ИГРА ЛЮБВИ И СМЕРТИ

Россия переживает оперный бум. На любителей оперы уже не смотрят, как на полоумных.

Интерес к жанру подогревают то неожиданные премьеры нетленок, то скандальные новости из

театров, то душераздирающие истории о примадоннах и королях вокала.

О положении дел в мире нескучной классики рассказывает в интервью в четырех актах один

из ведущих российских опероведов Михаил Мугинштейн.

Влад Васюхин

Досье

Михаил Мугинштейн родился в 1949 в Свердловске.

Историк и теоретик оперы, музыковед, критик.

Помощник директора театра «Новая опера» по творческим вопросам, драматург ряда

спектаклей.

Был профессором ГИТИС-РАТИ и Уральской консерватории.

Президент фонда поддержки оперного искусства «CASTA DIVA» и председатель жюри

одноименной российской оперной премии (с 1996).

Автор 3-х томной энциклопедии «Хроника мировой оперы. 1600-2000. 400 лет – 400 опер –

400 интерпретаторов».

Многие годы осуществляет просветительский проект Оперный клуб "400 лет оперы", в рамках

которого знакомит желающих с выдающимися спектаклями и солистами.

Кандидат искусствоведения. Заслуженный деятель искусств России.

Жена: оперный режиссер Екатерина Одегова.

УВЕРТЮРА

- А если в двух словах: что такое опера?

- Опера – самое прекрасное, изысканное синтетическое искусство. Смешно

воспринимать ее только как театр представления вокала. Вокал – лишь одна из красок.

Можно, конечно, рассуждать – кто как взял ноту, но лишь как об аппендиксе, не более

того. Опера – это и сложнейшие лабиринты музыки и театра и, как сказал великий

режиссер Джорджо Стрелер, восхитительное недоразумение!

ПЕРВЫЙ АКТ:

ПЕВЦЫ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

- Мы замахнулись с вами, Михаил Львович, на тему без конца и без края, но начну с

вопроса конкретного и узкого. Даже те, кто страшно далек от театральных подъездов,

следят за новостями о состоянии здоровья Дмитрия Хворостовского с того момента,

как два года назад ему диагностировали опухоль головного мозга. Между курсами

химиотерапии золотой баритон продолжал мужественно давать концерты – в мае пел в

Санкт-Петербурге, в июне – в своем родном Красноярске. А вот его сентябрьские

выступления в Москве и Бухаресте отменены. И такие разные люди, как митрополит

Пантелеймон и композитор Игорь Крутой, призвали всех неравнодушных молиться за

певца. Вам что-нибудь известно о его самочувствии?

- Вы застали меня врасплох этим вопросом и сразу настроили на тяжелые

размышления... Дело в том, что в октябре пройдет очередная церемония вручения

отечественной оперной премии Casta Diva, а Дмитрий был выбран жюри «Кавалером

оперы». Это самая почетная номинация, победа в ней присуждается выдающимся

артистам по совокупности заслуг за их многолетнее служение искусству. Все были бы

рады, если бы Хворостовский прилетел на церемонию – просто выйти на сцену и

получить статуэтку. Однако в нынешнем его физическом состоянии визит, увы,

проблематичен…

- Вам приходилось общаться раньше?

- Мы незнакомы с Дмитрием лично, но мне дорог этот человек. Неповторимая личность!

Он пользуется большим признанием оперного народа. Хворостовский – золотой голос

оперного королевства, артист благородной манеры. Меня он покорил редкой

экспрессией еще в 1999 в Зальцбурге, своим неотразимым в каждом слове Дон Жуаном.

Конечно, все его поклонники переживают и желают ему здоровья и победы над

недугом. Кстати, надо напомнить читателям, что Хосе Каррерас в 1987 году заболел

лейкемией, пережил пересадку костного мозга, победил – и это очень хороший и не

единственный в оперном мире оптимистический пример… И то, что Хворостовский

выступает, как раз очень понятно. Кто-то может сказать, что творчество – великая

иллюзия, а кто-то напротив, что это – великая реальность, помогающая человеку

достойно пройти жизненный путь.

- Вам наверняка знакома ахматовская фраза: «Когда человек умирает, изменяются его

портреты». Точно так же, когда публика выясняет, что кто-то из популярных людей

серьезно болен, отношение к этому человеку и его деяниям заметно теплеет... Но

предположим: вы не в курсе всех этих отягчающих обстоятельств его жизни и не

нужно перенастраивать оптику, как бы вы оценили масштаб Дмитрия?

- Я считаю, что Хворостовский вне ситуации его борьбы с болезнью входит в когорту

или, как сегодня принято говорить, в топ лучших певцов мира. Повторю: он должен

быть с нами! И возможности его голоса или уровень его артистизма в этой ситуации,

конечно, отступают на второй план… Не подумайте, будто я уклоняюсь от ответа. Есть

множество профессиональных нюансов, о которых можно порассуждать, но скажу

главное: Хворостовский – певец своего времени.

- А что это значит?

- Сейчас мы выйдем с вами на очень большую, даже глобальную тему. Положа руку на

сердце, я бы не назвал его баритоном номер один в мире. Он – один из лучших. Но

главного или первого я бы вообще не выделил. Это не спорт. Куча профессионалов,

особенно, певцов, могут вам заявить о ком угодно из мировых звезд: «А я вообще не

могу его или её слушать!» Понимаете, да?

- Понимаю. Я сам могу внимать Любови Казарновской только когда вижу ее в жюри

телешоу «Точь-в-точь», а вот если она поёт рассчитанную на бас «Песню о блохе», мне

становится не по себе – ну вот ни разу не Шаляпин!..

- Сегодня даже лучшие исполнители, как Анна Нетребко, а она заслуженно занимает

место первого сопрано мира (primadonna assoluta!), могут проиграть при сопоставлении

со звездами, скажем, середины ХХ века. Естественно, раньше, когда певцы долго

плыли на корабле из Европы в Нью-Йорк, чтобы спеть в Метрополитен Опере, они в

другом ритме жили, по-другому размышляли. И голоса были другие. Сравнивать не

продуктивно: каждому времени - свои герои. Если была эпоха Каллас, то сейчас время

Нетребко. Но Анна и тогда входила бы в лучшие.

- Знаете, что ответил Лучано Паваротти, когда его спросили: «Чего не хватает в наше

время в человеческих размышлениях?». Он сказал: «Оптимизма». Вы же говорите про

идеальную команду мечты. И мы судим о былых небожителях по записям, часто

несовершенным…

- А этого достаточно!.. Да, они были странными, те звезды. И современные певцы могут

быть более информированы, чем они, но личность и размах тех были больше. И

вокальные данные – удивительные! Многие советские певцы, которые не могли из-за

«железного занавеса» выезжать, украсили бы тогда ряд европейских сцен.

- Лицом к лицу лица не увидать! Уверен, что и про самых легендарных в газетах в свое

время писали гадости…

- Пласидо Доминго и Эдита Груберова, на мой взгляд, последние великие певцы из ныне

живущих. А больше пока ни о ком не могу сказать «великий»… Скажем, когда я

предложил слушателям своего Оперного клуба сравнить два видеофрагмента –

выступление Нетребко в «Аиде» на последнем фестивале в Зальцбурге и старую запись

американки Леонтины Прайс, которая в этом году отпраздновала 90-летие, то многие

признали: Прайс пела интереснее! При этом она не располагала эффектной

внешностью Нетребко.

- Так зато Прайс, черная жемчужина мировой оперы, идеально подходила для роли

дочери эфиопского царя!

- Для партии Аиды не только цвет кожи важен. У Прайс – другое звукоизвлечение,

другая внутренняя вибрация и так далее.

- И все же давайте подчеркнем снова: всему свое время. Лидеры концентрируют его, а в

карете прошлого далеко не уедешь.

- Кроме Нетребко и Хворостовского или возьму на себя смелость добавить к ним Марию

Гулегину, которую называют «вокальным чудом», кого из русских певцов вы бы

отнесли к высшей лиге?

- К примеру, Екатерину Семенчук. Сегодня это чуть ли не первое меццо-сопрано

планеты, и в Зальцбурге в «Аиде» она пела вместе с Нетребко – ее соперницу Амнерис,

дочь фараона. Есть великолепные Татьяна Сержан, Ильдар Абдразаков, один из первых

басов мира, «первач» просто… И еще нескольких исполнителей.

- Но сам факт, что наш соплеменник выходит на прославленные подмостки, не делает же

его автоматически звездой?

- Нет, конечно. Вообще отсутствие «железного занавеса» мощно повлияло на поток

русских исполнителей за границу. Если в советское невыездное время наших артистов

приглашали выступить в Метрополитен, Ковент-Гарден или в Ла Скала, который

сейчас уже потерял статус великого театра, то это были огромные масштабные певцы –

Вишневская, Архипова, Лисициан, Образцова, Атлантов… А сейчас западный

ангажемент не является чем-то из ряда вон. Если вы поищите в интернете по сайтам

оперных театров, то везде увидите фамилии выходцев из России и бывших советских

республик. Для насыщенного, иногда перенасыщенного и как конвейер существующего

мирового оперного рынка, это уже обычная ситуация…Наши соотечественники поют в

любом уголке мира – от самого верха и до исполнителей второстепенных ролей во

второстепенных театрах. Русские певцы обладают большими голосами, большой

эмоциональной отзывчивостью и силой. Для западных театров это то, что называется

свежей кровью или, грубее, свежим мясом. Тем более, что начинающие артисты стоят

недорого. Раньше в европейских театрах выступало много американцев, а теперь, мне

кажется, по количеству певцов на мировых сценах Россия– номер один! И это хороший

пример в разговоре на тему: кто есть кто? Когда представители шоу-бизнеса, наши

эстрадники, начинают выпендриваться, им не мешало бы подумать, чего они стоят на

мировом рынке. В отличие от русских оперных певцов, они ничего не стоят!.. Я читал у

кого-то в интервью, кажется, у певицы Валерии, какие-то смешные вещи: мол, там, на

Западе, междусобойчик, свои дела. Главное не в этом. Если ты поешь на уровне, ты

пробьешься. Почему-то оперные певцы пробиваются, а в моем понимании оперное

пение значительно сложнее эстрадного.

- Долог ли век певца? Незадолго до болезни Хворостовский говорил, что лучший голос у

него позади…

- Предсказать ничего невозможно. Голос зависит и от генов, и от школы – правильно или

неправильно учили, а певцы нередко меняют педагогов, и от образа жизни. Есть общая

тенденция – в 30 или 40 лет голос звучит лучше, чем в 50 с гаком, а тем более, в 60.

Басы обычно поют дольше, чем тенора, потому что они развиваются позже, и

настоящий бас к 30 годам лишь начинает делать карьеру. А кто-то, не буду называть

имен, уже и в 40 плохо поет. Чтобы не обидеть никого из соотечественников – пример

из иностранных: болгарка Веселина Казарова, изумительное меццо-сопрано, ей сейчас

52. Вместе с Чечилией Бартоли они царили полтора десятка лет. Но Бартоли, хотя уже

не та сумасшедшая дива, но все еще Бартоли, а вот Казарова довольно сильно

потускнела. А, скажем, Доминго только сейчас в свои 76 лет начал входить в

настоящую осень патриарха, когда ему уже не стоит петь.

- Пора уходить?

- Уже несколько лет как пора. Он начинал как баритон, после пел драматическим

тенором, сейчас снова перешел на баритоновые партии. И еще лет в 70 он был

прекрасен. Понятно, что у него есть магия имени, харизма и масштаб – это вещи,

которыми можно долго брать публику...

- Я читал, в 1991 году, в Венской опере, после вердиевского «Отелло» Доминго

вызывали на поклон 101 раз и аплодисменты длились 80 минут. В голове не

укладывается

- Это мировой рекорд.

- У нас такое вряд ли возможно – зрители спешат на метро…

- В общем, голос – сложный инструмент. И годы безжалостны. И это все очень серьезно.

Певцам нужно сочувствовать и жалеть их.

- Тогда в расчете на сочувствие спрошу, как вы относитесь к дуэту Анны Нетребко с

Филиппом Киркоровым, точнее, к смешению жанров, стилей и манеры исполнения, к

тому, что называют кроссовером или поперой?

- Скептически отношусь. Все же я вышел из классического лона. Но это не значит, что

кому-то подобное не может нравиться. Если это помогает простым людям узнать

оперных певцов и полюбить оперу, ради Бога. В оперу можно войти и через кроссовер.

Пусть будет!.. Когда в начале 90-х я начал ездить в Европу, то с восторгом увидел в

Вене, как на площади около ратуши десять тысяч человек смотрят на огромном экране

запись оперного концерта. Молодые люди ели сосиски, пили пиво, но в них все равно

входила классика.

ПЕРВЫЙ АНТРАКТ

- Почему опера вдруг стала у нас модной?Возник оперный туризм – от Лондона до

Перми. И кого только не увидишь на премьерах! Очень занятые и очень богатые люди

из списка «Форбс» вслед за булгаковским профессором Преображенским повторяют:

«Ничего делать сегодня не будем. Во-первых, кролик издох, а во-вторых, сегодня в

Большом – «Аида». А я давно не слышал. Люблю... Помните дуэт... Тара... ра... рим...»

- До России оперный бум докатился из Европы. Залы посещаются, страсти горят, в

социальных сетях зрители черт знает что высказывают! И причин этой шумихе, этому

оживлению очень много. Привлекают даже внешние: посещение оперы стало

престижным, статусным! Опера устраивает разные категории людей.

Традиционалистов – тем, что на сцене красиво поют и, слушая певцов, люди уносятся

из своей скучной реальности в какую-то мечту. А быть в грёзе – это хорошее состояние

человека! Его переживают в любви, да и то не все и не всегда, а вот в опере можно

пережить довольно часто... Плюс образовалась другая часть оперного человечества,

которой нужен сложный, интересный театр – режиссура и сценография. Раньше такого

не было, и традиционалисты из-за этого очень нервничают.

- На одном интернет-форуме я прочитал: «Если сегодня на сцену вышел бы кто-то из

великих – Дель Монако, Карузо, Джильи, Каллас и т.д., так вот ответьте сами себе на

вопрос: вас интересовало бы кто дирижёр спектакля и кто режиссёр?» Но сегодня

именно режиссеры, кажется, захватили в опере власть?

- Вот давайте о них и поговорим.

ВТОРОЙ АКТ:

РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ИЛИ ВЕЛИКИЕ ПОТРОШИТЕЛИ?

- На днях один пожилой господин, услышав, что я смотрел оперу, по старинке поправил:

«Не смотрел, а слушал!». Но я гнул своё: «Нет, именно смотрел!».

- Понимаю его. Когда в Уральской консерватории я писал кандидатскую диссертацию по

оперной драматургии, то в оперный театр редко ходил. Для меня опера существовала

только как произведение композитора – я читал ноты и слушал записи или концертное

исполнение в филармонии. Мне было неинтересно то, что предлагалось обычно

режиссерами и сценографами на советской сцене, моя фантазия была гораздо богаче

этой «травы-муравы», я представлял себе любое произведение интереснее. Осознание

того, что опера стоит на двух ногах, что это музыкальный театр, пришло гораздо позже,

когда в Екатеринбурге расцвели спектакли Александра Тителя, а потом я стал активно

ездить по миру и смотреть видеозаписи.

- Что из увиденного тогда отпечаталось в памяти?

Мы были неофиты, не потеряли еще в театре зрительской девственности, когда сэр Джонатан

Миллер, известный английский режиссер, представил в начале 80-х своего «Риголетто». Он

перенес действие из Италии XVI века в Нью-Йорк середины XX века, где американо-

итальянские банды соперничают между собой, где Риголетто–бармен в баре, а Герцог –

кличка мафиози. Но алгоритм отношений остался. И многие, кто был шокирован, потом стали

говорить: «Вот это да!»…Нынешнему зрителю важна не только музыкальная партитура, но и

театральная, чтобы на сцене существовала сложная картина отношений. У немцев даже возник

термин «Personenregie» – это когда каждый герой оперы, особенно главные, должны быть

проведены режиссером через весь спектакль сквозным образом в их взаимосвязи, как в

симфоническом развитии. И когда есть такая режиссура, многие счастливы.

- Моя версия режиссерского диктата: все-таки мало гениальных голосов и нет новых

великих опер, вот и ставят одно и то же , подвергая классические партитуры

кардинальным и провокаторским интерпретациям. А ваша?

- Сейчас проблема авторства изменилась принципиально – все делают селфи и пишут в

фейсбук, считая себя фотографами и литераторами. Режиссер тем более склонен

чувствовать себя автором оперы, делая какие-то вариации на тему композитора.

Я выделяю четыре линии современного оперного театра. Каждая имеет право на

существование. Первая – традиции, консерватизм, музей, когда соблюдается всё,

вплоть до ремарок либретто. Сегодня подобное редко, но еще встречается. И часть

публики это любит. Вторая – перенос сюжета во времени и пространстве без слома

драматургического хода, формулы произведения. Режиссеры обожают переносить

действие в эпоху создания оперы, например, мифологию Вагнера – в конец XIX века.

Здесь верность драматургической системе, замыслу автора, а не букве. Мы берем вот

эту чашку и переносим в иное время. Могут меняться костюмы и декорации, но не

отношения - матрица первоисточника сохраняется. Третья линия – самая плодотворная.

Это сложный любовный диалог с произведением. Он не подразумевает полного

сохранения авторской формулы, но и не вырезает ДНК. Это вариации на тему, когда

авторский голос сохраняется и учитывается режиссером-Икаром как некая линия

горизонта-ориентира, чтобы не разбиться. Здесь возможны новые ходы,

переинтонирование и добывание свежих смыслов из партитуры. А четвертая линия –

радикальная, собственная режиссерская история вместо авторской. Или совместно с

дирижером авторский театр постановщиков (например, Курентзис/режиссер Селларс),

который замещает драматургию произведения. И это часто то, что консерваторы

называют «глумлением над оперой». Между этими четырьмя линиями нет Великой

китайской стены, они могут переходить и переливаться.

- С чем связано нынешнее нашествие в музыкальный театр режиссеров из драмы?

Дефицит кадров?

- Что касается режиссуры, то ситуация у нас плачевная. Молодым "оперникам" доверяют

плохо, и вот уже

- очередной (после ряда сомнительных опытов) "драматист" Константин Богомолов

собрался впервые поставить оперу. В «Стасике» (Музыкальный театр им.

Станиславского и Немировича-Данченко – ред.) он представит на Малой сцене

«Триумф времени и разочарования» Генделя. Это хоть и оратория, но она часто

ставится как опера. И я видел за рубежом выдающиеся версии, скажем, режиссеров

Варликовского, Биейто и так далее. Очередь дошла и до нас. Мне очень любопытно,

что будет, потому что режиссер в фейсбуке сообщил: мол, какое счастье, что великий

русский писатель Сорокин специально написал новое либретто вместо тухлого в

литературном смысле текста кардинала Памфили 1707 года. И что это невероятный

текст, новое барокко, как говорит режиссер.

- Прекрасно же! Вас тревожит, что петь будут по-русски, а не на языке оригинала?

- Да, как оперный человек, я не понимаю, как по-русски будут распеваться генделевские

арии. Это что, эквиритмический перевод – с сохранением стихотворного размера? То,

что Владимир Сорокин может с итальянского на русский перевести содержание, а

потом изложить его современным языком, я понимаю, но это же не есть текст арии.

Виртуозные арии должны выпеваться в ритме, в темпе и так далее… Почему я

заговорил о Богомолове? Потому что недавно он полемически заявил, что ему важны

психологические манипуляции, а не добывание смыслов. Очень важный момент для

сегодняшней постмодернистской режиссуры! Это напоминает старый анекдот.

Прейскурант во французском борделе: половой акт – 100 франков, наблюдение за

половым актом – 200 франков, наблюдение за наблюдающим – 400. И когда Богомолов

или кто-то другой говорит так о своих отношениях с произведением, это значит, что

они не хотят вступать с текстом и музыкой в прямой контакт, а хотят наблюдать за

наблюдающими. Это очень распространенная вещь.

- Богомолов только собирается дебютировать в опере, а кто из нынешних отечественных

режиссеров добрался, на ваш взгляд, до сияющих вершин?

- В высшей режиссерской лиге всего один русский – 47-летний Дмитрий Черняков,

признанный только что режиссером года по версии авторитетного журнала

"Опернвельт". Он единственный из соотечественников, кто ставит в крупнейших

оперных домах мира. И неважно мое личное отношение к его работам: это вопрос

мировоззрения.

- Судя по интонации, вы, как и в свое время Галина Павловна Вишневская, кажется, не в

восторге от черняковского творчества? А я, представьте, четыре раза смотрел его

«Евгения Онегина» в Большом. Можно процитирую, что недавно написал о режиссере-

революционере Чернякове журнал Tatler? «Его стиль – старая, заслуженная опера,

которая неожиданно проснулась и удивленно таращит глаза, оказавшись в стрессовых

условиях, в неожиданных декорациях, в новых обстоятельствах».

- "Онегина" и я ценю. Первые картины - это Станиславский XXI века. Но "Онегин" же

берет не занимательностью. Этим летом на фестивале в Экс-ан-Провансе был

представлен спектакль Чернякова «Кармен». История, как это принято у Дмитрия,

представляет собой любопытную ролевую игру. Он давно повторяется с этим приемом.

Его отыгранная модель: «Трубадур» в Брюсселе и Питере, «Снегурочка» в Париже. А в

«Кармен» – история о том, как некий мужчина, испытывающий кризис среднего

возраста, приводится женой в клинику лечения неврозов – их очень много в Европе,

половина Швейцарии ходит наблюдаться к таким докторам. В клинике его начинают

лечить оперой «Кармен». Всем раздают сценарий ролевой игры. Кармен – нанятая за

деньги актриса, такая подсадная утка. В ней нет ничего, к чему мы привыкли в Кармен.

Она даже ходит в рабочем комбинезоне, лишенная всякой сексапильности. Но он

постепенно увлекается и не на шутку влюбляется в эту актрису. И кончается это плохо

– он ее убивает бутафорским ножом. Он рыдает, по-настоящему потрясен, а псевдо-

Кармен встает как ни в чем не бывало и начинает его трясти: «О чем ты? Игра

закончилась!». Все вышли из ролевой игры, кроме героя, который в финале

оказывается более ранимым, чем он был до визита к врачам, просто растерзанным. Что

мы имеем на этом примере, особенно при классной работе режиссера с артистами?

Ситуацию, когда космос произведения, захватывающая всех трагическая ирония любви

(истина Ницше на все времена) перевернута в условном Хозе и вырезана у Кармен.

Это акценты ментальности режиссера, который наблюдает за автором и удаляет его

"цветущую сложность" для создания привычной сегодня и понятной всем истории. Но

мне интересней погружаться в авторские бездны, а версию режиссера лучше назвать:

"Спектакль Чернякова по опере Бизе "Кармен"" (как это и было в его "Трубадуре").

Кстати, когда Питер Брук делал свою "Трагедию Кармен", он и назвал ее по другому.

- Я вспоминаю остроумный комментарий о постмодернизме выдающегося философа

Александра Пятигорского, который интерпретирует Умберто Эко. Интернет под рукой?

Давайте дадим точную цитату.

«Умберто Эко пишет, что в настоящем постмодернист отчаянно пытается

объясниться, объяснить себя другому – другу, врагу, миру, кому угодно, ибо он умрет в

тот момент, когда некому будет объяснять. Но объясняя себя другому, он пытается

это и сделать как другой, а не как он сам.

Объясняя этот прием постмодернистского объяснения, Эко говорит: ну представьте

себе, что вы, культурный и образованный человек, хотите объясниться в любви

женщине, которую вы считаете не только культурной и образованной, но еще и

умной. Конечно, вы могли бы просто сказать: «Я безумно люблю вас», но вы не

можете этого сделать, потому что она прекрасно знает, что эти слова уже были

точно так же сказаны Анне Австрийской в романе Александра Дюма «Три

мушкетера». Поэтому, чтобы себя обезопасить, вы говорите: «Я безумно люблю вас,

как сказал Дюма в «Трех мушкетерах». Да, разумеется, женщина, если она умная,

поймет, что вы хотите сказать и почему вы говорите именно таким образом. Но

совсем другое дело, если она в самом деле такая умная, захочет ли она ответить «да»

на такое признание в любви?» (выделения здесь и в цитатах принадлежат

Пятигорскому).

Умная, талантливая публика, и есть та самая умная женщина. А вот разделяет ли она

подход-любовь режиссера?..

- Судя по критике, да, разделяет. Еще одна цитата: «Мы ездим за ним по миру не для

того, чтобы убедиться, что наши любимые оперы не изменились. Мы хотим

посмотреть, что он с ними сделает. Хотим, чтобы они зажили сегодняшней жизнью и

оказались снова предметом споров и браней, как во времена Верди и Чайковского».

Михаил Львович, а вы всерьез уверены, что зрительская масса умна и образована?

- Мало кто по-настоящему знает первоисточник, его вселенную. Когда тот же Черняков

(как и другие режиссеры) уверен, что все любители и профессионалы давно

амортизировали для себя «Кармен», а я поставлю другую, свою историю, он словно

вспоминает признание постмодерниста у Эко: «Я безумно люблю вас, как уже сказал

Бизе в «Кармен». Но «Кармен» не набор избитых номеров, а одно из самых трагичных

размышлений о пограничной ситуации человека в ритуальной сути, ритуальной (а не

ролевой) игре любви и смерти. Чтобы воплотить это, надо знать досконально

интонационно-духовный строй, виртуозные связи в драматургии. Уверенность в

давнишнем познании "Кармен" обманчива для всех. Поэтому уклонение от объятий с

"Кармен" это уже другое мироощущение, интересное, но лишенное масштаба трагедии

автора.

- С Черняковым разобрались. А Кирилл Серебренников, которого в этом году

номинировали на оперный «Оскар» – International Opera Awards, разве не в лидерах

мировых постановщиков?

- Да, он стал заниматься оперой. Но у него пока три работы в России и четыре оперных

постановки за рубежом. Две из них Серебренников сделал в Берлине, в Комише Опер.

Я видел там его «Севильского цирюльника», но это не мой спектакль. Он поставил

сомнительную «Саломею» в Штутгарте, и должен был там же выпустить 22-го октября

«Гензель и Гретель». Кстати, и Черняков, и Серебренников как оперные режиссеры

востребованы на Западе больше, чем в России.

- Дмитрий действительно давно не ставил на родине, но у Кирилла в июне прошла

премьера в столичной «Геликон-опере». Смотрели?

- Как человек либеральных взглядов, я возмущен тем, что происходит сейчас с

Серебренниковым. Я высказывался в его защиту, но это не мешает мне увидеть, что его

«геликоновский» спектакль «Чаадский», опера композитора Маноцкова, – это

сиюминутная работа, сделанная поспешно и на коленке. Вылезают грубые швы. Это

"шершавый язык плаката", попытка политического театра, а я все же сторонник

другого искусства. Если вы хотите глубоко и подлинно, вплоть до трагизма,

высказаться про народ, власть и интеллигенцию, то работайте на больших оборотах, а

не на таком уровне. У нас есть великие произведения на эту тему – «Борис Годунов» и

«Хованщина». Мусоргский сказал такую правду о трагической судьбе России, о

фатальности этой судьбы, что действительно становится страшно. А какие-то попытки

походя высказаться – это не очень интересно... Мне не понравилось, но ряд коллег

поддержали и будут поддерживать «Чаадского». Они говорят: «Если мы начнем

разделять мух и котлеты, политику и искусство, то консервативный лагерь будет

злорадствовать: ага!» Да, реальность такова. Но мое отношение к оперным спектаклям

режиссера Серебренникова не имеет никакого отношения к уважению его творчества в

целом, к тому, что он делает в драматическом театре, в кино или балете. Давайте будем

европейцами хотя бы в смысле гамбургского счета!

- А что с еще недавно числившимся в «самых молодых оперных режиссерах мира»

вундеркиндом Василием Бархатовым, который поставил свой первый спектакль в

Мариинке в 22 года? Вырос?

- Сейчас ему 34. У него случаются интересные спектакли, но есть и неудачи – «Летучая

мышь» в Большом театре. Золотого кубка в России Бархатов не взял, однако сумел

вписаться в западный контекст, сделав несколько постановок в хороших европейских

театрах, скажем, в Базеле.

- Еще одно громкое имя – Дмитрий Бертман, лидер «Геликон-оперы». Публика его знает,

еще и благодаря телевидению. Он как в мировом контексте?

- Бертман –чрезвычайно активный и креативный человек, ставит в нескольких городах

Старого и Нового Света, но на ведущие оперные сцены мира его не приглашают. И в

России отношение к его спектаклям тоже, как известно, очень разное. Он –

выдающийся менеджер, нашел свою нишу и свою публику. Кто-то обожает его театр.

- Кстати, многомилионной Москве хватает оперных театров?

- Да она лидирует в мире по их числу и по количеству спектаклей за сезон! А режиссеров

не хватает…

ВТОРОЙ АНТРАКТ

- Не хотел спрашивать про скандальную историю с новосибирской постановкой оперы

Вагнера, поскольку страсти улеглись и, как говорится, не буди лихо, пока оно тихо…

Но вы слышали, что «кирдык», «абзац», «трындец» и их более крепкого

ненормативного собрата некоторые теперь заменяют словом «тангейзер»? Это ли не

еще одно свидетельство оперного бума?

- В России любят смешивать политику и искусство. В своем Оперном клубе я показал

работу Тимофея Кулябина в Новосибирске, доказывая, что политическое дело

режиссера – это одно, а его продукция – это другое. Политику мы даже обсуждать не

будем. Я сам подписывал письмо в защиту Кулябина, но делал это как человек

определенных убеждений...

- А какая в его деле политика? Возмущались верующие и РПЦ, а не власть. Режиссер же

не президента или губернатора отправил в грот Венеры, а Иисуса.

- Как профессионал, я вижу что Кулябин небезупречен в своей трактовке драматургии

Вагнера. Но одна хорошая любительница оперы мне после просмотра сказала очень

важную для понимания сегодняшнего зрителя фразу: «Михаил Львович, а меня

интересует только картинка режиссера без связи с автором!» Это - без иронии -

актуальное высказывание!..Разумеется, запрет спектакля в Новосибирске -

безобразие. Это отрицает возможность творческой полемики.

- Андрей Кончаловский по поводу этого «Тангейзера» высказался резко: «На сцене

Иисус поет в окружении голых женщин. Это же не имеет никакого отношения к

Вагнеру. Это имеет отношение к постановщику. Так напиши свою музыку! Но когда ты

берешь Чехова, Шекспира, Вагнера, Чайковского, не надо заниматься эксгумацией и

некрофилией».

- Такие мнения звучат одиозно, но это, как я понимаю, шаг к разговору о современных

композиторах?

ТРЕТИЙ АКТ:

НАПИШИ СВОЮ МУЗЫКУ

- В театре бытует фраза: лучший драматург – мертвый драматург! Условный Островский

и авторских отчислений не потребует, и в процесс не вмешается, а главное, что это

давно раскрученное, кассовое имя. С композиторами, вероятно, тоже самое? И

современные российские сочинители опер, конечно, не входят в число самых

исполняемых?

- Первая звездная команда на мировой оперной сцене уже давно выглядит так: Верди, а

далее с серьезным отрывом – Моцарт, Пуччини, Россини, Вагнер, Доницетти, Бизе,

Рихард Штраус. Предвосхищая ваш вопрос о Чайковском, могу сказать, что Петр

Ильич обычно или замыкает первую десятку, или открывает вторую.

- А «Евгений Онегин», бесспорно, самая популярная русская опера?

- Да, у нас есть один абсолютный лидер, и это «Онегин» (серьезное 16 место по числу

исполнений в сезоне 2015/16). Но в топ-100, пусть и с отрывом, как правило, входят

«Борис Годунов», «Пиковая дама», "Царская невеста", «Леди Макбет Мценского уезда»

и «Любовь к трем апельсинам».

- То есть, все остановилось на первой половине ХХ века – Шостакович, Стравинский,

Прокофьев. А ныне здравствующие российские авторы опер известны за пределами

страны?

- Разве что Родион Щедрин. Его "Лолиту" ставили в Стокгольме в 1994.

- Зато его много в Мариинском театре, маэстро Гергиев активно пропагандирует музыку

своего друга.

- Да, Мариинка сейчас просто дом Щедрина.

- А известны ли в других странах оперы тех, кто годится Щедрину в сыновья и внуки –

Леонида Десятникова, Сергея Невского, Дмитрия Курляндского или Александра

Маноцкова?

- Говорить, что они присутствуют на мировой оперной афише, это было бы чересчур.

Они могут иногда участвовать в фестивальных и экспериментальных проектах, но ни

один выдающийся западный фестиваль пока еще не заказал оперу современному

российскому композитору... Могу вспомнить только оперу Владимира Тарнопольского

«Когда время выходит из берегов» (по Чехову) на Мюнхенском бьеннале (1999). Мы

упоминали с вами молодого режиссера Бархатова. Так вот скоро он поставит новую

оперу живого немецкого классика Ариберта Раймана. Это будет мировая премьера в

берлинской Дойче Опер. Одно из прежних сочинений Раймана – опера «Лир» – просто

выдающееся произведение, оно идет на двух десятках сцен, и наши ныне живущие

композиторы, увы, не могут подобным похвастаться...

ЧЕТВЕРТЫЙ АКТ:

О ТЕХ, КТО СПИНОЙ К ПУБЛИКЕ

- Нам осталось поговорить о дирижёрах…

- В разных оперных цехах ситуация обстоит по-разному, но российские дирижеры, как и

певцы, на высоте, я считаю. А это штучная профессия, им пробиться сложнее, чем

исполнителям. Дирижер – это не офицер и даже не генерал, а командарм. Понятно, что

есть Валерий Гергиев.

- Ну уж он-то – номер один в мире?

Говорить о номерах не корректно. Гергиев феноменален! Трудно сравниться с ним по накалу и

объему творчества, масштабности замыслов и целеустремленности их воплощения. Он

обладает уникальной харизмой и творческой волей – его лучшие спектакли покоряют

музыкальной магией. Я свидетель, как стоя в садике у фестивального зала в Зальцбурге, он

перед концертом держит в своем мобильнике на пульсе весь мир. Гергиев избрал путь

поглощения репертуара и пространства. В этом смысле он – император. Он – чемпион и

супертяжеловес. Его кто-то даже Терминатором называет. Поразительная память: когда мы

иногда встречаемся, он продолжает разговор (например, о режиссерах), как будто и не

расставались, с того места, где закончили несколько лет назад. Валерию Абисаловичу сейчас

64 года, спасибо Богу и его родителям, что физическое состояние позволяет ему давать

концерты через день в разных частях мира. Все давно уже перестали этому удивляться. Если

однажды физически он не сможет обнимать такое большое пространство, я не знаю, кто

сможет его заменить… И в том режиме, в котором он живет, нельзя все делать идеально, это

все понимают. Когда он включает свои знаменитые "тысячу вольт", это незабываемо, а иногда

он не может их включить, но класс всегда сохраняется. Кстати, Евгений Колобов нервно

говорил в подобных случаях: «вы хотите, чтобы я каждый день был гением?» (понятно, что

определение гений здесь условно).

- Кто еще, по-вашему, гений среди наших дирижеров?

- Марис Янсонс. Он родился в Латвии, но по второй своей национальности –

петербуржец, и я его отношу к русской школе. Он получил академическое образование

в Ленинградской консерватории, работал рядом с Евгением Мравинским и своим отцом

Арвидом Янсонсом в великом оркестре Ленинградской филармонии. Помню его еще по

гастролям в Свердловске, где я тогда жил, у Мариса было выдающееся владение

музыкальной формой. Он дирижирует, в основном, концертами, оперой, к сожалению,

редко, но когда он это делает, это потрясающе. Только что в Зальцбурге «Леди Макбет

Мценского уезда» получилась у него выше всех похвал.

- А я ожидал, что после Гергиева вы назовете имя любимца публики, второго главного

харизматика российской сцены – грека Теодора Курентзиса…

- Это отдельная тема. Курентзис, как вы, вероятно, знаете – последний ученик великого

педагога Ильи Мусина, который очень его любил...

- Да, и говоря о Теодоре, часто цитируют мусинскую фразу: «У меня были талантливые

ученики – Валерий Гергиев и Юрий Темирканов и один гений – Теодор Курентзис».

- Из-за него Мусин даже пошел когда-то на конфликт на всероссийском конкурсе

дирижеров – он вышел из состава жюри в знак протеста, что юного грека не

пропустили в финал… Курентзис – яркий пример современного мышления и некой

игры. Сегодня он – новинка для мирового дирижерского подиума. Свежая кровь за

пультом! Буржуазная публика осовела и нужно дать ей толчок. Острый,

пронзительный, он будоражит. Как написал один мюнхенский критик, Курентзис

оставляет на партитуре не заметки, а зарубки. Это вольное обращение с музыкой.

Теодор говорит, что исполняет барокко в аутентичном варианте. Но это он заявляет,

дирижируя операми Моцарта, которые к барокко никакого отношения не имеют. Он

добавляет в оркестр барочные инструменты, которых там не должно быть. Это

постмодернистская игра человека XXI века с культурой: Моцарт через призму барокко.

Искусство Курентзиса для меня – в известной степени маньеризм, декаданс. После XX

века мы находимся в переизбыточном культурном слое, и Курентзис его прочувствовал

тонко и пронзительно, он вытаскивает эту избыточность и делает ее нередко манерной.

Вот он надевает белые перчатки, зал погружается в темноту и оркестр играет «Зимний

путь» Шуберта. И белые перчатки дирижера становятся неким персонажем этой

истории поверх музыки. Кто-то воспринимает этот жест на «ура», а кто-то, как я, не

верит в это, а верит в добывание смыслов из Шуберта. Но это часть его натуры,

склонной к мистическим пасам. Я бы назвал тональность Курентзиса миссионерской,

а его театр - ритуальным жестом. Все это он показал (вместе с Селларсом) в

дискуссионной трактовке оперы Моцарта "Милосердие Тита" в летнем Зальцбурге.

Короче, в Теодора, как и в Россию, надо просто верить, что удается не всем.

- На кого еще из дирижеров нужно обязательно обратить внимание неофитам?

- На Кирилла Петренко, руководителя Баварской оперы, который в следующем сезоне

возглавит Берлинский филармонический оркестр. Это один из самых престижных

коллективов мира, и он сам предпочел Петренко. То, что немецкий оркестр выбрал

себе главным дирижером человека родом из Омска, говорит о многом. При его

назначении в прессе особо подчеркивалось, что за всю 133-летнюю историю этого

коллектива Петренко станет первым главным дирижёром еврейского происхождения

и первым выходцем из России. И для меня именно он сегодня образец служения музыке.

Главным же вдохновителем для профессионала становится тот, кто соблазняет не

вообще, а конкретно сейчас, на вечере.

- Да, Михаил Львович… Прочитает это интервью какой-нибудь записной ура-патриот и

скажет: «Интересная картина! Лучшие российские дирижеры – осетин, латыш, грек и

еврей…» Ну что, тогда напомним ему разговор Екатерины Фурцевой с английским

дирижером Томасом Бичем. Госпожа министр культуры сказала: «Вот нас обвиняют в

антисемитизме, хотя в наших симфонических оркестрах 30 процентов составляют

евреи. А сколько евреев в вашем оркестре?» «Мне как-то в голову не приходило

считать…» – ответил англичанин.

- Считать сегодня, слава Богу, и нам не надо, но вспомним также невероятный охват

репертуара и эрудицию Владимира Юровского! Если Петренко уехал в Австрию, то

Юровский в Германию, но первое музыкальное образование они получили в России, и

они все равно и русские дирижеры тоже. И мы можем ими гордиться!

ПОСЛЕ ЗАНАВЕСА

- Оперу хоронят чуть ли не с самого ее рождения. То Лев Толстой отзывался о ней с

убийственным сарказмом, то наш японский современник Харуки Мураками назвал ее

любителей самыми ограниченными людьми в мире… Ваш прогноз?

Не дождетесь! И вот почему. "Драма через музыку" разыгрывается уже более 400 лет, и

человечество не устает поражаться «зрелищу столь же странному, сколь и великолепному»

(Вольтер). Ее условность содержит непонятные рассудку причуды, лирическая природа несет

уникальную правду чувств - эмоционально-духовную истину. Ее парадоксы восхищают, пряча

за внешним неправдоподобием правду страстей и чудо красоты. В XX веке эту магию передал

Феллини в гениальном фильме «И корабль плывет». Пока люди верят в мечту, они будут ходить

в театр, чтобы прожить в другом измерении жизнь, полную иллюзий и взлетов: опера отвечает

идеальному строю души.