ЕкатеринбургИздательство Уральского университета

2015

Г. Н. Валиахметова

Азия в мировой политикеXXI века

Рекомендовано методическим советом УрФУв качестве учебного пособия для студентов,

обучающихся по программам бакалавриата и магистратурыпо направлению подготовки

41.03.03, 41.04.03 «Востоковедение и африканистика»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТИМЕНИ ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ Б. Н. ЕЛЬЦИНА

УДК 327(5)я73-1ББК Ф4(5)я73-1 В155

В учебном пособии рассматриваются роль и место стран и регионовАзии в мировой политике XXI в. в контексте нового, формирующегося ми-ропорядка и меняющейся природы угроз международной безопасности. Ос-новное внимание уделяется дискуссионным вопросам, связанным с перспек-тивами и издержками процесса текущей трансформации геополитическогопространства Азии

Для студентов, обучающихся по направлению «Востоковедение и афри-канистика».

Валиахметова, Г. Н.Азия в мировой политике XXI века : [учеб. пособие] /

Г. Н. Валиахметова ; [науч. ред. В. А. Кузьмин] ; М-во образо-вания и науки Рос. Федерации, Урал. федер. ун-т. – Екатерин-бург : Изд-во Урал. ун-та, 2015. – 236 с.

ISBN 978-5-7996-1569-7

В155

ISBN 978-5-7996-1569-7

УДК 327(5)я73-1ББК Ф4(5)я73-1

Рецензенты:кафедра всеобщей истории

Уральского государственного педагогического университета(заведующий кафедрой доктор исторических наук,

профессор В. Н. З е м ц о в);В. Я. Б е л о к р е н и ц к и й, доктор исторических наук, профессор,

заместитель директора Института востоковедения РАН,руководитель Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока

Института востоковедения РАН

Научный редакторВ. А. К у з ь м и н, доктор исторических наук, профессор,

заведующий кафедрой востоковедения УрФУ

© Уральский федеральный университет, 2015

На о б л о ж к е:фото Александра Ал. Князева

(Мазари-Шариф, Афганистан, 2011)

3

СОДЕРЖАНИЕ

Список основных сокращений .................................................................... 5

Предисловие .................................................................................................. 8

Введение ..................................................................................................... 11

Глава 1. СТРАНЫ АЗИИ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИГЛОБАЛЬНОЙ МИРОВОЙ СИСТЕМЫ .................................................. 21

Вопросы к обсуждению ........................................................................ 34Список рекомендуемой литературы .................................................... 35

Глава 2. ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯМЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В АЗИИ ...................................... 37

2.1. Тенденции эволюции военной силы в XXI в. ............................. 372.2. Особенности милитаризации стран и регионов Азии .............. 422.3. Проблемы нераспространения оружия

массового уничтожения ............................................................... 58Вопросы к обсуждению ....................................................................... 76Список рекомендуемой литературы ................................................... 77

Глава 3. ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ В АЗИИ ........... 78Вопросы к обсуждению ........................................................................ 91Список рекомендуемой литературы .................................................... 94

Глава 4. АЗИЯ В ГЛОБАЛЬНОЙ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ ГОНКЕ XXI в. 954.1. Позиции стран Азии в мировой энергетике ............................... 954.2. Азия в субъектном поле мировой энергетической политики 1104.3. Проблемы энергетической безопасности в Азии ...................... 121Вопросы к обсуждению ....................................................................... 136Список рекомендуемой литературы ................................................... 138

Глава 5. ВЫЗОВ ИСЛАМСКОГО МИРА ................................................ 1405.1. Повышение глобальной роли исламского фактора

в мировой политике ...................................................................... 1405.2. Причины политизации и радикализации ислама:

основные подходы к изучению .................................................... 148

5.3. Исламский мир – Запад: проблемы и перспективыпартнерства цивилизаций ............................................................ 155

Вопросы к обсуждению ........................................................................ 166Список рекомендуемой литературы ................................................. 168

Глава 6. «СЕРЫЕ ЗОНЫ» МИРОВОЙ ПОЛИТИКИНА ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ АЗИИ .......................... 169

6.1. Проблема «серых зон» мировой политикив современном политическом дискурсе ..................................... 169

6.2. Наркобизнес, вооруженный конфликти проблема функциональности государства ........................... 180

6.3. Морское пиратство ..................................................................... 194Вопросы к обсуждению ..................................................................... 207Список рекомендуемой литературы ................................................ 210

Заключение ................................................................................................ 211

Список библиографических ссылок ........................................................ 221

Список рекомендуемой литературы ........................................................ 227

5

СПИСОК ОСНОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

АМИСОМ – миротворческая региональная миссия в Сомали, проводя-щаяся под мандатом Африканского союза с одобрения ООН

АРСИО – Организация сотрудничества стран Индийского океанаАСЕАН – Ассоциация государств Юго-Восточной АзииАТР – Азиатско-Тихоокеанский регионАТЭС – Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничествоАЭС – атомная электростанцияБАСИК – международная группа в составе Бразилии, Южно-Афри-

канской Республики, Индии и Китая, занимающаяся проб-лемами изменения климата

БИМСТЭК – Инициатива стран Бенгальского залива по техническомуи экономическому сотрудничеству – организация регио-нального сотрудничества в составе Индии, Бангладеш,Непала, Бутана, Шри-Ланки, Мьянмы, Таиланда

БРИКС – группа стран с динамично развивающейся экономикойв составе Бразилии, России, Индии, Китая, Южно-Афри-канской Республики

ВВС – военно-воздушные силыВВП – валовой внутренний продуктВИНК – вертикально-интегрированные нефтегазовые компанииВМС – военно-морские силыВТО – Всемирная торговая организацияГЭС – гидроэлектростанцияДВЗЯИ – Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытанийДНЯО – Договор о нераспространении ядерного оружияЕС – Европейский союзИБСА – международный форум в составе Индии, Бразилии и Юж-

но-Африканской РеспубликиИГИЛ – «Исламское государство Ирака и Леванта», международ-

ная исламистская террористическая организацияИКТ – информационные и телекоммуникационные технологии

6

ИМЭМО РАН – Институт мировой экономики и международных отноше-ний Российской академии наук

ИПЕК – Группа независимых экспортеров нефтиИСЕСКО – Исламская организация по образованию, науке и культуреКБТО – Конвенция о запрещении разработки, производства и на-

копления запасов бактериологического (биологического)и токсинного оружия и об их уничтожении

КЗХО – Конвенция о запрещении разработки, производства, на-копления и применения химического оружия и его унич-тожении

ЛАГ – Лига арабских государствМАГАТЭ – Международное агентство по атомной энергетикеМЭА – Международное энергетическое агентствоМЭиМО – «Мировая экономика и международные отношения»,

журналНАТО – Организация Североатлантического договораНАФТА – Северо-американская ассоциация свободной торговлиНИОКР – научно-исследовательские и опытно-конструкторские

работыНИС – новые индустриальные страныОАЭ – Объединенные Арабские ЭмиратыОИС – Организация исламского сотрудничестваОМУ – оружие массового уничтоженияОПЕК – Организация стран – экспортеров нефтиОЭСР – Организация экономического сотрудничества и развитияПВО – противовоздушная оборонаРИК – стратегический «треугольник» трех крупнейших евразий-

ских держав – России, Индии и КитаяСААРК – Ассоциация регионального сотрудничества стран Юж-

ной Азии в составе Индии, Пакистана, Бангладеш, Шри-Ланки, Непала, Бутана, Мальдивской Республики и Аф-ганистана

СБ ООН – Совет Безопасности Организации Объединенных НацийСМИ – средства массовой информацииCНГ – Содружество Независимых ГосударствСПГ – сжиженный природный газ

ССАГПЗ – Совет сотрудничества арабских государств Персидскогозалива

ТНК – транснациональные корпорацииТЭК – топливно-энергетический комплексУНП ООН – Управление по наркотикам и преступности ООНФСЭГ – Форум стран – экспортеров газаХАМАС – «Исламское движение сопротивления», палестинское ис-

ламистское движение и партия, правящая в секторе Газа(с 2007 г.)

ЦАХАЛ – Армия обороны ИзраиляШОС – Шанхайская организация сотрудничества в составе Ки-

тая, России и стран Центральной АзииЭСКАТО – Экономическая и социальная комиссия по Азии и Тихому

океану, одна из пяти региональных комиссий Экономи-ческого и Социального Совета ООН

ЮАР – Южно-Африканская РеспубликаЮВА – Юго-Восточная АзияЮНЕСКО – Организация Объединенных Наций по вопросам образо-

вания и культурыBP plc – с 2001 г. официальное название известной британской

нефтегазовой корпорации British PetroleumCNPC – China National Petroleum CorporationD8 – «Исламская восьмерка», организация экономического

сотрудничества мусульманских стран в составе Бангла-деш, Египта, Индонезии, Ирана, Малайзии, Нигерии, Па-кистана и Турции

ICANN – Корпорация по присвоению имен и адресовG8 – «Большая восьмерка» – в составе Великобритании, Ита-

лии, Германии, Франции, США, Канады, Японии и РоссииG20 – «Группа двадцати», «Большая двадцатка» – неформаль-

ный международный форум для совместного обсужденияразвитыми и развивающимися странами мира глобаль-ных экономических проблем.

GFP – Global Fire PowerGMI – Global Militarization IndexPDVSA – Petrуleos de Venezuela, Sociedad Anonima, государственная

нефтегазовая компания ВенесуэлыSIPRI – Stockholm International Peace Research Institute

8

ПРЕДИСЛОВИЕ

В современных международных отношениях и мировой поли-тике Азия представлена весьма разнородными государственны-ми и негосударственными акторами, в том числе внесистемными.В условиях незавершенности процесса трансформации глобальноймировой системы и быстро меняющейся политической обстанов-ки внутри азиатских стран и регионов это порождает целый комп-лекс проблем международной безопасности. Без предметного изу-чения и теоретического осмысления этих явлений невозможно со-ставить адекватное представление об особенностях современногомирового политического процесса.

Актуальность предлагаемого учебного пособия также обуслов-лена тем особым местом, которое занимает Восток в российскойобщественно-политической мысли и научно-исследовательском про-цессе. В России востоковедение остается преимущественно истори-ко-филологическим и социально-экономическим, и лишь в послед-ние годы приобретает международно-политическую направленность,которая уверенно выдвигается на центральные позиции в современ-ном востоковедческом дискусре. Внесение соответствующих кор-ректив в образовательные программы по направлению подготовки«Востоковедение и африканистика» требует, в свою очередь, обнов-ления учебных материалов и увеличения доли международно-по-литической проблематики в комплексе изучаемых курсов. Однакоследует признать, что издания, совмещающие знания о междуна-родных отношениях и безопасности с представлениями о роли Азиив современной мировой политике пока довольно скромно пред-ставлены в востоковедческой учебной литературе. Данное пособиев определенной степени позволит восполнить этот пробел.

Цель пособия состоит в систематизации обширного фактическо-го материала и современных экспертных подходов к определению

9

места и роли стран Азии в глобальных мирополитических процес-сах. Специфика пособия обусловлена связкой «международныеотношения – мировая политика – международная безопасность»,которые рассматриваются применительно к современным странамАзии. При этом речь идет не только о выявлении особенностей ихвзаимодействия между собой и с миром Запада, но и рассмотренииих в контексте формирующегося миропорядка, контуры которогопока лишь прорисовываются, а также меняющейся природы угрозмеждународной безопасности.

Изучение указанной проблематики базируется на междисцип-линарном подходе и проблемно-хронологическом принципе изложе-ния материала. Это предполагает опору на знания, приобретенныестудентами в ходе изучения общегуманитарных (экономическойтеории, политологии, культурологии, истории религий) и профиль-ных дисциплин (истории и теории международных отношений;новой и новейшей истории стран Азии, Африки, Европы и Амери-ки; интеграционных процессов, международных отношений и орга-низаций; истории философской мысли Востока; исламского фак-тора в мировой политике; истории отношений России со странамиВостока).

Учебное пособие рассчитано на студентов-востоковедов, для ко-торых исключительно важно углубленное, профессиональное по-нимание той роли, которую играют страны Азии в современноймировой политике. Вместе с тем, как показывает практика, указан-ная проблематика оказывается востребованной и при подготовкепо другим направлениям: «Международные отношения», «Зарубеж-ное регионоведение», «Политология».

Цель и структура работы предполагают довольно гибкое ис-пользование текста пособия. Нарративное изложение текущих ми-ровых событий устаревает очень быстро, поэтому автор ставил сво-ей задачей дать общее представление об основных направленияхнаучных исследований и ключевых дискуссионных вопросах, ка-сающихся роли и места Азии в современном мировом политичес-ком процессе. Соответственно задача студентов – расширить и на-полнить предложенную схему историческими и текущими полити-

ческими материалами, более детально рассмотреть многие явле-ния и процессы, обозначенные в тексте пособия. С этой целью каж-дый раздел сопровождается списком рекомендуемой литературы икомплексом вопросов, предлагаемых для самоконтроля, обсужденияна семинарских занятиях и коллоквиумах, а также для выполненияэссе и различных видов домашних работ, предусмотренных рабо-чей программой соответствующего курса.

По итогам изучения дисциплины студенты должны получитькомплексное представление о месте и роли стран Азии в мировойполитике; научиться самостоятельно определять степень влиянияглобальных проблем современности и мировых политических про-цессов на развитие стран Азии; свободно ориентироваться в об-ширной научной и публицистической литературе по международ-ной проблематике и критически подходить к анализу содержащейсяв ней информации; развить навыки сравнительного анализа степе-ни воздействия внутренних и внешних факторов на политику страни регионов Азии; уметь аргументированно отстаивать свою пози-цию; владеть основами международно-политического анализа, на-бором основных политологических понятий и категорий, а такженавыками системного анализа явлений и процессов, происходящихна геополитическом пространстве Азии; демонстрировать навыкипубличного выступления и участия в научных дискуссиях и поли-тических дебатах по проблемам мировой политики XXI в.

11

ВВЕДЕНИЕ

При рассмотрении проблем развития современного мира на пер-вый план выходит вопрос определения базовых понятий: «между-народные отношения», «мировая политика», «безопасность», «угро-зы и вызовы». Продолжающиеся оживленные научные дискуссиио содержании и взаимодополняемости этих терминов свидетель-ствуют о сложном, многофакторном, противоречивом характере со-временной эпохи.

Используемое в пособие понятие «международные отношения»трактуется в соответствии с устоявшейся в отечественной и запад-ной политологии традицией – как отношения, охватывающие раз-личные аспекты взаимодействия суверенных государств. Термин«мировая политика» отражает относительно новый феномен – гло-бальное взаимодействие, участниками которого являются не толь-ко государства, но и негосударственные акторы, в их числе – транс-национальные корпорации (ТНК), международные и национальныенеправительственные организации и движения, в том числе внесис-темные. Само понятие отношений акцентирует внимание на ста-тике, соотношении сил, объективной их расстановке, фиксирует пре-имущественно момент плавного, эволюционного взаимодействияили столкновения интересов действующих на международной аренесил (акторов). Суть политики – целенаправленное действие, дина-мика процесса, акцент на инициативе. Иными словами, понятия«международные отношения» и «мировая политика» достаточноблизки друг к другу и при определенной трактовке их предметныеи субъектные области в значительной степени совпадают.

В широком смысле безопасность определяется как неугрожае-мое состояние или состояние защищенности от угроз ключевыминтересам. В научной литературе выделяются следующие видыбезопасности. В зависимости от объекта, подвергающегося угрозам

12

и требующего защиты, речь может идти о безопасности человека(индивида), группы людей (этнических, религиозных групп и т. п.),общества и государства (национальная безопасность), групп госу-дарств, составляющих какой-либо регион или альянс (региональ-ная и коллективная безопасность), мирового сообщества (глобаль-ная безопасность). По функциональному типу угроз и средств за-щиты от них безопасность может быть военной, политической,экологической, культурной, информационной и т. д. По месту за-рождения и направленности средств защиты от них безопасностьразделяют на внутреннюю и внешнюю.

В современном глобализирующемся мире идет постоянныйпроцесс расширения и усложнения сферы безопасности, посколь-ку различные аспекты деятельности объектов и субъектов взаимо-действия – от индивида до всего человечества – тесно переплете-ны. Соответственно под международной безопасностью понима-ется взаимодействие различных по составу систем отношений –двусторонних, блоковых, региональных, глобальной, которые на-целены на обеспечение единства безопасности всех и каждогоиз участников такой системы. Резко повысившаяся взаимозависи-мость мира порождает потребность коллективных действий субъек-тов мировой политики в вопросах обеспечения безопасной средыжизнедеятельности.

В условиях глобализации и трансформации системы между-народных отношений меняется природа угроз и вызовов междуна-родной и национальной безопасности. Угрозы – это явления, в наи-большей степени опасные для субъектов международных отноше-ний и способные нанести им существенный урон. Они требуют не-медленных активных действий по их нейтрализации, в том числесиловых. К числу традиционных угроз безопасности относятся во-енная угроза, экономическая, энергетическая, массовые протест-ные движения и т. д. Новые (нетрадиционные) угрозы – это инфор-мационная, транснациональный религиозный экстремизм и терро-ризм, этноконфессиональный сепаратизм, наркобизнес, рост орга-низованной преступности, морское пиратство и т. д.

13

Под вызовами понимаются явления, обладающие дестабили-зирующим потенциалом воздействия на международную стабиль-ность. Для ответа на них необходим комплекс мер долгосрочногохарактера, включая экономические, политические, гуманитарные.К категории вызовов можно отнести массовые миграции, пробле-му беженцев и т. д.

Риски представляют собой негативные результаты хозяйствен-ной деятельности (нарушение экологического баланса, неконтро-лируемый демографический рост, климатические изменения, ухуд-шение ситуации в акватории морей, распространение различногорода заболеваний и т. д.), для преодоления которых требуется вне-сение поправок в политическую и экономическую стратегию раз-вития государств, регионов и мирового сообщества в целом.

Долгое время международная безопасность предполагала от-сутствие большой войны, а угрозы носили в основном военно-по-литический характер. В условиях анархичной международной сре-ды усиление одного государства вызывает опасения его партнеров,которые в результате вовлекаются в гонку вооружений, следстви-ем чего является конфликтный цикл, как правило, заканчивающийсявойной. Ситуация во многом изменилась в XX в. с появлением ядер-ного оружия, которое сделало невозможной большую войну меж-ду сверхдержавами. В конце XX – начале XXI в. среда международ-ной безопасности снова претерпевает существенные изменения:происходит расширение субъектной и предметной сфер междуна-родной безопасности.

В роли субъектов международной безопасности сегодня вы-ступают не только государства (число которых растет), но и новыеакторы мировой политики: системные и внесистемные, локальные,национальные, региональные и транснациональные, политическиеи уголовные. Это – ТНК, частные военные компании и «частные»армии, общественные и некоммерческие организации, объедине-ния на этноконфессиональной, идеологической, культурно-гумани-тарной основе, различного рода протестные движения, транснацио-нальный терроризм и криминал, а также другие, в том числе инди-

14

видуальные, участники и нарушители безопасности. Это означает,что проблемы обеспечения безопасности вышли далеко за рамкимежгосударственных отношений, состояние которых традицион-но считалось главным и приоритетным индикатором состояниямеждународной стабильности.

Носителями большей части угроз традиционно остаются госу-дарства с их взаимной подозрительностью, нарастающими проти-воречиями при продвижении их национальных интересов, гонкойвооружений, в том числе в сфере ОМУ. Повышенная конфликт-ность исходит от так называемых проблемных государств (в тер-минологии Вашингтона – «стран-изгоев»), которые, по мнениюбольшинства членов мирового сообщества, нарушают общеприня-тые правила взаимодействия на международной арене. Так, напри-мер, ракетно-ядерные программы КНДР и Ирана нарушают устояв-шийся международный режим ядерного нераспространения.

Негосударственные угрозы международной безопасности ис-ходят от транснациональных террористических сетей, криминаль-ных организаций и отдельных лиц, занимающихся незаконнымифинансовыми операциями, киберпреступностью, накробизнесом,контрабандой оружия, морским пиратством, торговлей людьми, не-легальной миграцией и т. д. Негосударственный характер такжеимеет угроза попадания ОМУ в руки неконтролируемых государ-ством группировок или отдельных фанатиков. Этноконфессиональ-ные противоречия, трайбализм, сепаратизм, политизация религи-озного фактора также порождают одну из главных угроз негосу-дарственного порядка – внутренние вооруженные конфликты,разрушающие государство изнутри с серьезными последствиямидля его соседей, региона и мирового сообщества в целом. Избира-тельный характер международного содействия урегулированию по-добных конфликтов играет деструктивную роль, поскольку частьих в результате выпадает из сферы активного международного вни-мания, порождая феномены несостоятельности государства и «се-рых зон» мировой политики. В условиях гуманитарных катастрофнаселение, погруженное в пучины гражданских, межэтническихили межконфессиональных войн, нищеты и голода, превращается

15

в вынужденных иждивенцев международного сообщества, а с тер-риторий подобных стран начинают исходить угрозы безопасностирегионального и глобального масштаба. Крайним выражением та-кого рода тенденций стали Сомали и Афганистан.

С учетом разрастания «вглубь и вширь» угроз и вызовов совре-менности первостепенное значение приобретает проблема субъект-ности обеспечения безопасности. Традиционно ключевая рольв этой сфере отводилась государству. Однако в истории и современ-ности легко найти массу примеров, иллюстрирующих неспособ-ность государственной власти обеспечить безопасность собствен-ных граждан и сохранить территориальное единство. В полити-чески и стратегически разбалансированной международной средек смене режима или раздроблению страны могут привести систем-ные и внесистемные импульсы нарушения безопасности, в томчисле политического или военного характера. Вместе с тем следу-ет отметить, что в упадке или распаде государств, потерпевшихнеудачу в поисках своего места в меняющемся мире, в принципенет ничего необычного: история полна примеров исчезновения с по-литической карты мира не только отдельных государств, но и мо-гущественных империй.

Многие эксперты считают, что ослабление института государ-ства в последние десятилетия стало основным вектором его эво-люции, и в дальнейшем государства будут исчезать и уже исчезают.Так, одним из последствий крушения геополитических конструк-ций биполярного мира стала волна появления новых государствен-ных или квазигосударственных образований. Начало этому процессуположил, как известно, распад СССР на 15 фактически одномо-ментно возникших новых независимых государств, восемь из кото-рых пополнили геополитическое пространство Азии. Затем после-довало раздробление Югославии. Заметные признаки этого про-цесса наблюдаются на Ближнем и Среднем Востоке (Ирак, Сирия,Афганистан, Йемен) и в Африке (Сомали, Ливия, Судан и др.).

Закономерно встает вопрос о том, что придет на смену государ-ству как субъекту обеспечения безопасности в случае его исчезно-вения. Перспективы формирования некоего «мирового правитель-

16

ства», которое могло бы взять на себя ответственность за обеспе-чение безопасности, в теоретическом дискурсе серьезно не рас-сматриваются. В научной литературе при анализе международныхструктур интеграционного характера (например, ЕС, АСЕАН) сталиспользоваться термин «наднациональность», хотя согласия отно-сительно его содержания в среде теоретиков и практиков нет. Оче-видно, что при всей многомерности и противоречивости инте-грационного процесса, в том числе в сфере безопасности, усилияприлагаются исключительно в рамках межгосударственных отно-шений, которые отнюдь не трансформируются в «наднациональ-ные». Иными словами, и в условиях глобализации главным и, в ко-нечном итоге, единственным легитимным субъектом организациибезопасности как на территориальном, так и на глобальном уровнеостается суверенное государство. Вопрос в том, насколько в усло-виях современности государство способно адекватно парироватьтрадиционные и новые угрозы.

Важнейшим, а главное, привычным и наиболее доступныминструментом обеспечения безопасности продолжает оставатьсявоенная сила. Она по-прежнему служит фактором военно-полити-ческого сдерживания, воздействия на кризисные ситуации и защи-ты от внешней агрессии. Однако ввиду меняющейся природы угрозбезопасности меняются формы, международно-правовое оформ-ление и организационные механизмы использования военнойсилы.

В международно-политическом дискурсе все реже использует-ся термин «война» в применении к вооруженным действиям. В со-временном дипломатическом словаре синонимы этого термина те-ряют или скрывают силовую характеристику, подчеркивая мирнуюнаправленность международных силовых акций: миротворчество,поддержание мира, гуманитарная интервенция, защита прав чело-века, самооборона, полицейские акции, антипартизанские дей-ствия и т. п. На практике дело подавления реальных, потенциаль-ных или воображаемых угроз миру и безопасности с помощью во-оруженной силы все в большей мере сосредоточивается в рукахСША и НАТО, опирающихся на мандаты СБ ООН, более широких

17

международных коалиций, включающих в том числе страны и ре-гиональные организации Азии. Классические «двусторонние войны»в последние десятилетия становятся скорее исключением из правила.

В то же время, несмотря на внушительные масштабы внеш-него силового и гражданского вмешательства в целях управлениявнутренними конфликтами, нестабильность в мире продолжает на-растать. Опора на военную силу как главный инструмент поддер-жания мира и безопасности себя не оправдывает. Диверсификацияугроз и вызовов все более расширяет то пространство обеспечениябезопасности, на котором военная сила не может функциониро-вать как главный и, тем более, единственный компонент их отраже-ния. Противостояние таким явлениям, как терроризм, наркотра-фик, торговля людьми, пиратство, киберпреступность, нерегули-руемая миграция и, особенно, неблагоприятным для человечестваизменениям среды его обитания, выходит далеко за рамки возмож-ностей вооруженных сил. Предметное поле международной безопас-ности также пополняется за счет включения в него таких невоен-ных (гражданских) угроз, как экономическая, экологическая, энер-гетическая, технологическая, эпидемиологическая и т. п.

Относительное сужение сегмента применения военной силыв общем пространстве современных угроз и вызовов отнюдьне означает падение ее роли в обеспечении безопасности. Появле-ние новых технологий меняет качественные характеристики сило-вой компоненты обеспечения безопасности. Так, приоритетноеместо в развитии военного потенциала государств занимают осу-ществляемые в рамках НИОКР разработки в области информацион-ных и компьютерных технологий, беспилотной техники, сетевыхсистем управления, мониторинга, сбора и передачи разведданных,а также новых, пока еще «экзотических» видов оружия (геофизи-ческого, гиперзвукового, лазерного, климатического и т. д.). Обеспе-чение доминирования в информационном пространстве становит-ся одной из важнейших стратегических целей развития военногопотенциала, а в мире уже идет новая гонка вооружений, имеющаякачественно иной характер по сравнению с периодом «холоднойвойны».

18

Поскольку устрашение применением военной силы не можетпарировать большую часть современных угроз безопасности, эф-фективнее, по мнению экспертов, было бы сосредоточивать уси-лия на предотвращении конфликтов. В этой связи особую актуаль-ность приобретает другой традиционный инструмент обеспечениябезопасности – международно-правовая система поддержаниямира, которая, однако, в условиях современности также претерпе-вает кардинальные изменения.

Некоторые исследователи считают, что с окончанием «холод-ной войны» международное право утратило «дееспособность», а ми-ровое сообщество столкнулось с глобальным кризисом права, опас-ностью обрушения верховенства права. Действительно, практичес-ки во всех отраслях международного права открылось множестволакун (в области вмешательства во внутренние дела государства,морском праве, регулировании миграции и др.), выводящих борь-бу с рядом угроз безопасности за пределы традиционного право-вого поля. ООН пришлось в экстренном порядке заниматься «ла-танием дыр» в системе международно-правового регулированияпроцессов предотвращения и устранения новых угроз. Главныминаправлениями усилий ООН в сфере безопасности стали расшире-ние форм и методов миротворческой деятельности, в том числес опорой на военную силу; международно-правовая легитимациявмешательства во внутренние дела государства; превентивная дип-ломатия; утверждение в международной практике принципов гу-манитарного права.

Потребности реагирования на внутренние конфликты, квали-фицируемые СБ ООН как угрозы безопасности, сопровождалисьизменениями в политико-правовой мотивации международногоучастия в их урегулировании. Одно из самых приоритетных меств иерархии общепризнанных угроз миру и безопасности заняли на-рушения прав человека. Защита прав человека стала весомым меж-дународно-правовым оправданием ограничения суверенных правгосударства в его отношениях с обществом, законным основаниемдля признания необходимости прямого международного невоенно-го или силового вмешательства во внутренние дела. Глобализация

19

проблем защиты прав человека сделала ее «обоюдоострым» ору-дием давления на суверенные государства.

Следует, однако, учитывать, что безусловная гуманитарная зна-чимость защиты права человека не мешала ранее и не мешает сей-час использовать в реальной политике правозащитные проблемыв качестве мощного идеологического и политического оружия. По-этому конкретные резолюции СБ ООН чаще всего представляютсобой компромисс, определяющий пропорции смешения гуманис-тических идей и интересов тех или иных правящих режимов, не-редко противоречащих высоким идеалам защиты прав человека.Недавними примерами, с этой точки зрения, стали события в Ли-вии и Сирии.

В последние десятилетия произошло также существенное обо-гащение технологий невоенного международного вмешательстваво внутренние конфликты. Это разнообразные формы мирострои-тельства, направленные в числе прочего на развитие «демократи-зированных систем государственного управления»; социализацияучастников вооруженных формирований; содействие вовлечениюразличных социальных слоев в процесс государственного строи-тельства и предпринимательства; обучение кадров для укреплениясил безопасности; поддержка проектов продвижения принциповгендерного равенства и многое другое. После того как в 1989 г. ООНвпервые оказала полноценную поддержку в организации выборовв Намибии, этот опыт был успешно использован в 15 странах Аф-рики, Азии, Европы.

Постепенно, хотя и медленно, вырабатываются новые между-народно-правовые подходы к решению проблем предотвращенияугроз, связанных с социально-экономическими и экологическимипоследствиями глобализации. Меры ООН в этой области направле-ны на поддержку соответствующих межгосударственных объеди-нений, не входящих в систему ООН (например, Глобального фору-ма по миграции и развитию), содействие неправительственныморганизациям, действующим в сфере защиты прав человека, миг-рации, охраны окружающей среды, борьбы с торговлей людьми,наркоманией и т. д.

Вместе с тем следует иметь в виду, что международное правоявляется весьма инерционной системой. Процесс общего призна-ния тех или иных международно-правовых норм во многих слу-чаях растягивается на десятилетия, как и существование коллизийв международном праве, особенно в сфере безопасности. Поэтомумеждународно-правовое регулирование в области поддержаниямира и безопасности еще долго будет носить «переходный» характер.

Таким образом, глобализация и императивы постбиполярногомира расширили сферу общих для человечества угроз и вызовов,противостоять которым можно лишь объединенными усилиями.Это потребовало пересмотра традиционных и поиска новых меха-низмов обеспечения международной и национальной безопаснос-ти. В настоящее время идет процесс переосмысления роли и воз-можностей государства как ключевого субъекта поддержания мира;переоценка значимости фактора военной силы; поиск новых меж-дународно-правовых подходов к урегулированию возникающихкризисных ситуаций. Новая глобальная архитектура обеспечениябезопасности формируется в наши дни методом проб и ошибок.Процесс этот далек от завершения и носит глубоко противоречи-вый и непредсказуемый характер.

21

Глава 1СТРАНЫ АЗИИ

В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИГЛОБАЛЬНОЙ МИРОВОЙ СИСТЕМЫ

Окончание «холодной войны» и распад биполярной системыположили начало процессу формирования нового, более сложного,многоуровнего, полицентричного миропорядка. В научной лите-ратуре имеется множество периодизаций этого процесса. В основуданного пособия положен подход, в рамках которого работают ис-следователи ИМЭМО РАН (Д. Малышева, Г. Мирский, И. Кукли-на, Е. Степанова и др.).

Первый этап (1991–2001) характеризуется демонтажем постял-тинского мира, расшатыванием сложившихся после Второй миро-вой войны международных политических конструкций (преждевсего ООН) и попытками США реорганизовать мировой полити-ческий процесс на принципах «односторонности». Этот период былотмечен такими геополитическими событиями, как распад СССРи образование Российской Федерации, война в Персидском заливе(1991), распад Организации Варшавского договора (1991), трансфор-мация и расширение НАТО, создание Совета Евро-Атлантическо-го партнерства (1997); азиатский финансовый кризис (1997–1998)и создание в 1999 г. неформальной «Группы двадцати» (G20) для сов-местного обсуждения развитыми и развивающимися странами воп-росов глобальной экономики. Серьезный удар был нанесен принци-пу национального государственного суверенитета – одному из клю-чевых в системе международных отношений с эпохи Вестфальскогомира (1648). В мае 1999 г. с подачи США страны НАТО утвердилидоктрину «гуманитарных интервенций» – международного воору-женного вмешательства в любую страну без санкции ООН во имя

22

«защиты прав человека». Прецеденты преодоления принципа госу-дарственного суверенитета были созданы в ходе проведения «гума-нитарной интервенции» США в Сомали (1992), авиационной опе-рации НАТО против Югославии и Косовской операции (1999).

Второй период (2001–2007) завершил переход от биполярногомира к постбиполярности. Начало этому этапу положили терактыв США 11 сентября 2001 г., посредством которых международныйтерроризм заявил о себе не как о локальном или региональном(преимущественно в масштабе Ближнего Востока) явлении, а како транснациональном феномене. В рамках борьбы с международнымтерроризмом США и их союзники развернули серию войн в ислам-ском мире, нарушивших статус-кво на Ближнем Востоке (Афгани-стан, 2001; Ирак, 2003). Кроме того, в числе наиболее значимых со-бытий следует отметить дальнейшее расширение НАТО и Евро-пейского союза, а также принятие в 2006 г. России в «Группу 7»и завершение преобразования последней в «Группу 8» (G8) в каче-стве глобального экономического и политического института.

Исходным моментом третьего периода (с 2008 г. до настояще-го времени) стал мировой экономический кризис, вызвавший к жиз-ни массовое протестное движение в арабском мире («арабская вес-на»), а также в Европе и Америке («глобальная весна»). «Арабскоепробуждение» положило начало кардинальной трансформацииполитического ландшафта и системы международных отношенийна Большом Ближнем Востоке с непредсказуемым результатом. Серь-езным дестабилизирующим фактором мировой политики остают-ся крупные международные кризисы вокруг ядерных программКНДР и Ирана, а также сирийский кризис. В числе других важныхгеополитических событий этого периода эксперты указывают: «пе-резагрузку» российско-американских отношений (с 2009 г.), кото-рая, однако, не дала ожидаемых результатов, о чем свидетельствуюттак называемый крымский кризис 2014 г. и ситуация вокруг Украи-ны; кризис европейской интеграционной модели; «тройное бедствие»в Японии в 2011 г. (землетрясение, цунами и радиационная аварияна АЭС «Фукусима-1»), а также военную операцию сил международ-

23

ной коалиции/НАТО в Ливии в 2011 г., выявившую в непригляд-ном свете практику «гуманитарных интервенций» и силового ре-шения международных проблем. На сегодняшний день в мировойполитике продолжает возрастать значение энергетического фактора,усилилась конкуренция за доступ к энергоресурсам («энергетичес-кая гонка»). Набирает обороты глобальная тенденция к смещениюфокуса международной конкуренции с пространства Европы, Бал-кан и Ближнего Востока в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР),который определяется многими экспертами как ключевой двига-тель мировой политики и экономики в будущем.

Важную роль в современных мирополитических процессах иформировании новой глобальной среды безопасности играют госу-дарства Азии, которые прежде традиционно воспринимались лишькак часть «третьего мира». По мнению обществоведов, само поня-тие «третий мир» и традиционные принципы группирования странв «миры», категории и дихотомии (Запад – Восток, Запад – Незапад,Север – Юг, центр – периферия, развитые – развивающиеся стра-ны и т. д.) во многом уже не соответствуют современным реалиями мало подходят для анализа текущей международной обстановки.Растущее многообразие новых субъектов глобальной политики иновых политических практик требует нового теоретического дискур-са о дефинициях, используемых для анализа международно-полити-ческих процессов. Сегодня в научных работах, документах ООНи других международных организаций преимущественно исполь-зуется понятие «развивающиеся страны», однако единых и обще-принятых критериев, согласно которым то или иное государствоотносится к числу развитых, развивающихся или отсталых, так ине было предложено.

Динамику международно-политических процессов в Азии опре-деляют развитые и развивающиеся страны с «переходной экономи-кой», входящие в глобальную «Группу 20»: Япония, Южная Корея,Китай, Индия, Индонезия, Турция и Саудовская Аравия. В совокуп-ности G20 представляет 90 % мирового валового национального про-дукта, 80 % мировой торговли и 2 3 населения мира. «Группа 20»

24

уже претендует на то, чтобы выступать с «Большой восьмеркой»на равных в качестве главного органа для решения экстренных гло-бальных экономических и финансовых вопросов.

Новым фактором мировой политики стало появление в послед-ние годы пока еще немногочисленной группы «растущих держав».К ним обычно причисляют Китай, Индию, ряд стран ВосточнойАзии, аравийские монархии, а также Россию, Бразилию и ЮжнуюАфрику. Высокая динамика экономического развития указанныхстран обусловлена относительной политической стабильностью,выгодным географическим положением, наличием дешевой рабо-чей силы, большим запасом сырья или редких его видов и т. п., чтопозволило им успешно включиться в международное разделениетруда. Страны – экспортеры энергоресурсов за счет перераспреде-ления нефтяной ренты смогли обеспечить повышение душевогодохода до уровня, сопоставимого с развитыми странами и даже пре-вышающего его. Китай и Индия вошли в число лидеров мировогоэкономического роста, а с учетом обладания ядерным оружием –в число великих держав. Вместе с тем геополитический потенци-ал Китая и Индии во многом ограничивается их внутреннимипроблемами (демографическими, социальными, экономическими,энергетическими, экологическими и др.). «Растущие державы» по-степенно наращивают потенциал влияния на глобальную междуна-родно-политическую ситуацию и становятся активными участни-ками выработки новых правил игры в мировой политике. СтраныЗапада вынуждены считаться и взаимодействовать с этой группойгосударств в решении большинства глобальных и региональныхпроблем современности.

Образованная «растущими державами» группа БРИКС (в сос-таве Бразилии, России, Индии, Китая, Южно-Африканской Рес-публики) стремится к созданию более рационального глобальногоэкономического порядка, в том числе путем кардинального рефор-мирования мировой финансовой системы. В международно-поли-тических отношениях БРИКС также все более решительно про-двигает идею многополярного мира. Однако имеется ряд сдержи-вающих факторов на пути трансформации группы во влиятельную

25

политическую организацию глобального уровня. В их числе нали-чие внутри БРИКС разнонаправленных внешнеполитических ин-тересов и геополитических противоречий (например, по линииКитай – Индия), отсутствие общего пространства (географическо-го, экономического, цивилизационно-культурного), различия в тем-пах и перспективах экономического развития.

Внушительный ресурс международного экономического и по-литического влияния имеется и у ряда других крупных развиваю-щихся стран Азии (Бангладеш, Вьетнам, Египет, Индонезия, Иран,Мексика, Нигерия, Пакистан, Турция, Филиппины, Южная Корея).Для них американские аналитики предложили особое название –«Next-11» («Следующие одиннадцать»). Примечательно, что в этугруппу были включены страны, еще недавно считавшиеся «про-вальными», «упадочными» в экономическом и политическом от-ношении, а также те, которые до сих пор записываются Западомв «изгои» (например, Иран).

Вместе с тем значительное число азиатских стран остаетсяна положении слаборазвитых, и их экономический рост, несмотряна внешнюю помощь, не поспевает за ростом населения. Сегодняк числу наименее развитых стран ООН относит 48 государств мира,из которых девять расположены в Азии: Восточный Тимор, Непал,Афганистан, Бангладеш, Бутан, Йемен, Мьянма, Камбоджа, Лаос.Однако проблема бедности является актуальной не только для наи-менее развитых, но и динамично развивающихся стран Азии. В но-вом многомерном индексе бедности, разработанном экспертами ООНв 2010 г., из общего числа бедняков в мире (1,7 млрд человек) 51 %проживает в странах Южной Азии (прежде всего в Индии, где,например, в шести штатах бедны 93 % населения при общей чис-ленности населения в 421 млн человек). Масштабы и разнообра-зие форм массовой бедности, неконтролируемый и самый высо-кий в мире по темпам рост населения в экономически отстающихстранах порождают целый комплекс проблем: эпидемии, голод, бе-женцы, нелегальные миграции, локальные конфликты, радикализми т. д. В условиях возрастающих взаимосвязей мира феномен ми-ровой бедности и нищеты, соответственно, включается в числоособо опасных для всего мирового сообщества угроз.

26

Демографические процессы играют важную роль в определе-нии геополитического потенциала государств и регионов. По дан-ным ООН в Азии проживает и в дальнейшем будет проживать боль-шая часть населения планеты (более 60 % в 2012 г., до 57–58 %к 2050 г.). В совокупности 40 % мирового населения дают Китай иИндия; более 100 млн жителей имеют Индонезия, Пакистан, Банг-ладеш, Япония, Филиппины. Восточная Азия, традиционно самыйкрупный демографический ареал мира, уже к 2020 г. уступит своилидирующие демографические позиции Южной Азии. К серединеXXI в. две трети жителей Азии станут горожанами, однако Индия,Китай, страны Южной Азии и ряд стран Юго-Восточной Азии всеже останутся главными сельскими ареалами мира.

Прогнозы говорят не только об увеличении демографическихпараметров геополитического потенциала Азии, но и о сложностивстающих перед азиатскими государствами задач, связанных со ста-рением населения, с появлением внушительного «молодежного вы-ступа», ростом удельного веса лиц пожилого и нетрудоспособноговозраста, быстрой урбанизацией и т. д. Так, интенсивный рост го-родского населения с высокой долей вероятности приведет к «на-коплению» странами Азии «горючего материала» в виде молодежи,вырванной из привычного микромира семьи и общины (сельскойи полусельской). При сохранении скрытой городской безработицыэто может усугубить и без того трудноразрешимые социальныеи политические проблемы. Эффективность ответов на демографи-ческие вызовы в значительной степени зависит от способности го-сударств Азии поддерживать высокие темпы экономического роста.

В свете закономерностей циклического развития наиболее пер-спективными экспертам видятся Китай и Индия, а также страныЮго-Восточной Азии. Однако помимо собственных, эндогенныхфакторов на их развитии существенным образом скажутся факторыэкзогенные, связанные с общемировой конъюнктурой: сбои в функ-ционировании международного рынка неминуемо негативно отра-зятся на параметрах и качестве роста государств Азии. К числу внеш-них условий экономического развития также относится состояниеокружающей среды, критическая для многих азиатских стран си-туация с обеспечением пресной водой и энергоресурсами и т. п.

27

Противостоять тревожным тенденциям демографического иэкономического порядка, по мнению экспертов, способен очеред-ной прорыв в сфере высоких технологий, научных открытий, науко-емких производств и технологических инноваций. Растущую рольв этом процессе, очевидно, будут играть и уже играют передовыестраны Азии. Иными словами, расширение сегмента современной,высокотехнологичной, трудо- и капиталоинтенсивной экономикиможет стать ключевым фактором снижения уровня конфликтнос-ти в мире, главным инструментом отражения угроз международнойбезопасности. Вместе с тем все более технологически сложный,интеллектуальный характер будут приобретать и геополитическиеколлизии, что, напротив, может сопровождаться усилением конф-ликтности на макрорегиональном и глобальном уровнях, в пер-вую очередь между Западом и странами Восточной Азии во главес Китаем.

Одним из определяющих трендов мировой политики, в томчисле на геополитическом пространстве Азии, является глобали-зация с ее неоднозначными последствиями. С одной стороны, гло-бализация стимулирует экономическую модернизацию и частич-ную трансформацию ряда авторитарных обществ в сторону либе-рализации, создает благоприятные условия для сотрудничествас развитыми странами Запада, способствуя тем самым большей во-влеченности азиатских стран в мировые экономические и полити-ческие процессы. С другой стороны, глобализация оставляет нацио-нальным государствам незначительные шансы на сохранение свое-го экономического, политического и культурного суверенитета,стимулирует процессы их территориальной фрагментации, ослож-няет решение социальных и национально-этнических проблем, соз-дает возможности для усиления роли религиозного фактора, кор-рупции, клановости и т. п.

Вслед за крушением биполярного мироустройства процессыглобализации, кроме того, разморозили застарелые этноконфессио-нальные конфликты в целом ряде стран Азии. Такие неблагопо-лучные страны, анклавы и регионы, погруженные во внутренниеконфликты и не сумевшие сохраниться в качестве полноценных

28

государственных образований, именуются в научной литературе как«упадочные», «несостоявшиеся» или «провальные» страны, либокак «серые зоны», «зоны беспокойства», «неконтролируемые терри-тории». К ним обычно причисляют Сомали, Афганистан, СеверныйПакистан, некоторые части Ферганской долины в Узбекистане, юж-ную часть Кыргызстана, различные «золотые земли» и др. Именнооттуда на глобальный уровень транслируются многие проблемыв виде терроризма, организованной преступности, нелегальной миг-рации, наркоэкспансии и т. п.

Существование таких неблагополучных территорий дает осно-вание для изображения большинства стран Азии как отсталого Юга(или Востока), который противостоит «просвещенному» Северу(или Западу) и представляет угрозу «благополучной» части миро-вого сообщества. Уязвимость подобной аргументации становитсяочевидной в свете того, что конфликты на этнической почве, рели-гиозный фанатизм и некоторые другие явления, действительноугрожающие национальной и международной безопасности, сталиуделом не только Азии и Африки, но и «цивилизованной» Европы.

Побочным эффектом глобализации стала «арабская весна» с ши-роко задействованными в ней технологиями ведения информа-ционной войны. Подобные порожденные глобализацией «револю-ционные» изменения неизбежно влекут за собой внутриполити-ческую дестабилизацию с непредсказуемым исходом, облегчаютвоенно-политическое вмешательство извне (как, например, в Ливиии Сирии), ведут к утрате государствами своего суверенитета. Усилив-шиеся вследствие «арабского пробуждения» тенденции к перефор-матированию Ближнего Востока и прилегающих к нему регионовв плане их дальнейшего дробления объективно выгодны Западу,так как увеличивают его шансы на сохранение военного и полити-ческого влияния в этом стратегически важном регионе.

Распад биполярной системы и обрушение прежних политичес-ких ориентиров ослабили роль ООН в обеспечении международ-ной безопасности на коллективной основе. С конца ХХ в. геополи-тическое пространство Азии, по сути, стало своеобразным полиго-ном, на котором мировое сообщество апробировало новые формы

29

и методы миротворческой деятельности, в том числе с опорой на во-енную силу, а также новые международно-правовые нормы обеспе-чения безопасности.

Исследователи, опираясь на исторический материал послед-них десятилетий, выделяют две основные формы международногоучастия в разрешении конкретных конфликтов. Первая предусмат-ривала осуществление миротворческих операций при наличиисогласия всех конфликтующих сторон с условиями мандата ООН.Ответственность за проведение операций при этом возлагаласьна региональные структуры безопасности, которые отвечали за вы-деление воинских контингентов, обеспечивали меры по распреде-лению гуманитарной помощи среди населения и предотвращениюнасилия и т. п. Участие ООН обозначалось лишь присутствиемвоенных наблюдателей, которые сотрудничали с воинскими под-разделениями региональных организаций (Либерия, Сьерра-Леоне,Мозамбик, Грузия, Таджикистан и др.).

Другая тенденция проявилась при принятии СБ ООН резолю-ций, санкционирующих применение военной силы под контролеми ответственностью государств, инициирующих вооруженные дей-ствия в одностороннем порядке, без согласия противной стороны.Как правило, в таких случаях речь шла прежде всего о США, кото-рым предоставлялся карт-бланш для «принятия всех необходимыхмер», включая вооруженные, в целях урегулирования конфликта.Подобные решения были приняты СБ ООН впервые в 1991 г. пос-ле вторжения Ирака в Кувейт, затем при неудавшейся попытке «гу-манитарной интервенции» в Сомали (1992), в отношении Руандыи Гаити (1994), Албании (1997), Восточного Тимора (1999), Афгани-стана (2001) и Ливии (2011). Исключением стала вторая иракскаявойна, начатая США и Великобританией без санкции СБ ООН.

Асимметричность в расстановке сил в постбиполярном мирефактически предоставила США преимущественные ресурсные воз-можности (включая НАТО) для продвижения собственных инте-ресов и инициатив в сфере международной безопасности. Террорис-тическая угроза и объявленная Вашингтоном война с международ-ным терроризмом, в целом поддержанная мировым сообществом,

30

в конечном итоге привели к «перегрузке» СБ ООН проблемами уре-гулирования конфликтов. В последнее время годовая повестка дняСБ ООН включает рассмотрение до 20 проблемных ситуаций, тре-бующих международного вмешательства. В результате стремлениек скорейшему урегулированию очередных международных кризи-сов в сочетании с поспешностью принимаемых под прессингом аме-риканской дипломатии решений породили такие международно-правовые прецеденты, как бомбежки Югославии, ситуация с Ко-сово, расширительное толкование резолюции СБ ООН по операцииНАТО в Ливии в 2011 г. и др. Подобные прецеденты «зависают»в правовом поле, не вписываясь в рамки общепринятых норм. Экс-перты все чаще высказывают сомнения в способности междуна-родно-правовой системы «переварить» все эти казусы, в связи с чемсценарии развития текущих международных кризисов становятсяслабо предсказуемыми [см.: Куклина; Малышева, 2012а].

Решения ООН, таким образом, являются прямым результатомсоотношения политических сил и, вместе с тем, очевидным сви-детельством дефицита безопасности в мире. При этом политичес-кая практика сегодня продолжает характеризоваться противоречи-вым сосуществованием старой, серьезно расшатанной и ослаблен-ной, и новой, лишь начавшей выстраиваться системы обеспеченияглобальной безопасности. В этом процессе странам Азии объектив-но отводится одно из ключевых мест.

Структурный вакуум в обеспечении международной безопас-ности энергично заполняет НАТО, которая значительно расшири-ла свое территориальное присутствие и на практике трансформи-руется в организацию глобального уровня. Этот процесс опираетсяне только на силовой и пространственный потенциал самого альян-са, но и на многофункциональное сотрудничество с рядом азиат-ских государств.

На глобальном уровне в очередной раз наблюдается оживле-ние интереса к перспективам реформирования ООН и входящихв нее структур, например, Экономической и социальной комиссиипо Азии и Тихому океану (ЭСКАТО). Проходят испытания на эффек-тивность такие «элитные» организации с участием азиатских стран,

31

как G8 и G20. Все в большей степени проблемами безопасностизанимаются БРИКС, так называемая РИК (Россия, Индия, Китай),Организация Азиатско-Тихоокеанского сотрудничества (АТЭС). Пло-щадками для межправительственного диалога по проблемам мираи стабильности стали также общеазиатские форумы: Совещаниепо взаимодействию и мерам доверия в Азии, Диалог по сотрудни-честву в Азии. Обращают на себя внимание такие международныеобъединения, как Форум ИБСА (Индия, Бразилия, ЮАР) и группаБАСИК (в составе Бразилии, ЮАР, Индии и Китая), занимающая-ся проблемами изменения климата.

Возникают и другие формы межгосударственных объединений,решающих те или иные проблемы безопасности: международныекоалиции во главе с США; морская армада в Аденском заливе, коор-динирующая антипиратские усилия международного сообщества;так называемый Центральноазиатский антинаркотический квартетв составе России, Афганистана, Таджикистана и Пакистана, и т. д.Все это в равной мере свидетельствует не только об остроте ситуа-ции и активности поисков новых моделей обеспечения глобаль-ной безопасности, но и об исключительно значимой роли странАзии в этой сфере.

Вместе с тем расширение ареала международной конфликтнос-ти усиливает скептицизм Азии в отношении глобализации. Соответ-ственно набирает обороты регионализация, которая трактуется ря-дом исследователей как «процесс объединения усилий государствкакого-либо региона в решении их социально-экономических, во-енно-политических, духовных, национальных и других проблем»[Малышева, 2012б, с. 19]. Современный регионализм нацелен на уве-личение безопасности, стабильности и устойчивости; он становитсясферой взаимодействия не только между государствами, но и меж-ду государственными и негосударственными субъектами мировойи региональной политики.

Наиболее успешно регионализация осуществляется вокруг го-сударств-лидеров, обладающих военно-политической и технико-экономической мощью. Нагляднее всего это проявилось в АТР,где динамичное развитие Китая, Индии, стран АСЕАН выступает

32

как фактор формирования в перспективе эффективной системыобеспечения коллективной безопасности не только в АТР, но ив глобальном масштабе. (Вместе с тем встраивание КНР в регио-нальные политические и экономические процессы и восприятиестраны другими региональными игроками в целом неоднозначнои противоречиво.) В АТР удалось создать ряд многосторонних ре-гиональных и трансрегиональных объединений, ориентированныхв том числе на решение проблем международной безопасности.Наиболее успешными и перспективными считаются Региональныйфорум АСЕАН по безопасности и Шанхайская организация сотруд-ничества (ШОС). Последняя, имеющая в своем составе двух посто-янных членов СБ ООН (Россию и Китай), постепенно вовлекаетв сферу своей деятельности такие страны, как Индия, Афганистан,Иран и др.

В Южной Азии также имеются региональные и трансрегио-нальные группировки, существуют Ассоциация регионального со-трудничества стран Южной Азии (СААРК), так называемый Квад-рат роста (Индия, Бутан, Непал, Бангладеш), Инициатива странБенгальского залива по техническому и экономическому сотруд-ничеству (БИМСТЭК), Организация сотрудничества стран Индий-ского океана (АРСИО) и др. Однако их роль в региональной и миро-вой политике на порядок ниже тех, что действуют в АТР.

На Ближнем Востоке региональная интеграция только недавноначала набирать темпы. Помимо Лиги арабских государств (ЛАГ)и Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК), здесь в послед-ние годы активизировал свою деятельность Совет сотрудничестваарабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Делаются по-пытки решать экономические и политические проблемы в рамкахорганизаций, объединяющих страны с преимущественно мусульман-ским населением: Организации исламского сотрудничества (ОИС),Лиги исламского мира, «Исламской восьмерки» (D8) и др. Намети-лась тенденция к развитию регионального взаимодействия по ли-ниям межгосударственных отношений: Турция – арабские страны,Турция – Иран, Иран – некоторые арабские страны (Ирак, Ливан,Сирия).

33

Однако несмотря на наличие многочисленных международныхструктур регионального и глобального уровня, занимающихся ре-шением проблем безопасности, наблюдается рост международнойнестабильности, усиление конфликтного потенциала в мировойполитике. Ощущение незащищенности усиливает стремление госу-дарств самостоятельно обеспечить свою защиту по принципу «спа-сение утопающих – дело рук самих утопающих», а именно нара-щивать собственный военно-технический потенциал. Азиатскиестраны, прежде всего Китай, находятся в авангарде модернизациивооружений. Поскольку военная сила еще долго будет оставатьсяважной компонентой обеспечения безопасности и одновременноисточником напряжения в международных отношениях, ведущиев военном отношении государства Азии будут сохранять свой гео-политический потенциал.

Таким образом, ключевым признаком текущего процесса пере-форматирования глобальной системы международных отношенийявляется его незавершенность. При всем многообразии предложен-ных экспертами периодизаций и характеристик развития между-народно-политических процессов после распада биполярной струк-туры все они сходятся в одном: последнее десятилетие ХХ в. былопериодом мощного всплеска американского влияния на мировойарене, первое десятилетие XXI в. ознаменовалось столь же беспре-цедентными сериями неудач и разочарований для американскойполитики. В итоге сегодня мы имеем дело с нефункциональныммногополярным миром, где наряду со сверхдержавой (США), со-храняющей значительную военную мощь, но ослабленную эконо-мическими проблемами и внутренними расколами, также действу-ют старые, новые и формирующиеся державы, старые и уже расша-танные международные политические конструкции (ООН, НАТО)и новые, еще набирающие силу и влияние (G20, БРИКС, ШОС идр.). При этом ни один из указанных акторов не только не можети не желает навязывать другим общие правила, но и не способендаже предложить правила, которые были бы приемлемы для всех.

По сути, сегодня мир живет в условиях полицентричной сис-темы международных отношений с многочисленными и зачастую

34

хаотично взаимодействующими друг с другом центрами влияния.При этом всеобщая взаимозависимость фактически переместилачеловечество в иную систему координат, в которой на первый планвыходят вопросы предотвращения угроз глобальной безопасностии выживания человечества в целом, решаемые только путем кол-лективных усилий – от природных катаклизмов, истощения ресур-сов, деградации окружающей среды до международного террориз-ма, голода, эпидемий и т. д. В условиях, когда глобальная мироваясистема характеризуется в терминах «трансформация», «диверген-ция» (разнородность), «полицентричность», «многоуровневость»и «неопределенность», формируются новые угрозы международ-ной стабильности и соответственно требуются качественно новые,многосторонние подходы к решению проблем глобальной, регио-нальной и национальной безопасности.

Азиатские государства активно включаются в процесс форми-рования новой безопасной среды обитания и, несмотря на издерж-ки «догоняющего» развития, образуют новые центры силы с рас-тущими глобальными амбициями. Вместе с тем геополитическоепространство Азии сохраняет статус одного из главных мировыхочагов международных раздоров и разногласий, межэтнических,этноконфессиональных и иных столкновений и антагонизмов.

Вопросы к обсуждению

1. Почему традиционные принципы деления стран на «миры»,категории и дихотомии устарели с методологической точки зре-ния? Как и по каким критериям ранжируются сегодня страны мирапо классификациям ООН, Международного валютного фонда и Все-мирного банка? Какие страны Азии являются самыми богатымипо уровню ВВП на душу населения, какие относятся к числу но-вых индустриальных стран (НИС) и наименее развитых стран мира?Каковы позиции стран Азии в индикаторах Индекса человеческогоразвития?

2. Как трансформировалось содержание понятия «великая дер-жава» и «мировая держава» в современную эпоху? Каков сегодня

35

полный набор инструментов, позволяющих отдельному государ-ству проецировать свою мощь в глобальном масштабе? Как изме-нился характер глобальных и региональных угроз на протяжениивторой половины ХХ – начала XXI в.? Каковы критерии оценкиэффективности новых стратегий обеспечения безопасности?

3. Почему война в Персидском заливе 1991 г., спровоцирован-ная вторжением Ирака в Кувейт, считается первым военным конф-ликтом нового мирового порядка? В чем заключается геополитичес-кое значение создания Совета североатлантического сотрудничества(1991) и его последующей трансформации в Совет Евро-Атланти-ческого партнерства? Какие страны Азии входят в этот многосто-ронний форум? Укажите причины создания, состав участников, це-ли и основные направления деятельности G20, «Группы 20 в рам-ках ВТО», БРИКС, ШОС. Какова степень эффективности указан-ных международных организаций в решении проблем глобальнойи региональной безопасности? Какие инициативы и действияБРИКС свидетельствуют о возрастании влияния этой организациина глобальную международно-политическую ситуацию?

4. Раскройте содержание понятия «гуманитарная интервенция».Каковы цели и методы проведения гуманитарных интервенций?Чем гуманитарное вмешательство отличается от классических опе-раций по поддержанию мира? В каких странах Азии СБ ООН санк-ционировал проведение подобных операций? Почему международ-ное сообщество, в частности в лице СБ ООН, не всегда готово санк-ционировать гуманитарное вмешательство или введение миро-творческих сил в ту или иную страну, даже понимая масштабы еегуманитарной катастрофы? Почему гуманитарная интервенцияостается весьма спорным инструментом обеспечения международ-ной безопасности?

Список рекомендуемой литературы

Азия и Африка в современной мировой политике. М., 2012.Белокреницкий В. Я. Восток в мирополитических процессах / В. Я. Бе-

локреницкий. М., 2010.

Бжезинский З. Великая шахматная доска / З. Бжезинский. М., 1998.Бжезинский З. Выбор : мировое господство или глобальное лидер-

ство / З. Бжезинский. М., 2004.Мельянцев В. А. Развитые и развивающиеся страны в эпоху пере-

мен / В. А. Мельянцев. М., 2009.Наумкин В. В. Ближний Восток в мировой политике и культуре /

В. В. Наумкин. М., 2011.Стратегический глобальный прогноз, 2030. М., 2011.Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах /

С. Хантингтон. М., 2004.Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. М.,

2003.Яковец Ю. В. Глобальные экономические трансформации XXI века /

Ю. В. Яковец. М., 2011.

37

Глава 2ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ

СОСТАВЛЯЮЩАЯМЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В АЗИИ

2.1. Тенденции эволюции военной силыв XXI в.

Незавершенность процесса трансформации глобальной миро-вой системы, обострение соперничества мировых и региональныхэкономических и военно-политических центров за расширение сфервлияния и контроль над сырьевыми ресурсами усиливают конф-ликтный потенциал мировой политики. В этой связи военно-поли-тическая сфера остается важнейшей составляющей обеспечениянациональной безопасности. Военная сила по-прежнему служитфактором сдерживания и защиты от внешней агрессии, ее реаль-ный потенциал определяет весомость и масштабы воздействияна кризисные ситуации, она используется в качестве инструментапротиводействия невоенным и нетрадиционным угрозам нацио-нальной и международной безопасности. Вместе с тем в XXI в.природа военного конфликта, методы ведения войн и роль военнойсилы в целом (формы и организационные механизмы ее применения,международно-правовое оформление) претерпевают существенныеизменения под воздействием трансформации объектного и субъект-ного полей безопасности, появления новых угроз и вызовов.

Новые технологии меняют качественные характеристики си-ловой компоненты обеспечения безопасности. Во второй полови-не ХХ в. были разработаны не просто новые вооружения, а функ-ционально оформленные боевые системы-платформы, обладаю-щие качественно более высокой эффективностью, способные

38

выполнять широкий спектр боевых задач. Так, в войне в Корее(1950–1953) было применено 9 новых видов оружия, во Вьетнам-ской войне (1965–1975) – уже 25, в войнах и вооруженных конф-ликтах на Ближнем Востоке (1967–1988) – порядка 30, в войнахна Балканах, в Персидском заливе и Афганистане – свыше 100[см.: Карякин, Козин, с. 9–10]. Однако появление более совершен-ных видов оружия приводило лишь к изменению способов веде-ния вооруженной борьбы, но не меняло ее сущности. Это относит-ся и к ядерному оружию, которое, несмотря на его абсолютнуюмощь, не позволяет достичь главных целей войны – захвата ресур-сов противника для их последующего использования победителем.

Технологический прогресс создал предпосылки для револю-ции в военном деле на основе достижений в микроэлектрони-ке, навигации, дистанционном зондировании поверхности Землии информационных технологиях. Появление высокоточных средствпоражения устранило недостатки ядерного оружия: его неизбира-тельность, неэкологичность, масштабные потери среди гражданско-го населения и т. д. Такое оружие было создано и стало успешноприменяться в конце 1990-х – начале 2000-х гг. в операциях на Бал-канах и Ближнем Востоке. Современные высокоточные системывооружений обеспечивают гарантированное поражение цели в лю-бое время суток и при любых метеорологических условиях, органи-чески сочетают высокоэффективные средства разведки, навигации,целеуказания и наведения. Они также характеризуются большойдальностью и высокой точностью удара за счет применения средствкосмической навигации, возможностью размещения на различныхбоевых платформах (наземной, воздушной, морской), сведениемк минимуму участия человека в боевых операциях. Массированноеприменение обычного высокоточного оружия по военным, экономи-ческим и административно-политическим объектам государствапозволяет парализовать способность противника к сопротивлениюи, по сути, обеспечивает нападающей стороне решение тех задач,которые ранее возлагались на ядерное оружие, пилотируемую авиа-цию и сухопутные войска.

39

Внедрение прорывных технологий в военном деле кардиналь-но изменило характер войн и военных конфликтов, формы, методыи средства ведения боевых операций. Ушли в прошлое полномас-штабные столкновения по типу Второй мировой войны с использо-ванием крупных регулярных армий, огромного количества танков,самолетов, ракет и ядерного оружия. На смену им приходят войныс использованием высокоточного оружия и перспективных средстввооруженной борьбы: крылатых ракет, беспилотных разведыва-тельных и ударных летательных аппаратов, новых видов подвод-ных вооружений. Современные войны приобретают подлинно объем-ный характер и охватывают воздушно-космическо-морскую систе-му координат, определяющую роль в наземных операциях теперьиграют аэромобильные и морские десантные силы и силы специ-ального назначения, которые обеспечивают закрепление результа-тов военной кампании. Иными словами, войны XXI в. – это ужене лавина огня из всех видов оружия, а «хирургическая операция»по уничтожению отдельных, наиболее критичных объектов воен-ной, административно-политической и экономической инфраструк-тур противника с помощью высокоточного оружия [см.: Карякин,Козин, с. 18]. Важную роль в победе над противником играет так-же фактор информационного превосходства, позволяющий путемнанесения морального и психологического ущерба сломить его во-лю к продолжению борьбы. В этой связи особое значение приобре-тают войны в глобальном информационном пространстве, а такжеполитические и психологические технологии воздействия на созна-ние и поведение больших масс населения и отдельного человека.

Революции в военном деле и расширение пространства угрозпобудили правительства развитых и динамично развивающихся странк кардинальному пересмотру стратегий национальной безопаснос-ти в плане усиления военно-оборонительной компоненты и сме-щения ее акцента на парирование угроз на дальних подступах. Этопредполагает наращивание наукоемких видов вооружений, расши-рение военно-космических программ, укрепление кибербезопас-ности страны, создание более гибкой структуры вооруженных сил.

40

Программы модернизации вооружений также предусматриваютсоздание оружия на новых физических принципах: лучевого, им-пульсного, волнового, климатического, геофизического, гиперзвуко-вого, генного, психофизического и др.

По сути, в начале XXI в. мир охватила новая гонка вооруже-ний, имеющая качественно иной характер по сравнению с перио-дом «холодной войны» и чреватая весьма неоднозначными послед-ствиями. С одной стороны, сам факт наличия гонки вооруженийнеобязательно предвещает начало военного конфликта и скореесвидетельствует о стремлении государств быть готовыми к отраже-нию современных угроз. Рост военных расходов большинства странв абсолютных показателях определяется самим ростом их эконо-мик и обновлением устаревших образцов военной техники. Болеетого, сегодня наличие мобилизационных армий свидетельствуетскорее о «догоняющей» модели экономического развития, проб-лемном состоянии НИОКР и низком военно-техническом потенциа-ле страны. Вместе с тем следует признать, что сохранение мораль-но устаревающих систем формирования вооруженных сил можетотражать особенности восприятия проблем безопасности правя-щими элитами. Так, в Китае с его гигантским демографическимпотенциалом сохранение внушительной мобилизационной армиидемонстрирует политический и экономический прагматизм руко-водства страны, успешно использующего фактор социальной притя-гательности военной службы в условиях избыточности трудовыхресурсов [см.: Куклина, с. 41–42]. Действительно тревожным сиг-налом может служить тенденция увеличения военных затрат за счетсокращения социальных расходов и инвестиций в экономику.

С другой стороны, в свете расширения пространства угроз безо-пасности в XXI в. опора на военную силу как главный и, тем бо-лее, единственный инструмент поддержания мира себя уже не оп-равдывает. Более того, сегодня вооруженные силы не вполне эф-фективно справляются и с теми угрозами, которые ранее решалисьс помощью оружия. Так, с современным пиратством или сепарати-стскими движениями нельзя покончить силой оружия, для этого

41

нужны иные подходы, в первую очередь коллективные усилиямеждународного сообщества в деле предотвращения или полити-ческого урегулирования конфликтов. Гонка вооружений действи-тельно может превратить в хлам большинство имеющихся на во-оружении видов оружия, о чем свидетельствуют тенденции сокра-щения вооружений, накопленных в течение прошлых десятилетий,рядом ведущих военных государств: США, Россией, Китаем, Юж-ной Кореей, Турцией и др. Однако при этом мировой военно-про-мышленный комплекс во главе с США продолжает производитьустаревшие модели вооружений и поставлять их в страны с болеенизким уровнем технологического развития. Несмотря на мораль-ный износ, накопленное оружие в таких странах остается главнойматериальной базой для текущих и возможных вооруженных конф-ликтов. Ярким примером является Йемен, где при численности ар-мии в 60 тыс. человек насчитывается 60 млн автоматов Калашни-кова [см.: Куклина, с. 44]. Иными словами, устрашение примене-нием военной силы необязательно играет роль сдерживающегофактора в военных конфликтах.

Таким образом, высокий уровень милитаризации и проектыпо перевооружению вносят свой вклад и в без того нестабильнуюмеждународную обстановку, повышая вероятность использованиянасильственных методов разрешения внутренних и внешних конф-ликтов. Процессы эволюции военной силы в деле обеспечения на-циональной и международной безопасности существенно различа-ются на страновом уровне по скорости и масштабам. Вектор этойэволюции в последние десятилетия определяют США. Техничес-кое оснащение вооруженных сил развивающихся стран зависитот экономического потенциала и финансовых возможностей и пре-имущественно остается на уровне вооружения времен «холоднойвойны», в лучшем случае модернизированного. Особенно сильныетенденции к региональному перевооружению демонстрирует Азия,что в условиях высокой конфликтности азиатских стран и регио-нов существенно повышает там уровень военных угроз.

42

2.2. Особенности милитаризациистран и регионов Азии

Азиатские страны находятся в авангарде модернизации воору-женных сил, а по темпам наращивания военного потенциала усту-пают лишь Африке. Пять государств Азии – Китай, Индия, ЮжнаяКорея, Япония и Турция – представлены в мировой десятке самыхмощных в военном отношении стран. Наиболее многочисленныеармии планеты и центры импорта вооружений расположены в АТРи на Ближнем Востоке. По численности вооруженных сил первыедесять позиций занимают преимущественно азиатские страны:КНР, Индия, Северная Корея, Япония, Пакистан, Иран и Индоне-зия. Мировую пятерку главных импортеров оружия (33 % мирово-го импорта вооружений) формируют исключительно страны Азии:Индия, Саудовская Аравия, Китай, ОАЭ и Пакистан, в мировойдесятке также представлены Турция, Южная Корея и Сингапур.Не менее весомо азиатский компонент выглядит в Глобальном ин-дексе милитаризации 2014 г. (рассчитывается по соотношению во-енных ассигнований с ВВП, расходами на здравоохранение и обра-зование, количества военнослужащих с численностью населениястраны и т. п.). В тройке мировых лидеров Израиль, Сингапур и Ар-мения, затем следуют Сирия и, пропуская вперед Россию и Кипр,Южная Корея и Иордания, замыкают первую десятку самых мили-таризованных стран мира Греция и Азербайджан [см.: GFP...; GMI...;Trends...].

Военные расходы Азии с 2000 г. увеличились в 2 раза и в 2014 г.составили 626 млрд долл. (35 % мировых затрат на военные нужды),превзойдя в совокупности военный бюджет США (609 млрд долл.).Более того, если в Европе и на Американском континенте военныерасходы за последние 5 лет устойчиво снижаются, Азия демонстри-рует прямо противоположную тенденцию. Так, за период 2010–2014 гг.военный бюджет стран Восточной и Южной Азии возрос на 23 %,Ближнего Востока – на 35 % при мировом приросте в 1,7 %; лиде-ром по темпам роста военных расходов остается Африка (65 %)[см.: SIPRI...].

43

Увеличение расходов на оборону в Азии обусловлено ростоммеждународной напряженности и, как следствие, форсированноймодернизацией вооружений, преимущественно за счет военных за-купок за рубежом. 8 из 10 главных мировых импортеров оружия –это страны Азии. В 2014 г. в области военных закупок с большимотрывом лидировала Восточная и Южная Азия (48 % глобальногоимпорта вооружений), значительно опережая Ближний Восток (22 %),Европу (12 %), США (10 %) и Африку (9%). Иными словами, 70 %мировых военных поставок осуществляется в страны Азии. За по-следнее десятилетие импорт вооружений стран Восточной и Юж-ной Азии возрос на 37 %, Ближнего Востока – на 25 % (для срав-нения: в Африке – на 45 %, на Американском континенте – на 7 %,в Европе сократился на 36 %) [см.: Trends...].

Позиции бесспорно ведущей военной державы Азии занимаетКитай. Страна обладает самой крупной в мире армией (2,3 млн че-ловек в 2014 г.), а по уровню военных расходов (216 млрд долл.),который за последнее десятилетие увеличился почти в 3 раза, усту-пает лишь США. При этом в относительных показателях за послед-ние 20 лет ассигнования Пекина на нужды обороны снизилисьв 2 раза (с 14,4 % расходов госбюджета в 1994 г. до 7,3 % в 2014 г.),а их удельный вес в ВВП сохраняется на относительно низкомуровне в 2 % [см.: SIPRI...]. Иными словами, рост военных расхо-дов КНР в абсолютных показателях обусловлен динамичным раз-витием экономики страны.

Значительный объем военного бюджета Китай расходует на пе-ревооружение, строительство новых подводных лодок, модерни-зацию ракетных войск и ядерного оружия, космические программы.По импорту вооружений страна занимает 3-е место в мире; основ-ные военные поставки осуществляются Россией (61 %) и Франци-ей (16 %) [см.: Trends...]. Вместе с тем в вопросах модернизацииармии КНР ориентируется на расширение собственного военно-промышленного комплекса: если страна и закупает оружие и техни-ку, то, как правило, для того, чтобы на основе иностранных образ-цов создать собственные типы вооружения. Кроме того, Пекин финан-сирует ряд серьезных военных проектов, таких как строительство

44

собственных авианосцев, создание противоракетной обороны, раз-вертывание космических спутников системы глобального позици-онирования, создание истребителя пятого поколения, беспилотни-ков, специальных киберподразделений и т. д.

Китай является третьим после США и России крупнейшиммировым экспортером оружия (5 % глобального экспорта воору-жений), осуществляя военные поставки в 35 стран Азии, Африкии Латинской Америки. Внушительная доля военных заказов (68 %)осуществляется в рамках военно-технического сотрудничества КНРс Пакистаном, Бангладеш и Мьянмой [см.: Trends...].

Усилия Китая в развитии своего военного потенциала в зна-чительной степени направлены на установление доминированияв Восточной Азии. Другие страны региона также прилагают мак-симальные усилия к модернизации своих вооруженных сил, о чемсвидетельствует троекратное увеличение их затрат на оборону за по-следнюю четверть века [см.: SIPRI...]. Наращивание военной мощистранами Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии обусловленоне только так называемой китайской угрозой, но и совокупностьюдругих конфликтогенных факторов: межкорейским противостоя-нием, отягощенным военными ядерными программами Пхеньяна;неразрешенностью китайско-тайваньской проблемы; целым комп-лексом взаимных территориальных претензий, в первую очередьв Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, а также угрозойвнутригосударственных конфликтов.

Исключительно высокий уровень милитаризованности поддер-живается в Северной Корее в связи с ее самоизоляцией от внешне-го мира и сложными отношениями с Южной Кореей, США и Япо-нией. Данные по этой стране скудны и противоречивы, но, по оцен-кам экспертов, эта небольшая страна с населением в 25 млн человексодержит армию в 1,2 млн человек, близкую по величине американ-ской (1,4 млн) и индийской (1,3 млн), отвлекая от производитель-ного труда почти 10 % экономически активного населения. По мне-нию экспертов, северокорейская экономика на 70–80 % работаетна военные нужды [Белокреницкий, 2010, с. 196; Бурлаков, с. 25].Вместе с тем техническое оснащение вооруженных сил КНДР оста-

45

ется крайне слабым: основную массу вооружения и техники сос-тавляют давно устаревшие образцы, вряд ли способные достойнопротивостоять южнокорейской армии. Ограниченные экономичес-кие возможности не позволяют стране провести полноценную мо-дернизацию. В этих условиях Пхеньян форсирует создание соб-ственного ракетно-ядерного оружия, а также в рамках доктрины ак-тивной обороны делает ставку на проведение широкомасштабныхразведывательно-диверсионных операций в случае вооруженногоконфликта. Данные обстоятельства затрудняют применение воен-ной силы против Северной Кореи.

Соседство с КНДР вынуждает Южную Корею уделять повы-шенное внимание своей обороне, которая до последнего временибазировалась на военном альянсе с США. Сегодня военный потен-циал страны позволяет в значительной мере самостоятельно сдер-живать вероятную агрессию с севера. По количеству вооруженияи техники Республика Корея уже практически не уступает КНДР,а по качеству многократно ее превосходит. Южнокорейская армия(порядка 700 тыс. военнослужащих) довольно велика для страныс населением в 50 млн человек. По затратам на оборону Республи-ка Корея в 2014 г. вышла на 12-е место в мире и занимает седьмуюстрочку в мировом индексе военной мощи и Глобальном индексемилитаризации. Страна также входит в мировую десятку крупней-ших импортеров оружия (3 % глобального импорта вооружений),продолжая опираться на военное сотрудничество с США (89 % во-енных поставок в страну). Как и в Китае, удельный вес военныхрасходов в ВВП и в расходах госбюджета Южной Кореи в послед-нее десятилетие держится на одном уровне (порядка 2,5 % и 12 %соответственно), однако в Северо-Восточной Азии это самые высо-кие, после КНДР, показатели [см.: GFP...; GMI...; SIPRI...; Trends...].

Начатая в 2009 г. военная реформа предусматривает увеличе-ние военных расходов на перевооружение и меры по расширениюсил сдерживания. Сокращение вооруженных сил до 500 тыс. чело-век и форсированная модернизация военной сферы позволят стра-не уже к 2020 г. создать более компактную и боеспособную армию,которая сможет более успешно и без помощи США не только отра-

46

зить внезапное нападение вероятного противника, но и нанестиему решительное поражение. В целом руководство Южной Кореисчитает военный потенциал ключевым фактором в обеспечениинациональной безопасности.

Особый случай милитаризованности представляет собой Япо-ния. Ее возвращение на мировую арену после Второй мировой вой-ны было обусловлено обязательством иметь лишь силы самооборо-ны и тратить на их содержание не более 1 % ВВП. Военную безопас-ность Японии стали обеспечивать США в рамках двустороннеговоенного союза. Пересмотр приоритетов Белого дома в вопросахвоенного присутствия США в Восточном полушарии, обострив-шиеся территориальные разногласия с КНР по статусу острововСенкаку и значительное ухудшение среды безопасности в Восточ-ной Азии в начале 2000-х гг. подвигли Токио к кардинальному пе-ресмотру своей военной доктрины в плане ускоренного переходаЯпонии к статусу военной державы. Основными направлениямистратегии усиления национальной обороноспособности стали на-ращивание наукоемких видов вооружений, военно-космическиепрограммы, повышенное внимание к системе противоракетнойобороны, меры по укреплению кибербезопасности и т. п.

В 2014 г. военные расходы Японии, оставаясь на уровне 1 % ВВП,превысили 45 млрд долл., обеспечив стране по данному показате-лю 6-е место в мире [см.: SIPRI...]. Компактные Силы самооборо-ны Японии (порядка 250 тыс. человек и 23-е место в мировом рей-тинге [см.: GFP...]) выгодно отличаются от остальных растущихазиатских армий самым высоким уровнем боеспособности, тех-нического оснащения и финансовых затрат на подготовку и содер-жание одного бойца. Конституционный запрет на участие Япониив военных операциях за рубежом впервые был нарушен в 1993 г.,когда японские подразделения вошли в состав миротворческих силООН в Камбодже. С тех пор Силы самообороны приняли участиев 27 миротворческих операциях в Азии, Африке и Латинской Аме-рике, в частности в Восточном Тиморе, Непале, Анголе, Судане,Руанде, Мозамбике, Сальвадоре, Гаити и т. д. Вместе с тем стрем-ление Токио нарастить военный потенциал страны наталкивается

47

на ряд серьезных ограничений конституционного и международно-правового (военный альянс с США) характера. Тем не менее мож-но констатировать, что в развитии военной компоненты обеспече-ния национальной безопасности Японии происходят качественныесдвиги, которые будут иметь долгосрочные последствия для всейсистемы международных отношений в Восточной Азии.

Достаточно высокой боеспособностью отличаются и вооружен-ные силы Тайваня, несмотря на их небольшой количественныйсостав (290 тыс. человек и 20-я позиция в мире в 2014 г. [см.: GFP...]).Их строительство шло с учетом постоянной угрозы со стороны ма-терикового Китая, который и сегодня по возможности блокируетусилия тайваньского руководства по модернизации своих воору-женных сил и закупке новейших видов оружия. В этой связи Тай-бэй стремится сохранить сложившийся по берегам Тайваньскогопролива стратегический баланс и развивать военное сотрудниче-ство с США.

Малочисленность вооруженных сил Японии, Южной Кореии Тайваня в определенной степени компенсируется военным при-сутствием США в регионе. В рамках системы договоров с указан-ными странами Вашингтон имеет возможность размещать свои во-енные базы на их территориях (кроме Тайваня) в обмен на обяза-тельства по обеспечению военной безопасности своих союзников.На сегодняшний день в Северо-Восточной Азии сложился хрупкийбаланс сил, когда ни одно государство региона (или присутствую-щее в регионе) не обладает достаточным военным потенциалом,способным обеспечить свое доминирование. Нарушение данногобаланса чревато возникновением серьезных конфликтов с широко-масштабным применением вооруженных сил.

Во многом схожая ситуация сложилась в Юго-Восточной Азии,которая относится к наиболее динамично развивающимся регио-нам планеты, однако не входит в число самых стабильных. Сегоднястраны ЮВА, объединенные в региональный блок АСЕАН, вновьвыходят на мировую арену в качестве одного из главных центровгеополитической борьбы, на этот раз между США и КНР; активныйинтерес к региону также проявляют Индия и Япония. Высокий

48

конфликтный потенциал заложен, кроме того, в многочисленныхтерриториальных спорах и тлеющих внутригосударственных конф-ликтах, истоки которых преимущественно восходят к эпохе коло-ниализма и «холодной войны». Выстроенная странами АСЕАНсистема сдержек и противовесов в формате региональных органи-заций и форумов в целом позволяет достаточно оперативно отсле-живать и разрешать ситуации, чреватые международными конф-ликтами. Однако соперничество великих держав вносит значитель-ный вклад в дестабилизацию региональной обстановки.

В настоящее время преобладающим влиянием в ЮВА пользу-ются США, но в последние годы баланс сил в регионе медленноменяется в пользу КНР. Сегодня на территории стран АСЕАН(в отличие от других регионов Азии) нет ни одной иностраннойвоенной базы, хотя США сохраняют элементы военного присутст-вия через систему арендованных портов, двусторонние военныесоглашения и военные учения с отдельными государствами. Ки-тай, в свою очередь, постоянно демонстрирует высокую готовностьк силовому решению спорных вопросов, прежде всего касающих-ся территориальной принадлежности ряда островов в Южно-Ки-тайском море.

В этих условиях страны ЮВА взяли курс на укрупнение и уси-ление своих вооруженных сил. Хотя в первую двадцатку Мировогоиндекса военной мощи в 2014 г. вошли лишь две страны АСЕАН(Индонезия и Таиланд), по темпам перевооружения регион зани-мает одно из лидирующих мест в мире. Одной из наиболее мили-таризованных и в то же время самых бедных стран Азии являетсяМьянма, которая содержит 406 тыс. военнослужащих, занимая15-е место в мире по численности вооруженных сил и затрачиваяна их содержание 13 % госбюджета. По удельному весу военныхрасходов в ВВП (4,3 % в 2014 г.) Мьянма уступает сомнительную«пальму первенства» в Восточной Азии лишь Северной Корее[см.: SIPRI...; GFP...].

Сингапур, самое маленькое по размерам государство Азии иодно из самых благополучных в мире, по степени милитаризациизанимает 2-е место в мире и входит в мировую десятку лидеров

49

по объемам военных закупок за рубежом (3 % глобального импор-та вооружений). При населении в 5,5 млн человек Сингапур распо-лагает армией в 71,6 тыс. человек, а по уровню военных расходовопережает такие страны, как КНДР, Пакистан, Индонезия, Иран,Таиланд и Ирак. Примечательно, что при удвоении военных затратв абсолютных показателях (4,7 млрд долл. в 2003 г. и 9,8 млрд долл.в 2014 г.) имеет место столь же устойчивое снижение их удельноговеса в ВВП (4,9 и 3,3 % соответственно) и в общих расходах госбюд-жета (34,9 % и 18,3 %) [см.: SIPRI...; GMI...; GFP...; Trends...]. Этаспецифика характерна для всех развитых и динамично развиваю-щихся стран Восточной Азии, однако по соотношению военных за-трат к остальным статьям расходов госбюджета Сингапур значи-тельно превосходит другие страны Восточной Азии, а на мировойарене уступает лишь Саудовской Аравии, Оману, ОАЭ и ЮжномуСудану.

Региональной спецификой обусловлено военное строительствои в Южной Азии. Незатухающий конфликт между двумя главны-ми региональными игроками, обладающими к тому же ядерныморужием, – Индией и Пакистаном – оставляет мало шансов на дол-госрочную стабилизацию обстановки в регионе, который, крометого, весьма разнороден по размерам территорий, численности на-селения, политической культуре, уровню и темпам социально-эко-номического развития входящих в него государств. Процессы регио-нальной интеграции в рамках СААРК обременены также много-численными взаимными территориальными претензиями и весьманеоднозначной ролью китайского фактора. Индия и Китай являют-ся главными конкурентами в Азии, а в центре их противостояниястоят погранично-территориальные споры, прежде всего в Гима-лаях. Положение усугубляется курсом Пекина на военно-полити-ческое сотрудничество с Исламабадом, причем сам Китай тоже во-влечен в территориальный конфликт между Индией и Пакистаномвокруг Кашмира, предъявляя претензии на некоторые районы это-го спорного штата. Остальные государства Южной Азии представ-ляют своего рода буферное геополитическое пространство междуИндией, Пакистаном и КНР.

50

По всем показателям развития вооруженных сил и военно-промышленного комплекса Индия занимает четвертую позициюв мире и является второй после Китая военной державой Азии.За последнее десятилетие военный бюджет страны возрос почтив 2 раза (50 млрд долл. в 2014 г., 9-е место в мире), однако относи-тельные показатели военных расходов остаются примерно на од-ном уровне (удельный вес в ВВП – порядка 2,5 %, в расходах гос-бюджета – около 9,5 %). Дели предпочитает расходовать военныйбюджет преимущественно на количественное увеличение армиии приобретение за рубежом стандартных вооружений, став за по-следнее пятилетие абсолютным мировым лидером по импорту ору-жия и военной техники (15 % глобального импорта вооружений).Главным поставщиком вооружений является Россия (70 % военно-го импорта Индии), за ней следуют США (12 %) и Израиль (7 %)[см.: SIPRI...; GFP...; Trends...]. По мнению военных экспертов, уси-ление индийской армии и флота, как и китайской, является скореедемонстративным элементом, нежели сугубо прикладным. Даннаяспецифика, тем не менее, не мешает Индии оставаться одной из са-мых мощных в военном отношении стран мира с собственнымивоенно-космическими программами и в краткосрочной перспективепоявиться на мировом рынке вооружений в качестве экспортера,а также начать проецировать свою военную силу за пределы ре-гиона. Это, безусловно, создаст новые узлы противоречий Индиисо странами Южной Азии и внерегиональными державами, а так-же будет провоцировать дальнейшую гонку вооружений.

Баланс сил между Индией и Пакистаном складывается нев пользу последнего, но ценой большого напряжения экономики(более 18 % расходов госбюджета) Исламабад продолжает удер-живать постоянное соотношение с Дели практически по всем ви-дам вооружений. По численности вооруженных сил Пакистан лишьв 2 раза уступает Индии (600 тыс. и 1,3 млн человек соответствен-но), хотя по населению страна более чем в 7 раз меньше Индиии ее военный бюджет в 6,5 раз меньше индийского. Уступая Индиипрактически по всем военно-тактическим показателям, Пакистан со-храняет определенный паритет в ракетно-ядерной области. В целом

51

по военной мощи Пакистан занимает 9-е место в Азии, пропускаявперед, помимо Китая и Индии, Южную Корею, Японию, Турцию,Израиль, Индонезию и Тайвань. Пакистан также входит в пятеркукрупнейших мировых импортеров оружия (4 % глобального экс-порта вооружений), развивая военно-техническое сотрудничествос КНР (51 % военных заказов страны), США (30 %) и Швецией(5 %) [см.: SIPRI...; GFP...; Trends...].

Гипертрофированное усиление армии имеется и в Бангладеш,учитывая бедность страны и отсутствие существенных внутрен-них и внешних угроз национальной безопасности. По численнос-ти армии (400 тыс. человек) Бангладеш занимает 16-е место в ми-ре и 13-е в Азии, затрачивая на нужды обороны 9 % госбюджета(2 млрд долл. в 2014 г.) [см.: SIPRI...; GFP...]. В то же время воору-женные силы Бангладеш, как и Пакистана и Индии, принимаютактивное участие в миротворческих операциях ООН, прежде всегов Африке, и составляют до 40 % общего контингента миротворцев[см.: Белокреницкий, 2010, с. 193].

Внушительные масштабы приобрел процесс перевооруженияна Ближнем Востоке. В числе самых военизированных стран ре-гиона – Турция, Израиль, Египет, Иран и Саудовская Аравия. Тройкумировых лидеров по удельному весу военных затрат в общих расхо-дах госбюджета формируют арабские страны Персидского залива:Саудовская Аравия (25,9 %), Оман (25,3 %) и ОАЭ (23,9 %). Тристраны – Саудовская Аравия, ОАЭ и Турция – входят в мировую де-сятку крупнейших импортеров оружия. Главными поставщикамивооружений на Ближний Восток в XXI в. остаются США (47 %),Россия (12 %) и Великобритания (10 %) [см.: SIPRI...; Trends...].Факторами ускоренной милитаризации являются динамичный ростнефтяных доходов государств Персидского залива; палестино-из-раильский конфликт, приобретающий тупиковый характер; тради-ционно высокая роль армии в политической жизни большинстваближневосточных стран; тектонические сдвиги в политическомландшафте региона, вызванные «арабской весной» и военнымикампаниями США и их союзников в Афганистане, Ираке и Ливии;гражданская война в Сирии и возрастание угроз со стороны на-

52

бирающего силы ИГИЛ и т. д. События 1990–2000-х гг. нарушилисложившийся баланс сил, что привело к новому витку борьбыза лидерство на Ближнем Востоке между ведущими странами ре-гиона при возрастающей активности внерегиональных игроков,прежде всего великих держав.

Особенно заметное увеличение военной мощи в начале XXI в.демонстрирует Саудовская Аравия, что обусловлено ее союзничес-кими отношениями с США, обновлением стратегии национальнойбезопасности, противостоянием Ирану и претензиями на региональ-ное лидерство. За последнее десятилетие военный бюджет страныувеличился в 4 раза (80,7 млрд долл. в 2014 г.). Саудовское королев-ство направляет на военные нужды 25,9 % госбюджета (самый вы-сокий в мире показатель), что составляет более 10 % ВВП и на се-годняшний день по размерам военных расходов уступает лишь США,Китаю и России. Страна также является вторым после Индии ми-ровым импортером оружия (5 % глобального импорта вооружений)и главным реципиентом военных поставок на Ближний Восток(23 %), активно сотрудничая в этой сфере с Великобританией (36 %военных закупок Саудовской Аравии), США (53 %) и Францией(6 %) [см.: SIPRI...; Trends...].

Аналогичные тенденции характерны и для других арабскихстран Персидского залива. Так, за последнее десятилетие военныерасходы ОАЭ увеличились более чем в 3 раза (22 млрд долл.) и срав-нялись с военным бюджетом Турции, опередив такие военные дер-жавы, как Израиль, Иран, Пакистан, Индонезия. На военные нуж-ды страна расходует четвертую часть госбюджета, а по импортувооружений занимает 4-е место в мире (4 % глобального импортавооружений) и 2-е на Ближнем Востоке (20 % военных поставокв регион). Не менее внушительное увеличение военных расходовимеет место в Омане, Катаре и Кувейте. На этом фоне весьма скром-но выглядят ассигнования Египта (около 5 млрд долл. в 2014 г.),в прошлом столетии самого военизированного государства Ближ-него Востока. До начала гражданской войны в 2011 г. невелики быливоенные расходы и в Сирии (порядка 1,5 млрд долл. в середине2000-х гг.). Однако гражданская война вывела страну на 4-е место

53

в мире по степени милитаризованности [см.: SIPRI...; Trends...;GMI...]. Данные показатели отражают экономические возможностии регионально-политические амбиции указанных государств, а так-же свидетельствуют о растущем импорте новейших вооружений,преимущественно боевой авиации и средств ПВО, самыми богаты-ми из них.

Региональными амбициями в значительной степени обуслов-лено усиление военного потенциала Турции и Ирана – главных со-перников Саудовской Аравии в борьбе за лидерство на БлижнемВостоке. Турция входит в десятку самых мощных военных державмира, занимает 7-е место среди мировых импортеров оружия (3 %глобального экспорта вооружений) и 3-е – на Ближнем Востоке(16 % военных поставок в регион). За последнее десятилетие стра-на более чем в 2 раза увеличила военные затраты (22,6 млрд долл.),сократив при этом их долю в общих расходах госбюджета болеечем на треть (5,8 % в 2014 г.). Устойчиво снижается и удельный весрасходов на оборону в ВВП (3,4 % в 2003 г., 2,2 % в 2014 г.)[см.: SIPRI...; GFP...; Trends...]. Весьма показательно и сокращениечисленности армии почти в 2 раза (410 тыс. человек в 2014 г.), чтообусловлено ускоренной модернизацией военно-промышленногокомплекса страны.

Особенностью масштабного реформирования оборонной от-расли Турции является ставка на развитие военного сотрудниче-ства с США, Южной Кореей и Израилем. Анкара планирует созда-вать международные альянсы, прежде всего в авиастроении, и ак-тивно продвигать совместную продукцию за рубеж. Стратегическоесотрудничество Турции с США в рамках НАТО предусматриваетмеры по унификации вооружений, организации ПВО и обмену раз-ведданными по ситуации в Сирии, Ираке и Афганистане. Израильпоставляет в Турцию прежде всего беспилотные летательные аппа-раты, однако взаимоотношения двух стран серьезно осложняют раз-ногласия по палестинскому вопросу [см.: Кольцов].

Иран уступает Турции по расходам на оборону и военной мощив целом, но превосходит по ряду других показателей. Иранскаяармия по численности военнослужащих является самой крупной

54

на Ближнем Востоке, шестой – в Азии и восьмой – в мире. На оборо-ну Тегеран тратит порядка 15 % госбюджета, что, однако, состав-ляет не более 2,5 % ВВП [см.: GFP...; SIPRI...]. По мнению экспер-тов, национальные статистические данные намеренно занижаютпоказатели военизированности Ирана. Помимо обычных вооружен-ных сил (545 тыс. человек в 2014 г.) в стране существует Корпусстражей исламской революции, расходы на содержание которогоне включаются в публикуемые данные. По некоторым оценкам чис-ленность Корпуса не меньше регулярной армии и вместе с полуво-енным резервом достигает 1 млн человек. Кроме того, Корпусу стра-жей подчиняются нерегулярные силы сопротивления «Басидж»,в которых официально состоят 12,6 млн иранцев, в том числе жен-щины и дети. Мобилизационные возможности страны – около 20 млнчеловек [см.: Белокреницкий, 2010, с. 202–203; Военный потенци-ал Ирана].

Большая часть военной техники Ирана устарела, но страна ак-тивно модернизирует свои вооружения, прежде всего на основесобственных технологий, которые не отличаются высоким уров-нем, но не требуют больших капиталовложений и предназначеныдля преодоления превосходящей военной техники за счет собствен-ной многочисленности и высокой мобильности. Некоторые из иран-ских военных технологий достаточно опасны, в частности сверх-малые подводные лодки, способные работать на мелководье, илискоростные катера с ракетным вооружением, которые в значитель-ной степени остаются «темной лошадкой» для НАТО.

Иран понимает, что не сможет на равных воевать с США в слу-чае вооруженного конфликта, поэтому создает все возрастающийвоенный потенциал для асимметричного ответа на вызов превос-ходящих сил противника – ударов по уязвимым целям и критичес-ки важной инфраструктуре (судоходство в Персидском заливе, неф-тяные танкеры и платформы, береговые опреснительные установкии т. д.). Сегодня на вооружении Ирана имеются легкие скоростныеморские суда, мини-субмарины, противокорабельные ракеты, «ум-ные» мины, легкое управляемое вооружение, беспилотники и т. п.Один из основных и наиболее опасных компонентов оборонного

55

комплекса страны – баллистические ракеты малой и средней даль-ности, способные поразить любые цели на Ближнем Востоке, вклю-чая военные базы США. Множество имеющихся сегодня в распо-ряжении Ирана современных вооружений приобретено в послед-ние годы у России и Китая, но информация о них остается скуднойи противоречивой. Хотя эксперты затрудняются обрисовать четкуюкартину военной мощи Ирана, они сходятся во мнении, что онадостаточна для дискредитации идеи о бесспорном превосходствесил НАТО в Персидском заливе над Ираном в случае открытоговоенного противостояния [см.: Военный потенциал Ирана].

В сравнении с Ираном Израиль обладает меньшей, однакогораздо лучше оснащенной армией. В Армии обороны Израиля(ЦАХАЛ) служит более 170 тыс. человек, в случае войны в нее мо-жет быть призвано более 600 тыс. хорошо обученных резервистов.Военную машину Израиля отличает высокая степень отлаженнос-ти, а военно-промышленный комплекс страны принадлежит к чис-лу передовых в мире. Это является результатом не столько эконо-мических факторов, сколько политических решений, так как с пер-вых дней своего существования Израиль находится в окружениинедружественных или открыто враждебных государств. Сегодняпродукция израильской промышленности охватывает практическивсе основные отрасли современного военного производства, обеспе-чивая значительную часть потребности ЦАХАЛа в вооружении,оборудовании и снаряжении; по целому ряду показателей странанаходится в ряду лучших мировых производителей. Ускореннымитемпами развиваются военные космические программы; созданоуправление космических войск, которое отвечает за разработкуи пуски разведывательных спутников, системы спутниковой свя-зи, сбор и обработку данных, поступающих из космоса. Хотя Из-раиль никогда не проводил открытых ядерных испытаний, соглас-но имеющимся оценкам, он занимает 6-е место в мире среди ядер-ных держав после США, России, Англии, Франции и Китая.

Израиль входит в десятку крупнейших экспортеров высокотех-нологичных вооружений, военного оборудования и снаряжения;контролирует 90 % мирового рынка беспилотных самолетов,

56

основным покупателем которых являются США. Он поставляетсвою военную продукцию в Южную (Колумбия, Аргентина, Чили,Перу) и Центральную (Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Сальва-дор, Мексика) Америку, Южную Африку, Восточную (Сингапур,Тайвань, Таиланд, Камбоджа) и Южную (Мьянма, Шри-Ланка)Азию и многие другие страны, избегающие огласки своих военныхзакупок в Израиле, а также в страны НАТО, включая США. В по-следние годы Израиль успешно развивает военно-техническое со-трудничество с Индией (46 % израильского военного экспорта),Китаем, Турцией, странами Восточной Европы. Преимуществом из-раильских вооружений и военной техники, поставляемых на внеш-ний рынок, является то, что практически все они были испытаныв реальных боевых действиях, доработаны в соответствии со спе-цификой полевых условий страны-покупателя и поэтому отлича-ются высоким качеством и надежностью [см.: Trends...; Вооружен-ные силы Израиля].

К началу XXI в. страна столкнулась с новыми угрозами в лицемеждународного терроризма и враждебных Израилю режимов,стремящихся тем или иным способом заполучить оружие массово-го поражения. Это вынудило Тель-Авив пересмотреть доктринунациональной безопасности и начать всеобъемлющую реформуармии с целью подготовки к будущим войнам, которые вряд либудут иметь форму классического противостояния огромных ар-мий, вооруженных обычным оружием. Более вероятно столкнове-ние с географически удаленными государствами, стремящимисязавладеть ядерным оружием и средствами его доставки, а такжепартизанская война, в которой регулярным силам придется иметьдело с разрозненными террористическими группами, скрывающи-мися в населенных пунктах с многочисленным сочувствующим тер-рористам населением. Благодаря военной реформе быстрыми тем-пами растет стратегический потенциал Израиля и его способностьдать отпор любому агрессору. Сегодня Израиль занимает 11-ю строч-ку в Мировом индексе военной мощи стран мира, за последнеедесятилетие ассигнования на оборону возросли на треть и в 2014 г.составили около 16 млрд долл. Военные расходы поглощают не-

57

малую часть госбюджета (более 13 %) и ВВП (5,2 %), что ведетк сокращению финансирования жизненно важных социальных про-грамм и, согласно Глобальному индексу милитаризации 2014 г.,обеспечивает Израилю статус самой военизированной страны мира[см.: GFP...; SIPRI...; GMI...].

Особый случай милитаризации представляет Ирак. Разрушен-ная длительной войной и террористическими атаками бандформи-рований страна вместо восстановления инфраструктуры, экономи-ки, сельского хозяйства, систем здравоохранения и образования,решения насущных социальных задач тратит внушительные сум-мы на военные нужды, в первую очередь на закупку вооружений,преимущественно в США. Военные расходы Ирака, занимающегопо своей военной мощи лишь 112-е место в мире, составляют по-рядка 9 млрд долл. в год, или более 9 % средств госбюджета[см.: SIPRI...; GFP...]. Вооруженные силы страны (более 270 тыс.человек) полностью сосредоточены на борьбе с внутренними уг-розами – терроризмом и повстанцами. Вместе с тем, по мнениюэкспертов, новые иракские власти вооружаются не столько для за-щиты своего народа, сколько в геополитических интересах США.По сути, из стран региона создается своеобразный «пояс безопас-ности» с целью международной изоляции Ирана. При этом Ближ-нему Востоку наносится двойной ущерб: возникает угроза ново-го регионального вооруженного конфликта в связи с усиливающей-ся конфронтацией между Ираном и его соседями и создаютсяпредпосылки к новым социальным взрывам в странах регионаиз-за дальнейшего обнищания населения.

Гонка вооружений усиливает конфликтный потенциал Ближ-него Востока и ведет к росту международной напряженности, чточревато непредсказуемыми последствиями для всего мира. На этомфоне неоднозначные действия (или бездействие) великих держав,которые призывают предотвратить эскалацию насилия в регионе,но продолжают его вооружать, делают дальнейшее погружениеБлижнего Востока в конфликты практически неизбежным.

58

2.3. Проблемы нераспространенияоружия массового уничтожения

Оружие массового уничтожения (ОМУ) – это оружие, способ-ное к широкомасштабному неизбирательному уничтожению лю-дей и разрушениям. Сегодня в распоряжении отдельных стран име-ется три вида ОМУ: ядерное, химическое и биологическое. Режимнераспространения представляет собой систему международныхдоговоров, препятствующих «горизонтальному» и «вертикальному»распространению ОМУ, и включает в себя режимы нераспростра-нения ядерного, химического и биологического оружия, а такжережимы физической защиты ОМУ и контроля за ракетными сред-ствами его доставки. Режим «горизонтального» нераспростране-ния традиционно был нацелен на предотвращение обретения ОМУгосударствами, им не обладающими. В последние годы особую ак-туальность приобретает проблема недопущения попадания ОМУв руки негосударственных акторов, в первую очередь террористов.«Вертикальное» нераспространение предусматривает меры, пре-пятствующие дальнейшему технологическому усовершенствова-нию традиционных ОМУ и развитию соответствующего военногопотенциала государствами, которые уже имеют на вооружении по-добные виды оружия. Вместе с тем режим «вертикального» нерас-пространения не ограничивает деятельность любых стран по созда-нию новых видов ОМУ: радиологического оружия, инфразвуково-го, геофизического, генетического и т. п. В новых реалиях XXI в. проб-лема нераспространения ОМУ приобретает особую актуальность.

Проблемы ядерного нераспространения в Азии. Сегодняядерным оружием и средствами его доставки располагают 9 странмира, в том числе 5 государств Азии: Китай, Индия, Пакистан, Се-верная Корея, Израиль. Все они, за исключением Китая, находятсявне режима ядерного нераспространения, основой которого являют-ся Договор о нераспространении ядерного оружия 1968 г. (ДНЯО)и Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний 1996 г.(ДВЗЯИ). Среди стран, в отношении которых у мирового сообще-ства имеются или ранее имелись подозрения в разработке собст-

59

венного ядерного оружия, такие азиатские государства, как Иран,Сирия, Мьянма, Ирак, Египет, Саудовская Аравия, Тайвань и Юж-ная Корея. Единственной азиатской страной из четырех государствмира, в прошлом имевших ядерное оружие, но добровольно отка-завшихся от него, является Казахстан.

Научно-техническая база для развития военных программв Азии была заложена в конце 1940-х – начале 1960-х гг. в рамкахпомощи ведущих держав развивающимся странам в решении ихэнергетических проблем. При поддержке СССР, США и ряда запад-ных стран в Китае, Японии, Южной Корее, КНДР, Индии, Пакис-тане и в более скрытом виде в Израиле начался процесс освоениямирного атома, подготовки научно-технических кадров в областитеоретической и прикладной физики, а также сооружения первыхопытных реакторов малой мощности и небольших АЭС.

Китай стал первым из государств Азии, выразивших намере-ние иметь собственное ядерное оружие. Пекин был впечатлен опы-том СССР, который первым создал термоядерное оружие и баллис-тические ракеты. Получив максимум от сотрудничества с Москвойв области мирного атома, с 1960 г. КНР приступила к собственнымвоенным разработкам и в октябре 1964 г. провела первые успеш-ные испытания атомной бомбы, а через 2 года – водородной. В ре-зультате Китай стал пятой ядерной державой мира (после США,СССР, Англии и Франции) и единственной в Азии. К этому време-ни сигналы о проведении военных ядерных исследований сталипоступать из Индии, КНДР, Южной Кореи, Израиля и с Тайваня,а также из ряда стран Европы и Латинской Америки.

Факт расползания вширь ядерного оружия вынудил ведущиедержавы разработать систему международных договоренностей,препятствующих «горизонтальному» распространению. В 1968 г.США, СССР и Англия подписали ДНЯО и призвали другие страныприсоединиться к нему. По условиям договора Франция и Китайкак страны, испытавшие свое ядерное оружие до 1 января 1967 г.,попадали в число членов «ядерного клуба», остальным государст-вам следовало согласиться на свой неядерный статус. ДНЯО всту-пил в силу в 1970 г. после присоединения к нему большинства стран

60

мира; контроль за его исполнением был передан Международномуагентству по атомной энергетике (МАГАТЭ). В 1967–1972 гг. режим«горизонтального» нераспространения был дополнен международ-ными соглашениями о запрещении размещения ОМУ в космосе,на дне морей, океанов и в их недрах, а также о создании в Латин-ской Америке зоны, свободной от ядерного оружия.

К ДНЯО отказались присоединиться Индия, Пакистан, Изра-иль и ряд других государств мира, предпочли воздержаться от при-соединения также Китай и Франция. По мнению Дели, договорносит явно дискриминационный характер, поскольку содержитвесьма размытые гарантии неприменения ядерного оружия про-тив неядерных государств, а также не предусматривает для членов«ядерного клуба» сокращения, а в перспективе и полного отказаот ядерного оружия. Озабоченность Индии вызывала также практи-ческая сторона вопроса, а именно соседство КНР: ни одно из ядер-ных государств не брало на себя обязательств защищать Индиюот китайской ядерной угрозы, пусть даже гипотетической.

Вполне естественно, что в Азии пошла цепная реакция «горизон-тального» ядерного распространения. В мае 1974 г. Индия провелаядерные испытания, ускорив тем самым развитие военных ядерныхпрограмм в соседнем Пакистане. В 1970-е гг. ядерное взрывное уст-ройство было создано в Израиле, причем и сегодня страна не опро-вергает и не подтверждает наличие у нее ядерного оружия, явля-ясь ядерным государством «по умолчанию». В 1981 г. ВВС Израилявывели из строя еще не загруженный ядерным топливом исследова-тельский реактор в Озираке (Ирак), объяснив это активными (по слу-хам) работами Багдада над военными ядерными программами.

По окончании «холодной войны» угроза ядерного распростра-нения, казалось бы, отошла на второй план: к ДНЯО присоедини-лись более 40 стран, в том числе Франция и Китай; начался про-цесс создания новых безъядерных зон в Африке, Юго-Восточнойи Центральной Азии, который успешно завершился к 2009 г.; зоной,свободной от ядерного оружия, объявили себя Монголия и Казах-стан, который вместе с Украиной и Белоруссией передал свое ядер-ное оружие России (преемнице СССР). Сегодня вне режима ядер-

61

ного нераспространения остаются 4 страны – Израиль, Индия и Па-кистан, так и не подписавшие ДНЯО, а также Северная Корея, ко-торая вышла из договора в 2003 г.

В 1990-е гг. был предпринят ряд серьезных шагов по предот-вращению «вертикального» распространения: осенью 1996 г. Гене-ральная Ассамблея ООН одобрила ДВЗЯИ. Индия отказалась егоподписывать, сославшись на отсутствие в нем обязательств ядер-ных держав приостановить наращивание своего ядерного потен-циала и начать его сокращение. С ограничениями, которые накла-дывал договор, также не согласились Пакистан и КНДР.

Ввиду ухудшения атмосферы международной безопасностик концу 1990-х гг. процесс ядерного нераспространения пошелпо нисходящей траектории. В мае 1998 г. Индия провела испыта-ния пяти ядерных зарядов разной мощности, а через две неделивзрывы шести ядерных устройств произвел Пакистан, пополнивсписок «нелегитимных» ядерных государств. Тем самым обе стра-ны продемонстрировали миру наличие у них продвинутых воен-ных ядерных программ и свое намерение совершенствовать ихи далее. В 1999 г. Индия опубликовала свою ядерную доктрину,нацеленную на создание ядерной триады: вооружение ядерныморужием своих сухопутных сил, ВВС и ВМС. Оба южноазиатскихгосударства также наращивали ракетный потенциал: Индия – с опо-рой на собственные силы, Пакистан – с помощью КНДР и КНР,которые еще в начале 1990-х гг. поделились с ним своим техноло-гическим опытом и образцами баллистических ракет.

Действия Индии и Пакистана вызвали острую реакцию в мире,поскольку речь шла о нарушении стабильности, казалось бы, уста-новившейся после «холодной войны», а также о создании прецеден-та: взрывы в обход ДНЯО открывали путь для новых нарушенийгласной и негласной договоренности не расширять число ядерныхгосударств. Санкции против Индии и Пакистана лишь подчеркну-ли шаткость всей конструкции «горизонтального» нераспростране-ния. Вместе с тем следует признать, что ядерный фактор сыгралсдерживающую роль в ходе индо-пакистанского конфликта в Каш-мире в 1999 г. и в период противостояния двух государств в 2002 г.

62

В конце 1999 г. застопорился и затем остановился процессвступления в силу ДВЗЯИ: сенат США отказался его ратифициро-вать. Сегодня помимо Индии, Пакистана и КНДР, так и не всту-пивших в ДВЗЯИ, вне режима «вертикального» нераспростране-ния фактически остаются еще 5 государств Азии: Китай, Индоне-зия, Иран, Египет и Израиль, которые, как и США, подписалиДВЗЯИ, но не ратифицировали его. Тем не менее с 1998 г. ядерныеиспытания проводит только КНДР.

1990-е гг. также ознаменовались началом международного кри-зиса вокруг военных ядерных программ КНДР, которая стала участ-ником ДНЯО в 1985 г., а в 1993 г. предприняла первую попыткувыйти из режима ядерного нераспространения. Осенью 2002 г. Пхень-ян полуофициально признал наличие секретной программы обогаще-ния урана, в январе 2003 г. официально уведомил о выходе из ДНЯОи прекращении сотрудничества с МАГАТЭ и в соответствии с Уста-вом Договора вышел из него через 3 месяца. Вместе с тем КНДРсогласилась на многосторонние переговоры с КНР, Японией, Рес-публикой Корея, Россией и США при выполнении ими ряда усло-вий. В первую очередь речь шла о предоставлении экономическойпомощи со стороны США, Японии и Южной Кореи в обмен на от-каз Пхеньяна от ядерных программ. В 2003–2007 гг. с перерывамипрошло несколько раундов шестисторонних переговоров, главнымпосредником на которых выступал Пекин, однако результатов онине дали. За это время КНДР провела 3 ядерных испытания (в 2006,2009 и 2013 гг.), а также осуществила запуск баллистической ракетыбольшой дальности и нескольких ракет малой дальности. При всейнежелательности северокорейской ядерной программы ее миро-вое значение снижается ввиду ограниченных возможностей стра-ны, исключительно бедной, нанести серьезный удар по мировойстабильности.

Гораздо больший международный резонанс вызвали перспек-тивы ядерного вооружения Ирана, который с 1968 г. является чле-ном ДНЯО и с середины 1970-х гг. разрабатывает программы «мир-ного атома», сначала при поддержке США и ряда стран Европы,с 1990-х гг. – России, оказавшей содействие строительству АЭС

63

в Бушере, пока единственной в стране. Сегодня суть иранскойядерной проблемы состоит не столько в стремлении Ирана разви-вать атомную энергетику, сколько в недоверии части международ-ного сообщества, прежде всего в лице США и Израиля, к внешнейи оборонной политике Тегерана. Это недоверие усилилось с прихо-дом к власти в Иране М. Ахмадинежада (2005–2013) с его откры-той антиизраильской риторикой и призывами к усилению противо-действия американской политике на Ближнем Востоке. Превраще-ние Ирана в ядерную державу будет означать очередное нарушениедуха и буквы ДНЯО, а также, как в случае с Индией, Пакистаноми КНДР, появление ядерного государства вне сферы контроля ми-рового правопорядка. В отличие от КНДР Иран отрицает наличиеу него военных ядерных программ, однако некоторые данные о про-водимых им исследовательских работах говорят об обратном.Многочисленные инспекции МАГАТЭ последних лет не могутни подтвердить, ни опровергнуть наличие у Ирана военных ядер-ных разработок. Между тем Тегеран ведет переговоры, отстаиваясвое право развивать атомную энергетику. Промежуточным резуль-татом многолетних переговоров с участием США, Великобрита-нии, Франции, Германии, России и Китая стало подписание 15 июля2015 г. соглашения о сокращении масштабов ядерной програм-мы Ирана в обмен на постепенное снятие с него международныхсанкций.

Проблема ядерных программ Ирана имеет весьма неоднознач-ный характер. С одной стороны, руководство страны видит в обла-дании ядерным оружием возможность повысить свой междуна-родный статус и авторитет в мусульманском мире. В Иране необ-ходимость развития ядерного потенциала (мирного и военного)не ставится под сомнение даже политической оппозицией, посколь-ку очевидно, что без перспективы создания ядерного оружия (ка-кой бы раздражающей она не была для Запада) Иран будет низве-ден до уровня заурядной нефтедобывающей страны. Но способенли Иран применить ядерное оружие? В данном вопросе исламове-ды демонстрируют поразительное сходство мнений: любой нахо-дящийся у власти режим из чувства самосохранения не пойдет

64

на «национальное самоубийство». С учетом патерналистского мыш-ления лидеров мусульманских государств это означает, что, как«отцы нации», они несут ответственность перед Аллахом за судь-бу вверенной им уммы (общины верующих) и не имеют правадопустить ее уничтожения в результате ответного контрударапротивника.

С другой стороны, следствием освоения Ираном ядерных тех-нологий стал эффект ближневосточного «атомного домино»: завер-шилась эпоха в несколько десятилетий, когда страны БольшогоБлижнего Востока пассивно наблюдали за развитием ядерных про-грамм Израиля, Индии и Пакистана. Развитие ядерной сферы ста-ло национальным приоритетом Турции, Саудовской Аравии, ОАЭ,Египта и Алжира; намерение развивать атомную энергетику выра-жали или выражают Сирия, Ирак, Иордания, Ливан, Кувейт, Бах-рейн, Йемен, Ливия, Тунис и Марокко. Даже если все они в настоя-щий момент намерены развивать именно «мирный атом», появле-ние в перспективе у Ирана ядерного оружия может спровоцироватьработы над ним у целого ряда стран. И хотя предположительноядерные арсеналы их будут невелики и примитивны, они обеспе-чат им иммунитет против вмешательства извне; это будет означать,что вероятность применения ОМУ в конфликтах между ними зна-чительно повысится [см.: Сатановский, с. 305–313].

Предметом острых дискуссий в среде ученых, политикови экспертов по ядерному нераспространению остается проблема«исламской бомбы», которая традиционно была связана с Пакиста-ном – единственным на сегодняшний день мусульманским государ-ством, располагающим ядерным оружием и средствами его достав-ки. В начале 1970-х гг. президент Пакистана З. А. Бхутто, запускаявоенные ядерные программы, в первую очередь был озабочен проб-лемой укрепления позиций своей страны в «вечном» споре с Ин-дией, уже выходившей на позиции ядерной державы. Однако в по-исках источников финансирования своих программ (которая былав итоге получена из Саудовской Аравии, Омана, ОАЭ и Ливии),а также в интересах укрепления внутриполитической стабильнос-ти и национального единства Пакистана Бхутто, чьи идейно-поли-

65

тические воззрения были далеки от исламского фундаментализма,весьма удачно разыграл «исламскую карту». В результате на Запа-де сложилось понятие «исламской бомбы» как оружия, приобре-тенного Пакистаном при широкой поддержке мусульманского мирав силу идеологических причин, оружия, которое как бы коллектив-но принадлежит всему мусульманскому сообществу и может бытьиспользовано против Запада. Из данного неверного посыла сформи-ровалась идея «исламской ядерной угрозы»: Пакистан может поде-литься секретами военных ядерных технологий либо передатьатомное оружие какой-либо «братской мусульманской стране» илинескольким странам, или даже радикальным исламистским груп-пировкам «во имя общего исламского дела», либо для сдержива-ния недекларированного израильского ядерного потенциала.

По мнению авторитетных экспертов, подобные угрозы суще-ствуют лишь гипотетически, их реализация на практике крайнемаловероятна, поскольку у пакистанского руководства всегда име-лись четко сформулированные исключительно в национальномконтексте «ядерные» интересы, выражающиеся в том, что ядер-ный потенциал Пакистана создан только для самообороны; крометого, правящие режимы в Исламабаде никогда не принадлежалик числу радикальных. Однако общемировое значение имеет вопросо безопасности ядерного комплекса Пакистана, функционирующегов закрытом режиме и контролируемого узкой группой представи-телей высшего военного руководства страны. В случае потери пра-вительством контроля над страной высока вероятность попаданиякомпонентов для производства ядерного оружия в руки радикаль-ных исламистов или на «свободный рынок». В данном контекстеядерная программа Пакистана для режима нераспространения го-раздо опаснее иранской.

В целом исламоведы признают, что мусульманский мир скло-нен к фетишизации ядерного оружия: с психологической точкизрения наличие «исламской бомбы» обеспечивает мусульманамвиртуальный паритет с Западом, снижает порог их уязвимости,придает большую уверенность в локальных конфликтах. Вместес тем подобный подход порождает в исламском мире целый спектр

66

широко растиражированных мифов, призванных, по сути, консоли-дировать мусульманские сообщества и внушить мусульманам идеюих защищенности перед лицом внешних угроз. Так, весьма попу-лярной на мусульманском Востоке (и весьма угрожающей на Запа-де) является идея о том, что пакистанское ядерное оружие призва-но служить укреплению оборонного потенциала всех мусульман-ских государств, которые, в свою очередь, должны предоставлятьИсламабаду экономическую, научно-техническую и иную помощьдля дальнейших пакистанских разработок современных вооруже-ний. Другая идея выражается в том, что в случае эскалации конф-ликта с Израилем Пакистан якобы прикроет «ядерным зонтиком»действия арабских стран. Распространено также мнение о том, чтопоявление ядерного оружия у ряда ближневосточных государств(Саудовской Аравии, Сирии или Ирана) якобы может оказать давле-ние на Израиль. Как уже было сказано выше, по мнению специалис-тов, вряд ли Пакистан или Иран пойдут на риск опустошающеговозмездия со стороны Израиля или США в случае использованияядерного оружия на Ближнем Востоке. Более того, высказыва-ются мнения о том, что скорее Израиль сделает ставку на ОМУ какна последнее средство защиты, в том числе в ситуации абсолютно-го демографического преобладания арабов над евреями. Иранскаяядерная проблема, таким образом, воспринимается мировым со-обществом обостренно в связи с исламистской угрозой, которуюдо известной степени олицетворяет Иран, а также угрозой попада-ния ядерного оружия и технологий в руки террористов.

Проблемы нераспространения химического оружия. Хими-ческое оружие стало первым из трех существующих видов ОМУ,в отношении которого по инициативе России и США был уста-новлен глобальный запрет. Первым в истории контроля над воору-жениями оно проходит полный контрольный цикл – от созданиядо уничтожения в рамках многосторонней Конвенции о запреще-нии разработки, производства, накопления и применения химичес-кого оружия и его уничтожении (КЗХО), открытой к подписаниюв 1993 г. и вступившей в силу в 1997 г. Помимо КЗХО режим нерас-пространения химоружия включает соглашения о контроле за экс-

67

портом/импортом химических материалов, оборудования и соот-ветствующих технологий, а также совместные меры по снижениюугрозы применения боевых отравляющих веществ в рамках про-граммы «Глобальное партнерство». Сегодня из 196 государств участ-никами КЗХО являются 190. Вне режима нераспространения оста-ются Израиль и Мьянма, которые подписали, но не ратифицирова-ли Конвенцию, а также КНДР, Египет, Ангола и Южный Судан,которые отказываются присоединиться к договору.

С момента вступления КЗХО в силу о наличии запасов хим-оружия объявили 7 государств: Россия, США, Индия, Южная Ко-рея, Албания, Ливия и Ирак. Китай в числе 3 стран объявил о том,что на его территории находится оставленное химическое оружие.Япония в числе 13 стран заявила о том, что располагает старымхиморужием (оружие, произведенное до 1946 г., которое ужене может быть использовано в связи с физическим износом). Крометого, Япония, Китай, Индия и Иран в числе 13 государств объяви-ли о наличии на своей территории объектов по производству бое-вых отравляющих веществ. Первыми государствами, завершивши-ми уничтожение своих запасов химоружия в 2007–2009 гг., сталиАлбания, государство-участник (под которым, как известно, имеет-ся в виду Южная Корея) и Индия. Россия, США и ряд других участ-ниц КЗХО процесс химического разоружения пока не завершили.

Формирующийся глобальный режим химического нераспрост-ранения во многом уникален: это первый опыт многостороннегоразоружения, причем в сфере ОМУ; кроме того, отлажен беспреце-дентный в мировой практике механизм проверки выполненияусловий КЗХО. Вместе с тем имеется некоторая задержка в про-цессе разоружения: его окончательная дата перенесена с 2012 г.на 2015 г., однако эксперты допускают увеличение сроков до 2023 г.Это обусловлено финансовыми причинами (уничтожение химичес-кого оружия требует крупных финансовых затрат), а также слож-ным процессом согласования действий между самыми разнымипо уровню экономического развития и политическим пристрасти-ям государствами.

68

Пример успешного сотрудничества в рамках режима КЗХО де-монстрируют Китай и Япония, хотя процесс поиска взаимопони-мания в данном вопросе занял не один год. По оценкам экспертов,в годы Второй мировой войны Япония оставила на территории ки-тайской провинции Гирин порядка 300–400 тыс. химических бое-припасов, раскопки которых еще продолжаются, в связи с чем Пе-кин приступил к их уничтожению лишь в конце 2010 г., когдапри финансовом содействии Токио был построен и введен в экс-плуатацию завод по утилизации японского химоружия.

Весьма неожиданным для мирового сообщества стало заявле-ние Ирака в феврале 2009 г. о наличии у него химического оружияи намерении подписать КЗХО. Созданию Багдадом собственногохиморужия в 1980-е гг. способствовала помощь великих державв развитии химической отрасли страны. В период правления С. Ху-сейна Ирак неоднократно применял боевые отравляющие веще-ства как против Ирана в ходе Ирано-иракской войны (1980–1988),так и в карательных операциях против иракских курдов. К началу1995 г. запасы химоружия и боеприпасов, а также объекты, связан-ные с их производством, были обнаружены и уничтожены междуна-родными инспекторами. Тем не менее США продолжали подозре-вать Ирак в том, что он сумел восстановить свои мощности по про-изводству боевых отравляющих веществ. С 2003 г. специальнаяКомиссия ООН занималась поисками ОМУ в Ираке, но так его ине нашла. Объявив в 2009 г. о наличии в стране химоружия, новыевласти Багдада не смогли самостоятельно провести подробнуюинвентаризацию на месте по причине опасных условий внутриобнаруженных ими хранилищ. С тех пор участникам КЗХО так ине удалось ни выработать общего плана уничтожения иракскогохиморужия, ни начать соответствующие инспекции. Иракский ин-цидент продемонстрировал наличие целого ряда слабых мест в ре-жиме КЗХО, в том числе возможность появления в дальнейшемновых владельцев химоружия, прежде всего из числа неприсо-единившихся к режиму стран, а также негосударственных и анти-системных акторов.

69

Как и Ирак, в числе последних к КЗХО присоединилась Си-рия. В ходе начавшейся в 2011 г. гражданской войны химическоеоружие применялось неоднократно, однако ответственность за этоне брали на себя ни правительственные войска, ни вооруженнаяоппозиция. В июле 2012 г. Дамаск все же официально признал на-личие химоружия в стране, а через год США пригрозили Сирии во-енным вмешательством за его применение; позже расследованиеООН подтвердило факт причастности Дамаска к использованиюбоевых отравляющих веществ. В сентябре 2013 г. Сирия при ак-тивном посредничестве России согласилась присоединиться к Кон-венции и полностью уничтожить свой химический арсенал. В июне2014 г. все задекларированные Сирией запасы химоружия быливывезены из страны на американских судах для последующего унич-тожения в нейтральных водах Средиземного моря.

Экспертное сообщество России и ряда других стран убежденов том, что химическое оружие в Сирии появилось как альтернати-ва ядерному оружию Израиля. Более того, Египет мотивирует свойотказ присоединиться к КЗХО ядерной угрозой со стороны Израи-ля, который так и не вступил в ДНЯО. Поэтому мировому сообще-ству следует начать обсуждать неконвенциональный военный по-тенциал Израиля, а также по сирийскому сценарию под эгидой ООНпровести международное расследование в отношении его запасовхиморужия. Однако сегодня большинство государств не готово го-ворить об этом, соответственно и многолетний диалог с Израилемпо вопросам присоединения к режиму нераспространения химору-жия не приносит желаемого результата. Тель-Авив заявляет о не-обходимости решения ряда региональных и политических проблем,прежде чем страна пойдет на ратификацию Конвенции, которуюподписала еще в 1993 г. В свете непрекращающегося палестино-израильского конфликта и ухудшения общей среды безопасностина Ближнем Востоке проблема участия Израиля и Египта в КЗХОприобретает исключительную актуальность.

Каир отрицает наличие в стране химоружия и объектов по егопроизводству. Однако, по мнению экспертов, Египет причастен к при-менению боевых отравляющих веществ в ходе гражданской войны

70

в Йемене в 1963–1967 г., а также, возможно, способствовал разви-тию соответствующих военных программ в Сирии и Ираке. Имеет-ся информация о том, что сегодня Египет не располагает запасамихиморужия, достаточными для ведения широкомасштабных воен-ных действий, тем не менее промышленный потенциал страны по-зволяет развернуть его производство в относительно короткие сроки.

Израиль подозревают в разработке химического оружияс 1980-х гг., когда появилась информация о том, что израильскаяармия применяла боевые отравляющие вещества против палес-тинцев в Бейруте в 1982 г. и в ходе первой инфтифады в 1989 г.Высокопоставленные израильские чиновники время от временизаявляли о том, что в случае химической атаки со стороны ИракаИзраиль будет мстить «таким же способом». Считается, что имен-но в Израиле разрабатывались отравляющие вещества, с помощьюкоторых были совершены покушения на лидера ХАМАС ХаледаМашаля в Иордании в 1997 г. и палестинского лидера Ясира Ара-фата в 2004 г. Аналитики считают, что в случае с Израилем речьидет о существенных запасах отравляющих веществ собственногопроизводства, причем сегодня страна в состоянии производить всетипы химического оружия. Для этого у нее имеется высокоразви-тая химическая промышленность, квалифицированные специалис-ты и запасы исходного сырья; кроме того, не прекращаются мас-штабные исследования в области синтеза новых физиологическиактивных веществ.

В отличие от Израиля и Египта, которые все же ведут диалогс мировым сообществом об условиях своего присоединения к режи-му нераспространения химоружия, КНДР вообще игнорирует этупроблему, заявляя, что страна никогда не разрабатывала и не про-изводила подобные виды ОМУ. Однако сведения, которыми рас-полагают международные эксперты, свидетельствуют о наличиив КНДР программы военно-прикладных работ в химической сфе-ре, адекватной промышленной базы и существенных запасов от-равляющих веществ. Высокая степень засекреченности проводи-мых в Северной Корее исследований создает серьезные трудностидля анализа истинной картины в этой области.

71

Таким образом, в сфере химического разоружения сохраняют-ся, а отчасти и нарастают внушающие беспокойство тенденции,расшатывающие политический фундамент глобального запретана химоружие в рамках КЗХО. Вызывает тревогу нежелание рядагосударств присоединиться к данному режиму нераспространения,нерешенность вопросов относительно нелетальных видов химору-жия, которые не запрещено использовать в полицейских целях, не-выполнение ряда положений КЗХО, связанных с созданием и дея-тельностью национальных органов по обеспечению конвенцион-ных обязательств и т. д. Вместе с тем процесс ликвидации мировыхзапасов химического оружия и функционирование режима его не-распространения имеют прецедентное значение для режимов не-распространения ядерного и биологического оружия, которые такжезатрагивают широкий комплекс военно-стратегических, внешне-политических, международно-правовых, финансово-экономичес-ких и технических вопросов, определяющих политику государствв сфере нераспространения ОМУ.

Проблемы нераспространения биологического оружия. Се-годня число биопатогенов, которые способны вызывать заболева-ния людей, животных и поражать сельскохозяйственные продоволь-ственные культуры, превышает 3,5 тыс. Из них несколько сотенпотенциально могут быть отнесены к компонентам биологическо-го оружия. По оценкам экспертов, от известных инфекционных бо-лезней, возникающих спонтанно, в мире ежегодно умирают 17 млнчеловек, что составляет порядка 30 % от общей смертности. При-менение биопатогенов в военных или террористических целях мо-жет поставить под угрозу существование отдельных стран, нацийи даже человечества [см.: Калинина, 2009]. Как известно, в буду-щих войнах акцент смещается в сторону «бесконтактных» действийи избирательного поражения главных функциональных структурпротивника, что позволяет без существенных потерь со своей сто-роны дезорганизовать его усилия в политических, экономическихи военных сферах с последующим диктатом своих условий. Специ-фика биооружия позволяет использовать его для ведения скрытойили тайной биологической войны.

72

Вместе с тем режим нераспространения биооружия являетсянаиболее шатким и уязвимым из всей системы международныхдоговоров, препятствующих разработке и использованию ОМУ.Базовый международный документ, призванный решать проблемыглобальной биобезопасности – Конвенция о запрещении разработ-ки, производства и накопления запасов бактериологического (био-логического) и токсинного оружия и об их уничтожении (КБТО).Она была разработана и вступила в силу в 1975 г., в период «холод-ной войны», поэтому отражает стереотипы стратегического мышле-ния того времени и не отвечает современным требованиям по обес-печению глобальной безопасности. Вполне естественно, что сегодня,ранжируя угрозы национальной безопасности, ряд стран на пер-вое место ставит именно биологическое оружие, особенно его но-вые генетически модифицированные формы. Принцип ранжирова-ния представляется хотя и спорным, но достаточно логичным: чемменьше существует методов контроля и способов защиты, тем вышепотенциальная опасность незаконного производства и безнаказан-ного применения того или иного вида ОМУ.

В настоящее время участниками КБТО являются 163 государ-ства; кроме того, положения Конвенции неофициально соблюда-ет Тайвань. Из азиатских стран подписали, но не ратифицировалиКБТО Египет, Сирия и Непал; в числе неприсоединившихсястран – Израиль.

Хотя при ратификации КБТО все государства заявили об отсут-ствии у них запасов биооружия, озабоченность международногосообщества сохраняется. По своему содержанию Конвенция ближескорее к совместному политическому заявлению стран-участниц,нежели к полномасштабному договору. Она не содержит ни четко-го определения понятия «биологическое оружие», ни перечня био-логических агентов, подлежащих запрету, ни конкретных механиз-мов ее реализации, но при этом разрешает оборонительные про-граммы. Кроме того, учитывая природу биооружия, доказать егосоздание и накопление какой-либо страной довольно сложно, а егопроизводство при необходимости можно всегда достаточно быстроразвернуть, особенно при наличии развитой фармакологической

73

промышленности, научно-исследовательских центров и высококва-лифицированных специалистов в области биотехнологий. По оцен-кам экспертов, такими возможностями сегодня обладают более 30 го-сударств, в том числе страны Азии: Египет, Израиль, Индия, Ирак,Иран, Китай, Северная Корея, Южная Корея, Пакистан, Сирия,Турция и Япония.

Интенсивное развитие биотехнологий, генной инженерии, ме-тодов клонирования на протяжении последних 30 лет существен-но изменило взгляды ученых и политиков на возможности получе-ния новых видов биологического оружия, не подлежащих контро-лю по КБТО. Особую озабоченность вызывают научно-техническиедостижения в области медицинских средств защиты от потенциаль-ных биологических поражающих агентов, которые, как правило,имеют двойное предназначение и при изменении направленностиработ могут привести к созданию новых видов биооружия. В каче-стве примера можно привести опасные эксперименты с вирусамимышиной оспы, полиомиелита, «испанки», птичьего гриппа. По-добные исследования формально не попадают под действие КБТО,их всегда можно оправдать интересами защиты здоровья граждан.

Наибольшую угрозу с точки зрения изобретения новых видовбиооружия, по мнению ученых, представляет международная науч-но-исследовательская программа «Геном человека», которая тожеостается вне контроля КБТО. Сегодня известно о более чем 50 тыс.генах человеческого генома, многие их которых могут быть ми-шенями принципиально новых видов биооружия. Знание точнойструктуры человеческой ДНК, тонких механизмов функциониро-вания и регуляции генов объективно делает реальным выявлениев этой структуре участков, ответственных за расовые и этничес-кие различия между людьми, и использование полученных дан-ных для избирательного и скрытного воздействия на определен-ные группы людей. Все чаще ученые разных стран мира говорятоб опасности разработки нового вида ОМУ – «этнического». В чис-ле стран, где проводятся научно-исследовательские работы, способ-ные привести к созданию «этнического оружия», упоминаются США,Великобритания и Канада. При этом донорами генетического

74

материала для подобных исследований являются представителиКитая, Японии и некоторых народов Африки. Серьезные опасениявызывает проект, реализуемый Национальным географическим об-ществом США совместно с Национальным институтом изучениягенома человека, по изучению Y-хромосом и митохондриальнойДНК у 100 тыс. человек в различных регионах мира [см.: Калини-на, 2013].

Появление в последние годы вспышек инфекционных болез-ней у животных связывают с реализацией наступательных программбиологического оружия или деятельностью террористических орга-низаций. Подобная ситуация имела место со вспышкой птичьегогриппа в 2004 и 2005 гг. в Гонконге, Вьетнаме, Таиланде, Камбоджеи Индонезиии; эпидемией атипичной пневмонии в 2002–2003 гг.в 28 странах, прежде всего в Китае и Юго-Восточной Азии; вспыш-кой ящура в 2001 г. в Европе (сегодня вирус циркулирует в 100 стра-нах мира, в том числе на Ближнем Востоке); «почтовой эпидеми-ей» сибирской язвы в США в 2001 г. и в ряде других случаев. Какпоказывает практика, социально-экономические последствия по-добных вспышек довольно существенны. Экономический ущербот эпидемии атипичной пневмонии 2002–2003 гг. в Китае составилпорядка 20 млрд долл. и 15 млрд долл. в других странах мира. Об-щие экономические потери от птичьего гриппа в странах АТР оце-ниваются в 250–290 млрд долл. без учета потерь туристическойи некоторых других сфер бизнеса.

Данные примеры наводят на мысль о том, что ухудшение эпи-демиологической обстановки в отдельных регионах может бытьвыгодно отдельным государствам (например, имеющим статьи экс-порта по продовольственным товарам и рабочей силе) и крупнымкоммерческим компаниям (например, поставляющим пищевыепродукты или профилактические лекарственные препараты). Ины-ми словами, финансовая мотивация может создавать предпосылкидля промышленных диверсий с использованием биологическихсредств. Подобные биотеррористические атаки на сельскохозяйст-венные комплексы могут привести к долговременной дестабили-зации системы продовольственной безопасности целого региона,

75

спровоцировать резкий рост цен на продовольствие и вызвать не-обратимые экономические и политические потери. Лишение ис-точников питания (и, как следствие, голод, устрашение, провока-ция внутренних беспорядков, дестабилизация государственногоуправления, экономический, социально-психологический и эколо-гический кризисы) наряду с геноцидом и безнаказанным физичес-ким устранением «неугодных» политиков и государственных дея-телей и т. п. является одной из форм ведения современной биоло-гической войны [см.: Калинина, 2009].

В блок вопросов, которые сегодня рассматриваются в контекс-те КБТО, входят надзор, просвещение, разработка и принятие ко-дексов поведения ученых с целью предотвратить ненадлежащееиспользование достижений в сфере бионаучных и биотехнологи-ческих исследований, сопряженных с потенциалом их использова-ния в военных или террористических целях. Ряд государств ужесделал принципиальные заявления о необходимости создания спе-циальных национальных и международных структур для надзораза научной практикой.

Таким образом, ввиду отсутствия в течение 40 лет прогрессав обеспечении мер контроля за выполнением КБТО мировое со-общество вынуждено рассматривать проблемы биобезопасностипод самыми разными углами зрения: в контексте нарастания био-угроз, биотерроризма и опасности появления новых видов биоору-жия, а также в качестве механизма компенсации слабости и несо-стоятельности международных режимов обеспечения безопасности.Любые меры, предлагаемые экспертами или отдельными госу-дарствами, направленные на повышение эффективности контро-ля за нераспространением ОМУ, могут привести к положительнымрезультатам при соблюдении трех условий: повышении роли Со-вета Безопасности ООН в этом процессе и совершенствовании меж-дународных механизмов нераспространенная ОМУ; формированиии развитии международной кооперации в борьбе с новыми угроза-ми и вызовами безопасности; усилении роли гражданского обще-ства и гражданского контроля в борьбе с распространением ОМУ.

76

Вопросы к обсуждению

1. Раскройте содержание терминов: «военно-политический по-тенциал государства», «военная мощь», «военно-промышленныйкомплекс», «военная политика», «военная экономика», «военныйбюджет», «ОМУ». Как и почему меняется характер войн и воору-женных конфликтов в XXI в.? Как меняется роль военной силыв обеспечении международной и национальной безопасности?

2. Почему, несмотря на поражение Японии во Второй мировойвойне и ее дальнейшую демилитаризацию, именно с Дальнего Вос-тока началась эпоха ускоренной милитаризации Азии? Почему, не-смотря на очевидную мощь Сил самообороны, в вопросах внешнейбезопасности Япония пользуется поддержкой США? Раскройтевнутри- и внешнеполитические факторы ускоренной милитариза-ции Китая и Индии во второй половине ХХ в. В чем сходствои различия военных доктрин Индии и Китая?

3. Раскройте причины формирования Западного ареала милита-ризации в Азии (страны Ближнего и Среднего Востока). Чем объясня-ется резкий рост милитаризации стран Персидского залива в XXI в.?Почему в странах Ближнего и Среднего Востока армия являетсяглавной опорой правящего режима и фактором стабильности госу-дарства? В чем состоит и чем обусловлена специфика модернизациивооруженных сил в странах Восточной, Южной Азии и на Ближ-нем Востоке?

4. Раскройте содержание терминов: «исламская бомба», «сун-нитская А-бомба», «шиитская А-бомба». Может ли стать «ислам-ская бомба» фактором исламской солидарности? Что представля-ют собой ядерные программы КНДР, Ирана и Пакистана? Котораяиз них представляет большую опасность для мирового сообществаи почему? Возможно ли силовым путем остановить военные ядер-ные программы указанных стран? Каковы признаки наличия ОМУи его разработки? Насколько реальна угроза попадания ОМУ в рукитеррористов? Каковы проблемы и перспективы создания на Ближ-нем Востоке зоны, свободной от ОМУ?

Список рекомендуемой литературы

Азия и Африка в современной мировой политике. М., 2012.Белокреницкий В. Я. Восток в мирополитических процессах /

В. Я. Белокреницкий. М., 2010.Десять шагов к созданию зоны, свободной от ОМУ на Ближнем

Востоке. Белая книга. М., 2013.ДНЯО-2010 : как упрочить режим. Белая книга. М., 2010.Ежегодник СИПРИ. Вооружения, разоружение, международная

безопасность. М., 2011–2014.Калинина Н. И. Международные и национальные проблемы биоло-

гической безопасности и перспективы их решения / Н. И. Калинина.М., 2012.

Карякин В. В. Военная политика и стратегия США в геополитичес-кой динамике XXI века / В. В. Карякин, В. П. Козин. М., 2014.

Неядерные факторы ядерного разоружения (противоракетная оборо-на, высокоточные обычные вооружения, космическое оружие). М., 2010.

Перспективы участия Китая в ограничении ядерных вооружений.М., 2012.

Современные ядерные доктрины государств. М., 2010.Угроза ядерного терроризма. М., 2008.Химическое разоружение : результаты, эффективность, особенности

современного этапа. М., 2009.Ядерное нераспространение в ближневосточном контексте. М., 2013.Ядерное нераспространение : крат. энциклопедия. М., 2009.Ядерное нераспространение : учебник для вузов : в 2 т. М., 2002.

78

Глава 3ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ

В АЗИИ

Стремительное развитие информационных и телекоммуника-ционных технологий (ИКТ) создает множество проблем в сферемеждународной и национальной безопасности. Быстрые темпы ин-форматизации и компьютеризации общества ведут к пересмотругеополитических взглядов, возникновению у государств новыхстратегических интересов и, соответственно, изменению проводи-мой ими политики. В настоящее время глобальное информацион-ное превосходство прочно закреплено за США. Вместе с тем про-исходит концентрация политической, экономической и военноймощи в нескольких мировых центрах влияния, прежде всего в Азии,которые в перспективе способны бросить вызов США, в том числев информационной сфере. Глобальные противоречия требуют но-вых средств и методов разрешения, а именно воздействия на стра-тегический информационный ресурс. Соответственно информаци-онное противостояние становится важнейшей компонентой миро-вой политики. В этих условиях геополитическое пространствоАзии, сохраняя статус одного из главных мировых очагов между-народных и этноконфессиональных конфликтов, становится полеммасштабных информационных столкновений.

Проблемы информационной безопасности появились в между-народно-политической и академической повестке дня после оконча-ния «холодной войны» в результате изменения геополитическойситуации и информационной революции. Изначально термин «ин-формационная безопасность» использовался в контексте развитияИКТ для обозначения проблем, порождаемых компьютерными сетя-ми. Впоследствии он приобрел более широкий смысл, выходящий

79

за рамки исключительно технологической сферы. На сегодняшнийдень единый понятийный аппарат в области международной ин-формационной безопасности пока не выработан, что связано с рас-хождениями в подходах государств к определению угроз в сфереИКТ, подлежащих урегулированию на международном уровне.

Западный подход (США и страны ЕС) сводит вопросы инфор-мационной безопасности к техническим проблемам контроля исоблюдения законности и правопорядка в телекоммуникационнойсфере (защита от несанкционированного доступа, хакерских взло-мов компьютерных сетей и сайтов, компьютерных вирусов и вредо-носных программ и т. п.). Однако преимущественное использова-ние западными экспертами приставки «кибер» выносит за скобки,например, проблемы призыва к терроризму и экстремизму в содер-жании контента. Исследователи и дипломаты России и стран Азиипридерживаются расширительного подхода, разделяя информаци-онную безопасность в соответствии с видами угроз на информаци-онно-техническую (кибербезопасность) и информационно-соци-альную. Например, противодействие распространению идеологиитерроризма через Интернет не входит в угрозы технического харак-тера, но включено в понятие информационно-социальной безопас-ности, которая предполагает защиту психологического состоянияобщества и государства от негативного информационного воздей-ствия. Российский подход к рассмотрению проблем международ-ной информационной безопасности в контексте так называемойтриады угроз (террористической, военной и криминальной) во мно-гом перекликается с позицией экспертов ООН, которые выделяюттри вида угроз: киберпреступность (использование информаци-онных ресурсов и/или воздействие на них в информационномпространстве в противоправных целях), кибертерроризм (исполь-зование информационных ресурсов и/или воздействие на них в ин-формационном пространстве в террористических целях), использо-вание информационного пространства в военно-политических це-лях [см.: Международная информационная безопасность..., с. 196–201;Карасев].

80

В мировом экспертом сообществе нет единства и в вопросеоб определении термина «информационная война», под которымв целом понимается стратегическое межгосударственное противо-борство в информационном пространстве в форме борьбы с систе-мами управления противника, а также в форме информационно-разведывательной, электронной, хакерской, кибернетической, эконо-мической и психологической войны [см.: Libicki; Корсаков, с. 40–43].Первая предусматривает непосредственное уничтожение системуправления противника, что может оказаться особенно эффектив-ным для достижения быстрой победы на ранних стадиях развитияконфликта. Информационно-разведывательные операции представ-ляют собой многоуровневую систему оперативного сбора и анализаданных о противнике в режиме реального или близкого к реально-му времени, что позволяет получать максимально полную картинуситуации в районе боевых действий. Электронная борьба подраз-деляется на радиоэлектронную (в частности, путем постановкиактивных и пассивных помех), криптографическую (искажениеи ликвидация собственно информации) и борьбу с коммуникацион-ными системами противника, что существенно снижает информа-ционные возможности противника. Целью хакерских атак можетстать полное выведение из строя компьютерных систем, иниции-рование различных периодических или приуроченных к конкрет-ному моменту времени сбоев в работе, выборочное искажение со-держащихся в системе данных, получение доступа к секретнойинформации, несанкционированный мониторинг работы компью-терной системы, искажение, подмена или уничтожение информа-ционного трафика. Кибернетическая борьба охватывает комплекспроблем (организационных, доктринальных, стратегических, так-тических, технических) ведения информационных операций и осо-бую актуальность приобретает в военной сфере.

Экономическая борьба представляет собой комплекс методови средств информационного воздействия в экономической сфере.Развитие технических возможностей средств связи, передачи инакопления информации привело к резкому возрастанию чувстви-тельности мировых и национальных финансово-экономических

81

и социальных процессов к информационным воздействиям. Средиимеющихся возможностей применения информационного оружиявесьма эффективными представляются и те, которые связаны с гло-бальным космическим мониторингом экономической деятельнос-ти и глобальным контролем информационного трафика. Психо-логические операции представляют собой комплекс мероприятийпо распространению специально подготовленной информациидля воздействия на эмоциональное состояние, мотивацию, аргумен-тацию действий, принимаемые решения и поведение государства-оппонента, а также по разрушению его духовного пространства.

Основными особенностями информационной войны являются:сравнительно низкая стоимость создания средств информацион-ного противоборства; возможность манипулировать информациейи беспрепятственно «нарушать» традиционные государственныеграницы при подготовке и проведении информационных опера-ций; сложность обнаружения начала информационной операциии создания коалиции против агрессора, развязавшего информаци-онную войну.

Американские эксперты выделяют два типа стратегических ин-формационных войн: первого и второго поколения. Война первогопоколения (по сути, кибервойна) понимается как комплексное ин-формационное воздействие на систему государственного и военногоуправления противника с одновременным обеспечением надежнойзащиты собственной национальной информационной инфраструк-туры. Инструментом ведения такой войны является кибероружие –совокупность новейших ИКТ и средств, которые позволяют получитьнесанкционированный доступ к информации и целенаправленноее видоизменять (искажать, блокировать, копировать, уничтожать),преодолевать системы защиты, ограничивать допуск законных поль-зователей, осуществлять дезинформацию, нарушать функциониро-вание носителей информации, технических средств, компьютер-ных систем и информационно-коммуникационных сетей.

Развитие и широкое применение информационных техноло-гий принципиально меняет механизм эскалации вооруженных кон-фликтов, стратегию, тактику и средства ведения современных войн,

82

появились концепции, учитывающие факторы информационнойуязвимости сторон. Информационное оружие, как и ядерное, мо-жет служить как для политического давления, так и для сдержива-ния. По мнению экспертов, в будущем информация станет основ-ным средством сдерживания вооруженных конфликтов, посколькуединая разведывательно-информационная инфраструктура, состоя-щая из сети космических, воздушных, наземных и морских датчи-ков различного назначения, позволит контролировать любую во-енную активность на планете и, следовательно, применять превен-тивные меры. В таких условиях любые действия потенциальногопротивника будут абсолютно прозрачны для противоположнойстороны и международного сообщества в целом. Противник мо-жет быть лишен даже самой возможности провести военные при-готовления, поскольку глобализация мировых информационно-ком-муникационных сетей позволит парализовать и блокировать егосистемы управления, тем самым нанеся значительный ущерб во-енному потенциалу. Иными словами, обладание информационныморужием обеспечивает политическое и военно-стратегическое пре-имущество над государствами, у которых его нет. На 2005 г. разработ-ками в области информационного оружия занимались более 120 стран[см.: Libicki; Карякин, Козин, с. 22–33; Корсаков, с. 41–43; Зиновье-ва, с. 218–219].

По мнению Вашингтона, наибольшую опасность для нацио-нального информационного пространства и информационной инфра-структуры США представляет Китай, который, по оценкам большин-ства экспертов мира, с внушительным отрывом лидирует в спискестран, осуществляющих хакерские атаки, кибершпионаж и распро-странение вредоносных программ. Так, беспрецедентное по масшта-бам каскадное отключение электроэнергии на северо-западе СШАв 2003 г., в результате которого пострадали около 50 млн человекв штатах Огайо, Нью-Йорк, Мичиган, а также в некоторых штатахКанады, было вызвано хакерской атакой. Спецслужбы США увере-ны, что за этой акцией стоял Пекин, испытывавший возможностисвоих киберподразделений, специализирующихся на кибервойнахи способных при необходимости вывести из строя большинство

83

объектов информационной инфраструктуры США. Другим приме-ром может служить крупный скандал 2009 г., разгоревшийся послевзлома китайскими хакерами учетных записей сотен пользовате-лей, в том числе высокопоставленных американских чиновников,почтового сервиса Gmail компании Google [см.: Ибрагимова, с. 169,176; Юрченко].

Объектами кибершпионажа и хакерских атак с территории КНРстановятся не только оппоненты Пекина на Западе, но и страны-конкуренты по Восточно-Азиатскому региону, причем зачастуюинициатива исходит от негосударственных акторов. Именно онисыграли ключевую роль в организации первой кибервойны противИндонезии в 1997–1998 гг. Поводом послужили антикитайские по-громы, вспыхнувшие в связи с тем, что после Азиатского финансо-во-экономического кризиса проживающие в Индонезии выходцыиз Китая (хуацяо) практически полностью взяли под свой контрольраспределение продовольствия на большей части страны. Джакар-та обвинила власти КНР в организации кибератак на индонезий-ские правительственные сайты, их пик пришелся на национальныйпраздник Индонезии – День независимости (17 августа) [см.: Иб-рагимова, c. 177]. Примечательно, что сама Индонезия прочно за-нимает 2-е после Китая место в мире по числу проведенных с еетерритории кибератак. В первой десятке подобных стран также фи-гурируют такие азиатские государства, как Турция, Индия и Тай-вань [см.: Страны...].

Следует отметить, что сам Китай весьма скромно оцениваетсобственные достижения в киберпространстве, подчеркивая, чтокибербезопасность страны значительно уступает информационнойзащищенности ведущих мировых держав. Действительно, в ми-ровом Индексе кибермогущества 2010–2011 гг. Китай занял лишь13-е место, а в рейтинге стран с наиболее развитым сектором ИКТ –лишь 36-е. Слабым звеном киберстратегии КНР является неспо-собность самостоятельно создавать новые технологии; традици-онная для Китая практика копирования и доработки иностранныхтехнологий, по сути, удерживает страну в рамках «догоняющей»модели развития. Поэтому в последнее десятилетие приоритетным

84

направлением инновационного развития КНР стала реализация соб-ственных проектов в области ИКТ, а собственные китайские разра-ботки, благодаря своей относительной дешевизне, уверенно завое-вывают мировой рынок, что позволяет экспертам говорить о высокомпотенциале Китая в сфере проведения операций в киберпростран-стве. Именно по этой причине Вашингтон считает постоянный ростимпорта китайских микросхем в США серьезной угрозой нацио-нальной безопасности и стремится ужесточить контроль над по-ставками высокотехнологичной продукции из-за рубежа, в первуюочередь из Китая [см.: Ибрагимова, с. 169–170; Корсаков, с. 53;Юрченко].

Кибервойны стали актуальны и для Ближнего Востока. Летом2010 г. был обнаружен компьютерный вирус Stuxnet, который вы-вел из строя около 1 тыс. центрифуг на заводе по обогащению ура-на в Натанзе (Иран). К концу 2010 г. в мире уже насчитывалосьпорядка 100 тыс. компьютеров, зараженных этим вирусом, причемв основном в странах Азии: Иране (58,3 %), Индонезии (17,8 %)и Индии (10 %), а также в Пакистане и на Филиппинах [Симонен-ко, с. 234]. Stuxnet – это кибероружие, имеющее колоссальную разру-шительную мощь, теоретически сравнимую с ОМУ. Некоторые экс-перты сравнивают произведенный Stuxnet эффект с атакой на Перл-Харбор и первыми ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки.Вместе с тем на сегодняшний день вопрос о том, кем и для какихцелей он был создан, так и остается открытым. Теоретически мо-тивы и возможности для создания подобного вируса имели не толь-ко государственные акторы (в числе потенциальных заказчиковупоминаются США, Израиль и даже Китай), но и частные компа-нии (в первую очередь конкуренты Siemens в сфере поставок про-граммного оборудования для систем управления на АЭС и круп-ных добывающих производствах Азии), а также неправительствен-ные организации (в частности, экологическая «Гринпис»). Инымисловами, в мировом экспертном сообществе нет единого мненияпо вопросу о том, была ли кибератака Stuxnet частью кибервой-ны, кибертерроризма, киберпреступности или кибервандализма.Вместе с тем обнаружение вируса Stuxnet вызвало серьезную озабо-

85

ченность мирового сообщества возможностью повторения подоб-ных инцидентов на других ядерных и крупных промышленныхобъектах мира и поставило в международную повестку дня воп-рос их киберзащиты [см.: Симоненко, с. 233–239; Пискунова]. В мае2012 г. Иран вновь стал объектом кибератаки, предположительносо стороны разведывательных структур США и Израиля, которымэксперты приписывают авторство в создании сложной вредоноснойпрограммы Flame. Предполагается, что вирус был нацелен на похи-щение промышленной информации с правительственных компью-теров в Иране и ряде других ближневосточных стран.

Информационная война второго поколения – это манипулиро-вание общественным сознанием и дестабилизация отношений меж-ду политическими движениями в целях провокации конфликтовна социальной, политической, национальной и религиозной почве;инициирование забастовок, массовых беспорядков и других акцийсоциально-экономического протеста для формирования политичес-кой напряженности и хаоса; дискредитация органов государствен-ного управления в глазах населения; подрыв международного ав-торитета государства-оппонента и его сотрудничества с другимистранами; нанесение ущерба его жизненно важным интересамв различных сферах. Основным инструментом ведения подобныхопераций являются национальные и транснациональные СМИ,а также глобальные информационно-коммуникационные сети, по-средством которых можно влиять на мировоззрение, политичес-кие взгляды, правосознание, менталитет и ценностные установкиотдельной личности и общества в целом. Одна из форм ведения ин-формационных войн второго поколения – «культурная экспансия»под лозунгом распространения «западных демократических цен-ностей», направленная на подрыв гражданского духа, размываниенационального суверенитета, культурной и цивилизационной иден-тичности государств-оппонентов [см.: Libicki; Корсаков, с. 41–50].

В 2010–2011 гг. Вашингтон озвучил основные направления циф-ровой дипломатии и стратегии США в глобальном информацион-ном пространстве. В числе обозначенных Белым домом задач зна-чится дискредитация идеологических противников США, а также

86

противодействие информационной и внешней культурной полити-ке Китая, России и Ирана, осуществляемой через Интернет и соци-альные сети. Приоритетному финансированию подлежат проекты,нацеленные на создание и распространение новых технологий,которые позволят обходить цензуру в Сети, а также поддерживатьместную оппозицию путем развертывания на территории третьихстран систем теневого Интернета и независимой мобильной связи[см.: Зиновьева, с. 214–215; Informational Strategy...; IT Strategic Plan;Public Diplomacy].

Посредством информационных ресурсов Западу неоднократ-но удавалось сформировать образ КНР как авторитарного государ-ства, где права человека жестко ограничиваются (события на площа-ди Тяньаньмэнь в 1989 г., в Тибете в 2008 г., в Синьцзян-Уйгурскомавтономном районе в 2009 г.). Также показательным стал инцидентс Google, когда весной 2010 г. интернет-поисковик в нарушениесвоих обязательств перед Пекином отказался фильтровать в Сетизапросы китайских пользователей, как это предусмотрено законо-дательством КНР, в целях недопущения распространения инфор-мации, способной дискредитировать власть. В поддержку Googleвыступил Белый дом, обвинив Китай в отсутствии демократиии нарушении свободы слова, что осложнило и без того непростыеотношения между двумя державами. Политическая подоплека скан-дала позволила США обрести мощные инструменты сдерживаниякитайского экспорта (в первую очередь ИКТ) на мировые рынки,а корпорация Google приобрела внушительный административныйресурс в Вашингтоне. Со своей стороны Китай также широко ис-пользует возможности ИКТ для формирования позитивного имид-жа страны на международной арене [см.: Ибрагимова, с. 175–180;Евдокимов].

Полем масштабного информационного противостояния сталарабский мир в период «арабской весны» 2010–2012 гг. В амери-канских и подконтрольных местной оппозиции СМИ была развер-нута скоординированная пропагандистская кампания с беспреце-дентной критикой «обанкротившихся» режимов, зачастую нацелен-ная на их «обезглавливание» путем моральной и политической

87

дискредитации лидера в глазах местного населения и мирового со-общества (наиболее показательны примеры М. Каддафи в Ливиии Б. Асада в Сирии). Одновременно местному населению настойчи-во внушалась мысль о «неизбежности перемен» и готовности Ва-шингтона оказать финансовую и моральную поддержку «идущимпо пути демократии» оппозиционным силам. Особую роль сыгра-ли мировые «независимые» (по сути подконтрольные США) спут-никовые и радиовещательные каналы. Их монополия на освеще-ние событий в регионе в сочетании с информационной блокадойпротивника обеспечила протестному движению абсолютное ин-формационное превосходство. По иронии судьбы в этой информа-ционной войне на стороне США выступил арабский телеканал«Аль-Джазира», который Белый дом традиционно обвинял в раз-жигании антиамериканских настроений на Ближнем Востоке и тен-денциозной подаче материалов по Афганистану, Ираку и Палестине[см.: Лажми]. Ряд экспертов полагают, что позиция «Аль-Джази-ры» в период «арабской весны» была обусловлена некой полити-ческой подоплекой, в частности непомерно возросшими региональ-ными амбициями Катара. В целом же, как считают специалистыпо безопасности, информационные операции, подобные тем, чторазвернулись на Арабском Востоке, могут стать решающим факто-ром в исходе всей военной кампании, особенно если они проведе-ны в нужное время и нужном месте [см.: Корсаков, с. 49–50; Каря-кин, Козин, с. 22–34].

«Арабское пробуждение» актуализировало вопрос об эффек-тивности использования потенциала социальных сетей в современ-ных информационных войнах. Для описания и анализа событий«арабской весны» первоначально использовались такие термины,как твиттер-революции и движение «фэйсбуковской» молодежи.В условиях сработавшего принципа «домино» и использования но-вых средств мобилизации участников протестов (преимуществен-но молодежи) многие обозреватели интерпретировали происхо-дившие события в духе конспирологических версий, как проискиЗапада, поддерживающего антиправительственные выступленияс целью закрепиться в геополитически важном регионе мира.

88

По мнению большинства востоковедов, склонность некоторых пред-ставителей мировой политической элиты и экспертного сообще-ства видеть в глобальных процессах «арабского пробуждения» сре-жиссированные в Вашингтоне геополитические сценарии исходитот непонимания подлинных, в первую очередь внутренних, при-чин этих процессов [см.: Наумкин, 2012].

Примечательно, что взгляд на социальные сетевые сервисы какосновную движущую силу арабских революций и версии о нали-чии в «арабской весне» элемента управления и координации ее со-бытий из Вашингтона не выдержали серьезной критики не толькос позиций современного востоковедного знания. Ведущие экспертыайтишных сообществ России и Запада также сходятся во мнении,что ИКТ сами по себе не являлись доминирующим каналом ком-муникации и мобилизации оппозиционных сил и участников про-тестов на Арабском Востоке. Вместе с тем они частично придалисобытиям в арабских странах ту скорость и динамику, которая за-стала врасплох их оппонентов – правительства и поддерживающиеих силы. Иными словами, речь идет о значимом, до известных пре-делов координирующем, но не первостепенном или определяющемвлиянии социальных медиа на организацию массовых протестови революций в странах Арабского Востока. Вместе с тем экспертыпризнают, что кибертехнологии могут оказывать деструктивноевлияние на международную безопасность в случае их ориентациина подрыв режимов в авторитарных странах, шпионаж и разведкув рамках соответствующего политического курса заинтересован-ных региональных и внерегиональных игроков [см.: Демидов].Глобальная сеть, кроме того, может выступать не только в качествеэффективного инструмента демократизации, но и способствоватьусилению авторитарных тенденций, ограничивающих свободуграждан, поскольку сервисы Web 2.0 предоставляют новые возмож-ности не только прозападно ориентированным группам, но и ради-кально-экстремистским организациям, о чем свидетельствует, в част-ности, появление в Интернете многочисленных сайтов исламист-ских радикальных организаций, призывающих к участию в такназываемом всемирном джихаде.

89

Наглядным примером информационных войн второго поколе-ния также может служить иракский кризис 2003 г., ливийская кам-пания 2011 г., кризис вокруг ядерных программ Ирана, текущийсирийский кризис, многолетнее информационное противостояниепо линии Запад – исламский мир и т. д.

Вашингтон отводит Интернету роль мощного стратегическогооружия и в вопросах контроля над ним своими главными соперни-ками считает Китай и Россию. По мнению американских экспер-тов, эти две страны могут пойти по пути фрагментации глобаль-ного информационного пространства, что, очевидно, противоречитинтересам США в области национальной безопасности. Неприя-тие Китаем существующего международного режима управленияИнтернетом обусловлено тем, что основные функции по присвое-нию имен и адресов закреплены за подотчетной США Корпора-цией по присвоению имен и адресов (ICANN). Китайская критикав отношении ICANN особенно усилилась после выдачи домена .twТайваню, который рассматривается Пекином как составная частьКНР. Пекин призывает распустить действующую, по его мнению,в американских интересах корпорацию и сформировать под эги-дой ООН подлинно международную организацию для управленияИнтернетом. В отсутствие таковой Китай предлагает создать альтер-нативные системы доменных имен – DNS-расширения для авто-номного Интернета, функционирующего в рамках одной страны,что позволит усилить контроль государств над местными сегмен-тами Глобальной сети и механизмами глобального управления Ин-тернетом. Международными площадками, где КНР и Россия ста-вят на обсуждение подобные проблемы, являются Генеральная Ас-самблея ООН и саммиты ШОС [см.: Knake; Ибрагимова, с. 177–178;Евдокимов].

Горячие дискуссии на данную тему в новом ключе поставиливопрос о соблюдении принципа суверенитета государства в эпохуИКТ. С одной стороны, международное право признает недопусти-мым вмешательство во внутренние дела любой страны. Поэтомуникто не оспаривает легитимность действий государств, которыеиз опасений вмешательства в свои внутренние дела со стороны

90

определенных стран или международных организаций, в том чис-ле под предлогами гуманитарного характера, накладывают опре-деленные ограничения на доступ в Интернет и распространениеинформации в Сети в пределах своей территории. Примечательно,что регулярные попытки заблокировать доступ к сервисам Face-book, YouTube, Blogspot имеют место не только в странах преиму-щественно авторитарного типа (Китай, Вьетнам, Иран, СаудовскаяАравия, Египет, Пакистан, Мьянма, Северная Корея), но и в такихдемократических государствах, как Сингапур. Оставаясь в рамкахдействующего международно-правового поля, крупные интернет-корпорации (Google, Yahoo! и др.) сотрудничают с авторитарнымирежимами, предоставляя местным властям конфиденциальную ин-формацию о своих пользователях и блокируя определенные типыпоисковых запросов. Примером масштабного целенаправленногоотключения Интернета на территории суверенного государствастал Египет, где весной 2011 г. по настоятельной просьбе прави-тельства компании отключили доступ к Глобальной сети с мобиль-ных устройств.

С другой стороны, в подобной ситуации возникает опасностьраспада глобального информационного пространства на несколь-ко самостоятельных систем. Вопрос об обоснованности подобныхопасений остается открытым, поскольку, например, Пекину удает-ся контролировать содержание масштабного китайского сегментаГлобальной сети (цензура контента, фильтрация трафика, блоки-рование иностранных социальных веб-сервисов Facebook, Twitter,Livejournal и т. д.), придерживаясь при этом открытой модели раз-вития. На сегодняшний день Китай стабильно удерживает первоеместо в мире по общему числу и темпам роста интернет-пользовате-лей [см.: Ибрагимова, с. 178–180; Евдокимов].

Таким образом, развитие ИКТ создает новые технологии для реа-лизации внешнеполитических целей, усиления мягкой и жесткойсилы государства. Глобальное информационное превосходство СШАс учетом курса страны на достижение и удержание глобальноголидерства порождает целый комплекс новых угроз международ-ной безопасности. Очевидно, что в условиях глобализации и дина-

91

мичного развития ИКТ ни одно государство не может в одиночкуобеспечить безопасность национального информационного про-странства, однако механизмы предотвращения и парирования по-добных угроз пока находятся на начальной стадии формирования.Государства Азии активно включаются в процесс строительстваздания международного режима информационной безопасности.Их разногласия с Западом в этой сфере обусловлены разными докт-ринальными и правовыми подходами, а также логикой развитиясовременного мирового политического процесса, характерной чер-той которого является соперничество за глобальное и региональ-ное лидерство, неизбежное в условиях незавершенности трансфор-мации системы международных отношений. Сегодня оппонентыуже готовы сотрудничать в таких сферах, как противодействие тер-роризму и преступной деятельности в Интернете, а также в реше-нии проблем, связанных с мошенничеством с кредитными картами,детской порнографией, пропагандой насилия и нездорового обра-за жизни и т. д. Вместе с тем следует признать, что информацион-ное противостояние на геополитическом пространстве Азии уси-ливает асимметричную составляющую современных конфликтови способствует росту международной напряженности.

Вопросы к обсуждению

1. Чем отличаются понятия: «информационная и кибер- безопас-ность (угроза, война, устойчивость, пространство, оружие)»? Рас-кройте содержание терминов: «цифровая дипломатия», «интернет-дипломатия», «дипломатия социальных сетей», «Web 2.0 диплома-тия», «стратегия 2.0». Раскройте основные положения доктрин ин-формационной безопасности США, РФ, КНР, Индии, Израиля.В чем состоит и чем обусловлена их специфика?

2. Укажите характерные черты и особенности кибероружия.В чем состоит угроза дополнения ядерной проблемы киберфакто-ром? Когда и где до Stuxnet имели место случаи вмешательства вре-доносных компьютерных программ в работу ядерных и крупныхпромышленных объектов? Нужно ли особо выделять безопасность

92

ядерных объектов из прочей промышленной инфраструктурыв плане обеспечения ее кибербезопасности? Насколько приемы, ме-тоды и стратегические аксиомы теории ядерного сдерживания при-менимы к киберпространству? Чем может помочь опыт режимаядерного нераспространения при решении задач обеспечениямеждународной информационной безопасности и противодействияразработке кибероружия, подобного Stuxnet, Flame, Duqu, Gauss?Будет ли достаточным для защиты от Stuxnet и его аналогов, есливсе государства сообща выработают свод норм поведения в ки-берпространстве и объявят его зоной, свободной от кибероружия?Возможно ли сегодня такое взаимодействие, даже не берущеев расчет негосударственных акторов? Какие мероприятия по по-вышению ядерной кибербезопасности включены в деятельностьМАГАТЭ на регулярной и долгосрочной основе? В чем их уязви-мость по сравнению с режимом ядерного нераспространения? Чтотакое кибертерроризм и киберпреступность? Как провести чер-ту между кибертерроризмом и организуемой и направляемой госу-дарством кибератакой? Какие меры по предотвращению военныхконфликтов и информационных войн, а также по борьбе с терро-ризмом и преступностью в киберпространстве прописаны в ини-циативах России и стран ШОС?

3. Раскройте особенности развития киберпространства и обес-печения безопасности информационных систем в КНР. Насколькообосновано мнение о том, что китайская система управления Ин-тернетом и методы его контроля тормозят развитие Глобальной сетив стране по сравнению с западными тенденциями? Какими мето-дами Китай использует возможности ИКТ для формирования по-зитивного имиджа страны на международной арене? Какую рольв осуществлении цифровой дипломатии США в странах БлижнегоВостока играет Команда по цифровым внешним контактам (DigitalOutreach Team)? Как изменились роль и место телеканала «Аль-Джазира» в медийном пространстве Ближнего Востока и мирав целом после «арабской весны»? Приведите примеры из новей-шей истории, когда страны Азии становились полем информаци-онного противостояния.

93

4. Какие страны Азии принимают наиболее активное участиев развитии международной информационной безопасности?Для каких азиатских стран характерен следующий подход к внед-рению и развитию новых средств массовых коммуникаций: «Ин-тернет – это орудие работы, а не средство времяпрепровождения»?Сохраняет ли государство свой суверенитет в эпоху Интернета илиже концепция политического суверенитета трансформируется, раз-мывается, превращаясь, к примеру, в концепцию совместного су-веренитета? Необходимо ли регулирование Интернета в эпоху ИКТ?В какой арабской стране имел место прецедент использования такназываемой красной кнопки, т. е. масштабного целенаправленногоотключения Интернета на территории суверенного государства?Можно ли отключить Интернет на глобальном или национальномуровне? Каков политический и правовой порог для введения по-добных мер? Верно ли утверждение о том, что «красную кнопку»нажимают только страны с авторитарным типом правления? Ка-кие крупные корпорации интернет-индустрии сотрудничают с ав-торитарными режимами стран Азии в плане предоставления кон-фиденциальной информации о своих пользователях, блокированияопределенных типов поисковых запросов и т. п.?

5. Могут ли в киберпространстве применяться принципы, оп-ределяющие фундаментальные права человека? Какие виды дея-тельности нельзя допускать в Сети? Как выработать необходимыеправила, которые учитывают основные права и свободы человека,к примеру, свободу слова, свободу распространения информации,свободу доступа к информации и доступа к Интернету? Может лиобсуждение внешней политики и глобальных проблем на уровнене только дипломатов, но и рядовых пользователей Интернета и мо-бильных телефонов способствовать формированию атмосферы до-верия в международных отношениях и укреплению международ-ной безопасности?

Список рекомендуемой литературы

Глобальная безопасность в цифровую эпоху // Индекс безопасности.2013. № 1 (104).

Карякин В. В. Военная политика и стратегия США в геополитичес-кой динамике XXI века / В. В. Карякин, В. П. Козин. М., 2014.

Корсаков Г. Информационное оружие супердержавы / Г. Корсаков //Пути к миру и безопасности. М., 2012. Вып. 1 (42).

Международная информационная безопасность : дипломатия мира :сб. материалов / под ред. С. А. Комова. М., 2009.

Borchgrave A. дe. Cyber Threats and Information Security : Meetingthe 21st Century Challenges / A. de Borchgrave, F. Cilluffo, S. Cardash,M. Ledgerwood. Wash., 2001.

Libicki M. Cyberdeterrence and Cyberwar / M. Libicki. Santa Monica,2009.

Rid Th. War 2.0 : Irregular Warfare in the Information Age / T. Rid,M. Hecker. Westport, 2009.

95

Глава 4АЗИЯ

В ГЛОБАЛЬНОЙ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ ГОНКЕXXI В.

4.1. Позиции стран Азиив мировой энергетике

В условиях глобализации роль энергетического фактора в меж-дународных отношениях и мировой политике устойчиво повыша-ется, и тема энергетической безопасности выходит на первый план.На фоне возрастающего дефицита энергоносителей и масштабныхсдвигов в структуре мирового энергетического рынка усиливаетсяконкуренция за доступ к энергоресурсам, получившая названиеэнергетической гонки. Нарастание конфликтности на международ-ной арене вынуждает всех участников мировой энергетическойполитики к поиску взаимоприемлемых форм и методов сотрудни-чества на долговременной основе. Пока этот процесс остается весь-ма напряженным и противоречивым.

Основой современной мировой экономики являются углево-дороды: нефть, природный газ и уголь. Ввиду существенного ростанаселения планеты и мирового промышленного производства, пре-имущественно за счет стран Азии, мировое потребление первич-ной энергии, как ожидается, с 2010 до 2035 г. вырастет минимумна треть, причем до 60 % прироста придется на Китай, Индию иБлижний Восток. Возрастающий спрос на энергоносители будетудовлетворен именно за счет нефти и газа, а не альтернативных ис-точников энергии, что усугубит дефицит углеводородов [см.: ВР EnergyOutlook...; ExxonMobil Outlook...]. Кроме того, проблема доступнос-ти нефтегазового сырья обусловлена неравномерным распреде-

96

лением его запасов на планете (преимущественно они сосредото-чены в Азии – на Ближнем Востоке и в Центральной Азии), а такжедисбалансом между производством и потреблением нефти и газав развитых и развивающихся странах.

Мировые достоверные запасы нефтяного сырья к концу 2013 г.составили 1,688 трлн баррелей, из которых на страны БлижнегоВостока пришлось 47,9 % (в том числе Саудовскую Аравию – 15,8 %;Иран – 9,3 %; Ирак – 8,9 %; Кувейт – 6 %); Западное полушарие –33,1 % (в том числе Венесуэлу – 17,7%; Канаду – 10,3 %; США –2,6 %); Россию и страны бывшего СССР – 13,3 % (5,5 и 7,8 % соот-ветственно); Африку – 7,7 %; Восточную и Южную Азию – 2,3 %(в том числе Китай – 1,1 %, Индию, Вьетнам, Индонезию и Малай-зию – по 0,2 %); Европейский союз – 0,4 %. В целом доля стран ОЭСР(Организации экономического сотрудничества и развития, состоя-щей в основном из западных государств) по запасам нефти соста-вила 14,7 %, а стран, не входящих в данную международную струк-туру, – 85,3 %, в том числе стран ОПЕК (Организация стран – экс-портеров нефти) – 71,9 % [см.: BP Statistical Review...].

Главные центры нефтяного производства также расположеныв развивающихся странах Восточного полушария: на БлижнемВостоке (32 % мировой нефтедобычи в 2013 г.), в России и странахбывшего СССР (16,4 %), Африке (10,1 %), Восточной и ЮжнойАзии (9,5 %), в том числе в Китае (5 %). Западное полушарие обес-печило 28 % мировой нефтедобычи, из которых на долю разви-вающихся стран Латинской Америки пришлось 12,5 %. Доля СШАи Евросоюза в мировых показателях составила соответственно10,8 и 1,7 %. В целом на долю государств, не являющихся членамиОЭСР, приходится 77 % мирового производства нефти, в том чис-ле на страны ОПЕК – 42,1 % [см.: Ibid].

Основными нефтяными потребителями стабильно являютсяпромышленно развитые и динамично развивающиеся страны, но,в отличие от предыдущего столетия, доля азиатских государстввнушительно увеличилась. Хотя абсолютное лидерство в этом от-ношении уже второе столетие сохраняют США (19,9 % от миро-вых показателей), теперь за ними следуют Китай (12,1 %), Япония

97

(5 %), Индия (4,2 %), Россия (3,7 %), Саудовская Аравия и Брази-лия (по 3,2 %), Германия (2,7 %), Южная Корея (2,6 %), Канада(2,5 %) и Иран (2,2 %). За последнюю четверть века существенновырос уровень потребления нефти в Восточной и Южной Азии(33,8 %), а страны Ближнего Востока, оставаясь ключевыми миро-выми нефтеэкспортерами, продолжают занимать среди потребите-лей довольно скромное место (9,2 %). В 2013 г. страны, не входя-щие в ОЭСР, впервые в истории обошли западный мир по объемамнефтяного потребления (50,8 %). Будучи крупнейшим потребите-лем нефти, США также лидируют в области нефтяного импорта.Немного уступают им стремительно развивающиеся Китай и Индия.В список крупнейших импортеров нефти также входят страны За-падной Европы (Германия, Франция, Италия, Испания) и Северо-Восточной Азии (Япония, Южная Корея, Тайвань) [см.: BP StatisticalReview...].

Значительные диспропорции обнаруживаются и в отношенииприродного газа. Большая часть его мировых запасов (57,7 %) по по-казателям 2013 г. сосредоточена всего в четырех странах: Иране(18,2 %), России (16,8 %), Катаре (13,3 %) и Туркменистане (9,4 %).При этом на долю стран ОЭСР приходится 10,3 % мировых запа-сов газа при уровне производства в 35,8 % и потребления в 47,7 %[см.: Ibid.]. Большие объемы добычи природного газа в Европеи США при относительно низких запасах обусловлены тем, что,в отличие от рынка нефти, рынок газа пока не стал глобальным.Технология сжижения газа позволила транспортировать его по мо-рю на большие расстояния, однако основным способом транспор-тировки газа остается газопровод, что не позволяет оперативно пе-ренаправить голубое топливо с одного рынка на другой. С 2008 г.по объемам потребления газа лидируют страны Азии, Африкии Латинской Америки.

Помимо неравномерности в географическом размещении ми-ровых запасов углеводородов и главных центров их производстваи потребления, важной причиной энергетической гонки XXI в. явля-ются опасения по поводу истощения нефтегазовых ресурсов, кото-рые, соответственно, уже никогда не станут дешевыми, а значит,

98

общедоступными. По данным британской корпорации ВР при со-хранении структуры и объемов мирового энергопотребленияна уровне 2013 г. разведанных запасов нефти хватит на 53,3 года,природного газа – на 54,8 лет [ВР Energy Outlook...].

Действительность неоднократно опровергала подобные песси-мистические прогнозы, а периодическая шумиха в прессе вокруггрядущего истощения нефтяных и газовых источников, как прави-ло, свидетельствует о начале очередной энергетической «войны».Наиболее показательны в этом плане масштабные кампании в СМИпо поводу угрозы исчерпания нефтяных запасов США в ближай-шие 20 лет, организованные Вашингтоном по окончании Первойи Второй мировых войн. На деле Белый дом добивался права сво-бодного доступа к нефтяным месторождениям Ближнего Востока,находившихся на тот момент под контролем европейских колони-альных держав. «Источники нефти истощаются быстрее, чем следо-вало, из-за хищнических методов добычи, небрежности в обработ-ке, расточительности в потреблении», – писали английские экспер-ты в 1923 г. [см.: Дэвенпорт, Кук, с. 91–92]. Спустя почти столетиеэти выводы не утратили своей актуальности. Сегодня при перера-ботке сырой нефти ежедневно теряется более 8 млн баррелей (поч-ти ежедневная средняя добыча в Саудовской Аравии), или порядка10 % ежедневно добываемой в мире нефти [см.: Мауджери, с. 203].Как и ранее, текущие оценки мировых нефтегазовых запасовне учитывают роль технологического прогресса в добыче и перера-ботке углеводородов, а также тот факт, что мир еще не полностьюисследован (в том числе район Персидского залива!). Угроза «неф-тяного голода», по сути, является чистой инсинуацией, с помощьюкоторой заинтересованные крупные энергетические игроки (госу-дарства и нефтегазовые корпорации) стремятся заручиться под-держкой введенной в заблуждение общественности в своей борь-бе за контроль над зарубежными источниками углеводородного сы-рья и рынками их сбыта.

Высокие цены на нефть обусловлены не ограниченностью гео-логических ресурсов, а вполне прозаическими причинами, в чис-ле которых сознательное ограничение разведки и добычи, а также

99

недостаточная суммарная мощность перерабатывающих предприя-тий, требующих, кроме того, глубокой модернизации. По мнениюитальянского эксперта Л. Мауджери, эти факторы «сформирова-лись как следствие низких цен, сохранявшихся на протяжении рядалет, недостаточного инвестирования в инфраструктуру и страха про-изводителей перед образованием излишков. С 2003 г. ситуация обо-стрилась в связи с неожиданным ростом мирового потреблениясырой нефти» [Там же, с. 194].

Сегодня положение дел меняется. Резкие скачки цен первогодесятилетия XXI в. принесли нефтяной отрасли прибыли и вызва-ли новую волну инвестиций в переработку. Крупные государства-производители, прежде всего Саудовская Аравия и Иран, а такжемногие страны Африки внедряют новейшие технологии и запуска-ют новые проекты по сооружению и переоборудованию объектовдля переработки сырой нефти низкого качества и битуминозных пес-ков, с тем чтобы наращивать экспорт готовой продукции. Указан-ные тенденции свидетельствуют о том, что при наличии полити-ческой воли дисбаланс между производственной мощностью неф-теперерабатывающей отрасли и рыночным спросом может бытьпреодолен в течение десятилетия, а то немногое, что сегодня извест-но о мировых подземных запасах, является основанием для опти-мистического взгляда в будущее [см.: Там же, с. 194–203].

Динамика мировых цен на нефть обусловлена не только эконо-мическими, но и в не меньшей мере политическими факторами:общим раскладом сил на мировой арене и стабильностью в глав-ных центрах нефтяного производства, прежде всего на БлижнемВостоке и в Северной Африке. До 1944 г. определяющим в ценооб-разовании для нефтяной продукции являлся Мексиканский залив,затем Персидский залив (саудовский порт Рас-Танура). С началапромышленного производства нефти (последняя четверть XIX в.)до 1973 г. среднегодовая цена за баррель сырой нефти колебаласьв диапазоне 1–2,5 долл. (14–16 долл. в пересчете на цены 2013 г.).Нефтяное эмбарго 1973 г., введенное ближневосточными страна-ми – членами ОПЕК в связи с поражением арабов в четвертой ара-бо-израильской войне, открыло новую эпоху: динамика мировых

100

цен на нефть оказалась тесно увязанной с ситуацией на БлижнемВостоке. В 1974 г. среднегодовая цена барреля сырой нефти вырос-ла почти в 4 раза (11,58 долл. против 3,29 долл. в 1973 г. и 2,48 долл.в 1972 г.). В 1979–1980 гг. она снова увеличилась более чем в 2 разав связи с Исламской революцией в Иране и началом Ирано-ирак-ской войны (31,61 долл. в 1979 г. и 36,83 долл. в 1980 г., или 101,61и 104,12 долл. соответственно в пересчете на цены 2013 г.). Затемцены упали: в 1986 г. среднегодовая цена составляла 14,43 долл. за бар-рель североамериканской нефти марки «Брент», которая с 1984 г.стала новым ценовым ориентиром, но в 1990 г., когда Ирак вторгсяв Кувейт, цена вновь подскочила (23,73 долл.). С распадом бипо-лярной системы, который на некоторое время снизил международ-ную напряженность, цены стали возвращаться к уровню середины1970-х гг. (12,72 долл. в 1998 г.). Но с 2000 г. цены вновь резкоподнялись (28,5 долл.) и продолжали циклически расти, преодо-лев в 2011 г. 100-долларовый рубеж (среднегодовая цена на сыруюнефть марки «Брент» в 2013 г. составила 108,66 долл.) [см.: BP Sta-tistical Review...].

Последнее падение мировых цен на нефть (с сентября 2014 г.по сентябрь 2015 г. они опустились со 115 до 42 долл. за баррель)также обусловлено комплексом причин – экономических (замед-ление темпов роста экономик Китая и целого ряда динамично раз-вивающихся стран, что привело к относительному снижению ми-рового энергопотребления; масштабный технологический прорывв сфере производства углеводородов, в частности, «сланцевая рево-люция» в США; радикальная переоценка перспектив нефтяногорынка на ближайшие десятилетия; укрепление американской ва-люты и т. д.) и политических (ценовая и производственная полити-ка Саудовской Аравии и арабских стран ОПЕК, которая, очевидно,имеет характер политического манипулирования; военные конф-ликты в арабских странах, в результате чего нефтяные скважиныпостоянно переходят под контроль различных группировок, через ко-торые ворованная нефть поступает на мировой рынок с тройнымдисконтом и т. д.). Многие конспирологи склонны видеть в сни-жении нефтяных цен руку Вашингтона. По их мнению, конфликты

101

в Ливии и Ираке, рекордный рост добычи сланцевой нефти в США,паника на крупнейших сырьевых биржах, отказ Саудовской Аравии,Катара и Кувейта, традиционных союзников США, от снижениядобычи являются звеньями тщательно спланированной операцииБелого дома по развалу России. Подобная версия не выдерживаеткритики со стороны ведущих российских и зарубежных экономис-тов и политологов, хотя нельзя отрицать тот факт, что Россия стра-дает от низких цен на нефть гораздо больше, чем от санкций.

Глобальный интенсивный рост потребления нефти и газа в ус-ловиях обострившейся конкуренции на мировых энергетическихрынках и возрастающей международной нестабильности объектив-но стимулирует пересмотр национальных энергетических страте-гий современных государств. В 2012–2013 гг. ведущие страны Ев-ропы и Азии приступили к разработке новых подходов к обеспе-чению энергетической безопасности. Их отличительная черта –«уход» от нефти и природного газа путем увеличения в энергоба-лансе страны удельного веса угля, нетрадиционного газа, ядернойи гидроэнергии, альтернативных источников энергии, а также эко-номии энергоносителей.

В течение последнего десятилетия почти половина роста ми-рового спроса на энергоносители приходилась на долю угля, кото-рый в этом отношении пока значительно опережает альтернатив-ные энергоносители. Прежде всего это объясняется возросшимиэнергетическими потребностями динамично развивающихся Ки-тая и Индии, на долю которых приходится большая часть мирово-го потребления угля (соответственно 50,3 % и 8,5 % в 2013 г.). Доми-нирование угля в энергобалансе Китая (67,5 %) и Индии (54,5 %)обусловлено стремлением использовать собственные энергоресур-сы во избежание экономических и политических рисков, связанныхс импортом нефти и газа. Вместе с тем перспективы самообеспе-чения Китая и Индии угольным сырьем весьма ограничены. Так,например, Китай с большим отрывом лидирует в мировой добыче(47,4 %) и потреблении угля (50,3 %), но на его территории распо-ложено лишь 12,8 % мировых угольных залежей (в этом плане ли-дерами являются США и Россия). Схожая диспропорция наблю-

102

дается в Индии и Восточной Азии, на долю которых приходится23,7 % мировых запасов, 62 % добычи и 69,3 % мирового потреб-ления угля [см.: BP Statistical Review...].

Существенный рост потребления угля наблюдается в Евро-союзе, хотя уголь не является основой его энергетического балан-са (всего 17,2 %). Причиной стала «сланцевая революция» в США,в результате которой сравнительно дешевый сланцевый газ, добы-ча которого резко возросла, потеснил уголь, увеличив экспорт по-следнего в Европу, где, в свою очередь, американский уголь заме-нил дорогой природный газ. Тем не менее «угольного ренессанса»в Европе эксперты не ожидают – слишком высоки экологическиеиздержки и зависимость от внешних поставщиков (запасы угляв Евросоюзе не превышают 6,3 % от мировых, большая их частьсосредоточена в Германии) [см.: Ibid.]. Ввиду негативного воздей-ствия на окружающую среду добыча сланцевого газа запрещенаво Франции и Болгарии, приостановлена в Германии, Нидерлан-дах и ряде штатов самих США.

Экспорт «сланцевой революции» из США в другие регионытакже испытывает сложности. В частности, для добычи сланцево-го газа необходимо закачать в пласт большой объем воды, смешан-ной с химикатами, а, в отличие от США, водные ресурсы боль-шинства государств, как известно, весьма ограничены. Несмотряна наличие крупнейших в мире залежей сланца и намерение уве-личить долю нетрадиционных видов газа в национальном энерго-балансе, Китай и Индия признают, что американские методы до-бычи для них не подходят, в том числе исходя из соображенийэкологической безопасности. Таким образом, несмотря на приростмировой добычи сланцевого газа (преимущественно за счет СШАи Китая), нынешние технологии его добычи не позволяют большин-ству стран мира развернуть его производство на своей территории.

Неоднозначны и перспективы развития ядерной энергетики –единственного нового источника энергии, освоенного в промыш-ленном масштабе и, казалось бы, способного ответить на многиевызовы современности. С одной стороны, ядерные технологии –не только элемент энергетического рынка, но и в немалой степени

103

основа экономической, энергетической и политической безопас-ности государства, его социального развития (ядерная медицина,улучшение качества питания; развитие науки на основе ядерно-физических методов и приборов – лазеры, ускорители, изотопы).Ядерные технологии способны обеспечить государству переходк интенсивному типу хозяйствования, от сырьевой экономикик индустриальной. С другой стороны, развитие ядерных техноло-гий, в том числе в сфере энергетики, ставит в международную инациональную повестку дня целый ряд новых проблем, существен-но ограничивая их внедрение.

По сути, ядерная энергетика развивается только в одном сек-торе – электроэнергетическом, в то время как основная масса по-требляемых природных ресурсов (органическое топливо) приходит-ся на промышленное и бытовое теплоснабжение, транспорт и т. д.При этом сами современные ядерные технологии (легководные ре-акторы, водо-водяные энергетические реакторы на тепловых нейт-ронах и т. д.) преимущественно остались на уровне 20–30-летнейдавности и базируются на ресурсах урана-235, запасы которого на по-рядок меньше запасов нефти и газа. Мировые запасы урана-238и тория, в принципе, неограничены, однако их использование тре-бует внедрения инновационных технологий. Как отмечают экспер-ты МАГАТЭ, научно-технические проблемы полномасштабногоразвития ядерной энергетики (в том числе связанные с обеспече-нием радиационной и ядерной безопасности, радиационными ипрямыми тепловыми выбросами в окружающую среду, захороне-нием ядерных отходов) могут быть решены на базе технологий,уже разработанных на лабораторном и проектном уровне [см.: Му-рогов; Симонов].

Однако ключевой в вопросе развития ядерной энергетики яв-ляется проблема ядерного нераспространения, которая требуетполитических решений на глобальном уровне. Строительство на-дежной международной системы ядерной безопасности преду-сматривает не только создание соответствующих технологий, га-рантирующих безопасное использование ядерной энергии, но ипредотвращение их бесконтрольного распространения, особенно

104

в регионах с высокой социально-политической нестабильностью.В настоящее время на международном уровне идут дискуссии об уч-реждении единого мирового банка ядерного топлива и международ-ных центров по обогащению и снабжению развивающихся и ма-лых стран плутониевым и низкообогащенным урановым топливом,по приему возвращаемого облученного ядерного топлива, его пере-работке и захоронению и т. д. Так, решение проблемы утилизациивысокорадиоактивных отходов носит, как минимум, региональныйхарактер в силу своей сложности, капиталоемкости и специфичес-ких природных условий ряда государств (например, в плотно насе-ленных регионах, какими являются Западная Европа, Юго-Восточ-ная Азия и др.).

Эффективное решение этих глобальных проблем невозможнобез международной кооперации, без мобилизации финансовых,материальных и интеллектуальных ресурсов стран-доноров, обла-дающих необходимым научным и техническим потенциалом, соот-ветствующими научными школами и развитой промышленной инф-раструктурой (в числе таких стран – США, Франция, Россия, Япо-ния, Индия). Очевидно, что это задачи не для одного поколения.Кроме того, многие развивающиеся страны весьма скептическиотносятся к данным инициативам, не без основания усматриваяв них признаки дискриминации и даже покушения на националь-ный суверенитет со стороны развитых государств. Действительно,ядерные технологии позволяют развивающимся странам решитьне только энергетические проблемы, но и задачи развития здраво-охранения, науки, техники и промышленности, вопросы обеспече-ния водой и продовольствием и т. д. Вместе с тем в 2013 г. долястран ОЭСР в мировом производстве и потреблении ядерной энер-гии составила 79,4 %, в том числе США – 33,4 %, Европы – 35,3 %[см.: BP Statistical Review...]. Однако важно и то, что развитие ядер-ных технологий сопряжено с высокими политическими и эколо-гическими рисками. Поэтому, несмотря на все свои преимущества,ядерная энергетика занимает относительно скромное место в энер-гобалансе современных стран (США – 8,3 %, Европа – 11,8 %, Рос-сия – 5,6 %, Индия – 1,26 %, Китай – 0,9 %, Япония 0,7 %, Южная

105

Корея – 11,6 %, Тайвань – 8,5 %), значительно уступая гидроэнер-гетике и возобновляемым видам энергии (за исключением США,Франции, Германии, Южной Кореи, Тайваня и некоторых другихстран) [см.: Ibid.].

Вопрос о будущем ядерной энергетики со всей остротой всталв связи с аварией на японской атомной станции «Фукусима-1», когдана стихийную катастрофу (крупнейшее землетрясение в Японии11 марта 2011 г.) наложилась техногенная. Трагедия поставилапод сомнение наличие у атомной энергетики ее преимуществ – вы-сокой безопасности и низкой себестоимости. И хотя никто не тре-бует немедленного закрытия всех АЭС, целый ряд государств(Япония, Германия, Франция и большинство европейских стран,Южная Корея, Пакистан) взяли курс на существенное ослаблениезависимости от ядерной энергии и смещение приоритетов нацио-нальной энергетической политики в сторону развития альтернатив-ных видов энергии. Вместе с тем, несмотря на эффект Фукусимы,программы строительства АЭС в ряде стран продолжают разви-ваться. Китай к 2020 г. планирует довести выработку электроэнер-гии на АЭС до 8 % от общего показателя выработки электроэнер-гии и к 2030 г. увеличить число действующих в стране АЭС до 30[см.: Чеснокова, 2012]. Авария на «Фукусиме-1» не привела к пере-смотру амбициозных планов в области атомной энергии и в стра-нах Персидского залива. В долгосрочной перспективе арабскиенефтедобывающие монархии, не имеющие на текущий момент ниодной атомной станции, намерены довести долю АЭС в общем про-изводстве электроэнергии до 30 % [см.: Лучиани].

Обострение конкуренции на углеводородных рынках мира ирастущая обеспокоенность населения вопросами защиты окружа-ющей среды вынуждают правительства большинства государствискать оптимальный баланс использования энергетических ресур-сов и делать выбор в пользу «чистой» энергетики в силу ее эколо-гичности и постоянной доступности. Возобновляемая энергетикаявляется наиболее динамично развивающимся сектором мировогоэнергетического рынка. К возобновляемым источникам относятгидро- и геотермальную энергию, энергию солнца, ветра, приливов

106

и отливов, волн и биомасс. В 2013 г. мировое потребление энергиина 8,9 % было удовлетворено за счет возобновляемых источников,причем большая часть такой энергии была произведена в Азии[см.: BP Statistical Review...].

Крупнейшим источником возобновляемой энергии являетсягидроэнергия, на долю которой в 2013 г. пришлось более 75 % про-изводства возобновляемой энергии и 6,7 % мирового энергопотреб-ления [см.: Ibid]. Абсолютным лидером по суммарной выработкегидроэнергии является Китай (более 24 % мирового производства),имеющий самый мощный в мире гидроэнергетический потенци-ал. На территории КНР размещено до половины малых гидроэлект-ростанций мира, самая крупная ГЭС мира «Три ущелья» и строя-щийся каскад из четырех гигантских ГЭС на р. Янцзы. В мировуюдесятку ведущих производителей гидроэнергии также входят Ин-дия и Япония. Однако ограниченность водных ресурсов в большин-стве стран мира существенно снижает возможности повсемест-ного развития данного вида энергетики. К числу ее недостатковтакже относят затопление пахотных земель, разрушение уникаль-ных пойменных экосистем по всему руслу рек (загрязнение рек,снижение численности и многообразия флоры и фауны, исчезно-вение мест гнездования многих видов перелетных птиц, сокраще-ние потока биогенных веществ в океаны и т. д.).

Мировым лидером в использовании альтернативных источни-ков энергии остаются США (21 % мирового потребления), но к нимуже вплотную приблизился Китай (15,4 %) [см.: Ibid]. При этом КНРс большим отрывом уже лидирует в использовании ветряной и гео-термальной энергии, а также в объемах и приросте инвестицийв «зеленые проекты» в сфере энергетики. Высокие темпы разви-тия ветряной энергетики в Китае объясняются привилегированнымположением отрасли в энергохозяйстве страны: поддержка со сто-роны государства включает гарантированные инвестиции и сбытвсей производимой продукции, активное привлечение частного ииностранного капитала. Политика стимулирования приносит пло-ды и в солнечной энергетике: в этой области в 2011 г. Китай вышел

107

на 3-е место в мире, обогнав США по введенным мощностям, хотяпо накопленной мощности пока отстает от лидеров (Германии, Ита-лии, Японии, США, Испании).

Именно Китай, который у многих ассоциируется с загрязнени-ем окружающей среды, развил у себя в стране огромный рыноктехнологий получения энергии из «чистых» источников. В послед-ние годы мировое производство оборудования в сфере альтерна-тивной энергетики переместилось в Китай, где затраты значитель-но меньше. Сегодня страна обеспечивает половину мирового произ-водства солнечных батарей. Однако качество китайской продукцииотстает от европейских аналогов, хотя импорт более дешевых китай-ских панелей делает солнечную энергию более доступной для ев-ропейцев. В любом случае, приход на рынок китайских произво-дителей означает, что технология перестала быть экзотикой, а самрынок ждет падение цен. Также очевидно, что перенос в Китайпроизводства дорогостоящих компонентов, применяемых в произ-водстве энергии из «чистых» источников, и их соответствующееудешевление оказали серьезный стимулирующий эффект на разви-тие глобальной альтернативной энергетики [см.: Чеснокова, 2013].

В Китае полагают, что наращивание производства экологическичистых видов энергии может обеспечить высокие темпы экономи-ческого роста без существенного увеличения потребления углево-дородов. Руководство КНР ставит задачу довести к 2020 г. удель-ный вес возобновляемой и ядерной энергии в первичном энерго-балансе страны до 15 %, а к 2030 г. – до 30 %. Многие аналитикисчитают эти планы весьма амбициозными даже с учетом того, чтоприведенные цифры включают атомную энергетику. При обилиивпечатляющих показателей, характеризующих высокие темпы рос-та «чистой энергетики», не стоит забывать о чрезвычайно низкойстартовой базе. На практике при сохранении опоры на уголь, сни-жении удельного веса традиционного топлива (дрова, торф и т. п.)и сравнительно стабильной доле углеводородов в энергопотребле-нии КНР доля новых энергоресурсов в энергобалансе страны хотяи динамично возрастает, но все же занимает весьма скромное мес-

108

то (1,5 % в 2013 г.). Новые виды энергии должны выдержать цено-вую конкуренцию со старыми. В США, например, снижение ценна природный газ в 2010 г. существенно затормозило развитие но-вой энергетики. Кроме того, замедление экономического ростаи нарастающие бюджетные проблемы в экономически развитыхстранах мира уже сегодня сдерживают развитие альтернативнойэнергетики, продвижение которой, как и в Китае, опирается на го-сударственные дотации, субсидии и прочие меры господдержки.Даже если Китай в силу политических, экологических и иных при-чин сохранит финансовую и административную поддержку возоб-новляемой энергетики, сжатие мировых рынков сбыта соответст-вующей техники станет препятствием и для ее использованиявнутри страны. Также следует принимать в расчет темпы автомо-билизации в КНР и сами масштабы китайского топливно-энерге-тического комплекса [см.: Чеснокова, 2012; Чеснокова, 2013].

Другой страной, наглядно демонстрирующей проблемы и перс-пективы продвижения альтернативных источников энергии, яв-ляется Япония, уделяющая «чистой энергетике» первоочередноевнимание в своей энергетической политике. В первичном энерго-балансе страны возобновляемые источники занимают всего 6 %,из которых две трети приходится на гидроэнергетику, затем следу-ют переработка отходов и геотермальная энергия; доля солнечнойэнергии в структуре возобновляемых источников составляет всего3 %, ветровая – 1 %. Япония существенно уступает большинствуразвитых стран по уровню внедрения «чистой энергетики», абсо-лютным показателям совокупных мощностей вырабатываемойв стране «зеленой электроэнергии» и среднегодовым темпам ростаее производства. Отставание Японии в данной сфере обусловленовысоким уровнем монополизации рынка электроэнергии частны-ми компаниями, пробелами в законодательстве и недостаточнойподдержкой со стороны государства. В 2009 г. правительство про-возгласило цель – довести к 2020 г. долю возобновляемых источ-ников в энергобалансе страны до 20 %. Развитие «зеленых техноло-гий» в энергетике дает Японии уникальный шанс закрепить и уп-рочить свои позиции в мире в качестве научно-технологического

109

донора, обладателя тех видов интеллектуальной собственности,от которых будут зависеть основные векторы развития мировойэнергетики [см.: Стрельцов].

Примеры Китая и Японии отражают мировую тенденцию в сфе-ре энергетики, в соответствии с которой развитые и динамичноразвивающиеся страны стремятся повысить значение возобновляе-мых источников энергии. По мнению экспертов, при условии про-ведения адекватной государственной политики к середине XXI в.около 80 % мирового спроса на электроэнергию может удовлетво-ряться за счет возобновляемых источников. Однако 97 % имеюще-гося сегодня потенциала так и остается нереализованным в силукризисных явлений в мировой экономике, неотработанности соот-ветствующих технологий, экономической неконкурентоспособнос-ти по сравнению с углеводородами, усиления неопределенностив отношении мер государственной поддержки и отсутствия необхо-димой политической воли. Этим в значительной степени объясняет-ся снижение инвестиционной активности в сфере «чистой энерге-тики». Достигнув своего пика в 2011 г. (279,4 млрд долл.), в 2013 г.суммарный объем инвестиций в развитие «зеленых проектов»в энергетике сократился до 214,4 млрд долл. Однако инвестици-онные усилия прошлых лет дают эффект. Среди главных миро-вых инвесторов с 2009 г. продолжает лидировать Китай (56,3 млрддолл. в 2013 г.), далее следуют США, Германия, Италия и Индия[см.: Global Trends...].

Экономия энергоносителей признана большинством государствмира одним из ключевых направлений национальной энергети-ческой политики. Так, например, даже в такой крупной нефтедо-бывающей стране, как Малайзия, в начале 2006 г. в штате Саравак(о. Калимантан) дизельные пассажирские автобусы были переве-дены на биотопливо на основе пальмового масла [см.: Сергеев П.,с. 17]. Китай планирует снизить энергопотребление на 16 % к 2015 г.,ЕС – на 20 % к 2020 г., Япония – на 10 % к 2030 г.; новые стандартыэкономии энергоносителей приняты в 2011 г. в США. По мнениюэкспертов, успешные действия в этой области уже к 2035 г. могутв 2 раза снизить рост мирового спроса на первичные энергоресур-

110

сы и значительно улучшить состояние климата и окружающей сре-ды [см.: Рогожин].

Однако несмотря на разнообразие методов энергосбережения,множество проектов по снижению потребления углеводородноготоплива, а также определенные локальные и отраслевые достиже-ния в использовании возобновляемых источников энергии, резуль-таты «ухода» от углеводородов пока явно ограничены и неспособнысущественно сократить зависимость крупных нефте- и газопотреб-ляющих стран от импорта. Поэтому в долгосрочной перспективепотребление углеводородов во многих промышленно развитых и осо-бенно динамично развивающихся странах будет возрастать и зна-чительно превышать собственный потенциал по добыче, а значит,побуждать правительства активно включаться в глобальную энерге-тическую гонку, которая, в свою очередь, неизбежно провоцируетцелый комплекс международных противоречий и усиливает конф-ликтный потенциал мировой политики.

4.2. Азия в субъектном полемировой энергетической политики

Субъектами современной энергетической политики и дипло-матии являются государства (продуценты, потребители, экспорте-ры и импортеры энергетических ресурсов, транзитные страны),группы государств, объединенные в международные организацииглобального и регионального уровня, а также транснациональныеи национальные энергетические корпорации. Взаимоотношениямежду ними и внутри каждой из указанных групп в условиях нара-стания конкуренции на мировом энергетическом поле приобрета-ют все более конфликтный характер и все чаще принимают хаотич-ные и нецивилизованные формы вплоть до открытого военноговмешательства. Соответственно под угрозой оказывается стабиль-ность мировых энергетических рынков со всеми вытекающими от-сюда последствиями для международной и национальной энергети-ческой безопасности. Это актуализирует проблему развития между-народного сотрудничества в решении проблем мировой энергетики

111

и выстраивания партнерских отношений между всеми участника-ми мировой энергетической политики.

На глобальном уровне основы общей энергетической полити-ки развитых стран мира формируются в рамках Международногоэнергетического агентства (МЭА), действующего под эгидой ОЭСР,а ключевых нефтедобывающих стран – в рамках ОПЕК и, в опре-деленной степени, неформальной Группы независимых экспорте-ров нефти (ИПЕК). Энергетическая проблематика, кроме того, ре-гулярно обсуждается на таких международных форумах, как G8,G20, БРИКС, ряд институтов ООН, Международный энергетичес-кий форум, регулярные глобальные диалоги потребителей и про-изводителей энергоресурсов. Внешнеэкономические и финансовыеаспекты мировой энергетики входят в компетенцию ряда междуна-родных учреждений (ВТО, Всемирный банк и т. д.). Заметную рольв мировой энергетической политике играют неправительственныеорганизации: Мировой энергетический совет, мировые нефтяныеи газовые конгрессы, Международная ассоциация нефте- и газо-производителей, Форум стран – экспортеров газа (ФСЭГ) и т. д.

В настоящее время наблюдается активизация международно-го энергетического сотрудничества на региональном уровне. На За-паде это Евросоюз и Северо-американская ассоциация свободнойторговли (НАФТА), в Азии – АТЭС, саммиты АСЕАН и ШОС, Чер-номорское экономическое сотрудничество, Организация экономи-ческого сотрудничества в составе Турции, Пакистана, Афганиста-на, Ирана и азиатских стран СНГ. Важным центром энергетичес-кой политики на евразийском пространстве является Конференцияпо Энергетической хартии. После распада СССР идет поиск новыхформ международного энергетического сотрудничества между стра-нами СНГ.

Существенное влияние на мировую энергетическую политикуоказывают развитые и ведущие развивающиеся страны – основныепотребители энергоресурсов, в первую очередь США, Евросоюз,Япония, Китай и Индия. В меньшей степени международный энер-гетический климат подвержен политическому влиянию стран-энер-гоэкспортеров.

112

Важную роль в мировой энергетической политике и диплома-тии играют крупные национальные и транснациональные корпора-ции энергетического профиля. Их основные международные интере-сы обусловлены, в первую очередь, получением прибыли при воз-можно низких политических и коммерческих рисках. Большинствотаких компаний пользуются дипломатической поддержкой со сто-роны правительств тех стран, где они базируются, косвенно продви-гают интересы своих государств в рамках своей зарубежной ком-мерческой деятельности, а также оказывают определенное влия-ние на формирование внешнеполитического курса своей страны.

Транснациональная корпорация (ТНК) – это отраслевое илимногоотраслевое предприятие различных форм собственности (част-ное, государственное или смешанное), которое имеет конкретноенациональное происхождение и базирование, но действует в основ-ном за пределами своего государства. Как правило, постановка це-лей международной стратегии энергетических ТНК согласовыва-ется с правительствами стран их национального базирования, а ихреализация осуществляется в тесном взаимодействии с официаль-ной дипломатией, с использованием дипломатических приемови методов.

В настоящее время на мировом энергетическом поле действу-ют сотни компаний, входящих в категорию энергетических ТНК.Для наиболее крупных и «долговечных» из них характерна диверси-фикация экономической деятельности, которая распространяетсяпрактически на все сектора топливно-энергетического комплекса(ТЭК); отдавая приоритет нефти и газу, ТНК также занимаютсяугольным сектором и электроэнергетикой, в том числе разработ-кой альтернативных источников энергии. Цепочка нефтегазовогобизнеса состоит из трех основных сегментов: разведка и добыча(upstream), транспортировка сырьевых ресурсов (midstream), пере-работка, оптовая и розничная продажа конечных продуктов (down-stream). Деятельность только самых крупных ТНК охватывает дваили три сегмента цепочки, многие специализируются в основномна одном из них [см.: Жизнин, с. 466–467].

113

Для определения места энергетических ТНК в мировой иерар-хии используются критерии, отражающие их ресурсно-сырьевуюобеспеченность, финансово-экономическое положение и масштабыпроизводства. До середины 1970-х гг. основные сегменты нефтега-зового производства мира контролировали западные нефтяные ком-пании, так называемые семь сестер: английская «Бритиш Петроле-ум», англо-голландская «Ройял Датч Шелл» и 5 американских кор-пораций («Мобил», «Эксон», «Шеврон», «Галф Ойл» и «Тексако»).Они утратили свой контроль над большей частью мировых запа-сов нефти в связи с национализацией нефтяной промышленностив странах Ближнего Востока и Латинской Америки.

Сегодня на первый план в мировой энергетической политикевышли «новые семь сестер» – государственные энергетические ком-пании: «Роснефть» и «Газпром» (Россия), «Петробрас» (Бразилия),PDVSA (Венесуэла), «Петронас» (Малайзия), «Сауди Арамко» (Сау-довская Аравия), «Национальная иранская нефтяная компания»(Иран). Главной отличительной чертой «новых сестер» являетсято, что основным акционером в них выступает государство, а глав-ным активом – крупные запасы углеводородов на территории соб-ственных стран. Таким образом, контроль над запасами нефти игаза от энергетических ТНК западного происхождения перешел не-посредственно к правительствам государств, на чьей территориирасположены месторождения. Однако западные корпорации, кото-рые фактически представляют интересы развитых стран, продол-жают бороться за контроль над запасами энергоресурсов, приоб-ретая концессии и покупая добывающие активы в странах-про-изводителях.

Следует различать энергетические ТНК из промышленно раз-витых стран, стран-экспортеров и развивающихся стран-импорте-ров энергоресурсов. Первые обладают разветвленной сбытовой итранспортной инфраструктурой, огромными финансовыми сред-ствами, внушительным технологическим и управленческим опы-том. В группе западных ТНК лидирующее место занимают поряд-ка 20 крупнейших американских компаний, в числе которых «Эк-сон Мобил», «Коноко Филипс», «Шеврон Тексако», «Оксидентал

114

Ойл» и др. Среди ТНК западноевропейского базирования следуетотметить «Ройял Датч/Шелл» (Нидерланды/Великобритания), «Бри-тиш Петролеум» (Великобритания), «Тоталь» (Франция), «Эни»(«Аджип», Италия). Последние десятилетия заметно активизирова-лись компании «Би-Эйч-Пи» (Австралия), «Статойл» и «Норск Гид-ро» (Норвегия), «Дэминекс» (Германия). Азию в этом списке пред-ставляют «Японская национальная компания» и «Ниппон Мицу-биси Ойл». Большинство ведущих ТНК промышленно развитыхстран являются частными, хотя ряд государств имеет свою долюв пакете акций этих компаний.

Нефтегазовые компании из стран-экспортеров и некоторых круп-ных развивающихся стран – импортеров энергоресурсов такжезанимают лидирующее положение среди ведущих энергетическихкорпораций мира по объемам производства и ресурсно-сырьевымкритериям, но не играют заметной роли в области транспортиров-ки, переработки и распределения нефти, газа и нефтепродуктов,не говоря уже о других секторах ТЭК. Причина в том, что лишьнемногие из них располагают достаточными для этого финансо-выми активами. Все компании данной группы являются государ-ственными (большинство из них – «дети процессов национализа-ции» в нефтедобывающих странах). В числе ТНК, осуществляю-щих в настоящее время международную энергетическую экспансиюи осваивающих различные сегменты и сектора ТЭК, особую актив-ность проявляют компании из Саудовской Аравии, Катара, Кувей-та, ОАЭ, Омана, Малайзии и Индонезии. В частности, компания«Сауди Арамко» наращивает свое экономическое присутствие в США,Европе и на постсоветском пространстве. В стратегические задачикомпании «Катар Петролеум», третьей в мире по запасам нефтии газа, входит вытеснение России с газовых рынков Европы путемзамещения российского газа поставками из стран Ближнего Вос-тока и Северной Африки.

В группе нефтегазовых компаний из крупных развивающихсястран – импортеров энергоресурсов выделяются государственныекомпании Китая («Китайская национальная нефтегазовая корпо-рация», CNPC) и Индии («Индиан Ойл»). Они имеют опыт в разра-

115

ботке отечественных нефтегазовых месторождений и обладаютзначительными национальными сырьевыми ресурсами. Обе компа-нии, используя финансовую и дипломатическую поддержку со сто-роны государства, заметно активизировали деятельность по расши-рению доступа к ресурсно-сырьевой базе за рубежом – в странахЦентральной Азии, Каспийского региона, Персидского залива, Аф-рики и Латинской Америки.

В России и странах СНГ в 1990-е гг. в ходе экономических ре-форм также сформировались вертикально-интегрированные неф-тегазовые компании (ВИНК). В России в их число вошли в основ-ном акционерные компании с сохранением в некоторых из них го-сударственной доли собственности. В отличие от большинствазападных корпораций, российские нефтяные компании пока заня-ты только в нефтяном бизнесе, в то время как добыча, транспорти-ровка и сбыт газа сконцентрированы в основном в компании «Газ-пром», около 40 % акций которой находится в собственности госу-дарства. Российские компании значительно уступают крупнейшимзападным ТНК по финансово-экономическим критериям, корпо-ративному опыту и техническому потенциалу, но вполне сопоста-вимы по производственным и ресурсно-сырьевым параметрам. Этов первую очередь относится к «Газпрому», «Роснефти», «Лукойлу»,«Сургутнефтегазу», «Тюменской нефтяной компании» [см.: Жиз-нин, с. 469].

В других странах СНГ национальные нефтегазовые компаниибыли образованы преимущественно на базе бывших союзных тер-риториальных хозяйственных структур. Основным партнером за-рубежных корпораций выступают государственные компании:«Государственная нефтяная корпорация Азербайджанской Респуб-лики», «Казмунайгаз» (Казахстан), «Узбекнефтегаз» и т. д.

Наиболее самостоятельными и активными «игроками» в ми-ровой энергетической политике являются западные ТНК, в первуюочередь англо-саксонские компании («семь сестер»), а также неф-тегазовые корпорации Франции и Италии. Несмотря на потерюправ собственности на крупные нефтяные месторождения в связис процессами национализации 1950–1970-х гг. в нефтедобывающих

116

странах, они сумели сохранить прочные позиции и в сфере миро-вой энергетики, и в системе международных экономических отно-шений, что обусловлено рядом факторов.

Во-первых, это прочные финансово-экономические позиции,определяемые огромными размерами активов, высокой степеньюих капитализации и ликвидности на фондовых рынках, внушитель-ным объемом торгового оборота, который превышает ВВП среднихгосударств (в частности, сравним с ВВП России).

Во-вторых, разветвленные в глобальных масштабах системысвязи и транспорта, коммерческой и производственной инфраструк-тур, использование самых передовых информационных техноло-гий. Западные корпорации располагают уникальными технологи-ческими разработками, оборудованием и опытом для освоенияместорождений нефтегазовых ресурсов, их транспортировки и пе-реработки с наименьшими финансовыми затратами и минималь-ным экологическим ущербом.

В-третьих, высокая степень экономического и политическоговлияния в странах базирования и странах пребывания.

В-четвертых, богатый международный опыт, накопленныйза многие десятилетия деятельности в различных регионах мира,что в настоящее время существенно помогает западным ТНК в ос-воении новых территорий, особенно на азиатском постсоветскомпространстве. Сформировавшиеся за многие десятилетия кадро-вые традиции энергетических корпораций предусматривают при-влечение к работе в верхнем эшелоне органов управления ТНКопытных дипломатов и военных, а также использование принци-па ротации, в соответствии с которым сотрудники государствен-ных внешнеполитических и внешнеэкономических ведомств на оп-ределенный период времени переходят на работу в компании. Меха-низмы и методы дипломатического сопровождения международнойдеятельности западных ТНК отрабатывались и отшлифовывалисьдесятилетиями (с конца XIX в.), с первых шагов этих компанийпо разделу сфер влияния на мировом рынке нефти и нефтепродук-тов, а также получению доступа к ресурсам зарубежных стран.

117

Для международной деятельности американских ТНК характе-рен напористый подход и прямолинейность, очевидная связь кор-поративных интересов с национальными интересами США. Госде-партамент США, оказывая необходимую поддержку, не поощряетконкуренцию между американскими компаниями на геополитичес-ки важной территории, где преимущества могут перехватить кон-куренты. Энергетической дипломатии западноевропейских корпо-раций, в отличие от американских, присуща большая гибкость, ма-невренность и терпение. В частности, они идут на партнерствос российскими компаниями и сотрудничество с «опальными» стра-нами, несмотря на то, что это противоречит «рекомендациям» Ва-шингтона, как, например, в случае с Ираном. Примечательно, что,несмотря на развитие партнерских отношений, западные ТНК кон-курируют друг с другом и с российскими компаниями на постсо-ветском пространстве (в самой России, Казахстане, Туркмении,в Каспийском регионе) и в других странах и регионах.

Довольно внушительным дипломатическим опытом распола-гают японские корпорации, которые в 1959 г. при активной под-держке правительства Японии получили доступ к разработке неф-тяных месторождений Саудовской Аравии. Сегодня основным ин-струментом энергетической дипломатии Японии в вопросах доступак зарубежной ресурсно-сырьевой базе является «Японская нацио-нальная нефтяная компания». Она прокладывает дорогу в страныЮго-Восточной Азии, Персидского залива, Центральной Азии иКаспийского региона японским частным компаниям, которые так-же пользуются государственной финансовой и дипломатическойподдержкой.

Примечательно, что Япония рассматривает Центральную Азиюне только в контексте решения вопросов национальной энергети-ческой безопасности, но и с точки зрения развития транзитного по-тенциала и рынков Афганистана и Монголии. Вхождение японскихкорпораций в регион осуществлялось в рамках провозглашеннойв 1997 г. премьер-министром Р. Хасимото «дипломатии Шелковогопути», которая предусматривала активный политический диалог,увеличение объемов экономического сотрудничества и активную

118

поддержку политической стабильности в Центральной Азии. По-мощь правительства японским нефтегазовым компаниям предо-ставлялась не только в форме низкопроцентных государственныхзаймов или денежных грантов, но и эффективного использования ре-сурса «мягкой силы» (расширение образовательных грантов для обу-чения в Японии, поддержка экологических программ и т. п.). Опи-раясь на богатый опыт сотрудничества и помощи развивающимсястранам, Япония смогла найти свою нишу и в Центрально-Азиат-ском регионе.

Работа по поддержанию позитивного образа компании и стра-ны ее базирования занимает исключительно важное место в меж-дународной деятельности ТНК. Как правило, она выражается в мас-штабных информационных кампаниях в СМИ, поддержке местныхсоциальных, образовательных и экологических программ развития.Получение контрактов в Центральной Азии в немалой степени обу-словлено обязательством зарубежных корпораций финансироватьподобные проекты.

В рамках политики «мягкой силы» действуют и относительномолодые «игроки» на мировой энергетической арене – националь-ные нефтяные компании Китая и Индии. Они полностью поддер-живаются своими правительствами в вопросах доступа к сырью,а их корпоративная дипломатия, по сути, является продолжениемгосударственной дипломатии, поскольку высокая динамика эконо-мического роста указанных стран в ближайшие десятилетия обу-словлена наличием доступа к источникам нефти и газа. Китайбыстро наращивает свое присутствие в нефтегазовом секторе кактрадиционных продуцентов (Ближний Восток, Северная Африка,Латинская Америка), так и новых участников глобальных энерге-тических рынков, прежде всего постсоветских государств. Глав-ной базой в реализации стратегий глобализации китайских неф-тегазовых компаний стали Казахстан и Туркменистан. Речь идетне просто о возрастающем экспорте казахстанской нефти и газа итуркменского газа в Китай, но о масштабном присутствии китай-ского капитала в проектах по добыче нефти и газа в странах Цент-ральной Азии.

119

Международный опыт национальных компаний из стран – экс-портеров нефтегазовой продукции сравнительно небольшой. Этообъясняется тем, что до начала 1970-х гг. нефтяное производствона Ближнем Востоке и в Латинской Америке находилось под пол-ным контролем западных ТНК. После национализации нефтяныхресурсов местные правительства, получив права на владение нефтьюи ее добычу, активизировали международную деятельность своихнациональных компаний по реализации нефтяной продукциина мировом рынке без посредничества ТНК. Так на международ-ную арену в качестве самостоятельных действующих лиц сталивыходить национальные компании нефтедобывающих стран – чле-нов ОПЕК. По сути, в странах ОПЕК вертикальная интеграция раз-вивалась в направлении от разведки и добычи нефти к сферам еепереработки и маркетинга продукции. В 1980-е гг. они разнообра-зили свою политику, приобретая материальные и финансовые ак-тивы нефтеперерабатывающих производств и сбытовых компанийна территории стран – потребителей нефти – в Северной Америкеи Западной Европе. Сегодня сфера деятельности, например, компа-нии «Сауди Арамко», крупнейшей в мире по добыче нефти и разме-ру нефтяных запасов, охватывает западный мир (США, Великоб-ритания), страны Ближнего Востока и Восточной Азии (Китай,Япония, Филиппины, Южная Корея, Сингапур). Другие нефтяныегиганты Персидского залива («Катар Ойл», «Кувейт Петролеум»,«Абу-Даби Ойл» и др.) проявляют активный интерес к нефтегазо-вым проектам на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Централь-ной Азии и Каспийском регионе.

В настоящее время система мирового нефте- и газоснабжениябазируется на долгосрочных соглашениях ТНК между собой и с на-циональными компаниями или правительствами нефтедобываю-щих стран. Именно ТНК, в том числе азиатского происхождения,обеспечивают функционирование топливно-энергетических системна глобальном и региональном уровнях. Национальными и осо-бенно транснациональными корпорациями энергетического про-филя накоплен богатый опыт в сфере формирования различных

120

международных консорциумов и альянсов, в рамках которых они,несмотря на конкуренцию, успешно сотрудничают в различных ре-гионах мира на базе баланса интересов. Тем не менее по мере рос-та влияния ТНК на мировых энергетических рынках конкуренциямежду ними обостряется. Поэтому проблемы обеспечения энерге-тической безопасности обязывают правительства многих странпредпринимать соответствующие меры, чтобы это соперничествоне приняло разрушительный характер. В этой связи большое зна-чение приобретает поддержание продуктивного взаимодействиямежду ТНК, что может быть осуществлено в рамках международ-ного сотрудничества на корпоративном, страновом, региональноми глобальном уровнях с участием официальной дипломатии.

Таким образом, глобализация и интеграционные процессыв различных регионах мира, а также размывание экономическихи идеологических барьеров меняют субъектное поле мировой энер-гетической политики. В числе новых энергетических акторов –динамично развивающиеся страны Азии и Латинской Америки, но-вые независимые государства Центральной Азии и Закавказья, экс-портирующие энергоресурсы, азиатские национальные и трансна-циональные корпорации энергетического профиля. Западные ТНКпока имеют преимущества перед новыми участниками, что обуслов-лено их более мощным финансово-экономическим, организацион-но-корпоративным и технологическим потенциалом, а также много-летним опытом энергетической дипломатии. Возрастающее влия-ние стран и регионов Азии на мировую энергетическую политикуобусловлено тем, что на азиатском геополитическом пространстверасположены ключевые ресурсные зоны мира – традиционные(Ближний и Средний Восток) и новые (Центральная Азия и Каспий-ский регион), а также главные энергоемкие регионы (Северо-Вос-точная и Юго-Восточная Азия). Соответственно на первый планвнешней политики стран Азии выходят проблемы обеспечения энер-гетической безопасности.

121

4.3. Проблемы энергетической безопасностив Азии

Энергетический фактор – интегральная часть международныхотношений с начала ХХ в., когда нефть в силу своего военно-страте-гического значения стала важным показателем обороноспособностигосударства и предметом пристального внимания правительстввеликих держав. С этого момента организация нефтяных предприя-тий перестала быть делом только коммерческих компаний, ищущихприбыли, но вышла в приоритеты внешней политики промышлен-но развитых стран Европы, которые были лишены собственныхисточников нефти. В наше время контроль над топливно-энергети-ческими ресурсами и средствами их транспортировки также игра-ет важную роль в формировании внешнеполитической стратегиигосударства и определении его геополитических позиций. Откры-тым остается вопрос о методах обеспечения этого контроля.

Проблемы энергетической безопасности относятся к разрядубазовых при определении текущих и долгосрочных задач внеш-ней политики современных государств, и энергосфера являетсяодной из основополагающих в их геополитических расчетах. Се-годня уже очевидна однотипность энергетических проблем тра-диционного Ближнего Востока и обновленной Центральной Азии,а также преемственность энергетических стратегий США, Россиии ряда стран Евросоюза в энергоресурсных регионах, что в совокуп-ности со стремлением местных правительств балансировать на про-тиворечивых интересах последних существенно повышает тамуровень конкурентного противостояния.

Наиболее распространенным методом обеспечения националь-ной энергетической безопасности на протяжении всей историипромышленного производства углеводородов остаются попытки го-сударств обнаружить новые крупные месторождения нефти и газана собственной территории. В настоящее время активные геолого-разведочные операции ведутся в Азии (Малайзия, Бруней, Катар,Азербайджан), Латинской Америке (Бразилия, Аргентина, Колумбия,Гвиана, Боливия и страны Карибского бассейна), Африке (Алжир,

122

Кения, Ангола), а также в Европе (Великобритания, Норвегия) и Ав-стралии. Однако очевидная ограниченность собственных нефтега-зовых запасов вынуждает ведущих мировых потребителей и круп-ные нефтяные корпорации обращать взоры за пределы своих стран.

Все еще относительно не разработаны и не разведаны нефтя-ные и газовые запасы стран Персидского залива, что связано с мно-голетней практикой неполной эксплуатации нефтяных ресурсоврегиона. В 1920–1970-е гг. западные нефтяные компании, практи-чески полностью контролировавшие здесь нефтяное производство,намеренно сдерживали разведку и добычу во избежание затоварива-ния мирового рынка излишками сырой нефти. Низкий уровень неф-тедобычи, кроме того, способствовал сохранению финансово-эко-номической зависимости стран региона от Запада и существенно огра-ничивал их внешнеполитическую самостоятельность. В 1970-е гг.волна национализации привела к выдворению европейских и амери-канских компаний из большинства государств Ближнего Востока,что резко ограничило доступ последних к передовым технологиями сократило возможности дополнительной разработки ресурсовв будущем. За вековую историю промышленной разработки араб-ской и иранской нефти в зоне Персидского залива появилось всегооколо 2000 разведочных скважин, пробуренных методом «дикойкошки», т. е. наугад, в то время как в США – более 1 млн. В Ираке,например, имеется лишь 2500 скважин всех видов (разведочных,оценочных, разработочных и т. д.), а в одном только Техасе их 1 млн[см.: Мауджери, с. 198].

Сегодня в связи с тем, что большинство стран ОПЕК не разре-шают транснациональным корпорациям участвовать в разработкесвоих нефтегазовых месторождений, усиливается международнаяконкурентная борьба за доступ к ресурсно-сырьевой базе другихстран, прежде всего в Африке, России, Каспийском регионе и Цент-ральной Азии. Экономическое отставание и политическая неста-бильность в потенциально богатых углеводородами странах и ре-гионах значительно облегчает крупному иностранному капиталуи заинтересованным правительствам доступ к их энергетическимресурсам. Этим в немалой степени объясняется высокая инвестици-

123

онная активность нефтяных корпораций США, Великобритании,Италии, Китая и Катара в энергетической отрасли Египта, Ливии,Мавритании, Нигерии, Кот-д’Ивуара, Габона и Конго. По мнениюэкспертов, дестабилизация политической обстановки в ряде ука-занных государств (вплоть до смещения правящих режимов в Егип-те и Ливии) в значительной степени была обусловлена энергети-ческими интересами западных держав.

Крупным центром соперничества за углеводороды становитсяЦентральная Азия, где повышенную активность проявляют Китай,Россия, Иран и Индия. Каждая из сторон стремится увеличить под-контрольную ей долю ресурсов региона и застолбить основныемаршруты их транспортировки. В последние годы существеннорасширил сферу и масштабы своего влияния Китай, в первую оче-редь благодаря крупным кредитам, инвестициям и торговле какв рамках двусторонних отношений со странами региона, так и в рам-ках ШОС. Примечательно, что экономическое присутствие Китаяв Центральной Азии не ограничивается одним лишь сотрудниче-ством в нефтегазовой сфере, КНР активно входит и в другие отрасли(легкую промышленность, химическую, строительную, транспорт-ную, фармацевтическую, телекоммуникационную отрасль и др.).Фактически на сегодняшний день Китай – единственный крупныйигрок в регионе с большими финансовыми возможностями.

Большая энергетическая гонка развернулась и в Каспийскомрегионе. Реализация международных проектов освоения каспий-ских углеводородов сталкивается с рядом проблем, в числе кото-рых необходимость определения нового правового статуса Каспия,широкомасштабного финансирования разработки нефтяных мес-торождений и обеспечения надежной и безопасной транспортиров-ки нефти на мировые рынки. Решение этих проблем во многом будетзависеть от исхода сложной, многоуровневой и многоходовой дип-ломатической игры. Ее участниками стали региональные (Азербай-джан, Иран, Казахстан, Туркменистан и Россия) и внерегиональ-ные страны (США, европейские государства, Турция, Япония, Ки-тай), а также более 20 крупных нефтяных корпораций из десятистран. Каждый из игроков стремится в той или иной степени застол-

124

бить права на разработку нефтегазовых месторождений, не дожи-даясь урегулирования в отношениях между каспийскими государ-ствами проблем правового статуса Каспийского моря и режима ис-пользования его углеводородных и биологических ресурсов.

Жесткая конкуренция между ведущими государствами мираразвернулась в Арктике, которая признана последней «кладовой»планеты. По оценкам геологов, шельф Северного Ледовитого океа-на содержит гигантские запасы углеводородов, возможно, крупней-шие на Земле. Ситуация осложняется тем, что территорию Арктикиеще только предстоит поделить, а претендентов довольно много.Помимо России и США за Арктику борются и другие члены Аркти-ческого совета: постоянные члены совета (помимо РФ и США) –Норвегия, Дания, Исландия, Канада, Финляндия и Швеция; стра-ны-наблюдатели – Великобритания, Германия, Испания, Италия(временный статус); Нидерланды, Польша, Франция, Южная Ко-рея (временный статус) и Китай, который уже создает ледокольныйфлот и проводит экспедиции в Арктике.

Конвенция по международному морскому праву ООН 1982 г.закрепляет за прибрежными государствами 200-мильную экономи-ческую зону и допускает увеличение этого сектора в случае доказа-тельства геологического единства морского дна и континентальнойплатформы. Россия, которая в числе 155 стран мира ратифициро-вала этот документ, уже предприняла такую попытку. Однако дажеесли ООН согласится с аргументами Москвы, конфликтность вок-руг российской Арктики не уменьшится. США, будучи арктичес-кой страной, не ратифицировали указанную Конвенцию и поэтомуне намерены признавать претензии РФ на увеличение площадиарктического шельфа. Евросоюз предлагает придать Арктике ста-тус своеобразного «мирового энергетического наследия» и разра-батывать ее ресурсы совместными усилиями. Основной аргументЕС – неспособность арктических стран гарантировать экологичес-ки чистое освоение ресурсов Арктики.

Примечательно, что идея совместного освоения углеводоро-дов активно продвигается рядом западных стран-потребителейне только в отношении Арктики, но и развивающихся государств

125

с крупными запасами нефти и газа. Их обвиняют в «ресурсном на-ционализме» и требуют допустить непосредственно до самой до-бычи на том основании, что именно развитые страны являютсяосновными мировыми производителями товаров и услуг. Очевид-но, что подобные теории оправдывают неоколониализм. По мереудорожания энергоресурсов и нарастания ресурсного дефицита по-пыток применить теорию на практике будет все больше. В ответстраны-продуценты активизируют усилия по укреплению своегосуверенитета и модернизации вооруженных сил.

Одним из наиболее распространенных методов обеспеченияэнергетической безопасности остается стремление ведущих стран-потребителей в той или иной форме установить контроль над ис-точниками углеводородного сырья, а также подчинить своемувлиянию политически слабые государства-продуценты и смежныес ними территории. Показательным примером является история неф-тяного соперничества западных держав на Ближнем и СреднемВостоке в ХХ в. Одним из ключевых энергетический фактор стали в событиях ХХI в., прежде всего в Афганистане (2001), Ираке(2003), Ливии (2011), Сирии (2012–2015), а также в международномкризисе вокруг ядерных программ Ирана. Очевидно, что внешняяполитика США в зоне Персидского залива и Каспийском регионево многом ориентирована на обеспечение доступа к углеводородами маршрутам их транспортировки на мировые рынки. Как отме-чает один из творцов американского внешнеполитического курсаЗ. Бжезинский, «стратегическое господство над этими регионами,пусть даже замаскированное соглашениями о сотрудничестве, былобы определяющим с точки зрения мировой гегемонии преимуще-ством» [Бжезинский, с. 102]. Геополитическую подоплеку в энерге-тической сфере также имеет курс Китая на активизацию внешнейполитики в Центральной Азии, на Ближнем Востоке, в Каспий-ском регионе и Африке.

Методом энергетической борьбы может быть создание усло-вий «ресурсного голода» у конкурента. Так, одной из стратегичес-ких задач США в ходе военной кампании в Ираке в 2003 г. было не-допущение Китая к нефтяным ресурсам этого государства. Война

126

в Ираке, кроме того, запустила очередной рост мировых цен на нефть,а любое удорожание энергоносителей наносит серьезный ударпо Китаю, экономика которого, в отличие от США, весьма чувстви-тельна к конъюнктурным колебаниям на мировых рынках. В ре-зультате военной кампании в Ливии в 2011 г. убытки государствен-ной китайской нефтяной компании PetroChina, которая довольноуспешно вела переговоры с М. Каддафи о покупке нефтегазовыхактивов, составили 1,2 млрд долл. [см.: Юшков, с. 17].

Высокий конфликтный потенциал заключен в проблеме конт-роля над маршрутами транспортировки углеводородов. Интересыгосударств-транзитеров сталкиваются с интересами энергетичес-ких экспортеров в основном по вопросам размера оплаты за тран-зитные услуги; с интересами импортеров – в сфере обеспечениясвободы и безопасности транзита, в частности, в случае физичес-кой блокады или сокращения поставок энергоресурсов. В отноше-ниях между потенциальными транзитными странами наблюдаетсяконкурентная борьба за то, чтобы транзитные потоки углеводоро-дов направлялись через их территории.

Наглядным примером является Каспийский регион. Такие стра-ны, как Турция, Греция, Украина, Румыния, Афганистан, Пакистан,Азербайджан, Армения, Грузия, Иран, стремятся «замкнуть» трубо-проводные проекты на свою территорию; свои транзитные инте-ресы имеются и у России. Тот факт, что Каспий географическиудален от основных рынков сбыта, в начале 1990-х гг. в определен-ной степени тормозил развитие его нефтяной и газовой отрасли,но предоставил ТНК свободу выбора маршрутов для транспорти-ровки добываемой ими нефти. Так стала формироваться регио-нальная экспортная инфраструктура. Западные компании выступа-ют за создание ориентированной на Запад многовекторной нефте-и газотранспортной системы, что вполне объяснимо современнымспросом на нефть в странах Европы и сильными позициями их ка-питала в регионе. Так, до начала 2010-х гг. основной поток нефтиКаспия шел на Запад (96,6 %), причем 81 % – через Россию. Энерге-тическая политика западных ТНК и каспийских стран СНГ (Азер-байджана, Казахстана и Туркменистана) в определенной степени

127

совпадает, поскольку с геополитической точки зрения нацеленана уменьшение российского влияния в регионе и снижение транс-портной зависимости от России. Начало функционирования азер-байджано-турецкого нефтепровода Баку – Джейхан в 2006 г. осла-било позиции России как главной транзитной для каспийских уг-леводородов страны. Однако и в западном направлении имеетсявнушительное сокращение объемов поставок: с 2010 г. на Западидет уже 77 % каспийской нефти, в том числе через территориюРоссии всего 46 %. Это связано с увеличением транспортировки неф-ти на юг – в Иран и на восток – в Китай [см.: Степанов, с. 9–10].В настоящее время для экспорта каспийской нефти используются9 нефтепроводных систем. Каспийский природный газ имеет мень-шее международное значение, нежели нефть; подавляющая егочасть идет на потребление в СНГ.

Сложная многоходовая дипломатическая борьба сопровожда-ла процесс строительства и ввода в эксплуатацию в 1934 г. первогона Ближнем Востоке трансграничного нефтепровода, по которомуближневосточная (иракская) нефть впервые вышла на мировыерынки, минуя Персидский залив. Иракский нефтепровод состоялиз двух веток и был проложен из Киркука в Сирию к морскому тер-миналу в Триполи и через территорию Иордании к порту Хайфав Палестине. Однако в 1941 г. он был впервые перекрыт в связис угрозой германского вторжения в Сирию и Ирак. Дальнейшиесобытия на Ближнем Востоке внесли серьезные коррективы в гран-диозные планы Ирака по увеличению объемов нефтяного экспорта.Терминал в Хайфе был окончательно отрезан с провозглашениемгосударства Израиль, и Триполи стал единственным выходом ирак-ской нефти к Средиземному морю до прокладки нефтепровода Кир-кук – Банияс (Сирия) в 1952 г. Радикализация сирийской политикии обострение противоречий между Дамаском и Багдадом сделалии этот выход весьма проблематичным. В 1965 г. сирийский баасист-ский режим перекрыл нефтепровод с целью увеличить свои дохо-ды от транзита иракской нефти. Десятилетие спустя Хафез Асадперекрыл трубу в целях давления на баасистские власти в Багдаде.Иракское правительство ответило сооружением альтернативной

128

линии к Средиземному морю через Турцию и расширением сетинефтепроводов и терминалов в южной части страны. Но вооружен-ный конфликт с Ираном (1980–1988) создал серьезную проблему с вы-возом нефти через Персидский залив. Коллапс государства в 2003 г.в связи с военной операцией США в Ираке и тектонические сдви-ги в политическом ландшафте Ближнего Востока не позволяютБагдаду окончательно решить проблему беспрепятственной транс-портировки иракской нефти к мировым рынкам сбыта.

В целом каждый из восьми построенных к настоящему време-ни нефтепроводов Ближнего Востока был перекрыт по меньшеймере один раз, преимущественно по военно-политическим причи-нам. Ввиду высокого уровня конфликтности в регионе основнойтранзитной артерией для стран Персидского залива остается обход-ной маршрут через Аравийское и Красное моря, где танкеры вы-нуждены проходить через узкие и весьма уязвимые со стратеги-ческой точки зрения морские транспортные артерии: Ормузскийи Баб-эль-Мандебский проливы, а также Суэцкий канал. Как свиде-тельствует история, любая дестабилизация обстановки в прибреж-ных странах чревата перебоями нефтяных поставок или, как мини-мум, паникой на сырьевых биржах и резким скачком мировых ценна нефть (примером чему стали события в Йемене в марте 2015 г.).

Наиболее напряженная ситуация сложилась вокруг Ормузско-го пролива, контролируемого Ираном. Многие аналитики затруд-няются предсказывать масштаб последствий перекрытия проливадля мировой экономики и энергетики. Проблема Ормузского про-лива неоднократно приводила к вооруженным конфликтам, послед-ним из которых является война в Сирии. Весьма уязвимым такжеявляется Малаккский пролив, соединяющий два океана – Индий-ский и Тихий. Через эту артерию, в частности, транспортируетсяоколо 70 % всей сырой нефти и энергоносителей, которые импор-тируют Япония, Китай и Южная Корея. Тем не менее для транс-портировки нефти из стран-экспортеров на мировые рынки в основ-ном используются морские перевозки, на которые приходитсясвыше 90 % всех внешнеэкономических операций с этим видомэнергоресурсов [см.: Жизнин, с. 460]. Это объясняется относительно

129

низкими политическими и экономическими рисками, в частнос-ти, более низкими издержками морской транспортировки нефтипо сравнению с трубопроводной. По маршрутам следования танке-ры пересекают территориальные и международные воды, между-народные морские проливы, где режим судоходства регулируетсямеждународным морским правом.

Основные газодобывающие регионы расположены также до-статочно далеко от потребляющих регионов, но, в отличие от неф-ти, трубопроводные системы для транзита газа используются бо-лее широко. Порядка 30 % поставляется на мировые рынки в видесжиженного природного газа (СПГ), транспортировка которого осу-ществляется танкерами. Несмотря на перспективы расширениямировой торговли СПГ, трубопроводные поставки газа сохраняютсвое ведущее место, а борьба за контроль над маршрутами трубынабирает обороты.

Наглядным примером битвы за транзит углеводородов являет-ся газовая составляющая геополитического конфликта в Сирии. Де-стабилизация политической обстановки в Сирии по времени сов-пала с подписанием 25 июня 2011 г. в Бушере меморандума о строи-тельстве нового газопровода Иран (Ассалуэх) – Ирак – Сирия протя-женностью 1500 км, мощностью 40 млрд куб. м в год и стоимостью10 млрд долл. Рассматривались также перспективы его продленияпо дну Средиземного моря в Грецию и варианты поставок сжи-женного газа из Ирана (с месторождения Северный купол, входя-щего в состав морского месторождения Южный Парс) в Европучерез сирийские средиземноморские порты. Этот трубопровод, по-лучивший название «Исламская магистраль», должен был войтив строй в 2014–2016 гг. и обеспечить энергетические потребностиИрака, Сирии, Ливана и Иордании.

«Исламская магистраль» оказалась в центре крупной геопо-литической игры, в основе которой лежит геополитическое про-тивостояние между США и Россией. Начало этой «игре» положилв 2002 г. турецко-австрийский проект газопровода Набукко мощ-ностью 30 млрд куб. м газа в год, который первоначально планиро-вали проложить из Ирана, Ирака, Азербайджана и Туркменистана

130

через Турцию в Европу. Набукко должен был уравновесить россий-ские газовые поставки в Евросоюз. Однако ввиду недостаточнойсырьевой базы проект забуксовал: в настоящее время он обеспе-чен запасами одного Азербайджана, поскольку остальные страны-поставщики были исключены по политическим соображениям,в частности Иран, – в связи с международным кризисом вокруг егоядерных программ.

Соответственно Запад стал рассматривать в качестве ресурснойбазы страны Персидского залива, а именно Саудовскую Аравиюи Катар, которые предложили меридиальное направление поста-вок своего газа в Европу в обход Ирака через Иорданию, Сирию,Турцию и Ливан. В районе г. Хомс (Сирия) трубопровод долженразветвляться в трех направлениях к побережью Средиземного мо-ря: в Латакию на севере Сирии, Триполи на севере Ливана и Тур-цию. Геополитическая значимость катарского проекта возрослав связи с открытием значительных запасов природного газа на сре-диземноморском шельфе Израиля (2010) и Сирии (2011) – в райо-не г. Хомс и рядом с ливанской границей близ арендуемого Росси-ей порта Тартус. С учетом ресурсов Персидского залива и Восточ-ного Средиземноморья мощность катарского газопровода можетпревысить и «Исламскую магистраль», и Набукко, бросая прямойвызов «Южному потоку» – совместному проекту России, Италии,Франции и Германии. Он позволяет диверсифицировать постав-ки российского природного газа в Европу и снизить зависимостьпоставщиков и покупателей от стран-транзитеров, в частностиот Украины и Турции. Очевидно, что в случае сооружения «Ислам-ской магистрали» и «Южного потока» не у дел остаются заинтере-сованные в катарском газе ряд западных держав, монархии Пер-сидского залива, Израиль и Турция, претендующая на роль главно-го мирового транзитера. Катар и его союзников на Западе, крометого, не устраивают перспективы экспорта сирийского или иран-ского газа в Европу через связанный с Россией порт Тартус.

«Исламская магистраль» рассматривается аравийскими монар-хиями и Турцией не только в качестве серьезного экономическо-го конкурента, но и в контексте межконфессиональных (суннито-

131

шиитских) противоречий – как шиитский газопровод из шиит-ского Ирана через территорию Ирака с шиитским большинствоми по территории дружественной шиитам алавитской Сирии во гла-ве с Башаром Асадом. Эта сложная с геополитической точки зре-ния ситуация усугубляется тем, что крупнейшее в мире газовое мес-торождение Южный Парс в Персидском заливе поделено междушиитским Ираном и суннитским Катаром. По мнению экспертов,Катар имеет иные планы в отношении своей доли в этом место-рождении, поэтому не намерен объединять усилия с Ираном в делегазового экспорта, а также не заинтересован в успехе «Исламскоймагистрали», которая будет полностью независима от транзитныхмаршрутов Катара или Турции, ведущих в страны Евросоюза.

Катарский газопроводный проект, помимо прочего, позволяетпреодолеть критическую зависимость аравийских нефтедобываю-щих монархий от ситуации вокруг контролируемого Ираном Ор-музского пролива – узкого «бутылочного горлышка» на выходеиз Персидского залива в Аравийское море и Индийский океан.В ответ на угрозы применения международных санкций в отноше-нии Ирана, отказывающегося свернуть свои ядерные программы,бывший президент М. Ахмадинежад неоднократно заявлял о го-товности страны перекрыть Ормузский пролив. Подобный сцена-рий чреват мировым энергетическим кризисом, поскольку через дан-ную артерию осуществляются нефтяные поставки на мировыерынки из всех стран Персидского залива – главной нефтяной «кла-довой» планеты. Под ударом также оказываются военно-стратеги-ческие позиции США на Ближнем Востоке: американский пятыйфлот, базирующийся в Катаре, Дубае и на Бахрейне, может выйтив Индийский океан только через Ормузский пролив. Катар, по сути,пробивает новый коридор для экспорта газа, и важнейшим элемен-том в решении этой задачи стала Сирия с ее значением географи-ческого перекрестка на Ближнем Востоке.

Вполне естественно, что катарский проект активно продвига-ется Вашингтоном, поскольку позволяет разрушить российскуюгазовую монополию в Европе и иранскую транзитную – в Персид-ском заливе; освободить Турцию от зависимости от иранского газа;

132

предоставить Израилю возможность экспортировать свой газв Европу по наземному маршруту и по меньшей стоимости. Оче-видно, что Сирия оказалась ключевым звеном в вопросе об источ-никах и маршрутах экспорта газа с Ближнего Востока в Европу,и Дамаск стал склоняться в пользу Ирана и России. В ответ СШАи их союзники на Западе при активной поддержке монархичес-ких (!) режимов Катара и Саудовской Аравии развернули в Сирии«газопроводную игру на выбывание» под лозунгом «защиты демо-кратических ценностей». Сравнение карты боевых действий в Си-рии с картой маршрута катарского трубопровода приводит экс-пертов к выводу о наличии тесной связи между вооруженной ак-тивностью и желанием сирийской «оппозиции» контролироватьименно район Дамаска и Хомса, который является главным пере-крестком катарского газового проекта [см.: Engdahl; Минин]. При этомминиатюрный Катар, не сопоставимый по мощи с Ираном, исполь-зует довольно широкий спектр инструментов давления на Дамаск:финансовое и информационное превосходство; военное присут-ствие США и НАТО в Персидском заливе; вооружение сирийской«оппозиции» (на практике – транснациональных бандформирова-ний); поддержку исламистских сил, способных изменить в своюпользу политические режимы в странах Ближнего Востока.

Таким образом, война против Сирии нацелена на срыв газово-го соглашения по «Исламской магистрали» и продвижение катар-ского газового проекта, что нанесет сокрушительный удар по газо-вым интересам Ирана, Ирака и Сирии. Успешное решение этихзадач позволит реализовать более глобальные геополитическиецели США – выдавить Россию с европейского газового рынка, от-крыть новые транспортные коридоры из зоны Персидского заливав Европу, ослабив тем самым транзитные позиции Ирана в Ормуз-ском проливе, а также существенно ограничить возможности Ки-тая получить доступ к газовым ресурсам Ближнего Востока. Однакогражданская война в Сирии превратилась в миф ввиду очевидногонесирийского происхождения сирийской «оппозиции», и перевес-ти ее в ливийский формат не удалось. В условиях роста непредска-зуемости очередных зигзагов мировой и региональной политики

133

аналитики воздерживаются от прогнозов в отношении сирийскогокризиса даже на краткосрочную перспективу.

В этой связи «Исламская магистраль» и катарский проект на вре-мя утратили свою актуальность, что, однако, не снизило значи-мость газовой составляющей геополитического противостояниямежду США и Россией. 1 декабря 2014 г. Россия приняла реше-ние отказаться от проекта газопровода «Южный поток» со ссыл-кой на неконструктивную позицию Евросоюза. При этом Москвадостигла договоренности с Анкарой о строительстве газопроводааналогичной мощности (63 млрд куб. в год) через Турцию (ми-нуя Украину) до границы с Грецией, где может быть создан газо-вый хаб для потребителей в Южной Европе. Вполне естествен-но, что Запад пытается сорвать строительство «Турецкого потока»,в том числе путем политико-дипломатического маневрированияи информационной войны. Эксперты допускают, что Вашингтонможет предложить Анкаре совместный с Тегераном газовый про-ект. Очевидно, однако, что организация при поддержке США газо-вого «коридора» из Ирана в Европу натолкнется на неизбежноенедоверие Ирана, который американцы много лет душили санк-циями, а также на жесткое противодействие Израиля и арабскихмонархий Персидского залива, которые, как, впрочем, и Турция,не заинтересованы в усилении Ирана. Иными словами, весьмасложно предсказать, удастся ли Вашингтону «рассорить» Анкаруи Тегеран с Москвой и одновременно «сдружить» Иран и Турциюв газовом вопросе – это уравнение со многими неизвестными.

Серьезную угрозу энергетической стабильности на глобальном,региональном и страновом уровнях представляет терроризм, на-правленный против энергетической инфраструктуры. Так, в 2002 г.у побережья Йемена загруженная взрывчаткой лодка атаковалафранцузский танкер «Лимбург». В том же году американские и сау-довские спецслужбы раскрыли заговор сторонников «Аль-Каиды»внутри компании «Сауди Арамко», нацеленный на уничтожениеосновных нефтедобывающих мощностей Саудовской Аравии.В 2004 г. в г. Янбу от рук террористов погибло несколько западныхспециалистов, работавших в этой стране. С массовыми терактами

134

на нефтяных объектах столкнулся Ирак после падения режимаС. Хусейна и погружения страны в гражданскую войну.

Угроза дестабилизации мировой системы энергопоставок всечаще рассматривается аналитиками в контексте нарастания напря-женности в отношениях между исламским миром и Западом. Исто-рия ХХ в. знает подобный пример: нефтяное эмбарго 1973 г., вве-денное мусульманскими странами – членами ОПЕК в связи с по-ражением арабов в четвертой арабо-израильской войне. ПосколькуБлижний Восток и в дальнейшем будет играть ключевую рольв мировой энергетике, вполне обоснован вопрос о возможностиповторения сценария 1973 г.

С одной стороны, нефтяной фактор был одной из главных дви-жущих сил «исламского бума». Страны Персидского залива, полу-чив независимость и национализировав нефтяную промышлен-ность к началу 1970-х гг., щедро использовали и продолжают ис-пользовать колоссальные прибыли от нефти для финансирования«исламского фактора» по всему миру, сплочения мусульманскихсообществ и внедрения в их сознание идеи религиозного единства.В условиях глобализации нефтедобывающие страны залива стре-мятся противопоставить навязываемой Западом либеральной мо-дели развития свое представление о мироустройстве, в рамках ко-торого многополярность означала бы создание сильного исламскогополюса, способного отстаивать интересы исламского мира и еголидеров.

С другой стороны, нефтяной фактор играет дезинтегрирую-щую роль в исламском мире, порождая конфликт между бедными,лишенными нефти, и богатыми мусульманскими странами, а так-же между главными нефтяными продуцентами Персидского зали-ва, прежде всего между Ираном и Саудовской Аравией. Важным ин-струментом в этой борьбе неизбежно становится исламский фак-тор, который зачастую оборачивает свое оружие против своих жеспонсоров. Так, попытка теракта в Абкайке (одном из крупнейшихнефтяных центров Саудовской Аравии) в 2006 г. продемонстриро-вала, что в вялотекущей войне джихадистов против Саудовскоймонархии наступил новый этап. По мнению экспертов, финансиро-

135

вание радикальных исламистов может обернуться для Саудидовсвержением их режима и приходом радикалов к власти, что приве-дет к кризису в мировой системе энергоснабжения. Бывшие лиде-ры «Аль-Каиды» У. бен Ладен и А. аз-Завахири в свое время откры-то заявляли, что нацелены на дестабилизацию мировой нефтянойпромышленности, причем не только посредством терактов на неф-тяных объектах и в транзитных зонах, но и путем установленияполного контроля над богатыми нефтью странами Персидского за-лива [см.: Коэн, с. 209–213].

Таким образом, нефтяной фактор является и силой, и слабостьюисламского мира. Силой – поскольку так или иначе консолидируетмусульманское единство, в определенном смысле снижает в му-сульманских странах и регионах демографическую и социально-экономическую напряженность. Слабостью – потому что «бремя»нефтяного богатства становится объективным препятствием на пу-ти модернизации и диверсификации национальных экономик, сво-дит на нет усилия по экономическому развитию, подпитывает со-циальную напряженность. Хотя нефтяной фактор играет важнуюроль в политике и идеологии мусульманских стран, представляет-ся маловероятным повторение сценария 1973 г., поскольку на се-годняшний день нефть остается инструментом лишь гипотетичес-кой общемусульманской политики по отношению к Западу. Уязви-мость поставок ближневосточной нефти очевидна, однако угрозаисходит не напрямую от «исламского фактора», который являетсялишь инструментом в «большой игре», а обусловлена высоким кон-фликтным потенциалом региона, подогреваемым влиятельнымивнешними силами.

В целом в вопросах обеспечения стран углеводородным сырь-ем можно говорить о разделении международного сообществана «мир производителей» и «мир потребителей». При этом пер-вый, при сохранении доминирующего положения стран ОПЕК, до-вольно быстро расширяется за счет государств Центральной Азиии Африки, а второй, в отличие от предыдущего столетия, представ-лен не только США и ведущими странами Запада, но и динамичноразвивающимися экономиками стран Восточной и Южной Азии

136

и Латинской Америки. Следует ожидать, что конфликтность какмежду этими лагерями, так и внутри них в будущем будет возрас-тать, напряженная борьба за углеводороды сохранится и в буду-щем, а энергетический фактор с его высоким конфликтным потен-циалом останется одним из ключевых в мировой политике XXI в.

Вопросы к обсуждению

1. Дайте определение понятиям: «энергетические ресурсы»,«углеводороды», «альтернативные источники энергии», «чистаяэнергетика», «зеленая энергетика», «энергетическая стратегия»,«энергетическая политика», «энергетическая дипломатия», «трубо-проводная дипломатия», «энергетическая безопасность». Почемув ближайшие десятилетия углеводороды продолжат доминироватьв мировом энергетическом балансе, несмотря на наличие четковыраженной сегодня тенденции к переходу от нефти, газа, угляи (в некоторых странах) ядерной энергетики к использованию аль-тернативных энергоносителей? Какие аргументы приводят экспер-ты, доказывая научную несостоятельность пессимистическихпрогнозов грядущей катастрофической нехватки углеводородов?Как изменился «мир производителей» и «мир потребителей» угле-водородного сырья в XXI в.?

2. Чем обусловлено пассивное или даже негативное отноше-ние ряда стран к предлагаемому МАГАТЭ и ведущими странамиЗапада режиму ядерного нераспространения и контроля над ядер-ными материалами и технологиями? Какие коррективы были вне-сены в Базовый план по энергетике Японии после аварии на АЭС«Фукусима-1»? Какие страны Азии проявляют интерес к развитиюмирных атомных программ? В чем, по мнению нефтедобывающихарабских монархий, заключается необходимость и целесообраз-ность строительства АЭС в зоне Персидского залива? Почему про-граммы развития мирного атома на Ближнем Востоке вызываютопасения со стороны мирового сообщества? Раскройте конфликт-ный потенциал гидроэнергетического фактора во взаимоотноше-ниях стран, расположенных в бассейнах рек Тигр, Евфрат и Нил.

137

Какова роль водного вопроса в арабо-израильских и палестино-из-раильских отношениях? В чем заключаются преимущества и не-достатки использования альтернативных видов энергии?

3. Чем отличается субъектное поле энергетической дипломатииXX и XXI вв.? Согласны ли вы с мнением ряда экспертов о том,что на смену прежнему исторически сложившемуся подходу к дип-ломатии как «войне мирными средствами» приходит другой, болеепрагматичный, приемлемый для партнерских отношений в сфереэнергетики? Приведите примеры, подтверждающие или опровер-гающие данный тезис. Перечислите основные центры современ-ной мировой энергетической политики и дипломатии на глобаль-ном и региональном уровнях. Какие вопросы мировой энергетикирешают эти международные организации? Какова эффективностьих участия в решении глобальных и региональных энергетическихпроблем? Раскройте основные положения Договора об Энергети-ческой хартии 1994 г. Какие азиатские страны являются членами,наблюдателями и приглашенными наблюдателями Конференциипо Энергетической хартии? Какими методами, в том числе внеш-неполитическими, обеспечивается энергетическая безопасностьгосударств – продуцентов и потребителей углеводородного сырья?

4. Раскройте специфику энергетической стратегии США, Евро-союза, России, КНР, Индии, Японии, Южной Кореи, Турции, странПерсидского залива и Центральной Азии. Как связаны между со-бой проблемы мировой энергетики и геополитики? Как влияет гео-политическое положение стран Восточной Азии, Персидского за-лива, Центральной Азии, Турции на их энергетическую политику?Приведите примеры из новейшей истории, когда по инициативезападных ТНК предпринимались серьезные внешнеполитическиеакции, направленные на подкрепление позиций компаний в ре-сурсных странах и ослабление конкурентов. Соответствует ли на-циональным интересам азиатских стран – продуцентов углеводо-родов привлечение западных ТНК к освоению своей ресурсно-сырьевой базы? Какие факторы обеспечили быстрое налаживаниестратегического сотрудничества Китая и стран Центральной Азиив нефтегазовом секторе? Какие факты свидетельствуют о тесной

138

связи между проводимой КНР политикой «мягкой силы» и про-движением ее нефтяных и газовых интересов в энергоресурсныхстранах Азии?

5. Раскройте роль нефтяного фактора в военных конфликтахв Ираке (1991, 2003), Афганистане (2001), Ливии (2011), Сирии(2012), а также в международном кризисе вокруг ядерных программИрана. Каковы основные модели и способы организации междуна-родного транзита энергоресрусов? Почему Катар «двинулся» в Ев-ропу, несмотря на то, что в Азии быстро растет спрос на катарскийсжиженный природный газ и уже заключены соответствующиекрупные соглашения с Индией, Пакистаном, Шри-Ланкой и рядомстран Юго-Восточной Азии? Согласны ли вы с мнением о том, чтоДохе приказали «прорубить» газопровод в Южную Европу? ПочемуКатар пошел на создание Форума стран – экспортеров газа (ФСЭГ)в 2009 г. и разместил в своей столице его штаб-квартиру? ПочемуКатар, а не Россия стал ведущим членом ФСЭГ? Насколько обос-нованно мнение ряда аналитиков о том, что Катар, по сути, не яв-ляется субъектом мировой и региональной политики, посколькув нефтегазовой сфере страны реальная управленческая работа«головой» осуществляется иностранными советниками (предста-вителями ТНК и правящих кругов США, Великобритании и Фран-ции), а реальная работа «руками» делается иностранными же гас-тарбайтерами?

Список рекомендуемой литературы

Ергин Д. Добыча : Всемирная история борьбы за нефть, деньги ивласть / Д. Ергин. М., 2011.

Жизнин С. Энергетическая дипломатия России / С. Жизнин. М., 2005.Лоран Э. Нефть : ложь, тайны, махинации / Э. Лоран. М., 2008.Нефтегазовый фактор в мировой геополитике. М., 2008.Прогноз развития энергетики мира и России до 2040 г. // Институт

энергетических исследований РАН ; Центр изучения мировых энерге-тических рынков [Электронный ресурс]. URL: www.eriras.ru/files/slancjevyj_gaz_5_ljet_nojabr_2012.pdf (дата обращения: 20.04.2015).

Симонов К. Глобальная энергетическая война / К. Симонов. М., 2007.

Эндгаль У. Столетие войны. Англо-американская нефтяная полити-ка и новый мировой порядок / У. Эндгаль. М., 2008.

Энергетическая безопасность : национальные, региональные и меж-дународные аспекты. М., 2013.

Key World Energy Statistics 2014 // International Energy Agency [Electro-nic resurs]. Mode of access: http://www.iea.org/publications/freepublications/publication/KeyWorld2014.pdf (дата обращения: 20.04.2015).

The World Factbook: Energy // US Central Intelligence Agency [Electro-nic resurs]. Mode of access: https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/rankorder/rankorderguide.html (дата обращения: 20.04.2015).

World Energy Outlook 2014 // International Energy Agency [Electronicresurs]. Mode of access: http://www.worldenergyoutlook.org/ (дата обраще-ния: 20.04.2015).

140

Глава 5ВЫЗОВ ИСЛАМСКОГО МИРА

5.1. Повышение глобальной ролиисламского фактора в мировой политике

Исламский фактор стал выкристаллизовываться в мировой по-литике на рубеже 1970–1980-х гг. в связи с исламской революциейв Иране и началом сопротивления под исламскими знаменами со-ветскому вторжению в Афганистан. До этого мусульманский мирв качестве некой геополитической общности, субъекта мировойполитики не существовал. В колониальную эпоху большинство му-сульманских стран и территорий имели свои метрополии или вхо-дили в сферу влияния той или иной великой державы; в биполяр-ной системе международных отношений либо опирались на под-держку патрона (СССР или США), либо сохраняли нейтралитет,балансируя между сверхдержавами. Идеология обретших незави-симость мусульманских государств базировалась на принципахсветскости и национализма, хотя зачастую и была декорированарелигиозной риторикой.

Со временем стало очевидно, что вместо независимости му-сульманские страны получили новую форму зависимости, а вмес-то инновации – заимствования и имитацию со всеми вытекающи-ми отсюда последствиями в виде огромных разрывов в уровняхжизни между элитой и остальным обществом, отсутствия возмож-ностей для легитимного волеизъявления, культурной экспансииизвне и т. д. Поиски иных, качественно отличных от уже опробо-ванных путей выхода из кризиса привели к идее исламской альтер-нативы, которую попытались сформулировать оппозиционные по-литические лидеры и группировки. В 1950–1970-е гг. протест былобращен вовнутрь мусульманских сообществ, главным противни-

141

ком политизированного ислама была местная «испорченная» власть.По мере эскалации ближневосточного конфликта и втягивания му-сульманских стран в орбиту «холодной войны» борьба против соб-ственных «неверных» правящих режимов дополнилась призывомк борьбе под исламскими лозунгами против империализма или ми-рового коммунизма (в формулировках аятоллы Хомейни – против«большого Сатаны» – США, и «малого Сатаны» – СССР). Ислам-ская революция в Иране и исламизация гражданской войны в Аф-ганистане в связи с вводом советских войск в 1979 г. знаменоваливыход исламского фактора на мировую политическую арену.

В академических кругах первоначальный подход к исламско-му фактору был двояким. С одной стороны, с религией ассоцииро-валось все консервативно-феодальное. Так, при анализе иранскихсобытий 1978–1979 гг. угроза виделась именно в революции, и лишьпозже акцент сместился на ее исламский характер с учетом огром-ного резонанса, который она вызвала в мусульманском мире. С дру-гой стороны, исследователи признавали, что под знаменем исламаможет разворачиваться национально-освободительная борьба. Со-бытия 1980-х – начала 1990-х гг. потребовали более глубокого ана-лиза: убийство египетского президента А. Садата исламскими экс-тремистами; исламизация палестинского движения сопротивления,которое ранее действовало в рамках светской националистическойидеологии; гражданская война в Алжире; политизация исламав Центральной Азии и на Северном Кавказе после распада СССР;массовые миграции и быстрый рост мусульманской общины в Ев-ропе. Каждое из этих событий в отдельности не представляло со-бой «исламской угрозы», но взятые вместе они не могли не вызы-вать определенного беспокойства у остальной, благополучной, преж-де всего еврохристианской части мира: в мусульманском социумеявно что-то происходило, что не укладывалось в привычные рам-ки, несло в себе тревогу, психологический дискомфорт, ощущениенарастающего конфликта. Ввиду того, что большинство терактовбыло совершено представителями исламского мира, на уровне мас-сового обыденного сознания ислам стал выглядеть как сила, несущаяв себе угрозу, а любая активность мусульман под религиозными

142

лозунгами стала восприниматься как угроза, исходящая от исламаи вообще мусульман.

В академической сфере тем временем исследования в рамкахcase-studies трансформировались в изучение исламистской тенден-ции в мировой политике, причем формирование самого исламизмаи его научное осмысление происходили и сейчас происходят одно-временно. Поэтому зачастую у ученых имеется больше вопросов,чем ответов, о чем свидетельствуют многочисленные научные пуб-ликации по проблемам политического ислама, названия которыхпреимущественно заканчиваются вопросительным знаком или мно-готочием. Поэтому и термин «исламская угроза» имел и до сих поримеет не академический, а скорее метафорический смысл.

Изучение роли исламского фактора в мировой политике объек-тивно привело к постановке вопроса о влиянии религии на внеш-нюю политику государств. История международных отношенийсвидетельствует о том, что конфессиональный аспект учитываетсяпри разрешении (или провоцировании) многих конфликтов, а идео-логическое обоснование внешнеполитического курса любой стра-ны в глазах общества имеет в том числе и религиозный подтекст.Наиболее ярко эту специфику демонстрирует мусульманский мир,где принадлежность страны к исламу отражается на процессе при-нятия внешнеполитических решений, а немусульманские страныпри выстраивании отношений с мусульманскими государствамиобязательно учитывают фактор религии.

В начале XXI в. многие главные события в мире творятся имен-но на землях ислама, и результат этих перипетий непредсказуем.На сегодняшний день с уверенностью можно констатировать лишьто, что исламский мир и идущие в нем процессы политической икультурной эволюции, дифференциации и противоборства различ-ных сил и тенденций оказывают мощное воздействие на мировоесообщество и поэтому требуют самого серьезного и глубокого изу-чения и осмысления.

На мировой арене XXI в. исламский мир представлен весьмаразнородными государственными и негосударственными акторами,в том числе антисистемными. Это порождает противоречивые про-

143

явления действия исламского фактора, который, в свою очередь,воспринимается на Западе преимущественно как угроза. В этихусловиях задача ученых путем всестороннего анализа определить,насколько обоснованно говорить о наличии «исламской» угрозыглобальному миропорядку и является ли исламский мир единым,коллективным субъектом мировой политики.

Представляется возможным выделить три основных подходак вопросу о глобальном акторстве ислама. Сторонники первого счи-тают вполне обоснованным определять исламский мир в качествеконсолидированного игрока мировой политики. Им оппонируютприверженцы противоположной точки зрения, акцентирующиевнимание на дробности и внешнеполитической самостоятельнос-ти различных «исламских» акторов. В рамках третьего подходаисламский мир выступает как зона распространения мусульман-ской религии, особое цивилизационное пространство. Соответствен-но снимается вопрос о том, является ли мир ислама коллективнымглобальным актором, поскольку цивилизационный подход затруд-няет анализ международно-политических процессов.

Очевидно, что исламский мир представляет собой весьма пест-рую и разнородную картину. Это порождает большой и сложныйкомплекс противоречий и конфликтов, которые наблюдаются в ре-гионах распространения ислама – как между государствами, таки внутри каждого из них. Между мусульманскими странами имеют-ся кардинальные различия в социально-экономическом развитии,в политических и правовых системах, в политической и социаль-ной роли религии в жизни общества, в способах адаптации к гло-бализации, во внешнеполитических стратегиях. Конфликтный по-тенциал подпитывают межгосударственные противоречия, нере-шенные и возникающие конфликты, региональное соперничествостран и личная конкуренция их лидеров, этноконфессиональноеразнообразие, а также многообразие течений внутри мусульман-ской религии и внутри исламистской идеологии, которые отстаи-вают альтернативные, зачастую противоречащие друг другу про-екты переформатирования не только исламского мира, но и всегомиропорядка в глобальном масштабе.

144

Тем не менее в современном исламском мире наблюдаетсятенденция к политической консолидации. Прежде всего речь идето наличии многочисленных международных мусульманских орга-низаций, в целях и деятельности которых заложена идея религи-озного единства и прослеживается тенденция к дублированию меж-дународных организаций глобального уровня. В их числе Органи-зация исламского сотрудничества (ОИС) – исламский аналог ООН,«Исламская восьмерка» (альтернатива «Большой восьмерке»), Ис-ламский банк развития (вместо Международного банка развития),Исламская комиссия Международного Красного Полумесяца (аналогМеждународного Красного Креста), Исламская организация по об-разованию, науке и культуре (ИСЕСКО, альтернатива ЮНЕСКО),Исламская федерация спортивной солидарности (дублирующая Все-мирный олимпийский комитет), Исламская торгово-промышлен-ная палата, Исламская ассоциация судовладельцев и т. д.

Схожая тенденция прослеживается в сфере разработки и при-нятия международных документов; например, Исламская Деклара-ция прав человека (вместо Всеобщей Декларации прав человека);Договор о борьбе против международного терроризма, разработан-ный ОИС в соответствии с шариатом. Система международных ор-ганизаций исламского мира и норм, которыми они руководствуют-ся, может интерпретироваться как противопоставление или аль-тернатива так называемой западной системе международного праваи международных отношений.

На международный и даже глобальный охват также претенду-ют «страновые» и региональные исламские организации. Как пра-вило, они создаются по инициативе какого-либо мусульманскогогосударства в качестве инструмента своей внешней политики; в ихсоставе зачастую представлены негосударственные акторы, в томчисле радикально-экстремистского толка. Самой известной и влия-тельной стала Лига исламского мира (создана в 1962 г. по ини-циативе Саудовской Аравии). Наличие подобных организаций по-зволяет государствам-опекунам «проводить прямо или косвенноопределенную политику на международной арене, нередко в нару-

145

шение норм международного права, и уходить от ответственностиза вмешательство во внутренние дела других государств» [Игна-тенко, с. 10–13].

К числу транснациональных исламских движений относитсяорганизация «Братья-мусульмане», имеющая свои представитель-ства практически во всех мусульманских странах. Партия Хизб ат-Тахрир ал-Ислами последовательно пополняет свои ряды во многихстранах за счет приверженцев идеи создания всемирного халифа-та. Крайне идеологизированной и дискуссионной остается проб-лематика, связанная с созданием и деятельностью движений Тали-бан и «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ). Еще одинпример транснациональных организаций – террористические се-тевые структуры, прежде всего «Аль-Каида» и ассоциированныес ней движения.

Косвенным признанием наличия исламского транснациональ-ного акторства является и то, что международная антитеррористи-ческая коалиция воюет не просто против терроризма (который, какизвестно, не имеет ни национальности, ни религии, ни границ),но против именно «исламского» терроризма, поскольку на сегод-няшний день основным поставщиком и главным распространите-лем терроризма является радикально-экстремистский исламизм.В результате действий немногочисленного, но весьма активногокрайнего крыла исламистов вполне естественная резкая эмоцио-нально-негативная реакция на терроризм переносится на ислам-ский мир в целом, который на Западе начинает восприниматьсякак некий гомогенный социум, якобы приверженный идее наси-лия, как источник угрозы всему человечеству.

В контексте рассматриваемой проблематики немаловажнуюроль играет внешняя идентификация. На Западе стало устойчивымвосприятие исламского мира как некого единого геополитичес-кого пространства. Так, говорится об отношениях исламского мирас США, Европой или Россией, оцениваются его запасы углеводоро-дов, демография и мусульманская миграция, но никто не рассуж-дает в том же ключе о христианском или конфуцианско-буддий-

146

ском мире. В рамках геополитического подхода традиционная дихо-томия «Запад – Восток» прочно трансформировалась в оппозицию«Запад – исламский мир», хотя очевидно, что подобное противо-поставление образовано по разным критериям, и вместо Запада сле-довало бы говорить об иудео-христианском мире. «В пользу кор-ректности этой дихотомии говорит идеологизированный характерполитики основного актора с западной стороны – США», – счита-ет авторитетный российский исламовед В. В. Наумкин, подчерки-вая ключевую роль американских неоконсерваторов в формирова-нии образа исламского мира как общего врага Запада [см.: Наумкин,2008, с. 515, 526–533].

Фактом остается и то, что самоопределение исламского мирабазируется на общности религии и противопоставлении себя За-паду. Проблема в том, что главный импульс единения исламскогомира в противостоянии Западу сегодня исходит от исламских ра-дикалов. Привлекательность в глазах некоторой части мусульманальтернативных проектов глобального переустройства мира, не-смотря на их иллюзорность, в немалой степени объясняется тем,что предлагающие эти проекты разного рода исламистские силыапеллируют к заложенной в исламе концепции уммы – сообществамусульман, в котором отсутствуют межэтнические и межгосудар-ственные границы. Принадлежность к единой (исламской) цивили-зации и единая задача поиска собственного ответа на вызовы гло-бализации удерживают мусульман в общем культурном и идеоло-гическом пространстве [см.: Малашенко, с. 37–45].

Поэтому не следует переоценивать разнородность исламскогомира и тем более трактовать ее в духе израильского аналитикаМ. Крамера, считающего Турцию и Афганистан антиподами – со-ответственно «парадной дверью» и «черным ходом» ислама[см.: Kramer]. Более корректен взгляд на исламский мир как на един-ство противоположностей, базирующееся на общности религиоз-но-культурных ценностей, что в той или иной форме экстраполи-руется на глобальное политическое пространство. Так, особую рольв консолидации исламского мира играет лозунг освобождения Ие-русалима – третьего по своей святости города ислама после Мекки

147

и Медины. Поэтому демонстративное ухудшение отношений с Из-раилем позволило Турции в 2009–2010 гг. выдвинуться в числоглавных претендентов на лидерство в исламском мире.

В пользу перспектив повышения глобальной роли исламско-го фактора в мировой политике свидетельствует и ускорившийсяв связи с глобализацией процесс размывания границ между мусуль-манскими ареалами в плане их деления на центр и периферию. Так,например, уже нельзя считать окраиной самую многонаселеннуюи динамично развивающуюся Индонезию или набирающую поли-тический вес в мусульманском мире Европу, где ислам стал ужевторой по числу приверженцев религией. Европа, кроме того,принимает на себя главный «удар» усилившихся в исламском миремиграционных процессов, отдаленные последствия которых с тру-дом поддаются прогнозированию.

Не менее важную роль в определении перспектив глобальногоакторства ислама играет демографический фактор – за последнюючетверть века среди основных религий мира наибольший дина-мизм в демографическом плане продемонстрировал именно ислам.О причинах и оценках этого феномена ведутся острые дискуссии,что свидетельствует о его далеко не однозначном характере. Реше-ние данной проблемы исключительно важно для процессов миро-вой политики, поскольку величина населения, как известно, явля-ется одной из важных составляющих геополитического потенциа-ла государств и регионов. Впрочем, по мнению экспертов, с учетомпротиворечивости современного исламского мира весьма сомни-тельно, что в обозримой перспективе какие-либо политические си-лы смогут мобилизовать религиозно-демографический ресурс в гло-бальном масштабе [см.: Белокреницкий, 2011, с. 61–62].

Приведенный, далеко не полный перечень факторов, свидетель-ствующих о наличии тенденции к политической консолидациимусульманских сообществ, не позволяет, однако, рассматривать ис-ламский мир в качестве глобального геополитического актора. Ин-теграционные процессы в исламском мире не являются главнымвектором современной мировой политики, хотя многие ее ключе-вые события происходят именно на землях ислама. Тем не менее

148

в условиях трансформации всей системы мироустройства и усиле-ния воздействия глобализации исламский мир стремится нарабо-тать собственные коллективные ответы на новые вызовы и угрозы.Поэтому вполне обоснованно можно ожидать усиления в ислам-ском мире тенденции к выражению общих позиций в отношенияхс Западом, к совместному отстаиванию интересов, к формирова-нию общей системы целей и приоритетов в рамках так называемойисламской солидарности.

5.2. Причины политизации и радикализации ислама:основные подходы к изучению

В силу большого разнообразия исламского мира причиныи движущие силы политизации и радикализации современного ис-лама в каждой отдельно взятой мусульманской стране были раз-личны, что порождает в научной среде широкий спектр подходовк изучению данного феномена.

В первую очередь исследователи акцентируют вниманиена значимости социально-экономических и политических факто-ров радикализации отдельных слоев мусульманского социума: бед-ность, отсталость, безработица, господство авторитарных репрес-сивных режимов, повсеместная коррупция и т. п. Действительно,ограниченный, незавершенный характер модернизации стимули-ровал в исламском мире небывалый рост социальной напряжен-ности, расслоение и поляризацию в обществе, масштабную мар-гинализацию быстро урбанизировавшегося населения, создав темсамым благоприятную среду для массового недовольства и ради-кальных настроений. Вместе с тем радикализм находится на подъемене во всех странах, где экономическая ситуация одинаково плоха,он также появляется в относительно благополучных обществах (в Сау-довской Аравии, например). Исключением являются и события«арабской весны»: протестные выступления с экономическимии политическими требованиями не сопровождались исламской ри-торикой и исламистскими призывами, хотя в дальнейшем все жепошел процесс исламизации арабского мира. Примечательно и то,

149

что материальные проблемы крайне редко фигурируют среди ло-зунгов радикал-исламистов в отличие от акцента на социальнуюнесправедливость, которая занимает ведущее место в аргумента-ции экстремистов.

Весьма разнообразны трактовки причин радикализации исла-ма в рамках идеологических подходов. Особо популярны на Западеконцепции, базирующиеся на том, что в исламской религии имеетсянекое агрессивное, нетерпимое, экстремистское начало [см.: Льюис].При таком подходе в разряд опасных и «неблагонадежных» попада-ют не только джихадистские группировки, но также исламские по-литические партии и движения умеренного и реформаторского ха-рактера, миссионерский ислам и вообще все мусульмане. Подоб-ные теории являются питательной средой для культивированияисламофобии.

Утверждения об исконности, эндогенности исламского радика-лизма несостоятельны с академической точки зрения. «Коран ни-чуть не больше может объяснить Усаму бен Ладена, чем Библия –Ирландскую освободительную армию», – указывает французскийисламовед Франсуа Бург [см.: Burgat, р. XV]. Суть проблемы нев самих религиозных доктринах, а в социализации религии, пове-дении людей, совершающих жестокости якобы во имя торжестварелигии. В этой связи ученые поднимают проблемы насилия каккультуры и насаждения культуры насилия в том или ином обще-стве (В. Наумкин, Ч. Тилли). В противовес теориям о том, что ис-ламу присуща апология насилия и нетерпимости, выдвигаются кон-цепции, рассматривающие радикально-экстремистский исламизмкак «болезнь ислама», «отклонение от ислама» или как «раковуюопухоль на теле ислама». С позиций богословского дискурса джи-хадистов обвиняют в нарушении базовых принципов ислама ипрежде всего в превратном толковании идеи джихада.

В контексте функционалистских подходов исламский радика-лизм предстает как выражение этнических стремлений к обрете-нию коллективной идентичности (Р. Галверт, Э. Геллнер, И. Звя-гельская). В пользу плодотворности применения такого подхода

150

свидетельствует реальность угрозы трансформации этносепаратист-ских движений в радикальные исламские (Филиппины, Эритрея,Западный Китай, бывшая Югославия и т. д.).

В последние годы весьма популярными в академической и осо-бенно публицистической литературе стали разного рода конспиро-логические версии. Так, считается, что исламские экстремисты яв-ляются воспитанниками спецслужб (в первую очередь, советскойи американской) или даже их партнерами. Тот факт, что многиецентры трансрелигиозного экстремизма базируются в столицах за-падных стран, также дает ряду экспертов повод подозревать запад-ные спецслужбы в использовании некоторых террористическихячеек в своих политических интересах. Например, «Аль-Каида»и ИГИЛ, объявившие Иран и Сирию (а ранее режим М. Каддафив Ливии) своими основными противниками, объективно работаютв нужном для Запада направлении. В пользу конспирологическойтрактовки сущности религиозного экстремизма свидетельствуеттакже и то, что последний имеет к исламской религиозной тради-ции весьма опосредованное отношение. Отсюда возникает мысльоб искусственности исламского экстремизма, о том, что он зародил-ся и продолжает существовать как инструмент в большой полити-ческой игре неисламских сил.

В таком случае чем объяснить тот факт, что западным спец-службам не удается достичь кооперации с экстремистскими группа-ми, действующими в Ираке, Сирии, Афганистане, Пакистане, Цент-ральной Азии и Синьцзян-Уйгурском автономном округе? При всейобоснованности ряда аргументов сторонников конспирологичес-кого подхода, его абсолютизация, очевидно, упрощает проблему.Необходимо учитывать то, что вне зависимости от взаимодействияс внешними игроками исламские экстремисты в своей борьбе ста-вят собственные задачи и со временем выступают против своихнедавних покровителей. Конспирологическая версия происхожде-ния и существования исламского экстремизма получила распрост-ранение в исламском мире, поскольку она снимает ответственностьс мусульман, а заодно и предполагает полное отлучение от исламатеррористов как «наймитов» Запада.

151

К более глубинным причинам генезиса происхождения транс-национального религиозного экстремизма (международного терро-ризма) обращаются сторонники глобалистских концепций, в рам-ках которых радикальный исламизм рассматривается как побоч-ный продукт глобализации. В западных трактовках акцент делаетсяна якобы несовместимости глобализации со спецификой исламско-го мира, который реагирует на объективные глобальные процессыподъемом радикально-экстремистского исламизма, отвечающегона вызовы глобализации утопичными проектами переустройствамира и терроризмом. Существование в исламском мире порожден-ных глобализацией «провальных» стран и «серых зон» дает основа-ние многим западным аналитикам интерпретировать современныймусульманский мир как некое гомогенное пространство, экономи-чески отсталое, с авторитарными и диктаторскими политически-ми режимами, этноконфессиональными конфликтами, религиоз-ным экстремизмом, массовой преступностью, т. е. как деструктив-ную силу, угрожающую благополучной части человечества и всемусовременному миропорядку. Наиболее показательные примеры по-добного подхода – теория «столкновения цивилизаций» С. Хан-тингтона и ее подвид в изложении Б. Льюиса, теория «конфронта-ции цивилизаций» Б. Тиби, концепция европейских исламоведовГ. Мартинес-Гроса и Л. Валенси, считающих исламизм формой мо-дернизма, так как он ищет ответы на вызовы современности в рам-ках противопоставления себя Западу.

Российские востоковеды (В. Наумкин, Л. Сюкияйнен, А. Мала-шенко, Г. Мирский, Р. Ланда, И. Звягельская, Д. Малышева и др.),с одной стороны, признают, что в мусульманском мире, которыйв целом недостаточно активно вовлечен в глобальные процессы,глобализация воспринимается неодинаково. С другой стороны, в жиз-ни современных мусульманских обществ сложно обнаружить сфе-ры общественных отношений, относительно свободные как от влия-ния глобализации, так и от исламских догм и правил. Исламскаяправовая мысль охотно одобряет обширные заимствования в эконо-мической, финансовой, информационно-технологической областяхжизни мусульман. Рецепции международного опыта в социально-

152

культурной сфере тоже допустимы, но только при соблюдении ша-риатских норм. В исламской интеллектуальной среде идет актив-ное осмысление глобализации с позиций ислама с целью форму-лирования конструктивного исламского ответа на вызовы совре-менности, а современная исламская правовая мысль отстаиваетпостулат о преступном характере экстремизма и исламизма и их не-совместимости с истинными ценностями исламского вероучения.

Вместе с тем о наличии взаимосвязи между глобализациейи транснациональным экстремизмом свидетельствует не только су-ществование в мировой политике «серых зон» как основных базмеждународного терроризма, но и другие признаки. Идеологи гло-бализации настаивают на отмирании суверенного государства игосударственности как таковой; очевидная цель глобализации –передел власти и собственности во всемирном масштабе в инте-ресах избранного меньшинства. На международной арене противсуверенного национального государства выступают, как правило,транснациональные корпорации, международная организованнаяпреступность и международный терроризм. Их объединяет одно-типность целей (сверхдоходы и сверхвласть), схожесть организа-ционных структур (по типу квазигосударства), стремление к узур-пации роли и функций легитимной власти. Главный объект терак-тов – общественная безопасность, нарушение (разрушение) которойпозволяет ограничивать свободу и демократию (что и происходитв США ускоренными темпами после 11 сентября 2001 г.). Запуган-ное общество идет на это ради элементарного выживания. Обще-ство на ретроградных ступенях развития – источник сверхдоходови сверхвласти. Ослабление современных государств, по словамГ. Киссинджера, уже привело не к новому мировому порядку, а к но-вому мировому беспорядку. Для сверхдержавы с претензиямина единоличное мировое господство глобальная организованнаяпреступность и ТНК, которые узурпируют прерогативы легитим-ной государственной власти, в том числе посредством уголовногои политического терроризма, в определенном смысле есть идеаль-ное орудие. В этом отношении не лишены основания версии о мифо-логизированной природе международного терроризма, чрезмерно

153

расширительная интерпретация которого как некоего вселенского зла,угрожающего человечеству в целом, позволяет внедрить в массо-вое общественное сознание ощущение опасности и обеспечить заин-тересованной сверхдержаве поддержку своей гегемонистской внеш-неполитической стратегии со стороны мировой общественности.

В этой связи встает вопрос о том, кто и как финансирует экстре-мистов. Эксперты называют четыре основных источника финан-сирования: государства-спонсоры, международные исламские орга-низации (в том числе исламские банки), криминальные источники(наркобизнес, незаконная торговля оружием, морское пиратствои т. п.), самофинансирование. Примечательно, что в списке госу-дарств – спонсоров террористических организаций, представлен-ном госдепартаментом США в 1990-е гг., фигурировали Иран, Ирак,Ливия, Северная Корея, Куба и Судан, но отсутствовали Пакистан,чья помощь обеспечила победу талибов в Афганистане (1996), Сау-довская Аравия и страны Персидского залива, помощь которых экс-тремистам косвенная, но очевидная. В регионе Персидского зали-ва также базируется большинство международных исламских орга-низаций экстремистского толка, которые действуют с молчаливогосогласия местных властей, поэтому различия между ними и государ-ствами-спонсорами провести не всегда просто, а обвинения в ихадрес, предъявляемые США, Европой и Россией, могут быть срав-нительно легко оспорены. В рамках самофинансирования экстре-мисты используют внутренние резервы: подключаются к легально-му бизнесу, создают кредитные объединения и банки, используютсимпатии части мусульманских бизнесменов. Фактически к услу-гам экстремистов вся финансовая система исламского мира, и нетолько исламского. Об этом также говорит тесная связь экстремис-тов с международными криминальными структурами.

На сегодняшний день терроризм аргументированно доказал свойглобальный статус интернациональным составом террористичес-ких организаций, наличием тренировочных баз и огромной инфор-мационно-пропагандистской сети по всему миру, многоканальнойсистемой международного финансирования деятельности тер-рористов, децентрализованным сетевым принципом взаимосвязи

154

и управления. О том, что международный терроризм является гло-бальной проблемой человечества, свидетельствует и тот факт, чтообъекты террористических атак расположены по всей планете,в том числе и в мусульманском мире. Поэтому террор вызываетотторжение не только на Западе, но и в глазах абсолютного боль-шинства мусульман, а изуверская практика исламистов в Афгани-стане, Ираке, Сирии, Ливии ведет к падению влияния радикаловво многих мусульманских странах.

Помимо вышеперечисленных, весьма интересными и плодо-творными представляются также другие подходы к выявлениюспецифики генезиса исламского радикализма. В их числе концеп-ции, основанные на роли личности, институциональных факторови исторической памяти, бихевиористские и иные психологическиеподходы и т. д. Вместе с тем следует признать, что ни один из под-ходов не дает полного и убедительного толкования причин моби-лизации радикального исламизма. Поиск одной, пусть даже самойглавной причины снижает практическую значимость научных изыс-каний, поскольку дезориентирует тех, кто намерен бороться с ра-дикализмом и экстремизмом либо только путем разрешения соци-ально-экономических проблем, либо активной просветительскойработой, либо силовыми методами. Более продуктивным видитсякомплексный подход, сопряженный с экономическими, социологи-ческими, политологическими, культурологическими, исторически-ми и собственно исламоведческими исследованиями. Однако в от-сутствие такового на данный момент развития научного знанияученые продолжают уделять приоритетное внимание детальномуанализу каждого конкретного случая, поскольку именно такой ана-лиз дает новый необходимый материал для общетеоретическогодискурса.

В целом можно резюмировать, что термины «исламская угро-за» и «исламский терроризм» не являются ни научными, ни полит-корректными. То, что на Западе воспринимается как «исламскаяугроза», на самом деле есть целый комплекс проблем, включаю-щий демографический аспект; трудности на пути модернизациии демократизации мусульманских сообществ; специфику полити-

155

ческой культуры мусульман, в которой исламизм является устой-чивым естественным феноменом. Вместе с тем следует согласить-ся с реальностью радикально-исламистской угрозы, которая означа-ет постоянную дестабилизацию мусульманских стран и регионов;разжигание локальных конфликтов с вовлечением в них большогочисла людей, группировок и движений; террор – не спорадичес-кий, а постоянный – против Запада и правящих режимов в мусуль-манских странах, ставший специфической формой объявленнойвойны, жертвами которой, как и при любой войне, становится граж-данское население; стремление к обретению ОМУ. Радикально-исламистская угроза опасна также тем, что она убеждает полити-ков и общество в уже начавшемся столкновении цивилизаций,осложняет межконфессиональные и межэтнические отношения,оказывает нарастающее влияние на общественное сознание, на го-сударственную политику стран Евразии и Америки, толкает на при-нятие мер по ограничению демократии. Очевидно, что радикально-исламистская угроза будет сохраняться неопределенно долго с уче-том того, что значительное число мусульманских стран не могутпока решить вопросы модернизации, а болезненный процесс по-иска собственного места в быстро меняющемся мире еще далекот завершения.

5.3. Исламский мир – Запад:проблемы и перспективы партнерства цивилизаций

В 1993 г. профессор Гарвардского университета С. Хантингтонпредложил миру новую глобальную концепцию, в основу которойбыл положен введенный в оборот еще в 1959 г. американским ис-ламоведом Бернардом Льюисом тезис о «столкновении цивилиза-ций». Главная идея концепции американского политолога своди-лась к тому, что на смену противостоянию идеологий идет или ужепришло противостояние цивилизаций. Несмотря на критику схе-мы Хантингтона со стороны большей части мирового научногосообщества, интерпретация отношений между Западом и миромислама как столкновения цивилизаций в той или иной степени

156

поддерживается рядом авторитетных западных ученых (Б. Льюис,Д. Пайпс, М. Крамер, Ш. Хантер, Дж. Хиппер, А. Луэг и др.). Онаполучила широкое распространение даже среди тех, кто никогдане слышал о Хантингтоне – среди «людей с улицы». Подобныйвзгляд на геополитический конфликт между Западом и мусульман-ским миром отражен в СМИ, фактически его придерживаютсямногие политики.

Так есть ли столкновение цивилизаций? Абсолютное боль-шинство ученых отвечают на этот вопрос отрицательно: столкно-вения цивилизаций нет, никогда не было и быть не может. Войнымежду отдельными странами или блоками стран христианского иисламского мира действительно велись на протяжении веков, но,несмотря на их религиозно-идеологическое обрамление, мотивиро-ваны они были соображениями геополитического, политическогои экономического характера. История также знает немало примеровхристиано-мусульманских коалиций. При этом даже в периоды ост-рой конфронтации (войн, завоеваний, колониального доминиро-вания) не прекращался процесс взаимного обогащения культур.В ходе многовекового взаимодействия все цивилизации подверглисьстоль сильному смешению и взаимовлиянию, что вопрос об их не-примиримой вражде и обособленности академически некорректен.

Современность не является исключением: из представителей раз-личных цивилизаций, в том числе христианской и исламской, фор-мировались антииракская международная коалиция в 1990–1991 гг.;христианские и мусульманские страны успешно взаимодействуютв рамках ООН, НАТО, АТЭС, «Группы 20», международной анти-террористической коалиции и т. д. Религиозные различия не сталипрепятствием к полувековому тесному сотрудничеству США и Сау-довской Аравии, которая, будучи идеологически салафитской,в своей практической политике явно не придерживается радикаль-но-исламистской непримиримости по отношению к Западу и про-должает оставаться точкой опоры США на Ближнем Востоке. Нетолько на международной и региональной аренах, но также на уров-нях делового, научного и межличностного общения сотрудничаютпредставители Запада, России и исламского мира. Западные дости-

157

жения в различных сферах жизни (технологии, ноу-хау, наука и т. д.)высоко оцениваются и активно используются широкими слоямимусульманского общества. Среди представителей интеллектуаль-ной, творческой и политической элиты Запада немало выходцевиз мусульманских стран. Сотрудничество и взаимообогащениекультур продолжается и сегодня.

Если столкновения цивилизаций нет, тогда как объяснить 11 сен-тября 2001 г., всплеск религиозного экстремизма, арабо-израиль-ский конфликт, события в Афганистане, Ираке, Сирии, Ливии, Ма-ли, вспышки межрелигиозной розни на Ближнем Востоке и в Се-верной Африке, кризис мультикультурализма в Европе? В мировойполитике XXI в., без сомнения, прослеживается тенденция к ухуд-шению отношений между Западом и исламским миром. Это наи-более очевидно проявляется в трех сферах: в увеличении числаконфликтов, в которые вовлечены западные и мусульманские госу-дарства; в активизации информационной и психологической кон-фронтации, проявляющейся в росте исламофобии на Западе и анти-западных настроений в мусульманских сообществах; в возрастанииудельного веса угроз со стороны транснационального терроризма,прикрывающегося, как правило, религиозной (исламской) риторикой.

Высокий конфликтный потенциал ряда регионов мусульман-ского мира в первую очередь обусловлен процессами глобализа-ции и трансформации всего миропорядка, которые «разморозили»целый комплекс старых конфликтов и породили новые (этнокон-фессиональные, политические и т. д.). Проблемы усугубляютсядействием внешних и внутренних сил, заинтересованных в извле-чении односторонних выгод из обострения ситуации путем исполь-зования методов террора или проведения «гуманитарных интер-венций». Иными словами, речь идет не о столкновении цивилиза-ций, а о столкновении интересов (геополитических, политических,экономических) вполне конкретных акторов мировой политики.Так, например, радикально-экстремистские группы исламистов (имен-но исламистов, а не мусульман в целом) действуют не под лозунга-ми борьбы с христианством; более того, они считают Запад (особен-но США) отнюдь не христианским, а безбожным и аморальным

158

миром. Теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. был ударом не похристианскому миру, а по «империалистическому и сионистскомуврагу», который, по мнению лидеров «Аль-Каиды», представляетглавную угрозу исламу. Призывая «убивать американцев, сионистови их местных пособников», исламисты-джихадисты повели борь-бу не только против США и Израиля, но также развернули войнув исламском мире – против правящих режимов в Сирии, Иракеи Ливии, установили откровенно террористический режим в та-либском Афганистане.

Растущее многообразие новых субъектов глобальной полити-ки и новых политических практик актуализируют проблемы сме-шения, «конфузии» основополагающих исторических и современ-ных политических понятий и научной обоснованности примене-ния геополитической терминологии в осмыслении проблематикивзаимодействия цивилизаций. Очевидно, необходим новый теоре-тический дискурс о дефинициях, используемых для анализа между-народно-политических процессов. Термины «цивилизация» и «куль-тура» мало подходят для анализа современной международнойобстановки, региональных и внутригосударственных конфликтов.В частности потому, что не цивилизации выступают в качествесубъектов международных отношений: исламский мир, например,как глобальный актор мировой политики не существует (хотя тен-денция к этому имеется), он существует как цивилизация.

Ввиду отсутствия адекватного понятийного аппарата полеми-ка по вопросу о наличии или отсутствии «столкновения цивили-заций» продолжается на протяжении уже двух десятилетий с ис-пользованием прежнего категориального аппарата, при том чтоединых и общепринятых критериев определения цивилизаций,«миров» и иных классификаций современных стран так и не былопредложено. Критики теории Хантингтона, так и не подобрав адек-ватный термин, тактично характеризуют напряженность в отноше-ниях между Западом и исламским миром как конфронтацию, кри-зис, конфликт интересов либо пользуются размытыми терминами«межцивилизационный разлом», «водораздел между цивилизация-ми», «трение идентичностей», либо закавычивают термин «столк-

159

новение цивилизаций». С конца ХХ в. в глобальный политическийлексикон прочно вошел термин «диалог цивилизаций», которыйиспользуется в качестве инструмента теоретического дискурсас учетом того, что взаимодействуют не некие абстрактные цивили-зации, а люди, являющиеся носителями различных культурно-ци-вилизационных ценностей.

Концепция диалога цивилизаций была предложена в 1998 г.президентом Ирана М. Хатами в качестве ответа на теорию Хан-тингтона и сразу получила поддержку международной обществен-ности в лице ООН, которая объявила 2001 г. «Годом диалога циви-лизаций». В рамках реализации этой концепции на разных уров-нях стали проводиться конференции, симпозиумы, международныевстречи с участием представителей политической, общественной,научной, культурной и религиозной элиты стран Запада и Востока.Главным итогом обсуждения стало определение ключевых целейи направлений диалога цивилизаций по проблематике межкуль-турных и межконфессиональных отношений. Во-первых, это сов-местные усилия по изоляции экстремистских элементов во всехрелигиозно-этнических группах и международных объединениях.Во-вторых, выработка и реализация новых норм мирного сосуще-ствования представителей различных религий, наций, националь-ностей, культурно-этнических групп. В-третьих, предотвращениесоздания военно-политических объединений в интересах той илииной «цивилизационной» группы населения; запрет войны и си-ловых методов как средства решения национальных, этнических,религиозных споров и межгосударственных конфликтов [см.: Парт-нерство цивилизаций, с. 15–17, 186–187].

Несмотря на внушительный позитивный потенциал и расту-щую динамику, диалог цивилизаций натолкнулся на целый рядтрудностей и пока не вышел на уровень формирования практичес-ких механизмов реализации своих целей и задач. Два крупных меж-цивилизационных проекта под эгидой ООН – «Диалог цивилиза-ций» М. Хатами и «Альянс цивилизаций» (предложенный Испа-нией и Турцией в 2005 г.) – превратились в дискуссии общего ха-рактера о необходимости межкультурного и межконфессионального

160

взаимопонимания. Эксперты связывают это со «скептическим,а по сути негативным отношением США к возможности равноправ-ного диалога со слабыми государствами, представляющими иныецивилизации» [Партнерство цивилизаций, с. 185–186].

При всей справедливости подобных аргументов было бы не-верным сводить причины пробуксовки различных проектов, пред-лагаемых в рамках концепции диалога цивилизаций, лишь к неже-ланию США поддержать указанные инициативы. М. Хатами вы-ступал не от имени всего исламского мира (на это до сих пор неспособен ни один мусульманский политик), он представлял имею-щий еще недостаточный политический вес Иран, который тольконачал выходить из международной изоляции после исламской ре-волюции и окончания изнуряющей и кровопролитной Ирано-ирак-ской войны. Весьма символичным выглядит и то, что именно «Годдиалога цивилизаций» был омрачен терактами 11 сентября в Нью-Йорке. Что касается «Альянса цивилизаций», инициированного со-юзниками США по НАТО и поддержанного ООН, противодействиеСША этому проекту объясняется приверженностью Белого домадоктрине унилатерализма, в рамках которой ООН и участники Севе-роатлантического альянса оттеснялись на вторые роли в мировойполитике; поэтому США ограничились присоединением к «Клубудрузей Альянса».

Очевидно, что продвижению диалога цивилизаций противо-действует целый комплекс объективных факторов. Ключевым яв-ляется незавершенность процесса переформатирования системымеждународных отношений в целом. В условиях неопределеннос-ти, отсутствия надежных гарантий безопасности призывы к диа-логу на равных, взаимопониманию и взаимным уступкам имеютмало шансов выйти за рамки благих пожеланий.

Одним из главных препятствий к продвижению диалога циви-лизаций является расширение ареала конфликтности, что сохра-няет актуальность силовых методов в решении международныхпроблем. В первую очередь это касается Ближнего и Среднего Восто-ка, где остаются не решенными арабо-израильский конфликт (при-обретающий, по мнению экспертов, тупиковый и, возможно, уже

161

необратимый характер), афгано-пакистанская проблема, кризис во-круг Ирана, война в Сирии и Ираке и т. д. Тенденции к переформа-тированию Ближнего и Среднего Востока в сторону их дальнейше-го дробления и политической дестабилизации с непредсказуемымисходом и возможностью военно-политического вмешательства из-вне (как в Ливии и Сирии) усилила «арабская весна». Нарастаниетурбулентности активизирует миграционные процессы из Ближ-него Востока и Северной Африки в страны Евросоюза, усугубляяи без того непростую проблему ассимиляции мусульманских миг-рантов в европейские сообщества. Пока указанные проблемы оста-ются объектом политики «двойных стандартов» и ставки на воен-ную силу, политика Запада и в дальнейшем будет восприниматьсякак продолжение прежнего колониализма и возрождать в памятимусульманских народов годы зависимости и унижений.

С приходом в Белый дом администрации президента Б. Оба-мы внешняя политика США стала меняться. В речах ведущих аме-риканских политиков зазвучали идеи многополярного мироустрой-ства, что может расцениваться как отход от принципов жесткогоунилатерализма. В большей степени США заинтересованы в приме-нении не своей военной силы, а силы союзников – при сохраняю-щемся руководстве США. Проявляют США и готовность к лега-лизации военных действий НАТО со стороны ООН, чего не былопри прежних президентах или что присутствовало в гораздо мень-шей степени. Президент Б. Обама сделал ряд дружеских жестовв сторону исламского мира, в частности, объявил о намерении вы-вести американские войска из Афганистана. Но можно ли считать,что уже намечается выход из кризиса? Очевидно, что такой выводпреждевременен, поскольку современная международная обста-новка с трудом поддается даже краткосрочным прогнозам; выводвойск международной коалиции может обернуться новыми вызо-вами безопасности для Ближнего и Среднего Востока, Централь-ной Азии, России.

Обязательным условием диалога цивилизаций должно бытьналичие у каждой из сторон доброй воли, взаимопонимания, жела-ния и способности пойти на взаимные уступки. Однако можно ли

162

вести речь о каких-либо переговорах и компромиссах с террорис-тами, действия которых вносят весомый вклад в ухудшение отно-шений между Западом и исламским миром? Имеются ли возмож-ности достичь договоренностей между Израилем и палестинцамив условиях продолжающейся международной изоляции ХАМАС,которая выражает интересы большей части палестинского народаи не намерена отказываться от идеи создания единой арабской ис-ламской Палестины? Как следует выстраивать отношения с исла-мистами, усилившими свои позиции в политических системахарабских стран в результате «арабской весны», с учетом того, чтоостается открытым вопрос: одержат ли в конечном итоге победуумеренные или экстремистские силы внутри этой «исламистскойволны»? США, Израиль, Европа демонстрируют расхождение мне-ний по этим и многим другим вопросам, что свидетельствует об от-сутствии единства в лагере западных стран. Кризис концепциимультикультурализма и массовые протестные движения в Европеи Америке («Глобальная весна 2012») с требованиями экономичес-кой справедливости сигнализируют и о серьезном расколе внутризападных сообществ.

Еще в большей степени это касается исламского мира, которыйотличается своей противоречивостью и разнонаправленностьюинтересов представляющих его государственных и негосударствен-ных акторов. В последние годы среди политических, общественныхи религиозных деятелей мусульманских стран активно обсуждает-ся идея о том, что для обеспечения учета мнения всей исламскойуммы следует максимально укрепить имеющиеся интеграционныеструктуры, прежде всего Организацию исламского сотрудничества.Предлагается, чтобы ОИС взяла на себя функции подлинно поли-тического, организационного и идейно-информационного центрамусульман всего мира. По мнению экспертов, усиление роли ОИСможет расширить возможности как для урегулирования многочис-ленных противоречий внутри мусульманского мира, так и для кон-структивного диалога с Западом [см.: Партнерство цивилизаций,с. 16–17].

163

При всей привлекательности этой идеи следует помнить, чтов ОИС не представлены исламистские антисистемные организа-ции и группы (оппозиционные правительствам в соответствующихстранах, автономистские, сепаратистские, ирредентистские, экстре-мистские и т. д.), которые, будучи неотъемлемой частью исламско-го мира, являются важным фактором его дестабилизации и кри-зиса его отношений с Западом. Кроме того, интеграционный по-тенциал мусульманского мира будут пытаться перехватить у ОИСконкурирующие с этой организацией другие мусульманские меж-дународные структуры (например, патронируемая Саудовской Ара-вией Лига исламского мира).

После «арабской весны» в условиях образовавшегося в араб-ском регионе вакуума лидерства интеграционные тенденции в ис-ламском мире могут быть серьезно ослаблены соперничествомближневосточных региональных держав, имеющих веские основа-ния выдвигать себя на эту роль. К их числу относятся СаудовскаяАравия (с ее эффективным союзником в лице Катара), проявившаяисключительную активность в ходе «арабской весны» и задающаятон в ЛАГ, ОПЕК и ССАГПЗ; превратившийся в регионального«тяжеловеса» Иран; набирающая влияние в арабском и исламскоммире Турция. Все они в первую очередь ведут борьбу за лидерствона Арабском Востоке – за «душу мусульманского мира». И в этойборьбе региональные соперники могут быть заинтересованы в так-тическом сотрудничестве друг с другом и (за исключением Ирана)в поддержке Запада. Так, антисирийская позиция ЛАГ (находящей-ся под сильным влиянием Саудовской Аравии и Катара) и Турцииобъясняется стремлением Эр-Рияда и Анкары вытеснить Тегеранс арабского и мусульманского поля, ослабить его путем переводав свою орбиту Сирии (главного партнера Ирана), чего возможнодобиться только сменой правящего в Дамаске режима. В этом инте-ресы Саудовской Аравии и Турции совпадают с интересами Запа-да. Но остается открытым вопрос о том, что будет после сверже-ния режима Б. Асада?

В вопросах продвижения диалога цивилизаций очень многоезависит от позиции мусульманских стран, которые должны осознать,

164

что без глубокой трансформации исламский мир никогда не бу-дет стабильным. Вполне естественно, что на мусульманском Вос-токе люди встают под знамена ислама, который является не толькорелигией, но и основой их цивилизации. Однако это не снимаетс повестки дня проблем модернизации, преодоления экономичес-кой отсталости, ликвидации бедности. В этой связи мусульманскиестраны более внимательно стали присматриваться к опыту Турциипо совмещению исламских ценностей с принципами западной де-мократии. Эксперты же на Западе и в России задаются вопросамио том, укоренится ли на Ближнем Востоке – в сердце мусульман-ского мира – «мягкий», умеренный ислам или к власти все же про-рвутся радикалы; смогут ли исламисты, не имеющие опыта госу-дарственного управления, справиться с экономическими проблема-ми и повысить уровень жизни населения. Исламские экстремистыявно не способны осуществить модернизацию, привлечь иностран-ные инвестиции и обеспечить стабильное и поступательное разви-тие общества. В этом отношении у умеренных исламистов несрав-нимо больше шансов.

Модернизация мусульманского общества также невозможнабез нового прочтения ислама с точки зрения богословия и особен-но изменения религиозной идеологии и форм ее трансляции ши-роким массам. В исламском мире не доверяют «демократическомупроекту» в первую очередь потому, что это американский проект.Безусловно, направления и формы модернизации политическихи экономических институтов – внутреннее дело самих мусульман.Но также очевидна и необходимость обращения к чужому опыту (ко-нечно, при условии, что и Запад изменит те формы, в которых этотопыт предлагается сегодня) [см.: Наумкин, 2008, с. 496–501; Мала-шенко, с. 156–157, 187–197].

Таким образом, в основе противоречий по линии «Запад – ис-ламский мир» лежит конфликт интересов. Исламская альтернати-ва с ее фокусом на «исламское государство», «исламскую эконо-мику», «исламский образ жизни» рассматривается экспертами какглавный конкурент активно, а порой и агрессивно продвигаемогоЗападом глобалистского проекта. Внешне проигрывая в модернизме,

165

исламский (исламистский) проект в глазах мусульман привлекате-лен своим акцентом на моральных ценностях, коллективной ответ-ственности, человеческой солидарности и социальной справедли-вости. Поэтому, по мнению авторитетных востоковедов, чтобы по-нять суть конфликта между Западом и исламским миром, следуетоперировать не такими понятиями, как «борьба с голодом и ни-щетой», «столкновение цивилизаций», «битва между христианамии мусульманами», «религиозная война» и т. п., а другими – «досто-инство» и «справедливость», которые и лежат в основе феномена,называемого исламизмом.

В то же время исламская альтернатива изначально была ском-прометирована тем, что разного рода исламистские проекты про-двигались в первую очередь радикалами и экстремистами, кото-рые оттеснили на второй план реформистские и иные нацеленныена модернизацию и сотрудничество с Западом исламские полити-ческие силы. Они не скрывали своего неприятия западной модели,упрекая ее в аморальности, цинизме, «двойных стандартах», по-клонении «золотому тельцу», и были готовы вести борьбу всемисредствами, включая самый жестокий террор. Нарастанию кризи-са в отношениях между Западом и миром ислама способствовалине только теракты, но и развернувшаяся информационная война,в которой активно участвуют радикалы и экстремисты с обеих сто-рон. Однако это не является показателем непреодолимого антаго-низма между двумя цивилизациями. Несомненно, оба оппонентанесут ответственность за этот кризис, но вряд ли нужно измерятьстепень вины каждого из них или пытаться определить, «кто пер-вым начал».

Конструктивный путь к восстановлению мира лежит через про-движение диалога между миром ислама и Западом, формированиепартнерских отношений между всеми цивилизациями. Это пред-полагает решение целого комплекса проблем. С одной стороны,серьезным препятствием являются попытки Запада (прежде всегов лице США) закрепиться в исключительно важном стратегичес-ком регионе мира – на Ближнем Востоке и в Северной Африке –путем распространения, в том числе силовыми методами, западной

166

модели демократии без учета цивилизационных, исторических осо-бенностей и менталитета мусульманских народов. С другой сторо-ны, перед мусульманскими сообществами стоят весьма сложныезадачи осовременить общественно-экономическую систему, не под-рывая основ своей культурно-религиозной идентичности. И в этомделе многое будет зависеть от позиции внешних сил: станут ли онизагонять мусульманские государства в угол или позволят им мо-дернизироваться, не нарушая их экстерриториальности и не пре-секая попытки самобытного приспособления к условиям глобали-зации. Очевидно, что простых и легких решений не существует, иони заведомо должны отличаться от любых прежних схем, пред-ложенных на Западе и на мусульманском Востоке. Иного вариан-та, кроме как диалог различных культур и религий, просто не су-ществует; альтернативой ему может стать кровавая конфронтация,которая будет стоить жизни миллионам людей.

Вопросы к обсуждению

1. Очертите контуры исламского мира в рамках политико-гео-графического, геополитического и цивилизационного подходов.Охарактеризуйте систему исламских ценностей. В чем ее отличияот системы западных ценностей? Имеется ли между ними сход-ство? Какие мусульманские страны, не входящие в число ведущихпоставщиков энергоресурсов, демонстрируют высокие темпы эко-номического роста, какие относятся к числу беднейших стран мира?Согласны ли вы с мнением ряда западных аналитиков об «усугуб-ляющемся отставании» исламского мира от развитой части между-народного сообщества?

2. Раскройте демографический аспект палестино-израильско-го конфликта. Согласны ли вы с тезисом о том, что растущий чис-ленный перевес арабов над евреями является главным залогом не-обратимой победы исламизирующегося палестинского сопротив-ления? Укажите причины, показатели и видимые на сегодняшнийдень последствия роста численности мусульманских общин в Ев-ропе. Перечислите факторы, которые могут повлиять на процесс

167

«исламизации» Европы и изменить его как в одну, так и в дру-гую сторону. Раскройте динамику роста мусульманского населе-ния в России, странах Центральной Азии, в Южной, Юго-Восточ-ной и Восточной Азии. Какие проблемы порождает этот процесси как они решаются в указанных странах и регионах?

3. Какие мусульманские государства являются ближайшими со-юзниками США и/или входят в состав НАТО? С какими мусуль-манскими странами у США имеются договоры о тесном сотрудни-честве в вопросах обороны и безопасности? В каких мусульман-ских странах дислоцированы войска США и их союзников?

4. Раскройте содержание терминов «исламизм», «политичес-кий ислам», «джихадизм». В чем суть исламистских проектов?Приведите примеры попыток реализации исламистских проектовна локальном, национальном, региональном или глобальном уров-нях. Тождественен ли приход к власти исламистов созданию ис-ламского государства?

5. Охарактеризуйте основные постулаты концепции С. Хантин-гтона; в чем заключается ее уязвимость с научной точки зрения?Если эта теория столь уязвима и противоречива, почему она такпопулярна, и почему мировое научное сообщество тратит столькоинтеллектуальных сил на ее опровержение? Можно ли считать Крес-товые походы и войны России с Османской Турцией столкновени-ем цивилизаций? Приведите примеры из истории Средних веков,колониализма и постколониальной эпохи, свидетельствующиео том, что процесс взаимовлияния и взаимообогащения культурне прекращается даже в периоды конфронтации и открытых воору-женных конфликтов.

6. По каким признакам можно рассматривать следующие «го-рячие конфликты» как конфронтацию между Западом и исламскиммиром: арабо-израильский конфликт, конфликт вокруг ядерных про-грамм Ирана, афгано-пакистанский и индо-пакистанский узлы про-тиворечий, ситуации в Сирии и Ираке? К каким последствиям в раз-витии указанных конфликтов может привести намерение СШАвывести свои войска из Афганистана? Можно ли предположить,что хотя бы частичное сокращение вмешательства США в дела

Ближнего и Среднего Востока способно: а) привести к улучшениюимиджа США в исламском мире; б) существенно снизить уровеньугрозы терроризма со стороны радикально-экстремистского кры-ла исламистов?

Список рекомендуемой литературы

Исламский фактор в истории и современности. М., 2011.Малашенко А. В. Исламская альтернатива и исламистский проект /

А. В. Малашенко. М., 2006.Ислам и общественное развитие в начале XXI века. М., 2005.Наумкин В. В. Ближний Восток в мировой политике и культуре /

В. В. Наумкин. М., 2011.Наумкин В. В. Ислам и мусульмане : культура и политика / В. В. На-

умкин. М. ; Н. Новгород, 2008.Сатановский Е. Я. Россия и Ближний Восток. Котел с неприятнос-

тями / Е. Я. Сатановский. М., 2012.Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. М.,

2003.Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество / М. Хатами.

М., 2001.Хатами М. Текст выступления на заседании ООН, посвященном

диалогу цивилизаций / М. Хатами. М., 2001.The World’s Muslim : Religion, Politics and Society. Report // Pew Research

Center’s Forum on Religion & Public Life. 2013. April 30 [Electronic resurs].Mode of access: http://www.pewforum.org/2013/04/30/the-worlds-muslims-religion-politics-society-science-and-popular-culture/ (дата обращения:20.04.2015).

169

Глава 6«СЕРЫЕ ЗОНЫ» МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ

НА ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕАЗИИ

6.1. Проблема «серых зон» мировой политикив современном политическом дискурсе

Распад биполярного мира, глобализация и незавершенностьпроцесса формирования новой системы международных отноше-ний усугубили проблемы развития в большинстве государств мираи значительно ухудшили состояние международной безопасности.Не все страны сумели преодолеть трудности переходного периода,справиться с обострившимися внутриполитическими и экономи-ческими проблемами, сохраниться в качестве полноценных госу-дарственных образований. На политической карте мира появилисьновые государства, в том числе самопровозглашенные и неприз-нанные мировым сообществом. Появились и территории, которые,формально оставаясь под юрисдикцией какой-либо страны, факти-чески полностью управляются лидерами повстанческих и сепара-тистских движений, военно-политических группировок и партизан-ских армий, а также полевыми командирами и местными вождями.Процессы развития в таких районах выходят далеко за рамки тра-диционных правовых, политических, экономических и этическихнорм и правил, утвердившихся в мировом сообществе, и, по сути,разрушают «классическую» географическую и функциональнуюструктуру мировой политики.

В научной (преимущественно англоязычной) литературе такиерайоны называют «серыми зонами», «неконтролируемыми террито-риями», «зонами озабоченности», а страны, на территории которых

170

образовались подобные анклавы и квазигосударства, рассматри-ваются как «несостоявшиеся», «упадочные» или «провальные».Осмысление феномена «серой зоны» приобретает исключительнуюактуальность в связи с тем, что именно там формируются новыеугрозы национальной, региональной и глобальной безопасностив лице транснационального религиозного экстремизма и террориз-ма, нелегальной миграции и торговли людьми, наркоэкспансии,контрабанды оружием, международной организованной преступ-ности и т. п.

В географическом плане к «серым зонам» обычно причисля-ют Сомали и ряд африканских территорий, Афганистан, СеверныйПакистан, сопредельные районы Мьянмы, Лаоса и Таиланда, не-которые части Ферганской долины в Узбекистане, южную частьКыргызстана и др. [см.: Малышева, 2012б, с. 15]. Однако имеютсяи более широкие подходы к определению их географических ра-мок. Так, в предложенной российским ученым А. И. Неклессойгеополитической картине мира присутствует повергнутый в хаос«Глубокий Юг» в составе многочисленных стран и территорийАзии и Африки, где налицо признаки доминирования неокрими-нальной экономики, политической раздробленности и очаговогораспада цивилизации [см.: Неклесса].

В теоретических трудах западных ученых современный мирзачастую представлен в виде двух антагонистичных полюсов (Се-вер – Юг) или, в духе Хантингтона, вступивших в столкновениецивилизаций. Данный подход не позволяет вычленить «серыезоны» из общего геополитического пространства мира, посколькупричисляет абсолютное большинство стран Азии и Африки, гдепроцессы экономического и политического развития не уклады-ваются в западные нормы, к «неблагополучному» Югу, некой де-структивной силе, угрожающей «цивилизованному» Северу и всемусовременному миропорядку. В немалой степени подобный взглядобусловлен политическими мотивами. Так, Иран – новый ближне-восточный «тяжеловес» с устойчивой политической системой, от-носительно высокоразвитыми технологиями, собственной косми-ческой программой и т. п. – включен Вашингтоном в категорию

171

«провальных» стран только потому, что Тегеран демонстративноотстаивает свое право на проведение самостоятельной внешнейполитики.

Дихотомная картина геополитического пространства мира,кроме того, игнорирует тот факт, что массовая преступность, этно-конфессиональные конфликты, религиозный экстремизм и прочие«атрибуты» так называемого Юга имеются, хотя пока и в меньшихмасштабах, у «благополучного» Севера. В этой связи А. И. Неклес-са, говоря о том, что у североатлантической и тихоокеанской «витри-ны» современной цивилизации имеется некий темный двойник –зазеркальный мир, населенный голодным миллиардом и поражен-ный вирусом социального хаоса, справедливо подчеркивает, чтоэтот «Глубокий Юг» соприсутствует с «Новым Севером» и «НовымВостоком» не только параллельно, но зачастую на одних и тех жетерриториях [см.: Неклесса].

Ввиду отсутствия четких критериев принадлежности той илииной страны или территории к категории неблагополучных и пред-ставляющих угрозу международной безопасности, а также в силупродолжающихся процессов дробления политического простран-ства Азии и Африки, вопрос о географической локализации «серыхзон» на сегодняшний день не может быть решен окончательно. Темне менее представляется возможным определить фокус проблемы –это территории, которые преимущественно находятся под контро-лем новых субъектов мировой политики, зачастую имеющих вне-системный или антисистемный характер (сепаратистские и иныеповстанческие движения, военно-политические группировки, пи-ратские сообщества, наркомафия и т. п.).

Хотя универсальное определение и целостная концепция «се-рых зон» пока не выработаны, представляется возможным выде-лить функциональные границы «серых зон» из пространства тра-диционных угроз безопасности и сформулировать их некоторыепризнаки.

Большинство экспертов относят организованную преступ-ность, наркобизнес, терроризм, пиратство, контрабанду оружиеми т. п. к категории угроз безопасности низкого уровня, которые сами

172

по себе не могут подорвать стабильность государства. Однако ихвзаимоналожение в результате пересечения интересов различныхновых, преимущественно внесистемных акторов мировой полити-ки (например, террористических групп и наркобаронов/пиратов /торговцев оружием) формирует так называемую конвергентнуюугрозу. Такая угроза может поставить под вопрос существованиетрадиционных акторов международных отношений и перерастив угрозу национальной, региональной и глобальной безопасности.Например, сращивание финансовых ресурсов наркопроизводите-лей и организационных ресурсов террористических организаций,каждая из которых сама по себе не несет угрозы национальнойбезопасности, порождает наркотерроризм, который уже являетсяконвергентной угрозой, угрозой высшего порядка [см.: Балуев, Но-воселов, с. 8–10].

Конвергенция традиционных угроз низкого уровня и перерас-тание их в новые угрозы более высокого уровня возможны в усло-виях «серой зоны», функциональной или географической. Экспер-ты выделяют ряд признаков, характеризующих «серые зоны»: низкаяфункциональность государства; доминирование теневого секторав экономике «неблагополучных» районов; преобладание и интен-сивное взаимодействие новых внесистемных субъектов мировойполитики, не сдерживаемое традиционными нормами международ-ного права; отсутствие монополии государства на использованиесилы и т. д.

Неспособность отдельных стран создать полноценные государ-ственные образования вызвала в политологической среде дискус-сии о критериях статусности и состоятельности государств. Анализконкретных проблем, связанных, например, с урегулированиеммасштабных международных кризисов вокруг Сомали, Афганиста-на и Судана, показал, что традиционное представление о государ-стве как системе политических институтов, контролирующих опре-деленную территорию и получивших международное признание,не исчерпывает сути вопроса. Более того, сами категории «госу-дарство» и «государственность» описывают достаточно сложные,

173

разнообразные и динамичные явления, которые трудно «загнать»в универсальные терминологические рамки [см.: Мельвиль, Иль-ин; Мелешкина; Жигжитов; Pfister].

Далеки от завершения и оживленные дискуссии вокруг поня-тия «состоятельность государства», которое сравнительно недавновошло в политический лексикон. В общем виде можно обозначитьдва концептуальных подхода к определению состоятельности го-сударства. В рамках первого под состоятельностью понимается спо-собность государства обеспечивать полноценную жизнь и безопас-ность общества. Институциональными параметрами состоятель-ности являются: организационный потенциал для мобилизацииресурсов (бюрократия и система налогообложения); внешняя кон-солидация территории (армия); способность поддерживать внут-ренний порядок (полиция и судебная система); регулирующее вме-шательство государства в экономическую и социальную сферы. Бо-лее высокий уровень состоятельности подразумевает способностьсистемы к гибкому реагированию на внешние и внутренние вы-зовы [см.: Jackson; Pfister]. Иными словами, государство, котороене справляется со своими основными функциями, можно считатьнесостоятельным.

Политические процессы в «серых зонах» развиваются по осо-бым правилам. В ситуации слабости центральной власти внесис-темные игроки (повстанческие движения, военно-политическиегруппировки, полевые командиры, местные вожди, мафиозныеструктуры и т. п.) способны выполнять на местах общественно зна-чимые функции, обеспечивать социально-экономическое развитиеи стабильность в зонах своих действий, в связи с чем могут вопло-щать для местных жителей альтернативу хаосу и военным конф-ликтам и пользоваться широкой социальной поддержкой. Инымисловами, в границах «серой зоны» внесистемные игроки использу-ют силовые и экономические инструменты зачастую более эффек-тивно, чем государства.

В основу второго подхода положены социально-психологичес-кие критерии, в первую очередь, уровень и характер идентифика-ции граждан с данным государством: принадлежность к нему

174

(«я – россиянин/европеец, китаец, японец») и степень лояльности(«я горжусь тем, что я россиянин/европеец, китаец, японец»). Вос-приятие себя в рамках государства у этнического большинства именьшинств различается, и чем больше разница в восприятии, тембольше рисков для состоятельности государства. Усилить консо-лидацию социума и соответственно состоятельность государствав многоэтничных обществах достаточно сложно. Ущемление правэтноконфессиональных меньшинств создает риски для государ-ственной состоятельности, поскольку «отчужденные граждане»не идентифицируют себя с государством, а значит, будут стремить-ся обрести собственную идентичность в рамках иных государствен-ных образований [см.: Elkins, Sides; Linz, Stepan].

Хотя последний «взрыв нациестроительства» пришелся на пер-вую половину 1990-х гг., в мире возрастает число внутригосудар-ственных конфликтов, продолжают появляться новые самопровоз-глашенные государств. Так, по подсчетам экспертов Уппсальскогоуниверситета (Швеция), который располагает одной из наиболееполных баз данных по вооруженным конфликтам, из 116 конфлик-тов всех типов в 78 странах мира, продолжавшихся или разгорев-шихся за период с 1989 по 2003 г., лишь 7 носили характер межгосу-дарственных войн, все остальные были внутренними конфликта-ми [см.: Степанова, с. 32]. В 2009 г. в 18 странах мира продолжалисьмасштабные вооруженные конфликты, связанные с борьбой этно-политических групп за самоопределение.

Действительно, стабильность государства не обеспечиваетсяналичием политических институтов, представляющих собой лишьего «внешнюю форму». Важную роль также играет внутренняяструктура социума, сформировавшаяся под воздействием комплексаисторических, культурных, политических, экономических и геопо-литических факторов. Прежде всего речь идет о доминированиив обществе социальных групп, которые по своему уровню образова-ния и экономическим возможностям способны обеспечить функ-ционирование жизненно необходимых для современного государ-ства систем: экономической, политической, социальной, военной.

175

Низкая результативность усилий НАТО в Афганистане и Сомалисвидетельствует об имеющемся у данных государств несоответствиимежду внешней и внутренней формами.

В подобных условиях попытки создания функциональной го-сударственной власти либо вынуждают использовать в качествеосновных «кирпичей» для строительства традиционные для дан-ной местности племенные формы организации общества, либоприводят к установлению военных диктатур и авторитарных ре-жимов. Быстрое же разрушение традиционных структур ведетк тому, что на месте систем традиционной власти появляется зна-чительное число немодернизированного населения, которое отно-сительно легко вовлекается в разнообразные протестные движе-ния, использующие в том числе террористические формы борьбы.Одним из ключевых параметров состоятельности государства, та-ким образом, является соответствие «внешней» и «внутренней»структур организации общества. Во многих случаях эти два фактораневозможно совместить в короткие сроки, это длительный процесс,растягивающийся на десятилетия и вовлекающий в себя несколь-ко поколений людей. В долгосрочной перспективе это означает со-хранение внутренней напряженности во многих странах и регио-нах мира [см.: Сергеев В. П.].

Низкая функциональность государства в совокупности с доми-нированием нелегальной (теневой) экономики и наличием затяж-ного вооруженного конфликта может порождать феномен «серойзоны». Актуальность научного исследования данной проблемыобусловлена переходом ряда негосударственных участников ло-кально-региональных конфликтов на самофинансирование. Глоба-лизация облегчила новым, внесистемным игрокам доступ к ре-гиональным и глобальным сетям легальной и нелегальной торгов-ли и международным, в том числе финансовым, рынкам, а такжепоступление денежных средств от зарубежных диаспор на нуждывооруженной борьбы.

Анализ указанных процессов и поиск эффективных методовпротиводействия им осложняется тем, что в ряде афро-азиатскихсообществ как таковых, а также в зонах вооруженного конфликта

176

и административно-правового вакуума, границы между легальнойи нелегальной (теневой) экономической деятельностью достаточ-но условны, а сами данные понятия с трудом поддаются определе-нию. Так, например, наркопроизводство в странах Юго-ВосточнойАзии и Среднего Востока фактически образует отдельную отрасльрегиональной экономики, в которой задействована существеннаячасть местного населения. В немалой степени это обусловлено мно-говековой традицией производства и потребления наркосодержа-щих веществ. До недавнего времени незаконная торговля оружиемв Таиланде считалась нормальной деловой практикой. Ввиду кар-динальных отличий между экономиками стран Запада и Незападав академической среде предпочтительными стали более гибкие тер-мины: «теневая», или «неформальная», экономика. На сегодняш-ний день неформальная экономика приобрела статус универсаль-ной научной темы и рассматривается в качестве базового, а не пери-ферийного компонента экономики многих стран незападного типа[см.: Теневая экономика...; Латов; Шрадер; Сусоколов].

Вместе с тем следует признать, что в условиях резкого ослаб-ления роли государства путь от теневой экономики до политичес-кой коррупции и открытого криминала довольно близок. Однакопроблема криминальности неформальной экономики, ее взаимо-связи с вооруженным конфликтом и транснациональной преступ-ностью не так однозначна, о чем свидетельствуют материалы мно-гочисленных научных дискуссий.

В научной литературе общетеоретического характера можновыделить два основных подхода к анализу роли теневой (нефор-мальной) экономики и преступности (в том числе транснациональ-ной) в вооруженных конфликтах, а также «обратного» влиянияконфликтов на жизнеспособность всех видов преступности, в томчисле экономической, уголовной и политической. В основу перво-го подхода положена идея о практически полном слиянии преступ-ной деятельности и конфликта. Данный тезис во многом являетсяпродолжением идеологизированных подходов времен «холоднойвойны», когда в США заговорили о тесной связи наркобизнеса илевоповстанческих группировок в Латинской Америке. В совре-

177

менной интерпретации речь идет о так называемом наркотерро-ризме – новой глобальной угрозе, обозначенной после событий11 сентября 2001 г. в связи с началом масштабной военной кампа-нии США в Афганистане под лозунгом борьбы с международнымтерроризмом и различными формами его финансирования. Очевид-ная политическая ангажированность работ, выполненных в рам-ках первого подхода, ставит под сомнение научную объективностьрезультатов подобных исследований.

Второй, строго академический, подход рассматривает преступ-ную деятельность и вооруженный конфликт как явления разногопорядка, хотя и взаимосвязанные. В силу комплекса причин в техили иных условиях теневые экономические элиты и военно-поли-тические группировки вступают во взаимодействие, как правило,взаимовыгодное, но на разных стадиях вооруженного противостоя-ния характер этого взаимодействия может существенно меняться.В узком смысле под «политэкономией конфликта» понимается ис-пользование непосредственными участниками вооруженного про-тивостояния, а также другими внутренними и внешними силами,затронутыми конфликтом или оказывающими влияние на его ход,экономических ресурсов в целях обеспечения нужд вооруженнойборьбы, собственной безопасности и жизнеспособности, а такжепродвижения своих политических и экономических интересов.Для Афганистана и Мьянмы одним из таких экономических ресур-сов стало наркопроизводство, для Сомали и ряда районов Юго-Вос-точной Азии и Западной Африки – морское пиратство. Однако проб-лема не сводится лишь к взаимосвязи конфликта и теневой эконо-мики. Экономика конфликтной зоны – понятие более широкое, чемсобственно «экономика войны». Теневая экономика в зоне воору-женного конфликта также не сводится лишь к «экономике войны»и, помимо финансирования вооруженной борьбы, сохраняет своюосновную «теневую» функцию, характерную и для мирного време-ни – получение максимальной прибыли незаконным путем. Болеетого, участие в теневой экономике становится важнейшим эле-ментом адаптации относительно широких слоев населения, исполь-зующих неформальную экономическую деятельность в качестве

178

стратегии выживания в условиях конфликта [см.: Naylor; Economiedes Guerres Civiles; Степанова].

Оба подхода представлены в российской и зарубежной науч-ной литературе, причем исследования наркобизнеса (морского пи-ратства, организованной преступности или контрабанды оружием)как отрасли теневой экономики и вида преступной деятельности,с одной стороны, и изучение историками, политологами и конф-ликтологами вооруженных конфликтов в районах наркопроизвод-ства (морского разбоя и т. д.), с другой, ведутся преимущественнопараллельно и редко пересекаются. Так, например, в трудах россий-ских ученых, посвященных наркобизнесу, доминирует экономичес-кая и международно-правовая тематика (транзит, сбыт и потребле-ние наркотиков и проблемы борьбы с ними), в то время как вопросамнаркопроизводства, в том числе в зонах затяжных локально-регио-нальных конфликтов, уделяется значительно меньше внимания.

До начала XXI в. зарубежные исследования вооруженногопротивостояния в ключевых регионах мирового наркопроизводствав основном были сфокусированы на политических и социально-политических аспектах противостояния с особым акцентом на рольвнешнего фактора, тогда как политэкономия конфликтов остава-лась за пределами научного анализа. Сегодня влияние экономи-ческого фактора на эскалацию вооруженного конфликта не подвер-гается сомнению западными аналитиками. Однако вопрос о ролиполитэкономической составляющей в сравнении с другими (со-циальными, политическими, этноконфессиональными и иными)предпосылками современных конфликтов остается предметомострых научных споров, которые в основном ведутся в рамках дис-куссии о «наживе и недовольстве» [см.: Greed and Grievance; Collier,Hoeffler; Political Economy of Armed Conflict; Степанова, с. 23–31].Она демонстрирует разногласия относительно основной мотива-ции вооруженных оппозиционных движений. Одни исследователиполагают, что повстанческие группировки преследуют узкоэконо-мические интересы («стремление к наживе»), другие – что ими дви-жет «стремление к справедливости», отражающее более глубокиесоциально-политические противоречия и опирающееся на более

179

широкое общественное «недовольство». Примечательно, что влия-ние данной теоретической дискуссии и разработанного в ее рамкахпонятийного аппарата отчетливо прослеживается в документахмеждународных организаций, например, в аналитических докладахи обзорах Всемирного банка и Управления ООН по наркотиками преступности (УНП ООН) по Афганистану и некоторым другимстранам и регионам. Целостный аналитический подход к вопросуо групповой мобилизации, необходимой для перехода к вооружен-ному насилию, предполагает учет комплексного взаимодействияфакторов, которые связаны прежде всего с глубинными социаль-ными, политическими, культурно-психологическими, идеологичес-кими, религиозными и иными противоречиями.

Понятие «конфликт» также нуждается в уточнении и расши-рении. Под данным термином, как правило, подразумевается воору-женное противостояние. Однако интенсивность и географическийареал современных конфликтов далеко не однородны и могут суще-ственно варьироваться даже в рамках одной и той же конфликтнойзоны в зависимости от конкретного временного этапа и конкрет-ного района. Продолжительность вооруженного противостоянияв Афганистане и Мьянме, его неразрывная взаимосвязь со специфи-кой политической и социально-экономической структуры данныхгосударств позволяют говорить не столько о неком вооруженномконфликте, имеющем четкие временные и географические рамки,сколько о перманентном вооруженном насилии, которое приобрелоструктурный характер, было усилено этнополитическими проти-воречиями и влиянием внешних факторов. Кроме того, преимуще-ственно внутриполитический характер современных конфликтовне исключает определенную, а порой и весьма значительную сте-пень их интернационализации: так называемые интернационализи-рованные гражданские войны стали одной из наиболее распростра-ненных форм вооруженных конфликтов XXI в. [см.: Степанова, с. 32].

В целом было бы неверно сводить проблему финансированияоппозиционных военно-политических группировок лишь к теневойэкономической деятельности и уподоблять их чисто криминальныморганизациям. Переход внесистемных и антисистемных игроков

180

на финансовое самообеспечение, в том числе за счет более актив-ного участия в теневой экономической деятельности, автоматичес-ки не ведет к их полной криминализации, деполитизации и деидео-логизации. Это особенно актуально в борьбе с террористическимигруппировками, деятельность которых гораздо опаснее экономи-ческой преступности. Попытки приравнять терроризм к банально-му криминалу ведут к недооценке угрозы асимметричного поли-тически мотивированного насилия против мирных граждан. По-этому борьба с терроризмом не должна сводиться к перекрытиюканалов финансирования и поставок оружия группировкам, исполь-зующим террористические методы, необходимо также подорватьструктурные возможности и экстремистскую идеологию террорис-тических организаций.

Особенности новых угроз национальной и международной бе-зопасности, исходящих из «серых зон», требуют международногосотрудничества в области разработки и применения принципи-ально новых, комплексных стратегий противодействия, посколькутрадиционные нормы международного права не способны регули-ровать процессы, участниками которых являются внесистемныеигроки, базирующиеся к тому же на территориях, не контролируе-мых традиционными субъектами международных отношений.

6.2. Наркобизнес, вооруженный конфликти проблема функциональности государства

По данным ООН к началу XXI в. наркотики потребляли 185 млнчеловек (3 % населения мира), в том числе 28 млн человек – такназываемые жесткие наркотики (кокаин и опиаты), изготовленныена основе растительного сырья (опийного мака и коки). В отличиеот предыдущего столетия, сегодня рост потребления наркотиковпреимущественно приходится на развивающийся мир, тогда какв развитых государствах он в целом стабилизировался. Включениеряда стран Азии в основную цепочку наркобизнеса (производство –переработка – транспортировка – сбыт) в качестве важного звенаобусловлено комплексом факторов. В их числе – ослабление тради-

181

ционных механизмов обеспечения международной безопасности,снижение функциональности центральной власти в ряде государств,изменение конъюнктуры мирового рынка наркотических веществ(в частности, динамичный рост спроса на синтетические наркоти-ки), формирование новых маршрутов наркотрафика на традицион-ные (США, Европа) и новые (Центральная и Восточная Азия, Рос-сия) рынки сбыта и т. д. [см.: World Drug Report; Степанова, с. 17–18].

Производство и транспортировка наркотиков являются однимиз ключевых критериев принадлежности той или иной географи-ческой территории к «серым зонам». Возделывание и первичнаяпереработка наиболее прибыльных наркокультур растительногопроисхождения традиционно распространены в трех зонах мира –так называемых районах Золотого треугольника в Юго-ВосточнойАзии (Мьянма, Лаос, Таиланд), Золотого полумесяца на СреднемВостоке (Афганистан, Пакистан, до середины 1980-х гг. – Иран) и Анд-ского треугольника в Южной Америке (Боливия, Колумбия, Перу).

Основными факторами развития наркопроизводства на опре-деленных территориях являются: благоприятные климатическиеусловия; многовековая культура употребления наркосодержащихвеществ; наличие доступной дешевой рабочей силы; отсталостьэкономики, в связи с чем выращивание наркокультур становитсяпрактически единственным источником доходов местного насе-ления; отсутствие контроля со стороны государства, что сводитк минимуму риск привлечения к уголовной ответственности. В силууказанных причин производство наркотиков превращается в чрез-вычайно прибыльный бизнес. В конце XX в. ежегодный доход от тор-говли наркотиками оценивался в 400 млрд долл., что эквивалентно8 % объема всей международной торговли. При этом прибыль рас-пределяется крайне неравномерно между различными этапаминаркобизнеса. На стадии возделывания наркокультур и их первич-ной переработки непосредственные производители получают по-рядка 2–5 % от общего объема наркодоходов; торговцы и дальней-шие переработчики наркотиков в наркопроизводящих регионах –до 15 %; на международный наркотрафик приходится около 26 %;на распространение наркотиков в странах-потребителях – более

182

половины всей прибыли (54 %). Иными словами, на первые дваэтапа наркобизнеса, сосредоточенные в районах наркопроизводства,приходится не более пятой части всего объема наркодоходов. Од-нако даже такой ограниченный доход в абсолютных показателяхможет быть значительным по местным меркам, т. е. по сравнениюсо скромными масштабами местной экономики [см.: Степанова,с. 16–17; Афганский наркотрафик, с. 39].

В XX в. наркобизнес рассматривался как угроза «низкой ин-тенсивности» наряду с локальными конфликтами и терроризмом.В годы «холодной войны» противоборствовавшие державы неред-ко поощряли нелегальную экономическую деятельность повстан-ческих движений и других военно-политических группировок,в том числе использовавших террористические методы борьбы.Так, имеются данные о причастности спецслужб ряда государствк незаконному обороту наркотиков в рамках «тайных операций»по оказанию финансовой поддержки афганским моджахедам, ис-ламским экстремистам в Кашмире и сикхским в Пенджабе. С рас-падом биполярной системы ситуация кардинально изменилась.Ввиду прекращения (или сокращения) внешнего финансированиямногие повстанческие организации были вынуждены перейтина самофинансирование, в первую очередь путем налаживанияболее тесных связей с преступным миром и более широкого, чемранее, использования криминальных методов получения финансо-вых средств.

Большинство экспертов и сегодня относят производство и не-законный оборот наркотиков к угрозам низшего порядка, посколь-ку, несмотря на очевидный социальный вред, последние не несутпрямой угрозы национальным интересам государств – как произ-водящих, так и потребляющих. В условиях и мирной жизни, и во-оруженного конфликта наркобизнес, несмотря на его многофунк-циональный характер, в первую очередь остается одной из формтеневой экономической деятельности. Однако в условиях «серойзоны» финансовые ресурсы, полученные с производства, транзитаи торговли наркотиками, могут стать катализатором конвергенциидругих угроз низкого уровня в реальные угрозы национальной

183

безопасности высокого уровня. Наиболее показательным приме-ром является ситуация во всех трех крупнейших наркопроизво-дящих регионах мира, где функционирует региональная теневаяэкономика с центром в районе затяжного вооруженного конфликтаили серии конфликтов разной степени интенсивности [см.: Балу-ев, Новоселов, с. 20; Степанова, с. 13–16; Афганский наркотрафик,с. 12–17].

В Юго-Восточной Азии производство наркотиков историчес-ки сосредоточено в «Золотом треугольнике» – сопредельных райо-нах Мьянмы (Бирмы), Лаоса и Таиланда. Выращивание и перера-ботка наркокультур фактически образуют отдельную отрасль ре-гиональной экономики, в которой задействована значительнаячасть местного населения. С распадом биполярной системы про-изводственная база региона стала быстро расширяться и на сегод-няшний день включает также Камбоджу, Филиппины, Индонезиюи Малайзию, ряд южных и восточных прибрежных провинцийКитая.

Практически все страны ЮВА сталкиваются с проблемой внут-ригосударственных конфликтов, которые признаны главной угро-зой национальной и региональной стабильности. Высокий конф-ликтный потенциал в государствах региона обусловлен комплексомфакторов, в их числе этническая и религиозная пестрота населе-ния; относительно молодая историческая традиция государствен-ности и незавершенность процесса складывания национальногосамосознания; противоречия между традицией авторитарногоправления и ростом числа приверженцев идей западной демокра-тии; характерное для многих стран ЮВА противостояние междуместной военно-бюрократической элитой и китайской буржуазиейв лице хуацяо; активное вмешательство соседних стран и крупныхвнерегиональных игроков во внутренние дела государств и т. д.[см.: Колотов, Ланьков, с. 427–431].

Центром наркопроизводства в ЮВА является Мьянма, которуючасто называют «страной вечной войны». Партизанские действияв Бирме начались в конце 1930-х гг., когда японцы стали вооружатьместных борцов с британской колониальной администрацией. Затем

184

повстанцы повернули оружие против японской армии, оккупиро-вавшей страну в годы Второй мировой войны, а после капитуля-ции Японии – вновь против вернувшихся англичан, которые в ко-нечном итоге были вынуждены уйти, оставив страну в состояниигражданской войны. Одна из причин продолжающихся этничес-ких конфликтов, которые, кроме того, напрямую не связаны меж-ду собой, состоит в том, что национальные меньшинства, состав-ляющие около трети населения страны, всегда были слабо интегри-рованы в Бирманское государство и воспринимали бирманцев какзавоевателей. Сегодня на территории Мьянмы существует три са-мопровозглашенных государства, с которыми центральное прави-тельство поддерживает нейтралитет, а также ряд очагов партизан-ской войны, причем многие из крупных повстанческих группиро-вок, которые требуют формального признания своей фактическойнезависимости, на деле состоят из нескольких враждующих фрак-ций. Суть этой «междоусобицы в джунглях» на практике сводитсяк борьбе за контроль над маковыми полями, заготовкой ценных по-род древесины, добычей драгоценных камней и прочими видамиприбыльной, но нелегальной экономической деятельности. Ситуа-ция усугубляется противостоянием нынешнего военного режимаи демократической оппозиции, а также регулярным вмешатель-ством внешних сил – китайской агентуры, поддерживавшей ком-мунистических повстанцев в 1970–1980-е гг.; США, оказывавши-ми помощь некоторым этническим партизанским движениям; рядазападных стран, поддерживающих нынешних бирманских оппо-зиционеров; правительств Китая и Индии, активно налаживающихконтакты с правящей армейской верхушкой Мьянмы [см.: Колотов,Ланьков. с. 431–432]. Крупнейшим наркопроизводителем в ЮВАявляется «Объединенная армия государства Ва» во главе с нарко-бароном Вей Ксюгангом [см.: Балуев, Новоселов, с. 17–18]. Дан-ное вооруженное формирование численностью до 30 тыс. человекпредставляет собой военное крыло Объединенной партии государ-ства Ва, правящей в самопровозглашенном государстве Ва на тер-ритории Мьянмы в провинции Шан у границ Лаоса и Камбоджи.

185

Ситуация в Мьянме показательна не только как пример теснойвзаимосвязи этноповстанческих движений с наркобизнесом в ус-ловиях ослабления контроля центральных властей над страной, нои в плане демонстрации роли государства в борьбе с наркотиками.Военная хунта вела вооруженную борьбу с этносепаратистскимидвижениями, финансировавшимися за счет наркобизнеса, в усло-виях международной полуизоляции. Это вынуждало и одновремен-но позволяло янгонскому режиму временно пойти на достижение«мира ценой наркотиков», взяв на себя обязательство не вмеши-ваться в теневую экономическую деятельность многочисленных по-встанческих группировок в обмен на прекращение вооруженныхдействий против центрального правительства и признание его вер-ховной власти. Поощрение вложения наркодоходов в легальныйбизнес и развитие районов, контролируемых повстанцами, позво-лило государству на первом этапе мирного процесса изыскать до-полнительные средства на финансово-экономическую поддержкунаселения наркопроизводящих районов. Тем самым бирманскаявоенная верхушка умело «перераспределяла» часть доходов от нар-кобизнеса на укрепление государственного силового потенциала,в том числе для последующей борьбы с этносепаратистскими дви-жениями. По мере постепенного восстановления государственногоконтроля над территорией страны власти Мьянмы усилили адми-нистративно-силовое давление на бывшие повстанческие груп-пировки, вынудив их отказаться от возделывания наркокультур.В итоге политика правящей военной хунты, наряду с другими фак-торами, сыграла свою роль в устойчивом падении производстваопиатов в Мьянме на рубеже XX–XXI вв. [см.: Степанова, с. 256,263–264].

Наркопродукция бирманских повстанцев вывозится в сосед-ние страны, а также в Австралию, Европу и на Американский кон-тинент, включая США. Крупным рынком сбыта и транзитным пунк-том остается Таиланд, где в целом мирно сосуществуют и взаимо-действуют традиционные и постиндустриальные экономическиеуклады, легальные и теневые виды экономической деятельности.В конце 1990-х гг. ввиду роста коррупции, уровня организованной

186

и уличной преступности, неизменно сопровождающих расшире-ние масштабов наркобизнеса, власти Таиланда отказались от преж-него толерантного отношения к этому виду нелегального бизнесаи объявили его наиболее серьезной угрозой национальной безопас-ности. Меры военного характера (усиление пограничной охранына севере страны и т. п.) достаточно быстро показали свою ограни-ченную эффективность, и Бангкок дополнил их ужесточением та-моженного контроля и масштабными кампаниями по борьбе с про-изводством и потреблением наркотиков внутри страны. Созданиетайским руководством атмосферы «официальной безнаказаннос-ти» позволило правоохранительным органам перейти к экстраор-динарным методам борьбы с наркодилерами. Так, за первые тримесяца кампании 2003 г. в стране было зарегистрировано 2,5 тыс.нераскрытых убийств, которые, по заявлениям правительства, ста-ли следствием начавшейся «войны банд». Независимые расследова-ния, однако, показали, что к большинству из этих убийств причаст-на полиция. Результаты антинаркотических кампаний 2000-х гг.оправдали ожидания центральных властей и в целом нашли пони-мание и поддержку тайской общественности, несмотря на протес-ты правозащитников, удар по международному имиджу страны ивысокий уровень «сопутствующего урона», в том числе снижениепривлекательности страны для иностранных туристов, от которыхзависит значительная часть доходов тайского населения. Борьбас наркоугрозой в Таиланде осложнена фактом соседства с главнымицентрами наркопроизводства в Мьянме, Лаосе и Камбодже, а такженаличием относительно мягкого визового режима, что позволяетпреступным группировкам включать Таиланд в основные маршру-ты наркотрафика в качестве ключевого звена [см.: Балуев, Новосе-лов, с. 15–20].

Многофункциональный характер наркобизнеса, его теснуюсвязь с вооруженным конфликтом и проблемой трансформации го-сударства в «серую зону» демонстрирует пример Афганистана,который удерживает сомнительную пальму первенства в мировомпроизводстве опия-сырца (порядка 90 %) и является центром «Зо-лотого полумесяца».

187

До конца 1970-х гг. наркотический рынок как таковой в странеотсутствовал, использование опиумного мака носило преимуще-ственно хозяйственно-бытовой характер. С осени 1979 г. Афганис-тан погрузился в пучину гражданской войны, что послужило мощ-ным стимулом к развитию наркобизнеса. Вооруженная исламскаяоппозиция, противостоявшая кабульскому режиму и советским вой-скам, не нуждалась в наркодоходах, поскольку активно поддержи-валась извне (США, Пакистаном, Китаем, рядом международныхорганизаций). Однако ослабление центральной власти развязалоруки контрабандистам, а оказавшиеся под контролем моджахедовкрестьяне в условиях войны были вынуждены перейти к выра-щиванию наркокультур, более рентабельных, чем традиционныедля Афганистана злаковые. Переработка афганского опиума в мор-фий и героин стала осуществляться в соседних странах – Пакистане,Турции, Иране, а также в ряде европейских стран [см.: Хохлов, с. 60].Вывод советских войск из Афганистана (1989) и приход к властиисламской оппозиции (1992) вместо ожидаемого мира привелик новому витку вооруженного противостояния, что окончательноподорвало и без того слабую экономику страны.

К моменту захвата власти талибами Афганистан уже был сло-жившимся центром региональной теневой экономики и опийногобизнеса. По данным ООН в 1996 г. в занятой талибами зоне (90 %территории страны) было произведено 40 % всего опия-сырца, по-ступившего на мировой рынок [см.: World Drug Report...]. Вынуж-денные приспосабливаться к этой реальности талибы попыталисьсоздать экономику, основанную на взимании ренты с легальнойи нелегальной экономической деятельности. В этой связи были уза-конены широкомасштабное выращивание опиумного мака, его пе-реработка и контрабандный экспорт. Так Афганистан стал главнымпроизводителем опийного мака и поставщиком опиума и героинана мировой рынок.

Важную роль в расширении наркопроизводства в Афганиста-не в 1996–1999 гг. играли связи движения «Талибан» с представи-телями сети бен Ладена «Глобальный джихад Салафи» и преждевсего с «Аль-Каидой», которая использовала базы и тренировочные

188

лагеря на территории Афганистана и в северо-западных провин-циях Пакистана, созданные еще во времена борьбы моджахедовс советскими войсками. Наличие контактов с террористическимии сепаратистскими группировками стран мира позволило «Аль-Каи-де» соединить географически разобщенные районы производствагероина и его потребления, выстроив единую систему по выращи-ванию и переработке опия-сырца и реализации готовой продукциина рынках Европы, Азии и Америки, а также финансовую и транс-портную инфраструктуры, обеспечивающие бесперебойную работувсей сети. Хотя финансовый фактор сыграл ключевую роль в сра-щивании глобальной террористической сети и международной нар-которговли, немаловажным также был идеологический аспект: ге-роин стал средством политического и морального воздействия накяфиров (неверных). Вооруженный террор, таким образом, былобъединен с наркотеррором, а наркобизнес стал источником фи-нансирования как борьбы талибов с оппозицией внутри Афганис-тана, так и расширения международной террористической деятель-ности «Аль-Каиды» [см.: Хохлов, с. 60– 61].

Первоначально попытки ООН и ряда других международныхорганизаций ввести запрет на посевы опиумного мака не давалирезультатов, поскольку лидеры «Талибана» жестко увязывали этотвопрос с политическим признанием их режима и предоставлени-ем экономической помощи. Однако в 2000–2001 гг. талибы значи-тельно сократили культивацию опийного мака в контролируемыхими районах. Жесткое соблюдение введенного запрета на выращи-вание опийного мака обеспечивалось методами административно-силового и морального давления на старейшин племен и крестьян,а также предоставлением им социально-экономической помощи(например, денежных выплат, предпочтительным доступом к меж-дународной гуманитарной помощи и т. п.). В финансовом отно-шении талибы могли себе позволить подобный шаг, посколькуна практике их доходы от сборов с урожая опия уступали их дохо-дам от сборов с контрабандной торговли другими, в том числе ле-гальными, товарами (ширпотребом и др.), которая велась в регио-нальном масштабе. В целом запрет талибов на выращивание мака

189

эксперты объясняют совокупностью таких факторов, как относи-тельное снижение мирового спроса на наркотики растительногопроисхождения, стремление талибов предотвратить или смягчитьмеждународные санкции против их режима и получить зарубеж-ную экономическую помощь, а также присущий движению «Тали-бан» сильный религиозный императив (шариатский запрет на по-требление дурманящих веществ – алкоголя, наркотиков и т. д.)[см.: Афганский трафик, с. 39].

Режим талибов пал в конце 2001 г. в ходе военной интервен-ции во главе с США. К этому времени усилиями талибов площадьмаковых полей в Афганистане сократилась на 91 %, однако по меретого, как набирало силу повстанческое движение во главе с талиба-ми против сил США, НАТО и правительства Х. Карзая, культива-ция мака в стране стала расти в геометрической прогрессии. Еслив 2001 г. (последний год правления талибов) в Афганистане былособрано 185 т опия-сырца, то в 2002 г. – уже порядка 3,5 тыс. т,в 2006 г. – более 6 тыс. т (87 % мирового потребления и почти100 % потребления в Европе), в 2007 г. был достигнут рекордныйуровень – 8 тыс. т. После краткосрочного снижения в 2008–2009 гг.наркопроизводство в Афганистане продолжает расти, сохраняя цик-лический характер [см.: World Drug Report...; Афганский наркотра-фик, с. 18–22].

По оценке ООН, общая прибыль от опийной экономики Аф-ганистана в 2011 г. составила порядка 2,6 млрд долл., из которыхна долю всех афганских вооруженных группировок (талибов и раз-ного рода полевых командиров, в том числе лояльных или нейт-ральных к центральному правительству) приходилось порядка140–170 млн долл., т. е. лишь около 6,5 %. Это свидетельствуето достаточно диверсифицированной финансовой системе повстан-ческих движений в Афганистане и наличии у них иных, помимонаркотиков, источников финансирования. В случае с талибами онивключают регулярное взимание исламского налога (ушр) на соб-ственность и различные виды легальной экономической деятель-ности; сбор налогов с контрабандной торговли драгоценнымикамнями и древесиной вдоль афгано-пакистанской границы; свое-

190

образный рэкет в отношении мелкого и среднего бизнеса; пожертво-вания от идеологических сторонников в странах Персидского за-лива, а также радикальных группировок и отдельных звеньев госу-дарственной власти в Пакистане. В данных условиях попытки СШАи НАТО ограничиться операциями только против тех наркоторгов-цев, которые предоставляют финансовую помощь повстанцам, хотяи вписываются в контрповстанческую стратегию западных союз-ников, вряд ли нацелены на решение задач реального сокращениямасштабов афганской наркоэкономики [см.: Афганский наркотра-фик, с. 40].

По сути, талибы и полевые командиры контролируют лишьпервичные сегменты наркобизнеса, сосредоточенные в районах нар-копроизводства (отдельные районы Афганистана и северо-запад-ного Пакистана); соответственно они не относятся к наркогруппи-ровкам, действующим на глобальном уровне. Из всех стадий нарко-бизнеса с транснациональной преступностью теснее всего связаннаркотрафик как наиболее мобильный вид наркобизнеса, в боль-шей степени подверженный влиянию глобализации. Наркотрафикв пограничных зонах между странами – производителями нарко-тиков и соседними транзитными странами практически всегдастимулирует приграничную нестабильность (например, вдоль афга-но-таджикской и афгано-иранской границ или вдоль границы меж-ду Мьянмой и Таиландом), а также превращает транзитные государ-ства в емкий рынок сбыта наркотиков. В этом отношении афганскийнаркотрафик напрямую угрожает основным транзитным странам,прежде всего Ирану, Пакистану и странам Центральной Азии. Пос-ле распада СССР Центральная Азия превратилась в главный кори-дор (так называемый северный, или Шелковый путь) для транзитаафганских опиатов в Россию и Европу. Одни из самых тяжелыхпоследствий афганского наркотрафика в области безопасности, со-циально-экономического развития и здоровья населения приходятсяна долю России, которая входит в число крупнейших в мире рын-ков сбыта афганского героина. Поэтому Россия объективно заинте-ресована в активизации регионального сотрудничества в деле уре-гулирования афганской проблемы в целом.

191

Афганский наркотрафик, таким образом, является наиболееострой проблемой региональной и международной безопасности.Стратегия противодействия афганской наркоугрозе представляетсобой остро дискуссионную проблему, которая объединяет в себевнутриафганское, региональное и более широкое международноеизмерения.

Как показывает практика, в районах вооруженного конфликтажесткие меры по борьбе с наркотиками (например, массированноеуничтожение наркопосевов с воздуха) настраивают население про-тив центральных властей, способствуют росту поддержки повстан-цев со стороны крестьян и дальнейшему ухудшению условий бе-зопасности. «Мягкие» меры (добровольное уничтожение посевовкрестьянами в обмен на социально-экономическую помощь и т. п.)срабатывают только в случае, если являются частью широкомас-штабной стратегии модернизации сельского хозяйства страны. Со-четание мер по социально-экономическому развитию с администра-тивно-полицейским давлением возможно лишь при наличии атмо-сферы безопасности и сильной государственной власти, что, в своюочередь, требует прекращения вооруженного конфликта. На этапеконтрповстанческой военной кампании в Афганистане США и НАТОне удалось снизить градус вооруженного противостояния, поэтомусомнительно, чтобы после вывода иностранных войск из странысиловое урегулирование афганской проблемы имело шансы на ус-пех. По сути, единственным остается путь внутриафганского поли-тического урегулирования, на базе которого главным долгосрочнымприоритетом, в том числе с точки зрения повышения эффектив-ности борьбы с наркоугрозой, должна стать задача государствен-ного строительства и укрепления функциональности центральнойвласти [см.: Афганский наркотрафик, с. 41–43].

Во всех странах, которым в прошлом удалось добиться значи-тельного сокращения наркоэкономики (Иран, Китай, Сингапур, Таи-ланд, Мьянма), эта задача была решена именно усилиями нацио-нальной государственной власти. Пример Ирана наглядно демон-стрирует, как при наличии политической воли возможно решитьпроблему наркобизнеса даже в стране, традиционно являвшейся

192

ключевым звеном международного наркотрафика. После победыИсламской революции 1979 г. в стране был объявлен джихад («свя-щенная война») наркотикам: ужесточено уголовное законодатель-ство (вплоть до показательной смертной казни за распространениенаркотиков); созданы специальные отряды Национальной ислам-ской гвардии; введен жесткий контроль над всеми сельскохозяй-ственными полями с целью пресечения любой попытки выращи-вания наркосодержащих растений; налажена масштабная сетеваяантинаркотическая работа с населением. Борьба с наркотрафикомв Иране осложнена большой протяженностью границ с Афганиста-ном и Пакистаном (более 2 тыс. км). Помимо обычных мер погра-ничного контроля (контрольно-следовая полоса, колючая прово-лока, глубокие рвы, технические средства наблюдения, воздушноеи наземное патрулирование), иранские власти прокладывают в го-рах тысячи километров автодорог, строят фортификационные со-оружения, превращают приграничные поселки в укрепрайоны, де-лая горные маршруты непреодолимыми как для транспортныхсредств, так и вьючных животных. С конца 1990-х гг. Иран направ-ляет значительные финансовые ресурсы на замену посевов опияв Афганистане на другие культуры, а также оказывает Кабулу по-мощь в обучении антинаркотической полиции, оснащении и пере-стройке работы полицейских центров, укреплении пограничногоконтроля. Все эти меры внесли существенный вклад в снижениеафганского наркотрафика. В сложных условиях постреволюцион-ного времени и кровопролитной войны с Ираком (1980–1988) Теге-ран, тем не менее, изыскал на борьбу с наркотиками значительныефинансовые ресурсы, с тем чтобы сохранить здоровье и генофонднации, поднять свой престиж на международной арене [см.: Зели-ченко; Хохлов, с. 59–60].

На сегодняшний день, по данным ООН, Исламская Республи-ка Иран занимает 1-е место в мире по результатам борьбы с распро-странением и потреблением наркотиков. На долю Ирана приходится80 % опиума и 40 % морфина, конфискованных в мире. Опыт Ира-на в борьбе с контрабандой наркотиков используют во многих стра-нах мира. Очевидно, что Иран вносит весьма существенный вклад

193

в борьбу с международным наркобизнесом. Данный факт, однако,замалчивается западными СМИ, а многие действия иранских влас-тей в сфере борьбы с наркотиками подвергаются жесткой критикесо стороны международных правозащитников. Одна из причин это-го кроется в том, что эффективность борьбы с наркотическим зломв Иране в значительной степени объясняется влиянием идеологи-ческого фактора (борьба с наркотиками рассматривается как свя-щенная война), и эта идеология базируется на приоритете ислам-ских ценностей, что не может вызывать одобрения у определен-ных влиятельных политических сил на Западе. Примечательно, чтона борьбу с незаконным оборотом наркотиков Иран ежегодно рас-ходует более 800 млн долл., из которых лишь 15 млн представляет-ся международными организациями в качестве помощи Тегеранув борьбе с контрабандой наркотиков [см.: Опыт Ирана].

В целом, как свидетельствует история, наибольших успеховв борьбе с наркотиками в районах наркопроизводства достиглиименно авторитарные режимы – коммунистические власти в Ки-тае, шиитское духовенство в Иране, талибы в Афганистане, военнаяхунта в Мьянме. Из этого отнюдь не следует, что лишь жесткийавторитарный режим способен успешно противостоять наркоугро-зе. Вместе с тем необходимо признать, что если борьба с наркотика-ми ведется государствами и международными игроками либераль-ного типа, которые ставят и другие, не менее приоритетные задачи(урегулирование вооруженного конфликта, преодоление социаль-но-экономического кризиса, модернизация и т. п.), добиться ради-кального прогресса в искоренении этой проблемы за сравнитель-но короткий срок вряд ли возможно. В этих условиях необходимыдолгосрочные и комплексные пути ее решения. Данный выводсправедлив и в отношении борьбы с наркобизнесом в ходе воору-женного конфликта или начавшегося процесса мирного урегулиро-вания. Попытка объединить антинаркотическую и антипартизан-скую стратегии, по сути, абсолютизирует взаимосвязь между воору-женными группировками и наркобизнесом, не учитывая базовыхразличий в природе наркобизнеса как отрасли теневой экономикии повстанческих движений как социально-политической оппозиции

194

правящему режиму. Поэтому на практике ни в одной конфликтнойзоне в районе наркопроизводства не удавалось «убить двух зайцевсразу» – одновременно добиться устойчивого мира с вооруженнойоппозицией и резкого снижения производства наркотиков, особен-но если выращивание и переработка наркокультур служат важнымфинансовым ресурсом для оппозиционных группировок и обеспечи-вают выживание местного населения в условиях войны [см.: Сте-панова, с. 262–263].

Это означает, что комплексный подход к проблемам наркотикови мирного урегулирования предполагает их последовательное, а неодновременное решение, т. е. на первом этапе решение одной проб-лемы в определенной мере должно осуществляться за счет другой.При этом приоритетным должно стать мирное урегулирование конф-ликта как условие восстановления всей полноты функций государ-ственной власти, в том числе ее контроля над территорией всейстраны, поскольку именно укрепление государства является пря-мым путем к повышению эффективности борьбы с наркотиками.

6.3. Морское пиратство

Современное морское пиратство представляет собой достаточ-но развитую отрасль преступной деятельности и, охватывая огром-ные прибрежные зоны Азии, Африки, Латинской Америки, вырас-тает в серьезную угрозу международной безопасности. Явление,которое привыкли относить к некой романтике предыдущих столе-тий, неожиданно вторглось в современность, наглядно продемон-стрировав хрупкость и уязвимость современного мирового порядка.

География действий пиратов XXI в. – это Юго-Восточная Азия(район Индонезии, Филиппин, Малайзии, Таиланда и треугольни-ка Гонконг – Макао – Китай); побережье Индии, Шри-Ланки и Бан-гладеш; Западная (Нигерия, Сенегал, Ангола, Гана) и ВосточнаяАфрика (Сомали, Кения, Танзания, Мозамбик); Южная и Централь-ная Америка (Карибское море, воды Коста-Рики, Бразилии, Колум-бии). Основными районами пиратских нападений являются Южно-Китайское море и Малаккский пролив, Гвинейский и Аденский

195

заливы. Через эти районы проходят важные морские торговые путииз Атлантики в Индийский океан и из Индийского в Тихий. Самым«популярным» местом нападений уже четверть века остаются при-брежные воды Индонезии, а «рекорды» всей Восточной Азии (бо-лее 2/3 морских разбойных нападений в мире в период с 1990-хдо середины 2000-х гг.) лишь ненадолго смогли превзойти всемизвестные сегодня сомалийские пираты.

Эксперты различают такие виды пиратства, как экономичес-кое (против судоходства), политически мотивированное (терро-ризм), «яхтное» (например, в Гонконге) и др. Целью пиратских атакслужат морские грузы, транспортные средства и денежный выкупза освобождение судов и заложников. Нападениям подвергаютсяпрактически все виды судов – от крупнотоннажных танкеров, су-хогрузов, контейнеровозов до крупных пассажирских лайнерови яхт. Реальными и потенциальными жертвами становятся экипа-жи и пассажиры, а также судовладельцы, грузовладельцы и стра-ховые компании. Пиратство в наши дни сопряжено и с другимипреступлениями: контрабандой оружия, наркобизнесом, похище-нием людей, терактами и т. п.

Современное морское пиратство стало возрождаться с середи-ны 1970-х гг. в Юго-Восточной Азии (в акваториях Малаккскогои Сингапурского проливов). Это было следствием резкого экономи-ческого подъема Китая, Гонконга и Макао в условиях временногоослабления надлежащей охраны побережья. На некоторое времяотдельные порты на юге КНР превратились в своего рода пират-ские стоянки: захваченное судно доставлялось в док, контролируе-мый преступными группами, перекрашивалось и переоборудова-лось, а затем вместе с грузом продавалось сомнительного толка биз-несменам, промышлявшим в районе устья р. Чжунзян (Жемчужнаярека) в Гуанчжоу [см.: Пираты...].

Пираты резко активизировали свою деятельность с распадом би-полярной системы. Ослабление традиционных механизмов обеспе-чения международной безопасности, а также издержки постколо-ниального развития, приведшие к обнищанию значительной частинаселения ряда прибрежных стран Азии и Африки, создали благо-

196

приятные условия для флибустьерского разгула. По данным Между-народного морского бюро в 1999 г. в мире было зарегистрировано300 случаев пиратства – в 3 раза больше, чем в 1991 г.; в 2000 г. –уже 469, в 2001 г. – 335, в 2002 г. – 370, причем известно становит-ся лишь о каждом третьем инциденте. В целом число нападенийпиратов на гражданские суда в 1991–2002 гг. увеличилось болеечем в 2 раза, и в 2003–2014 гг. ежегодный показатель варьировалсяв пределах от 239 (2006) до 445 (в 2011 г.). С начала XXI в. пират-ским нападениям подверглись суда 62 стран мира [см.: The PiracyReporting Centre...].

Как отмечалось выше, крупнейшим ареалом распространенияпиратства является ЮВА, прежде всего районы международныхпроливов – Малаккского и Сингапурского (в пределах территори-альных и архипелажных вод Индонезии, Малайзии и Сингапура).Данный район весьма привлекателен для современных пиратовввиду того, что через ЮВА пролегают международные стратеги-ческие морские пути, по которым ежегодно проходят десятки ты-сяч судов (ежедневно – от 200 до 600). Значительное число нападе-ний на суда осуществляется, кроме того, в прибрежных водах Таи-ланда, Филиппин и Мьянмы (Бирмы), а также в районах спорнойюрисдикции, особенно в Южно-Китайском и Восточно-Китайскомморях, что осложняет борьбу с пиратством.

В октябре 1992 г. Международным морским бюро Междуна-родной торговой палаты при поддержке Международной морскойорганизации ООН в Куала-Лумпуре (Малайзия) был создан Регио-нальный центр по проблеме пиратства, который затем переименова-ли в Аналитический центр по проблеме пиратства (Piracy ReportingCentre). Он собирает и анализирует информацию в глобальноммасштабе, занимается розыском пропавших судов, добивается на-казания преступников и возврата грузов владельцам, в круглосу-точном режиме оповещает суда о нападениях пиратов, организуетпомощь потерпевшим судам. В 2004 г., кроме того, в рамках согла-шения Японии и стран АСЕАН о борьбе с пиратством в ЮВА былсоздан Информационный центр по сбору данных о пиратских на-падениях, базирующийся в Сингапуре.

197

Страны АСЕАН стремятся повысить уровень сотрудничествав борьбе с пиратством за счет усиления координации деятельностисил береговой охраны, военно-морских сил государств, обмена ин-формацией и других мероприятий. С 2008 г. было введено совмест-ное патрулирование кораблей и катеров береговой охраны, мор-ской полиции, таможенной службы и ВМС Малайзии, Сингапура,Индонезии и Филиппин в проливной зоне, а также заключено со-глашение о возможности преследования пиратов в территориаль-ных водах друг друга. Большую помощь странам ЮВА в борьбес пиратством оказывают Япония, Китай и Индия, а также 7-й флотВМС США, в зону ответственности которого входит западная частьТихого океана и восточная часть Индийского.

За счет ужесточения мер безопасности на национальном уров-не и развития межгосударственного сотрудничества ситуацию в ази-атских водах удалось стабилизировать, но лишь отчасти. В 2014 г.в ЮВА было совершено 124 морских нападения, в основном близИндонезии, и захвачено 6 нефтяных танкеров – новый тренд в пи-ратстве в данном регионе. При этом всего в мире в 2014 г. зафик-сировано 245 случаев пиратства, в том числе захвачено 21 судно[см.: The Piracy Reporting Centre...]. Иными словами, ЮВА и сегод-ня продолжает сохранять «пальму первенства» в сфере морскогоразбоя (половина всех пиратских нападений в мире), а проблемапиратства оказывает крайне негативное влияние на торговое судо-ходство в этой части света и состояние региональной безопасности.

Вторым проблемным в плане пиратства районом мира являет-ся Аденский залив и прибрежные воды Африканского рога, гдеорудуют в основном сомалийские пираты. В числе причин зарож-дения морского разбоя в Сомали – социально-экономические фак-торы (обнищание, голод) и вакуум власти. После начала граждан-ской войны в 1991 г. и провала миротворческих операций США иООН (1992–1995) страна распалась на ряд самопровозглашенных,никем не признаваемых квазигосударственных образований; цент-ральное правительство к настоящему времени контролирует лишьчасть Могадишо.

198

Сомали выходит ко второй в мире по загруженности (послеПанамского канала) морской трассе – кратчайшему маршруту меж-ду Европой, Азией и Африкой через Суэцкий канал, Красное море,пролив Баб-эль-Мандеб и Аденский залив. Ежегодно здесь прохо-дят более 20 тыс. судов, в том числе до 20 супертанкеров ежеднев-но; транспортируется порядка 700 млн т грузов, в том числе 30 %потребляемых Европой углеводородов, более 10 % мирового экс-порта нефти, до 50 % мировых сухих грузов и 30 % контейнеров.Коллапс государства, занимавшего 150-е место в мире по уровнюВВП на душу населения и расположенного близ пролегания стра-тегически важных морских путей, создал условия для развитияпиратства. При огромной акватории прибрежных вод Сомали бо-роться с пиратами на местном уровне оказалось некому, посколькус 1991 г. у страны нет береговой охраны и военно-морского флота.

Как эпизодическое явление пиратство у берегов Сомали заяви-ло о себе в середине 1990-х гг. и до 2004 г. не выглядело серьезнойпроблемой. Всплеск международного внимания к сомалийским пи-ратам в 2008 г. связан с угрозой «зажима» пролива Баб-эль-Ман-деб. По данным Международного морского бюро в 2008 г. на долюсомалийского побережья пришлось более 130 из 293 пиратских на-падений в мире, а из 49 судов с 889 заложниками только 7 были за-хвачены вне прибрежной зоны Сомали. Самым грандиозным из нихстал захват в ноябре 2008 г. саудовского нефтяного супертанкера «Си-риус Стар» грузоподъемностью 318 тыс. т, за который пираты полу-чили выкуп в размере 15 млн долл. [см.: The Piracy Reporting Centre...].Примечательным было и то, что танкер захвачен в 450 морскихмилях от берегов Кении и Танзании, в акватории Сейшельскихостровов. До этого сомалийские пираты действовали в основномв Аденском заливе между северной частью Сомали и Йеменом. Нос конца 2008 г. они значительно расширили область своих атак,распространив ее на южную часть Красного моря, Аравийское мореи, главное, отдаленные части Индийского океана. Так, в октябре2009 г. на расстоянии 980 морских миль (1,8 тыс. км) от сомалий-ского берега и 550 миль (1 тыс. км) к северо-востоку от Сейшель-ских островов, т. е. в зоне, считавшейся недосягаемой для пиратов,

199

ими был захвачен китайский сухогруз, перевозивший уголь из ЮАРв Индию. Такое расширение географии нападений объясняется тем,что пиратские быстроходные катера стали нападать уже не с сома-лийского берега, а со специально созданных плавучих баз.

По данным США прямой финансовый ущерб от пиратства в от-крытом море оценивается ежегодно в среднем в 450 млн долл. Рядэкспертов полагают, что в стоимостном выражении материальныепотери от морского разбоя незначительны и не превышают 2–3 %общего объема морской торговли. Это дает основание некоторымСМИ и представителям общественности считать борьбу с пират-ством надуманной проблемой, сродни борьбе с птичьим гриппом,который уносит жизни нескольких человек, в то время как обыч-ный – сотни и тысячи жизней. Для многих судовладельцев угрозабыть атакованным пиратами ощущается не более чем опасностьбыть сбитым в городе автомобилем. Действительно, казалось бы,через пролив Баб-эль-Мандеб ежегодно проходят до 20 тыс. судов,а нападениям подвергаются 50–100, причем далеко не все из нихзахватываются, большинству удается уйти или отбиться. Как пра-вило, сомалийские пираты захватывали порядка 30–35 судов в год(за исключением 2008 и 2009 гг., когда произошло 42 и 59 инци-дентов соответственно по годам). Поэтому риск потерять корабльв результате пиратского нападения ничтожно мал (0,175 %, или односудно из 570). Насколько обоснованно в таком случае говорить о пи-ратстве как о глобальной угрозе международной безопасности?

Прежде всего, пиратство серьезно угрожает торговым интере-сам многих государств, особенно тех, для которых безопасностьсудоходства является жизненно важным императивом (в Японии,например, морской транспорт обслуживает 98 %, а в США – 90 %всех внешнеторговых перевозок). Моральный и материальныйущерб частных лиц и компаний, а также вынужденные затраты го-сударственных и международных органов, военных флотов и т. д.,связанные с борьбой с пиратством, точным статистическим под-счетам не поддаются. Отсюда и значительный разброс в оцен-ках ежегодных суммарных потерь от пиратства – от 500 тыс.до 40 млрд долл.

200

Оценивать степень угрозы международной безопасности со сто-роны пиратства, оперируя лишь цифрами экономического ущерба,было бы неверным. Существует опасность нанесения значитель-ного ущерба морской среде и прибрежным странам в случае нападе-ний на суда с экологически опасными грузами, в том числе на неф-тяные танкеры. Отмечается возрастающая жестокость пиратов (осо-бенно в ЮВА и Гвинейском заливе) и, соответственно, рост числапогибших. Но главное, по мнению экспертов УНП ООН и Всемир-ного банка, для современного пиратского сообщества характернывысокие темпы организационного структурирования, угрожающиеслиянием с транснациональными преступными организациями,террористическими движениями и радикальными группировками[см.: Пираты...].

Очевидно, что пиратство стало весьма прибыльным преступ-ным бизнесом. Однако оценки его прибыльности также весьма при-близительны, поскольку существенная часть финансовых средствуходит в недоступную для международной статистики «серую зо-ну». По данным УНП ООН средняя стоимость выкупа заложникови судов в 2008 г. составила 1,8 млн долл., а общий объем средств,выплаченных пиратам, – 150 млн долл. – по современным меркам,не так много; с начала 2010-х гг. средний размер каждого выкупаварьируется в пределах от 2,7 до 3,9 млн долл. По данным амери-канской корпорации One Earth Future Foundation «доходы» пира-тов в виде выкупов достигли 177 млн долл. в 2009 г. и 238 – в 2010 г.(Ряд экспертов считают эти цифры завышенными, но ООН и между-народные морские организации полагают, что они обоснованны).При этом выкуп – это не только средство обогащения, но и разви-тия, создания необходимых для расширения пиратской деятельнос-ти средств (информация, посредничество, финансы, техническоеобеспечение, вооружения и т. п.), в совокупности приобретающейтранснациональный размах. Из ворованных кораблей синдикатыпиратов организовали сеть морских перевозок с оборотом около5 млрд долл. в год.

Вполне естественно, что самые разные преступные сообще-ства Азии и Африки проявляют все больший интерес к участию

201

в пиратстве и его финансировании. Современные пираты подраз-деляются на несколько групп. К первой относят обычных преступ-ников, нападающих на небольшие суда и яхты. Вторую категориюсоставляют члены организованных криминальных сообществ, кото-рые проводят сложные операции и разумно распоряжаются похи-щенными ценностями. Их зона действия – преимущественно в Юго-Восточной Азии, некоторые из них входят в состав китайских«триад». В третьей группе – вооруженные формирования под ру-ководством полевых командиров, нуждающиеся в постоянных до-ходах для поддержания своего контроля над какой-либо террито-рией. Подобные структуры представлены в Сомали и ряде мелкихостровов Индонезии. Эксперты отмечают тенденцию к поглоще-нию мелких пиратских групп более крупными и склонны считатьпиратов хорошо организованной силой. Так, в Сомали есть специ-альный комитет по координации действий различных пиратскихобъединений.

Совершенствуется транснациональная инфраструктура пират-ства. По данным Международной морской организации опреде-ленную часть азиатских и сомалийских пиратов можно отнестик международным преступным организациям, которые охотятсяза судами с особо ценными грузами и пользуются современнойспутниковой навигацией, средствами связи, обладают агентурнойсетью в портах, охраной на суше, обширными связями в различ-ных эшелонах власти. Подобные пиратские группы, вопреки стерео-типам, не являются беспредельщиками: в их рядах поддерживает-ся высокая, почти армейская дисциплина, они соблюдают некийкодекс, в рамках которого до 10 % выкупа идет политикам, мест-ным пожилым людям и нуждающимся слоям общества.

Следует учитывать скрытую поддержку пиратства со сторонынекоторых государств и неизбежный фактор коррупции. Средняястоимость операции по захвату морского судна оценивается (в зави-симости от категории) в сумму от 30 до 300 тыс. долларов, из кото-рых до 50 % идет на взятки. В Китае, КНДР, Сомали, Сьерра-Лео-не, на Филиппинах пиратство имеет, в некотором смысле, поддерж-ку со стороны правительства. В Китае это обусловлено курсом

202

страны на региональную экспансию ЮВА, стремлением утвердитьтерриториальный суверенитет Китая в спорных районах Южно-Китайского моря, богатых минеральными ресурсами, а также обес-печить контроль над важнейшими мировыми коммуникациями.В Восточно-Китайском море в районе о. Сенкаку (Дяоюйдао) пи-ратская активность не в последнюю очередь объясняется тем, чтопод видом борьбы с контрабандой наркотиков китайская морскаяполиция занималась обычным грабежом, выдавая этот факт какдело рук пиратов. Как правило, громкими дипломатическими скан-далами между Пекином и Пхеньяном заканчиваются периодичес-кие захваты китайских рыболовецких судов северокорейскими пи-ратами. На Филиппинах к рэкету причастны морские офицеры,имеющие нищенскую зарплату. В Сомали морским разбоем откро-венно занимается служба береговой охраны государственного об-разования Пунтленд. За сомалийскими пиратами стоят солидныепокровители и инвесторы из банков стран Персидского залива.В Йемене, например, действует целая пиратская биржа, участникикоторой покупают доли в пиратских предприятиях.

Еще большую актуальность проблеме борьбы с пиратствомпридает его потенциально возможная взаимосвязь с международ-ным терроризмом. Терроризм обычно имеет политические или идео-логические цели, пиратство в качестве основного мотива имеетжажду наживы, однако границу между пиратским беспределом иморским терроризмом провести довольно сложно. Нельзя исклю-чать того, что определенные религиозно-экстремистские группи-ровки ради дестабилизации ситуации в стране или регионе могутподталкивать пиратов к определенным активным действиям поли-тического характера. Так, например, с 1989 г. тамильские «мор-ские тигры» потопили почти треть ВМС Шри-Ланки. Пиратствос религиозно-идеологической окраской процветало до недавних порв Западной Индонезии. Его базой долгое время была сепаратист-ски настроенная провинция Ачех на севере острова Суматра, на-селенная ультраконсервативными мусульманами. Местные пира-ты, которыми были в основном не местные жители, а иммигрантыиз Йемена, обосновывали свои разбойные вылазки не жаждой

203

наживы, а «джихадом против неверных». Разрушительное цунамив декабре 2004 г. смыло в океан не только пиратские деревни, нои саму проблему. Помимо движения «Свободный Ачех» в Индоне-зии и «Тигров освобождения Тамил-Илама» на Шри-Ланке под по-дозрение в связях с пиратами также попадает террористическаягруппа «Абу Сайяф» на Филиппинах.

О связях пиратов с «Аль-Каидой» впервые заговорили послеподрыва двумя арабскими смертниками эсминца «Коул» ВМС СШАв порту Адена (Йемен) в 2000 г. Крупный военный корабль, осна-щенный крылатыми ракетами морского базирования «Томагавк»,стоимостью более 1 млрд долл., был полностью выведен из строяс помощью 300-долларовой надувной моторной лодки с мешкамисамодельной взрывчатки. В мае 2006 г. у берегов Сомали пиратыоткрыли огонь по американским военным кораблям с ракетнымиустановками на борту, втянув их в настоящее морское сражение.

В Сомали к пиратству причастны боевики движения «Аш-Ша-бааб», устроившего кровавые теракты в Кении в 2011, 2013 и 2015 гг.и вошедшего в состав «Аль-Каиды» в 2012 г. По мнению Вашинг-тона, в Сомали, кроме того, нашли укрытие виновники терактовпротив посольств США в Кении и Танзании в 1998 г., там же про-должили заниматься своей «профессиональной деятельностью»многие боевики из Афганистана. По оценкам корпорации One EarthFuture Foundation на поддержание деятельности радикальных ис-ламистских группировок, действующих в Сомали, Джибути, Ке-нии, Эритрее, Йемене и других государствах региона, отчисляетсяне менее 20 % вырученных от сомалийского пиратства финансо-вых средств.

Участившиеся случаи морского разбоя и расширение их гео-графии ставят новые проблемы перед всей системой обеспечениямеждународной безопасности. В 2008 г. Совбез ООН уделил беспре-цедентное внимание этому вопросу: было принято пять резолю-ций, которые создали международно-правовую основу для борьбыс пиратством, но только у побережья Сомали. В их числе санкции,предусматривающие замораживание счетов физических и юри-дических лиц, имеющих отношение к морскому разбою; право

204

государств принимать все необходимые меры для пресечения пират-ской деятельности не только в территориальных водах, но и на сушеи в воздушном пространстве Сомали, а также уничтожать назем-ные инфраструктуры пиратов и т. д.

Следует отметить, что процесс принятия соответствующих ре-золюций ООН протекал непросто, поскольку в международно-пра-вовом поле обозначалась возможность добровольного отказа госу-дарства от своего эксклюзивного права на применение силы противпиратов в собственных территориальных водах; «инновационным»также было разрешение государства преследовать и уничтожатьпиратов на суше. Индонезия, представлявшая интересы и другихстран ЮВА, с опаской отнеслась к предлагаемым мерам. Пиратствов этом регионе не утратило своей актуальности, однако Джакартуне устаивала перспектива проведения иностранных военных опе-раций в территориальных водах Индонезии. В итоге индонезий-ские представители добились двойного повторения в резолюцииООН № 1816 от 2 июня 2008 г. положения о том, что соответствую-щие решения Совбеза касаются только сомалийского пиратства.

К концу 2008 г. для борьбы с сомалийскими пиратами в Аден-ском заливе было сосредоточено до 40 военных кораблей под фла-гами 27 государств, в том числе военно-морские соединения США,НАТО и Евросоюза, а также корабли ВМФ России, Китая, Индии,Японии, Индонезии, Малайзии, Южной Кореи. В той или иной фор-ме помощь оказывали крупные специализированные и межправи-тельственные международные организации, различные объедине-ния торгового судоходства, многие другие государственные и част-ные структуры, связанные с обеспечением мореплавания.

Военные ввели в Аденском заливе так называемый Коридорбезопасности, начав его патрулирование (по аналогии с полицей-скими машинами в опасных кварталах), а также неоднократно пыта-лись заблокировать главные пиратские базы вдоль побережья Сома-ли. Объединенные ВМС Европы и ряда других государств такжеввели патрулирование вод вблизи Северо-Восточной и ВосточнойАфрики в рамках операции «Аталанта». Эта мощная морская арма-да, содержание которой обходится мировому сообществу в 1–2 млрд

205

долл. в год, предотвратила немало пиратских нападений, но отнюдьне покончила с ними. Более того, до 2012 г. их количество неук-лонно продолжало расти: 134 инцидента в 2008 г., 222 в 2009 г.,237 в 2011 г. [см.: The Piracy Reporting Centre...]. Даже столь впечат-ляющих по масштабам ресурсов, сконцентрированных в Аденскомзаливе для борьбы с пиратами, оказалось недостаточно для плотно-го контроля акватории в 1 млн кв. миль и сомалийского побережьяпротяженностью более 3 тыс. км. Кроме того, пираты стали ухо-дить далеко в океан, превратив в свои охотничьи угодья практи-чески никем не контролируемые воды Аравийского моря и цент-ральной части Индийского океана вплоть до Мадагаскара.

Это свидетельствует об ограниченной эффективности исклю-чительно военных методов борьбы с пиратством. По мнению рядаэкспертов, вряд ли стоит рассчитывать и на серьезное участие аме-риканских ВМС в международной антипиратской кампании. Дей-ствительно, США довольно прочно увязли в проблемах Ближнегои Среднего Востока, а американское взаимодействие с централь-ными властями Сомали и миссией Африканского союза в Сомали(АМИСОМ) имеет не антипиратскую, а скорее антиисламистскуюнаправленность и нацелена на противодействие группировке «Аш-Шабааб». Не последнюю роль в относительно низкой эффектив-ности сосредоточенных в Аденском заливе международных силиграет определенная разобщенность и разнонаправленность стра-тегических интересов ее участников. Так, Южная Корея, котораявозглавляет международную морскую коалицию, и Япония преиму-щественно озабочены стабильностью нефтяных поставок из Пер-сидского залива. Для Китая и Индии, которые вовлечены в глобаль-ные «игры», борьба с пиратами обеспечивает военное присутствиев стратегически важном регионе мира и позволяет участвоватьв круглогодичных маневрах бок о бок не только с союзниками, нои с потенциальными противниками. По сути, регион превратил-ся в огромный испытательный полигон, где разрабатываются но-вые тактики и способы ведения боевых действий, а также тести-руются новые виды оружия, зачастую запрещенные к испытаниямна родине.

206

ООН признает, что военных методов явно недостаточно для ре-шения проблемы сомалийского пиратства. Необходимо также соз-дание международных органов, занимающихся борьбой с пирата-ми на суше, усиление пограничного и таможенного контроля, от-слеживание каналов отмывания денег, получаемых пиратскимисообществами в виде выкупа. Но все это невозможно сделать, покав Сомали и соседних государствах сохраняется военно-политичес-кая нестабильность и ставшая нормой коррупция, которая продол-жает подпитываться как раз за счет доходов от пиратского бизнеса.Пока мир может предложить странам, подобным Сомали, толькопаллиативную помощь: миротворческие операции, продовольствен-ное и иное гуманитарное содействие, т. е. меры, которые в опреде-ленной степени смягчают, но кардинально не меняют обстановкуни в самой стране, ни в борьбе с пиратством. По мнению экспер-тов, требуется запуск процесса национального примирения и со-циально-экономической модернизации с участием международныхсил. Очевидно, что успешное противодействие современным пира-там невозможно без развития регионального сотрудничества и ско-ординированных усилий мирового сообщества.

На сегодняшний день, по данным Международного морского бю-ро, морское пиратство в Сомали находится в своей низшей точке:всего 15 инцидентов из 264, зафиксированных в мире в 2013 г., исоответственно 11 из 245 в 2014 г. против 75 в 2012 г. и 237 в 2011 г.Столь внушительное падение показателей объясняется рядом при-чин. Дело в том, что сегодня само понятие «сомалийские пираты»стало весьма условным: даже непосредственными исполнителяминападений являются не только жители самоуправляемых и непри-знанных территорий, расположенных в границах Сомали, но и граж-дане Кении, Йемена, Эфиопии, Джибути, Сейшельских островови других стран. Зона их действия в 2014 г. охватывала не толькоАденский залив, но и южную часть Красного моря, Аравийское мо-ре (прибрежные воды Омана и Оманский залив), Индийский океанв районе Кении, Танзании, Сейшел, Мадагаскара, Мозамбика, за-падного и южного побережья Индии, западного побережья Маль-дивских островов [см.: The Piracy Reporting Centre...].

207

Таким образом, сегодня морское пиратство превращается в сверх-прибыльный теневой бизнес, связанный с международной преступ-ностью, наркоторговлей и отмыванием преступных доходов самогоразного происхождения, а также с международными террористи-ческими группировками. И хотя на морских просторах разворачи-вается настоящая война с пиратством, по характеру она остаетсямелкоочаговой. В этой связи перед мировым сообществом встаетряд проблем. Первая требует существенных уточнений норм со-временного морского права в целях его приспособления к потреб-ностям борьбы с морским пиратством, поскольку под вопросомоказываются суверенные права широкого круга государств, ихюрисдикция над своими территориальными и архипелажными во-дами. Другая проблема связана с несостоятельностью государств,она выходит за национальные и региональные рамки и приобрета-ет международный характер. Чаще всего преступный разгул обнару-живается в тех регионах, где жизнь человеческая бесценна именнопотому, что ничего не стоит. Вспышка морского пиратства в «се-рых зонах» Азии и Африки показывает, насколько разнообразноеи непредсказуемое влияние подобные проблемы оказывают на со-стояние международной безопасности.

Вопросы к обсуждению

1. Дайте определение терминам: «государство», «государствен-ность», «статусность государства», «состоятельность государства»,«конфликт», «политэкономия конфликта», «экономика конфликт-ной зоны». Являются ли «экономическая тень» и политическая кор-рупция неотъемлемыми чертами переходных обществ? Верно лиутверждение о том, что теневая экономика является девиантной идеструктивной формой экономической жизни общества? Можно лиутверждать, что данные явления характерны практически для всехстран Незапада? Раскройте критерии определения географическихрамок и функционального поля «серых зон» мировой политики.

2. Чем объясняется тенденция к превращению ряда стран ирегионов Азии в емкий рынок наркотиков? Раскройте причины

208

развития наркопроизводства в странах «Золотого треугольника»и «Золотого полумесяца». Какие факторы определили разную дина-мику развития наркопроизводства в конце XX – начале XXI в. – егонеуклонный рост в Афганистане и устойчивое падение в Мьянме?Какие факторы исключают полное взаимное слияние наркобизнесаи вооруженных конфликтов и ограничивают рамки их взаимосвя-зи? Почему роль наркобизнеса в политэкономии вооруженного конф-ликта в целом прослеживается более четко, чем влияние конфликтана наркобизнес? В чем состоит сходство и отличие между группи-ровками, участвующими в вооруженных конфликтах и использую-щими наркобизнес в качестве одного из источников дохода, и чис-то криминальными наркоструктурами? Почему Движение «Тали-бан» нельзя отнести к наркогруппировкам глобального масштаба?Почему, как показывает пример Афганистана, Мьянмы и ряда дру-гих стран, постконфликтная ситуация – особенно на этапе, следую-щем непосредственно за заключением мирных соглашений, – зачас-тую более благоприятна для производства наркотиков, чем дажеусловия вооруженного конфликта?

3. Почему из всех видов транснациональной преступностинаркотрафик представляет собой наиболее масштабную угрозуна глобальном уровне? Почему афганский наркотрафик являетсяне только острой проблемой для России и других конечных рын-ков потребления наркотиков, но и растущей угрозой для самогоАфганистана? Чем отличаются для России и США характер и мас-штабы угроз, связанных с афганскими опиатами? Чем обусловле-на определенная общность интересов Москвы и Вашингтона в про-тиводействии афганскому наркотрафику и сокращении глобально-го рынка опиатов? В чем состоит отличие подходов России и СШАк проблеме борьбы с афганским наркобизнесом? Какие факторыпрепятствуют российско-американскому сотрудничеству в делепротиводействия афганскому наркотрафику по северному пути? По-чему антипартизанская стратегия так же мало эффективна в борь-бе с профессиональными наркосообществами, как и военизиро-ванная антинаркотическая стратегия – в борьбе с повстанческимиорганизациями? Почему попытки мирового сообщества решить

209

проблемы, связанные с производством, распространением и потреб-лением наркотиков, имеют весьма ограниченный эффект?

4. Чем отличается современное пиратство от «классического»и почему в ХХ в. это явление мало беспокоило мировое сообще-ство? Какое определение пиратству дает Конвенция ООН по мор-скому праву 1982 г. и какие полномочия по борьбе с пиратствомпредоставляет всем государствам без специальных на то разреше-ний международных организаций? Какие практические и юриди-ческие проблемы возникают после захвата пиратов? Почему невоз-можно наказать пиратов, действуя в традиционном правовом поле.Почему район Аденского залива представляет собой особый слу-чай пиратства?

5. Почему военные средства обеспечения безопасности мор-ских судов (сопровождение военными кораблями, использованиечастных охранных структур и т. п.) имеют ограниченную эффек-тивность? Почему владельцы захваченных судов и грузов предпо-читают выплачивать пиратам названную сумму выкупа, нежеливкладываться в военные спасательные операции? Почему мировоесообщество не поддерживает предложения наносить ракетно-бом-бовые удары по пиратским базам на берегу? Возможно ли созда-ние на постоянной основе эффективного международного военно-го механизма противодействия пиратству? Почему на сегодняшнийдень географическая зона морского разбоя расширяется, несмотряна то, что война с пиратами приобретает достаточно внушитель-ные масштабы? Почему израильские грузовые суда и пассажир-ские лайнеры безбоязненно курсируют в Индийском океане, не опа-саясь быть захваченными пиратами? Согласны ли вы с мнениемо том, что борьба с пиратством сродни борьбе с уличными граби-телями, – бороться с ними надо, но полностью отследить их и лик-видировать невозможно?

6. Каковы цели, состав участников и результаты деятельностиМеждународной контактной группы по борьбе с пиратством у по-бережья Сомали, сформированной при ООН в 2009 г.? Чем объяс-няется «пассивность» государств в отношении инициативы Гене-рального секретаря ООН Пан Ги Муна по созданию международной

миротворческой миссии в Сомали в 2009 г.? Можно ли на сегод-няшний день говорить о намечающемся глобальном консенсусепо поводу представляемой пиратством общей угрозы безопаснос-ти судоходства? В чем разница между понятиями «борьба с пират-ством» и «устранение пиратской угрозы»? В чью пользу следуетсделать выбор мировому сообществу при решении проблем, свя-занных с безопасностью морского судоходства?

Список рекомендуемой литературы

Афганский наркотрафик : Совместная оценка угрозы. Российско-аме-риканская рабочая группа по афганскому наркотрафику. М., 2013.

Балуев Д. Г. «Серые зоны» мировой политики / Д. Г. Балуев, А. А. Но-воселов. М., 2010.

Куклина И. Н. Морское пиратство у берегов Сомали : кто побежда-ет? / И. Н. Куклина // Север – Юг – Россия, 2008 : ежегодник. М., 2009.

Мельвиль А. Ю. Политический атлас современности. Опыт многомер-ного анализа политических систем современных государств / А. Ю. Мель-виль, М. В. Ильин, Е. Ю. Мелешкина. М., 2007.

Проблема государственной состоятельности в сравнительной перс-пективе // Сравнительная политика. 2011. № 3.

Степанова Е. А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтови терроризма / Е. А. Степанова. М., 2005.

Фролов А. Феномен неопиратства в реалиях XXI в. / А. Фролов //Пути к миру и безопасности. М., 2010. Вып. 38–39.

Lintner B. Merchants of Madness. The Methamphetamine Explosionin the Golden Triangle / В. Lintner, М. Black. Chang May, 2009.

The Piracy Reporting Centre Database // International Chamber of Com-merce. International Maritime Bureau [Electronic reusurs]. Mode of access:http://www.icc-ccs.org/piracy-reporting-centre (дата обращения: 14.10.2014).

Violence at Sea : Piracy in the Age of Global Terrorism / ed. by P. Lehr.N. Y. ; L., 2007.

World Drug Report 2013. N. Y., 2013.

211

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

К началу ХХI в. в международных отношениях и мировой по-литике заметно усилились роль и влияние Азии, однако процессы,идущие на азиатском геополитическом пространстве, имеют весьманеоднозначный характер. С одной стороны, возросла экономическаямощь и степень воздействия азиатских стран и регионов на гло-бальные экономические и политические процессы. С другой сторо-ны, в Азии сохраняются очаги международных конфликтов, межэт-нических, этноконфессиональных и иных столкновений и проти-воречий. Это в значительной степени затрудняет определение тра-ектории развития азиатского ареала на обозримую перспективу.

В число мировых лидеров уверенно выдвинулся Китай, кото-рый уже стал второй по величине экономикой мира и, по оценкамэкспертов, может стать первой еще до середины XXI в. Вместес тем КНР предстоит преодолеть немало препятствий на пути к эко-номическому лидерству. В их числе проблемы технологического,социального, демографического, экономического, экологического ха-рактера; политические конфликты в Синьцзяне и Тибете и вопросТайваня; объективные сложности утверждения в качестве крупней-шей державы в системе международных экономических отноше-ний. Встраивание во внешний мир политически – более серьезныйвызов для Китая, поскольку у страны нет ни отработанных внеш-неполитических моделей, ни опыта активного политического взаи-модействия с миром, при этом имеется целый комплекс нераз-решенных территориальных споров с государствами Восточнойи Южной Азии. Открытым остается и вопрос о перспективах сов-мещения официальной коммунистической идеологии с западны-ми ценностями и традиционным конфуцианским мировоззрением.Тем не менее следует признать, что к началу ХХI в. КНР преврати-лась не только в региональную (в масштабах Большой Восточной

212

Азии), но и глобальную супердержаву с интересами в Африке, на Ближ-нем Востоке, в Латинской Америке и Океании, а китайский фактороказывает существенное влияние на развитие современных миро-политических процессов.

Сегодня внимание аналитиков концентрируется на двух веду-щих игроках мировой политики – США и КНР. Одни утверждают,что новый мир будет управляться в формате «Большой двойки»,другие прогнозируют неизбежный конфликт между ними. Россий-ское экспертное сообщество в целом придерживается мнения о том,что глобальное соперничество США и КНР не должно выйти на уро-вень открытого противостояния и в дальнейшем стороны будутотдавать предпочтение сотрудничеству и политике взаимных усту-пок. Более того, хотя борьба Китая за мировое лидерство – не прог-нозный сценарий, а давно идущий процесс, с учетом особого страта-гемного мышления китайцев можно предположить, что Пекин ско-рее ориентирован на мировое цивилизационное доминирование«из тени», внешне оставаясь на вторых ролях. Иными словами, ми-ровое лидерство Китая – не цель, а скорее национальная идея, нетребующая конкретных временных сроков, но способная идеоло-гически мобилизовать китайское общество на стабильное и дина-мичное развитие через качественную внутреннюю трансформацию.

Положение, аналогичное китайскому, стремится занять Индия,которой тоже удалось существенно увеличить свой экономический,научно-технический и военно-политический потенциал. УступаяКитаю по темпам роста экономики, Индия на протяжении послед-них двух десятилетий в этом отношении значительно опережаластраны Запада. К началу ХХI в. она упрочила лидирующие пози-ции в Южной Азии, ее геополитические интересы распростра-нились на Юго-Восточную и Центральную Азию, Средний Востоки Восточную Африку. В целом ряде регионов интересы Дели пере-секаются с китайскими, однако это не мешает установившемусяна сегодняшний день мирному взаимодействию между двумя дер-жавами. Индия расширяет многообразные контакты с США, стра-нами Европы, Японией, Южной Кореей, Россией, ЮАР, Бразилиейи др., однако это партнерство нацелено на усиление самостоятель-

213

ности Индии, а не на союз с какой-либо страной или коалициямистран. В средне- и долгосрочной перспективе, по мнению экспер-тов, Индия продолжит успешное движение по пути догоняющегоразвития и вслед за Китаем выйдет в число мировых экономичес-ких лидеров, превысив по масштабам экономику США, хотя серь-езным препятствием на этом пути останутся демографические иэкологические проблемы страны. При этом Дели будет боротьсяза многополярную международную систему, в которой Индия ста-ла бы одним из центров силы, а также политическим и культурныммостом между поднимающимся Китаем и США.

Особое положение на мировой арене занимает Япония, тожевходящая в триаду азиатских лидеров. Высокий технологическийуровень промышленности и других сфер экономики, мощный науч-но-технический и финансовый потенциал позволят стране остать-ся одним из лидеров мировой экономики, а с точки зрения качестважизни (уровень развития здравоохранения и образования, состоя-ние окружающей среды, комфортность транспортной инфраструк-туры, условия для достойной старости и т. д.) она будет соответ-ствовать высшим мировым стандартам и являться образцом для дру-гих государств. Вместе с тем Токио воздерживается от проведениясущественно отличного от американского и в целом западного внеш-неполитического курса. Факт геополитического тяготения Япониик Западу сегодня во многом объясняется соседством с быстро рас-тущим Китаем, традиционным политико-психологическим недо-верием к нему и наличием между ними территориальных проблем.

Возрастающее влияние на мировой экономический климат так-же оказывают Республика Корея, Индонезия, Тайвань и ряд странЮго-Восточной Азии, демонстрирующих высокие показатели про-мышленного, инновационно-технологического, финансового и во-енно-политического развития. Усиливающийся процесс регионали-зации и интернационализации бизнес-пространства продолжаетменять инвестиционную среду в регионе. Страны АСЕАН сталине только притягательной площадкой для иностранного капитала,но также крупными донорами прямых инвестиций и для развиваю-щихся, и для развитых стран, а отдельные государства (Малайзия,

214

Таиланд) превратились в чистых экспортеров капитала. В целомэксперты весьма оптимистично оценивают перспективы развитиястран Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии на ближайшие де-сятилетия; наиболее актуальными вопросами для них останутсятемпы экономического роста, акцент на проблемы экологии, ста-рения населения и проблемы безопасности.

Перспективы развития стран Южной Азии выглядят не стольоптимистично (за исключением Индии, хотя и здесь имеется угро-за экологической катастрофы). Особую тревогу вызывают Пакис-тан и Афганистан, где ожидается долгосрочное сохранение вяло-текущего кризиса, социального застоя и политического брожения,движения по краю пропасти, сползание в которую и в дальнейшембудет предотвращать экономическая помощь извне. При существую-щем состоянии экономической и политической систем этих странмобилизовать общество на модернизацию, решение экономичес-ких, экологических и социальных проблем не представляется воз-можным. Для этого требуется проведение модернизации, жестконавязанной «сверху», что крайне затратно с финансово-экономичес-кой и социально-гуманитарной точек зрения. Запад, Китай, Индияи Россия заинтересованы в устранении постоянной угрозы неста-бильности, исходящей из этого региона, однако, предоставляя Афга-нистану и Пакистану лишь паллиативную помощь, международноесообщество, по сути, «откупается» от этих стран. Дополнительныересурсы для вялотекущего развития позволяет получить трудоваямиграция, которая фактически превращает Афганистан и Пакистанв поставщиков дешевой рабочей силы, в первую очередь для неф-тедобывающих стран Персидского залива. В целом глобализацияэкономик Афганистана и Пакистана и в дальнейшем будет связанас преимущественной ориентацией на Ближний Восток, Индию,Китай и всю Тихоокеанскую Азию, а также Россию, ЦентральнуюАзию и Европу.

Объективная неопределенность перспектив развития странБлижнего Востока обусловлена незавершенностью процесса транс-формации политического ландшафта региона. Очевидно стабиль-ное поступательное развитие Ирана в условиях сохранения ислам-

215

ской государственности. Модернизация в рамках исламского прав-ления продемонстрировала курс Тегерана на встраивание страныв современные мировые тренды: формирование рыночной эконо-мики, развитие инноваций, постепенное сближение демографичес-кой ситуации с тенденциями развитых стран. Прагматический под-ход к решению актуальных проблем страны способствует дальней-шей эволюции использования исламских принципов в экономике,социально-политической и общественно-культурной жизни; про-исходит постепенное реальное и конституционное изменение струк-туры государственной власти в сторону увеличения роли респуб-ликанских и уменьшения роли исламских органов.

Наметившийся выход Ирана из международной изоляции бу-дет неизбежно сопровождаться повышением его роли в региональ-ных делах при сохранении прежних внешнеполитических целей:создание благоприятной международной среды для развития ислам-ского государства, превращение Ирана в региональный центр силыи распространение иранской шиитской модели развития. Основныенаправления внешней политики страны будут связаны с развитиемотношений с США, Россией, странами Ближнего и Среднего Вос-тока, в первую очередь с арабскими государствами Персидскогозалива. События «арабской весны» объективно послужили инте-ресам Ирана, создав благоприятные условия для появления «ши-итского полумесяца» – инструмента укрепления влияния Иранана Ближнем Востоке. Союз Ирана, Ирака, Сирии и Ливана – этоновая геополитическая реальность, с которой придется считатьсяключевым ближневосточным игрокам – США, Саудовской Аравии,Турции и Израилю. В целом Иран, сохраняя основы исламскогоправления внутри страны, стремится наладить эффективный диа-лог и взаимодействие с внешним миром в сферах, сотрудничествов которых будет определять развитие мирового сообщества в XXI в.(высокие технологии, освоение космоса, регионализация и глоба-лизация).

Несмотря на ряд просчетов, допущенных в ходе «арабской вес-ны», роль Турции на Ближнем Востоке тоже будет неуклонно воз-растать. Сегодня страна демонстрирует пример успешной экономи-

216

ческой модернизации при сохранении исламских ценностей. Этопозволяет ей в обозримом будущем стать одним из технологичес-ких лидеров исламского мира, а также претендовать на политичес-кое доминирование. Важным преимуществом и особенностью воз-рождаемого в последние десятилетия в Турции политическогоислама является его традиционно толерантный характер, несовмес-тимый с крайностями исламского фундаментализма и экстремиз-мом. Эта специфика позволяет Турецкой Республике следоватькурсом на европеизацию и одновременно расширять политичес-кие и экономические связи с мусульманскими странами как на дву-сторонней основе, так и в рамках региональных и трансрегиональ-ных объединений. При этом во внешнеполитических доктринахстраны также будет присутствовать неоосманизм, но в более замас-кированных формах во избежание напряженности в отношенияхс арабским миром. Реалии мировой политики XXI в. расшириливозможности Анкары для маневра, теперь в орбиту турецких инте-ресов включены не только соседние мусульманские страны, но ипостсоветские государства Центральной Азии и Южного Кавказав рамках политики объединения так называемого тюркского мира.

Вместе с тем Анкара будет стремиться к развитию по-прежне-му стратегически важных отношений с Европейским союзом, ко-торые рассматриваются как часть общей системы отношений Тур-ции с Западом, включая отношения в рамках НАТО. Значимостьевропейского вектора обусловлена не только возможностью уси-ления экономического и международно-правового потенциала стра-ны, но и перспективой стать, благодаря этому, ключевым игрокомна границе Европы и Азии. Иными словами, Турция и в дальней-шем будет воздерживаться от односторонней направленности сво-ей внешней политики и стремиться сохранять принадлежностьи к европейской, и к мусульманской цивилизациям, стать важнымфактором сближения между Востоком и Западом, между ислам-ской и христианской культурами. В целом можно говорить не прос-то о связи, а о неком синтезе всех трех направлений развития со-временной Турции: европеизации, неоосманизма и исламизма.Вместе с тем долгосрочный прогноз развития страны сделать прак-

217

тически невозможно в связи с наличием множества неопределен-ных факторов, которые также будут влиять на формирование ту-рецких внешнеполитических приоритетов и методов обеспечениянациональной безопасности. В их числе будущее Евросоюза, Ира-на, арабского мира и Большого Ближнего Востока.

Наибольшую степень неопределенности будущего демонстри-рует арабский мир. Пути эволюции арабских государств могут су-щественно расходиться в силу целого комплекса причин: наличиямежду ними кардинальных различий экономического, политичес-кого и социокультурного характера; нарастания турбулентностина Ближнем Востоке и в Северной Африке на фоне усложнениягеополитической и геоэкономической ситуации в мире, активиза-ции процессов глобализации, роста противоречий между развитыми развивающимся миром, а также между ключевыми игроками ми-ровой и региональной политики. Иными словами, речь идет о не-прогнозируемом возникновении случайностей, появлении не-предвиденных обстоятельств и факторов, способных существенноскорректировать вектор развития арабских государств и даже в оче-редной раз изменить парадигму их развития.

В социально-экономическом плане положительную динамикуразвития с большой долей вероятности будут демонстрировать неф-теэкспортирующие монархии Персидского залива, хотя эту ста-бильность эксперты считают достаточно условной в свете собы-тий «арабской весны» и ряда внутренних факторов, способныхрезко вмешаться в относительно стабильный процесс роста и обо-стрить ситуацию в Аравии до крайности. Все арабские нефтедо-бывающие государства в той или иной степени сталкиваютсяс вполне ощутимыми вызовами и угрозами, хотя их интенсивностьв странах Залива маскируется мощными и грамотно распределяемы-ми доходами от нефти, развитой инфраструктурой, относительновысоким уровнем жизни коренного населения и частично трудо-вых мигрантов, а также высокой степенью встроенности в миро-вую экономику при покровительстве Запада. Эта своего рода «по-душка безопасности», тем не менее, не может считаться перманен-тно действующим фактором национальной безопасности. Вместе

218

с тем с учетом того, что транснациональные субъекты экономи-ческой деятельности, по сути, заинтересованы только в ресурсах,в первую очередь в аравийских, в краткосрочной перспективе всеже можно ожидать сохранения политического статус-кво в этомрегионе.

Ненефтяная часть арабского мира среднего уровня развитияв сложных условиях переходного периода и адаптации к современ-ным реалиям в целом имеет шансы удержаться в русле глобальныхпроцессов и попытаться в той или иной степени соответствоватьобщемировым политическим, социальным и культурным стандар-там. В то же время на практике политика указанной группы странпо многим вопросам современности сохранит скорее реактивныйхарактер и склонность к паллиативным решениям. Подобный под-ход в определенной степени позволяет арабским сообществам за-щитить свою самобытность и оставаться в рамках привычной со-циокультурной ориентации, с тем чтобы избежать негативных по-следствий прозападной ориентации и модернизации. Защитнаяфункция традиций будет и в дальнейшем влиять на сохранениеаморфности хозяйственного организма, перекосов в реализацииструктурных реформ, склонности к этатизму, интенсивных корпо-ративных связей и неформальных отношений в бизнесе, теневыхструктур племенного происхождения, которые и в будущем будутучаствовать в закулисном распределении экономического и поли-тического ресурса.

Неготовность власти и народа воспринять общемировые стан-дарты жизни мешает интеграции арабов даже в соседние промыш-ленно развитые кластеры Европы. Хотя некоторые арабские стра-ны являются членами ВТО, расширяют связи с Международнымвалютным фондом и Всемирным банком, это процесс немагистраль-ный, имеющий, скорее, очаговый характер. Тем не менее общееускорение глобализационных процессов позволяет экспертам пред-полагать, что новое все же будет проникать в ткань арабского бы-тия. Однако на отдаленное будущее прямая экстраполяция теку-щей динамики и реалий жизни арабского мира в целом недопусти-ма ввиду во многом нелинейного развития ситуации в регионе,

219

исключительно высокой зависимости от характера и степени вли-яния внешних сил и весьма неоднозначной роли политического ис-лама. Что касается таких стран, как Ирак, Сирия и Йемен, то онипродолжают оставаться в ряду государств Ближнего Востока, пе-реживающих сложный период исторического развития с неясны-ми перспективами, идущие там процессы не всегда поддаются дажеосмыслению, не говоря уже о прогнозных оценках.

В центре внимания мировой политики на достаточно длитель-ный период останутся проблемы, связанные с транснациональнымрелигиозным радикализмом и экстремизмом, прежде всего на ис-ламской основе, а также конфликт геополитических интересовпо линии «Запад – исламский мир». Исламская альтернатива с еефокусом на «исламское государство», «исламскую экономику», «ис-ламский образ жизни» рассматривается экспертами как главныйконкурент активно, а порой и агрессивно продвигаемого Западомглобалистского проекта. В то же время исламская альтернатива из-начально была скомпрометирована тем, что разного рода исламист-ские проекты продвигались в первую очередь радикалами и экстре-мистами, которые оттеснили на второй план реформистские и иныенацеленные на модернизацию и сотрудничество с Западом ислам-ские политические силы. Нарастанию кризиса в отношениях меж-ду Западом и миром ислама способствуют не только теракты, нои развернувшаяся информационно-психологическая война, в кото-рой активно участвуют радикалы и экстремисты с обеих сторон.

Мусульманские страны оказались самым быстрорастущим де-мографически религиозно-культурным ареалом современности,однако, в отличие от других восточных цивилизаций (конфуциан-ско-буддийской, индуистской), он не имеет единого центра. Этароль распределена между конкурирующими центрами силы ислам-ского мира – суннитской Саудовской Аравией, шиитским Ираноми модернизированной Турцией. В отсутствии нации-лидера заклю-чены и сила, и слабость мусульманской цивилизации. Сегодня пе-ред мусульманскими сообществами стоит весьма сложная цель осо-временить общественно-экономическую систему, не подрываяоснов культурно-религиозной идентичности. И в этом вопросе

многое будет зависеть от действий внешних сил: будут ли они за-гонять мусульманские государства в угол или позволят им модер-низироваться, не нарушая законов экстерриториальности и не пре-секая попытки самобытного приспособления к условиям глоба-лизации. Очевидно, что простых и легких решений в этом вопросене существует, но путь к восстановлению мира лежит через внут-ринациональный диалог и партнерство различных культур.

В долгосрочной перспективе внимание внешних сил – миро-вых и региональных держав, национальных и транснациональныхкомпаний, старых и новых субъектов мировой политики – к стра-нам и регионам Азии будет усиливаться. Одним из главных эконо-мических мотивов такого внимания станет освоение природныхбогатств, в первую очередь, углеводородных ресурсов. Это, в своюочередь, будет способствовать тому, что азиатское геополитичес-кое пространство во все большей степени будет становиться аренойсоперничества крупнейших геополитических игроков, среди кото-рых видное место займет Китай. При этом геополитические кол-лизии приобретут все более технологически сложный, интеллек-туальный характер. Технологический прогресс, научные открытиядвойного (мирно-военного) назначения и возрастающая роль ин-формационного фактора существенно усложнят содержание меж-дународно-политических процессов и внешнеполитическую дея-тельность государств, увеличивая разнообразие проектов много-сторонней дипломатии.

В целом, как считают эксперты, за Азией в системе междуна-родных отношений и в мировой политике на обозримую перспек-тиву сохранится скорее теневое, нежели лидирующее положение.Однако, хотя Запад, как ожидается, сохранит за собой роль гло-бального системообразующего элемента, его мощь будет неуклон-но сокращаться и вынуждать в большей мере считаться с другимимеждународными игроками. Подобные условия объективно созда-дут благоприятные возможности для наращивания экономическо-го и политического веса ведущих государств Азии, их более актив-ного участия в процессе принятия решений в области мировой по-литики, международных отношений и обеспечения глобальнойбезопасности.

221

СПИСОКБИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ ССЫЛОК

Афганский наркотрафик : Совместная оценка угрозы. Российско-аме-риканская рабочая группа по афганскому наркотрафику. М., 2013

Балуев Д. Г., Новоселов А. А. «Серые зоны» мировой политики. М.,2010.

Белокреницкий В. Я. Восток в мирополитических процессах. М., 2010.Белокреницкий В. Я. Демографическое будущее исламского мира //

Исламский фактор в истории и современности. М., 2011.Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидер-

ство. М., 2005.Бурлаков В. А. Военно-политическая составляющая геополитичес-

кого анализа международных отношений в Северо-Восточной Азии // Ой-кумена. 2011. № 2.

Военный потенциал Ирана // Военные материалы. 2012. Март [Элект-ронный ресурс]. URL: http://warfiles.ru/show-4221-voennyy-potencial-iri.html (дата обращения: 10.05.2015).

Вооруженные силы Израиля // 200 stran.ru. Вооруженные силы [Элект-ронный ресурс]. URL: http://www.200stran.ru/war_country78.html (датаобращения: 10.05.2015).

Демидов О. Социальные сетевые сервисы в контексте международ-ной и национальной безопасности // Индекс безопасности. 2013. № 1 (104).

Дэвенпорт Е., Кук С. Нефтяные тресты и англо-американские отно-шения. М., 1923.

Евдокимов Е. Политика Китая в глобальном информационном про-странстве // Междунар. процессы. 2011. № 1(25) [Электронный ресурс].URL: http://www.intertrends.ru/twenty-fifth/009.htm (дата обращения:10.09.2014).

Жигжитов С. В. К вопросу о государственной состоятельности : основ-ные подходы к концептуализации // Сравнительная политика. 2011. № 3.

Жизнин С. Энергетическая дипломатия России. М., 2005.Зеличенко А. История афганской наркоэкспансии 1990-х гг. и проб-

лема национальной безопасности Кыргызстана. Бишкек, 2003.

222

Зиновьева Е. Цифровая дипломатия США : возможности и угрозыдля международной безопасности // Индекс безопасности. 2013. № 1 (104).

Ибрагимова Г. Стратегия КНР в киберпространстве : вопросы уп-равления Интернетом и обеспечения информационной безопасности //Индекс безопасности. 2013. № 1 (104).

Игнатенко А. А. Самоопределение исламского мира // Ислам и по-литика. М., 2001.

Ильин М. В. Пределы государственной состоятельности стран ми-ра // Сравнительная политика. 2011. № 3.

Калинина Н. И. Глобальное партнерство и биобезопасность // Итогии перспективы реализации программы Глобального партнерства. М., 2009.

Калинина Н. Науки о жизни и биобезопасности // МЭиМО. 2013. № 11.Карасев П. А. Обеспечение международной информационной безо-

пасности // Политические и военно-экономические аспекты обеспечениямеждународной и региональной безопасности. М., 2012.

Карякин В. В., Козин В. П. Военная политика и стратегия США в гео-политической динамике XXI века. М., 2014.

Колотов В. Н., Ланьков А. Н. Особенности развития и проблемы ста-бильности стран АСЕАН : энергетические ресурсы, экономика и полити-ка региона на современном этапе // «Ресурсное проклятие» : нефть, газ,модернизация общества. М. ; СПб., 2008.

Кольцов А. В. Модернизация военно-промышленного комплекса Тур-ции // Восточная аналитика : ежегодник, 2011. М., 2011.

Корсаков Г. Информационное оружие супердержавы // Пути к мируи безопасности. М., 2012. Вып. 1 (42).

Коэн А. Снизить зависимость США от ближневосточной нефти //Россия в глобальной политике. 2006. № 3.

Куклина И. Н. Глобальные тенденции в обеспечении безопасности :коллапс силы или права? // Азия и Африка в современной мировой поли-тике. М., 2012.

Лажми Н. «Аль-Джазира», или Протестная журналистика // Ближ-ний Восток, Арабское пробуждение и Россия : что дальше? М., 2012.

Латов Ю. В. Экономика вне закона : очерк по теории и истории те-невой экономики. М., 2001.

Лучиани Дж. Атомная энергетика в арабских странах : в чем целесо-образность? // Индекс безопасности. 2012. № 2.

Льюис Б. Последнее наступление ислама? // Россия в глобальнойполитике. 2007. № 5.

223

Малашенко А. В. Исламская альтернатива и исламистский проект.М., 2006.

Малышева Д. Б. Вывод войск международной коалиции из Афга-нистана и Центральная Азия // Оценки и идеи : бюл. Ин-та востоковеде-ния РАН. М., 2012а. Т. 1. № 2.

Малышева Д. Б. Современная мировая политика в контексте фор-мирования многополюсного мира // Азия и Африка в современной миро-вой политике. М., 2012б.

Мауджери Л. Двукратное «ура» дорогостоящей нефти // Россияв глобальной политике. 2006. № 3.

Международная информационная безопасность и глобальное управ-ление интернетом : взгляд из Женевы глазами российских и международ-ных экспертов : материалы круглого стола // Индекс безопасности. 2013.№ 1 (104).

Мельвиль А. Ю., Ильин М. В., Мелешкина Е. Ю. Политический атлассовременности. Опыт многомерного анализа политических систем со-временных государств. М., 2007.

Минин Г. Геополитика газа и сирийский кризис // Фонд стратегичес-кой культуры. Политика. 2013. 29 мая [Электронный ресурс]. URL: http://www.fondsk.ru/news/2013/05/29/geopolitika-gaza-i-sirijskij-krizis-20759.html(дата обращения: 18.09.2014).

Мурогов В. Ядерная энергетика : уроки прошлого, современныепроблемы, новые инициативы // Индекс безопасности. 2012. № 3–4.

Наумкин В. В. Ислам и мусульмане : культура и политика : статьи,очерки, доклады разных лет. М. ; Н. Новгород, 2008.

Наумкин В. В. Круговорот Арабского пробуждения // Ближний Вос-ток, Арабское пробуждение и Россия : что дальше? М., 2012.

Неклесса А. И. Эпилог истории, или Модернизация versus ориен-тализация // Постиндустриальный мир : центр, периферия, Россия.Сб. 2 : Глобализация и Периферия. М., 1999.

Опыт Ирана в борьбе с наркоманией // РИА Новости. 2012. 29 авг.[Электронный ресурс]. URL: http://ria.ru/beznarko_help/20120829/732780641.html#ixzz3U46DXFfq (дата обращения: 10.03.2015).

Партнерство цивилизаций : нет разумной альтернативы. М., 2011.Пираты, банкиры, террористы // Радио Свобода. 2013. 26 нояб.

[Электронный ресурс]. URL: www.svoboda.mobi/a/25180095.html (датаобращения: 10.09.2014).

Пискунова Н. Кибербезопасность и атомная энергетика : все ещепредстоит // Индекс безопасности. 2014. № 1 (108).

224

Рогожин А. А. Тренды мировой энергетики // Север – Юг – Россия,2012. М., 2013.

Сатановский Е. Я. Россия и Ближний Восток. Котел с неприятнос-тями. М., 2012.

Сергеев В. М. Проблема состоятельности государства // Сравни-тельная политика. 2011. № 3.

Сергеев П. Проблемы мировой энергетической безопасности //МЭиМО. 2007. № 12.

Симоненко М. Stuxnet и ядерное обогащение режима международнойинформационной безопасности // Индекс безопасности. 2013. № 1 (104).

Симонов К. Глобальная энергетическая война. М., 2007.Степанов Д. Ю. Проблемы сотрудничества стран Каспийского ре-

гиона в нефтегазовой отрасли : геоэкономический аспект : автореф. дис. ...канд. экон. наук. М., 2008.

Степанова Е. А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтови терроризма. М., 2005.

Страны, из которых чаще всего совершаются хакерские атаки //Первая рейтинговая система. 2013. 17 авг. [Электронный ресурс]. URL:http://www.ratel.com.ua/ehkonomika/tekhnologii/2708/ (дата обращения:06.09.2014).

Стрельцов Д. В. «Чистая энергетика» в Японии // Восточная анали-тика, 2011. М., 2012.

Сусоколов А. А. Культура и обмен. Введение в экономическую антро-пологию. М., 2006.

Теневая экономика и политическая коррупция в обществах переход-ного типа. Афро-азиатские страны и Россия. М., 2001.

Хохлов И. И. Развитие наркобизнеса в условиях контртеррористи-ческой операции в Афганистане // МЭиМО. 2006. № 6.

Чеснокова С. В. Китай сохраняет лидерство в развитии возобнов-ляемой энергетики // Восточная аналитика, 2012. М., 2013.

Чеснокова С. В. Китай : новая и возобновляемая энергетика // Вос-точная аналитика, 2011. М., 2012.

Шрадер Х. Экономическая антропология. М., 1999.Юрченко Г. Киберборьба по взглядам руководства Китая // Военно-

политическое обозрение. 2012. 18 июля [Электронный ресурс]. URL:http://www.belvpo.com/ru/13593.html (дата обращения: 06.09.2014).

Юшков И. В. Борьба за контроль над запасами энергетических ре-сурсов как фактор мировой политики // Конкуренция и конфликтностьв мировой экономике и политике. М., 2013.

225

ВР Energy Outlook to 2035 // BP Official Website [Electronic resource].Mode of access: http://www.bp.com/en/global/corporate/about-bp/energy-eco-nomics/energy-outlook/outlook-to-2035.html (дата обращения: 06.11.2014).

BP Statistical Review of World Energy 2014 // BP Official Website[Electronic resource]. Mode of access: http://www.bp.com/statisticalreview(дата обращения: 06.11.2014).

Burgat F. Face to Face with Political Islam. L. ; N. Y., 2003.Collier P., Hoeffler A. Greed and Grievance in Civil War. Policy Research

Working Paper № 2355. Wash., D. C., 2001.Economie des Guerres Civiles. Paris,1996.Elkins Z., Sides J. Seeking Stateness // George Washington University.

Department of Political Science. Official Website. 2008. April [Electronicresource]. Mode of access: http://home.gwu.edu/~jsides/stateness.pdf (датаобращения: 15.06.2015).

Engdahl W. Syria, Turkey, Israel and the Greater Middle East EnergyWar // Global Research. Centre for Research on Globalization [Electronicresource]. Mode of access: http://www.globalresearch.ca/syria-turkey-israel-and-the-greater-middle-east-energy-war/5307902 (дата обращения:18.09.2014).

ExxonMobil Outlook for Energy: A View to 2040 // ExxonMobil OfficialWebsite [Electronic resource]. Mode of access: http://corporate.exxonmobil.com/en/energy/energy-outlook (дата обращения: 20.09.2014).

GFP list of World Military Strengths 2015 // Global Firepower OfficialWebsite [Electronic resource]. Mode of access: http://www.globalfirepower.com/countries-comparison.asp (дата обращения: 10.05.2015).

Global Trends in Renewable Energy Investments 2014 // Frankfurt School –UNEP Collaborating Centre for Climate & Sustainable Energy Finance[Electronic resource]. Mode of access: http://www.unep.org/pdf/Green_energy_2013-Key_findings.pdf (дата обращения: 22.09.2014).

GMI Ranking Table. Global Militarization Index 2015 // Bonn InternationalCenter for Conversation [Electronic resource]. Mode of access: http://gmi.bicc.de/index.php?page=ranking-table?year=2013&sort=rank_asc (дата обращения:12.05.2015).

Greed and Grievance : Economic Agendas in Civil Wars. L., 2000.Informational Strategy for Cyberspace : Prosperity, Security, and Openness

in a Networked World. Washington. Washington D.C., May 2011 // The WhiteHouse Official Website [Electronic resource]. Mode of access: http://www.white-house.gov/sites/default/files/rss_viewer/International_Strategy_Cyberspace_Factsheet.pdf (дата обращения: 06.09.2014).

IT Strategic Plan: Fiscal Years 2011–2013 Digital Diplomacy // U. S. De-partment of State. 2010. September 1 [Electronic resource]. Mode of access:http://www.state.gov/m/irm/rls/148572.htm (дата обращения: 06.09.2014).

Jackson R. Quasi-States: Sovereignty, International Relations and the ThirdWorld. N. Y., 1990.

Knake R. Internet Governance in an Age of Cyber Insecurity. N. Y., 2010.Kramer M. Fundamentalist Islam: The Drive for Power // Martin Kramer.

Sandbox [Electronic resource]. Mode of access: http://www.martinkramer.org/sandbox/reader/archives/fundamentalist-islam-the-drive-for-power/(дата обра-щения: 22.09.2013).

Libicki M. Cyberdeterrence and Cyberwar. S. Monica (Calif.), 2009.Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation.

Baltimore, 1996.Naylor R. T. Wages of Crime: Black Markets, Illegal Finance, and the Un-

derworld Economy. Ithaca (N. Y.), 2002.Pfister P. From State to Stateness. Belfast, 2004.Political Economy of Armed Conflict: Beyond Greed and Grievance.

Boulder, 2003.Public Diplomacy: Strengthening U. S. Engagement with the World.

A Strategic Approach for the 21st Century, 2010 // US Army War College.Library [Electronic resource]. Mode of access: http://www.carlisle.army.mil/DIME/documents/Public%20Diplomacy%20US%20World%20Engagement.pdf(дата обращения: 06.09.2014).

SIPRI Military Expenditures Database, 2015 // Stockholm InternationalPeace Research Institute [Electronic resource]. Mode of access: http://www.sipri.org/research/armaments/milex/milex_database (дата обращения: 16.05.2015).

The Piracy Reporting Centre Database // International Chamber of Com-merce. International Maritime Bureau [Electronic resource]. Mode of access:http://www.icc-ccs.org/piracy-reporting-centre (дата обращения: 12.09.2014).

Trends in International Arms Transfers, 2014. SIPRI Fact Sheet. March2015 // Stockholm International Peace Research Institute [Electronic resource].Mode of access: http://books.sipri.org/product_info?c_product_id=495 (датаобращения: 14.05.2015).

World Drug Report 2013. N. Y., 2013.

227

СПИСОКРЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Азия и Африка в современной мировой политике. М., 2012.Акимов А. В. Цивилизации в XXI веке : проблемы и перспективы

развития / А. В. Акимов, А. И. Яковлев. М., 2012.Афганистан и Пакистан : современное состояние и перспективы раз-

вития. М., 2012.Афганский наркотрафик : Совместная оценка угрозы. Российско-аме-

риканская рабочая группа по афганскому наркотрафику. М., 2013.Бажанов Е. П. Многополюсный мир / Е. П. Бажанов. Н. Е. Бажано-

ва. М., 2010.Байков А. А. Сравнительная интеграция. Практика и модели интегра-

ции в зарубежной Европе и Тихоокеанской Азии / А. А. Байков. М., 2012.Байчоров А. Китаизация. Последствия роста мощи Китая для мира

в XXI веке / А. Байчоров. М., 2013.Балуев Д. Г. «Серые зоны» мировой политики / Д. Г. Балуев, А. А. Но-

воселов. М., 2010.Белокреницкий В. Я. Восток в мирополитических процессах. Азия

и Африка в истории международных отношений и современной миро-вой политике / В. Я. Белокреницкий. М., 2010.

Бжезинский З. Великая шахматная доска / З. Бжезинский. М., 1998.Бжезинский З. Выбор : мировое господство или глобальное лидер-

ство / З. Бжезинский. М., 2004.Ближневосточный конфликт : поиски выхода : аналит. докл. россий-

ской группы Международного Дискуссионного клуба «Валдай». М.,2011. Янв. // Valdai Discussion Club. Publications [Электронный ресурс].URL: http://www.valdaiclub.com/publication/22281.html (дата обращения:20.04.2015).

Ближний Восток, Арабское пробуждение и Россия : что дальше? М.,2012.

Борьба с коррупцией, наркотрафиком, финансовыми преступления-ми. Международный опыт / под ред. Ш. К. Байзакова. Бишкек, 2000.

Введение в востоковедение. СПб., 2011.

228

Взаимосвязь ядерного разоружения и нераспространения : реаль-ность или миф? / под ред. А. Г. Арбатова, В. З. Дворкина, С. К. Ознобище-ва. М., 2011.

Видясова М. Ф. Политический ислам в странах Северной Африки /М. Ф. Видясова, В. В. Орлов. М., 2008.

Внешнеполитический процесс в странах Востока / под ред. Д. В. Стрель-цова. М., 2011.

Волохова А. А. Основы китайской дипломатии / А. А. Волохова. М.,2007.

Воскресенский А. Д. Китай в мировой политике / А. Д. Воскресен-ский. М., 2008.

Восток и политика. Политические системы, политические культу-ры, политические процессы / под ред. А. Д. Воскресенского. М., 2015.

Восточная аналитика : ежегодник. М., 2012–2014.Вызовы безопасности в Центральной Азии. М., 2013.Галенович Ю. М. Наказы Цзян Цзэминя. Принципы внешней и обо-

ронной политики современного Китая / Ю. М. Галенович. М., 2003.Галищева Н. В. Экономика стран Южной Азии / Н. В. Галищева. М.,

2009.Глобальная безопасность в цифровую эпоху // Индекс безопасности.

2013. № 1 (104).Год планеты. Экономика, политика, безопасность : ежегодник. М.,

2010–2012.Гудев П. А. Конвенция ООН по морскому праву : проблемы транс-

формации режима / П. А. Гудев. М., 2014.Десять шагов к созданию зоны, свободной от ОМУ на Ближнем Вос-

токе. Белая книга. М., 2013.ДНЯО-2010 : как упрочить режим. Белая книга. М., 2010.Доклад о ситуации с правами человека в ряде государств мира. М.,

2011.Дугин А. Социология геополитических процессов / А. Дугин. М., 2009.Ежегодник СИПРИ : вооружения, разоружение, международная

безопасность. М., 2011–2014.Ергин Д. Добыча : Всемирная история борьбы за нефть, деньги

и власть / Д. Ергин. М., 2011.Есть ли будущее у контроля над вооружениями? / под ред. С. К. Озно-

бищева, А. И. Никитина. М., 2013.Жизнин С. Энергетическая дипломатия России / С. Жизнин. М., 2005.Закария Ф. Постамериканский мир будущего / Ф. Закария. М., 2009.

229

Идентичность как предмет политического анализа : сб. ст. / под ред.И. С. Семененко. М., 2011.

Ислам и общественное развитие в начале XXI века. М., 2005.Ислам и современные международные отношения. М., 2001.Ислам на современном Востоке. М., 2004.Исламская цивилизация в глобализирующемся мире. М., 2011.Исламский фактор в истории и современности. М., 2011.Калинина Н. И. Международные и национальные проблемы биоло-

гической безопасности и перспективы их решения / Н. И. Калинина.М., 2012.

Карякин В. В. Военная политика и стратегия США в геополитичес-кой динамике XXI века / В. В. Карякин, В. П. Козин. М., 2014.

Карякин В. Геополитика третьей волны. Трансформация мира в эпо-ху Постмодерна / В. Карякин. М., 2013.

Киршин Ю. Человекосберегающая военная безопасность мировогосообщества : взгляд в будущее / Ю. Киршин. Клинцы, 2010.

Киссинджер Г. О Китае / Г. Киссинджер. М., 2013.Китай и глобализация : взгляд из Москвы и Пекина / отв. ред. В. В. Ми-

хеев, В. Г. Швыдко. М., 2013.Князев А. А. К истории и современному состоянию производства

наркотиков в Афганистане и их распространения в Центральной Азии /А. А. Князев. Бишкек, 2004.

Колодко Г. В. Глобализация, трансформация, кризис – что дальше? /Г. В. Колодко. М., 2011.

Колосов В. А. Геополитика и политическая география : учебникдля вузов / В. А. Колосов, Е. С. Мироненко. М., 2001.

Комар Ю. Глобализация и афро-азиатский мир / Ю. Комар. М., 2007.Конкуренция и конфликтность в мировой экономике и политике.

М., 2013.Корейский ядерный кризис : перспективы деэскалации / под ред.

А. Г. Арбатова, В. З. Дворкина, С. К. Ознобищева. М., 2013.Корсаков Г. Информационное оружие супердержавы / Г. Корсаков //

Пути к миру и безопасности. М., 2012. Вып. 1 (42).Кузык Б. Н. Цивилизации : теория, история, диалог, будущее /

Б. Н. Кузык, Ю. В. Яковец. М., 2008.Куклина И. Н. Морское пиратство у берегов Сомали : кто побежда-

ет? / И. Н. Куклина // Север – Юг – Россия, 2008 : ежегодник. М., 2009.Ланда Р. Г. Политический ислам : предварительные итоги / Р. Г. Лан-

да. М., 2005.

230

Лебедева М. М. Мировая политика : учебник для бакалавров /М. М. Лебедева. М., 2011.

Лоран Э. Нефть : ложь, тайны, махинации / Э. Лоран. М., 2008.Малашенко А. В. Исламская альтернатива и исламистский проект /

А. В. Малашенко. М., 2006.Междисциплинарный синтез в изучении мировой экономики и по-

литики / под ред. Ф. Г. Войтоловского, А. В. Кузнецова. М., 2012.Международная информационная безопасность : дипломатия ми-

ра / под ред. С. А. Комова. М., 2009.Международные отношения в Центральной Азии : события и доку-

менты / отв. ред. А. Д. Богатуров. М., 2011.Мельвиль А. Ю. Политический атлас современности. Опыт мно-

гомерного анализа политических систем современных государств /А. Ю. Мельвиль, М. В. Ильин, Е. Ю. Мелешкина. М., 2007.

Мельянцев В. А. Развитые и развивающиеся страны в эпоху пере-мен / В. А. Мельянцев. М., 2009.

Месамед В. И. Иран в Центральной Азии : два десятилетия диалога /В. И. Месамед. М., 2011.

Михеев В. В. Китай – Япония : стратегическое соперничество и парт-нерство в глобализирующемся мире. М., 2009.

Могилевкин И. М. Глобальная инфраструктура : механизм движенияв будущее / И. М. Могилевкин. М., 2010.

Население и глобализация / под ред. Н. М. Римашевской. М., 2002.Наумкин В. В. Арабский мир, ислам и Россия : прошлое и настоя-

щее / В. В. Наумкин. М., 2013.Наумкин В. В. Ближний Восток в мировой политике и культуре /

В. В. Наумкин. М., 2011.Наумкин В. В. Ислам и мусульмане : культура и политика / В. В. На-

умкин. М. ; Н. Новгород, 2008.Нефтегазовый фактор в мировой геополитике. М., 2008.Неядерные факторы ядерного разоружения (противоракетная обо-

рона, высокоточные обычные вооружения, космическое оружие). М.,2010.

Новые факторы глобального и регионального развития : обострениеэтносоциокультурных противоречий / под ред. Е. Ш. Гонтмахера. М., 2013.

Олимпиев А. Международные проблемы Ближнего Востока. 1960-е –2013 / А. Олимпиев, А. Хазанов. М., 2013.

Панарин А. Глобальное политическое прогнозирование / А. Пана-рин. М., 2002.

231

Пантин В. И. Философия исторического прогнозирования : ритмыистории и перспективы мирового развития / В. И. Пантин, В. В. Лапкин.Дубна, 2006.

Партнерство цивилизаций : нет разумной альтернативы. М., 2011.Пахомова М. А. Политика Китая в странах Арабского Востока

(1978–2012) / М. А. Пахомова. М., 2013.Перспективы трансформации ядерного сдерживания / под ред.

А. Г. Арбатова, В. З. Дворкина, С. К. Ознобищева. М., 2011.Перспективы участия Китая в ограничении ядерных вооружений.

М., 2012.Петров A. M. Международное экономическое общение в истории

Востока / А. М. Петров. М., 2010.Петров С. В. Информационная безопасность / С. В. Петров, П. А. Кис-

ляков. М., 2011.Пластун В. Н. Эволюция деятельности экстремистских организа-

ций в странах Востока / В. Н. Пластун. Новосибирск, 2002.Политическая идентичность и политика идентичности : в 2 т. /

отв. ред. И. С. Семененко. М., 2011.Политические процессы в современном мире : трансформация

на фоне глобализации / отв. ред. Э. Г. Соловьев. М., 2011.Потапов М. А. Экономика современной Азии / М. А. Потапов,

А. И. Салицкий, А. В. Шахматов. М., 2011.Примаков Е. М. Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и

за кулисами (вторая половина XX – начало XXI века) / Е. М. Примаков.М., 2012.

Примаков Е. М. Мысли вслух / Е. М. Примаков. М., 2011.Проблема государственной состоятельности в сравнительной перс-

пективе // Сравнительная политика. 2011. № 3.Прогноз развития энергетики мира и России до 2040 г. // Институт

энергетических исследований РАН, Центр изучения мировых энерге-тических рынков [Электронный ресурс]. URL: www.eriras.ru/files/slancjevyj_gaz_5_ljet_nojabr_2012.pdf (дата обращения: 20.04.2015).

Резяпов Н. Пираты XXI века : Борьба с ними возможна лишь при ко-ординации усилий международного сообщества / Н. Резяпов. М., 2002.

Религия и глобализация на просторах Евразии. М., 2005.«Ресурсное проклятие» : нефть, газ, модернизация общества. М. ;

СПб., 2008.Рецепты Арабской весны : русская версия / под ред. А. М. Васильева,

Н. Н. Петрова. М., 2012.

232

Россия и исламский мир. М., 2010.Россия и мир : 2014. Экономика и внешняя политика. Ежегодный

прогноз / под ред. А. А. Дынкина. М., 2013.Саид Э. Ориентализм. Западные концепции Востока / Э. Саид. СПб.,

2006.Сатановский Е. Я. Россия и Ближний Восток. Котел с неприятнос-

тями / Е. Я. Сатановский. М., 2012.Север – Юг – Россия : ежегодник / отв. ред. В. Г. Хорос, Д. Б. Малы-

шева. М., 2009–2014.Сейранян Б. Г. Становление государственности аравийских монар-

хий / Б. Г. Сейранян, В. А. Исаев, А. О. Филоник. М., 2013.Симонов К. Глобальная энергетическая война / К. Симонов. М., 2007.Современные ядерные доктрины государств. М., 2010.Современный Афганистан и сопредельные страны. М., 2011.Степанова Е. А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтов

и терроризма / Е. А. Степанова. М., 2005.Стратегический глобальный прогноз, 2030 / под ред. А. Дынкина.

М., 2011.Сюкияйнен Л. Р. Глобализация и мусульманский мир : оценка совре-

менной исламской правовой мысли / Л. Р. Сюкияйнен. М., 2012.Типология конфликтов : «новые войны» и ситуация на Ближнем Вос-

токе / отв. ред. И. Я. Кобринская. М., 2013.Томберг Р. И. Китай в глобальной конкуренции за нефть Африки /

Р. И. Томберг. М., 2011.Торкунов А. Корейский полуостров : метаморфозы послевоенной

истории / А. Торкунов, В. Ли. М., 2008.Транснациональные политические пространства : явление и практи-

ка / отв. ред. М. С. Стрежнева. М., 2011.Трансформация в арабском мире и интересы России : аналит. докл.

Междунар. дискус. клуба «Валдай». М., 2012. Июнь // Valdai DiscussionClub. Publications [Электронный ресурс]. URL: http://www.valdaiclub.com/publication/44140.html (дата обращения: 20.04.2015).

Трансформация и конфликты в Центральной Азии и на Кавказе. М.,2013.

«Третий мир» : спустя полстолетия / отв. ред. В. Г. Хорос, Д. Б. Ма-лышева. М., 2013.

Угроза ядерного терроризма / под ред. А. Г. Арбатова. М., 2008.Уразова Е. И. Турция сегодня : экономическое сотрудничество со стра-

нами Южного Кавказа и Центральной Азии / Е. И. Уразова. М., 2012.

233

Факторы и акторы дестабилизации : опыт прошлого и современ-ность / отв. ред. В. И. Катагарова. М., 2011.

Фролов А. Феномен неопиратства в реалиях XXI в. / А. Фролов //Пути к миру и безопасности. М., 2010. Вып. 38–39.

Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах /С. Хантингтон. М., 2004.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. М.,2003.

Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество / М. Хатами. М.,2001.

Хатами М. Текст выступления на заседании ООН, посвященномдиалогу цивилизаций / М. Хатами. М., 2001.

Химическое разоружение : результаты, эффективность, особенностисовременного этапа. М., 2009.

Центральная Азия : роль в перестройке мировых рынков нефти игаза. М., 2014.

Что догоняет догоняющее развитие. М., 2011.Чугров С. В. Япония в поисках новой идентичности / С. В. Чугров.

М., 2010.Шишков Ю. В. Национальное государство : становление, развитие,

закат. Что дальше? / Ю. В. Шишков. М., 2011.ШОС и страны Ближнего и Среднего Востока. М., 2011.Экологические проблемы стран Азии и Африки / под ред. Д. В. Стрель-

цова, Р. А. Алиева. М., 2012.Элиты стран Востока / под ред. А. Ю. Другова. М., 2011.Эндгаль У. Столетие войны. Англо-американская нефтяная полити-

ка и новый мировой порядок / У. Эндгаль. М., 2008.Энергетическая безопасность : национальные, региональные и меж-

дународные аспекты. М., 2013.Энергетические измерения международных отношений и безопас-

ности в Восточной Азии. М., 2007.Ядерная перезагрузка : сокращение и нераспространение вооруже-

ний / под ред. А. Арбатова, В. Дворкина. М., 2011.Ядерное нераспространение в ближневосточном контексте. М., 2013.Ядерное нераспространение : крат. энциклопедия. М., 2009.Ядерное нераспространение : учебник для вузов : в 2 т. М., 2002.Яковец Ю. В. Глобальные экономические трансформации XXI века /

Ю. В. Яковец. М., 2011.

234

Alterman J. B. The Vital Triangle : China, the United States and the MiddleEast / J. B. Alterman, J. Garver. L., 2008.

Borchgrave A. de. Cyber Threats and Information Security: Meetingthe 21st Century Challenges / A. de Borchgrave, F. Cilluffo, S. Cardash,M. Ledgerwood. Wash., 2001.

Bzezinski Z. Strategic Vision. America and the Crisis of Global Power /Z. Bzezinski. N. Y., 2012.

Castells M. Communication Power / M. Castells. Oxford, 2009.Cooper J. Taiwan : Nation-State or Province? / J. Cooper. N. Y., 2013.Cordesman A. Cyberthreats, Information Warfare, and Critical Infrastructu-

re Protection / A. Cordesman. Wash., 2001.Cyber Space Policy Review : Assuring a Trusted and Resilient Information

and Communications Infrastructure. Wash., 2009.International Narcotics Control Strategy Report, 2013 // U.S. Department

of State. Bureau for International Narcotics and Law Enforcement Efforts. 2014.March [Electronic resource]. Mode of access: http://www.state.gov/documents/organization/222881.pdf (дата обращения: 20.04.2015).

Key World Energy Statistics 2014. International Energy Agency [Electronicresource]. Mode of access: http://www.iea.org/publications/freepublications/publication/KeyWorld2014.pdf (дата обращения: 20.04.2015).

Kupchan Ch. A. No One’s World. The West, the Rising Rest, and theComing Global Turn / Ch. Kupchan. Oxford, 2012.

Libicki M. Cyberdeterrence and Cyberwar / M. Libicki. S. Monica, 2009.Lintner В. Merchants of Madness. The Methamphetamine Explosion

in the Golden Triangle / В. Lintner, М. Black. Chang May, 2009.Lonsdale D. The Nature of War in the Information Age : Clausewitzian

Future / D. Lonsdale. L., 2004.Lynn W. Protecting the Domain : Cybersecurity as a Defense Priority.

Speech / W. Lynn. Wash., 2009Olcott M. B. In the Whirlwind of Jihad / M. B. Olcott. Wash., 2012.Putting Higher Education to Work. Skill and Research for Growth in East

Asia. World Bank East Asia and Pacific Regional Report. Wash., 2011.Rapley J. Understanding Development. Theory and Practice in the Third

World / J. Rapley. Boulder ; L., 2007.Rashid A. Pakistan on the Brink. The Future of America, Pakistan, and

Afghanistan. L., 2012.Rid Th. War 2.0 : Irregular Warfare in the Information Age / Th. Rid,

M. Hecker. Westport, 2009.Strategic Survey 2013. The Annual Review of World Affairs. L., 2013.

Sugata Marjit. The Outsiders. Economic Reform and Informal Labourin a Developing Economy / Sugata Marjit, Saibal Kar. Oxford ; New Delhi,2011.

The Piracy Reporting Centre Database // International Chamber of Com-merce. International Maritime Bureau [Electronic resource]. Mode of access:http://www.icc-ccs.org/piracy-reporting-centre (дата обращения: 20.04.2015).

The World Factbook : Energy // US Central Intelligence Agency [Electronicresource]. Mode of access: https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/rankorder/rankorderguide.html (дата обращения: 20.04.2015).

The World’s Muslim : Religion, Politics and Society. Report // Pew ResearchCenter’s Forum on Religion & Public Life, 2013. 30 Apr. [Electronic resource].Mode of access: http://www.pewforum.org/2013/04/30/the-worlds-muslims-religion-politics-society-science-and-popular-culture/ (дата обращения:20.04.2015).

The World’s Muslim : Unity and Diversity // Pew Research Center’s Forumon Religion & Public Life, 2012. 9 August [Electronic resource]. Mode ofaccess: http://www.pewforum.org/2012/08/09/the-worlds-muslims-unity-and-diversity-executive-summary/ (дата обращения: 20.04.2015).

Violence at Sea : Piracy in the Age of Global Terrorism / ed. by P. Lehr.N. Y. ; L., 2007.

World Drug Report 2013. N. Y., 2013.World Economic Outlook Database, 2014. Apr. // International Monetary

Fund [Electronic resource]. Mode of access: http://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2014/01/weodata/index.aspx (дата обращения: 20.04.2015).

World Energy Outlook 2014 // International Energy Agency [Electronicresource]. Mode of access: http://www.worldenergyoutlook.org/ (дата обра-щения: 20.04.2015).

Zakaria F. The Future of Freedom. Illiberal Democracy at Home andAbroad / F. Zakaria. N. Y., 2003.

План изданий 2015 г. Подписано в печать 18.11.15.Формат 6084/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times.

Уч.-изд. л. 12,5. Усл. печ. л. 13,72. Тираж 90 экз. Заказ 368.

Издательство Уральского университета620000, Екатеринбург, ул. Тургенева, 4

Отпечатано в Издательско-полиграфическом центре УрФУ620000, Екатеринбург, ул. Тургенева, 4

Тел.: + (343) 350-56-64, 350-90-13Факс +7 (343) 358-93-06

E-mail: press-urfu@mail.ru

У ч е б н о е и з д а н и е

Валиахметова Гульнара Ниловна

Азия в мировой политике XXI века

Учебное пособие

Зав. редакцией М. А. ОвечкинаРедактор В. И. Попова

Корректор В. И. ПоповаКомпьютерная верстка Г. Б. Головиной