком, нойоншей Нинбе и другими владельцами. Эта переписка дошла до настоящего времени и зафиксирована шестью видами документов, а именно:

- письмами-оригиналами калмыцких владельцев на калмыцком языке в адрес В. Н. Татищева,

- русскими переводами XVIII в. писем калмыцких владельцев в адрес В. Н. Татище-ва, выполненные в канцеляриях Калмыцкой комиссии и Астраханской губернии,

- ответами В. Н. Татищева калмыцким владельцам на русском языке,- калмыцкими переводами ответов В. Н. Татищева в адрес калмыцких владельцев,- протоколами коллегиального слушания и обсуждения губернатором В. Н. Тати-

щевым, вице-губернатором князем М. Борятинским и другими служилыми людьми пи-сем и обращений наместника Калмыцкого ханства Дондук Даши и других калмыцких владельцев [см., например, Ф.И-36. Д. 142, 143],

- учетными книгами, журналами, где фиксировались дни поступления писем кал-мыцких владельцев в адрес В. Н. Татищева в канцелярии Калмыцкой комиссии.

В качестве примера можно привести русский перевод XVIII в. одного из писем калмыцкого владельца Лабанг Дондука, написанного им в адрес В. Н. Татищева на ста-рописьменном калмыцком языке ― тодо бичиг «ясное письмо», с сохранением старой русской орфографии и пунктуации. Только надстрочные буквы и слоги, по техническим обстоятельствам, нами заключены в квадратные скобки

Русский перевод XVIII века письма Лабанг Дундука в адрес В. Н. Татищева[НАРК. Ф.И-36.Д. 146. Л. 32].Перево[д] спи[с]ма ка[л]мыцкого вла[де]лца Лаба[н] Дон[д]ука,полученного 13 марта 1745 году.Тайному советнику jастраханскому губернатору Татис=чеву о[т]Лаба[н] До[н]дука пи[с]мо пода[т] оследуюсчемъ./01. За е[з]дящими ввершина[х] Куберяле зверо[в]щика[м] мои[м]02. неско[л]ко людей скошевыми лоше[д]ми гоняли[с] подобно яко03. неприятеле быть на[д]лежитъ о[т]чего jулусы мои потре=04. вожили[с], ивсобранiе кочевали ко[м]не чрезъ всю нощъ,05. икакъ оные собрали[с] отаковомъ приключенiи ра[з]суди[л], я будучи

34

06. вбезопа[с]номъ месте, по[д]линное и[з]вестiе получи[л], о[т]которого07. страха сулусами заДо[н] иперепра[в]ился, икакъ скоро ото[м]08. ра[з]ведаю тотъ часъ для свиданiя квамъ ехать09. имею.У пи[с]мо печа[т] Лаба[н] До[н]дука вла[де]лца ка[л]мыцкого,Писано вешняго сре[д]него месяца 5 чи[с]ла 1745 году,Переводи[л] Гаврило Калышникъ.

В ходе изучения Фонда И-36 НАРК также были обнаружены Дела, содержащие документы других жанров в адрес Правительственного Сената, Коллегии иностранных дел, канцелярий разных губерний, комендантов волжских городов за подписью самого В. Н. Татищева. Так, только в Деле № 146 содержится более 50 подобных писем и документов, среди которых встречаются деловые письма, наказы, промемории, ассигнации, удостоверения и т. д. А также рапорты, донесения в адрес В. Н. Татищева от «служилых» людей. Например:

1. Письмо В. Н. Татищева в адрес коменданта г. Астрахани Кольцова[НАРК. Ф.И-36. Д. 146. Л. 32]Высокоблагородный jпочтенный г[оспо]д[и]нъ ицарицынскийКамендантъГ[осу]д[а]рь Мои

01. Сего числа jмяннымъ ея jмператорского02. величества указомъ о[т] 18 генваря повелено =03. владелца Лабанъ Дундука для свидания сестрою его04. княгинею Анной Тайшиной вСтаврополь о[т]пустиь05. Толко бъ свита его неболее двадцети члвкъ была аподо06. рожную напо[д]воды ипрогонные д[е]нги дать ему о[т]вашего07. высокодлагородия очемъ кнему Лабанъ Дундуку ио[т]меня08. писано, того ради благоволите ево Лабанъ Дундука 09. пожеланию ево о[т]править по силе оного ея10. jмператорского величества указу безумедления.11. Ему жъ изволите объявить что наместникъ ипро=12. тчие владелцы о[т]правляютъ ко[д]вору ея jмператорского 13. величества споздравлениемъ иблагодарениемъ посланцовъ14. скоторыми если о[н] желает что[б] приготови[л] о[д]ного знатного15. зайсанга стоварисчемъ дао[т]Соломъ Даржи с детми одного16. аболее непосылать, притомже есче изволите Везелеву17. по[д]твердить что[б] о[т]нюдь никто вкалмыцкие улусы для18. добычи по[д]потеряниемъ живота ездить недерза[л], очемь19. о[т]меня кВезелеву jвладелцамъ писано.Вашего высокоблагородияМоего г[осу]д[а]ря]послушный слугаТ.ТатисчевъАстрахань4 февраля1742.

35

2. От тайного советника Татисчевавъастраханскую губернскую ка[н]целярию.[НАРК. Ф.И-36. Д. 154. Л. 49]Промемория01. Сего генваря 20 числа присланны[м] писмо[м]02. киргисъ кайсацкой старшина Дженибекъ Бату03. съего посланцы проситъ, что[б] находясчуюся кай=04. сацкого[ж] Джигартеля Батыря жену, Аидевле[т]05. ссыно[м] Кадыро[м] в Черно[м] Яру о[т]ыскавъ содержа[т]06. для во[з]врасчения этному Батырю уменя, а поне[же]07. прин[ы]нешнихъ случаяхъ, коутверждению ска[л]мы08. цки[м] народо[м] мира весма нужно, что[б] и[м] пока=09. зать какое удово[л]ствие чрезъ что[б] ка[л]мы=10. цкой народъ скайсацки[м] крепкимъ договоро[м]11. примирить, того ради Губернской канцеля=12. рiи симъ пре[д]ставляю, что[б] бл[а]говолено13. было оную женку ссыно[м] в Черно[м] Яру14. или где въдруго[м] месте сыскать, идля15. возврасчения в кайсацкую орду прислать16. комне; И астраханская губернская канцелярия17. дабл[а]говолитъ учинить по ея jмператорскаго величества указу.Т. ТатисчевъАстраханьВъ 27 [день] генваря1742 года.

Будучи главой Калмыцкой комиссии и губернатором Астраханской губернии, В. Н. Татищев имел в своем распоряжении соответствующие две ведомственные кан-целярии. Документы, исходившие из этих канцелярий и подписанные В. Н. Татищевым, касаются разных сторон его деятельности. В них рассматриваются вопросы государ-ственного и общественного, хозяйственного и торгового, культурного и научного, юри-дического и дипломатического характера и др.

Итак, материалом для исследования служат деловые письма и служебные бума-ги того времени, которые связаны с деятельностью В. Н. Татищева в бытность его гла-вой Калмыцкой комиссии и астраханским губернатором. Предварительное изучение некоторых из этих деловых писем В. Н. Татищева показало, что они разнообразны по жанру, тематике, содержанию, форме, адресности, языку и т. д. Так, в делах Фонда 36 НАРК встречаются такие жанры документов, как (сохраняется старая орфография): промеморiй, рєэстръ, рєпортъ, паспортъ, инструкция, подорожная, записка, прогонные, писмо, указъ, наказъ, договоръ, присяга, резолюция, асiгнация и др.

Разнообразна тематика документов, затрагивающие разные стороны жизни россий-ского и калмыцкого общества. В них рассматриваются такие вопросы, как-то: политиче-ские, экономические, сельскохозяйственные, промышленные, строительные, торговые, культурные, научные, военные, административные, религиозные, межнациональные, текущие и т. д. Так, в документе «Наказъ володимерскаго драгунскаго полку порутчи-ку Посевъеру» от 27 февраля 1742 г. даются инструкции В. Н. Татищевым начальнику конвоя по охране и сопровождению от Астрахани до Санкт-Петербурга калмыцкой де-

36

легации, приглашенной на торжество по поводу восхождения на императорский престол Елизаветы Петровны. В составе делегации ― 17 человек, которые были посланцами са-мых знатных калмыцких владельцев и служителей церкви с подарками [НАРК, Ф. 36, Оп. 1, Д. 141, Л.Л. 190–192].

Другие документы свидетельствуют о том, что В. Н. Татищев в годы своего гу-бернаторства продолжал заниматься сбором материала по истории России, заботился о сохранении исторических мест и пополнении русских музеев редкими экспонатами. Так, в документе от 21 июня 1742 г. «Наказъ живописному ученику Некрасову» В. Н. Тати-щев дает задание: «получасiе собрався ехать в Кизляр, а оттуда на реку Куму, где на-ходится старое сданiе имянуемое Таджаръ… Раsмотря какъ сданiй такъ находясчiася во ономъ раsные весчи какiе тобою найдены будутъ достойные к вєдєнiю написать сколко воsможно в самой ихъ натурє» [НАРК, Ф. 36, Оп. 1, Д. 141, Л. 509].

В. Н. Татищев серьезно занимался сбором материала для «сочинения» им свода судебных правил, по которому можно было бы проводить более справедливо совмест-ные русско-калмыцкие суды. Об этом свидетельствует, в частности, его письмо в адрес царицынского коменданта Кольцова от 28 ноября 1742 г. Вот что пишет В. Н. Тати-щев по этому поводу (сохраняется старая орфография и пунктуация): «Поприсланному комне минувшаго октября 11 числа jмянно[му] ея jмператорскаго величества всем[и]л[ос]тивейшему указу о[т] 31: августа между прочими пунктами въ 3[м]: о постонов-лени для лучшаго разобрания между россiанъ jка[л]мыкъ проходясчи[х] ссоръ особли-вое право сочинить мне jзнашихъ россiискихъ jиска[л]мыцки[х] правъ справясь спрежними ка[л]мыцкими делами, бытность прiоныхъ Артемье Волынского, которые все jмеются увашего высокоблагородiя, jоное посочиненiи для разсмотренiя вКоллегiю jностранны[х] де[л] присла[т], въ 4[м]: о суде jросправе между ка[л]мыкъ какъ то при хане Аюке происходило для известiя справясь прислать втоежъ jностранную Коллегiю ведомость jсооныхъ пунктовъ…» [НАРК, Ф. 36, Оп. 1, Д. 146, Л. 275].

В. Н. Татищев часто выступал в качестве дипломата. Об этом свидетельствует его деловая переписка с наместником Калмыцкого ханства Дондук Даши и с калмыцкими владельцами, с одной стороны, и переписка с киргиз-кайсацкими владельцами, с другой стороны. В своих деловых письмах В. Н. Татищев не однократно подчеркивал свою ди-пломатическую миссию: «Имянными ея императорского величества укаsами от 15 дека-бря 1741 повелено мне киргизъ кайсацкой народ с калмыцкимъ примирить, чтоб оные оба народы между собою жили в согласiй…» [НАРК. Ф. 36. Оп. 1. Д. 141. Л. 104].

Документы, отложившиеся в НАРК, различны по форме. Одни из них являются оригиналами за подписью В. Н. Татищева. Другие представляют собой дубликаты, ко-пии. Особый интерес вызывают черновики документов с собственноручной правкой са-мого В. Н. Татищева. Как губернатор В. Н. Татищев вел обширную переписку с прави-тельствующим Сенатом, Коллегией иностранных дел, с губернаторами других губерний, комендантами волжских городов (Саратова, Самары, Царицына, Астрахани и т. д.), с командирами крепостей (Гурьева, Кизляра, Святого Креста, Оренбурга, Черного Яра, Красного Яра и т. д.). Особую ценность составляет переписка В. Н. Татищева с намест-ником Калмыцкого ханства Дондук Дашой и калмыцкими владельцами.

Эти уникальные материалы, касающиеся истории калмыцкого народа, которые ни-когда не попадали в сферу внимания лингвистов, дают основание для постановки целого ряда проблем, касающихся языка этих документов. Для решения этих проблем необхо-димо, видимо, составить специальную программу исследования, которая, нам представ-ляется следующим образом. Центральной проблемой этой программы является вопрос о

37

лексике деловых писем и служебных бумаг В. Н. Татищева. Дело в том, что эти докумен-ты дают богатейший лексический материал, отражающий самые разные стороны жизни калмыцкого народа первой половины XVIII в.

Исследование лексики языка новых документов позволит не только расширить наши представления о конкретной эпохе в истории калмыцкого народа, но и о лекси-ческих особенностях делового русского языка первой половины XVIII в., что позволит получить новые сведения о таких его аспектах, как о его словарном составе, лексико-те-матических группах слов, заимствованиях, системных отношениях в лексике, семанти-ческих и словообразовательных процессах, актуальных для того времени. Кроме того, язык документов позволяет глубже понять влияние общества на развитие лексики той эпохи, в которой жил и работал один из виднейших государственных деятелей первой половины XVIII в., один из сподвижников Петра I ― В. Н. Татищев.

Вопрос об изучении лексики документов В. Н. Татищева, отражающих его госу-дарственную, политическую, дипломатическую, культурную, научную и хозяйственную деятельность, сегодня относится, на наш взгляд, к числу актуальных. Поэтому есть необ-ходимость, хотя бы в предварительной форме, обследовать вывяленный материал, чтобы определить количество документов, связанных с В. Н. Татищевым, жанры этих докумен-тов, их тематику и язык. Результаты изучения этих документов будут способствовать и расширению исследовательской базы такого направления, как лингвистическое источ-никоведение, а также дадут определенную информацию исторического характера для документной лингвистики.

В рамках сформулированной нами проблемы «Лексика деловых писем и служеб-ных бумаг В. Н. Татищева»» основной задачей исследования, как мы уже отметили выше, является описание словарного состава языка деловых бумаг, выявление лексико-тематических групп слов. Кроме того, дать характеристику каждой группе как в экстра-лингвистическом аспекте (учитывать связь языка и общества, языка и эпохи, языковые контакты), так и во внутриязыковом аспекте (учитывать системные отношения в лекси-ке, семантические и словообразовательные процессы).

Новизна сформулированной проблемы объясняется, во-первых, тем, что ее поста-новка основывается на материале документов, связанных с историей калмыцкого наро-да; во-вторых, изучается язык документов за подписью человека, который был действу-ющим государственным деятелем первой половины XVIII в. В-третьих, изучается язык авторитетного ученого «доломоносовского периода отечественной русистики» [Успен-ский 1974: 15].

Известно, что В. Н. Татищев видел несовершенство письменного языка (орфогра-фии) своего времени и вообще русского языка, поэтому он задумывался над путями их «исправления». Об одном из таких путей он говорит в своем письме к В. К. Тредиаков-скому от 18 февраля 1736 г.: «И сïе мнится мнЂ хотя не вскоре но исправить удобно в канцелярия[х] указо[м]…» [Успенский 1975: 77]. В связи с этим, естественно, возникает вопрос: воспользовался ли В. Н. Татищев своим служебным положением, чтобы внести «исправления» в язык деловых писем и служебных бумаг, вверенных ему «канцеляриях». Ответить на этот вопрос, видимо, можно, если изучить язык обсуждаемых документов.

Как нам думается, исследование языка указанных документов, прошедших через руки В. Н. Татищева, авторитетнейшего ученого в области русистики своего времени, дадут новый материал для более полного осмысления того состояния русского литера-турного языка, которое связано с эпохой становления его норм на национальной основе. В свое время Ю. С. Сорокин правильно писал о XVIII в.: «Складывающиеся нормы и

38

образцы новых стилей этой поры надо скорее искать в документах деловых, хотя часто и не чуждых элемента выразительности, в указах и манифестах…» [Сорокин 1966: 12].

Исследование языка В. Н. Татищева относится к тому направлению в языкозна-нии, которое изучает историю русского литературного языка. В рамках этого направле-ния акад. В. В. Виноградов в 60-е гг. прошлого столетия акцентирует внимание русистов на составлении «Словаря русского языка XVIII века». С тех пор отечественное языкоз-нание накопило большой опыт в области исторической лексикологии. Об этом свиде-тельствуют работы таких известных ученых, как В. В. Виноградова, Ю. С. Сорокина, В. В. Веселитской, В. В. Замковой, Е. Э. Биржаковой, И. М. Мальцева, И. А. Василевской и др. Однако, источниковедческая база, касающаяся истории русского литературного языка, оставляет желать лучшего. Об этом писал Ю. С. Сорокин так: «..первой, насущ-ной задачей в области исторической лексикологии русского языка XVIII века является всемерное расширение круга изучаемых источников» [Сорокин: 1966: 8]. С. И. Котков в свое время отмечал, что «периферийные собрания рукописей» для многих языковедов не существуют [Котков 1968: 140].

К сожалению, такое положение сохраняется и сегодня. Об этом свидетельству-ет тот факт, что деловые бумаги за подписью В. Н. Татищева и со следами его правки, относящиеся к важному периоду его государственной деятельности, не известны на-уке и лингвистически не обследованы, так как они хранятся в Национальном архиве Республики Калмыкия, куда историки русского языка еще никогда не заглядывали. В этом плане актуально звучат слова С. И. Коткова, что «интересы науки настоятельно требуют развития лингвистического источниковедения; полезно было бы образование групп по этой проблематике в лингвистических институтах и, может быть, на филологи-ческих факультетах университетов…» [Котков 1968: 143].

В. Н. Татищев в отечественной лингвистике является одним из основных предста-вителей доломоносовского периода наряду с В. Е. Адодуровым и В. К. Тредиаковским. Вклад В. Н. Татищева в отечественную русистику оценил сам М. В. Ломоносов, кото-рый, обращаясь к нему в письме от 27 января 1749 г., писал: «… имел я издавна желание изыскать случай, как бы вашему превосходительству показать мою услужность, для того что об охоте вашей к российскому языку слыхал я довольно, к которому и я труд свой по силе прилагаю» [Успенский 1975: 85–86]. Будучи губернатором, через руки которо-го ежедневно проходили десятки документов, видя несовершенство русского делового письма своего времени, В. Н. Татищев ратовал за усовершенствование орфографии и создание грамматики русского языка.

Документы, прошедшие через руки В. Н. Татищева, свидетельствуют о его языко-вых предпочтениях орфографических, лексических, словообразовательных и синтакси-ческих. Так, В. Н. Татищев, выступая за фонетический принцип в русской орфографии, предлагал упразднить ряд букв, противоречащих этому принципу, например букву щ, что нашло прямое отражение в документах за его подписью. Все слова, раньше содер-жавшие эту букву, писались через сч: засчисчать, єсчє, возрасчать, отпусчать, обесчать, товарисчи, идусчие и др. Примеры:

1. Токмо на оноє опрєдєлєнiе от колегïй иностранных дел апробацïй єсчє нєполучєно [НАРК, Ф. 36, Оп. 1, Д. 141, Л. 116 об.].

2. Поприсланной промеморiй измедицинской концелярiй находясчейся примне ле-карь Скрымsоръ отправленъ вМоскву [НАРК, Ф. 36, Оп. 1, Д. 141, Л. 22/ элек. 46].

В. Н. Татищев редко использует в документах иностранные слова. Он полагал, что «безрассудное же употребление, то есть примешивание иноязычных слов в свой язык,

39

вредительно» [Татищев 1986: 367]. Зато в языке В. Н. Татищева богато представлена русская деловая лексика: делоуправление, сообсчение, напоминание, записка, переводъ, наказъ, правосудiе, доношение, верность, должность, справедливость, наследство, до-вольство, посланец, служба и др.

В большом количестве используются слова, образованные с помощью продуктив-ных способов словообразования, например с помощью суффиксов:

-в(а): переправа, расправа, управа и др.;-ениj/ -аниj: доношение, повреждение, трактирование, возвращение, утвержде-

ние, умедление, получение, восхождение, учинение, отыскание, повеление, утеснение, смотрение, владение, отлучение, зимование и др.;

-к: отсылка, присылка, ссылка, поскаска, посылка, прибавка, оделка и др.; нулевого суффикса: торгъ, договоръ, указъ, продажа, ловля, осмотр, обида, вы-

дача, набегъ, переводъ, припасъ, наказъ, ссора, разъездъ и др. Особый интерес вызывают калмыцкие слова в языке В. Н. Татищева: зайсанг

«владелец», бодокчей «судья», гелiон «гелюнг; духовное лицо» и др. Язык документов, хранящихся в НАРК, характеризует В. Н. Татищева как круп-

ного государственного деятеля первой половины XVIII в. и как ученого-лингвиста, ко-торый задумывался над практическими путями совершенствования русского языка как государственного.

ЛитератураКотков С. И. О развитии лингвистического источниковедения // Вопросы языкознания. 1968, №2. Сорокин Ю. С. О задачах изучения лексики русского языка XVIII в. // Сборник «Процессы

формирования лексики русского литературного языка: от Кантемира до Карамзина». М.; Л.: Наука, 1966.Сусеева Д. А. Письма калмыцких ханов XVIII века и их современников. Избранное. Элиста, 2009.

991 с.Татищев В. Н. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах // Сб. «Жажда познания. История

Отечества». М.: Молодая гвардия, 1986. 670 с.Успенский Б. А. Первая русская грамматика на русском языке. М.: Наука, 1975. 232 с.Успенский Б. А. Доломоносовский период отечественной русистики: Адодуров и Тредиаковский //

Вопросы языкознания, 1974, № 2.

40

ФОЛЬКЛОР МОНГОЛЬСКИХ НАРОДОВ В ЗАПИСИ Б. Х. ТОДАЕВОЙ

Т. Г. Басангова

Буляш Хойчиевна Тодаева родилась в селе Ики-Манлан Малодербетовского улу-са Калмыцкой степи Астраханской губернии. Жизнь этого замечательного человека ин-тересна и многогранна. Окончив в 1931 г. Малодербетовскую среднюю школу, Буляш Хойчиевна работала секретарем бюро райкома комсомола, а затем учителем начальной школы в родном селе Ики-Манлан. В 1934 г. Буляш Хойчиевна поступила в Сталинград-ский педагогический институт, затем перевелась в Астраханский пединститут. По его окончании в 1938 г. работала преподавателем Элистинского педучилища, вскоре стала сотрудником Калмыцкого института усовершенствования учителей. В начале 1930-х гг. была проведена большая работа по сбору и записи фольклорного материала калмыцкими писателями и поэтами, такими как Л. Инджиев, Г. Шалбуров, Б. Дорджиев, Ц. Леджи-нов, а также студентами пединститута, будущими калмыцкими учеными ― У. Очиров, Б. Тодаева. Позднее, в 1941 г., эти материалы были опубликованы на калмыцком языке в сборнике «Хальмг фольклор» («Калмыцкий фольклор»), составленный Ц. Леджиновым, Г. Шалбуровым. Этот сборник включает в себя различные жанры устного народного творчества калмыков: песни (лирические, сатирические, исторические, трудовые), сказ-ки (волшебные, богатырские, о животных, бытовые), благопожелания, легенды, посло-вицы, поговорки, загадки. Фольклорные произведения в частности калмыцкие сказки были записаны от сказителя Джугульджана Джанахаева. Перед празднованием юбилея «Джангара» Буляш Хейчиевна записала богатырскую сказку от сказителя Джугульджа-на Джанахаева «Нойтна тууҗ» [Джангариада 1940: 83]. Впервые она опубликована кал-мыцкими фольклористами кандидатами филологических наук Н. Н. Мусовой, Б. Б. Око-новым, Е. Н. Мучкиновой под руководством профессора А. Ш. Кичикова в сборнике «Хальмг туульс» [Хальмг туульс 1963: 39–54]. Устная версии «Истории Убаши хунтайд-жия и его войны с ойратами» («Сказания о поражении монголов дербен ойратами»), ко-торую до наших дней донесли калмыцкие сказители. Впервые в калмыцкой фольклори-стике эта устная версия была записана в 1935 г. поэтом Ц. Леджиновым со слов сказителя Джугульджана Джанахаева (по-калмыцки: Жугулжан Жанахан) и опубликована в жур-нале «Улан туг» [Улан туг 1940: 83–89], затем в сборнике «Хальмг фольклор» [Хальмг фольклор 1941: 428–434]. Калмыцкий текст устной версии Д. Джанахаева опубликован прозой, без разбивки на стихотворные строки, однако русский перевод его осуществлен в стихотворной форме [Народное творчество Калмыкии 1940: 138–148]. Один из вари-антов известной богатырской сказки «Лучший из мужей Эдег» был записан от сказителя Джанахаева. В сборнике также даны песни «Маленький вороной конь» («Харһа сəəхн кеернь») и «Бег гнедого коня» («Күрң мөрнə йовдл»), записанные у него. Таким образом, в эти годы Б. Х. Тодаевой удалось накопить бесценный опыт экспедиционной работы.

В приложениях к языковедческим трудам Буляш Хейчиевна отдает предпочтение древним сюжетам, распространенным у всех монгольских народов — это 72 небылицы («Далн хойр худл»), сказка «О плешивом дурачке» (Хоҗһр)», «Нусха му» (О сопливом), сказкам о животных, трехстишиям и четверостишиям, загадкам и пословицам. Б. Х. То-даева в предисловии к книге «Язык монголов Внутренней Монголии» пишет о том, что «в 1954–1957 гг. в КНР была развернута большая работа по изучению языков много-численных национальных меньшинств» [Тодаева 1981: 3]. Целью этой работы было соз-

41

дание грамматики этих языков. Исследователь пишет также, что «монголы Внутренней Монголии бережно пронесли через все испытания и сохранили такие сокровищницы своей национальной культуры как язык и богатое устное народное творчество» [Тода-ева 1981: 3]. В результате экспедиций для написания академической грамматики было собрано множество жанров фольклора ― это пословицы и поговорки, запреты, сказки разных жанров.

Целью нашей работы является определение жанрового состава прозаических жан-ров, опубликованных в материалах экспедиций, записанных и переведенных Б. Х. Тода-евой. В работе «Язык монголов Внутренней Монголии» опубликованы следующие тек-сты сказок, отобранных автором в качестве приложения к данной книге. Сказки разных жанров записаны у представителей рода хорчин, арухорчин, барин. К сожалению, имена сказителей не указаны.

Сказки о животных в сказочном эпосе монгольских народов занимают важное ме-сто, характеризуется краткостью, занимательностью сюжета и аллегоричностью. Героя-ми сказок о животных являются как тотемные животные — волк, медведь, так и насеко-мые ― комар, птицы ― ласточка, журавль, петух, а также домашние животные (кошка, верблюд). Особый пласт среди сказок о животных представляют этиологические сказки, повествующие о происхождении повадок у того или иного зверя, его внешнего вида. Сказку «Кошка и мышка» из данного сборника [Тодаева 1981: 3] можно отнести к сказ-кам, которые поясняют повадки животного. Сюжет сказки «Почему кошка стала присы-пать землю» объясняет повадку кошки. Другой сюжет сказки о животных под названием «Кошка и белая мышка» повествует о семье, в которой жила кошка. Кошку ошибочно обвинили в том, что она откусила ухо ребенку. Хозяйка, не разобравшись, убила ее. Дан-ный мотив, когда кошка является объектом обвинения, присутствует в калмыцкой сказке под названием «Как произошла пословица: пока не увидишь воды ― не снимай сапоги: «Давным-давно это было. Жили-были муж и жена. Но у них не было детей. Родившись, они сразу умирали в младенчестве. Решили они посоветоваться со священнослужителем. Он посоветовал им, чтобы они взяли в дом кошку. Взяли они к себе в дом кошку. Вскоре у них родился сын. Чуть подрос, забавным стал. Отец каждый день уходил на охоту, а сын оставался с матерью. Если мать выйдет хлопотать по хозяйству во двор, дома, оставались кошка и маленький ребенок. Однажды, как всегда остались дома ребенок и кошка, вдруг выбегает из дома кошка с окровавленным ртом и лапками. «Ох, она съела моего ребенка!» — закричала мать и убила в сердцах кошку. Вбежав в дом, она увиде-ла, что ее сын сидит и играет с змеиным хвостом. Рядом с ним лежала мертвая змея. Оказалось, что это кошка уничтожила змею, которая должна была отравить своим ядом мальчика и выскочила из дома, чтобы оповестить об этом мать. Тогда мать стала плакать и горевать о кошке. Так произошла пословица: «Пока не увидишь воды ― не снимай сапоги» [Рукопись].

Сказка «Кошка и собака «повествует о том, как враждуют кошка и собака. Н. В. Джимбиевой изучено двенадцать сказочных сюжетов, посвященных образу волка из калмыцкой сказочной традиции [Джимбиева 2011: 10–13]. Автор данной работы при-ходит к выводу, что доминирующими характеристиками волка являются сила и мощь, наряду со смекалкой, сноровкой и умением. В сюжете, записанном Б. Х. Тодаевой, волк характеризуется как трусливое животное. В сказке речь идет о стае волков, в котором есть вожак. Козленок и бычок хитростью избавляются от них [Тодаева 1981: 96]. В вол-шебной сказке «Таранная кость – золотая и серебряная», записанной у чахаров изобра-жен ряд магических превращений героев ― печень превращается в горбатого мангуса,

42

тот, в свою очередь, в мангуса с 12 головами. Чтобы спасти свой табун лошадей от мангуса, отец героя решает отдать ему сына. Мальчик спасается от мангуса с помощью волшебных предметов ― бруска, который становится препятствием для мангуса, греб-ня, превращающегося в густой лес, и зеркала. Но главным его помощником является конь, который дает ему советы. В рассматриваемом приложении к работе Б. Х. Тодаевой «Язык монголов Внутренней Монголии» опубликован сюжет «О ловком воре», кото-рый, пройдя ряд испытаний, бросил свое ремесло и стал честным человеком. Другая сказка повествует о споре между колодезной и морской лягушкой, в котором побеж-дает вторая. Колодезная лягушка, поплатившись за свою любознательность, погибла. Сказки, опубликованные в приложении, отражают этнографические детали и древние мотивы. Любимой игрой одного из героев являются альчики, которые были оставлены на прежней кочевке. Чтобы вернуть их, герой предпринимает опасное путешествие. В волшебной сказке герои Бачид и Шудрага молятся гению-хранителю ивового дерева, чтобы разрешить спор.

Труд Б. Х. Тодаевой «Монгорский язык» посвящен описанию одного из языков монгольской группы, носители которого проживают в Северо- Западном Китае. Вторую часть работы составляют фольклорные тексты, собранные автором и переведенные на русский язык [Тодаева 1973: 209–309]. Анализ образцов устного народного творчества, данного в приложении — это сказки о животных, бытовые, волшебные. Образец под названием «Первобытные люди» можно охарактеризовать как антропогонический миф, который является частью космологического. В данном образце первобытными людь-ми являются представители одной семьи — отец, мать и мальчик, который выступает в роли культурного героя, демиурга, в результате его действий была изготовлена из гли-ны чаша. Люди научились делать чаши и другую посуду. Затем мальчик впервые стал кипятить воду и в ней готовить еду. Первая одежда из шерсти, войлок и войлочная юрта также были сотворены этими людьми. Сказочный мотив «Мудрая невестка» характерен фольклору монгольских народов, в приложении обозначен данный сюжет под назва-нием «Бер» — «Невестка». Невестка в данном сюжете — это воплощение ума, мудро-сти. Уход невестки из семьи становится последней причиной разорения, они становятся бедными. Но по своему мудрому решению в конце сказки она возвращается в семью, которая с ее приходом стала процветать. В другом сюжете из монгорского фольклора в записи Б. Х. Тодаевой подвергается испытаниям хана маленький мальчик, который ищет себе помощника.

Монгорскому фольклору известен также сюжет о лягушке и ее сожженной шкуре. Сын, посланный богами, одиноким старикам и старушке, рождается из мягкой части большого пальца старухи в виде лягушонка. Данный сказочный сюжет типологически сходен с сюжетами о лягушке из русского фольклора. В монгорском варианте сюжет имеет этиологическую концовку, объясняется, «почему появились богатые и бедные люди на земле». Мотив о «чудесном рождении» также известен сюжету «вороной конь». Мальчик, дарованный богами, рождается в утробе вороной кобылы. У мальчика появля-ются необыкновенные друзья, которые являются его волшебными помощниками, вместе они борются против демонических существ и побеждают их. Более подробное изучение сюжетов, данных в приложениях к исследованиям монгольских языков Китая, позволит охарактеризовать фольклорную традицию монгольских народов того времени, исследо-вать и обозначить древние образы мотивы, сохранившиеся в сюжетах. Сопоставление и сравнение этих образцов фольклора монгольских народов с китайским фольклором может дать свои результаты.

43


Джангариада: сборник статей. Материалы празднования 500-летия «Джангара» в 1940 году. Эли-ста: Калм. кн. изд-во, 1940. 83 с.

О Джангаре. Сборник материалов, посвященных 500-летию калмыцкого народного эпоса «Джан-гар» / сост. А. И. Сусеев; Калм. НИИ языка, литературы и истории. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1963. 112 с.

Джимбиева Н. В. Волк как положительный персонаж в калмыцких народных сказках // Вестник магистратуры, 2011. № 3. С. 10–13.

Рукопись тома «Мифы, легенды, предания калмыков» / сост., предисл., пер., коммент. Т. Г. Басан-говой.

Народное творчество Калмыкии / сост. И. Кравченко. Сталинград; Элиста: Област. книгоизд-во, 1940. С. 138–148.

Тодаева Б. Х. Монгорский язык: исследование, тексты, словарь / АН СССР, Ин-т востоковедения; ответ. ред. Г. Д. Санжеев. М.: Наука, 1973. 391 с.

Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Материалы и словарь. М.: Наука, Гл. ред. вост. лит., 1981. 276 с.

Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии: очерк диалектов / АН СССР, Ин-т востокове-дения. М.: 1985. 133 с.

Улан туг. 1940. № 3–4. С. 83–89.Хальмг туульс. III боть. Элст, 1963. 250 с.Хальмг фольклор / Бүрдəҗ кеснь, нүр угинь болн темдгүдинь бичснь Леежнə Ц., Шалвра Г. Элст:

Хальмг госиздат, 1941. 466 х.

44

Б. Х. ТОДАЕВА КАК ГРАММАТИСТ-КОМПАРАТИВИСТ

В. Э. Раднаев

Буляш Хойчиевна Тодаева (1915–2014) была и остается одним из крупнейших монголистов-лингвистов XX в., внесшим, несомненно, весомый и бесценный вклад в мировую монголистику. Б. Х. Тодаева как ученый стоит в одном ряду с проф. Г. Д. Сан-жеевым, проф. Т. А. Бертагаевым и другими продолжателями традиций отечественного монголоведения: монгольского, бурятского и калмыцкого языкознания.

1.1. Сфера научных интересов Б. Х. Тодаевой и ее методология.Б. Х. Тодаева в равной степени являлась лингвистом и фольклористом, что под-

тверждается ее содержательными исследованиями. Она начинала свою научную карьеру с написания кандидатской диссертации на тему: «Семантика и синтаксические функ-ции падежей в монголо-ойратских наречиях» (1946). Проблемы, поднятые в этой работе, воспитали ее как настоящего исследователя, ибо они являются весьма актуальными до сих пор. Еще А. А. Бобровников, разработав в монгольских языках свою концепцию об именных частях речи, затронул проблему функциональности, которая составляет осно-вы речевой деятельности.

Глубокие знания родного ей языка помогли основательно вникнуть в лексическую систему калмыцкого языка. Так, она, занимаясь количественным исследованием эпоса «Джангар», устной поэзии своего народа, смогла стать превосходным лексикографом, изучив наследие отечественных и зарубежных монголоведов, применила его в нужном направлении. Б. Х. Тодаева подходила к предмету изучения диалектически, сумев глу-боко проанализировать семантические структуры. В этой простоте сказалась ее методи-ческая муд рость. Она проявила себя как калмыковед-лингвокультуролог, раскрывший картину мира сородичей на базе богатейшего фольклора. В огромном ее наследии значи-тельное место занимает монгольское языкознание.

1.2. Г. П. Сердюченко и Б. Х. Тодаева как тандем в наукеМуж Б. Х. Тодаевой, Г. П. Сердюченко (1904–1965), был широко известным

ученым и прекрасным организатором науки. Их тандем был счастливым не только в семейной жизни, но и в научной деятельности. Его влияние на нее было весьма пло-дотворным, о чем красноречиво свидетельствуют факты и события того времени. Г. П. Сердюченко ― кавказовед, синолог и востоковед с широким диапазоном науч-ных интересов — направлял плодотворные идеи своей супруги в нужное русло. Клас-сификация монгольских языков в Китае, сделанная Б. Х. Тодаевой, признана многими учеными и не вызывает сомнения ни у кого. Г. П. Сердюченко немало сделал по со-ветской синологии, исправив ряд аберраций в этой области науки. Он опубликовал весьма ценную и содержательную статью по классификации народов и языков Китая, связанную не только с языкознанием, но и этнологией и культурой. Ученый выделяет в классификации языков КНР, кроме собственно китайских, алтайскую группу, куда входят тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки. В монгольских этно-сах, по его мнению, бытуют монгольский, монгорский, дунсянский и баоань, впрочем, отмечал, что «их взаимоотношения с монгольским уточняются» [Сердюченко 1957: 124]. Он был советником по языкознанию АН КНР и Центрального института нацио-нальных меньшинств в Пекине, побывал в экспедициях в провинциях Гуанси, Юньнань, Гуйчжоу, Сычуань и во Внутренней Монголии. Б. Х. Тодаевой, одной из российских монголоведов, посчастливилось посещать и изучать все этносы, проживающие на огром-ном пространстве Центральной Азии.

45

1.3 Б. Х. Тодаева — грамматист. Ее первые опыты, как путь к компаративистикеПосле перехода халха-монголов на кириллицу возникла новая пресса, больше всего

это была общественно-политическая литература, на основе чего Б. Х. Тодаева оператив-но написала и издала «Грамматику современного монгольского языка» [Тодаева 1951], явившуюся первым опытом описания монгольского языка на кириллице. Этот труд был нормативной грамматикой монгольского языка не только для носителей культуры, но и для иностранцев, особенно для русских и русскоговорящих, работа преследовала цели методического характера.

Венгерский лингвист-монголист Е. Кегальми рецензировала труд Б. Х. Тодаевой, оценила его по достоинству, но, впрочем, вполне справедливо отметила, что отсутствие синтаксиса «…не возмещается в полной мере даже ценными синтаксическими экскурса-ми» [Кегальми 1959: 325]. Рецензент сделала ряд интересных замечаний. Прежде всего, она отметила, что автор не отличает транскрипцию и транслитерацию монгольских слов, что является упущением Б. Х. Тодаевой [Кегальми 1959: 327]. Далее следуют ее заме-чания по фонетике халха-монгольского языка, выразила свое несогласие по вопросам морфологии, словообразования монгольского языка [Кегальми 1959: 323].

У рецензента есть и вполне резонные замечания по переводу разного рода словосо-четаний, например, «конструкции “муугаас муу” и “муугийн муу” переводятся автором в обобщенном понимании как ‘самый плохой’ [Тодаева 1951: 84], но первая конструкция содержит исходный, а второй ― родительный падеж. Конструкция с исходным падежом дословно означает ‘хуже плохого’, конструкция же с родительным падежом ‘плохое (из) плохих’ [Кегальми 1959: 316]. Перевод этих конструкций, данных Е. Кегальми, семанти-чески точнее передает их смысл. Вывод рецензента был, что «несмотря на эти недостат-ки, труд Б. Х. Тодаевой является очень ценным путеводителем для каждого монголиста и языковеда в области современного литературного языка» [Кегальми 1953: 328].

Эта работа Б. Х. Тодаевой была бесценным и плодотворным опытом для дальней-ших исследований по монгольскому языкознанию, в том числе и по монгольской компа-ративистике.

1.4. Б. Х. Тодаева — компаративистБуляш Хойчиевна издала свою программную монографию «Монгольские языки и

диалекты Китая» в серии «Языки Зарубежного Востока и Африки» в издательстве «Вос-точная литература» в 1960 г. Книга состоит из «Введения» и очерков монгольских язы-ков, распространенных на огромной территории Центральной Азии. «Введение» книги состоит из отдельных частей, представляющих параграфы по вопросам географии рас-селения монгольских этносов в Китае [Тодаева 1960: 7–10], историографии изучения рассматриваемых языков и диалектов [Тодаева 1960: 11–19], бытования уйгурско-мон-гольского письма, называемого в Монголии, в отличие кириллицы, старописьменным алфавитом [Тодаева 1960: 19–20].

Опорной главой ее книги является наиболее полное описание фонетики, морфо-логии, отчасти лишь автор коснулась синтаксиса монгольского литературного языка. Таким образом, Б. Х. Тодаева на основе важнейших диалектов в его категориях охарак-теризовала всю лексику. Глава снабжена таблицами и схемами, помогающими читателю ориентироваться в обсуждаемых автором проблемах.

Следующей большой главой является конкретное описание дагурского, монгор-ского, дунсянского и баоаньского языков по парадигмам, данных автором выше [Тодае-ва 1960: 51–123]. В конце описания каждого из языков приводятся тексты на оригинале

46

в принятой ею собственной транскрипции. Так Б. Х. Тодаевой исследованы монгольские языки синхронно и диахронно, впервые использована лингвистика грамматики.

Монгольский язык в его классическом понимании описан в современных и исто-рических аспектах, в его поступательном развитии. Он служит основой всего сопостави-тельного изучения с островными, бесписьменными языками монголов Китая. Б. Х. То-даева подошла к рассмотрению анализа этих языков в диалектике единого, общего и особенного, частного, в которых автор раскрыла уникальность изученных ею языков с универсальностью собственно монгольского литературного языка. Есть в монголь-ском языкознании сравнительно-исторические исследования акад. Б. Я. Владимирцова, Н. Н. Поппе, А. А. Дарбеевой и поздних ученых, построивших свои исследования со-вершенно по-другому. Суффиксальная грамматика диалектов монгольского языка дана в таблицах вполне в доходчивой форме [Тодаева 1960: 129–133].

Монографию Б. Х. Тодаевой рецензировал известный венгерский филолог, линг-вист, фольклорист и кодиколог Дьердь Кара [Kara 1962: 329–331], ныне профессор Уни-верситета штата Индиана в США. Рецензент дал монографии ученого высокую оценку, показав, чем отличается от работ ее предшественников, кто занимался затронутыми ею проблемами. Финский монголист, профессор Университета Хельсинки Юка Янхунен [2015: 242–243] отметил большой вклад Б. Х. Тодаевой в сравнительно-историческую монголистику советского периода. Ученый, касаясь восьми диалектов монгольского языка, отмечает, что Б. Х. Тодаева дала им статус языков в отдельности в лингвисти-ческом аспекте. Ю. Янхунен пишет так: «Из этих восьми языков Б. Х. Тодаевой были описаны шира-югурский, халчигол-монгорский, ганьсу-баоаньский и дунсянский…» су-щественно дополнила новыми сведениями достижения своих предшественников [Янху-нен, 2015: 242]. Ю. Янхунен высоко оценил существенный вклад Б. Х. Тодаевой в дело изучения исчезающих ныне монгольских языков Куку-Нора, находящихся под большим прессингом иноструктурных языков, возникших у них некоего «языкового союза» [Ян-хунен 2015: 243].

Таким образом, имя Б. Х. Тодаевой по праву стоит в одном ряду с компаративиста-ми Г. И. Рамстедтом, Б. Я. Владимирцовым, Г. Д. Санжеевым, Н. Н. Поппе. Современные ей монголисты Г. Д. Санжеев, Н. Н. Поппе обращались к ее трудам в поисках сведений. Поэтому мы вполне закономерно констатируем факт, что она по праву занимает пьеде-стал почета в мировой монголистике нашего времени.


Кара Д. Рец. на кн.: «Б. Х. Тодаева. Монгольские языки и диалекты Китая». М.: Изд-во Вост. лит., 1960. 139 с., 1 карта // Acta Orientalia Hung., t. XIV, fasc. 3. Budapest, 1962. Pp. 329–331.

Кегальми Е. Рец. на кн.: «Б. Х. Тодаева. Грамматика современного монгольского языка. Фонетика и морфология». М.: Изд-во АН СССР, 1951. 196 с. // Acta Orientalia Hung., t. III, fasc. 3. Budapest, 1953. С. 325–328.

Сердюченко Г. П. К вопросу о классификации народов и языков Китая // Сов. востоковедение. 1957. № 4. С. 117–124.

Тодаева Б. Х. Семантика и синтаксические функции падежей в монголо-ойратских наречиях. М.: 1946 (канд. дис.).

Тодаева Б. Х. Грамматика современного монгольского языка. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 196 с.

Тодаева Б. Х. Монгольские языки и диалекты Китая. Под ред. проф. Г. П. Сердюченко. М.: Изд-во Вост. лит., 1960. 139 с., 1 карта, табл.

Янхунен Ю. Этапы изучения монгольских языков Куку-Нора. // Исследователь монгольских языков (К юбилею Б. Х. Тодаевой). Элиста: АПП «Джангар», 2005. С. 236–246. (Сер. «Калм. интеллигенция», основана в 2004 г.).

47

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ТРУДАХ Б. Х. ТОДАЕВОЙ*

Э. У. Омакаева

Необычайно широк круг проблем, которыми занималась известный монголист Б. Х. Тодаева. Она оставила богатейшее научное наследие не только лингвистического характера, но и в смежных областях гуманитарной науки — фольклористике и этногра-фии, что отмечено в работах, посвященных оценке вклада Буляш Хойчиевны в развитие монголоведческой науки [Очирова 2005; 2007; Решетов 2005; Янхунен 2005]. Ее научная биография и список основных трудов вошли в справочные научные издания [Юдакин 2000; Ученые КИГИ РАН 2001; Тодаева 2010 и др.].

Изучая ее лингвистические труды, следует обратить особое внимание на то, что имеющиеся работы весьма различны и по тематической направленности, уровню и мас-штабам поставленных целей и задач, характеру и содержанию привлекаемых источников.

Монгольские языки стали предметом научных изысканий и поисков Буляш Хойчи-евны достаточно давно. В центре научных интересов молодого ученого сразу оказалось одна из сложных проблем грамматики халха-монгольского и других монголо-ойратских языков, связанная с описанием важнейшей грамматической категории имени существи-тельного — падежа, что нашло отражение в ее кандидатской диссертации, успешно за-щищенной в 1946 г.

Комплексное исследование грамматической категории падежа в монгольских язы-ках в семантико-функциональном аспекте являлось в то время весьма актуальной и поч-ти не разработанной проблемой в монголистике. Б. Х. Тодаева пришла к выводу, что исследования в этой области имеют два существенных недостатка: в них односторонний (морфологический) подход к проблеме и отсутствие аутентичного материала, достаточ-ного для надежных обобщений и выводов.

Диссертационное исследование Б. Х. Тодаевой и другие ее работы по падежной проблематике [Тодаева 1960; 1962] послужили базой для дальнейших изысканий в об-ласти изучения семантики и синтаксиса падежей в монгольских языках [Пюрбеев 1981; Engkebatu 1985; Грунтов 2002; Омакаева 2005; Аюуш 2006; Трофимова 2009 и др.].

Буляш Хойчиевна не была кабинетным ученым. Важнейшим направлением науч-ных изысканий ученого было описание монгольских языков Китая, которые, по мнению известного финского монголиста Ю. Янхунена, «даже на сегодняшнем этапе остаются малоизвестными и малоизученными» [Янхунен 2005: 239].

Ею впервые были введены в научный оборот языковые данные по ойратам Синь-цзяна и монголам Внутренней Монголии, собранные во время полевых исследований автора в 1955–56 гг. в составе лингвистической экспедиции, в которой участвовали и китайские коллеги.

На тот момент монгольские языки были изучены неравномерно. Лучше всего были описаны те из них, которые раньше попали в поле зрения монголистов: халха-монголь-ский, бурятский и калмыцкий. Наименее исследованными долгое время оставались язы-ки и диалекты монголов Китая.

Поэтому в 1954 г. в Китае было принято решение организовать масштабную линг-вистическую экспедицию в районы проживания монголоязычных народностей под эги-дой Академии наук Китая и Комитета по делам национальностей. Подготовительная

* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-04-14057г

48

работа была поручена Академии национальных меньшинств, Институту языкознания АН Китая и Обществу по изучению монгольского языка и письменности Внутренней Монголии.

К маю 1955 г. была составлена единая программа для сбора материалов по говорам; определены состав экспедиции, маршрут и сроки полевого обследования того или иного языкового идиома.

Была поставлена задача не только изучить языковую ситуацию в обследуемых ре-гионах, современное состояние говоров и диалектов, дать их описание и классифика-цию, но и выявить перспективы дальнейшего развития монгольского языка в Китае, вы-работать рекомендации о возможной реформе письменности, связанной с переходом со старомонгольской вертикальной графики на русский алфавит (кириллицу) по примеру Монголии.

В результате проведенной экспедиционной работы Буляш Хойчиевной был за-писан и систематизирован репрезентативный полевой материал по всем монгольским языкам Китая, легший в основу целого цикла пионерских работ по монгольским язы-кам и диалектам Китая [Тодаева 1960; 1961; 1964; 1973; 1985; 1986], опубликованных в Москве в серии «Языки народов Азии и Африки» и переизданных в 1999 г. Кроме того, предварительные результаты экспедиции были опубликованы в ряде работ в Китае на китайском языке, и, что не менее важно, впервые в них был употреблен сам термин «ой-ратский диалект».

Б. Х. Тодаева выявила особенности лексики ойратского диалекта, обеспечивающие ее ключевую роль в речевой коммуникации ойратов Синьцзяна и наметила возможные аспекты внутриязыкового и межъязыкового описания. Ею использовались как собствен-но лингвистические, так и социолингвистические методы и приемы: работа с информан-тами и лексикографическими источниками, лексико-семантический анализ собранного материала, его этнолингвистическое, лингвокультурологическое и социокультурное комментирование, обобщения теоретического и прикладного характера.

Знакомство с малоизученными языками, введение в научный оборот нового по-левого материала позволили ученому впервые сформулировать положения, которые и сегодня не утратили своей актуальности в монголистике.

Экспедиционная работа ученого была нацелена на раскрытие тех языковых осо-бенностей, которые обусловливают общность монгольских языков и своеобразие каж-дого. Даже близкородственные монгольские языки могут существенно отличаться друг от друга в отношении лексики, самобытность которой отражает духовные горизонты их носителей.

Дневниковые записи Буляш Хойчиевны были опубликованы три года назад Кал-мыцким институтом гуманитарных исследований [Toдаевa 2012].

Как сообщает Б. Х. Тодаева, по данным переписи 1953–54 гг., в Китае всего про-живало 1462956 монголов [Todaeva 1959]. В ходе экспедиции 1955–56 гг. были собраны сведения о численности монгоров (53 000), дагуров (50 000). Более подробные сведения содержатся в статье Г. П. Сердюченко «К вопросу о классификации народов и языков Китая» [Сердюченко 1957].

Материалы экспедиции нашли отражение и в работах китайских ученых, в частно-сти, проф. Чингэлтэя [1957: 1958], на старописьменном монгольском и китайском язы-ках, но, как справедливо отметил известный финский монголист Ю. Янхунен, «все эти очерки по объему очень скромны и по качеству во многом уступают работам Б. Х. Тода-евой» [Янхунен 2005: 240].

49

В 1960 г. увидела свет книга ««Монгольские языки и диалекты Китая». Затем была издана монография «Дунсянский язык». «Ценнейшим вкладом Б. Х. Тодаевой в изучение монгольских языков Кукунора стало монографическое описание грамматики и лексики двух ранее практически неизвестных «широнгольских» языков ― дунсянского [Toдаевa 1961] и баоаньского [Toдаевa 1966]» [Янхунен 2005: 239].

Дунсяне, известные в русскоязычной литературе как широнголы, являются одной из монголоязычных народностей, проживающей на территории КНР (провинция Гань-су). О широнголах писали известный путешественник Г. Н. Потанин [Дин Шу-цинь 2011], финский монголист Юха Янхунен [Janhunen 2003] и др.

По данным переписи 1953–1954 гг., дунсян насчитывалось около 155,5 тыс., а в 2000 г. их численность возросла в 3,5 раза (513,8 тыс.), однако сейчас из них лишь около половины говорит по-дунсянски. Поэтому проблема сохранения и развития дунсянского языка стоит очень остро.

В этом контексте данный труд Буляш Хойчиевны остается научно востребованным и актуальным. Исследователь отметила наиболее яркие особенности дунсянского языка. Так, в области фонетики спецификой дунсянского вокализма является отсутствие оппо-зиции «долгота/краткость». Также отмечены отсутствие огубленных гласных переднего ряда, нарушение сингармонизма. Кроме того, при наращении суффиксов к основе слов характер ее огласовки не имеет значения.

Помимо монографии, ученый опубликовала в 1959 г. статью «Über die Sprache der Tung-hsiang» («О языке дунсян») в известном венгерском востоковедческом журнале «Acta Orientalia Hungarica» на немецком языке [Todaeva 1959]. В этом же журнале уви-дела свет и другая статья Б. Х. Тодаевой, посвященная особенностям баоаньского языка [Todaeva 1963].

Уникальной, по мнению А.М. Решетова [Решетов 2005: 190], является и работа Б. Х. Тодаевой, написанная совместно с известным тюркологом Э.Р. Тенишевым по язы-ку желтых уйгуров [Тенишев, Toдаевa 1966], также проживающих на территории про-винции Ганьсу КНР (численность 13 719 чел. по переписи 2000 г.) и делящихся на две территориальные группы: одна говорит на тюркском языке (сарыг-югур), другая — на монгольском (шира-югур). Б. Х. Тодаева является автором очерков по шира-югурскому языку [Toдаевa 1975; 1997].

При этом следует заметить, что шира-югурский язык, хотя и относится к монголь-ским языкам, имеет в своем словарном составе немало тюркских слов. И это не удиви-тельно, ведь первоначально желтые уйгуры были тюркоязычные. Из числа особенно-стей языка шира-югуров исследователь отмечает ряд специфических черт, свойствен-ных языку среднемонгольской эпохи, в частности языку памятников XIII–XIV вв.

В 1973 г. была издана книга «Монгорский язык», а в 1981 и в 1985 гг. увидели свет монографии, посвященные языку монголов Внутренней Монголии.

Завершающей монографией стала книга «Дагурский язык» [Toдаевa 1986]. Как отмечал еще акад. Б. Я. Владимирцов, «мало известно наречие дагурское…, на котором говорят дагуры…, живущие в С. Манджурии, главным образом на р. Нонни и оазисами по другим местам» [Владимирцов 1929: 8]. Акад. Б. Я. Владимирцов считал дагурский язык особым наречием монгольского языка, смешанным с маньчжурскими элементами.

В 60-е гг. прошлого века число этнических дагуров, по данным Б. Х. Тодаевой, составляло 50 тыс. чел. Согласно переписи 1990 г., их численность возросла до 121 тыс. чел., из них около 85 тыс. владело дагурским языком. В конце 20 в. их насчитывалось около 100 тыс. чел., т. е. численность уменьшилась на 1/6, причем говорит на родном

50

языке чуть больше половины дагуров. В настоящее время численность дагуров, по не-которым данным, составляет более 130 тыс. человек [Электронный ресурс].

Работы Б. Х. Тодаевой по языку дагуров способствовали появлению ряда публикаций, посвященных сравнительному изучению дагурского языка и других языков монгольской группы. Так, 32 года назад в Китае опубликовано сравнительное исследование дагурского и монгольского языков, авторами которого являются Намсрай и Хас-Эрдэни [Namcarai, Qaserdeni 1983]. Лексике дагурского языка посвящены две монографии китайского иссле-дователя Энхбата [Engkebatu 1984; 1985] и совместная статья Юй Шана и Б .Д. Цыбенова [2006]. В 2014 г. вышел в свет «Краткий дагурско-русский словарь» [Тумурдэй, Цыбенов 2014], включающий более 5900 слов современного дагурского языка.

В последнее время появился ряд работ отечественных монголистов, посвященных дагурскому языку [Яхонтов Рассадин 2004; Бадмаева 2006; Омакаева, Бурыкин 2011; Бадагаров 2012 и др.].

Следует отметить, что первое знакомство отечественных исследователей с фонети-кой и лексикой дагурских говоров состоялось благодаря материалу, собранному и опу-бликованному в конце 19 в. А. О. Ивановским [1894].

Н. Н. Поппе считал дагурский архаичным монгольским диалектом, отмечая несо-мненные общие черты с письменно-монгольским языком, южно-монгольскими говора-ми, ойратским, бурятским, могольским языками. Его описание хайларского говора да-гурского наречия, опубликованное в 1930 г., включает очерки по фонетике и морфоло-гии с приложением текстов и словаря [Поппе 1930].

На современном этапе развития лингвистики проблема изучения языков монго-лов и ойратов Китая приобретает особую актуальность в типологическом и сравнитель-но-сопоставительном плане для выяснения истории становления и развития монгольских языков. Благодаря публикациям Б. Х. Тодаевой монголоведы получили возможность привлечь материалы для широких сравнительно-исторических и сопоставительных ис-следований не только в области фонетики и морфологии, но и лексики.

Объем уже опубликованных и введенных в научный оборот Б. Х. Тодаевой поле-вых лексических материалов по всем основным монгольским языкам и диалектам, равно как и выявленных новых данных, современное состояние их изученности, единая теоре-тическая концепция и методология позволяют вплотную приблизиться к реконструкции прамонгольского лексикона в категориальном и лексико-семантическом аспектах.

Лексикографическое наследие Б. Х. Тодаевой представлено рядом фундаменталь-ных трудов. О лексическом богатстве того или иного языка судят, как известно, по на-личию словарей академического типа. Буляш Хойчиевну можно по праву назвать родо-начальником монголоязычной фольклорной лексикографии.

Особое место в ее научной деятельности занимало лексикографическое исследова-ние калмыцкого героического эпоса «Джангар». Язык фольклора монгольских народов с лингвистической точки зрения практически не изучался. Между тем «Джангар» требует более широкого взгляда на возможные перспективы изучения [Гацак 2004: 563]. Цен-ность эпоса, как и фольклора в целом, как аутентичных источников для сравнительно-исторического изучения языков подчеркивал известный тюрколог Э. Р. Тенишев: «Язык фольклорных произведений (в особенности обрядовых формул) устойчиво сохраняет старые черты как наддиалектного, так и диалектного типов. Язык фольклора почти не ис-следован. Необходимо систематическое изучение языка эпоса и произведений фольклора, разработка методики такого исследования» [Тенишев 1973: 123]. Начало лингвистическо-му и этнолингвистическому изучению эпоса «Джангар» положила Б. Х. Тодаева.

51

Капитальным трудом ученого в этой области, получившим высокую оценку отече-ственных и зарубежных специалистов, является оригинальная и изящная по исполнению монография «Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар», увидевшая свет почти сорок лет назад, в 1976 г., в которой Б. Х. Тодаева впервые исследовала с линг-вистической точки зрения тексты десяти песен эпоса «Джангар» из репертуара мало-дербетовского джангарчи Ээлян Овла из пос. Ики-Бухус, записанных Номто Очировым в 1910 году, а также двух песен в записи К. Ф. Голстунского, датируемых 1862 г. Автор путем тщательного текстологического анализа осуществила сверку эпических песен из различных изданий калмыцкой версии «Джангара» с оригинальным источником, выяви-ла имеющиеся разночтения.

Но самым ценным в этой работе является словарь [Дарваев 2003: 212], который остается пока единственным в калмыковедении лексикографическим трудом, отражаю-щим лексическое богатство калмыцкой версии эпоса.

Б. Х. Тодаевой впервые был лексикографически описан эпический лексикон: сло-варная статья состоит из заголовочного слова с указанием частотности, переводного русского эквивалента и иллюстративной зоны. Кроме того, осуществлен фонетико-мор-фологический анализ лексических единиц, дано приложение, состоящее из топонимов (географических названий), антропонимов (личных имен) и титулов.

Современные исследователи отмечают, что «в настоящее время, когда существуют тексты научного издания эпоса «Джангар» на калмыцком и русском языках, самое время по примеру Б. X. Тодаевой начать текстологический анализ всех песен по отдельности, но с новых позиций» [Дарваев 2003: 212]. Сегодня мы располагаем необходимым кор-пусом текстов основных этнотерриториальных версий эпоса, что позволяет развернуть комплексное изучение их языка в сравнительном плане на разных уровнях — текстоло-гическом, лексическом, стилистическом и т. д.

О лексиконе синьцзян-ойратской версии «Джангара» можно судить по «Словарю языка ойратов Синьцзяна» [Тодаева 2001]. Ценность сопоставительного изучения языка и стиля разных версий заключается в выявлении лексических схождений и различий, а также лингвостилистического своеобразия каждой версии. Все это позволит, на наш взгляд, в дальнейшем усилить лингвистическую мотивировку в установлении генезиса эпоса и особенностей его бытования в ареальной плоскости, хронологии языковых за-имствований и, шире, дивергенции монгольских языков.

Буляш Хойчиевна обладала ярким талантом лингвиста-исследователя, поразитель-ными природными способностями, тонким языковым чутьем, потрясающей работоспо-собностью, неутомимой энергией и пытливым умом. Это счастливое и редкое сочетание во многом объясняет необыкновенную скрупулезность ее работ в анализе конкретного материала, оригинальность интерпретации и смелость лингвистической мысли.


Бадагаров Ж. Б. Состав падежных форм дагурского и бурятского языков // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. 2012. № 4. С.108-117.

Бадмаева Л. Б. Бурятская лексика, корреспондирующая с лексикой дагурского языка // История раз-вития бурятского языка. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006.

Владимирцов Б. Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского на-речия. Л., 1929.

Гацак В. М. Отчеты руководителей секционных заседаний // «Джангар» и проблемы эпического творчества: Мат. Междунар. науч. конф. Элиста, 22-24 авг. 1990 г. Элиста, 2004.

52

Грунтов И. А. Реконструкция падежной системы праалтайского языка: автореф. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 2002. 24 с.

Дарваев П. А. Калмыцкий язык в свете теории культуры языка и речи: проблемы функционирования и перспективы развития. Элиста, 2003.

Дин Шу-цинь. Экспедиция Г.Н. Потанина в Ганьсу 1884–1886 гг. и этнографические сведения о ши-ронголах // Страны и народы Востока. XXXIII. М.: Восточная литература», 2011. С. 137–142.

Ивановский А. О. Mandjurica I. Образцы солонского и дахурского языков. СПб., 1894.Омакаева Э. У. Падеж и падежное управление в калмыцком языке // Исследователь монгольских

языков (к юбилею Б. Х.Тодаевой). Элиста, 2005. С. 146–152.Омакаева Э. У., Бурыкин А. А. Материалы по дагурскому языку XVII в. из книги Н. Витсена «Север-

ная и Восточная Тартария» как лингвистический источник // Вестник Калмыцкого института гуманитар-ных исследований РАН. 2008. № 2. С. 47–56.

Очирова Н. Г. Б. Х. Тодаева. Личность в науке и жизни // Исследователь монгольских языков. Элис-та: АПП «Джангар», 2005. С. 5–16.

Очирова Н. Г. Вклад Б. Х. Тодаевой в отечественное и мировое монголоведение // Международный научный форум «Культура монголоязычных народов в глобализирующемся пространстве», 24–27 октября 2012 г. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2012. С. 162–165.

Поппе Н. Н. Дагурское наречие. Л., 1930.Пюрбеев Г. Ц. Специфика падежного оформления субъекта в инфинитных конструкциях монголь-

ских языков // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. Ново-сибирск, 1981. С. 80–88.

Рассадин В. И. Особенности дагурского языка в сопоставлении с бурятским и монгольским языка-ми // История и внешние связи бурятского языка. Улан-Удэ, 2004. С. 13–17.

Решетов А. М. Г.П. Сердюченко – основатель серии «Языки зарубежного Востока и Африки» // Исследователь монгольских языков (к юбилею Б.Х.Тодаевой). Элиста, 2005. С. 181-193.

Салыкова В. В. Лексико-стилистические особенности языка синьцзян-ойратской и калмыцкой вер-сий эпоса «Джангар»: дисс… кандидата филологических наук: 10.02.22. Элиста, 2007. 317 с.

Сердюченко Г. П. К вопросу о классификации народов и языков Китая // Советское востоковеде-ние. 1957. № 4. С. 117—124.

Тенишев Э. Р., Тодаева Б. Х. Язык желтых уйгуров. М: Наука, 1966. 84 с.Тодаева Б. Х. Грамматика современного монгольского языка. Фонетика и морфология. М.: Изда-

тельство Академии наук СССР, 1951. 196 с.Тодаева Б. Х. Винительный падеж в современном монгольском языке // Учен. зап. Ин-та востокове-

дения АН СССР. Лингвистический сборник. М., 1952. Т.4. С. 355-373. Тодаева Б. Х. Предварительные итоги изучения дагурского, монгорского, дунсянского и баоаньско-

го языков // Чжунго юйвэнь. 1957. № 9. Тодаева Б. Х. Значение и функции падежей в калмыцком языке // Записки Калмыцкого НИИЯЛИ.

Вып. 1. Элиста, 1960. С. 163–190.Тодаева Б. Х. Монгорский язык: Исследование, тексты, словарь / АН СССР. Ин-т востоковедения.

М: Наука, 1973. 391 с.Тодаева Б. X. Изучение языка шира югуров // Проблемы алтаистики и монголоведения. Ч. II. Элис-

та, 1975. Тодаева Б. Х. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар». Элиста: Калмыцкое книжное

издательство, 1976. Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Материалы и словарь. М.: Наука, 1981. 129 с. Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Очерк диалектов. М.: Наука, 1985. 276 с.Тодаева Б. Х. Дагурский язык. М.: Наука, 1986. 189 с. Тодаева Б. Х. Некоторые данные о языке их мянган // Проблемы монгольского языкознания. Сб.

науч. тр. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1988. С. 134–139. Тодаева Б. Х. Язык шира югуров // Языки мира. Монгольские языки. Тунгусо-маньчжурские язы-

ки. Японский язык. Корейский язык. М., 1997. С. 148-152.Тодаева Б. Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 2001.Тодаева Б. Х. О научной работе в Китайской Народной Республике: дневниковые записи. 1954-

1957 гг. (лингвистические экспедиции по изучению языков монгольских народностей Китая). Элиста: КИГИ РАН, 2012. 87 с.

53

Тодаева Б. Х. Библиографический указатель. К 95-летию со дня рождения / Очирова Н. Г., Баяно-ва А. Т., Омакаева Э. У. Элиста: КИГИ РАН, 2010.

Трофимова С. М. Грамматические категории именных основ в монгольских языках (семантико-функциональный аспект). Элиста: Изд-во КГУ, 2009. 282 с.

Ученые Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. Элиста: АПП «Джангар», 2001.Чингэлтэй. Дунд улсын монгол тɵрлийн хэл ба монгол хэлний аялгуун еронхий байдал // Монгол

хэл бичиг. 1957. № 11. Монгол түүх хэл бичиг. 1958. № 2, 3, 6, 7, 12.Юдакин А. П. Ведущие языковеды мира. Энциклопедия. М: «Советский писатель», 2000.Юй Шан, Цыбенов Б. Д. К вопросу о формировании словарного фонда дагурского языка // Мон-

гольские языки и диалекты северо-восточного ареала Центральной Азии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. С. 71–79.

Янхунен Ю. А. Этапы изучения монгольских языков Куку-нора // Исследователь монгольских язы-ков. Элиста: АПП «Джангар», 2005.

Яхонтов К. С. Дагурский язык. Введение // Страны и народы Востока. Вып. XXIX. Борис Иванович Панкратов. Монголистика. Синология. Буддология. СПб.: Петербургское востоковедение, 1998. С. 132-149.

Engkebatu M. Daγur kelen-ü üges. Kükeqota: Öbür Mongγul-un arad-un keblel-ün qoriy=a, 1984. 337 c.Engkebatu М. Daγur kelen-ü üge kelelge-yin materiyal. Kökeqota: Öbür Mongγul-un arad-un keblel-ün

qoriy=a, 1985. 414 с. Namcarai, Qaserdeni. Dagur kele mongγul kelen-ű qaričaγulul. Öbűr Mongγul-un arad-un keblel- űn

qoriy-a, 1983.Janhunen Juha. Shirongol and Shirongolic // Studia Etymologica Cracoviensia 8 (Kraków: Wydawnictwo

Uniwersytetu Jagiellońskiego 2003), 83–89.Todaeva, B. Kh. Über die Sprache der Tung-hsiang // Acta Orientalia Hungarica. 1959. IX. Pp. 273–310.Todaeva, B. Kh. Einige Besonderheiten der Paoan-Sprache // Acta Orientalia Hungarica. 1963. XVI.

Pp. 175–197.

54

ПУБЛИКАТОРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Б.Х. ТОДАЕВОЙ В СОТРУДНИЧЕСТВЕ С ОТДЕЛОМ ФОЛЬКЛОРА И ДЖАНГАРОВЕДЕНИЯ КИГИ РАН*

Б. Б. Манджиева

Буляш Хойчиевна Тодаева — известный ученый-востоковед, внесшая неоценимый вклад в изучение языков монгольских народов Китая [Тодаева 1951; 1960; 1961; 1964; 1966; 1968; 1973; 1981; 1985; 1985а; 1986], героического эпоса «Джангар» [1976; 2001], ее фундаментальные труды до сих пор значимы для современного монголоведения во всем мире. Столь же значимы для отечественной науки уникальные труды Б.Х. Тодае-вой [«Джангар» 2005; «Джангар» 2006; Пословицы и поговорки 2007; «Джангар» 2008; Детский фольклор ойратов Синьцзяна 2010; Ойратский «Гесер» 2014], подготовленные и изданные в последние десятилетия в сотрудничестве с фольклористами КИГИ РАН.

Начало 2000-х годов ознаменовалось для Б. Х. Тодаевой творческим подъемом, год за годом из-под ее пера стали выходить рукописи томов, книг. В это время в стенах КИГИ РАН родился проект, по которому было решено издать те произведения, которые Б. Х. Тодаевой еще не удалось опубликовать. Все ее рукописи были привезены в Калмы-кию директором КИГИ РАН Н. Г. Очировой и в дальнейшем под ее руководством были изданы.

У Б. Х. Тодаевой было особое отношение к эпосу «Джангар»: еще будучи в линг-вистической экспедиции в середине 1950-х гг., она тесно общалась с синьцзянскими ой-ратами, записывала полевой материал: пословицы, загадки, свадебные обряды, сказки, а также образцы живой разговорной речи. Все эти собранные материалы вошли в основу ее уникального труда «Словарь языка ойратов Синьцзяна: по версиям песен «Джан-гара» и полевым записям автора» (Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001. 493 с.). В преди-словии к «Словарю языка ойратов Синьцзяна» Б. X. Тодаева пишет: «Принимая активное участие в подготовке и проведении лингвистических экспедиций, я изучала на месте все монгольские языки, объехала с этой целью весь северо-запад Китая, начиная с Маньчжу-рии и кончая Синьцзян-Уйгурским автономным районом. В составе лингвистической экспедиции я побывала и у ойратов Синьцзяна, провела среди них два летних месяца. Мой маршрут исследования пролегал через Тарбагатай-Хобуксарский автономный уезд, где компактно проживают торгуты, элюты и хошуты. Встреча с синьцзянскими ойрата-ми была незабываемой. В экспедиции я записывала материал у разных информантов, но главным из них был Батнасан, ставший знаменитым джангарчи» [Тодаева 2001: 9].

Буляш Хойчиевна придавала огромное значение синьцзянскому героическому эпосу «Джангар», ибо понимала, что дальнейшее изучение эпического наследия ойратов и кал-мыков не может быть осуществлено без учета самобытной синьцзян-ойратской традиции. Колоссальный труд Б. Х. Тодаевой «Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письменности («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо Б. Х. Тодаевой» (На калмыцком языке / В 3-х томах. Т. 1. Элиста: АПП «Джангар», 2005. 855 с.: ил.) вышел в свет в 2005 г. В этот период 2005–2008 гг. в отделе фольклора и джангароведения КИГИ РАН была проделана большая работа по под-готовке к изданию текстов 70 песен синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар».

Следующий том синьцзянского героического эпоса «Джангар», содержащий 30 эпических песен был подготовлен и опубликован в 2006 г.: «Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письменности («тодо

* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-04-14057/г.

55

бичиг») на современное калмыцкое письмо (На калмыцком языке / В 3-х томах. Т. 2. Элиста: ЗаОр «НПП „Джангар“», 2006. 831 с.: ил.).

В 2008 г. в свет выходит заключительный, третий том синьцзянской версии «Джан-гара», состоящий из 10 песен: «Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письменности («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо (На калмыцком языке / В 3-х томах. Т. 3. Элиста: ЗАОр «НПП „Джангар“», 2008. 460 с.: ил.).

Публикация синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар» и введение в научный оборот основного корпуса песен дает более полное представление об эпическом творче-стве монголоязычных народов, возможность проследить эволюцию эпоса и живой ска-зительской традиции, открывает дальнейшие перспективы сравнительно-исторического изучения версий уникального памятника культуры монгольских народов.

Особенности традиционной культуры и быта калмыков и ойратов отражены в фун-даментальном труде Б. Х. Тодаевой «Пословицы, поговорки и загадки ойратов Китая (Синьцзяна) и калмыков России» (составление и перевод Б. Х. Тодаевой. Элиста: АПП «Джангар», 2007. 839 с.), который также был подготовлен к изданию и опублико-ван. Основной целью данного издания является введение в научный оборот уникальных экспедиционных и архивных материалов, собранных Б. Х. Тодаевой в 1954–1957 гг. во время лингвистических экспедиций по изучению языков и наречий всех монголоязыч-ных народностей, представленных на территории Китая. Лучшие образцы пословиц, по-говорок и загадок представляют собой сохранившуюся во времени и пространстве фоль-клорную память народа, передают особенности традиционной культуры ойратов Китая и калмыков России. Кроме экспедиционного материала, в работе использованы сборники пословиц и поговорок, загадок, различные словари, произведения художественной лите-ратуры, опубликованные как в России, так и в Китае. Ойратские варианты были транс-литерированы на современную калмыцкую письменность и переведены на русский язык Б. Х. Тодаевой.

В основу классификации пословиц и поговорок составителем положена их семан-тическая сущность, выделена главная составляющая — характеристика человека, его внутреннего мира и внешних проявлений. «С одной стороны, в них отмечается все по-зитивное — хорошее, доброе в человеке, а с другой, его пороки — все то плохое и недо-стойное, что делает его безнравственным» [Тодаева 2007: 5]. По мнению Б. Х. Тодаевой, классификация загадок строится на основе ключевых слов — отгадок, связанных с на-званиями частей тела человека, его физической и умственной деятельностью, бытом, нравственными ценностями. Работа ценна тем, что переведенные на русский язык паре-мии позволяют исследователям и всем, кто интересуется национальной культурой, про-цессом ее развития, глубже изучить богатейшее устное народное творчество монголоя-зычных народов. Книга Б. Х. Тодаевой «Пословицы, поговорки и загадки ойратов Китая (Синьцзяна) и калмыков России» вносит большой и неоценимый вклад в фольклорную сокровищницу калмыцкого народа, ибо пословицы, поговорки и загадки — «это веч-ные жанры устного народного творчества. Конечно, не все, что создавалось и создается, выдержит проверку временем, но необходимость языкового творчества, способность к нему народа является верной гарантией их бессмертия» [Тодаева 2007: 6].

Б. Х. Тодаевой была переложена с ойратской письменности (тодо бичиг) на со-временное калмыцкое письмо книга «Детский фольклор ойратов Синьцзяна» (сост. Н. Батбайр, перелож. с ойратск. письм. «тодо бичиг» на совр. калм. яз. Б. Х. Тодае-вой. Элиста: КИГИ РАН, 2010. 124 с.), которая является первой в России публикацией

56

образцов детского фольклора, собранных Н. Батбаиром и изданных в Китае в 1981 г. на ойратской письменности. Книга открывается колыбельными песнями — текстами одно-го из первых фольклорных жанров, с которым знакомится ребенок. Еще в давние време-на колыбельная для ребенка была своеобразным оберегом от злых духов. Размеренная мелодия колыбельной песни успокаивала ребенка, приучала к человеческой речи, по-средством колыбельной песни калмыки учили ребенка родному языку, расширяли его предметный мир. Колыбельная песня играет важную роль в формировании и нравствен-ном развитии личности, являясь особым средством общения матери с ребенком, позво-ляет малышу ощутить любовь, заботу и нежность, а вербальный текст выступает свое-го рода оберегом от злых духов, позволяя младенцу почувствовать себя защищенным [Манджиева 2014: 1338].

Монголоязычные народы, в частности ойраты, акцентировали внимание на том, чтобы ребенок умел правильно говорить и развивать речь, любить родной язык, всегда черпать из него средства выражения, без которых нельзя обойтись в общении друг с другом. В книгу «Детский фольклор ойратов Синьцзяна» вошли тексты, в которых со-держатся образные и поэтические обороты речи, позволяющие с раннего возраста при-общить детей к народной мудрости и морали, ознакомить их с различными жизненными обстоятельствами и природными явлениями, прививать любовь к прекрасному.

Из многообразия жанров детского фольклора ойратов выделяются считалки («то-олдгуд») — рифмованные двустишия и трехстишия, способствующие обучению счету детей с самого маленького возраста. Привлекает внимание и такой жанр как скорого-ворки, которые способствуют заучиванию и произношению труднопроизносимых букв.

Представленные в книге числовые загадки, представляющие собой вопрос, а также их отгадки, которые более сложны по композиции, по своей содержательности, требуют от отгадывающих определенной фантазии и наблюдательности, а также знакомят чита-телей с символикой цвета, числа, с природными явлениями. Эти загадки представляют не только языковое богатство, но и раскрывают глубокий философский смысл окружа-ющего мира.

Тексты, представляющие детский фольклор ойратов Синьцзяна, обогащают жанро-вую систему фольклора монгольских народов и являются хорошим подспорьем в даль-нейшем комплексном изучении образцов устного народного творчества ойратов, а для широкого круга читателей — ценным средством для воспитания детей в гармоничном сочетании триединства: духовного богатства народа, моральной чистоты и физического совершенства.

Б. Х. Тодаева уделяла также большое внимание героическому эпосу «Гесер» — уникальному памятнику духовной культуры народов Центральной Азии. Ареал его рас-пространения обширен. Эпическое сказание о Гесере бытует в разных вариантах, от-личающихся богатством сюжетов и своеобразием художественных приемов. Ойратская версия эпоса «Гесер» является общим наследием устной традиции ойратов и калмыков. Публикация ойратской версии эпоса «Гесер» имела важное значение для развития наци-ональной культуры, всестороннего изучения устного эпического наследия ойратов, по-этому Б. Х. Тодаевой была подготовлена рукопись, состоящая из двенадцати эпических песен, и в 2014 г. вышло в свет издание «Ойратский «Гесер». Героический эпос синь-цзянских ойрат-монголов» (На калм. яз. Элиста: КИГИ РАН, 2014. 232 с.). Данный труд представляет собой первое российское издание ойратской версии эпоса «Гесер», опубликованной в Китае в 1990 г. на ойратской письменности «тодо бичиг» («ясное письмо»).

57

Собирателями, переводчиками, издателями и учеными Китая была проделана боль-шая работа по сбору, переводу, подготовке к изданию ойратской версии «Гесера». В 1984 г. такого рода деятельность была централизована в масштабе всей страны, и в ге-сероведении начался новый этап развития. Во Внутренней Монголии было создано об-щество и специальное учреждение, ведающее сбором материалов эпоса, их переводом, публикацией и изучением. Проводилась работа по собиранию различных по форме и содержанию ксилографических, литографических и других старых текстов, найденных в разных местах, осуществлялись музыкальные записи «Гесера» в исполнении искусных народных мастеров, велось фотографирование легендарных гор и водных источников (родников), памятных предметов и изданий, имеющих отношение к «Гесеру» [Ойрат-ский «Гесер» 2014: 4].

В целях сохранения и развития классического наследия национальной культуры в 1986 г. ученые Синьцзяна пригласили ответственных сотрудников из Центрального и пяти других издательств с целью обсуждения вопросов, связанных с изданием серии «Монгольский „Гесер“». Планировалось издать до 1990 г. около 30 выпусков и продол-жить эту работу в дальнейшем. В результате упорной и кропотливой работы по изданию крупномасштабной серии «Монгольский „Гесер“» в свет вышла первая книга, содержа-щая двенадцать песен ойратской версии этого эпоса. Тексты героического эпоса синь-цзянских ойратов «Гесер», изданного в 1990 году в Китае, были переложены с ойратской письменности (тодо бичиг) на современное калмыцкое письмо Б. Х. Тодаевой. Тексты опубликованы с сохранением принципа расположения песен в издании «Гесер» 1990 г. [Ойратский «Гесер» 2014]. Согласно ойратским сказаниям о Гесере, в Средний Замбутив (ойр. Дунд Замбутив), которое не имело правителя, по приказу Будды Шажмуни (Ша-кьямуни) был послан один из трех сыновей небесного владыки Хурмуста тенгрия. Он появился в Среднем Замбутиве как новорожденный в семье семидесятилетнего старика и его шестидесятилетней жены, которая на самом деле была дочерью солнца, и получил имя Жур. Это был некрасивый ребенок: сопливый и шелудивый, однако уже в раннем детстве проявились магические способности этого необыкновенного младенца. Его зем-ные родственники начали догадываться о великом предназначении будущего героя.

В песнях воспеваются подвиги Гесера — освободителя земли от злых демонов и мангасов. «Хан Хурмстн теңгр / Хəəрт эцк мини намаг: / Эн йиртмҗд буулһад, / Эзн хааһар йовулҗ бəəхдəн, / Альв хортн дəəсиг / Өлмə доран дарҗ, / Əмтн бүкниг җирһəҗ йов! – гиһəд, / Хату зəрлг болгсн билə. / …Хан Хурмуста тенгрий / Дорогой отец мой сказал мне: / Спустившись на эту землю / Искорени смертельных врагов, / Подчини сво-ей власти их, / Сделай всех людей счастливыми! — таков был приказ [отца]». «Не допу-скай врага к родной земле, не жди его, но выходи навстречу, там-то он будет побежден» — вот один из важнейших мотивов эпического сказания о Гесере.

Многие народы, знающие эпические сказания о Гесере, поклоняются Гесеру как небожителю, божеству, великому духу. У монгольских народов объектом культового поклонения является Гесер, который выступает как покровитель воинов, победитель де-монов, податель удачи и счастливой судьбы.

Дневниковые записи «О научной работе в Китайской Народной Республике: дневниковые записи. 1954–1957 гг. (Лингвистические экспедиции по изучению язы-ков монгольских народностей Китая) (Элиста: КИГИ РАН, 2012. 88 с.)», опублико-ванные в 2012 г., знакомят нас с одной из ярких страниц в жизни и научной деятельности Б. Х. Тодаевой в составе советской научной экспедиции в Китайской Народной Респуб-лике. В этих записях в краткой форме отражается огромная работа Б. Х. Тодаевой и ее

58

супруга, профессора Г. П. Сердюченко — поездки, встречи, беседы, обсуждения, лек-ции в Академии национальных меньшинств, записи полевого материала по монгольским языкам, представленных на территории Китая. Первая в истории Китая лингвистическая экспедиция по обследованию монгольских языков прошла успешно, во многом благо-даря Б. Х. Тодаевой, ее высокому профессионализму, скрупулезной, ответственной и добросовестной работе.

Б. Х. Тодаева впервые ввела в науку совершенно новый материал, изучила ранее неизвестные монгольские языки, опубликовала уникальные фольклорные материалы, которые значительно обогатили не только отечественное востоковедение, но и мировую востоковедческую науку.


Детский фольклор ойратов Синьцзяна. Сост. Н. Батбайр, перелож. с ойратск. писм. «тодо бичиг» на совр. калм. яз. Б. Х. Тодаевой. Элиста: КИГИ РАН, 2010. 124 с.

«Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письмен-ности («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо. На калм. яз. / В 3-х тт. Т. 1. Элиста: АПП «Джангар», 2005. 855 с.: ил.

«Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письмен-ности («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо. На калм. яз. / В 3-х тт. Т. 2. Элиста: НПП «Джан-гар», 2006. 831 с.: ил.

«Джангар». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов: переложение с ойратской письмен-ности («тодо бичиг») на современное калмыцкое письмо. На калм. яз. / В 3-х тт. Т. 3. Элиста: ЗАОр «НПП «„Джангар“», 2008. 460 с.: ил.

Манджиева Б. Б. К вопросу изучения калмыцких колыбельных песен // Современные проблемы на-уки и образования. 2014. № 6. С. 1338 –1339.

Монгольский лингвистический сборник / сост. Б. Х. Тодаева. М.: Наука, 1985а. 156 с.Ойратский «Гесер». Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов. На калм. яз. Элиста: КИГИ

РАН, 2014. 232 с. Пословицы, поговорки и загадки ойратов Китая (Синьцзяна) и калмыков России. Составление и пер.

Б. Х. Тодаевой. Элиста: АПП «Джангар», 2007. 839 с. Тодаева Б. Х. Грамматика современного монгольского языка: фонетика и морфология / АН СССР,

Ин-т востоковедения; ответ. ред. чл.-корр. АН СССР Н. К. Дмитриев. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 196 с.Тодаева Б. Х. Монгольские языки и диалекты Китая / АН СССР, Ин-т народов Азии; под общ. ред.

проф. Г. П. Сердюченко. М.: Изд-во вост. лит., 1960. 137 с.Тодаева Б. Х. Дунсянский язык / АН СССР, Ин-т народов Азии; отв. ред. Г. Д. Санжеев. М.: Изд-во

вост. лит., 1961. 151 с.Тодаева Б. Х. Баоньский язык / АН СССР, Ин-т народов Азии; ответ. ред. Г. Д. Санжеев. М.: Наука,

1964. 158 с.Тодаева Б. Х. Язык желтых уйгуров. М.: Наука, 1966. 84 с. (в соавторстве с Э. Р. Тенишевым).Тодаева Б. Х. Языки народов СССР. Т. V. Калмыцкий язык. Л.: Наука, 1968. 84 с. Тодаева Б. Х. Монгорский язык: исследование тексты, словарь / АН СССР, Ин-т востоковедения;

ответ. ред. Г. Д. Санжеев. М.: Наука, 1973. 391 с. Тодаева Б.Х. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар» / КНИИЯЛИ. Элиста: Калм.

кн. изд-во, 1976. 530 с.Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии: материалы и словарь / АН СССР, Ин-т вос-

токоведения. М.: Наука, 1981. 276 с.Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии: очерк диалектов / АН СССР, Ин-т востокове-

дения. М.: Наука, 1985. 133 с.Тодаева Б. Х. Дагурский язык / АН СССР, Ин-т востоковедения. М.: Наука, 1986. 189 с.Тодаева Б. Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна: по версиям песен «Джангара» и полевым записям

автора. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001. 493 с.

59

Секция I

СОПОСТАВИТЕЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ И СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ МОНГОЛЬСКИХ

И ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ

70

ОБ ОДНОЙ ГРАМОТЕ МАНЬЧЖУРСКОГО ИМПЕРАТОРА, ЯВЛЯЮЩЕЙСЯ ИСТОРИЧЕСКИМ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИМ ПАМЯТНИКОМ

Б. Тувшинтугс

В Национальном историческом музее Монголии под регистрационным номером Д 2379-5 хранится грамота времен Великой Цинской империи маньчжуров1. Рассматри-ваемая нами грамота написана на двух языках (маньчжурском и монгольском) на накрах-маленной бумаге пяти цветов: желтого, белого, черного, синего и красного. По краям листы грамоты украшены орнаментом в виде драконов.

Общий вид грамоты

Грамота, составлявшаяся во дворце императора Цинской империи, обычно отражала какое-либо событие, ею награждались определенные лица и храмы. Поэтому, несомненно, можно сказать, что во-первых, указанная грамота является живым свидетелем исторических событий своего времени. В этом отношении некоторые исследователи справедливо отмечают, что «Так как в данных грамотах нашли свое отражение административная политика, проводимая Маньчжурией по отношению к Монголии, меры, предпринятые к высшему сословию, а именно к ноенам, то они, несомненно, являются незаменимым и важным документом в деле исследования раннее неизученных пробелов и белых пятен, встречающихся в биографии знати того времени, их рода, деятельности, изменений и преобразований, происходивших в структуре административных хошунов. В этом отношении их можно считать письменными памятниками Монгольской истории того времени» [ Жигмэддорж 2009: 8].

Грамоты писались не только на одном лишь маньчжурском языке, встречаются грамоты, написанные на двух, трех и четырех языках: монгольском, китайском, тибетском, поэтому их смело можно отнести к материалам по исследованию переводных текстов. Хотя монгольский и манчьжурский языки в родственном и типологическом отношении и являются сходными, при переводе с одного на другой не встречается полная адекватность. Поэтому «при переводе с маньчжурского языка на монгольский следует уделять тщательное внимание стилистическому переводу словоизменительных суффиксов» [Шархүү 1989: 44].

В приводимую нами в данной статье грамоту:во-первых, входят 19 строчек на маньчжурском языке, написанных на желтом фоне

на бумаге длиной в 65 см;

1 Фотоснимок общего вида грамоты: Монголын үндэсний музей. Ред. Ж. Саруулбуян, Г. Эрэгзэн, Ж. Баярсайхан. УБ., 2009, стр. 148.

71

во-вторых, 21 строчка на монгольском языке и 3 строчки на маньчжурском языке, которые написаны на белом фоне на бумаге длиной в 65 см;

в-третьих, 3 строчки на монгольском языке, 3 строчки на маньчжурском языке и 4 строчки на монгольском языке, которые написаны на черном фоне на бумаге длиной в 65 см;

в-четвертых, 6 строчек на маньчжурском языке, 7 строчек на монгольском языке, которые написаны на синем фоне на бумаге длиной в 65 см. Каждая дата, а их всего 7, скреплена печатью маньчжурского хана. Однако на последнем, красном фоне отсутствует какая-либо надпись.

Оттиски всех 7 печатей идентичны и имеют размер 11х11см. Печать имеет 2 надписи, написанные на орнаментальном манчжурском письме формы gü-i čiktengge fügjingγa xergen и китайской формы иероглифа «чжуань»2.

Приведем траскрипцию манчжурской и китайской надписей на печати:

ма. xesei tačibüre boobai, кит. ciʼih-ming chin pao (печать по указу хаана).

Оттиск печати на грамоте

Печать на любом документе характеризует отправителя, который напротив назва-ния своей должности и имени ставит ее. Во времена правления маньчжуров, наблюдает-ся общая закономерность ― ставить ханскую печать напротив с датой ее вручения. По неписаным законам дворцовой службы великой цинской империи, каждый взошедший на престол император меняет название года и начинает цикл нового летосчисления. Над-писи на печатях грамоты ярко свидетельствуют о том, что данная грамота была вручена в годы правления манчьжурского императора Тянь Лунь, царствовавшего в Китае с 1736 по 1799 годы.

Справка: VI император Великой цинской империи. Четвертый сын Иньчжена (1723–1735); Имя: Хунли. Название летосчисления: Тэнгэрийн тэтгэсэн (находящийся под покровительством неба). Манж. Abkai wexiyexe. Кит. Тянь лүн. Присвоеный чин: Гаозүн. Родился в 1711 году; годы правления 1736–1795; умер в 1799 году.

Данная грамота имеет историческое значение в уточнении деятельности халхаских ноенов, боровшихся против маньчжуров в середине ХVIII века, определении их мер борьбы и выявлении предпринятых против них мер со стороны манчьжурского хаана. С другой стороны, выдаваемые маньчжурским хааном грамоты имеют свое строгое напи-сание и последовательность, свою структуру, определенную, установившуюся лексику. По своей структуре они имеют часть назначения, основное содержание и дату. Сначала грамоты писали на маньчжурском языке, а уже потом переводили на язык получателя. Все это является исследовательским материалом в деле перевода слов родного языка, сравнительного изучения традиций делопроизводства официальных бумаг.

2 Данную форму вязи китайского письма обычно использовали на оттисках печатей и наскальных надписях государства Жоу.

72

Транскрипция манчьжурской и монгольской надписей грамоты

Первое: Маньчжурский текст на желтом фоне.01:01 abkai xesei forγon-be alixame01:02 xuwangdi-i xese bi ninggün ačan-be bilüme toγtobüme tümen gürün-be01:03 enggeleme dasara-de xergen büme šangnarangge gemü amba tondo-be01:04 jafame dosxolome γosirengge nenexe sayin babe ongγoraku ofi 01:05 kemüni jakanjame ončodome yooni gülxün obüme endebükü-be01:06 dalime kičeme faššara-be erembi kalkai erinčindorji-i wang-ni01:07 xergen-be giyan-i efülefi sirabüraku obüči ačambi damü bi01:08 ini mafa ama-be γunime füxali efüleme tebčiraku kesi01:09 isibüme, erei wang-ni jergi-be eberembüfi beyise obüfi 01:10 γajabdorji sinde sirabüfi jasaγ obüfi ülxibüre füngnexen01:11 büxe si γosime karmaxa erdemü-de ginggüleme ačabüme dosxolome01:12 tüwaxa kesi-be xökseme γunime, ele tondo jekdüngge-be jiramilame01:13 tüšan-be tüwakiyara entexeme fafün kooli-be daxame siden-de01:14 faššara oxode sini mafa ama derengge ombime sini jüse 01:15 omosi xutüri-be alimbi. ayikabade kooli-be jürčeme balai01:16 yabüme, γosire kesi-be ürgedere-de isinači, gürün-de01:17 toγtobüxa fafün bi, simbe ončodome γamaraku, ginggüle01:18 olxošo.01:19 abkai wexiyexe-i orin jüwači aniya aniya3 biyai iče jakun

Второе: Монгольский текст на белом фоне.02:01 tngri-yin bošoγ-yiar čaγ-i ejelegsen02:02 quwangdi-yin jarliγ bi jirγuγan aγuljar-i jiluγodon toγtaγaju tümen02:03 ulus-i qalayiju jasaqui-du kergem öggün šangnaγčid cöm02:04 yeke sidurγu-bar bariju dotunalan örüsiyekü-anu buyu urida02:05 sayin yegüdel-i ülü umartaqu-yin tula, ürgülji jabsarčilan aγučilaju02:06 bürin bütün bolγon endegürel-i qalqalaju kičiyen jitgüküi-yi egeremüi.02:07 qalqa-yin erinčindorji wang-un kergem jüyi-inü ebdereged02:08 jalγamjilaγulqu ügüi bolγabasu jokimui. yerü bi tegüni ečige02:09 ebüge-yi sanaju, oγuγata ebdereküy-e ülü tübdemüi. 02:10 kesig kürtegeju egün-ü wang-un jerge-yi baγuraγuluγad beyise02:11 bolγaju qajabdorji cimadur jalγamjilaγulju jasaγ bolγaγad02:12 uqaγulqu ergümjilel ögbei. či örüsiyen qamaγalaγsan02:13 erdem-dür kičiyenggüilen neyilegüljü, dotunalan üjegsen kesig-i 02:14 süsülün sanaju, ilangγuy-a sidurγu batu-bar kündütgen02:15 tusiyal-i sakiju, egüride čaγaja qauli-yi daγaju, alban-dur02:16 jitgükü bolbasu, činu ečige ebüge niγurtai bolqu böged02:17 činu köbegüd ačinar-tur buyan-i edelemüi, kereber qauli 02:18 -aca jörijü demei yabun, örüsiyekü kesig-i ütegerküi-dür02:19 kürebesü, olon-dur toγtaγaγsan čaγaja bui. čimayi ülü 02:20 aγučilamui. kičiyenggüilen emiyegtün.02:21 tngri-yin tetgügsen-ü qorin qoyadugar on qabur-un terigün sar-a-yin sin-e naiman

3 Здесь пропущенно название месяца и ошибочно написано слово год.

73

Манчьжурский текст на белом фоне.03:01 nimeme aku oxo manggi, ini jüi čebdendorji-de 03:02 inekü γusai beyise sirabüxa.03:03 abkai wexiyexe-i orin sunjaci aniya juwan biyai orin düyin

Третье: Монгольский текст на черном фоне /1/.04:01 ebedčin-yier önggeregsen-ü qoyin-a öber-ün köbegün04:02 čebdendorji-dur mön-kü qosiγun-u beyise jalγamjilaγulbai.04:03 tngri-yin tetgügsen-ü qorin tabudugar on qabur-un dumdadu sar-a-yin qorin dörben

Манчьжурский текст на черном фоне.05:01 nimeme aku oxo manggi ini jüi sündübdorji-de 05:02 inekü jasaγ-i γusai beyise sirabüxa.05:03 abkai wexiyexe-i γusin üyüči aniya jorγon biyai orin.

Монгольский текст на черном фоне /2/.06:01 ebedčin-yier önggeregsen-ü qoyin-a tegün-ü köbegün06:02 sundubdorji-dur mön-kü jasaγ-un qosiγun-u beyise06:03 jalγamjilaγulbai.06:04 tngri-yin tetgügsen-ü γučin yesüdüger on ebül-ün segül sar-a-yin γučin-a4.

Четвертое: Маньчжурский текст на синем фоне.07:01 xese sündübdorji-i beyise serengge erinčindorji üjen weyilen07:02 nečifi čin wang-be efülexe amala bi ini mafa ama-be07:03 γunime füγjin füngnexe wang-be füxali efüleme tebčiraku ofi 07:04 wang-ni xergen-be eberembüfi beyise sirabüxabi ere beyise-be07:05 kesi isibüme jalan xalame lasxalaraku sirabü sexe. 07:06 abkai_wexiyexe ?5 ninggüci aniya ?6

Монгольский текст на синем фоне.08:01 jarliγ sondobdorji-yin beyise kemegči erinčindorji kündü yal-a08:02 qaldaγad čin wang-i ebdebei. qoyina bi tegüni ebüge ečige ba,08:03 ečige-i sanaju tulγur ergümjilegsen wang-i yerü ebdejü ülü08:04 tebčiküi-yin tula wang-un kergem-i baγuraγuluγad beyise 08:05 jalγamjilaγuljuqui. ene beyise-yi kesig kürtegejü üy-e 08:06 ularin tasural-ügei jalγamjilaγuluγtun kemebei.08:07 tngri-yin tetgügsen-ü döčin jirγuduγar on jun-u dumdadu sar-a-yin qorin nigen-e

По нашему мнению, данную грамоту сначала написали на маньчжурском языке, а уже потом добавили монгольский перевод. Другими словами, она состоит из повеления императора Великой цинской империи и ее перевода. Поэтому мы в данной статье не задались целью его перевода с маньчжурского языка, а предоставили перевод со старомонгольского с надлежащими ссылками и комментариями.

4 В маньчжурских текстах месяц указан цифрой, при переводе же на монгольский язык месяцы даны как начальный месяц, средний месяц, последний месяц. Переводы дней сделаны полностью, однако ошибочно была переведена дата ма.: orin ‘хорь, хорин (двадцатое)’ как мо.: γučin-a ‘гучин, гучинд’ (тридцатое, тридцатого).

5 Написанные здесь слова неразборчивы из-за слабого оттиска печати на них. 6 Аналогично.

74

Текст грамоты на современном монгольском языке: Тэнгэрийн бошгоор цагийг эзэлсэн Хуандийн зарлиг. Би зургаан уулзварыг

жолоодон тогтоож түмэн улсыг халайж /1/ засахад7 хэргэм өгөн, шагнагчид8 цөм их шударгаар барьж дотнолон өршөөх нь буюу урьд9 сайн үүдлийг умартахын10 тул үргэлж завсарчилан уучилж бүрэн бүтэн болгон, эндүүрлийг хичээн зүтгэхийг эгээрнэ. Халхын Эринчиндорж /2/ вангийн хэргэм зүй нь эвдрээд залгамжлуулахгүй болговоос зохино. Ер би түүний эцэг өвгийг санаж огоот эвдэрхүйеэ үл түвдэнэ. Хишиг хүртээж үүний вангийн зэргийг бууруулаад бэйс болгож Хажавдорж /3/ чамд /4/ залгамжлуулж засаг болгоод ухуулах өргөмжлөл /5/ өгөв. Чи өршөөн хамгаалсан эрдэмд хичээнгүйлэн нийлүүлж, дотнолон үзсэн хишгийг сүслэн санаж ялангуяа шударга батаар хүндэтгэн тушаалыг сахиж үүрд цааз хуулийг дагаж албанд зүтгэх болбоос чиний эцэг өвөг нүүртэй болох бөгөөд чиний хөвгүүд ач нарт11 буяныг эдлэнэ. Хэрвээ хуулиас зөрж дэмий яван өршөөх хишгийг үтээрэхэд хүрвээс олонд тогтоосон цааз буй, чамайг үл уучилна. Хичээнгүйлэн эмээгтүн!

Тэнгэрийн тэтгэсний хоринхоердугаар он, хаврын тэргүүн сарын шинийн найман12.

Өвчнөөр өнгөрсний хойно өөрийн хөвүүн Цэвдэндоржийг /6/ мөнхүү хошууны бэйс залгамжлуулав.

Тэнгэрийн тэтгэсний хоринтавдугаар он, хаврын дунд сарын хориндөрвөн13.

Өвчнөөр өнгөрсний хойно түүний хөвүүн Сундувдоржид /7/ мөнхүү засгийн хошууны бэйс залгамжлуулав.

Тэнгэрийн тэтгэсний гучинесдүгээр он, өвлийн сүүл сарын гучинд14.

Зарлиг: Сундувдоржийн бэйс хэмээгч Эринчиндорж хүнд ял халдаад чин ванг эвдэв. Хойно би түүний өвөг эцэг ба эцгийг санаж тулгар өргөмжилсөн ванг ер эвдэж үл тэвчихийн тул вангийн хэргэмийг бууруулаад бэйс залгамжлуулжээ. Энэ бэйсийг хишиг хүртээж үе улиран тасралгүй залгамжлуулагтун /8/ хэмээв.

Тэнгэрийн тэтгэсний дөчинзургадугаар он, зуны дунд сарын хориннэгэн /9/15.

Перевод грамоты на русский язык:Волею небес подчинившего время Императора указ. Я, взявший под узды шесть стран

света, держа под надзором и управляя несметными народами, — воздаю достоинства. Удостоенных — с великой справедливостью милостливо щажу и, дабы те не посмели позабыть прежнюю благосклонность, постоянно снисхожу до временного помилования, держа в целостности и сохранности и в стремлении избежания заблуждений. Следует лишить княжеского достоинства халхаского Эринчиндоржа и впредь не передавать по наследству. Я, помня о его предках, не держу зла. Снисходя до милости, повелеваю ― понизить его княжеское достоинство до бэйса и передаю тебе, Хажавдорж, его титул

7 Управляя8 Подлежащих награждению, удостоенных9 Прежний10 Дабы не позабыли11 Они, те12 25 февраля 1757 года.13 09 апреля 1775 года. 14 21 января, 1775 года15 12 июня, 1781 года

75

в наследство и во владение, что подтверждает грамота на титул. И ты, почтительно отнесясь к сохраняющей силе и впредь благоговея перед благосклонной милостынию, в особенности, должен беспрекословно и преданно следовать указам, вечно подчинясь законам верно и преданно служить – дабы предки твои были почитаемы, а потомство твое жило в благодати. Коль нарушишь закон своим бездействием и проявишь неблагодарность к милостыне моей – знай, настигнет моя карающая рука. Трепещи!

Двадцать второй год правления, первый месяц весны, восьмого числа по лунному календарю

После того, как его не станет надлежит унаследовать титул бэйса сыну Цэвэндоржу. Двадцать пятый год правления,

средний месяц весны, двадцать четвертого числа по лунному календарюПосле того, как его не станет также надлежит унаследовать титул хошунного бэйса его сыну Сундувдоржу.

Тридцать девятый год правления, последний месяц зимы, тридцатого числа по лунному календарю

Указ: Бэйс Сундувдоржийн Эринчиндорж, получивший тяжелое наказание лишился титула князя первой степени (чин ван). Помня его предков, понижаю начального титула князя на бэйс. Пусть наследуют милостыней моею присвоенный титул бэйса из поколения к поколению.

Сорок шестой год правления, средний месяц лета, двадцать первого числа по лунному календарю

Комментарии:1. Имеет значения смотреть, наблюдать, держать под надзором [Монгол хэлний

2008: 2403].2. Отмеченный выше халхаский князь (ван) Эринчиндорж являлся внуком Галдан-

доржа, старшего сына Тушету хана Чахундоржи, иными словами ― сыном Дондовдор-жа16, который был старшим сыном Галдандоржа. Как отмечено в Сборнике формулярных списков и биографий монгольских и туркестанских князей, в 30-й год правления Мань-чжурского хана Энх-Амгалана Галдандоржу был присвоен титул князя второй степе-ни (Төрийн жүн ван). Данный титул был унаследован Дондовдоржем и далее, в 8 год правления манчжурского императора, передан Эринчиндоржу. Как отмечено в вышеу-казанном сборнике, в 20-й год правления императора Цянь-Лун маньчжурской династии Эринчиндорж был лишен данного титула и казнен. Необходимо уточнить, что 20-в год своего правления маньчжурский император повелел явиться на аудиенцию Амарсане вместе со старшим братом Чимхүрэм17. Для этого он направил надзирателями Эринчин-доржа и Банди, который в то время был Уполномоченным по водворению порядка в Северной части маньчжурской империи. Однако Амарсана передал печать Уполномо-

16 36–ой год правления Энх-Амгалана. Родились четыре сына: Хавдорж, Эринчиндорж, Хажайдорж (от маньчжурской княгини) и Жавзандамба (от монгольской княгини Баярт). См.: Зарлигаар тогтоосон Гадаад монгол, Хотон аймгийн ван, гүнгүүдийн илтгэл шастир-II. (45-78-р дэвтэр). Халх 4 аймгийн шастир. Монгол бичгээс кирилл бичигт буулгаж, тайлбар хийсэн Ц.Цэрэндорж, Л.Эрдэнэболд, Д.Баржав, Н.Ганбат. Ред. А.Очир, С.Чулуун. Уб., 2009, стр. 17. Также см.: Түвшинтөгс Б. Хичээнгүй амгалан гүнжид олгосон алтан навчит өргөмжлөлийн тухай //ALTAICA-I, Уб., 2002, стр. 61-75.

17 Чимхүүр не является родсвенником Амарсане. А имеются сведения, что он был братом Шагдара – сына үйзэн начальника передового отряда. См.: Манжаас Монголыг эзэрхсэн үеийг илэрхийлсэн хэрэглэгдэхүүн. Худам монгол бичгээс кирилл бичигт буулгасан Хэрээд Ж.Урангуа, Боржигин дориг З.Энхтайван. Нягт. Хэрээд Л.Жамсран. Уб., 2007, стр. 144.

76

ченного северных границ и военного губернатора восточной части, которая была выдана маньчжурским императором, Эринчидоржу и, сговорившись с ним, повернул обратно с берегов реки Иртыш. Когда маньчжурский император предупредил полководца Банди, что Амарсана может удариться в бега, тот успокоил его, сославшись на Эринчиндоржа. Далее император обратился к Эринчиндоржу, где отметил, что Чимхүр идет вопреки мне, нужно задержать Амарсану, но тот пренебрег, сославшись на то, что он является потомственным князем и вряд ли можно применить к нему силу. Поэтому Маньчжур-ский император издал указ, в котором говорилось Так как умышленно препятствовал и не явился в указанный срок, надлежит спросить с него его намерения. Из расследования данного дела очевидно, что его ни в коем случае нельзя освободить от наказания. Помня заслуги его предков, я также не могу быть безразличным к смертной казни. Получив милостыню, пусть сам умертвит себя18.

1. Из событий, описанных во втором пункте комментария, ясно, что Эринчиндоржа лишили наследственности титула князя первой степени и в 22-й год правления импера-тора Цянь-Лун маньчжурской династии понизили титул его старшего брата Хавдоржа до хошунного бэйса (князя четвертой степени). Однако в 25-й год правления императора маньчжурской династии он умер. Имя Хавдорж так же встречается и как Гэнжавдорж (genjabdorji)19.

2. Местоимение второго лица чи следует рассматривать как чи + падежное окон-чание дательного падежа –д > чамд (тебе). Поэтому можно с полной ясностью судить о получателе грамоты, иными словами, данная грамота маньчжурского императора была вручена Хавдоржу.

3. Из словарей периода правления маньчжурского императора следует, что в те вре-мена выдавали следующие грамоты: Навчит өргөмжлөл (грамота, написанная на особой бумаге, украшенной рисунками в виде листьев и цветов), Ухуулах өргөмжлөл (грамо-та на почетное звание), Сургах өргөмжлөл (наставительная грамота). Рассматриваемая нами грамота является Ухуулах өргөмжлөл, что отчетливо видно из самого текста. Та-кую грамоту выдавали чиновникам, имеющим титул выше пятой степени [Сумъяабаатар 2005: 125]. После того, как лица, наследующие тот или иной высокий чин, наследовали данную грамоту на титул, ее сначала передовали в Министерсво чинов, а за тем в При-дворное министерство, где заполняли и ставили печать, после чего она переходила в Палату внешних сношений, откуда уже попадала в руки владельца [Зарлигаар тогтоосон … 2008: 80].

4. Второй сын Хавдоржа. В данном году получил титул хошунного бэйса (князь четвертой степени). Титул владетельного князя хошуна получил третий сын старшего брата отца Хажайдорж.

5. Старший сын Цэвдэндоржа в указанный год получил титул титул хошунного бэйса (князь четвертой степени). В этом же году принял участие в охоте императора, проводимой во время рева оленей, и был награжден знаком отличия ― двухочковым павлиньим пером.

6. Указ маньчжурского императора (46 год правления) Бэйс Сундувдоржийн Эрин-чиндорж, получивший тяжелое наказание, лишился титула князя первой степени (чин

18 Зарлигаар тогтоосон Гадаад монгол, Хотон аймгийн ван, гүнгүүдийн илтгэл шастир-II. (45-78-р дэвтэр). Халх 4 аймгийн шастир. Монгол бичгээс кирилл бичигт буулгаж, тайлбар хийсэн Ц.Цэрэндорж, Л.Эрдэнэболд, Д.Баржав, Н.Ганбат. Ред. А.Очир, С.Чулуун. Уб., 2009, стр. 16-17.

19 Зарлигаар тогтоосон Гадаад монгол, Хотон аймгийн ван, гүнгүүдийн илтгэл шастир. (1-44-р дэвтэр). Халх 4 аймгийн шастир. Монгол бичгээс кирилл бичигт буулгаж, тайлбар хийсэн Ц.Цэрэндорж, Л.Эрдэнэболд, Д.Баржав, Н.Ганбат. Ред. А.Очир. Уб., 2007, стр. 69.

77

ван). Помня его предков, понижаю начального титула князя на бэйс. Пусть наследуют милостыней моею присвоенный титул бэйса из поколения к поколению20.

Далее не встречается какой-либо текст, а имеется лишь пустая страница с красным фоном. Из Сборника формулярных списков и биографий монгольских и туркестанских князей (комментарий 8) следует, что после указа императора в грамотах не указывались дальнейшие события. В Юридическом сборнике Палаты внешних сношений отмечено, что ежели лицо, наследуемое титул, достигло совершенолетия, ему надлежит лично явиться в столицу Циньского государства для досмотра (§ 125), поклонения, милостыни (§ 127). Из рассматриваемой нами грамоты следует, что в ней отражены события, свя-занные с 4 другими людьми и другими отрезками времени. После начального получения грамоты и для последующих получений наград и изменений в должности и титулах пре-тенденты должны были лично являться в соответствующие учреждения для заполнения грамот на почетное звание [Зарлигаар тогтоосон … 2008: 80].

20 Зарлигаар тогтоосон Гадаад монгол, Хотон аймгийн ван, гүнгүүдийн илтгэл шастир-II. (45-78-р дэвтэр). Халх 4 аймгийн шастир. Монгол бичгээс кирилл бичигт буулгаж, тайлбар хийсэн Ц.Цэрэндорж, Л.Эрдэнэболд, Д.Баржав, Н.Ганбат. Ред. А.Очир, С.Чулуун. Уб., 2009, стр.17.

78

Глоссарий:

abka n. ‘тэнгэр’abkai > abka+igen.‘тэнгэрийн’ 01:01;abkai_wexiyexe ‘Тэнгэрийн тэтгэсэн.

Да Чин улсын 6-р хааны цол (1736-1795)’ 07:06; abkai_wexiyexe-igen. ‘Тэнгэрийн тэтгэсний’ 01:19; 03:03; 05:03;

ača- v. ‘золго-, зохицо-, нийлэ-, зохи-, зохиро-, эвцэлдэ-, эвлэлцэ-’

ača=bü=me ‘нийлүүлж’ 01:11;ača=mbi ‘зохино’ 01:07;ačan n. ‘уулзвар’acan-beacc. ‘уулзварыг’ 02:01;aku part. ‘үгүй’ 03:01; 05:01; ali- v. ‘эзлэ-, эдлэ-, тос-, даа-, хүлээ-,

хүртэ-, амса-, барь-, эрхлэ-’ali=mbi ‘эдлэнэ’ 01:15;ali=xa=me ‘эзэлсэн’ 01:01;ama n. ‘эцэг’ 01:14;ama-beacc. ‘эцгийг’amala adv. ‘хойно, хожим’ 07:02;amba adj. ‘их’ 01:03;aniya n. ‘он’ 01:19; 03:03; 05:03; 07:06;ayikabade conj. ‘хэрвээ’ 01:15;

ba n. ‘газар, явдал, үүдэл’ 01:04;ba+be acc. ‘үүдлийг’balai adj. ‘дэмий’ 01:15;beyise n. ‘бэйс’ 01:09; 03:02; 05:02; 07:01;

07:04;beyise-be acc. ‘бэйсийг’ 07:04;bi p. pron. ‘би’ 01:02; 01:07; 07:02;bi v. ‘буй’ 01:17;bilü- v. ‘жолоодо-’ bilü=me ‘жолоодон’ 01:02;biya n. ‘сар’

biyai > biya+igen. ‘сарын’ 01:19; 03:03; 05:03;bü- v. ‘өгө-’bü=me ‘өгөн’ 01:03;bü=xe ‘өгөв’ 01:11;

čebdendorji ant. ‘Цэвдэндорж’čebdendorji-dedat‘Цэвдэндоржид’

03:01;čin_wang n. ‘чин ван’ čin_wang-beacc. ‘чин ванг’ 07:02;

dali- v. ‘халхла-’

dali=me ‘халхлаж’ 01:06;damü adv. ‘ер’ 01:07;dasara- v. ‘заса-’ dasara-dedat ‘засахад’ 01:03;daxa- v. ‘дага-’ daxa=me ‘дагаж’ 01:13;derengge adj. ‘нүүртэй’ 01:14;dosxolo- v. ‘янагла-, дотноло-,

дотночило-’dosxolo=me ‘дотнолон’ 01:04; 01:11;

eberembü- v. ‘бууруул-’ eberembü=fi ‘бууруулаад’ 01:09;

07:04;efüle- v. ‘эвдэ-’efüle=fi ‘эвдрээд’ 01:07;

efüle=me ‘эвдрэхүйеэ, эвдэж’ 01:08; 07:03;

efüle=xe ‘эвдэв’ 07:02;ele adv. ‘ялангуяа’ 01:12;endebükü n. ‘эндэгдэл, эндүүрэл’ endebükü-beacc.‘эндүүрлийг’ 01:05;enggele- v. ‘халай-’enggele=me ‘халайж’ 01:03;entexeme adv. ‘үүрд, ашид, мөнхөд’

01:13;erdemü n. ‘эрдэм’ erdemü-dedat. ‘эрдэмд’ 01:11;ere d. pron.‘энэ’ 07:04;erei > ere+igen. ‘үүний’ 01:09;ere- v. ‘эгээр-’ ere=mbi ‘эгээрнэ’ 01:06;erinčindorji ant. ‘Эринчендорж’ 07:01;

erinčindorji-i ‘Эринчендоржийн’ 01:06;

fafün n. ‘цааз’ 01:13; 01:17;fašša- v. ‘зүтгэ-’ fašša=ra ‘зүтгэх’ 01:14;faššara-beacc. ‘зүтгэхийг’ 01:06;forγon n. ‘цаг, улирал’ forγon-beacc. ‘цагийг’ 01:01;füngne- v. ‘өргөмжлө-’füngne=xe ‘өргөмжилсөн’ 07:03;füngnexen n. ‘өргөмжлөл’ 01:10;füxali part. ‘огоот’ 01:08; 07:03;füγjin adj. ‘тулгар’ 07:03;

γajabdorji ant. ‘Хажавдорж’ 01:10;

79

γama- v. ‘аваачи-’γama=raku ‘аваачихгүй’ 01:17;γosi- v. ‘өршөө-’

γosi=me ‘өршөөн’ 01:11;γosi=re ‘өршөөх’ 01:16;γosi=re=ngge ‘өршөөх нь’ 01:04;

γuni- v. ‘сана-’γuni=me ‘санаж’ 01:08; 01:12; 07:03;

γusa n. ‘хошуу’γusai > γusa+igen. ‘хошууны’ 03:02; 05:02;

γusin_üyüči num. ‘гучинесдүгээр’ 05:03;

gemü num. ‘цөм’ 01:03;ginggüle- v.‘хичээнгүйлэ-’ 01:17;

ginggüle=me ‘хичээнгүйлэн’ 01:11;giyan n. зүй, зохис’

giyan-i ‘зүйг’ 01:07;gülxün adj. ‘бүхэл, бүтэн’ 01:05;gürün n. ‘улс, гүрэн, олон’

gürün-beacc. ‘улсыг’ 01:02;gürün-dedat. ‘олонд’ 01:16;

i d. pron. ‘тэр’ ini > i+nigen. ‘түүний’ 01:08; 03:01; 05:01; 07:02;

iče adj. ‘шинэ, шинийн’ 01:19;inekü adv. ‘мөнхүү’ 03:02; 05:02;isi- v. ‘хүрэ-, өртө-’

isi=bü=me ‘хүртээж’ 01:09; 07:05;isina- v. ‘хүрч одо-’

isina=či ‘хүрвээс’ 01:16;

jafa- v. ‘бари-’jafa=me ‘барьж’ 01:04;

jakanja- v. ‘зааварчила-’jakanjame ‘зааварчилан’ 01:05;

jakun num. ‘найман’ 01:19;jalan n. ‘үе’ 07:05;jasaγ n. ‘засаг’ 01:10;

jasaγ-igen. ‘засгийн’ 05:02;jekdüngge adj. ‘бат’

jekdüngge-beinstr. ‘батаар’ 01:12;jergi n. ‘зэрэг’

jergi-beacc. ‘зэргийг’ 01:09;jiramila- v. ‘хүндэтгэ-’

jiramila=me ‘хүндэтгэн’ 01:12;jorγon num. ‘арванхоердугаар сар’ 05:03;jüi n. ‘хөвүүн; нуган хүүхэд’ 03:01; 05:01;jürče- v. ‘зөрө-’

jürče=me ‘зөрж’ 01:15;

jüse n. pl. ‘үрс’ 01:14;juwan num. ‘арван’ 03:03;

kalka etn. ‘халх’ kalkai > кalka+igen. ‘халхын’ 01:06;

karma- v. ‘хамгаала-’karma=xa ‘хамгаалсан’ 01:11;

kemüni adv. ‘үргэлж’ 01:05;kesi n. ‘хишиг’ 01:08; 07:05;

kesi-beacc. ‘хишгийг’ 01:12; 01:16;kiče- v. ‘хичээ-’

kiče=me ‘хичээн’ 01:06;kooli n. ‘хууль’

kooli-beacc. ‘хуулийг’ 01:13; 01:15;

lasxalara- v. ‘тасла-’lasxalaraku > lasxalara-аku

‘тасралгүй, таслахгүй’ 07:05;

mafa n.‘өвөг’ 01:14;mafa_ama n. ‘өвөг эцэг’

mafa_ama-beacc. ‘өвөг эцгийг’ 01:08; 07:02;manggi adv. ‘хойно’ 03:01; 05:01;

nenexe adv. ‘урьд’ 01:04;neči- v. ‘хала-’nečifi ‘халдаад’ 07:02;nimeme_aku_oxo ‘өвчнөөр үгүй болсон’ 03:01; 05:01;ninggün num. ‘зургаа’ 01:02;

ninggüci ‘зургадугаар’ 07:06;

o- v. ‘боло-’o=bü=či ‘болговоос’ 01:07; o=bü=fi ‘болгож, болгоод’ 01:09;

01:10; o=bü=me ‘болгон’ 01:05; o=fi ‘тул, болгоод’ 01:04; 07:03; o=xo ‘болсон’ 03:01; 05:01; o=xo=de ‘болбоос’ 01:14;

olxošo- v. ‘сэрэмжлэ-, эмээ-’ olxošo ‘эмээгтүн’ 01:18;

ombime conj. ‘бөгөөд’ 01:14;omosi n. pl. ‘ач нар’ 01:15;ončodo- v. ‘уучила-’

ončodo=me ‘уучлан’ 01:05; 01:17;ongγoro- v. ‘умарта-’

ongγoraku > ongγoro-aku ‘умартахгүй ~ үл умартах’ 01:04;orin num. ‘хорь, хорин’ 05:03;

80

orin_düyin num. ‘хориндөрвөн’ 03:03;orin_jüwači num. ‘хоринхоердугаар’ 01:19;orin_sunjaci num. ‘хоринтавдугаар’ 03:03;

sayin adj. ‘сайн’ 01:04;serengge ger. ‘нэрт, хэмээгч’ 07:01;se- v. ‘хэмээ-’

se=xe ‘хэмээв’ 07:05;si p. pron. ‘чи’ 01:11;

simbe > sim+beabl. ‘чамайг’ 01:17;sinde > sin+dedat. ‘чамд’ 01:10;sini > sin+igen. ‘чиний’ 01:14; 01:14;

siden n. ‘алба’ siden-dedat. ‘албанд’ 01:13;

sira- v. ‘залгамжла-’sira=bü ‘залгамжлуулагтун’ 07:05;sira=bü=fi ‘залгамжлуулж’ 01:10;sira=bü=ra=ku ‘залгамжлуулахгүй’

01:07;sira=bü=xa ‘залгамжлуулав’ 03:02;

05:02;sira=bü=xabi ‘залгамжлуулжээ’

07:04;sündübdorji ant. ‘Сундувдорж’

sündübdorji-dedat.‘Сундувдоржид’ 05:01;

sündübdorji-igen. ‘Сундувдоржийн’ 07:01;

šangnarangge n. ‘шагнагдагчид’ 01:03;

tebči- v. ‘тэвчи-’tebči=raku ‘тэвчихгүй’ 01:08; 07:03;

tondo adj. ‘шударга’ 01:12;tondo-beinstr. ‘шударгаар’ 01:03;

toγto- v. ‘тогто-’

toγto=bü=me ‘тогтоож’ 01:02;toγto=bü=xa ‘тогтоосон’ 01:17;

tümen num. ‘түмэн’ 01:02;tüšan n. ‘тушаал’

tüšan-beacc. ‘тушаалыг’ 01:13;tüwa- v. ‘сахи-, үзэ-’

tüwa=kiya=ra ‘сахиж’ 01:13;tüwa=xa ‘үзсэн’ 01:12;

üjen adj. ‘хүнд’ 07:01;ülxibü- v. ‘ухуула-’

ülxibü=re ‘ухуулах’ 01:10;ürgede- v. ‘үтээрэ-’

ürgeda=re-dedat. ‘үтээрэхүйд’ 01:16;

wang n. ‘ван’ wang-beabl. ‘ванг’ 07:03;wang-nigen. ‘вангийн’ 01:06; 01:09;

07:04;weyilen n. ‘ял’ 07:01;

xala- v. ‘улира-’xala=me ‘улиран’ 07:05;

xergen n. ‘хэргэм’ 01:03;xergen-beacc. ‘хэргэмийг’ 01:07; 07:04;

xese n. ‘зарлиг; бошго’ 01:02; 07:01;xesei > xese+iinstr. ‘бошгоор’ 01:01;

xökše- v. ‘сүслэ-, шүтэ-’xökše=me ‘сүслэн’ 01:12;

xutüri n. ‘хутаг, буян’xutüri-beacc. ‘буяныг’ 01:15;

xuwangdi n. ‘хуанди’xuwangdi-igen. ‘хуандийн’ 01:02;

yabü- v. ‘ява-’yabü=me ‘яван’ 01:16;

yooni adj. ‘бүрэн’ 01:05;

Ном зүй

Жигмэддорж Э. Монгол улсын Үндэсний төв архивт хадгалж буй нэгэн өргөмжлөлийн тухайд // Quaestions Mongolorum Disputatae. № 5. Tokyo, 2009.

Зарлигаар тогтоосон Гадаад Монголын төрийг засах явдлын яамны хууль зүйлийн бичиг // Монголын төр, эрх зүйн түүх (Дээж бичиг). IV дэвтэр (I хэсэг). Эмх. Б.Баярсайхан, Б.Батбаяр. Уб., 2008.

Шархүү Цэ. Төрөл хэлний үг найруулах нөхцөлийг орчуулж байсан уламжлалаас // Орчуулах эрдэм № 6. Уб., 1989.

Монгол хэлний дэлгэрэнгүй тайлбар толь-IV. (Т-Хө) Ер. ред. Л.Болд. Уб., 2008.Сумъяабаатар. Гучинзургаат тайлбар толь I-V. Уб., 2005.

81

ТОД ҮСГИЙН «УДААН» ХЭМЭЭХ ТЭМДГИЙН ХЭРЭГЛЭЭ, ТҮҮНИЙ ОНЦЛОГ

Б. Даваадорж

Хүний хэл яриа нь үүсч буй болсон үеэсээ хойш хувьсан хөгжиж өөрчлөгдсөөр ирсэн бөгөөд энэ бүхнийг тухай тухайн үеийн бичиг үсэгт зохих хэмжээгээр тусгаж, хэл яриагаа тэмдэглэсээр ажгуу. Монголчуудын хэрэглэж байсан бичиг үсгээс урт удаан хугацааны турш харилцааны үүрэг гүйцэтгэн хэрэглэгдэж байгаа бичиг нь монгол бичиг юм. Урт удаан хугацаагаар хэрэглэгдэхийн мөн чанар нь монгол бичигт өөрт нь байсаар байна. Энэ нь монгол бичгийн бичиж тэмдэглэхийн тогтолцоо болно. Давхарласан тогтолцоот хэл лугаа адил тогтолцоот бичиг болбоос монгол бичиг билээ.

Монгол бичигт суурилсан, монгол бичгийг уламжилсан бичиг болбоос Заяа бандида Намхайжамц 1648 онд найруулсан тод үсэг юм. Тод үсгийг бас тодорхой үсэг хэмээнэ. Тодорхой үсэг хэмээхийн учир монгол үсгийн зурам, цэг тэмдгийг харьцангуй нэлээд өөрчилсөн учраас тодорхой үсэг хэмээмүй. Монгол бичигт нэг тэмдэгтээр хэд хэдэн авиаг тэмдэглэж байсныг өөрчлөн, авиа бүрийг өөр өөр тэмдгээр тэмдэглэх аргаар тод үсгийг найруулсан байдаг. Тод үсгийн тэмдэглэгээнд буруу харсан шүд (өргөс) зурмаар тодорхой авиаг бичигт тэмдэглэх аргыг тухайн үедээ сонгосон. Энэ тэмдэглэгээ нь хожмын үеийн судлаач, сонирхогчдын анхаарлыг татсаар ирсэн билээ.

Удаан хэмээх тэмдэглэгээг тод үсэгт хэрхэн хэрэглэснийг үсэг бичгийн хэрэглээний талаас нь тодруулан авч үзье.

Нэг. Үгийн сангийн үгийг тэмдэглэсэн нь.I. Чанга эгшигтэй эр үг1. Монгол бичгийн хэлний -aγa- нийлцийг -aā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qaγan qaān хаан siltaγan šiltaān шалтгаан baγatur baātur баатар ǰuǰaγan ǰuǰaān зузаан udaγan udaān удаан kiǰaγar kiǰaār хязгаар2. Монгол бичгийн хэлний -uγa- нийлцийг -aā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ urulduγan uruldaān уралдаан bayilduγan bayilduγaān байлдаан γutuγaba γutaāba гутаав3. Монгол бичгийн хэлний -iya- нийлцийг -aā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ tariyalang taraālang тариалан quriyaγsan quraāqsan хураасан maγusiyan moūšaān муушаан ǰakiy-a ǰakaā захиа ugiyan ukaān угаан

82

4. Монгол бичгийн хэлний -iγa- нийлцийг -aā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ ǰiγaγsan ǰaāqsan заасан ungsiγači ungšaāči уншаач5. Монгол бичгийн хэлний богино эгшгийг -aā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qamiγa qamiγaā хаана qubilγan qubilγaān хувилгаан čaγan čaγaān цагаан qoyaduγar qoyoduγaār хоёрдугаар yambar yamaāru ямар6. Монгол бичгийн хэлний -oγu- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qoγusun qoāsun хоосон boγul boāl боол toγusu toāsu тоос ǰoγuγlaγsan ǰoāqloqson зооглосон čoγuraqul-a čoāraqulaā цоорохлоо7. Монгол бичгийн хэлний -oγa- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ toγa toā γuv-a γoā qov-a qoābur šara8. Монгол бичгийн хэлний -uγa- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ tomuγa tomoā томоо bolγuγan bolγoān болгоон dotuγadu dotoādu дотоод bosuγa bosoā босоо oγuγatu oγoāto огоот9. Монгол бичгийн хэлний -iγa- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qosiγad qošoād хошоод10. Монгол бичгийн хэлний -iya- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ ǰokiyal ǰokoāl зохиол oriyaγsan oroāqson ороосон11. Монгол бичгийн хэлний -oū- нийлцийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ γoumai γoāmoi гоомой douradu doādu доод12. Монгол бичгийн хэлний богино эгшгийг -oā- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ odu odoā одоо

83

Монгол бичгийн хэлэнд -aγa-, -uγa-, -iγa-, -iya-, богино эгшиг нийлцээр тэмдэглэж байсан үгийг тод үсэгт -aā- нийлцээр бичдэг. Эдгээр нийлцийг орчин цагийн утга зохиолын хэлэнд аа урт эгшгээр өгүүлдэг, бичдэг. Дурдсан нийлцүүд нь хэл ярианд XYII зууны үед нэлээд өөрчлөгдөөд, -aγa=aʼā, -uγa=uʼā, -iγa=iʼā, -iya=iʼā байдлаар өгүүлэгдэн улмаар ā эгшгийн өмнөх эгшгүүд нь өргөлтөт үеийн эгшигтээ захирагдан aʼā хэмээн ойрад аялгуунаа тодорхойёо өгүүлэгдэн байсныг тод үсэгт тусгаснаар aā хэлбэрээр шүд+өргөс зурмаар бичигт тэмдэглэх аргыг сонгосон нь богино, урт хоёр эгшиг нэг доор өгүүлэгдэн байсныг илэрхийлж байгаа бололтой. Чанга а эгшигтэй үгэнд зөвхөн шүд зурмын дараа л «удаан» хэмээх тэмдгийг хэрэглэж байна.

Монгол бичгийн хэлэнд -oγu-, -oγa-, -uγa-, -iya-, -iγa-, -oū-, богино эгшиг нийлцээр тэмдэглэж байсан үгсийг тод үсэгт -oā- нийлцээр тэмдэглэж байна. Эдгээр нийлц нь XYII зууны үед -oγa=oʼā, -oγu=oʼā, -uγa=uʼā=oʼā, -iya=iʼā=oʼā, -iγa=iʼā=oʼā, -ou=oʼā хэмээн ойрад аялгуунд өгүүлэгдэн, түүнийг тод үсэгт -oā- буюу гэдэс+өргөс зурмаар тэмдэглэсэн бөгөөд энэ нь тухайн үеийн ойрад аялгууны өгүүлэхтэй тохирч байжээ. Эдүгээ ч ойрад аялгуунаа ийнхүү өгүүлдэг билээ.

Тод үсэгт -oā- хэлбэрээр тэмдэглэж байгаа нь монгол бичгийн хэлний о үсэг бүхий үгийн тэмдэглэгээнд байсан нийлцүүд тэргүүн үеийн уруулшсан эгшгийн нөлөөгөөр тэргүүн ба тэргүүн бус үедээ гол төлөв о авиагаар өгүүлэгдэн, монгол бичгийн хэлний дурдсан нийлцүүд өөрчлөгдөн, ЭГЭ нийлцийн хоёрдугаар эгшиг нь ā урт эгшгээр, нэгдүгээр эгшиг нь өргөлтөт үеийн о эгшгээр тус тус дараалан өгүүлэгдэж байсныг илэрхийлж байна.

II. Хөндий эгшигтэй эм үг 1.Монгол бичгийн хэлний -ege- нийлцийг -eǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ degedü deǟdü дээд idege ideǟ идээ negegemel neǟmel нээмэл deger-e deǟre дээр čegeǰi čeǟǰi цээж medege medeǟ мэдээ2. Монгол бичгийн хэлний -üge- нийлцийг -eǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь sitügen šüteǟn шүтээн üküger ükeǟr үхээр bütügen büteǟn бүтээн3. Монгол бичгийн хэлний -iye- нийлцийг -eǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ kemǰiy-e kemǰeǟ хэмжээ küriyelen küreǟlen хүрээлэн iniyedün ineǟdün инээд büliyen büleǟn бүлээн keriy-e kereǟ хэрээ4. Монгол бичгийн хэлний -ige- нийлцийг -eǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ sigesün šeǟsün шээс teǰigel teǰeǟl тэжээл

84

5. Монгол бичгийн хэлний -iye- нийлцийг -iǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ küliyesün küliǟsün хүлээс kičiyeqči kičiǟqči хичээгч6. Монгол бичгийн хэлний богино эгшгийг -eǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ kemekü kemeǟkü хэмээх edüge ödügeǟ өдгөө yesüdüger yesüdügeǟr есдүгээр niǰeged niǰeǟd нэжгээд nigedüger nigedügeǟr нэгдүгээр7. Монгол бичгийн хэлний -öge- нийлцийг -öǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ ǰögelen ǰöǟlön зөөлөн kögegeǰü köǟǰi хөөж kögesün köǟsün хөөс čögeren čöǟrön цөөрөн öger-e öǟrö өөр8. Монгол бичгийн хэлний -üge- нийлцийг -öǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ görügesün göröǟsün гөрөөс irüger iröǟl ерөөл könügel könöǟl хөнөөл örügesügel öröǟcköl өрөөсгөл köküge kököǟ хөхөө9. Монгол бичгийн хэлний -iye- нийлцийг -öǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ örüsiyenggüi öröšöǟnggüi өршөөнгүй ǰöbsiyeǰü ǰöbšöǟǰi зөвшөөж10. Монгол бичгийн хэлний богино эгшгийг -öǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ dötüger dötögöǟr дөтгөөр

Монгол бичгийн хэлний -ege-, -üge-, -iye-, -ige-,богино эгшиг нийлцийг тод үсэгт -eǟ- нийлцээр тэмдэглэж байна. Нийлцийн -eʼe-, -üʼe-, -iʼe- хэлбэрүүд нь тэргүүн үеийн e эгшгийн нөлөөгөөр тэргүүн бус үед мөн л -eʼe- болж, улмаар ойрад аялгуунаа -eǟ- хэмээн эм үгэнд өгүүлэгдэж байсныг тод үсгээр тухайн үеийн өгүүлэгдэж байгаа байдлыг нэлээд дөхүү байдлаар бичигт тэмдэглэж байна.

Тэргүүн үедээ ö эгшигтэй үгийн эгшгийг монгол бичгийн хэлэнд -öge-, -üge-, -iye-, богино эгшиг нийлцээр тэмдэглэж байсан. Эдгээр нийлц нь дунд үеийн монгол хэлний үед -öʼe-, -üʼe-, -iʼe- болчихсон, улмаар эгшгийн уруулын шинжийн давамгайллаар ö болон хөгжихийн зэрэгцээ -öǟ- хэлбэрээр хадгалагдан өгүүлэгдэж байсан тэрхүү онцлогийг тод үсэгт тусгаснаар ö эгшгийг бас ардаа өргөс зурамтай бичдэг аргыг сонгосон нь тод үсгийн тэмдэглэгээний өвөрмөц нэгэн арга болжээ.

Монгол бичгийн хэлэнд -iye- мэтийн нийлцийг тод үсэгт -iǟ- нийлцээр тэмдэглэсэн нь шилбэ зурмын орчинд өргөс зурмаар тэмдэглэсэн нь үүсмэл ба үүсмэл бус үгийн урт эгшгийг үгийн тэргүүн, тэргүүн бус үед эм үгэнд e, i, ö эгшиг буюу шилбэ, өргөстэй дөрвөлжин гэдэс зурмын дараа өргөс зурмаар бичих аргыг боловсруулснаар ийм буюу.

85

Тод үсэгт үгийн сангийн үгийн урт эгшгийг a, o, e, i, ö богино эгшгийн дараа ā/ǟ буюу шүд, шилбэ, дөрвөлжин гэдэс зурмын дараа өргөс зурмаар тэмдэглэж байна. Энэ нь aā, oā, eǟ, iǟ, öǟ тэмдэглэгээ юм. Тод үсгийн энэ тэмдэглэгээ нь XVII зууны үеийн хэлний онцлогийг тусгасан байна гэж үзэх үндэслэлтэй. Энэ үеийн монгол хэлэнд үүсмэл урт эгшиг буй болчихсон хөгжиж байсан зэрэг авианзүйн өөрчлөлтүүдийг тод үсэгт тодорхой тусгасан. Тод үсгээр бичгийн хэлийг тэмдэглэх зорилгоор тухайн үедээ найруулсан. Тод үсгээр тэмдэглэх суурь аялгуу нь ойрад аялгуу байсан. Ойрад аялгуунд суурилан бичих тэмдэглэх аргыг боловсруулжээ.

Хоёр. Урт эгшиг бүтэцтэй залгавруудыг тэмдэглэсэн ньI. Нэр үгийн нөхцөл1. Гарахын тийн ялгалын нөхцөлА. Гарахын тийн ялгалын -ača/-eče нөхцөлийг -eǟče нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХγasalang-ača γasalang-eǟče гаслангаасbalγad-ača balγad-eǟče балгадаасayoul-ača ayoūl-eǟče аюулаасorun-ača oron-eǟče орноосmodun-ača modun-eǟče модноосtegün-eče töǖn-eǟče түүнээсbey-e-eče beye-eǟče биеэсköböün-eče köböǖn-eǟče хөвүүнээсtngri-eče tenggeri-eǟče тэнгэрээсyertünčü-eče yertünčü-eǟče ертөнцөөсtegüsügsen-eče tögüsüqsen-eǟče төгссөнөөс

B. Гарахын тийн ялгалын -ača нөхцөлийг -aāsa, -oāso, -uāsa, -iāsa нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь -aāsa нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХǰam-ača ǰamaāsa замаасmaγtaγal-ača maqtaālaāsa магтаалаасburqan-ača burqanaāsa бурханаасtayilburi-ača tayilburaāsa тайлбараасsang-ača sanggaāsa сангаасoduγsan-ača oduqsanaāsa одсоноос-oāso нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХqoyin-a-ača qoyinoāso хойноосqoyar-ača qoyoroāso хоёроосǰokiyaγsan-ača ǰokoāqsonoāso зохиосноосodun-ača odonoāso одноосnom-ača nomoāso номоосǰobaγsan-ača ǰoboqsonoāso зовсноос-uāsa нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХoruqu-ača oroquāsa орохоосtonilqu-ača tonilquāsa тонилохоос

86

bariqu-ača bariquāsa барихаасqoyitu-ača qoyituāsa хойтоосtabintu-ača tabintuāsa тавинтаас-iāsa нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХšabi-ača šabiāsa шавиас

C. Гарахын тийн ялгалын -eče нөхцөлийг -eǟse, -öǟsö, -üǟse нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь -eǟse нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХbükün-eče büküneǟse бүхнээсögüden-eče öǖdeneǟse үүднээсnigen-eče nigeneǟse нэгнээсbičig-üd-eče bičigöǖdeǟse бичгүүдээсüǰügür-eče üǰüǖreǟse үзүүрээсtüyidker-eče tüyidkereǟse түйтгэрээс-öǟsö нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХöber-eče öböröǟsö өөрөөсkölgen-eče kölgönöǟsö хөлгөнөөсnöküd-eče nöködöǟsö нөхдөөсdörben-eče dörbönöǟsö дөрвөнөөс-üǟse нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХmedekü-eče medeküǟse мэдэхээсükükü-eče üküküǟse үхэхээсsilüqtü-eče šülüqtüǟse шүлэгтээсyertünčü-eče yertünčüǟse ертөнцөөсТод үсэгт монгол бичгийн үсгийн зурам махбод, монгол бичгийн бичихүй

байдлыг уламжилсан учраас тод үсэгт тийн ялгалын нөхцөл зэргийг дагуулан бичих ёсыг баримталж, гарахын тийн ялгалын -ača/ -eče нөхцөлийг -eǟče хэлбэрээр эр, эм аль ч үгнээ бичиж байсан ба хожмын үедээ эр үгэнд -aāsa, -oāso, -uāsa, -iāsa хэлбэрээр, эм үгэнд -eǟse, -öǟsö, -üǟse хэмээн тэмдэглэдэг болжээ.Үүний -eǟče нөхцөлийг монгол бичгийн дагуулан бичих ёсоор тэмдэглэхэд зохимжтой бөгөөд -ača/ -eče нөхцөлтэй ойролцоо байна. Энэ нь хэлний авиа буюу эгшгийн эр, эмийг ялган тэмдэглэж байв. -eǟče нөхцөл нь ийнхүү гагц хэлбэртэй байснаа найм орчим хувилбартай болсон нь мөн л ярианы хэлний хувьсал дуудлагаа дагаад эр, эмээр зохицдог байснаа хэл, уруулаар зохицох хувилбартай болсноор түүнийг тэмдэглэх боломж тод үсэгт байх тул тэр ёсоор шүд, шилбэ, гэдэс тус тусын ард өргөс зурмаар тэмдэглэн, нөхцөлүүдийг нэр үгийн үндсэнд дагуулах бус залгах аргаар бичих болжээ. Энэ нь -ača/ -eče хувиран тухайн үедээ -аас байдлаар өгүүлэгдэж байсныг тэмдэглэж байжээ хэмээн үзвээс бас яг тийм бус бололтой. Дараалан орсон хоёр эгшгийн эхнийх нь a, e, i, o, u, ö, ü богино эгшиг байх боловч өргөлтийг өөртөө авч буй хоёрдугаар эгшгийн ā/ǟ дуудлагыг өргөс зурмаар тэмдэглэжээ хэмээн үзэж болно. 2. Үйлдэхийн тийн ялгалА. Үйлдэхийн тийн ялгалын -bar/-ber нөхцөлийг -beǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХ šatu-bar šatu-beǟr шатаар arγamǰi-bar arγamǰi-beǟr аргамжаар

87

čoγča-bar čoqčo-beǟr цогцоор toluγai-bar toloγoi-beǟr толгойгоор erdeni-ber erdeni-beǟr эрдэнээр belge-ber belge-beǟr бэлгээр sim-e-ber šime-beǟr шимээр ildü-ber ildü-beǟr илдээрB.Үйлдэхийн тийн ялгалын -iyar/-iyer нөхцөлийг -yeǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХ siltaγan-iyar šiltaān-yeǟr шалтгаанаар boluγsan-iyar boluqsan-yeǟr болсноор γar-iyar γar-yeǟr гараар oyun-iyer oyoūn-yeǟr оюунаар naran-iyer naran-yeǟr наранаар nidün-iyer nidün-yeǟr нүдээр ebedčin-iyer ebečin-yeǟr өвчнөөр sedkil-iyer sedkil-yeǟr сэтгэлээр mör-iyer mör-yeǟr мөрөөр tegüsügsen-iyer tögüsüqsen-yeǟr төгссөнөөрC. -iyar, -bar нөхцөлийг-aār, -oār, -uār, -iār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь -aār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХuqaγsan-iyar uqaqsanaār ухсанаарdaγu-bar doūγaār дуугаарsonusuγsan-iyar sonosuqsanaār сонссоноорmiq-a-bar maqaār махаарqabirγa-bar qabirγaār хавиргаарtakil-iyar takilaār тахилаар-oār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХorui-bar oroyiγoār оройгоорǰokiyal-iyar ǰokoāloār зохиолоорnom-iyar nomoār номоорyosu-bar yosoār ёсоорmoγai-bar moγoyiγoār могойгоорnoyir-iyar noyiroār нойроор-uār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХqarangγui-bar qarangγuār харангуйгаарolqu-bar olquār олохоорbusu-bar busuār бусаарusu-bar usuār усаарuyidqu-bar uyidquār уйдахаарsanaqu-bar sanaquār санахаар-iār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsurγaγuli-bar surγuūliār сургуулиарadali-bar adaliār адилаар

88

ali-bar aliār алиарami-bar amiār амиар

D. -iyer,-ber нөхцөлийг -eǟr, -öǟr, -üǟr, -iǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь -eǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХeneriküi-ber eneriküyigeǟr энэрхүйгээрtebčigsen-iyer tebčiqseneǟr тэвчсэнээрüǰügür-iyer üǰüǖreǟr үзүүрээрbügüde-ber bügüdeǟr бүгдээрüge-ber ügeǟr үгээрbilig-iyer biligeǟr билигээр-öǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХörüsiyenggüi-ber öröšöǟnggöǟr өршөөнгөөрǰöb-iyer ǰöböǟr зөвөөрölüskü-ber ölösköǟr өлсөхөөр-üǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХirekü-ber ireküǟr ирэхээрküčü-ber küčüǟr хүчээрegesiglekü-ber egešiqleküǟr эгшиглэхээрkündülekü-ber kündüleküǟr хүндлэхээрmetü-ber metüǟr мэтээрmedekü-ber medeküǟr мэдэхээр-iǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХbisi-ber bišiǟr бишээрesi-ber ešiǟr эшээр

Үйлдэхийн тийн ялгалын нөхцөлийг монгол бичгийн адил дагуулж, задгай үеэр төгссөн нэр үгэнд -ber, битүү үеэр төгссөн нэр үгэнд -iyer нөхцөлийг эр, эм аль ч үгэнд бичиж байсан. Тухайн тийн ялгалын нөхцөлийг залган бичих хандлага тэр үед байсан учраас нэг бүтээлийн дотор уг нөхцөлийг дагуулж бичсэн, залгаж бичсэн байх ба үүний залгаж бичсэн тохиолдол нь цөөн байна.

Дараах үеийн бүтээлүүдэд тийн ялгалын нөхцөлийг залган бичих ёсыг голлон баримталсан байдаг. Энэ нь залган бичиж байгаа учир эгшгийн хэлний, уруулын, хүчдэлийн ялгааг тодорхой тэмдэглэх болсон байна. Ийм учраас үйлдэхийн тийн ялгалын -beǟr, -yeǟr нөхцөлийг нэр үгийн үндэс нь задгай үе, битүү үе алинаар нь төгссөнийг харгалзан дагуулдаг болхулаа нөхцөлийг залган бичих болсноор нэр үгийн үндэс нь задгай, битүү үеэр төгссөнийг эс харгалзсан мэт -aār, -oār, -uār, -iār, -eǟr, -öǟr, -üǟr, -iǟr хувилбараар тэмдэглэсэн байна. Хувилбар тус тус нь тодорхой нөхцөлд буй болжээ. -aār, -eǟr нөхцөл нь эр, эм үгэнд залгадаг хэлбэр болно. -oār, -öǟr хувилбар нь үгийн тэргүүн үеийн о ба ö эгшгийн нөлөөгөөр ийм эгшигтэй үгэнд үүссэн байна. -uār, -üǟr хувилбар нь u ба ü эгшгээр төгссөн нэр үг, үйл үгэнд, ялангуяа -qu, -kü төгсгөлтэй үйл үгэнд бичигдэж байна. -iār, -iǟr хувилбар нь i эгшгээр төгссөн үгэнд л буй болжээ.

Тод үсгийн тэмдэглэгээнд эхний үедээ шилбэ зурмын ард өргөс зурмыг бичиж, үйлдэхийн тийн ялгалын нөхцөлийг тэмдэглэж байжээ. Үүнээс хойш шүд, шилбэ, гэдэс зурмын ард өргөс зурмаар тэмдэглэх болсон байна.

89

3. Ерөнхийлөн хамаатуулах нөхцөл А. -iyan/-iyen нөхцөлийг -yeǟn нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qamuγ-iyan qamuq-yeǟn хамгаа qubčasun-iyan qubčasun-yeǟn хувцасаа qayiratan-iyan qayiratan-yeǟn хайртнаа töröl-iyen töröl-yeǟn төрлөө debel-iyen debel-yeǟn дээлээ čimeg-iyen čimeq-yeǟn чимгээB. -ban/-ben нөхцөлийг -beǟn нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ qubčasu-ban qubčasu-beǟn хувцасаа nilbusu-ban nilbusu-beǟn нулмисаа dotoro-ban dotoro-beǟn дотроо čiki-ben čikibeǟn чихээ ebčigüǖ-ben ebčöǖ-beǟn өвчүүгээC. -iyan, -ban нөхцөлийг -oān нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ dotur-a-ban dotoroān дотрооD. -iyen, -ben нөхцөлийг -öǟn нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХ öber-iyen öböröǟn өөрөө

Хамаатуулахын нөхцөлийг үйлдэхийн тийн ялгалын нөхцөлийн адилаар -yeǟn, -beǟn -ээр тэмдэглэж байсан, хожим нь -oān, -öǟn хувилбарууд залган бичих загвараар, тэргүүн үеийн o, ö эгшгийн хүчтэй нөлөөгөөр бичигт буй болжээ.4. Өгөх оршихын тийн ялгалын нөхцөлA. -a нөхцөлийг -aā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХamitan-a amitanaā амьтнааsanaγan-a sanaānaā санаанааoyun-a oyoūn-a оюунааbelge činar-a belge činaraā бэлгэ чанарааtoγusun-a toāsunaā тоосноо

B. -e нөхцөлийг -eǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХtegün-e töǖneǟ түүндküčün-e Küčüneǟ хүчиндerdem-e erdemeǟ эрдэмдteden-e tedeneǟ тэдэндsedkil-e sedkileǟ сэтгэлд

C. -a нөхцөлийг -oā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь МБХ ТоБ ОЦУтЗХonuγsan-a onoqsonoā оносондnom-a nomoā номдnoyirsuγsan-a noyirsoqsonoā нойрссонд

D. -e нөхцөлийг -öǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХnökür-e nököröǟ нөхөрт

90

E. -daγan, -taγan нөхцөлийг -daān, -taān нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХǰarim-daγan ǰarimdaān заримдааqosiγun-daγan qošoūn-daān хошуундааnasun-daγan nasundaān насандааγar-taγan γartaān гартааtus-taγan tustaān тустаан

F. -degen, -tegen нөхцөлийг -deǟn, -teǟn нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХmörün-degen müren-deǟn мөрөндөөнnigen-degen nigen-deǟn нүдэндээнdegüǖ-degen döǖdeǟn дүүдээнsitügen-degen šüteǟndeǟn шүтээндээнger-tegen gerteǟn гэртээн

G. -daγan нөхцөлийг -doān нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХorun-daγan orondoān орондоон

5. Нөхцөл үйлийн -саар4 нөхцөлA. -γsaγar нөхцөлийг -qsaār нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХayiladuγsaγar ayiladuqsaār айлдсаарboluγsaγar boluqsaār болсоорarilγaγsaγar arilγaqsaār арилгасаарsuduluγsaγar suduluqsaār судалсаарtnsaluγsaγar tusalaqsaār тусалсаар

B. -gseger нөхцөлийг -qseǟr нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХmedegseger medeqseǟr мэдсээрsedkigseger sedkiqseǟr сэтгэсээрgemsigseger gemšiqseǟr гэмшсээр

-γsaγar нөхцөл нь -qsaār, -gseger нөхцөл нь -qseǟr болсон хэлбэрийг сонгон, эр, эм үгэнд тус тус бичих болсон байна.6. Нөхцөл үйлийн -аад4 нөхцөлA. -γad нөхцөлийг -aād, -oād, -uād, -iād нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

-aād нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsanaγad sanaād санаадakiγad akaād ахиадariluγad arilaād арилаадdaγusuγad doūsaād дуусаадsaγuγad soūγaād суугаад-oād нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsonusuγad sonosoād сонсоодoduγad odoād одоодoruγad oroād ороодboluγad boloād болоодorkiγad orkoād орхиод

91

-uād нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХutuγad utuād утаадudaγad uduād удаад-iād нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХqariγad qariād хариадaralǰiγad aralǰiād арилжаадarčiγad arčiād арчаадbariγad bariād бариад

B. -ged нөхцөлийг -eǟd, -öǟd, -üǟd, -iǟd нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь-eǟd нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХüǰeged üǰeǟd үзээдegüdüged öǖdeǟd үүдээдdebisüged debiseǟd дэвсээдtörügülüged töröǖleǟd төрүүлээдemüsüged ümüseǟd өмсөөд-öǟd нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsögüdüged sögödöǟd сөгдөөдtörüged töröǟd төрөөдöggüged ögöǟd өгөөд-üǟd нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХmürgüged mürgüǟd мөргөөдüküged üküǟd үхээд-iǟd нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХnöküčeged nöqčiǟd нөхцөөдsedkiged sedkiǟd сэтгээдseriged seriǟd сэрээдtebčiged tebčiǟd тэвчээдМонгол бичигт эр, эм үгэнд бичдэг нөхцөлийн хос хувилбар л байдгийг анхаарсан

боловч тухайн нөхцөлийг үгэнд залган бичихийн учир үгийн өргөлт ба үгийн үндсийн төгсгөлөөс хамаарч эр,эм үгэнд бичих дээр дурдсан найман хувилбар байсаар байна.7. -лугаа, -лүгээ нөхцөлA. -luγ-a нөхцөлийг -luγaā, -laā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

-luγaā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХamuγulang-luγ-a amuγuūlang-luγaā амгалан лугааburqan-luγ-a burqan-luγaā бурхан лугааsibaγun-luγ-a šoboūn-luγaā шувуун лугааsirui-luγ-a šoroi-luγaā шороо лугааyosun-luγ-a yosun-luγaā ёс лугаа

92

-laā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsanvar-luγ-a sanvarlaā санвар лугааubadis-luγ-a ubadislaā увдис лугааtayilburi-luγ-a tayilburlaā тайлбар лугааaγula-luγ-a oūlalaā уул лугаа

B. -lüge нөхцөлийг -lügeǟ, -leǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь-lügeǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХtörülkiten-lüge törölkitön-lügeǟ төрөлхтөн лүгээküčün-lüge küčün-lügeǟ хүчин лүгээdegedü-lüge deǟdü-lügeǟ дээд лүгээönggö-lüge önggö-lügeǟ өнгө лүгээsedkil-lüge sedkil-lügeǟ сэтгэл лүгээ-leǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХnigen-lüge nigenleǟ нэг лүгээerdem-lüge erdemleǟ эрдэм лүгээkikü-lüge kiküleǟ хийх лүгээyeke-lüge yekeleǟ их лүгээ-luγ-a, -lüge нөхцөлийн -γa, -ge нь цаашид сунжран, -γaā, -geǟ байдлаар өгүүлэгдэн

байсныг -luγaā, -lügeǟ хэмээн тэмдэглээд, хожим нь -laā, -leǟ байдлаар өгүүлснийг тусган тэмдэглэсэн байна.8. Нөхцөл үйлийн -хулаа, -хүлээ нөхцөлA. -qul-a нөхцөлийг -qulaā нөхцөлөөр тэмдэглэсэн нь

МБХ ТоБ ОЦУтЗХsonusqul-a sonosqulaā сонсхулааtakiqul-a takiqulaā тахихулааurγuqul-a urγuqulaā ургахулааtoγalaqul-a toālaqulaā тоолохулаа

B. -kül-e нөхцөлийг -küleǟ нөхцөлөөр тэмдэглэсэн ньМБХ ТоБ ОЦУтЗХsinǰilekül-e šinǰileküleǟ шинжилхүлээüyiledkül-e üyiledküleǟ үйлдхүлээködelkül-e ködölküleǟ хөдөлхүлээögülekül-e ögöǖleküleǟ өгүүлхүлээ-qul-a, -kül-e нөхцөлийг -luγ-a, -lüge нөхцөлийн загвараар -aā, -eǟ урт эгшгээр

тэмдэглэж, зөвхөн эр, эм үгийн зохицлоор бичиж байна. -qulaā, -küleǟ нь цаашид уруулшсан мэт зохицол үүсэх боломжгүй бөгөөд нөхцөл нь өөрийнхөө эс уруулшсан мэт шинжийг сайтар хадгалсан байна.

Тод үсэгт үгийн бүтцэд эр,эм үгэнд a, e, i, o, ö эгшгийн ард өргөс зурмыг тэмдэглэдэг бөгөөд энэ зурмыг a дэвсгэр үсэг [Жамьян 1991] хэмээн үзсэн байдаг.

Үгийн хувирсан хэлбэрт, тухайлбал, биеэ даасан урт эгшиг болсон (-daān, -deǟn, -taān, -teǟn, -qsaār, -qseǟr, -luγaā, -lügeǟ, -qulaā, -küleǟ) бас урт эгшгийн бүтцэд багтсан (-eǟče, -beǟr, -yeǟr, -beǟn, -yeǟn, -aā, -eǟ, -aād, -eǟd) нөхцөлүүдийг тэмдэглэхдээ a, o, u, i, e, ö, ü, i эгшгийн ард өргөс зурмыг бичсэн байна. Үгийн бүтцийн тэмдэглэгээтэй харьцуулбал u ба ü эгшиг нэмэгдсэн байна. Ийнхүү тод үсэгт өргөс зурмыг aā, oā, iā, uā, eǟ, öǟ, üǟ, iǟ байдлаар бичиж байна. Энэ нь хэлэнд өгүүлэгдэж байгаа урт эгшгийн тэмдэглэгээ юм.

93

Тод үсэгт урт эгшгийг тэмдэглэж байгаа тэмдэглэгээг доктор Ц. Шагдарсүрэн «Тод бичигт эгшгийн уртыг тэмдэглэж буй арга нь Самгард-төвөдийн нөлөө мөн...» [Шагдарсүрэн 1981: 65] хэмээн тэмдэглэсэн байдаг. Бас дөрвөлжин бичигт урт эгшгийг тэмдэглэсэн арга ч үүнд хамаарч болно. Ийнхүү хэдэн зүйл бичиг үсгийн тэмдэглэгээний нөлөө байсан боловч тод үсгийн онцлогт тохируулан бичих аргыг боловсруулсан нь XYII зууны дунд үеийн монгол хэлний урт эгшгийг тэмдэглэх тохирсон арга болжээ. Ялангуяа уруулын бус хэлний урт эгшгийг тэмдэглэхэд чухам тохиромжтой арга болно. Энэхүү «удаан» хэмээх тэмдгийг судлаад нэрт монголч эрдэмтэн А. Бобровников, Н. Поппе, Б. Я. Владимирцов, Г. Д. Санжеев, академич Б. Ринчен нар өмнөх эгшгийнхээ уртыг заах тэмдэг хэмээн үзэж, энэ үзэл баримтлал уламжлагдан ирсэн байна.

Тод үсгийг тусгайлан судалсан эрдэмтэн Х. Лувсанбалдан «Үүгээр үзвэл “˫” зураас нь ā, ē -г тэмдэглэсэн бус мөн л тухайн эгшгийн уртыг тэмдэглэсэн байна» [Лувсанбалдан 1975: 43] хэмээн үзсэн байдаг. Доктор Ц. Шагдарсүрэн эл саналыг дэмжин, үсэг зүйн бүтээлдээ тод үсгийн хэлний баримтыг галиглан бичсэн байна. Доктор Ю. Цэндээ «Ойрад аялгууны хэлзүй» [Цэндээ 2012] бүтээлдээ тухайн эгшгийн уртыг тэмдэглэсэн хэмээн үзэж, тод үсгийн материалыг галиглажээ.

Академич Ш. Лувсанванданы «Уйгуржин монгол үсгийн зөв бичих дүрэмд эгшгийн урт, богиныг ялгаагүй, дөрвөлжин монгол үсгийн зөв бичих дүрэмд бол богино эгшгийн дараа орох урт эгшгийг шанаган а-гаар тэмдэглэж, тод монгол үсгийн зөв бичих дүрэмд бол богино эгшгийн дараа орох цэвэр урт ā, ē эгшгийг ˫ гэсэн тусгай үсгээр тэмдэглэж...» [Лувсанвандан 1970: 108] гэсэн үзэл баримтлалыг доктор Г. Жамъян тодруулан «... тод үсгийн богино эгшгийн ар доод талд бичдэг “˫” үсгийг өмнөх эгшгийн уртыг заадаг нэмэлт тэмдэг гэж үзэж ирсэн билээ. Гэтэл энэ нь нэмэлт тэмдэг биш эр үгэнд ā, эм үгэнд ē авиа тэмдэглэх хоёр дуудлагат үсэг мөн болохыг тод бичиг зохиосон үеийн тод бичгээр бичсэн ном судар дахь үсгийн бодит утга, өнөөгийн ойрад аялгуу харуулж байгаа юм» [Жамьян 1987: 165–169] гэж үзсэн байдаг. Энэ саналыг доктор Ё. Жанчив дэмжин «Тод үсгийн “˫ удаан” нь өмнөх эгшгийнхээ уртыг заасан нэмэлт тэмдэг биш, биеэ даасан урт ā, ē эгшиг юм» [Жанчив 2: 52–55] гэжээ.

Доктор О. Самбуудорж «...тод үсэгт урт эгшиг тэмдэглэх ийм арга нь анх тухайн эгшгийн уртыг тэмдэглэх үүрэгтэй байжээ гэж болох байна. Харин яваандаа унших, бичих хэрэгцээ, хэмнэлээс шалтгаалан эгшгийн уртыг заасан уртатгалын << - >> тэмдэг нь урт << ā, ē >> эгшгийг төлөөлөх давхар үүрэгтэй болсон гэж болно» [Самбуудорж 2005: 78–79] гэж «удаан» хэмээх тэмдэг нь эгшгийн уртыг ч, биеэ даасан урт эгшгийг ч тэмдэглэж байна хэмээн үзсэн байдаг.

Тод үсэг нь тухайн үеийнхээ хэл ярианы онцлог, ялангуяа урт эгшгийг тодорхой тэмдэглэсэн байдаг. Академич Ш. Лувсанвандан «Эртний монгол хэлний aγā, aγū, egē, egǖ, дунд үеийн монгол хэлний oū, aū, eē, eǖ, тод үсгийн aā, oū, eē, öǖ гэсэн нийлбэрийн ул мөр нь одооны амьд хэлэнд байж болох юм» [Лувсанвандан 1976: 38–48] гэж үүсмэл урт эгшгийн хувьсал хөгжлийн онцлогийг тайлбарласан байдаг. Академич Д. Төмөртогоо «Ер олонх монгол хэл аялгуунуудын урт, богино эгшгүүдийн хоорондын ижилшил нь бараг төлөв дундад үеийн монгол хэлний үед явагдсан боловч Ойрд аялгуунд харьцангуй хожуу явагдсаныг тод бичгийн дурсгалуудын хэлний материал гэрчилж байна» [Төмөртогоо 1992: 48] хэмээн тодорхойлсон байна. Доктор Ё. Жанчив «...ийм учраас цэвэр урт эгшиг үүсэх явц XYII зуун хүртэл Ойрад аялгуунаа бүрэн гүйцэд явагдаагүй байсан бололтой. Түүгээр ч үл барам орчин цагийн ойрадын аман аялгуунд энэ үйл явц хараахан дуусаагүй байна» [Жанчив 2: 48–52] гэж тэмдэглэжээ.

94

Судлаач эрдэмтдийн тэмдэглэснээр орчин үеийн ойрад аялгуунд, ялангуяа урт эгшгийн өгүүлэгдэх байдал нь XYII зууны үеийн тод үсгийн тэмдэглэгээ лүгээ ойролцоо байдаг. Энэ нь бодит байдалд тодорхой ажиглагддаг. Өөрөөр хэлбэл тод үсгээр тэмдэглэж байх үеийн богино эгшиг+урт эгшиг нийлц басхүү хадгалагдсаар байна. Урт эгшгийн ийм нийлц нь ижил богино, урт эгшгийн нийлцэд тодорхой ажиглагдахгүй мэт байдаг. Ижил бус богино, урт эгшгийн нийлцэд тодорхой ажиглагддаг, тодорхой өгүүлэгддэг.Ойрад аялгууны baātar, šiltaān, ǰakaā, ийм урт эгшигтэй үгэнд ā урт эгшиг байгаа мэт сонсогддог. qoāsun, toā, dotoādu, bariād, taniād, deǟdü, medeǟ, šüteǟn, küliǟsün, kičiǟqči, ǰöǟlön, göröǟsün, dötögöǟr зэрэг тод үсгийн бичгийн дурсгалын баримтыг Ойрад аялгууны өгүүлэх байдалтай харьцуулан ажиглахулаа ийнхүү галигласан мэт өгүүлж байгаа билээ. Энэ нь богино эгшиг+урт эгшиг нийлцийг илэрхийлж байна. Үүнийг aā, oā, iā, eǟ, öǟ, iǟ хэмээн тэмдэглэвээс Ойрад аялгууны өгүүлэх байдлыг сайтар тусгасан хэлбэр болж байгаа билээ. XYII зууны үед үүсмэл урт эгшиг нь Ойрад аялгуунаа ийнхүү өгүүлэгдэж байсан болхулаа эдүгээ ч ийм байдлаар өгүүлэгдсээр байгаа нь ā, ē,ī,ō,ū,ȱ,ǖ урт эгшиг үүсэх явц энэ аялгуунд үргэлжилсээр байгааг харуулж байна. Ийм учраас тод үсгийн «удаан» хэмээх тэмдэглэгээ нь эр үгэнд ā, эм үгэнд ǟ хэмээн өгүүлэгдэх урт эгшгийг тэмдэглэж байна. Энэхүү тэмдэглэгээ нь Ойрад аялгуунаа өгүүлэгдэх богино эгшиг+урт эгшиг гэсэн aā, oā, iā, uā, eǟ, öǟ, iǟ, üǟ нийлцийг тэмдэглэж байна. «Удаан» хэмээх өргөс зурмыг шүд,шилбэ, гэдэс зурмын дараа буюу доод ар талд нь бичиж, хэлэнд үүсэн буй болж байгаа үүсмэл урт эгшгийг тэмдэглэх өвөрмөц нэгэн аргыг сонгосон нь тод үсгийн үсэг зүйн нэгэн онцлог болой.

Товчилсон үгМБХ — монгол бичгийн хэл, ТоБ — тодо бичиг, ОЦУтЗХ — орчин цагийн утга зохиолын хэл/

Ном зүй

Жамъян Г. Тод бичгийн цагаан толгойд ā, ē үсгийг тэмдэглэсэн арга нь // Хэл зохиол судлал. Боть XIX. Улаанбаатар, 1987.

Жамъян Г. Тод үсэг. Ховд, 1991.Жанчив Ё. Тод үсгийн “˫” -ийн тухай // МУИС МСДС Эрдэм шинжилгээний бичиг. Боть 10. VII

дэвтэр.Лувсанбалдан Х. Тод үсэг, түүний дурсгалууд. Улаанбаатар, 1975.Лувсанвандан Ш. Дөрвөлжин, тод үсгийн зөв бичих дүрэмд монгол хэлний урт эгшгийг хэрхэн

тэмдэглэсэн нь // Хэл зохиол судлал. Т. VII. Fasc. 1–13. Улаанбаатар, 1970.Лувсанвандан Ш. Ойрадын тод үсгийн дурсгалын зүйлийг галиглах тухай асуудалд // Studia

Mongolica. T. III. Fasc. 1–25. Улаанбаатар, 976.Самбуудорж О., Масарү Хашимото. Тод монгол үсгийн бичгийн хэлний тойм. 2005.Төмөртогоо Д. Монгол хэлний түүхэн хэлзүйн үндэс // Монгол хэлний түүхэн авиа зүй. Нэгдүгээр

дэвтэр. Улаанбаатар, 1992.Шагдарсүрэн Ц. Монгол үсэг зүй. Тэргүүн дэвтэр. Улаанбаатар, 1981.Цэндээ Ю. Ойрад аялгууны хэлзүй. Улаанбаатар, 2012.

95

ОЙРОЛЦОО УТГЫН ХЭВ ШИНЖИЙН АСУУДАЛД:Монгол хэлний дан үг, зүйр цэцэн үгийн харьцуулсан жишээгээр

Бадмааванчин Мунгунцэцэг

Сүүлийн үед хэлний илэрхийллийн утгыг нарийвчлан судлахад онцгойлон анхаарах болсон нь хэлний тухай нэгжүүдийн утга өөр хоорондоо ялгарахын зэрэгцээ, хийсвэрлэлийнхээ дээд түвшинд ижил хэв шинжтэй үзэгдэл болдог зэрэг агуулгын шаталсан бүтцийн эрэмбийн учир хамаарлыг тодорхойлох асуудлыг зайлшгүй хөндөхөд хүрч байна. Үүний нэг нь хэлний түвшдийн нэгж болгоныг “ойролцоо ба төсөөт, эсрэг ба зүйлчлэл, ижил ба салаа утга” гэхчлэн судалж байна. Ялангуяа хэлэн дэх ойролцоо бүтээвэр, үг, өгүүлбэр, цогцолбор нь утга хэлбэрийн олон талтай учраас нэлээд нарийн судалгаа шаардсан чимхлүүр зүйл юм.

В. Гумбольдт “Үг бол тухайн юмыг төлөөлсөн зүйл биш...Харин юмын тухай манай өөрсдийн санаа үзлийн илрэл мөн... Нэгэн ижил зүйлийг олон янзаар илрүүлдгийн гол сурвалж чухам үүнд л байгаа хэрэг [Гумбольдт 1964: 102] гэсэн бол, А. А. Реформатский “Синонимын утга (ухагдахуун) нь ойролцоо буюу адил биш, харин нэрлэж байгаа юм нь адил, ойролцоо байдаг” [Реформатский 1955: 62] гэжээ. Энэ нь угтаа бодит утга буюу мэдэгдэхүүний тал, хийсвэр утга буюу хэлэгдэхүүний тал гэсэн нэг юмыг хоёр талаас үзсэнтэй холбогдоно. Түүнчлэн Ю. С. Степанов “...ойролцоо үгсийг нэг бол ижил юм (синонимия по денотату), эсвэл ижил ухагдахуунтай холбоотой юм (синонимия по сигнификату) гэж үзэж болох юм” [Степанов 1975: 27–30] гэсэн нь ойролцоо үгийг дотор нь ялган үзэхэд чухал үүрэгтэй юм. Ю. Д. Апресян 1) ойролцоо утга бүрэн тохирох, 2) ойролцоо утгын нэг нь нөгөөгөө багтааж тохирох, 3) ойролцоо утгын нэг нь нөгөөгөө нөхөж тохирох, 4) ойролцоо үг утгаараа бүрэн тохирохгүй нь хуурмаг ойролцоо үг болдог. Энэ нь төрөл зүйлийн утга бие биеэ нөхөн солбицдог [Апресян 1974: 230–239] гэж ангилаад, энэ дөрөв нь дотроо утгын ба үгийн, бүтээвэр -өгүүлбэрийн ойролцоо үгс гэж задран, ойролцоо үг бүтнэ гэж үзсэн байна.

Энэ санааны дагуу ойролцоо утгыг дан үгийн жишээн дээр шинжлээд туйлын, оновчтой, оновчтой бус, хуурмаг ойролцоо үг1 гэж ангилсан ба ангилал тус бүрийг бодит ба хийсвэр утгын талаас ялган авч үзсэн болно [Базаррагчаа, Мөнгөнцэцэг 2011: 26].

А. бодит утга Б. хийсвэр утга1.туйлын ойролцоо үг

2. оновчтой ойролцоо үг

А. 1.- дэлгүүр = хоршоо -бүрх = шляп -тоншуул = цондуулА. 2. буудлага ≠

Б.1. эр бөднө=хулжуухай -үйлт нэр=цагт нэр=тэмдэг үйл=нэр тэмдэгБ.2. халууц- ≠ дулаац- ≠ бүлээц-

буудалцаан ≠ буудалдааншавар ≠ шавдай

а) осго- ≠ хөлд- ≠ б) бээр- ≠ даар-

мэдэгдэхүүн хэлэгдэхүүн

1 Туйлын ойролцоо үг ― абсолютные синонимы, оновчтой ойролцоо үг ― точные синонимы, оновчтой бус ойролцоо үг ― неточные синонимы, хуурмаг ойролцоо үг ― квазисинонимия.

96

3. оновчтой бус ойролцоо үг

4. хуурмаг ойролцоо үг

А.3. өвгөд ≠өтгөс≠ дээдэс ≠ урьдасА.4. уя- # сой-угаа-≠ цэвэрлэ-≠ арилга- #арч- (устга-, ≠балла-)унт- ≠ нойрс- # дугжир-≠ хажуул-

мэдэхүүн хэлэхүүн Б.3. нөхөр ≠ сүүдэр, хувь ≠ тавилан, хичээ- ≠ мэрий- ≠ чармай- ≠ мэхий- ≠ улай-Б.4. осго- ≠ хөлд- ≠ хөр- # царц- даар- ≠ бээр- ≠ чичир- # мөс бол- оршуул-≠ нутаглуул-≠ хөдөөлүүл-# тавь-

Уг ангиллыг жишээний хамт тодруулъя. 1. а. Хуучин үг (ший=жүжиг, оточ=эмч=доктор, авла-=агна-=гөрөөл), ормол

үг (шляп=бүрх, жааз=хүрээ=рам), нутгийн аялгууны үг (ирэг=хаяа, айвал=мануухай, одоох=нөхөр, балт=сүх) нь өнөөгийн утга зохиолын хэлний үгтэй харьцахдаа нэг юмыг өөр өөрөөр нэрлэх тул бодит утга бүхий туйлын ойролцоо үг болно (= гэдгээр утгаараа бүрэн тохирч буйг тэмдэглэв).

б. Нэр томьёоны үг (эр бөднө=хулжуухай, үйлт нэр=цагт нэр=тэмдэг үйл=нэр тэмдэг, хэл шинжлэл-хэл судлал, морфем-бүтээвэр) нь утга зохиолын хэлний үгтэй харьцахдаа нэг ухагдахууныг өөр өөрөөр нэрлэх тул хийсвэр утга бүхий туйлын ойролцоо үг болно. Эдгээр нь утгаараа бүрэн тохирно.

2. а. Нэг язгуураас дагаврын аргаар бүтсэн үгсийн дагавар нь өөр дагавартай тэнцүү утгатай байвал бодит утга бүхий оновчтой ойролцоо үг болно. Жишээ нь: төлбөр≠төлөөс, шавар≠шавхай≠шаваас, буудлага≠буудалцаан≠буудалдаан. Ийнхүү нэг язгуурт залгасан дагаврууд нь өөр хоорондоо бие даасан ойролцоо үг бүтээхийг ойролцоо ба төсөөт үгийн дундын буюу хоёрдмол шинжтэй гэж үзэж болно.

б. Ойролцоо үгийн нийлэх утганцар нь олон, ялгарах утганцар нь цөөн бол тэдгээрийн утга нь ойртох тул хийсвэр утга бүхий оновчтой ойролцоо үг болно. Жишээ нь: “өтлөх-хөгшрөх-өвгөрөх-насжих-зөнөх” гэсэн ойролцоо үгсийн “өтлөх” гэдэг нь гол үг болох ба “өтлөх” гэхэд давын өмнө “хөгшрөх” гэдэг үг санаанд буух төдийгүй нийлэх утганцар2 нь олон тул оновчтой ойролцоо үг болно. Харин бусад үгс нь утга холдсон ойролцоо үг болох ажээ. “өвгөрөх” гэвэл “насжих” хэмээх үг санаанд буух ба “зөнөх, зөнөглөх, зөнтөх” гэдэг нь “өтлөх-хөгшрөх” “өвгөрөх-насжих” гэж хос хосоороо бяцхан ялгарсан ойролцоо үгсээс утгын хувьд хол болно. Эдгээр нь утгаараа бүрэн тохирохгүй (≠ гэдгээр утгаараа бүрэн бус тохирч буйг тэмдэглэв).

3. а. Хүндэтгэлийн утгаараа ялгарч, бусад шинжээрээ адил бол бодит утга бүхий оновчтой бус ойролцоо үг болно. Жишээ нь: нүд≠мэлмий, толгой≠тэргүүн, унтах≠нойрсох.

б. Нэг үгийн гол ба салаа утга нь нөгөө үгийн гол ба салаа утгатай ойролцоо байж, дүрслэх ур маягаар бүтсэн бол хийсвэр утга бүхий оновчтой бус ойролцоо үг болохын зэрэгцээ хэлэнд хэвшсэн байдгаараа хийсвэр утга бүхий хуурмаг ойролцоо үгээс ялгарч байна. Жишээ нь: “нөхөр≠сүүдэр, мандах≠бадрах, түргэн≠түүхий” нь адилтгалаар бүтсэн бол “хэл≠ам, түүх≠шастир” нь орлолоор бүтсэн байна.

4. а. Тухайн эхэд төрөл (род) зүйл (вид)-ийн харьцааг илтгэж, утгын ялгаа нь бүдгэрч саармагшсан бол бодит утга бүхий хуурмаг ойролцоо үг болно. Жишээ нь: “зангидах, бэхлэх, тогтоох” гэсэн утгатай “уях” гэсэн үг нь “алив юмыг хязгаарлах, тогтоох”

2 Утганцар — семантический множитель (сема).

97

гэсэн утгатай “сойх” хэмээх үгтэй хоршиж ойролцоо үг бүтээнэ. Гэтэл энэ үг нь “морь уралдуулахаар засах” гэсэн утгаар ижилсэж буй нь уул хоёр үгийн утга саармагшиж хуурмаг ойролцоо үгийг бий болгожээ.

б. Тухайн үгс нь утгын холбогдолгүй боловч эхэд ойролцоо утга илтгэх, дүрслэх ур маягаар бүтсэн боловч эс хэвшсэн бол хийсвэр утга бүхий хуурмаг ойролцоо үг болно. Жишээ нь: “осгох≠хөлдөх≠хөрөх“ гэсэн ойролцоо үүр үгсээс ялгарсан “царцах“ гэсэн үг нь “шингэн зүйлийн бага зэрэг хөлдөх, зайрмагтах” гэсэн утганцраар тухайн эхдээ зохицон, улмаар юм үзэгдлийн шинжийг заасан үгээр адилтган тодруулж гаргасан байна.

Ер нь юм, үзэгдэл, үйл явдал, үйл байдал, шинж чанар зэргийг дан үг, холбоо үг, хоршоо үг, өвөрмөц хэллэг, хэвшмэл хэллэгийн аль нэг хэлбэрээр илэрхийлж болно гэж үзэх боломжтой. Нэг талаас, зүйр цэцэн үгийг филолог3ийн уламжлалт аргазүйн судлагдахуун, нөгөө талаас, хэлний нийлмэл нэрлэлт (complex denomination) гэж үзвэл бидний авч үзсэн ойролцоо утгын дөрвөн зүйл хэв шинжид зүйр цэцэн үгийн бүтэц- утгын хэв шинж тохирох эсэх асуудлыг шинжлэн тодорхойлохыг зорилоо.

1.туйлын ойролцоо хэллэг(үйл явдал, санаа хоёрын аль аль нь ижил)

2. оновчтой ойролцоо хэллэг (үйл явдал нь өөр хэдий ч санаа нь нэг)

А. 1.- дэлгүүр = хоршоо -бүрх = шляп -тоншуул = цондуулА. 2. буудлага ≠

Б.1. эр бөднө=хулжуухай -үйлт нэр=цагт нэр=тэмдэг үйл=нэр тэмдэгБ.2. халууц- ≠ дулаац- ≠ бүлээц-

Сандрахад саад олонЯарахад яршиг олон

Далайг даравч мэлмэрнэБулгийг булавч ундарна мэдэгдэхүүн хэлэгдэхүүн

мэдэхүүн хэлэхүүн

4. баймжит ойролцоо хэллэг(өгүүлэгчээс юмын шинж болоод адилтгасан үйл явдлыг үнэлсэн) Ямааны махны халуун нь Ямарваа үйлийн түргэн нь

3. адилтгасан ойролцоо хэллэг(дүрслэх ур маягаар бүтнэ)

Гунан буга шиг урамдажГунжин согоо шиг мэхэлзэх

Уг ангиллыг жишээгээр тодруулан тайлбарлая. 1. Туйлын ойролцоо хэллэг:

Сандрахад саад олонЯарахад яршиг олон.

гэхэд үйл явдал, санаа хоёрын аль аль нь ижил учир туйлын ойролцоо хэллэг болно. Бүтэх аргын хувьд, “сандрах – яарах”, “саад – яршиг” гэсэн ойролцоо үгсийн олонх утганцар таарч, цөөнх утганцар нь ялгарч буй тул хийсвэр утга бүхий оновчтой ойролцоо үг болох бөгөөд “бэлтгэлгүй юм бүтэмжгүй байдаг” гэсэн санааг агуулжээ.

Хааны алба халаатайЭзний алба ээлжтэй

3 “филология” гэх нэр томьёоны цаад агуулга нь аман зохиол, хэлбичгийн аль алиныг багталцуулсан байдгийг бодолцож, зүйр цэцэн үг зэрэг тогтвортой хэллэгүүд нь нэг талаар ардын аман зохиолын зүйл, нөгөө талаар хэлшинжлэлийн судлагдахуун байдгийг ташрамд тэмдэглэе.

98

гэхэд мөн л үйл явдал, санаа хоёрын аль аль нь ижил учир туйлын ойролцоо хэллэг болно. Бүтэх аргын хувьд, “халаа-ээлж”, “хаан-эзэн” гэсэн хийсвэр утга бүхий оновчтой ойролцоо үгийг зэрэгцүүлэн, “алба” гэсэн үгийг давтаж, а.“аливаа алба ээлж халаатай байдаг”, б. “цаг цагаараа байдаггүй” гэсэн санааг илтгэсэн байна.

2. Оновчтой ойролцоо хэллэг:Батганаар бараа хийж ядсанХараацайгаар хань хийж ядсан

гэхэд үйл явдал нь өөр хэдий ч санаа нь нэг тул оновчтой ойролцоо хэллэг болно. Бүтэх аргын хувьд, “бараа”-г “хань”-тай утгаар нь харьцуулбал адилтгалаар бүтэхийн сацуу хэлэнд хэвшсэн тул хийсвэр утга бүхий оновчтой бус ойролцоо үг болно. Түүнчлэн “батгана – хараацай” хэмээх амьтны зүйлийг нэрлэсэн үгээс бүтэж, улмаар уг хэлэх гэсэн зүйлийнхээ утга санааг лавшруулан тодруулсан бөгөөд “1. хэн хамаагүй хүнээр хань татаж, амь зуух, ажил төрөл амжуулах, 2. ганцаараа, өнчин өрөөсөн” гэсэн санааг илтгэжээ.

Далайг даравч мэлмэрнэБулгийг булавч ундарна

гэхэд мөн л үйл явдал нь өөр хэдий ч санаа нь нэг тул оновчтой ойролцоо хэллэг болно. Бүтэх аргын хувьд, “дарах – булах”, “мэлмэрэх – ундрах” нь “зүйл-зүйл”-ийн утгаар ялгарч бодит утга бүхий хуурмаг ойролцоо үг болохын зэрэгцээ “булаг – далай” гэсэн гараг ертөнцийн зүйлээс бүтэж, “1. их ч, бага ч ундарга үүсэлтэй бол дийлдэшгүй, 2. ямар ч арга хэрэглэсэн жамтай юм дийлдэшгүй” гэсэн санааг илтгэж байна.

3. Адилтгасан ойролцоо хэллэг:Үйл явдал нь өөр хэдий ч илтгэж буй санаагаараа ижилсэх бөгөөд энэ нь өөр өөр

үйл явдлыг ойролцоо байдлаар ухаж ойлгосонтой холбоотой гэж үзэж болно. Ихэвчлэн дан адилтгалаар үүсэхийн зэрэгцээ ёгтлол, егөөдөл, орлол, төлөөллийн ур маяг давхар илэрдэг онцлогтой болох нь хэлний баримтаас ажиглагдлаа.

Гунан буга шиг урамдажГунжин согоо шиг мэхэлзэх

гэхэд бялдууч хүний эрхтэн дархтан хийгээд өөрт ашиг бүхий хүнд тал засан, нялганан аашилж байгааг гунан (гурван настай эрэгчин) бугын ороо орон хангинан дуугарахтай, мөн бялдууч хүний бусдад зулгуйдан бөхөлзөж буй хөдөлгөөнийг гунжин (гурван настай эмэгчин) согооны байн байн урин бөхөлзөх үйлтэй зүйрлэн, “бялдуучлах, долдойлох” гэсэн санааг илэрхийлжээ.

4. Баймжит ойролцоо хэллэг:а. Юмыг шинжээр нь тодорхойлон үнэлсэн:

Ямааны махны халуун нь Ямарваа үйлийн түргэн нь

гэхэд “дээр” гэж нөхвөл өөр үйл явдал бүхий ойролцоо хэллэгийг өгүүлэгчээс дүгнэсэн, тодруулбал, юмын шинжийг шинжээр нь тодорхойлон үнэлсэн байна.

б. Адилтгасан үйл явдлыг үнэлсэн:Үгний егөх нь Зодохын чимхэх нь

гэхэд “хэцүү” гэж нөхвөл өөр үйл явдал бүхий ойролцоо хэллэгийг өгүүлэгчээс дүгнэсэн төдийгүй, адилтгасан үйл явдлыг үнэлснээрээ дээрх жишээнээс ялгагдаж байна.

Ойролцоо утга үүсэх үзэгдэл нь юм, үзэгдэл, үйл явдал, шинж чанарыг олон талаас нь олон аргаар нарийвчлан таньж мэдэх, ухаж ойлгохтой холбоотой асуудал юм. Тэдгээрийг хэлэнд илэрхийлэх арга нь дан үг, холбоо үг, тогтвортой хэллэг (зүйр цэцэн

99

үг, өвөрмөц хэллэг)-ийн алинаар ч байж болно. Хэлний илэрхийллийн илрэх бүтцийн тухайд дан үгээр илэрч байгааг нь энгийн; холбоо үг, хэллэгээр илэрч байгааг нь нийлмэл арга хэлбэр гэж болно. Дан үгээс холбоо үг, холбоо үгээс хэллэг болох тусам илэрхийлж буй утга нь улам нарийсах, улам тодорхой болох зүй тогтолтой байна.

Харин ойролцоо утгыг дан үг, зүйрлэсэн хэллэгийн аль алинаар илэрхийлэхэд утгын хэв шинж нь ерөнхийдөө ижил байгаа нь бидний судалгаагаар нотлогдож байна.

Ном зүй

Апресян Ю. Д. Проблема синонима // Вопросы языкознания. № 6. М., 1957Апресян Ю. Д. Синонимия и синонимы // Вопросы языкознания. № 4. М., 1969.Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.Базаррагчаа М. Монгол хэлний өгүүлбэр. УБ., 1987.Базаррагчаа М., Мөнгөнцэцэг Б. Монгол хэлний ойролцоо үгийг мэдэгдэхүүн, хэлэгдэхүүн,

хэлэхүүн, мэдэхүүний талаас авч үзэх нь, Монгол судлал эрдэм шинжилгээний бичиг, МУИС, МХСС, Tom. XXXII (328), Улаанбаатар, 2011. 26.

Бат-Ирээдүй Ж. Монгол хэлний ойролцоо утгат үг хэллэгийн бүтэц, утга, үүргийн судалгаа. Хэл бичгийн ухааны доктор (Ph.) –ын зэрэг горилсон нэг сэдэвт зохиол. Уб., 1998.

Баярсайхан Е. Нэр томьёоны тулгамдсан асуудалд // Нэр томьёо судлал. УБ., 2005.Будагов Р. А. Введение в науке о языке. М., 1965.Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие

человеческого рода // В. А. Звегинцев. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях. М., 1964. Ч. 1.

Ramstedt G. J. Kalműckisches Wőrterbuch. Helsinki, 1935.Реформатский А. А. Введение в языкознание. М., 1955.Силин В. Л. К проблеме синонимии // Вопросы языкознания. № 4. М., 1987.Степанов Ю. С. Основы общего языкознания. М., 1975.Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения (Семасиологическая грамматика), Изд-во: Наука,

М., 1981. Сумьяабаатар Б. Ойролцоо үгс. Орчин цагийн монгол хэлний үгсийн сангийн судлалын үндэс. Уб.,

1986.Сухотин В. П. Синтаксическая синонимика в современном русском литературном языке. М., 1960.Сүхбаатар Ц. Монгол хэлний найруулга зүй. Уб., 1988. Тогоо. Үгийн сангийн зүй. Орчин үеийн монгол хэл. Хөх хот, 1993, 1996.Төмөрцэрэн Ж. Орчин цагийн монгол хэлний үгийн сангийн судлал. Уб., 1964.

100

«ЖАНГАР» ТУУЛИН ДАХЬ УЛААН ӨНГӨ ЗААСАН ҮГИЙН ҮНДСЭН БА БЭЛГЭДЭЛТ УТГА

Г. Гэрэлмаа

Нүүдэлчин угсаатны дотор тархсан баатарлаг туулийн нэг нь «Жангар» тууль бөгөөд Монгол, Киргиз, Тува, Буриад, Шинжаанд «Жангарийн» тууль тодорхой хэмжээгээр байх боловч хамгийн олон бөлөгтэй хувилбар нь халимаг «Жангар» гэдэгтэй судлаачид нэгэнт санал нэгджээ.

Халимаг «Жангар» туулийг аман зохиол, уран зохиолын талаас нарийвчлан үзвэл, түүний хувилбар, гарал үүсэл, тархац, дүр дүрслэл, баатруудын тухай судлаачид олон талаас нягтлан судалсаар байна.

«Жангар» тууль нь дэлхийн бусад орны тууль, «Илиада» (15693 мөр шүлэгтэй), «Одиссей» (12110 мөр шүлэгтэй)-оос дутахааргүй цар хүрээтэй. Өдгөө «Жангар» туулийн 26 бөлөг халимаг хувилбарыг бүрдүүлээд байгаа бөгөөд тэдгээрт 350000 мөр шүлэг багтсан юм [Джангар и джангароведение 2001: 5] тул аман зохиол, уран зохиолын дурсгал төдийгүй хэл шинжлэлийн бичвэр судлалд чухал судалгааны хэрэглэгдэхүүн болно. Иймээс бид энэ удаагийн судалгаандаа Жангар туулийн халимаг хувилбарын 12 бөлөг «Халимаг баатарлаг дуулвар»-ийг Т. Дүгэрсүрэнгийн хэвлүүлсэн «Жангар» [1963] болон «Жангар халимаг баатрлаг дуулвар»-тай [Җаңһр 1978] харьцуулан өнгө заасан үгийн судалгаа хийлээ.

Судалгаандаа эх сэдэвт тооцоо хийдэг TextSTAT программыг ашиглан халимаг «Жангар»-ын 12 бөлөгтэй эхэд үгийн тоо болон давтамжийг гаргавал нийт үг нь давтагдсан тоогоор 45224 үг, дан үгээрээ 9719 байлаа. Улмаар давтамжтай үгсийг ажиглан үзвэл өнгө заасан үг олонтаа тохиолдож байсан нь уг сэдвийг судлахын үндэс болсон юм.

«Жангар» туулийн үгийн сангийн өнгө заасан үгийн дотроос улаан хэмээх нь хамгийн давтамжтай байх тул түүнийг эх сэдэв дотор үндсэн болон бэлгэдэлт утгын тухайд судлан үзэхийг зорив.

«Жангар» туулийн хэл, үгийн сангийн талаар эрдэмтэд олон талаас нь судалж судалгааны бүтээл хэвлүүлснээс нэг сэдэвт бүтээл туурвисан эрдэмтэн Б. Х. Тодаева 1976 онд «Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар» бүтээлийг, Г. Ц. Пюрбеев «Жангар» тууль: соёл ба хэл хэмээх бүтээлийг 1993 онд орос хэлээр, 2000 онд халимаг хэлээр тус тус хэвлүүлж, эдгээртээ «Жангар» туулийн өнгөний талаар тодорхой санал дэвшүүлэн бичжээ.

Өнгөний давтамжийн талаар Б. Х. Тодаева «Жангар» туулин дахь өнгө заасан нэрийг тоолон шар өнгө — 320, хар өнгө — 291, цагаан өнгө — 191, көк өнгө — 116, улаан — 100 [Пюрбеев 1993: 59] удаа давтагдаж буйг тэмдэглэжээ. Өнгө нь монгол баатарлагийн туульд овор хэмжээ, дүр байдлыг улам тодруулах хэлний дүр зураг бүтээх үндсэн хэрэглэгдэхүүн гэж хэлж болно.

Улаан өнгөБидний Text Stat программаар тооцоолсноор улаан өнгө хамгийн давтамж ихтэй

нь байлаа. Улаан өнгө заасан үг ерийн тэмдэг нэрийн үүргээрээ байгаа нь 239 удаа, харин оноосон нэрийн бүтцэд орж 111 удаа давтагдаж нийтдээ улаан хэмээх үг 350 удаа тохиолдож байна.

Монголчуудын баатарлагийн туулиудад өнгө болон зүг чиг, тоогоор бэлгэдэх ёс нэлээд түгээмэл бөгөөд энэ талаар эрдэмтэн Н. Л. Жуковская, С. Дулам, Б. Катуу нарын бүтээлд тодорхой дурдсан байдаг.

101

«Жангар» туулийн «улаан» өнгө оролцсон нэр хийгээд дүрслэл нь хоёр өөр хэв шинжтэй гэж үзэж болохоор байна. Нэгдүгээрт нь улаан хэмээх үг өөрийн шинж чанарын өнгө заасан утгаараа хэрэглэгдэж дүр дүрслэлийг бүтээхэд оролцож байна. Тухайлбал, Улаан уруул (Миңмг улан урл деерəн авад) монголчуудын уламжлалт болон орчин үеийн зохиолд дүрийг бүтээхдээ уруулын өнгийг гол төлөв улаан хэмээн дүрсэлдэг тул үндсэн утга нь юм.

улаан тийз (Догшн Килһнхааг, Алтн дуулхинь авн һурв мөргүлəд, Бумбин улан тиизəн дарад-Догшин Хялган хааныг алтан дуулгыг нь аван гурв мөргүүлээд Бумбын улаан тийзээ дараад ) тамга, тийз нь улаан өнгөтэй дардастай байдаг.

улаан гутал (Миимин улан һосан өмсв-Миимийн улаан гутлаа өмсөв.) Гутлыг ширээр хийгээд будаагүй байх нь улаан гэдэг өнгөөр хэлж болохоор юм.

улаан тоос (ШИЛТƏ улан тоосн һарв-Шилтэй улаан тоос гарав)Ширкгин Хоңһрин тоосн билтəл, — гиҗ Күүндгсн бəəдг.) нь монгол орны хөрсний бүтэцтэй холбогдоод хар юм уу, хүрэн

тоосны тухай огт дурдахгүй харин, улаан тоос татуулан гэж дүрсэлдэг. улаан хацар Цасн цаһан самс нь цəəһəд, Цусн улан хачрнь мелмлзəд, (цасан цагаан самсаа нь цайгаад цусан улаан хацар нь

мэлмэлзээд) монголчуудын голлох хүнс мах, сүүн цагаан идээ идэж, цэвэр агаарт байх тул улаан хацартай байх нь түгээмэл тул энэ дүрслэлд улаан хэмээх үг үндсэн утгаараа байна.

Хоёрдугаарт, улаан хэмээх үг нь бэлгэдлийн утгаар «Жангар» туульд дүрслэгджээ. Энэ өнгөний бэлгэдлийн талаар «Галын өнгөөр бэлгэдэхийн бодтой утга нь улаан өнгөөр галыг төдийгүй түлэх түлш, чанах цай, суух сууц, түлээ зөөсөн уул хангайгаа хүртэл тодотгон нэрлэж цоллохоос эхэлнэ. Энэ нь үнэн хэрэгтээ галын өнгөнөөс бусад эд зүйлд шилжүүлсэн угсраа төлөөллийн арга юм [Дулам 2000: 52].

Тухайлбал, Бумбын оронд хамаатай баатар, амьтан зэргийг улаан өнгөөр дүрсэлдэг. Бумбын Улаан Хонгор (Бумбин Улан Хоңһрин зөвтə болхларн-Бумбын Улаан Хонгор нь зөвтэй болохоор) Хошуун улаан (Хоңһрин көвүн Хошун Улан Алтя Цееҗин көвүн Аля Шоңхр хойр Өндр цоохр бəəшңгəн зөв эргəд-Хонгорын хөвгүүн Хошуун Улаан, Алтан Цээжийн хөвгүүн Алиа Шонхор хоёр өндөр цоохор байшинг зөв эргээд) хэмээн дүрслэхээс гадна Бумбын орны чоныг мөн улаанаар дүрсэлсэн нь бэлгэдэлт утга юм. Жишээ нь:

Терчн Бум хөөнд довтлгснБумбин улан чон мет, Түмн хөөнд довтлгснТүүкə улан чон мет мөн. — Тэр чинь буман хонинд довтолсон бумбын улаан чоно

мэт, Түмэн хонинд довтолсон түүхий улаан чоно мэт гэжээ.Мөн бумбын улаан бүс гэж бэлгэдлийн утгаар дүрсэлсэн гэж бодож байна. Бүсний

өнгө тэр болгон улаан байдаггүй учир үүнийг бэлгэдлийн гэж үзэж болно.Бумбин улан бүсəсньКүүкн Цаһан нойиг шүүрч авад, өмнəн бəрəд, Алтн Торлг бəəшң дундАвад орад ирв. ― Бумбын улаан бүснээс нь Хүүхэн цагаан ноёныг шүүрч аваад

өмнөөн бариад Алтан торлог байшин дунд нь аваад ороод ирэв.Мөн Догшин улаан тэнгис (Догшн улан теңгсин йоралд хайв-Догшин улаан

тэнгисийн ёроолд хайв) хэмээн гарч буй бөгөөд түүнтэй холбогдох замын улаан хаалга (Замин улан хаалһ Эар Бас чигн гүүһəд оркв. Замын улаан хаалгаар бас чигэн гүйгээд орхив) зэргийн тухайд эрдэмтэн С. Дулам «Энэ бол найман мянган шулмын орон бөгөөд

102

.... бидний бодлоор энэ дүрслэл бол газрын гүний үлэмжийн их халууныг уран сайнаар хувирган дүрсэлсэн дүрслэл болов уу» [Дулам 2000: 56] гэдэгтэй санал нэг байна.

Улаан хэмээх үг орсон оноосон нэр «Жангар» туульд Улаан Хонгор, Хошуун Улаан, Баатар Бадмын Улаан, Мал Улаан баатар, Будын Улаан түшмэл, Нарны Улаан хөвгүүн зэрэг хүний нэр байхаас гадна Агсаг Улаан, Улман Агсаг Улаан, Сайхан Улаан хүлэг зэрэг эрмэг хурдан хүлгийн оноосон нэр давтагдсан тоогоор 111 удаа тохиолдож байна. Оноосон нэрийн дотор хамгийн олон давтамжтай нь Улаан Хонгорын нэр 68 удаа давтагджээ. Давтахдаа улаан нэрийн өмнө нь өөр өөр тодотгол хийж тухайн бүлэгтээ оруулжээ. Нөгөө талаар оноосон нэр нь монголчуудын бэлгэдэл хийгээд нэр өгөх ёстой салшгүй холбоотой юм. Энэ талаар эрдэмтэн Ж. Сэржээ «Хүүхдийн царай зүс, үсний өнгийг харгалзан өнгө заасан үгээр нэрлэх тохиолдол олон бий. Улаан, ягаан нь царай зүсийг заадаг бол Хонгор, буурал, халиун нь үсний өнгийг заадаг байх жишээтэй [Сэржээ 2010: 80] гэсэн нь Улаан Хонгор гэхээр улаан царайтай эсвэл нялх багадаа ийм царайтай байсан хонгор үстэй хүний дүр бууна. Хонгор үсний тухайд хар өнгөтэй биш , шаргалдуу өнгийн үсийг хэлдэг билээ. Нөгөө талаар улаан өнгөөр монголчууд «мандан бадрах сүрлэг ид хав буюу эрхэмсэг эмзэгийн бэлгэдэл» [Катуу 1996: 90] учир туулийн баатруудыг нэрлэх нь түгээмэл тул «Эл баатад маань „түмэн хүн айх түүхий улаан царайгаа гаргаад“ ... „баяртай улаан царайгаа гаргаж“ байдаг нь идрийн цус бургилсан залуу халуун нас, эрүүл саруул цогцос, цог заль бадарсан сүр жавхлант дүр байдлыг илтгэдэг» ажээ [Дулам 2000: 51].

Улаан Хонгор хэмээх нь үндсэн нэр нь агаад түүний өмнө нь олон тодотгол орж Араг Улаан Хонгор — 28 удаа тохиолдоно (Арг Улан Хоңһр Алдр Җаңһрин деер

нь киисəд-Араг Улаан Хонгор алдар Жангарын дээр нь хийсээд) Араг гэсэн нь аралтай гэсэн үг байж болох. Халимаг-орос тольд энэ үг тэмдэглэгдээгүй байна.

Базаг Улаан Хонгор — 15 удаа (Базг Улан Хоңһр һарад, Дуут Җаңһрин өргəд Дуһрн халцад бəəв — Базаг Улаан Хонгор гараад Дуут Жангарын өргөөнд дугаран халаад байв). Базаг хэмээх тодотголын тухайд «Барь гэснийг барьдаг Баралзас гэсэндээ довтолдог/11,8/ баатар байсан учир ийнхүү «базах» гэсэн үгээр тодотгож Базаг Улаан Хонгор гэж нэрлэгдэж байна» [Нарантуяа 1986: 157].

Асар Улаан Хонгор — 16 удаа тохиолдоно.( Өмнəснь Əср Улан Хоңһр келҗ бəəнə-Өмнөөс нь Асар Улаан Хонгор хэлж байна). Энэ нь Хонгорын их том гэсэн утгаар дүрсэлсэн юм.

Арслангийн Араг Улаан Хонгор — 12 удаа тохиолдоно. (Дарунь Арслңгин Арг Улан-) энд арслангийн хүчтэй Улаан Хонгор гэж монголчуудын дөрвөн хүчтэний нэгтэй адилтган дүрсэлжээ.

Бумбын Улаан Хонгор — 6 удаа тохиолдоно (Бумбин Улан Хоңһр Күүнə һарт орна гидг юуна санҗ гиһəд, Көк Һалзн күлгəн һуйдад одв) гэсэн нь Бумбын оронд хамаарах баатар тул ингэж дүрсэлсэн байна.

Дуутын Улаан Хонгор — 4 удаа тохиолдоно (Дуутын Улан Хоңһритн Нəəмн миңһн шулм өдр дундан Нəəмн миңһ цокад, Нəəмн миңһ цольгад бəəнə). Үүнийг бид дуутай шуутай, хүчтэй гэдэг утгаар нэрлэсэн гэж бодож байна.

Зөрмөг Улаан Хонгор — 2 удаа тохиолдоно (Зөрмг Улан Хоңһр, Чамла золһлдна гидгнь энв? -Зөрмөг Улаан Хонгор чамтай золголдоно гэдэг энэв).

Мөн Ордын Улаан Хонгор (Уг сүүлд орҗ йовдг Ордын Улан Хоңһр- Уг сүүлд орж явдаг Ордын Улаан Хонгор) Халинаг Улаан Хонгор, Залуу Улаан Хонгор зэрэг тодотгол тус тус бүр 1 удаа тохиолдож байна.

Дүгнэлт: «Жангар» туулийн өнгө заасан үгийн нэг болох «улаан» нь хамгийн их давтамжтай бөгөөд «улаан» нь үндсэн утгаасаа гадна бэлгэдэлт утгатай сүлжилдэн дүр дүрслэлийг бүтээдэг ажээ.

103

Ном зүй

Баясгалан Т. Жангар туулийн хэв шинжийн харьцуулсан судалгаа // «Bibliotheca oiratica» XVI. Эрх. На. Сүхбаатар. Улаанбаатар, 2010.

Дулам С. Монгол бэлгэдэл зүй. Дэд дэвтэр. Өнгөний бэлгэдэл зүй, зүг чигийн бэлгэдэл зүй. Улаанбаатар, 2000. 216 х.

Джангар и джангароведение. Библиография / сост. Алексеева П. Э. Элиста, 2001. 103 с.Жаңhр хальмг баатрльг дуулвр (25 бөлгин текст). I боть / Сост. А. Ш. Кичиков. Ред. Г. И. Михайлов.

М., 1978. 441 с. Жаңhр хальмг баатрльг дуулвр (25 бөлгин текст). II боть / Сост. А. Ш. Кичиков. Ред. Г. И. Михайлов.

М., 1978. 416 с.Жангар. Халимаг хэлнээс монгол хэлэнд буулгасан Т. Дүгэрсүрэн, ред. Ц. Дамдинсүрэн.

Улаанбаатар, 1963. 279 х. Жуковская Н. Л. Нүүдэлчин Монголчууд. Соёл, уламжлал, бэлгэдэл. Улаанбаатар, 2011 / эрх.

С. Чулуун. Уб., 2010. 201 х.Катуу Б. Монгол туульсийн бэлгэдэл. Улаанбаатар, 1996. 130 х.Нарантуяа Р. Жангар туулийн хөгжил хувьслын асуудалд. АЗС. Т. XV. Fasc. 6. 1986. Х. 157.Омакаева Э. У., Хабунова Е. Э. Калмыцкая свадебная терминология и тема сватовства в калмыцком

героическом эпосе «Джангар». Элиста, 1988. «Монгол нэр томьёо судлал-90». ОУЭШХ. Улаанбаатар, 2014. Х. 207–211.

Сэржээ Ж. Орчин цагийн монгол хэлний оноосон нэрийн судалгаа. Улаанбаатар, 2010. 315 х.Пүрбэн Григорий. Жаңhр дуулвр, сойл болон келн. Элиста, 2004. 165 х. Пюрбеев Г. Ц. Эпос «Джангар» культура и язык. М., 1993. 127 с.

Толь бичиг бусад хэрэглэгдэхүүн

Калмыцко-русский словарь / Под ред. Б. Д. Муниева. М., 1977. 764 с.Монгол хэлний дэлгэрэнгүй тайлбар толь. V боть. Улаанбаатар, 2008.Ойратско-русский словарь. Сост. Н. А. Баскаков, Т. М. Тощакова. Под ред. Н. А. Баскакова. М.,

1947. 312 с.Русско-алтайский словарь / Сост. П. П. Тыдыков. М., 1926. 100 с. TextSTAT-2.9 с.

104

ОРЧИН ЦАГИЙН МОНГОЛ ХЭЛНИЙ ӨВӨРМӨЦДАГАВРЫН СУДАЛГААНЫ ЗАРИМ АСУУДАЛ

Б. Бямбадорж

УдиртгалХэл бол тогтолцоотой зүйл бөгөөд энэхүү тогтолцооноос гадуур үүсэн бий болдог

үзэгдлүүдийг ч хэл шинжлэлд нэгэн адил анхаарч судалдаг байна. Өгүүлэгч этгээд буюу хэлний биш хүн үгийг зохион хэрэглэхдээ тогтолцоот байдлаас хазайж өвөрмөц хэлбэр үүсгэж болох ба үүнээс үүдэн хэл шинжлэлд «исключение из правил» буюу «тайлагдал дүрэм» (Б. Ринчен), «гажилт» (Ц. Дамдинсүрэн) гэж зүйл гарч ирдгийг тэмдэглэсээр иржээ. Иймд хэлний системд төвийн үзэгдлээс гадна захын үзэгдлүүд чухал ач холбогдолтой болохыг анхаарч судлах нь зайлшгүй юм.

Орчин цагийн хэл шинжлэлийн нэг чухал салбар болоод байгаа үг бүтээх ёсны системийн судалгаа нь бүтээврийн утга-хэлзүйн асуудлыг тодорхойлоход зүй ёсоор чиглэгдэж байна. Бүтээврийн хэлзүйн шинжийг тодорхойлсон төдийгөөр үг бүтээх ёсонд илэрдэг энгийн бус буюу тохиолдлын чанартай үзэгдлүүд (тухайлбал, үгийн бүрэлдэхүүнд байгаа онцлог элементүүд)-ийг тодруулахад учир дутагдалтай юм. Иймд юуны өмнө, «үүсмэл үг», «бүтээвэр», «үг бүтээхүйн утга», «үг бүтээх загвар» зэрэг үндсэн ухагдахуунуудыг авч үзэх хэрэгтэй болдог.

Бидний анхаарал хандуулж байгаа гол асуудал бол үүсмэл хийгээд үүсгэгч үгсийн утгазүйн бүтцийн харилцан үйлчлэлийн талын асуудал болох бөгөөд ялангуяа үүсмэл үгийн хэлбэр, агуулгыг ярихад үүсэн бүтэх байдал нь нэлээд нарийн төвөгтэй, тогтсон ойлголтод хүрээгүй тал нэлээд ажиглагддаг билээ. Үүсмэл үгийн хэрхэн үүсэн бүтэх талын асуудлыг үүсгэгч үгийнх нь хэлбэр, утгын талтай харьцалдуулан авч үзсэн судалгаа цөөнгүй хийгдсэнээс Г. О. Винокур, Е. А. Земская, В. В. Лопатин, Ю. С. Маслов, А. И. Моисеев, А. Н. Тихонов, И. С. Улуханов, Н. М. Шанский зэрэг эрдэмтэд энгийн болон энгийн бус бүтээврүүдийн заагийг тогтоох тал дээр нэлээд хувь нэмэр оруулжээ. Өвөрмөц бүтээвэр буюу өвөрмөц залгаврын асуудлыг авч үзэх нь бүтээврийн тухай ойлголт, бүтээврийн үндсэн шинжийг тодруулахад тус болох нь дамжиггүй.

Судалгааны байдалСүүлийн үед өвөрмөц залгавруудыг ангилах (Е. А. Земская, А. Н. Тихонов,

М. Н. Янценецкая), орчин цагийн орос хэлний өвөрмөц бүтээврүүдийн онцлог болон хэв шинжийн үндсэн зарчмыг судлах, мөн үгийн бүрэлдэхүүнд орсон тухайн өвөрмөц элементүүдийн үүсэл гарлыг тодруулах, өвөрмөц дагавруудын багцаалсан тоог гаргах (Л. В. Рацибурская, Г. А. Воеводина) зэрэг ажлуудыг хийсээр байна.

М. Н. Янценецкая үзэхдээ, «утга болон хэлбэрийн талаар нийтлэг бус илтгэцтэй үүсмэл үгс орос хэлэнд тийм ч бага бус бөгөөд өөрийн гэсэн тайлбарыг шаардаж байна. Үг бүтээх тогтолцооноос гадуур иймэрхүү үгийн сангийн нэгжүүд зүй зохистой зүйл гэж санагдахгүй байна» [Янценецкая 1979: 46] гэсэн бол, Л. В. Рацибурская: «өвөрмөц бүтээврүүдийг хэлбэрийн ба утгын талыг нь харгалзан ангилах явдал бол бүтээвэрзүй дэх дүрмийн ба дүрмийн бус үзэгдлүүдийн заагийг тодруулж цэгцлэхэд, түүнчлэн ямарваа бүтээврийн дүрмийн бус байдлын зэрэг хэмжээг тогтооход хэрэгтэй юм» [Рацибурская 1998: 8] гэсэн байна.

Орос хэлний үг бүтээх ёсыг судалсан В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Н. М. Шан-ский, Е. А. Земская, А. Н. Тихонов, В. Г. Головин зэрэг эрдэмтэд энэхүү дүрмийн бус,

105

цор ганц залгавруудын асуудалд анхаарлаа хандуулж өгүүлэл бичжээ. Тэгвэл сүүлийн үед энэ чиглэлээр дагнан нэлээд эрчимтэй судалж байна. Тухайлбал, Л. В. Рацибурская 2000 онд «Уникальные части слова: проблема их выделения и морфемного статуса» хэмээх нэг сэдэвт зохиол бичиж докторын зэрэг хамгаалснаас гадна «Орчин цагийн орос хэлний өвөрмөц бүтээврүүд» [Рацибурская 1998] гэсэн нэг сэдэвт бүтээлийг бичсэн байна. Улмаар өвөрмөц бүтээврүүдийг түүвэрлэн «Орчин цагийн орос хэлний өвөрмөц бүтээврийн толь» [Рацибурская 2009]-ийг эмхтгэн хэвлүүлжээ. Үүнд нийтдээ 300 гаруй бүтээврийг, гэхдээ зөвхөн дагавар, угтвар төдийгүй өвөрмөц шинжтэй язгууруудыг ч багтаасан байна.

Г. А. Воеводина 2001 онд «Уникальные суффиксы имен существительных в современном русском языке» сэдвээр дэд докторын зэрэг хамгаалсан байна. Мөн уг ажлаа 2007 онд хялбаршуулсан байдлаар буюу сургалт-гарын авлага болгон хэвлүүлсэн нь бий [Воеводина 2007]. Энэхүү гарын авлагынхаа хавсралт болгож нийт 448 залгавар бүтээврийг жишээний хамт оруулсан байна.

Монгол хэлний өвөрмөц бүтээврийг тусгайлан судалсан бүтээл гараагүй байна. Гэвч түгээмэл тохиолддог дагавруудыг тайлбарлахын хажуугаар танилцуулга шинжтэйгээр дурдсан зүйл мэр сэр бий. Үүнд «Орчин цагийн монгол хэл» (1997) хамтын бүтээлд бичихдээ: «Орчин цагийн монгол хэлэнд ганц нэг үгэнд тохиолдох дагавар нилээд байна. Жишээ нь: сурвалж, усгал, төрхөм, бүлгэм, дотоож, харгис, хоймор, зохис, цайдам, цийдэм, үхээнц, цавьдар, шээрэн, бааран, этгээд, өгөөмөр, үзэсгэлэн, өвөрмөц гэх мэт. Гэвч эх хэлний үгийн бүтцийг харьцуулан нягтлан судалбаас тодорхой болох буй» [Орчин цагийн монгол хэл 1997: 190] гэжээ. Тэгвэл М. Базаррагчаа дээрх жишээний зохис гэдгийн -с дагавар нь са- язгуурын «орших» буюу «бүтэх» утгаас а нь гээгдэж үүссэн нэрийн дагавар [Базаррагчаа 1996: 2] гэсэн бол, харгис (ка-р-ги-с) гэдгийг мөн бо-да-с (бодис), ки-ли-с (хилс) зэрэг үгтэй адил -с дагавраар үүссэн нэр үг гэж үзсэн байна [Базаррагчаа 1996: 73]. Харин Ч. Содном «Монгол хүний нэрийн тухай» өгүүлэлдээ монгол хэлний үгсийн бүрэлдэхүүнд на-й, но-й дагавар бүхий аанай, ажнай, зарнай, магнай, сарнай, тагнай, олиной, сорной зэрэг нэр үг байдгийг дурдаад тусгай ба ерийн нэр бүтээдэг эртний хэлбэрүүдийн нэг гэж үзжээ [Содном 1964: 49].

Ю. Мөнх-Амгалан бүтээлдээ «буруу төсөөгөөр үүссэн үг болон бусад судлаачийн бүтээлд дурдагдсан, холбогдуулж болмоор үг» [Мөнх-Амгалан, Кан Шин 2014: 26] хэмээн зарим үгийг ялган онцолсон байх бөгөөд эдгээр үгээс нь түүвэрлэхэд: улбар, согоовор, удган, ууган, сараалж, эрээлж, дөрөлж, наймалж, арваалж, хургалж, дээрэнгүй, бурангуй, ичгэвтэр, адсага, хөмсөг, тэнхлүүн, гэсгэлүүн, тунжир-, ажир-, тээнэгэлз- [Мөнх-Амгалан, Кан Шин 2014: 29–51] гэхчлэнгээр их төлөв нэрээс нэр, хааяа үйлээс нэр, үйлээс үйл үг бүтээх дагавартай үг байх ажээ.

Өвөрмөц дагавар гэж юу вэ?Ямарваа үгийн өвөрмөц хэсгийн тухай авч ярихад «дүрмийн бус» (нерегулярные)

гэсэн нэр томьёог хэрэглэдэг. Өөрөөр хэлбэл, тухайн хэлний үг бүтээх хууль дүрмийн дагуу биш, өвөрмөц байдлаар үүссэн үгийн хүрээнд яригддаг ойлголт юм. Хэл шинжлэлийн судалгааны бүтээлд өгүүлснээр өвөрмөц дагавар гэдэг нь зөвхөн нэг үгэнд тохиолддог дагавар юм. Орос хэлээр гарсан судалгааны бүтээлээс үзэхэд, «уникальные аффиксы (унификсы)», «уникальные морфемы» гэхчлэн авч үздэг ба «уникальный артикль» [Ахманова 1966: 54] гэсэн нэр томьёо ч байдаг байна.

Үгийн бүтцэд буй өвөрмөц элементийг зөвхөн ганц үгэнд тохиолдох шинжээр нь тодорхойлж авч үздэг ба залгаврын зэрэгцээ язгуур бүтээвэр ч байж болно. Өвөрмөц

106

бүтээврийн бүтцийг тодорхойлохдоо авианы жам хуультай нягт холбоотой авч үзэх нь зайлшгүй. Хэлний гаргалгын нэгж болох авиа нь агуулгын нэгж болох бүтээвэртэйгээ харилцан биесээ нөхөж, эсвэл үгүйсгэсэн харьцаанд оршдог.

Өвөрмөц дагаврын үүсэн бүтэх онцлогМонгол хэлний өвөрмөц дагавар нь дараах хүчин зүйлүүдийн нөлөөгөөр үүсэн

бүрэлддэг байна. Үүнд:1. Энгийн дагаврын утга хуучирснаас.2. Бүтээврийн заагт гарах өөрчлөлтөөс.3. Төсөөрхөх үзэгдлийн улмаас.4. Үгийн бүтцэд буруу байрласнаас үүснэ.Г. А. Воеводина орос хэлний өвөрмөц залгавруудыг авч үзэхдээ, бие заасан жинхэнэ

нэрийн өвөрмөц залгаврууд, хийсвэр утгатай жинхэнэ нэрийн өвөрмөц залгаврууд, өөрчлөгдсөн утгатай жинхэнэ нэрийн өвөрмөц залгаврууд, найруулгын өөрчлөлттэй жинхэнэ нэрийн өвөрмөц залгаврууд, жинхэнэ нэрийн өвөрмөц угтварууд гэхчлэнгээр тодруулж авч үзсэн байна [Воеводина 2007].

Л. В. Рацибурская: «Уугуул үгэн дэх өвөрмөц хэсэг нь ерийн бүтээврээсээ үүсвэрлэн гардаг бөгөөд мөн ерийн бүтээвэр бүхий үг хуучрах буюу утгаа алдах, түүнчлэн язгуурын хэсэг буюу утгагүй авианы нэгдэл бүтээвэржих замаар зэргэлдээ бүтээврүүдийн заагт гарах өөрчлөлт (переразложение), декорреляцийн түүхэн хөгжлийн явцын үр дүнд бий болдог. Үлдсэн бүтээврүүд нь өдгөө нэгэнт үгүй болсон үг бүтээх загварын үлдцээр бий болсон, нөхцөл болон бүр бие даасан үг болон хувирсан эрт үеийн залгаврын “үлдэгдэл”-ээр үүссэн байж болно. Зээлдмэл үгэн дэх зарим ховор бүтээвэр нь тухайн хэлнийхээ үндэстэй (план-шет, пали-сад), эсвэл донор хэлний залгавартай (мез-альянс, клей-стер) байж болно» [Рацибурская 2009: 4] гэжээ.

Энгийн дагаврын утга хуучирснаас өвөрмөц дагавар үүсэх ньТухайн хэлэнд идэвхтэй хэрэглэгддэг бүтээвэр түүхэн явцад утга нь хуучирснаас

үгийн бүтцэд өвөрмөц бүтэц хэлбэртэй болон үлдэх тохиолдол цөөнгүй байдаг байна. Академич Б. Ринчений шинжилгээгээр сонгодог монгол бичгийн хэлбэр, орчин цагийн кирилл бичгийн хэлбэр, дуудлага зөрөх тохиолдлыг дурдсаны нэг жишээ нь: эрдэс (erüdesü) гэдгийн эр- язгуур өдгөө хуучирч газар эрэх, малтах гэсэн утга нь мэдэгдэхгүй болсон гэжээ. Үүнд эр- язгуураас газар нүх ухаж суух сууц гэсэн утгатай өр- (erü-) гэж ‘ухах’, -х (-ke) гэж ‘юм’, нийлээд ‘ухсан юм’ гэдэг үг, улмаар утга нь шилжиж тоонон дээр тавьдаг өрх, цаашид өрх айл гэж хийсвэржиж ирсэн гэжээ. Тэгвэл үүнчлэн ‘эрж малтаж гаргасан юм’ гэсэн утгатай эрдэс гэдэг үг ч авианы хуулиар өрдөс болох ёстой атал тэгсэнгүй, эрдэс хэвээр үлдсэн нь сонин гэж бичжээ [Ринчен 1966: 142–144]. Иймд энд орсон эр- язгуурын утга өдгөө хуучирч утга нь мэдэгдэхгүй, сэргэн хэрэглэгдэхгүй болсон тул өвөрмөц язгуурын шинжтэй юм.

Б. Ринчен галзуу гэдэг үгийн эртний хэлбэрийг ɣaldaɣu гэж үзээд, «...галзуу хөлчүү гэдэг хоршоо үг одоо ч байгаа нь тун учиртай хоршсон нь галзуу гэдгийг гал гэдэг язгуур үгнээс гаралтайг хэлний уламжлалаар давхар батлан үзүүлж байгаа нь хөлчих гэж халах, галын нөлөөнд ээх гэсэн утгатай үг бөгөөд, урдахи үгийг галтай холбоотой, галдуу байгааг эртнээс нааш хоршин үзүүлж байгаа юм» [Ринчен 2007: 30–32] гэж тайлбарласан нь эл үгэн дэх -зуу нь эрт үеийн -дуу гэдгээс улбаалсан дагавар гэжээ. Өдгөө нэгэнт -зуу дагаврын утга хуучирсан байдалтай бөгөөд өөр үгэнд тохиолдохгүй болсон тул өвөрмөц дагавар гэж хэлж болно.

107

Бүтээврийн заагт өвөрмөц дагавар үүсэх ньХэл шинжлэлийн онолд бүтээврийн сарнил (переразложение, метанализ)-ын талаар

дурдсан байдаг бөгөөд энэ нь «нэг бүтээвэр дараалсан хоёр бүтээвэр болж хувирах, эсвэл зэрэгцэн орсон хоёр буюу хэд хэдэн бүтээвэр өөр хоорондоо уусан нэгдэж бүтээврийн утга балархайших үзэгдлийн дагуу нэг бүтээвэр болох зэргээр үг болон холбоо үгийн бүтэц дэх бүтээврийн заагт шилжилт хөдөлгөөн бий болох» [Ахманова 1966: 319]-ыг хэлдэг ажээ. Гэхдээ энэ нь «нугархай хэлэнд түлхүү илэрдэг» [Большой энциклопедический словарь 1998: 370] байна.

Залгамал бүтэцтэй монгол хэлний тухайд ч үгийн бүтэц дэх бүтээврүүдийн заагт хувирал явагдах нь бий. Жишээлбэл, ebedčin (өвчин) гэдэг үгийн e-be- язгуур дээр -d, -či(n) залгахад -d, -či үе-утгалбаруудын заагт хэлэхүйн явцад уусах үзэгдэл явагдсан гэж үзэж болно. ОЦМХ-нд нөхцөл бүтээвэр нь дагаврын үүрэгтэй болсон тохиолдол цөөнгүй ба тэдгээр нь өвөрмөц дагаврын шинжтэй юм. Жишээлбэл:

СМБХ ОЦМХbodas бодисčöb-ün цөвүүн (цаг)eng-ün энгүүн (яриа)bilig-ün билгүүн

гэх мэт. Үүнд, цөвүүн, энгүүн, билгүүн гэхэд жинхэнэ нэрийн хэлзүйн хэлбэрээс шинж заасан тэмдгийн нэрийн ай үүссэн байна.

Аман ярианд хэрэглэгддэг байз гэдэг үгийн -з нь түр үйлдэхийн -зна нөхцөлийн утгыг илэрхийлдэг билээ. Б. Пүрэв-Очир байзна- гэдгийн -зна бүтээврийг түр үйлдэх байдлын -з дээр үйлийн одоо цагийг заах -на бүтээвэр наалдаж үүссэн болов уу гэж таамагласан байна [Пүрэв-Очир 2008: 128]. Энэхүү байз гэдэг хэлбэр нь байзØ, байзаач, байзаарай зэргээс өөр үйлийн төгсгөх нөхцөл авахгүй, байз даа, байз л даа зэргээс өөр өгүүлбэрийн нөхцөл авахгүй учраас заримдаг дагаврын үүрэгтэй ажээ. Иймд -з бол хэлэхүйн явцад -зна бүтээврээс хураагдаж үүссэн өвөрмөц бүтээвэр гэж болно.

М. Базаррагчаа, нуруулд-, зөрүүлд-, нүүрэлд-, дуулд-, андалд-, тохойлд-, өсгийлд-, өлмийлд-, шанаалд-, ташаалд-, сүүжилд-, хажуулд-, тахиралд-, араалд-, цоолд-, тасалд- мэтийн үгэнд орсон -лд бүтээврийг -л, -д нийлж бүтсэн нийлмэл бүтээвэр гээд: «Сэлгэн тохицож байсан үе-утгалбар нь дараалан зохицохдоо утга нь сайтар ялгараагүй үедээ давхарлан орох нь буй. Үүнийг хэлэхэд үүсэж буй сонин зүйл гэж хэлж болох ба хэл хэлэхийн зөрчилт үзэгдэл гэж хэлж болно» [Базаррагчаа 2014: 151] гэжээ. Өөрөөр хэлбэл, тохойл-, тохойд- гэсэн хэлбэрээс тохойлд- гэсэн нийлмэл хэлбэрийг зохион хэлэх нь өвөрмөц шинжтэй гэсэн байна. Гэхдээ -лд нь нэг биш нэлээд хэдэн үгэнд тохиолддог нь залгамал бүтэцтэй хэлний онцлог бололтой.

Авианы тонгорлын үр дүнд өвөрмөц дагавар үүсэж болно. Жишээлбэл: шоовдор гэдэг үгийг бүтцээр нь шоо-д-вор гэж задлах ба -д, -в гийгүүлэгчүүд тонгорч -вор дагавар үүссэн байна.

Төсөөрхлөөр өвөрмөц дагавар үүсэх ньОЦМХ-ний өвөрмөц дагавартай үгсийн нэлээд хэсгийг төсөөрхлөөр үүссэн үгс

эзэлдэг. Төсөөрхөл буюу аналоги гэдэг нь хүний сэтгэхүйн нэг өвөрмөц илрэл бөгөөд тухайн хэлний идэвхтэй бүтцийг санамсаргүй ухамсрын түвшинд дуурайх байдлаар шинэ үг үүсгэх үйл явц юм. Жишээлбэл: голомт гэдэг үгийн бүтцийг гал буюу гол гэсэн нэрээс -мт дагавраар үүссэн учраас буруу үүссэн гэж үздэг бол, зарим судлаач голло-мт

108

гэж үүсээд нэг доор орсон л авианууд хэлэхийн хуулиар ондоошиж нэг хэлэгдэх болсон гэж таамагладаг. Гэхдээ эндээс хамгийн үнэмшилтэй хувилбар нь гол-мт бөгөөд учир нь баримт, дарамт, боомт гэдгээс жишин адилсуулах сэтгэлгээгээр голомт гэж үүссэн байх боломжтой. Үүнийг нэрээс нэр үүсгэх -мт дагавар гэж үзвэл өвөрмөц дагавар болно. Мөн идэвх гэдгээс төсөөрхлийн зарчмын дагуу чадавх гэсэн буруу хэлбэр үүссэн гэж үздэг байна. Иймд чадавх гэдэгт орсон -вх дагаврыг өвөрмөц дагавар гэж болно.

Хэвийн нөхцөл нь үйл үндсийн араас орох байртай боловч төсөөрхлийн зарчмаар нэр үндсийн араас орсон тохиолдол ховор боловч үзэгдэнэ. Жишээлбэл: хураагд-, нотлогд- зэрэгтэй төсөөрхөж амтагд- гэж үүссэн байна.

Үүнээс үзэхэд, хүний сэтгэхүй гадаад орчны юм үзэгдлийг бүхэллэг байдлаар хүртэж авдгийн улмаас үг бүтээх идэвхтэй загварыг дуурайх байдлаар өвөрмөц шинэ бүтцийг үүсгэдэг байна.

Үгийн бүтцэд буруу байрласнаас өвөрмөц дагавар үүсэх ньҮгийн бүтцэд буруу байрласан бүтээврийг өвөрмөц дагавар гэж үзэж болох

талтай. Бүтээц багатай дагавар (непродуктивные аффиксы) гэдэг нь үгийн бүтцэд ховор тохиолддог дагаврыг хэлдэг бол, үгийн бүтцэд буруу байрласан гэдэг нь тухайн хэлний үг бүтээх ёс, түгээмэл зүй тогтоолыг зөрчиж үүссэн гэсэн үг юм. Жишээлбэл: байгууллага (бай-уул-лага) гэдэг үгтэй ижил загвараар үүссэн өөр үг ховор юм. Я. Цэвэлийн «Монгол хэлний товч тайлбар толь» (УБ, 1966)-д явууллага гэж үг байгаа ч «Монгол хэлний тайлбар толь» (УБ, 2011)-д явуулга гэж авчээ. Л. Болдын «Орчин цагийн монгол хэлний тонгоруу толь»-д: хариуллага, явууллага, гуйвууллага, санууллага, орууллага зэрэг үг байгаа боловч хэлний хэрэглээнд хариулга, явуулга, гуйвуулга, сануулга, оруулга гэсэн хэлбэрээрээ хэлэгдэж бичигдэх нь түгээмэл юм. Ингэхлээр байгууллага гэдэг нь буруу үүссэн үг бололтой. Үүнд байгуул- гэсэн үйл үндсэн дээр байгуулалт, байгууламж гэдгийн жишгээр -га залгаж байгуулга гэж үүсгэх ёстой байсан боловч -га биш -лага залгаснаар байгууллага гэсэн буруу хэлбэр үүсгэсэн байна. Гэхдээ үг бүтээх ёсны үүднээс авч үзэхэд, байгуул- гэдэг дээр -лага залгасан биш, байгуулал гэдэг дээр -га залгасан гэхээр байна. Учир нь дээрх Я. Цэвэлийн тольд байгуулал гэдгийг: 1. улсын болон олон нийтийн байгууллага (захирах байгуулал) гээд цааш 2. нийгэм төрийн байгуулалт (нийгэм журамт байгуулал, зөвлөлт төрийн байгуулал); 3. ямар нэг юмны харилцан холбоо бүхий тогтолцоо (хэл зүйн байгуулал) гэхчлэн хийсвэр утгуудаар нь тайлбарласан бол, байгууллага гэдгийг албан газар гэж тайлбарлажээ. Эндээс үзэхэд, байгуулал гэдэг үг байгууллага гэдэгтэй бараг нэг утга заадаг байсан нь харагдах бөгөөд харин «Монгол хэлний тайлбар толь» (УБ, 2011)-д энэ хоёр үгийг эрс заагтай тайлбарлаж өгсөн байна. Тэгвэл И. Дамбажав «Оюун билгийн мэлмийг нээгч аялгуу сайхан монгол үгийн дээж» хэмээх монгол хэлний дэлгэрэнгүй тайлбар толь бичигтээ байгуулга гэж аваад: «байгууллага гэж бичиж хэвшсэн үгийг тус тольд байгуулга гэж бичлээ. Энэ бол ер нь байгуул гэсэн үйл үндсэнд “га” гэдэг нэр үг бүтээх дагавар залгаж үүссэн үг юм» [Дамбажав 2010: IX] гэсэн тайлбарыг хийжээ.

Үүнтэй адил нэг жишээг үзвэл, ярилцлага (ярь-лц-лага) гэдэг үг мөн үг бүтээх ёсны талаасаа буруу үүссэн үг юм. Учир нь ярь-лц-лага гэж үүссэн гэж үзвэл ийм замаар үүссэн өөр үг байдаггүй. Иймд ярь-лц-аан гэсэн хэлбэр нь зөв ажээ. 1930-аад оны үеийн зохиолч М. Ядамсүрэн харилцан яриагаар бичсэн ёгт өгүүллэгээ «Ухваргүй ярилцаан» гэж нэрлэжээ. Жич: Я. Цэвэлийн толь болон И. Дамбажавын тольд ярилцлага, ярилцаан гэсэн үгсийн аль аль нь байхгүй байгаа нь сонирхолтой юм. Мөн хэлэлцээр гэхэд хэл-лц-ээр гэсэн бүтэцтэй бөгөөд үүнтэй адил хэвийн нөхцөлүүдийн араас -аар (-ээр) дагавар залгаж үүссэн өөр үг байхгүй байна. Иймд энэ мэт үгийн бүтцэд тохиолдож байгаа

109

бүтээврүүдийг хэдий үндсэн байрлалдаа идэвхтэй боловч ховор тохиолдох шинжээр нь буюу бүтээврийн байр дарааллын талаасаа сондгойрч байгаагаар нь шалгуур хийж өвөрмөц дагавар гэж үзэж болно.

Үүнээс гадна, нэр үг бүтээх дагаврууд нь тухайн нэрээр хүн ба хүн бусын алийг заасан эсэхээр тодорхой ялгарч болно. Монгол хэлэнд хүний холбогдолтой тусгай дагавар цөөнгүй байдаг. Гэтэл үйлээс нэр үг бүтээх -л дагавар нь тухайн үйлийн үр дүнг заах үндсэн утгатайгаас гадна хүнийг заасан нэр бүтээх маш ховор тохиолдол байдаг. Жишээлбэл, боо-л, захир-л гэсэн үгс нь хүнийг заасан утгатай юм. Мөн ихэвчлэн үйлийн зэвсэг хэрэглүүрийн нэр бүтээх -уур, -лага дагавраар хүнийг заасан сахиур, зарлага зэрэг үг бүтээсэн байна. Үүнд -уур (-үүр) нь үйлээс нэр бүтээх бүтээц сайтай дагавар бөгөөд энэ дагавраар үүссэн үг нь бодитой ба хийсвэр юм, ойлголтыг заасан утгатай (тавиур, хөндүүр) байна. Гэтэл аман ярианд сахиур гэж үг үүссэн байдаг нь сахь-уур гэж үүссэн ба үүнтэй адил -уур дагавраар хүнийг заасан үг үүсгэсэн өөр үг байхгүй тул өвөрмөц дагавар гэж үзэх юм. Тайлбар тольд сахиур гэсэн үг байхгүй, энэ үг нь ярианы хэлэнд үүсэхдээ сахиул, сахиус гэсэн үгсийн утгаас арай өөр буюу ‘эмнэлэгт хэвтэж байгаа өвчтэй хүнийг сахиж асрах хүн’-ийг заан нэрлэх шаардлагаар ийнхүү өвөрмөц хэв шинж (тип)-ээр үүсжээ.

Өвөрмөц дагаврын бүтэцҮг бүтээх ерөнхий загвараар авч үзэхэд, үйлээс нэр бүтээх, нэрээс нэр бүтээх,

нэрээс үйл бүтээх, үйлээс үйл бүтээх гэж ялгаж болно. Тухайлбал:V-N: -лага байгууллага (бай-уул-лага), -л (захирал), -уур (сахиур), -лага (зарлага) гэх

мэт. Эдгээр -л, -уур, -лага дагавар нь үйлээс нэр үг бүтээх үүрэгтэй авч энэ тохиолдолд хүнийг заасан үг бүтээж байгаа нь өвөрмөц ажээ.

N-N: -в (төсөв), -вх (идэвх), -мт (голомт)N-V: -с (нэгс-), -гд (амтагд)V-V: -з (байз-), -р (тулгар-), -шир (үхшир-)гэх мэт. Судлаач Ж. Ганбаатар, хэвийн бүтээврийн араас үйл үг бүтээх дагавар орсон

үг бараг байхгүй, харин -р дагавар орсон автар-, тулгар- гэсэн хоёрхон үг тохиолдож байгаа нь эргэлзээ төрүүлж байна гэжээ [Ганбаатар 2014: 36–37].

Шинэ үг бүтэх үйл явц нь шинжлэх ухааны салбар бүрд тодорхой хэмжээгээр өрнөж байдаг ба шинжлэх ухааны нэр томьёо, нэршлүүдэд ажиглалт хийж үзэхэд сонирхолтой хэлбэржилт цөөнгүй тохиолдоно. Мэргэжлийн нэр томьёог тухайн зүйлийн агуулга, мөн чанарыг харгалзан оноодог боловч эх хэлний үг бүтээх зүй тогтоолоос зөрөх тохиолдол гарч болдог байна. Тухайлбал, хөгжим судлаач Н. Жанцанноров хөгжмийн онолын нэр томьёонуудыг эмхтгэн гаргахдаа «рапсодия» гэх нэгэн зүйл хөгжмийн бүтээлийг монголоор «туульлиг» гэж оноон орчуулсан байна [Жанцанноров 1996]. Гэтэл үүнтэй адил буюу (жинхэнэ нэр) — (-лиг) гэсэн загвараар үүссэн үгсийг ажиглахад жинхэнэ нэрээс тэмдгийн нэр үүсгэсэн (баатарлаг, оюунлаг, чадварлаг, ухаалаг) байгаа бол туульлиг гэдэг нь жинхэнэ нэрээс жинхэнэ нэр үүсгэсэн байдалтай байгаа учраас энэ тохиолдолд -лиг дагаврыг өвөрмөц дагавар гэж үзэх үндэстэй юм.

Физикийн нэр томьёон дотор ч өвөрмөц дагавартай гэж болохоор үг цөөнгүй ажиглагдана. Жишээлбэл: ойролцоолон шийдэх (бодох) арга гэхэд буй ойролцоол- гэдэгт орсон -л нь өвөрмөц дагавар болох юм. Угтаа үйлээс үйлийн шинжийг заасан тэмдгийн нэр бүтээх үүрэгтэй -нги дагаврыг тас гэдэг нэр үндсэнд залгаж тасанги (квант) гэх нэр томьёог үүсгэсэн (О. Лхагва) байна. Үүнчлэн нэрээс үйл үг бүтээх үүрэгтэй -с дагавар нь тооны нэрийн араас орохдоо зөвхөн нэг гэдгийн араас орж нэгс-, улмаар нэгсэл буюу нэгслийн зарчим гэж үүсэн хэрэглэгддэг байна.

110

Монгол хэлнээ язгуур бүтээвэр өвөрмөц шинжтэй байх тохиолдол маш ховор юм. «Хэлшинжлэлийн нэр томьёоны тайлбар толь»-д «ганц язгуур» буюу «унирадиксоид»-ыг: «зөвхөн ганцхан залгавартай нийлэх тогтвортой язгуур» гээд, монголоор өвөрмөц (öber-miče), буурай (buγu-rui), буурхи (buγu-rki) гэсэн жишээг гаргажээ [Зээнямбуу, Базаррагчаа 2014: 72]. Зарим өвөрмөц бүтээвэртэй гэж болох үгсийг түүхэн бүтээвэрзүйн үүднээс нягтлан тайлбарлах шаардлага гардаг. Тухайлбал, М. Базаррагчаа өвөрмөц гэдэг үгийн гарлыг эрдэмтэд хэрхэн авч үзсэн тухайд: «Хасбагана, Шинэтгэ нар <...> “-miče” дагаврын талаар сонирхолтой санаа дэвшүүлснийг үзвэл, “-miči” (ӧ’ermičilen) гэх тэмдэг нэр бүтээх дагавар нь ӧberümče~ӧberübči (өөриймч) хэмээх үгнээ тохиолдож “ӧber-ǖn-či(če)” гэдэг үгээс улирч иржээ. Энэ дагаврын тухай Ш. Цэцэнцогт -ǖ-n (-ийн) нөхцөл дээр үйл үг үүсгэх “-sa” дагавар залгаж “-miče” болжээ гээд, ӧberünse- (өөрийнсөх), küneyise- (хүнийсэх), ӧberǖnseg (өөрийнсөг), küneyiseg (хүнийсэг) гэж хэлдэг нь “s~č, n~m” сэлгэцээр “ӧbermiče” (өвөрмөц) болжээ гэж үзсэн байна» [Базаррагчаа 2014: 264] гэж бичжээ. Үүнчлэн ОЦМХ-ний өөдөс гэдэг үгийг цуваа цагийн үүднээс сэргээвэл өө-л-дөс гэсэн бүтэцтэй юм.

Үгийн сангийн бүрэлдэхүүний хувьд өвөрмөц дагавартай үг нь мэргэжлийн үг, хүндэтгэлийн үг, хар ярианы үг, хуучирсан үг, харь хэлний үг гэх зэргээр ихэвчлэн идэвхгүй хэрэглээний үг байхаас гадна утга зохиолын өргөн хэрэглээний үг ч цөөнгүй бий.

Аливаа хэлний бүтээврийн бүрэлдэхүүнийг ажиглахад, хэлний түүхэн хөгжлийн явцад тодорхой хэмжээгээр хувьсан өөрчлөгдөх үзэгдэл гардаг байна. Эдгээр өөрчлөлт нь ихэвчлэн цаг хугацааны нөлөөгөөр мөн чанар нь өөрчлөгдөж өөр хоорондоо шилжин солигдох (язгуур нь үндсэн үүргээ алдах, дагавар нь нөхцөл болох, нөхцөл нь дагавар болон хувирах гэх мэт) зэргээр илрэхээс гадна бүтээврийн материаллаг бүтэц, авианы бүрхүүл, утга агуулга өөрчлөгдөх явдал цөөнгүй тохиолддог. Иймд өвөрмөц дагавартай гэж үзэж байгаа үгсийг түүхэн бүтээвэрзүйн үүднээс сайтар нягталж үзэх нь чухал юм.

Дүгнэлт1. ОЦМХ-ний өвөрмөц дагаврын зүйлүүдэд үгийн аймгийн хувьд жинхэнэ нэр

голлож байна. Учир нь нэр үг нь хязгааргүй ертөнцийн бодит болон хийсвэр утгатай юм, үзэгдлийг нэрлэн заадаг учраас тохиолдмол шинжтэй үг үүсгэх нь түгээмэл байдаг байна. Гэтэл юм, үзэгдлийн үйл хөдөлгөөнийг заасан утгатай үйл үг нь тоогоор цөөн байдаг учраас идэвхтэй хэрэглэгдэж, ингэснээр өвөрмөц тохиолдмол шинжтэй байх боломжоор сул байдаг ажээ.

2. Өвөрмөц дагавар нь нугархай хэлэнд элбэг тохиолддог бол, залгамал бүтэцтэй монгол хэлэнд харьцангуй цөөн тохиолдож байна.

3. Тогтолцоот бүтцээс гажиж үүссэн буюу эсвэл маш ховор тохиолддог дагавартай иймэрхүү үгсийг энгийн бүтэцтэй үгээс нь ялгаж танихад үгийн гарлын толь чухал шаардлагатай. Аливаа хэлний үгийн гарлын толь бол үгийн бүтцийн нэгж хэсгүүдийг таньж мэдэх, хэл яриандаа зөв боловсон хэрэглэж сурахад чухал ач холбогдолтой юм.

111

ХавсралтОрчин цагийн монгол хэлний өвөрмөц

дагаврын жишээ

1. -бай: тал – талбай2. -бар: ажил – ажилбар3. -в: сэд – сэдэв4. -в: төс – төсөв5. -валж: сур – сурвалж6. -вх: чад – чадавх7. -г: төгсгөл – төгсгөлөг (нэр т.)8. -гал: ус – усгал (урсгал)9. -гд: амт – амтагд-10. -гч: хормой – хормогч11. -гөлөн: өлс – өлсгөлөн12. -д: үеэл – үеэлид, хаяал – хаяалид13. -дор: шоод – шоодвор (шоовдор)14. -дуу: ган – гандуу, зай – зайдуу15. -дүү: эр – эрдүү16. -дэс: үнэ – үндэс17. -ж: өгөө – өгөөж18. -жуу: овор – оворжуу19. -з: бай – байз (байзна-)20. -зуу: гал – галзуу21. -л: захир – захирал, боо – боол (хүн)22. -лаг: хамт – хамтлаг23. -лага: байгуул – байгууллага24. -лага: ярилц – ярилцлага25. -лага: зар – зарлага (хүн)26. -лд: зарга – заргалд, нүүр – нүүрэлд27. -лиг: тууль – туульлиг (нэр т.)28. -мор: хой – хоймор29. -мт: гол – голомт

30. -мэн: бизнес – бизнесмэн31. -мэр: түй – түймэр32. -н: шор – шорон33. -най: сар – сарнай34. -нги: тас – тасанги (нэр т.)35. -р: тулга – тулгар-36. -р: алдуу – алдуур-37. -р: сүүл – сүүлэр- (этгээд)38. -ран2: баа – бааран, шээ – шээрэн39. -рь: дуу – дуурь40. -с: зун – зус-41. -с: нэг – нэгс- (нэр т.)42. -сар: ам – амсар43. -сэг: зэв – зэвсэг44. -төл: өвөр – өвөртөл-45. -тэл: үр – үрэвтэл46. -уу: хор – хоруу (мэргэж.)47. -уул: зай – зайгуул48. -уур: сахь – сахиур (хүн)49. -уут: золго – золгуут50. -хөм: төр – төрхөм51. -ц: ахиу – ахиуц (мэргэж.)52. -чин: өвд – өвчин53. -чин: шарга – шаргагчин (шаргачин)54. -ш: урин (урь) – уринш (уриншил)55. -шир: үх – үхшир56. -шүүд: эр – эршүүд57. -ээр: хэлэлц – хэлэлцээр58. -яа: гавь – гавьяа

Ном зүй

Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.Базаррагчаа М. Монгол хэлний “-су-н” дагавар ба “-су-н” дагаварт үгийн гарал. Улаанбаатар, 1996.Базаррагчаа М. Сэлгэн тохицох ёс ба цуван зохицох ёс // Базаррагчаа М. Монгол хэлний дан

бүтээврийн утга, гарал. Улаанбаатар, 2014. С. 149–155. Базаррагчаа М. “-ca…” үе-утгалбарын утга, гарал, тархац. // М. Базаррагчаа, Монгол хэлний дан

бүтээврийн утга, гарал. Улаанбаатар, 2014. С. 252–292. Болд Л. Орчин цагийн монгол хэлний тонгоруу толь / Ред. А. Лувсандэндэв. Улаанбаатар, 1976.Большой энциклопедический словарь. Языкознание / Гл. ред. В. Н. Ярцева. М., 1998.Воеводина Г. А. Уникальные суффиксы имен существительных в современном русском языке. Дис.

… канд. филол. наук. Елец, 2001.Воеводина Г. А. Уникальные аффиксы в современном русском языке (Учебно-методическое

пособие). Елец, 2007.Ганбаатар Ж. Монгол хэлний үг бүтээх дагаврын нэмэлт байр // Хэл зохиол судлал. VII (39) боть.

III дэвтэр. Улаанбаатар, 2014.

112

Дамбажав И. Оюун билгийн мэлмийг нээгч аялгуу сайхан монгол үгийн дээж (Монгол хэлний дэлгэрэнгүй тайлбар толь бичиг). I боть. Улаанбаатар, 2010.

Жанцанноров Н. Хөгжмийн онолын нэр томъёоны хураангуй тайлбар толь. Улаанбаатар, 1996.Зээнямбуу Ч., Базаррагчаа М. Хэлшинжлэлийн нэр томьёоны тайлбар толь. Улаанбаатар, 2014.Мөнх-Амгалан Ю., Кан Шин. Орчин цагийн монгол хэлний бүтээвэр судлал. Улаанбаатар, 2014.Орчин цагийн монгол хэл. Улаанбаатар, 1997.Пүрэв-Очир Б. Бүтээвэр, бүтээвэр, бүтээвэр... // Пүрэв-Очир Б. Сайн үйлсийг бүтээж салаа замаар

явсан эрдэмтэн-зохиолч. Улаанбаатар, 2008. С. 123–134.Рацибурская Л. В. Уникальные морфемы в современном русском языке. М., 1998.Рацибурская Л. В. Уникальные части слова: проблема их выделения и морфемного статуса. Дис. …

доктора филол. наук. М., 2000.Рацибурская Л. В. Словарь уникальных морфем современного русского языка. М., 2009.Ринчен Б. Монгол бичгийн хэлний зүй. Гутгаар дэвтэр: Хэлбэрсудлал. II хэвлэл. Улаанбаатар, 2007.Ринчен Б. Монгол бичгийн хэлний зүй. Дэд дэвтэр: Авиан зүй. Улаанбаатар, 1966.Содном Ч. Монгол хүний нэрийн тухай // Монголын судлалын зарим асуудал, Улаанбаатар, 1964.Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. Томск, 1979.

113

МОНГОЛЬСКИЕ ЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ В ПЕРСПЕКТИВЕ АЛТАИСТИКИ (НОВЫЙ ОПЫТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ)

А. А. Бурыкин

История имен числительных в монгольских, тунгусо-маньчжурских и тюркских язы-ках представляет собой наиболее сложные комплексы проблем в монголистике, тюрколо-гии и тунгусо-маньчжуроведении, не говоря уже о возможности реконструкции системы числительных, хотя бы неполной и фрагментарной, для общеалтайского состояния. Не случайно своеобразие состава и систем числительных по отдельным группам алтайских языков в течение многих лет служило поводом для скепсиса в отношении идеи генетиче-ского родства алтайских языков для антиалтаистов, высказывавших острожные сомне-ния в возможности этого родства, и являлось вдохновляющим фактором для контралтаи-стов, отрицающих самую возможность генетического родства этих языков и одновремен-но отказывавшихся предлагать какие-либо собственные, пусть хотя бы фантастические версии в отношении их генезиса и родственных связей. В литературе по числительным в алтайских языках высказывались разные мнения от невозможности или крайней труд-ности сравнения монгольских числительных с числительными других алтайских языков [Кузьменков 1998] до гетерогенности и возможной вторичности числительных, в частно-сти, до самостоятельной и почти случайной спецификации тюркских числительных как средства их материального несовпадения в алтайских языках [Тенишев 1978].

Алтаистика последних десятилетий накопила множество новых материалов по сравнительной лексикологии, сравнительно-исторической морфологии и сравнительно-исторической фонетике алтайских языков. Совокупность новых фактов, среди которых наибольшую роль играют новые системные решения в исторической морфологии и от-части — новые соответствия в области сравнительно-исторической фонетики алтайских языков, побуждает представить новый взгляд на системы числительных в монгольских, тюркских и тунгусо-маньчжурских языках, языках континентальной триады алтайских языков1.

Система количественных числительных в монгольских языках имеет следующий вид2:Монгольский Ойратскийединицы десятки единицы десятки1 nigen nige(n)2 xojar 20 xorin xoyor xori(n)3 γurban 30 γučin γurba(n) γuči(n)4 dörben 40 döčin dörbö(n) döči(n)

1 Системы числительных корейского и японского языков, в каждом из которых собственная система числительных существует параллельно с системой числительных китайского происхождения. Такая ситуация, наглядно показывающая возможность заимствования целых систем числительных, недостаточно учитывалась в сравнительно-исторической алтаистике, как и то, что системы числительных с прозрачной этимологией составных числительных второй пятерки или второго десятка (как, например, числительные в чукотском и эскимосском языках) являются не открывающейся архаикой, а относительно недавними новообразованиями, инициируемыми лингвокультурными особенностями практики счета у охотников или скотоводов, для которой характерны разнообразные синонимичные замены имен числительных и числительные приблизительного счета.

2 Мы приводим здесь формы письменно-монгольского и ойратского языков, что достаточно для сравнительно-исторических штудий в области монгольских языков. Отдельные более древние формы, нежели те, что засвидетельствованы в этих языках, оговариваются и приводятся отдельно.

114

5 tabun 50 tabin tabu(n) tabi(n)6 ǯirγuγān7 doloγān8 naiman9 jisün10 arban harban

60 ǯiran70 dalan80 najan90 jeren100 ʒaγūn [Рoppe 1937: 85]

zurγā(n)dolō(n)nayima(n)yesü(n)arba(n)

ǰira(n)dala(n)naya(n)yere(n)zuun [Яхонтова 1996: 61]

Система количественных числительных в тюркских языках такова:единицы десятки1 bir2 iki3 üč4 tö:rt5 beš6 altï7 jeti8 sekiz 9 tokuz10 o:n

20 jigirmä30 otuz40 qïrq50 elli60 altmïš70 jetmiš, jet on80 seksen90 toksan100 ju:z

Ввиду того, что названия десятков в тунгусо-маньчжурских языках имеют состав-ной характер, приведем числительные первого десятка тунгусо-маньчжурских языков в формах, имеющих наибольшее значение для реконструкции:

Количественные числительные в тунгусо-маньчжурских языкахединицы1 ümün ~ ömen2 ʒü:r ~ ʒö:r ~ ʒüer3 ilan4 digin ~ düin5 tunŋan ~ sundza6 ninggun7 nadan8 ʒapkun9 jegin ~ üjün~ xüjon10 ʒa:n ~ ʒuvan, mian

На первый взгляд, количественные числительные трех групп алтайских языков имеют между собой настолько мало сходств, что их можно было бы посчитать случай-ными. Хорошо известное сравнение монг. dörben ~ тюрк. tört ~ тунг.-ма. digin ~ düin ‘4’ [Сравнительный словарь 1 1975: 205б] на таком фоне выглядит ненадежной «корневой» этимологией, где несовпадающие части слов не получают объяснения.

На самом деле сравнение форм числительного ‘четыре’ в указанных группах язы-ков оказывается весьма эффектным и имеет большое доказательное значение для срав-нений других форм числительных. Монг. dörben, имеющее морфологическую структуру dö-rben (ср. dö-č-in ‘40’)3 точно соответствует тунгусо-маньчжурской форме эвенк. digi-

3 Элемент -č- в монгольских числительных γučin ‘30’ и döčin ‘40’ — какой-то падежный показатель, оформляющий обозначение единиц в названиях десятков в сочетании с лексемой ‘десять’. Реконструкция его как *-t-, снимающая палатализацию переднеязычных, необязательна: заимствованные формы этого числительного в тунгусо-маньчжурских языках с согланым -т- [Сравнительный словарь 1, 1975: 175б], могут быть гиперкорректными, наиболее репрезентативная маньчжурская форма гусин ‘30’ указывает уже на *-č-.

115

nmen, эвен. dige-rmen ‘состоящий из четырех частей, четырех слоев’. В свою очередь тюркская форма tö:rt ‘4’ (на первичную долготу гласного указывают якут. тYөрт ‘4’ и чуваш. тăват ‘4’) точно соответствует тунгусо-манчжурской форме отнумеративных имен эвенк. dige-regde, эвен. dige-rde ‘четверка’.

Из сказанного явствует, что современные формы количественных числительных в монгольских, тюркских и тунгусо-маньчжурских языках являются гетерогенными в сло-вообразовательном отношении и восходят к формам разных разрядов имен числитель-ных, тем не менее эти разряды принадлежали к единой системе имен числительных — об этом наглядно свидетельствует сохранение отдельных разрядов имен числительных в виде целостной системы в тунгусо-маньчжурских языках.

Тот же самый суффикс -rban/-rben теперь уже строго доказательно выявляется в монгольских числительных γu-rban ‘3’ (ср. γu-č-in ‘30’) и a-rban < harban <*p’a-rban ‘10’.

То, что суффиксы названий десятков в монгольских языках содержат архаический элемент со значением ‘десять’, известно и было высказано Н. Поппе [Poppe 1955: 247], который отождествил его с тюркским числительным o:n ‘10’. Соответствующая этому корню лексема есть в тунгусо-маньчжурских языках: ср. орок. по:во ‘десяток (связка белок)’ [Сравнительный словарь 2 1977: 40а] и в нивхском языке, очевидно, представ-ляющем собой рано отделившийся от остальных тунгусо-маньчжурский язык, ср. нивх. м-ӽо-қр ‘10’, где м- показатель единиц в ряду десятков, ӽо (<*ӽон) – корень числительно-го ‘10’, -қр – показатель системы для счета предметов разнообразной формы. И орок-ская форма, несмотря на изолированность, и нивхская форма однозначно подтверждают то, что в корне числительного ‘10’ в анлауте присутствовал согласный *p’-, превратив-шийся в h- в среднемонгольском языке, утратившийся в большинстве современных мон-гольских языков, но сохранившийся в дагурском харбан ‘10’, баоаньском харван ‘10’, [Тодаева 1986: 28, 57, 174] монгорском харван ‘10’ [Тодаева 1973: 35, 37, 371].

Различия в огласовке конечного элемента в монгольских названиях десятков от 20 до 50 и от 60 до 90 в литературе отмечаются, но остаются без объяснения [Poppe 1955: 247]. Мы полагаем, что рефлекс архаического корня *p’o:n в форме –in указывает на сохранение исторической долготы гласного, кстати, сохранившейся в тюркских языках в рефлексах корня числительного ‘10’ как самостоятельной лексемы, в то время как реф-лексы –an /-en отражают утрату исторической долготы, сближаясь по огласовке с фор-мой a-rban ‘10’, очевидно, переогласованной при присоединении суффикса –rban4.

После того, как было доказано, что в личных местоимениях тунгусо-маньчжурских и монгольских языков 1 и 2 л. мн. числа тунг.-ма. bu, bue – монг. ba ‘мы’, тунг.-ма. su, sue – монг. ta ‘вы’ мы имеем регулярные соответствия гласных ü ~ a, у нас есть основания считать, что монг. tabun ‘5’ и тунг-.ма. tunŋan, маньчж. ‘5’ (с регулярным, но отклоняю-щимся от правил соответствием t ~ s) также содержат общий нумеративный корень.

Известно, что в монгольских языках имелась форма ʒirin — архаическая форма числительного ‘два’, использовавшаяся для счета живых существ женского пола [Poppe 1955: 243], корневая часть которой присутствует в числительном ʒirγuγān 6 (ʒir- 2 +γu- 3 + суффикс количественных числительных -γān) [Poppe 1955: 245]. Эта форма, как можно судить, соответствует тунгусо-маньчжурскому числительному ʒü:r ~ ʒö:r ~ ʒüer ‘2’ – вероятнее всего из *ʒö:r, сохранившегося в эвенском языке без изменения при типичном

4 Названия десятков в монгольских и тюркских языках, таким образом, представляют весьма ценный источник фактов для исторической фонетики, позволяющий проследить соответствия реконструируемых или сохраняющихся (для тюркских языков) долгих гласных в разных позициях в слове, их влияние на огласовку слова (ср.-монг. doloγān ‘7’ и dal-an ‘70’ и зависимость от огласовки других морфем (ср.-монг. a-rban ‘10’ при предполагаемом *o: в первом слоге).

116

переходе ö > ü во всех других тунгусо-маньчжурских языках в большинстве случаев. Этот же корень, видимо, представлен и в тюркском ʒigür- ~ ʒigir- ‘удваивать’, которое считается этимоном для тюркского числительного jigrimi 20 [Севортян 4: 202].

Параллелью к монг. xojar ‘два’ — тот же корень в монг. xor-in ‘20’ — является, оче-видно, тюрк. qoš (< qo-š) ‘всякий парный предмет’, ‘примешивать, добавлять, соединять в пары’ [Севортян 6: 92]. В монголистике принято считать, что элемент -r- в числитель-ных 2 и 20 относится к основе числительного, хотя в слове xos ‘пара’ он отсутствует [Poppe 1955: 242–243] — вероятнее всего по той причине, что эта форма заимствована из тюркских языков.

После того, как мы обнаружили, что отдельные количественные числительные в разных группах алтайских языков восходят к разным разрядным формам числительных, мы можем предложить новую этимологическую трактовку элемента -r- в формах чис-лительного два в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках. Вполне возможно, что конечное -r- в монг. xojar ‘2’ и в тунг.-ма. ʒü:r ~ ʒö:r ~ ʒüer ‘2’ тождественно показателю распределительных числительных -ar/-är в тюркских языках (ср. bir-är ‘по одному’ от bir один), который, в свою очередь, идентичен по форме и по функции показателю твори-тельного (орудного) падежа –r, сохранившегося в монгольских языках в своем первона-чальном значении (нам известно, что падежные показатели участвуют в оформлении суф-фиксов разрядов числительных, так, в тунгусо-маньчжурских языках распределительные числительные часто оформляются суффиксом творительного падежа -ʒi). Реконструкция соотносительной пары je-sün ‘9’ – je-r-en ‘90’ с корнем *jer- [Poppe 1955: 246] в этом случае необязательна и не доказательна: старые показатель распределительных числи-тельных могли сохраняться неодинаково в разных формах одних и тех же числительных.

Распространенное среди тунгусо-маньчжуроведов мнение, согласно которому ко-нечное -r в числительном ʒü:r два является суффиксом множественного числа от имени с конечным -n, восходящее к работам В. И. Цинциус и оcнованное на том, что числитель-ное ‘два’ в эвенкийском и эвенском языках склоняется по образцу имен на -n во множе-ственном числе, является ошибочным — такой модели у имен нет в нанайском языке, в котором тем не менее числительное два имеет вид ʒüer — следовательно, конечное -r в этой форме и гомогенных с ней формах числительного два других тунгусо-мань-чжурских языков не имеет общего происхождения с формами множественного числа от именных основ на -n.

Соответствия числительного ‘девять’ не привлекали особого внимания алтаистов, вероятно, ввиду неясности вопроса с праформой этого числительного в тунгусо-мань-чжурских языках. Эвенкийское jegin и эвенское üjün ‘9’ не укладываются в рамки из-вестных фонетических соответствий, нанайское xüjün и маньчжурское üjün ‘9’ более сходны с эвенской формой, чем с эвенкийской, тем не менее тунгусо-маньчжурские и монгольские формы этого числительного отождествляются друг с другом [Сравнитель-ный словарь 1 1975: 352а–353а]. И. Бенцинг попытался решить проблему соотношения этих форм посредством реконструкции *xüjegün [Benzing 1956] (ср. еще эвен. ujgin в словаре Палласа), однако эвенкийская форма jegin невыводима из данной праформы и одновременно не является заимствованием из монгольских языков, как можно было бы подумать, исходя из частичного внешнего сходства этих лексем. Орочская форма xüjün имеющая начальное х- вопреки рефлексам этого согласного для орочского языка, не-закономерна и не поддерживается даже фактами удэгейского языка — ближайшего к орочскому из тунгусо-маньчжурских языков. Вместе с тем едва ли можно считать ее за-имствованием из южнотунгусских языков (ульчского или нанайского).

117

Мы рискнем предположить, что начальный компонент xü- в этом числительном является самостоятельной морфемой иноязычного происхождения по отношению к тун-гусо-маньчжурским языкам. Он сходен формально с чукотско-камчатским префиксом қун-//қон- ‘один, единственный’, участвующим в образовании числительных (ср. чук. қонъ-ачгынкэн ‘9’ (‘одного не хватает до 10’). В этом случае варьирование анлаута в числительном ‘9’ становится понятным.

Наблюдения над соответствиями начального *k’- или *x-, сохраняющегося в юж-нотунгусских и монгольских языках и обычно имеющего соответствия в виде q-/k- в тюркских языках, позволяют дополнить ряд корреспонденций числительного 9. Уклоня-ющимся, норегулярным рефлексом этого согласного для тюркских языков является t- ср. известный пример эвенк. i:nngi ‘язык’ ~ нанайск. singmu ~ маньчж. ilenggu < *xilenggu ‘язык’ ~ монг. kelen ‘язык’ ~ тюрк. til ‘язык’. Хотя подобный девиантный рефлекс на-чального *k’- ~ *x- в тюркских языках характерен в большей степени для слов с перед-нерядной огласовкой, из этой тенденции встречаются исключения, одним из которых как раз и может быть соответствие корней числительных тунг.-ма. *xüjün ‘9’ и тюрк. toku-z ‘9’, при этом суффиксальные элементы -sun и -z оказываются исторически тож-дественными друг c другом и соотносящимися с тунгусо-маньчжурскими показателями множественности -кса ~ кта (-к+са, к+та: возможно, заднеязычные согласные основы имени тут имели разное качество — возможно, *k- и *x- или *q- — при явном тождестве финального морфологического элемента, иначе сходство этих элементов не объясняет-ся). Пример сквозного тождества морфем, о которых тут идет речь — эвенк. bu-kse ‘лед’ ~ монг. mö-sün ‘лед’ ~ тюрк. bu-z ‘лед’.

Возможно, что тунгусо-маньчжурское ʒapkun ‘8’ и тюркское seki-z ‘8’ имеют об-щий корень (суффикс -z в sekiz ‘8’ тот же, что и в toku-z ‘9’) хотя для такого утвержде-ния необходимо определенное количество репрезентативных примеров на соответствие тунгусо-маньчжурского ʒ- тюркскому s- как последствие оглушения и спирантизации среднеязычного *ʒ- помимо его оглушения до č- и перехода в *j- в тюркских языках.

Что касается тюркских количественных числительных, то в сводке этимологиче-ских решений для них, данной в этимологическом словаре тюркских языков Э. В. Севор-тяна, находится множество решений, укладывающихся в общеалтайскую реконструкцию числительных и объясняющих своеобразие тюркских числительных на общеалтайском фоне (см. [Севортян 1: 141–142] (алты ‘6’, алтмыш, алтон ‘60’), [Севортян 1: 266–267] (элли ‘50’), [Севортян 1: 337–339] (ики ‘2’), [Севортян 1: 455–456] (о:н ‘10’), [Севортян 1: 641–642] (Yч ‘3’), [Севортян 2: 146–148] (бир ‘1’), [Севортян 2: 126–127] (бǝ:ш ‘5’), [Се-вортян 4: 167–168] (йеди ‘7’), [Севортян 4: 194–195] (йетмиш, йетон ‘70’), [Севортян 4: 201–202] (йиғрими ‘20’), [Севортян 4: 260–261] (йYз ‘100’), [Севортян 6: 240–241] (кырк ‘40’), [Севортян 7: 236] (сексен ‘80’), [Севортян 7: 241–242] (секиз ‘8’))5. Мы не распола-гаем пока статьями этого словаря на лексемы tö:rt ‘4’, tokuz ‘9’ и toksan ‘90’, однако как раз эти формы оказались в поле нашего внимания в настоящей работе.

Как исходя из материалов словаря Э. В. Севортяна, обобщающего почти вековую традицию исследований в области тюркской этимологии и алтаистики, так и из итогов позднейших разысканий становится понятно, что тюркские числительные не представля-ют контралтаистических аргументов. Тюркские bir ‘1’ и iki ‘2’ соотносятся с корейскими лексемами пиросо «сперва, сначала», и пƆгым «следующий», для числительных второй пятерки характерна морфологическая производность, при этом по крайней мере суффик-сы числительного ‘9’ монг. -sun и тюрк. -z отождествляются друг с другом. Числительное йиғрими ‘20’ сохраняет соотнесенность с корнем числительного ‘2’ в тунгусо-маньчжур-

5 Исключительно важно то, что в Словаре Э. В. Севортяна помещена отдельная статья экиз ‘близнецы’ [Севортян 1: 252–254], даже в формальном отношении отделяющая эту лексему от чиcлительного ики ‘2’.

118

ских языках и архаической формой для ‘2’ в монгольских языках. Если числительные otuz ‘30’, qïrq ‘40’ и elli ‘50’ могут иметь историю, сходную с историей русского сорок «мешок, упаковка на 4 десятка шкурок пушного зверя» или якутского мэhэк 100 (русск. мешок «100 шкурок»), то числительные — названия десятков от 60 до 100 имеют в своем составе формы числительного ‘10’: формант -mï-š / -mi-š в формах altmïš ‘60’ jetmiš ‘70’, очевидно, соотносится с ранней формой числительного *p’o:n 10, сохраняющей анла-утный согласный при попадании его в позицию внутри слова и осложненный каким-то показателем -š, а изменение гласного в позиции непервого слога аналогично огласовке этого же элемента в монгольских названиях десятков — -in в наиболее ранних формах, сохранявших долготу гласного, -an/-en в формах более позднего происхождения, обо-значающих количество. приближающееся к 100. Тот же самый компонент -an/-en мы находим в тюркских числительных seksen ‘80’ и toksan ‘90’. Тождество числительного 100 — монг. ʒaγūn ~ тюрк. jüz, при том что тюркская форма, как и числительные ‘8’ и ‘9’, осложнена показателем какой-то конкретной множественности, сомнений не вызывает. Возможно, к монгольской форме имеет отношение тунг.-ма. taŋgu ‘100’ [Сравнительный словарь 2 1977: 163а]: филиации переднеязычных и среднеязычных согласных в отдель-ных группах алтайских языков и в отдельных словах — наблюдаемое, но пока не полу-чившее объяснения явление.

В первом приближении реконструированная система количественных числитель-ных для общеалтайского состояния может быть представлена в следующем виде: числи-тель-ные1 (1) ni-gen ‘1’ ni-ŋgun ‘6’ ? –i в alt-i- ‘6’ и je-t-i ‘7’1 (2) bir ‘1’ ~ кор. пиросо ‘сперва,

сначала’1 (3) öm-en ‘1’ ? опур- ‘рассекать,

раскалывать’ [Севортян 1: 466] (‘разъ-един-ять’), кор. Ɔмчжи сон-карак ‘большой палец’.

2 (1) ʒir ‘две’,ʒir-γu-γān ‘6’,возможно ʒ- вʒ-a:n ‘10’

ʒö:-r ‘2’ ji-g-ri-mi ‘20’,? возможно, je- в je-t-i ‘7’ и je-t-mi-š ‘70’ (‘два сверх пяти’)

2 (2) xoja-r ‘2’,xo-r-in ‘20’

qo-š ‘пара, парный предмет’

iki ‘2’ ~ кор. пƆгым «следующий»

3 неясно4 dö-rben ‘4’ dig-in 4, dige-nmen, dige-rmen

‘из 4-х частей’, dige-regde, dige-rde ‘четверка’, маньч. dexi ‘40’

tö:-rt ‘4’

5 (1) tabun ‘5’tab-in ‘50’

tu-nŋan ‘5’ маньч. tofo-xon ’15’

5 (2) bilen ‘запястье’ *бǝ:ш ‘5’6 ʒir-γu-γān ‘2+3’ ni-ŋgün ‘1 (сверх 5)’7 неясно8 ʒapk-un 8 sek-iz ‘8’, sek-s-en ‘80’

119

9 jisün je-gin ‘9’, *(kü-)-je-gün ‘9’ toku-z ‘9’ , tok-s-an ‘90’10 ha-rban ‘10’,

-in в xor-in ‘20’,-an в dal-an ‘70’, -en в je-r-en ‘90’

орок. po:-vo ‘десяток’, эвен. mian ‘10’, -a;n в ʒ-a:n ~ ʒ-o:n ~ ʒ-uvan ‘10’, где ʒ-<*ʒu- ‘2’ – показатель близости ко второму десятку.

o:n ‘10’,-mï-/-mi- в alt-mï-š ‘60’ и je-t-miš ‘70’, -an/-en в sek-s-en ‘80’ и tok-s-an ‘90’

Представленный опыт реконструкции системы количественных числительных в ал-тайских языках, разумеется, не дает ответов на все вопросы. Неясными остаются основания для реконструкции числительных ‘3’ и ‘7’, гипотетична реконструкция для числительного ‘8’. Вместе с тем в литературе и при изучении материала удается найти этимологические решения для алтайских числительных и оценить характер проблемы дивергенции числи-тельных в алтайских языках с точки зрения теории. Очевидно, решение проблемы алтай-ских числительных как раз и заключается в том, что для некоторых количественных чис-лительных восстанавливаются не одна, а две–три лексемы, показывающие дивергентные процессы в разных группах алтайских языков и имеющие разные словообразовательные модели и средства, а также в том, что системы количественных числительных в отдельных группах алтайских языков пополнялись за счет разных разрядов числительных. Любопыт-но, и едва ли это случайно, что роль тюркских языков для реконструкции числительных постепенно возрастает в приближении от ‘4’ к ‘10’ и от ‘60’ до ‘90’. По-видимому, разная ценность отдельных групп языков для реконструкции является прямым следствием самого факта дивергенции языков и зависит от характера дивергенции.

Показательно, что проблемы межгрупповых заимствований для числительных ал-тайских языков имеют минимальную степень актуальности.

В заключение можно сказать, что имена числительные в отдельных группах ал-тайских языков не препятствуют утверждениям о генетическом родстве этих языков и не создают непреодолимых трудностей при реконструкции. Они лишь демонстрируют некоторую специфику дивергенции, которая является характерной для каждой семьи и группы языков в отдельности и которая является объектом сравнительно-исторических исследований на практике и в теории компаративистики, обобщающей опыт реконструк-ции и представлений об истории отдельных языковых семей.

СокращенияКор. — корейский, маньчж. — маньчжурский, монг. — монгольский, нанайск. — нанайский, нивх.

— нивхский, орок. — орокский, тунг.-ма. — тунгусо-маньчжурский, тюрк. — тюркский, чуваш. — чуваш-ский, эвен. — эвенский, эвенк. — эвенкийский, якут. — якутский.

ЛитератураКузьменков Е. А. Протомонгольские числительные // Востоковедение. СПб., 1998. Вып. 20. С. 70–

97.Поппе Н. Н. Грамматика письменно-монгольского языка. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937. 196 с.Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Вып. 1–7. М., 1974–2003.Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Т. 1–2. Л., 1975, 1977. Тенишев Э. Р. Тюркские «один», «два», «три» // Тюркологический сборник 1974. М., 1978. С. 109–

113.Тодаева Б. Х. Монгорский язык. М., 1973.Тодаева Б. Х. Дагурский язык. М., 1986. Яхонтова Н.С. Ойратский литературный язык XVII века. М.: Изд. фирма «Вост. лит.» РАН, 1996.

152 с.Benzing J. Die tungusischen Sprachen. Versuch einer vergleichenden Grammatik. Wiesbaden, 1956.Poppe N. Introduction to Mongolian Comparative Studies. Helsinki, 1955.

120

ЛЕТОПИСЬ Д.-Ж. ЛОМБОЦЫРЕНОВА КАК ПАМЯТНИК ВЕРБАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ БУРЯТ

Л. Б. Бадмаева, Л. Д. Шагдаров

Литературное наследие бурят на старомонгольской письменности включает в себя исторические, дидактические, медицинские, филологические, лексикографические, юридические, буддийские сочинения. Буряты в условиях кочевого образа жизни сумели создать, сохранить и донести до наших дней редчайшие памятники культуры монголоя-зычных народов, среди которых особое место занимают исторические хроники [Бадма-ева 2012: 9].

Летопись Дамби-Жалцана (Юмдылыка) Ломбоцыренова “Selengge-yin mongγol buriyad-un darqan tayiša danbi ǰilcan lomboceren-ü ǰokiyaγsan mongγol buriyad-un teüke bolai” (‘История монголо-бурят, написанная дархан тайшой селенгинских монголо-бу-рят Дамби-Жалцаном Ломбоцыреновым’) создана в 1868 г.

Текст селенгинской летописи издан Н. Н. Поппе в Трудах Института востокове-дения в 1936 г. [ЛСБ]. Летопись переложена на современный бурятский язык в 1992 г. известным ученым Ш. Б. Чимитдоржиевым и опубликована в сборнике “Буряадай түүхэ бэшэгүүд” (1992), затем она была переведена на русский язык в 1995 г. Б. Д. Доржиевым и Ш. Б. Чимитдоржиевым. Перевод опубликован в сборнике «Бурятские летописи», со-ставители которого Ш. Б. Чимитдоржиев и Ц. П. Ванчикова (Пурбуева) (1995), затем издание было дополнено и переиздано в 2011 г. составителями Ц. П. Ванчиковой, Ш. Б. Чимитдоржиевым, М. В. Аюшеевой.

В летописи Д.-Ж. Ломбоцыренова показано, что в XVII в. в Монголии происхо-дили беспрерывные междоусобные войны между монгольскими князьками и военные действия против маньчжуров. В этих условиях усиливается миграционное движение из Монголии в Забайкалье.

Беженцы оседали главным образом в бассейне реки Селенги, куда стали прибы-вать и представители западно-бурятских родов из-за Байкала. Происходило интенсивное взаимодействие между разнородными монголоязычными группами, в результате чего начался процесс образования единого этноса — бурятского народа, значительную часть которого составляла этнотерриториальная группа — селенгинские буряты, состоящая из разных племенных групп.

Постепенное закрытие границ между Россией и маньчжурской империей, начиная с Буринского трактата 1728 г., привело к оседанию пришлого населения на занятых им землях, в частности, в бассейне реки Селенги.

Предки селенгинских бурят принесли из Монголии буддийскую религию, старо-письменный язык и традицию летописания. Впервые в Бурятии они начали писать свои летописи с конца 1820-х гг. и в это время большую лепту внес Ю. Ломбоцыренов, бу-дучи главным тайшой селенгинских бурят в 1822–1836 гг. Кроме данной летописи, его перу принадлежат еще две работы.

Кратко остановимся на основных моментах содержания летописи Д.-Ж. Ломбоцы-ренова.

Повествование селенгинский летописец начинает с изложения легенды о шаман-ке Асуйхан, которая, зачав от быка небесного происхождения, родила двух сыновей: Бурядая и Хоридоя. От Бурядая произошли потомки Эхирита и Булагата, а от Хоридоя — потомки 11 хоринских родов. Автор представляет политическую обстановку в Мон-

121

голии и Бурятии до прихода русских казаков в Сибирь. Д.-Ж. Ломбоцыренов пишет о том, что в 1366 г. был изгнан из Китая последний монгольский император Тогон-Тэмур, в результате чего Монголия распалась на ряд отдельных мелких княжеств. В 1627 г. власть в Китае завоевала Цинская династия. Разрозненные монгольские уделы оказались в зависимом положении. Один чахарский Лигдэн-хан держался независимо и оказывал сопротивление маньчжурам, поэтому маньчжуры в 1635 г. напали на его княжество. Не-которые монгольские уделы придерживались нейтралитета, но ойратский Бошокту-хан в 1660–1670 гг. предпринял разрушительные походы на Халха Монголию, в результа-те чего Засагту-хан, Тушету-хан, Сайн-нойон были вынуждены принять унизительное маньчжурское подданство. Отчаянную борьбу против маньчжурского господства вели Цынгунджаб и Амурсана. Из-за разрушительных междоусобных войн из Западной Мон-голии в 1630 г. ушли «черные» торгуты, добрались до Поволжья, но часть калмыков в 1772 г. вернулась обратно1 .

О прибытии ойратов в Поволжье, об их взаимоотношениях с русскими царями, о торгутском побеге, о борьбе ойратов во главе с Чингунжабом и Амурсаной с маньчжу-рами довольно подробно рассказывает в своей летописи Ломбоцыренов (см. §§ 10, 11). Все это изложено достаточно ясно. В основном употреблены простые предложения, за-вершающиеся изъявительными формами прошедшего времени.

В частности в § 10 летописи рассказывается о том, что еще задолго до восстания Бошогту-хана и смут Сайн-хана среди монголов произошел раскол, вследствие чего группа Илийских черных торгутов двинулась вниз по Волге, осваивая для прожива-ния территорию до Каспийского моря: ili-yin qara toruγud bolge mongγol-iyar ijil mörün uruγudan bosiuγtu-yin busalγ-a sayin qan-u samalγ-a-ača büri urdaki mongγol öber jaγura-yin ebderel-eče butaraju qaspiska dalai (mongγol tengis naγur) kürtele nituγjiju manutoqai ner-e-tü γajir qan saγuju ros boγda ejin qan aligsi miqayiloviiči-tai tanilčaγsan-i mingγ-a jirγuγan jaγun / γuči γarun on-du. keledüg böged ros albatu boluγsan ügei. qoyin-a ejin impiratur piyitur nigedüki-yin üy-e / mingγ-a jirγuγan jaγun naya γarun on-ača ayusi (вар. В: ayuki) tere ejin-tei masi tanilčabai. [ЛСБ 1936: 9–10].

Здесь Ломбоцыреновым употреблено слово с абстрактным значением эбдэрэл, ко-торое не совсем точно переведено издателями как ‘междоусобица’. В бурятско-русских словарях дается перевод слова эбдэрэл — ‘развал, разруха, распад, разрушение’. Этот перевод неполный. БАМРС-02 дает вторым значением — разлад, раздор, конфликт, вза-имная вражда; смута. Наиболее подходящими для приведенного контекста представля-ются слова «разлад», «раздор», но и эти слова неполностью передают значение данного слова. На наш взгляд, для выражения указанного значения наиболее адекватным явля-ется слово «раскол», согласно РМС-60 это не только хагарал (бур. хахарал), но и эвдрэл, (бур. эбдэрэл).

Именно из-за раскола с другими племенами торгуты были вынуждены покинуть родные места и устремиться в неизведанные края, где их никто не ждал. Их хан, обосно-вавшись в местности Манутохой, познакомился с русским царем в 1630-х гг., но тогда он не принял российского подданства. Позже, с 1680-х годов Аюка-хан установил с им-ператором Петром I очень добрые отношения.

Далее рассказывается о том, что Цинский император Энхэ Амгалан обсудил с ту-метским нойоном тайджи Соном-Цэрэном (вопрос) о возвращении из России на свою исконную родину ойратов: ene qan tümed-ün sonam cereng tayiji-tai jöblübe. Sonum nige

1 Датировка событий дана в изложении летописцем, даты не всегда совпадают с реальными. Так, откочевка калмыков из Поволжья состоялось в 1771 г. (прим. ред.).

122

kedün nöküsi abču ros-tu busuju irebe geji očiju toruγud-tai nilejü teden-i üge-dür oruγulaju erte-ü nituγ mongγol-du asarqu kemeldeged sonum cereng nöküsi abču toruγud-tu ireged tende-eče ejin imperaturiica yekaterin-a qoyaduki-du baraγalqaju sin qayira kürtejü gedürge toruγud dumda busaju saγubai. Mingγ-a doluγan jaγun jira γarun dala šiqam on-du bui [ЛСБ 1936: 10–11].

Соном-Цэрэну удалось уговорить торгутов вернуться на родину, и они начали го-товиться к бегству, но было тепло, и Волга не замерзала. Об этом автор пишет: toruγud-un ene türiblege-tei boluγsan bolqu namur ebül masi dulaγan ijil mörün γoul-un mösü barilduγsan ügei. Здесь употреблено слово türiblege-tei, которое отсутствует в словарях. Возможно, с этим словом имеет один корень, зафиксированный в БАМРС-01 глагол түрлэх (türelekü) — ‘горячиться, рваться, бросаться вперед’. Отсюда можно заключить, что түриблэгэтэй болохо означает ‘быть охваченным решимостью уходить’. Это значение выражено в пе-реложении издателей: Харин энэ түхеэрэлгэтэ намар, үбэл маша дулаан байhан [БТБ 1992: 130]. — ‘Вопреки ожиданиям, из-за теплой погоды …’ [БЛ 1995: 107].

По-нашему, этот отрывок можно передать так: Торгодуудай замда гарахаяа шии-дэнгеэр түхеэрhэн намар, үбэл маша дулаан (байжа). – ‘Когда торгуты были охвачены решимостью уходить …’.

По словам Ломбоцыренова, торгуты узнали о том, что русскому начальству Астра-хани стало известно о том, что среди торгутов наблюдается необычное оживление, они готовятся к чему-то и что об этом доведено до сведения императора. Поэтому левобе-режные торгуты решили, не откладывая, пуститься в путь. Жители того берега, не имея возможности переправиться через Волгу со своим скотом, остались на месте. Об этом он пишет: γoul-un baraγun γar saγuγsan toraγud cöm yabuba, γoul-un jegün tala saγuγsan usun-du bariγdaji üldebei. [ЛСБ 1936: 11] — Энээн тухай мэдээд, мүрэнэй зүүн талада hуугша торгуудууд бултаараа бодон ябаба. Мүрэнэй нүгөө талада hуугшад уhанда баригдажа, ябажа шадабагүй [БТБ 1992: 130]. — ‘Пока выясняли факты, левобережные торгуты организованно отравились в путь. А жители правобережья остались на месте из-за не-возможности перейти реку Ижил, ибо она не замерзла, не оказалось ледяного покрова’ [БЛ 1995: 107].

В этих параграфах замечены следующие особенности в языке и стиле повествова-ния.

В параграфах, посвященных истории калмыков, замечены следующие отклонения от классического монгольского языка в написаниях слов:

toruγud вм. torγud — одно из западно-монгольских племен [БАМРС-01: 230]. В переложении издателей дается в виде торгууд, торгуудууд, а по-нашему, в бурятском языке должно быть торгод, торгодууд (от торгон сэрэг) — дневная стража (при мон-гольских ханах в XIII в.). В современном монгольском языке имеем во множественном числе торгууд, ибо в нем нет варианта мн. ч. -дууд.

В переводе на русский язык издатели пишут не торгоуты, как рекомендует БАМРС-01, а торгуты, ибо в старомонгольском оригинале в аффиксе множ. ч. -ud от-сутствует дифтонг.

Имя Бошокту дается Ломбоцыреновым то в виде bošiγ-tu, то в виде bosiuγtu, из ко-торых первый вариант ближе к написанию bošuγ ‘предопределение’ [БАМСР-01: 269], от которого данное имя образовано.

Также написано: nilejü вм. neyilejü ‘объединвшись, соединившись’; erte-ü вм. erten-ü ‘древний, старинный’; bučalγ-a вм. bosulγ-a (монг. бослого, бур. буhалгаан) ‘восстание, мятеж, бунт), samalγ-a вм. samurγ-a (бур. hамаргаан, в монг. не зафиксировано) ‘пере-

123

полох, сумятица, уст. смута’; nigedeki вм. nigedüger (бур. разг. и лит. нэгэдэхи) ‘первый’ (нэгэдүгээр Петр — Петр первый), dayilaldaqu вм. dayilalduqu ‘воевать’.

Далее Д.-Ж. Ломбоцыренов пишет, что во время войн императора Петра I со Шве-цией и Турцией Аюка-хан выделил ему на подмогу десять тысяч торгутских конников (этот факт отражен и в исторических работах [ИКАБ 2001: 184]. За эти и другие заслуги император Петр I подарил Аюке соболиную шубу, расшитую золотом и бархатом, золо-той меч, много других подарков: Peyitur ejin ayuki-du bulγan dotur-tai alta barakqad debil, altan iledu busu basa öngge-yin beleg ülemji singnuγsan bayin-a [ЛСБ 1936: 10]. В переложе-нии и переводе издателей: Петр эзэн Аюкада булган дотортой алтаар гоёоhон баархад дэгэл, алтан бэhэ, элдэб үнгын бэлэгүүдые бариба [БТБ 1992: 130]. — ‘Император Петр I подарил Аюка-хану соболиную шубу, расшитую бархатом и золотом, золотой пояс и другие драгоценные подарки’ [БЛ 1995: 107].

Из оригинала вытекает, что шуба была не соболья, а бархатная с собольей подклад-кой, речь идет не о золотом поясе, а о золотой сабле. Следовало бы переложить и пере-вести так: Аюкада булган дотортой, алтаар гоёоhон, бархат дэгэл, алтан илдэ (hэлмэ); бэшэ баhа элдэб үнгын ехэ бэлэг бариhан байна… — ‘Преподнес Аюке бархатную шубу, отделанную золотом, с собольей подкладкой, золотую саблю и много других разных по-дарков’.

Следует отметить, что в летописи Ломбоцыренова наблюдаются многочисленные отклонения от принятых в классическом монгольском языке написаний. Даже в приве-денном небольшом отрывке фиксируется несколько ошибок: debil вм. debel ‘шуба’, iledu вм. ildü ‘меч, сабля (тяжелая), палаш’, singnuγsan вм. singnaγsan ‘наградил’. Посколь-ку наблюдаются самые разнообразные варианты написания заимствованной лексики из русского языка, а также и оригинальных слов, орфография летописи требует специаль-ного изучения в сравнении с другими летописями.

Исход монгольских народов из Монголии длился в течение 100 лет (1620–1720). Часть монгольских племен бежала в Забайкалье. В их числе упоминаются представи-тели разных монгольских племен и родов: атаган, абаганут, абагат-абгоцол, батот-хатагин, кирийт-кэригут, онхот, орлот, харидол, загол, удзон, солон-солонгон, хорчин, хотогто-юншов, горлат, белые и черные тайшинцы, цонгол, урянхай-отонхой, шарайт, бухарские роды соловых и рыжих жеребцов, хамниганы 15 родов, немного якутов, сой-отов, самоедов [ЛСБ 1936: 12–13].

Д.-Ж. Ломбоцыренов пишет в своей летописи о том, как русский казак Ермак Ти-мофеевич, собрав вокруг себя 600 провинившихся казаков, предпринял завоевательный поход в Сибирь. В 1580 г. он присоединил к России Западную Сибирь. Завоевание Си-бири особенно интенсивно происходило с 1620-х гг. Сначала были подчинены добай-кальские буряты, они были приписаны к Кулингскому острогу. Затем в 1650 г. русское подданство приняли тунгусы князя Гантимура. Цонголы, табангуты приняли русское подданство в разное время.

Далее летописец не обходит без внимания такой важный момент в истории России, как установление русско-маньчжурской границы в 1727–1728 гг. Он пишет о приезде графа Саввы Рагузинского, об оказании селенгинскими бурятами содействия в работе по проведению границы, о присвоении различных званий предводителям селенгинских родов, об освобождении их от уплат налогов и податей и т. д.

Затем Д.-Ж. Ломбоцыренов подробно описывает распространение буддизма среди селенгинских бурят, о возникновении первых кошмовых дацанов, о первых ламах из среды селенгинских бурят.

124

Летописец отмечает, что в 1764 г. из 16 селенгинских родов были выбраны 2400 молодых людей, из которых были сформированы четыре полка для несения пограничной службы. Впоследствии данные полки были включены в состав Забайкальского казачьего войска.

Далее автор пишет об управлении селенгинских бурят, об административных ли-цах, об организации в 1808 г. Селенгинской конторы, преобразованной затем по реформе графа Сперанского в 1822 г. в Селенгинскую степную думу. В настоящее время, данное название отражено в топонимиконе Бурятии как ойконим Селендума.

Судя по содержанию летописи Д.-Ж. Ломбоцыренова, общественная жизнь у се-ленгинских бурят протекала более активно и насыщенно, чем у бурят других родов: в летописи говорится о приезде английских миссионеров в Селенгинск, о переводе Ветхо-го Завета на монгольский язык, об открытии школы в 1816 г., о приезде в селенгинские степи из Казанского университета Осипа Ковалевского и А. Попова, об учителе из числа селенгинских бурят Р. Ванчикове, об отправке в 1836 г. на учебу в Казань четырех маль-чиков, в том числе и Доржи Банзарова, будущего первого бурятского ученого-монголис-та. Далее, также как и другие бурятские летописцы, селенгинский летописец пишет о зарождении хлебопашества, о начале оспопрививания и о других событиях, связанных с развитием духовной и материальной культуры селенгинских бурят.

В отличие от других летописей в данной летописи Д.-Ж. Ломбоцыренова приво-дятся сведения из русской истории: о войне России с Францией, об известных декабрь-ских событиях 1825 г., о разделении Польши на три части, о нападении китайцев на город Албазин и т. д.

В целом следует отметить, что ценность летописи Д.-Ж. Ломбоцыренова заклю-чается в ее оригинальности и самостоятельности, в ней нет компилятивных сведений из других летописей.

Непреходящая социально-историческая значимость творений бурятских летопис-цев заключена не только в их неповторимости и непревзойденности, но и в постоянном встречном движении творцов духовного богатства прошлого и настоящего. Историче-ская память народа через прошлое возвращается в настоящее, обогащая его, и устремля-ется в будущее. Например, на основе исторической летописи «Легенда о Бальжин-хату-не» создана историческая драма «Бальжан-хатан» Д. Эрдынеева (1985), образ летописца и общественного деятеля XIX в. Тугултура Тобоева вдохновили писателя Б. Цыбикова на создание исторического романа «Түгэлдэр тайшаа» (1998), исторические сочинения бурят легли в основу романа В. Гармаева «Десятый рабджун» (2006) и др.

Бурятские летописи содержат фрагменты драматических событий из истории бу-рятского, народов, которые могут быть использованы в качестве фабулы исторического романа, драмы, исторических кинолент, документальных зарисовок и т. д.

Таким образом, для развития ретроспективного направления в истории культуры бурятского народа большое значение имеет изучение и издание письменных памятников бурят на старомонгольской письменности.


Бадмаева Л. Б. Языковое пространство бурятского летописного текста. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2012. 295 с.

Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х тт. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. М.: Academia, 2001–2002. (БАМРС).

125

Буряадай түүхэ бэшэгүүд / сост. Ш. Б. Чимитдоржиев. Улаан-Yдэ: Буряадай номой хэблэл, 1992. 240 н. (БТБ).

Бурятские летописи / сост. Ш. Б. Чимитдоржиев, Ц. П. Ванчикова (Пурбуева). Улан-Удэ, 1995. 189 с. (БЛ).

Бурятские летописи / сост. Ц. П. Ванчикова, Ш. Б. Чимитдоржиев, М. В. Аюшеева. Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республик. тип.», 2011. 224 с.

Бурят-монгольско-русский словарь. Сост. К. М. Черемисов. Под ред. Ц. Б. Цыдендамбаева. М.: Гос. изд-во иностр. и национ. слов., 1951. 852 с.

Историко-культурный атлас Бурятии. М.: ИПЦ «Дизайн. Информация. Картография», 2001. 606 с. (ИКАБ).

Летописи селенгинских бурят: Хроника убаши Дамби Джалцан Ломбоцэрэнова (1868 г.) // Тр. Ин-та востоковедения. XII. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. 55 с. (ЛСБ).

Монгол орос толь. Под ред. А. Лувсандэндэва. М., 1957. Орос монгол толь. I–II боть. Улаанбаатар, 1967. 939 н. (ОМТ).Шагдаров Л. Д. Буряад-ород толи. Бурятско-русский словарь / Л. Д. Шагдаров, К. М. Черемисов.

Улан-Удэ: Республик. тип., 2006. Т. 1. 636 с.; 2008. Т. 2. 708 с.

126

БУДДИЙСКАЯ ЛЕКСИКА, СВЯЗАННАЯ С ДЕЙСТВИЯМИ КАРМЫ, В БУРЯТСКОМ ЯЗЫКЕ

Д. Л. Шагдарова

В одном из буддийских сочинений рассказывается о том, что однажды юноша по имени Субха обратился с вопросом к Будде: «По какой причине, о повелитель, некото-рые люди живут мало, а другие долго, одни болеют, а другие здоровы, среди людей есть уродливые и красивые, беспомощные и могущественные, бедные и богатые, низкорож-денные и высокорожденные, невежественные и мудрые?». Будда ответил: «Все живые существа имеют свою собственную карму, <...> она определяет низкое или высокое со-стояние существ».

Божественный закон кармы означает, что все действия тела, речи и ума имеют определенное следствие. Человек рождается согласно своей карме, тому, что он создал в прошлой жизни. Каждый человек получает по действию закона кармы в точной мере все, что он заслужил: хорошие дела приносят добро, хорошую карму, а плохие ― зло, отрицательную карму. Результат действия сказывается не сразу, нужно некоторое коли-чество времени на «созревание» действия. В конечном счете карма ― это общая сумма совершенных живым существом поступков и их последствий, определяющая характер его нового перерождения. Ни одно благое, либо злое действие, как бы оно пустяшно ни было, не минует весов кармы. Как пишется в «Дхаммападе», «не существует места на земле или на небе, или под водой, также нет такого в недрах гор, где бы злое действие не принесло страдания породившему его». Воздаяние кармы, накопленной как в прошлых, так и в нынешнем перерождениях, проявляются как в этой жизни, так и в отдаленном будущем. Подтверждением такого проявления плодов кармы служат рассказы о пере-рождениях Будды и его учеников. Например, Будда родился как земной человек, земное существо, он постоянно улучшал свою карму в процессе бесчисленных перерождений и благодаря своим личным усилиям, без помощи учителей достиг просветления, стал Буддой. В этом уникальность Будды, все остальные люди для достижения просветления обязательно должны следовать учению Будды, чтобы преодолеть замутненность своего сознания, которая является результатом его мыслей и деяний в предшествующих жиз-нях, иначе говоря, от кармы, им самим сотворенной.

В бурятском литературном языке карма обозначается сложносоставным термином үйлын үри (иногда пишется үрэ). Когда человек терпит страдания, невольно восклицает: «Үйлын үримни иимэл юм гээбы даа» ‘Видимо, карма моя такая, досл. видимо, таково воздаяние за мои деяния’. Вместо сложносоставного термина могут употребляться үйлэ ‘деяние; рок, судьба’, и үйлэ хуби (или заяан). Со словом үйлэ образован ряд устойчивых оборотов: үйлынь үзүүлхэ ‘причинять кому-либо зло; мучить кого-либо’, үйлэ муутай ‘злосчастный’, үйлэ маани ‘кавардак’, үйлөө харламар ‘проклятый, с черной кармой’.

Үйлын үрэ ‘карма’ подразделяется на һайн үйлын үри ‘положительная карма’ и муу үйлын ури ‘негативная карма’. Буддист должен постоянно улучшать свою хорошую кар-му и уменьшать плохую.

Хорошую карму для живого существа формируют добрые деяния, которые охваты-ваются термином буян ‘добродетель, доброе деяние’. С участием этого слова образованы словосочетания, связанные с религией: буян хуряаха ‘накапливать добродетели, делать добрые дела’, буян үйлэдэхэ ‘совершать благое дело, совершать подаяние (делать взносы в монастыри, заказывать богослужения)’, буян үйлэдэлгын ‘благотворительный (напри-мер, концерт или телевизионный марафон в пользу религии)’, буян арьбадхаха ‘увели-чивать моральные заслуги, умножать добродетели’, буян һанаха ‘думать о благе других,

127

не думая об оплате’, буянаа эдлэхэ ‘блаженствовать, благоденствовать’, буян гуйха ‘мо-литься о добродетели, о счастье’, буян гуйгша а) ‘ищущий добродетели’, б) ‘буддийский монах, принявший 253 обета, гэлэн’; буян түгэлдэр ‘исполненный добродетели, добро-детельный’, буянтай хүн ‘добродетельный человек’, буянша ‘благотворитель, человек, делающий добро’, буянай үрэ ‘плод добродетели, последствия добрых дел, награда за до-бродетель’, буянта үдэр ‘счастливый, благополучный день’, буянта хүсэл һанаан ‘бла-гие намерения’, буянта үйлэ ‘благодеяние’.

В буддизме выделены десять священных белых добродетелей ― арбан сагаан буян, ― к которым относятся:

Бэеын гурбан буян ― три физических деяния: 1) амитаниие алахагүй ― ‘не лишать жизни живых существ’; 2) хулгай хэхэгүй ― ‘не красть’; 3) буруу хурисал үйлэдэхэгүй ― ‘не прелюбодействовать’.

Хэлэнэй дүрбэн буян ― четыре добродетельных вербальных (речевых) действия:1) худал үгэ хэлэхэгүй ― ‘не лгать’; 2) хоб хэлэхэгүй ― ‘не сплетничать’; 3) шэрүүн

үгэ хэлэхэгүй ― ‘не допускать злоязычия’; 4) шашаг хооһон үгэ хэлэхэгүй ― ‘не зани-маться пустой болтовней’.

Сэдьхэлэй гурбан буян ― три добродетельных намерения: 1) хорото сэдьхэл гаргахагүй ― ‘не иметь злонамеренных мыслей’; 2) хомхолзохо сэдьхэл гаргахагүй ― ‘не проявлять алчности’; буруу үзэл баримталхагүй ― ‘не иметь превратных воззрений’.

Понятием, противоположным добродетели, является понятие греха. Соответствен-но десяти добродетелям их тоже десять. Они создают отрицательную карму, которые приходят к нам из трех дверей ― гурбан үүдэн, под которыми разумеются тело ― бэе, речь ― хэлэн, ‘сознание’ ― сэдьхэл бодол. Когда говорят гурбан үүдэнэй ехэ бэшэрэлээр айладхаха, то имеют в виду совершать молитвенный ритуал с большим благоговением, с участием тела, речи и сознания.

Греховные деяния в бурятском языке охватываются лексемой нүгэл ‘грех’, с уча-стием которой образованы словосочетания: нүгэл хэхэ (или үргэлхэ) ― ‘грешить, нүгэл үйлэдэхэ ― ‘совершаить грех, грешить’, нүгэлөө нюдөөрөө үзэхэ, нүгэлынь өөртэнь хүрэхэ ― ‘грех воздастся, получить возмездие за греховные деяния’, нүгэлөө сагаал-ха (или наманшалха) ― ‘искупать свой грех, замаливать свои грехи’, нүгэлөө бараха (арюудхаха, арилгаха) ― ‘очищать грехи’, нүгэл буянайнь зэргээр харюулха ― ‘воздать по карме (по заслугам)’, Нүгэлые дарагша ― Победитель грехов (эпитет Будды), нүгэл хилэнсэг ― ‘грехи’, хара нүгэл ― ‘смертный грех’, нүгэл баршад ― ‘грехи’ (досл. грех, препятствие), нүгэл шэбэл ― ‘грехи, проступки, прегрешения’, нүгэлтэй хүн ― ‘греш-ник’, нүгэлтэ хорбоо юртэмсэ ― ‘грешный мир’, нүгэлэй хүн ― ‘грешник, нүгэлтэ хор-боо юртэмсэ’ ― ‘грешный мир’, нүгэлэй зоболон ― ‘мучение за грехи’.

Арбан хара нүгэл ― десять черных грехов составляют: совершаемые телом ― три: убийство, воровство, прелюбодеяние; совершаемые языком ― четыре: ложь, сплетня, злоязычие, болтовня; совершаемые сознанием ― три: злонамеренность, алчность, пре-вратные воззрения.

Непрерывный круг перерождений происходит в шести областях бытия живых су-ществ, к которым относятся: 1) тэнгринэр ― ‘тэнгрии, божества, обитатели неба’; 2) асууринар ― ‘асуры’ (небесные демоны, существа полудуховной природы, существу-ющие между небом и человеком, в пещерах Сумеру, постоянно враждующие между со-бой и богами агрессивные существа); 3) хүн түрэлтэн ― ‘люди’; адагуусан түрэлтэн ― ‘твари земные’; бирэдүүд ― ‘преты’ (существа с большим брюхом и узким, в ушко иголки, длинным горлом; испытывают постоянное чувство голода; живут в одном из обитаемых миров вселенной); тамын амитад ― ‘обитатели ада’.

Шесть видов живых существ в целом называются эхэ зургаан зүйл хамаг амитан (или эхэ болоһон зургаан зүйл). Из шести областей бытия три последние, а именно жи-

128

вотные, преты и обитатели ада считаются неблагоприятными, нежеланными, а первые три области ― благоприятными. Сансарному миру характерна текучесть и непостоян-ство всего живого, цепь переходов из одной телесной оболочки в другую. После смерти существа перерождаются или в своей прежней области, или в в других сферах, что про-исходит в зависимости от накопленных религиозных заслуг. Например, тот, кто в этой жизни является человеком, при условии существенного улучшения своей кармы после смерти может переродиться в бога, при отрицательной карме стать обитателем ада, пре-той, животным. Достичь нирваны в состоянии только люди, поэтому рождение в мире людей считается наиболее благоприятным.

Нирван (гасаланһаа нүгшэһэн, гэтэлһэн, тонилһон) ― ‘нирвана’ является осво-бождением духа от бремени плоти, полное успокоение, покой. Слово нирвана перево-дится с санскрита как ‘угасание, затухание’ и, исходя из него, некоторые авторы тракту-ют нирвану как покой небытия, как полное бездействие. На самом деле нирвана ― это не погружение в блаженное ничегонеделание, а гармоничная и активная деятельность. Примером может служить сам Будда, достигший нирваны и продолжающий свою актив-ную деятельность на общее благо.

В буддийской литературе говорится прежде всего о пяти основных заповедях буд-дизма (не убивать, не воровать, не лгать, не прелюбодействовать, не употреблять алко-голь), соблюдение которых дает возможность родиться людьми. Однако те из них, ко-торые совершали греховные деяния, пожинают их кармические последствия. Например, те, которые убивали живые существа (например, диких зверей и домашних животных) обречены на короткую жизнь, постоянному страху и подвержены разным болезням. Тех, кто совершал воровство, ждут нищета, несчастья, постоянная зависимость от средств к жизни, разочарования. Последствиями прелюбодеяний (нарушение супружеской вер-ности, разврат) могут быть союз с нежелательными женами и мужьями, возрождение в качестве женщины или евнуха. Ложь ведет к тому, что человек будет лишен доверия. Злословие, клевета, недоброжелательность, оскорбления порождают уродство, отвра-тительный характер, неприятный, вызывающий отвращение голос. У таких людей не бывает друзей. Скаредные рождаются бедняками, низкими и презренными, у скупцов в следующей жизни не исполняются желания. Искренне не верующие в учение Будды становятся слепыми и глухими.

Не соблюдающие десяти добродетельных деяний перерождаются в неблагоприят-ных областях. Те, из них, кто отличаются особой алчностью, рождаются в мире голод-ных духов, т. е. претами. Те из них, кто по поводу и без повода охватываются гневом, мгновенно взрываются, перерождаются в аду. Люди, часто допускающие неразумные, глупые поступки, становятся животными. Склочные люди и любители драк, не совершая добродетелей, обречены попасть в мир асуров, где ссора и борьба являются их обычным состоянием.

Как говорит представитель его святейшества Далай-ламы XIV досточтимый Геше Джампа Тинлэй, «неправильные взгляды ― это все те утверждения и теории, которые фактически разрешают человеку убивать, воровать, лгать и совершать всевозможное зло на том основании, что будущей жизни нет и кармы нет, а следовательно, нет якобы, при-чин хорошего и плохого, которые коренились бы в поступках самого человека. Ошибоч-ные воззрения затемняют понимание человеком того обстоятельства, что он сам создает причины и своего счастья и своего несчастья» [Геше Джампа Тинлэй 1995: 146–147].


Геше Джампа Тинлэй. К ясному свету. Улан-Удэ, 1995. С. 146–147.Дхаммапада (изречения Будды). Перевод с пали и предисловие Т. Чернышовой. Улан-Удэ, 1991.Намжилон Л. Золотые четки. Словарь с комментариями. Улан-Удэ, 2001.

129

НЕАФФИКСАЛЬНЫЙ СПОСОБ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ В РУССКОМ И БУРЯТСКОМ ЯЗЫКАХ: СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

С. В. Андреева

В современных условиях возрождения национальной культуры, традиций, языка актуальны теоретические исследования в области сопоставительного изучения разно-структурных языков. Сопоставительно-типологическое исследование разносистемных языков «дает материал для истории языковых процессов, для освещения истории возник-новения, развития и функционирования как общих для всех языков, так и специфических для отдельных национальных языков грамматических категорий…» [Сажинов 1984: 3]. Иначе говорам выявляют не только общие черты разных языков, но и их особенности. Например, в русском языке словообразование существительных связано с грамматиче-скими категориями рода, числа, а также с типом склонения, в бурятском ― только с категорией числа и типом склонения, поскольку признак рода чужд грамматическому строю бурятского языка. Поэтому функционирование лингвистической типологии имеет прикладное значение. Без дальнейшего ее развития создаются известные трудности при изучении русского языка в бурятоязычной аудитории и, наоборот, бурятского языка рус-скоязычным населением, в переводческой и лексикографической деятельности.

Целью данной статьи является анализ неаффиксального, лексико-семантического, способа словообразования в русском и бурятском языках.

Общеизвестно, что способ словообразования характеризует отношение между про-изводящим словом (или словосочетанием) и производным словом с точки зрения типа формальных средств, отличающих первое от второго.

Академик В. В. Виноградов, предложивший первую в русистике развернутую клас-сификацию способов словообразования в русском языке, разграничивал четыре способа: 1) морфологический способ со следующими разновидностями: суффиксальный, префик-сальный, суффиксально-префиксальный, бессуффиксный; 2) лексико-семантический способ; 3) лексико-синтаксический; 4) морфолого-синтаксический способ [Виноградов 1977]. Эта система была развита и дополнена, вошла в школьные и вузовские учебники. Однако в 1960–1970-е гг. классификация способов словообразования была радикаль-но пересмотрена (см. работы В. В. Лопатина, И. С. Улуханова, Е. А. Земской): многие случаи лексико-семантического, лексико-синтаксического, морфолого-синтаксического словообразования признаны фактами истории языка, а не его синхронного состояния. Выше указанными учеными были обоснованы принципы классификации способов сло-вообразования с точки зрения синхронии.

С учетом характера дериваторов в современном русском языке можно разграни-чить следующие способы словообразования: 1) аффиксальные, 2) безаффиксные, 3) сме-шанные.

К неаффиксальным (или безаффиксным) способам образования слов, кроме сокра-щения, чистого сложения, аббревиации, примыкают лексико-семантический, лексико-синтаксический, морфолого-синтаксический способы словообразования.

Впервые в один ряд с морфологическим словообразованием в качестве одного из видов деривации слов лексико-семантическое словообразование было поставлено В. В. Виноградовым. Под этим видом словообразования он понимал «переосмысление преж-них слов, формирование омонимов путем распада одного слова на два», иллюстрируя свое положение развитием на базе глагола успевать как формы несовершенного вида

130

успеть, глагола успевать в значении «хорошо учиться» или «хорошо справляться со своими делами, обязанностями, иметь успех» [Виноградов 1977: 4].

Действительно, лексико-семантический способ словообразования показывает слу-чаи образования новых слов в результате изменений в смысловой стороне того или ино-го слова, путем расщепления или распада слова на два омонима и более. Разные значения одного и того же слова превращаются в разные слова, осознающиеся как этимологиче-ски самостоятельные и независимые.

Естественно, что расщепление слова на два слова-омонима протекает постепен-но: между моментом существования однозначного слова и моментом появления в языке двух лексических единиц омонимического характера наблюдается два посредствующих звена ― переносное употребление слова, а затем его переносное значение.

Слова, образованные посредством данного способа, фонетически новыми не явля-ются, новыми лексико-грамматическими свойствами облекается тот звуковой комплекс, который в языке уже функционировал. Так, слово завод (машиностроительный), возник-шее на основе слова завод (у часов), имеет непроизводную основу, тогда как исходное членится на префикс за- и корень - вод-.

Поскольку лексико-семантический способ словообразования не создает новых фо-нетических слов, многие ученые вообще выводят этот вид обогащения лексики из сферы словообразования. Так, например, М. Докулил пишет: «Лишь условно можно назвать “образованиемˮ, так называемое “семантическое словообразованиеˮ, ибо таким образом увеличивается лишь число значений наименования, а не число наименований как тако-вых; возникшая таким образом многозначность наименования может, правда, привести в своих последствиях к распаду наименования на омонимы, но этот распад не является активным процессом словообразования, а результатом семантического развития много-значного наименования при особых исторических условиях» [Докулил 1982: 194].

В силу традиционного понимания словообразования как части морфологии, изуча-ющей лишь «словообразовательный механизм» выводит за его пределы лексико-семан-тический способ словообразования и Г. Хютль-Ворт: «Важным способом обновления лексики, также находящимся вне пределов морфологии и еще менее изученным, чем словообразование, является семантическое изменение и переосмысление отдельных слов и целых групп» [Хютль-Ворт 1985: 17]. Подобное «вынесение» лексико-семантического способа словообразования за пределы словообразования вполне понятно, однако являет-ся совершенно неоправданным, если иметь в виду, что наименование не представляет со-бой лишь фонетического комплекса, оно выступает всегда как неразрывное целое, обла-дающее не только фонетической и структурной формой, но и определенным значением. Общеизвестно, что каждый омоним — это уже новое наименование. С помощью выше-названного способа словообразования слова в языке возникают новые значения в резуль-тате «семантического развития многозначного наименования при особых исторических условиях» по существу так же, как и при использовании морфологического способа сло-вопроизводства. Ведь в последнем случае не сразу и далеко не всегда слово становится воспроизводимой единицей языкового стандарта, а обязательно проходит стадию кон-текстуального, или ситуативного, «морфемосочетания словного характера» [Шанский 1997: 141]. Появление новых лексических единиц посредством лексико-семантического способа словообразования может происходить как на базе отдельных слов, так и на базе фразеологических оборотов. Так, в первом случае в русском языке возникли, например, слова сигнал («предупреждение»), титан («кипятильник»), либеральный («нетребова-тельный»), участок («область, сфера, отрасль какой-либо общественной деятельности»),

131

подоплека («тайная причина»), трафаретный («избитый, кустарный, примитивный»), за-горать («быть без работы»), запороть («испортить»), пропесочить («отругать») и т. д.

Что касается монгольских языков, в частности бурятского, то лексикализация пере-носных значений слов совершается непрерывно. Например нуxэр ‘друг, товарищ’ (haйн нyхэр ‘хороший друг’) и нухэр ‘супруг, муж’, ‘жена, супруга’ (тэрэ басаган нухэртэ ошоо ‘она вышла замуж’); гэрэл ‘луч, свет, освещение’ (гэрэлдэ гаргаха ‘выходить на свет’), гэрэл (зап. и тунк.) ‘очки’ (нюдэнэй гэрэл), ‘стекло’ шагаабарай гэрэл ‘оконное стекло’), гэрэл (лит., эхир., ал.) ‘зеркало’; гар ‘рука’ (гар гараа барилсан ябаха ‘идти, дер-жа друг друга за руку’, идти рука об руку) и гар ‘почерк, манера’ (тэрээнэй гар hайхан ‘у него хороший почерк’, уран зураашын гар танихаар ‘нетрудно узнать манеру художни-ка’) и гар ‘квалификация, умение’ (гарта дуйтэй ‘умеющий мастерить, умелый”); аман ‘рот, уста, губы’, ‘пасть, зев (у животных)’, ‘клюв (у птиц)’ (амаа ангайха ‘раскрывать рот (или пасть, клюв)’, аман ‘слово, язык, речь’ (Агтые алдаа hаа, баригдаха, ама алдаа hаа, баригдахагуй ‘Упустить коня ― поймать можно, а слово проронишь ― его не пой-маешь’, ‘Слово не воробей, вылетит ― не поймаешь’) и аман ‘едок, иждивенец’ (эдихэ аман ‘дармоед’); hомон ‘пуля, заряд, патрон, снаряд’ (бугай hомон ‘ружейная пуля’) и hомон ‘стрела’ (номо hомон ‘лук и стрелы’); саган ‘белый’ (саган юумэн соо орёохо ‘за-вертывать во что-либо белое’), саган ‘молочный’ (саган эдеэн ‘молочная пища’) и саган ‘северный олень’ (сага унаад агнаха ‘охотиться верхом на олене’); бэhэтэ ‘имеющий пояс, кушак’, бэhэтэ ‘мужчина’, бэhэгуй ‘без пояса, без кушака’, бэhэгуй ‘женщина’; hаншагтай ‘имеющий волосы на висках’ (саган hаншагтай хун ‘человек с седыми воло-сами’) и hаншагтай (разг.) женщина; hаадагтай ‘имеющий колчан’ и hаадагтай ‘муж-чина’; дархан ‘кузнец, мастер, умелец’ дархан ‘священный, неприкосновенный, заповед-ный’ (дарханхилэ ‘неприкосновенные (или священные) границы (или рубежи)’ и дархан ‘вольный’, лично свободный (свободный от повинности).

За счет переосмысления ранее известных слов обогащалась прежде всего обще-ственно-политическая и научно-техническая лексика монгольских языков: холбог-дол ‘смычка’ (город худо хоёрой хоорондохи холбогдол ‘смычка города с деревней’); хэмжэ(эн) ‘уровень’ (соелой хэмжээн ‘культурный уровень’); уурхай ‘шахта’, монг. орон (филос.) ‘пространство’ [Шанский 1997: 141].

Во втором случае слово с помощью лексико-семантического способа словообра-зования возникает благодаря эллипсису грамматически зависимых слов и концентрации значения фразеологического оборота в целом на опорном слове. Происходит то, что можно охарактеризовать как сжатие фразеологического оборота в слове, сгущение (Я. Разводовский), семантическую конденсацию, (А. В. Исаченко), лексическое включение (Н. А. Янко-Триницкая). Опорное слово фразеологизма вбирает в себя значение эллип-сируемых зависимых членов. В русском языке так возникли слова осадки (атмосферные осадки), плитка (электрическая плитка), органы (органы государственной безопасности) и т. д. Того же происхождения слова болтать «говорить» (болтать языком), городить (городить вздор), столпотворение (вавилонское столпотворение) и т. д.

Таким образом, новые слова могут появиться в языке на основе семантических из-менений, оставляя нетронутой свою фонетическую структуру. Закономерно возникает во-прос: каковы внешние и внутренние причины подобных семантических преобразований?

Изменения значения слова могут быть обусловлены двумя факторами: внешне-лингвистическими, куда, прежде всего, относятся социальные явления, вызывающие сдвиги в значении слова. К внутрилингвистическим факторам следует отнести в первую очередь изменения значения слова, обусловленные постепенным сужением или расши-

132

рением сочетаемости слова, употреблением слова в несколько необычном сочетании. Необходимо отметить, что данные факторы тесно взаимосвязаны, они не могут действо-вать сами по себе, хотя бы без малой доли участия одной из них. Речь может идти о доминантной, главенствующей роли того или иного фактора. В связи с этим У-Ж. Ш. Дондуков писал: «Основной методологический принцип советского языкознания ― из-учение языка в неразрывной связи с историей народа ― в семантических исследованиях приобретает особенно важное значение, так как история предмета, обозначаемого сло-вом, и история понятия, выражаемого им, не может не отказывать своего влияния на развитие значения слова... характерны такие формы смыслового преобразования слов, как переносы значений, основанные на различных ассоциациях, обусловленных связями явлений, данной исторической почвой, данной национальной средой ― в ряде случаев даже индивидуальной психологией людей, от которых они поступили в общее употре-бление» [Дондуков 1993: 133].

Например, монгольское слово хот первично означало, очевидно, «место, удобное для загона и лежания скота», бур. хото(н) ― хото шэбээ ‘загородка для скота’, в неко-торых тюркских наречиях хотан ‘огороженное место вблизи аула, куда на ночь загоня-ют овец’. Это же значение ‘загороженное место» зафиксировано в словаре XIV–XV вв. «Муккадимат ал-Адаб’. От значения «загородка для овец» производным является уже ‘хлев для скота’ (где скот, там и стойбища для кочевников), а это уже влекло за собой значение ‘несколько стойбищ или аилов из родственных семей’. Следующим звеном в монгольском языке является ‘поселок с торгово-административным центром’, затем ‘земляной вал, за которым живут люди’ и ‘ограда’, у которого нити связи тянуться к упомянутым выше «загородка или круг», со значением же ‘ограда’ смыкается ‘укреплен-ная деревянная стена’. Впоследствии оно стало уже означать ‘каменная стена, городская крепостная стена’. Так постепенно образовалось у слова хот со значение ‘город’.

По боковой линии от значения «загороженное, окруженное», особенно «нечто заго-раживающее, окружающее, вмещающее» ведут свое родство такие слова, как бур. Хото ‘желудок’, монг. хот ‘пороховница’ и производно-аффиксальное хото ‘глиняная посуда’.

В бурятском языке, в частности в западных говорах, слово хотон не получает даль-нейшего развития и застывает в своем первичном значении ‘хлев’. Это объясняется тем, что западные буряты жили в стороне от центральных монгольских племен и не были затронуты теми переменами в экономической и культурной жизни их сородичей, кото-рые происходили особенно бурно в период формирования монгольского феодального государства. В литературном бурятском языке, в некоторых говорах восточных бурят, живших в соседстве с монголами, в частности в Аrе и Хори, пользуются словом хото в значении ‘город’, хотя в этих говорах существовало другое, коренное слово байшан ‘го-род’, означавшее вначале и означающее сегодня ‘изба, дом, здание’ [Бертагаев 1974: 37].

Образование омонимичных слов лексико-семантическим способом необходи-мо ограничивать от других путей, а именно: 1) омонимы возникают в языке в резуль-тате совпадения по форме слова исконного и слова заимствованного. Например, клуб (дыма) ― исконно русское, родственное таким словам, как ‘клубиться, клубок, клубень» и клуб ‘учреждение’ заимствованы из английского языка (club); лейка ‘приспособление для полива растений в огороде’ и лейка ‘тип фотоаппарата, заимствованного из немец-кого языка’; брак ― ‘супружество’ ― исконно русское, родственное глаголу брать и брак ‘дефект в работе; изъян’ заимствовано из немецкого языка через польский; монг. баг ‘массовка’, ‘спортивная команда’, ‘низовая первичная административная единица в сельской местности МНР’ и баг ‘узы’, ‘повязка’, ‘узел’, ‘том, раздел’, ‘группа’ заим-

133

ствовано из древнетюркского языка; монг. зай ‘промежуток’, ‘пространство, интервал’, ‘свободное место’, ‘свободное время’ и зай ‘элемент’ (физ.), ‘электричество’, ‘газ’ (физ.), ‘смесь, состав из различных благовонных трав’ заимствовано из тибетского языка и т. п. Во-вторых, в результате звуковых изменений в языке может произойти совпадение первоначально различающихся по звучанию слов, например, в русском языке слово лук ‘растение’ и лук (для стрельбы), совпадение этих слов произошло в результате того, что о- носовое, которое было во втором из этих слов, совпадало в древнерусском языке с у; русские мир ‘вселенная’ писалось через и, а мир ‘покой, тишина’ ― через i. В бурятском языке также в результате фонетического совпадения звучания слов образуются омони-мы: шагнал ‘подслушивание’ и шагнал ‘премия гонорар’. В-третьих, омонимы образу-ются в результате словообразовательных процессов, в частности, путем присоединения к одной и той же основе аффиксов с разными значениями: задуть ‘начать дуть’ и задуть ‘погасить’, перекрыть ‘покрыть заново» и перекрыть ‘закрыть для движения’; ветрянка ‘мельница’ и ветрянка ‘оспа’, приемник ‘учреждение’ и приемник ‘устройство для при-емника чего-либо’, настоять (ср. настойчивый) и настоять (ср. настойка), отстоять ‘простоять до конца’, отстоять ‘защитить’ и отстоять ‘находиться на определенном расстоянии’. Аналогичная картина наблюдается и в монгольских языках. Например, от основы глагола авах в монгольском произведено с помощью суффикса –лага два слова; авлага ‘долг, взятый на погашение’ и авлага (гарын авлага) ‘руководство, учебное по-собие’; хямрал ‘беспорядок, смятение, расстройство’ и хямрал ‘кризис’ (эдийн засгийнх ямрал ‘экономический кризис’).

Таким образом, семантический тип словообразования представляет собой резуль-тат длительного семантического развития различных значений того или иного слова. Тогда как морфологическим и синтаксическим способами словообразования слова ― когда это окажется необходимым ― могут быть сразу образованы по имеющимся в языке продуктивным словообразовательным моделям.

Как было отмечено выше, в результате действия лексико-семантического спосо-ба словообразования происходит образование слов-омонимов, хотя путей образования омонимичных слов довольно много. Поэтому нам хотелось бы подчеркнуть, что необхо-димо четко разграничивать слова-омонимы, появившиеся в процессе функционирования лексико-семантического способа словообразования. Данный способ образования слов является продуктивным, как в современных монгольских языках, так и в современном русском литературном языке.


Бертагаев Т. А. Лексика современных монгольских литературных языков. М., 1974. 384 с.Виноградов В. В. Вопросы современного русского словообразования // Избранные труды. Исследо-

вания по русской грамматике. М., 1977. 559 с.Докулил М. Tvorehi slov veestine. Прага, 1982. 203 с.Дондуков У.-Ж. Ш. Словообразование монгольских языков. Улан-Удэ, 1993. 164 с.Сажинов Ж. С. Сопоставительная грамматика русского и бурятского языков (Морфология) Текст /

под ред. М. Н. Мангадаева. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1984. 144 с.Лопатин В. В., Улуханов И. С. Введение в морфемику. Словообразование // Грамматика современ-

ного русского литературного языка. М., 1970.Хютль-Ворт Г. Проблемы межславянских и славяно-неславянских лексических отношений. М.,

1985.Шанский Н. М. Очерки по русскому словообразованию. М., 1997. 309 с.

134

ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕХАНИЗМА ЗАВИСИМОЙ ПРЕДИКАЦИИ: ПРИЧАСТНО-ПОСЛЕЛОЖНЫЕ КОНСТРУКЦИИ

В УЙГУРСКОМ И БУРЯТСКОМ ЯЗЫКАХ

С. Н. Абдуллаев

Термин «причастно-послеложная конструкция» допускает двоякое толкование. Во-первых, он может обозначать двусловное сочетание причастия и послелога типа уй-гурского кəлгəндин кейин ‘после того как пришел’, оқуғанға қəдəр ‘до того как чи-тать’, аналогично падежно-послеложным или субстантивно-послеложным сочетани-ям; ср.: в уйгурском: мəктəптин кейин ‘после школы’, қишқа қəдəр ‘до зимы’ [Тенишев 271]. В другом, принятом в настоящей статье значении под причастно-послеложной кон-струкцией в тюркологии и монголистике понимается бипредикативное построение, в ко-тором предикат зависимой части выражен причастием в определенной падежной форме с послелогом. Формальные показатели (аффиксы) причастия и послелог выражают факт и характер зависимости этой части от главной, глагольная основа называет действие, о котором сообщается в этой части. Например: Угайдхадаа эзэндень бусаа-х-ын тулада тэрэниие абаха-л байгаа-бди. ‘По крайней мере хозяину ― его возвратить чтобы, его взять ― ведь могли бы мы’ [Черемисина, Скрибник 1980: 38].

В этом смысле причастно-послеложная конструкция, представляя синтетико-ана-литический тип формы зависимого сказуемого (предиката), одновременно задает модель всего сложного предложения в целом. Ср. в уйгурском: Балилар Иссиқкөлгə кəлгəндин бери, өйүмиздə адəмлəр нурғун ‘С тех пор как дети приехали на Иссык- Куль, унас дома много народу’.

Валентность послелогов в отношении падежной формы причастия совпадает с та-ковой применительно к субстантивно-послеложным сочетаниям. Количество используе-мых в сфере зависимой предикации послелогов как в уйгурском, так и в бурятском язы-ках колеблется в пределах нескольких десятков [Строй 1989: 284; Черемисина, Скрибник 1980: 74]. В уйгурском языке служебные слова интересующего нас типа подразделяются на собственно послелоги и так называемые служебные имена [Жамалдинов 1985: 96]. В настоящем случае мы рассматриваем синтаксические конструкции, в состав которых входят только собственно послелоги. Предметом нашего рассмотрения служат после-логи не как часть речи в морфологическом смысле слова, а послелоги как один из ком-понентов синтаксической конструкции, специализирующейся на выражении значения зависимой предикации. Зависимая предикация в системе языка оказывается противопо-ставленной независимой предикации, реализуемой в простом и главной части сложного предложения.

В уйгурском и бурятском языках сказуемое в ситуации независимой предика-ции оформляется финитными формами глагола, которые предполагают использование лично-предикативных формантов для выражения абсолютного грамматического лица. Функциональный аналог сказуемого в зависимой предикативной единице нами имену-ется предикатом. Он выражается инфинитными формами, в частности и причастными формами в сочетании с послелогами. В структуре причастно-послеложной конструкции присутствуют показатели факта и характера синтаксической зависимости. В частности, причастно-послеложные конструкции предполагают использование притяжательных показателей для выражения относительного грамматического лица.

135

Причастно-послеложные конструкции в уйгурском и бурятском языках характери-зуются закономерным грамматическим варьированием, которое может быть представ-лено парадигмой. Помимо прочих, в числе парадигматических вариантов или позиций представлены моносубъектные и разносубъектные варианты сложных предложений, ко-торые построены по модели причастно-послеложных конструкций.

В уйгурском языке показатели притяжания принимает на себя только причастие, сочетающееся с собственно послелогами [Кайдаров: 184]. Если же к рассмотрению привлечь и синтаксические конструкции со служебными именами, то можно констати-ровать, что показатели притяжания принимают на себя и служебные имена. Например: Əткəн чай ичишниң алдимизда, бөлмигə тонур нан кирди. ‘Перед тем как мы стали пить аткан-чай, в комнату занесли хлеб’. Однако эти конструкции образуются по осо-бой изафетной схеме, которую в данном случаем мы не рассматриваем. В бурятском языке исследователями выделяются два типа причастно-послеложных конструкций: конструкции, в составе которых показатели притяжания принимает послелог, и кон-струкции, в составе которых показатели притяжания локализуются в линейной струк-туре причастной формы. Причем после показателя падежа [Черемисина, Скрибник: 74]. В этом случае бурятский язык отличается от уйгурского, в котором показатель притяжания строго локализуется перед падежным формантом. В бурятских причаст-но-послеложных конструкциях с личным оформлением причастия используются роди-тельный, исходный и совместный падежи. В конструкциях, в которых личное оформ-ление приходится на послелог, причастие падежные форманты не принимает, или стоит в форме неопределенного падежа. Очевидно, здесь можно провести параллель с уйгурскими конструкциями, в которых используются так называемые служебные имена. Здесь форма причастия, или точнее имени действия на -иш, принимает строго форму притяжательного падежа, которую требует изафетная схема организации всей конструкции в целом.

Специалисты в области бурятского языка и ― шире ― других алтайских языков говорят о своего рода синтаксической шкале в сфере синтетических (причастно-падеж-ных) и аналитико-синтетических (причастно-падежных) моделей построения зависимой части. Причастно-послеложные конструкции первого типа на некоторый «шаг» ближе к собственно синтетическим, причастно-падежным и деепричастным конструкциям без послелога, нежели причастно-послеложные конструкции второго типа.

Причастно-послеложные конструкции второго типа (с собственно послелогами) обнаружили то обстоятельство, что группы, выделяемые по чисто формальному призна-ку ― по падежам причастий, оказываются своеобразными и в функционально-семанти-ческом плане. Падежная форма причастия не детерминирует функциональную семанти-ку причастно-послеложной модели [Насилов 1940: 59]. Один и тот падеж обнаруживает связь с несколькими функционально-семантическими группами причастно-послелож-ных моделей.

Причастно-послеложные конструкции как единица языка недостаточно изучены как в тюркологии, в частности в уйгуроведении, так и в монголистике. Намеченные ис-следователями новосибирской синтаксической школы направления изучения этих поли-предикативных построений аналитико-синтетического типа скрывают в себе значитель-ные возможности описания конструкций интересующего типа, особенно в типологиче-ском плане.

136

ЛитератураЖамалдинов О. Уйғур тили. Алмута, 1985.Кайдаров А. Т. Развитие современного уйгурского литературного языка. 1. Уйгурские диалекты и

диалектная основа литературного языка. Алма-Ата: Наука, 1969.Насилов В. М. Грамматика уйгурского языка. М., 1940.Строй уйгурского языка. Алма-Ата: Наука, 1989.Тенишев Э. Р. Строй сарыг-югурского языка. М.: Наука, 1976.Убрятова Е. И. Исследования по синтаксису якутского языка. 1. Простое предложение. М.; Л.:

Наука, 1959.Черемисина М. И., Скрибник Е. К. Опыт формального описания причастно-послеложных конструк-

ций бурятского языка // Подчинение в полипредикативных конструкциях. Новосибирск: Наука, 1980. С. 38–77.

137

УЙГУРСКО-МОНГОЛЬСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ ОДНОКОРНЕВЫХ ПРОИЗВОДНЫХ ОСНОВ

С. Н. Абдуллаев, З. З. Абдуманапова

В основе алтайской гипотезы в языкознании, имеющей как сторонников (Н. Поппе, Г. Ж. Рамстедт, Ю. Нелит, М. Кострен, Е. Д. Поливанов, Б. Я. Владимирцов, Б. Мункачи, М. Рясянен, Н. А. Баскаков и др.), так и противников (Дж. Клоусон, Г. Дёрфер, И. Бен-цинг, А. М. Щербак, К. Грёнбек, Н. С. Трубецкой, О. Н. Бётлинг и др.), лежат тюрко- монгольские языковые связи. Они выходят далеко за пределы обычных межъязыковых заимствований. Вместе с тем они ставят помимо прочего на повестку дня вопросы срав-нительного исследования грамматической природы однокорневых производных основ в тюркских (в частности, уйгурском) и монгольских языках.

Наличие общих или сходных грамматических единиц и категорий служит суще-ственным критерием в пользу генетического родства языков. В этом смысле исследова-ние более консервативных морфологических явлений дает гораздо более прочную осно-ву для целей классификации языков, нежели данные из фонетики и лексики.

К таким исследованиям можно отнести и изучение однокорневых производных ос-нов в тюркских и монгольских языках. Лексические параллели уйгурского и монгольско-го языков свидетельствуют о том, что многие общие элементы для этих языков восходят к единым корневым морфемам. При этом мы видим различные производные морфоло-гические основы. Естественно, что общие корневые морфемы в качестве производящих основ преодолели значительный путь своего исторического развития. По этой причине они на современном этапе не всегда легко поддаются этимологической реконструкции. Это детерминирует необходимость рассмотрения морфологической природы общетюр-ко-монгольских параллелей на сравнительном материале нескольких групп языков.

Общий для тюрко-монгольских языков корень ур- (с вариантами, например, в та-тарском ― ор-) допускает следующую картину сопоставления производных от этого корня основ.

ур-

Уйгурский язык:уруқ «семена, семя, сперма»уруқландуруш «осеменение, оплодотворение»уруқча «косточка плода, семена» уруқ-туққан «родственники, родня»уран «суть, смысл речи»удум «родословная»

ур-

Кыргызский язык:уруу «род, племя»урук «семя, семена»урпак «потомство, наследие»ураан «родовой клич, призыв, лозунг»ургаачы «женщина, самка»

Монгольский язык:

ураг «родственник, родня» ураглах «породниться» ургаа «растущий»

138

ургаам «способный расти» ургамал «растение, растительность»

ур- урнац «урожай, урожайность» уриан «призыв, зов» уураг «молозиво, белок» уурхай «источник, начало» ур «плод, семя, дитя, ребенок» ургуй «бесплодный, бездетный» уржил «размножение, рост, прирост» уржих «умножаться, плодиться» урлэх «сеять, сажать семена» урслуур «рассадник, питомник» уртэй «имеющий детей, потомство»

Как показывают примеры ― иллюстрации из трех сравниваемых языков, рассма-триваемый корень ур- с вариантами ур-/уур-/ор- первоначально имел значение «семя, плод». С течением времени оно трансформировалось в значение «родство, потомство», а впоследствии при помощи различных словообразовательных формантов данный корень получил широкое морфологическое развитие с множеством дополнительных и самосто-ятельных значений. Эти семантические разновидности в той или иной степени связаны с понятиями родства, родственных отношений, развития потомства и т. д. ряд таких слов различается по языкам. Например, больше в тех языках, где меньше заимствований ара-бизмов [Абдуллаев 2014: 164].

Общие тюрко-монгольские корневые морфемы не в одинаковой степени обладают способностью образовывать новые производные основы и сочетаться с теми или иными грамматическими формами. Важно отметить, что именно на этих участках морфологиче-ской системы можно четко обнаруживать специфическое своеобразие тюркских и мон-гольских языков [Строй 1989: 236].

Обратимся к примеру. Так, например, в бурятском языке от слова аргамжа «ве-ревка из кожи» образована производная глагольная основа аргамжалха «привязывать, прикреплять веревкой, связывать». Для сравнения можно заметить, что в современном уйгурском языке от этого же слова ағамча «веревка» такая глагольная форма уже не образуется. Однако анализ показывает, что в уйгурском языке производная глагольная форма образуется от первичной основы этого же слова арқан «веревка» (ағамча - арқан + -ча): арқанлимақ «привязать на аркан». Следовательно, в уйгурском языке глагольная производная форма не образуется от основы ағамча, в которой представлен аффикс с уменьшительным значением ― ча.

Современное состояние исследования тюрко-монгольских языковых связей тре-бует дальнейших совместных усилий как тюркологов, так и монголистов. Это откроет новые возможности для теоретических обобщений в плане генетического родства алтай-ских языков, а изучение производных основ, получивших развитие на основе общих производящих корневых морфем, обнаруживает пути исторического развития каждого конкретного языка [Кайдаров 1976: 136].


Абдуллаев С. Н. Этнолингвистические аспекты изучения тюркских языков Центральной Азии // Центральная Азия в исследованиях XIX–XXI вв. Бишкек, 2014. С. 163–166.

Кайдаров А. Т. К характеристике однокорневых уйгурско-монгольских производных основ // Сибирский тюркологический сборник. Новосибирск, 1976. С. 129–137.

Строй уйгурского языка. Алма-Ата: Наука, 1989.

139

К ВОПРОСУ О ЯЗЫКАХ КОРЕННЫХ МАЛОЧИСЛЕННЫХ НАРОДОВ РЕСПУБЛИКИ БУРЯТИИ

Е. Ф. Афанасьева, В. Д. Патаева

Языковая ситуация в любом регионе складывается в результате взаимодействия хозяйственно-бытовых, экономических, социальных, этнодемографических и политиче-ских процессов.

Постановлению Правительства Российской Федерации от 17 апреля 2006 г., к ко-ренным малочисленным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока относятся 40 эт-носов. По результатам переписи 2010 г., учтены только 38 народов, не зафиксированы алюторцы (если по переписи 2002 г., 12 представителей этой же народности приписаны к корякам), а кереков насчитывалось всего четыре, причем в месте их проживания ― в Чукотском округе ― переписан всего один человек.

К коренным малочисленным народам Республики Бурятия относятся тофалары, эвенки и сойоты. Первая имеет статус малочисленного народа в 11 субъектах РФ. Дис-персность его расселения по данным переписи 2010 г. колеблется от 103 человек в Том-ской области до 20 902 человек в Республике Саха (Якутия). Проживают эвенки и за рубежом ― в Китайской Народной республике и Монголии. Эвенки Китая представ-лены 4 этнолингвистическими группами ― орочоны и эвенки, которые объединены 2 официальные национальности, проживающие в округе Хулунбуир Автономного района Внутренняя Монголия и в провинции Хэйлунцзян. Во Внутренней Монголии орочонов («оленеводов») насчитывается 8 196 чел., а эвенков ― 30 505 чел., из них 88,8 % прожи-вают в Хулунбуирском аймаке, включая солонов, тунгусов-яко и хамниганов. В Монго-лии, по данным переписи 1994 г., проживает 15 тыс. эвенков, которых называют хамни-ганами. Они живут в основном в Хэнтэйском и Дорнод аймаках.

Такое дисперсное расселение эвенков, как в России, так и за рубежом, является наиболее неблагоприятным фактором для функционирования эвенкийского языка. Язы-ковые контакты также влияют на процесс выживаемости эвенкийского языка. Этниче-ская история эвенков насыщена многочисленными свидетельствами хозяйственных, культурных и языковых связей с другими народами. Так, например, в России ― с рус-ским, бурятским, кетским, ненецким, нганасанским, нанайским, негидальским, нивх-ским, орокским, хантыйским, селькупским, эвенским, энецким и якутским. В Китае и в Монголии ― с китайским, монгольским, баргутским, дагурским языками.

По мнению ученых-социологов, например, Н. Б. Вахтина, эвенкийский язык по со-стоянию языковой ситуации на современном этапе относится к «особым» случаям, по-скольку степень его сохранности и распространения в значительной мере зависит от ре-гиона [Вахтин 2001: 18]. Группы эвенков дисперсно расселены по Северу, чтобы можно было говорить о какой-то одной языковой ситуации. Процент владеющих эвенкийским языком также различается по регионам. Повсеместно наблюдается двуязычие (второй или первый ― русский), в некоторых регионах третий язык (якутский или бурятский). Язык устойчиво сохраняется в районах компактного проживания и там, где эвенки за-няты традиционной хозяйственной деятельностью. Языковая ситуация с эвенкийским и орочонским языками вызывает у ученых тревогу и в Китае.

Тофалары проживают на территории Тофаларии Нижнеудинского района Иркут-ской области в бассейнах рек Бирюса, Уда, Кан, Гутара и других рек, а также на север-ных склонах Восточного Саяна. Живут в основном в поселках Алыгджер, Верхняя Гу-

140

тара, Нерха Нижнеудинского района. По данным переписи 2010 г., всего насчитывалось 762 тофалара.

По мнению некоторых ученых, сойоты являются потомками древнейших само-дийских народностей Восточных Саян, оставшиеся в пределах своей прародины и под-вергшиеся впоследствии тюркизации, а затем бурятизации (монголизации), которые охватили, прежде всего, язык и лишь частично хозяйство, материальную культуру и мировоззренческую систему. По переписи 2002 г., сойоты признаны отдельной народно-стью. Язык сойотов (сойотско-цаатанский язык) после тюркизации еще имеет некоторое распространение в Монголии в виде цаатанского диалекта. Цаатаны ― тюркоязычный народ в Монголии, проживающий на северо-западе в дархадской котловине. Согласно переписи 2000 г., их численность в Монголии составляла 303 чел., а по переписи 2010 г. она сократилась до 282 чел. О происхождении сойотов есть разные версии. Например, профессор В. И. Рассадин пишет: «Сойотский язык ― один из тюркских языков саян-ской подгруппы… Их язык вместе с близкородственными ему языками ― тофаларским в России, уйгуро-цаатанским и уйгуро-урянхайским в Монголии ― входит в таежный ареал этой подгруппы. Ее степной ареал образует тувинский язык России, язык тувинцев сомона Ценгел Монголии, язык кек-мончаков Монголии и Китая» [Рассадин 2008: 149].

В Бурятии в настоящее время 2 945 эвенков, 3 579 сойотов. Эвенки проживают в Северо-Байкальском, Баунтовском, Курумканском районах республики, сойоты ― в Окинском и Тункинском районах. Предки эвенков и сойотов занимались традиционным видом хозяйствования ― оленеводством, охотой, рыболовством.

Данные статистики, ассимилятивные процессы и другие объективные причины свидетельствуют о медленном и последовательном исчезновении языков малочислен-ных народов, как эвенки, тофалары, сойоты в России и за рубежом (Монголии, Китае). Вместе с тем возрастающее самосознание представителей этих этносов, особенно моло-дежи, активность общественных организаций свидетельствуют о ревитализации язы-ка, что характерно для современного состояния многих малочисленных народов. Этот процесс происходит путем повышения статуса родного языка в обществе, увеличения количества носителей и сфер употребления. Используется язык в таких важных сферах, как образование ― преподавание языка в образовательных учреждениях, СМИ, печати, культурной жизни, науке. Успешно работают Центр эвенкийской культуры «Арун», Ас-социация коренных малочисленных народов Севера, с 1992 г. в селе Сорок Окинского района ― Центр сойотской культуры. В школах, где компактно проживают эвенки и сойоты, изучают родной язык. Сойотский язык возрождается во многом благодаря док-тору филологических наук, выдающемуся ученому В. И. Рассадину, написавшему бук-варь и словарь сойотского языка. В начале 2014 г. на базе кафедры языков коренных народов Сибири Бурятского государственного университета открылась лаборатория по изучению языков и культур малочисленных народов Сибири, Монголии и Китая, целью которой является проведение фундаментальных и научно-прикладных исследований языков и культур малочисленных народов, приобщение молодежи к традиционной куль-туре народов, к его нравственно-эстетическим ценностям для воспитания толерантной личности в поликультурном пространстве. Так, в апреле 2014 г. на базе Багдаринской эвенкийской школы-интерната провели межрегиональный конкурс учителей эвенкий-ского и сойотского языков «Аяткуалагумни». Также здесь прошла и научно-практиче-скую конференция учащихся «Сакральный мир коренных народов Бурятии», 28 ноября организовали Всероссийскую научно-практическую конференцию «Теоретические и ме-тодологические вопросы изучения языка и культуры малочисленных народов».

141

В 2013 г. Народным Хуралом Республики Бурятия принят закон Республики Бу-рятия «О мерах государственной поддержки коренных малочисленных народов Россий-ской Федерации, проживающих на территории Республики Бурятия», согласно которому были разработаны мероприятия по его осуществлению. Так, в сентябре 2015 г. плани-руется проведение международной научно-практической конференции «Проблемы со-временного функционирования языков и культур малочисленных народов тюркской и тунгусо-маньчжурской групп».

Школа и вуз призваны, с одной стороны, обеспечить возможности современного развития разных национальностей, с другой ― эти образовательные учреждения долж-ны стать местом сбережения ее культуры, духовности, интеллекта, не допустить разру-шения уникальной социокультурной среды жизнедеятельности этносов. Это положение является методологической основой обновления содержания современной школы.


Вахтин Н. Б. Языки народов Севера в ХХ веке. Очерки языкового сдвига. СПб.: Дм. Буланин, 2001. 180 с.

Рассадин В. И. Очерки по истории сложения тюрко-монгольской языковой общности. Ч. II. Элиста, 2008. 149 с.

142

ГЕНДЕРНОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ В РЕЧИ БУРЯТ

И. А. Ламожапова

К гармоничности во взаимоотношениях, взаимопонимании между мужчинами и женщинами стремились во все времена. В настоящее время они становятся предметом науки. Гендер английского происхождения, переводится как пол. Понятие пол подраз-умевает биологические особенности, а гендер различает мужское и женское начала на основе их социально-психологических характеристик.

Изучением речевого поведения мужчин и женщин на различных уровнях языка стала заниматься психолингвистическая наука, которая занимает промежуточное поло-жение по отношению к психологии и лингвистике. В психолингвистике речевую дея-тельность подразделяют на 3 периода: период невербального мышления, период вну-тренней речи, период внешней речи [Даниленко 2003: 35]. В настоящем сообщении анализируются проявления последнего периода, когда происходит процесс материали-зации внутриречевой мыслительной деятельности с помощью средств языка. При этом большое внимание уделяется непреложной истине: речь человека ― важный элемент национальной культуры. Отсюда вытекает цель сообщения – рассмотреть проявление мужского и женского начал в этнической культуре бурят и, наоборот, процесс речевой реализации этнической культуры в мужском и женском поведении бурят. В связи с этим даются некоторые результаты наблюдения за речью, данные анкетирования, наблюде-ния за поведением в ситуации ― свадьба, проанализирована в сравнительном аспекте речь персонажей бурятских драматических произведений. Предварительно принимаем во внимание то, что, если учитывать роль мужского и женского начал в этнокультуре че-рез речевое поведение, значительно повысится уровень взаимопонимания между людь-ми разных полов и национальностей.

Одними из главных составляющих психических аспектов речевой деятельности мужчины и женщины выступает воспитание в семье, семья как высшая, нравственная ценность, где устойчиво формируется национальное самосознание в этнокультурной среде, а также два дифференцированные воспитания, предназначенные для мальчиков и девочек: «Девять доблестей настоящего мужчины» и «Семь талантов настоящей женщи-ны». Традиционно у бурят мужчины являлись представителями своей семьи в решении всех вопросов с соседями, миром, властями. Мужчина играл решающую роль в реше-нии внесемейных вопросов, обеспечивал материальную основу жизни [Лыгдынова 2003: 123]. В воспитании девочек отдается предпочтение развитию таких черт и качеств, как скромность, доброжелательность, аккуратность, внимательность, мягкость, вежливость. Особое внимание уделяется умению владеть собой, контролировать свое поведение, раз-вивать в себе способность к самообладанию, сдержанности, спокойствию.

Наше наблюдение за мужским и женским речевым поведением в бурятской этни-ческой среде показывает, что оно организовано по-разному. Мы выявили, что мужчины более активны при запросе информации. Они очень часто вовлекают в разговор других людей вопросами.

У женщин-буряток заметны такие качества, как большая вежливость в обращении к собеседнику и сдержанность в употреблении грубой и бранной лексики. Женщина у бурят традиционно оказывает большее влияние на воспитание детей и поэтому стре-мится говорить в соответствии с нормами литературного языка. Юноши допускают ис-пользование ненормативной лексики, полагая, что, по всей вероятности, отклонения от

143

общепринятых норм имеют статус «скрытого престижа». На вопрос «Употребляете ли вы в своей речи, бранные и вульгарные слова» из 41 юноши утвердительно ответили 26 респондентов. У девушек соответствие 41–4.

У женщин ярко проявляется свойственная разговорной речи неточность в назы-вании предметов. Часто они используют примерные названия и указательные местои-мения не только для предметов, но и для действий. Для мужской речи характерна тен-денция к точности словоупотребления. В речи женщины часто встречаются примеры употребления слов со значением неуверенности в истинности того, о чем они говорят. А в речи мужчин довольно часто встречается использование таких слов, как тиимэл дээ «несомненно, верно, точно». По результатам опроса, юноши буряты, оказалось, ред-ко употребляют неопределенные местоимения и вводные слова, которые выражали бы степень неуверенности. Мы это соотносим с национальным характером мужчин-бурят, определенного «Девятью доблестями мужчины». Девушки в два раза чаще, чем юноши, используют вводные слова, повторы и выражения тиимэ гγ-γ «действительно ли так», хари, магадгγй «может быть», ссылки на собственное или какое-нибудь другое мнение.

Женщины-бурятки более склонны к репликам-реакциям тиимэ гγ-γ? нээрээ гγ-γ? яаха юм, зай «разве? правда что ли? ну и что, так». Речь женшин-буряток более эмоци-ональна, что сказывается в их желаниях к экспрессивной оценке ситуации и предметов (междометия: э-э..., hγγ, пэй, яаhан юм гээшэб, аи даа (уау, кошмар и т. д.). Женщины чаще, чем мужчины используют косвенные просьбы, чем приказы тиихэгγй гγш, тии-гээ hаа, hайн байгаа «может быть, так лучше, давайте попробуем» и.т.д. В силу более вежливого характера своей речи женщины используют средства двойной модальности: Маанадта туhалжа шадаха гээшэ гγт? «Не можете ли вы нам оказать помощь?». В ее речи гораздо больше вежливых форм слов, просьб, извинений: хγлисыт, хайрлыт [Буда-ева, Жамсаранова].

Кроме этого, с целью определения мужского и женского начал в речевом пове-дении мы посетили бурятскую свадьбу. Бурятская свадьба характерна большим коли-чеством выступающих гостей и родственников с благопожеланиями в адрес молодых. Нами проанализированы поздравительные речи на свадьбе 26 мужчин и 26 женщин. Из мужчин 10 выступающих говорили речь на русском языке, а 16 на бурятском. Все вы-ступающие женщины, за исключением двух, использовали для поздравления бурятскую речь. При этом мужчины в своих речах желают молодым целеустремленности в жизни, материальных благ и хороших друзей: ажалдаа хγндэтэй, арад зондоо туhатай, олон нγхэдтэй, олзо ехэтэй ябагты. Перевод дословный: на работе пользуйтесь уважением, помогайте людям, имейте много друзей, будьте добычливыми.

Женщины чаще желают счастья, взаимопонимания, призывают беречь друг друга, иметь много детей: γглөө бγхэндэ γреэлэй hайханиие дуулажа, γнэр жаргалтай, эбтэй эетэй, олон хγγгэдтэй ажаhуугты. Перевод дословный: каждое утро встречайте солн-це, каждый день услышьте благопожелания, будьте счастливы, живите дружно, имейте много детей.

Как мы видим, благопожелания женщин звучат намного лиричней, однако, благо-пожелания мужчины отличаются своей практичностью. Это тоже, на наш взгляд, связа-но с тем, что мужчины-буряты в своем речевом поведении склонны к точности словоу-потребления и рациональности мышления.

Также мы обратились к вершинным произведениям бурятской литературы ― дра-матическим произведениям Хоца Намсараева «Тайшаагай ташуур» («Кнут тайши»), «Жаргалай түлхюур» («Ключ счастья») и др. Для сравнения извлекли по 500 единиц диа-логового текста мужчин и женщин.

144

Перспективным представляется анализ гендерных признаков на лексическом уров-не языка. Как известно, в культуре любого народа существуют свои критерии, определя-ющие идеал мужчины и женщины. Кодекс настоящего мужчины заключается в «Девяти доблестях настоящего мужчины» [Тумунов 1998: 107]. В бурятской этнической культу-ре идеал женщины должен включать следующие качества, которые сформулированы в «Семи талантах женщины». Ниже даются, как они отражаются в речи персонажей:

Кодекс мужчины Примеры1. Превыше всего – согласие «Ноен, зүб хэлэнэт…»2. В море – пловец - 1·

3. На войне – богатырь «Албанда hайн ябажа…»4. В учении – глубина мыслей «Yгэ бүхэн удхатай…»5. Во власти – отсутствие лукавства «Yнэхөөрөө хэлээ…»6. В работе – мастерство «…ажалаа hайнаар хэбэт»7. В речах – мудрость «…урданай үгэ бии юм»8. На чужбине – непоколебимость «Заабол ерээрэй…»9. В стрельбе – меткость «…гурбан хурса hомон…»

Таланты женщины Примеры1. Почтение родителей речами и угощениями «hайн байгыт…»2. Воспитывать детей хорошими людьми «Хүбүүмни, тиигэжэ болохогүй…»3. Вести домашнее хозяйство, поддерживать семейный очаг

«Сай юумэеэ халуун байлгаха…»

4. Ухаживать за домашними животными «Малнай яагааб…»5. Готовить молочные блюда «Тарагаа бэлдэе…»6. Уважать мужа и принимать гостей «Ай, айлшад ерээд…»7. Быть хозяйкой серебряного наперстка «Утаhа ээрэхэhээ…»

К числу наиболее интересных изысканий в рамках словарного состава персона-жей–мужчин относятся и выражения, построенные на образе мужчины-воина: Опоонхи. Би урдань Германиин дайнда ябахадаа, энэ баруун долеобор дунда хурган хоерые таhа буудуулаад, арай шамай гэжэ эдэгээ хамнайб даа. Тиигээд сэрэгэй албанhаа табигдажа, Харин шамайгаа ббэйлhээр асараа бэшэ hаалби (Жаргалай түлхюур, с. 333);

охотника: Булад (бодолгото боложо). Манай агнажа ябахада, хэрмэшэ хара но-хоймнай туhатай юумэл даа (Гурбан хүбүүн, с. 377);

скакуна: Тогоон. Мориео уhалаад, эдеэлүүлээд, забhар бэдэржэ ошогшолби даа (Жаргалай түлхюур, с. 323).

животновода: Опоонхи. Хоер зуун арбан табан гахай эгээ мүнөө минии захиралта доро байнал даа (Жаргалай түлхюур, с. 333).

Женщины ― хранительницы семейного очага, семейного уюта. Особенности ха-рактера, качеств воспитания отражаются и в их речи. В ряде случаев выражения постро-ены на имидже женщины (так же, как и у мужчин) и поэтому прототипически связаны с концептами женского труда: воспитание детей: Шарагшан (хүбүүдэйнгөө үлгы дээрэ). Ээ барhадни, харин юушье мэдэхэгүй, үдэртөө наадажа наадажа эсэшоод, унтажал хэбтэхэ (Жаргалай түлхюур, с. 324).

Хүгшэн. Ай, бурхан, ехээр сохео гү? Хайран хүбүүмни, тиигэжэ болохогүй юумэл, ай, бурхан, нүгэл гээшэ! (Тайшаагай ташуур, с. 328);

1 Пробел обусловлен, по всей вероятности, тематикой произведений

145

приготовление пищи: Гоохон. Байзаш, юрэдөө. Баймгашаа эдеэлхэеэ hанаа хүн гүш? (Жаргалай түлхюур, с. 328).

домашняя работа: Шарагшан (гансаараа боложо, утаhаяа ээрэhээр hуугаад, бодол-го болон абяагүй hууhанай hүүлдэ). Утаhа ээрэхэhээ бэшэ юу хэхэбиб даа? (Жаргалай түлхюур, с. 332.).

Далеко не все приведенные примеры уже свидетельствуют о мастерстве писателя проводить гендерную дифференциацию, о знании психологии, менталитета и мужчины, и женщины.

Итак, речевое поведение мужчин и женщин имеет существенную разницу, нали-чие которой обусловлено менталитетом, сформировавшимся в этнокультурной и другой среде, гендерное проявление в бурятской речевой культуре обусловлено моделировани-ем поведения средствами формирования личности на основе традиционных принципов воспитания и других условий жизни. Думается, данная тема относится к числу открытых для исследования, требует дальнейших теоретических изысканий и обстоятельного из-учения.


Даниленко В. П. Общее языкознание. Курс лекций. Иркутск, 2003Лыгдынова Р. Л. Принцип природосообразности и его реализация в бурятской эт-

нической педагогике. Чита, 2003.Некоторые материалы взяты из выпускных квалификационных работ Г. Д. Буда-

жаповой и М. Ц. ЖамсарановойТумунов Ж. Т. Этнопедагогика агинских бурят. Чита, 1998.

146

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙУРАЛО-МОНГОЛЬСКОЙ ПРОБЛЕМЫ

В. В. Понарядов

Вопрос о внешних генетических связях монгольских языков остается дискуссион-ным в современной науке. Наиболее широко известна алтайская теория, согласно кото-рой монгольская, тюркская и тунгусо-маньчжурская языковые группы вместе с отдельно стоящими корейским и японским языками объединяются в алтайскую семью [Рамстедт 1957; Ramstedt 1952; 1957; Poppe 1960; 1965; Старостин 1991; EDAL 2003]. Однако мно-гие специалисты сомневаются в реальности существования алтайской семьи как гене-тического объединения, аналогичного индоевропейской, уральской и другим подобным семьям [Clauson 1956; Georg 2004; Vovin 2005]. Впрочем, речь редко идет о полном от-рицании возможности родства между отдельными алтайскими группами. Чаще против-ники алтайской теории высказывают осторожный скептицизм, отмечая, что между от-дельными предположительно алтайскими группами обнаруживается значительно мень-ше общих элементов базового словаря и морфологии, чем между отдельными группами внутри индоевропейской, уральской и других хорошо изученных языковых семей, а предпринимавшиеся попытки праалтайских реконструкций остаются недостаточно убе-дительными.

По-видимому, полностью отрицать генетическое родство между отдельными ал-тайскими группами все же неправильно. В этой связи важным является наблюдение, что по крайней мере тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки обнаруживают значительное сходство в местоименных системах и в суффиксах именного склонения, что едва ли можно объяснить заимствованиями или случайными совпадениями. Одна-ко не следует забывать, что аналогичные местоименные и деклинационные элементы представлены и в некоторых других языковых семьях Евразии, особенно в уральской и индоевропейской. Здесь нужно вспомнить, конечно, о ностратической, борейской и других подобных гипотезах, объединяющих индоевропейские, уральские, алтайские и еще некоторые другие языки в более крупную генетическую общность уровня макросе-мьи [Иллич-Свитыч 1967; 1971–1984; Greenberg 2000–2002; Bomhard 2008]. Существует также гипотеза о более узком урало-алтайском объединении [Collinder 1952; Poppe 1983; Sinor 1988]. В рамках подобной общности, более крупной, чем алтайская, отдельные ал-тайские группы могут быть в конечном счете родственными, но не составлять особого генетического единства, которое может быть названо алтайской семьей.

Предположение о возможности сепаратного близкого родства уральских языков с какой-то одной из алтайских групп было высказано достаточно давно [ОФУЯ 1974: 46]. Убедительные свидетельства в пользу реальности именно такой ситуации были выявле-ны автором настоящей работы в ходе специального лексикостатистического исследова-ния. Оказалось, что в области базовой лексики монгольские языки ближе к уральским языкам, чем к тюркским или тунгусо-маньчжурским [Понарядов 2008]. Таким образом, появились основания предположить, что монгольские языки обнаруживают наиболее близкое генетическое родство с уральскими языками, а сепаратные монгольско-тюрк-ские и монгольско-тунгусо-маньчжурские сходства имеют преимущественно контакт-ное происхождение. Исходя из этого, была предпринята попытка реконструировать фонетику, лексику и морфологию общего урало-монгольского праязыка [Понарядов 2011]. Неожиданно оказалось, что этот праязык очень мало отличается от конвенциаль-

147

но реконструируемого прауральского. Также обнаружилось, что лексикостатистически монгольские языки отстоят от двух первичных уральских ветвей — финно-угорской и самодийской ― примерно так же, как финно-угорская и самодийская ветви друг от друга [Понарядов 2011: 30–37]. Данный результат позволяет утверждать, что монгольские язы-ки не просто близкородственны уральским, но отделились от единого уральского ствола примерно тогда же, когда он распался на финно-угорскую и самодийскую ветви, т. е. монгольские языки непосредственно входят в уральскую семью, представляя третью ее первичную ветвь наряду с финно-угорской и самодийской [Понарядов 2011: 37].

С другой стороны, некоторые различия между праурало-монгольской и традици-онной прауральской реконструкциями все же существуют. Интерпретировать их можно двояким образом: или финно-угорская, самодийская и монгольская ветви разделились действительно одновременно, и тогда эти различия обусловлены существованием па-раллельных, но исторически сепаратных инноваций одновременно в финно-угорских и самодийских языках; или же монгольская ветвь все же отделилась от общеуральского ствола несколько раньше, чем разделились финно-угорская и самодийская ветви, и тогда сепаратные схождения между последними могли сформироваться в их общем праязыке после отделения монгольской ветви.

Для разрешения этой дилеммы большое значение имеет правильная реконструкция промежуточных финно-угорского, самодийского и монгольского праязыков, через со-поставление которых восстанавливается прауральский или праурало-монгольский. До недавнего времени доступные прафинно-угорские и основанные на них прауральские лексические реконструкции строились на устаревших методологических принципах (в частности, в этимологических сопоставлениях часто пренебрегали регулярностью фо-нетических соответствий между гласными) [Понарядов 2012; Aikio 2014: 4–5], а доста-точно объемные реконструкции прамонгольский лексики вообще отсутствовали. Из-за этого и предложенная праурало-монгольская реконструкция могла носить лишь весьма приблизительный характер [Понарядов 2011: 9–10].

Однако в самое последнее время ситуация с прафинно-угорской и прамонгольской реконструкциями радикально улучшилась. Изучение исторического вокализма ураль-ских языков привлекает сейчас большое внимание исследователей, и здесь достигнуты значительные успехи [Reshetnikov 2014; Aikio 2012; Kallio 2012]. Выявлены наиболее частотные регулярные вокалические соответствия между отдельными финно-угорскими языками и выделены более 400 этимологий, в которых эти соответствия соблюдаются [Понарядов 2012; 2013; 2014]. Очевидно, что в рамках этого корпуса мы можем рекон-струировать прафинно-угорские лексемы наиболее надежным образом, и именно его следует в первую очередь привлекать для сопоставления как с самодийскими, так и мон-гольскими языками в рамках сравнительно-исторических уральских и урало-монголь-ских штудий. Также опубликован этимологический словарь общемонгольский лексики, включающий около 1300 праязыковых реконструкций [Nugteren 2011: 263–546].

Использование этих новых источников позволяет во многих деталях уточнить пра-урало-монгольскую реконструкцию. Остановимся здесь на одном из таких уточнений, которое касается реконструкции системы праурало-монгольких взрывных смычных со-гласных.

И в финно-угорском, и в самодийском праязыках существала только одна серия взрывных смычных ― глухие *p, *t, *k. В середине слова между гласными были пред-ставлены также геминаты *pp, *tt, *kk. Традиционно эту же систему восстанавливают и для прауральского состояния.

148

Ранее нами было показано, что в середине слова между гласными прафинно-угор-ские одиночные глухие *p, *t, *k регулярно соответствуют прамонгольским сильным *h (< *p), *t, *k, а прафинно-угорские геминаты *pp, *tt, *kk – прамонгольским слабым *b, *d, *g [Понарядов 2011: 6]. Однако монгольские *b, *d, *g могут стоять и в начале слова, где финно-угорские геминаты недопустимы. Поэтому была предложена праурало-монгольская реконструкция, противопоставляющая по монгольскому образцу в обеих позициях две серии взрывных смычных *p, *t, *k и *b, *d, *g, причем предполагалось, что в прамонгольском эта система сохранилась без изменений (кроме перехода *p > *h), в то время как в прафинно-угорском и прасамодийском *b, *d, *g оглушились и совпали с первичными *p, *t, *k в начале слова, но превратились в глухие геминаты *pp, *tt, *kk в середине слова между гласными [Понарядов 2011: 6–8].

Прогресс в изучении исторического вокализма уральских языков заставляет отбро-сить часть ранее привлекавшегося к этой реконструкции этимологического материала, так как соответствующие лексемы не могут быть надежно восстановлены даже на пра-финно-угорском уровне. Если ограничиться только теми этимологиями, которые с фин-но-угорской стороны надежны, то обнаруживается, что начальные *h, *t, *k и *b, *d, *g в их монгольских соответствиях находятся в отношениях дополнительной дистрибуции.

В монгольском анлауте слабые *b, *d, *g в соответствии с финно-угорскими и са-модийскими *p, *t, *k выступают только тогда, когда за ними следуют *h (которому мо-гут соответствовать прафинно-угорские *k или *w) или также слабые *b, *d, *g (которым соответствуют финно-угорские геминаты *pp, *tt, *kk):прамонгольский1 прафинно-угорский2 прасамодийский3

*barahun ‘правый’ *para ‘хороший’ –*borahan ‘дождь’ *purka ‘метель’ *pur ‘дым’*daga- ‘следовать’ *takki- ‘прицеплять’ –*daba- ‘переходить’ *tappi- ‘топтать’ –*dühüreŋ ‘полный’ *täwδi ‘полный’ *terǝ ‘полный’*gasïhun ‘горький’ *kačkз ‘горький’ –*gürehen ‘жила’ *käwδi ‘веревка’ –

Во всех других случаях в монгольском анлауте обнаруживаются согласные *h, *t, *k:прамонгольский прафинно-угорский прасамодийский*hergi- ‘поворачиваться’ *perä ‘задняя часть’ –*hoj ‘лес’ *puwз ‘дерево’ *pä ‘дерево’*hünegen ‘лиса’ *peni ‘собака’ –*hürgü- ‘пугаться’ *peli- ‘бояться’ *pij- ‘бояться’*karïja- ‘горький’ *karwa ‘горький’ –*kelen ‘язык’ *käli ‘язык’ *keǝ̑j ‘язык’*kerči- ‘отрезать’ *kertä ‘раз’ –*kereldü- ‘ссориться’ *kerä- ‘просить’ –*kotan ‘город’ *kota ‘дом’ –*köjesün ‘пена’ *kupla ‘пузырь’ –*köl- ‘запрягать’ *kältä ‘невод, бредень’ –*kömeri- ‘перевернуть’ *kuma ‘ничком’ *kǝ̑mǝ̑- ‘падать’*körbe- ‘поворачивать’ *käri ‘круглый’ –*körisün ‘корка’ *kori ‘кора’ –

1 Прамонгольские реконструкции даются по [Nugteren 2011], но транскрипция Х. Нугтерена заменена на более традиционную, которая уже использовалась нами в [Понарядов 2011].

2 По [Понарядов 2014] с дополнениями.3 По [Janhunen 1977].

149

*kötel- ‘вести за руку’ *kät ‘рука’ –*kulag- ‘красть’ *kolji ‘злой дух’ –*kura ‘дождь’ *kuwra ‘иней’ –*kusïn ‘кедр’ *kuwsi ‘ель’ *kåǝ̑t ‘ель’*küse- ‘хотеть’ *käski- ‘велеть’ –*tüle- ‘жечь’ *tuli ‘огонь’ *tuj ‘огонь’*targun ‘жир’ *türi ‘полный, целый’ *terǝ̑- ~ *tirǝ̑- ‘полный’

Таким образом, можно отказаться от реконструкции двух серий взрывных смычных на праурало-монгольском уровне и предположить, что их противопоставление появилось в монгольских языках вторично в результате позиционного расщепления рефлексов первоначальной единственной серии. В таком случае праурало-монгольская реконструкция еще больше сближается с традиционной прауральской, и отождествление урало-монгольского праязыка с обычным прауральским становится еще более вероятным.


Иллич-Свитыч В. М. Материалы к сравнительному словарю ностратических языков // Этимология 1965. М., 1967. С. 321–373.

Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков. Т. I–III. М., 1971–1984.ОФУЯ — Основы финно-угорского языкознания (вопросы происхождения и развития финно-угор-

ских языков). М., 1974.Понарядов В. В. Урало-алтайско-юкагирские языковые связи с точки зрения лексикостатистики.

Сыктывкар, 2008.Понарядов В. В. Опыт реконструкции урало-монгольского праязыка. Сыктывкар, 2011.Понарядов В. В. Насколько достоверны современные реконструкции прафинно-пермского вокализ-

ма? // Вопросы финно-угорской филологии. Вып. 3 (8). Сыктывкар, 2012. С. 78–91.Понарядов В. В. Соответствия финно-пермским гласным в венгерском языке // Вестник Коми госу-

дарственного педагогического института. Вып. 11. Сыктывкар, 2013. С. 28–37.Понарядов В. В. О финно-пермском вокализме // Вопросы уралистики 2014. Научный альманах.

СПб., 2014. С. 11–31.Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание. М., 1957.Старостин С. А. Алтайская проблема и происхождение японского языка. М., 1991.Aikio A. On Finnic long vowels, Samoyed vowel sequences, and Proto-Uralic *x // Per Urales ad Orientem.

Iter polyphonicum multilingue. Festskrift tillägnad Juha Janhunen på hans sextioårsdag den 12 februari 2012. Helsinki, 2012. P. 227–250.

Aikio A. The Uralic-Yukaghir lexical correspondences – genetic inheritance, language contact or chance resemblance // Finnisch-ugrische Forschungen. Bd. 62, 2014. P. 1–64.

Bomhard A. Reconstructing Proto-Nostratic. Comparative phonology, morphology and vocabulary. Vol. 1–2. Leiden, 2008.

Clauson G. The case against the Altaic theory // Central Asiatic Journal. Vol. 2. 1956. № 3. P. 181–187.Collinder B. Uralaltaisch // Ural-Altaische Jahrbücher. Bd. 24. 1952. № 3–4. S. 1–26.EDAL — Starostin S. A., Dybo A. V., Mudrak O. A. An etymological dictionary of Altaic languages. Vol.

1–3. Leiden, 2003.Georg S. (Rev.) Sergei Starostin, Anna Dybo, and Oleg Mudrak (eds.): Etymological Dictionary of the

Altaic Languages (2003) // Diachronica, 2004, № 2.Greenberg J. Indo-European and its closest relatives. The Eurasiatic language family. Vol. 1–2. Stanford,

2000–2002.Janhunen J. Samojedischer Wortschatz. Gemeinsamojedische Etymologien. Helsinki, 1977.Kallio P. The non-initial-syllable vowel reductions from Proto-Uralic to Proto-Finnic // Per Urales ad

Orientem. Iter polyphonicum multilingue. Festskrift tillägnad Juha Janhunen på hans sextioårsdag den 12 februari 2012. Helsinki, 2012. P. 163–175.

150

Nugteren H. Mongolic phonology and the Qinghai-Gansu languages. Utrecht, 2011.Poppe N. Vergleichende Grammatik der altaischen Sprachen. Teil I. Vergleichende Lautlehre. Wiesbaden,

1960.Poppe N. Introduction to Altaic linguistics. Wiesbaden, 1965.Poppe N. The Ural-Altaic affi nity // Symposium Saeculare Societatis Fenno-Ugricae. Helsinki, 1983.

P. 189–199.Ramstedt G. J. Einführung in die altaische Spraschwissenschaft. II. Formenlehre. Helsinki: Suomalais-

ugrilaisten seura, 1952.Ramstedt G. J. Einführung in die altaische Spraschwissenschaft. I. Lautlehre. Helsinki: Suomalais-

ugrilaisten seura, 1957.Reshetnikov K., Zhivlov M. Studies in Uralic vocalism II: Refl exes of Proto-Uralic *a in Samoyed, Mansi

and Permic // Journal of Language Relationship, 2011. № 5. P. 96–109.Sinor D. The Problem of the Ural-Altaic Reltionship // Sinor D. (ed.) Uralic Languages: Description,

History and Foreign Infl uences. Leiden, 1988. P. 706–741.Vovin A. The end of the Altaic controversy // Central Asiatic Journal. Vol. 49, 2005. № 1. P. 71–132.Zhivlov M. Studies in Uralic vocalism I: A more economical solution for the reconstruction of the Proto-

Permic vowel system // Journal of Language Relationship, 2010. № 4. P. 167–176.Zhivlov M. Studies in Uralic vocalism III // Journal of Language Relationship, 2014. № 12. P. 113–148.

151

МЕТОНИМИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС В ФИТОНИМИИ БУРЯТСКОГО ЯЗЫКА

Л. Э. Рупышева

Метонимия (от греч. мetōnymia ― переименование) как и метафора находится в поле зрения лингвистов уже давно. Еще S. Ulmann [Ulmann 1964: 203–240] описал мето-нимические переносы, основанные на пространственных и временных отношениях, на отношениях между частью и целым. Как средство вторичной номинации она рассматри-вается в трудах И. В. Арнольда, Н. Д. Арутюновой, В. Н. Телия, М. В. Никитина, Ю. Д. Апресяна, З. Д. Поповой и др.

Как известно, метонимия ― это извлечение какого-либо свойства из уже «оязы-ковленного» отражения действительности в силу его смежности со свойством нового обозначаемого и выбор ему имени, отражающего в своей семантике эту смежность [Се-ребренников 1977: 210]. О. С. Ахманова определяет ее как «троп, состоящий в том, что вместо названия одного предмета дается название другого, находящегося с первым в от-ношении “ассоциации по смежностиˮ, т. е. в отношении процесс-результат» [Ахманова 1969: 234].

Метонимия как концептуальный феномен [Lakoff 1987; Johnson 1987; Kövecses, Radden 1998; Radden 2003] характеризует когнитивный процесс, в котором один кон-цепт ― средство ― обеспечивает ментальный доступ к другому концепту ― цели ― в пределах одного домена или идеализированной когнитивной модели [Kövecses, Radden 1998: 39].

В когнитивной лингвистике концептуальные метафора и метонимия ― это мен-тальные механизмы, сформированные в процессе взаимодействия двух понятийных об-ластей: сферы-источника и сферы-мишени на основе ассоциаций по сходству (метафора) либо по смежности (метонимия). Для метафоры доминантной является характеризую-щая функция, для метонимии — идентифицирующая [Шарманова 2011: 194].

На основе связи между смежными денотатами выделяются количественная ме-тонимия (синекдоха) и качественная, включающая пространственный, причинно-след-ственный, атрибутивный типы.

Перенос по типу синекдохи (количественная) метонимия (греч. synecdochē ― со-подразумевание, соотнесение). Этот троп состоит в употреблении части целого, частного вместо общего и наоборот [Толковый словарь 1935–1940]. По мнению Е. В. Падучевой, «связи по смежности существуют не между смыслами, а в действительности. Но, идя от ситуации действительности к ее концептам, можно говорить о метонимических связях между компонентами концептов ситуации. Две концептуализации одной и той же ситу-ации: только та концептуализация, которая порождается буквальным смыслом метони-мически употребленного слова, воспринимается как образ. Отличие первого и второго типов в том, что в первом случае мы имеем дело с живой метонимией, а во втором ― со стершейся» [Падучева 2000: 395].

При рассмотрении метонимической модели в рамках общего концепта ― «РАСТЕ-НИЕ» мы опирались на классификацию метонимических моделей Н. В. Руновой [2006: 11], по которым образуются переносные значения фитонимических единиц. Метоними-ческая модель «часть-целое» включает указание функции части по отношению к целому, согласно которой часть может представлять целое, а модель «целое-часть» наоборот. Она во многом основана на синекдохе и репрезентируется в языке и дискурсе лексиче-

152

скими единицами со следующими опорными компонентами: сэсэг, эдеэн, модон, үрэhэн, үбhэн, бургааhан. Она проявляется тогда, когда употребляется биоморфное название вместо родового, напр.: сэсэг биоморфное название цветка: алтан зула сэсэг ‘тюльпан’, букв. золотая свеча цветок; наран сэсэг ‘подсолнух’, букв. солнце цветок; үбhэн био-морфное название травы: хашаг үбhэн ‘татарник, репейник’, букв. клещ трава.

В некоторых соматически мотивированных фитонимах акцент делается на опреде-ленную часть растения:

• в названии шиповника ― на колючки: киж. хадхалаатай үбhэн ‘шиповник’, букв. трава с колючками;

• в названии сорняка ― на наличие спор (болезнь растения), имеющего волнистые неровные края: зап. араатай тооно ‘спорынья’, букв. сорняк с волнистыми краями;

• в названии подорожника ― на разветвления: таба hалаа(та) ‘подорожник’, букв. имеющий пять жилок; гурбан hалаа(та) ‘трилистник’, букв. имеющий три жилки;

• в названии картофеля ― на наличие воды: тунк. уhата сэндэгэр тунк. ‘карто-фель’, букв. водяная пузанка; клубень содержит большое количество воды.

В рамках общей когнитивной модели «средство ЦЕЛОЕ ― цель ЧАСТЬ» наиболее продуктивными являются модели:

РАСТЕНИЕ ― ПЛОД (груша, шасаргана, вишни, мойhон), РАСТЕНИЕ ― ЦВЕТОК (улаалзай ʽлилияʼ, могойн хэлэн ʽмедуницаʼ),РАСТЕНИЕ ― СЕМЕНА (укроп, анис, лен), РАСТЕНИЕ ― ВЕТВИ (хонин бургааhан ‘верба’), РАСТЕНИЕ ― ДРЕВЕСИНА (хуша, дүүб, нарhан). Рассмотрим модель РАСТЕНИЕ ― ПЛОД. В бурятском языке фитоним груша имеет следующие значения: прямое ― алим

жэмэстэ модон, мүн тэрэнэй эдеэн ʽфруктовое дерево, а также плод этого дереваʼ, о том, что именно появилось первым, свидетельствует информация русско-бурятского толкового словаря [Борсоев 1992: 14] и метонимическое ― саад со груша ургана (плод); вишни ― прямое: шүүhэтэй, хүрин улаан эдеэтэй жэмэстэ модон ʽплодовое дерево с сочными темно-красными ягодамиʼ [Борсоев 1992: 10] и метонимическое вишни гэжэ жэмэс (ягода); мойhон ― прямое: хангалтама сагаан сэсэгтэй, хара жэмэстэй модон ʽдерево с белыми душистыми цветками и черными ягодамиʼ [Борсоев 1992: 74] и мето-нимическое: мойhон гэжэ жэмэс (ягода). При упоминании названия того или иного рас-тения мы имеем в виду его плод, напр.: хүнэй эдидэг гашуубтар жэмэстэй, хадхууртай үндэр шасарганай hөөг ʽвысокий колючий кустарник облепихи с кисловатыми съедоб-ными ягодамиʼ и шасаргана гэжэ жэмэс ʽоблепиха (ягода)ʼ.

Следующая модель метонимического переноса «РАСТЕНИЕ ― ЦВЕТОК» мо-жет быть представлена фитонимами могойн хэлэн ʽмедуницаʼ, үлэн ʽбескильница тонкоцветнаяʼ, улаалзай ʽлилияʼ. Так, в бурятском языке лексическая единица могойн хэлэн с прямым значением эртэ хабар задардаг хоншууhан үнэртэй, жэжэхэн сэсэгтэй ургамал ʽрастение с мелкими душистыми цветками, которое зацветает ранней веснойʼ [Борсоев 1992: 36] и метонимическое: могойн хэлэн ʽмедуница (цветок)ʼ.

Модель «РАСТЕНИЕ ― СЕМЕНА» (напр.: укроп, анис, лен). Примером служит анис: анис гэжэ ургамал далайн санаа ургадаг ʽтрава анис растет за моремʼ и анис, укроп хоёрэй тариха үрэhэн ʽсемена аниса, укропа для посеваʼ.

Модель «РАСТЕНИЕ ― ВЕТВИ» (хонин бургааhан ‘верба’), напр.: манай гэрэй ха-жууда хонин бургааhан (модон) ургана ʽнедалеко от нашего дома растет вербаʼ, би хонин бургааhандаа ошооб ʽя ходил за вербою, т. е. веткамиʼ.

153

Еще одна метонимическая модель, широко представленная в бурятском языке ― «ДЕРЕВО ― ДРЕВЕСИНА» (хуhан ‘береза’; нарhан ‘сосна’; уляаhан ‘осинаʼ). Рас-смотрим на примере употребления фитонима хуhан в прямом значении: хуhан ― жэжэ набшаhатай, сагаан үйhэтэй модон ʽбереза ― мелколиственное дерево с белой коройʼ и метонимическое ― хуурай хуhан түлеэн ʽсухие дрова из березыʼ.

Следует иметь в виду, что исходное значение данных фитонимов может меняться. Так, наиболее продуктивна метонимическая модель по типу синекдохи ПЛОД (ЦВЕ-ТОК) — РАСТЕНИЕ (средство ЧАСТЬ ― цель ЦЕЛОЕ). Так, у лексем персик, лимон, апельсин, абрикос исходным является значение «плод», а не «растение». В бурятском языке исходным значением фитонимической лексемы персик является значение персик ― дулаан газарта ургадаг шарабтар улаан хальhатай, шүүhэлиг жэмэс эдеэн ʽперсик ― южный сочный мясистый плод с желто-красной пушистой кожицейʼ ― энэ жэмэсэй ургадаг модон ʽдерево, на котором растет персикʼ [Борсоев 1992: 46].

Фитоним лимон имеет прямое значение данной лексемы ― лимонэй эдеэниинь (ли-мон) хатуу шара хальhатай, гашуун амтатай байдаг ʽкислый лимон (плод) с твердой кожуройʼ и метонимическое значение лимон ― хододоо лаан ороной алим жэмэстэ но-гоон модон ʽлимон ― южное вечнозеленое деревоʼ.

Фитоним балжан гарма сэсэг ʽромашкаʼ имеет прямое значение балжан гарма ― сагаан гү, али хүхэ дэльбэтэй, дундаа шарахан нюдэтэй ургамал ʽромашка ― травя-нистое растение с цветками, у которых лепестки белые или синие, а середина желтаяʼ [Борсоев 1992: 56] ― метонимическое ʽбалжан гарма (цветок)ʼ.

Так, в бурятском языке фитоним помидор имеет следующие значения: прямое ― огородой ургамал ʽогородное растениеʼ и метонимическое ― ургамалай улаан үнгэтэй монсогор эдеэн ʽкруглый плод красного цветаʼ. Данное слово используется в пере-носном значении, напр., в следующем предложении: огородто помидор, үгэрсэ, мор-хооб, хапууста эдеэшэнэ ʽна огородах зреют помидоры, огурцы, морковь, капустаʼ и манай помидорнүүд монсогор, амтатай, зөөлэн… ʽнаши помидоры круглые, вкусные, мягкие…ʼ [Борсоев 1992: 41].

Качественная метонимия (пространственный тип). Среди типов качественной метонимии встречается пространственная метонимия. Эта модель не является продук-тивной, в процессе исследования было обнаружено несколько примеров. Встречается среди конкретных и абстрактных существительных модель: «РАСТЕНИЕ ― МЕСТО, где растет растение» (hамартай ой ʽорешникʼ и ʽместо, поросшее орешникомʼ, букв. орешниковый лес) и, наоборот, ʽМЕСТО ― ОБЪЕКТ, находящийся на этом местеʼ и ʽлес, растущий на этом местеʼ (уhа, намаг соо ургадаг ургамал, букв. ̔ растение, растущее в воде, в болотеʼ и хулhан, хулhа ожорhон, букв. ʽтростникʼ).

Интересны метонимические переносы по модели: «КАЧЕСТВО И НОСИТЕЛЬ это-го признака»: аржагар шара шэниисэ ʽчистейшая пшеница’, букв. ʽчетко выделяющаяся желтая пшеница, качественная пшеница’; Кавказай шара зандан ʽКавказский желтый самшит’ (ценное декоративное растение).

Причинно-следственная (каузальная) метонимия представлена моделью «РАС-ТЕНИЕ ― ПРОДУКТ из него», напр.: шэхэр ʽсолодка уральская’ и ʽсахар’; арса ʽможжевельник обыкновенный’ и ʽбурятский национальный напиток’.

Атрибутивные метонимические переносы известны по модели: «ОБЪЕКТ ― СОБЫТИЕ», напр.: алтаргана, алтан харгана ʽкустарникʼ и Алтаргана ʽфестиваль, праздникʼ.

154

Анализ фактического материала позволил определить, что переносные значения названий растений, возникающие в процессе концептуальной деривации, осуществляе-мой по метонимическим моделям, осмысляются относительно концептуальной области РАСТЕНИЕ, поскольку перехода из одной концептуальной области в другую не про-исходит. Метонимический перенос представляет устойчивый механизм образования и формирования переносных значений фитонимов.

СОКРАЩЕНИЯгреч. — греческий язык киж. — кижингинский говор бурятского языказап. — западно-бурятский диалект


Борсоев М. Н., Будаев Ц. Б., Ускеева В. Ш. Русско-бурятский толковый словарь по природоведе-нию. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1992. 112 с. Падучева Е. В. О семантической деривации: слово как пара-дигма лексем // Русский язык сегодня. Сб. статей / РАН. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; отв. ред. Л. П. Крысин. М.: Азбуковник, 2000. Вып. 1. С. 395–418.

Рунова Н. В. Когнитивные основы образования новых метонимических значений существительных (на материале английского языка: автореф. дис. …канд. филол. наук. Калининград, 2006. 21 с.

Серебренников Б. А. Языковая номинация (виды наименований). М.: Наука, 1977. С. 167–168. Толковый словарь русского языка: в 4 тт. М.: Сов. энцикл.: ОГИЗ, 1935– 1940.Шарманова О. С. Метафтонимия как концептуальное взаимодействие метафоры и метонимии //

Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Иркутск, 2011. № 1. С. 194–200.Johnson M. The Body in the Mind: The Bodily Basic of Meaning, Imagination, and Reason. Chicago, IL:

University of Chicago Press, 1987.Kӧvecses Z., Radden G. Metonymy: Developing a cognitive linguistic view // Cognitive Linguistics 9–1.

1998. P. 37–77.Lakoff G. Women, Fire and Dangerous Things: What Categories Reveal about the Mind. The University

of Chicago Press, Chicago, 1987.Radden G. How metonymic are metaphors? // Metaphor and Metonymy at the Grossroads: A Cognitive

Perspective / ed. by Antonio Barcelona. Berlin; N. Y.: Mouton de Gruyer, 2003. P. 93–108.Ulmann S. Meaning and Style. Oxford, 1964.

155

ГУБНЫЕ ГЛАСНЫЕ ЯЗЫКА ШИРА ЮГУРОВ*

А. Б. Лиджиев, Е. В. Бембеев

Статья посвящена исследованию фонетики шира югурского языка, актуальность которой обусловлена тем фактом, что публикаций, посвященных исследованию этого языка, имеются в ограниченном количестве. О шира югурах писали в конце XIX века известный путешественник Г. Н. Потанин [Потанин 1883], затем бывший русский офи-цер К. Г. Маннергейм [Mannerheim 1911], более известный своей оборонительной линией на советско-финской границе, который в 1906–1908 годах выполнял секретную миссию в Западный Китай, известный монголовед В. Л. Котвич [Kotwicz 1939], а также других исследователей, в этом рядом одной из последних была работа Б. Х. Тодаевой [Тодаева 1966], которая побывала в составе экспедиции по изучению языков Китая в середине XX века. Ее посещение шира югуров было последним, после российских ученых не было более пятьдесят лет. В рамках научной экспедиции под руководством Б. В. Бадмаева «Этнолингвистическая карта монголов северо-западного Китая: язык и традиционная культура кукунорских ойратов» удалось посетить с двухдневным визитом место про-живании шира югуров и сделать некоторые записи о языке, этнографии, записать неко-торые песни, пословицы на шира югурском языке.

Интересно отметить, что большинство шира югуров знают и помнят Буляш Хой-чиевну Тодаеву, которая побывала здесь в 1956 г., в составе экспедиции по изучению монгольских языков Китая. По мнению самих шира югуров, а именно интеллигенции, с научной точки зрения шира югуры, говорящие на тюркском языке изучены лучше, о них существует больше научной литературы, на китайском, английском и других языках, гораздо меньше научных публикаций о монголоязычных шира югурах.

Шира югуры делятся на два субэтноса: одних называют шира югуры, желтые югу-ры, а других — хара югуры, или черные югуры. Разница заключается в том, что желтые югуры говорят на одном из древних монгольских языков, а черные — на одном из древ-них тюркских языков. Бытует также названия западные и восточные шира югуры, или, как было сказано, выше черные и желтые, где под западными или черными подразумева-ют тюркоговорящих, а под восточными или желтыми — монгологоворящих.

Черные югуры, или тюркоговорящие, не согласны с подобным делением и тем, что их так называют, они считают, что это искусственно придуманное название, а они есть также шира югуры, или как их еще называют сарыг югуры (уйгуры) говорящие на другом языке. По мнению самих шира югуров бытует деление по видам деятель-ности, где считается, что хара югуры, то есть черные, земледельцы, а шара югуры, то есть желтые, скотоводы. Важно отметить, что оба народа исповедуют буддизм. У них нет своей письменности, для собственных нужд используют китайское письмо. Более того, важно отметить, что тюрко- и монгологоворящие не знают языка друг друга, а язы-ком межсубэтнического общения является китайский. На вопрос заключаются ли браки между представителями разных субэтносов, ответ был положительный, кроме того, в настоящее время участились межнациональные браки с китайцами и тибетцами. По их собственному мнению, югуров, говорящих на монгольском языке около 4-5 тысяч, а на тюркском – около 5-6 тысяч человек.

* Проект РГНФ № 14-04-18006/е ««Этнолингвистическая карта монголов северо-западного Китая: язык и традиционная культура кукунорских ойратов».

156

Лексика, приведенная в работе, может иметь варианты, поскольку записи сделаны на слух и так, как казалось правильным на тот момент. В этой связи в ряде случаев, ве-роятно, одна и та же фонема могла быть записана разными вариантами. Все слова были записаны латинскими транскрипционными знаками, из кириллических был использован только знак «ы» для передачи специфической фонемы. Поэтому шира югурские слова записанные латиницей — это авторские полевые записи, кириллицей — слова, данные по Тодаевой.

Согласно Б. Х. Тодаевой, в шира югурском языке имеются следующие негубные гласные фонемы, а, ā, е, ē, i, ī и губные гласные: ö, ü, o, u, ū, ō. Однако, ни рядность, передний и задний ряд, ни долгота не являются фонематичными. Гармония гласных в ходе развития была разрушена и не соблюдается в полной мере, относительно фонема-тичности долготы следует отметить, что она является смыслоразличительной только в единичных случаях [Тенишев, Тодаева 1966: 47–48].

Настоящая статья посвящена исследованию губных гласных фонем шира югурско-го языка. Это связано с тем обстоятельством, что негубные гласные достаточно устойчи-во сохраняются и подвержены наименьшим изменениям. Так, например, гласный звук а устойчиво сохраняется в любой позиции и имеет большое количество примеров: čhaγan ‘белый’, γal ‘огонь’, darγa ‘замерзать’, hanǯun ‘рукав’, malagei ~ malagi ‘шапка’, maka ‘мясо’, dalы ‘лопатка’, arake ‘водка’, daγan ‘жеребенок двух лет’, hawar ‘нос’, garag ‘зрачок’, maŋni ‘мозги, ум’, aǯirγa ‘жеребец’, γadar ‘уздечка’, khəkhi ‘свинья’; hargua ‘ребро’ (ср. п.-м. qabirga, монг. хавирга, в данном случае отмечается метатеза в резуль-тате чего губной b стал лабиальным u); или tamki soro- ‘курить табак’, alma ‘яблока, груша’, кстати, югуры не различают в названиях ни яблок, ни груш, т.е. одним словом и яблоки, и груши; это относится и к слову tarus ‘арбуз, дыня’ и т.д.

В следующих немногочисленных примерах гласная фонема e сохраняется, напри-мер: teŋger ‘небо’, gesen ‘живот’, neregui ‘безымянный палец’, hermegče ‘большой па-лец’, termen ‘мельница’, elǯge ‘ишак’, emel ‘седло’.

Фонема i в зафиксированных примерах сохраняется: šire ‘cтол’, či ‘ты’, čikn ‘ухо’, čikndeg ‘серьга’, jirγun ‘шесть’, yisn ‘девять’, ǯirγal ‘счастье (?)’, šira ~ šara ‘желтый’, miŋγan ‘тысяча’, kыčk ‘щенок’, в редких случаях переходит в гласный среднего подъ-ема: beleǯыk ‘кольцо’, šel ‘стекло’

Исследование губных гласных представляют значительный интерес, поскольку они, очевидно, подверглись наибольшим изменениям в ходе развития языка. Наиболь-шие изменения претерпели губные гласные ü, ö, u или их рефлексы, тогда как фонема о не подвергается изменениям и устойчиво сохраняется, что можно продемонстрировать на большом количестве примеров: olon ‘много’; topč ‘пуговица’; nohto ‘недоуздок’, yolo ‘хищная птица’, ср. монг. ёл ягнятник; bogčurga ‘воробей’; mogi ‘змея’; mori ‘лошадь’; hon ‘овца’; noki ~ noқhыy ‘собака’; n´on ‘нойн’; oloŋ ‘передняя подпруга’; homosun ‘но-ски’, boroni khsun ‘лужа, дословно дождевая вода’, soloŋo ‘радуга’, dolon ‘семь’, šoro ‘глина’ (?), tologы ‘голова’, yoro ‘иноходец’, solgыi ʒoh ‘юг’ и solgы ha ‘левая рука’ и т.д. Фонемы ü, ö, u также сохраняются: dulan ‘тепло’, γutusun ‘сапоги’, u- ‘пить’, hurun ‘палец’, humsn ‘ноготь’, γurwan ‘три’, γkučin ‘тридцать’ (твердое г или к), uča ‘спина’; nurun ‘хребет’; nudurga ‘кулак’; čulur ‘цулвр’; turun ‘копыто’; dörwen ‘сорок’, döčin ‘сорок’, kögö ‘синий’, kögšin ‘старый’, öŋgö ‘цвет’, köwe ‘берег’, örlölet ‘путы на две правые или левые ноги’(ср. монг. өрөөл половина); tüle ‘топливо’, sül ‘хвост’, ʒün ‘игла’, bürgd ‘орел’.

157

Ниже будут приведены примеры, в которых губные гласные ü, ö, u претерпели изменения. Важно отметить, что исторический инициальный h в ряде случаев в шира югурском сохраняется, однако был записан вариант без исторического инициального h и губного гласного u, ниже приводятся случаи, когда губной гласный выпадает или стре-миться к выпадению. Например: lan ‘красный’, hлāн, лhāн ‘красный’ [Тенишев, Тодаева 1966: 50], ср. п.-мо. ulaγan ‘красный’; П. ulān ‘красный’; R. ulān ‘rot’; монг. улаан ‘крас-ный’; калм. улан ‘красный’; бур. улаан ‘красный’; в данном случае также восстанавли-вается инициальный протомонгольский *h, о чем свидетельствует даг. хутā [Тенишев, Тодаева 1966: 180];

ta ‘дым’, hута ‘дым’ [Тенишев, Тодаева 1966: 51]; ср. п.-мо. utaγan ‘дым’; П. utān ‘дым’; R. utān ‘rauh’; монг. утаа ‘дым’; калм. утан ‘дым’; бур. утаан ‘дым’; в данном слу-чае также восстанавливается инициальный протомонгольский *h, о чем свидетельствует даг. хутā [Тодаева 1975: 180];

gur корова, kur корова (?), hкÿр, hÿкÿр ‘корова’ [Тенишев, Тодаева 1966: 51]; а также hara kur ‘скворец’, ср. калм. үкр хар; ср. п.-мо. üker “корова”; П. ükür “рогатая скотина, бык, корова”; R. ükr “Rindvieh”; монг. үхэр “крупный рогатый скот”; калм. үкр “корова”; бур. үхэр “корова, крупнорогатый скот”; в этом случае необходимо отметить, что не сохраняется не только инициальный ü, как в слове п.-мо. üker, но и инициальный протомонгольский *h, устойчиво сохраняющийся в маргинальных языках: даг. хукур; монгр. fugor [EDAL, 1169];

khusun ~ khsun ‘вода’, hсун, hуcун ‘вода’ [Тенишев, Тодаева 1966: 50], ср. п.-мо. usun ‘вода’; П. usun ‘вода’; R. usn ‘wasser’; монг. ус ‘вода’; калм. усн ‘вода’; бур. уhан ‘вода’;

hlur ‘губа’, в этом случае с метатезой, ср. монг. урул и т. д. также важно отметить, что в остальных случаях инициальный протомонгольский *h сохраняется в ш.-ю.: hodn звезда, легкое инициальное придыхание, hono ‘овца’, кона ‘овца’ [Тенишев, Тодаева 1966: 81]; hone ‘ездить’, например: mori hone ‘ездить верхом на лошади’, hуна ‘ехать верхом’ [Тенишев, Тодаева 1966: 51]; hodon ‘звезда’, hодон ‘звезда’ [Тенишев, Тодаева 1966: 50]; huorte ‘перед, раньше’; homosun ‘носки’; hargal ‘аргал’; harwan ‘десять’, лег-кое придыхание, харван ‘десять’ [Тенишев, Тодаева 1966: 60]; helegen ‘печень’, hелеген ‘печень’ [Тенишев, Тодаева 1966: 51]; hуру ‘вниз’ [Тенишев, Тодаева 1966: 50] и т.д.;

В инициальной позиции выпадает также заднерядный ‘u’, например:nagan ‘жеребенок’; ср. п.-мо. unaγan ‘жеребенок до года’; П. unuγun ‘жеребенок’;

R. unγn ‘füllen (in ersten sommer)’; монг. унага(н) ‘жеребенок до года’; калм. унhн ‘жере-бенок до года’; бур. унага(н) ‘жеребенок до года’;

tačin нитка ср. п.-мо. utasun ‘нить’; П. utasun ‘нить’; R. utsn ‘zwirn, draht’; монг. утас ‘нитка’; бур. утаhан ‘нить’; калм. утсн ‘нитка’; для протомонгольского языка ре-конструируется инициальный *h, поскольку в ср.-м. встречается написание xudasun [EDAL, 1191].

khor короткий, окор ‘короткий’ [Тенишев, Тодаева 1966: 49]; ср. п.-мо. oqor ‘ко-роткий’; П. oqor ‘короткий’; R. oxor ‘kurz’; монг. охор ‘короткий’; калм. охр ‘короткий’; бур. охор ‘короткий’; также важно отметить, что в данном случае реконструируется ини-циальный протомонгольский *h, например, даг. huakar; монгр. xuGor, в первом случае могла произойти метатеза — khor, чему также свидетельствует данные тунгусо-мань-чжурских языков: эвенк. hокопчо крестец; Ма. фохолон короткий; низкорослый, при-земистый; Чж. fom-xo-lo короткий [ТМС II, 331; Мудрак 135]; Н. Поппе сравнивает ма. и мо. формы и предполагает развитие ср.-мо. hoqar < *pokar, а ма. foxolon < *pokaran [Poppe 11, 55, 99, 151; IMCS 97, 136].

158

Таким образом, в положение между заднеязычным и сонорным в первом слоге име-ются случаи выпадения губных гласных.

Регулярно инициальный губные переднего ряда ‘ü’ и ‘ö’ выпадают, например: lokčin ш.-ю., ср. п.-мо. ölögčin “сука (собака)”; П. ölögčin “самка животного; сука”;

R. ölöktšin “hündin”; монг. өлөгчин “самка плотоядных животных; сука”; калм. өлгчн “самка (плотоядных животных); сука”; бур. үлэгшэн “сука (собака)”;

Приведенные ниже примеры являются не вполне корректным, поскольку неочевид-но, что в ш.-ю. языке произошел переход e > ö, но переход мог быть, поскольку губные гласные в инициальной позиции в ш.-ю. языке спорадически исчезают или исторический e в положение перед губным согласным стремиться к выпадению:

wdык ‘колено’; ведег ‘колено’ [Тенишев, Тодаева 1966: 40]; ср. п.-мо. ebüdüg ‘ко-лено’; П. öbödög ‘колено’; R. öwdəg ‘knie’; монг. өвдөг ‘колено’; калм. өвдг ‘колено’; бур. үбдэг ‘колено’;

mske одежда, месге ‘одежда’ [Тенишев, Тодаева 1966: 53]; ср. п.-мо. ömesün ‘одеж-да’; П. emüskü ‘одевать, надевать’; R. ömöskül ‘anzug, kleidung’; монг. өмсгөл ‘одеяние, наряд’; калм. өмскүл ‘наряд, одеяние’; бур. үмдэхэ ‘одевать’;

wesen ‘трава’; весен ‘трава’ [Тенишев, Тодаева 1966: 40]; ср. п.-мо. ebesün ‘трава’; П. öbösün ‘трава’; R. öwsn ‘heu, gras’; монг. өвсөн ‘трава’; калм. өвсн ‘трава’; бур. үбhэн ‘трава, сено’;

чогдер ‘вчера’ [Тенишев, Тодаева 1966: 70]; ср. п.-мо. ücüküldür ‘вчера’; П. öcököldür ‘вчера’; R. ütsgldür ‘gestern’; монг. өцөгдөр ‘вчера’; калм. өцклдүр ‘вчера’; бур. үсэгэлдэр ‘вчера’;

undur сегодня, ондер ‘сегодня’ [Тенишев, Тодаева 1966: 73]; ср. П. önödör ‘сегод-ня, ныне’; R. endr ‘heute’ < ene edür ‘dieser tag’; монг. өнөөдөр ‘сегодня’; калм. эндр ‘сегодня’;

Отмечается в ряде случаев переход нелабиальных гласных в губные, например: bu ‘я’, бу [Тенишев, Тодаева 1966: 57], ср. п.-мо. bi ‘я’; П. bi ‘я’; R. bi ‘ich’; монг. би

‘я’; бур. би ‘я’; калм. би ‘я’; мог. bi ‘я’; даг. bi ‘я’; бао. be ‘я’; монгр. bu ‘я’; Также есть неочевидные примеры, требующие проверки, как-то: külüg ‘рубашка’,

но кīлек ‘рубашка’ [Тенишев, Тодаева 1966: 55]; ср. П. kīlig ‘рубашка’; R. kīleg ‘hemd’; калм. киилг ‘рубашка’.

Имеется несколько случаев диссимиляции губных гласных, т.е. переход губных гласных в гласный среднего ряда e: eʒum ‘виноград’, данное слово является заимство-ванным из тюркских языков: древнетюркское üzüm ‘виноград’, монг. үзэм ‘виноград’, калм. үзм ‘виноград’;

eʒewe- смотреть, видеть; ср. п.-мо. üje- ‘видеть’; П. üje- ‘видеть’; R. üz- ‘see’; монг. үз- ‘видеть’; калм. үз- ‘видеть’; мог. üje- ‘видеть’; даг. uji- ‘видеть’; бао. nje- ‘видеть’; монгр. uje- ‘видеть’;

ever ‘рога’, евер ‘рога’ [Тенишев, Тодаева 1966: 48], ср. п.-мо. eber ‘рога’; П. öbör ‘рога’; R. öwr ~ ewr ‘horn’; монг. эвэр ‘рог’; бур. эбэр ‘рога’; калм. өвр ‘рог’; мог. ebər ‘рог’; даг. xeur ‘рога’; бао. ver ‘рога’; в работе Б. Х. Тодаевой говориться, что губной гласный ö переходит в e [Тенишев, Тодаева 1966: 48], однако в данном случае, вероятно, необходимо говорить о сохранении первоначального негубного гласного e.

Случай с mer дорога требует дополнительной проверки как в предыдущих двух случаях с i, поскольку имеется - мöр [Тенишев, Тодаева 1966: 54]; ср. п.-мо. mör ‘дорога, след’; монг. мөр ‘след, путь’; П. mör ‘путь, колея, тропа’; R. mör ‘ein’‘spur, weg’; калм. мөр ‘след, путь’.

159

В шира югурском языке имеется достаточно случаев, когда в первом слоге гласные выпадают, например: heke мать, еке ‘мать’ [Тенишев, Тодаева 1966: 77]; kri ворона, кре ‘ворона’ [Тенишев, Тодаева 1966: 52], čige отец и др.

Одним словом, подводя итог, следует сказать, что требуются дополнительные исследования по фонетике, морфологии, лексике шира югурского языка. Так, например, в шира югурском языке выделяются устаревшие показатели женского рода для животных, например: gunajin тёлка 3-х лет, urtuga для обозначения сарлагов вообще, где urtumenin корова, balaŋ лысый, то есть короткошерстный сарлаг, balaŋi корова; тогда как самцов выделяют следующие показатели: gunapkha бычок 3-4-х лет, urtugahenag бычок, balaŋpkha бык.

О происхождении этого народа или народов написано немало, одни считают, что это часть тюркского народа, перешедшего на монгольский язык, другие утверждают, что это осколок монголоязычных племен ушедших на территорию Китая и соединившиеся с такими же остатками тюркских народов.

Важно отметить, что как тюркоязычные, так и монголоязычные шира югуры, находясь в изоляции на протяжении многих веков, окруженные китайской культурой, будучи немногочисленными сохранили свой язык, который активно используется в бытовой сфере, не просто язык, а его древнюю форму, смогли сохраниться, не смотря на отсутствие письменности, сберегли свой фольклор.

Так, удалось записать ряд песен, сказок, загадок и пословиц, например: čhaha yama nuγu everte белая коза с зелеными рогами (soγon лук); lan more kunde duranǯe ǯi nagačid duranǯe красная лошадь копирует хозяина, а племянник — дядю; hargana šiŋge okn, arča šiŋge geleŋ девушка подобна цветку, гелюнг подобен можжевельнику (hargana ‘(какой-то) цветок’, šiŋge ‘похож’); следующая пословица er kune sedkelde emel γadarte mori baγtade находит параллели в калмыцком языке, ср. эр залуhин чееҗд эмəлтə хазарта мөрн багтна ‘в душе мужчины помещается конь с седлом и уздечкой’.

Интересно отметить, что в языке шира югуров розовый цвет обозначается словом uuškn ‘розовый’, ср. монг. ягаан ‘розовый’; бур. ягаан ‘розовый’; тогда как в калм. оошк ‘розовый’, образованное от слова ‘легкое’. В этом отношении можно предположить, что в этногенезе шира югуров и калмыков (шире — ойратов) могли принимать участие одни и те же народы, поскольку среди шира югурских родов встречаются следующие названия: bayet, kerit, čoros, neyman.


Потанин Г. Н. Очерки Северо-западной Монголии: Результаты путешествия, исполн. в 1876–1877 г. по поруч. Имп. Рус. Геогр. о-ва чл. сотр. оного Г. Н. Потаниным. Вып. 1–4. Спб.: тип. В. Безобразова и К°, 1881–1883. 4 т.; 23. Дневник путешествия и материалы для физической географии и топографии С.-З. Монголии. Санкт-Петербург: тип. В. Безобразова и К°, 1883. X. 372 с., 5 л. карт., черт.: табл.

Тенишев Э. Р., Тодаева Б. X. Язык желтых уйгуров. М., 1966. 84 с. Тодаева Б. X. Изучение языка шира югуров // Проблемы алтаистики и монголоведения. Элиста,

1975, t. II.Kotwicz W. L. La langue mongole, parlè par les Ouigours Jaunes rès de Kan-tcheou. D’après les materiaux

recueilles par S. E. Malov et autres voyageurs. Wilno, 1939.Mannerheim С. G. A Visit to the Sarö and Shera Yögurs // Journal de la Societé Finno-Ougrienne. 1911,

t. XXVII.

160

ИсточникиМудрак — Мудрак О.А. К вопросу о чжурчженьской фонетике//Языки Азии и Африки: Фонетика.

Лексикология. Грамматика. М., 1985. П. — Позднеев А. Калмыцко-русский словарь. СПб, 1911.Тенишев, Тодаева — Тенишев Э.P., Тодаева Б.Х. Язык желтых уйгуров. М., 1966.ТМС — Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Т. I–II. М., 1975–1977.EDAL — Starostin S.A., Dybo A.V, Mudrak O.A. An Etimological dictionary of Altaic Languages. Leiden:

Brill, 2002. 1556 s. IMCS — Poppe N. Introduction to Mongolian comparative studies. Helsinki, 1955.Poppe Poppe N. Vergleichende Grammatik der Altaischen Sprachen. Wiesbaden, 1960.R. — Ramstedt G.I. Kalmükisches Wörterbuch. Helsinki, 1976.

Сокращения

ср. сравнитеп.-мо. старописьменный монгольскиймонг. монгольскийкалм. калмыцкийбур. бурятскийдаг. дагурскиймог. могольскиймонгр. монгорскийср.-мо. средне-монгольскийэвенк. эвенкийскийма. маньчжурскийчж. чжурчженский

161

ШИРА ЮГУРЫ ПРОВИНЦИИ ГАНЬСУ КНР (полевые материалы, собранные в экспедиции 2014 г.)*

Е. В. Бембеев, А. Б. Лиджиев

В 2014 году группе1 ученых Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН и Калмыцкого государственного университета при поддержке гранта РГНФ уда-лось осуществить международную научную экспедицию по территории северо-запад-ных регионов Китая (Синьцзян-Уйгурский автономный район, провинции Цинхай и Ганьсу) с целью исследования состояния кочевой культуры ойратских этнических групп вышеуказанных регионов [Бембеев, Лиджиев 2014].

Современная территория северо-западного Китая издревле была населена различ-ными этносами, которые отличаются по своему культурно-хозяйственному укладу. Эта обширная территория, которая располагается на стыке северного Тибета, восточного Туркестана и западного Китая, является одним из районов массового проживания целого ряда монголоязычных народностей, предки которых появились в этом регионе не позже XIII–XIV вв. В результате многовековых интенсивных контактов с тибетоязычными, ки-таеязычными и тюркоязычными народами, современные монгольские языки Куку-Нора, находясь в изоляции, значительно отличаются от остальных языков монгольской груп-пы, а также друг от друга. На сегодняшнем этапе можно говорить о «языковом союзе» Куку-Нора, членами которого являются, прежде всего, местные формы тибетского, ки-тайского и монгольского языков.

Единственным исключением среди монголоязычных народов данного региона яв-ляются кукунорские хошуты, которые до сих пор говорят на, хотя и слегка архаичном, ойратском языке, во многом похожем на ойратские диалекты Синьцзяна, Монголии и Калмыкии, но есть немногие отличия.

Более полувека назад этот регион был скрупулезно исследован советскими учены-ми научной экспедиции в Китайскую Народную Республику (1954–1957 гг.), в которой участвовала выдающийся ученый, монголист Б. Х. Тодаева. Вспоминая об этой работе, она писала: «Принимая активное участие в подготовке и проведении лингвистических экспедиций 1954-1957 гг., я изучила на месте монгольские языки, объехала с этой целью весь Северо-Запад Китая, начиная с Маньчжурии и кончая Синьцзян-Уйгурским авто-номным районом. Объектами моего изучения стали дагурский, монгорский, дунсянский, баоаньский языки, а также язык монголов Внутренней Монголии, желтых уйгуров и ой-ратов Синьцзяна…» [Тодаева 2001: 8]. Полевые экспедиции Б. Х. Тодаевой по террито-рии северо-западного Китая оказались весьма плодотворными: богатый и разнообразный в жанровом отношении материал впоследствии открыл перед специалистами в области монголистики и алтаистики широкие перспективы для сравнительно-исторического из-учения монгольских, тюркских, тунгусо-маньчжурских языков. Уникальные сведения по монгольским языкам Внутренней Монголии и маргинальным монгольским языкам был отражен в целом цикле ее фундаментальных научных трудов2, которые внесли зна-

* Проект РГНФ № 14-04-18006/е ««Этнолингвистическая карта монголов северо-западного Китая: язык и традиционная культура кукунорских ойратов».

1 Состав экспедиционной группы: Бадмаев Барлык Васильевич (рук.), Бембеев Евгений Владимирович, Бичеев Баазр Александрович, Лиджиев Александр Борлаевич, Лиджиев Мингиян Алексеевич.

2 «Монгольские языки и диалекты» [Тодаева 1960], «Дунсянский язык» [Тодаева 1961], «Баоаньский язык» [Тодаева 1964], «Язык желтых уйгуров» [Тенишев, Тодаева 1966], «Монгорский язык. Исследование, тексты словарь» [Тодаева 1973], «Язык монголов Внутренней Монголии. Материалы и словарь» [Тодаева 1981], «Язык монголов Внутренней Монголии. Очерки диалектов» [Тодаева 1985], «Дагурский язык» [Тодаева 1986].

162

чительный вклад в отечественную и мировую монголоведную науку [Очирова 2005: 10]. Высоко оценивая труды Б. Х. Тодаевой по монгольским языкам, основанные на матери-алах экспедиции в Китай, финский ученый, профессор Ю. А. Янхунен пишет: «Работы Б. Х. Тодаевой по монгольским языкам Куку-Нора являются до сих пор одними из самых обширных и надежных источников информации по этим своеобразным разновидностям монгольской речи, которые даже на сегодняшнем этапе остаются малоизвестными и малоизученными. Можно даже сказать, что Тодаевой удалось “спасти” языки кукунор-ских монголов для мировой монголистики. Без работ Б. Х. Тодаевой языки кукунорских монголов остались бы неизвестными для целого поколения российских и зарубежных монголоведов» [Янхунен 2005: 239].

В ходе проведения экспедиции нашей группе удалось также посетить и местность Шар тала3, которая находится в 90 км от города Увэй (Wuwey), где проживает малочис-ленная народность шира югуры (Yellow Uyghurs), говорящие на монгольском, тюркском и китайском языках. По данным Интернет-ресурсов, их численность составляет 13 719 человек [http://en.wikipedia.org/wiki/Yugur], а по данным исследователей общая числен-ность шира югуров составляет около 12 000 человек, из них монголоязычных насчиты-вается чуть более 4000 человек [Ujiyediin Chuluu 1994; Zhang Juan, Kevin Stuart 1996]. Основная часть шира югуров (более 8 000 чел.) проживает в Сунань-Югурском автоном-ном уезде провинции Ганьсу, меньшая (около 2 000) — проживают в округе Цзюцюань провинции Ганьсу, небольшие группы расселены в других местностях этой провинции.

Известно, что шира югуры делятся на две группы: одних называют хара-югуры («черные», или западные югуры), а других — шира югуры («желтые», или восточные югуры). Разница заключается в том, что «желтые» югуры говорят на одном из древних монгольских языков, а «черные» — на одном из древних тюркских языков. Однако «чер-ные» югуры не согласны с тем, что их так называют, они считают, что это искусственные названия. Сами себя они рассматривают как «шира югуров» или «сарыг югуров» [ПМА]. Важно отметить, что оба народа исповедуют буддизм и общаются между собой на ки-тайском языке. У них нет собственной письменности, для своих нужд используют ки-тайское письмо. По сведениям информантов, шира югуров, говорящих на монгольском языке, около 4–5 тыс. человек, а тюркоязычных — около 5–6 тыс. человек [ПМА], по другим данным, шира югуров, владеющих тюркским языком, насчитывается около 4 600 человек, а монгольским — 2 800 человек [http://en.wikipedia.org/wiki/Yugur]. Остальные владеют китайским языком, небольшая часть знает тибетский язык.

О происхождении этого народа (или народов) написано немало. Одни считают, что это часть тюркского народа, перешедшая на монгольский язык, другие утверждают, что это часть монголоязычных племен, ушедшая на территорию Китая, где и состоялось соединение с такими же остатками тюркских народов. С научной точки зрения, шира югуры, говорящие на тюркском языке, изучены лучше, им посвящено больше научной литературы на китайском, английском и других языках, в отличие от монголоязычных шира югурах. Впервые о шира югурах в конце XIX в. написал известный путешествен-ник Г. Н. Потанин, затем К. Г. Маннергейм, а также бывший русский офицер, известный монголовед В. Л. Котвич [см. в кн: Тенишев, Тодаева 1966: 10]. Подробный анализ о языке шира югуров дан в совместной работе Э. Р. Тенишева и Б. Х. Тодаевой [Тенишев, Тодаева 1966]. В последующие годы язык и фольклор шира югуров исследуется китай-скими учеными [Bulchuluu 1985; 1992; Bulchuluu, Jalsan 1988].

В связи с тем, что мы были ограничены во времени, нам удалось провести запись информантов среди шира югуров в течение небольшого времени и только от 5 мон-голоязычных шира югуров и от 1 тюркоязычного. Особенно запомнилась информант

3 Huangcheng town, Sunan Yugur Autonomous County, Gansu Province, China.

163

Эржин Намч [Erjin Namchi], тибетское имя которой Хуанзын Рчед [шира югурка, 61 год, малч (крестьянка)]. Она исполнила 9 народных песен: «Sumer uula», «Zerde mori», «Nay yokto», «Nayma shin», «Alty Xangγay», «Erdeni sayiqan», «Mungγan tala», «Juni zaslang», «Go zege», а также сказки (по-шира югурски «ломок»), например «Gur malin tuuli», ма-лые жанр фольклора (пословицы, поговорки, загадки). В целом запись всех информантов составила всего 7 часов.

В данной статье представлены полевые материалы, зафиксированные по фолькло-ру и языку монголоязычных шира югуров во время экспедиции 2014 года.

1. Пословицы (kohiye, lar): информанты Темир [шира югур, 51 год, поэт], Эржин Намч [шира югурка, 61 год, малч (крестьянка)].

γol tulin honiger γarγadag, γol üge arkiger γarγadag.

Зайцев овцами выгоняют, Главные слова водкой выгоняют.

čag čagar suuxkši,žaγarmag hköke suuxkši

Время не стоит на одном месте, Загармаг4 не всегда синий.

xarγanašig okon,arčšig geleng

Девушка красива, словно харгана5, Лама чист, словно арч6

laragčin7 kün we baraγa,joro mori turuniy baraγa

Человек, который много говорит, слова заканчивает,А иноходец [на котором много ездят] копыта теряет.

eki mu bolso(n) sanan düngever,γodoson mu bolso(n) köl düngever

Если ум плох, то мысли пусты,Если сапоги стали плохи, (то) ноги пусты.

2. Загадки (tasmak). Информант Эржин Намч [шира югурка, 61 год, малч (крестьянка)].či uuna, či idne, čïne süülčini γatana (ǰomoši)

Ты пьешь, ты ешь, а хвост (конец) уменьшается (деревянная поварешка)

3. Народная песня «Nayma šin». Эржин Намч [шира югурка, 61 год, малч (крестьянка)]. Народная песня «Nayma šin» Народная песня «8 лунный день»Nayma šinin sara sayqanNamča čečegin önge sayqan.Oγtorγun dunda hodon sayqanOloni dunda niyon sayqan.Xaranhuyn dunda zula sayqanXamagiyn dunda töröl sayqan.Vang beyili niyoni čolo

Saydud kānar niyoni kölgi.

Solongo gegči γazarin öndörSoloma gegči husunin ekinEne duugiyin čilo bayγaEeǰi tandaan dulaji barhoyo.

Красив месяц в восьмой лунный деньКрасив цвет [вид] намча цветка.Красивы в небе [досл. посреди неба] звезды Красив [хорош] среди многих нойон.Красива лампадка в темноте,Хороши среди многих родственники. Ванг, бэйли – княжеские титулы,Благородные, телохранители – сподвижники нойона.Возвышенность именуется как СолонгоНачало (исток) воды называется Солома.Эту песню, которая есть, Мама, Вам пою, посвящая.

4 Название растения, лебеда [загалмай III ург. марь, лебеда. БАМРС, т. 2. c. 196].5 Название растения, карагана. [харгана ург. карагана; алтан харгана ург. золотарник; карагана

золотистая; БАРМС, т. 4. c. 53].6 Название растения, можжевельник. [арц ург. можжевельник. БАРМС, т. 1. c. 137].7 Тиб. заимс. largа «говорить» [Тодаева 1966: 77].

164

Интересно отметить общие места характерные для монгольских протяжных песен. Например, в калмыцкой песне «Нур дунд нуһсн сəəхн» изначально8 есть такие слова Нур дунд нуһсн сəəхн, Нутг дунд нойн сəəхн, в то время как в шира югурской песне, если передать на современной калмыцкой письменности, нами зафиксировано так: Оһтрһу дунд одн сəəхн, Олна дунд нойн сəəхн.

4. Названия годов. Информант Алтантуя [шира югурка, 41 год, учитель].

tuli ulï

moγe morï

xonï bečin takha nokhey x’kï xunuγlak ük’r bars

– год зайца (1975)– год дракона (1976)– год змеи (1977)– год лошади (1978)– год овцы (1979)– год обезьяны (1980)– год курицы (1981) – год собаки (1982) – год свиньи (1983)– год мыши (1984)– год коровы (1985)– год тигра (1986)

5. Интересно отметить употребление числительных «два», «пять» и «пятьдесят». Б. Х. Тодаева в своей работе приводит записи количественных числительных [1966: 60]. Числительное «два» в повседневной речи шира югуры произносят как γŭr. Однако, по информации Эржин Намч, в песне, которую исполняют во время валяния войлока (ski talmi), числительное «два» звучит в той же самой форме, что и в других монгольских языках (xoyor).

Отрывок народной песни, исполняемой во время валяния войлока (информант Эржин Намч, шира югурка, 61 год, малч)

ǰone nige и один harvan nige одиннадцатьǰone xoyor и два harvan xoyor двенадцатьǰone γurva и три harvan γurva тринадцатьǰone dörve и четыре harvan dörve четырнадцатьǰone tāvan и пять harvan tāvan пятнадцатьǰone ǰirγun и шесть harvan ǰirγun шестнадцатьǰone dolō и семь harvan dolō семнадцатьǰone nayma и восемь harvan nayma восемнадцатьǰone yesin и девять harvan yesin девятнадцатьharvan čene… десять (стало)… xòròn čene… двадцать (стало)…

Числительное «пять» шира югуры произносят как [tāvan], с долготой в первом слоге, в отличие от числительного «пятьдесят», которое произносится без долготы, как [tavan]. Б.Х.Тодаева также обращает на это внимание [Тодаева 1966: 60]. Числительное «десять» сохраняет начальный предыхательный гортанный спирант -h, свойственный письменному монгольскому XIII–XIV вв. [Тодаева 1966: 60].

8 В советское время в песне слова были изменены, слово нойн заменили на номтань.

165

Работу по расшифровке собранных в ходе экспедиции материалов необходимо продолжать для проведения сравнительно-сопоставительных исследований с данными калмыцкого и ойратского языков.

В заключении хочется отметить, что монголоязычные шира югуры, как и тюркоя-зычные, находясь в изоляции на протяжении многих веков, окруженные китайской куль-турой, будучи весьма немногочисленными, смогли сохранить свой язык и фольклор, не-смотря на отсутствие письменного языка. Устная традиция у них жива, что подтвержда-ется данными, полученными от наших информантов. Большой и неподдельный интерес для исследователей представляет их фольклорное творчество: до настоящего времени сохранились и бытуют протяжные песни и сказки, состав которых богат и разнообразен как по содержанию текстов, так и по мелодике. Между тем, отмечаем, что процессы гло-бализации во многом необратимы. Любые зафиксированные данные, в первую очередь на цифровые носители, важны для будущих исследований.


БАМРС, т. 1, 2001 — Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х тт.: около 70000 слов. Т.1: А–Г. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. М.: «Academia», 2001. 486 с.

БАМРС, т. 2, 2001 — Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х тт.: около 70000 слов. Т. 2: Д–О. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. М.: «Academia», 2001. 507 с.

БАМРС, т. 4, 2002 — Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х тт.: около 70000 слов. Т. 4: Х–Я. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. М.: «Academia», 2002. 532 с.

Бембеев Е. В., Лиджиев А. Б. О научной экспедиции к кукунорским хошутам КНР (хроника и пред-варительные результаты) // Полевые исследования Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. Вып. 2. Монгольские народы: традиционная культура и современные социокультурные процессы. Элиста: КИГИ РАН, 2014. С. 102–130.

Очирова Н. Г. Б. Х. Тодаева. Личность в науке и жизни // Исследователь монгольских языков (к юбилею Б. Х. Тодаевой). Элиста, 2005. С. 5–16.

Потанин Г. Н. Очерки Северо-западной Монголии: Результаты путешествия, исполн. в 1876–1877 г. по поруч. Имп. Рус. геогр. о-ва чл. сотр. оного Г. Н. Потаниным. Вып. 1–4. Спб.: тип. В. Безобразова и К°, 1881–1883. 4 т.; 23. Дневник путешествия и материалы для физической географии и топографии С.-з. Мон-голии. Санкт-Петербург: тип. В. Безобразова и К°, 1883. X. 372 с., 5 л. карт., черт.: табл.

Тенишев Э. Р., Тодаева Б. X. Язык желтых уйгуров. М., 1966. 84 с. Тодаева Б. Х. Монгольские языки и диалекты Китая. М.: ИВЛ, 1960. 138 с. Тодаева Б. Х. Дунсянский язык. М.: ИВЛ, 1961. 152 с. Тодаева Б. Х. Баоаньский язык. М.: Наука,1964. 159 с. Тодаева Б. Х. Монгорский язык. М.: Наука, 1973. 392 с. Тодаева Б. Х. Изучение языка шира югуров // Проблемы алтаистики и монголоведения. Элиста,

1975. Т. II.Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии. Очерк диалектов. М.: Наука, 1985. 130 с.Тодаева Б. Х. Дагурский язык. М.: Наука, 1986. 187 с.Тодаева Б. Х. Словарь языка ойратов Синьцзяна: по версиям песен «Джангара» и полевым записям

автора / отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2001. 493 с. Тодаева Б. Х. О научной работе в Китайской Народной Республике. Элиста: КИГИ РАН, 2012. 84 с.Янхунен Ю. А. Этапы изучения монгольских языков Куку-нора // Исследователь монгольских язы-

ков. Элиста: АПП «Джангар», 2005. 268 с. (Серия «Калм. интеллигенция»). Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая / сост. и пер. Б. Х. Тодаевой.

Элиста: ЗАор «АПП “Джангар”», 2007. 839 с.Bulchuluu. Jegün Yogur kele ba Mongγol kele [Jegün Yogur and Mongolian languages], Huhhot. Inner

Mongolian People›s Press. 1992.Bulchuluu. Jegün Yogur kelen-ü üges [Vocabularies of Jegün Yogur language]. Huhhot: Inner Mongolian

People›s Press. 1985. 157 p.

166

Bulchuluu, Jalsan. Jegün Yogur kelen-ü üge kelelge-yin materiyal [Language Materials for Jegün Yogur]. Huhhot: Inner Mongolian People’s Press. 1988.

Ujiyediin Chuluu (Chaolu Wu) Introduction, Grammar, and Sample Sentences for Jegün Yogur // Sino-Platonic Papers, 54 (November, 1994). Philadelphia: Department of East Asian Languages and Civilizations University of Pennsylvania. 1994. 34 р.

Zhang Juan, Kevin Stuart, et al. Blue Cloth and Pearl Deer: Yogur Folklore // Sino-Platonic Papers, 73 (June, 1996). Philadelphia: Department of East Asian Languages and Civilizations University of Pennsylvania. 1996. 76 р.

Kotwicz W. L. La langue mongole, parlè par les Ouigours Jaunes rès de Kan-tcheou. D’après les materiaux recueilles par S. E. Malov et autres voyageurs. Wilno, 1939.

Mannerheim С. С. A Visit to the Sarö and Shera Yögurs // Journal de la Societé Finno-Ougrienne. 1911, t. XXVII.

Шира югуры [Электронный ресурс] // URL: http: // en. wikipedia. Org / wiki / Yugur (дата обращения: 02.04.2015).

167

К ВОПРОСУ АРХЕОГРАФИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ОЙРАТСКИХ БУДДИЙСКИХ РУКОПИСЕЙ*

Н. Ч. Очирова, С. Е. Бачаева

Археографическое исследование и введение в научный оборот ойратских письмен-ных памятников буддийской культуры, имевших хождение среди калмыков, является одной из актуальных проблем современного калмыковедения.

Археография ― это историко-филологическая научная дисциплина, объектом из-учения которой являются старописьменные памятники, а задачей ― разработка теории и осуществление практики выявления, собирания, изучения и научного описания пись-менных памятников. Камеральная или описательная археография отвечает за всесторон-нее изучение существующих памятников, результатом которого является составленное по современным методическим требованиям научное описание, которое вводит в обще-ственный оборот все найденные памятники.

В отличие от источниковедения описательная археография анализирует всю невер-бальную информацию памятника, только идентифицируя его содержание, в то время как источниковедение призвано выявить всю открытую и скрытую информацию его текста.

Главной задачей археографического описания является, прежде всего, работа с ранними памятниками, для каждой национальной культуры это своя хронология и пери-одизация в зависимости от времени возникновения национальной письменности [Позд-неева 2011: 67].

В связи с этим, археографическое исследование ойратских буддийских источни-ков, является важной необходимостью, способствующей дальнейшему теоретическому становлению археографии как самостоятельной лингвистической отрасли в монголове-дении.

Одной из главных задач современной гуманитарной науки является изучение исто-рии появления, функциональной значимости известных переводных и оригинальных па-мятников ойратской литературы, а также выявление, анализ и публикация не введенных в научный оборот текстов различного содержания, бытование которых было обусловле-но полиморфной системой буддизма [Бичеев 2010: 240].

Археографическое описание при анализе буддийских рукописных текстов помогут глубже понять своеобразие и специфику ойратского письменного наследия. Кроме того, исследование редких, на сегодняшний день, рукописных текстов приближает перспекти-ву воссоздания наиболее полного словарного состава калмыцкого языка в определенные периоды его исторического и культурного развития.

В России крупнейшими собраниями рукописных памятников на ойратской пись-менности располагают Институт восточных рукописей РАН и библиотека Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета [Музраева 2012]. Не-большая коллекция старописьменных источников на ойратском языке хранятся в архиве Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (КИГИ РАН) [Чуматов 1983; Орлова 2002]. Ценнейшие исторические документы, датируемые 1713–1771 гг., нахо-дятся в Национальном архиве Республики Калмыкия [Сусеева 2003; Гедеева 2004; Кок-шаева 2011]. Большое количество письменных источников на ойратском письме хранит-ся в фондах Национальной библиотеки, Института языка и литературы АН Монголии,

* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-14-08001/а(р) «Археогра-фическое описание ойратских буддийских рукописей в научных фондах Республики Калмыкия».

168

в библиотеке храма Гандантегчинлин в Улан-Баторе, в фондах краеведческих музеев Кобдоского, Убсунурского аймаков, а также в частных коллекциях [Музраева 2012]. На современном этапе исследователями основное внимание уделяется задачам поиска, соз-дания каталогов и сохранения исторических памятников. Основным методом переноса на новые носители является оцифровка данных, подразумевающая факсимильное копи-рование источников и сопровождение их библиографическими и археографическими данными [Бембеев 2012: 32].

Целый ряд работ калмыцких ученых (Чуматов В. О., Д. А. Сусеева, Кокшаева Н. О., Б. А. Бичеев, Д. Н. Музраева, Д. Б. Гедеева, А. Г. Кукеев, Б. В. Меняев и др.) посвящен описанию памятников монгольских, тибетских, ойратских письменных памятников. Их исследования направлены на сохранение, пополнение ценнейших буддийских сочине-ний, хранящихся на территории Республики Калмыкия и за ее пределами. Благодаря соз-данию ясного письма с тибетского на ойратский было переведено более 177 сочинений, большинство из которых являются религиозного характера.

В научных фондах архива КИГИ РАН собраны рукописи на тибетском, монголь-ском и ойратском языках. Часть из них, в виде отдельных рукописей, стали объектом исследования ученых и опубликованы. Однако коллекции, хранящиеся в библиотеках буддийских храмов и частных собраниях, до сих пор остаются вне научного описания и практически не исследованы [Кукеев 2010: 245].

Д. Н. Музраева в своей статье «Опыт археографического описания и текстологиче-ского анализа рукописного перевода Тугмюд-Гавджи (на материале VI главы Oülgurun Dalai «Моря Притч»)» дает археографическое описание рукописи в целом, а также фраг-мент текстологического анализа на примере VI главы, приводятся транслитерация ой-ратского текста и русский перевод данной главы, снабженные комментариями [Музрае-ва 2012: 167].

Одними из сохранившихся редких письменных источников на ойратском язы-ке, являются священные тексты, посвященные Белому Старцу «Сутра Белого Старца» («Цаһан өвгнə саң оршв»). Ниже приведен фрагмент текста «Сутры Белого Старца»:

Фрагмент факсимиле рукописи

169

Фрагмент транслитерации текстаNigen. Namuy guru mavzu gü ɤā ɤazar usuni nimɤodɤon darolon codglji ortu sudur.

ɤamug burɤan budi sadugrtu morgomo öin kemen mini sonasogsan nigee cagtu ilɤun togoson ülügsen ananda kiged aiaɤan takilimig bodi sado ɤovorag uɤa nigee zemestü nertü ūla du iabutala. Teree cagtu nige öbögün nasun cogtu kürüg scn saɤal üsün iekedü caiagsan caɤan debel ömüsügsün ɤartan rlūn tolɤa taiag barigsan teime nigee öbögün kümüni üzügsün dü üzeed saza ilɤin togosogson ein kemen zarlig bolbai. Cdūni tuli ɤagcar ene ūldu baigsan böi kemen zarlig bologsan du öbügün ucɤor sɤiltan ben andaldaɤsai. Ilɤün tögösön ülegsen burɤan gi ene ūldu iabolai doro teŋgerin odon doro altan delken ezen keged ūladu baigsan bi. Dogsɤon görüsün ɤortu moɤoi kigeed kümün amitan. ɤazarin ezen usuni ezen tarɤain ezen. Saküsün bi ɤoron dorbon zügin saküsün ɤan bi taran kigēd kümün ger todogdɤa bi soliu kiged.

Памятниками буддийской литературы, прежде всего, являются те образцы книжно-сти, которые имели массовое хождение среди лам и светских приверженцев буддизма и которые дают современным исследователям уникальный материал по истории духовной культуры калмыцкого народа. Буддийские памятники вызывают большой интерес как со стороны тех, кто исповедует буддизм, так и у всех, кто интересуется истоками культуры народов, традиционно исповедующих буддизм [Музраева 2012: 8].

Самобытные письменные памятники буддийской культуры на ойратском языке, хранящиеся в научных архивах и частных коллекциях Республики Калмыкия разноо-бразны по своей тематике: молитвы-поклонения, оригинальные ритуальные сочинения, восхваления и т. д. нуждаются в систематизации и археографическом описании.

Основная задача современного общества заключается в том, чтобы максимально собрать уцелевшие экземпляры из историко-культурного наследия калмыцкого народа, сохранить, изучить и постараться ввести их образцы в современную культуру. Особенно это важно в условиях угрозы исчезновения калмыцкого языка.

Таким образом, для создания целостного представления о влиянии буддизма на важные аспекты социокультурной жизни калмыцкого общества необходимо ввести в научный оборот сохранившиеся ценнейшие оригиналы буддийских рукописей на ойрат ском языке.


Бичеев Б. А. Фонд Ойратских рукописей Комитета по делам национальностей Синьцзян-Уйгурского Автономного Района КНР // Память мира: историко-документальное наследие буддизма. Мат-лы межд. науч.-практич. конф. М: Издательский центр РГГУ, 2011. С. 240–244.

170

Бембеев Е. В. Коллекции рукописей на старокалмыцком (ойратском) языке XVII–XIX вв. в свете компьютерной обработки: постановка проблемы // Информационные технологии и письменное наследие Мат-лы IV межд. науч. конф. El’Manuscript–2012. Петрозаводск, Ижевск: ПГУ, 2012. С. 31–34.

Гедеева Д. Б. Письма наместника Калмыцкого ханства Убаши (XVIII в.). Факсимиле писем. Из-дание текстов, введение, транслитерация, перевод со старокалмыцкого на современный калмыцкий язык, словарь Д. Б. Гедеевой / Отв. ред. Э. Омакаева. Элиста, 2004.

Кокшаева Н. О. Языковые особенности эпистолярного наследия калмыцкого хана Дондук-Даши (середина XVIII в.). Элиста: ЗАОр НПП «Джангар», 2011. 240 с.

Кукеев А. Г. Коллекция письменных памятников хурула «Галсан Линг» поселка Джалыкова в Кал-мыкии // Память мира: историко-документальное наследие буддизма. Мат–лы межд. науч.-практич. конф. М.: Издательский центр РГГУ, 2011. С. 244–257.

Музраева Д. Н. Опыт археографического описания и текстологического анализа рукописного пере-вода Тугмюд-Гавджи (на материале VI главы Oülgurun Dalai «Моря Притч») // Вестник КИГИ РАН. Эли-ста: КИГИ РАН, 2012 № 3. С. 167–185.

Музраева Д. Н. Буддийские письменные источники на тибетском и ойратском языках в коллекциях Калмыкии. Элиста: ЗАОр НПП «Джангар», 2012. 224 с.

Меняев Б. В. Жанровые особенности ойратского литературного памятника «Сказание нектарного Учения» // Научная мысль Кавказа. № 1, ч. 2 (65) 2011. С. 76–78.

Орлова К. В. Описание монгольских рукописей и ксилографов, хранящихся в фондах Калмыкии // Бюллетень (Newsletter) Общества востоковедов. Вып. 5. М., 2002. С. 113–121.

Сусеева Д. А. Письма Аюки-хана и его современников (1714-1724 гг.): опыт лингвосоциологическо-го исследования. Элиста: КГУ, АПП «Джангар», 2003. 457 с.

Чуматов В. О. Старописьменные памятники КНИИ ИФЭ // Монголоведные исследования. Элиста, 1983. С. 116–131.

Позднеева И. В. Археография [Электронный ресурс] // URL:http://lomonosov-fund.ru/enc/ru/encyclopedia:0134305:article#Задачи археографии 2011 (дата обращения: 08.04.2015)

171

К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ КАЛМЫЦКИХ И АНГЛИЙСКИХ ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКИХ И ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

С ЗООСЕМИЧЕСКИМ КОМПОНЕНТОМ

Ж. Д. Чеджиева

Анималистическая лексика является активным участником фразообразования в калмыцком и английском языках. Анализ зоонимов в контексте устойчивых словосоче-таний представляется важным в плане изучения языковой картины мира.

Целью нашего исследования является выявление фразеологической активности зо-онимов собака и лошадь в калмыцком и английском языках. Материалом для анализа в статье служат калмыцкие и английские паремиологические единицы с компонентом ‘животное’. Указанные единицы в их переводе на русский язык взяты из различных лек-сикографических источников (см. список источников).

В группу слов-зоонимов входят слова, составляющие тему «животный мир» в ши-роком смысле, включаются такие элементарные родовидовые общности, как домашние животные, дикие животные, птицы, насекомые и др. По утверждению Ю.Л. Лясоты ис-следование данного языкового пласта может быть реализовано двояко: во-первых, вну-три языка, во-вторых, должно проводиться сопоставление с аналогичной сверхобщно-стью в других языках [Лясота 1984: 11].

На протяжении многих веков люди приручали животных, изучали их поведение и формировали свое отношение к ним.

Это отношение закреплялось в форме устойчивых стереотипов восприятия опре-деленных животных, которые в свою очередь можно было проследить в пословицах и поговорках.

Пословицы и поговорки являются одним из важнейших источников для изучения исторических событий, материальной и духовной культуры народа. Народная мудрость, выраженная в пословицах и поговорках как источник самобытности национальных куль-тур и древнейший пласт любого языка вызывает исследовательский интерес. Выявление общего и специфического в пословицах и поговорках на материале калмыцкого и ан-глийского языков и их теоретическое осмысление в аспекте проблемы взаимосвязи язы-ка и культуры способствует более глубокому пониманию национального менталитета, отраженного в языковой картине мира.

В калмыцкой культуре особой фразеологической активностью отличается зоо-ним лошадь. В калмыцких пословицах говорится о ее значении в жизни калмыцкого на-рода в прошлом. В старину лошадь ценилась дороже всего, для степняка не было ничего важней этого животного. Всадник не расставался с конем ни в будни, ни в праздники: в кочевьях, на свадьбах, на пастбищах, на скачках, на охоте. Хороший скакун был самым быстрым, самым любимым, а также единственно доступным транспортом: Мөртə күн җивртəлə əдл («У кого конь, у того крылья») [Калм.-рус. слов. 1977: 360]; Мөрн угаһар дова давад уга, махн угаһар хот идəд уга («Без коня не перевалил гору, без мяса не ел пищу») [Тодаева 2007: 571]. Образ коня ассоциируется с положительными качествами.

Описание коня можно встретить в калмыцком народном героическом эпосе «Джан-гар». Кони прославленных богатырей (Аранзал у Джангара, Лыско у Хонгора) обладали силой, выносливостью, резвостью, мудростью, даром речи. Конь часто выручал своего хозяина в жестоких схватках с неприятелем и зачастую решал исход сражений.

172

В калмыцкой культуре зооним лошадь — символ благополучия, например: Хол һазриг өөрхн кедг — мөрн эрднь, хойр кү иньг кедг — күүкн эрднь («Сокровище — конь, который может сделать далекую землю близкой, сокровище — девушка, которая может сделать двух людей друзьями»); Мана мөрн бас гүүх («Наша лошадь тоже побежит») — (И на нашей улице будет праздник) [Бардаев, Пюрбеев, Муниев 1991: 131];

Прекрасный скакун всегда вызывал восхищение у калмыка: Мөрнə сəəг йовад меддг, мөңгнə cəəг хəəлəд меддг. («Качество коня познается в езде, качество серебра — при ковке») [Тодаева 2007: 575]; Сəн кγмиг санаһарнь, сəн мөриг йовдларнь («Хорошего человека определяют по его мыслям, а доброго коня — по его поступи») [Тодаева 2007: 574].

В калмыцкой культуре лошадь ассоциируется с трудолюбием, силой и выносли-востью: Шудрмг кγүнə мөрнь гүγдг («У активного, энергичного человека лошадь бе-жит») [Бардаев, Пюрбеев 1991: 131]; Гүүхд — гүн хурдн, гүжрхд — аҗрһ хурдн («Для бега кобылица быстра, когда нужна выносливость и сила — жеребец быстр») [Тодаева 2007: 578]; Мөрн эцв чигн эмəлəн даана, модн хатв чигн мөчрəн дана («Конь хоть и устал, но седло несет, дерево хоть и засохнет, но ветви удерживает») [Тодаева 2007: 571].

В английской культуре зооним лошадь также является символом трудолюбия. Хо-роший работник у англичан силен как лошадь: strong as a horse и любит много рабо-тать: All lay loads on a willing horse. «Охочая лошадка всю поклажу везет»; a willing horse (букв. охочая (до работы) лошадка), т.е. человек, охотно взваливающий на себя ра-боту, работяга [Кунин 1984: 399]. Следующая фразеологическая ед. work like a horse опи-сывает тяжелый изматывающий труд.

В средние века лошадь была принадлежностью людей из высших сословий, кото-рые в свою очередь использовали лошадь не для работы, а как средство передвижения в мирное время, и на войне.

Феодалы сидя верхом на коне, свысока смотрели на пеших простолюдинов. Следу-ющая фразеологическая единица to be on (to get on) the high horse букв. быть (садиться на высокую лошадь) значит «важничать, высокомерно держаться, смотреть сверху вниз» [Кунин 1984: 397]; Don’t ride the high horse. Букв. «Не езди на высоком коне» [Райдаут, Уиттинг 1997: 58] означает не предаваться мечтаниям и не быть заносчивым; Come off your high horse — не задирайте носа» [Кунин 1984: 397] ; If wishes were horses, beggars would ride. Если бы желания были конями, нищие могли бы ездить верхом [Румянцева 2008].

В английском языке особой фразеологической активностью отличается зооним со-бака. Важнейшей национальной чертой англичан является любовь к животным. Особое отношение к домашним животным определяется лексемой «pets». К разряду излюблен-ных животных относится, прежде всего, собака. Образ собаки ассоциируется с положи-тельными качествами. Например, пословица Love me, love my dog. Букв. «Любишь меня, люби и мою собаку» [Кунин 1984: 219] показывает, что человек, уважающий хозяина дома, должен хорошо относиться и к его собаке, т.е. ко всему, что принадлежит или окружает хозяина. Образ собаки также используется для характеристики высокой сте-пени мастерства и умения. Например, фразеологическая единица в английском языке «a clever dog» означает «умница, ловкий малый» [Кунин 1984: 219], а выражение «be dog (old dog) at a thing» (букв. быть собакой в чем-либо) — «быть знатоком своего дела».

Уважительное отношение к собаке-труженице показано на примере пословицы ‘The dog that trots about fi nds a bone’ (Собака, которая рыщет, находит кость) [Кусковская 1987: 44]; ‘A good dog deserves a good bone’ (Хорошей собаке — хорошая кость) [Кусков-

173

ская 1987: 56]. Следующая пословица ‘An old dog barks not in vain’ (Старый пес не бу-дет напрасно лаять) [Кунин 1984: 220] означает, что нужно слушаться предостережений старших.

Несмотря на то, что собака играет большую роль в жизни человека, с ее образом связано много отрицательных коннотаций. Встречаются пословицы с образом собаки, имеющим бранное, ругательное значение. Например, фразеологическая единица ‘go to the dogs’ означает «пойти ко всем чертям». Пословица ‘The dog returns to his vomit’ (Со-бака возвращается к своей блевотине) [Кунин 1984: 219] показывает, что человек снова предается прежним порокам. Фразеологические единицы ‘use (treat) somebody like a dog’ (букв. обращаться с кем-либо, как с собакой) и ‘lead somebody a dog’s life’ (бедствовать, влачить жалкое существование) отражают негативное отношение к кому-либо; ‘a gay dog’ (беспутный человек, кутила, распутник) [Кунин 1984: 219].

В калмыцком языке образ собаки используется скорее в отрицательном шутли-вом и насмешливом смысле, например: ‘нохан көл идсн кевтə’ —(«словно собачью ногу съел») — (гуляка, любитель гулять (бродить) [Муниев 1977: 382]; ‘шург чигн биш, барг чигн биш’ (и ни борзая, и ни овчарка) — (ни то, ни се) [Тодаева 2007: 594]. Пословица ‘ноха мис хойрла əдл бəəх’ (живет как кошка с собакой) [Тодаева 2007: 592] показывает неуживчивость собаки, ее нетерпимость.

Таким образом, отрицательные коннотации зоонима собака в калмыцкой культуре преобладают над положительными в английской культуре. Зооним лошадь в калмыцкой культуре имеет положительные коннотации, хотя в пословицах калмыцкого языка на-блюдаются и отрицательные коннотации: Му мөрнд үγлн ацан(букв. Для плохой лоша-ди туча в тягость). Как показывают материалы нашего исследования, фразеологические единицы с компонентом собака и лошадь находятся в активном употреблении в совре-менных калмыцком и английском языках.


Бардаев Э.Ч., Пюрбеев Г., Муниев Б.Д. Фразеологический словарь калмыцкого языка. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1990. 142 с.

Кунин А.В. Англо—русский фразеологический словарь. М.: «Русский язык», 1984. 944 с.Кусковская С.Ф. Сборник английских пословиц поговорок. Минск.: Высш.шк., 1987. 253 с.Лясота Ю.Л. Английская зоосемия. Учебное пособие. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-

та, 1984, 116 с.Муниев Б.Д. Калмыцко-русский словарь. М.: Изд-во «Русский язык», 1977. 768 с.Райдаут Р., Уиттинг К. Толковый словарь английских пословиц. М.: Изд-во «Лань», 1997. 250 с.Румянцева И.М. Русские и английские пословицы и поговорки. М.: «Филоматис», 2008. 400 с.Тодаева Б.Х. Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая. Элиста: ЗАОр

«НПП «Джангар», 2007. 839 c.

174

О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ИЗУЧЕНИЯ КАЛМЫЦКИХ АВТОРСКИХ ДОКУМЕНТОВ ПЕРЕПИСКИ КАЛМЫЦКИХ ХАНОВ

И ИХ СОВРЕМЕННИКОВ (XVIII в.)

Н. О. Кокшаева

Лингвистическое источниковедение представляется одним из самых перспектив-ных направлений в современной монголистике. Оно ориентирует на изучение письмен-ных памятников во всей сложности их внутренних и внешних взаимосвязей, на систем-ный подход к изучению языка, содержания, структуры и их особенностей. В современных условиях глобализации, изменения общественно-политической формации, повлекших за собой появление новых общественных отношений и новых приоритетов в области культуры, возникает необходимость поиска новых подходов к изучению национальной истории, культуры, языка, литературы. В связи с этим большое внимание уделяется ис-следованию письменного наследия калмыцкого народа, в частности, связанного с пери-одом становления калмыцкой государственности на территории Российской империи и временем правления калмыцких ханов (XVIII в.). Этот период в истории калмыков счи-тается одним из наиболее важных, так как он характеризуется интенсивным развитием калмыцкого общества и его национального языка. Об этом свидетельствуют письменные памятники, созданные на старомонгольской классической (XIII в.) и ойратской (XVII в.) письменностях. На «тодо бичиг» («ясном письме») были созданы собственно ойратские уникальные сочинения, путевые записки, биографические повести, исторические хрони-ки, путевые очерки, документы переписки делового и эпистолярного характера. В этот период были осуществлены также переводы с санскрита, тибетского и других языков.

Калмыцкие авторские документы переписки калмыцких ханов и их современников XVIII в. представляют собой особый вид письменных памятников, имеющих разный ге-незис и традиции и содержащих в себе опыт предшествующих эпох, дающих представ-ление о многих сторонах жизни общества.

Известно, что существуют разные виды документов переписки калмыцких авто-ров по содержанию, cтилю, структуре и лингвистической ценности. Эти рукописные уникальные оригиналы переписки хранят в себе не только сведения давно минувшего исторического прошлого калмыцкого народа, но и прекрасно иллюстрируют взаимоот-ношения местной губернской власти с предводителями Калмыцкого ханства. И на про-тяжении длительного периода времени, начиная с конца XVII в. и до начала XX в., они являются очевидными свидетельствами своей эпохи, в том числе и языковой. Необхо-димо отметить, что эти материалы еще недостаточно изучены, выявлены, на сегодня их общее количество не известно.

Как известно, в основном эти авторские документы делового и частного — эпи-столярного характера хранятся в Национальном архиве Республики Калмыкия (далее НА РК. Ф. 36. Истор. отд., 1714–1771 гг.) и других архивах нашей страны (Москва, Санкт-Петербург, Казань, Ставрополь, Астрахань), возможно, и за рубежом (Турция). Так, на-пример, письма монгольского императора Гуюк-хана и персидских иль-ханов Аргуна и Ульдзейту XIII–XIV вв. хранятся в архивных фондах Ватикана и Национального архива Франции. В фонде библиотеки Восточного факультета Санкт-Петербургского универси-тета, а также Архиве древних актов (Москва) нами выявлены и определены отдельные виды архивных документов калмыцких авторов за 1708, 1710, 1711 гг.

175

В истории монголистики известны капитальные труды европейских и российских исследователей, внесших достойный вклад в источниковедческую науку по выявлению, изучению крупных исторических письменных памятников общемонгольской письмен-ной культуры. Однако исследование письменного наследия калмыцкого народа дело-вого и эпистолярного характера, каковыми являются и авторские документы переписки разных эпох, до последнего времени оставались вне научного внимания. Как известно, монголоведы разных эпох, исследователи исторических и литературных памятников монгольских народов Б. Я. Владимирцов, С. А. Козин, В. Л. Котвич, Л. С. Пучковский, Цэндийн Дамдинсурэн, Г. Д. Санжеев, Ц.-Д. Номинханов, Г. Ц. Пюрбеев, Н. Н. Паль-мов, Ц. Б. Цыдендамбаев, А. В. Бадмаев, Н. С. Яхонтова, Л. Б. Бадмаева, Б. З. Базаро-ва, Д. А. Сусеева и другие говорили об уникальности, ценности письменных памятни-ков XVIII в. Авторские документы имеют особую значимость, так как независимо от их вида, структуры, содержания и коммуникативной направленности они представляют собой эмпирический материал, в котором ярко отображены повседневный труд и быт кочевника, его внутренний мир, чувства, настроения и особенности характера социаль-ных коллизий.

Бесспорно, калмыцкие авторские документы переписки XVIII столетия являются памятниками общемонгольской письменной культуры, в которых выражены особенно-сти языка делового этикета, а также в них представлены некоторые элементы русского эпистолярного этикета, присущего деловым документам разного вида. При отборе ав-торских письменных источников особое внимание нами было обращено на содержание, объем документа и его специфику. Необходимо отметить, что материалы переписки не-однородны, так как составлены людьми, имеющими разную подготовку. На наш взгляд, многие из писарей, несомненно, хорошо владели традициями монгольской, возможно, и русской письменной культурой. Для писаря, составлявшего документы от имени ха-нов, немаловажное значение имела его выучка, уровень знаний норм письменной речи и делового этикета, социального положения автора и адресата, характер отношений, сло-жившийся между ними. При этом, определяющей была цель письменного обращения и обстоятельства, связанные с моментом, предшествующим написанию письма.

Как известно, традиции структуры текста письма были заложены еще в древней общемонгольской письменной культуре, эпистолярном наследии монгольских импера-торов XIII–XIV вв., исследованием которой занимались известные европейские и рос-сийские ориенталисты А. Ремюза, Я. И. Шмидт, П. Пеллио, а позже советские ученые С. А. Козин [1935: 477–485], В. Л. Котвич [1919: 791–822], Л. С. Пучковский. Проблема классификации письма как памятника ойратской (ОП) и старокалмыцкой письменности (СКП) на сегодняшний день в монголистике является актуальной. В настоящее время проводятся отдельные исследования, в которых представлены общая классификация ар-хивных документов переписки.

Калмыцкие авторские документы переписки названы общемонгольским сло-вом ‘bičiq’. Это слово на стп.-монг. bičig~ и ойр. письм. bičiq, (лат. epistula<греч.ϵπίστολη̶эпистола) в Большом академическом монгольско-русском [том I, 2001] и кал-мыцко-русском словарях [1977] дано как «письмо, письменность, послание, официаль-ное, деловое, частное, личное авторское письмо». В монгольском языке частное письмо в отличие от официального письма, определено словом zakiy-a (захиа), zarliγ (зарлиг) — «документ», имеющий характер указа или грамоты, zakidal (захидал) — «письмо, корреспонденция» и рассматривается в монголистике, и в равной степени в калмыкове-дении как письменное сообщение любого содержания, имеющее несколько значений.

176

Слово bičiq «письмо» принято нами как общее наименование авторских документов пе-реписки. Термин bičiq в сочетании с другими словами, независимо от его содержания, рассматривается нами как официальное письмо, калмыцкие авторские документы пере-писки, деловые документы, функциональный документ. Данный термин представляет собой особый вид письменных памятников, имеющих разный генезис и традиции, содер-жащих в себе опыт предшествующих эпох и характеризующихся своеобразием содер-жанием коммуникативного характера. Безусловно, почти каждый авторский документ рассматриваемой эпохи характеризуется своеобразием структуры, целевой установкой, композиционным строением, стилем, а также наличием специфических национально-конфессиональных признаков. Следовательно, они являются одними из важных источ-ников изучения национального языка, поскольку сконцентрировали в себе лексические, грамматические особенности ойратского, а значит, старописьменного калмыцкого языка определенной исторической эпохи.

Итак, проблема классификации как памятников письменности делового и эписто-лярного содержания в монголистике представляет несомненный интерес для будущих исследователей писем калмыцких ханов. Пока наблюдаются лишь отдельные попытки провести общее разграничение архивных документов. В монографии Д. А. Сусеевой дана классификация писем Аюки-хана по 12 типам [2003: 194].

Таким образом, приходим к выводу о том, что общемонгольское слово bičig=bičiq в сочетании с другими словами обозначает конкретный вид документа, который на основе анализа конкретных документов нами поделен на несколько видов:

1) andaγāriyin bičiq «клятвенное письмо, клятва, присяга». Это — единственный документ, созданный в письменный поэтической форме, по своему содержанию и напи-санию соответствует значению слову «клятва».

2) xāluγayin bičiq «дорожная карта, проездное свидетельство». Это — документ рукописный, довольно большого содержания. Создан он в Санкт-Петербурге, в импе-раторской канцелярии, подписан и заверен печатью самой Российской императрицы Елизаветы Петровны. Этот подлинный документ давал право на поездку калмыцкой де-легации в Тибет к Далай-ламе. В тексте документа императрица Елизавета Петровна обращается ко всем дружественным народам Российской империи оказывать им всяче-скую помощь в пути. Следовательно, данный документ необходимо рассматривать как дорожную карту, проездное свидетельство.

3) bičiq tamγa «документ, заверенный печатью», «грамота». Это — уникальный документ, созданный на шелковой ткани желтого цвета и закрепленный личной печатью автора. Из содержания документа видно, что его, возможно, отнести к грамоте, которое присуждает титул князя калмыцким нойонам.

4) tamγa bičiq «письмо, прошение» — документ, требующий незамедлительного решения. Его можно было рассматривать также как официальный документ, в котором изложены достоверные факты, с обращением к конкретному адресату. По содержанию документ можно отнести к прошению, так как авторы в нем выражали просьбу.

5) zarγa bičiq «письмо-иск» — юридический документ, относящийся к более ран-ним авторским документам делового характера;

6) zarliq bičiq — «указ, повеление, официальное письмо, распоряжение». Это доку-мент, который можно отнести к более ранним видам авторских документов делового ха-рактера. Именно таким термином пользовались в своей переписке калмыцкий хан Аюка и его сын Чагдорджаб.

177

7) zaķāγara-mata — «указ, грамота высших инстанций» — официальный доку-мент, дающий право на какие-либо действия, связанные с российскими государственны-ми органами власти;

8) zartarxaxubičiq — «манифест, документ высших инстанций»;9) ayiladxalbičiq — «донесение, рапорт».

Источники

Национальный архив Республики Калмыкия (НА РК) Фонд 36 «Состоящий при калмыцких делах» за 1714–1771 гг.


Козин С. А. Язык первого периода истории монгольской литературы (по письмам персидских иль-ханов 1289–1305). Изв. АН СССР. М., 1935. С. 477–485.

Котвич В. Л. Русские архивные документы по сношению с ойратами в XVII–XVIII вв. Изв. Росс. АН. Серия VI. Сер. ХIII №№ 12–18. С. 791–822, 1071–1092. Петроград, 1919.

Кара Д. Книги монгольских кочевников. Изд-во «Вост. лит.». М., 1972.Рассадин В. И. Историческая связь калмыцкого языка с языком ойратов Монголии. Элиста; Улан-

Батор, 2010.Сусеева Д. А. Письма Аюки-хана и его современников (1714–1724 гг.): опыт Лингвосоциологиче-

ского исследования. Монография. Элиста, 2003. АПП «Джангар». С. 384.Кокшаева Н. О. Вопросы исследования письменного наследия калмыцкого хана Дондук-Даши.

Альманах современной науки и образования. Тамбов, 2008. Изд-во «Грамота». С. 85–88.

Примечание:стп.-монг. – старописьменный монгольскийойр. письм. – ойратский письменный лат. – латинскийгреч. – греческийОП – ойратский письменный СКП – старокалмыцкаяписьменность

178

ЗООНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА В НАЗВАНИЯХ И АТРИБУТАХБУДДИЙСКИХ БОЖЕСТВ

(на материале калмыцкого и китайского языков)

Г. Б. Корнеев, А. Х. Бекмуратова

Формирование махаянского канона буддийского учения началось в Индии, а за-вершилось уже за ее пределами, в частности создание отдельных поздних махаянских сутр непосредственно связано с центральноазиатскими государствами Хотан и Согдиана [Торчинов 2005: 100]. Так, в Центральной Азии получила окончательное формирование Аватамсака сутра, сороковая глава — «Царь благих пожеланий» которая бытует в ти-бетском буддизме в виде отдельного текста. Индийский, а вслед за ним доработанный и переработанный в Центральной Азии буддийский канон, значительно повлияли на буд-дизм Китая и Тибета. Китайский канон буддийских текстов и божеств был сформирован гораздо раньше, чем тибетский, и потому, хотя оба направления буддизма считаются махаянскими ― они, наряду со сходными чертами, имеют значительные различия как в теоретических, так и в практических подходах к буддийскому учению. Китайская тради-ция в целом повлияла на буддизм дальневосточного региона, а также, частично на тибет-скую традицию [Торчинов 2005: 218], буддизм Тибета распространился на территории Монголии и среди ряда народов Российской Федерации, связанных с монгольскими на-родами этнически или политически.

В связи с вышеизложенным, представляет несомненный интерес сравнительное ис-следование терминов и понятий, используемых в китайском и тибетском буддизме. В частности, важным представляется изучение связей и различий китайской и тибетской буддийских традиций на уровне основополагающих культовых понятий, коими является терминология, связанная с божествами и атрибутами. Так, термины, связанные с живот-ными в буддийском пантеоне, скорее всего, нужно объяснять влиянием множества древ-них культур, как самой Индии, так и других существующих или существовавших госу-дарств, которые, так или иначе, были связаны с буддизмом [Бир 2011: 64]. Животные, обозначаемые этими терминами, имеют как реальное, так и мифическое происхождение.

Отметим, что названия божеств и их атрибутов у китайцев в большей степени представляют фонетические кальки и реже дословные переводы. Калмыцкая (ойратская) же буддийская терминология формировалась на базе монгольской, которая в свою оче-редь испытала значительное влияние уйгурской, персидской и тибетской буддийской лексики, и к началу принятия монголами буддизма уже была достаточно разработанной [Владимирцов 1911: 162–163]. Поэтому отличительной особенностью калмыцкой терми-нологии является вариативность буддийских понятий, например: Аvdiv, Аbida, Аmida, Аmitabha, caqlaši ügei gerel, kize:leši ügei gereltü ― варианты имени буддийского боже-ства Амитабха, пришедшие из разных буддийских культур и переведенные на калмыц-кий язык разными переводчиками.

Рассмотрим имена божеств китайского и калмыцкого буддийского пантеона, в на-званиях которых присутствуют зоонимические составляющие, свидетельствующие о формировании позднего буддизма на основе тотемизма культур множества разных на-родов:

Львиноголовая (Львиноликая) дакини (санскр. siǹhamukha / siǹhavaktra; кит. 狮面空行目, пининь. Shī miàn kōng xíng mù; тиб. seng-ge mdong-ma; ойр. arslan terigöütü dakini) ― Львиноголовая, (львиноликая) дакини. Это божество тибетского буддийского

179

тантрического пантеона, имеющее голову льва. Санскритский оригинал представлен в двух вариантах: «siǹhamukha» ― с ртом, / лицом, головой льва [Кочергина 1996: 515] и «siǹhavaktra» ― рот / клюв, морда льва [Кочергина 1996: 560]. Лексемы обозначающие «льва» — основной признак указанного божества, неизменно присутствуют в обоих ва-риантах названия, и в калмыцком и китайском, а вот вторая часть имени разнится. Так, в китайском «miàn» имеет значение «лицо, наружность, внешняя сторона, лицевая сто-рона, наружная часть», что является переводом санскритского «siǹhavaktra» — «львин-ноликая». Калмыцкий вариант «arslan terigöütü» ― «львиноголовая» этимологически ближе к санскритскому «siǹhamukha» ― львиноголовая.

По сходной структуре переведены и божества свиты Львиноголовой дакини: Сви-ноголовая дакини (Свиноликая) (cанскр. varahimukha; кит. 猪面空行目; пининь. Zhū miàn kōng xíng mù; тиб. pag-mdong ma; oйр. γaxai terigöütü dakini) и Тигроголовая дакини (Ти-гроликая) (cанскр. vyaghramukha; кит. 虎面空行目; пининь. Hǔ miàn kōng xíng mù; тиб. stag-mdong ma; ойр. bars terigöütü dakini). Особняком стоит четвертая дакини из свиты Сингхамукхи ―Макароголовая дакини. Макараголовая дакини (Макараликая) (санскр. makaramukha; кит. 摩伽罗面空行目, пининь. Mó jiā luō miàn kōng xíng mù; тиб. chu-srin mdong-ma; ойр. matar terigöütü dakini). В имени этого божества имеется зооним мифи-ческого животного — «макары». Согласно описанию Р. Бира, макара ― это водное или морское чудовище, в образе которого смешались слон, крокодил, дельфин или кит [Бир 2011: 72]. Китайцы-буддисты не переводили слово «макара», а перенесли в свой язык санскритскую транскрипцию «mó jiā luō». Монголы заимствовали это слово в искажении у древних уйгуров [Сүхбаатар 1997: 135], и в монгольском лексема зафиксирована как «matar». В современном монгольском слово «матар» ― имеет значение «крокодил».

Хаягрива (санскр. hayagrīva; кит. 马头明王; пин. Mǎ tóu míng wáng; тиб.rta-mgrin; ойр. morin küzüütü). Букв. «С шеей лошади, лошадиношеий». Китайский эквивалент име-ни Хаягривы «Mǎ tóu míng wáng» буквально переводится как «Святой владыка с головой лошади», тогда как калмыцкий вариант, этимологически восходя к тибетскому, гораздо ближе к языку оригинала ― санскриту ― morin küzüütü ― Лошадиношеий.

Немаловажным в изображении некоторых буддийских божеств являются и их ездо-вые животные ― ваханы (санскр. vahana; кит. 坐骑, пининь. Zuò qí; тиб. bzhon-pa; ойрат. külügün). Ездовые животные в каждой из буддийских традиций имеют свои особенные свойства и характеристики. Исключительный интерес самого явления ездового живот-ного представляет и исследование средствами не только языкознания, но и буддологии, психологии, истории религии и религиоведения в целом.

В позднем буддизме, зафиксированном в Тибете, и соответственно, среди монголь-ских народов, насчитывается восемь махабодхисаттв. Согласно китайскому иконогра-фическому канону — четыре. Главные бодхисатвы буддизма тибетской традиции изо-бражаются в виде индийских принцев, тогда как в китайской традиции они восседают на особых ездовых животных:

Бодхисаттва Манчжушри (кит. 文殊пининь. Wénshū ), восседает на льве Чинши (кит. 青狮пининь: Qīng shī). Букв. синий/зеленый лев. В калмыцкой традиции, неот-ступно следующей за буддийской традицией Тибета, синего/зеленого льва нет, а есть просто лев, ездовое животное Манчжушри. Эта разновидность Манчжушри именуется «mañjuśrī siǹha vahana» — «Манджушри, ездящий на льве» или по калмыцки — «Арслң көлгтə Манҗушри» (тиб. ‘jams dpal seng-ge bzhon pa). В буддизме имеется значительное количество терминов и эпитетов, содержащих зоонимы, и множество из них производны лексеме «лев», что обусловлено происхождением буддизма из Индии, где лев, вероятно,

180

восходит к древним тотемистическим культам индо-ариев: Лев [среди] людей (санскр. narasinha), львиная поза (санскр. sinhāsana), львиный трон (санскр. sinhāsana), львиный рык (санскр. sinhanāda), львиные ворота (санскр. singhadvāra).

Бодхисаттва Самантабхадра (кит. 普贤, пининь: Pǔ xián). Самантабхадра ездит на слоне, которого китайцы называют 白象, пининь: Bái xiàng, букв. Белый слон. Вообще бодхисаттва Самантабхадра очень редко изображается сидящим на слоне в тибетском каноне. И это изображение, скорее всего, появилось в тибетской буддийской культуре под влиянием Китая и чань-буддизма. Вместе с проникновением образа бодхисаттвы Самантабхадры, сидящего на слоне, в тибетскую культуру, на которую в ранний истори-ческий период оказывалось значительное влияние индийской (кашмирской), централь-ноазиатской (хотанской и согдийской) и китайской форм махаянского буддизма [Бого-словский 1962: 54–70], особенно важным в духовной практике становится текст «Царя благих пожеланий».

Бодхисаттва Авалакитешвара (кит. 观音菩萨, пининь: Guān yīn púsà). Ездовым жи-вотным Авалокитешвары является его собака-лев (кит. 金毛犼, пининь: Jīn máo hǒu). Букв. Божественное животное, подобное собаке или льву. Основные образы Авалоки-тешвары в тибетской, а вслед за ней и монгольской традиции изображаются без ездового животного.

Бодхисаттва Кшитигарбха (кит. 地藏菩萨, пининь: Di záng púsà). Его ездовое жи-вотное ― Лев «Внимательно слушающий» (кит.遆听, пининь: Dí tīng). Бодхисаттва Кшитигарбха имеется как в тибетском, так и в китайском буддийском каноне. Однако функции этого персонажа в значительной степени разнятся: если в Китае Кшитигарбха ― бодхисаттва ада и покровитель маленьких детей, то в Тибете он олицетворяет со-знание зрения будды в тантрах. Столь разные подходы к Кшитигарбхе объясняются временем проникновения буддизма в Китай и Тибет. Если китайцы заимствовали еще не сложившуюся в целостное учение махаяну, то тибетцы встретились уже с зрелым и практически оформившимся махаянским буддизмом. Этим, вероятно, нужно объяснять различие функций указанных бодхисаттв и сопровождающих их животных. Безусловно, собственно китайская традиция наложила определенный отпечаток на трансформацию образов и бодхисаттв и их свиты. В тибетском буддизме бодхисаттва Кшитигарбха не имеет ездового животного.

Отдельной, довольно значительной частью буддийского учения, изобилующего различными зоонимами, в тибетском буддизме является тантра, возникшая на севере Ин-дии во второй половине I тысячелетия нашей эры, и фактически завершившая развитие буддизма на его родине [Торчинов 2005: 179]. Учение тантры проникло в Тибет в VIII веке с приходом индийского мистика Падмасамбхавы, и стало неотъемлемой частью ти-бетского буддизма. Однако в виду того, что в китайской традиции ее нет — рассмотре-ние соответствий двух буддийских традиций в вопросах не представляется возможным.

Буддизм, возникнув в Индии, на поздних этапах своего развития вобрал множество различных индийских религиозных элементов. Вместе с ними он впитал и определенно-го рода религиозное почитание некоторых животных, как мифических, так и реальных, что связанно с древними тотемистическими культами индо-ариев. Распространяясь на азиатском континенте, он приобрел черты тех культур, в которые проникал, обогащаясь новыми идеями и понятиями. Содержательное различие китайской и тибетской, а от них монгольской и собственно калмыцкой буддийских традиций объясняется хронологиче-ским разрывом между принятием буддизма махаяны китайцами и тибетцами, а вслед за Тибетом и монгольскими народами. Таким образом, те зоонимические соответствия, что

181

выявлены нами на материале калмыцких и китайских буддийских источников, относят-ся, в основном, к общей буддийской махаянской терминологии, сформировавшейся еще в Индии. Исключение составляют лишь названия некоторых божеств, напрямую каль-кированные как калмыками, так и китайцами из санскрита, а потому имеющие сходную структуру перевода и этимологически тяготеющие к санскриту.

Зоонимы рассмотренных нами терминов свидетельствуют о синкретизме буддий-ского учения и полистадиальности его формирования, в основе которого лежат древние тотемистические культы индо-арийской цивлизации.


Бир Р. Энциклопедия тибетских символов и орнаментов. Пер. с англ. Л. Бубенковой. М.: Ориента-лия, 2011. 428 с.

Богословский В. А. Очерк истории тибетского народа. отв. ред. Ю. Н. Рерих. Изд-во Вост. лит., 1962. 192 с.

Васубандху. Абхидхармакоша (Энциклопедия Абхидхармы). Раздел третий. Учение о мире. СПб.: «Андреев и сыновья». 1994. 336 с.

Владимирцов Б. Я. Турецкие элементы в монгольском языке // ЗВОРАО. Т. XX. Вып. 2–3. СПб, 1911, 180 с.

Китайско-русский словарь. Под редакцией Ся Чжунъи. М.: Вече. 2008, 1280 с.Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. Под ред. Кальянова В. И. М.: Филология, 1996. 944 с.Позднеев А. М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в

связи с отношениями сего последнего к народу. Репринтное издание 1887 года. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1993. 512 с.

Сүхбаатар О. Монгол хэлний харь үгийн толь. Улаанбаатар,: Адмон, 1997. 234 с.Торчинов Е. А. Введение в буддизм: Курс лекций. СПб.: Амфора, 2005. 430 с. 巴仑台黄庙。中国新疆。出版单位：和静县黄庙管理委员会。1999年，28 页。 (Балуньтайский

Желтый монастырь. Китай, Синьцзян: Изд-во: Управл. Балуньт. монастыря. 1999. 28 с.)

182

ГРАММАТИЧЕСКИЕ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ПОМЕТЫ В ТОЛКОВОМ СЛОВАРЕ ЯЗЫКА КАЛМЫЦКОГО ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА «ДЖАНГАР»

С. Е. Бачаева

В настоящее время актуальной проблемой, вызывающей большой интерес, является создание различного рода лингвистических словарей (исторических, фразеологических, морфемных, обратных), в том числе и толковых. В Калмыцком институте гуманитарных исследований РАН ведется работа по созданию Толкового словаря языка калмыцкого героического эпоса «Джангар», который предназначен для широкого круга читателей и дает краткие, точные толкования, объяснения значений всех слов, встречающихся в эпо-се. Заголовочные слова проиллюстрированы текстовыми примерами. Данный словарь поможет многим пополнить свои знания, уточнить значение незнакомых слов и способы их употребления в том или ином контексте.

При составлении толковых словарей самой важнейшей задачей являются пра-вильное описание и толкование слов, придание им ясной формулировки, понятной для читателей. Н. Ю. Шведова считает, что для того, чтобы избежать разнобоя в словаре, лексикограф должен работать не с алфавитным списком слов, а с определенными их лексическими группировками, при этом сама систематическая организация материала, сам подбор и соседство слов послужат гарантией единообразных и непротиворечивых решений, устранения ошибок, пропусков и непоследовательностей [Шведова 1981: 171].

Эту идею поддерживает и С. Г. Бережан, по мнению которой, такая методика спо-собствует системному восприятию материала, позволяет выявить определенные, при-сущие данному пласту или данной группе лексики закономерности в толковании их зна-чений, учитывать специфику отдельных единиц на общем фоне остальных однотипных элементов [Бережан 1988: 57].

Мы, вслед за Н. Ю. Шведовой и С. Г. Бережан, работу по толкованию заголовоч-ных слов начали не с алфавитным списком слов, а с определенными лексическими груп-пами, что позволит нам создать единообразные толкования лексических единиц.

Толковые словари различных языков строятся по одному сложившемуся прин-ципу и имеют как сходства, так и различия. Из них можно получить лингвистическую информацию о заголовочном слове: лексикографическое толкование, которое является обязательным элементом словарной статьи, и словарные пометы, которые идут после заголовочного слова.

По мнению Н. М. Несовой, словарные пометы являются метаязыковым компонен-том слова в сжатом, знаковом виде; часто они представлены сокращениями, которые разъясняются в справочном разделе словаря. Грамматические пометы определяют осо-бенности формы, или словоформу, что обусловлено словоизменением или его отсут-ствием, то стилистические относятся к словоупотреблению, направлены на содержание, следовательно, характеризуют лексику как слово в языке и речи [Несова 2006].

В разрабатываемом толковом словаре да ются специальные указания, дополняю-щие и уточняющие значение слова в случае необходимости в словарной статье после транскрипции. Все пометы, стоящие до цифр, относятся ко всем значениям слова, а все пометы, стоящие непосредственно после какой-либо цифры, относятся к данному значе-нию. Данная метаязыковая информация оформляется курсивом, в сокращениях.

Пометы можно разделить на грамматические и стилистические. К первым пометам относятся указание на части речи и грамматические категории, формы: б. н. — бəəлһнə

183

нерн, ч. н. — чинрлгч нерн, т. н. — тоолгч нерн, о. н. — орч нерн, ү. — үүлдəгч, ə дур.үг — ə дурагч үг, нареч — нареч, пр. — причасть, дееприч. — деепричасть: җивр — б. н., җирн — т. н., заах — ү. и т.д.

Стилистическими пометами отмечается ограниченная в своем употреблении часть словарного состава. Это областные, просторечные слова, узкоспециальные термины на-уки, техники, ремесла, искусства и др. Стилистическими пометами отмечаются уста-ревшие, вышедшие или выходящие из употребления слова. В современном калмыцком языке многие слова, встречающиеся в эпосе «Джангар», отмечаются как устаревшие, исторические, но оговоримся, что в рамках текста «Джангар» они не носят устаревшего характера. Так, например, слово авшг ‘посвящение, клятва’, адрһн ‘лук (оружие)’, саадг ‘лук (оружие)’ в тексте «Джангар» не считается устаревшим, но, ориентируясь на совре-менного читателя, мы все же помечаем данную единицу в нашем словаре как устаревшее — хуучрсн:

АДРҺ |adrɤᶺ|б. н., хууч. дəəнə сум хадг дуһун бəəдлтə көвчгтə һарин зев Хадын дүңгə Улан-

та / Хаш Хула гидг нойн / Улананнь аминь татҗ зогсад, / Ут хар адрһндан / Алтн үнтə көк киивр җилңгиг / Əмн улан һолднь зөвлəд зогсв [БЦ: III]; Йирн текин өврəр зүүһəд кегсн / Йидр хар адрһндан алтн онта, / Үүдн эңтə көк җилңгиг онлад [БЦ: I]

СААДГ |sādᶺg|б.н. хууч. дəəнə сум хадг дуһун бəəдлтə көвчгтə һарин зев, нум1 Арг Улан Хоңһр

/ Көк Һалзн күлгнь / Ташаднь тəвн саадг / Өлгм болгсн (…) Җаңһран олҗ ядад, / Хəрҗ йовгсн харһад ирв [МД: II]; Көк шар цоохр бараһинь уудлв, / Үзң алдр хаанас нааран / Эвшəлһəд уга / Күдр цаһан саадг авб [МД: III]; / Арнзлын хурдн Зеерд / Арһ уга икəр / Эцəд, муурад окгсн, / Ташарнь саадг өлгм дүңгə болад [ШД: IV]В нашем толковом словаре стилистические пометы обозначают и принадлежность

к специальной сфере (см. пример выше), разновидности устной речи, выразительные от-тенки. В лексической системе пометы характеризуются и по временной оси (хуучрсн — устаревшие, шин — новые); и по территориальной принадлежности (бəəрн һазрин (диа-лектизм) — слова местные или областные (диалектизмы): дөр. — дөрвд ‘дербетский’, тор. — торһд ‘торгутский’, буз. — бузав ‘бузавский’: зам в словаре идет как дөр., хууч. кухня (калмыцкого монастыря), заман тор. хууч. кухня (калмыцкого монастыря).

ЗАМб.н., хууч. хот кедг һазр, хот кеһəч Эңгин олн сəəдүдтəн: / Эн көвүнə зарһ

кетн, гив. / Эдү чигə көвүн иим соньн йовдл / Һарһв гиҗ гемнҗ болш уга болад, / Эврəннь заман гемшəв [ЭО: IV]Пометы, указывающие на стилистическую ограниченность употребления, вырази-

тельные оттенки (экспрессию) слов: күндлгч стиль — высокий стиль; амн стиль раз-говорный стиль и т. д. Так, слово богд имеет помету күндлгч стиль Эзн богд Җаңһрнь һунн наста көвүг наар гиҗ өөрəн авад, барун өвдг деерəн тəвəд, барун халхинь үмсəд, зүн өвдг деерəн тəвəд, зүн халхинь үмсəд: «Эн һурвн көвүг мордулхинь бедртн!» — гив.

Пометы-термины указывают на специальную область применения, сферу той или иной профессии: дəəнə — военные (үлд ‘меч’, балт ‘боевой топор, секира’, җид ‘пика, копье’), бурхн-шаҗн — религиозные (мөргх ‘молиться’, намчлх ‘молиться (сложив ла-дони)’, мирд ‘амулет, талисман’), зоологическ — зоологические (мөрн ‘лошадь’, арат ‘лиса’, аралҗн ‘паук’), ботаническ — ботанические (зандн ‘сандал’, уласн ‘тополь’, өвсн ‘трава’).

1 В переводе — ручное оружие для метания стрел в виде дуги, стянутой тетивой

184

В ряде случаев в словаре отмечается и обозначение иностранных заимствованных слов, например, в текстах из репертуара Бадмы Обушинова можно встретить прямое за-имствование из русского языка:

УГОЛЬб. н.,орс Нег ик мөргн деер чирəд, / Авч ирəд, окчкад, / Деернь долан давхр /

Цө үүдн уга гер бəрəд, / Дөрвн өнцгтнь / Дөрвн көөрг кеһəд, уголь түлəд, / Ирəд, көөргдəд бəəнə [ОБ: I]

КАРОНЬб. н., орс Алтн каронь авхулад, / Авч ирəд, / Суулһчкдг болна [ОБ: I]БОЧКб. н., орс Барана өмн / Түмн бедр ордг / Түүкə улан бочк / Дүүрң болдг болна

[ОБ: I]; Далн күн дамҗлдг / Далһа шар ааһарн / Түмн бедр ордг / Түүкə улан бочкас кеһəд [ОБ: I]При устойчивых сочетаниях слов (фразеологизмах) стилистические пометы ста-

вятся после них и до толкования: ЗҮРКН б. н. күүнə цогц дотр зүн бийд бəəдг цус гүүлһдг һол мөч Арл Манз хаанаг

дəəлчкəд, / Оошк зүрк хойричн / Баргт эс хайдм болхла гиһəд, / Анчн нертə / Догшн хар бəрңкин ириг / Шувтнь һурв долаһад оркв [ШД: IV]; Анчн гигч зүркнь əəвлхəһинь гүвдəд, арвн хойр сүрəнь амн талнь деврəд [ЭО: IV]; Залу Зеердин тоосн билтə гихлəрн, / Зах бухин зүрк чичрүлəд / Күрəд ирв [МД: 3]

◊ зүрк булахКүүнə зүрк эзлх, авлх / Дордын долан орни зүүдн, / Деедин арвн хойр орни күсл,

/ Тивин дөрвн хаани зүрк булагсн / Эзн Җаңһр гиҗ [МД: 3]; Əмтни əм, зүрк булагсн / Йисн миңһн цусн зеерд тунҗрмуд / Арслң Алта бəəртə, / Эрднь төгсҗлчин булг маналһта, / Аршан Цаһан теңгс услурта [БЦ: 3]Как пишет О. И. Окольникова, на ценностную характеристику слов указывают

такие стилистические пометы, как: ласкательное, шутливо-ласкательное, ироническое, шуточное, насмешливое, укорительное, презрительное (элмр ‘негодяй, мошенник’ Тенҗ иргсн элмр, / Темтрҗ иргсн элмр гиһəд [ШД: IV]; Зун орни зутаһул болгсн, / Зурһан орни андн болгсн элмр, / Хааһас хааран йовлачи? [БЦ: I]), бранное, унизительное. Словарные пометы представляют в сжатом виде грамматическую информацию о слове/словоформе, и о слове/лексеме — стилистические пометы, однако последние не раскрывают оценоч-ного или экспрессивного компонента в значении, объединяя его в одном коннотативном смысле [Окольникова 2013: 45]:

Пометы — специальные указания, ремарки, являясь одним из важных компонентов толкового словаря, обогащая язык, дают метаязыковую информацию и служат для более детального описания, поясняют непонятные слова, выражения, характеризуют его с той или иной стороны, дополняют и уточняют его значение.


Бережан С. Г. Разбиение лексических единиц на лингвистически значимые классы как способ унификации их подачи в толковом словаре // Национальная специфика языка и ее отражение в нормативном словаре. М.: Наука, 1988. С. 53–58.

Окольникова О. И. Специфика представленности стилистической пометы в толковом словаре: к проблеме описания коннотативного значения // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. Вып. № 22-2. 2013. С. 42–45.

185

Несова Н. М. Грамматические и стилистические пометы в толковых словарях русского и английского языков [Электронный ресурс]: дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20. М., 2006. 120 с.: 61 07-10/721 // URL: http://www.dissercat.com/content/grammaticheskie-i-stilisticheskie-pomety-v-tolkovykh-slovaryakh-russkogo-i-angliiskogo-yazyk (Дата обращения:)

Шведова Н. Ю. Однотомный толковый словарь (специфика жанра и некоторый перспективы дальнейшей работы) // Русский язык: Проблемы художественной речи; лексикология и лексикография. Виноградовские чтения. IX–X. М.: Наука, 1981. С. 166–179.

Список сокращенийБЦ — Багацохуровский циклМД — Малодербетовский циклОБ — Овшин БадмШД — Шавалин ДаваЭО — Ээлян Овла

186

Сведения об авторах

Абдуллаев Сайфулла Нурмухаммедович, доктор филологических наук, профессор, декан факультета Иссык-Кульского госуниверситета им. К. Тыныстанова (г. Каракол, Кыргызстан)

Абдуманапова Зухра Зайнишевна, кандидат филологических наук, доцент, преподаватель кафедры русского языка и литературы Иссык-Кульского госуниверситета (г. Каракол, Кыргызстан)

Андреева Светлана Васильевна, доцент кафедры филологии и методики преподавания Бурятского госуниверситета (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Афанасьева Елизавета Федоровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры коренных народов Сибири Бурятского госуниверситета (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Б. Бямбадорж, старший преподаватель кафедры монгольского языка и литературы Социально-государственного института Кобдоского университета (г. Ховд, Монголия)

Б. Даваадорж, доктор филологических наук, доцент кафедры монгольского языка и литературы Социально-гуманитарного института Кобдоского госуниверситета (г. Ховд, Монголия)

Б. Тувшинтугс, доктор филологических наук, ученый секретарь Института языка и литературы АН Монголии (г. Улан-Батор, Монголия)

Бадмааванчин Мунгунцэцэг, кандидат филологических наук, доцент кафедры монгольского языкознания Гуманитарного факультета Монгольского государственного университета (г. Улан-Батор, Монголия) Гөрөөчин Гэрэлмаа, кандидат филологических наук, заведующий сектором прикладного языкознания Института языка и литературы Академии наук Монголии (г. Улан-Батор, Монголия)

Бадмаева Лариса Батоевна, доктор филологических наук, доцент, старший научный сотрудник отдела языкознания Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Басангова Тамара Горяевна, доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник отдела фольклора и джангароведения Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Бачаева Саглар Егоровна, кандидат филологических наук, научный сотрудник отдела теоретической и экспериментальной лингвистики Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Бекмуратова Алия Хамидуллаевна, аспирант Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

Бембеев Евгений Владимирович, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела теоретической и экспериментальной лингвистики Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Борджигид Дорги, доктор филологических наук, заместитель руководителя общества по изучению истории и культуры ойратов аймака Алашань АРВМ КНР (г. Хух-Хото, КНР).

Бурыкин Алексей Алексеевич, доктор филологических наук, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН (г. Санкт-Петербург)

Кокшаева Нина Овшиновна, кандидат филологических наук, преподаватель Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

187

Корнеев Геннадий Батырович, младший научный сотрудник отдела письменных памятников, литературы и буддологии Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Ламожапова Ирина Александровна, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Забайкальского госуниверситета (г. Чита)

Лиджиев Александр Борлаевич, кандидат филологических наук, доцент Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

Манджиева Байрта Барбаевна, кандидат филологических наук, заведующий отделом фольклора и джангароведения Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Омакаева Эллара Уляевна, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела теоретической и экспериментальной лингвистики КИГИ РАН КИГИ РАН (г. Элиста)

Очирова Нина Гаряевна, кандидат политических наук, директор Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Очирова Нюдля Четыровна, кандидат филологических наук, научный сотрудник отдела письменных памятников, литературы и буддологии Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (г. Элиста)

Патаева Валентина Дугаровна, кандидат филологических наук, доцент лаборатории по изучению языков и культур коренных малочисленных народов Сибири, Монголии и Китая Бурятского госуниверситета (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Понарядов Вадим Васильевич, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН (г. Сыктывкар)

Пюрбеев Григорий Церенович, доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник отдела урало-алтайских языков Института языкознания РАН (г. Москва).

Раднаев Владимир Эрдыниевич, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН (г. Москва).

Рассадин Валентин Иванович доктор филологических наук, профессор Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

Рупышева Людмила Эрдэмовна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры иностранных языков и общей лингвистики Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Сусеева Данара Аксеновна, доктор филологических наук, профессор, Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

Ч. Бату, доктор филологических наук, профессор Синьцзянского государственного университета (г. Урумчи, КНР)

Чеджиева Жанна Дмитриевна, старший преподаватель кафедры иностранного языка и общей лингвистики Калмыцкого госуниверситета (г. Элиста)

Шагдаров Лубсан Доржиевич, доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник отдела языкознания Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (г. Улан-Удэ, Бурятия)

Шагдарова Дарима Лубсандоржиевна, доктор филологических наук, доцент Бурятского госуниверситета (г. Улан-Удэ, Бурятия)

188

Сдано в набор 01.04.2015 г. Подписано в печать 14.04.2015 г. Формат 60х84/8. Печать офсетная. Усл.печ.л. 21,85. Тираж 300 экз.

Отпечатано в Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Калмыцком институте гуманитарных исследований

Российской академии наукРеспублика Калмыкия, 358000, г. Элиста, ул. им. И. К. Илишкина, 8

Научное издание

МОНГОЛОВЕДЕНИЕ В НАЧАЛЕ ХХI ВЕКА:

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию Б. Х. Тодаевой

(г.Элиста, 23–26 апреля 2015 г.)

Часть I

МОНГОЛОВЕДЕНИЕ В НАЧАЛЕ ХХi ВЕКА СОВРЕМЕННОЕ...

Documents