К читателю.

Впервые я познакомился с русской эмиграцией в далекие времена хрущевской «оттепели». В 1963 году огромная страна, идущая к светлому будущему, коммунизму, осталась без хлеба. У булочных, задолго до открытия, выстраивались длинные очереди. Продавщицы с постными лицами отпускали каждому смертному по одному серому полукилограммовому батону. В тот год страна Советов, за золото, купила в США, Канаде, Аргентине и Австралии двенадцать миллионов тонн пшеницы и муки. Десятки океанских судов под красными флагами встали под погрузку зерна и муки у причалов Филадельфии и Сан-Франциско, Буэнос-Айреса и Сиднея.Наш теплоход «Алапаевск», недавно построенный на финской верфи, был первым советским судном пришедшим из Ленинграда в Монреаль за мукой. Был воскресный день. На причале, у трапа «Алапаевска», стояли сотни людей: мужчины, женщины и дети. Это были русские эмигранты. Они хотели, не из газет, узнать, какой стала их родина, которую они оставили много лет назад. Русская эмиграция в Канаде многолика. В конце XIX столетия царское правительство и православная церковь изгнали с родных мест двадцать тысяч иноверцев-духоборов. Сначала те перебрались в Турцию, а оттуда в Канаду. Лев Толстой передал духоборам, для устройства на новых землях, весь гонорар от издания романа «Воскресенье». Духоборы до сих пор сохраняют свой быт, одежду, русскую речь.

Здесь поселились и те русские, кто в годы революционного безумия и гражданской войны, волею обстоятельств, были отлучены от родины.Среди русских эмигрантов, посетивших наше судно, было немело и тех, кто в годы Отечественной войны был угнан на работу в Германию, или попал в плен, а после освобождения побоялись возвращаться в СССР. В основном, это были молодые еще женщины. Они приходили с детьми, говорящими только по-английски или по-французски, мужьями-иностранцами и переводили вопросы и ответы наших долгих бесед за чашкой чая. В те дни «оттепель» докатилась и до берегов реки Святого. Лаврентия. Советским морякам разрешили не только общаться с «врагами народа», но и принимать их приглашения. Оказалось, что наша коммунальная жизнь, не шла ни в какое сравнение с устроенным бытом, достатком, аккуратными коттеджами и автомобилями бывших соотечественников.Под впечатлением этих встреч, я написал свой первый очерк «Хотят ли русские войны?». Очерк долго блуждал по редакциям советских газет. «Власовцев защищаешь?» - возвращая мне рукопись, сказал с нескрываемой злобой заведующий областной газетой.В конце концов, мой очерк, с большими купюрами, опубликовали в ведомственной газете.С тех пор прошло без малого сорок лет. В очередной раз Россия пережила вселенские потрясения, а ее граждане разбрелись по белу свету в поисках лучшей доли. Повесть «Антарес – звезда путеводная» - не автобиографичная, но судьбы моих литературных героев схожи с судьбами моих товарищей, с моей судьбой, и судьбой тех, кто в силу разных причин был вынужден покинуть свою родину.

Игорь Черняк. Потсдам. 2006 год.

Антарес – звезда путеводная.

Глава I

Анна завершала концерт, посвященный девяносто пятилетию Хуго фон Румелофф. Великий скрипач ушел из жизни пять лет назад, но, как каждый год, в этот день зал берлинской кирхи Св. Антония был полон.Смолкли аплодисменты израильскому пианисту. Он, прикладывая носовой платок ко лбу, приветливо кивнул Анне, и она шагнула из-под низкой арки на амвон.1 Свет в зале был погашен, и лишь тонкий луч прожектора высвечивал портрет старого Хуго, державшего у груди скрипку, да в метре от него трепетал язычок свечи.В зале наступила тишина. Анна прижалась щекой к деке скрипки, на которой много лет играл ее учитель, обернулась к портрету. Учитель ободряюще смотрел на нее из-под седых лохматых бровей, как бы говоря:«Смелей, моя маленькая звездочка!».Анна исполняла его любимую «Чакону» Баха.… Под темными сводами кирхи прозвучал последний аккорд. Анна опустила руку со смычком, открыла глаза. Вспыхнул свет. Словно завороженный, зал молчал несколько секунд, а потом взорвался бурей аплодисментов зрителей вставших со своих мест и криками «Браво!»Анна обвела взглядом зал, увидела во втором ряду счастливое, в слезах лицо матери, которую бережно обнимал Александр. Рядом с ними весь клан фон Румелофф -

1амвон – возвышение в христианском храме, на котором совершается богослужение.

2

мужчины в смокингах, женщины в вечерних туалетах, и младший фон Румелофф – Андре, с охапкой алых роз, громче всех кричавший «Браво!» ….Самые ранние детские воспоминания Анны наполнены звуками скрипки. Мама училась в консерватории, а по вечерам и в выходные дни в их маленькую кооперативную квартиру в «хрущевке» на Варшавской приходили ее ученики, девочки и мальчики, дети знакомых, да откликнувшиеся на объявления, которые мама расклеивала у дверей школ и детских садов предлагая свои услуги желающим выучиться игре на скрипке.Четырехлетняя Аня непременно встречала каждого ученика и, пока тот раздевался, просила:- Мозно я твою скипоцьку подельзу?Мамину же скрипку разрешалось только разглядывать, убрав руки за спину.-Нашу скрипочку надо очень беречь, - часто говорила мама, бережно заворачивая инструмент в бархат и укладывая его в старенький футляр. – Нашей скрипочке больше ста лет. - А сто, это сколько? - спрашивала Аня.-Тебе, мне и твоему папе, всем вместе шестьдесят лет, а скрипке в два раза больше, поняла?-Как бабушке из соседнего подъезда? - допытывалась Аня.-Нет, больше. Как бабушке и ее сыну дяде Коле……Небольшие деньги от уроков, да ежемесячные внушительных размеров клетчатые сумки с едой, одеждой и глубоко спрятанным конвертом с пятидесяти, а иногда и со стомарочной купюрами, которые передавала им тетка Руфина с проводником берлинского поезда, давали возможность как-то существовать в большом городе, где цены в магазинах за одну ночь могли вырасти в несколько раз.Каждое утро Александра водила, а чаще носила спящую Аню в детский садик с продленным днем на соседнюю улицу. По вечерам, забравшись на подоконник, Аня с нетерпением ждала маму. Она не любила это неуютное здание в пыльном, с чахлыми деревьями скверике, грязным песком на детской площадке, невкусной едой и всегда сердитой воспитательницей тетей Виолеттой. По утрам, цепляясь за теплую материнскую руку, Аня хныкала: -Мамочка, если ты не хочешь, чтобы я ослепла, не оставляй меня здесь!-Почему ты ослепнешь? – спрашивала ошеломленная Александра, присев перед дочерью.-Я, мамулечка, здесь все время плачу….….Андрей, отец Ани, молодой, тучный не по годам мужчина, приходил домой поздно, от него часто пахло вином и табаком. В такие дни Александра затаскивала в крохотную комнату дочери скрипучую раскладушку. Андрей шумно ходил по квартире, гремел посудой на кухне и, сбросив ботинки, прямо в одежде валился на диван, оставив на столе сетку с яблоками да мятые трехрублевые купюры.Андрей был художник, как он любил говорить - монументалист. Раньше, по вечерам, с бригадой таких же художников, он рисовал на огромных, разложенных на полу арендованного спортзала и разлинованных на квадратики холстах, портреты партийных и государственных вождей. Андрей специализировался на носах, ртах и ушах. За полотна с ликами членов Политбюро платили хорошие деньги и, сдав к очередному празднику заказ, художники несколько дней «гудели по – черному» за здоровье родной партии и правительства.Когда Александру при случае спрашивали кем работает муж, она уклончиво отвечала:-Раньше он специализировался в области « ухо-горло-нос», а сейчас перешел на другую работу.

3

С началом «перестройки» Андрей стал рисовать рекламных молодцев, жующих шоколадки «Марс», и стайки куриных «ножек Буша», косяками летящих из-за океана в Россию.Александра и Андрей познакомились на станции Бологое, куда съезжались со всех концов страны родственники погибших пассажиров скорого поезда Москва-Ленинград, столкнувшегося с товарным составом. У Александры погибли отец и мать, а у Андрея - младший брат. Общее горе сближает. Так двадцатилетняя Саша, оставшись без родителей, долго не задумываясь, согласилась стать женой Андрея, вопреки яростному протесту его матери. Через год с небольшим на свет появилась Анечка, но, семьи не получилось. После очередной пьяной ссоры Андрей уходил на неделю-другую к боготворившей своего первенца матери, постоянно сетовавшей на то, что, «прехорошенькая жидовочка загубила талант сына».-Слов нет, красива, – добавляла она с плохо скрываемой женской завистью. Анечке исполнилось пять лет, и в этот же день Александра получила диплом об окончании консерватории. В ларьке у станции метро она купила маленький вафельный торт и букет садовых ромашек у пожилой женщины, боязливо поглядывавшей в сторону дежурного милиционера, время от времени разгонявшего уличную торговлю. Пока дочка была в садике, Александра накрыла праздничный стол. Она поставила три прибора, хотя была уверена, что Андрей не придет, и, поймав себя на мысли «слава Богу», пошла на кухню печь крохотные пирожки с яблоками, которые Анечка называла «гулливерскими» Это название перекочевало в санкт-петербургскую квартиру из чудесной сказки Джонатана Свифта о стране Лилипутии. Анечка, еще не знающая букв, водя пальцем по строчкам, «читала» матери забавные приключения доброго Гулливера, которые знала наизусть. Александра разложила на диване нарядное джинсовое платье - дар берлинской тетки и маленькую скрипку подаренную родителями одного из ее учеников.Увидев скрипку и узнав, что она теперь ее, Аня прижалась к матери.-Мамочка! Я научусь играть как ты, - и, заглядывая ей в глаза, виновато добавила, - я уже три раза пробовала играть на твоей скрипке, хочешь, покажу?-Конечно хочу! Но теперь у тебя есть своя, сыграй лучше на ней.Девочка бережно взяла скрипку, подражая матери откинула с глаз непослушные кудри и, сбиваясь, заиграла «колыбельную» Моцарта.- Господи! - прошептала Александра, - ласточка моя, когда же ты научилась? - и, подхватив дочь на руки, закружилась с ней по комнате.Из окон их квартиры был виден купол Исаакия золотившийся до позднего вечера в лучах долго не заходящего солнца, прекрасной поры белых ночей.-Мамочка! Поиграй о хорошем, - попросила Аня.Прикрыв плотнее дверь балкона, Александра играла дочери Генделя, музыка которого пробуждает надежду на будущее.Уложив уставшую малышку спать, рядом с ней теперь лежала не только любимая тряпочная кукла Катя, но и скрипочка, Александра долго сидела у ее постели, вслушиваясь в безмятежное посапывание и с грустью сдавившей до боли грудь, думала: «Как же жить дальше?». Затем она подошла к зеркалу и долго стояла, накручивая на палец прядь иссиня-черных волос разглядывая горбинку на переносице, продолговатые ярко-синие глаза в обрамлении бархатных ресниц доставшихся ей от матери, четко очерченный рот с влажным блеском жемчужно-белых зубов примеряя на себя народную мудрость «Не родись красивой, а родись счастливой!».Было уже далеко за полночь, когда Александра закончила писать тетке Руфине в Берлин полное отчаяния письмо о своем одиночестве при живом муже, о подрастающей без отца дочери, о том, что нет работы даже ей, дипломанту международного конкурса и выпускнице известной на весь мир консерватории. Тетя Руфа была единственным

4

близким человеком, поэтому, не стыдясь, Александра в красках поведала ей, как после долгих раздумий сломала свою гордость и вышла играть на улицу; как стояла в сквере у Казанского собора и, не поднимая глаз, исполняла цыганские мелодии и модные шлягеры.-Ты бы футляр открыла, – подсказал ей парень, продававший рядом с лотка лотерейные билеты, – куда народ будет бабки бросать? Видать первый раз. Деньги бросали редко, в основном иностранцы да привлечённые ее яркой внешностью мужчины, фланирующие по Невскому проспекту. Александра собралась уходить. Не вынимая денег из футляра, она привычно укладывала туда завернутую в бархат скрипку.-Послюшай дэвушка! - Александра подняла голову. Перед ней стоял давно не бритый кавказец лет пятидесяти, бойко торговавший цветами на другом конце скверика. -Зачэм три часа зря здэсь стоял? – сказал он сочувственно, оценивающие тараща на неё бараньи глаза. Он разжал ладонь. Там лежала двадцатидолларовая купюра.-Я тут нэ далэко комната снимаю. Пайдем, да? Польчаса, и гуляй домой довольный.Похолодев, Александра обхватила футляр двумя руками и, сдерживая слезы, побежала к автобусной остановке.-Эй! Дэвушка! Еще дэсять добавлю – кричал ей вслед торговец.Александра выплеснула тетке всё: и о том, что по вечерам ходить по улицам стало опасно, могут избить или вырвать сумку, и о том, что неделями нет горячей воды, о вонючих парадных, разбитых, сожженных лифтах и затопленном нечистотами подвале. «Много знакомых уехало, кто куда смог, в Израиль, Германию, Канаду и даже в Австралию, - поведала она, - но Андрей не дает развода и согласия на выезд Анечки за границу, совсем спился, работает грузчиком в пункте приема стеклотары».Письмо получилось длинным. Не перечитывая Александра запечатала конверт и утром отвезла на Витебский вокзал знакомому проводнику.…Через неделю позвонила тетка. Она, как всегда, была немногословна, однажды объяснив племяннице свой лаконизм: «Одна минута разговора с Ленинградом, детка – это две пары колготок для тебя, так что выбирать не приходится».-Слушай сюда! - донесся из трубки неподражаемый одесский говорок. - Не паникуй, я передала с Савельичем приглашение и деньги на дорогу. Поедете поездом. Оформишь визу, сразу звони и никому ни гу-гу!…Тетка прилетала в Ленинград шесть лет тому назад, когда погибли родители Александры, и в течение целого месяца ходила с ней по городским инстанциям, переоформляя на ее имя родительскую квартиру, небольшие сбережения и страховки.Если какой-нибудь чиновник не решался сразу же завизировать нужный документ, тетка бросала перед ним пачку берлинских газет с цветными в полстраницы фотографиями искореженных вагонов и лицами живых и мертвых пассажиров.Уставившись на опешившего бюрократа темными, словно бездонная пропасть глазами, вставляя в свою речь немецкие и английские слова, она недавно перебралась из Нью-Йорка в Берлин, выдавала:-На весь мир ваш Горбачев о перестройке растрезвонил. Сколько людей погубили! Я из Германии прилетела не для того, что бы здесь пороги месяцами обивать! Но чаще нужные бумаги добывались «мирным» путем. Если в кабинете восседал мужчина тетка, поприветствовав его, протягивала визитку с вензелями на немецком языке: «Руфина Смолич. Главный администратор. Театр Сатурн, Берлин». Не ожидая приглашения, поддернув еще выше и без того короткую юбку, она усаживалась напротив хозяина кабинета, забросив одна на другую крепкие ноги в ажурных колготках. Потом Руфина извлекала из сумки пачку длинных дамских сигарет и, щелкнув зажигалкой, спрашивала, окидывая своего визави оценивающим взглядом: -Вы позволите?

5

Женщин за канцелярскими столами она щедро одаривала, извлекая из своей необъятной сумки шоколадные наборы в ярких упаковках, шариковые ручки и жевательную резинку. По вечерам, устав от непривычной беготни, давки в душном общественном транспорте и хождения по магазинам с пустыми прилавками, тетка долго плескалась в ванной. Потом, разложив на столе заморские яства перед початой бутылкой армянского коньяка, расспрашивала Александру о жизни в России, которую она оставила много лет назад.…Они ехали в трехместном купе спального вагона поезда прямого сообщения Санкт-Петербург – Берлин. Их попутчик, долговязый словоохотливый блондин под хмельком, возвращался в Германию из поездки к родным в Новгород.-Я уже больше десяти лет в Ганновере живу. Служил в Тюрингии простым солдатом. Надоело при семье замполита в холуях ходить, ну и рванул в американскую зону. Одним словом «враг народа», под расcтрельную статью хотели подвести, да времена, слава Богу, настали другие. Я не жалею. На родине и сейчас-то не сладко живут, даже хуже, чем раньше, хоть и демократия. Сестра на заводе зарплату глиняными кружками да тарелками получает. Дела…Он досадливо покрутил головой, извлек из сумки два вареных яйца, соленый огурец. Мятую шоколадку протянул Анечке. В два бумажных стаканчика до краев налил водки из граненой бутылки с красочной этикеткой «Новгород Великий». Один протянул Александре.-А вы, видать, тоже за рубеж собрались? Александра утвердительно кивнула.-Ну, дамочки, как говорится, с Богом!«Враг народа» опрокинул в рот все содержимое стаканчика, сладко зажмурился и смачно захрустел половинкой огурца. Не желая обижать попутчика, Александра пригубила новгородского зелья, поставила стакан на столик.-Не подходящий я для вас компаньон, – сказал он миролюбиво после третьего стаканчика и вскоре, забрав свои вещи, перебрался в соседнее купе, откуда всю ночь доносились громкие мужские голоса.Поезд остановился в Бресте. По перрону сновали женщины в неопрятных одеждах и предлагали пассажирам вареную бульбу, соленую рыбу и пирожки с луком. Все двери в купе были открыты. Вошли пограничники. Один из них с офицерскими погонами пристально вглядываясь в фотографию Ани, вклеенную в паспорт матери строго спросил, уставившись на притихшую девочку:-Дочка ваша?-А разве не видно? – с вызовом ответила Александра, поглядывая на свое зеркальное отражение в уменьшенном виде.Потом пришли таможенники, мужчина и женщина с усталым, злым лицом. Переворошили все вещи, пересчитали марки и, перешептываясь, долго рассматривали приглашение берлинского театра «Сатурн» на имя А. Смолич и разрешение министерства культуры России на вывоз на время гастролей скрипки работы французского мастера Лурье -Мамочка, это кто приходил, милиционеры?-Хуже доченька! – И впервые за последние сутки Александра улыбнулась.Вскоре поезд опять остановился. В дверь купе постучали. Вошел веселый молодой поляк в форме.-Пани едет в Германию?-Да, в Берлин.Он полистал паспорт, поставил штамп и подмигнул Ане, - До видзення, панове!Поезд тронулся. За окнами побежали ухоженные зеленые поля, аккуратные домики с телевизионными тарелками на крышах. Александра чмокнула дочь в нос, спросила:- Ты знаешь, куда мы едем?

6

Анечка отрицательно покачала головой.-Завтра мы приедем к тете Руфине в Германию.-А Германия это далеко?Анечка проснулась рано, прижалась лбом к вагонному стеклу. По длинному арочному мосту поезд перебрался на другую сторону реки и остановился у крытой вокзальной платформы.-Мамочка, смотри какие буковки Т. и Е без одной палочки, - пыталась одолеть название станции недавно научившаяся читать девочка. - Мы уже приехали в Германию?-Да, но это еще не Берлин. Этот город называется Франкфурт, а река, через которую мы ехали - Одер. По расписанию здесь стоянка десять минут, если хочешь, погуляем немножко. Под вагонами рабочие в ярко-оранжевых жилетах осматривали колеса, постукивая по ним маленькими молоточками на длинных рукоятках. У вагона, в котором ехали Александра с Анечкой, рабочие задержались, разговаривая друг с другом, потом говорили с кем-то по мобильному телефону, повторяя при этом: «шайзе». Вскоре у вагона появилось железнодорожное начальство в форме, выслушало рабочих и, отдав какое-то распоряжение, удалилось.-Мать их так-то! - Не сдержался проводник. - Белорусы в Бресте, когда меняли колесные тележки на европейские, тормозные колодки никудышные поставили. Теперь немцы их менять будут. Больше часа простоим, - огорченно объяснял он пассажирам, словно все эти «шайзе» предназначались ему одному.Поезд прибывал на берлинский вокзал Лихтенберг с опозданием на полтора часа. Тетка Руфина, немного погрузневшая за прошедшие пять лет после их последней встречи, но все еще статная, с копной роскошных волос, прижала Александру к своей необъятной груди, затем подхватила Анечку на руки и, целуя ее в щеки, приговаривала:-Какие же мы, Смоличи, бабы шикарные получаемся! Это нам все от бабушки Сони досталось, царствие ей небесное! Редкостной она была красоты. Дед рассказывал, что кареты с господами офицерами останавливались, когда она по Невскому проспекту шла.Проводник вагона, мужчина лет за пятьдесят, с усталым лицом, деликатно поглядывал в их сторону. Тетка, чмокнув Анечку еще раз в нос, опустила ее на перрон, подошла к проводнику.-Здравствуй, Николай!-Здравствуйте Руфина Самуиловна.Проводник снял фуражку и, отирая пот со лба, сказал удовлетворенно.- Ну вот, слава Богу, и встретили своих девочек.-Спасибо тебе за все, Николай.Тетка достала из сумки коробку с лекарствами, протянула ее проводнику.- Это для твоей дочери от аллергии. Перевод на русский там, внутри.-Не знаю, как вас и благодарить Руфина Самуиловна, - сказал он почтительно, потянулся к нагрудному карману, зашелестел купюрами.-Это ты брось, Николай, - остановила его тетка. - А сколько ты сумок перевозил за эти годы моим в Ленинград? Я, Коля, верую в одну истину – доброту.-Правда ваша, Руфина Самуиловна. Добро всегда многократно возвращается, - согласился смущенный проводник, разглядывая коробочку с дефицитными в России лекарствами.Все пассажиры вышли из вагона. Напарник Николая открыл настежь двери тамбура и туалета.Тетка повела носом, грустно улыбнулась:-Н - да, запах родины!-Куда от нее денешься, Руфина Самуиловна, - развел руками Николай.

7

Тетка жила в уютно обставленной двухкомнатной квартире многоэтажного дома с большими, украшенными яркими цветами балконами, выходящими в защищенный от городского шума зеленый двор. Посреди него в тени столетних платанов размещалась детская площадка с деревянными башенками, веревочными лесенками, качелями и маленьким фонтанчиком.-Поживите у меня недельку-другую, а потом найдем вам жилье. Есть у меня одна квартира на примете, Розенблюмы обещали свою сдать. Правда, электричка под носом, но зато дешевая и играй на скрипке с утра до вечера. Там в основном живут глухие старухи и югославы. Дом через полгода будут сносить.-А что, хозяева надолго уезжают? – спросила Александра.-Да нет. Наши, совдеповские, быстро здешние порядки распознали. Идет один из супругов к адвокату по социальным делам. Такой визит оплачивают городские власти, и подает письменное заявление о разводе. «Сил моих больше нет со злыднем под одной крышей находиться». Адвокат тут же дает бумагу для социального и жилищного ведомств о раздельном проживании. Каждому открывают свой счет и дают отдельную квартиру. До развода два-три года проходит. Дают супругам одуматься. Одну квартиру сдают, а в другой сами ютятся. – Проиронизировала тетка, выставляя на стол из большого холодильника всевозможные закуски, салаты и мясные полуфабрикаты в пластиковых упаковках. - Конечно, могут застукать, - продолжала она, - зато каждое лето супруги в Испанию ездят на отдых после трудов праведных.Уложив Анечку спать, Александра, разглядывая фотографии из семейного альбома, допоздна слушала воспоминания тетки о своих родителях погибших при крушении поезда и рассказы из ее собственной жизни в иммиграции. -Я была старше твоего отца на три года. Однажды родители ушли в театр, а меня оставили за няньку. Возвращаются поздно вечером, а на лестничной площадке стоит детская коляска и в ней твой батюшка, ему тогда шесть месяцев было, весь в какашках и от крика уже посинел.- Зачем же ты это сделала? – кричала на меня мать, больно ухватив за ухо.- Он мне спать не давал и навонял очень, отвечаю я. А когда подросли, часто дрались. Он меня «жиртрестом» обзывал, я полненькая была, а его я дразнила «астраханской воблой». Когда в школу пошли и повзрослели, дружили очень. Вместе в областной филармонии работали. Отец твой саксофонист был классный. Не устала?Александра уткнула лицо в теткины колени, тихо заплакала. Перед глазами стояли два гроба у вырытых могил на Серафимовском кладбище и в них обожженные, слегка загримированные лица родителей.Руфина гладила плечи племянницы, потом потянулась к столу, налила большую рюмку коньяка себе и чуть-чуть Александре.- Давай помянем их, шесть лет как один день пролетели… Тетка открыла балконную дверь, закурила. Ровный шум большого города разорвал вой сирен то ли полицейских машин, то ли машин скорой помощи. Руфина загасила сигарету, прикрыла дверь и вновь заговорила. -Время летит и, чем старше становишься, тем быстрее. Без малого четверть века прошло, как я на Запад подалась. Молодая была, глупая. Влюбилась в заезжего режиссера и уехала с ним сначала в Одессу, а потом, в средине семидесятых через лагеря для беженцев в Вене и в Италии, в Нью-Йорк. Прожили там год и разбежались. Мой благоверный не смог себя «найти», спал до обеда, по ночам картишками баловался. Все свободные деньги и свои и мои, те, что не успевала припрятать, обычно просаживал, мечтая большой куш сорвать. Я ведь неплохо пела, особенно цыганщину, да блатные, когда в кабаке на Брайтон Бич работала.В оркестре играет гитара и скрипка Шумит полупьяный ночной ресторан.Так что же ты смотришь с печальной улыбкой,

8

На свой недопитый с шампанским бокал, - пропела тетка прокуренным грудным голосом. - Иные, разомлев, сотенные за лифчик совали, благо есть куда. Ностальгия, видите ли, их замучила. Страну разворовали и в Америку подались, икру черную ложками жрать. Был у меня один такой воздыхатель, гражданин, кажется, Израиля, Франции и России, – продолжала тетка - так он в Африку русские вертолеты и оружие перепродавал. Денег было не меряно. Однажды он весь кабак откупил, чтобы я для него одного весь вечер пела. Звал на Гавайи отдыхать. – Тетка передернула плечами и немного помолчав, добавила: – Думала, пропаду с ним. Его охраняло стадо «бритоголовых». Свистнет он, и разорвут на части. Страшно было. Их как-то налоговая полиция зацепила, и мой дружок смылся в Израиль. Я ведь тогда в Америке на птичьих правах жила. В начале девяностых перебралась в Германию. Здесь возможностей меньше, но человек социально больше защищен, даже последним пьянчужкам и их собакам деньги на пропитание дают. - Руфина зевнула. - На сегодня хватит, спать пора, уже первый час. Завтра решим, где играть будешь. Можно на пешеходке у фонтана. Там один бутик наша одесситка держит и есть ресторанчик напротив, народ всегда толпится. Девка ты видная, глядя на тебя, и покойник поднимется, – улыбнулась тетка. - Здесь не Россия, - заметив смущение племянницы, подбодрила тетка, - приставать не будут. А в дождливые дни, думаю, будешь в подземке играть, только надо разрешение получить. Не дрейфь, первый раз я с тобой пойду, подскажу, что играть надо. Не ты первая, не ты последняя.

…Прошло три месяца после приезда Александры и Анечки в Берлин. В хорошую погоду Александра играла у фонтана на пешеходке. Здесь у нее было свое место, рядом сидел на коляске безногий босниец. Он продавал забавные поделки и всегда благодарил русскую скрипачку. Когда она играла, инвалиду бросали больше мелочи в зеленый солдатский берет. Александра не разрешала дочери находиться с ней рядом, усаживала ее в кафе за дальний столик. Увидев их, из-за стойки выходил хозяин кафе сеньор Маркетти в белоснежном кителе и фартуке до пола, ставил перед Анечкой круглый поднос с соком и фруктовым тортом, и, когда Александра пыталась заплатить за угощение, итальянец укоризненно качал головой:-Сеньора, вы играете Вивальди, а я вновь и вновь вспоминаю свою родину, Вам спасибо сеньора.Последнее время среди мелочи в футляре скрипки Александра регулярно находила 50 марочную купюру. Иногда она чувствовала на себе чей-то взгляд, но так и не смогла заметить, кто же так щедро оценивал ее игру. Раз в неделю, по вечерам, Александра звонила в Санкт-Петербург. У Андрея были ключи от квартиры и, после их отъезда в Берлин, он перебрался на Варшавскую, подальше от глаз матери. Пьяный, ничего не соображающий Андрей, подписал разрешение на выезд Анечки за рубеж. Александра сказала мужу, что нашла работу в Сочи, и вернется через месяц-другой. Ценные вещи и зимнюю одежду она оставила у соседей напротив, беспокоясь теперь лишь о том, чтобы Андрей, как бывало, напиваясь, не забыл закрыть воду в ванной или выключить газовую плиту, хотя прекрасно понимала бессмысленность своих звонков. Андрей изредка снимал трубку, рядом слышались пьяные голоса его собутыльников, и Александра облегченно вздыхала.-А, курортница, привет-привет. Когда объявитесь? А то тут старичок из жэка уже пять напоминаний о квартплате оставил.-Скоро приедем.Александра вешала трубку, с ужасом думая о возвращении в Санкт-Петербург. Как-то Александра позвонила в очередной раз:-Андрей?Но в трубке раздался грубый чужой мужской голос.-Андрей здесь не живет.

9

Александра подумала, что ошиблась номером и перезвонила.-Ты че достаешь? По русски не понимаешь? Сказал же тебе, не живет здесь Андрей!Александра узнала от соседей, что пьяный Андрей на своем «Москвиче» въехал в дорогую машину и отдал квартиру бандитам за долги.-Мамочка, почему ты плачешь? Папа опять вино пил? – Анечка дергала мать за джинсы.-Твой папа совсем потерял голову!Александра отрешенно смотрела в кухонное окно, за которым, сверкая огнями, прошелестел сигарообразный поезд дальнего следования. Анечка, подхватив на руки свою Барбару, прошептала ей в тряпочное ухо «Ничего, как-нибудь обойдется».Она помнила, как в Санкт-Петербурге, просыпаясь по ночам от маминого крика, видела через полуоткрытую дверь, как мама вытаскивала в коридор бесчувственное тело отца, застрявшего в туалете между унитазом и стеной. Утром мама отводила ее в детский сад. Они осторожно переступали через папу. Положив голову на грязные кеды, он спал на полу, укрывшись старым плащом из болоньи.Руфина, сжав ладонями виски, не перебивая, слушала племянницу. Случившиеся плохо укладывалось в понятия человеческого поступка. -Скот грязный, родную дочь без жилья оставил! – проговорила она сквозь зубы, закуривая очередную сигарету, аккуратно стряхивая пепел в недопитую чашечку кофе. Руфина надолго замолчала, включив, как она называла это состояние, свой еврейский компьютер.-Значит так! – сказала она решительно через некоторое время, загасив окурок в кофейной гуще, - будешь разводиться. Клара Давидович по-прежнему в городском Загсе Санкт-Петербурга работает. Она мне не откажет. Я ее девку здесь на учебу устраивала…-Но, ведь Андрей, если мне удастся его найти, не даст развод!-Твой ублюдок, выкрав документы на квартиру, сумел продать ее с помощью бандитов без твоего согласия? Разведут! А для убедительности «зеленых» подбросишь.Прощаясь, Руфина погладила Анечку по голове.-Вернется твоя мама из Питера, мы ее женим. Кавалеров хоть отбавляй. В каждой русской газете или журнале в рубрике частых объявлений есть раздел: «Он ищет ее». – Руфина достала из своей необъятной сумки журнал «Шанс», прочитала на заложенной странице: «Немец, обеспеченный, 40/180/73 познакомиться для создания семьи с женщиной до 30, без вредных привычек, желательно весом не более 60 кг. Дети не помеха. – Руфина лукаво улыбнулась, скосив глаза на племянницу. - Ты, поди, и с тапочками меньше весишь, так что шанс есть.В Санкт-Петербург и через неделю обратно в Берлин, Александра ехала на автобусе фирмы «Великан» с русскими малоразговорчивыми водителями, ненавязчивым сервисом и поломавшимся на обратном пути кондиционером. И если во время движения естественная вентиляция еще как-то спасала от духоты, то на изнурительных многочасовых стоянках, особенно на белорусско-польской границе, находиться в автобусе было невозможно. -Как долго будем стоять? – наседали на водителей пассажиры.-Перед нами четыре автобуса, часа три простоим, как минимум. А еще многое зависит от количества ваших клетчатых сумок, чем их больше, тем вероятность личного досмотра больше.В глазах водителя тоска. Он видел, как много этих необъятных торб перевязанных веревками, пассажиры грузили в багажное подбрюшье «Великана». - А еще зависит от таможенной бригады, - вглядываясь в лица белорусских стражей границы потрошивших багаж стоявшего впереди польского автобуса, водитель добавил огорченно, - не повезло нам…«Всем стать с вещами к досмотровому столу, все сумки, в том числе и с продуктами – вынести» - раздалась, наконец, и над «Великаном» строгая команда.

10

Александра подошла к досмотровому столу первой, держа в руках небольшую дорожную сумку. За ней выстоялась длинная очередь пассажиров.-Вам же сказали – с вещами! – Белорусская таможенница с майорскими погонами и цепким, как рентген взглядом круглых немигающих глаз, смотрела на Александру.-Это и есть мои вещи.-Валюта?Александра протянула ей таможенную декларацию и четыреста долларов.-Следующий! - Процедила майорша.Чтобы не видеть эту экзекуцию под нещадно палящим солнцем, Александра отошла подальше от автобуса, села на затоптанную траву в тень бросаемую рекламным щитом.Под утро следующего дня миновали Польшу. Автобус остановился на немецкой границе. Вежливые пограничники, терпеливо ожидая, пока очнуться ото сна пассажиры, подсвечивая фонариками, сверяли лица с фотографиями в паспортах. Через полчаса автобус ужу катил по автобану к Берлину.Неделя пролетела как один день. Позади остался родной Питер с неулыбчивыми лицами горожан, поднимающихся по эскалаторам метрополитена в шум проспектов северной столицы изрядно сдобренных выхлопом автомашин и ржавых автобусов, оклеенных пестрой рекламой. Бесконечная череда нищих в подземных переходах, унылые фасады домов с зарешеченными окнами первых этажей, пахнувшие мочой подъезды за железными дверями и лифты с сожженными кнопками панелей.Все волнения остались там, в России. Все, что обещала тетке по телефону Клара Семеновна, моложавая малоразговорчивая женщина с высокой прической посеребренной сединой – выполнила. Вручая Александре свидетельство о разводе она грустно улыбнулась и отвела в сторону руку Александры с конвертом.-Оставь это себе девочка. Я пожелаю тебе удачи в чужой стране. Передай мою благодарность и большой привет Руфине, а о квартире забудь. Я наводила справки. -- Это нелюди.К перрону Берлинского автовокзала «Великан» подъехал с небольшим опозданием. Тетя Руфина встретила Александру, приветственно помахивая рукой с дымящейся сигаретой. Племянница, уткнувшись лицом в ее необъятную грудь, рыдала. Руфина молча гладила ее хрупкие вздрагивающие плечи.-Поплачь, девочка, поплачь.

Глава - II

В пятницу Александр вернулся из поездки на судостроительную верфь в Росток. На автоответчике было записано несколько служебных сообщений, среди которых он услышал знакомый, с легкой картавостью голос Хуго.-Добрый день, Александр, я в Берлине. Как вы смотрите, если мы в субботу пообедаем вместе. На Вильмельсдорферштрассе есть неплохой тайский ресторанчик.Из газет Александр знал о сольных концертах Хуго фон Румелофф прошедших, как всегда с успехом, в Гааге, Париже и Венеции.Александр улыбнулся. Маэстро не забыл о его просьбе послушать русскую скрипачку, которая играла у фонтана на «пешеходке».В прошлую встречу, когда Александр попросил об этом Хуго, великий скрипач, удивленно вскинув свои лохматые брови, сухо сказал:-Я завтра улетаю во Францию, как-нибудь в другой раз.Впервые Александр увидел эту скрипачку два месяца назад в подземном переходе на Фридрихштрассе, возвращаясь из итальянского консульства. Пораженный внешним сходством молодой женщины с его матерью и не веря своим глазам, он прошел мимо скрипачки еще несколько раз.

11

«Кто она, откуда» – лихорадочно размышлял он, не решаясь подойти к ней и заговорить. Лишь проходя в очередной раз, остановился и положил в футляр лежащий у ее ног пятидесяти марочную купюру.Александр поднялся наверх, постоял какое-то время у витрины цветочного магазина, размышляя и удивляясь неожиданной встрече со своим прошлым, а потом решительно направился вновь в подземный переход.Скрипачки на прежнем месте не было.Он искал ее много дней, приходил сюда в разное время, искал в центре города в подземных переходах, в людных местах на Кудаме, где обычно в хорошую погоду играют уличные музыканты. Наконец он нашел ее на Вильмельсдорферштрассе у фонтана. Обычно Александр садился невдалеке за столик итальянского кафе и, оставаясь незамеченным, мог подолгу наблюдать за молодой женщиной. Он вспомнил, что любительская фотография матери, с которой уже здесь, в Германии, он сделал большой фотопортрет, была датирована годом, когда маме исполнилось двадцать шесть лет. Скрипачке было примерно столько же, что еще сильнее навевало Александру детские воспоминания о матери, которой едва исполнилось восемнадцать лет, когда он появился на свет. Как-то в третьем классе во время перемены на спор он спустился по бельевой веревке с четвертого этажа. Его отвели к директору школы, и тот, выслушав перепуганную учительницу, потребовал, что бы на следующий день Александр пришел с родителями. Отец был в рейсе и к директору Саша пришел с мамой. -Я же просил прийти с родителями! – Сказал директор, строго поглядывая на стоящую рядом с ним тоненькую девочку. Мама рано ушла из жизни. Ему было всего двенадцать лет, но самые светлые воспоминания о ней и о том, как вместе ездили они в порты Черного моря или Прибалтики куда после долгих месяцев разлуки возвращался отец, навсегда врезались в память. Они приезжали задолго до прихода судна и, в любую погоду и время суток, стояли на причале, ожидая пока пришвартуется корабль, которым командовал отец, и окончатся пограничные и таможенные формальности.Прижав сына к груди и подняв счастливое, еще более помолодевшее лицо, мама всматривалась в чеканный, обветренный профиль отца стоящего на капитанском мостике и тихо шептала: «Володенька, родной мой!»Отец был много старше мамы. Они любили друг друга беззаветно. Мама умерла внезапно, когда отец был в рейсе. Он смог прилететь откуда-то из Африки лишь поздно вечером накануне похорон.Всю ночь отец не отходил от гроба, а утром вышел к родственникам и друзьям собравшимся у подъезда совершенно седым. Шел мелкий моросящий дождь. Невидящими глазами отец смотрел, как растет земляной холмик на могиле. Опустившись на колени, он припал лицом к холодной, мокрой земле.-Прости меня, славная моя девочка! Как же я не смог тебя уберечь?!…- Его большое сильное тело вздрагивало от рыданий.Через две недели после похорон, оставив сына на попечение дальних родственников, отец ушел в море на судне дальней космической связи и вернулся в Ленинград спустя восемь месяцев.

…Скрипачка исполняла популярную мелодию. На ее бледном лице было такое вдохновение, словно перед ней был притихший зал, а не шумная, многолюдная в этот субботний день улица. Молоденький официант итальянец принес кофе. Поймав его взгляд, обращенный к скрипачке, Вольнов спросил.-Откуда она, вы знаете?

12

-Она из России, сеньор. Приходит сюда каждый день после трех, если нет дождя. Прима, сеньор! – Официант восхищенно закатил глаза, поднял кверху указательный палец. - Извините, сеньор, я должен идти. Когда русская играет, у нас не бывает свободных мест.Александр еще долго сидел в кафе. Он решил, что в следующий раз непременно придет сюда с Хуго. Расплачиваясь, и оставив разговорчивому официанту щедрые «чаевые», Александр протянул ему еще пятьдесят марок и попросил:-Положи ей, пожалуйста.-Да, сеньор. – Итальянец улыбнулся. …Был теплый августовский день. За обедом Хуго рассказывал о Венеции - городе, который он очень любил, о встречах с русскими музыкантами на проходящем там ежегодном фестивале.Отпустив почтительно стоявшего у столика официанта, Хуго, собрав у глаз хитрые морщинки, сказал:-Ну, Александр, теперь я готов. Показывайте вашу протеже…-Здесь недалеко, - Александр помог Хуго выйти из-за стола.На ступеньке гранитного каскада, по которому из бассейна тихо журчала вода, стояла девочка лет пяти в джинсовом комбинезоне и нарядной белой кофточке. Прижавшись щекой к скрипке, она что-то играла, встряхивая темными кудряшками. Александр и Хуго подошли совсем близко. Знакомый официант итальянец сновал между столиками. Многие посетители, оставив трапезу, удивленно смотрели на маленькую скрипачку. Прохожие останавливались, бросали деньги в футляр лежащий на каменных плитах. -Такая крошка!? Но в ее исполнении Моцарт звучит совсем неплохо. Это что же, она? – удивленно спросил Хуго. Александр не знал, что ответить. Он сам впервые видел здесь эту маленькую девочку. Но по тому, как она держала скрипку, откидывала со лба волосы, не говоря о портретном сходстве, понял, что это дочь той молодой русской, которую он видел каждую субботу на этом месте.Скрипка умолкла. Девочка опустила смычок. Поклонилась. Из-под пушистых ресниц блеснули агатовые глаза. Подошел полицейский, стал рядом и, когда девочка спрыгнула со своего возвышения, наклонился над ней.-Как тебя зовут?Девочка, склонив набок голову, с любопытством рассматривала резиновую дубинку и матовую сталь наручников, висевших у полицейского на поясе.-Ты умеешь говорить по-немецки?-Девочку зовут Анна, она из России, господин полицейский, - сказал безногий инвалид на коляске. На лотке перед ним стояли забавные фигурки людей и животных, сделанные из кокосовых орехов, еловых шишек и желудей Ее маму зовут Александра. Сейчас она болеет. Они живут здесь недалеко, на Патрикштрассе 7., - добавил инвалид.Услышав знакомые слова, девочка утвердительно кивнула головой и показала рукой в сторону железнодорожной эстакады.Полицейский с кем-то долго разговаривал по мобильному телефону, называя имена матери и дочери, их адрес. Видимо, получив подтверждение, он сказал девочке, медленно выговаривая каждое слово, как будто от этого девочка могла лучше его понять.-Я должен отвести тебя к маме.Малютка, поняв единственное слово «мама», согласно кивнула головой и принялась бережно заворачивать скрипку в бархатный лоскут и укладывать ее в футляр.-Позвольте мне отвести девочку к матери. Мой друг хорошо говорит по-русски, - сказал Хуго, поглядывая в сторону Александра, и протянул полицейскому свою визитную карточку.

13

Полицейский посмотрел на Хуго. Ему показалось, что он где-то уже видел это лицо с большим лбом в обрамлении седых взъерошенных прядей ниспадающих до плеч. Он взглянул на тесненную золотом визитку: «Хуго фон Румелофф».-О, майн гот! Конечно можно. Как же я вас сразу не узнал! – Полицейский повернул голову в сторону большого магазина. Из-за многометровой витрины музыкального магазина с цветных обложек видеокассет и CD многолико смотрел великий скрипач.-Я тоже немного говорю по-русски, – сказал Хуго девочке, - дай мне твою руку.Девочка доверчиво протянула ладошку.-Если ты не возражаешь, я могу понести твою скрипку, – сказал Александр и, заручившись молчаливым согласием, взял инструмент.-Сколько тебе лет? – спросил по-русски Хуго с довольно сносным произношением, как отметил про себя Александр. Аня растопырила все пальцы на правой руке, подумала и добавила еще столько же на левой. - Так, значит пять с половиной, совсем большая девочка, - проговорил Хуго, видимо, мысленно выстраивая следующую фразу.- В каком городе вы живете в России? – опередил его Александр.-Мы приехали на поезде из Санкт-Петербурга в гости к тете Руфе.-А кто учит тебя играть на такой хорошей скрипке? – спросил Хуго.-Мама. Но она не разрешает брать мне эту скрипку и будет сейчас меня ругать. У меня есть своя скрипочка, маленькая. А вы умеете играть? Девочка посмотрела снизу на маэстро.-Хороший вопрос! – хмыкнул Александр.-Немного умею, - ответил Хуго и строго посмотрел на Александра - Пожалуйста, выясни, что случилось с ее мамой, почему она разрешает играть девочке на улице?Пока они шли к дому Аня рассказала взрослым, что мама простудилась, у нее болит горло, и когда та выпила таблетку и уснула, она взяла мамину скрипку и пошла играть, как мама. Александр переводил все это Хуго и, как ему показалось, маэстро с уважением посмотрел на маленькую спутницу.Увидев в дверях живую и невредимую дочку, молодая женщина подхватила ее на руки и, прижав к себе, без конца повторяла, расхаживая по прихожей и вытирая катившиеся по щекам слезы:-Где же ты была?!-Мамочка, не плачь, я больше так не буду делать, - просила Анечка, заглядывая ей в глаза.Наконец женщина успокоилась, опустила девочку на пол и посмотрела на стоящих в дверях незнакомых мужчин.-Не сердитесь на нее, пожалуйста. Ваша дочь вела себя вполне самостоятельно и совсем неплохо играла, - заступился за девочку маэстро, - и позвольте нам войти.Александр переводил. Теперь он совсем близко мог разглядеть свою незнакомку.-Да, да, конечно же, входите, и извините за беспорядок, я немного приболела.Женщина торопливо убрала одежду со стульев, спрятала в карман длинного махрового халата, в который она куталась, таблетки, лежавшие на журнальном столике.-Садитесь, пожалуйста. Я, право, не знаю, чем вас угостить. Быть может, чай или кофе? Она смотрела воспаленными в припухших веках глазами, с еще висевшими в уголках слезинками под которыми на бледном лице обозначились почти до скул лиловые полукружья.-Александра, - она протянула маэстро горячую, сухую руку.-Фон Румелофф. А это мой друг, Александр, он тоже из России, - и тоном, не терпящим никаких возражений, сказал: -У вас высокая температура, я сейчас попрошу приехать своего врача.Видимо, пережитые волнения окончательно подорвали силы молодой женщины.

14

Поджав ноги, она сидела в глубоком кресле с закрытыми глазами.«Конечно же, она простудилась два дня назад. Сначала промокла под дождем, а потом играла на сильном сквозняке в подземном переходе».Мысли вяло текли в гудящей от высокой температуры голове. Горло саднило, трудно было дышать.«Ну, слава Богу, с Анечкой ничего не случилось». А присутствие этих двух незнакомых мужчин впервые за последнее время принесло душевное спокойствие и ощущение защищенности.Александра слышала через открытую дверь кухни, как Анечка бойко отвечала на вопросы строгого старика и его русского спутника.За окнами прогремел очередной поезд.-Где же ты играешь, дитя мое? - спросил маэстро, когда перестали дребезжать стаканы на столе.Девочка открыла в прихожей узкую дверь. За ней была полутемная кладовка с маленьким, запыленным окном, выходящим в глухой двор.- Там мышка живет, я ее не боюсь. Я ей булочку приношу, когда играю.В прихожей на гвоздиках висели забавные тряпочные и пластмассовые вороны всевозможных расцветок и форм. Еще одну, размером почти с Анечку, девочка принесла из комнаты, усадила на стул напротив Хуго и представила:- Это Барбара, - а потом назвала по именам всех остальных, - Берта, Клара, Мара, Соня, Маруся и т. д., - их было больше двадцати. - Мне их дядя Христо подарил. Ему ножки на войне бомбой оторвало, - девочка горестно вздохнула и добавила, - он всегда приезжает, когда мама играет.-И ты их всех по имени знаешь? – спросил Александр.-Да. Я с ними играю, когда мама не берет меня с собой.-Хорошая компания…Хуго прижал ладонью к столу вновь задребезжавший стакан. Откинувшись на спинку пластмассового стула, он с грустным любопытством разглядывал скромное жилище, в котором оказался волей случая. Никогда так близко он не соприкасался с бедностью, лишь слышал о ней, когда его приглашали на благотворительные концерты для неимущих.…Домашний врач маэстро носил звучное имя и фамилию Артуро Ндзоро. В жилах доктора медицины, профессора клиники св. Йозефа, невысокого, сухощавого мужчины с хищным соколиным профилем и седыми волосами, гладко зачесанными назад, текла кровь испанских конкистадоров и индейцев племени майя.Он был одет в светлый дорогой костюм из легкой ткани и мягкие мокасины. Высокий ворот белоснежной рубашки был расстегнут. Тонкие запястья маленьких, крепких рук были охвачены платиновой цепочкой с медальонами и массивным браслетом старинных золотых часов.Стремительно войдя в прихожую и поздоровавшись, он вопросительно посмотрел на Хуго косо срезанными, цвета переспелых маслин, глазами.Хуго Румелофф и Артуро Ндзоро были знакомы с послевоенных времен и за видимой легкой иронией их отношений скрывались глубокое уважение и привязанность друг к другу далеко не молодых людей.-Я надеюсь, на этот раз ты выполнил все мои предписания? – Заложив руки за спину, маленький доктор строго смотрел на своего друга.-Да, мой профессор, все до одного, но сейчас речь не обо мне. Проходи. – Хуго кивнул головой на открытую дверь комнаты.Александр переводил молодой женщине все, что во время ее осмотра говорил доктор.Изредка прерывая многоречивого «эскулапа», Александр приходил на помощь Хуго, которому Анечка на непонятном русско-немецком языке рассказывала о том, что тетя Руфа уехала купаться на море, что мама боится уколов, а она – нет, и что в их доме

15

живет фрау Марта и у нее недавно родился мальчик, черненький, как настоящий негритенок из Африки.-У вас сильный отек в горле, - продолжал переводить Александр, - я вам оставлю необходимые лекарства, и температура к утру спадет. Вам необходимо много пить, есть лимоны и больше бывать на свежем воздухе.Александра благодарно кивала головой, и из-под опущенных ресниц наблюдала, как русский кистью протеза левой руки ловко раскладывает на белом листе бумаги упаковки с медикаментами, которые в различной последовательности и дозах она должна принимать. -Завтра утром я привезу вам недельный курс антибиотиков, - сказал Александр, но если случится что-то непредвиденное, звоните в любое время суток, вот моя визитка. Поправляйтесь. До свидания. Хуго уходил последним. Он поклонился Александре, протянул Анечке руку.-До свидания, маленькая звездочка. Знакомство с тобой доставило мне много радости, и я надеюсь, что ты не откажешь мне в удовольствии пригласить тебя в гости.-И маму тоже? - Девочка крепко держала маэстро за пальцы -Конечно же, и маму. Александра и Александр. Оба из Санкт-Петербурга! Удивительно, но, по-моему, это добрый знак и хороший повод еще раз встретиться. Выздоравливайте.Когда мужчины ушли, и Анечка уснула в раскладном кресле в обнимку со своей Барбарой, Александра долго разглядывала оставленные ей визитные карточки. «Хуго фон Румелофф» Его портрет она много раз видела в актовом зале Санкт-Петербургской консерватории рядом с портретами Альфреда Шнитке, Яши Хейфеца, Дмитрия Шостаковича и других всемирно известных музыкантов.Александра до сих пор чувствовала на себе внимательный взгляд друга маэстро, смуглолицего мужчины с тронутыми сединой висками. «Александр Вольнов, дипломированный инженер». Далее на его визитке значилось название какого-то департамента.Засыпая, Александра перебирала в памяти неожиданные события сегодняшнего вечера. До сих пор в ее груди оставались тепло и покой от той заботы и участия, которые проявили к ней совершенно незнакомые люди - великий скрипач и этот интересный русский с протезом левой руки.

Глава - III

В начале февраля тридцатиоднолетний капитан дальнего плавания Владимир Вольнов, сдав в Калининграде пароход Балхаш вернувшемуся из отпуска штатному капитану, вылетел в Ленинград. Это было его первое заграничное плавание в капитанской должности. Трехмесячный рейс в порты Англии и Северной Европы, несмотря на зимние шторма, прошел нормально. Груз в портах сдали без претензий.Экипаж в основном состоял из опытных, с довоенным стажем, моряков. Их почтительная настороженность к самому молодому капитану пароходства сменилась на уважительную похвалу после двух уверенных швартовок в узких лондонских шлюзах Сори дока.-А мастер-то* наш без буксиров швартовался, как «вкопанные» встали!Новый 1950й год встречали в Роттердаме. В столовой команды был накрыт праздничный стол. Впервые экипаж увидел своего капитана в парадном мундире с двумя рядами разноцветных планок боевых орденов и медалей.- Вот это иконостас! – Восхитился боцман, знавший цену этим наградам. Всю войну он ходил на старом лесовозе вместе с английскими и американскими судами в океанских конвоях доставлявших в Мурманск из британских и исландских портов продовольствие, боеприпасы и вооружение. Эти рейсы часто были последними для тех, кто не смог отбиться

16

в океане от немецких подводных лодок и «Хенкелей», сбрасывавших на бреющем полете бомбы и торпеды на тихоходные транспорты, кого не смогли поднять сетями из ледяной воды на палубы английских фрегатов, не имевших права сбавлять ход среди вздыбленных взрывами валов и просящих о помощи рук.-Выходит, Вы тоже воевали, Владимир Николаевич.-Да Кузьмич, в партизанском отряде сформированном из моряков и портовиков пароходства. Слышал наверное?-Так Вы Володя Невский? Знаменитый разведчик который голого немецкого генерала в одной фуражке в командирскую землянку к новогоднему столу доставил?! Ваша фотография во дворце моряков висит.-Но не генерала, боцман, а полковника генштаба вместе с адъютантом из парилки взяли. На их лысые головы натянули шапки-ушанки, и господ офицеров, укутав в шинели и плащ-палатки - мороз стоял под сорок, на себе двенадцать километров по снегу на партизанскую базу тащили. Война была еще свежа в человеческой памяти. Она вошла в каждый дом. Не вернулись с войны отцы, братья, сыновья многих моряков «Балхаша». Они поочередно подходили к своему капитану. В их крепких, мужских рукопожатиях были удивление, и скупая благодарность отчаянной храбрости совсем еще молодого человека, одного из тех, кто, не щадя своей жизни, добывал долгожданный мир. О войне напоминал разрушенный варварской бомбардировкой и еще не восстановленный центр Роттердама, где на пересечении главной торговой улицы Кольсингель и широкой автострады Вест Блаак на каменном постаменте возвышалась высокая, абстрактная фигура. Крик ужаса и боли, мольба о пощаде и нечеловеческое страдание застыли навечно в судорожно поднятых к небу руках.Памятник создал после войны Осип Цадкин, известный скульптор, родившийся в Смоленске. В груди фигуры зияет рваными краями пустота. Скульптура поставлена в память о жителях Роттердама, погибших во время бомбардировки беззащитного города фашистскими самолетами 14мая 1940года.*мастер – капитан.

О памятнике Владимир узнал из туристического буклета. Его называли по-разному. Одни – «Разрушенный город», другие – «Ужасы войны».О войне напоминали черные глазницы мертвых кварталов разрушенного до основания Кенигсберга, бывшей Прусской столицы, тянувшихся вдоль расчищенных от битого кирпича и строительного мусора улиц.Теперь Владимира Вольнова ждало назначение штатным капитаном на крупнотоннажный теплоход «Кронштадт». Предстояло пройти утверждение в различных партийных комитетах от пароходского до областного, в Смольном, поездка в Москву на собеседования в Министерство морского флота и Транспортный отдел ЦК Партии на Старой площади.-Поезжай-ка, Володя, в наш дом отдыха, в Репино. Покатайся на лыжах, подыши морозным воздухом, не скоро потом снег увидишь. Твой «Кронштадт» в основном в тропические страны ходит. Надо будет – вызовем. - Посоветовал кадровик, вместе с которым Вольнов до войны заканчивал морской техникум. Поскрипывая протезом, он провожал однокашника до двери. – Женился - бы ты, а то ведь опять на парткомиссии будут мусолить твое семейное положение, которое расходится с линией партии, - добавил он, то ли шутя, то ли серьезно.…Дом отдыха пароходства «Балтиец» размещался в двухэтажном деревянном особняке в поселке Репино, среди вековых сосен побережья Финского залива. До Репино обычно добирались с Финляндского вокзала на электричке. Когда-то это была финская деревня Куокола. Здесь в поместье Пенаты жил великий художник Илья Репин, а рядом писатели, Максим Горький и Корней Чуковский.

17

После финской войны 1939 года государственную границу отодвинули от Ленинграда на сто с лишним километров, за Выборг, но и по сей день по пути в музей Пенаты можно увидеть выжженные на деревянных дощечках финские названия, сохранившиеся с довоенной поры.От парадного крыльца особняка, рядом со ступенями, нисходящими к зданию столовой, еще со школьных каникул была залита крутая ледяная горка. И теперь взрослые дяди и тети, под хохот и боязливые возгласы, скатывались на ногах, а чаще на «мягких местах» к большому сугробу.Был морозный солнечный день. За заснеженными макушками деревьев, на сколько хватало глаз, простиралось белое безмолвие Финского залива, накрепко, до весны закованного в лед, да виднелись черные сгорбленные фигурки любителей подледного лова.Владимир стоял на ступенях крыльца. Он с улыбкой вспомнил маленький морской буксир с гордым названием «Антей», на котором плавал младшим штурманом, и его уходящую из-под ног, даже при слабом волнении, палубу.Горка освободилась. Владимир уверенно, слегка балансируя руками, скатился вниз.-А я тоже так хочу прокатиться! – услышал он за спиной и обернулся.На крыльце стояли три женщины в спортивных костюмах. Одна лет сорока пяти, две другие совсем еще девчонки. -Светлана, ты не должна этого делать – строго выговаривала старшая одной из них, с копной черных волос, стянутых шерстяным шарфом. Покосившись в сторону Владимира, она, понизив голос, продолжала что-то сердито выговаривать той, которую звали Светлана.-Нет, я осторожно!Непослушная Светлана упрямо мотнула головой и, широко раскинув руки, неловко покатилась вниз. В конце горки, все же потеряв равновесие, она стала падать, хватаясь руками за воздух, пытаясь устоять на ногах. Владимир, наблюдавший эту сцену, стремительно шагнул вперед и, подставив руки, в последний момент поймал «отважную спортсменку». Она обеими руками ухватилась за его шею и увидела прямо перед своими глазами его обветренные скулы в синих пороховых точках и упрямый, с ямочкой подбородок.Перед глазами Владимира было бледное лицо и слабая виноватая улыбка на еще детских, припухлых губах. В огромных темных глазах не было испуга от случившегося, но в их бездонной глубине пряталась затаенная боль взрослого человека.-Вы в порядке? – спросил Владимир у притихшей на его руках девушки.-Спасибо! – Она неожиданно прижалась щекой к его грубому свитеру, прикрыла глаза. – Мне сейчас очень хорошо….Владимир осторожно поставил девушку на ноги перед подбежавшими, почему-то очень испуганными женщинами. Он приветливо поздоровался и, не оглядываясь, пошел по скрипящему под ногами снегу.На следующее утро Владимир взял на прокат финские сани и по плотному снежному насту катил по одной из дорожек парка. На спинке заваленной снегом садовой скамейки одиноко сидела та самая большеглазая девушка. Владимир остановился. Она, как старому знакомому, кивнула головой и, сдернув меховую рукавицу, протянула руку:-Светлана.-Владимир Вольнов, - он прикрыл своими большими ладонями ее длинные, теплые пальцы, словно держал сейчас слабого, выпавшего из гнезда птенца.-Мои в Ленинград уехали, а мне велено больше гулять, вот теперь и гуляю. - Сказала, улыбнувшись, девушка и, чуть склонив голову набок, выжидающе посмотрела на стоявшего перед ней высокого, ладно скроенного мужчину с непокрытой, посеребренной снежинками головой.-Хотите, я Вас покатаю? Видите, впереди какая горка крутая, до самого залива домчимся.

18

Светлана утвердительно кивнула головой.- Лучше по другой дороге, - попросила она ,- мне падать нельзя…На заливе было полное безветрие, солнце слепило глаза. Владимир направил сани к одному из рыбаков. Тот неподвижно сидел на деревянном ящике, в огромных валенках с самодельными галошами, накрытый плащ-палаткой. -Как улов? – поинтересовался Владимир.Из - под брезента озорно сверкнули глаза на задубевшем усатом лице. Рыбак молча приподнял край палатки. На льду лежало пяток маленьких окуньков.На обратном пути Владимир рассказывал Светлане о море и дальних странах, где он побывал.-А вы кем работаете? – просила Светлана.-Я, - Владимир помедлил, - я – штурман.-. Штурман корабль по звездам ведет, - оживилась девушка, - я читала об этом в повести Клименченко Юрия Дмитриевича «Штурман дальнего плавания». Эту книгу я нашла в отцовской библиотеке дома, в Москве. Ее подарил папе сам Юрий Дмитриевич, бывший моряк. Они вместе работали на Севере.Девушка внезапно умолкла и тяжело вздохнула.-Вы замерзли? - забеспокоился Владимир.-Нет, не замерзла.Она поднялась с сидения и опять, как прежде, склонив голову на бок, смотрела на Владимира своими печальными глазами, словно выверяя для себя степень доверия к этому неожиданно появившемуся в ее жизни человеку.«Совсем еще ребенок!» - подумал Владимир, с трудом сдерживая желание поднять ее на руки, как тогда, на горке.Поглядывая на ее щеки порозовевшие на морозе, он улыбнулся, сказал:-Пора обедать. Будем возвращаться.Светлана послушно села в сани, и Владимир, неожиданно наклонив голову, незаметно коснулся губами ее волос.Вечером, в гостиной, где стоял старинный рояль после ужина обычно собирались отдыхающие у бильярдных и шахматных столиков, Владимир вновь увидел Светлану. Она взяла его за руку, подвела к вернувшимся из Ленинграда родственницам и восторженно выпалила, поглядывая то на одну, тона другую.-Владимир. Настоящий моряк, штурман, он был в Лондоне и даже на острове Цейлон, представляете?!Старшую звали Ольга Яковлевна. Она работала недалеко от пароходства в Морском проектном институте и знала многих начальников служб и отделов пароходства, бывших моряков. Ласково улыбаясь, слушала она восторги Светланы, впервые в жизни познакомившейся с человеком такой романтической профессии.-А как называется Ваш корабль? – Расспрашивала Светлана.-«Кронштадт»-А куда Вы теперь поплывете?-В конце февраля «Кронштадт» придет на Черное море, скорее всего в Новороссийск. Затем рейс в Италию, а оттуда через Атлантику в Монтевидео.-И я бы хотела уплыть, далеко – далеко, - девушка прикрыла глаза длинными, черными ресницами и замолчала-А знаете, женщины тоже ходят в море. Мне довелось плавать младшим штурманом на пароходе «Жан Жорес» под командованием капитана дальнего плавания Анны Ивановны Щетининой. Строгая была женщина. – Одобряюще сказал Владимир, истолковав на свой лад сказанное Светланой. Она открыла глаза. Ее застывшее, словно маска мима, лицо стало совсем взрослым. Девушка смотрела невидящими глазами сквозь него, в вечернюю темноту за окном, оставаясь во власти не детских, горьких дум.-Све-тик! – Ольга Яковлевна обняла девушку за плечи и что-то прошептала ей на ухо.Светлана посмотрела на Владимира, улыбнулась:

19

-Владимир, я хотела бы для Вас поиграть Шопена.Она присела к старинному роялю. Нежное звучание вальса заполнило гостиную. Бильярдисты поставили кии в стойку, в открытых дверях замерли отдыхающие, спустившиеся со второго этажа. Мелодия то затихала, то взрывалась каскадом восторженных, словно рвущихся из сердца звуков.Романтик – композитор через годы благословлял сейчас эту хрупкую девочку.Из-под ее пальцев взлетали страсть, нежность и восторг, так внезапно захватившие ее юную душу.Среди недели за завтраком к Владимиру подошел директор дома отдыха и, низко склонив лобастую голову, почтительно сказал:-Вас просили позвонить в отдел кадров. Пожалуйста, пройдите в мой кабинет.-Володя, доброе утро! – услышал он в трубке знакомый, простуженный басок однокашника. – Завтра ты должен быть в Москве, при полном «параде». Все документы и билет на «Стрелу» до конца дня забери у своего инспектора. Удачи тебе, капитан!Направляясь к электричке, Владимир увидел Светлану со своими неизменными спутницами.-Вы уезжаете? Насовсем? – Спросила она дрогнувшим голосом, заметив дорожный саквояж. Он опустил его на снег. Запрокинув голову, девушка вопрошающе смотрела ему в глаза, скрестив руки на груди. Владимир поднял ее перед собой: «Как Дюймовочка»,- подумал он, а вслух сказал:-Все будет хорошо, я скоро вернусь.Собеседование в министерских кабинетах и на Старой площади было больше формальным, но обязательным ритуалом при утверждении на капитанскую должность судов загран плаванья. Все биографии его и близких, оставшихся в живых после войны, и даже ушедших в другой мир родственников до третьего колена были изучены и просвечены в партийных инстанциях и скрытых от посторонних глаз, закамуфлированных отделах всесильного КГБ. Лишь в транспортном отделе ЦК его заведующий, худощавый, неопределенного возраста мужчина в добротном твидовом, полувоенного покроя френче, отложив в сторону его личное дело, неожиданно сказал:-Вы в числе других подписали обращение в Центральный Комитет с просьбой пересмотреть дела моряков вашего пароходства, которые всю войну провели в немецких лагерях вместе с военнопленными разных стран Европы. - « И еще по несколько лет в советских лагерях под Воркутой».- С горечью подумал Владимир, вспомнив рассказы совсем недавно вернувшегося с Севера знакомого механика, о чем умолчал облеченный властью партиец.-Да, я подписывал это письмо. Со многими из них я плавал, и не их вина, что суда, на которых они работали, в первые дни войны стояли в немецких портах.-Вы смелый человек, капитан Вольнов. Я знаю, у вас пять боевых наград и два тяжелых ранения…Зав отделом долго крутил в пальцах толстый остро отточенный цветной карандаш, с одного конца – красный, с другого – синий. Он, видимо, размышлял, каким цветом начертать свой вердикт, определяющий судьбу сидящего перед ним моряка.-Вы смелый человек, капитан Вольнов, - повторил он сухо, - но Партия не прощает ошибок, и Вы должны об этом всегда помнить.Он встал, протянул руку Владимиру.- Счастливого плавания, капитан.В субботу утром Владимир вернулся в Ленинград и, не заезжая домой, поехал в Репино. Настроение было приподнятым, все волнения остались позади. Он опять увидит эту немного странную девушку – подростка, внимательный взгляд ее печальных глаз. «Что это, капитан, с тобой происходит?» Владимир смотрел на пробегающие за окнами электрички леса Карельского перешейка. Память вернула его в зиму 43-го года, в тесную, задымленную землянку партизанского лазарета, и он, как наяву, увидел склоненное над ним лицо молоденькой докторши Кати Скворцовой.

20

-Володя, как плечо? Саднит? Кость не задета, а температура к утру спадет.Владимир потянулся к ней здоровой рукой, прижался горячим лбом.-Володька! Родной мой! Подожди, я сейчас…Она закрыла дверь на засов, задула свечу. Он слышал, как в темноте она торопливо сбрасывала с себя одежду… Он целовал ее маленькие, крепкие груди, а потом в каком-то полубреду два истосковавшиеся по ласке тела слились в жаркой страсти.А через два дня ее не стало. Маленькая докторша подорвалась на мине. Катю принесли в лагерь из леса на плащ-палатке. Владимир держал на коленях ее голову, время от времени отирая клочком марли струйку крови, стекавшую из уголка ее рта. Она открыла глаза:-Подними меня повыше.Лишь по движению губ он угадывал ее последние слова:-Поцелуй меня. Славный мой. Тебя будут любить другие женщины…«Следующая станция Репино, далее до Зеленогорска поезд идет без остановок» - прохрипел вагонный динамик.Владимир взял у дежурной ключ от своего номера, и, едва за ним закрылась дверь, раздался негромкий стук.-Да - да! Входите.В дверях стояла Ольга Яковлевна.-Доброе утро. Вы позволите, я хотела бы с Вами поговорить.-Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.Владимир усадил женщину в кресло, прислонился спиной к теплому кафелю в его отсутствие протопленной печи.-Так Вы капитан, Владимир?….-Николаевич, если хотите, - подсказал он, - да, только что вернулся из Москвы, кажется, утвердили. -Владимир Николаевич! Завтра Светлане исполняется 18 лет, и она хочет пригласить Вас на день рождения. И еще. – Женщина глубоко вздохнула. - Девочка сильно увлечена Вами, если не сказать больше.Пытаясь скрыть волнение, Ольга Яковлевна выдержала длительную паузу, а потом, понизив голос, решительно заговорила:-Вы прошли войну и намного старше Светланы. Все, что я сейчас Вам расскажу, не должно стать достоянием других людей.-Вы можете быть в этом уверены, - сказал Владимир, - я был партизаном.-Светлана еврейка. Ее отца, главного врача московской больницы, год назад расстреляли по «Делу руководителей Еврейского антифашистского комитета». На глазах Светланы следователь Лубянки истязал ее мать и, ухмыляясь, обещал поменять их местами, если та будет молчать. Зара умерла в тюрьме. Девушку с сердечным приступом увезли в больницу. Друзья их семьи, врачи, оформив документы на смерть Светланы, смогли через морг в кузове грузовика вывезти ее в Ленинград под чужой фамилией.Слезы катились из глаз женщины. Владимир протянул ей стакан с водой. -Я - ее дальняя родственница, - продолжала она. - Кроме нас у девочки больше никого нет. Она живет под чужим именем. Извините, мне больше нечего Вам сказать.Женщина встала и, опустив голову, вышла из номера. Ольга Яковлевна не могла знать, что член президиума ЕАК доктор Семен Плоткин, арестованный летом 1949года еще жив, несмотря на острые формы допросов в особой тюрьме Лубянки, после которых он не мог самостоятельно стоять на ногах и висел на руках конвойных при очередных встречах со следователем.Его, и еще восемь членов Президиума расстреляют много позже, в августе 1952года. Их тела тайно сожгут в крематории, а прах сбросят в общую яму.Владимир остался один, прижался лбом к снежному узору оконного стекла. Все, что он услышал сейчас, еще вчера было для него чем - то сторонним, непричастным к его личной жизни. Какое это имело значение в сорок третьем , когда пустив под откос очередной немецкий

21

эшелон с танками, тяжело раненного Владимира , без малого двадцать километров несли по глубокому снегу на самодельных носилках Коля Игнатьев, теперь второй секретарь горкома партии и Семен Кац, нынешний начальник смены пароходского радиоцентра.Какое это имело значение в сорок девятом. Тогда в Северном море тонул норвежский траулер. Старпом Вольнов командовал спасательной шлюпкой, спущенной с советского парохода «Гатчина», единственного судна, рискнувшего в десяти бальный шторм пойти на спасение «норвежца». Срывая ладони в кровь, машинист Илья Гутман крутил ручку внезапно заглохшего шлюпочного дизеля, и, когда он застучал вновь, и они сняли рыбаков с палубы уходящего под воду траулера, Илья, дуя на саднившие от соленой воды ладони, сказал, скаля в темноте белозубый рот:-Чиф,* а у меня есть домашние соленые грузди…Закутанные в одеяла, после горячей бани, спасатели и спасенные пили в столовой команды не разбавленный польский спирт, с трудом удерживаясь на раскачивающейся под ногами палубе.Каждый день по радио и в газетах сообщалось о раскрытых органами КГБ сионистских заговорах, письмах советских ученых, писателей, рабочих и крестьян, требующих суровой расправы с кучкой врагов советского народа, замышляющих превратить цветущие социалистические республики в колонии империализма.В Лондоне агент стивидорской компании, обслуживающей советские суда, старый Эндрю Томсон, которого Владимир помнил еще с довоенных времен, закончив все служебные дела и отказавшись от традиционной рюмки русской водки, достал из портфеля пачку английских газет, развернул одну с фотографиями руководителей Еврейского антифашистского комитета приговоренных к расстрелу.-Капитан, - сказал он, сердито сдвинув лохматые брови, - ведь Георг Бизе, Генрих Гейне ивеликий Эйнштейн тоже были евреями. – Сухо попрощавшись, он вышел из каюты. Там, в Волховских лесах, все было ясно и понятно. Впереди враг, рядом друг. Жизнь или смерть. Но почему теперь среди тех, кто добывал победу в страшной войне, оказалось так

*чиф – старший помощник капитана.

много врагов и разве эта беззащитная девочка, которая доверила ему свое горькое прошлое и настоящее, то же среди тех, кого каждый день клеймят по всей стране.. «Нет, он не оттолкнет ее и, если она согласится, позовет с собой, понимая, какие жизненные трудности им предстоит преодолеть».В курортном ресторане Владимир купил бутылку полусухого шампанского и большую коробку шоколадных конфет. На ее выпуклой крышке была изображена копия известной картины Васнецова «Алёнушка». Потом он долго стоял у прилавка в поселковом универмаге, разглядывая коробки и флакончики с духами.-Вам помочь?Владимир поднял голову. Перед ним стояла улыбающаяся, симпатичная продавщица, лет тридцати пяти. Из-под расстегнутого халатика выпирал, словно призыв к действию, высокий бюст, в ложбинке которого пряталась маленькая капля янтаря.-Я бы предпочла вот эти - «Кремль».Женщина кокетливо протянула Владимиру длинный, сужающийся к верху флакон.-Такой волнующий запах!Владимир растерянно развел руками.-Не нравиться, а жаль. – Она с сожалением поставила духи под стекло, спросила:-А сколько лет Вашей избраннице?-Восемнадцать…-Тогда, конечно, вот эти, «Серебристый ландыш», последние……Дверь открыла Светлана. Она была в светло-зеленом крепдешиновом платье, кудри были плотно перетянуты того же цвета широкой шелковой лентой. Они встретились взглядами,

22

которые в одно мгновение делали совсем недавно незнакомых людей самыми близкими на свете.Светлана первая справилась с волнением и тихо сказала:-Проходите, мы Вас ждем.У окна был накрыт стол, за которым сидела Ольга Яковлевна и ее дочь Верочка.Постепенно напряжение, возникшее в первые минуты, исчезло. Раскрасневшаяся именинница, как истинная хозяйка, хлопотала у стола, подкладывая Владимиру на тарелку домашнюю еду. Владимир рассказывал о дальних странах, забавные морские истории из собственной и жизни своих товарищей. Женщины смеялись до слез, когда Владимир, в лицах, рассказывал о маленькой мартышке, обожавшей выдавливать из тюбиков и пробовать зубную пасту, и о катастрофических последствиях, если в ее шаловливых лапках оказывались кремы для бритья, о судовом петухе по прозвищу Галилей, который был завсегдатаем всех матросских застолий, охотно клевал кусочки хлеба из блюдца с водкой, а потом, смешно распустив крылья и раскачиваясь на раскрашенных в разный цвет ногах, хрипло кукарекал.Стемнело. Ольга Яковлевна зажгла маленькую свечку. В углу уютно потрескивали дрова в круглой печи. Стрелки на старом будильнике показывали девять вечера, когда, не сговариваясь, Владимир и Светлана встали из-за стола.-Давайте погуляем, - предложил он.-Конечно же, идите, а мы с Верочкой наведем порядок, - Ольга Яковлевна улыбнулась, - только одевайтесь потеплее.В морозном ночном небе слабо мерцали звезды.-А вот та, самая яркая, Полярная звезда, я знаю…Запрокинув голову, Светлана вглядывалась в звездный небосклон.-Хочешь, прокатимся еще раз с горки? – неожиданно предложил Владимир.Он впервые сказал ей «ты», и она почувствовала на своих плечах его крепкие ладони:-Да, - Светлана повернулась к нему, протянула руки, - Володенька….Они стояли на вершине горки, он целовал ее глаза, губы, тихо шептал: -Девочка моя славная….

На Финляндском вокзале Владимир попрощался со Светланой и ее родственницами. Они деликатно отошли к газетному киоску. -Ты не должен приезжать к нам в Парголово, - сказала Светлана.И опять он увидел в ее глазах понятные теперь ему боль и тревогу многое пережившего человека.-Я тебе позвоню сегодня вечером. У нашей автобусной остановки есть телефон - автоматы. - Девушка мимолетно прижалась лбом к его плечу и побежала к ожидавшим ее женщинам.Владимир нашел вокзальный переговорный пункт и, прикрыв дверь кабины, набрал номер служебного телефона Игнатьева.-Приемная товарища Игнатьева. - Раздался в трубке ровный, с металлом мужской голос.-Я хотел бы поговорить с Николаем Петровичем.-Как доложить?-Капитан Балтийского пароходства Вольнов.-Подождите…В трубке сначала раздался щелчок, потом слабое шуршание, а, через несколько секунд, какай-то усталый, несмотря на начало дня, голос Игнатьева:-Привет мореплавателям, поздравляю с утверждением, - и как обычно, добавил. - У матросов есть вопросы?-Можно ли к вам попасть на прием? - спросил Владимир, выдерживая дистанцию.-Только на следующей неделе в приемные часы, я скажу секретарю.-В среду утром я уезжаю. «Кронштадт» приходит в Новороссийск.

23

-Тогда, капитан Вольнов, есть следующее предложение. Как известно, твой крестник учится на судоводительском факультете Высшей «мореходки». Первокурсники на казарменном положении. В субботу родительский день. Колька будет безмерно рад тебя увидеть. Приезжай на Косую Васильевского, в 12 00. Договорились? До встречи, капитан.Их разъединили.…Белобрысый Игнатьев-младший щеголял в расклешенных брюках и форменке с вытравленным хлоркой до белизны матросским воротничком, как требовали того неписаные законы приобщения к морскому братству. Едва поздоровавшись с родителями и старшей сестрой, Коля подошел к Вольнову:-Поздравляю, Владимир Николаевич!Он почтительно прикоснулся к капитанским шевронам на рукаве и к немалому удивлению Вольнова поведал о водоизмещении «Кронштадта», его скорости, мощности машин и портах, куда он ходит.-На следующий год у нас плавательская практика, если визу откроют, возьмете на «Кронштадт»? Я кем угодно согласен, хоть камбузником или уборщиком.-Ты, Коля, главное учись хорошо и английский осваивай.-У меня по всем предметам пятерки и по физкультуре тоже. Мы сначала на паруснике будем практику проходить. У него до клотика* на фокмачте** 25метров - повыше училищной крыши. Отец мне рассказывал, как Вы в партизанском отряде на стволе пушки немецкого подбитого танка стойку делали.-Море, слабых не любит. - Вольнов потрепал «крестника» по едва отросшему «ежику»-Ты иди Коля, мать уже все глаза прогляделаВ просторном вестибюле Вольнов стоял в отдалении, у макета старинного, петровских времен, парусника, ожидая, когда начальник училища со свитой выпустит из своего окружения Игнатьева. Видимо, кроме возможности приложиться к ручке городского партийного руководства, ему поведали об успехах отпрыска.*клотик – оконечная часть мачты.**фок-мачта – передняя мачта на судне.От такого внимания к своей персоне Игнатьев-младший смущенно улыбался, одергивая низ хлопчатобумажной форменки.Дождавшись когда почетный эскорт проводит до дверей высокопоставленного родителя, Вольнов вышел из здания и направился к черной «Победе», у которой стоял Игнатьев с женой и дочерью Машей, студенткой университета.-Прощайтесь, уходит в рейс наш капитан.Игнатьев одобрительно оглядел ладную фигуру своего младшего товарища.-Надолго, Володя? – спросила Маша.-Из Европы в латинскую Америку, к концу лета вернусь.-Удачи Вам, Володя, и семь футов под килем, - добавила она, - позавидовать можно, Монтевидео, Рио де Жанейро, как сказка – и все в белых штанах…Игнатьев посмотрел на часы, сказал шоферу:-Отвези моих домой, а через час найдешь нас в гавани. Мы прогуляемся с капитаном немного.Был легкий мороз. Они вышли на Большой проспект. Город жил своей обычной жизнью.-Ну, как тебе будущий покоритель морей и океанов показался? – прерывая молчание, спросил Игнатьев.-Хороший парень подрастает. И учится на одни пятерки, что бы твоим положением ни пользоваться, а это самое главное.Игнатьев, бывший комиссар партизанского отряда был старше Вольнова и большинства его товарищей-одногодков лет на десять. Но там, в лесу, они ели из одного котелка, бородатые, пропахшие дымом и порохом, были между собой на «ты». Нет, это было не

24

партизанское панибратство. За этим «ты» стояла мужская дружба, которую они хранили до сих пор, и крепкая, как в хорошем экипаже, дисциплина. Приказы двадцатипятилетнего командира Сергея Орлова выполнялись беспрекословно. Новичкам отряда, обсуждавшим молодость командира, степенные подрывники, бывшие водолазы-спасатели, годившиеся Сереже в отцы, вручали немецкие листовки с обещанием выплатить пятьдесят тысяч рейхс марок за голову Орлова. -Ну, рассказывай, как тебя в ЦК принимали, – спросил Игнатьев - у нас времени не так много.-«Вежливо» напомнили про письмо в защиту наших ребят, большинство которых до сих пор под Воркутой в лагере сидят вместе с «власовцами». Но, как видишь, все обошлось.-Что же ты тогда такой не веселый? Самое большое судно доверили.Вольнов остановился и, подождав, когда пройдут прохожие, спросил:-Объясни, комиссар, почему все секретари Обкома вдруг изменниками Родины стали? Кругом враги. Куда плывем, Петрович? -А я похож на врага? – жестко спросил Игнатьев, и глубоко сунув руки в карманы кожаного на меху пальто, добавил: – я не могу, и не буду обсуждать с тобой происходящие сейчас в стране и в партии события. Дружка своего, Петьку Тимофеева, еще помнишь? – неожиданно спросил Игнатьев.-Четыре года за одним столом в морском техникуме просидели, да и в отряде, сам знаешь…. Он так и пропал, когда мы под Малой Вишерой на немецкую засаду наткнулись.-Жив твой дружок, недавно сестре своей весточку из Бельгии прислал. Они ведь оба детдомовские. Ее теперь на Литейный затаскали, да и ко мне несколько раз приезжали, интересовались, что да как. - Игнатьев толкнул носком ботинка ледышку, спросил, подбирая нужные слова:-Разве вашей семьи эти репрессии то же коснулись?-Родителей и братьев пока не коснулись, а меня могут.-Тогда исповедайся, сын мой, - смягчая напряжение, сказал Игнатьев.Они стояли на набережной Невы. На другом берегу реки и вдоль морского канала тянулись причалы порта с задранными в небо стрелами портальных кранов.Выслушав не веселый рассказ Вольнова, Игнатьев посмотрел на уже ожидавшую «Победу» и, вглядываясь в осунувшееся лицо Вольнова, глухо проговорил:-Будьте очень осторожны, не афишируйте свои отношения. Еврейская тема по-прежнему обсуждается в партийных верхах. Ты уйдешь в рейс, а девочка должна остаться в Парголово, у своих родственников. Никаких радиограмм друг другу не посылать. Связь будете держать через мою Машу. Она теперь для меня в таких делах товарищ надежный и опытный. Все, что в моих силах будет, я для вас сделаю.Игнатьев полу обнял Вольнова: -Держись, капитан, и попутных тебе ветров.В конце ноября в Индийском океане, в рейсе из Гамбурга на Пинанг, пришла очередная «шифровка» от Маши. За коротким сообщением о здоровье родителей, успехах в городском литературном конкурсе Вольнов прочитал долгожданное «Приехал Саша мамой Чувствуют себя хорошо Передают большой привет. Ваша Маша».Так он узнал о рождении сына, названного Александром по желанию Светланы.…Прошло еще три долгих, тревожных года. Лишь после смерти «отца народов» и расстрела его верными соратниками всесильного шефа КГБ Лаврентия Берия, капитан дальнего плавания Вольнов, к удивлению родственников и друзей, неожиданно женился. В отдел кадров он принес два свидетельства: о браке и об установлении отцовства. -Паренек, что надо, - отшучивался Вольнов, отвечая на любопытные вопросы сослуживцев.

25

-Ты ж смотри, как быстро окрутила, - сокрушалась мать, разглядывая полученную в далекой Псковской деревне фотографию сына с молоденькой глазастой женой и сидящего между ними чернявого мальчугана в матросском костюмчике.-Не скажи, мать, паренек-то на нашего Володьку сильно смахивает. Так что, с внучком вас, Пелагея Васильевна, - удовлетворенно подытожил отец.Спустя много лет, когда Александр отмечал свое совершеннолетие и принимал от отца подарок, дорогие наручные часы с двумя вращающимися циферблатами, которые показывали время на разных концах планеты, неожиданно спросил:-Скажи, папа, почему люди говорят, что ты мне не родной отец?Вольнов сжал ладонями плечи сына, посмотрел в его ждущие ответа глаза.-Роднее, Саша, не бывают. Пройдет время, и я обязательно расскажу тебе обо всем.

Глава - IV

На предпортовой улочке Александр нашел дешевый пансионат. На его вывеске значилось: «Морской конек». Тучный портье, похоже, хозяин заведения, с волосатыми в цветных наколках руками, бросил на стойку ключ с биркой:-Second floor left side. Breakfast* 7-30 -- 9-00.Рядом в низкой нише размещалась кухня и два круглых столика с пластиковыми стульями.-Деньги вперед, - сказал хозяин, разглядывая его через щелочки заплывших глаз.Александр положил на стойку двадцать долларов. Немец смахнул купюру, и, вернув на сдачу пяти марочные монеты, спросил:-Откуда? Южная Америка?-Нет, Россия.-Россия? - Удивился портье, - надолго?-Не знаю, поживу дней пять – десять.-Выпьешь? – Портье махнул рукой на батарею бутылок, стоящую за его спиной. - Водка, виски? Я угощаю…-Виски, - сказал Александр.*Second floor left side. Breakfast – второй этаж левая сторона. -Девка нужна?-Спасибо, нет.-Будь здоров.Хозяин опрокинул стакан, не отлепляя с губы сигаретный окурок.Александр поднялся в свою комнату, окно которой выходило на глухую стену соседнего дома. Он бросил в кресло дорожную сумку. Собрав в пластиковый пакет все свои документы, сунул их во внутренний карман куртки, вышел на улицу. Моросил мелкий дождь. На соседней улице, в китайском ресторане, Александр заказал салат из креветок, мясо в мандариновом соусе, большой бокал пива и две двойных русской водки. Китаец понятливо кивнул головой и, вместе с салатом и пивом, принес два покрытых инеем стаканчика. Водка обожгла. События последних месяцев, как в немом кинематографе, медленно прокручивались, одно за другим, в его возбужденном до предела сознании.На настенном календаре красная передвижная рамка стояла на 20 февраля. Шел 1980 год.

…Владек остановил машину недалеко от маленькой площади на платной стоянке.-Полицейское управление на следующей улице. Мне не надо там «светиться». Я буду стоять здесь еще час. – Он сжал плечо Александра, - с Богом, до встречи.Александр завернул за угол здания с полукруглым фасадом и в конце квартала увидел подвешенное на углу здания голубое табло с надписью: «Полиция».

26

В вестибюле за стеклянной перегородкой сидела женщина средних лет в полицейской форме. Она нажала кнопку переговорного устройства. Из динамика под потолком раздался ее голос:-Добрый день. Пожалуйста, объясните цель вашего визита.Александр подошел к решетке микрофона, вделанного в стекло. Женщина на него вопрошающе смотрела. Их разделяла незримая черта, переступив которую он навсегда расставался со своим прошлым, могилой матери, родным домом, отцом, сказавшим ему при последней встрече: «Саша, сынок, никогда не забывай. Мы живем в перевернутом мире и ты не сможешь его переделать».-Вы говорите по-немецки? - Истолковав по-своему его замешательство, спросила женщина.-Лучше по-английски. – Александр посмотрел в ее бесстрастное лицо, твердо продолжил. – Я старший механик советского теплохода «Воин Революции» Александр Вольнов хотел бы поговорить с эмиграционными властями. Она подняла на него округлившиеся под стеклами очков глаза:-Подождите одну минуту, - донеслось из динамика. Женщина нажала несколько клавиш, что-то сказала, и вновь взглянула на Александра: - Повторите, пожалуйста!Он повторил все снова по-русски, по-английски и по-немецки. Дежурная встала из-за стола, раздвинула створки перегородки.-Садитесь, пожалуйста. За вами придут. – В ее голосе уже не было казенной сухости. Она подбадривающе улыбнулась.Александр опустился на жесткий стул, посмотрел на часы. Прошло немногим более получаса, как он сошел с трапа лесовоза. Технические отчеты, папку с международными сертификатами он оставил на письменном столе вместе со счетами на закупленное в Гамбурге техническое снабжение.Александр принял лесовоз месяц назад. Все механизмы и главный двигатель работали нормально, и по этой части к нему не могло быть предъявлено каких-либо претензий. - «Но какое это теперь имеет значение, - тут же подумал он. – Наверное, скоро начнут его искать, побегут на стоящее недалеко судно Северного пароходства, с которого к нему накануне приходил его однокашник по мореходке».Он представил себе перепуганную насмерть бабью физиономию помполита Лузьева с тонкими сухими губами, которые он постоянно украдкой облизывал. Когда-то они плавали на одном судне. Лузьев был неприметным вторым радистом, подобострастно заглядывая в рот судовому начальству. Вот из таких как он, специалистов младшего комсостава разных профессий, людей случайных на флоте, но увидевших возможность быстро без трудов сделать карьеру на годичных курсах при Смольном, ковали преданных партии жополизов-ленинцев. Они отвечали за полит-воспитательную работу с экипажем, даже если он состоял из тридцати моряков, изучение биографии генсека обвешанного до колен геройскими звездами и орденами, его выдающихся литературных произведений отмеченных Ленинской премией. Эти негласные сотрудники КГБ пресекали любые неслужебные контакты моряков в иностранных портах, внедряя своих осведомителей в группы увольняющихся на берег, которые докладывали обо всех нарушениях правил поведения советского моряка за границей. Казалось, что Лузьев даже ложась спать, не снимает свой засаленный китель с тремя шевронами на рукаве. На всех собраниях экипажа он неизменно сидел рядом с капитаном и важно надув щеки изрекал партийные постулаты, почерпнутые из журнала «Пропагандист» или его младшего собрата «Блокнот агитатора». «Может быть, выгонят эту суку с флота за потерю партийной бдительности».Размышления Александра прервал вошедший в вестибюль атлетического сложения молодой полицейский с закатанными рукавами форменной рубашки. На поясе полицейского висел пистолет и наручники.-Герр Вольнов?

27

Александр встал и пошел за полицейским к лифту. Они поднялись на третий этаж и долго шли по длинному коридору по обе стороны которого на дверях висели таблички с фамилиями чиновников. В конце коридора в небольшом холле полицейский постучал в одну из дверей, открыл ее и пропустил Александра в светлую комнату с видом на зеленый, в цветах двор.За громоздким, темного дерева столом, к нему был приставлен еще один длинный стол, сидел моложавый мужчина с блестящей, как бильярдный шар, головой в строгом цивильном костюме. Он кивком головы отпустил полицейского и предложил Александру сесть напротив худенькой женщины с блокнотом в руках примостившейся в конце стола.-Я присяжный переводчик Фрау Шмидт, - на хорошем русском сказала женщина. – С вами будет беседовать господин Бергманн. Мужчина, сняв очки, посмотрел на Александра близорукими глазами, сказал:-Господин Вольнов, я представляю иммиграционную службу. Какие проблемы привели вас сюда?-Я прошу политического убежища, – во рту стало сухо. – Не могли бы вы дать мне немного воды?Господин Бергманн достал из холодильника бутылку минеральной воды и, поставив ее вместе с тонким стаканом перед Александром, вернулся за стол.-Ваше полное имя, дата и место рождения?- Александр Вольнов, 1950г., 28 ноября, город Ленинград.-Есть ли у вас с собой какие либо документы, удостоверяющие вашу личность? – продолжала переводить фрау Шмидт.Александр положил на стол паспорт моряка, инженерный и морской дипломы. Паспорт остался у него после утренней поездки в советское консульство вместе с капитаном, где оформлялся «Морской протест» в связи с потерей во время шторма палубного груза на переходе из Архангельска в Гамбург, а морской диплом, хранящийся среди судовых документов, он попросил накануне, якобы для снятия копии.-Господин Вольнов, вы делаете заявление с просьбой предоставить вам политическое убежище?-Я должен повторить свою просьбу? -Пожалуйста, отвечайте только на поставленные вам вопросы. – Тихо попросила переводчица.-Вы не хотите возвращаться в Советский Союз?-Да, господин Бергманн. -Вы совершили у себя на родине уголовное, или иное преступление?-Нет.-У вас есть родственники в СССР?-Да, отец. Он капитан одного из судов нашей компании. Мама умерла давно. С женой в разводе, хотя необходимые документы не оформлены. -У вас есть дети? Есть ли имущественные претензии бывшей жены?-Детей нет. Претензий тоже нет. -Что означает «механик первого разряда паровых и теплоходных судов»? – господин Бергманн держал в руках его морской диплом.-Такой диплом дает право работать в должности старшего или главного механика на судах любого водоизмещения с двигателями любой мощности.-Судя по записи в паспорте до назначения на это маленькое судно, которое вы покинули, вы работали в должности главного механика. Какого типа было это судно?-«Карелия» - крупный пассажирский лайнер водоизмещением двадцать пять тысяч тонн с экипажем в 370 человек, принимающий на борт до 900пассажиров.-Назначение на лесовоз «Воин революции» это понижение в должности?

28

-Да.Прошло еще около часа. Вопросов было много. Наконец господин Бергманн попросил Александра выйти.Атлет полицейский, разминая затекшие от долгого сидения ноги, улыбнулся, как старому знакомому.Спустя некоторое время Александра снова пригласили в кабинет.-Вы хотите сделать заявление для прессы?-Нет.Господин Бергман встал.-Господин Вольнов. Ваша просьба о предоставлении политического убежища окончательно будет рассмотрена завтра. До утра вы остаетесь на территории управления. Вас проводят в служебный отель.Утром Вольнова вновь отвели в знакомый кабинет.За длинным столом кроме господина Бергмана и переводчицы сидел еще один, неопределенного возраста мужчина с короткой стрижкой, перелистывая бумаги, по всей видимости, вчерашний протокол допроса.-Господин Вольнов, ваша просьба находится в стадии рассмотрения, и некоторое время вы будете жить на территории нашего ведомства. Но прежде с вами желают встретиться советский консул и капитан вашего судна.-Скажите, господин Бергман, это обязательная процедура?-Нет, не обязательная.-Передайте этим господам благодарность за внимание к моей персоне. Говорить мне с ними не о чем…

Вечером того же дня в квартире начальника Западного морского пароходства Владислава Ерофеева раздался телефонный звонок. Дежурный Водного отдела областного КГБ просил разрешения доставить срочный пакет.-Да, приезжайте. - Досадливо бросил хозяин квартиры.-Что, Славик, опять у тебя кто-нибудь утоп? – донесся из-за приоткрытой двери спальни насмешливый голос жены.Одно из крупнейших пароходств страны, двести океанских судов, береговые владения от Калининграда до Выборга, последние два года преследовала черная полоса неудач. В Датских проливах, получив большие повреждения, столкнулись два крупнотоннажных судна пароходства. Зимой в Лесном порту, где находились миллионы кубометров экспортного леса, из-за халатности сварщиков отогревавших автогенными горелками замерзшую систему отопления, вспыхнула деревянная бытовка. Огонь быстро перекинулся на штабеля с лесом. Пожар был виден из центра города. Ему присвоили высшую категорию сложности, и огонь удалось загасить лишь к ночи силами десятков городских пожарных команд.Ехидная реплика жены напомнила еще об одной аварии стоившей Владиславу Ерофеву поста министра морского флота. После гибели в Новороссийской бухте пассажирского парохода «Адмирал Нахимов», унесшего жизни сотен пассажиров, министра морского флота Афанасия Богатырева отправили на пенсию.«Назначьте нового министра из руководителей одного из крупнейших пароходств, тех, у кого меньше кораблекрушений». - Предложил генсек на одном из заседаний Политбюро.Ерофеев, работавший когда-то инструктором ЦК КПСС, а потом торгпредом одной из соц. стран, был главным претендентом на министерский пост. Ему оставалось лишь пройти в Москве последние формальности. В элитном ателье уже шили новый мундир, а молодая жена, болтая с подругами по телефону, небрежно изрекала: «Вообще то мы в Москву переезжаем, Славика назначают министром». И в эти же дни у берегов Тасмании в ясную погоду при необъяснимой ситуации, на мостике находились австралийский лоцман и три штурмана во главе со старпомом, сел

29

на камни и затонул пассажирский круизный лайнер пароходства «Сергей Есенин» имея на борту 750 английских туристов и 420 членов экипажа. К счастью обошлось без жертв. Убытки пароходства исчислялись миллионами долларов. Подъем судна был не рентабелен и новым министром морского флота стал дальневосточный коллега Владислава Ерофеева.Снизу по переговорному устройству раздался голос вахтера:-К вам курьер. -Да, пропустите. - Ерофеев набросил меховую безрукавку, открыл дверь. – Заходите.Посыльный с погонами старшего лейтенанта взял под козырек, протянул небольшой конверт и прошнурованную тетрадь.-Распишитесь, пожалуйста. – Сказал посыльный, козырнув на прощание, и неслышно вышел из квартиры. Ерофеев вскрыл конверт, скрепленный сургучной печатью. На бланке областного управления КГБ прочитал лично ему адресованное: «20 августа сего года теплоход «Воин Революции» стоявший у причала Гамбургского порта оставил при невыясненных обстоятельствах старший механик судна Вольнов Александр Владимирович 1950 года рождения, член КПСС с 1976 года, женат, и попросил у немецких властей политическое убежище. От встречи с Генеральным консулом в Гамбурге и капитаном судна отказался. На следующий день Генеральным консульствам была предпринята еще одна попытка встречи с А.В. Вольновым, но по заявлению немецких властей он в данное время уже не находился в Гамбурге. Первый заместитель Управления генерал-майор Г.А. Пантелеев». -Мудак! – Ерофеев сунул КГБешное послание в карман, нервно заходил по своему кабинету. Через несколько минут вновь зазвонил телефон. Ерофеев выдернул из розетки шнур параллельного телефона, стоящего у изголовья кровати, снял трубку. – Ерофеев слушает.-Добрый вечер, Сергеевич, - раздался знакомый с хрипотцой голос начальника Водного отдела областного КГБ адмирала Сильвестрова.За внешнее сходство адмирала с одноногим и одноглазым пиратом Сильвестром из романа Дж Свифта «Остров сокровищ», адмирал сильно хромал, опираясь при ходьбе на тяжелую самшитовую палку, хриплый голос и скверный характер, его за глаза называли «наш разбойник»-Прочитал? – без всякого предисловия прохрипел в трубку «разбойник» и зло добавил, - а капитан лесовоза козел редкостный! Видишь ли, простуда его одолела. Сославшись на высокую температуру, он закрылся в каюте и переадресовал нашего сотрудника к своему помполиту. А тот вообще размазня! Где вы только таких находите? Все совал нашему парню протоколы партийных собраний, на которых стармеху объявили выговор за чтение антисоветских статей в английских газетах, и рассказывал, как в Гамбурге на лесовоз приезжал Вольнов старший без группы и допоздна общался с сыном. - Адмирал надолго закашлялся, потом продолжил, - Капитан Вольнов сейчас в рейсе и может быть от греха подальше снять его с судна под благовидным предлогом с приходом «Кубани» в Геную. Ребята они неординарные и если отец последует за сыном, получим пиздюлей на всех уровнях по полной программе. Спокойной ночи, - прохрипел «разбойник» и, их разъединили. В последней диспетчерской сводке лежащей на столе Ерофеева «Кубань» приходила вГеную с грузом каучука из Малайзии через восемь дней. «Время еще есть, надо все обдумать, как следует». Ерофеев вспомнил решительное лицо капитана Вольнова три десятилетия без аварий водившего по морям и океанам большегрузные суда пароходства. Ерофеев сам имел представление о море не понаслышке. Он прошел все должности от матроса до капитана, и хорошо знал цену такому мастерству. – «У него, кажется, только три послевоенных ордена Ленина и несколько боевых орденов за пущенные под откос немецкие эшелоны в ленинградских лесах. Жаль, но система

30

безжалостна». Ерофеев вспомнил о своем отце, крупном партийном работнике расстрелянном в 1937 году и реабилитированного лишь после смерти Сталина

Глава - V

Из широких окон двухэтажного особняка расположенного на пологом мшистом склоне открывался вид на большое озеро, противоположный берег которого едва угадывался за белесой дымкой повисшей над водной гладью. Территория вокруг здания подсобных построек и навесов для нескольких автомашин была огорожена густой зеленой трехметровой изгородью. Сквозь нее проглядывала металлическая сетка с закрепленными на столбах телесторожами, поблескивающими на солнце стеклами недремлющих окуляров.Вольнова привезли сюда из Гамбурга три дня назад на маленьком автобусе. Судя по дорожным указателям на автобане, новое убежище Александра находилось в районе Франкфурта – на - Майне. Из Гамбурга выезжали во второй половине дня. Рядом с водителем сидел вчерашний знакомый, молчаливый мужчина неопределенного возраста, с короткой стрижкой. За все четыре с половиной часа поездки он лишь однажды заговорил с Александром на английском с едва заметным американским акцентом интересуясь, не требуется ли короткая прогулка и туалет. День был жарким, кондиционера в машине не было. Рядом с дорожной сумкой, куда были сложены личные вещи Александра, доставленные с судна, на полу стоял пластиковый ящик с минеральной водой. После сытного обеда в полицейской столовой Александр осушил несколько бутылок. Не отставал от него и водитель. На одной из безлюдных стоянок их автобус остановился рядом с аккуратным кирпичным домиком с разнополыми фигурками на дверях.Шофер, немец средних лет с недельной щетиной на рыхлом лице, ловко спрыгнул на асфальт, сдвинул в сторону боковую дверь и, не оглядываясь, нырнул в дверь туалета.-Через час приедем, - сказал он Александру, выйдя из домика с лучезарной улыбкой. Он хотел еще что-то сказать, но, натолкнувшись на суровый взгляд коротко стриженого молчуна, взял из ящика очередную бутылку минералки, молча взобрался на водительское сидение. Оставшийся путь ехали молча. Водитель включил автомобильный радиоприемник и когда его сосед ронял голову на спинку сидения, толстяк негромко подпевал популярной мелодии «Битлз» и приветливо улыбался Александру в зеркало заднего вида.В особняке Александра поселили в дальней комнате первого этажа с отдельным туалетом и душевой кабиной. Пол был застлан толстым ковровым покрытием, а к глухой стене придвинута деревянная кровать, заправленная светло-зеленым бельем. Напротив кровати стоял журнальный столик, мягкое кресло, в углу на кронштейне висел маленький цветной телевизор - обычный уют недорогого отеля. Но за все четыре месяца проживания здесь Александра не покидало ощущение, что он постоянно находиться под визуальным и звуковым наблюдением. Жилой отсек, где было еще несколько всегда закрытых комнат, выходил в просторный холл, из которого можно было выйти из здания. Здесь же находился небольшой спортзал со столом для пинг-понга и бильярда, а также помещение столовой, где четыре раза в день повар азиат через окно раздачи подавал Александру поднос с довольно однообразной едой. Кроме того, повар отпускал в кредит сигареты, безалкогольные напитки, фрукты сладости, занося все приобретенное Александром в толстый гроссбух. Судя по репликам повара, да немногочисленных сотрудников в штатском с военной выправкой, шоферов приезжающих машин, а так же обилию в холле

31

лондонских, других британских и американских газет наравне с немецкими, особняк принадлежал английской или американской разведке.В первый день приезда, после ужина, Александра пригласили на второй этаж. За большим полированным столом, в просторном зале с расставленными по стенам стульями с высокими спинками, сидел молчаливый спутник Александра. Он поздоровался, жестом указал на стул и без всякого предисловия заговорил по-английски.-Господин Вольнов, вы будете находиться здесь некоторое время. Меня можете называть, -он поднял на Александра маленькие, с разноцветными зрачками глаза под белесыми бровями, разделенными глубокой складкой, - просто Фрэд. С вами будут общаться и друге наши сотрудники. Они сами назовут себя. Вы понимаете меня, господин Вольнов? -Да сэр, я достаточно хорошо владею английским языком.-Хорошо. – Фрэд встал, подошел к стене и нажал кнопку. За пластиковой шторой открылась школьная доска, на которую был приколот разноцветный план здания и территории с заштрихованными красными и зелеными прямоугольниками и квадратами. - Вы можете находиться в любой из зеленых зон. Распорядок дня есть в вашей комнате. Выход на территорию разрешен до наступления темноты. – Фрэд повторил последнюю фразу дважды и выжидающе посмотрел на Александра.-Да сэр, я понял, до наступления темноты, - едва сдерживая улыбку, ответил Александр, вспоминая наставления мокрогубого помполита, который, выдавая очередной группе моряков уходящих в увольнение паспорта, строго цедил: «Увольнение до темного времени, распишитесь».В выходные дни Александр был свободен. После завтрака гулял по песчаным утрамбованным дорожкам, спускался к озеру и долго сидел на пне старого дуба, ствол которого с пустой сердцевиной был распилен на аккуратные чурбаки. Моросил дождь. Набросив на голову капюшон куртки, Александр смотрел на потемневшую воду, покрытую рябью. Что ждет его на чужбине? Мысли постоянно возвращались к отцу, их последнему долгому ночному разговору на лесовозе. Что он скажет ему, если разрешат позвонить в Ленинград и что услышит в ответ? Из-за сетчатого забора уходящего далеко в воду выплыла стая уток. Впереди, словно флагман маленькой эскадры, рассекая сизо-синей грудкой рябь и призывно покрякивая, плыл красавец селезень, а за ним на равном удалении друг от друга с десяток подросших за лето серых уточек. «Даже птицы и те вместе», - подумал Александр о своей нескладной семейной жизни, так рано умершей матери и одиноком, в это трудное время, отце.Воскресным вечером повар угостил спагетти с острейшим соусом «чили». Прихватив с собой литровую бутылку кока-колы, Александр в одиночестве допоздна гонял шары по зеленому сукну новенького бильярда.В понедельник в 8-30 он опять сидел за полированным столом на втором этаже особняка. Рядом с Фрэдом на стуле громоздился улыбающийся толстяк лет сорока в полувоенной форме. В руках у него было небольшое махровое полотенце, которым он периодически вытирал обильно потеющий лоб и шею. -А меня зовут Тэд, господин Вольнов, и я буду вашим постоянным собеседником. Если вы желаете, мы будем говорить на вашем родном языке, - сказал он по русски с едва заметным акцентом.«Тэди, Фрэди, как из одного инкубатора», - подумал Александр, а вслух сказал, - как вам будет угодно, сэр. -Отлично, - удовлетворенно выдохнул толстяк, в очередной раз, вытирая лицо и шею. Он протянул Александру пачку пронумерованных плотных белых листов с

32

едва заметной клеткой, несколько шариковых ручек и вновь заговорил по-английски: – Господин Вольнов, пожалуйста, напишите свою биографию. Не торопитесь, у вас для этого будет достаточно времени. Биография должна быть максимально полной, с самого раннего детства, все, что осталось в памяти, имена и фамилии близких родственников, друзей семьи, учителей, фамилии руководителей пароходства, капитанов, названия судов, наиболее запомнившиеся эпизоды вашей жизни.-«Не слабо!», - подумал Александр, - «даже наши гэбэшники не интересовались моими детсадовскими проказами». -Как вы заметили, все листы пронумерованы, у вас не будет черновиков, все ошибки, слова и фразы аккуратно перечеркивайте. Работать будете с 8-30 до 15-00., с получасовым перерывом на обед. Прохладительные напитки, чай и кофе на соседнем столе, - толстяк махнул рукой в сторону низкого столика, на котором стояли чайник, кофеварка, бутылки с напитками, пачка бумажных салфеток, коробки с кофе, чаем, сахаром и печеньем, стакан и чашка. - Туалет находится в этом же помещении. - Пошелестев еще какое-то время бумагами, толстяк вышел.…В детский сад Александра обычно водила мама. Это время он помнил плохо. Отчетливо сохранилась в памяти лишь один яркий весенний день. Отец был дома. Утром они выходят из подъезда. Отец в мундире с капитанскими шевронами на рукавах. Он протягивает маленькому Саше кожаный мешочек с ключами, а под деревьями стоит светлая, с никелированными бамперами, дверными ручками и колпаками на колесах, легковая машина. Отец усаживает его к себе на колени: «Заводи, сынок…». От счастья перехватило дыхание. Саша изо всех сил уцепился за руль. Отец заводит машину, и они плавно трогаются с места.«Волга» верой и правдой служила им долгие годы. В шестнадцать лет, уже учась в мореходке, Александр получил водительские права и, как в прежние времена, когда еще была жива мама, приезжал в порт на машине встречать отца из очередного тропического рейса.Александр очень рано научился читать и писать, обладал удивительной памятью, запоминая, а потом декламируя со стула маме целые главы сказок Пушкина. Но больше всего он любил поэму Лермонтова «Мцыри», расспрашивал маму о непонятных словах и выражениях, находил на географической карте Кавказ и места, где жил гордый мальчик и где погиб совсем еще молодой поэт.…Когда Александру исполнилось шесть лет, отец подарил ему красивые большие детские часы из цветной пластмассы купленные в Германии. Через прозрачный корпус были видны мерно поворачивающиеся оранжевые шестеренки и другие яркие внутренности заморской игрушки. Пока взрослые поднимали бокалы за здоровье именинника, он в своей комнате разобрал часы. Каждое колесико и винтик лежали на полу в строгой последовательности. -Зачем ты это сделал? – строго спросил отец.-Я только посмотрю, как они устроены и соберу их, папа… К удивлению родителей и гостей спустя некоторое время часы «затикали» вновь.-Кулибин ты наш, - улыбнулся отец, ероша волосы сына и разглядывая игрушечный танк, у которого вместо башни теперь вращалась стеклянная банка аквариума с пучеглазой рыбкой. И еще один эпизод из детства навсегда запомнился Александру. Отец взял его в порт. Светло-серый корпус «Кронштадта» высоко поднимался над причалом. Портовые краны, склонив свои ажурные шеи над судном, доставали из необъятного чрева пересыпанные белым порошком метровые кубики натурального каучука из Сингапура. Один из таких кубиков вывалился из грузовой сетки и словно мячик, долго прыгал по причалу, разгоняя хохочущих грузчиков. Выгрузка заканчивалась и «Кронштадт» должен был перейти на другой район порта. Из иллюминатора Саша

33

видел, как к борту подходили буксиры. Вахтенный штурман доложил отцу, что лоцман на мостике и судно к отходу готово.-На мостик со мной пойдешь, или в каюте останешься? – спросил отец.-А можно с Василием Кузьмичом спуститься в машинное отделение? Стармех, обсуждавший с отцом какие-то судовые дела, подмигнул Александру и взял его за руку.-Пойдем сынок, ты будешь выполнять команды отца там, внизу…За тяжелой металлической дверью с надписью на английском языке «Engine room» в уши ударил грохот работающих машин и шум вентиляторов. Вместе с Кузьмичом Саша долго спускался по крутым металлическим трапам. У поста управления стармех поставил его на широкую деревянную скамью перед диском машинного телеграфа разделенного на сектора: «Полный, Средний, Малый, Самый малый, Вперед, Назад, Стоп».На большом щите судорожно дергались стрелки на круглых циферблатах приборов в отдраенных до блеска медных корпусах. Где-то над головой заревела сирена, замигали красные лампы. Кузьмич спокойно, жестом, как глухонемому показал механику на огромный, словно дирижабль перед взлетом, белый баллон из которого шипел воздух. Механик кивнул головой, покрутил синий маховик и, сирена смолкла, красные лампы погасли. Требовательно зазвенел машинный телеграф, стрелка с надписью «Стоп» сдвинулась на отметку «Малый назад». Кузьмич положил ладонь мальчика на рукоятку телеграфа, совместил ее со стрелкой, потом дернул на себя металлический рычаг. Двигатель тяжело вздохнул. Кузьмич плавно передвинул другой рычаг по зубчатой планке. Двигатель глухо застучал, задрожал. Выходящий из его нутра огромный, руками не обхватить, стальной маслянистый вал стал медленно вращаться.-Одиннадцать тысяч лошадей, - прокричал Саше в ухо Кузьмич.Вечером, укладывая Сашу спать, мама спросила: «Ты на мостике с папой был?». -«Нет, мамочка, я с Кузьмичом в машинном отделении был, самый большой двигатель запускал», - он закрыл глаза и мечтательно добавил, - «когда я вырасту, мы с папой будем плавать на одном корабле. Я самым главным механиком, а папа капитаном».…По вечерам с третьего этажа к ним спускалась соседка Калерия Аристарховна, жена Кондратьева, старейшего капитана пароходства. Он был на пенсии, но в будние дни в любую погоду, каждое утро, опираясь на толстую трость, старый капитан садился в трамвай и ехал в пароходство принимать экзамены у молодых штурманов идущих на повышение. Калерия Аристарховна, Александр про себя называл ее Халерия Ореховна, за чаем угощала маму испеченными сладостями и рассказами о жизни в Филадельфии, поездках в Канаду и Англию. Во время войны и тремя годами позже Кондратьев работал представителем Морфлота в Америке. После возвращения из-за границы капитанша руководила в пароходстве коммерческим отделом и принимала у судоводителей экзамены на знание английского языка. Она свободно говорила не только по-английски, но и по-испански. После чаепития Сашу призывали пред ее очи.-Ну, Александр, чем вы нас сегодня порадуете? Надеюсь, вы не повторите прошлых ошибок, - спрашивала Калерия Аристарховна по-английски, похрустывая длинными пальцами рук, унизанных кольцами.Александр знал, что это напускная строгость этой очень доброй леди. - Вам не стоит об этом беспокоиться, мадам. – Отвечал к ее большому удовольствию шестилетний Саша фразой, почерпнутой из делового английского разговорника.…Ему не было еще и семи лет, когда мама привела его в школу. Собралась целая комиссия. Саша бойко отвечал на вопросы, решал в уме задачи на сложение и

34

вычитание, писал в тетради для чистописания и прочитал рассказ про зайца из учебника для третьего класса.-А стишок какой-нибудь знаешь? – спросила строгая директриса, которой инструкции из РОНО запрещали принимать таких малышей в школу.-Знаю, - Саша многозначительно посмотрел на одобрительно улыбнувшуюся маму и без запинки, с выражением начал читать первую главу из «Мцыри». –Не много лет тому назад,Там, где сливаяся шумятОбнявшись будто две сестрыСтруи Арагвы и КурыБыл монастырь…Он видел перед собой лишь мамины сияющие глаза и ее легкое покачивание головой, когда оканчивалось четверостишье, и он должен был делать очередную паузу. Теперь один старик седойРазвалин страж полуживойСтирает пыль с могильных плит,Которых надпись говоритО славе прошлой, и о том,Как удручен своим венцомТакай-то царь, в такой-то годВручил России свой народ.Все молчали, Александр приготовился читать дальше-Хватит сынок, - спокойно сказала мама.-Надо же, такой смышленый, - умилилась представительница РОНО, протирая стекла пенсне и посмотрев на директрису, благосклонно кивнула головой.Учение Александру давалось легко. Он знал много больше своих сверстников и после очередной комиссии, минуя второй класс, его перевели в третий. На последней парте у окна сидели два двенадцатилетних второгодника. Они верховодили в классе и сразу же невзлюбили новичка, который обычно по всем предметам получал пятерки. …Однажды поздней осенью они подкараулили его после уроков на пустыре за частными гаражами. Один больно ударил Сашу по лицу, а потом свалил в грязь. Другой вырвал из рук портфель и, вывалив в лужу все тетради и учебники, злобно бросил: - «Пятерочник, жид пархатый».-Мамочка, скажи, кто такие жиды пархатые? – придя домой спрашивал он, всхлипывая пока мама, молча снимала с него грязную одежду и останавливала кровь из разбитого носа.Позже, вымытый, притихший, закутанный в шерстяное одеяло он сидел в отцовском кресле, слушая рассказ матери о еврейском народе, о маленькой, но сильной стране Израиль, окруженной со всех сторон врагами. -А мы кто, тоже евреи? -Нет. Твой папа русский и ты тоже. Не думай больше об этом, а чтобы тебя не обижали, надо быть сильным, сын.Спустя несколько дней мама отвела его в спортивную секцию районного дворца культуры. Сначала он учился взбираться по канату, подтягиваться на перекладине, а затем надел боксерские перчатки. К весне Александр заметно подрос и окреп. Однажды, заступившись за соседку по парте, он, под победные вопли всего класса бросился с кулаками на своих давних обидчиков. И на этот раз ему крепко досталось, но синяки и расквашенные носы тоже украшали физиономии второгодников.

35

-Такой маленький, а драчун. Почему ты это сделал, Вольнов? – допытывалась строгая директриса, постукивая карандашом по столу. Мама стояла рядом. -Они девочку обижали.-Тоже мне, Дон Кихот Ламанческий, - удивилась директриса, - подожди за дверью, я с твоей мамой поговорю. Вскоре из директорского кабинета вышла мама и, обняв сына, заговорчески шепнула-Ты молодец!-Мамочка, а кто такой Дон Кихот?-Это благородный рыцарь, Сашенька.…После смерти матери Александр в отсутствие отца жил у Игнатьевых. Весной Николай Петровича перевели на работу в Москву. В большой квартире на Петровской набережной осталась его дочь Маша с семьей, и иногда там появлялся возвращавшийся с моря Игнатьев-младший, штурман одного из судов пароходства.На вручение аттестата зрелости вместе с Александром в школу поехала Маша, теперь доцент университета Мария Николаевна. Десятилетку он окончил экстерном в четырнадцать лет с серебряной медалью, хотя все экзамены, начиная с седьмого класса, в том числе и выпускные, он сдавал только «на пять».-Дисциплина у вашего племянника хромает. Со старшими разговаривает как с равными. Ну, а его рассуждения о комсомоле просто чудовищны! Он, видите ли, решил повременить со вступлением в комсомол, ряды передового отряда советской молодежи. Почему же родители в такой торжественный день не пришли? Не удивительно, что такой своевольный юноша вырос. - Так с нескрываемым раздражением объяснила директриса Маше, представившейся близкой родственницей, решение школьного начальства.Вечером за праздничным столом, Маша, ее муж военный летчик Алексей, и чета Кондратьевых, «обмывали» серебряную медаль Александра. Звонил из Москвы Игнатьев, сожалел, что не может быть вместе со всеми. Маша зачитала поздравительные радиограммы от отца и Игнатьева-младшего. Александр прежде не видел старого капитана таким нарядным. Кондратьев был в парадном мундире со всеми знаками отличия капитана дальнего плавания и многополосьем разноцветных орденских планок. Он обнял Александра за плечи:-Мы все гордимся тобой, Саша, а это, - Кондратьев взял со стола два массивных в тесненных золотом переплетах тома Британской морской энциклопедии английского издания, - поможет тебе успешнее постигать морскую науку.…В приемной комиссии Высшей мореходки плотного сложения мужчина в морском кителе с красными просветами на майорских погонах, важно покашливая, просматривал документы Александра переданные ему секретарем комиссии. Она бросала любопытные взгляды на стоящего перед столом долговязого подростка.-Море, молодой человек, это тебе не на интегралах щелкать, - сказал мужчина, держа в руках грамоту Александра за победу в городском математическом конкурсе. -У меня отец капитан дальнего плавания, товарищ майор, - сказал Александр. «Сухопутный» моряк набычился и, возвращая документы, сказал, обращаясь к секретарю:-Пусть с родителями придет.Кондратьев, выслушав невеселый рассказ Александра о визите в училище, полюбопытствовал:-Говоришь, майор у них самый главный? Так-так. Да не огорчайся ты, Саша, найдем начальников и поглавнее.

36

Он протянул Александру последнюю диспетчерскую сводку с позициями судов пароходства. В ней ежедневно сообщались предполагаемые даты прихода и отхода судов из советских и иностранных портов, наименование и количество грузов, которые предстояло принять им в свои трюма или выгрузить на причалах Монтевидео и Сингапура, Сиднея и Глазго, Иокогамы и Гамбурга, Архангельска и Владивостока.-Взгляни, Саша, пора бы твоему отцу курс на Балтику прокладывать и иди пообедай. Каля сегодня флотским борщом потчует и пирожкам. Я уже всего отведал.В просторной кухне Калерия Аристарховна хлопотала у стола под белой скатертью. Как обычно она разговаривала с Александром по-английски. Увидев в его руках сводку с позициями судов, уверенно сказала:-Сережа Моренков твоего отца подменит на отпуск.Калерия Аристарховна по-прежнему оставалась в курсе всех дел и перестановок на капитанских мостиках судов пароходства. Крупнотоннажный теплоход «Кубань», недавно построенный на финской верфи в городе Турку, которым командовал его отец, стоял под погрузкой сахара-сырца в кубинском порту Мансанильо. Отход судна на Ленинград намечался через пять дней. Еще две недели перехода через Атлантику, Северное и Балтийские моря и через двадцать дней он увидит отца после пятимесячной разлуки.

…Александру никогда не приходилось писать таких подробных биографий. Воспоминания громоздились одно на другое. Он положил перед собой чистые пронумерованные листы.…Прошло два года как не стало мамы. Отец понемногу приходил в себя. Но каждый раз, поднимаясь по лестнице на второй этаж к дверям своей квартиры, он снимал фуражку, и, помедлив немного, открывал дверь. Какое-то время отец стоял неподвижно, прислонившись к дверному косяку, словно ожидая, что вот сейчас к нему на встречу выбежит его славная девочка и он, подняв ее на руки и целуя в закрытые пушистыми ресницами глаза, не стесняясь сына, будет, как малого ребенка носить по квартире. Однажды войдя в прихожую, Александр увидел отраженное в зеркале лицо отца сидящего неподвижно за круглым столом в комнате. Коротко остриженные совершенно седые волосы над загоревшим до черноты лицом застывшим от боли со светящимися голубыми глазами, из которых выкатывались слезинки. Обхватив голову ладонями, он что-то беззвучно шептал сухими губами. Жалость к отцу захлестнула Александра, но он не решился тогда подойти к нему и тихо вышел из квартиры.…Спустя несколько дней Александр вместе с Кондратьевым ехали на трамвае в Высшее мореходное училище на Косую линию Васильевского острова. Напротив Горного института, у набережной Невы, был пришвартован пароход «Анадырь» с помятыми ржавыми бортами и высокой тонкой трубой доживающий свой век как плавучий склад.-Здравствуй старый бродяга, - поприветствовал «Анадырь» Кондратьев. В уголках его заблестевших глаз под седыми бровями собрались веселые морщинки.-Я на нем, Саша, без малого десять лет прослужил, ходок он был неплохой…Кондратьев проводил пароход долгим взглядом, и его прошлое скрылось за трамвайным поворотом.Кондратьева и Александра принимал заместитель начальника училища по учебной части профессор Мартынцев. Им на встречу шагнул молодой, немного располневший мужчина.-Здравствуй Юра, - сказал Кондратьев и они обнялись.

37

-Здравствуйте Иннокентий Сергеевич, рад вас видеть.Широкие золотые галуны на рукавах форменного мундира Юры, огромный кабинет со старинной, темного дерева мебелью и профессорское звание, как-то не вязались с мальчишеской белозубой улыбкой Мартынцева. Он начинал свою морскую карьеру штурманским учеником под началом капитана Кондратьева на том самом «Анадыре», мимо которого они проехали полчаса назад.-Я ведь Юрий Донатович напросился по делу, - сказал Кондратьев. Хозяин кабинета усадил их в кресла с гнутыми подлокотниками.-Сей молодой человек, - продолжал старый капитан, Александр встал, - садись, садись Саша, - улыбнулся Кондратьев, - ты ведь еще не курсант Высшей мореходки, - и, посмотрев на зама, спросил: - помнишь нашего старпома?-Конечно, Иннокентий Сергеевич, я ведь с ним на вахте штурманскую науку постигал. Теперь, как мне известно, Вольнов – капитан нового сухогруза.-Так вот перед тобой его сын Александр. Но капитанская семья, не главное достоинство этого парня. Он медалист. Школу окончил экстерном. По-английски свободно с моей Калей общается. Сам знаешь, как она вашего брата в пароходстве при переаттестации по английскому гоняла. Саше исполнилось четырнадцать, так ведь когда окончит мореходку будет совершеннолетним. - Кондратьев откашлялся. – Ваш майор в учебной части, кажется, его фамилия Пукайло, велел парню с родителями придти. Юн, мол, больно.-Да, есть такой майор, только фамилия его Пукало, - подтвердил Мартынцев, делая ударение на втором слоге, - он командир роты у первокурсников, подменяет на время отпуска одного из членов комиссии.-Отец Александра в рейсе, - Кондратьев сделал паузу, положив руку на плечо юноши, - а мамы у него два года как не стало, славная была женщина. Мартынцев встал из-за стола и сев рядом с Александром взял у него из рук папку с документами.-Оставьте их мне. Я вам позвоню, Иннокентий Сергеевич.Прошло несколько дней и приказом начальника училища, в порядке исключения, Александр Вольнов был зачислен курсантом первого курса судомеханического факультета.Первокурсники жили в училище на казарменном положении, домой отпускали только в праздничные дни. Однажды возвращаясь из увольнения, Александр опоздал. Трамвай съезжая с моста «Лейтенанта Шмидта» сошел с рельс, и до училища ему пришлось идти пешком.Майор Пукало сидел в вестибюле и отбирал у курсантов приходящих из города увольнительные записки.-Ну, шо Вольнов скажешь мэни в свое оправдание? На сорок минут спизнывся.Выслушав объяснения Александра, майор поставил на его увольнительной жирную черную галочку, обронил:-Брэши бильше.-Я, товарищ майор Пукало,- Александр сделал ударение на первый слог, - врать не приучен.Стоящие в вестибюле курсанты прыснули. Майор побагровел и когда вестибюль опустел, злобно сказал:-А ты у мэнэ, жыдок, корнями в сортыри проростэш.Видимо командир роты Пукало, бывший замполит береговой военно-морской базы под Выборгом, неплохо изучил биографии своих курсантов. Александр получил десять нарядов вне очереди, и каждый день после занятий до блеска отмывал курсантские туалеты на двух этажах.

…Вручая толстяку тридцать исписанных листов, Александр сказал:

38

-Прочтите это, пожалуйста, быть может, мои воспоминания будут для вас не так интересны. На следующее утро за полированным столом сидели Тэд, Фред и еще один мужчина в светлом джинсовом костюме и с интересом разглядывал Александра близорукими глазами за толстыми стеклами очков. -Вы не плохо пишете, - сказал Тэд по-английски, держа перед собой листы, врученные накануне Александром, – у вас есть журналистский опыт?-Да, как хобби. Я печатался в советских газетах и журналах, однажды в чехословатском журнале «Вокруг света», выступал на ленинградском телевидении.-Пожалуйста, расскажите о своем хобби более подробно, назовите издания, темы публикаций.-Журналы: «Морской флот», «Костер», «Журналист», «Новое время». Газеты: «Водный транспорт», «Смена», «Ленинградская правда». Я побывал на островах: Святая Елена, где, как известно, закончил жизнь Наполион, каторжном Фернандо ди Наронья у берегов Бразилии, Шпицбергене. Много раз огибал земной шар, проходил Кильским, Суэцким и Панамским каналами. Если обобщить темы публикаций, то можно сказать, что это путевые заметки. В программе Ленинградского телевидения «Человек и море» я рассказывал о Венеции и Монреале, Сингапуре и Монтевидео, Японии и Канаде. -Вы не хотели бы написать или дать интервью немецкой, английской или американской газете? - спросил очкарик в джинсе.-О чем, сэр?-Например, почему вы не захотели возвращаться в СССР.-Спасибо, сэр, за предложение, но об этом я писать и рассказывать не буду. - Твердо ответил Александр. – Все люди, которых я назову в прессе, в СССР пострадают. Может быть, когда пройдет время, и позволят обстоятельства, я это сделаю.-И о нашем отеле тоже? - спросил толстяк улыбаясь.-Возможно и о вас, Тэд, а почему нет?Близорукий и Фрэд вышли, а толстяк, отпивая из чашки кофе, спросил, впервые называя Александра по имени.-У вас, Александр, прекрасное оксфордское произношение. Где этому обучают в СССР?-В высшей мореходке на Васильевском острове, сэр.Тэд протянул Александру пачку чистых листов, сказал:-Пожалуйста, побольше об оксфордском произношении. И еще, осветите полнее одно обстоятельство. Ваша мать – еврейка. Почему вы не взяли ее национальность? Это могло бы сейчас во многом упростить ваши проблемы.…Английский язык в мореходке преподавала Наталья Игнатьевна Ладунова. Курсанты за глаза называли ее «леди». С короткой стрижкой, одетая в строгий темно-серый костюм с юбкой выше колен и на умопомрачительной высоты «шпильке» - эта молодая красивая женщина была предметом тайного обожания курсантских сердец. Леди входила в аудиторию в облаке тонкого аромата дорогих духов, словно пришелица из других миров. Мгновенно наступала тишина. Она была очень строгим и требовательным педагогом. На первом занятии Ладунова спросила курсантов: «кто из вас говорит по-английски?». Александр был единственным, кто поднял руку. Леди кивнула головой, спросила на английском: «расскажите о своей семье».Выслушав пространный ответ Александра, она подошла к его столу. Вы прекрасно говорите, курсант Вольнов, но у вас легкий американский акцент и сленг, но это поправимо.Муж леди много лет был представителем Аэрофлота в Лондоне, а она, имея филологическое образование, преподавала детям в советском торгпредстве

39

английский язык. Как переводчика ее часто приглашали на различные переговоры и, однажды, она получила комплимент от английской королевы во время визита Юрия Гагарина в Букенгемский дворец. Александр положил ручку на недописанные листы бумаги, встал из-за стола и подошел к открытому окну. День был теплый солнечный. По далекому фарватеру медленно вдвигался речной теплоход. На его открытых палубах пестрели фигурки людей, доносилась музыка. Воспоминания прошлого вновь и вновь всплывали в памяти, заслонив собой бремя решения принятого им месяц назад.

….Отец был в длительном рейсе. Теплоход «Кронштадт» в сопровождении океанского спасателя буксировал из Клайпеды в Индонезию плавучий док. Однажды перед сном мама положила рядом с телефоном лист бумаги. -Сынок, здесь записаны телефоны Михаила Ефимовича Горского, ты его знаешь, он приходил к нам, невысокий такой с седой бородкой и скорой помощи. Если мне будет плохо, я тебе скажу об этом. Звонить можно в любое время и даже ночью. Мама говорила тихо и от нее пахло лекарством. -Мамочка, хочешь я лягу на полу в вашей комнате?-Спасибо, сынок, ты не закрывай дверь. - Она улыбнулась, кутаясь в теплую шаль. Ночью он проснулся от ее слабого голоса-Сашенька, звони, мне очень плохо.Когда приехала «скорая» и почти одновременно с ней доктор Горский, мама была без сознания. Ей сделали уколы и поставили капельницу. -Больную нельзя госпитализировать, - тихо говорил Михаил Ефимович врачу «скорой помощи», - я консультант городской кардиологической клиники и наблюдаю за ней много лет. К сожалению, в ее случае возможно только медикаментозное лечение. Она уже пришла в себя, состояние стабилизируется. Я останусь здесь столько времени, сколько будет необходимо.Утром Михаил Ефимович позволил Александру подойти к матери. Испуганный, он опустился на колени перед кроватью вглядываясь в ее осунувшееся бледное лицо. Слабой рукой она гладила его голову, а потом едва слышно сказала:-Ты только папе ничего не рассказывай. Мама... После ее смерти прошло более двадцати лет, и чем Александр становился старше, тем больше осознавал, как многому научила его молоденькая мама, тому, что ему пришлось преодолевать в жизни. А отец, когда она ушла из жизни, ни кого, даже сына не хотел пускать в свое, подаренное ему свыше счастливое прошлое. Словно святыню он оберегал светлую память о маленькой мужественной женщине, которую любил беззаветно.Отец, лишь в день совершеннолетия сына рассказал ему о трагической судьбе матери и ее родителей, тайне его рождения, о самоотверженности дальней родственницы Ольги Яковлевны уехавшей через Польшу в Израиль, об Игнатьеве, рисковавшем в сталинские времена не только своим высоким положением, но и собственной жизнью и жизнью своих близких.Александр не стал писать об этом на пронумерованных листах. Лишь только сообщил, что в СССР дети, обычно принимают национальность отца, и что его мама умерла, когда ему исполнилось двенадцать лет. Подумав немного, добавил: родители матери были расстреляны в начале пятидесятых годов по делу руководителей Еврейского антифашистского комитета и что об этом теперь можно прочитать в любом советском энциклопедическом издании.

Глава - VI

40

В морской биографии Александра значилось семь судов пароходства, на которых он выходил в море во время ежегодной курсантской плавательской практики и позже, уже работая механиком.Тэд, прочитав его очередные десять листов, Александр окрестил их «летописью прожитых лет», попросил его дополнить к названию судов еще и посещаемые европейские порты, перевозимые грузы, фамилии капитанов и старших офицеров. А потом, спустя неделю, Тэд и Фред поочередно, в разной последовательности, «удостоверялись» в правильности изложенных Вольновым на бумаге сведений. Перепроверить их было, видимо, не сложно, так как во всех иностранных портах оставались копии судовых ролей* и грузовых документов.«Неужели они до сих пор предполагают, что я, советский Джеймс Бонд?», - подумалось Александру, когда Тэдди с дотошностью выяснял, в какой должности он работал на теплоходе «Кузьминки» шесть лет назад. -Я плавал вторым механиком, но на рейде датского порта Орхуса больного стармеха отправили в госпиталь, а я до прихода в Ленинград исполнял его обязанности. Тэдди удовлетворенно отложил в сторону «летопись», неожиданно спросил по-русски-Господин Вольнов, у вас есть какие-либо просьбы? Прошло почти пять месяцев пребывания Александра в этом «отеле». Каждодневная однообразность бытия как-то сняла остроту пережитого. Он поднял на Тэдди удивленные глаза, переспросил, перескакивая с русских на английские слова:-Есть ли у меня просьбы? -Да, Александр, - сказал Тэдди дружелюбно.-Я хотел бы позвонить бы отцу в Ленинград.-О-кей, Александр.Тэдди пододвинул телефонный аппарат, добавил выходя из комнаты.-Сначала наберите две восьмерки и после зуммера нужный вам номер.

*судовая роль – список членов экипажа

-Вольнов слушает, - раздалось на другом конце провода.-Папа…-Саша, сынок!! Потом была томительная пауза.-Ты прости меня, папа. Я знаю, что причинил тебе много горьких минут. Прости меня…-Сынок! Может быть ты вернешься?-Нет, отец. Если я вернусь, разве тебе разрешат вновь подняться на капитанский мостик? Нет, я не вернусь. Если сможешь, прости, - как заклинание повторял Александр, - появится возможность – я тебе напишу. До свидания, папа.Прижав плотнее телефонную трубку к уху, Александр молчал, вслушиваясь в негромкий голос отца, самого дорогого человека на свете. Лишь перед ним он испытывал сейчас чувство вины.-Сашка, сынок, что же ты наделал!Голос отца рвал сердце и, впервые за многие годы Александр не мог сдержать слез… Перед его мысленным взором вновь предстала их последняя встреча в Гамбурге, на борту лесовоза. Александра назначили на это судно, освободив по решению парткома от должности главного механика «Карелии» с мудреной формулировкой: «За потерю партийной бдительности и невыполнение морального кодекса строителя коммунизма при неслужебных контактах с иностранными гражданами».Два часа заседали члены парткома, обсуждая закрытую информацию Водного отдела Ленинградского областного КГБ «Об ослаблении партийной дисциплины старшего комсостава теплохода «Карелия». Капитана судна Галиева и его помполита на заседание пригласили лишь в самом конце. Марат Галиев принадлежал к касте «неприкасаемых»,

41

сын первого партийного секретаря одной из приволжских республик, был женат на дочери бывшего начальника пароходства, теперь первого замминистра морского флота. Весь свой гнев соратники по партии обрушили на голову Кузьмича, которого вновь перевели на грузовое судно.«И слава Богу», - подумал помполит , - «не надо будет голых баб развлекать».Александр ждал своей участи, разглядывая замысловатый узор на напольном ковре приемной парткома. К удивлению строгой секретарши, он неожиданно улыбнулся, вспомнив анекдот про капитана, вернувшегося из очередного длительного рейса и ожидавшего в приемной парткомовской разборки за лишнюю пару колготок привезенных его матросом сверх таможенной нормы, любовную интрижку старпома с молоденькой поварихой, да мало ли других прегрешений мог совершить моряк в пятимесячном рейсе: «Капитан, опустив голову, с задумчивым лицом смотрел на свои руки с согнутыми, широко раздвинутыми пальцами, касаясь их кончиками то на одной, то на другой руке, словно в руках он держал какой-то круглый предмет. Прошло уже более получаса, а капитан все что-то примерял между пальцев. Встревоженная секретарша вошла в кабинет секретаря парткома и рассказала ему о странном поведении моряка. Секретарь прервал заседание, выглянул в приоткрытую дверь. Капитан по-прежнему сосредоточенно совмещал пальцы в разной последовательности.-Иван Васильевич, заходите, - позвал его секретарь.Капитан вошел в кабинет, не прекращая своего странного занятия.Да черт с ним, не будем наказывать, видать рехнулся, - подумал секретарь. Сказав стандартные слова об ослаблении дисциплины на судне, миролюбиво закончил:-Идите, отдыхайте, Иван Васильевич, в другой раз поговорим.Уже в дверях он задержал капитана, продолжавшего прикладывать кончики пальцев.-Что это вы так руками делаете? -Да я все думаю, как же ежики е…ся?»Наконец наступила очередь Александра. Сесть ему не предложили. Решение парткома зачитывал председатель партийной комиссии, гренадерского роста лысый ветеран, с сизо-красным рыхлым носом. Прочитав постановление, он строго посмотрел в сторону главного инженера пароходства настоявшего год назад на назначении Александра Вольнова, самого молодого стармеха пароходства, на «Карелию», добавил, размахивая перед своим носом указательным пальцем.-Гайки крутить на своих дизелях вы, товарищ Вольнов, умеете, но это не самое главное для коммуниста! Вы проявили политическую беспечность, близорукость, забыв о бдительности, находясь в капиталистическом окружении.В вестибюле Александра остановил Кузьмич. Он с облегчением ослабил галстук, расстегнул тугой ворот накрахмаленной рубашки, сказал миролюбиво.-Легко отделались, Саша, будем теперь на лесовозах плавать, - он положил руку на плечо Александра, - отцу твоему спасибо сказать надо. Он тебя, да и меня, своими партизанскими ранами и орденами защитил.…Александр не видел отца почти целый год, хотя иногда корабли, на которых они плавали, стояли в портах одной и той же страны а разговаривали друг с другом лишь по радиотелефону. Теперь теплоход «Кубань», которым командовал отец, стоял в соседней гавани Гамбурга. В конце рабочего дня Александр поднялся к капитану.-Вадим Николаевич, я хотел бы сходить к отцу. «Кубань» стоит недалеко от нас. -Пожалуйста, Александр Владимирович, но все формальности при увольнении, как вам известно, выполняет первый помощник.Бывший радист наслаждался данной ему теперь партией властью и своим новым положением. Он не снимал китель с тремя шевронами даже в жаркую погоду.

-Я хочу сходить к отцу на соседнее судно, наш капитан об этом знает. – Обратился к помполиту Александр.

42

-Да, пожалуйста, товарищ старший механик, кто еще с вами в группе? – помоплит положил перед собой журнал увольнений.-Какая группа? Я иду на соседнее судно к отцу! – едва сдерживаясь, сказал Александр.Помполит привычно лизнул кончиком языка сухие тонкие губы. Его одутловатое бабье лицо было бесстрастно.-В соответствии с правилами поведения советского моряка за границей увольнение в загранпортах производится группами из трех человек…-Я не видел отца целый год! – Александр побледнел, сжал кулаки.Помполит прижав к груди журнал увольнений, испуганно смотрел на стоящего перед ним стармеха, способного сейчас совершить самый безрассудный поступок. От очередной беды Александра уберег судовой радист оказавшийся в эти мгновения у открытой двери каюты помполита. Радист теребил стармеха за рукав куртки: -«Александр Владимирович, поднимитесь в рубку. Вас вызывает по радиотелефону теплоход «Кубань».Стармех наконец повернул голову, поднял на радиста потемневшие в гневе глаза, спросил:-Что? Что вы сказали? -Вас отец вызывает по радиотелефону.Александр вбежал в рубку.-Сынок, когда прибудешь, - услышал он в трубке спокойный голос отца.-Отец! – закричал Александр, - отец, это не люди! -Пожалуйста, говори по английски, Саша, что произошло?-Отец, они не люди. Они какие-то уроды. Капитан, твой бывший штурман, закрылся в каюте, а этот мокроротый партийный выкормыш, просто сука, предлагает мне идти к тебе с группой!-Саша, успокойся, я скоро приеду сам. Вскоре у трапа лесовоза остановился ярко-рыжий портовый Фольксваген, на котором по километровым причалам разъезжали служащие порта. За рулем сидел Вольнов-старший. Он поднялся на палубу, обнял поджидавшего сына и попросил оторопевшего матроса вызвать вахтенного штурмана или капитана. Молоденький штурман, опустив руки, стоял по стойке «смирно» и восхищенно смотрел на пароходскую живую легенду, большой портрет которого он видел во дворце моряков.Вольнов пожал штурману руку, протянул свое удостоверение в бордовом переплететесненное золотом - «Министерство морского флота».-Доложите капитану в 18-30 на борт прибыл капитан теплохода «Кубань», капитан-наставник и член парткома пароходства Вольнов Владимир Николаевич, - улыбнувшись совсем еще юному коллеге, добавил, - с частным визитом к старшему механику вашего судна Вольнову Александру Владимировичу.-Да-да, конечно, проходите, - штурман открыл перед необычным гостем дверь в жилую надстройку, - капитан знает о вашем прибытии, - взял на себя смелость молодой моряк, хотя лишь со слов радиста знал о конфликте стармеха с помполитом, который немедленно доложил о случившемся капитану, и фразе, брошенной капитаном в адрес нелюбимого на судне зама по политической части: «вы, как всегда, проявляете похвальное усердие».Когда закрылась дверь стармеховской каюты, отец и сын вновь обнялись. Александр без утайки рассказал все о рейсах на «Карелии», о Лилиан, заседании парткома пароходства и Кузьмиче, получившего партийный выговор «За ослабление партийно-воспитательной работы со старшим комсоставом».Вольнов старший молча слушал сына, изредка задавал вопросы, потягивая из тяжелого стакана «Гордон джин» сильно разбавленный тоником. -Объясни, отец, в какой стране мы живем? – Александр положил на стол пачку английских газет.

43

На первой полосе лондонской «Гардиан» красовался цветной портрет Генсека компартии Советского Союза, председателя Президиума Верховного Совета товарища Леонида Ильича Брежнева. Даже не каждый восточный владыка имел столько орденов своей и сопредельных стран, только одних звезд «Герой Советского Союза» и «Герой социалистического труда» было пять, сколько свисало ниже «ватерлинии» с маршальского мундира Генсека. Под портретом был помещен репортаж из Афганистана и несколько фотографий; сожженный советский бронетранспортер и крупным планом лицо русоголового бойца залитое кровью по которому ползали мухи. Афганский малыш с забинтованными обрубками рук у глинобитной стены с огромными, полными застывшего ужаса глазами. «Вертушка» в камуфляжной раскраске низвергающая на бреющем полете огонь по бегущим в пустыне людям в чалмах и халатах.-«Выдающиеся» произведения Генсека «Возрождение» и «Малая земля», удостоины Ленинской премии, которые мы еженедельно изучаем на политзанятиях, - Александр смахнул газеты со стола на палубу, добавил с горькой усмешкой, - говорят, что Генсека представили к Нобелевской премии, так как он сумел доказать, что Большая земля вращается вокруг Малой. ООН подавляющим большинством голосов осудила вторжение советских войск в Афганистан. Наши парни гибнут там сотнями. Европейские газеты пестрят статьями, напоминая о Венгерских событиях, Кубинском кризисе, вводе войск Варшавского договора в Чехословакию. Мы возим пушки и танки в Эфиопию и Вьетнам, Чили, Никарагуа и Северную Корею. Возводим гигантские плотины в Египте и завалили Кубу сельскохозяйственной техникой, а сами, извини отец, без соли последний хер доедаем. Почему мы везде хотим построить социализм? Александр отхлебнул остывший кофе и, расхаживая по тесной каюте, выплескивал по-прежнему молчавшему отцу все то, что наболело за последние годы, вызывало внутренний протест и непонимание происходящего.-Мы - страна победившего социализма, хотя и притормозили на пути к светлому будущему. Платят гроши. Матрос получает в день меньше одной марки. На валютные крохи моряки, бегая по гамбургским «гнидникам», покупают залежалое тряпье и везут его на родину, где жены и матери распродают из-под полы зарубежный дефицит, что бы как-то сводить концы с концами. Вольнов-старший прикрыл глаза вспомнив как в прошлом году гуляя вечером по американскому Хьюстону увидел у большого супермаркета объявление: «Требуются мужчины для сбора магазинных тележек. Оплата восемь долларов в час» Инвалютная зарплата капитана составляла два доллара в день. - «Покатать бы тележки, что ли» - подумалось ему тогда то ли в шутку, то ли всерьез. Он не стал рассказывать об этом сыну, который бросал, словно тяжелые камни его поколению всю нелепость коммунистического бытия.-Увольнение в загранпортах только группами и до темного времени, запрещение любых контактов с иностранцами, кроме служебных, партийные и профсоюзные собрания с экипажем в тридцать человек, соц. соревнования на звание «лучший по профессии» и «ударник коммунистического труда». – Александр остановился перед отцом, - а теперь ваш партком новую напасть придумал – общественную таможню. Сидит в красном уголке под портретом Генсека матрос второго класса Вася Ломов. На флоте год с небольшим, но как активный комсомолец выдвинут помполитом на должность председателя судовой общественной таможни. Возвращаясь из города, я обязан вывернуть перед ним карманы и доложить, что и почем я купил. Он все подсчитает, заглянет в платежную ведомость, скажет: «не сходится, Александр Владимирович. Вы получили девяносто марок, а истратили на пять меньше». – Я, Вася, ребят пивом и сосисками угостил. Судовой таможенник строго смотрит на мотористов, ходивших со мной в город. – «Подтверждаете?» - те кивают головами и докладывают Васе на что они потратили свои марки.

44

-Отца критикуешь? – Вольнов-старший смотрел на своего незаметно повзрослевшего сына. И что он мог ему возразить? К своему стыду повторил фразу из набившего оскомину парткомовского лексикона, - контрабанда на флоте стала приживаться, сын.-Контрабанда! – усмехнулся Александр, - за две пары колготок или синтетический парик привезенные сверх таможенной нормы, моряка готовы с дерьмом смешать! – он безнадежно махнул рукой. – Прости отец, но куда мы идем? Опять в те страшные времена, в которых сгорела моя мама ее родители и тысячи других не в чем не повинных людей. Ты мне сам рассказывал о судьбе наших моряков оказавшихся в первые дни войны в немецких портах. Четыре года они томились в немецких концентрационных лагерях а, вернувшись на родину, отсидели столько же под Воркутой. Несколько раз мигало освещение, доносился рев сигнализации. Звонил вахтенный механик, просил Александра спуститься в машинное отделение.-Извини отец, я должен ненадолго отлучиться. – Александр надел темно-синий комбинезон, сказал:- Знаешь, лесовозы этой серии за их непредсказуемость окрестили «русским чудом». Дизеля у нас тепловозные, все оборудование и механизмы устаревшие. Эти суда строились под наблюдением военного ведомства. Корпуса ледового класса, а на металлических настилах в трюмах можно 70-ти тонные танки перевозить. Когда первый лесовоз в Ленинграде спускали на воду на экранах кинотеатров шел документальный фильм «Русское чудо» ГДРовских кинематографистов взахлеб нахваливавших советскую действительность, мудрую политику КПСС и ее вождей.Горькая правда сына бередила душу. Капитан Вольнов встал и подошел к иллюминатору. На противоположной стороне гавани по городской набережной двигался бесконечный светящийся поток автомобилей. В отполированных до блеска боках отражалась неоновая реклама ресторанов, кафе, казино и ночных клубов. В памяти возникла другая панорама - бухта Советская гавань на Дальнем Востоке. – «Эх, Саша, Саша! Если бы ты знал обо всем…».…Лето 1952 года. Теплоход «Кронштадт» закончив дальний рейс Монтевидео – Сантьяго де Куба – японский порт Модзи пришел в Южно-Сахалинск. Там в трюма по твиндеки* загрузили уголь и «Кронштадт» пришел на рейд порта Ванино и встал на якорь рядом с другими крупнотоннажными судами разных пароходств. Их было больше десяти, в том числе и балтийский пароход «Жан Жорес». На нем после войны Вольнов плавал штурманом. Он связался по УКВ с капитаном «Жан Жореса» Арамом Аганисяном, самым молодым в Морфлоте капитаном, которому недавно исполнилось двадцать шесть лет. После обычных приветствий выяснилось, что «Жан Жорес» сдав в Дальневосточных портах груз соли из Китая, тоже принял в Южно-Сахалинске уголь в трюма и ждал дальнейших указаний береговых властей, как предписывала пароходская шифровка. В бинокль были хорошо видны два судна пришвартованных к причалу. На их палубах сновали фигурки людей, изредка портальные краны опускали в трюмы какой-то груз. На рассвете они ушли в море, освобождая место для стоявших на рейде.Через два дня к борту «Кронштадта» подошел портовый катер.В сопровождении свиты на палубу поднялся генерал и, кивнув вахтенному штурману, бросил властно: «Проводите к капитану». В капитанской каюте генерал сбросив на руки адъютанту плащ поздоровался с Вольновым, назвал себя и, увидев на его кителе орденские планки, спросил, устало усаживаясь за журнальный столик:-Воевал?-Да, товарищ генерал, в партизанском отряде.-Это хорошо, капитан, рейс тебе предстоит не простой. - Он посадил рядом с собой двухметрового верзилу майора, с обожженным, в грубых рубцах лицом и руками, и, посмотрел на толпившуюся у дверей свиту, - капитан даст вам сопровождающих, осмотрите трюма, тамбучины,* пожаротушение в общим все, как обычно. На все про все вам два часа.

45

Вольнов вызвал старпома и стармеха и отдал им соответствующие распоряжения. Когда все вышли, генерал попросил.-Чаю дашь, капитан?-Может чего покрепче, товарищ генерал. – Вольнов открыл крышку настенного бара, - коньяк, виски, джин, водка?-Богато живешь, - генерал покрутил головой, разглядывая заморские наклейки, маслины и канапе, выставленные на стол.-Нет уж, давай-ка лучше «Московской», роднее она как-то.Вольнов налил офицерам водку в большие граненые стопки, себе плеснул на дно фужера намного коньяку. Генерал одобрительно взглянул на Вольнова, потом на майора.-Не стесняйся, давай за здоровье хозяина выпьем, за его гостеприимство. Чаще ведь, небось, спиртяжку под тушенку принимаешь?Майор пытался встать.-Сиди, сиди, - остановил его генерал.Вольнов заварил крепкий Эрл Грей, разлил по чашкам, поставил корзиночку с печеньем. Генерал отпил, зажмурился от удовольствия.-Вот она буржуазия недорезанная. – Он вертел в руках коробочку из-под чая. - Говоришь «Старый граф» называется?Закончив чаепитие, генерал жестко сказал:-Капитан. Завтра железными листами заварят твиндечные и верхние крышки трех носовых трюмов.В них построят многоярусные нары и погрузят пять тысяч зэков, в основном уголовники, но есть и политические. Выход из трюмов на палубу только через узкий тамбур, у каждого круглосуточная охрана из пяти автоматчиков. На капитанском мостике установят шесть ручных пулеметов, по три с каждого борта. *твиндек – верхняя часть грузового трюма.**тамбучины – помещение на верхней палубе.

Пулеметный расчет в случае непредвиденных обстоятельств имеет право открывать огонь без предупреждения. Вдоль бортов построят навесные туалеты для охраны и обслуги. Их пятьсот человек. Жить они будут в кормовых трюмах. Солдатские кухни поставят тоже на кормовой палубе. На каждого зэка в день положено два литра воды. Гадить они будут в трюмах, а свое дерьмо выносить в деревянных парашах. Генерал строго посмотрел на Вольнова, продолжил, - выход экипажа на носовую палубу для служебной надобности только в сопровождении охраны. Пожарные шланги растянуть и подсоединить к судовой магистрали. Ваше судно пойдет на Яну. Другие на Колыму и в Тикси. В караване всего двенадцать судов. У Берингова пролива вас будут ожидать два ледокола, там дальше сплошные льды. Маршрут следования и место в караване вам сообщат перед отходом. Подробности тебе майор расскажет позже, мужик он знающий. Доверяй ему он не первый раз такой «груз» сопровождает.Генерал встал, протянул руку Вольнову. -Спасибо, капитан, за чай. В коридоре, переминаясь с ноги на ногу, его уже поджидала свита.Последующие дни в трюмах круглосуточно раздавался визг пил и стук молотков. Отсидевшие свой срок зэки строили для своих бывших сокамерников многоярусные нары и сходни, по которым можно было подняться к выходному тамбуру. Одновременно над фальшбортами вырастали дощатые азиатские сортиры. Сквозь широкие щели охрана хорошо видела очередную партию «седоков», растягивающих как можно дольше свой «досуг» в клубах едкого махорочного дыма.

46

Очередные два судна отошли от причала и медленно двинулись в сторону открытого моря. «Кронштадт» поставили к причалу. Сквозь строй охранников с трудом сдерживавших на поводках свирепых псов, натренированных на стойкий запах немытых тел и лагерного быта, к судовому трапу серой вереницей шли заключенные с одинаковыми землистыми лицами. Перед трапом они вываливали на металлический верстак содержание своих брезентовых мешков. Надзиратели привычно ощупывали нехитрый лагерный скарб и самих зэков, извлекая из одежды, обуви, из-под грязных бинтов металлические заточки, острые, словно лезвия бритв пластины из консервных банок, кастеты и сбрасывали все это в огромный чан для разогрева гудрона. Когда последний зэк поднялся по судовому трапу, чан был полон доверху. На траверзе Командорских островов караван, растянувшись на несколько миль, вошел в сплошные льды. Где-то на горизонте, пробивая канал, дымил из двух высоких труб линейный ледокол «Лазарь Каганович». Вдоль каравана, заползая на лед скошенным форштевнем,* и, поблескивая стеклами в узких прорезях, словно бойницах, в бронированной капитанской рубке обкалывая застрявшие суда, сновал дизель-электроход «Северный ветер», бывший американский крейсер береговой обороны. Пустые жестяные и стеклянные банки из-под консервов, картонные упаковочные ящики, картофельные очистки окрашенные человеческими испражнениями, оставляли на голубоватом льду по пути следования каравана жуткий грязно-желтый след безысходности десятков тысяч людей загнанных как скот в душные трюма.Неожиданно, предупреждая гудками следом идущие суда, караван остановился. На мостик поднялся начальник конвоя. Он поднес к глазам бинокль и, всматриваясь в битый лед за кормой впереди идущего судна, сказал невозмутимо:-В картишки очередного зэка проиграли.Капитан Вольнов увидел на льду среди отбросов человеческую ступню и окровавленную руку по локоть.-В парашах с дерьмом выносят. - Подытожил майор.Умирали зэки в трюмах и своей смертью. *форштевень – носовая часть корпуса судна.

От дизентерии, дистрофии и туберкулеза. Лазарет размещался в кормовом трюме. По ночам, замотав трупы кусками старого брезента и привязав для тяжести к погребальным кулям использованный котельный огнеупорный кирпич, их сбрасывали с палубы в кильватерную струю.Раз в неделю верхние крышки трюмов поднимали грузовой стрелой и, включив нагнетательную вентиляцию, проветривали трюма. Зэки садились вплотную на просвете и на ближних к свежему воздуху нарах. За Беринговым проливом днем уже была минусовая температура. Зэки, запрокинув головы, словно малые дети ловили ртами редкие снежинки. Обычно в такие дни в одном из трюмов проходили представления. Чаще всего высокий худой мужчина лет пятидесяти выходил на средину просвета и, картинно жестикулируя, декламировал одну за другой стихотворные сказки Пушкина. Тишина в трюме стояла мертвая. Когда чтец затихал, из «публики» кричали: «Давай теперь про попа и его Балду!»Иногда соорудив из досок импровизированный судейский стол, трибуну для прокурора и клетку для обвиняемого, зэки разыгрывали судебный процесс.Все происходило как в их прошлой жизни: обвинительная речь прокурора, он был в зеленой фуражке с красным околышем, защита, судьи, народные заседатели «кивалы» по фене. Наконец судья зачитывал длинный приговор со ссылками на статьи и параграфы УК, и как обычно, под аплодисменты и одобрительные выкрики «публики» - оправдательный. В начале октября «Кронштадт» пробился сквозь льды моря Лаптевых, бросил якорь в устье Яны. С рассветом к борту подошел замызганный буксир, нещадно дымивший

47

покосившейся тонкой трубой, вокруг которой сгрудились вооруженные конвоиры со сворой свирепых лохматых «кавказцев». Буксир притащил за собой несколько угольных металлических барж. По указанию майора конвоиры с собаками разместились на шлюпочной палубе «Кронштадта». Майор поднялся на мостик. Высадка людей из трюмов началась. В одну из барж сначала сгрузили походные кухни, доски разобранных нар и туалетов, потом больных из лазарета и расконвоированных зэков из обслуги. По команде майора поочередно поднимали крышки носовых трюмов и по сходням на палубу, а с нее в баржи, сквозь строй охранников с автоматами наперевес, пошли зэки, один в затылок другому. Термометр на мостике показывал минус десять. Некоторые из зэков приплясывали, были босиком и в нижнем белье, другие несли лишний комплект ватной одежды и переброшенную через плечо на связанных шнурках обувку менее удачливого картежника.Начальник конвоя стоял на открытом крыле мостика, наблюдая за экзотическим шествием людей-рабов, которых после «вшивобоек» отправят в мокрые холодные рудники на выгрузку угля или другие самые тяжелые работы. Майор часто поглядывал на часы. Быстро смеркалось. Подняли крышку носового трюма. Прошло несколько минут, но зэки оставались в трюме.-Что у вас там происходит? – крикнул майор в «матюгальник».-Блатные отказываются выходить, мол, на Яне «сучья зона». - Донеслось с бака.Вольнов видел как майор неспешно шел по палубе к носовому трюму и, наклонившись над комингсом, что-то несколько раз прокричал в «матюгальник». Охранники, клацая затворами, окружили трюм, подтаскивали пожарные шланги. Майор повернул свой рупор к мостику и его простуженный голос, усиленный на всю мощь динамиком, загремел над судном.-Капитан, включай напор посильнее, надо это быдло охладить…Мощные струи ледяной воды из пожарных брандспойтов ударили по блатным, загоняя их под нары, под сходни. -Стоп, капитан, хватит, - наконец крикнул майор на мостик, - как бы не простудились.Но и после этой жестокой экзекуции, блатные не выходили из трюма. И тогда майор приказал пустить в трюм собак...

Отец и сын проговорили до рассвета. Оранжевый диск солнца медленно выплывал из-за ажурных стрел портовых кранов.-Мне пора, Саша, - отец допил остывший кофе, - после полудня будем отходить.-Отец, скажи, почему ты по-прежнему одинок? Ведь после смерти мамы прошло более двадцати лет. Неужели тебе не встречались достойные женщины?-Конечно же, встречались, Саша, но любить по-настоящему можно только один раз в жизни. Прощались на причале. -Мне, сын, твое настроение не нравится. -Да и мне тоже, хуже уж некуда. По возвращению из чартера* меня, видимо, спишут с судна. Этот мокроротый сексот наверняка настрочит в партком. Видите ли, я читаю в английских газетах антисоветские статьи об Афганистане, бойкоте Московской олимпиады или о восторженном приеме Солженицына в США а потом пересказываю их содержание в кают-компании.Вольнов старший обнял сына:-Поберегись, Саша. Ты эту систему не сломаешь.

Как-то незаметно пришел новый 1980 год. Александра больше не заставляли писать «летопись», а лишь несколько раз в неделю Тэд приглашал его на собеседование за чашкой кофе. Расспрашивал о родственниках по отцовской линии и о нем самом, но

48

больше всего о работе Александра на «Карелии». Судя по вопросам, американская разведка была хорошо осведомлена о кадровом составе советского торгового флота, жестком партийном контроле на судах загранплавания под прикрытием которого работал вездесущий КГБ.-Расскажите, Александр, почему же так неожиданно прервалась ваша блестящая карьера на пассажирском флоте? Работать главным механиком на таком судне и в таком возрасте, согласитесь, не каждому советскому моряку доступно.Тэд поднял из-за стола свое грузное тело, несколько раз прошелся по комнате.«Нет, Лилиан я вам не отдам», твердо решил про себя Александр, обдумывая ответ. Прошел без малого год после той сумасшедшей ночи, подаренной ему роскошной молодой ирландкой. Иногда она снилась ему по ночам.-Моральный кодекс строителя коммунизма, это Тэд, своеобразная коммунистическая заповедь, хорошо сдобренная заветами великого Ленина. Она определяет правила жизни каждого советского человека, его моральную стойкость, особенно тех, кто находится в капиталистическом окружении.-И перед кем же вы не устояли Александр?-О! Это было прелестное создание, кажется из Голландии. Ее звали Мариам. - Смело приврал он.-И только то! – искренне удивился Тэд.-Мне нечего вам больше сказать, сэр, - Александр развел руками.Свободного времени теперь было много. По просьбе Александра Тэдди принес учебник немецкой грамматики и деловой англо-немецкий разговорник, шутливо заметив, что в Германии, в отличие от России, не доплачивают за знание иностранного языка.Александр терпеливо постигал немецкую грамматику, не поддающиеся какой либо логике образование глаголов, применение приставок, отделяемых и неотделяемых, без появления в конце предложения которых нельзя было понять о чем говорит твой собеседник.*чартер – рейс между иностранными портами

Судя по длительным паузам между собеседованиями, интерес к Александру иссяк. Ему разрешали раз в неделю звонить отцу. Складывалось ощущение, что его испытательный срок подходит к концу. Чутье не обмануло. Однажды утром во двор въехал тот самый бусик на котором его полгода назад сюда привезли из Гамбурга. Шофер, как старому знакомому, помахал Александру рукой.На втором этаже особняка в комнате с видом на озеро, в ней Александр провел долгие часы, излагая на бумаге свою, к собственному удивлению довольно интересную биографию, за столом в одиночестве сидел Тэд. -Присаживайтесь, Александр. Тэдди извлек из объемистого пакета дипломы и паспорт моряка Александра и еще какие-то документы.-Герр Вольнов, - сказал он официальным тоном, - вам присвоен статус политического беженца. Местом жительства определена Федеральная Земля Гамбург. Вам надлежит с этими документами по приезду в Гамбург явиться в полицейское управление, в ведомства по трудоустройству и делам иностранцев. Тэдди сложил документы в пакет и опустил в него почтовый конверт.-В этом конверте ваши личные деньги и 552 дойч марки. Эта сумма – остаток от положенного вам ежемесячного пособия за время пребывания здесь. Вы были аккуратны в своих расходах. Вы, до момента получения работы будете получать социальное пособие, куда входит оплата жилья, деньги на питание, транспорт и мед обслуживание. Тэдди встал, протянул Александру пакет и свою визитку.

49

-До свидания, герр Вольнов. Мы были рады с вами познакомиться. И если возникнет необходимость – звоните.

Глава - VII

Черт возьми! – Владек долго тряс руку Александра, сопровождая свой искренний восторг крепкими выражениями на польском и русском языках. – Мне Тереза говорила, что ты звонил несколько раз. Полгода пролетело как один день. А ты неплохо смотришься! Поляк оглядел ладную фигуру бывшего стармеха, который в августе прошлого года, сойдя с трапа маленького советского лесовоза «Воин революции» попросил его отвезти в полицию.Они спустились к набережной Эльбы, где у гранитных ступеней был пришвартован старинный парусник «Морской дракон», в чреве которого теперь размещался шикарный бар-ресторан. Однажды хозяин туристической фирмы по завершению круиза угощал здесь обедом капитана «Карелии» и старших офицеров. Тогда краем глаза Александр увидел на счете четырехзначную цифру и подумал: – «Как раз на приличный «Жигуленок» ввозимые моряками беспошлинно на родину».Владек кивнул в сторону парусника.-Может, в другое место зайдем? – спросил Александр.-Сегодня я угощаю, «крестник», - улыбнулся Владек, подталкивая Александра к трапу «Морского дракона».Они сели за свободный столик у борта, обшитого темным мореным дубом на котором висели гравюры морских баталий. За спиной бармена был закреплен полутораметровый штурвал, а из-под палубной балки свисал на цепях позеленевший от времени, треснувший медный колокол, опоясанный рельефным названием бывшего покорителя морей и океанов. -За удачу, Александр.Они выпили по большой рюмке водки, не закусывая, налили по второй. Владек закурил толстую сигару, выпустил одно за другим несколько колец дыма, открыл свой кейс и положил перед Александром кляссер с визитными карточками, записную книжку с Ленинградскими телефонами и адресами, фотографии родителей. Все это Александр оставил Владеку когда тот вез его в полицию. Потом Владек извлек пачку прошлогодних немецких газет.-Здесь все про тебя. Я через месяц на твой пароход снабжение доставлял. Экипаж весь сменили. Бумаги подписывали в столовой команды в присутствии капитана и его помощников. Воды даже не предложили. На других судах вашего пароходства мне рассказывали, что тебя клеймили позором, а твоего отца больше не выпускают в море, отправили на пенсию.-Я знаю, Владек, разговаривал с ним по телефону несколько раз.-Где ты все это время был - не спрашиваю, а как теперь будешь жизнь свою устраивать?Александр неопределенно пожал плечами.-Документы сам знаешь, какие дали. Сижу на социале, разрешения на работу нет. - Помолчав немного, он без подробностей рассказал о Лилиан, - хочу ей позвонить, может быть откликнется.Александр вытащил из кляссера визитную карточку Лилиан, показал ее Владеку.-Добже, одному в чужой стране совсем плохо.За обедом Владек рассказывал о жизни в Германии, местных обычаях, работе «по черному». Подали кофе.-Ты диплом инженера здесь имеешь?-Да, дипломы со мной.-Я на первых порах постараюсь тебе помочь.

50

Александр распрощался с Владеком, нашел на набережной телефон-автомат. Немного волнуясь, он положил перед собой визитку Лилиан и набрал номер ее домашнего телефона. Долго не отвечали. Потом он услышал: «Добрый день, О, Нилл».-Добрый день «Мисс Карелия»…, это Александр, я в Гамбурге, вот решил позвонить. – Закончил он нерешительно, не зная о чем говорить дальше.-Боже мой! Александр, где ты? Как называется твой пароход?-Я в гостинице, хотел бы тебя увидеть, если это возможно.-Возможно, возможно! Мой дорогой чиф-инженер! Как называется твой отель?-Это пансион «Морской конек», недалеко от портовой ратуши.-Да, да, я поняла. Скоро приеду. Когда Александр добрался до «Морского конька» то увидел у дверей серебристый спортивный «Ягуар», а за пластмассовым столиком беседуя с хозяином, ошалевшим от визита такой редкой «птицы», сидела улыбающаяся Лилиан в меховой накидке от Гуччи.Как тогда, по дороге в Сиротино, Александр прижался лицом к ее груди, крепко обхватив руками талию под накидкой. Нет, не давно забытый запах прекрасного женского тела не давал расцепить непослушные руки - сейчас Лилиан была единственным живым существом, связывающим его с прошлым в чужой стране.

Несколько дней спустя Владек повез Александра на судоверфь. Здесь строились океанские контейнеровозы и танкеры, ремонтировались суда под всеми флагами мира.В этот день Владек доставлял на своем пикапе техническое снабжение на греческое судно.-Но прежде мы зайдем к начальнику дизельного цеха. – Сказал Владек. - Он швед, хорошо говорит по-английски. Я ему о тебе рассказывал. Свенсон ждет нас в 14 00.В огромном цехе на испытательном стенде грохотал судовой дизель, обвешенный датчиками и манометрами. Александр приложил ладонь к его теплой ровно вздрагивающей литой станине. Знакомый запах топлива, масел, ровный гул мощной машины неожиданно принесли ему успокоение и уверенность в правильности выбранного им пути.Рабочий кабинет начальника цеха размещался рядом со стендом в звуконепроницаемом боксе из толстого стекла. Из-за стола на встречу им вышел двухметровый крепкого сложения мужчина лет сорока пяти с прямыми соломенными волосами, падающими на лоб. Он дружески похлопал Владека по плечу.-День добжи!Владек поздоровался по шведскиНачальник цеха повернулся к Александру, протянул руку.-Свенсон.-Вольнов.Владек взглянул на часы, заторопился.-Мартин, до видзеня. Александр, когда освободишься, жди меня у машины-Садитесь, господин Вольнов. – Свенсон втиснулся в кресло на колесиках, спросил, не скрывая удивления:-Владек сказал, что вы плавали стармехом, в том числе и на «Карелии». Сколько же вам лет?-Тридцать один, но извините сэр, можно перейти на английский?Свенсон кивнул головой в знак согласия и с любопытством разглядывал необычного русского моряка.-Я экстерном окончил школу и Высшее мореходное училище сэр. В восемнадцать лет начал плавать младшим механиком, а в двадцать шесть стал стармехом. Вот дипломы.Свенсон не открывая подержал в руках дипломы в жестких темно-синих обложках.-Какие машины вы лучше знаете? - спросил швед, возвращая Александру документы.

51

- «Зульцер», «Манн», «Бурмайстер и Вайн», и его русские лицензиаты. На моем последнем судне, стоял тепловозный чешский дизель.-Это те, что не запускаются на задний ход в нужный момент? – Свенсон рассмеялся, потом сказал, - будешь работать в бригаде на профилактических осмотрах дизелей. Не говори что ты русский. Скажи из Южной Африки, механик мол, отстал от судна. Оплата из моих рук, пятнадцать марок в час, в вечернее время и в праздники оплата «экстра». Тебе будет звонить мой помощник, оставь телефон.Свенсон незаметно, видимо даже для самого себя, перешел на «ты». Он смотрел на Александра.-Спасибо, сэр.Зазвонил телефон. Свенсон извинился, поднял трубку и подошел к стеклянной стене. Вглядываясь в работающий дизель, он раздраженно кому-то выговаривал, а потом, повернувшись к Александру, приветливо сказал:-До свидания, удачи тебе.

-Ты работаешь на пароходе? – спрашивала его Лилиан, капризно морща свой прелестный носик.Въедливый запах соляра из растрескавшихся ладоней и пальцев не убирали даже самое дорогое мыло и кремы, изготовленные в Париже из экзотических плодов.В ящике секретера Лилиан оставляла наличные деньги пожилой боснийке убиравшей особняк и ездившей на стареньком «Фольксвагене» за продуктами в «ЭДЕКУ». Теперь Александр к этим деньгам добавлял свою часть, вызывая тем самым ироничные взгляды Лилиан.Однажды перед Рождеством ему позвонил сам Свенсон.-Александр, ты сможешь работать в праздничные дни? Завтра приходит японский контейнеровоз. У него проблемы с главным двигателем.-Да сэр, я обязательно буду.Лилиан недовольно сдвинула брови.-Разве у нас нет денег? Мы же можем провести Рождество у моих друзей в Баварии.-Ты же знаешь, что мне запрещено выезжать за пределы Гамбурга.-Кому ты нужен в эти дни?-Извини, но я не буду рисковать. Весной я должен получить вид на жительство. И еще. Я привык зарабатывать деньги сам.Неполадки с топливными насосами высокого давления сверхмощного дизеля фирмы «Зульцер» японского контейнеровоза «Киото мару» начались еще на переходе из Иокогамы в Европу. Экипаж не мог устранить утечку топлива и на сниженных оборотах дошел до Гамбурга. В мастерской машинного отделения теплохода на верстаках стояли снятые с двигателя массивные блоки топливных насосов.-Мы притерли всю арматуру, но топливо по-прежнему течет из контрольных отверстий. – Огорченно сказал заводской инженер.-Что ты думаешь по этому поводу? – спросил Свенсон у стоящего рядом Александра.-Надо опрессовать блоки без арматуры, а все отверстия заглушить.-Зачем эта лишняя работа, - недовольно буркнул Свенсон, разглядывая тяжелые стальные блоки.-Их внутренние перемычки при высоком давлении могут иметь трещины и в собранном состоянии их не видно. - Настаивал Александр.Свенсон отдал команду и вскоре, когда на манометре стенда стрелка замерла на отметке 900 атмосфер, на корпусе обнаружились трещины.-Шайзе, - и еще что-то по-шведски добавил Свенсон и удалился в свой кабинет.Вскоре он вернулся еще больше раздосадованный, объяснив, что сейчас таких насосов на складе нет. Они английского производства и доставят их на завод только после Рождества, а за грузом в Роттердам «Киото мару» должен выйти уже сегодня.

52

-Предлагаю одеть на блоки бандажи. – Сказал Александр.-Объясни. – Оживился Свенсон.Александр взял спичечный коробок, вырезал из картонки квадрат с прямоугольным отверстием и одел на коробок.-Бандажи надо изготовить из цельного стального листа толщиной 20 – 30 мм, нагреть докрасна и одеть их на блоки.-И все? Думаешь, будут держать? – удивился Свенсон.-Я с такими бандажами из Коломбо до Италии дошел. Для страховки можно немного снизить обороты.У заводской стенки работу дизеля проверяли на средних оборотах. Блоки не текли. Японский стармех долго тряс руку Свенсона, а потом принес Рождественский подарок – трехлитровую бутылку саке перевитую розовой лентой.-Этим напитком капитан угощает президента нашей компании, когда мы приходим в Токио. – Низкорослый японец, прижав руки к бедрам, почтительно кланялся стоящему перед ним голубоглазому викингу.«Киото мару» вышел из Гамбурга точно по расписанию.-Зайди, - Свенсон кивнул Александру в сторону цеха.Когда за ними закрылась дверь кабинета, швед усадил Александра за стол, достал из холодильника штоф «Смирновской», тарелку с канапе, и разлив водку по граненымстопкам сказал:-Как говорят у вас в России, на здоровье! Японский сувенир принадлежит тебе. Может быть, твоя подруга будет меньше сердиться на то, что ты работаешь по ночам.Свенсон вынул из ящика стола и положил перед Александром пухлый конверт.-Это тебе за необычное решение.Он полистал свой настольный календарь, сказал загадочно улыбаясь:-В следующий вторник ровно к десяти придешь в заводоуправление в приемную к директору и, давай еще по одной. Машину оставь на стоянке. Нас отвезет заводской автобус. С Рождеством Христовым Александр!Директор верфи был не многословен.-Господин Вольнов. Мы хотим предложить вам должность гарантийного инженера с выходом в море на судах, которые проходили у нас ремонт.-Спасибо господин директор, но мой статус не позволяет принять ваше предложение.-Я надеюсь, господин Вольнов, что мы сможем уладить ваши проблемы.Через два месяца Александр уходил в море на банановозе «Принцесса Карибского моря». Лилиан стояла на причале, прислонившись спиной к своему серебристому «Ягуару».-И все-таки ты решил променять меня на эту ржавую принцессу? – Крикнула она.Судно с помощью буксиров выходило на средину Эльбы.

В музыкальном салоне советского пассажирского лайнера «Карелия», накануне вышедшего из Гамбурга в Норвежскую столицу Осло, капитан судна представлял пассажирам, в основном жителям Германии и Голландии, своих старших офицеров одетых в белые парадные мундиры.Александр стоял рядом с помполитом, для пассажиров – первым помощником капитана, низкорослым мужчиной с короткой красной от напряжения шеей и заметным брюшком. Он видел, что на левом ботинке помполита не завязан шнурок и показал ему глазами на ботинок. Кузьмич еще больше покраснел, запыхтел от бессилия быстро и незаметно исправить возникшую курьезную проблему в его гардеробе.Представив пассажирам второго навигационного капитана, в подчинении которого находилась штурманская служба отвечающая за безопасное плавание, капитан остановился рядом с Александром.

53

- Чиф инженер Александр Вольнов. На флоте этих людей называют уважительно – «дед» потому, что еще четверть века назад эту должность могли занимать моряки лишь в почтенном возрасте. Вас не должна смущать молодость нашего главного механика. У него высшее образование и он уже несколько лет работает в этой должности. Александр Вольнов вырос в морской семье, его отец – капитан одного из крупнотоннажных судов нашей компании. Уважаемые дамы и господа! – продолжал капитан, - во время круиза для желающих будут проведены экскурсии на капитанский мостик и в машинное отделение и, уверяю вас, что для этого не потребуется специальной одежды. Во владениях нашего «деда» лабораторная чистота.Пассажиры тепло приветствовали стройного смуглолицего моряка с тремя шевронами на рукавах отлично сшитого мундира. За одним из столиков, совсем рядом, сидела молодая красивая женщина в смелом, едва прикрывавшем ее роскошное тело, платье. Александр поймал устремленный на него, такой же смелый, как и ее наряд, взгляд, и улыбнулся ей.После традиционного концерта, на борту «Карелии» выступал ансамбль балалаечников и исполнительница русских песен из областной филармонии, за коктейлем Александр отвечал на многочисленные вопросы пассажиров.Судовой оркестр заиграл танго.-Белый танец! - Объявил конферансье.-Сэр! Я хотела бы пригласить вас на танец.Рядом с Александром стояла та самая очаровательная незнакомка с бокалом в руке, которую он заметил за столом.-Меня зовут Лилиан. Она положила ему на плечи руки.От женщины слегка пахло джином. Она легко танцевала, плотно прижавшись гибким телом к смущенному Александру.Лилиан была без бюстгальтера и через тонкую ткань скорее туники, чем платья, отчетливо проступали удлиненные соски.-У вас прекрасный английский как, впрочем, и у других офицеров.-У меня были хорошие учителя. – Ответил на комплимент Александр.-Да и вы, видимо, были неплохим учеником, но почему вы не пошли по стопам своего отца?-Два капитана в одной семье? А кто же будет подчиняться? – рассмеялся Александр, - и потом, моя профессия нужна не только в море. Вам приходилось прежде бывать в России?- Нет, в России я не была и первый раз на русском судне. Здесь мило и совсем нет холодной чопорности других европейских компаний. - Ответила Лилиан на вопрос Александра.-Мне захотелось увидеть Ленинград, Эрмитаж и белые ночи, а в Москве нам обещают показать Ленина в мавзолее. Я была в Каире и в Национальном музее видела мумию Тутанхамона. Интересно, как выглядит ваш вечно живой вождь? - Лилиан пыталась при этом придать лицу серьезное выражение, но в ее глазах прыгали веселые, шальные искорки.Трехнедельный круиз «Белые ночи» проходил по столицам скандинавских стран с заходом в Ленинград и далее туристы на два дня отправлялись в Москву.-Я родилась и выросла в Ирландии. Там живут мои родители и два старших брата с семьями, - поведала Лилиан, и после небольшой паузы добавила, - последние три года работаю в Гамбурге менеджером в представительстве ирландской фирмы моего бывшего мужа.Она откровенно разглядывала своего партнера. В ее взгляде было не только женское любопытство, но и призыв к действию.В обязанность старших офицеров «Карелии» входило посещение музыкального салона, концертов и танцевальных вечеров.Но эта яркая женщина вызывала необычное волнение, которое он прежде не испытывал. Страшась внезапно возникшего чувства и понимая нереальность развития дальнейших событий, даже в самых смелых своих фантазиях, Александр, сославшись на служебную необходимость извинился и покинул музыкальный салон.

54

Через несколько дней после начала круиза на судовом карнавале выбирали «Мисс Карелия». Среди пяти претенденток Лилиан в костюме Евы была самой блистательной. Ее открытую грудь прикрывали наклеенные блестящие звездочки, а набедренная повязка еще больше подчеркивала соблазнительные формы, элегантные туфли на высокой «шпильке» завершали карнавальный наряд. Александр, опоздав к началу праздника, присел за столик к пятому помощнику капитана, на самом деле майору КГБ Николаю Николаевичу, человеку с неприметным, простоватым лицом. Он, как обычно по вечерам, был под градусом. Сотрудники КГБ плавали на всех советских пассажирских судах.Лилиан стояла на эстраде, принимая от директора круиза атласную ленту с надписью: «Мисс Карелия». Увидев Александра, она приветливо помахала ему рукой. -Ну, дед, такая баба на тебя запала! – майор наклонился к Александру. – Хочешь, возьми ключи от моей каюты во втором классе?Это была его «явочная квартира». Там страж безопасности великой державы встречался со своими товарищами по оружию, служившими в посольствах столичных городов скандинавских стран, и судовыми «стукачами», чаще молоденькими, в юбках.-Спасибо, Николаевич, ты ведь первый меня и заложишь, когда потребуется свежий материал для рейсового отчета.Майор засмеялся, опрокидывая очередную рюмку. -А может, рискнешь? Ты посмотри, ноги то у нее какие! Ошалеть можно.

-Я вам не нравлюсь, Александр? – спросила во время танца Лилиан.-Вы очаровательны!-Так в чем дело, Александр?-Дорогая «Мисс Карелия»,на пассажирских судах не только нашей компании, но и компаний других стран старшим офицерам не рекомендуется ухаживать за пассажирами прекрасного пола, даже очень красивыми. - Как можно мягче ответил Александр.-А если бы мы были в лесу, – не унималась Лилиан, - то, тогда?Александр, глядя ей в глаза, лишь крепко сжал пальцы ее руки. -Но старшие офицеры иногда ведь тоже сходят на берег, – загадочно обронила Лилиан, поправила на груди победную ленту и закружила главного механика в вальсе.Поздно вечером, закончив обход машинного отделения, Александр в вестибюле пассажирской палубы натолкнулся на явно поджидавшего его помполита. -Поговорить бы надо, Александр Владимирович, – буркнул Кузьмич, не поднимая глаз.-Может быть, на завтра отложим?-Лучше сейчас, – сухо настоял помполит.Присев на край кресла в приемной стармеховской каюты обшитой панелями из светлого дерева, Кузьмич взял сигарету из лежащей на столе пачки «Мальборо» и долго молча мял ее в пальцах.-Может быть, чего-нибудь крепкого? – предложил Александр, останавливаясь у застекленной дверцы небольшого бара, в гнездах которого стояли разнокалиберные бутылки.-Я не за этим пришел, Саша.Кузьмич несколько лет плавал вместе с отцом Александра, бывал у них дома, и теперь, когда Вольнов-младший, казалось, совсем недавно подросток, самостоятельный не по годам, стал хозяином трехблочных апартаментов, помполит наедине по прежнему говорил ему «ты».-Ты, Саша, не ищи себе на жопу приключений!-Это ты прав, Кузьмич. Если советский моряк трахнул иностранку, считай Родину предал.

55

-Ты Родину не трогай, – сказал помполит строго. - Схлопочешь по партийной линии «строгача», да и отца бы пожалел. Держись подальше от этой бабенки с сиськами наружу.

По расписанию стоянка в Ленинграде была всего три дня. После полудня обсудив с младшими механиками перечень работ, Александр сидел за столом в своем рабочем кабинете. Еще раз просмотрев технические отчеты и рейсовые донесения, он сложил их в кейс вместе со счетами на закупленное в Копенгагене техническое снабжение. В начале осени планировался большой ремонт «Карелии» на одной из французских верфей и в 15-00 у него была назначена встреча с главным инженером пароходства. Как передали Александру, на составленной им ремонтной ведомости «главный» наставил множество жирных вопросительных знаков и теперь хотел лично побеседовать с неуемным фантазером. Зазвонил городской телефон.-Вольнов. Слушаю вас.-Добрый день, мой неприступный чиф-инженер, - услышал Александр обволакивающий голос Лилиан. Вечером пассажиры уезжали на «Красной стреле» в Москву и мисс «Карелия» опять настойчиво напоминала о себе.-Я желаю вам хорошо провести время в столице, увидеть Красную площадь…-Александр, - прервала его Лилиан – мне не нужен ваш усопший главарь, я предпочитаю эту ночь провести с вами. Я сняла номер 426 в отеле «Астория». Отсюда прекрасный вид на собор и площадь. Я звоню из уличного автомата и надеюсь, что наш разговор не подслушивает ваш Кей-джи-би Николай, и, до встречи в 20 часов. На другом конце провода раздались частые гудки. Александр вспомнил назидание Кузьмича и то, как на следующий день после судового карнавала к нему в каюту зашел пятый помощник. – «Как говорится на рюмку чая», - сказал он, усаживаясь в кресло. Александр поставил перед ним бутылку виски, вазочку со льдом, орешки, черные греческие маслины. Поговорили о чем-то незначительном, предстоящей стоянке в Ленинграде. Майор, потягивая «Red Label», испытующе посмотрел на хозяина каюты.-Послушай, «дед», ты не мог бы «пощупать» твою красавицу? - он плотоядно растянул в улыбке рот, обнажив прокуренные до желтизны крупные редкие зубы. – Она очень интересная особа. Ее бывший муж, с которым она до сих пор поддерживает отношения, натовский поставщик продовольствия и часто бывает в своей конторе в Брюсселе. Это тебе зачтется, если что…-Ну, во-первых, она не моя Николаич, а во-вторых…-Это не по твоей части, - миролюбиво договорил за него майор и добавил, допивая виски. - Будем считать, что такого разговора не было.Судя по реплике Лилиан, майор, видимо, сам пытался «пощупать» ирландку. Он сносно говорил по-английски и по-французски.Александр представил себе сцену, как судовой резидент, сидя с Лилиан где-нибудь в уголке бара, склонял ее на шпионскую тропу. Интересно, какие дивиденды предлагал майор КГБ со стоптанными каблуками этой, далеко не бедной женщине, имеющей трехэтажный особняк в фешенебельном районе Гамбурга, «Ягуар» последней модели и дамскую сумочку крокодиловой кожи, набитую кредитными карточками и стомарочными купюрами. Александр улыбнулся своим мыслям. Перед его глазами плыли обнаженные беломраморные плечи Лилиан с едва заметными, придававшими ей волнующий шарм веснушками, сбегающими на ее высокую полуобнаженную грудь.Уходя с судна, Александр доложил капитану, что собирается до утра уехать за город, и, оставив вахтенному штурману адрес дачи в Рощино, сказал:-Телефона там нет. Если возникнут проблемы, вызывай второго механика, он будет на связи.

56

Из пароходства он сначала заехал в родительскую квартиру. Отец был в рейсе. В гостиной стояло пианино, на котором играла мама. На стене висел ее портрет в рамке под стеклом, нарисованный уличным художником по любительской фотографии. После смерти мамы отец оставил на прежних местах все, к чему прикасались ее руки. Кресло, на котором она любила сидеть у широкой балконной двери, тоненькая книжечка стихов Марины Цветаевой на журнальном столике, ее одежда в шкафу и чайный сервиз с золотыми драконами из китайского фарфора в застекленной горке который отец привез из Сингапура и подарил маме на день рождения.Возвращаясь на несколько дней из плавания все эти годы, отец не ложился в супружескую кровать, спал на диване в гостиной, а сына укладывал на раскладушку. Как-то Александр попытался расспросить отца об этом, но тот, подняв крышку пианино и положив руки на клавиши, долго молчал, а потом тихо сказал, бережно опуская крышку на место: - «как-нибудь в другой раз, сын».Теперь у Александра была своя небольшая однокомнатная квартира в кооперативном доме на Московском проспекте. С женой он не жил уже больше двух лет. Детей она не хотела, работала в Доме моделей. Семейная жизнь не сложилась, но развод он не торопился оформлять, помня о неизбежных разборках его аморального поведения в пароходской парт комиссии. Отцу много раз после смерти мамы «мягко» предлагали завести семью. «Сукины дети!» – Выкрикнул однажды отец, всегда спокойный и очень уравновешенный, вернувшись после очередной «беседы» в парткоме. – «Заложники им нужны! Мало им моей партизанской крови и тысяч безаварийных миль по всему свету!» Лишь его боевые ордена, а больше заступничество Игнатьева, работавшего тогда в орготделе ЦК в Москве, спасли его от списания «на берег» с формулировкой: - «Освободить от должности капитана судов заграничного плавания в связи с семейными обстоятельствами».В прихожей на телефонной тумбочке лежали аккуратно сложенные газеты и журналы, несколько писем и записка от соседа: - «Старичок! Я в отпуске на море. Вернусь через десять дней. Писем немного, как приказано, я их прочел. Нечего важного, поэтому не радировал. Выбери время заглянуть в поселковый совет. На вашей улице какие-то проблемы с электросетью. Все газеты и журналы, оказывается, мы с тобой выписываем одинаковые, поэтому предлагаю скооперироваться, а разницу, под Катеринин холодец изведем. Как задаток прими пузырек, стоит на кухне. Чача крепчайшая, горит. Угостишь товарищей, и поверь, «старичок», это лучшее лекарство в трудную минуту.Обнимаю. Геннадий. Привет от девочек»Александр улыбнулся, подумал, что еще один джигит из солнечной Грузии под «неусыпным оком» профессора кандидатскую одолел и чачу, наверное, его дед гнал только для близких родственников. К посланию была приколота новая визитка, на которой значилось: - «Профессор. Доктор технических наук. Заведующий кафедрой математического моделирования». Последнее было подчеркнуто красным фломастером.«Растет!» - Порадовался Александр за тридцатипятилетнего соседа. С тех пор, как они в одночасье поселились в этом доме, их обыкновенное знакомство соседей по лестничной площадке переросло в крепкую дружбу.Каждый раз, когда Александр уходил в море, Геннадий неизменно отвозил его на своей машине в порт.Однажды профессор провожал его утром Первого Мая. Был солнечный, удивительно теплый день.-Я в море, а ты на демонстрацию, народ веселый, музыка. А вечером за праздничный стол. - Позавидовал Александр.-Кто на кого учился, «старичок», - философски изрек профессор, обнимая на прощание своего друга.

57

Александр просмотрел письма. Одно было от жены. Она просила оформить развод. - «По-видимому, хочет семейного уюта» - подумал Александр и вспомнил недавний профессорский монолог:«Таким как ты, вечным странникам, даже с валютной частью зарплаты нормальные бабы предпочитают обычных мужиков с земными профессиями.Но ты не грусти, «старичок». Есть у меня одна на примете с кафедры марксизма-ленинизма. Скоро докторскую диссертацию накрапает, не пьет, не курит, живет строго по моральному кодексу строителя коммунизма. Родители вполне подходящие, партийцы районного масштаба».

В полутемном инвалютном баре гостиницы «Астория», забитом до отказа изрядно подгулявшими финскими туристами, Александр протиснулся к стойке бара и заказал колу со льдом. -«К Лилиан идти нельзя», - размышлял он, - «наверняка дежурные по этажам - лейтенанты в юбках с Литейного, а номера для иностранцев нашпигованы «жучками» и глазками видеокамер, выведенных на общий гостиничный пульт».Пьяный грузный финн, обняв валютную проститутку, взывал по телефону, стоящему в конце стойки, к совести какого-то Матти.-Местный? – спросил Александр, кивнув в сторону аппарата, когда раздосадованный финн бросил трубку на место.-Hello! – финн качнулся в сторону Александра, при этом, не отпуская свою подружку. – Местный, местный.Из смеси финских и английских слов Александр понял, что друг Матти заперся в их номере с девкой и не берет трубку и теперь этому несчастному финну негде трахать свою тютте, которой он уже уплатил сто марок за час, а время уже пошло.-В каком номере твой друг и как туда звонить? – спросил Александр.-380, но сначала надо набрать «9». – Финн безнадежно махнул рукой и, повиснув на плече своей девицы, вышел из бара.Ровно в 20-00 Александр набрал номер Лилиан.-Hallo! Я рядом и жду тебя на набережной у памятника Петру Первому. Не заблудишься?-О кей, я гулял, я видел! – Лилиан выпалила, видимо, весь запас русских слов, которые выучила за две недели. В магазине при гостинице Александр купил джин, тоник, две бутылки водки, банку черной зернистой икры, шоколадные конфеты. Его машина стояла среди других на стоянке у Мариинского дворца, в котором теперь размещался горсовет. Он сел за руль и, выждав несколько минут, тронулся в сторону набережной.Лилиан была на условленном месте. Александр притормозил, открыл дверь. Она юркнула в машину и, смеясь, возбужденно спросила:-Ты то же Кей-джи-би?-Нет, я полковник израильской разведки «Массад». – Ответил Александр, сворачивая на Дворцовую площадь.Лилиан ерошила его волосы, гладила тыльной стороной ладони щеку Александра. А он внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Кажется его не «пасли». Выехав на Московский проспект, Александр решил, что ни в свою, ни в родительскую квартиру, ни в Рощино он не повезет Лилиан, а поедет к своему другу профессору на дачу в деревню Сиротино. Там, вдали от садовых кооперативов и престижных дач, рядом с лесом и еще не загаженной речушкой, «рукастый» профессор купил недостроенный сруб и за год превратил его в обшитый вагонкой двухэтажный «домик-пряник» с душем, туалетом и пристроенной рядом русской банькой, в которой Александр не раз парился с хозяином и его соседом по даче - местным егерем.

58

-Ты везешь меня в лес? – спросила Лилиан, когда машина свернула с Московского шоссе на проселочную дорогу, высвечивая фарами стволы высоких сосен. – И тогда ты не будешь чиф-инженером вашей компании?-Не буду.Александр остановил машину, обнял Лилиан и уткнулся лицом в прохладную, с волшебным запахом ложбинку обнаженной груди. На свет фар вышел егерь, узнал Александра и, принимая из его рук бутылку «Абсолюта», спросил, поглядывая на стоящую у машины Лилиан:-На долго пожаловали?-До утра, Федорович, вечером опять в море.-Святое дело, Саша, - одобрительно заметил егерь и, пожелав спокойной ночи, добавил – дрова в баньке есть, а веники на чердаке.После жаркой русской бани, исхлестанные березовыми вениками и под визг Лилиан облившись студеной водой из глубокого колодца, они, закутанные в махровые простыни, сидели на скрипучей гостевой тахте второго этажа перед большим, во всю стену окном, затянутым от комаров мелкой сеткой. Джин и водку закусывали черной икрой и солеными огурцами и помидорами из профессорского погреба, заготовленными на зиму его женой Катериной. Среди ночи, после короткого сна, больше похожего на забытье, они вновь находили друг друга, их тела вновь сплетались в горячих ласках и сквозь шум ветра в верхушках сосен слышались русские и английские слова, понятные только им двоим.В половине шестого утра противно задребезжал старенький будильник, на циферблате которого значилось: - «Сделано в СССР». Александр моментально проснулся и долго смотрел на нагую Лилиан, разметавшуюся в безмятежном сне. Ледяной душ и стакан горячего чая вернули его мысли на «грешную» землю. Александр разбудил Лилиан. Она посмотрела на будильник и, опустив ноги на пол, безропотно начала одеваться. -Голова болит? – спросил Александр.-Немножко, - виновато ответила Лилиан, доставая из сумочки косметичку.-Вот попробуй. Это как лекарство. – Александр поставил перед молодой женщиной два стакана с помидорным и огуречным рассолом.Она осторожно пригубила из одного, выпила до дна, а потом расправились со вторым. Немного посидев, тряхнула головой и удивленно округлила глаза.-Теперь все о, кей.Без четверти семь Александр высадил Лилиан недалеко от «Астории» с огромным букетом гладиолусов, срезанных на профессорской клумбе.-Мне было очень хорошо с тобой.-И мне тоже…Лилиан улыбнулась и, не оглядываясь, пошла через площадь к гостинице.На переходе из Ленинграда в Гамбург во время музыкальных вечеров Лилиан лишь учтиво здоровалась с Александром и незаметно для других прикладывала в поцелуе палец к губам.Вечером, накануне прихода в Гамбург, на прощальном коктейле Александр стоял в шеренге вместе с другими офицерами «Карелии». Пассажиры пожимали им руки, говорили слова благодарности за отличный сервис и теплую атмосферу. Ладонь молчаливой Лилиан он задержал чуть дольше, несмотря на ухмылку не спускавшего с них глаз пятого помощника. Утром после швартовки, к удивлению своих подчиненных, Александр долго оставался в машинном отделении. В компрессорной его разыскал вахтенный моторист.-Александр Владимирович, капитан просит вас подойти к телефону.-Дед, поднимись наверх. Все пассажиры уже давно разъехались. Мисс «Карелия» осталась одна на причале и рядом стоит такси.

59

Александр спустился по трапу к Лилиан. С крыла мостика и из-за стеклянных коридоров прогулочной палубы на них с любопытством смотрели члены экипажа, в основном женская его половина, не скрывавшая симпатий к молодому стармеху.-Спасибо тебе, девочка. Ты подарила мне настоящий праздник. – Александр наклонился, поцеловал руку Лилиан.-Я не говорю тебе прощай, - она протянула свою визитку. – Ты самый лучший мужчина в моей жизни.

Лилиан по-женски была права. «Принцесса» доживала свой морской век под флагом одной из островных карликовых республик Карибского моря. Своим внешним видом «принцесса» больше напоминала молодящуюся старуху. Косметические операции и толстый слой грима не могли скрыть бремя прожитых лет. На Гамбургской верфи на старом теплоходе заменили лишь холодильные машины на современные, и Александр перед погрузкой бананов и ананасов в Африканском порту Конакри должен был наладить работу автоматики для обеспечения температурного режима в трюмах. Рано утром первыми на палубе «Принцессы» появлялись два босоногих араба. Они расстилали на корме чисто выстиранные куски брезента и, встав на колени, начинали истово молиться, отвешивая поклоны ржавым мусорным бачкам, за которыми далеко-далеко за морями лежала священная Мекка, зовущая в час восхода солнца всех правоверных к утренней молитве. Несколькими минутами позже из надстройки выходил повар-китаец с лоснящимся улыбчивым плоским, словно смазанная маслом сковорода, лицом. Стуча по палубе деревянными колодками, он семенил между коленопреклоненными арабами, вываливал из ведра в бачки кухонные отходы. Вслед за поваром на палубе вырастала сутулая фигура боцмана-норвежца с нечесанной рыжей шевелюрой. Позевывая, он долго изучал небо, потом по-приятельски дернул за косицу проходящего мимо китайца и стал что-то зло кричать молящимся арабам. Те, упав последний раз перед мусорными бачками, бежали на завтрак в столовую команды. Экипаж «Принцессы» состоял из двадцати восьми человек восемнадцати национальностей во главе с неразговорчивым капитаном-шотландцем. «Как в ООН» - подумал Александр.В кают-компании ему отвели место за столом рядом со стармехом, пузатым греком, который снисходительно поглядывал на молодого соседа, и его женой, единственной представительницей прекрасного пола среди пестрой мешанины человеческих судеб, дамой мрачного вида, худой и желтой, как высушенная на солнце треска.Жена стармеха была близкой родственницей хозяина «Принцессы», и судя по вниманию, которое оказывал ей капитан, она, похоже, была наделена еще и инспекторскими полномочиями.Бискай встретил сильным бортовым ветром и крутой волной, катящей свои валы из просторов Атлантики. «Принцесса», когда ее поднимала очередная волна на гребень, оголяя судовой винт, судорожно вздрагивала, грохоча двигателем, а затем, сильно кренясь, проваливалась между валами. Среди ночи, внезапно наступившая тишина выбросила Александра из койки. Судно обесточилось, остановился главный двигатель, и его развернуло лагом к волне. При очередном крене на камбузе и в кают-компании гремела не закрепленная посуда и судовой инвентарь. Александр спустился вниз. В машинном отделении насмерть перепуганная вахта пыталась запустить резервный дизель-генератор, но после пуска он тут же глох. У пульта управления появился стармех, и его крик на подчиненных внес еще большую неразбериху в их действия. Александр взял из рук чернокожего моториста аккумуляторный фонарь и поднялся к расходным топливным цистернам. Как он и предполагал, от вибрации сработало аварийное закрытие на топливном трубопроводе. Он взвел пружинный рычаг, спустился вниз и крикнул мотористу: - «Запускай!». Дизель-генератор заработал, зажглись лампы освещения, и спустя несколько минут вахта запустила главный двигатель.

60

Бискай остался позади. Шли вдоль африканских берегов и через несколько дней вечером стали на якорь на рейде Лас-Пальмаса, ожидая утром баржу за грузом. Александр сидел в шезлонге на шлюпочной палубе. Перед глазами, сверкая дальними огоньками, убегающими в горы, простиралась панорама Канарских островов.Из надстройки вышел стармех и остановился перед Александром. -Сэр, я хотел бы пригласить вас на чашечку кофе.-С удовольствием. – Ответил Александр, удивляясь приглашению.В крохотной приемной стармеховской каюты булькала кофеварка. Грек поставил на стол бутылку «Метаксы» и наполнил пузатые коньячные бокалы.-За удачный рейс, Александр! – провозгласил тост хозяин каюты, смакуя ароматное зелье. Он впервые назвал гарантийного инженера по имени.-Будем надеяться, сэр, что наша «Принцесса» будет более послушной.-Можешь называть меня Лакис. - Стармех плеснув еще «Метаксы» в бокалы спросил. - Похоже, ты плавал механиком?-Да, Лакис, на разных судах, в том числе и на большом пассажире.-В какой должности?-Главный механик.-Главный? – переспросил грек с уважением. - Если не секрет, почему ты оказался на берегу? -Красивые женщины, дорогой Лакис, не всегда приносят удачу, - отшутился Александр.В каюту вошла жена стармеха и, окинув оценивающим взглядом наполовину опорожненную бутылку, что-то недовольно сказала по-гречески.Александр поднялся, поблагодарил за гостеприимство и вышел из каюты.На корме у маленького телевизора собрались темнокожие матросы с Сейшельских островов. CNN показывала Европейские новости. На экране появились Кремлевские звезды, а затем семьи московских «моржей» с женами и детьми, самой маленькой девочке не больше двух, стоящие босыми на льду после купания в проруби.-Сэр. Вы то же так купаетесь? – спросил Александра один из матросов, которого за двухметровый рост, широченные плечи и увесистые, словно бейсбольные перчатки, кулаки звали Гулливером.-Да, Гулливер, один раз пробовал.Александр вспомнил, как еще курсантом, на спор, в двадцатиградусный мороз он прыгнул в прорубь одного из водоемов на Крестовском острове перед одетыми в теплые шубки юными подружками.-Это такой же лед? – спросил Гулливер, перебрасывая в ладонях кубик подтаявшего льда, который он выудил из кружки с кока-колой.-Да, такой же, только чуть потолще, метра на полтора. А холод, такой как в морозильной камере на камбузе.Гулливер уважительно посмотрел на русского инженера, а потом под дружный хохот своих товарищей опустил ледяной кубик под майку матроса, которого за малый рост прозвали лилипут.У этих темнокожих добродушных ребят с далеких островов в Индийском океане, видимо, были и другие, Сейшельские имена, но они охотно откликались на новые, особенно после того, как Александр рассказал историю путешествия Свифтовского Гулливера в Лилипутию и страну великанов.Через два месяца «Принцесса Карибского моря» пришла в Неаполь, и Александр вылетел в Гамбург. Лилиан встречала его в аэропорту и, увидев африканского колдуна из эбенового дерева, которого Александр привез ей в подарок, сказала с усмешкой, подставив свою щеку для поцелуя:-Ты думаешь, что он в твое отсутствие будет достойной заменой?

61

В первую же ночь Александр почувствовал, что между ними больше нет той теплоты, которая удерживала их вместе, и он напрямик спросил Лилиан об этом.Она, как ни в чем не бывало села на край широкой постели и, закурив, спокойно ответила:-Я еще молода и не могу месяцами быть одна.На следующий день, собрав свои вещи, Александр покинул особняк Лилиан, оставив ей короткую записку прикрепленную ко лбу колдуна. – «Большое спасибо за все, что ты смогла сделать для меня.

Александр».

Глава VIII

Сделав несколько рейсов на гарантийных судах, Александр подтвердил свой морской диплом в Германском Ллойде, и по рекомендации Свенсона был принят в штат судоходной компании Хаппаг Ллойд. Полгода он плавал вторым инженером на крупнотоннажном контейнеровозе «Капитан Лангздорф» совершающим рейсы между портами Европы и Японии с заходом в Гонконг. После отпуска, выдержав экзамен в Техническом управлении компании, Александр был назначен старшим механиком на прежнее судно, его предшественник ушел на пенсию.

Повышение в должности Александр отмечал в «Морском драконе» в компании Владека, его жены Терезы и Свенсона. Он ожидал их сидя у стойки бара, потягивая «Кампари» с апельсиновым соком. В этот день Александру исполнилось тридцать три года. Он впервые надел парадный мундир офицера торгового флота Германии с тремя прямыми шевронами на рукавах.

-А ты большой хитрец! У тебя ведь сегодня двойной день рождения, - загудел Мартин, обнимая Александра, - прими мои поздравления.

Он положил на барную стойку продолговатый темно-синий футляр, тесненный платиновыми буквами «Паркер».

Следом за шведом с большой, тяжелой коробкой перевязанной яркой атласной лентой появился Владек.

-Боже мой! Тебя можно на обложку «Вояжер» поместить! – он одобрительно смотрел на Александра и кивнул на коробку, - Это тебя экипаж «Карелии» с днем рождения поздравляет. Там водка, коньяк и разные деликатесы. Извини, пришлось заглянуть. Я в три приема все это с судна вывозил. Сам знаешь, как наша таможня за алкоголь яйца отрывает. – И тихо добавил. – Деньги, как ты просил, в советских рублях и лекарства твоему отцу передали.

-Спасибо Владек я сегодня разговаривал с отцом по телефону. Но привезли еще несколько блоков «Мальборо» и целый ящик всякой снеди?

Владек снял очки и, протирая замшей стекла, хитро прищурил глаза.-Это на разницу, когда твои марки на рубли пересчитывали. Пока я в каюте у директора

ресторана счета подписывал, в каюту человек тридцать заглядывало, просили тебе подарки передать. «Какие подарки врагу народа? - кричал директор, делая свирепую физиономию. – Несите поздравительные открытки и без шума». В ящике их целая пачка. Ребята подробно о твоей жизни расспрашивали, есть ли квартира, какая у тебя зарплата на контейнеровозе? «Ты, Владек, им немецкую зарплату Александра через десяти марочные парики пересчитай те, что они у тебя в магазине покупают. Так понятней будет» посоветовал мне директор. Я прикинул – штук на пятьсот хватит. Директор перемножил на шестьдесят рублей, столько они теперь в России стоят, – как раз на две «Волги» новой модели.

-О чем вы? – спросил Мартин. По-русски он знал только крепкий мат, как он объяснял, помогавший ему при решении сложных проблем на работе.

62

-Извини Мартин, - я рассказал Александру о последних экономических новостях в России. Будем считать, что деловая часть вечера закончена.

Владек подмигнул Мартину. Бармен налил шведу двойную «смирновскую» и посмотрев на Владека безошибочно предложил ему то же самое.

-Чуть было не забыл, - спохватился Владек, - это тебе от нас с Терезой, она скоро подойдет, - Владек извлек из бархатного мешочка золотую булавку с агатовым якорьком, вколол ее в галстук Александру.

У красиво сервированного стола с огромным букетом цветов стояла Тереза. С короткой стрижкой под мальчика, стройной фигурой и высокой грудью в кружевном вырезе шифонового платья до пола, она совсем не выглядела мамой двух взрослых детей.

-Мне ее Всевышний прислал, как подарок! – любил повторять шестидесятилетний Владек. Раздвинул он облака, ладошку козырьком от солнца к глазам приставил и, посмотрев на грешную Землю, сказал: - «Этот Владек – парень не плохой, пусть теперь как человек поживет!» Я ведь тогда не хотел на утренний паром в Тролеборге садиться, а потом почему-то заторопился, едва к отходу успел. В Любеке съезжаю с парома, смотрю, на обочине стоит прекрасная пани у открытого капота старенького «Опеля» и рукой машет. Я ее на буксир, сначала до автостоянки дотащил, а потом, - он поцеловал Терезу в оголенное плечо, - пять лет уже как не расстаемся…

-Ты про подарок почаще мне говори! Женщины любят ушами, - Тереза подошла к Александру, протянула ему цветы, расцеловала его в обе щеки. – Мужчинам, Александр, говорить комплементы не принято. Но тебе я скажу, потому что ты, не такой, как многие, ты – настоящий мужчина.

Метрдотель разлил шампанское по бокалам. Владек кивнул ему головой. На тяжелом серебряном блюде, его держали два официанта, вспыхнуло огненное кольцо из тридцати трех звездных фонтанчиков. Публика в зале зааплодировала имениннику.

-Александр, - Владек поднял бокал, - мне нечего добавить к сказанному моей женой. Я рад, что смог помочь в трудные для тебя дни.

-Я не умею говорить тосты, - Мартин взял Александра за руку, - тогда, на японском контейнеровозе, перед Рождеством, как это говорится, я снял перед тобой шляпу.

Засиделись допоздна. Перепробовав весь ассортимент русских водок, перешли на «Выборову». Скрипач исполнял старинные русские романсы. Исчерпав весь славянский репертуар он посмотрел на пианиста и высоко взмахнув смычком. Полились звуки «Аргентинского танго».

-Белый танец, Александр, прошу, пан…Тереза танцевала превосходно и, когда Александр не угадывал очередное «па»

партнерши, ее твердая ладонь, лежащая на его плече, легким нажатием выправляла его движения.

-Ты хороший ученик.-А ты замечательная учительница. Спасибо тебе и вам всем за этот замечательный вечер и

праздник, который вы сделали для меня.Под национальные горячительные напитки заказали сибирские пельмени.-Никогда не пробовал, - признался Мартин.Уточнить необычный заказ вышел шеф-повар. В своем безукоризненной белизны кителе и

таких же брюках он был больше похож на хирурга перед операцией.Рассказ Владека о сибирских пельменях еще больше утвердил с детства сложившееся

представление Мартина о России, как о заснеженной стране с деревянными избами, между которыми разгуливают медведи и агенты КГБ в тулупах, и он спросил об этом поляка.

-Поверь мне, это не совсем так, - возразил Владек. – Я прожил в России почти десять лет. – А насчет КГБ согласен, их и без тулупов хватает.

…Владеку исполнилось восемнадцать, когда в 1939 году западная Украина и Белоруссия «добровольно» вошли в состав СССР. Десятки тысяч польских женщин, детей и стариков, семей польских офицеров испокон веку живших на этих землях, вывезли в Казахстан. Отца

63

своего Владек больше не увидел. После войны в 1945 году семья Владека перебралась в Одессу. Он окончил мореходное училище и плавал на каботажных судах по Азовскому и Черному морях. В начале 50-х советская власть разрешила полякам вернуться на родину. Некоторые семьи добирались до Польши морем вокруг Европы. В Гамбурге ночью Владек по канату спустился с кормы судна на причал. Не захотел опять жить в коммунистическом режиме. Мыл машины, продавал газеты, а потом открыл для моряков магазин дешевых товаров, теперь у него их несколько, стал совладельцем снабженческой фирмы, а со временем и ее хозяином.

Тереза в очередной раз закружила Александра в танце, а Владек и Мартин наполнив рюмки и, сказав, друг другу «прост», вновь заговорили о судьбе Александра и о России.

-Нет, Мартин, это разные понятия - русская душа и советский человек.Мартин подцепил на вилку очередной пельмень.-Я русских, если хочешь советских, не люблю, - Мартин проглотил пельмень и, мотнув

головой в сторону танцующего Александра, поспешно добавил, - этот парень не в счет, иначе бы я здесь не сидел. На нашей верфи, - продолжал Мартин, - часто ремонтируются советские суда. Мне наплевать, когда чиф-инженер вместо запчастей для дизеля, смазочных масел или судовой краски просит привезти запчасти для своего автомобиля, теле- и видео технику или спиртное. Такой «манки - бизнес» лично у меня не вызывает уважения к этим людям. На одном русском судне, стоящем в сухом доке, как обычно, была отключена вода, закрыты туалеты, не работал камбуз, а экипаж продолжал жить на судне. Капитан варил себе суп на электроплите… - Мартин брезгливо передернул плечами. – На верфи есть недорогая столовая, где обедает весь персонал, включая руководство верфи. Ты можешь мне объяснить, почему русские живут на судне, где нет тепла, воды и не работают туалеты?

-Как тебе это объяснить? Знаешь, когда в Одессе человек нанимается на работу, он спрашивает у чиновника, какая у меня будет зарплата? Ему говорят – зарплата сто рублей, а остальное - сколько украдешь.

-А что такое сто рублей?-Сто, - усмехнулся Владек, - сколько, например, стоят твои мокасины «Саламандра»? -Точно не помню, кажется пятьдесят марок.-За сто рублей такие не купишь.-На что же живут люди в России? -На «все остальное».

Капитан контейнеровоза Маккензи, долговязый шотландец лет пятидесяти с острым, как форштевень, профилем и рыжими ресницами над маленькими близко поставленными глазами, несомненно, был грамотным моряком из той категории капитанов про которых говорили: «С таким не утонешь». Но его человеческие качества желали быть лучшими. Он был придирчив к своим подчиненным до мелочей и не терпел малейших возражений. Даже со старшими офицерами он разговаривал резким каркающим голосом и, казалось, что он брезгливо смотрел куда-то в сторону, поверх головы своего собеседника. С остальными членами экипажа он вообще не общался, разве что со стюардом-китайцем, приносившим ему на мостик или в каюту отдельно для него приготовленную поваром еду.

Большую частить времени, и, даже в штормовую погоду, капитан проводил на открытом крыле мостика, сидя в тяжелом деревянном кресле положив длинные ноги на банкетку. Было ли это недоверием к действиям подчиненных или выработанная годами привычка человека, большую часть жизни проведшего в море, сказать было трудно. В холодных широтах, закутавшись в плед и низко надвинув на лоб фуражку с прямым козырьком, он сидел в своей обычной позе, разгадывая кроссворды в английских газетах или читал. На столике рядом с ним можно было увидеть зачитанные томики Стефана Цвейга «Подвиг Магилана», книгу шестидесятилетнего Френка Чичестера, первого парусника одиночки «Кругосветное путешествие Джипси-Мот» и «Моби Дик» Мельвиля.

64

Интернациональный экипаж контейнеровоза не любил своего капитана и его пса по кличке Кильт,* костлявой помеси колли и эрдельтерьера. Боцман-норвежец уверял, что это помесь дога с чемоданом. Говорят, что собаки похожи на своих хозяев. Часто чувствуя, своим собачим нутром безнаказанность, Кильт исподтишка хватал за лодыжки, до синяков, босоногих матросов-индонезийцев. Матросы же, если пес оказывался на нижней палубе вне видимости капитана, сбивали шотландского выродка вместе с его дерьмом, он гадил где попало, сильной струей воды из пожарного шланга. Иногда изловчившись, они раскрашивали цветной масляной краской его тонкий крысиный хвост, приводя в ярость хозяина.

-Что это такое, чиф? – вопрошал капитан, тыкая указательным пальцем на ярко-зеленый хвост Килта.

-Это первый слой грунта, сэр, - невозмутимо отвечал старпом, скрывая смешливые искорки в глазах за темными стеклами очков, - матросы красят на кормовой палубе фальшборт, и я просил бы вас, на это время привязывать собаку.

Старший помощник капитана тридцатипятилетний Дитмар Хинц был единственным человеком в экипаже, с кем Александр общался вне службы. Дитмар был потомственным моряком, его отец много лет командовал судами компании Хоппаг Ллойд и недавно ушел на пенсию. Видимо схожесть судеб сблизила даже внешне чем-то похожих молодых мужчин.

Если должностные обязанности вынуждали Александра иногда бодрствовать по ночам, где-нибудь в Индийском океане, он любил подниматься на капитанский мостик, что бы выпить чашечку кофе с Дитмаром, заступавшим на утреннею вахту в четыре часа. Звездный купол, нависший над судном, мерцал мириадами звезд и созвездий. Запрокинув голову, Александр подолгу вглядывался в далекий загадочный мир. Иногда от одного края тропического неба до другого пролетала яркая рукотворная звездочка. Сказочное зрелище в ночи завораживало и снимало напряжение однообразия длительного плавания.

-Красиво? – Спросил старпом, выходя на открытое крыло мостика.-Да, Дитмар, и каждый раз впечатляет.-Видишь, чуть правее локаторной антенны светиться яркая звезда это - Антарес,

путеводная звезда из созвездия Скорпион. Ты знаешь, что раньше моряки определяли место нахождения судна в океане по звездам, а теперь приборы спутниковой навигации с точностью до двух десятков метров могут показать, где мы находимся.

Иногда по вечерам в неспешных беседах рассказывая друг другу о школьных годах, *кильт – шотландская юбкасемьях, странах, где родились и выросли, они, невольно касались истории своих народов,

дважды, в течение жизни одного поколения, сражавшихся друг против друга в кровавых войнах принесших страшные разрушения и неисчислимые человеческие жертвы. Дитрих искренне удивлялся глубоким познаниям Александра, открывавших ему иное видение послевоенной истории и не стеснялся признаваться в этом. История разделила мир на два непримиримых лагеря устрашающих друг друга термоядерным оружием субмарин способных одним залпом снести полконтинента.

-Нет, ни в школе, ни в морском училище этому не учат. - Пояснял Александр Дитмару. - В СССР историю преподносят в черно-белом изображении. Мои родители и их друзья

помогли мне увидеть все разнообразие красок мира. -И поэтому ты решил уехать из России в другую страну?-Я не уехал, я ушел незаметно с судна в Гамбурге и попросил политического убежища. -

Уехать в другую страну на жительство, как это делают европейцы, из СССР невозможно. Разве что при заключении брака с иностранцем, или если ты публично осмелился сказать правду о советском режиме. За это могут принудительно выдворить из страны.

-Как вашего Солженицына? -Да, как и других писателей и художников.-Ты называешь власть в СССР режимом? Ведь у вас то же есть парламент.

65

-Есть, это верно, но все члены Верховного Совета голосуют единодушно за решения родной партии и правительства. Конечно, теперь людей как в сталинские времена не расстреливают без суда и следствия, не сажают в концлагеря миллионами, не вывозят целые народы в товарных вагонах из родных мест в заснеженные степи, но могут упрятать в психбольницу и держать там годами.

-Извини, Александр, еще один вопрос. Ты не был на родине больше трех лет. Ты испытываешь ностальгию?

-Ностальгию? – Александр качнул отрицательно головой, - нет, ностальгию не испытываю, а боль – да. Теперь я имею возможность сравнивать условия жизни обыкновенных людей здесь и в Советском Союзе. Например, пенсии. Грошовую моего отца - и капитана Хинца. У твоего отца достойная, обеспеченная старость. Ты сказал, что он сейчас с твоей матерью отмечает сорокалетний супружеский юбилей на борту круизного лайнера в Карибском море. – Александр с грустью продолжал. – Тебе трудно понять, что такое коммунальная квартира, где в каждой комнате живет отдельная семья, иногда три поколения, и таких комнат с общей кухней и одним туалетом несколько, пять а то и семь. Дети катаются по длинному коридору на трехколесных велосипедах. На стенах коридора, как и в других местах общего пользования, установлены электролампы и выключатели по числу комнат и у каждой семьи для унитаза есть свой переносной деревянный стульчак. Крышки кастрюль стоящих на кухонных столах, у каждой семьи свой стол, привязаны крепкой бельевой веревкой к ручкам.

-Зачем? Чтобы не украли еду? – изумлялся Дитрих.-Потому, дорогой чиф-мейт , что сосед-пьяница, которого ты не угощаешь алкоголем по

праздникам или его озлобившаяся на весь мир жена, не бросали бы тебе в кастрюлю с молоком использованный презерватив, или еще какое-либо дерьмо. И таких квартир в Ленинграде тысячи. Ты можешь себе представить, для того, что бы установить домашний телефон, купить мебель, стиральную машину, нет, не в кредит, я не говорю уже о легковом автомобиле, необходимо год-два ожидать своей очереди.

Слушая невеселые рассказы русского стармеха, Дитрих вспомнил детство, родительский двухэтажный дом под красной черепичной крышей на высоком берегу Эльбы в пригороде Гамбурга. Сидя на балконе, он мог часами смотреть на широкий речной фарватер, по которому из Северного моря и в обратном направлении плыли большие и малые корабли из разных стран. Каждый раз, когда в Гамбург направлялось иностранное судно, на флагштоке Ганзейской башни взмывал национальный флаг, а из громкоговорителя над рекой плыли звуки гимна этой страны. Дом с фасадом из тяжелого серого камня построил дед. Он тоже был капитаном, потом много лет работал морским лоцманом проводя корабли по сложным фарватерам в немецкие порты Северного и Балтийского морей. В подвальном помещении размещались гараж, сауна и бар с большим бильярдным столом. По праздникам, после обеда в верхней гостиной, здесь, когда был жив дед, собирались его друзья, старые капитаны, и, сдвинув в очередном тосте пивные кружки, вспоминали былые походы по морям и океанам.

Словно читая его мысли, Александр сказал:-Знаешь, Дитрих, когда в СССР люди смотрят иностранные кинофильмы, многие

уверенны, что обставленные красивой мебелью дома и квартиры героев – студийная бутафория.

В прошедшем рейсе к берегам Японии, перед отпуском, Александр, во время стоянки судна в Южноафриканском Дурбане, гуляя по городу, набрел на зоомагазин. За большой стеклянной витриной в проволочных клетках сидели экзотические птицы немыслимых расцветок, сновали юркие мангусты с пушистыми хвостами, обезьянки с забавными рожицами, ползали едко-зеленые вараны, похожие на малые копии доисторических динозавров. Среди этой живности в красивой круглой клетке из латунных прутьев нахохлившись, сидел на качельках средних размеров серый попугай с черным клювом, белыми кругами вокруг глаз и ярко-бордовым хвостом. Заметив остановившегося перед

66

витриной Александра, попугай, повис вниз головой на одной лапе, второй, с отрубленным средним когтем, ловко выхватив из кормушки виноградину и, раскачиваясь, поглядывал немигающим глазом на человека, смотри, мол, как я умею! Александр приветливо помахал птице рукой. Неожиданно, попугай как гимнаст сделал мах и вновь занял вертикальное положение. Поворачивая голову, он заинтересовано смотрел на Александра то одним, то другим глазом. Александр вошел в магазин. Покупателей не было. Попугай, просунув голову между прутьев клетки, закричал женским голосом: «Бонжур, мсье, сивупле, Я люблю вас» На птичий крик в зале появился мужчина, по всей видимости, хозяин магазина.

-Добрый день, сэр. Владелицей Коко, ему два года, была жена французского дипломата, - пояснил хозяин магазина, - у него повреждена одна лапа. Коко по неосторожности сел на работающий вентилятор. Это очень дорогая и умная птица африканской породы Жако. Учитывая его инвалидность, я могу значительно уступить в цене…

Так Коко, вместе с клеткой, инструкцией по уходу, медицинским сертификатом и тяжелым пакетом с попугайской едой, оказался в каюте Александра. Уходя в машинное отделение, Александр, в первые дни, запирал попугая в клетке, к его большому неудовольствию. Коко растопыривал крылья и кричал пронзительно женским голосом: «Бонжур, мсье, я люблю вас!» и однажды сильно озадачил одного из молодых штурманов оказавшегося рядом с каютой старшего механика.

-Александр, как вам это удалось? – округлив от удивления глаза, вопрошал не без зависти штурман.

-Заходи Даниэль после вахты, отличная дамочка, познакомлю. – Невозмутимо ответил Александр.

Прошла неделя. Коко даже при открытой дверце клетки обиженно сидел на качельках, но попугайскую еду в кормушке съедал до последнего зернышка и позволял брать себя в руки. Решив, что попугай смирился с новым местом жительства, Александр, уходя в очередной раз из каюты, не стал закрывать его в клетке. Через час он понял цену попугайского смирения. «Бонжур, мсье» - привычно прокричал Коко, когда Александр вернулся в каюту. Все карандаши и шариковые ручки были перекусаны пополам. Та же участь постигла электрошнуры к вентилятору и переносному радиоприемнику. На диване, столе и палубе лежали вырванные листы из английской технической энциклопедии. Вклеивая вырванные листы в энциклопедию, Александр, увидел портрет Фарадея. Попугай уже сидел на плече Александра и , видимо, осознав содеянное, миролюбиво пощипывал хозяина за мочку уха.

-Коко, Коко, как-то не серьезно, а вот Фарадей, учитывая твои «выдающиеся» способности, подходит больше, серое чудовище. – сказал Александр, щекоча подбрюшье исследователя шариковых ручек.

После нескольких уроков талантливый попугай на трех языках, русском, английском и немецком голосом Александра приветствовал всех входящих в каюту. «Здравствуйте, меня зовут Фарадей». В отсутствие Александра он не покидал каюту, но однажды на стоянке в Генуе в солнечный жаркий день вылетел через открытую дверь в коридор, а оттуда на шлюпочную палубу. И здесь его подкараулил капитанский пес. Фарадей, едва не лишившись хвоста, взлетел на шлюпбалку и, поглядывая с высоты на своего неистово лающего обидчика, гавкал ему в ответ.

Когда Александр после долгих поисков обнаружил своего пернатого друга, то увидел лишь финал этой схватки. Пес, обессиленный сидел на палубе в собственной луже, издавая лишь жалобные хрипы, а Фарадей, как искусный пародист, так же сипел ему в ответ.

В Гамбургской квартире Вольнова попугай освоился быстро. Если Александр опрометчиво забывал на письменном столе шариковые ручки и карандаши, Фарадей, видимо не способный, не смотря на словесные взбучки побороть свою тайную страсть, с наслаждением перекусывал их, а потом кричал голосом Александра - «Фарадей, черт бы тебя побрал, как тебе не стыдно!». Умолкнув, и держа в своей инвалидной лапе обломок шариковой ручки, Фарадей через некоторое время повторял, вопрошая «Не стыдно? Не стыдно?». В ванную комнату он залетал впереди Александра, садился на его плечо и под

67

теплыми струями воды начинал что-то бормотать на своем попугайском языке. После душа Александр закутывал его в махровое полотенце, а потом сушил феном. Фарадей терпеливо наклонял голову в разные стороны, расправлял крылья и хвост.

-Все, пижон африканский, прошу, - Александр выключал фен и открывал дверь.Фарадей, прихрамывая, ковылял по коридору приговаривая «Пижон африканский,

здравствуйте». Утром, поприветствовав Александра на трех языках и объяснившись в любви ласковым женским голосом, он забирался под одеяло к Александру, требуя человеческой ласки и общения.

Когда Александр уходил в море, ключи от своей квартиры он оставлял соседке по лестничной площадке одинокой фрау Венцель, приветливой пенсионерке, бывшей школьной учительнице английского языка. Как-то, зимой, Александр помог поднять ей к дверям квартиры на третий этаж тяжелую продуктовую сумку. Поблагодарив нового соседа, она, не сдерживая женского любопытства, спросила, поглядывая на его тропический загар:

-Где вы отдыхали? На Канарских островах или в Таиланде? -Я моряк, - сказал Александр, - а отпуск только начинается и я готов вам всегда помочь. Фрау Венцель вынимала из почтового ящика Александра корреспонденцию и рекламную

макулатуру и под ее присмотром молодая турчанка два раза в месяц убирала квартиру Александра пока он находился в плавании. Через два-три дня после возвращения Александра она звонила ему по телефону поздравляя с благополучным окончанием плавания, а потом, в точно оговоренное время вкатывала в его квартиру столик на колесах с аккуратно разложенной почтой и сливовым пирогом собственного приготовления. Александр традиционно дарил ей карликовые японские деревья «банзай». Их коллекционирование было страстным увлечением фрау Венцель.

-О, Александр! Вы так добры. Ведь это настоящее чудо «Канадский клен»!Она держала на ладони маленькое керамическое корытце с игрушечных размеров

деревцом с красными ажурными листьями. У фрау Венцель была собрана целая библиотека о выращивании карликовых деревьев и японском искусстве «банзай».

Фарадей, увидев в первый раз фрау Венцель, кокетливо повис вниз головой, поздоровался как обычно, на трех языках, демонстрируя свои лингвистические способности.

-А меня зовут Сабина, - фрау Венцель неожиданно поклонилась.-Сабина, Сабина! – закричал попугай. Он спустился с жердочки, и важно расхаживая по

клетке, голосом Александра отрекомендовался. – Фарадей! Африканский пижон, черт побери, - чем окончательно покорил сердце фрау Венцель.

Даже в долгожданном отпуске после напряженных рейсов контейнеровоза, бесконечной череды изматывающих заходов и выходов из портов в течение суток, море еще долго не выпускало Александра из своих объятий. Внезапно проснувшись в звенящей ночной тишине гамбургской квартиры, и, еще не понимая, где он сейчас находиться, какие-то мгновения Александр лихорадочно размышлял, почему прекратилась обычная вибрация и шум судовой вентиляции. Фарадей некоторое время тоже жил еще судовой жизнью. Услышав среди ночи вой сирен машин скорой помощи или полиции, кричал, бегая по клетке: «Александр, аларм, аларм!».

Но время брало свое. Проходила одна неделя, другая и береговая жизнь без привычного в море деления суток на четырехчасовые отрезки вахт работы и отдыха, вступала в свои права вместе с шумом и суетой большого города, улыбками молодых женщин и беспечным крепким сном до позднего утра.

-Простите, Александр, за любопытство, - однажды спросила фрау Венцель, - я видела на вашем столе советские журналы и газеты. Вы знаете русский язык?

Журнал «Огонек» и «Литературную газету» приносил с советских судов Владек. «Литературка» была единственным, с большой натяжкой, оппозиционным изданием, рассказывающим правду о жизни страны советов. Критические материалы газеты, строго дозированные властями, в основном были направлены на нерадивых чиновников и

68

проходимцев средней руки, подпольных миллионеров и взяточников, кинематографистов, писателей и журналистов осмелившихся «исказить» советскую действительность.

Александр взял с полки томик стихов Лермонтова, улыбнулся:-Я родился и вырос в Ленинграде, фрау Венцель, там и сейчас живет мой отец.Видимо, она, не ожидая такого ответа, смущенно умолкла, а потом перевела разговор на

другую тему.Спустя несколько дней, в квартире фрау Венцель за традиционным сливовым пирогом и

чаем, она освободила место на столе и принесла из спальни потертый фотоальбом.-Скажите, Александр, - она открыла альбом, бережно провела ладонью по пожелтевшим

от времени фотографиям, - в России есть небольшой город Волхов. Где это?-Да Сабина, есть, недалеко от Ленинграда.Фрау Венцель перевернула несколько листов, пододвинула альбом ближе к Александру.

На фото с подмокшими, в разводах краями, была запечатлена лесная поляна, ряды свежих холмиков и на них деревянные кресты с именами и датами. Рядом была еще одна любительская фотография – молодой мужчина в солдатской форме с внимательным грустным взглядом за круглыми стеклами очков в металлической оправе.

-Это мой Вольфганг. Мы поженились перед самой войной. Он погиб под Волховом 24 октября 1942 года. Ему было тридцать два года, добрый и очень спокойный человек, учитель музыки. Мы работали вместе в одной школе.

Фрау Венцель закрыла альбом, добавила - чем становишься старше, Александр, тем быстротечнее время отпущенное тебе свыше. Иногда мне кажется, что все это, - она кивнула на альбом, - было совсем недавно, и я до мельчайших подробностей помню тот июльский день, победные марши на Гамбургском вокзале и слова Вольфганга обнимающего меня на перроне: «К весне, наверное, вернусь».

Фрау Венцель долго молчала, помешивая ложечкой в пустой чашке, подняла на Александра повлажневшие глаза.

-А что ваше поколение знает о той войне? Александр, не таясь, рассказал ей о матери, отце, его товарищах партизанах. Он принес из

своей квартиры иллюстрированный альбом, выпущенный к сорокалетию снятия блокады Ленинграда. Фрау Венцель ошеломленная блокадными фотографиями с руинами Петродворца, братскими могилами Пискаревского кладбища на котором захоронено 900 тысяч умерших от холода, голода, бомбежек ленинградцев, молчала. Когда Александр перевел ей блокадный дневник одиннадцатилетней Тани Савичевой – жуткую хронологию голодных смертей ее родных и близких в студеную зиму 1942 года, фрау Венцель закрыла ладонями лицо, склонившись над своим альбомом.

Глава IX

Из Гамбурга Александр выехал в полночь на воскресенье, полагая, что без спешки, к девяти утра доберется до Роттердама, куда из очередного рейса возвращался «Капитан Лангсдорф». По расписанию контейнеровоз выходил в море после грузовых операций во второй половине дня в понедельник. И этого времени было вполне достаточно, чтобы после продолжительного отпуска ознакомиться с состоянием судна, механизмами и системами. На судне было два экипажа, которые менялись каждые полгода. Взятый на прокат в «Еврокар» Опель «Корса» исправно бежал по ночному пустынному автобану. Стрелка спидометра на бледно-зеленом светящемся циферблате стояла на отметке 120 км/час. Александр повернул тумблер радиоприемника. Затихли звуки незнакомой мелодии, а потом приятный баритон запел на испанском:-Когда из Гаваны милой уплыл я в дальЛишь ты разгадать сумела мою печаль.Заря золотила ясных небес края,И ты мне в слезах шепнула «Любовь моя!»

69

Эту песню часто напевала Анетт, молодая женщина независимая в суждениях и поступках. Она словно яркая комета пронеслась по жизненному небосклону Александра. …Анетт нельзя было назвать красивой, разве что косо срезанные голубые глаза над высокими скулами смуглого лица….. «Во мне намешана кровь всей Европы», - смеялась она, когда разговор заходил о ее внешности. Анетт носила вызывающе короткие юбки и когда садилась, привычно забросив одна на другую крепкие ноги и заложив руки за голову, под тонкой облегающей блузой еще отчетливее проступала ее неотразимая женская стать. Даже ревнивец Фарадей покорился обаянию Анетт и, как обычно, при появлении в квартире особ женского пола, не выкрикивал укоризненно «Как не стыдно, как не стыдно!», а радостно вопил «Полундра, Анетт!».Она никогда не предупреждала о своем приезде, но обычно появлялась, судя по звонкам из других городов, возвращаясь из журналистских командировок. У Анетт был ключ от квартиры Александра и он, иногда придя домой, видел сидящую в позе «лотоса» Анетт на толстом шерстяном ковре в гостиной. Разложив перед собой напечатанные на портативной машинке листки очередного репортажа, она напевала на испанском «Голубку». Через черные, как вороново крыло, волосы, ниспадающие на ее отрешенное в эти минуты от всего мира лицо, лучились устремленные куда – то в даль глаза Анетт. Александр молча улыбался ей, как будто они и не расставались, шел на кухню и готовил ужин…«Парус я твой найду над волной морскою….» - доносилось из радиоприемника «Корсы». Нахлынувшие воспоминания о недавних событиях, прошедшем отпуске, Ленинграде громоздились одно на другое под ровное гудение мотора.…В детстве Александр любил слушать рассказы матери об истории и судьбах народов населяющих Землю, о великих полководцах и мореплавателях, жестоких императорах и зодчих древности построивших сказочные храмы, дворцы и города. Завораживающе звучали имена – Александр Македонский и Васко де Гаммо, страна инков Тауабтибсуйу и Венеция, пирамиды фараона Хеопса и Тадж- Махал – мавзолей индийского султана и его жены. «Тадж Махал»,- как заклинание повторял десятилетний Александр прикрыв глаза. - Когда я вырасту, обязательно увижу это чудо!».Уже живя в Германии, в первом же большом отпуске, Александр, в составе небольшой группы гамбургских пенсионеров отправился в двухнедельное путешествие по Индии и увидел свою детскую мечту. Беломраморный, возведенный в начале XVII века султаном Шах Джаном для любимой, рано ушедшей из жизни жены семидесятиметровый мавзолей инкрустированными драгоценными камнями, отражался в зеркальной глади искусственного бассейна на фоне ярко-голубого неба.Однажды, купив однодневную путевку, он полетел в Западный Берлин. Александр увидел знаменитую Берлинскую стену и старинный мост Глинике Брюке перекинутый через озеро и разделивший Европу на Запад и Восток. Он вспомнил кинофильм «Мертвый сезон». По этому мосту шли на встречу друг другу Пауэрс, пилот американского шпионского самолета сбитого за Уральскими горами и легендарный советский разведчик Рудольф Абель, приговоренный в США к тридцати годам каторжной тюрьмы. На средине моста они на мгновение остановились, встретились взглядами, еще не веря в счастливый исход своей судьбы. За их спинами на разных берегах стояли люди с автоматами в руках. А потом были Пизанская башня и Венеция, Колизей, Афинский Акрополь, собор Св. Софии в Стамбуле, Ушмаль в Мексике, и другие древние города индейцев племени Майя.После очередного путешествия Александр наносил традиционный визит вежливости управляющему Гамбургского отделения туристической компании «Всемирный Тур». Руди Гросс, импозантный мужчина средних лет, с усами как у кардинала Ришелье, спешил на встречу постоянному клиенту.-Господин Вольнов! Позвольте поприветствовать вас! Надеюсь, перелет через океан не был утомителен?

70

-Конечно, господин Гросс. С десятикилометровой высоты Атлантика в разрывах облаков выглядит как тихое озеро. За чашечкой кофе Александр рассказывал управляющему об обряде вызывания дождя потомками индейцев Майя и об одной необычной туристке, молодой женщине в инвалидной коляске и ее муже, некрепкого сложения мужчине в очках с толстыми стеклами. Они поднимались вместе со всей группой по отвесным каменистым склонам к храму солнца. -В конце поездки шины на ее инвалидной коляске превратились в лохмотья. Их мужеству можно только позавидовать! -Да, я хорошо знаком с этой семейной парой. Они известные гамбургские юристы, отчаянные путешественники и тоже мои клиенты. - Сказал Гросс - Объездили всю Европу, побывали в Египте, Гонконге, на Ямайке и на острове Бали и кажется, собираются подняться на Килиманджаро.Прощаясь, управляющий протянул Александру туристический буклет.-Я рекомендую обратить внимание на зимние курорты Болгарии. Цены довольно умеренны по сравнению с Альпийскими курортами. Вам ведь доводилось кататься на лыжах? Вечером Александр разыскал в буклете цветные иллюстрации с видами черноморского побережья Болгарии, курорт Альбену и увидел знакомый фасад четырехэтажного отеля на берегу моря. …С тех пор прошло, без малого, восемь лет. Отдых за границей в советские времена, даже в социалистической Болгарии, для простых смертных был событием неординарным.Тогда в Болгарию Александра уговорил поехать его бывший подчиненный Славик Шустров, подвизавшийся на профсоюзном поприще. -Если вы согласитесь быть старостой группы, - соблазнял его Славик, - необходим человек не раз побывавши за рубежом, то я поеду руководителем группы бесплатно. Группа очень интересная, не пожалеете. Время было отпускное, семейная жизнь совсем разладилась, «поеду», решил Александр. Положительную характеристику на члена КПСС тов. Вольнова Александра Владимировича для поездки на отдых в Болгарию утверждали первоначально на профсоюзном и партийном собраниях и расширенном парткоме пароходства. Затем характеристику посылали для согласования в Водный отдел областного КГБ. Финалом этой длительной процедуры было собеседование на партийной комиссии районного комитета партии.-Вы форму оденьте, - посоветовал Славик, - и не забудьте, что сейчас первый секретарь компартии Болгарии - Тодор Живков. Об этом спросят обязательно.-А биографию Георгия Димитрова то же проштудировать? И о том, как фашисты в 1933 году пытались его в поджоге Рейхстага обвинить?-На счет Рейхстага не знаю, но форму оденьте, - настаивал Славик.Оказывается он не шутил. Из-за тяжелой дубовой двери приемной, где заседала комиссия, выскочила девица с заплаканным лицом и комсомольским значком на лацкане кургузого пиджачка.-Ну?! О чем спрашивали? - обступили ее будущие туристы, ожидавшие своей очереди.-Про какую – то Шипку и сколько жителей в Софии. Я брякнула что восемь миллионов а оказывается, что это население всей Болгарии!Наконец и Александр предстал перед комиссией. Он был одет в парадный мундир со всеми знаками отличия сшитый в модном ателье на Невском специально для представительских целей старших офицеров «Карелии». Его появление вызвало оживление членов комиссии. Председатель, молодой мужчина со звездой героя Соц труда, держа в руках анкету Александра, весело заметил: -«Да он в свои тридцать лет уже весь мир увидел. У меня к нему нет вопросов».

71

Председатель передал анкету рядом сидящей женщине неопределенного возраста в строгом темном костюме. Отвечая на ее дотошные вопросы Александр понял смысл загадочной фразы бывшего подчиненного : «Группа интересная, не пожалеете». Оказалось, что большинство туристов его группы – это молодые женщины среднего медперсонала из института акушерства и гинекологии им проф. Отто.-Вы с женой едете? - спросила парт дама вытянув в ниточку узкие губы.-Нет, к сожалению, у нас с женой не совпадает время отпусков. -Вы пишите в анкете, что находились за рубежом во многих странах, в том числе, - женщина водрузила очки на нос, - Антила и Барбуда, Тринидат и Тобаго, и этот Бар-ба-дос. Прямо как в сказках про Синбада-морехода! Где же вы такие царства- то отыскали?-Каждую зиму пассажирский теплоход «Карелия» нашего пароходства на котором я работаю в должности главного механика совершает круизы в страны Карибского бассейна и заходит в порты этих островных, теперь независимых государств входящих в Британское содружество наций. – Сделав небольшую паузу Александр, добавил - Рядом с этими островами Куба, так вам будет легче сориентироваться в тропических широтах.Парт дама обижено поджала губы.-Спасибо товарищ Вольнов. Мы надеемся, что на предстоящем отдыхе вы успешно справитесь с дополнительной общественной нагрузкой, - подытожил собеседование председатель.Члены комиссии дружно закивали головами, а один, видимо хорошо знакомый с пассажирским флотом, заметил с улыбкой:-Конечно справиться, на «Карелии» из трехсот пятидесяти членов экипажа, половина - прекрасный пол. На московском вокзале Александр увидел всю группу, собравшуюся в центре зала у памятника великому вождю мирового пролетариата. Вскинув руку в историческом жесте, он звал толпившихся у его ног туристов к светлому будущему.Александр и Славик сверяли по списку путешественников. Они отбывали ночным поездом в Москву, а уж оттуда самолетом до Болгарии. Среди прекрасных дам, были совсем юные и их родители, несколько разочарованные молодостью руководителей группы, все же доверительно просили «Вы уж там построже с ними».В курортной Альбене Александр разыскал руководителя туристической группы из Башкирии уже прожившей здесь неделю, и за бутылкой «Монастырской избы» расспросил словоохотливого уфимца о местных нравах.-Народ здесь приветливый. Особенно наших баб обожают, а они, дуры, то ли от солнца, то ли еще от чего, совсем обалдели. Любой абориген для них – красавец, а если еще и машина имеется, то Алан Деллон не меньше, - обиженно сказал соотечественник. - Бабье свое удовольствие или глупость справляют, а я всю ночь не сплю, караулю… Сам знаешь, если что случиться, дома голову оторвут.Перед ужином Александр собрал свою группу. Уфимец был прав. Бледнолицые флегматичные северянки преобразились буквально на глазах. Словно молодые кобылицы, выпущенные на волю, такое, может быть не самое лучшее сравнение неожиданно возникло у Александра, когда он увидел своих девочек вышагивающих на высоких шпильках по холлу гостиницы в легких красивых платьях с распущенными шикарными волосами. Конечно, Александр не мог теперь восстановить в памяти свою яркую речь перед прекрасными землячками, но те из них, кто решался на поездку по местным достопримечательностям, получали на то его благословение сообщая имя, фамилию, номер машины местного Казановы и возвращались как золушки до полуночного боя часов. Не без юмора, вспоминая о давней поездке в Болгарию, Александр подумал, что Рудди Гросс по своему статусу в единственном лице обладает полномочиями многих общественных организаций и могущественного КГБ.

72

…Контейнеровоз на пути в Японию заходил за грузом в Барселону. Александру нравился этот старинный город, чья многовековая история начиналась еще во времена могущества Римской империи, нравились его темпераментные жители, их живой язык и неподражаемая жестикуляция. Плавая на советских судах, он много раз бывал на Кубе и, как ему казалось, неплохо говорил по-испански. С тех пор прошло несколько лет и первая попытка заговорить с симпатичной испанкой в одном из уличных кафе Барселоны, закончилось неудачей. -Я не понимаю вас сеньор, - улыбалась девушка, - из какой страны вы приехали?«Ну, да! Ведь здесь каталонский диалект», - как в слабое оправдание подумал Александр, провожая взглядом удаляющуюся незнакомку.Пожалуй, лишь однажды, в его «прошлой жизни», как теперь Александр называл годы, прожитые в СССР, его «познания» в испанском оказались как нельзя к стати. Каждый год Кондратьевы ездили в Пицунду - райское место на черноморском берегу Абхазии, где за узкой полоской песчаного пляжа поднималась реликтовая сосновая роща с живительной, словно бальзам, смолистой прохладой. Помогая старикам, Александр в один из отпусков поехал вместе с ними к морю. Кондратьевы снимали комнату в маленькой квартире «хрущевской» пятиэтажки, серые бетонные стены которой, как бельмо на глазу, торчали из мягкого зеленого ландшафта пологих гор. Александр поселился здесь – же на застекленном балконе, увитом виноградной лозой. Учился у квартирной хозяйки готовить в ведерной кастрюле мацони – местную простоквашу и приветствиям на абхазском языке у ее бородатого мужа за стаканом легкого «Псоо», незаметно ударяющего в голову. По вечерам Александр пытался из патриархальной тишины Пицунды проникнуть за высокий забор пансионата, где высились многоэтажные, ярко освещенные корпуса гостиниц с прохладными холлами, концертными залами, музыкой до утра и барами, в которых продавалось дефицитное «чешское» пиво и болгарские сигареты «БТ» в твердой упаковке. «Дикарям» вход в этот цивилизованный мир был запрещен. Пожилой абхазец в велюровой кепке своим огромным животом, на котором почти горизонтально лежал пестрый галстук с изображением полуголой красавицы, словно шлагбаум преграждал вход в пансионат. Александр в белых брюках, черных, начищенных до блеска ботинках и дымчатых очках в массивной роговой оправе, делал голивудскую улыбку и, поднимая руку в приветствии, говорил: « Эль барко си муеве муччо, геноцвале!!».Страж ворот отводил в сторону свой «шлагбаум» и радушно приглашал: «Прахады, дарагой!».В переводе с испанского, фраза, произносимая Александром звучала так: «Пароход качается сильно».В интернациональном экипаже контейнеровоза был молоденький матрос-испанец родом с Канарских островов. Он не понял, почему старший механик пригласил его в свою роскошную каюту и, угощая коньяком «Реми Мартин», и хорошим кофе пытается говорить на родном языке матроса. Но, увидев на столе англо-испанские и немецко-испанские разговорники, быстро освоил роль учителя. Ему явно импонировало, что ученик был самым важным после капитана человеком на судне. Вскоре Александр не плохо знал на испанском нехитрую биографию матроса Санчоса и его многочисленной родни живущей в Лас-Пальмасе. Когда Санчос исчерпал все свои истории, Александр просил его задавать вопросы. -О чем я могу спросить вас, премьера инженера? – удивлялся матрос.-О чем хочешь, ведь кроме своего острова, став моряком, ты где-то и еще побывал?Фантазии темпераментного южанина в основном ограничивались знаниями о лучшей половине человечества в разных портах мира куда забрасывала его морская судьба.-Скажите, премьера инженера, - Санчос всегда соблюдал дистанцию, даже когда задавал своему ученику, как ему казалось, каверзные вопросы, - после большого рейса вы сошли

73

в Гамбурге на берег. Куда вы предпочтете пойти в Сан-Паула? На Шмукштрасе или Давидштрасе?Поскольку Александр никогда не пользовался услугами Рипербана, поэтому его ответы наугад, без знания географии обитания жриц любви их национальности, цвета кожи и нетрадиционной ориентации, вызывали снисходительную улыбку «учителя».-Извините сеньор премьера инженера, я бы не пошел на Шмукштрасе.-Почему? – поддерживая диалог, наивно спрашивал Александр.-Извините сеньор, там рабочее место этих бывших мужиков, трансвиститов.С приходом в Гамбург Александр прощался со своим «учителем».-Спасибо Санчос за уроки, - Александр протянул удивленному матросу конверт с немецкими марками, - пожалуй, даже на языковых курсах я не смог бы получить такую ценную информацию.

Платные курсы иностранных языков размещались на Вальдер штрассе недалеко от центрального вокзала в четырехэтажном, красного кирпича здании, с высокими в готическом стиле окнами, обрамленными лепным орнаментом.За внушительных размеров письменным столом, утопая в мягком кожаном кресле, сидел маленький человек с большой совершенно лысой и круглой, как бильярдный шар головой, с густой бородой с проседью, и телом десятилетнего мальчика. «Карла из пушкинской сказки», - подумал Александр, усаживаясь на предложенный стул и протягивая карлику анкету, заполненную в приемной. Внимательно выслушав Александра господин Швайнгрубер, так значилось на пластиковой табличке прикрепленной к нагрудному карману модного светло-коричневого пиджака, сказал, сложив под бородой пухлые ручки и заглядывая в анкету:-Господин Вольнов, мы можем принять вас на углубленные трехмесячные курсы испанского языка. Приходите в конце апреля. На зимние курсы вы опоздали на две недели, да и группа полностью укомплектована. -Спасибо господин Швайнгрубер. К сожалению, мне это не подходит, в начале лета я уже буду в Индийском океане. Видимо придется мои благие намерения отложить на следующий год, если не найду свободное место в другой школе. Колдун согнал морщинки со лба в одну глубокую складку на переносицу, и еще раз, пробежав анкету Александра, спросил:-Господин Вольнов, какой язык из трех указанных вами в анкете родной?-Русский, господин Швайнгрубер. -Похвально, господин Вольнов, - колдун ловко выпрыгнул из кресла, - пойдемте со мной, надеюсь, мы решим вашу проблему.Они поднялись двумя этажами выше. Швайнгрубер постучал в одну из дверей и, пропуская Александра, вошел вслед за ним в небольшую аудиторию. Молодая, лет тридцати женщина, в вязаном облегающем ее изящную фигуру платье, отошла от школьной доски и, положив мелок на край стола, выжидающе смотрела на вошедших.Слушатели, их было человек двадцать, воспользовавшись неожиданной паузой, с интересом наблюдали за происходящим.-Добрый день, госпожа Пуаскаль, добрый день дамы и господа. Извините за прерванный урок, - карлик склонил голову, поблескивая лысиной, - если вы не возражаете, я бы просил вас принять еще одного слушателя. Надеюсь, что господин Вольнов наверстает пройденный группой материал.Карлик выждал небольшую паузу, еще раз поклонился, и вышел.-Добрый день, сеньор Вольнов, - не меняя строгого, как показалось Александру, немного раздосадованного лица, г-жа Пуаскаль остановилась перед новичком. – Пожалуйста, расскажите нам о себе, и, желательно на испанском.

74

-Сеньора, сеньориты и сеньоры! Меня зовут Александр, мне 35 лет. Морской инженер. Родился и получил образование в Ленинграде. В Германии живу пять лет. Работаю в судоходной кампании Хаппаг Ллойд.-Как долго вы пробудете еще в Германии? -Я не собираюсь в ближайшее время возвращаться в СССР.Брови сеньоры Пуаскаль полезли вверх. Что бы избежать дальнейших вопросов на эту тему Александр, подмигнув сидящим за первым столом смешливым, судя по карточкам с именами кореянкам, добавил:-Не женат, детей не имею.Его испанский был довольно сносным, и сеньора Пуаскаль улыбнулась:-Садитесь, Александр за последний стол рядом с Санни и Анетт, - она посмотрела на часы, - продолжим занятие…Санни, миниатюрный филиппинец с большими печальными глазами, примостился на самом краешке стола, а остальную часть занимали учебники, портативный магнитофон, исписанные листки бумаги, косметичка, сигареты и автомобильные ключи. Все это принадлежало молодой особе, что-то быстро писавшей в блокноте и, казалось, не обращавшей ни малейшего внимания на происходящее в аудитории и стоящего рядом новичка. Наконец она подняла голову, отвела тыльной стороной ладони с лица пряди прямых волос:-Бывший советский моряк? Хорошее соседство!Анетт сдвинула на средину стола свои пожитки, сняла со спинки свободного стула лайковый пиджак. Курсы посещали в основном представители немецких и иностранных фирм, тур агентств, авиа и транспортных компаний, связанных бизнесом с Испанией и странами Латинской Америки. Жесткий распорядок, каждый рабочий день шесть часов разговорного языка с короткими паузами и письменными заданиями на дом, тщательно проверяемыми бескомпромиссной сеньорой Пуаскаль, не оставляли времени, особенно на первых порах, на вольные беседы с соседями по столу. Знакомство происходило во время ежедневных дебатов устраиваемых сеньорой Пуаскаль между слушателями разных национальностей и профессий. Эти мини-спектакли при ее обязательном участии, с самыми непредсказуемыми сценариями, помогали не только расширять словарный запас, но и научиться понимать людей с различным произношением и артикуляцией.Санни родился в Германии. Его родители владели сетью небольших ресторанчиков и закусочных «Asia Snack», и, судя по очередной дискуссии, между ним и Анетт, журналисткой одного из Гамбургских иллюстрированных журналов, Санни, старший из пяти братьев и сестер, расширяя семейный бизнес, теперь, завоевывал место под солнцем для экзотической кулинарии на Испанских курортах. -Позвольте, сеньора Пуаскаль, - Анетт вышла из-за стола, повела плечами, - триста лет назад испанские конкистадоры покорили твою родину, Санни, а теперь ты решил отомстить их потомкам?-Сеньора, я не могу согласиться с вашим мнением. – Отирая испарину со лба, Санни стоял перед Анетт. Его лицо находилось как раз на уровне ее роскошного бюста. Он смотрел на Анетт с безнадежностью дилетанта-альпиниста видевшего перед собой сверкающий Эверест и, понимая, что ему никогда не удастся покорить эту вершину.-Неужели супчик на кокосовом молоке с острова Палаван и другие блюда народности Тагбануо, которыми наш Санни будет угощать туристов на пляжах Коста Браво, можно назвать экспансией, - заступился за соседа Александр.-Берегись, Санни! Как видишь, наш русский друг неплохо знаком с географией твоей страны. - Анетт стремительно развернулась на каблуках к Александру. - Их новый коммунистический лидер Михаил Горбачов - продолжила она резко, - объявил, что «перестройка» – это строительство социализма с человеческим лицом, таким, как на Кубе, где штаны можно купить только по специальным талонам, а по улицам ездят

75

американские машины 40-х годов. Или как в Афганистане, нищей безграмотной стране, где уже семь лет советские солдаты огнем и мечом строят этот самый социализм. -Мне нечего вам возразить, уважаемая Анетт, - сказал Александр, рисуя в тетради маленьких человечков.Сеньора Паскаль и аудитория с интересом наблюдали за словесной дуэлью симпатичного русского моряка и агрессивно настроенной немецкой журналистки.-Недавно я прочла книгу под названием «Аквариум» изданную в Англии. Ее написал бывший советский разведчик Виктор Суворов, заочно приговоренный в СССР к смертной казни, - продолжала Анетт, усаживаясь прямо на крышку стол рядом с Александром. – А вы, тоже имеете отношение к КГБ, ГРУ или еще какой-нибудь советской секьюрити? Расскажите нам о себе.Впервые за два с лишним месяца совместного обучения Александр поймал себя на мысли, что ему очень нравиться сидящая сейчас так близко от него женщина, с каким-то неизъяснимым шармом и волнующим до одури запахом молодого тела.-Вы почти угадали, Анетт. Я двойной агент ГДРовской Штази и Израильской разведки Моссад. – Александр закрыл ладонью ее тонкие пальцы, опирающиеся на стол и, заглядывая в ее немного удивленные голубые глаза, сказал по-английски, - я могу без каких-либо предварительных условий перейти и на вашу сторону.Анетт неспешно высвободила руку.- Я подумаю над вашим предложением, господин Вольнов, и, пожалуйста, извините меня за несдержанность. – Ответила она тоже по-английскиЗа несколько дней до конца учебы Анетт исчезла, и объявилась лишь к церемонии вручения слушателям сертификатов об окончании курсов. Санни, торжественный как на параде, и нарядно одетый в строгий костюм с галстуком «бабочка», от имени группы преподнес госпоже Пуаскаль букет белых роз и пригласил всех на обед в самый лучший свой ресторан.-Машины ожидают вас внизу, - сказал он, и долгим взглядом посмотрел на предмет своего безнадежного обожания.-Извини Санни, я не смогу, через два часа мой самолет, - Анетт поцеловала в щеку, оторопевшего от неожиданности, бывшего сокурсника. – Но обещаю, что по возвращении обязательно отведаю твои яства. -Вот видишь Санни, тебе оставлена маленькая надежда…-И вам, Александр, тоже, - Анетт протянула ему визитную карточку. – По этому телефону вы всегда сможете оставить для меня сообщение в случае моего отсутствия. – Она привычным жестом отбросила с лица непослушные волосы. Он поймал внимательный взгляд ее раскосых глаз.В течение следующей недели Александр несколько раз звонил Анетт. Назвав себя, он, неизменно слышал в ответ низкий женский голос: «К сожалению, г-жа Лорей отсутствует. Позвоните завтра».«А надо ли? И почему, собственно, я уверовал, что Анетт должна ответить взаимностью?» - размышлял Александр, вспоминая как нередко после окончания занятий Анетт ожидал черный лимузин и шофер в униформе почтительно открывал перед ней дверь в салон обшитый светлой кожей. И вообще, что он знает о ней? Весь субботний день Александр провел в яхтклубе. После зимней стоянки яхту Свенсона спускали со стапеля на воду. «Леди-1» - так называлась эта морская красавица со стремительными обводами, огромным парусом на высоченной мачте, настоящей капитанской рубкой оснащенной приборами, как океанский лайнер. Многое на яхте Мартин сделал своими руками, разместив в носовой и средней части корпуса кроме уютной, обшитой деревом каюты со спальными местами, еще и крохотную кухню с баром, и туалет с душем. Весь кормовой отсек занимали цистерны с водой и топливом, аккумуляторные батареи и мощный дизель у которого Александр, натянув комбинезон, провозился целый день, делая необходимую регулировку и профилактику.

76

Свенсон каждый год участвовал в парусных регатах вокруг Европы и гордился своей «Леди» как любимой женщиной. Когда Александр сказал ему однажды об этом, старый холостяк расплылся в улыбке – «Она лучшая из лучших».День клонился к вечеру, когда «Леди-1», описав плавную дугу по акватории яхт-клуба, вновь встала у причала. Свенсон удовлетворенно потирая руки, спустился из рубки в каюту. Владек хлопотал у стола, отлично справляясь с ролью судового кока и стюарда.-Давайте пригласим капитана Вольфа, - предложил Мартин, - я видел, что на его яхте горит свет. Гюнтер Вольф, бывший гражданский летчик, высокий сутулый старик с совершенно седой головой, клокастыми бровями и потухшей прямой трубкой в углу рта, пришел вместе с женой Катрин, сухонькой остроносой женщиной в линялом джинсовом костюме. Ее именем была названа яхта тримаран, на которой супружеская пара проводила теперь в морских путешествиях большую часть времени. Свой семидесятилетний юбилей Гюнетр отметил в кругосветном плавании у берегов островов Пага-Пага в Тихом океане и с гордостью любил вспоминать о шестимесячном плавании.-Не многие наши друзья и родственники верили тогда, что мы с Катрин вернемся домой живыми, а теперь привыкли. Мой младший брат, зубной врач, перед новым годом прилетел из Гамбурга в Кейптаун вместе с женой и 16-ти летней дочерью. И оттуда они, как заправские матросы, совершили с нами трех недельное плавание через Индийский океан в Мельбурн. Отправляясь домой, сожалели, что отпуск короткий. – Гюнтер раскурил трубку и, посмеиваясь, добавил, - хотя однажды во время шторма все трое просили Всевышнего быть милостивым.Катрин принесла с собой толстую тетрадь с записями, сделанными на разных языках людьми, посетившими яхту на разных континентах. Женщина протянула ее Александру.- Переведите, пожалуйста, что здесь написано, эти строки оставил один русский в Австралии.Среди многочисленных пожеланий счастливого плавания и других добрых напутствий было написано: «Белеет парус одинокийВ тумане моря голубом.Что ищет он в стране далекой?Что кинул он в краю родном?»Домой Александр вернулся вечером, и, едва открыв дверь, услышал вопли Фарадея : «Александр, аларм, аларм!». Автоответчик включался дважды, но сообщений не было. Спустя некоторое время телефон зазвонил вновь.-Добрый вечер, Александр, мне передали, что вы мне звонили, - раздался в трубке голос Анетт.-Здравствуйте! Добрый вечер, Анетт! Рад вас слышать. Если честно, даже не ожидал, - Александр сделал паузу, – хотел бы вас увидеть.-Через пятьдесят минут мой паром должен пришвартоваться в Найденхафен и мы смогли бы вместе поужинать. «Северный ветер» прибывающий из Стокгольма опоздал из-за штормовой погоды, и, когда Анетт вышла из пандуса* переброшенного от борта парома к залу ожидания, часы на светящемся табло с расписанием прибытия пассажирских судов показывали 23 часа 15 минут. Александр поймал мимолетный взгляд, брошенный Анетт на букет роз в его руках, на часы и увидел легкую, словно тень облачка досаду, набежавшую на ее лицо.-Буэнос ночес, сеньора, - Александр улыбнулся, протянул цветы.Анетт поставила у ног дорожную сумку, взяла цветы и, отбросив знакомым жестом, волосы с лица, немного растерянно проговорила: «Спасибо, спасибо».Они вышли на привокзальную площадь. Александр открыл перед ней дверь такси.-И куда мы едем? – спросила Анетт, усаживаясь удобнее на заднем сидении такси.-У нас сегодня «русский вечер», если вы не возражаете?

77

-Любопытно, - Анетт опустила лицо к цветам.Выходя из машины и подавая руку Александру, она почувствовала вызванное непонятно чем беспокойство. Это чувство появилось не потому, что этот загадочный русский моряк свободно говоривший по-английски и без какого либо акцента на ее родном языке, был мало ей знаком. Нет, его поведение не вызывало каких-либо опасений. Он был ей симпатичен, если не сказать больше и, куда более корректен, нежели окружающая ее беспардонная журналистская братия. И, уже у дверей квартиры, она поняла причину своей тревоги. Впервые за три года, став официально секретарем, а в жизни наложницей Герберта Коха, такова была цена соглашения между миллиардером, спасающим в этом случае ее родителей от разорения, ей придется лгать. И, конечно же, увидев ее на следующий день за ужином в гостиной старинного особняка, он, поочередно коснувшись сухими губами запястий рук, ласково спросит: «Где на сей раз была моя девочка?».Анетт не сомневалась, что стареющий магнат мог знать каждый ее шаг. -Оглашаю меню, - Александр в кухонном зеленом фартуке и с большим разделочным ножом стоял перед Анетт забравшуюся с ногами на угловой кожаный диван, - на закуску – икра черная, красная, маслины.-Вы ведь обещали «русский вечер?»-Конечно, конечно! Не сомневайтесь. Я хотел бы предложить вам сибирские пельмени. Это исконно русская еда.-Пельмени из Сибири? Никогда прежде не слышала о таком блюде. И вы сможете их сейчас приготовить? – Анетт недоверчиво смотрела на Александра.Что-бы не раскрывать секреты своего поварского мастерства, он, не стал рассказывать Анетт о том, как в Сибири готовят пельмени тысячами и держат в деревянных ящиках на морозе, не стал упоминать и о Надежде, русской женщине волею судеб оказавшейся в Гамбурге и готовившей прекрасные пельмени, которыми Александр периодически заполнял морозильную камеру своего холодильника.-Через пятнадцать минут все будет готово. И еще, - Александр достал из морозильника покрытую инеем бутылку, - обычно к пельменям подают водку.Вскоре он подкатил к дивану столик на колесах сервированный на две персоны. На средине красовалась белая фаянсовая миска. Анетт, заложив руки за спину, стояла перед

*пандус – крытая наклонная площадка большим застекленным в раме цветным плакатом с юмористическим изображением морского судна в разрезе и его колоритного экипажа. - Смотрите, смотрите! – Анетт громко смеялась, – повар держит пальцами за хвост мышонка…. А какие стюардессы, особенно эта, с пылесосом и зубами как у акулы! Какой томный взгляд она бросает на офицера с тремя шевронами на рукаве. Майн гот, так это вы, чиф инженер!Этот плакат преподнесли на день рождения, а монтаж фотографии Александра безукоризненно выполнил фотограф «Карелии»-А румяный бравый старичок в фуражке с золотым позументом и биноклем на груди, видимо капитан этого бравого ковчега, у которого на мачте вороны свили гнезда? – спросила Анетт у Александра.Он утвердительно кивнул головой.-Неужели здесь изображена лишь чуть-чуть утрированная морская жизнь? – насмешливо спросила Анетт. - В машинном отделении на проводах развешено белье и бюстгальтеры, а ваши подчиненные, Александр, судя по их умиротворенным физиономиям, разливают по бутылкам хмельное сварное зелье? -Я рад, что вы проявляете такой интерес к людям нашей профессии, и я помогу вам разобраться, кто есть кто на этом «прекрасном» лайнере, но сначала предлагаю отведать пельмени.

78

Анетт надкусила канапе с черной икрой и подцепив на вилку маслину, с интересом наблюдала как Александр накладывал ей в тарелку дымящиеся пельмени.-Их обычно едят со сливочным маслом или сметаной, добавляя слабый уксус и много черного перца, - посоветовал Александр.-Пожалуй, я не справлюсь с такой большой порцией.-Это вам так кажется.Александр разлил водку в тяжелые рюмки. Анетт сморщила носик, передернула плечами.-Может быть, вы хотите сухое вино, «Мартини» или Кампари?-Нет нет! Все как в Сибири, - запротестовала Анетт.Александр поднял рюмку.-Предлагаю тост за нашу встречу и за вас, Анетт!…Узкая полоска дневного света пробивалась сквозь неплотно сдвинутые тяжелые портьеры спальни и рассекала наискось обнаженную спину спящей Анетт. Александр поставил на край постели поднос с завтраком, осторожно прикоснулся губами к ее плечу. Она открыла глаза. Какие-то мгновения в них пробуждалось осознание происходящего.-Ваш завтрак, фрау Лорей.Анет улыбнулась.-Доброе утро, мой повелитель!-Пожалуй добрый день, и ведь это я сдался без предварительных условий?…-Это еще вопрос кто сдался первым, - Анетт, не стесняясь своей наготы, протянула руки к Александру.…Она уходила вечером. -Не провожай меня, пожалуйста, нас не должны видеть вместе.-Почему такая секретность?Анетт крепко обхватила руками шею Александра и, заглядывая в глаза, тихо сказала:-Обещай. Ты никогда не будешь расспрашивать о моей жизни…Полтора года она была частью его жизни.-Ты для меня как праздник. – Любил повторять Александр.-Почему как?, - смеялась Анетт словно маленькая девочка садясь к нему на колени ероша его жесткие волосы.Она всегда неожиданно появлялась в Неаполе или Барселоне, куда на пути из Гонконга, возвращаясь в Европу, заходил за грузом «Капитан Лангздорф». В такие, пролетающие как мгновения часы, отпущенные обоим в напряженном ритме судовой жизни, Анетт заполняла собой без остатка мысли Александра и откликалась на все его желания. В прикосновениях ее ждущих губ, прохладных пальцев, была неистовая страсть и накопленная за долгие дни разлуки ласка, без самой малой толики фальши или любовной игры. Однажды, когда Анетт опять уходила, он спросил ее:-Почему мы снова расстаемся?Она приложила палец к его губам.-Не гневи судьбу, Александр, - ответила она обречено.Спустя неделю, в почтовом ящике, Александр обнаружил ключ от своей квартиры и визитку Анетт на оборотной стороне которой он прочел: «Прощай. Не вини себя и не разыскивай сеньору Лорей».А еще спустя неделю курьер быстрой почты вручил Александру объемный пакет без обратного адреса. Там находилось две дюжины цветных фотографий, он в обнимку с Анетт, отснятых профессионалом. Фотографии были аккуратно проштампованы датами заходов контейнеровоза «Капитан Лангсдорф» в порты Европы, куда приезжала к нему Анетт.

Александр очнулся от влажного прохладного прикосновения к лицу. Разлепил тяжелые веки. Сквозь медленно расступающуюся мутную пелену он увидел перед собой божью

79

коровку с глянцевыми ярко-красными крылышками в черных крапинках, а под ней голубые буквы. Возвращающееся из небытия сознание с трудом одолело: «Сестра Надин». Еще не понимая, где он народится, и почему такая ноющая боль в пальцах, словно закованной в железо левой руке, Александр закрыл глаза, вслушиваясь в звенящую тишину.-Господин Вольнов, вы меня слышите?Александр вновь открыл глаза. Над ним склонилось милое девичье лицо с вздернутым носиком и божьей коровкой на лацкане белоснежного халата.-Как вы себя чувствуете?-Где я?-Вы находитесь в Бремене, клиника Св. Николая. -Какое сегодня число?-23 марта, среда.-Среда?В памяти, словно в немом кино, разрозненные кадры постепенно выстраивались в череду событий раннего воскресного утра. …За Бременом, проехав около получаса, перед съездом на дорогу № 213, это был кратчайший путь к Голландской границе, Александр остановился на заправочной станции, долил до полного бензобак. До Роттердама оставалось еще около четырехсот километров. Сонный служащий в униформе и бейсболке фирмы «Эссо» получив деньги, заметил: «Будьте осторожны, дорожная полиция предупреждает по радио о густом тумане в этом районе».Первые полосы сплошного тумана встретились перед мостом через Емс. Александр еще рез сбросил скорость. Свет дальних фар терялся в белой клубящейся мути буквально перед капотом машины. И, только переехав на другую сторону реки, туман немного рассеялся. Светало. За вершиной затяжного подъема автобана разделенного полосой густого кустарника, Александр увидел мигающие лампы на столбиках ограждения, а за ними дорожный трейлер со светящимся щитом и стрелкой предупреждающей о запрете проезда по левой полосе. В этот же момент машину Александра на большой скорости обошел серебристый «Мерседес». За рулем сидела женщина, а рядом, запрокинув голову на подголовник опущенной назад спинки сидения, полулежал мужчина. «Куда же ты летишь?» - мелькнула у Александра тревожная мысль. Вспыхнули задние фонари стоп-сигнала Мерседеса. Он резко затормозил, и, машину бросило вправо. Мерседес снес столбики ограждения, затем ударился о трейлер и, перевернувшись несколько раз, искря, заскользил на крыше по бетону автобана к противоположной обочине. Машина с продавленной крышей врезалась правой стороной в металлическое ограждение, за которым начинался крутой травянистый обрыв. Из-под капота поднимался пар, пахло бензином и горелой резиной. Александр приподнял водительскую дверь Мерседеса и увидел смертельно перепуганное лицо молодой женщины пытающейся освободиться от ремней и подушек безопасности. Увидев Александра, она заплакала: - «Там Андре!». Александр помог выбраться ей из Мерседеса и, усадив обессиленную женщину в свою машину, вернулся к месту аварии. Мужчина был без сознания, на голос не отзывался. Александр выбил ногой растрескавшееся лобовое стекло, с трудом втащил на капот тяжелое обмякшее тело и взвалив его на плечи понес подальше от лимузина способного в любую минуту взлететь на воздух. -Андре, Андре! – услышал Александр за спиной. Опустив мужчину на землю, он обернулся. Женщина, оправившись от шока, сжав кулаки, стучала по тонированному стеклу искореженной задней двери машины, которую открыть было невозможно.«Там, видимо, ребенок» - догадался Александр подбегая к машине. Крыша лимузина была вдавлена в высокие подголовники передних сидений и, вытащить ребенка через водительскую дверь было невозможно.

80

-Андре! Меня зовут Александр. Ты в порядке?-Да Александр, я вижу вас и маму. -Держись малыш, я освобожу тебя. Александр бросил взгляд на наручные часы, с момента аварии прошло около 10 минут, но автобан был по-прежнему пустынен. Ждать помощи в эти ранние часы было бессмысленно. Правая задняя дверь Мерседеса была плотно прижата к стойке ограждения. Александр уперся плечом в кузов машины и, раскачивая, попытался поставить ее на колеса, но одному это оказалось не под силу. Тяжелый лимузин, подгибая ограждение, еще больше накренился над обрывом. Александр ударил рукой по тонированному стеклу, но разбить его было не просто. -Андре, потерпи еще немножко!Мальчик, всхлипывая, заплакал.Найти крупный камень или обломок бетона на посыпанной песком и мелким щебнем обочине не удавалось и, впервые за восемь лет жизни в Германии, Александра охватило раздражение от немецкой аккуратности и порядка. - «Стоп!, ведь Мерседес снес фонари ограждения на тяжелых «башмаках» - пришла Александру спасительная мысль.-Андре, малыш! Я сейчас разобью стекло. Спрячь в одежду лицо и голову!После второго удара «башмаком» стекло развалилось, и Александр увидел бледное лицо мальчика выглядывающего из-под клетчатого пледа.Раздался металлический скрежет -Быстрей вылезай!Александр с трудом удерживал левой рукой медленно кренящийся в обрыв лимузин, правой помогая малышу. Наконец Андре выбрался из машины, и она стала заваливаться набок. Кисть левой руки Александра зажало между крышей машины и ограждением. Адская боль подступила к сердцу, в глазах потемнело, он прижал к себе малыша и, теряя сознание, покатился по обрыву……-Я высвободил из машины маленького мальчика. Он не пострадал? – спросил Александр у медсестры наблюдавшей за капельницей.-У мальчика лишь небольшие ссадины, а его родители вполне оправились после аварии и пережитого шока. Они несколько раз звонили, справлялись о вашем самочувствии и …Медсестра не договорила. Дверь открылась. В палату в сопровождении свиты вошел атлетического сложения мужчина лет пятидесяти с гладко выбритой головой и серыми навыкате, насмешливыми глазами.-Это профессор Шмидт, - успела шепнуть Александру медсестра, уступая место вошедшим.Профессор сел рядом с кроватью на стул, выслушал медицинские показания своих младших коллег о состоянии Александра и щупая пульс на запястье его правой руки, сказал удовлетворенно:-Хотя вы и потеряли много крови, но ваше состояние не вызывает опасений. Разглядывая на негатоскопе рентгеновские снимки, профессор сделал паузу, повернулся к Александру и, погасив веселые искорки в глазах, вновь заговорил:-Вы мужественный человек, г-н Вольнов. К сожалению, нам не удалось спасти кисть вашей руки. Собственно от нее ничего не осталось. Хочу вас заверить, что современный протез позволит вам чувствовать себя вполне комфортно и даже водить машину. Завтра можете немного погулять, а сейчас вас ожидают посетители. Профессор встал и крепко пожал здоровую руку Александра.-А что? Ты неплохо устроился, - наигранно бодрым голосом сказал Владек входя в палату, и оценивающим взглядом окидывая ладную фигурку медсестры.Владек сел рядом и словно их разговор обрывался лишь на время, пока он ходил за сигаретами в киоск, рассказывал гамбургские новости, косясь на запеленованную руку Александра.

81

-Мартин и Тереза приедут завтра. Фарадея поместили в птичий приют. Когда полицейский извлекал его из машины, он, растопырив крылья, забился в угол у заднего стекла и кричал: «Александр, полундра!». Владек посмотрел на часы, заторопился прощаясь.-Я приеду в субботу, а сегодня доктор просил меня ограничить визит до минимума, да и своей очереди ожидают мальчик, которого ты спас и его родители. Накануне отъезда Александра из клиники его навестил еще один гость, дедушка Андре. На визитке переданной Александру медсестрой под тесненными золотом буквами «НЕК корпорейшен» значилось: Рихард фон Румелофф. Президент. В комнате ожидания хирургического отделения, заложив руки за спину у окна стоял семидесятилетний глава клана Румелофф. Увидев Александра, он, протянув руки, поспешил ему на встречу.-Господин Вольнов!.. В одном из номеров толстого иллюстрированного журнала «Мотор Шип» освещающего на своих страницах не только тенденции мирового судостроения и судоходства, но и взгляд на житье-бытье и проблемы тысяч моряков бороздящих моря и океаны под разными флагами мира, Александр недавно видел большую фотографию Рихарда фон Румелофф и интервью с ним. Глава клана рассказывал о расширении сферы деятельности своей корпорации и строительстве в Европе новых заводов по выпуску судового оборудования. Теперь он, волнуясь, стоял рядом. -Г-н Вольнов…Необычная судьба бывшего русского моряка сидящего напротив, со спокойным достоинством, его самопожертвование, ради спасения ребенка, его внука, вызывали огромное уважение. Барон Рихард фон Румелофф, чаще общающийся с «сильными мира сего» не мог подобрать слова благодарности, которые он хотел бы сказать сейчас. Неожиданно для себя барон склонил голову, коснулся лбом плеча Александра.-Спасибо, спасибо, - сказал он взволнованным голосом. Барон поднял голову. За стеклами пенсне Александр увидел покрасневшие глаза под тяжелыми веками -Наверное, это сделал бы каждый, но на автобане не было на тот момент других машин, - запротестовал Александр.-Не каждый! Не каждый, - задумчиво произнес барон, протирая пенсне, и улыбнулся. – Если вы не возражаете, завтра я пришлю за вами машину. Но сейчас я хотел бы сказать вам о другом. – Его взгляд задержался на забинтованной руке Александра. – Господин Вольнов, - барон положил перед Александром плотный конверт. - Здесь направление в Мюнхенскую клинику протезирования, лучшую в Германии. Профессор Герлиц получил все ваши документы и готов принять в любое удобное для вас время. При клинике есть отель, в случае необходимости вы сможете там остановиться. Билеты на самолет с открытой датой и машина в вашем распоряжении. Я хотел бы спросить вас, - после некоторого молчания вновь заговорил барон. – Видимо, возврат к вашей профессии весьма проблематичен?-Да, вы правы. Мои друзья на судостроительной верфи обещали подыскать мне работу на берегу.-Александр, - барон снова снял пенсне и посмотрел на него близорукими глазами, - позвольте мне так называть вас, - и, не ожидая ответа, продолжал, – на прошлой неделе я беседовал с директором Германского Ллойда господином Кноблихом. Ознакомившись с вашим резюме, он предлагает вам, после прохождения трехмесячной стажировки, должность инженера-инспектора. Пожалуйста, сообщите мне о своем решении. И не благодарите меня, Александр.Барон встал, достал из кармана жилетки старинные часы, нажал кнопку. Крышка открылась, и зазвучал тонкий перезвон серебряных колокольчиков. -К сожалению, сейчас я не располагаю временем, - сказал он, взглянув на часы, - но надеюсь, у нас еще представиться время поговорить обо всем в другой обстановке.

82

Глава X

Секретарь Механического департамента главного управления Германского Ллойда Карин Дитрих, пышнотелая молодая немка гордо, словно дорогое изваяние, несла между столов инспекторов свой вздрагивающий под тонкой материей великолепный бюст, невольно приковывавший мужские взгляды. Разнося бумаги она, дольше чем у других, задержалась у стола Александра Вольнова. Фрау Дитрих не скрывала, что ей нравится этот славянин, как про себя величала она нового сотрудника, полгода назад появившегося в бюро. Он быстро завоевал не только ее симпатии, но и уважение сотрудников бюро, которые были бывшими моряками и хорошо понимали друг друга. -Господин Вольнов, доброе утро!-Доброе утро, фрау Дитрих, вы как всегда обворожительны. Положив заявку на осмотр одного из иностранных судов стоящего в Гамбургском порту Карин облокотилась на край стола и, предпринимая очередную атаку на робкого инспектора, приблизила к его лицу на критическое расстояние свои прелести. - «Видно же, что я ему не противна» - размышляла она «Чего же он смущается? Протеза? Так он ведь на руке…».Карин хмыкнула и вызывающе посмотрела в глаза Александру. Однажды после работы она попросила подвести ее домой и, когда они подъехали на Ребекштрасе, Карин недвусмысленно поведав о своем одиночестве пригласила Александра провести вместе вечер. Сославшись на занятость и извинившись, он уехал. Александр смотрел на покатые плечи Карин, ее крепкие бедра и ямочки на щеках. Как же ему сейчас недоставало всего того, чем в избытке обладала эта, в общем- то симпатичная, без особых претензий баба. Но он твердо решил, что столь высокие рекомендации при получении новой, престижной и высокооплачиваемой работы не позволяют ему заводить служебный роман.-Господин Вольнов. – Карин разочарованно убрала локти со стола, - я принесла вам заявку на советское судно. Шеф просил сходить вас на этот судно с очень длинным и непонятным названием. Надеюсь, вам не понадобиться переводчик?Александр взял в руки бланк заявки и прочитал вслух название теплохода написанное латинскими буквами: «Двадцать шесть Бакинских комиссаров», порт приписки – Одесса.-Что это означает? - спросила Карин, проявляя необычный для нее интерес.Сидящий за соседним столом инспектор Курт Зайндлих заинтересованно придвинулся поближе.-Если это интересно, то позвольте немного истории. – Сказал Александр.Курт утвердительно кивнул головой.-Как известно, в 1917 году коммунисты захватили в России власть, расстреляли царскую семью, в том числе и малолетних детей. В республике Азербайджан,это часть СССР на Каспийском море рядом с Ираном, у власти то же были комиссары. Но когда в Баку, столицу Азербайджана, вошли англо-турецкие войска, двадцать шесть комиссаров расстреляли. Если вы помните, нечто похожее было и во Франции. Сначала коммунары отрубили голову королю Людовику XIV, а когда коммуна пала, полетели головы вождей французской революции. И те и другие в коммунистической истории значатся героями. В СССР есть судно с названием «Парижская коммуна».-Может быть и так, - заметил Курт, - но заносить в документы такие названия все равно что писать китайскими иероглифами.«А сколько советских судов бороздят моря и океаны, неся на своих бортах многометровые названия очередных и внеочередных партийных, комсомольских и профсоюзный съездов и конференций» - подумалось Александру.

83

Уточнив у Карин название гавани и номер причала, где которого стоит одесский теплоход, Александр сел в машину и поехал в порт. Впервые за прошедшие годы он поднимался по трапу советского сухогруза. Видимо судну предстоял скорый рейс в порт приписки. Его палубы были заставлены слегка поржавевшими авто - иномарками и исправно отбегавшими свой срок по заграничным дорогам Жигулями и Волгами, которые разрешалось беспошлинно привозить морякам на родину за валютную часть зарплаты, скопленную за долгие месяцы плавания.Несколько человек, свесившись через фальшборт носовой палубы, обсуждали достоинства последней модели БМВ приехавшего иностранца.-Ребята, смотри, немчура с протезом - а за рулем, – удивленно заметил один из них, – видать тачка классная, автомат!-Закрой рот шлема сердобольный, - оборвал его кто-то из моряков стоящих рядом, - может он по нашему понимает.На верхней площадке трапа Александра встретил молоденький штурман с нарукавной повязкой вахтенного.-Монинг, сэр. Ду ю спик инглиш?, - сказал он бойкой скороговоркой.-Монинг, сэр. Думаю, что мне немного знаком английский, - Александр улыбнулся, - я инспектор Ллойда, пожалуйста, проводите меня к чиф-инженеру.-О кей, - штурман открыл сначала тяжелую с массивными запорами металлическую дверь, затем деревянную Торговые суда на советских заводах строились под наблюдением военного ведомства. Они имели крепкие палубы в трюмах, на которых можно было перевозить тяжелые танки и усиленные корпуса ледового класса. Знатоки говорили, что это на случай атомной войны. В коридоре надстройки со стенами, покрытыми грязным линкрустом, пахнуло забытым запахом железнодорожных вагонов.Штурман подвел Александра почему-то к каюте капитана. Дверь была открыта. Капитан был молод и свободно говорил по-английски. «Пожалуй, моих лет», - отметил Александр. Усадив Александра за журнальный столик, он предложил чай, кофе, а потом деликатно поинтересовался.-Может чего-нибудь покрепче? Виски, коньяк?-Спасибо капитан, пожалуй, кофе, но прежде я хотел бы поговорить со старшим механиком о предстоящих, довольно длительных испытаниях вашего водо-охранного оборудования. Капитан согласно кивнул головой, снял трубку внутрисудового телефона.-Никита Кузьмич, поднимитесь ко мне со всеми документами. Пришел инспектор Ллойда.Стармех, грузный мужчина с одутловатым, плохо выбритым лицом лет за пятьдесят, поздоровался по-русски. Приспустив на вороте рубашки узел черного засаленного галстука, сел напротив, положив перед Александром папку с международными документами.-Наш чиф-инженер слабовато говорит по-английски, - сказал капитан.-Может быть, тогда мы перейдем на французский или испанский, - не удержался Александр вспоминая «немчуру с протезом».-Мне очень жаль, инспектор, - капитан развел руками и тут же добавил, - в качестве переводчика с вами пойдет один из штурманов. Еще раз, уточнив процедуру испытаний, Александр надел белый фирменный комбинезон и вместе со стармехом, его младшим механиком и штурманом спустился в машинное отделение.-Никита Кузьмич, может мне с собой большой технический словарь взять? - перекрикивая шум дизеля, спросил штурман, - куда это ваш гость во всем белом заглядывать собрался?-Он, Галкин, в их ведомстве, видать, больше по бумажной части, - не понял иронии стармех, - а будем мы ему показывать как хорошо очищаем от нефти и масла воду из льял прежде чем ее за борт сбросить. Теперь с этим стало строго.

84

Через час, полтора после начала испытаний на дисплее прибора показывающего степень очистки воды сбрасываемой за борт, запрыгали предельные цифры, постоянно срабатывала сирена предупредительной сигнализации.-Передайте стармеху, что я вынужден прекратить испытания, а установке необходимо сделать надлежащую профилактику, - сказал Александр штурману.-Момент, момент, - засуетился стармех и что-то сердито сказал младшему механику. Тот сразу же исчез. Вскоре сирена умолкла, показания на дисплее вернулись в норму. Александр набрал в мерную бутылку воду из трубопровода перед установкой. Она была совершенно чистой и, поставив ее рядом с другой пробой, взятой за полчаса до этого, грязной, с нефтяной пленкой, спросил у стармеха по-русски:-Из-за борта сейчас воду качаете?От неожиданности стармех застыл, словно перед ним стоял инопланетянин, потом растерянно улыбнулся.-Во! Во, бля, попал! Вернувшись в бюро, Александр доложил шефу о результатах испытаний. -Я надеюсь, вы были лояльны к своим соотечественникам?-Госопдин Верле, я выполнял свои обязанности также, как делал бы это на любом другом иностранном судне.-Это хорошо, господин Вольнов.Шеф сделал какие-то пометки на бланке испытаний, но больше Александра на советские суда не посылали.

В начале недели в бюро позвонил барон, поинтересовался самочувствием и как работается на берегу, а затем в его голосе послышались теплые нотки:-Александр! Я хотел бы пригласить вас на уик энд к нам в Зееленд и познакомить со всей семьей.-Спасибо за приглашение. Я с удовольствием приеду.-Вот и отлично, - удовлетворенно подытожил барон, - в субботу утром я пришлю за вами машину. Справа от автобана начинался лесной массив. Шофер свернул на выложенную брусчаткой дорогу между столетними дубами. У автоматического шлагбаума он, не выходя из машины, вставил пластиковую карточку в прорезь на металлическом столбике, и что-то негромко сказал в переговорное устройство. Шлагбаум поднялся. Они въехали на поляну. На ней стояло с десяток дорогих лимузинов, а дальше простиралось большое озеро, посреди которого на холмистом острове возвышался, отражаясь в зеркальной водной глади старинный, с башенками из темно-красного грубо отесанного камня, замок. Через озеро к замку была проложена дамба из огромных валунов покрытых деревянными тесаными плахами. В сопровождении шофера Александр поднялся по широкой каменной лестнице к замку. Из открытых дубовых дверей, у которых в старинных доспехах стоял двухметровый рыцарь, навстречу Александру выбежал Андре.-Александр! Здравствуйте! Вы ведь не уедете завтра и я смогу прокатить вас на моторном катере. Я умею заводить мотор и стоять на руле.Мальчик взял Александра за руку. Они вошли в просторный зал с высокими окнами и сводчатым потолком. На стенах, отделанных темными деревянными панелями, висели в тяжелых рамах портреты предков, старинное оружие и охотничьи трофеи. В замке Александра ждали. Его встретил Рихард фон Румелофф и подвел к стоящим в глубине зала мужчинам и женщинам. Их было, где-то, человек двадцать пять. Они приветствовали смущенного Александра аплодисментам. С некоторыми он был уже знаком, а другие приехали на встречу из разных городов и стран. Барон подвел Александра к моложавой женщине с коротко стриженой седой головой сидящей в инвалидной коляске.-Моя младшая сестра Надин, - представил ее барон.Женщина сжала своими длинными нервными пальцами запястья рук Александра.

85

-Милый мой мальчик! Я прилетела из Новой Зеландии ради этой минуты. Я счастлива, что ты такой, каким я тебя представляла. Позволь мне обнять тебя…Рядом с коляской стоял высокий белобрысый юноша с пушком над верхней губой – внук Надин фон Румелофф. Он сопровождал бабушку в поездке. -Гарри Хаборд-младший, - назвал он себя по английски и долго не выпускал из своей руки руку Александра. – Сэр, я буду гордиться знакомством с вами. -В нашей семье было семь братьев и сестер. Трое погибли вместе с мамой во время американской бомбежки в 43 году. – говорил барон Александру, подводя его к двум, видимо самым старшим и очень похожими друг на друга братьям в семействе Румелофф.Высокий старик с седыми волосами до плеч, в светлом, свободного покроя костюме, протянул руку:-Хуго фон Румелофф, - сказал он, медленно подбирая слова по русски, - я рад с вами познакомиться, мне приходилось бывать в вашем прекрасном городе. Я живу в Берлине. Вот моя визитка. Буду рад видеть вас в своем доме.Хуго обнял за плечи своего брата близнеца, через лицо которого шел глубокий шрам, добавил:- Мой брат Конрад, был офицером Вермахта и дошел до Сталинграда.-А потом, пять лет, я был русский плен, - сказал Конрад, - работал лес Вологда.Позже, за обедом, усадив Александра рядом с собой, Конрад вспоминал о морозах, сугробах по грудь на лесоповале, больших валенках с галошами, сработанных из старых автомобильных шин и русских женщинах, незаметно для охраны бросавших, им, недавним врагам, махорку и дешевые папиросы за колючую проволоку. Официанты внесли в зал подносы с шампанским. Рихард фон Румелофф взял в руки бокал и, дождавшись тишины, сказал:-Дорогой господин Вольнов, дорогие мои! – сделав секундную паузу, повторил, - дорогой Александр! Позвольте, от имени нашей семьи, низко поклонится вам за мужество и благородство. Вы, рискуя собственной жизнью, спасли от смерти нашего Андре.Из глаз матери Андре катились слезы. Она видела сейчас как наяву горящий «Мерседес» лежащего без сознания в луже крови Александра не выпускающего из своих объятий перепуганного сына. Совсем чужой человек, из чужой далекой страны, спас ее единственного сына, который не совсем понимал, почему сейчас плачет мама, почему так взволнован дед и все взрослые.Глава клана сделал незаметный жест рукой. Седоволосый дворецкий подал ему небольшой серебряный поднос с банковским чеком на миллион долларов.-Александр! Я прошу вас от имени всей нашей семьи принять это. У меня нет других слов, что бы объяснить наше решение… Барон поднял бокал и улыбнулся Александру.Андре настойчиво дергал деда за фалду сюртука. Барон наклонился, мальчик что-то горячо зашептал ему на ухо. Глава клана утвердительно кивнул головой и обратился к присутствующим:-Прошу минуту внимания.Андре вынул из кармана курточки обтянутую замшей ювелирную коробочку и протянул ее Александру:-Это мой подарок!На бархате лежала, какая то старинная, золотая монета.-Это монета Кушанского царства, - пояснил барон. Она датирована первым веком. Это, некогда могущественное государство, располагалось на территории современной Средней Азии, северной Индии, Афганистана и Пакистана. Оно было разграблено войсками Александра Македонского. Царям кушан, в знак принадлежности к знатному роду, плющили головы. Это хорошо видно на монете. Никто не знает, как она попала в наш дом, но ее из поколения в поколение передают наследнику рода.

86

Глава XI

Отец прилетел в конце апреля. Александр увидел его через стеклянную дверь служебного входа в зал прибытия пассажиров прилетающих в Берлинский аэропорт Шенефельд из

разных стран Европы и России. Пройдя паспортный контроль, отец, в ожидании багажа, по давней капитанской привычке мерял шагами зал от одного конца до другого. С

последней их встречи в Гамбургском порту прошло почти пятнадцать лет. Александру показалось, что отец стал как бы меньше ростом, хотя, несмотря на свои семьдесят восемь

лет, по-прежнему был по-юношески строен и подвижен.Два года назад Александр переехал из Гамбурга в Берлин. Он победил в жестком конкурсе на замещение вакантной должности, и был приглашен на ответственную работу в Министерство транспорта. Обычно раз в неделю, по вечерам, Александр звонил отцу. Эти мужские, порой долгие разговоры, отец называл «диспетчерскими». Он обстоятельно расспрашивал сына о новой работе, коллегах и отношении к нему начальства.-Отец, я ведь сам теперь начальство. – Отшучивался Александр. - В Бундестаге есть женщина-депутат. Она русская, бывшая москвичка и в прошлом активная комсомолка!.. О своей жизни отец рассказывал неохотно, скупо сообщал о смерти знакомых, больше ругал новую власть, бандитский беспредел.-Начальника пароходства, Ивана Лучинского, год назад застрелили в подъезде собственного дома. Он отказался за крупную взятку продать одно из судов пароходства. Саша! На похороны Ивана во Дворец моряков пришли сотни людей. В прощальном слове все говорили о покойном, как о настоящем моряке, талантливом руководителе и добром человеке. Но никто не сказал: «Прощай Иван, мы покараем твоих убийц!» Тебе трудно представить, Саша, но в пароходстве из двухсот судов осталось два, одно за долги арестовано в Буэнос-Айресе, другое в Сингапуре. Куда идет страна? Я видел стариков, копающихся в мусорных баках. -Папа, на этой неделе в Петербург поедет мой знакомый, я передам с ним деньги для тебя.-Я не поэтому тебе о нищих стариках рассказываю, - сердито возразил отец, - мне ведь немного надо, я и половину твоих денег не трачу.В очередной раз, разговаривая с отцом по телефону, Александр впервые почувствовал, как отец одинок и, как бы подтверждая это ощущение, прощаясь, отец сказал:-Приехал бы, сынок, а то по телефону, небось, целое состояние проговариваем.-Отец. Я гражданин Германии и у меня очень короткий отпуск. Я могу получить визу в Россию только в двух случаях, как член официальной делегации или по твоему приглашению. Во втором случае это проблематично, так как я наверняка еще числюсь в посольстве как персона «нон грата». Тебе приехать проще. Оформление приглашения здесь чистая формальность. Приезжай, поживешь, осмотришься, и может быть, останешься насовсем. -Насовсем – нет, - твердо ответил отец.Александр знал, что стоит за этим «нет».. Отец мог часами мысленно разговаривать с мамой, сидя на деревянной скамейке у могилки, ухоженной зимой и летом, вглядываясь в фотопортрет, вделанный в черный гранит скромного памятника.Но однажды в течение недели телефон в квартире отца не отвечал. Лишь к вечеру воскресного дня Александр дозвонился до давних друзей отца. Оказалось, что отец с сердечным приступом был отправлен на «скорой» в районную больницу.-Мы, конечно, поставим на ноги вашего отца, - успокоил Александра главврач кардиологического отделения, с которым ему удалось поговорить по телефону, - но есть серьезная проблема. Как мы предполагаем, разрушен артериальный сердечный клапан. Необходимо сделать зондирование сердца, а при подтверждении диагноза операцию по замене клапана. К сожалению, в нашей больнице такое обследование сделать невозможно, не говоря уже об операции.

87

«Отца нужно привезти в Германию и положить на обследование в специализированную клинику» - Решил Александр.О своем намерении он не стал рассказывать отцу, когда тот вышел из больницы и, расспросив подробно его о самочувствии, осторожно спросил:-Ты собирался этой весной посмотреть, как выглядит побежденная Германия спустя пятьдесят лет.-Я приеду, сынок, чтобы наконец-то мы смогли увидеть друг друга, а, уж потом, все остальное. Я обязательно приеду. И знаешь, о чем я подумал сейчас?-О чем, папа?-Зимой 1943 молоденькая партизанская докторша, влив мне полстакана спирта вместо наркоза, при свете керосиновой лампы, вынимала немецкие осколки. А теперь я поеду в гости к своему единственному сыну, как я понял, солидному чиновнику германского министерства. Судьбы человеческие, Саша, так непредсказуемы!

-Сашка, сынок! Что же с тобой случилось! Я ведь ничего об этом не знал! – отец еще издали заметил протез на его руке. Он обнял сына, и, растерянно заглядывая ему в глаза, гладил его левую руку. -Это давняя история, папа. Помог однажды людям в автомобильной аварии. Растерянность отца долго не проходила. Он молчал, односложно отвечал на вопросы и лишь когда они в Лексусе Александра выехали со стоянки аэропорта и влились в поток машин, двигающихся к Берлину, заговорил, рассматривая бегущую за окнами панораму разно этажных особняков в свежей листве аккуратно подстриженных деревьев.-Машина у тебя хорошая, Саша и водишь ты уверенно, молодец!-Ты же меня обучал! Конечно, нашу «Волгу» с этой игрушкой и сравнивать нельзя. Как бы это поделикатней сказать, - Александр помедлил, - потяжелее она была…-Как и вся наша жизнь, сынок, - задумчиво произнес отец, проводя ладонью по сидению из мягкой натуральной кожи. Александр жил в центре Берлина на Дюсельдорферштрасе недалеко от Кудама. Из окон квартиры виднелась подсвеченная прожекторами кирха, воздвигнутая в прошлом столетии в честь кайзера Вильгельма-I. В назидание потомкам ее разрушенный купол не стали восстанавливать. Он врезался рваными краями в ночное небо над беспечным Кудамом, сверкающим огнями рекламы.Отец придирчиво осмотрел просторную, поблескивающую стеклом и металлом, кухню с барной стойкой, гостиную, спальню и ванную комнату. Долго стоял в рабочем кабинете, разглядывая компьютер, письменный стол с фотографией в рамке – смеющиеся лица Светланы и пятилетнего Сашки в спасательном круге с надписью т/х «Кронштадт». На книжных полках, рядами, стояли книги на немецком, английском и испанском языках и твердые папки с перечнем на корешках хранящихся в них документов. Он взял наугад одну из них. В папке находились счета на оплату квартиры. Сын платил ежемесячно без малого тысяча пятьсот марок и Вольнов старший после несложных подсчетов с горечью отметил - «Десять моих пенсий». Дольше всего он обследовал широкую, в цветах, террасу, протянувшуюся вдоль внешней стены квартиры. Потрогав, не декоративные ли две трехметровые ели в кадках и лимонное дерево в нежных цветах, спросил у сына:-Один в этих хоромах живешь? -Да папа, один.-А кто же все это в такой идеальной чистоте содержит?-Пани Катрина, отец, полячка. Она родственница моих гамбургских друзей. Вольнов старший задержал взгляд на просторной, в полспальни, низкой кровати под пушистым покрывалом, поинтересовался, пряча улыбку в морщинках вокруг глаз:-Молодая?-Молодая, молодая, отец, и очень симпатичная.

88

Стол накрыли в гостиной при свечах. На ужин, памятуя о давнем пристрастии отца к морским ракообразным и другой экзотической живности, Александр заказал в итальянском ресторане разнообразные закуски и омара в масляном соусе. Он взял в руки бутылку.-Виски, отец?-Сегодня, Саша, все можно.Отец был явно растроган и не скрывал этого. Глаза его заблестели, руки немного дрожали. Он обвел еще раз взглядом гостиную с широкоформатным в полстены экраном телевизора, дорогой мебелью. -Я всякое за эти годы передумал и плохое и хорошее, но если сказать честно, не ожидал, что ты сможешь так достойно устроить свою жизнь в чужой стране. Спасибо Саша, теперь я спокоен.

9 мая Вольнов-старший пробудился рано, долго плескался в ванной, тщательно выбрился опасной бритвой партизанских времен. Потом извлек из чемодана орденские колодки и, перед зеркалом, приколол их к карману темно-синего блейзера. БиБиСи показывало торжества в России, военный парад в Москве на Красной площади, улыбающаяся новая власть на трибуне и усталые лица ветеранов, увешанные орденами и медалями. Следом, объектив телекамеры показал крупным планом на фоне полуразрушенной избы в Вологодской деревеньке слепого старика в солдатской гимнастерке с тремя медалями «За отвагу» на потертых ленточках, венки, венки у городских могил неизвестному солдату и букетики полевых цветов у скромных сельских памятников в разных краях огромной страны. Накануне немецкое телевидение допоздна демонстрировало черно-белые кадры хроники весны сорок пятого года. Сотни американских и английских бомбардировщиков в ночном небе над Германией и черные остовы зданий немецких городов после «ковровых» бомбардировок союзников, остов купола Рейхстага, словно ребра падшего одра. Еще кадры. Гитлер в шинели с поднятым воротником и в фуражке с высокой тульей за десять дней до самоубийства по родительски гладит щеку четырнадцатилетнего подростка с фаустпатроном в руке, идущего на смерть против русских танков ворвавшихся во главе штурмовых отрядов в пригороды германской столицы. …Последняя неделя апреля. Фюрер, находясь в бункере, не отходит от репродуктора. Без конца передаются сообщения о его последней надежде – резервной армии генерала Венка, прорывающейся к окруженному Берлину. Фюрер нервно грызет ногти, рассчитывая, что бои за Берлин продлятся до пятого мая и, он уйдет из жизни в тот же день, как и Наполеон на острове Св. Елены сто двадцать пять лет назад.…Обгорелые скелеты Гитлера, его подруги, пятерых детишек Геббельса, отравленных собственной матерью, бесстрастные лица немецких фельдмаршалов и генералов при подписании Акта о безоговорочной капитуляции в Берлинском предместье Карлхост неоднократно показывали разные программы немецкого телевидения -Не хотят тевтонские рыцари еще раз повторить все это.Выключив телевизор, бывший партизан долго не мог уснуть. События пятидесятилетней давности вновь и вновь проносились в его сознании. Нет, он не сожалел о прожитой жизни, а лишь с удивлением подумал о ее быстротечности.День был солнечный теплый. К памятнику советскому воину в Тиргартене подъезжали лимузины с дипломатическими номерами под национальными флагами государств Европы, Азии и Американского континента. Вслед за высокими московскими гостями и российскими дипломатами, к подножью монумента, длинной вереницей шли военные атташе с венками в руках. За ними, при орденах и медалях, поднимались бывшие советские войны-ветераны, некоторые при погонах. В основном это были евреи, переехавшие на постоянное жительство в Германию вместе с русскими женами, детьми и

89

внуками. Так нынешнее поколение немцев платило по грехам своих дедов и отцов за уничтожение миллионов евреев в годы войны. -Постоим еще немножко, - предложил Вольнов-старший, с интересом наблюдая за этим необычным шествием. На проспекте «17 июня» выстроилась длинная вереница туристических автобусов. Люди преклонного возраста с цветами в руках отдавали дань уважения великому народу, победившему «коричневую чуму». Подъехал еще один автобус, послышалась французская и английская речь. Среди этой группы пожилых мужчин с канадской символикой, – клиновым листом на лацканах пиджаков, медленно поднимался, прихрамывая, коренастый старик с редким седым пушком на лобастой голове. Он держал в правой руке прижатый к груди букет ромашек и, когда поравнялся с Вольновыми в очередной раз останавливаясь для отдыха, Вольнов-старший сжал руку сына.-Саша, у тебя глаза позорче! Посмотри, у этого старика на правой руке татуировка-якорь и нет большого пальца?-Да отец.Вольнов-старший шагнул навстречу канадцу.-Ай эм сорри! Вы.. Ты – Тимофеев?-Ес сэр. Ай эм Тимофеев, – удивленно ответил старик вглядываясь в лицо Вольнова-старшего и водружая трясущимися руками очки на нос. -Я Вольнов Владимир! Отряд наш партизанский помнишь?Канадец приник к плечу Вольнова.-Узнал Володька! Узнал…-Узнал, черт конопатый! По якорю и лапе твоей беспалой…-Узнал, узнал! – повторял Тимофеев. – А Сериков, помнишь, с нами в техникуме учился, такой мордастый с Украины, по ночам под одеялом снедь домашнюю в одиночку из посылок жрал, так он не узнал! Я к нему в Монреале в начале 60-х на пароход пришел. Его фамилию в газете увидел. Тогда советские суда стали в Канаду за пшеницей и мукой приходить. Так он не узнал. Или вид сделал. Вы, говорит, господин, ошиблись. А ты узнал! - стыдясь неожиданных слез, старик спрятал лицо в ладонях.Александр вспомнил сейчас рассказы отца и покойного Игнатьева о партизанском отряде, о фашистской засаде, в которую они однажды попали. Тогда отца ранило, а среди пропавших без вести был и Петр Тимофеев. Отец и Тимофеев учились в техникуме в одной группе и вместе плавали на пароходе «Декабрист».Положив руки на плечи друг другу, они, долго стояли так, словно не веря в происходящее. Канадские ветераны и те, кто находился рядом, узнав о такой необычной встрече, аплодировали и дарили им цветы. Корреспонденты, щелкая затворами фотоаппаратов, окружили старых друзей, пытаясь понять, о чем, смеясь и перебивая друг друга, на смеси русских и английских слов, говорят эти бывшие солдаты, встретившись вновь, спустя пятьдесят с лишним лет, в центре Берлина, приехав из разных концов земли.-А помнишь, как на «Декабристе» ты на спор пятилитровую кастрюлю борща слопал? - смеялся отец, поглаживая Тимофеева животу, выпирающему из-под пиджака -О чем они сейчас говорят? - спросил Александра корреспондент, включив диктофон.Александр улыбнулся:-Они вспоминают, как ели борщ из одного котелка.Фотографии взволнованных, счастливых лиц, Петькиной безпалой руки с полинялым якорем в отцовских ладонях и их военная история обошли страницы многих берлинских газет.За бутылкой водки и нехитрой закуской они засиделись на кухне далеко за полночь. Больше рассказывал отец, а Тимофеев, лишь крутил головой и переспрашивал, когда узнавал о судьбе бывших однокашников и друзей, большинство из которых нашли уже свой вечный покой. -А как же ты в Бельгии после войны оказался? – задал отец, давно мучавший его вопрос.

90

Они изрядно выпили и сидели в одних рубашках. Петр дрожащими руками рванул ворот рубахи, а потом и нательную сорочку. Страшный кривой рубец из-под левого соска шел через всю, истерзанную шрамами грудь к низу живота.-Я тогда почти сутки в лесу валялся. Меня немцы подобрали и в санитарный вагон к раненным власовцам бросили, а потом, когда ожил, подлечился и понял где нахожусь - было поздно. Работал вместе с такими же, как я, доходягами, гробы для немецких солдат мастерил где-то под Кельном.-Ты, прости меня, Петр, - отец разлил водку по стопкам, - я столько дерьма нахлебался, когда мой сын не захотел в советское болото возвращаться. Я не хотел тебя обидеть, прости. В гостиной Александр раздвинул и застелил широкий диван и еще долго слышал их голоса. Они уснули рядом, касаясь, друг друга головами. На следующий день Тимофеев улетал в свой Монреаль. Александр с отцом отвезли его в Тегель. Прощаясь, Тимофеев достал из портмоне фотографию своего многочисленного семейства и показал Александру:-Жена, царство ей небесное, померла в прошлом году. Она родом бельгийка, приютила меня после концлагеря, когда англичане пришли. Наслушавшись разного, я, понял, что возвращаться мне в Россию нельзя.Слушая эту исповедь, Александр вспомнил прочитанное недавно интервью израильского генерала журналисту Берлинской газеты. Он сказал: «Наш солдат, попавший в плен, может рассказывать все секреты, о которые он знает. Его жизнь для нашей страны дороже передислокаций многих армейских соединений».-Подались в Канаду подальше от Европы. – Продолжал рассказывать Александру Петр, - Ведь союзники власовцев и бывших белых офицеров в Россию отправляли. Мы нажили пятерых детей, и считай полвзвода внуков. Приезжайте, будем рады. Петр обнялся с отцом, скупо прощаясь по-мужски. В рукопожатии, на натруженных стариковских руках, сошлись два маленьких якоря, как память о молодости, в которую им неожиданно удалось вернуться.

После майских праздников отец слег. В квартире висел стойкий запах лекарств. По просьбе Александра приезжал доктор Ндзоро и вынес безоговорочный вердикт :-«Немедленно вызывайте скорую помощь. Вашего отца необходимо отправить в кардиологический центр. Я побуду с ним до приезда бригады врачей». Скорая увезла отца, и утром, врач отделения сердечной хирургии пригласил Александра к себе в кабинет.-Вашего отца необходимо немедленно оперировать. У него разрушен артериальный клапан, а, самое страшное - в плохом состоянии сердечная аорта. – Доктор сделал паузу. – Это длительная и дорогостоящая операция. Ваш отец прибыл из России и по его страховому полису, извините господин Вольнов, в лучшем случае можно вылечить насморк.Александр положил перед врачом свою визитную карточку и последнюю банковскую распечатку. Первые буквы самого известного в Германии банка и семизначная цифра на счету Вольнова-младшего, были убедительны. Врач деликатно попросил:-Пожалуйста, направьте нам банковскую гарантию. Еще раз извините господин Вольнов, но это обязательная формальность в данной ситуации. Однажды, примерно через год, после перехода на береговую работу, Александру позвонил Рихард фон Румелофф. Задав стандартные фразы о здоровье и о работе, он, неожиданно спросил:-Скажите Александр, если считаете возможным, где вы разместили ваш миллион?-Я положил чек в сейф Дойче банка. -Александр, извините за фамильярное обращение, но мне думается, что наши взаимоотношения позволяют мне так разговаривать с вами.

91

-Несомненно, Рихард, - впервые он назвал главу клана по имени.-Хочу напомнить вам, дорогой мой, что деньги должны работать, и, если вы позволите, я займусь этим. Надеюсь, мой опыт служит надежной гарантией.-Я буду вам признателен за помощь. В финансовых делах я полный профан.Периодически Александр стал получать толстые конверты одного из международных финансовых фондов с диаграммами и цифровым исчислением стоимости его акций. После небольшого падения их стоимость на протяжении нескольких лет росла, принося владельцу солидные дивиденды. На четвертый день после операции в реанимационной палате отец стал понимать, где он находиться и, узнав Александра, прикрыл глаза. Из уголков глаз на провалившиеся щеки скатились слезинки. Приходил оперировавший отца хирург, доктор Энгельман, высокий немец лет сорока пяти с большими добрыми глазами. Они говорили по-английски. Расспросив отца о ранах военных лет, доктор попросил его, как можно крепче, пожать протянутую руку.-Очень хорошо, капитан. Ваше сердце еще долго будет вам служить. Прощаясь, он склонился над отцом, сказал задумчиво:-Знаете, господин Вольнов, мой дед погиб на той страшной войне, где-то под Курском.В клинике нашли русскоговорящих медсестер. Отец совсем повеселел, и, безропотно, прикрыв лицо полотенцем, позволял весело щебетавшим сестричкам мыть себя по утрам беспомощного, как младенца. Он, укоризненно смотрел, как они меняли, только вчера постеленное белье, на свежее, стерильной белизны, на кровати с пультом управления, многочисленными колесиками и педалями, больше похожей на луноходы. Каждый раз, хоть десятки на день, медсестры и врачи, подходя к пациенту, надевали новые резиновые перчатки. Вольнов-старший невольно вспомнил районную больницу, душные, на десять человек палаты, продавленные матрацы набитые морской травой, усталые неулыбчивые лица медперсонала и старенькую нянечку с замызганной половой тряпкой в руках.Через три недели отца перевозили на микроавтобусе в загородный реабилитационный центр. Гладко выбритый и постриженный в салоне на первом этаже клиники, отец встретился с доктором Энгельманом. Поставив перед ним коньяк в темно-бордовой упаковке с золотым теснением, отец низко поклонился врачу.-Не обессудьте, док, это русский обычай. Выпейте за мое здоровье.Потом отец в сопровождении Александра дарил розы медсестрам, целуя их руки, долго прощался с соседями по палате.Когда Александр помог отцу расположиться в отдельном номере реабилитационной клиники, построенной в сосновом бору, с зимним садом, бассейном и десятками процедурных кабинетов оснащенных самым современным оборудованием, и решить все медицинские и организационные вопросы на ближайшую неделю, Волонов – старший, исследовав все кнопки и никелированные краники в душевой и туалете, спросил у сына:-Саша! Операция, мое пребывание в клинике и здесь, стоит, по-видимому, больших денег? Кто оплачивает все это?Александр подробно рассказал отцу об аварии, семье Румелофф, их участии в его жизни и неожиданной дружбе с маэстро.-Говоришь, они очень богатые люди? – Удивленно спросил отец.-В немецком издании журнала Фобс их клан значиться среди первой десятки немецких миллиардеров. Здесь в Берлине живет один из братьев Румелофф. Он очень известный скрипач. Я тебя с ним обязательно познакомлю. Александр приезжал к отцу почти каждый день. Было заметно, как отец быстро поправляется после тяжелейшей операции.-Тебе здесь не скучно, папа?-Так, некогда, сын. Ты посмотри, сколько каждый день процедур с раннего утра и до трех часов. Я, вот тут, прибор присмотрел, он состояние крови определяет. Это можно и самому делать. Ты как к моей самодеятельности относишься?

92

-Положительно, отец, практикуйся, в России себе жизнь облегчишь.-Да уж, засиделся я тут, пора и честь знать.-Раньше, чем через месяц-полтора ты из Германии не уедешь, так что потерпи, поживи еще, как ты говоришь, буржуйской жизнью.Вернувшись в Берлин, отец подолгу сидел на балконе в тени тента, читал английскую и местную русскоязычную прессу, а по вечерам комментировал сыну новости из России:-Президент-то наш, очередного премьера сменил.-Думаешь, толк будет? - поддерживая разговор, заметил Александр.Он давно скептически относился к происходящим в России переменам, к бывшим партийным секретарям, в одночасье, словно хамелеоны, поменявших окраску и вещавших с пафосом с высоких трибун о демократическом пути, по которому они поведут страну. -Давайте, пациент Вольнов, вернемся к делам земным, - с напускной строгостью сказал Александр, рассматривая записи отца о сердечном давлении и опустошенной ячейке для лекарств в пластмассовых коробочках. - Пожалуй, совсем не плохо, - подытожил он.-Ну и славно, сынок, поеду теперь домой, пожалуй, лето кончается.-Хорошо, билет я закажу, но не забывай, у тебя здесь через полгода плановая проверка у кардиолога.-Конечно приеду, не сомневайся, Саша, считай, я тут заново родился.За неделю до отъезда отца в Санкт-Петербург Александр спросил:-Ты не будешь возражать, если завтра я приду не один?-Конечно, сынок, буду только рад. Когда Саша с букетом цветов вошла в гостиную в сопровождении Александра, Вольнов – Старший замер, и, медленно опустился в кресло. Лицо его побледнело, резче обозначились тяжелые складки на впалых щеках. Он откинулся на спинку кресла, уцепившись за подлокотники, и, потерял всякое представление о времени…Его прошлое, его девочка, неожиданно возникшие сейчас перед ним, заполнили все пространство. Прижатый непомерным грузом он пытался протянуть к ней руки.-Светочка! Славная моя! Где же ты так долго была! - Прошептал он в беспамятстве пересохшими губами, до боли сжимая руками подлокотники кресла. В его воспаленном сознании проносились разрозненные по времени события прошлых лет, а потом все исчезло. Вольнов-старший открыл глаза.-Отец! Отец… - Александр пытался нащупать пульс на исхудалой руке. - Прости меня! -Вы кто? – тихо спросил Вольнов-старший, очнувшись, вглядываясь в лицо молодой женщины. -Я Саша Смолич.Она неожиданно опустилась перед ним на колени, положив свои тонкие прохладные пальцы на его руки.-Здравствуйте, Саша, - окончательно придя в себя, сказал Вольнов-старший, поглядывая то на сына, то на молодую женщину, прикосновение рук которой принесли ему успокоение. Он высвободил свои, немного дрожащие руки, достал из бумажника любительскую фотографию Светланы и протянул ее Саше. – Вы очень похожи. Очень!

Глава XII

Александр и Хуго жили рядом, на одной улице в центре Берлина. Иногда, по вечерам, Хуго приглашал своего молодого друга на прогулку по аллее близлежащего парка. В неспешной беседе маэстро рассказывал о своих последних гастрольных поездках в Японию и на Тайвань, расспрашивал Александра о России. Человека далекого от политики, его больше интересовало отношение послевоенного поколения к серьезной музыке и литературе. Он был близко знаком со многими мировыми знаменитостями и с удовольствием вспоминал о встречах с ними, курьезных случаях и, подтрунивая над

93

собой, однажды поведал Александру, как несколько лет был влюблен в итальянскую оперную диву, и чуть было не переехал на жительство в Милан. В один из вечеров маэстро закончив рассказ о японской столице, без всякого перехода спросил у Александра:-А как поживает ваша протеже и ее маленькая звездочка?-Доктор Ндзорро дважды приезжал к ней, простуда прошла. В прошлое воскресенье мы ходили в зоопарк, и, признаюсь, я получил не меньшее удовольствие от общения с братьями нашими меньшими, нежели маленькая Аня и ее мама.-Так-так, - удовлетворенно проговорил Хуго. Александр не стал рассказывать Хуго, как потом они долго сидели на Кудаме в кафе у фонтана, слушая мелодии уличных перуанских музыкантов.На обратном пути Анечка уснула в машине, и Александр внес ее на руках в квартиру, а потом долго прощался с ее мамой.Расставаясь, маэстро сказал:-В конце следующей недели в Берлин приезжает мой брат Рихард и Андре. Я хотел бы пригласить на обед твоего отца и ваших, как это по-русски, земляк? -Землячек, - поправил его Александр. - К сожалению, отец еще очень слаб после операции, а малышке в воскресенье исполняется шесть лет. -Александр, я прошу тебя, пригласи от моего имени госпожу Смолич и ее дочь, - заволновался маэстро, - я право не знаю, что можно подарить звездочке?-Я все сделаю, Хуго, не беспокойся.Маэстро занимал весь верх трехэтажного особняка спрятавшегося в глубине двора за зеленой изгородью. В большом зале с окнами до потолка стоял черный рояль Бекштайн за которым сидела женщина лет пятидесяти.-Фрау Хайди, моя ученица, помощница и аккомпаниатор. – Представил ее Хуго, и затем подвел гостей к стоящим у окна брату и внуку.Андре был одет в баварскую кожаную жилетку и такие же бриджи. Ворот высокой рубашки украшала цветная бабочка.-Прелестные дамы – Александра и ее дочь, Анна. Они приехали из Санкт-Петербурга, так же, как и наш Александр, - Хуго широко улыбнулся.Анечка смело протянула мальчику руку, спросила:-А как тебя зовут?-Андре.-Как моего папу.Она повернулась к Рихарду фон Румелофф, сделала книксен, так в детских сказках Андерсона делала маленькая Герда перед королевской четой.-Позволь мне поцеловать тебя, ты просто очаровательна, - Рихард расцеловал девочку в обе щеки, взял ее за руку. Андре стоял рядом. Рихард посмотрел на Александра, - переведите, пожалуйста. – Мы все поздравляем тебя с днем рождения. Мой старший брат Хуго рассказывал, что у тебя есть большая компания галок и мы хотим подарить тебе еще вот эту парочку. Фрау Хайди вкатила в зал журнальный столик. На нем стоял торт с шестью горящими свечами, а рядом сидели две черные вороны в очках с белыми шелковыми бантами на шее.-Это Клара и Карл, они как настоящие, - девочка восторженно смотрела то на взрослых, то на подарок, - я видела их по телевизору в «Снежной королеве».Александра вспыхнула и благодарно взглянула на Вольнова. Теперь она поняла, почему он так обстоятельно расспрашивал Анечку о сказках, которые она больше всего любит и дне ее рождения.Неожиданно для всех, Хуго, под аккомпанемент фрау Хайди, исполнил «хэппи без дэй». Анечка задула свечки, а потом мама играла любимого Гайдна.

94

-А что ты хочешь нам сыграть, - Хуго протянул девочке свою скрипку, - ее сделал итальянский мастер Аматти много-много лет назад.Девочка бережно взяла скрипку и посмотрела на мать. Александра кивнула головой и, дочь встряхнув кудрями и закрыв глаза заиграла колыбельную Моцарта. Хайди тихонько ей подыгрывала. Хуго был явно растроган и не скрывал этого.-Браво, браво! – моя маленькая звездочка, - повторял он, аплодируя девочке.В этот день маэстро еще долго не отпускал своих гостей. После импровизированного концерта на застекленной веранде был накрыт праздничный стол. Обед подавали на старинной посуде с вензелями рода Румелофф. Хуго усадил Анечку с собой рядом и деликатно помогал ей разобраться с обилием ножей, вилок и ложек при очередной смене блюд. Он заговорчески подмигнул ей, когда девочка безуспешно пыталась подцепить на вилку шарик из морковки.Незримая нить, неожиданно соединившая их еще при первом знакомстве, доставляла маэстро душевное удовлетворение. Он вспомнил, как уверенно она держала его скрипку и как точно и тонко выразила, то, что хотел донести до слушателей великий композитор. Своим появлением в его жизни эта маленькая девочка из России и ее мать, скрипачка с консерваторским образованием, играющая на Берлинской улице, пробудили в душе маэстро забытое сострадание. Он припомнил их убогое жилище, темную кладовку, где, прячась от шума, играла на скрипке девочка, и острое желание помочь им выбраться из беды не покидало его.Прощались к вечеру. Хуго спускался по лестнице к выходу держа в руке пальцы Анечки сжатые в кулачек. У машины Александра он остановился.-Фрау Смолич, ваша девочка очень талантлива, поверьте моему опыту, и пока вы находитесь в Берлине я мог бы давать ей уроки. Александр переводил. Она не знала, что ей ответить. Через два месяца у нее заканчивалась виза и сможет ли тетка продлить ее? А если и продлит? Как теперь сложиться их жизнь после того, что случилось в Ленинграде? Как проходят уроки у всемирно известного скрипача? Кто будет заниматься с Анечкой, он сам или его ученики и хватит ли у нее для этого денег?Маэстро терпеливо ждал. Поймав ее растерянный взгляд, Александр сказал.-Дело в том, Хуго, что рабочая виза у фрау Смолич скоро заканчивается.-Вам необходимо возвращаться в Санкт-Петербург? – спросил маэстро.-Нет, там нас никто не ждет.Хуго кивнул головой, взглянул на Анечку.-Фрау Смолич, много лет я выступаю с Берлинским симфоническим оркестром. Там есть вакансии, у вас хорошая школа и я думаю, что мне не откажут……-Мамочка, ведь правда тебе нравится дядя Александр? – сказала Анечка, провожая взглядом его машину, отъезжающую от их дома.-Да, видимо он не плохой человек, - сдержано ответила Александра, сожалея о том, как быстро окончился этот чудесный день, проведенный в обществе этих неординарных людей, так уважительно относящихся друг к другу, несмотря на разницу в возрасте и национальность. -Правда, правда, понравился, я же вижу, - девочка дернула мать за руку и, заглядывая ей в глаза, повторяла – но ведь правда, мама!-Ты мне лучше скажи, где ты собираешься Клару и Карла поселить? – счастливо рассмеялась Александра, подхватывая объемные пакеты с героями сказок Андерсена.

Выслушав пространный рассказ племянницы о дне, проведенном в доме Хуго фон Румелофф, Руфина недоверчиво заметила:-Мне ведь не приходилось с фонами за одним столом сидеть. Может быть, и помогут. А этот, твой Вольнов, он что, тоже из благородного сословия?

95

-Почему, мой, - Смущенно ответила Александра. На его визитке значиться – дипломированный инженер какого-то министерства. По-русски говорит без какого-либо акцента.-У него одной ручки нет. – Дополнила Анечка.-Ну что же, знакомство у вас, прямо скажу, многообещающее, - подытожила Руфина, - но давайте поговорим о более реальных возможностях. Анечка, пойди, поиграй в комнате, я курить буду.Руфина прикрыла дверь кухни.-Если визу тебе и продлят, то максимум на три месяца. Здесь ведь не Россия, никакие протекции не помогут. Выдадим тебя замуж, это самое надежное. Можно по объявлению попробовать и через знакомых. Глядишь, какой-нибудь кавалер, увидев тебя, захочет семью завести. Одиноких мужиков в Германии много. Да ты не пугайся…Можно и фиктивный брак заключить тысяч за пятнадцать, двадцать марок. Лучше из наших и с немецким гражданством.Руфина времени не теряла. Через своих многочисленных знакомых она нашла первого жениха.-Этот конечно не из фонов, - хмыкнула Руфина и, подхватив Александру под руку, безошибочно направилась к мужчине лет сорока с длинным хрящеватым носом в линялой футболке и джинсах вытянутых на коленях. Поглядывая на часы, он прохаживался по перрону подземки.-Аркадий, - он первым протянул руку Руфине, затем Александре и, оглядев ее внимательно с ног до головы, словно скаковую лошадь, поднял на женщин прищуренные в рыжих ресницах глаза. – Стало быть, вы из Петербурга, играете на скрипке и вашей девочке шесть лет, - сказал он безо всякого предисловия и добавил, глядя на Руфину, - вообще-то вариант проходящий, а вам мои условия известны?-Да, пятнадцать тысяч в течение трех лет, - убавила до минимума Руфина.-Двадцать пять и плюс первое время за проживание. Супружеская жизнь требует вложений. Сами знаете, могут и проверить, надо будет детскую кровать поставить и прочую атрибутику завести. - Он вновь внимательно оглядел Александру, протянул ей визитку. - Позвоните через пару дней, обсудим подробности. Извините, у меня еще сегодня дел невпроворот. «Арон Капелевич. Морепродукты, свежая рыба» - прочитала Руфина.-Крутой мужик, круче бывают только горы и вареные яйца. -А чем он занимается на самом деле? – поинтересовалась Александра.-Продавец в русском магазине, да еще подрабатывает переводчиком. Ходит с вновь приезжающими евреями по немецким конторам помогает социальное жилье и деньги на мебель получить. А у тебя ведь, тоже возможность была переехать сюда, хоть и мать русская. Не слушала меня… Ну да ладно, не горюй, - Руфина обняла племянницу, - выкрутимся. Я не в таких переделках в Штатах побывала. Ты позвони этому рыботорговцу, может быть, и сговоримся. А деньги найдем.После долгих колебаний Александра позвонила Арону.-Господина Копелевича? Можно. - Трубку видимо положили на стол. – Арон, Арончик е-б-мать…вылезай скорее, тебя какая-то баба к телефону кличет.-Да, Копелеаич, слушаю. – Наконец раздалось в трубке.-Здравствуйте, - Александра назвалась.-А-а, скрипачка, привет. Говоришь встретиться сегодня? Можно. Я живу рядом с остановкой Йоркштрасе. Спустишься вниз, я встречу. Часов в семь устроит?-Да, я приеду. - Александра повесила трубку.Копелевич был в обвислом тренировочном костюме с белыми лампасами и стоптанных сандалиях на босу ногу. От него попахивало спиртным.-Тут недалеко, - сказал он, поймав недоуменный взгляд молодой женщины.

96

Копелевич жил в небольшой квартире с двумя смежными комнатами, заставленными старой пыльной мебелью подобранной на уличных свалках. Хозяин квартиры явно был не в ладу с чистотой и, даже не пытался к приходу гостьи навести хотя бы видимый порядок. В коридоре вдоль стен стояла давно не чищеная обувь. Мойка на кухне была завалена грязной посудой, на полу стояли пустые пивные бутылки. На спинках стульев и кресел висела одежда. Пахло несвежим бельем и давно немытым человеческим телом. Копелевич прикрыл диван ворсистым бледно-розовым одеялом и, придвинув к нему пластиковый столик, игриво сказал, переходя на «ты».-Садись, красавица, сейчас отужинаем и обсудим твое предложение.Александра с ужасом представила себя и Анечку в этой квартире рядом с Копелевичем. На столе появилась начатая бутылка местной водки, вино в тетрапаке, подозрительного вида салат в пластиковой коробке, помидоры и нарезка сервелата в магазинной упаковке. Копелевич достал из целлофанового пакета свежий лаваш, разорвал на куски.-Вот, кажется, и все, чем богаты… - он налил себе водки, Александре вина, сел рядом на диван. – Ну, будем, как говориться, со знакомством.Копелевич ловко опрокинул в рот водку из пузатой рюмки, понюхал лаваш и забросил руку за спину Александры. Она почувствовала, как его пальцы ощупывают ее грудь. -Мне бы в туалет, - сказала спокойно Александра, вставая.-Кайн проблем, первая дверь справа, прогуляйся, - Копелевич проводил молодую женщину сальным взглядом и опрокинул очередную рюмку водки.Александра хлопнула дверью в туалет и, тихонько открыв наружную дверь, выскользнула на лестничную площадку...Прежде, чем пойти на свидание с очередным женихом, он позвонил сам, Александра долго разговаривала с ним по телефону. Спокойным, без эмоций не молодым голосом, он, назвав себя Ефимом Моисеевичем, разъяснил свои «самые серьезные» намерения. Складывалось впечатление, что дело шло о чем-то обыденном, давно решенном, словно о покупке новой, более удобной мебели.-Я живу здесь более тридцати лет. Давно одинок, дети выросли, и я практически отошел от дел. Подумал, а почему-бы не обрести семейный покой? «Господи! - перед глазами возник Копелевич, - а этому захотелось молоденькую няньку приобрести». Александра передернула плечами, пытаясь представить образ мужчины на другом конце провода.Расспросив, где живет Александра, он предложил встретиться на пересечении Кудама и Вильгельмштрасса.-Рядом с банком, - уточнил Ефим Моисеевич, - я подъеду на машине, а вас, милое дитя, мне подробно описала Руфина.За рулем темно-бордового двухместного кабриолета со светло-бежевым кожаным салоном сидел мужчина в темных очках неопределенного возраста с пухлым ртом под щеточкой подкрашенных усиков и такими же пухлыми ручками в старческих пятнах с тяжелым перстнем на мизинце. Он галантно распахнул перед Александрой дверцу машины.-Садитесь, деточка.Ефим Моисеевич уверенно вел машину в бесконечном потоке начищенных до блеска автомобилей всех марок, расцветок и размеров. Затормозив на красный свет у очередного светофора, он опустил очки на кончик носа, посмотрел на Александру:-Деточка, как вы смотрите, если мы продолжим нашу встречу за бокалом вина и съедим чего-нибудь вкусненького?Не ожидая ответа, Ефим Моисеевич водрузил очки на прежнее место и развернул машину в обратную сторону.По-видимому, он был завсегдатаем этого дорогого ресторана. Метрдотель, учтиво склонив голову, проводил их к уединенному столику в глубине зала и, лично принеся карту вин и меню, бесшумно удалился.-Это рыбный ресторан, деточка.

97

-Я в вашей власти.Ефим Моисеевич снял очки, удивленно разглядывая сидящую напротив молодую, очень красивую женщину, доверчиво смотревшую на него, которая еще несколько минут назад с брезгливым ужасом вспомнив о Копелевиче, была готова выпрыгнуть из машины при первой возможности. Ефим, он просил забыть про отчество, перепробовав несколько сортов вин, остановил свой выбор на мальтийском,, урожая 1991 года.-Рекомендую, деточка, это лучшее из всего предложенного.Терпкое вино, форель на решетке, и пианист, играющий Шопена, принесли Александре неожиданное успокоение. Забылись притязания пылкого рыботорговца. Ефим был не назойливым собеседником, много и аппетитно ел, а при смене блюд успевал еще рассказывать еврейские анекдоты и, лишь изредка, задавал Александре вопросы, о каких-то житейских пустяках, ее впечатлении о Германии, привязанностях.К концу долгого обеда Ефим, изрядно захмелев, поведал о своей поездке на курорты Таиланда. Восторженно закатывая глаза, и целуя Александре поочередно запястья рук, повторял:-Это рай, деточка! Я забыл там о своем возрасте!-Как же мы поедем? – осторожно спросила Александра, видя как Ефим приканчивает вторую бутылку вина. -Ах, деточка, не волнуйтесь! Машину оставим здесь и поедем на такси. Я вас отвезу.Он подозвал официанта, отдал ему ключи от машины и кредитную карточку. Не разглядывая, Ефим поставил подпись под счетом, поданным на блюдечке. В такси Ефим вел себя прилично и лишь однажды попытался положить руку на колено Александры. Она отвела его руку, и Ефим растерянно проговорил:-Простите, деточка, вы просто прелесть! И я не мог сдержаться.Высаживая Александру у ее дома сказал:-Я вам обязательно позвоню.Александра после свидания с Ефимом вернулась в начале двенадцатого ночи.В тот вечер по рекомендации тетки, Анечка оставалась с Галей, тихой приветливой женщиной лет тридцати пяти. -Если вернешься поздно, оставь ночевать ее у себя. Галя «чернавка» и лишние приключения в ночном Берлине ей ни к чему, - посоветовала Руфина.-«Чернавка»?-Да, Саша, она приехала по купленному два года назад гостевому приглашению и теперь нелегально живет в Германии без каких-либо документов. Таких как она, здесь тысячи. Некоторые живут так более пяти лет. Детишек оставили на своих мужиков или родителей. В основном «чернавки» квартиры убирают, в лучшем случае присматривают за детьми или стариками у богатых евреев.Александра перенесла спящую Анечку на свою кровать, а Галя, без каких либо возражений, постелила себе постель на узком раскладном кресле.-Не тесно? - спросила Александра.-Да что вы, мы здесь живем вшестером в одной комнате, привыкли.-Может быть чаю? – Предложила Александра.-Можно. Анечку я творогом и булочкой с мармеладом накормила. Мы ее галкам разные истории придумывали. Гарна у вас дивчина!-А у вас дети есть?-Двое, Ганочка младшенькая, как ваша, и Степка, ему двенадцать скоро исполниться. С матерью оставила, скучаю без них…Лицо ее преобразилось, похорошело. Галя, молча пила чай, думая о чем-то своем. Потом у ее глаз собрались ранние морщинки, она опять потускнела, осунулась.-А мужик мой совсем спился. Мы живем под Конотопом. Говорят, он в теплые края подался, по ялтинским пляжам для отдыхающих за пивом и вином бегает.

98

Неожиданно для себя Александра поведала Гале свою историю, рассказала о Копелевиче и богатеньком Ефиме, обещавшем ей на прощание безоблачную жизнь.-Одно скажу, - выслушав исповедь Александры сказала Галя, водя пальцем по узору синтетической скатерти, - с дитем «по черному» оставаться здесь никак нельзя. Не дай Бог заболеет. Мы-то сами себя лечим, в крайнем случае, по чужой страховке или за деньги русский врач примет. Знаешь, - продолжала Галя, - по-своему истолковав вопросы Александры, - мы ведь здесь как в тюрьме. Работа и засветло домой. Деньги на родину и посылки отправляем через проводников. Домой звоню изредка из квартиры одной русской. Можно, конечно, звонить из телефона-автомата, но, это опасно, - спокойно пояснила Галя. Переодетые полицейские по вечерам ходят и слушают, кто громко по-русски в телефонных будках кричит, документы могут проверить. А дальше, если поймают, неделя в тюремном накопителе и бесплатно домой на самолете. В паспорте отметка о депортации из страны и попробуй тогда куда-то рыпнуться. Некоторые, что бы легально выехать домой, в полицию заявляют о потере документов, другие в тайниках автофургонов через границу перебираются. Есть и совсем отчаянные, с проводниками по пояс в воде через границу в Польшу переходят. - Помолчав немного, Галя добавила. – Одна моя знакомая рискнула по чужому паспорту выехать. Похожи они были немного. Хозяйка паспорта оставалась в Германии, и ей с окончанием визы надо было получить в паспорте штампы о выезде. Землячка моя прическу изменила, перекрасилась и перед зеркалом неделю «рожи» корчила, пытаясь походить на хозяйку. Когда ночью в автобусе Берлин-Минск немецкий пограничник сверяя фото в паспорте с оригиналом, попросил снять очки, она такую рожу скорчила… Немец махнул рукой и возвратил документ.-И не боятся? – ужаснулась Александра, даже не пытаясь представить себя в этом качестве.-Боятся, конечно, но выхода другого нет. Иногда от такой жизни выть хочется, - закончила свой рассказ Галя. – А по-другому не выжить, детишек не прокормить. Работы на Украине нет, а пенсия у мамы двести двадцать гривен Засыпая, Галя долго ворочалась в узком кресле.-Неудобно, наверное? – спросила еще раз Александра.-Нет, не потому. Моя Ганочка всю душу растеребила, когда я в последний раз по телефону разговаривала, все спрашивала «Мамочка, когда ты до дому вернешься?» Хочу еще вам один совет дать. Не связывайтесь здесь с мужиками-эмигрантами. Их тут много. Один югослав, такой «сладкий», нашу молоденькую «чернавку» приютил, жениться обещал. Год ее пользовал, как хотел, а потом, все, что она пуцая заработала, украл у нее и сдал девку в полицию.

Недоверие Руфины к знакомству с Хуго фон Румелофф и его русским другом передалось и Александре. Прошло почти две недели с того памятного дня, и, она, старалась забыть о мелькнувшей тогда надежде.В один из вечеров, Александра играла на еврейской свадьбе, вернулась поздно. Анечка сидела в своем кресле перед включенным телевизором.-Почему ты не спишь? – спросила она у дочери, выключая телевизор.На экране шел ковбойский фильм.-Мамочка, уже два раза звонил дядя Александр, спрашивал, когда ты придешь.Вскоре опять зазвонил телефон.-Ало, ало, говорите. - Обрадовано закричала в трубку Александра.-Саша, добрый вечер. Извините за поздний звонок и мою фамильярность, но Александр и Александра как-то тяжеловато. – Его голос тонул в шорохе и шуме эфира. – Я в море на испытаниях, - пояснил он и, справившись о их здоровье, продолжил, – возьмите ручку и бумагу. Завтра приемный день в ведомстве по делам иностранцев. В 11-00 у кабинета №201 вас будет ожидать администратор симфонического оркестра со всеми необходимыми документами. Его зовут Эрлих Хуберт. Ему под пятьдесят, бородатый

99

шатен. Он к вам подойдет сам. Обязательно принесите паспорт и приглашение театра «Сатурн», пригласите переводчика. Вам продлят визу и господин Хуберт расскажет вам об условиях работы в оркестре.Его голос становился все тише и тише, словно кто-то невидимой рукой опускал между ними глухую завесу. Через некоторое время он вновь повторил все сказанное.-Спасибо Александр, я все поняла. Спасибо вам большое!-Спасибо не мне. Хуго немного приболел. Он вам позвонит. До встречи Саша.Их разъединили.-Фрау Смолич, вы можете еще три месяца находиться в Германии, - женщина бюратор протянула Александре паспорт, - Желаю успеха…В коридоре администратор поздравил Александру, попросил ознакомиться с контрактом и принести его на следующую репетицию к пятнадцати часам по адресу указанному на его визитке. Прощаясь, он, хорошо осведомленный о ее семейном положении, осторожно спросил:-В конце месяца оркестр выезжает на двухнедельные гастроли в Баварию и Австрию. Вы сможете поехать?Руфина незаметно толкнула в бок раздумывающую племянницу.-Конечно, конечно, я смогу поехать, - развеяла Александра сомнения администратора.Вечером опять звонил загадочный русский, как окрестила его Руфина. Казалось, он разговаривал теперь, сидя напротив Александры и подробно расспросив о визите в городской магистрат, счастливо рассмеялся.-Знаете, Саша, Хуго укорял меня, что я не вовремя отправляюсь в свое море. Но видите, все получилось как нельзя лучше. До скорой встречи и большой привет Анечке.

За лето и осень Александра освоила аудио курс немецкого языка для начинающих и, по возможности, старалась разговаривать на разные темы с коллегами по оркестру, продавцами магазинов, попутчиками в пассажирских поездах и вагонах подземки, читала Берлинские газеты, почти наполовину понимая суть публикаций. Чужой язык помогал теперь лучше понимать обычаи страны и образ жизни доброжелательных в своей массе ее жителей, бережно относящихся к природе и зверью. Ей нравился порядок организованность и здравый смысл нации шагнувшей в компьютерный век и единую Европу, ухоженные улицы и тротуары, цветы круглый год, сверкающие чистотой общественные туалеты и четкое, до минуты, движение городского общественного транспорта. Анечка, во всем подражая матери, быстро запомнила названия продуктов, сладостей и фруктов, которые они два раза в неделю покупали в дешевом магазине «Альди» и нагружали большую продуктовую сумку на колесиках. Девочка без ошибок называла многие трамвайные остановки, а на детской площадке свободно разрешала все проблемы со своими сверстниками. Лишь изредка, не зная как объяснить пятилетнему немецкому партнеру по игре «в классики», сердито вы,говорила ему по-русски, забыв, где она сейчас находиться:-Что же ты такой бестолковый! Ты что, по-русски не понимаешь?Наконец позвонил Хуго фон Румелофф. Он говорил медленно по-русски глухим простуженным голосом, иногда вставляя немецкие слова.-Госпожа Смолич, я хотел приглашать вас и ирэ девочка фрайтак 18 часов. Это хорошо?-Во-первых, спасибо за ваши рекомендации, меня хорошо приняли в оркестре.-Зер шен, - как всегда немногословно похвалил он.-Мы обязательно придем в назначенное время.Дверь открыла фрау Хайди, помогла им раздеться. Маэстро сидел в глубоком кресле, с накинутым на плечи пушистым пледом, и о чем-то беседовал с сидящими рядом Александром и женщиной, лет сорока, в строгом брючном костюме. Хуго и его гости поздоровались.

100

-Позвольте мне оставаться в кресле, - маэстро ласково посмотрел на Анечку, - сегодня, у тебя, звездочка, первый экзамен. Я пригласил Катрин Бернардо, она гастролирующая скрипачка и профессор Юлиус-Штерн-Института – престижной школы для одаренных детей. Я хочу, чтобы мое мнение не оказалось субъективным. Школа основана 150 лет назад еврейским музыкантом и носит его имя. Обращаясь к Александру, Хуго попросил:-Несмотря на явные успехи фрау Смолич в немецком, прошу тебя быть переводчиком.Профессор Бернардо одобряюще улыбнулась Анечке.-Сыграй нам, детка, что тебе больше всего нравится.Мелодию пьесы Вивальди, которую мама часто играла не пешеходке, Анечка запомнила хорошо и, когда в ее исполнении прозвучали последние аккорды, профессор подошла к ней, протянула как большой руку.-Ты исполнила Вивальди выше всяких похвал. Подрасти немножко, и я с удовольствием увижу тебя среди учеников нашей школы.Сославшись на занятость, она попрощалась и уехала. -Я думаю, что в следующий вторник у нас состоится первое занятие, -Хуго закашлялся, поднялся из кресла и вышел в другую комнату.-Пожалуйста, - попросил Александр, - не спрашивайте маэстро о какой-либо оплате, он очень обидится.Три года Хуго не выезжал на гастроли из Берлина. Два раза в неделю Анечка приходила в старинный особняк на Дюсельдорфштрассе. Маэстро терпеливо, шаг за шагом учил девочку таинству волшебства звучания скрипки.-Ты хорошо играла сегодня, но в одном месте сфальшивила.-Я знаю, господин Румелофф.-Я, тебя просил уже несколько раз, называть меня дедушка Хуго.-Извините, дедушка Хуго.Маэстро погладил девочку по голове.-Ты не просто моя ученица, ты - моя звездочка.

….Маэстро умер днем, сидя в своем любимом кресле, положив скрипку на колени, прикрытые пледом. Фрау Хайди думала, что он спит.Спустя неделю после его смерти Александр передал девятилетней Анечке большой конверт, где лежало письмо, датированное задолго до кончины Хуго и цветная фотография - они исполняют Баха на сцене Берлинского оперного театра в день девяностолетия маэстро». Письмо заканчивалось словами:«Дорогая моя звездочка! Спасибо, что в последние годы появилась ты, и скрасила остаток моей жизни, которой, казалось, не будет конца. Учись терпеливо, моя радость, тебя ждет большое будущее.Твой дедушка Хуго.»Хуго похоронили на маленьком семейном кладбище под вековыми соснами, рядом с могилами его родных, со свежей еще могилой брата Конрада, старого солдата дошедшего до Сталинграда. На похоронах, прощаясь с маэстро, Анна играла на его скрипке. Она бережно держала в руках творение Аматти, которое на протяжении многих столетий передавалось от одного Мастера другому. Ее слезы капали на янтарную деку скрипки, на которой великий скрипач играл всю свою жизнь до последнего часа.В завещании, которое Хуго фон Румелофф оставил Анне Смолич, назначив Александра опекуном до ее совершеннолетия, значились крупная сумма с пятью нулями и скрипка Аматти.

Глава XIII

101

Через месяц у Александры заканчивалась виза, и истекал срок контракта с симфоническим оркестром. При последней встрече с Вольновым у нее не хватило смелости завести об этом разговор, и, набравшись храбрости, она позвонила ему на работу:-Здравствуйте, Александр. Извините, что отрываю вас от дел, но? мне нужен ваш совет, а может быть и консультация адвоката. Дирижер оркестра предлагает мне работу в следующем году.-Очень рад Саша, вы делаете успехи. Мы сходим к адвокату в самые ближайшие дни. Я перезвоню вам. До свидания Саша, к сожалению долго не могу говорить, у меня совещание. «Господи, как я не вовремя, - огорчилась Александра, - надо было домой ему позвонить».Судя по долгому рукопожатию, шутливым вопросам, задаваемым друг другу, адвокат, полнеющий мужчина лет сорока в белоснежной сорочке, и Александр, были давно знакомы. Анечку оставили в приемной. Секретарь положила перед ней альбом для раскраски, цветные карандаши и поставила блюдечко с леденцами.Вольнов представил свою спутницу. Усадив их напротив себя, адвокат, лишь изредка задавая вопросы, внимательно выслушал русскую клиентку. Александр добросовестно переводил. В пространном ответе адвоката зазвучали нотки сожаления.-Фрау Смолич, я должен вас огорчить. Ваша виза заканчивается в начале декабря, а Берлинский оркестр предоставляет вам работу лишь с середины февраля следующего года. Я полагаю, что, в данной ситуации, вам придется выехать в Россию и уже там оформлять новую визу. Извинившись, Александр что-то настойчиво заговорил, обращаясь к адвокату на английском. Спрятав лицо в ладонях тот, не перебивая, слушал.-О, кей, - наконец решительно сказал адвокат, опираясь ладонями о стол. – Фрау Смолич, мы обсудили с господином Вольновым еще один вариант, - он сделал паузу, - вы можете подать заявление о вступлении в брак с гражданином Германии. Проверка ваших документов в Земельном суде может продлиться до двух месяцев, и, на это время, вам автоматически продлят визу. - Адвокат встал, протянул руку Александре, - Госпожа Смолич, я желаю вам всего наилучшего.Напротив полукруглого с тонированным стеклом фасада адвокатского офиса, под купами столетних дубов и платанов тянулись аллеи парка. В лучах неяркого зимнего солнца поблескивала гладь озерца, схваченного у берегов тонким льдом. Дети бросали уткам и лебедям кусочки хлеба и восторженно кричали, когда птицам удавалось подхватить угощение на лету.Не сговариваясь, Вольнов и Саша вошли в парк. Анечка, размахивая руками, побежала к воде. Александр остановился, осторожно развернул Сашу за плечи, и, посмотрел в ее глаза.-Саша, вы давно мне очень нравитесь, но только сейчас я решаюсь вам это сказать. Мне не хочется больше с вами расставаться.Саша прижала к груди его протез, гладила сжатые в кулак неживые пальцы.-Какое счастье, что ты есть!-И ты тоже. – Склонившись, Александр целовал обращенное к нему прекрасное женское лицо.Клетчатое пальто Анечки выглядывало из-за ствола платана. -Вот я и нашел тебя, - Александр поднял девочку на руки.-А ты теперь будешь моим папой? – лукаво спросила Анечка.-Да, но я очень строгий, - Александр сдвинул брови.Анечка обняла его за шею и, прижавшись лбом к его лбу, тихо спросила:-Как сейчас?

КОНЕЦ.

102

103