МИФЫ И...

МИФЫ И НАРРАТИВЫ

Ю. Е. Березкин

ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ПЕРЕНОСА МИФОЛОГИЧЕСКИХ МОТИВОВ В АМЕРИКУ

А Н Н О Т А Ц И Я . К концу XX в. исследование традиционного фольклора почти прекратилось. Причиной стало не столько вымирание традиционных жанров, сколько смещение интереса исследователей с выявления этных фактов на осмыс-ление эмных интерпретаций. В результате фольклористы и антропологи ограни-чили себя временным и пространственным горизонтом собственных информантов. Пережитки восходящего к XIX в. стадиализма в осмыслении эволюции усугубили кризис. Между тем обработка больших данных по фольклору и мифологии по-зволяет превратить данную сферу исследований в полноценную историческую дисциплину. Поскольку сравнительная фольклористика не обладает внутренни-ми ресурсами для датировки исследуемых процессов, первостепенное значение приобретают фольклорные параллели между Азией (с ее островной окраиной) и Америкой. Время и направление миграционных процессов в ходе заселения Нового Света примерно известны, что позволяет оценить возраст мотивных комплексов. Раздельная обработка мотивов разных тематических групп выяв-ляет последовательность их переноса через Берингию. Наиболее ранний этап соответствует аналогиям между Меланезией и Южной Америкой, следующий по времени — параллелям между Восточной и Юго-Восточной Азией и юж-ными областями Северной Америки. Наиболее поздний комплекс представлен в Сибири и на севере Северной Америки. В отличие от двух предыдущих, он занимает сплошную территорию, обмен информацией в пределах которой мог продолжаться почти до современности.

К Л Ю Ч Е В Ы Е С Л О В А : заселение Нового Све та, сравнительная фольклористика, точные методы в гуманитарных науках

У Д К 291.13

D O I 10.31250/2618-8600-2019-3(5)-8-25

Б Е Р Е З К И Н Юрий Евгеньевич — д. и.н., заведующий отделом этнографии Америки, Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН (Россия, Санкт-Петербург)E-mail: [email protected]

9Березкин Ю. Е. ПоследовательностьпереносамифологическихмотивоввАмерику

ПРЕДМЕТ Ф ОЛЬКЛОРИС ТИКИ — ОБМЕН ИНФ ОРМА ЦИЕЙ

Развитие исторической науки за последние десятилетия и особенно успехи археологии показывают, что общество и культура меняются в ходе взаимодействия конкретных личностей, явлений и процессов. Появление одних форм вероятнее, чем других, но вероятность не может быть стопро-центной. У истории нет «законов» и она имеет сослагательное наклонение в том смысле, что наш мир возник под влиянием множества случайностей. Он легко мог стать иным, причем развилок на пути развития было не-обозримое множество. Отказаться от поиска причин явлений и процессов противоречит природе нашего разума, но не стоит забывать, что подобное знание носит вероятностный характер. Мы не определим причины появ-ления древнейших сложных обществ Передней Азии, античной цивили-зации или европейского капитализма не потому, что мало знаем, а потому, что какой-то конкретной причины для всего этого не было.

То, что можно узнать и отчасти даже измерить, касается прежде всего культурных связей во времени и пространстве — взаимовлияния центров культурогенеза между собой и с периферией, времени и направления за-имствования культурных форм. Изолированные друг от друга общества начинают развиваться по разным траекториям, а контакты приводят к сти-ранию различий. Подобный процесс обособления и унификации — едва ли не главный фактор эволюции.

Обработка данных фольклора и мифологии способна снабдить нас значительной информацией для изучения подобных процессов.

Практика показывает, что наборы эпизодов и образов традицион-ных повествований мало зависят от природных, экономических и соци-альных условий. Данный тезис не имеет теоретического обоснования, он выводится именно из практики. Попытки заметить корреляцию подоб-ного рода к успеху не привели и возможные исключения статистически не заметны. Фольклор и мифология (я использую это словосочетание как единый термин) — автономная часть культуры, которая на повседневную жизнь людей почти не влияет и зависит от внешних условий крайне опо-средованно. Распространение определенных мотивов на определенных территориях и их отсутствие на других отражают прежде всего форми-рование сфер культурного взаимодействия, наличие границ и контактов. Такое взаимодействие может осуществляться в результате как миграций, так и диффузии идей без перемещения значительного числа их носите-лей. Сами же процессы миграции и культурной диффузии (либо изоля-ции) не являются, как только что было сказано, чем-то второстепенным. Именно они определили и определяют облик нашего мира. Абсолютное большинство культурных форм в абсолютном большинстве обществ за-имствовано со стороны. Этот факт очевиден и преуменьшать его значение можно лишь по далеким от науки причинам.

10 ЭТНОГРАФИЯ / ETNOGRAFIA. 2019. № 3 (5)

Все же есть обстоятельство, потенциально ставящее под вопрос зна-чение материалов фольклора и мифологии для исторических исследований.

Ареалы распространения определенных мотивов или тенденций их сочетаемости, выявленные в ходе статистической обработки данных, ни-когда не совпадают вполне с соответствующими ареалами распростра-нения языков, гаплогрупп или археологических культур. Само по себе это не должно беспокоить. Способы и пути передачи (или исчезновения) лингвистических явлений, генов, форм материальной культуры и устных традиций различны, а комплексы признаков, свойственные отдельным обществам и культурам, меняются со временем, так что общества и куль-туры возникают и исчезают. Каждая дисциплина высвечивает опреде-ленную сторону исторического процесса, который во всей своей полноте реконструирован быть не может. Поэтому чем больше независимых ка-тегорий источников мы имеем, тем ближе реконструкция к реальности. Привлечение еще одного источника поэтому крайне полезно.

Но равноценен ли он другим в отношении своей надежности? Лингвистика, генетика и тем более археология и письменная история об-ладают ресурсами, позволяющими с большей или с меньшей точностью датировать соответствующие явления и процессы. Фольклористика та-кими ресурсами не обладает. Оставаясь в границах этой науки, опреде-лить время распространения культурных форм нельзя. Для этого необхо-димо обнаружить хотя бы минимальную корреляцию выявленных фоль-клорных параллелей с распространением археологических культур, генов или языков. Учитывая сложность культурной истории Евразии, сделать это непросто. Именно поэтому для оценки случайности или неслучайно-сти территориально далеких аналогий в области мифологии и для их да-тировки решающее значение имеет сравнительный анализ встречаемо-сти эпизодов и образов в Старом Свете и в Америке. Эти свидетельства не только позволяют выявить факты, которые иначе реконструировать не-возможно, но и служат пробным камнем, на котором исследовательский метод удобно верифицировать.

Не лишне отметить, что сравнение культур Евразии и Америки кри-тически важно не только для проверки эвристической ценности сравни-тельной фольклористики. Оно не менее существенно для оценки пределов вариативности культуры в социополитической и технологической обла-стях (Березкин 2013). Новый Свет не был, конечно, полностью изолиро-ван от Старого, ибо контакты через Берингов пролив никогда не прекра-щались, а мигранты — даже самые ранние — обладали уже достаточно сложной культурой, траектория дальнейшего развития которой могла быть отчасти определена еще в Азии. Тем не менее как параллели в культурном развитии Старого и Нового Света, так и их отсутствие при относительном сходстве природных условий значимы. Без этого говорить об общих тен-денциях развития обществ и о масштабах вариативности было бы сложно.


После ледникового максимума все общества Старого Света находились в опосредованном контакте друг с другом, так что сходство в развитии могло быть вызвано в том числе и взаимовлияниями.

ОБРА Б О ТКА ДА ННЫХ: ГЛА ВНЫЕ КОМПОНЕНТЫ И ТЕМАТИЧЕСКИЕ ГР УППЫ МО ТИВ ОВ

Прежде, чем обратиться к демонстрации материала, несколько слов о технической стороне исследования. В цифровом виде наша база дан-ных по фольклору и мифологии мира является бинарной (состоящей из нулей и единиц) таблицей, в которой строки соответствуют тради-циям, а столбцы — мотивам (то есть эпизодам повествовательных тек-стов, а также образам, отражающим картину мира). Каждая традиция представлена данными по фольклору носителей определенного языка, а в случае распространения языка на большой территории — ареаль-ной группе таких носителей. Каждая традиция характеризуется набором из нулей и единиц, что позволяет различными способами определить сте-пень сходства традиций друг с другом. Один из таких способов основан на принципах факторного анализа: признаки (в нашем случае — мотивы) представляются в виде сумм небольшого числа неких скрытых перемен-ных (факторов). Этим переменным соответствуют так называемые глав-ные компоненты (ГК).

Первая ГК отражает наиболее заметную тенденцию в распределении мотивов по традициям, вторая — следующую по значимости и т. д. Первые три-четыре компоненты обычно берут на себя не более 20% информации об изменчивости данных (дисперсии). Этого достаточно, чтобы диффе-ренцировать всю совокупность традиций по совокупности огромного числа мотивов. Остальные 80% информации (а в случае разнообразного и гетерогенного материала и больше) касаются разнородных тенденций, действующих на локальном уровне и актуальных лишь для небольшого числа традиций.

В каждой ГК есть два полюса, противопоставляющих те группы традиций, наборы мотивов в которых различаются сильнее всего. Знаки «плюс» и «минус», присвоенные индексам для традиций, относящихся к одному или к другому полюсу, можно поменять на противоположные — важно лишь, что «положительные» и «отрицательные» традиции макси-мально отличаются друг от друга. Если выборка включает большое число очень бедных (плохо изученных) традиций, 1 ГК противопоставляет бо-гатые традиции бедным. Исторического смысла такое противопоставле-ние не имеет и тогда наиболее значимой главной компонентой оказыва-ется не первая, а вторая.

Тенденции распределения мотивов, отраженные каждой из ГК, не-зависимы и в формировании каждой участвуют не избранные мотивы,


а все, хотя и в неодинаковой степени. Связи между традициями, кото-рые отражают отдельные ГК (и даже противоположные полюсы одной ГК), могут быть вызваны разными и разновременными историческими процессами.

Совокупность мотивов включает тематические группы, демонстриру-ющие неодинаковые тенденции распространения. Объединять такой мате-риал — значит вычислять пресловутую среднюю температуру по больнице; группы надо обрабатывать по отдельности или в выбранных комбинациях. Первоначально были выделены только две основные категории моти-вов: приключенческие и трикстерские эпизоды, с одной стороны, и эпи-зоды и образы, отражающие представления о мире — с другой (Березкин 2016: 11). С сильной натяжкой первые можно назвать «фольклорными», а вторые «мифологическими» в узком значении терминов. Постепенно стало ясно, что каждая из категорий включает тематические группы, де-монстрирующие неодинаковые тенденции ареального распространения. Разные модели встречаемости по территориям дают, например, трикстер-ские мотивы с антропоморфными и с зооморфными персонажами. Среди «мифологических» мотивов особенно сильно различаются тенденции ми-рового распределения трех групп: объясняющих смертность людей; от-ражающих представления об объектах ночного неба; связанные с темами антропо- и социогенеза, человеческой анатомии и отношениями полов (Березкин 2018).

При наличии 10–15 тематических групп и 2–3 значимых ГК мы, ис-пользуя одну базовую корреляционную таблицу, можем выделить и иссле-довать порядка 30 разных тенденций в распределении мотивов по терри-ториям. Кроме того, нет необходимости обрабатывать одновременно все традиции (их около тысячи). Ограничиваясь сравнением лишь опреде-ленных регионов, удается заметить такие тенденции, которые иначе бы оставались невидимы на фоне других, более мощных.

ДИНАМИКА ЗАСЕ ЛЕНИЯ НОВ ОГО СВЕТА, О ТРАЖЕННАЯ В А РЕА ЛЬНОМ РАСПРЕДЕ ЛЕНИИ МО ТИВ ОВ

Созданные на основе статистической обработки мотивов, выделенных из десятков тысяч текстов, предлагаемые карты-схемы позволяют выявить разновременные комплексы мотивов и соответственно наметить эволюцию фольклора и мифологии. Речь в основном идет о циркумтихоокеанской половине мира. Как в это время менялись устные нарративы и представ-ления о природе и обществе на западе Евразии, судить трудно, ибо для этого региона нет репера, каким для востока ойкумены служит Америка. В любом случае это отдельная проблема, которой мы сейчас не касаемся. Условные временные срезы для наборов мотивов в циркумтихоокеанской зоне будем именовать стадиями.


В зависимости от выборки, включающей или исключающей опреде-ленные территории Старого и Нового Света, проявляется сходство между теми или иными группами традиций Азии и Америки. При этом в пределах обоих полушарий более южные районы в большинстве случаев сходны между собой и противостоят более северным. На севере же представлен наиболее поздний комплекс, общий для Аляски и северо-востока Сибири.

Стадия 1. Центральная и Южная Америка, особенно Амазония и Гвиана, сходны с индо-тихоокеанской окраиной Азии, особенно с Меланезией. Схемы на рис. 1 и 2 получены при обработке мотивов, встречающихся как в восточной половине Старого Света, так и в Америке. В первом случае (взгляд со стороны Азии) отобраны только мотивы, имею-щие отношение к космологии и этиологии, но не приключенческие и трик-стерские эпизоды, которые в Евразии в основном связаны с поздним ска-зочным фольклором. О том, что он поздний, свидетельствует отсутствие большинства таких эпизодов как в Америке, так и в древних источниках. Включив их в выборку, мы бы «затерли» картину распространения тех мо-тивов, которые могли распространяться значительно раньше. Во втором случае (взгляд со стороны Нового Света) обработаны мотивы всех кате-горий, поскольку связанные с поздним сказочным фольклором Евразии заведомо отсекаются как отсутствующие в Америке.

Рис. 1. Результаты статистической обработки мотивов на востоке Старого Света (только космологические и этиологические мотивы) и в Новом Свете (мотивы всех тема-тических групп, но лишь встречающиеся также и в Старом Свете). 343 традиции, 581 мотив, 1 ГК, дисперсия 4,0%. Здесь и далее: абсолютная величина математи-ческих индексов указывает степень выраженности в соответствующих традициях двух наиболее отличных один от другого комплексов мотивов. Традиции с числом мотивов менее 15 не обрабатывались. В Азии заштрихована территория, данные по которой не обрабатывались


Рис. 2. Результаты статистической обработки мотивов на востоке Старого Света и в Новом Свете. Учтены все мотивы, встречающиеся в Америке. 267 традиций, 1409 мотивов, 1 ГК, дисперсия 3,7%. Традиции с числом мотивов менее 50 не обрабатывались. Часть американских традиций оставлена вне выборки также и для того, чтобы уравнять число традиций, выделенных для Старого и для Нового Света (в Америке этниче-ские группы в среднем занимают меньшие территории, поэтому соответствующих традиций выделено больше, чем в Азии). В Азии заштрихована территория, данные по которой не обрабатывались

Ясно прослеживаются южный и северный комплексы, занимающие на обеих схемах одинаковые территории. Разница лишь в относитель-ном обилии соответствующих мотивов, что отражено в интенсивности окраски значков. Интерпретация полученной картины основана на двух допущениях. Во-первых, миграционные потоки шли из Старого Света в Новый, а не наоборот (это известно по данным археологии и генетики). Во-вторых, из Меланезии в Америку в палеолите (как и позже) никто не плавал. В пользу подобных плаваний нет ни малейших свидетельств, и в любом случае контакты должны быть ожидаемы с тихоокеанским по-бережьем, но не с Гвианой. Кроме того, в ходе контактов могли быть за-имствованы один-два мотива (хотя и это сомнительно), но, разумеется, не весь ритуально-мифологический комплекс. В то же время в Меланезии и в Южной Америке есть десятки одинаковых мотивов, не говоря о сход-стве ритуалов и связанных с ними предметов (Березкин 2002), поэтому случайный характер совпадений исключен. Остается допустить, что пред-ковая для Меланезии и Амазонии культура была некогда распространена на востоке Азии и в Берингии, где она была почти (есть важные исключе-ния) стерта более поздними миграционными потоками. Эта культура со-хранилась в двух рефугиумах, наиболее удаленных от континентальной Евразии, то есть в Южной Америке и в Меланезии.

Стадия 2. Важнейшим регионом, где представлен соответствующий комплекс мотивов, является большая Юго-Восточная Азия, включающая


Бирму, Индокитай и сопредельные с ними области Индии и Китая (далее название региона сокращено до ЮВА). В Новом Свете параллели пред-ставлены в южных (особенно юго-западных) областях Северной Америки, в Мексике и Центральной Америке и отчасти в пределах Андского пояса Южной Америки. Большая часть Южной Америки из выборки исклю-чена, поскольку на фоне богатого и хорошо выраженного амазоно-гви-анского комплекса мотивов специфика более северных районов Нового Света не проявилась бы.

При создании схем на рис. 3–11 были отдельно обработаны мотивы с разной тематикой. Полученные в результате тенденции несколько разли-чаются, но сходство ЮВА с более удаленными от Берингова пролива рай-онами Нового Света сохранятся во всех группах, кроме связанной со сказ-ками о животных и объяснением особенностей животных (рис. 10 и 11).

Мотивы, обработанные при подготовке схемы на рис. 3, отра-жают представления о природе солнца и луны и взаимоотношениях све-тил. В этом случае Мезоамерика наиболее сходна с ЮВА, а Аляска — с Чукоткой и Западной Сибирью. Такое распределение можно истолковать лишь одним образом: прежде чем попасть в Мезоамерику, мотивы, харак-терные сейчас для ЮВА, должны были быть сперва принесены на Чукотку и Аляску, где они вытеснили мотивы, характерные ныне для Меланезии и Амазонии, а затем сами оказались вытесненными другими, ставшими ха-рактерными для северных областей Северной Америки и Сибири. Идет ли речь в большей степени о смене населения или об изменениях в культуре при сохранении генофонда — этот вопрос следует обсуждать лишь на ме-ждисциплинарном уровне.

Рис. 3. Результаты статистической обработки мотивов на востоке Евразии и в Северной и Центральной Америке, отражающих представления о солнце и луне. 362 традиции, 53 мотива, 2 ГК, дисперсия 7,8%. Традиции с числом мотивов менее 7 не на схеме. Здесь и на рисунках 4–11 заштрихованы незаселенные территории, а также терри-тории, данные по которым не обрабатывались или отсутствуют


Необходимо, видимо, разъяснить, что мифы, записанные, скажем, среди майя Юкатана и апатани Восточных Гималаев, демонстрируют от-нюдь не большее сходство друг с другом, чем мифы апатани с якутскими или майя с эскимосскими. Оценка совокупного сходства (или различия) между традициями вообще вряд ли осуществима. Мы работаем со стати-стическими тенденциями в распределении мотивов, на которые, как было сказано выше, приходится лишь небольшой процент совокупной информа-ции. Но важно, что среди мотивов, встречающихся в разобщенных регио-нах, есть такие, которые позволяют связать ЮВА именно с Мезоамерикой, а Аляску и американскую Арктику — с Чукоткой и с Западной Сибирью. Это данные второй ГК. Первая же ГК, на которую при обработке той же совокупности данных приходится больший процент информации, проти-вопоставляет традиции ЮВА и Южной Сибири традициям притихооке-анских областей Северной Америки (рис. 4). Это значит, что наборы мо-тивов как в Азии, так и в Америке в значительной мере сформировались уже после того, когда миграции в Новый Свет прекратились. Вместе с тем даже 1 ГК выделяет в северной Калифорнии ареал, демонстрирующий параллели с Восточной Азией.

Рис. 4. Результаты статистической обработки мотивов, отражающих представления о Солнце и Луне на востоке Евразии и в Северной и Центральной Америке. 362 традиции, 53 мотива, 1 ГК, дисперсия 8,7%. Традиции с числом мотивов менее 3 не на схеме

Мотивы, обработанные при создании схемы на рис. 5, касаются кос-могонических представлений и описывают основные элементы и яв-ления окружающего мира. Максимально различны мифологии Аляски, Северо-Западного побережья и Новой Англии, с одной стороны, и ЮВА и Южной Сибири, с другой. Якутская традиция примыкает к южносибир-ским. В то же время мифологии Мезоамерики и Большого Юго-Запада сходны с мифологиями ЮВА. Это сходство становится еще заметнее, если при обработке той же тематической группы мотивов (космология) изме-нить набор сравниваемых традиций.


Схема на рис. 6 создана с использованием мотивов, содержащихся в традициях не только Восточной Азии, но всей континентальной Евразии и Северной Африки, а центральноамериканские данные, напротив, ис-ключены. Однако мы снова видим, что один и тот же комплекс мотивов характерен и для ЮВА, и для южных районов Северной Америки.

При том же территориальном охвате (от Западной Евразии до Мек-сики) сходная картина получается при обработке мотивов, связан ных с представлениями о Солнце и Луне (рис. 7).

Рис. 6. Результаты статистической обработки космологических мотивов во всей Евразии и Северной Америке. 746 традиций, 216 мотивов, 3 ГК, дисперсия 2,5%. Традиции с числом мотивов менее 7 не на схеме

Рис. 5. Результаты статистической обработки космологических мотивов на востоке Евразии и в Северной и Центральной Америке. 415 традиций, 203 мотива, 1 ГК, дисперсия 3,8%. Традиции с числом мотивов менее 7 не на схеме


Рис. 7. Результаты статистической обработки космологических мотивов во всей Евразии и Северной Америке. 411 традиций, 53 мотива, 1 ГК, дисперсия 8,3%. Традиции с числом мотивов менее 3 не на схеме

Вновь ограничиваясь традициями, зафиксированными лишь на вос-токе Ста рого Света, в Северной Америке и в Центральной Америке, выде-лим те мотивы, которые описывают звезды, созвездия и лунные пятна (рис. 8). В Центральной Америке эта тема представлена слабо. Соот вет-ству ющие математические индексы для местных традиций близки поэ-тому к нулю и не показаны на схеме. Но далее к северу мы опять сталки-ваемся с уже знакомой картиной. Более южные традиции, лучше всего представленные в Южной Сибири и Центральной Азии, в Америке наи-более сходны с традициями Равнин и Большого Юго-Запада, а более се-верные сибирские сходны с традициями Аляски, американской Арктики и Среднего Запада.

Рис. 8. Результаты статистической обработки космологических мотивов на востоке Евразии и в Северной и Центральной Америке. 362 традиции, 118 мотивов, 2 ГК, дисперсия 5,0%


Вариации на все ту же тему дает и обработка мотивов, касающихся антропогенеза, человеческой анатомии и брачных отношений (рис. 9). Более южные области Северной Америки и Центральная Америка сходны с ЮВА, более северные — с Сибирью.

Стадия 3. Северная Америка и особенно ее северные и западные рай-оны сходны с Сибирью, причем отражающие данный комплекс традиции в Старом и в Новом Свете территориально не разобщены. Распределение подобного типа представлено на всех уже рассмотренных схемах, где дан-ный комплекс противостоит более южным, разделяя их азиатский и аме-риканский ареалы.

Обмен мотивами в пределах северной зоны мог происходить вплоть до XX в. Что же касается нижней границы, то она определена време-нем переноса в Новый Свет мотивов восточноазиатского происхожде-ния. Как было показано, они сконцентрированы на юго-западе США и в Мезоамерике. Данные археологии делают маловероятным проник-новение азиатских мигрантов так далеко на юг в голоцене. Однако но-сители наиболее раннего амазоно-гвианского комплекса мотивов, име-ющего параллели в Меланезии, должны были оказаться в Новом Свете еще раньше — примерно 15 тыс. лет назад. По крайней мере примерно так датируются самые древние известные пока памятники. Из всего этого следует, что стадия 3 могла длиться от времени 10–12 тыс. лет назад и практически до современности. В формировании этого комплекса на-верняка сыграли свою роль палео- и неоэскимосы, однако вряд ли только

Рис. 9. Результаты статистической обработки мотивов, отражающих представления об ан тро погенезе, человеческой анатомии и отношениях полов, на востоке Евразии и в Северной и Центральной Америке. 386 традиций, 152 мотива, 2 ГК, дисперсия 3,6%. Традиции с числом мотивов менее 7 не на схеме


они. Для некоторых тематических категорий мотивов этот тренд лучше всего выражен не в Арктике, а на Северо-Западном побережье Северной Америки, куда культуры эскимосского типа не проникали.

Параллели, связывающие южные области Старого и Нового Света в обход Северной Пацифики, доказывают, что мотивы, относящиеся к кос-мологии, представлениям о небесных светилах и представлениям о чело-веке и обществе, были распространены в индо-тихоокеанских районах Азии как минимум 10–15 тыс. лет назад (а, вероятно, и раньше). Иное дело — мотивы, характерные для сказки о животных и включающие трик-стерские эпизоды, а также объяснения особенностей соответствующих видов (рис. 10 и 11). Некоторые из подобных мотивов были известны в Азии как минимум в конце позднего палеолита, откуда попали в Северную Америку и далее в Патагонию (Васильев и др. 2015: 379–381). Однако в массе своей одинаковые эпизоды сказки о животных и объясня-ющие особенности животных этиологические мотивы встречаются в пре-делах единой зоны, включающей Сибирь, в том числе ее северо-восток, и север Северной Америки, в том числе и Аляску. Они не сосредоточены в удаленных от Берингова пролива рефугиумах и должны были проник-нуть в Новый Свет относительно поздно. На рис. 10 показаны резуль-таты, которые отражает 1 ГК. Здесь максимально различны Европа с Кавказом и Средней Азией и Северная Америка, но Сибирь ближе к Америке. На рис. 11 (2 ГК) максимально различны северная и юго-за-падная Евразия (с Северной и Восточной Африкой), а Северная Америка близка Сибири.

Рис. 11. Результаты статистической обработки эпизодов сказки о животных и этиологиче-ских мотивов, объясняющих особенности животных, в Евразии и Северной Америке. 480 традиций, 331 мотив, 3 ГК, дисперсия 2,9%. Традиции с числом мотивов менее 7 не на схеме



Из этого следует, что либо эпизоды сказки о животных менее долго-вечны, чем особенности космологических представлений, либо в палео-лите эта часть фольклора вообще не получила еще значительного разви-тия. Региональная специфика тоже не исключена, о чем свидетельствуют материалы по Полинезии, где трикстерских историй с зооморфными ак-торами почти нет.

ЗА КЛЮЧЕНИЕ

Процессы надо рассматривать в тех временных и пространственных рамках, в которых они развертывались. Слона трудно вообразить, ощупы-вая исключительно хобот. Исследований в области фольклора и мифоло-гии это касается напрямую, и тупик, в который зашла фольклористика к концу XX века, есть результат пренебрежения данным правилом. Ссылки на то, что на место фольклора пришел городской постфольклор, не могут быть приняты. В прошлом находится, строго говоря, вся культура, даже и современная, меняющаяся быстрее, чем это можно зафиксировать и тем более осмыслить. Изучая мир, мы всегда изучаем прошлое. Природа кри-зиса совершенно иная.

К середине XX в. среди антропологов возобладало мнение, что инте-реснее выявлять и анализировать не факты культуры, а интерпретации этих фактов. Против подобного интереса нечего возразить, но следует помнить об ограничениях. Во-первых, изучение мыслей и чувств (а именно о них идет речь при эмном подходе) предполагает наличие психологического

они. Для некоторых тематических категорий мотивов этот тренд лучше всего выражен не в Арктике, а на Северо-Западном побережье Северной Америки, куда культуры эскимосского типа не проникали.

Параллели, связывающие южные области Старого и Нового Света в обход Северной Пацифики, доказывают, что мотивы, относящиеся к кос-мологии, представлениям о небесных светилах и представлениям о чело-веке и обществе, были распространены в индо-тихоокеанских районах Азии как минимум 10–15 тыс. лет назад (а, вероятно, и раньше). Иное дело — мотивы, характерные для сказки о животных и включающие трик-стерские эпизоды, а также объяснения особенностей соответствующих видов (рис. 10 и 11). Некоторые из подобных мотивов были известны в Азии как минимум в конце позднего палеолита, откуда попали в Северную Америку и далее в Патагонию (Васильев и др. 2015: 379–381). Однако в массе своей одинаковые эпизоды сказки о животных и объясня-ющие особенности животных этиологические мотивы встречаются в пре-делах единой зоны, включающей Сибирь, в том числе ее северо-восток, и север Северной Америки, в том числе и Аляску. Они не сосредоточены в удаленных от Берингова пролива рефугиумах и должны были проник-нуть в Новый Свет относительно поздно. На рис. 10 показаны резуль-таты, которые отражает 1 ГК. Здесь максимально различны Европа с Кавказом и Средней Азией и Северная Америка, но Сибирь ближе к Америке. На рис. 11 (2 ГК) максимально различны северная и юго-за-падная Евразия (с Северной и Восточной Африкой), а Северная Америка близка Сибири.



образования. Психология — сложная дисциплина, в которой антропологи не всегда компетентны. Во-вторых, сами интерпретации не спонтанны, они тоже «вещи» (по Э. Дюркгейму), которые копируются и воспроиз-водятся бессознательно. В противном случае история идей и социология были бы невозможны.

Выявлять эмные факты намного сложнее, чем этные, поэтому сто-ронники данного направления должны объяснить свой выбор. Он был бы оправдан, если бы речь шла об исследовании скрытых и крупномасштаб-ных процессов, влияющих на развитие цивилизации. Однако современ-ная антропология чуть ли не демонстративно отказывается от транскуль-турных сравнений и сосредотачивается на case studies. Как следствие ны-нешнее направление превращается в своего рода «не-исторический пар-тикуляризм». В отличие от исторического партикуляризма Ф. Боаса, она смещает акцент на эмные факты культуры и соответственно закрывает глаза на все, что выходит за пределы временного и пространственного кругозора информантов.

Другая сторона проблемы касается особенностей постсоветского пространства, перепаханного марксистской идеологией. Марксизм воз-ник и развивался в контексте эволюционизма XIX — начала XX вв. и ос-нован на господствовавшем в то время предположении, будто общество и культура — в соответствии с постулируемыми законами — проходят в своем развитии определенные стадии, поднимаясь по ступеням прогресса. Учитывая скудость имевшихся знаний, это был логичный и экономный способ упорядочить отрывочную информацию о прошлом. Стереотипы мышления в духе «Великой цепи бытия», пропитывавшие европейскую интеллектуальную традицию (Лавджой 2001), поддерживали подобное направление, так что серьезной альтернативы стадиализму долгое время не существовало. Как ни далек Карл Юнг от Карла Маркса, их объединяет вера в эволюцию универсального человека во времени. Л. Фробениус или В. Шмидт в своей роли «миграционистов» могли акцентировать внима-ние на второстепенных различиях в рамках одной эволюционной ступени, но универсальность самих ступеней принимали как очевидность. Что ка-сается Ф. Боаса, чьи взгляды на многие десятилетия определили маги-стральный тренд в развитии антропологии, то он хотя и продемонстри-ровал безосновательность претензий эволюционистов на знание законов развития общества (Boas 1896), но собственной концепции не предложил. П. Радин был прав, называя его эклектиком (Radin 1933: 19).

С тех пор историческая наука ушла далеко вперед, но эволюционист-ские штампы не стерлись. Это и представление об универсальном харак-тере явлений и процессов, и убежденность в закономерном (то есть в сущ-ности неизбежном) возникновении всего существующего. В области изу-чения фольклора и мифологии такая позиция отражена в стремлении подо-брать для каждого факта ячейку в заранее заданной схеме — исторической


(бездоказательное отнесение определенных форм к более или к менее от-даленному прошлому) и психологической (определение некоторых форм как «архетипических» и наивная вера в то, что включенные в указатели типы сюжетов или мотивов предвечны).

Но если план истории и психологические константы заранее из-вестны, то фольклористу, имеющему дело с эпизодами и образами тра-диционных текстов, остается лишь наклеивать ярлыки. Это скучное за-нятие не всех, разумеется, удовлетворяет — изучать постфольклор, ко-нечно же, интереснее.

Главным результатом проведенных исследований можно считать выявление не просто одинаковых комплексов мотивов в Евразии (точнее в Австролазии) и в Новом Свете, но и их одинаковой широтной локали-зации по отношению к зоне азиатско-американских контактов в Северной Пацифике. Объяснить такую локализацию можно лишь одним: чем дальше на юг от Чукотки и Аляски, тем с более ранними формами культуры мы имеем дело. Чтобы проникнуть из Старого Света в Новый, эти формы в определенный период должны были быть распространены и в Берингии, точнее во всех тех районах, по которым проходил путь мигрантов из Азии в более южные области Америки.

Статистика демонстрирует систематичность ареального распреде-ления элементов фольклора и мифологии. На схемах показаны условные математические индексы, но за ними стоят конкретные эпизоды и образы, которые столь же систематично встречаются в одних ареалах и отсут-ствуют в других. Карты распределения таких мотивов мы неоднократно публиковали (Березкин 2017; Васильев и др. 2015, гл. 6). Один этот факт достаточен для того, чтобы считать вероятность независимого повторного возникновения соответствующих элементов культуры незначительной.

Проведенная обработка большого массива данных показывает, что сюжетно-мотивный фонд мигрантов в Новый Свет на протяжении тыся-челетий менялся. В этом сомнений практически нет. Неясно другое. Либо в состав переселенцев включались все новые группы людей с разной куль-турой, и эти различия возникли еще до начала заселения Америки по при-чине отсутствия контактов между обитателями разных территорий. Либо те культурные комплексы, которые были перенесены в Америку позже, в более ранние периоды вообще отсутствовали и формировались в конце плейстоцена и в голоцене на основе более ранних традиций.

* Я благодарен И. И. Крупнику за замечания при подготовке статьи.

СПИС ОК ИС ТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Березкин Ю. Е. [Рец. на:] Gender in Amazonia and Melanesia. An Exploration of the Comparative Method. Berkeley, LosAngeles, London, 2001. 392 p. // Этнографическое обозрение. 2002. № 6. С. 172–177.


Березкин Ю. Е. Между общиной и государством. Среднемасштабные общества Нуклеарной Америки и Передней Азии в исторической динамике. СПб., 2013.

Березкин Ю. Е. Восточнославянский фольклор в европейском и евразийском кон-тексте (результаты статистической обработки данных) // Антропологический форум. 2016. № 31. С. 9–24.

Березкин Ю. Е. Рождение звездного неба: представления о ночных светилах в исто-ричес кой динамике. СПб., 2017.

Березкин Ю. Е. Отражение картины мира в традиционных нарративах: реконструкция глобальных тенденций распространения и хронологической последовательности появ-ления мотивов мифологии // Археология, антропология, этнография Евразии. 2018. Т. 46. № 2. С. 149–157.

Васильев С. А., Березкин Ю. Е., Козинцев А. Г., Пейрос И. И., Слободин С. Б., Табарев А. В. Заселение человеком Нового Света: опыт комплексного исследования. СПб., 2015.

Лавджой А. О. Великая цепь бытия. М., 2001.Boas F. The Limitations of the Comparative Method of Anthropology // Science, n. s. 1896.

№ 4 (103). P. 901–908.Radin P. The Method and Theory of Ethnology. New York; London, 1933.

THE SUCCESSION OF THE SPREAD OF MYTHOLOGICAL MOTIFS INTO AMERICA

A B S T R A C T. Traditional folklore studies lost their impulse in late 20th century and the disappearance of traditional folklore was not the real reason. More important was the shift of preferences in cultural anthropology from research on the etic facts to interpretation of emic ideas. Since then interests of the folklorists and anthropol-ogists became restricted by the areal and temporal horizon of their own informants. Latent tradition of the 19th century evolutionism intensified the crisis. However, the processing of the big data on folklore and mythology opens the possibility of trans-forming this sphere of the research into the full-bodied historical discipline. Because comparative folkloristic does not possess its inner resources to date processes under study, parallels between folklore and mythological materials recorded in Asia with its Oceanic margin and in America acquire crucial significance. Time and direction of migrations responsible for the peopling of the New World are basically known that opens possibility to assess the age of corresponding sets of motifs. Separate com-puting of particular groups of motifs selected according to their thematic peculiarity (cosmology, star lore, human anatomy and relations between genders, animal charac-teristics, etc.) helps to reveal the probable sequence of their transfer across Beringia. Parallels between Melanesia and South America are related to the earliest stage while parallels between East and Southeast Asia on the one hand and southern North Ameri-ca and Mesoamerica on the other hand date to the later time. The most recent complex of motifs is widespread across Siberia and northern North America. Unlike the other


two it occupies a continuous territory where exchange of information could persist up to the recent times.

K E Y W O R D S : peopling of the New World, comparative folklore studies, precise methods in humanities

Yuri Ye. B E R E Z K I N — Doctor of Historical Sciences, Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences (Russia, St. Petersburg)E-mail: [email protected]

REFERENCES

Berezkin Yu. Ye. [East Slavic Folklore in the European and Eurasian Context (Results of the Statistical Processing of Data)]. Antropologicheskiy forum [Forum for Anthropology and Culture], 2016, no. 31, pp. 9–24. (in Russ.).

Berezkin Yu. Ye. [Manifestation of Worldviews in Traditional Narratives: Reconstruction of Global Tendencies in the Spread and the Chronology of Emergence of Mythological Motifs]. Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia, 2018, vol. 46, no. 2, pp. 149–157. (in Russ.).

Berezkin Yu. Ye. [Rev.: Gender in Amazonia and Melanesia. An Exploration of the Comparative Method. Berkeley, LosAngeles, London, 2001. 392 p.]. Etnograficheskoe oboz-renie [Ethnographic Review], 2002, no. 6, pp. 172–177. (in Russ.).

Berezkin Yu. Ye. Mezhdu obshchinoy i gosudarstvom. Srednemasshtabnye obshchestva Nuklearnoy Ameriki i Peredney Azii v istoricheskoy dinamike [Between the Community and the State the Middle-Range Societies of Nuclear America and the Near East in Historical Dynamics]. St. Petersburg: Museum of Anthropology and Ethnology of the RAS Publ., 2013. (in Russ.).

Berezkin Yu. Ye. Rozhdenie zvezdnogo neba: predstavleniya o nochnykh svetilakh v istorich-eskoy dinamike [The Birth of the Starry Sky. Ideas about the Night Luminaries in Historical Dynamics]. St. Petersburg: Museum of Anthropology and Ethnology of the RAS Publ., 2017. (in Russ.).

Boas F. The Limitations of The Comparative Method of Anthropology. Science, n. s., 1896, no. 4 (103), pp. 901–908. (in English).

Lovejoy A. O. Velikaya tsep bytiya [The Great Chain of Being]. Moscow: Dom intellek tu-alnoy knigi Publ., 2001. (in Russ.).

Radin P. The Method and Theory of Ethnology. New York; London: McGraw-Hill, 1933. (in English).

Vasilev S. A., Berezkin Yu. Ye., Kozintsev A. G., Peyros I. I., Slobodin S. B., Tabarev A. V. Zase lenie chelovekom Novogo Sveta: opyt kompleksnogo issledovaniya [Peopling of the New Word: integrated research experience]. St. Petersburg: Nestor-Istoria Publ., 2015. (in Russ.).

МИФЫ И...

Documents